Выбор

Рождение мятежной души

Оставаясь в одиночестве или в ночи, Лея часто бродила дорогами прошлого: путешествовала в мире своих воспоминаний или заслушивалась рассказами других. Мама очень любила её и потому, то целыми вехами жизни, то маленькими эпизодами, рассказывала свою историю.

Душа рождается ещё там, в утробе матери. И видимо эта душа, зарождаясь, впитала в себя все вехи истории своего рода, подвиги и преступления, победы и поражения, счастье и горе, гордость и унижения. В ней загорелась искра Божья, а маленькое сердечко быстро забилось, гоняя по тельцу кровь поколений, веками боровшихся за жизнь. В тот день, эта ещё чистая, но уже воюющая за только зародившуюся жизнь душа, появилась на свет… Кажется с первой секунды она была мятежной. Но отбросим эфемерное и вернёмся к земному, насущному, к тому, что поистине может определить наше будущее и настоящее.

Некогда в захудалом селе, среди бескрайних выжженных солнцем, иссушенных ветрами степей жила семья: мужчина и женщина, связанные узами брака. Её зовут – Сара, его – Константин, а имена их – печать и бремя, определённые по праву рождения. Оба они родом из другого края и в селе этом оказались по воле случая или злой шутки судьбы.

На тот момент Саре едва исполнилось тридцать три года. Это была высокая, худощавая женщина, ещё сохранившая следы былой красоты и прелести. С доброй улыбкой, освещавшей, как луч солнца, её маленькое личико она смотрела на жестокий к ней мир глазами цвета тёмного янтаря из-под иссиня-чёрных ресниц. Черты лица Сары нельзя было назвать ни тонкими, ни грубыми: губы бантиком, высокие скулы, красивые глаза, прямой с небольшой горбинкой нос на загорелом лице. Её облик дополняли длинные, густые, волнистые волосы ярко-каштанового цвета. Раньше она слыла первой красавицей, но теперь впечатление портила пугающая худоба и вид человека, прошедшего огонь, воду и медные трубы. Но невзирая на всё это, Сара была похожа на ребёнка и когда, хоть и редко, но звонко смеялась, или оживлённо говорила высоким тонким голосом, то нельзя было понять ни сколько ей лет, ни что пришлось пережить. И вряд ли кто-либо мог догадаться на что способна эта женщина, сколько в ней силы воли и упорства.

Константин также был худым и сравнительно высоким. Брюнет с карими глазами и широкой улыбкой, которая делала его лицо невероятно добрым и наивным. Но он не часто бывал таким. Длительный алкоголизм изменил, как цвет его лица, так и окрас его души. По нему издали было заметно, что он пил. Пил много и жестоко.

Когда в пьяном угаре, он злобно смотрел на близких и чужих, его глаза превращались в две сверкающие щёлочки, полные ненависти и презрения. Но, в отличие от супруги, смелым Константина назвать было сложно, как и самоуверенным. Широкие жесты, громких голос и повелительный тон были напускными, этакой бравадой перед всем миром.

Сара вышла за него замуж поневоле. Её мать – Маргарита была женщиной сильной и властной, полностью подчинившей своих детей: старшего сына Дмитрия и дочь Сару. В это село семья переехала из-за рубежа. Дом купили на деньги дочери, но несмотря на это, Маргарита решила, что жить им вместе не стоит и дочь нужно выдать замуж (кстати, повторно; от первого скоропостижного брака у Сара была дочь Влада) и пустить в свободное плавание. Мать буквально выгоняла родную дочь из дома и сватала за Константина, который, на тот момент, казался одним из завидных мужчин в деревне. «У него же свой дом есть, машина, хозяйство. Пьёт? Ну и что, что пьёт… Кто сейчас вообще не пьёт?» – рассуждала Маргарита.

Эту семью нельзя было назвать счастливой или дружной, но ребёнок, родившийся у пары, ребёнок, с той мятежной душой, навсегда стал связующей нитью между ними.

Давным-давно, когда Лея была совсем крошкой, они с мамой жили пронзительно бедно. Зимой ей всегда было холодно – и в помещении, и на улице. В том доме, где жила их маленькая семья, деревянные окна кое-где были без стёкол (вместо них, забитая штакетником плёнка). Изнутри их завешивали одеялами, покрывалами и разным тряпьём, чтобы сохранить тепло. Из-за многослойных «штор» в комнаты не проникал солнечный свет. Было так холодно, что ребёнок не мог вылезти из кроватки. Укрытая пальто и шубками старшей сестры, Лея лежала или сидела в своём «домике» из тканей и меха. Мама ещё кормила её грудью, но уже давала грамульки мяска, полученного с таким трудом и размельчённого, чтобы поднять гемоглобин в крови своей маленькой дочушки. Но как радовались они друг другу – эти мама с дочкой! Им всё было ни по чём: ни пьяный отец, ни голод и холод, ни презрение соседей, ни болезни, ни страх. Две души, что находили друг в друге любовь, отраду и надежду.

Когда Лея подросла, научилась ходить и бегать, ей нравилось гулять по пустынным улицам, степям и лугам, когда над золотистыми полями медленно поднималось солнце, воздух всё ещё был наполнен густым запахом свежескошенного сена. Тогда во всю шла уборочная компания. Но маленькой девочке в далёком селе не было до этого дела. Для неё уборка и пахота полей означали лишь одно: скоро будут привозить тюки сена, мешки зерна и комбикорма, может, немного денег. Маме придётся носить тяжести, а она станет крутиться рядом и помогать, чем может. Все будут уставшими и обнадёженными. Как в Новый год. В это утро всё было как прежде. Свежий аромат ночи и росы вскоре сменился приторным запахом «уборочной», а птичьи трели, возвещающие зарождение нового дня, притихли, напуганные просыпающимися животными и людьми. Лея тогда особенно ясно сознавала своё единение с природой. Впоследствии, она часто будет повторять: «Я дочь степей и дочь свободы». Как не уговаривала любящая мама свою дочурку не вставать на рассвете, потому что ей предстоит долгая жизнь пробуждений с утра сначала на учёбу, потом – на работу, девочка не слушалась. С первыми, едва пробивающимися в розово-голубом зареве лучиками солнца она выглядывала в окно, выбегала во двор, с упоением слушая оживлённые голоса птичек. Любимым «завтраком» Леи были лепестки цветов, фрукты и ягоды, орехи из соседнего двора, которые она «запивала» свежей холодной росой. Всё, что находила вокруг – прекрасное и съедобное – принадлежало ей. Весь этот чарующий, завораживающий мир, с мириадами детских чувств и открытий, теплом и добром, всё было её.

Маленькая девочка с призрачно-серыми большими глазами на оливково-шоколадном от загара личике, в сшитом мамой с бесконечной любовью платьице, бегала и смеялась. Её голос сливался с пением птиц, как сотни маленьких колокольчиков на ветру.

И, хотя Лея с молоком матери впитала способность восхищаться прекрасным и находить его в каждой травинке и пылинке – это давало пищу только её воображению и пытливому уму. Но лишения и голод быстро научили воспринимать чужих людей, как врагов, из-за которых им с мамой приходилось и приходится столько страдать.

Она так и не смогла ничего забыть или отпустить, став пленником своих же воспоминаний. Особенно страдания Сары. Её дважды насильно выдали замуж и трижды лишили дома, считали персоной нон-грата. Но мама терпеливо всё переносила и карабкалась вверх, чтобы сделать их с дочерями жизнь лучше и легче.

Наверно, от этого смирения и терпения матери Лее было больнее всего. Сара всегда оставалась доброй, не позволяла себе «срываться» и была полна той чистой, тёплой материнской любви, которую воспевали тысячелетиями.

Однако, её младшая дочь нравом пошла не в мать. Лея хотела не только построить им ту благополучную жизнь, где они смогут позволить себе всё, что захотят, но и отомстить или хотя бы доказать всем, сколь несправедливы они были к её семье.

Именно поэтому, в тот день, много лет спустя она согласилась на компромисс, но не отступила от основной цели.