Свадьба с препятствиями

Глава 5

На следующий день ровно в положенное время Фредерика подогнала машину и развернула ее напротив главного входа, чтобы везти хозяина на ленч к соседям, живущим в двенадцати милях от Холла; Лестроуд занял свое место сзади через минуту-две. Она не удивилась тому, что он сел назад: за исключением тех случаев, когда с ними ездили мать и сестра, он всегда предпочитал уединенность заднего сиденья. Это, по ее мнению, давало ему приятную возможность созерцать ее затылок, а не профиль, ведь, как ни крути, она его наемная прислуга, и так было меньше необходимости делать замечания, что поневоле приходится делать, когда сидишь рядом с водителем. Впрочем, и оттуда он давал ей иногда кое-какие указания, чтобы, вероятно, она не забывала о его присутствии; но, к счастью, он не изображал из себя всезнайку и не встревал со своими советами в критический момент, отчего она поневоле делала бы нелепые движения и попадала в опасные ситуации, что могло плохо кончиться для них обоих. Лестроуд это, конечно же, понимал.

Дом, в котором предстоял ленч, был известен на всю округу, поэтому Фредерике не терпелось взглянуть на него. Чего она не ожидала, так это совместной трапезы с хозяевами дома, и вовсе не из снобизма, а, напротив, из боязни невольно стеснить людей. Даже в наши просвещенные дни домашние слуги суть домашние слуги, а она даже не женщина-прислуга — она шофер; и, понятно, никак не была им ровней.

Специально по случаю поездки она надела одно из своих замечательных новых платьев и выглядела весьма импозантно за рулем, отчего заслужила не один беглый взгляд хозяина, пока они совершали эту краткую поездку в старинный георгианский особняк. Он улыбнулся ей, выходя из машины:

— Я, наверное, уеду часа в три. Вас, надеюсь, тоже покормят, только, ради Бога, не флиртуйте с дворецким, ладно? А то это было бы нечестно, к тому же он, кажется, значительно старше.

Фредерика поджала губы и смотрела в сторону, пока он поднимался по ступенькам. Потом она решилась сделать нечто такое, что грозило нежелательными последствиями, поскольку прислуга обязательно обо всем доложит: она развернулась и поехала обратно в деревушку. Но там не оказалось скромного отельчика, где она могла бы недорого позавтракать. Она зашла на почту, служившую заодно и магазином, и купила немного шоколада и яблок, а затем пристроилась на опушке рощицы и перекусила. Там было тихо, и она чувствовала себя гораздо уютнее, чем в холле со слугами, вечно сплетничающими о недосягаемых персонах, сейчас наслаждающихся первоклассной едой в столовой. К тому же денек выдался славный, и даже с опущенными стеклами в салоне было тепло. Фредерика вышла из машины и немного прогулялась; машина здесь была в полной безопасности — дорога пустынная, непроезжая, ее потянуло вглубь рощи, наполненной духом сосновых игл. Найдя уютное местечко, она прилегла на мягкую подстилку и тут же заснула. В жизни ей не приходилось так мгновенно проваливаться в сон — к тому же она вовсе не собиралась спать, — и потрясение, с которым она проснулась, можно было бы сравнить лишь с потрясением от громового звона будильника. Было десять минут четвертого! Вскрикнув от неожиданности, она бросилась к машине. К счастью, до поместья всего пара миль, но, хотя она и гнала что есть силы, ей казалось, что это самое долгое путешествие в ее жизни. В голову лезли ужасные мысли. Хозяин, должно быть, стоит с плотно сжатыми губами у подножия лестницы… Но когда Фредерика подъехала, он прогуливался по укатанному гравию с элегантной дамой в розовато-лиловых шелках и седым джентльменом, показывающим своей тростью на открывающийся вид.

Хамфри Лестроуд, шагающий об руку с хозяйкой поместья, остановился и внимательно осмотрел машину без малейших признаков удивления. Но Фредерика, встретившаяся с ним взглядом через открытое окно, почувствовала, как по спине пробежал холодок, и поняла, что это тот случай, когда черти вот-вот вырвутся из тихого омута и быть беде.

— А вот и вы! — воскликнул он, и его странные темные глаза так и впились в зеленые напуганные глаза девушки. — Мы тут наслаждались солнечным деньком, я-то никуда не тороплюсь. Но вот леди Диллингер спрашивала о вас, так что теперь сами ыкручивайтесь.

Леди Диллингер протянула белую с голубоватыми прожилками руку девушке, сидящей за рулем большой сверкающей машины. Хоть сама она и была маленькой, смахивающей на птичку, Фредерика, как ей показалось, вовсе потерялась в красавце «даймлере».

— Моя дорогая, — теплым голосом проговорила пожилая леди, — вы, видно, очень храбрая, что отваживаетесь возить Хамфри, а я так просто не могу поверить, что вы действительно механик и знаете, что надо делать, если с мотором что-нибудь случится. Вы и вправду возитесь с маслом и бензином?

Фредерика, еще полностью не оправившаяся от гонки, проглотила ком в горле и кивнула.

— Иногда приходится, — подтвердила он и добавила чуть охрипшим голосом: — Это же часть работы.

Сэр Адриан Диллингер, у которого было приятное располагающее лицо и столь же приятный и немного наивный голос, тоже просунул голову в машину и заговорил с Фредерикой.

— Вы должны приехать к нам на ленч, — сказал он. — Почему вы не взяли ее с собой, Хамфри? — спросил он через плечо. — Мы были бы ей очень рады. В нашей глуши не часто приходится видеть столь юное создание. — Он нагнулся еще ниже и проговорил Фредерике на ухо: — В нашем семействе все переженились, вышли замуж и разлетелись по своим гнездышкам, — это прозвучало несколько печально, — сейчас мы не так часто видимся с ними.

Леди Диллингер также сетовала на то, что они остались вдвоем и им подчас одиноко. Впрочем, она была оптимистичнее супруга, печаль которого была столь искренна и глубока, что Фредерика по-настоящему посочувствовала ему.

Полуденное солнце щедро изливало свой свет и тепло, а большие деревья по обе стороны дорожки, осененные зелеными кронами, словно летящими в небесной сини, завораживали взгляд. В воздухе стоял аромат роз и терпкий дух пионов, а прекрасно ухоженные лужайки, окружающие дом со всех сторон, словно бархатные юбки, казалось, раскинулись, чтобы упиваться ярким солнцем. Фредерика, до этого не успевшая как следует разглядеть дом, наслаждалась его видом. Она решила, что это один из самых замечательных домов и что принадлежит он двоим самым замечательным людям.

— Надеюсь, вы не забыли позавтракать, — проговорила леди Диллингер ей через окно машины. — Гарсайд, как правило, заботливо относится к приезжающим, думаю, он не обошел вас вниманием.

— О… да… благодарю, — пробормотала Фредерика первое, что взбрело ей в голову. Но потом правдивость восторжествовала, — и она пояснила, чтобы не осталось неправильного впечатления от ее слов: — У меня были шоколад и яблоки… Я не всегда плотно завтракаю, — добавила она поспешно, — особенно когда за рулем.

Диллингеры взглянули на нее с изумлением.

— Шоколад и яблоки? — переспросила леди Диллингер. Затем окинула взглядом стройную субтильную фигурку Фредерики. — Ах да, — проговорила она, словно что-то поняла, но следует ли это одобрять, она не знает, — уж эта нынешняя молодежь, все-то у нее на уме одно — как сохранить фигуру.

Лестроуд высказался на сей счет более решительно:

— Если Уэллс слишком много будет заниматься фигурой, она просто сойдет на нет. А мне придется подыскивать нового шофера. — И он уселся на заднее сиденье. — Домой, Уэллс, — бросил он коротко.

Леди Диллингер казалась ошеломленной, а сэр Адриан откровенно нахмурился.

Фредерика преодолевала многочисленные повороты без особых сложностей и неожиданностей, ожидая, когда разразится буря. И она началась, как только они благополучно выехали на основное шоссе.

— Шоколад и яблоки! — сердито воскликнул мистер Лестроуд. — Полагаю, вы купили все это в местном отеле, или вас угораздило съездить еще подальше и позавтракать?

Фредерика искренне призналась:

— Я… не ездила на ленч. Мне совсем не хотелось есть. Я съела шоколад и яблоки в ближайшей рощице, а потом, видимо, заснула.

— Заснула?

Она молча кивнула.

— В рабочее время?

— Это не совсем рабочее время, — оправдывалась она. — Вы же велели мне присоединиться к прислуге, а тогда бы мне пришлось выслушивать все эти сплетни, которым она обычно предается, так что, честно говоря, не думаю, что есть из-за чего огорчаться. Конечно, — признала она со вздохом, — я чуть не четверть часа заставила вас ждать и за это приношу свои извинения. Мне действительно очень жаль.

С заднего сиденья не раздалось ни звука.

— Мне очень жаль, — повторила она.

На сей раз сзади послышались звуки, словно у мистера Лестроуда стучали зубы.

— Если уж вы способны говорить правду, почему бы вам не признаться, что вы слишком разборчивы — или так, по крайней мере, о себе думаете, — чтобы есть вместе с прислугой, — произнес он наконец с холодным осуждением. — Но вам вовсе не пришлось бы мешаться с толпой перемывающих хозяйские косточки слуг поместья Эплби, вас бы радушно приняли дворецкий Гарсайд и его жена.

— Мне очень жаль, — пробормотала Фредерика, глядя, как стрелка спидометра приближается к отметке девяносто миль в час, и при этом чувствуя, что они не едут, а еле плетутся.

— На будущее намотайте себе на нос, — ледяным тоном изрек Лестроуд, — вы будете слушаться моих приказов впредь, едем ли мы к моим друзьям или куда-либо еще, и, если вы опять позволите себе тратить целых два часа моего законного времени, предаваясь сну в лесу после спартанской диеты из шоколада и яблок, я отправлю вас на все четыре стороны. Когда меня везет мой водитель — и не важно, мужчина или женщина, — я хочу, чтобы он был в идеальной кондиции, иначе говоря, мог справиться с любой неожиданностью. А я сомневаюсь, способны ли вы сегодня справиться с неожиданностью.

Фредерика со смиренным видом заверила хозяина, что справится.

— И надо было мне взвалить на себя такое бремя. Я сам виноват, — коротко подытожил он. — Будь у вас хоть половина мягкости и отзывчивости вашей сестры, из вас еще какой-нибудь толк вышел, но такая возмутительная особа, как вы, с замашками независимой женщины… Если я что и не могу терпеть, так это эмансипацию! Вы с вашими суфражистками возбуждали общественность, пытаясь доказать всему миру, что вы не лоза льнущая. А сегодня, к несчастью, вам уже нечего доказывать. К вашим шипам уже и так не подступишься, и часть общественного мнения на вашей стороне, но я не в их числе!

— Мне очень жаль, — прошептала Фредерика с еще большим смирением.

Через несколько минут он велел ей съехать с главной дороги, по которой они возвращались в Фартинг-Холл, и повернуть на боковую дорожку.

— «Вдовий домик» ярдах в ста пятидесяти слева, — объяснил он. — Никакой он не вдовий, просто его так называют. Это скорее дом приходского священника. Я купил его вместе с Фартинг-Холлом и сам не знал, что с ним делать. Надо осмотреть его, а вы дадите мне свое беспристрастное феминистическое мнение относительно его пригодности.

Фредерика могла возразить, что она не обязана давать строго феминистического мнения относительно чего-либо, но воздержалась. Вместо этого она направила свое внимание на иную, довольно сложную проблему, а именно как проехать на большом и тяжелом «даймлере» по узенькой дорожке, отходящей от главной дороги и ведущей к распахнутым белым воротам, за которыми шла заросшая бурьяном тропинка. Здесь она и остановилась, испугавшись колючек, которые, как ей казалось, угрожали «даймлеру». Отсюда до домика они дошли пешком. Хамфри Лестроуд сказал:

— Если кто-нибудь появится на горизонте, вам придется убрать машину, хотя я сомневаюсь, чтобы тут кто-нибудь объявился. По этой дороге совсем не ездят.

У Фредерики сразу сложилось впечатление, что место это слишком уединенное и к тому же еще заросшее деревьями. Матери с сестрой оно вряд ли придется по душе. Ей же самой оно показалось просто восхитительным. На первом этаже были большие окна до земли, выходящие на солнечную лужайку, а посреди лужайки были даже солнечные часы. Огород и фруктовый сад сильно заросли, но, если приложить руки, здесь можно быстро навести порядок и получать хороший урожай.

Внутри царила сырость, обои свисали со стен, но это не испугало Фредерику. Ей понравились замечательные квадратные комнаты, как минимум, два исправных камина; изящная лестница, светлые просторные спальни. В ванной комнате оборудование было не в лучшем состоянии, но зато внизу они обнаружили теплицу — в целости и сохранности. Электра, большая любительница цветов, с удовольствием возилась бы здесь с цветочной рассадой. Вот только придумать, кому вести хозяйство в этом большом доме, Фредерика никак не могла.

— Да, он великоват, — высказалась она наконец, стоя под лестницей и любуясь ее красивыми поворотами.

— Ну, не столь велик, как Холл, — возразил, хмурясь, Лестроуд, — который Люсиль умудряется держать в полном порядке.

— Но Люсиль работает не покладая рук, — неожиданно для себя самой с некоторой резкостью парировала Фредерика. — К тому же он еще полностью не обустроен. В дальнейшем без дополнительного штата вам не обойтись.

— Я не считаю себя виновным в том, что многого требую от бедной Люсиль, — столь же резко возразил Лестроуд.

Фредерика холодно посмотрела на него:

— Но она действительно перегружена, вы же знаете. Нельзя требовать, чтобы один работал за троих.

— Так уж заведено: один работает за троих, другой и за себя-то не может, — съязвил Лестроуд, глядя на нее с откровенной насмешкой. — Ваша сестрица напоминает маленькую барышню из детской песенки, которая отроду могла сделать всего один стежок… вот только не припомню, сделала она его или нет… А ей вы здесь места не видите?

— Я ничего подобного не говорила, — заявила Фредерика с непонятным для самой себя раздражением. — Прежде всего, потому, — добавила она, — что и речи не может идти о том, чтобы ей здесь было место. Дом слишком большой, и если вы думаете поселить здесь мою мать и Розалин, то нужно целое состояние, чтобы вернуть ему жилой вид. Если бы такое было возможно, это был бы не дом, а сказка.

— О! — вздохнул Лестроуд.

Они стояли посреди пустынной гостиной, солнечный полуденный свет мягко струился из окон и словно растекался лужицами по полу. Здесь как-то особенно чувствовалась заброшенность, вызывавшая легкую меланхолию. Ей виделась комната в былом прекрасном виде, с пышными занавесками на красивых окнах, толстым ковром на полу, с прекрасной полированной мебелью. Она представила, каким все это могло бы быть, если в дом вложить кучу денег, и даже подумала, что, будь у нее выбор, она бы предпочла жить здесь, а не в Холле, который, при всей своей красоте, никогда не станет таким милым и уютным, как «Вдовий домик». Этот дом таил в себе массу возможностей… невероятных возможностей. Она на миг закрыла глаза, а затем, открыв их, увидела играющие в лучах солнца пылинки и сквозь них комнату, вдруг расцветшую всеми цветами радуги. Она вздохнула и, словно бы забывшись, проговорила:

— Хотела бы я здесь жить!

— О! — снова вздохнул Лестроуд.

Фредерика повернулась и исчезла в теплице, Лестроуд последовал за ней.

— Знаете, — признался он, — вы меня потрясли. Я сам хотел устроиться здесь, когда покупал имение. Но тогда мне пришлось бы искать, кому сдать Холл, что не так-то легко, либо просто продать его.

— А зачем его продавать? — спросила Фредерика, разглядывая увядшую пальму в бронзовом горшке.

— Да я же сказал — без всякой причины, из чистой прихоти. Я, видите ли, из тех, кто любит иногда потворствовать своим капризам.

Фредерике показалось, что в воздухе стоит запах сигар, будто бы джентльмены вернулись в гостиную, встав из-за обеденного стола, а женщины окружили рояль. Ну конечно, здесь должен быть рояль, Она огляделась, чтобы уточнить, куда следовало бы поставить рояль. Ах да… Она прищурилась. Конечно, вон там, у большого окна… а на зиму хорошо бы повесить тяжелые бархатные шторы. И думать нечего, непременно бархатные шторы, как без них, когда на полированных белых панелях играет пламя камина…

Лестроуд подошел к ней и встал совсем рядом.

— Призраки? — спросил он с еле заметной улыбкой на губах, а сам внимательно изучал завиток волос у нее на затылке. — Вы видите их так же ясно, как меня?

Она живо повернулась к нему:

— А вы их видите, мистер Лестроуд? — Глаза у нее горели от возбуждения, а губы чуть раскрылись. — Этих мужчин и женщин, что некогда жили и умирали в этом доме, который теперь пришел в полное запустение? Здесь витает дух счастья! Да, это был, вероятно, дивный дом! А там, наверху, там столько уютных комнат — специально для детей! Вы заметили старинное кресло-качалку для нянюшки? Оно там, наверное, со времен царя Гороха.

— Точно.

— Вы хотите сказать, оно было, когда вы покупали это поместье?

— Еще задолго до того, как я увидел этот дом, а увидел я его только после того, как решился на покупку Холла. — Он посмотрел на нее, и в его глазах было странное, непривычное выражение. — Так вы любите детей?

— А вы разве не любите?

— Да, но до известных пределов, я не грежу о них и не вижу, словно наяву, детскую, полную малышей, как вы. — Он как бы нечаянно коснулся рукой ее плеча. — Придет день, Фред, и вы станете маленькой хозяйкой большого дома.

Она вся сжалась:

— Мы же договорились, что вы будете звать меня Уэллс.

— Юные леди, именуемые Уэллс, не вдохновляют меня в качестве идеальных матерей семейства. Впрочем, если вам так предпочтительнее, Уэллс… Что ж, не кажется ли вам, что мы полностью осмотрели это место и пора домой?

У Фредерики было такое чувство, словно она, упав с небес, шлепнулась на землю.

— Я вам очень благодарна, что вы привезли меня сюда, только не думаю, что тут можно что-то сделать.

— И вы не видите Розалин в роли здешней хозяйки? Заглядывающей в детские и принимающей джентльменов в гостиной после званого обеда?

Она решительно покачала головой:

— Нет.

— Жаль, — пробормотал Лестроуд с растяжкой, идя за ней из комнаты, — а я вижу. Мне кажется, она здесь даже более уместна, чем в Холле, и я хочу как-нибудь ее сюда привезти, чтоб узнать ее собственное мнение. Что касается вашей матушки, то, вы правы, это место не про нее, но, в конце концов, она еще молода и привлекательна, может, даже еще выйдет замуж, как только сбудет вас с рук и сумеет заняться своей судьбой. Но Розалин — дело совсем другое.

Фредерика бросила на него беглый взгляд, чтобы убедиться, серьезно ли он говорит, но не смогла толком понять. Он смотрел немного мрачно, будто о чем-то сосредоточенно размышляя, по его твердым, мужским губам бродила загадочная улыбка. Очень загадочная. Ее вдруг охватило чувство, похожее на страх, и она заторопилась к выходу. Лестроуд запер дверь на ключ, и они двинулись бок о бок по тропинке к двум завалившимся половинкам выкрашенных белой краской ворот.

Солнце скрылось, собирался дождь. Когда они проходили под сенью больших деревьев, по листьям застучали капли. Лестроуд молча забрался в машину, а Фредерика села за руль.

— Второй поворот налево, затем прямо, и мы на главной дороге, — раздался приказ. — А там и дом. — Голос был глухим, словно шел издалека.

— Слушаюсь, сэр, — ответила Фредерика.