Глава 8

Они едва пролетели сотню километров, как попали в сильнейшую грозу. Услышав первый раскат грома и почувствовав первый толчок, Энелайз громко вскрикнула, но потом на протяжении всего полета не произнесла ни звука, несмотря на постоянные вспышки молний и гулкие раскаты грома.

Открыв дверь самолета и обнаружив Энелайз в кабине, Ник пришел в ярость. Не столько из-за нее, сколько из-за себя, ведь обрадовался ей как мальчишка! Он прекрасно понимал, что каждая минута, проведенная с ней, только сделает больнее расставание, когда она покинет его навсегда, чтобы выйти замуж за этого своего Лукаса.

Как только разразился шторм. Ник вызвал по радио ближайший аэропорт и запросил посадку. Лететь было недалеко, но порывы ветра кидали самолет то в одну, то в другую сторону, а из-за облаков и дождя практически ничего не было видно, так что Нику стоило больших усилий управлять самолетом.

Приземлившись достаточно мягко, учитывая обстоятельства, и отъехав на стоянку, он повернулся к Энелайз. Та была совершенно зеленой.

— Все хорошо, — сказал он, преодолевая желание обнять ее и успокоить. Для человека, который панически боится летать, она держалась великолепно.

Энелайз пыталась справиться с ручкой дверцы.

Он коснулся ее руки, чтобы удержать:

— Посидим здесь, переждем непогоду. До аэропорта сейчас идти бессмысленно: на улице льет как из ведра.

Она отдернула руку и выбралась из самолета. Ему ничего не оставалось, как последовать за ней.

Дождь окатил Ника холодными острыми струями. Энелайз отошла на несколько шагов и пошатнулась. Ник подбежал к ней и одной рукой попытался ее поддержать. Несколько минут она хрипло и глубоко дышала, затем выпрямилась и подставила лицо под дождь. Наконец она вытерла воду с глаз, повернулась к нему, вздернула подбородок и царственной походкой направилась обратно в самолет.

— С вами все в порядке? — спросил Ник, когда они вновь оказались внутри самолета, а стекавшая с них вода заливала дорогую отделку кабины.

Она кивнула, хотя от холода у нее зуб на зуб не попадал.

Ник вытащил откуда-то шерстяной плед и накинул его ей на плечи.

— Я так испугалась! Думала, мы умрем. Все вокруг сверкает, а нас бросает из стороны в сторону. Но у нас получилось! У вас получилось!

Почему-то у него на душе стало тепло и уютно от ее слов.

— А вы оказались смелой. Она покачала головой:

— Я была в шоке.

Небо снова вспыхнуло, и почти сразу же прогремел гром. Энелайз почти с головой укуталась в плед.

— Может, вы и испугались, но не показали этого. Не закатили истерику, вели себя спокойно, пока мы не приземлились. А это действительно смело. Когда не страшно, любой может быть спокойным.

— Но когда все закончилось, я чуть в обморок не упала. — Энелайз сбросила плед и расправила плечи:

— Он кусается. Я уже согрелась.

Девушка порылась в сумке и вытащила фен.

— Сожалею, но электричества нет. Только снаружи.

— Что? — Она посмотрела на фен и рассмеялась.

Другой рукой она вытащила большой пакет сырного печенья:

— Держите-ка.

Затем из ее сумки появились две банки колы:

— Я их еще утром купила, так что они, наверное, уже теплые, но все равно, нужно же чем-то печенье запивать.

Ник принял предложение. Он голоден, а сидеть им тут до тех пор, пока гроза не утихнет. Вернее, не им сидеть, а ему с ней. Несколько минут они молча хрустели печеньем. Раскаты грома доносились уже откуда-то издалека, но дождь, казалось, не собирался заканчиваться. Видимость была нулевая, и из-за этого создавалось впечатление, что они сидят в маленькой хижине посреди леса. Вокруг бушует стихия, а у них в очаге горит огонь, им спокойно, тепло и уютно.

— Как вы думаете, мы найдем Джун и Сару в Айове?

— Если Джун осталась верна своим привычкам, то нет. Она переезжала каждые два года, а значит, искать ее нам еще долго.

— Я это не совсем понимаю. Ну ладно, украла она пять тысяч долларов, огромную по тем временам сумму. Но ей же ничто не угрожало, раз все подозрения она направила против отца Лукаса. Она оставалась в Техасе достаточно долго и знала, что тот признал вину, а потом вдруг исчезла из-за того, что беременна. Я могу понять, зачем ей нужно было уехать из города, но зачем продолжать скрываться? Все, что ей нужно было, так только просматривать газеты, чтобы быть уверенной, что никаких новых фактов не обнаружено. В Брайер-Крик такие новости были бы на первой полосе.

Ник откинулся в кресле:

— Я думал об этом. Это, конечно, нелогично с ее стороны, но она, очевидно, психически ненормальна.

— Наверное. — Она поставила было ногу на сиденье, но посмотрела на свои босоножки:

— О, нет! Я вам всю кабину испачкала!

Сердце Ника сжалось, когда он словно заново увидел, во что превратилась его кабина, но он заставил себя ответить спокойно:

— Ее можно вымыть.

Это ему было известно доподлинно. Живя с четырьмя сестрами, он твердо усвоил: не все можно починить, или склеить, или вернуть на прежнее место. Но вымыть или вычистить можно абсолютно все. А вот насчет того вреда, который принесет Энелайз ему лично, его прогнозы не были столь оптимистичными. След от этой встречи, похоже, не так просто будет стереть из его души. Во всяком случае, в ближайшее время.

Энелайз стянула с ноги босоножку, поставила босую ногу на сиденье и обхватила ее руками. Странно, но до сих пор Ник как-то не замечал, что ступня может быть настолько притягательной. Сейчас он словно завороженный безотрывно смотрел на длинные, прямые пальцы и высокий подъем босой ноги.

Печенье вдруг показалось ему невыносимо сухим, и он отхлебнул немного теплой колы.

— А вообще я никак не могу понять, зачем Джун понадобилось доставать Саре фальшивое свидетельство о рождении. Где бы девочка ни родилась, Джун могла назвать доктору любое имя, его бы вписали в свидетельство. Никто ведь не требует у роженицы удостоверения личности. Да даже если бы и требовали, к тому времени у нее уже было удостоверение на имя Джун Мартин.

Он пожал плечами, мучительно стараясь понять ход мыслей Энелайз и отвлечься от созерцания ее обнаженной ноги.

— В общем, я хочу сказать: может, деньги ей были нужны, чтобы купить Сару? Он покачал головой:

— Нет, конечно, нет. — Но тут же нахмурился:

— Честно говоря, я об этом не думал, но, возможно, вы и правы.

— Это все бы объяснило: и деньги, и фальшивое свидетельство, и ее нервозность по отношению к ребенку, и то, что не было отца, — все!

— Объяснило бы, — согласился он. — Заодно стало бы понятно, почему у Сары рыжие волосы и зеленые глаза, хотя у матери…

Ник замолчал на полуслове. Родители Энелайз чересчур ее опекали. Конечно, не в такой форме, как Джун Сару, но ведь они абсолютно разные люди. Деньги у них были и, судя по всему, было огромное желание завести еще одного ребенка, хотя оно и не исполнилось. И у Энелайз, и у Сары зеленые глаза и рыжие волосы. Получается, девушки действительно как-то связаны?

Он тут же вспомнил непостижимую связь между собственными сестрами-близнецами, как будто разделение яйцеклетки в материнском лоне было чисто физическим, а душа у них так и осталась одна на двоих. Если одна из них спотыкалась, гуляя на улице, и расшибала коленку, то вторая, смотревшая в это время телевизор, тут же вскрикивала от боли, зная, что сестре плохо. Они могли отправиться в магазин порознь и вернуться с одинаковыми покупками. Хотя, честно говоря, они редко делали что-то поодиночке. Даже сейчас они живут в одной комнате общежития колледжа, учатся на одном и том же факультете и посещают одни и те же семинары.

Может, Энелайз и Сара близнецы, удочеренные разными семьями?

— Что? — потребовала объяснений Энелайз. Ее вопрос сбил его с мысли.

— Что — что?

— Почему вы на меня так смотрите? О чем вы думаете?

Некоторое время Ник молча смотрел на девушку. Без косметики, с мокрыми волосами, которые только-только начали высыхать, она казалась такой ранимой и беззащитной. Не мог он вот так запросто поделиться с ней своими дурацкими предположениями, которые перевернут вверх дном всю ее жизнь.

— Да так, ни о чем.

Она внимательно посмотрела на Ника, и тот отвел взгляд, боясь, что она сможет прочесть его мысли.

— Черт подери, Ник! — Она начала лихорадочно что-то искать в сумке.

— Что вы ищете на этот раз? Пистолет? Она улыбнулась:

— Ну, скажем, что-то, что заставит вас говорить.

Ник почувствовал себя неуютно: а вдруг у нее там и вправду пистолет? А Энелайз с такой игрушкой в руках, должно быть, настоящее стихийное бедствие!

Девушка вытащила что-то из сумки и объявила:

— Шоколадное печенье и два вида чипсов! — и заразительно рассмеялась. Смех этот был прямо-таки волшебным. Казалось, по кабине самолета прошелестел легкий весенний ветерок и стряхнул цветочные лепестки с персиковых деревьев.

Стоп! Нельзя позволять подобным мыслям сбивать себя с толку. Как ему оставаться с ней в этом крохотном пространстве кабины, если все в ней так его притягивает — и губы, и руки, и ноги, и грудь, и ее неповторимый смех?

Да, он хотел ее. Жаждал. Хотел ее всю, чтобы прикасаться к ней всем телом, раствориться в ней и чтобы она так же растворилась в нем самом.

Она отвела взгляд, надорвала пакет с печеньем и вытащила сразу несколько штук:

— Мое любимое. Я одна могу целый пакет съесть, хотя он, конечно, не слишком большой. Кстати, а вы никогда не задумывались, почему если что-то действительно вкусное, то его обязательно упаковывают в такие маленькие коробочки? Ну, то есть ведь если что-то вам нравится, то вы захотите съесть побольше, значит, и упаковка нужна большая… Правда?

Она снова начала болтать без остановки. Теперь Ник знал, что это означает: Энелайз нервничает.

Он взял ее за руку:

— Успокойтесь.

Она подняла на него глаза.

Выбирать он мог только из двух вариантов: или заняться с ней любовью прямо здесь и сейчас, или пытаться заглушить в себе безумное желание, которое не давало ему расслабиться.

— Мы оба взрослые люди, — начал он наконец. — Мы, естественно, не обязаны поддаваться тому притяжению, которое есть между нами, но если оставшуюся часть путешествия мы собираемся провести вместе, то давайте это хотя бы обсудим. Если мы признаем существование чувства, но будем дальше так же не обращать на это внимания, то, уверяю вас, это не принесет ничего хорошего. А находиться рядом друг с другом нам будет все более неловко.

Произнося эту речь. Ник в глубине души подозревал, что на самом деле смысла в его словах не намного больше, чем в болтовне Энелайз.

Он глубоко вдохнул и отпустил ее руку. Иначе, касаясь ее, он не сможет мыслить нормально.

— Я начну. Я… — Он откашлялся. — Меня очень сильно к вам тянет. Так сильно, что я с трудом сопротивляюсь желанию прикоснуться к вам, поцеловать и… — Он снова откашлялся. — Но я знаю, что вы помолвлены, и обещаю держать себя в руках.

Ник с нетерпением ждал ее ответа, втайне желая услышать, как сильно она хочет того же, что и он.

— Я… мм… — Энелайз пыталась решить, что лучше — затолкать в рот все печенье сразу, чтобы не отвечать, или высказать Нику все, что она на самом деле думает. Его решение выложить все начистоту не казалось ей очень мудрым, оно больше напоминало игру с огнем в полном соответствии с ее собственной теорией, что нужно обязательно сделать то, чего больше всего боишься. — Когда мы с Лукасом впервые заговорили о свадьбе, это казалось просто веселой шуткой. Но после мы решили, что это не так уж и глупо. Родителям моим очень этого хотелось, а для моего отца Лукас сделал бы все что угодно. Когда отца Лукаса посадили, вся семья перебралась в Хантсвилл, чтобы быть к нему поближе. А Лукас тогда был совсем маленьким.

Энелайз понимала, что говорит не совсем то, что имел в виду Ник, но ей нужно было рассказать все так, как она сама понимала.

Протянув пакетик с печеньем Нику, она отважилась на него посмотреть. Впервые с тех пор, как он признался ей в своих чувствах.

Ник взял печенье:

— Спасибо.

Она допила остатки колы и посмотрела за окно, где все еще шел дождь.

— В общем, и в Хантсвилле они были изгоями, раз глава семьи сидел в тюрьме. Когда отец Лукаса вышел, все они переехали в Пенсильванию, а Лукас вернулся в Техас. Ему нужно было доказать, что он сумеет прожить там, где труднее всего. Мой отец помог ему окончить медицинскую школу, а потом взял его на работу. Папа был членом правления банка, когда все это случилось, и он всегда верил, что Уэйн Дэниеле невиновен. В общем, Лукас обожает моего отца, а тот Лукаса. Мне кажется, родители всегда хотели, чтобы мы с Лукасом поженились. В Лукасе есть все, чего нет во мне. Мы решили, что если поженимся, то все будут довольны. Родители смогут наконец перестать обо мне беспокоиться, а заодно у них появится сын. Он бы официально стал членом нашей семьи.

Энелайз взяла было пакет печенья, но положила его обратно.

— Я никогда не целовала Лукаса по-настоящему. Так, как целовала вас. Вообще, когда я слишком сильно чего-то хочу или когда у меня, как говорят, кровь бурлить начинает, то, значит, что-то не так, не правильно. Я перестаю мыслить логически, совершаю глупые поступки, и все превращается, — она развела руки так широко, как только позволяло крошечное пространство, — в хаос.

— Про хаос мне можно не рассказывать. Я в нем жил с десяти лет, когда мой отец во второй раз женился, и до одного прекрасного дня пару лет назад, когда моя бывшая жена укатила на мотоцикле с человеком, которого встретила на занятиях гончарным делом.

Он что, сравнивает ее со своей бывшей женой? Энелайз это было не по душе. Особенно потому, что она чувствовала: это сравнение необоснованно. Сама она вовсе не такая ветреная и не собирается бросать Лукаса ради первого попавшегося парня на мотоцикле. Ну, или детектива на самолете.

— А что случилось, когда ваш отец женился во второй раз? — направила она разговор в более безопасное русло.

— Моя мать умерла, когда мне было два года, поэтому я знал только тот образ жизни, который мы вели вместе с отцом. Мы могли весь день болтаться по городу, питаться сэндвичами и обедами из полуфабрикатов, играли в бейсбол, смотрели по телевизору спортивный канал. А когда мне было десять, отец женился, и с нами стали жить Рут и две ее дочери. Оказалось, что дома, к примеру, должно быть чисто, даже если мы не ждем гостей. А через девять месяцев появились близнецы. Полнейший хаос.

— А как зовут ваших сестер? Он помедлил с ответом, и ей показалось, что он не очень хочет разговаривать об этом.

— Старших — Шерон и Бекки, а близнецов — Пегги и Паула.

— А где они сейчас?

— Шерон замужем, живет в Хьюстоне. Вот-вот должен родиться ребенок. Бекки только что закончила юридическую школу в Далласе, а близнецы сейчас в колледже в Остине.

— Вы с ними часто видитесь?

— Нет, конечно. Они же разъехались по разным штатам. У всех сейчас своя жизнь.

— Если мы прибавляем новые имена к перечню самых близких людей, это ведь не значит, что тех, кто был записан раньше, мы уже не любим. Вы же не перестали их любить, когда женились на…

— Кейт. Ее звали Кейт. Конечно, свою семью я любить не перестал.

— Вот видите! Вы, наверное, избегали сестер, потому что они уехали из дома и вы решили, что им больше не нужны? Но это же глупо. А отец и приемная мать? Их вы тоже избегаете?

— Да никого я не избегаю!

— Не кричите на меня. Он сжал кулаки.

— Я не кричу. Но и не избегаю никого. Наша жизнь изменилась. У папы есть Рут, у Шерон — муж и скоро будет ребенок, у Бекки — новая работа и новые друзья, у Пегги и Паулы — колледж. У Кейт — тот мотоциклист. У меня — спокойная жизнь, как раз такая, о которой я всегда мечтал.

— Я бы не стала называть такую жизнь спокойной. Вы постоянно рискуете, преследуя преступников, управляя самолетом в шторм.

Ник пожал плечами;

— Сегодняшний день исключение. Работа детектива — это в основном рутина. Мне подолгу приходится проверять всю подноготную своих подопечных и их компаний, проводить много времени за компьютером. Большая часть этой работы ужасно скучна.

Дождь заканчивался, небо начало проясняться, снова возвращая их в мир из временного заточения.

— В общем, — сказал он наконец, — остановимся на том, что оба мы взрослые люди. У каждого из нас своя жизнь, и каждый проживет ее так, как сам захочет. Вы выйдете замуж за Лукаса, а я буду жить так, как и прежде. Это увлечение, своего рода… — он развел руки, пытаясь найти нужное слово.

— Шампанское, — подсказала она. — Один бокал восхитителен — и вкус замечательный, и ощущения особенные появляются. Но если выпьешь больше, то ничего хорошего не получится.

— Точно, — радостно согласился Ник. — Именно шампанское.

— Да, а всю жизнь прожить на шампанском никто не сможет.

— Правильно. — Ник начал проверять приборы.

— Смотрите! Радуга!

— М-гм, радуга. Ну и что из этого?

— Но мы же в самолете! Если добраться до места, где радуга встречается с землей, то можно найти огромный горшок с сокровищами.

Глаза Энелайз сверкали, лицо сияло, словно изнутри его освещал какой-то волшебный свет.

— А какое сокровище вы ищете?

Долю секунды он пытался понять, кто произнес эти слова и чей голос настолько охрип от желания.

Долго думать не пришлось. Его собственный, конечно.

Мерцание глаз Энелайз превратилось в огонь, и она посмотрела на Ника с таким же изумлением, с каким только что смотрела на радугу.

Не делай этого, уже кричал ему внутренний голос, я не смогу выдержать твое доверие. Я не смогу тебя отпустить.

Ник притянул Энелайз к себе и страстно поцеловал, не давая возможности подумать ни себе, ни ей.

Энелайз не противилась, наоборот, вкладывала в этот поцелуй всю себя без остатка. Ник чувствовал вкус шоколадного печенья, сырных чипсов и запах мокрой жимолости.

Он крепче прижал ее к себе, ощущая тепло и упругость ее тела. Его рука скользнула по мокрой блузке к груди, и от этих ласк желание Ника стало еще более невыносимым.

Энелайз мягко отодвинулась от него, отрываясь от его губ, и все чувства, казалось, тоже отодвинулись вместе с ней.

Что ж, это хороший признак. Хотя ощущения при этом были не из приятных.

— Как стыдно, что мы не способны придерживаться строгой диеты насчет шампанского, — прошептала она.

Загрузка...