Свет во тьме

ГЛАВА I

Лос-Анджелес, 1995 год

Он стоял на балконе дома, расположенного на холмах над Лос-Анджелесом, глядя на огни, разливавшиеся повсюду, насколько мо жно было охватить взглядом. Слишком многое изменилось в мире за те пятьдесят лет, что он отсутствовал в нем. Невероятные изменения в науке, людях, странах и городах. Так много перемен, а он все тот же.

Восстав после пятидесятилетнего сна, он несколько недель провел за чтением газет и журналов всего мира, пытаясь приобщиться к современности. Он решился покинуть Сала-манку, лишь когда понял, что может как-то ориентироваться в новом времени. Сара ушла из жизни, и он не мог больше оставаться в замке, где все напоминало ему о ней.

Первым его побуждением было отправиться на родину в Италию, но он не нашел там ничего из того, что знал прежде. Деревни, в которой он вырос, больше не существовало. Ему было слишком больно узнать, что ее уже нет, и он решил отправиться в Соединенные Штаты, где ничто не напоминало бы ему о Саре и той жизни, которая была у него с ней много лет назад.

Он приспособился к новому миру меньше чем за год, но так и не полюбил его. Все представлялось ему таким преходящим, безвкусным, грубым. Человек двадцатого века казался ему страшно бездушным. Еда готовилась в считанные минуты в микроволновой печи, одежду не нужно было гладить, самолеты перевозили людей из одного конца земли в другой за несколько часов. Казалось, что все постоянно куда-то спешат, словно боясь остановиться и понять, что променяли счастье и покой на хаос, что, несмотря на все новшества и приспособления, несмотря на скорость, они едва могут выкроить для себя несколько минут покоя.

И все же кое-что в этом современном мире-ему, несомненно, нравилось. Например, телевидение, а также спортивные машины. Первое, что он сделал, оказавшись в Штатах, — это купил автомобиль. Вождение давалось ему так же легко, как и все остальное, за что бы он ни взялся. Ему нравились скорость и ровный ход спортивной машины, нравилось скользить в ней посреди ночи по извилистой дороге за городом, забывая обо всем, что было дорого ему в прошлом.

И все же, несмотря на то, что он любил свою машину, ей было не сравниться с его скакуном, с которым у него была связь, близкая к духовной. Темно-красный «ягуар» не мог прижаться носом к его руке с тихим приветственным ржаньем. Это были разные вещи — ехать на машине или верхом на лошади, но ему нравилось мягкое ворчание, с которым включалось зажигание, нравилось чувствовать ночной ветер на своем лице и скорость.

Он был шокирован переменами в модах. Женщины разгуливали в неприлично коротких шортах и кофточках под грудь. Все тело, за исключением интимных частей, было выставлено на обозрение. Даже платья открывали больше, чем скрывали, А прически! Он был поражен, впервые увидев женщину с волосами, подстриженными выше ушей и выкрашенными в ярко-оранжевый цвет. Ему было слишком трудно воспринимать это зрелище.

Немало времени ему понадобилось и на то, чтобы приспособиться к мужской одежде. Как ни печально, но его костюмы совершенно вышли из моды, в своем плаще с ниспадающими фалдами он производил странное впечатление. Он глянул вниз на свои теперешние футболку и облегающие джинсы, готовый допустить, что они относительно удобны, хотя и кажутся дешевкой по сравнению с тончайшей шерстью и льном, к которым он успел привыкнуть с незапамятных времен.

Да, мир переменился. Поначалу ему захотелось опять уйти под землю — 493-летнему вампиру никогда не приспособиться к такому сумасшедшему образу жизни.

Но потом он открыл, что по улицам ночью слоняются целые орды бездомных людей, мужчин и женщин, которых никто никогда не хватится. «Человеческое мясо разных сортов», — думал он с кривой усмешкой. Если бы у него была такая склонность, он мог бы убивать и насыщаться каждую ночь без всяких опасений быть раскрытым.

Мысленным взором он перенесся назад в прошлое к неосвещенным стеклянным дверям, ведущим в черный дом. «Черный, как моя жизнь», — подумал он.

Она умерла больше полувека назад, но он все еще слишком остро переживал эту утрату, так, словно Сара ушла из жизни лишь вчера.

Сара-Джейн. Если она когда-то и пожалела о своем решении разделить с ним всю свою жизнь, то ни разу ничем не показала этого.

Когда годы стали брать свое, он начал умолять ее принять его Черный Дар, но каждый раз она твердо отказывалась. Он видел, как Сара стареет, как волосы ее покрываются серебром, а глаза тускнеют, в то время как он остается молодым, и все же не переставал любить ее, вплоть до дня ее смерти, да и потом. Он любил ее всецело и преданно. Уже в конце, когда он знал, что ей остались считанные часы, он умолял ее молиться за него на том свете, просить небеса и Бога, в которого она так верила, о снисхождении к нему.

Они пробыли вместе пятьдесят четыре года, и она умерла на его руках. Последние мысли Сары были о нем: памятуя, каким он был одиноким, когда явился к ней в приют, она просила у него прощения за тог что покидает его, и убеждала найти новую любовь и привязанность, чтобы никогда не испытывать столь страшных мук одиночества.

Он похоронил Сару на маленьком кладбище позади замка, но не мог оставить ее одну в черноте земли, не мог выстоять без нее перед лицом жестокого мира и поэтому, продав всю свою собственность, за исключением замка, похоронил себя под землей рядом с ее гробом. Он проспал там пятьдесят лет, надеясь, что за это время ослабнет боль от потери, а затем решился вновь явить себя миру.

Напрасные надежды — мир изменился, но его боль осталась прежней.

Теперь, глядя в небеса, он представлял там Сару, улыбающуюся ясно и светло, вечно молодую и прекрасную.

Много раз, оказываясь на грани безнадежности и отчаяния, он готов был покончить со своим безрадостным существованием, если бы только знал, что это поможет ему воссоединиться с Сарой.

Однако он понимал, что после конца ничего хорошего его не ждет. Лучшее, на что он мог рассчитывать, — это вечные потемки и забвение; худшее-встретиться в адских безднах с Ниной, свирепой, полной жажды мщения.

Восстав от полувекового сна, он провел месяц в замке, но пустота и одиночество вместе с сознанием того, что Сара ушла навсегда, слишком давили на него. Это было худшим из мучений-блуждать по комнатам, когда-то наполненным ее смехом, и знать, что она уже никогда не вернется, не встретит его нежной улыбкой, когда он пробуждается вечером. Он нанял адвоката, чтобы тот вел его финансовые дела, и опечатал замок.

Последнюю ночь в Саламанке он провел коленопреклоненным перед могилой Сары, молча прощаясь с ней и вспоминая прекрасные годы, которые они провели вместе.

Он покинул Саламанку и первое время блуждал по миру из страны в страну, дивясь переменам, случившимся за то время, пока он спал под землей. Рухнули империи, государства бывшие врагами, стали союзниками. Мораль общества изменилась, изменились и сами люди. Здесь было чему поучиться, и на время ему удалось заглушить свою боль жаждой познания. Но пустота оставалась.

Вздохнув, он прогнал от себя мучительные мысли. Было уже поздно, и голод его давал о себе знать.

Голод его, как и боль, оставался неизменным.

ГЛАВА II

Она снова была здесь, сидела на серой каменной скамье. Одна лишь луна составляла ей компанию. Он видел ее в маленьком местном парке, в дальнем его уголке, каждый вечер на прошлой неделе, чувствуя, как его притягивает к ней, и не зная почему. Возможно, в этом был виноват золотой тон ее волос, или его взволновало то, что она выглядела такой потерянной и одинокой. Она была одна, как и он.

Сегодня она плакала. Ни стона, ни всхлипа, только слезы, сбегавшие по ее щекам, когда она смотрела на силуэт качелей, черневших в ночи. Она не переставала плакать и не утирала слез, лишь сидела, уставившись в темноту.

Не успев понять, что делает, он шагнул к ней.

Она удивленно взглянула на него, когда он присел рядом. Он увидел страх, вспыхнувший внезапно в глубине ее темно-карих глаз, а затем она приготовилась встать.

Желая предупредить ее порыв, он удержал ее за руку.

— Не уходите, — тихо сказал он. Он чувствовал, как дико бьется ее сердце, когда она смотрела на него. — Прошу вас, — добавил он.

Она вздрогнула при звуках его голоса, бывшего таким проникновенно-чувственным и невыразимо печальным.

— Кто вы? — Она была встревожена тем, с какой силой оказалась сжата ее рука. — Что вам нужно?

— Я не причиню вам вреда.

— Тогда позвольте мне уйти.

Чуть помедлив, он отпустил ее руку.

— Останьтесь ненадолго, — попросил он.

— Зачем? — Она оглянулась по сторонам и слегка успокоилась, заметив вокруг других людей. — Чего вы хотите от меня?

Он качнул головой:

— Ничего. Я увидел, как вы плачете, и… это напомнило мне о том человеке, которого я знал много лет назад.

Она недоверчиво усмехнулась:

— Старый прием из романов.

— Да, это было старо, даже когда я был молод.

Она фыркнула, вытирая слезы с глаз, словно для того, чтобы лучше рассмотреть его.

— Вы не кажетесь мне слишком старым.

— Я старше, чем вы можете себе представить, — заносчиво ответил он. — Скажите, почему вы плакали?

— Плакала? — Она тихо рассмеялась.

— Вы плакали, — настаивал он. — Почему?

— Вам-то что за дело? Вы ведь даже не знаете меня.

Он пожал плечами, сам удивленный тем, как его влечет к этой женщине. Что-то такое было в ней… неуловимое, напоминавшее ему Сару-Джейн.

— Просто я видел вас сидящей здесь каждый вечер на прошлой неделе, — сказал он.

— Вот как? Он кивнул.

— Мне самому нравится прогуливаться в парке вечерами. — Взгляд его остановился на пульсирующей ямочке у ее горла.

— А вам не кажется, что это небезопасно — прогуливаться в парках Лос-Анджелеса после наступления темноты? — спросила она.

— Я могу задать вам тот же вопрос.

— Возможно, я как раз ищу какого-нибудь подходящего случая…

— Ищете что?

— Чтобы кто-нибудь убил меня, — резко ответила она.

— Надеюсь, вы шутите?

Она пожала плечами:

— Возможно, шучу, но, кажется, я порядком устала от жизни.

— Вы еще так молоды, — отметил он. — Когда же жизнь так успела наскучить вам?

— Возможно, я думаю так оттого, что мне не для кого жить.

Она уставилась на бетонную дорожку под ногами, жалея о том, что вообще родилась на этот свет. Все, кого она любила, умерли. Почему же она не умерла вместе с ними? Для чего ей жить теперь? За одну дождливую ночь в столкновении с машиной, за рулем которой был пьяный водитель, она потеряла сразу родителей, мужа и маленькую дочь.

— Как тебя зовут? — вдруг резко спросил он, как будто заранее зная ответ.

— Сара. А тебя?

Он помедлил на миг.

— Габриель.

— Прекрасно, Габриель. Рада была познакомиться, но, боюсь, мне уже пора.

— Ты придешь сюда завтра вечером?

— Навряд ли.

Он смотрел, как она уходит, чувствуя переполнявшие ее боль и безнадежность, изматывающее одиночество.

— Сара, подожди.

С раздраженным вздохом она обернулась. Он был высок, с длинными черными волосами и темно-серыми глазами, и казался иностранцем, хотя она и не уловила акцента в его голосе. «Возможно, испанец или итальянец, — подумала Сара, — но мне-то что за дело».

— Что на этот раз? — спросила она. — Позволь мне проводить тебя домой.

— Послушай, Габриель, я верю, что ты не хочешь показаться невежливым, но я не нуждаюсь в сопровождении. У меня не то настроение, понимаешь? Поэтому не мог бы ты оставить меня в покое?

— Хорошо, — ответил он, взяв ее руку и слегка склонив голову. — Прости мне мою навязчивость.

Сара смотрела ему вслед, изумленная его старомодной галантной манерой. Сделав несколько шагов, она обернулась, чтобы извиниться за свою грубость, но было слишком поздно. Он уже исчез.

Она озиралась по сторонам, не понимая, как мог он испариться столь быстро, а затем, вздохнув, побрела к своему дому с четырьмя спальнями, дому, который когда-то был для нее самым дорогим на свете и который теперь был пуст, так же пуст, как ее жизнь.

Не зажигая света, она уселась в гостиной -такая привычка появилась у нее с того вечера, когда она вернулась одна из госпиталя. Для нее невыносимо было спать в огромной постели, которую она разделяла с Дэвидом, невыносимо было заходить в детскую. Она не отвечала на телефонные звонки, не брала почту, не включала телевизор. Днем она спала, чтобы не вспоминать о том, какой полной и счастливой была когда-то ее жизнь.

До этого несчастного случая, перечеркнувшего всю ее жизнь, Сара каждый следующий день встречала в ожидании новой радости. В будни, по утрам она проводила счастливые спокойные полчаса с Дэвидом до его ухода на работу, готовя ему завтрак, сидя с ним за столом. Она целовала его, провожая на службу, а вскоре просыпалась малышка Натали, такая счастливая, всегда всем довольная, постоянно улыбающаяся. Она тянула из кровати пухлые ручки, желая все потрогать, исследовать, понять эту жизнь на ощупь…

Сара встряхнула головой, прогоняя эти образы, не желая помнить, не в силах забыть. Она закрыла глаза, и перед ее мысленным взором всплыл крошечный белый гробик рядом с тремя большими гробами.

Слезы хлынули у нее из глаз, она забилась в угол дивана, упиваясь своим несчастьем, желая, чтобы странный незнакомец из парка оказался маньяком-убийцей, о котором она читала в газетах за несколько дней до несчастного случая с ее семьей. Пострадавшая поведала, что на нее напал монстр с глазами, красными, как раскаленные угли, и укусил ее в шею. «Как Дракула», — завершила она свой рассказ.

Сара нахмурилась. Возможно, подсознательно она рассчитывала на встречу с этим чудовищем, поэтому и бродила вечерами в парке.

Она погружалась в сон с мыслью о незнакомце из парка. Целое море печали открылось ей в его темно-серых глазах, но она была слишком поглощена собственным несчастьем, чтобы остановить тогда внимание на нем.

Теперь она думала, не потерял ли он кого-то из близких, свою любовь. Если это так, то и он, как она, блуждает в потемках в поисках забвения от горя.

Этой ночью она видела его во сне — странные, бессвязные обрывки, показавшиеся ей лишенными смысла, когда она пробудилась. «Впрочем, — думала Сара, — сны всегда теряют свою притягательность и значение при ярком жестоком свете дня».

Она уставилась в потолок, пытаясь вспомнить, что же конкретно ей приснилось, и найти тому какое-то объяснение, но тщетно. Она не помнила ничего, кроме звука его голоса, потерянного, одинокого. Он шептал ее имя, и она видела в его глазах бесконечную печаль, словно он расплачивался за грехи всего человечества, нес вековую пытку.

Сара глянула в окно и, увидев, что уже почти рассвело, натянула на голову одеяло, закрываясь от света, погружаясь в свои воспоминания.

Этим вечером она снова гуляла в парке. Уставившись на качели, сидела на каменной скамье, удивляясь самой себе. Зачем ей это? Раз она понимает, что необходимо все забыть, то зачем приходит сюда, вспоминая, как весело смеялась Натали, когда бабушка раскачивала ее все выше и выше…

Она угадала присутствие Габриеля, еще не видя его. Он внезапно возник возле ее скамьи, и Сара отказывалась верить, что пришла сюда сегодня, желая вновь увидеть его.

— Добрый вечер, — сказал Габриель и спросил, указывая на скамью. — Могу я присесть?

Сара пожала плечами:

— У нас свободная страна. Он был снова весь в черном. Черная майка, черные джинсы и ковбойские сапоги, Сара решила, что не может представить его в одежде иной расцветки. «Он сумрачен и таинствен, словно сама ночь, и черное идет ему, как нельзя лучше», — подумала она.

— Как твое настроение сегодня вечером, Сара? — спросил он вкрадчивым и проникновенным голосом, который был похож на мед, растопленный ласковыми лучами солнца.

— Со мной все в порядке.

Габриель недоверчиво покачал головой:

— Мне так не кажется.

— Что ты можешь знать обо мне? — резко отозвалась она.

— Я знаю, что у тебя горе.

— Откуда тебе может быть это известно?

— Я чувствую твою боль, Сара, твою печаль.

— Это невозможно.

— Разве? Ты потеряла тех, кого любила, своих близких. Мужа и ребенка.

Она уставилась на него, в темно-карих глазах отражались смущение и тревога.

— Как ты узнал об этом? Он вяло улыбнулся:

— У меня талант читать чужие мысли.

— Я не верю в подобные вещи.

— Ты потеряла еще и родителей и чувствуешь вину за их смерть, так? Ты являешься сюда каждый вечер, потому что дом твой пуст, а ночи — слишком длинные и одинокие.

Похоже, он напугал ее. Это было заметно по ее внезапно напрягшимся плечам, и казалось, она готова подняться и оставить его.

— Откуда тебе это известно? — спросила Сара, и гнев ее пересилил страх и желание уйти.

— Я уже сказал, мне доступно читать чужие мысли.

— И о чем же я думаю сейчас?

— Чтобы поблизости оказался полицейский.

Сара тихо рассмеялась:

— В такое время их никогда здесь не бывает, они все в Уинчелзи, пьют кофе с пончиками.

Габриель рассмеялся вместе с ней, впервые за полвека, и ему сразу стало хорошо.

Улыбка изменила его лицо, и Сара внезапно осознала, что перед ней очень красивый мужчина. Но ей тут же показалось, что это будет несправедливо по отношению к Дэвиду.

— Мне лучше уйти, — сказала она.

— Я не причиню тебе никакого вреда, Сара.

— Я знаю, но… я не… могу… — Она встала, скрестив руки на груди. — Доброй ночи.

Габриель молча смотрел, как она уходит, а затем, растворившись в туман, следовал за Сарой до ее дома. Он наблюдал за ней, пока не убедился, что она благополучно оказалась внутри. Только после этого он повернулся, чтобы уйти, мучаясь желанием увидеть ее вновь.

Сара пришла в парк на следующий вечер, потом на другой и еще, почти не сознавая, что ее влечет к этому странному незнакомцу. Она лишь чувствовала в нем нечто неясно знакомое, одно его присутствие утишало боль в ее душе.

Между ними установились довольно странные отношения. Они почти не разговаривали, но чувствовали себя очень спокойно и удобно друг с другом.

Габриель не мог объяснить себе, почему ему достаточно было просто сидеть рядом с ней и молчать. Они не становились друзьями, и все же встречи с Сарой придавали его жизни смысл, заставляя надеяться на что-то неопределенно-прекрасное в будущем.

Однажды вечером Сара появилась с лицом, белым как снег, глазами, окруженными тенями и красными от слез, всем своим видом выражая полную безнадежность. Она пришла позже, чем обычно, и он поднялся со скамьи, поспешив ей навстречу.

— Сара, что с тобой?

Она уставилась на него, руки ее беспомощно висели по бокам.

— Сегодня первое июля, — выговорила она дрожащим голосом.

Габриель согласно кивнул, не понимая в чем дело.

— Сегодня была бы четвертая годовщина нашего брака с Дэвидом. — Слезы хлынули из ее глаз, каскадом стекая по щекам. — Натали исполнилось бы два года.

— Сара…

— Почему?! — вскрикнула она, обращаясь к нему. — Почему это случилось? — Рыдания сотрясали ее тело, когда она ударяла кулачками по его груди. — Почему они не остались дома в тот вечер? Почему я не умерла вместе с ними?

Она билась об него вновь и вновь, ей было необходимо выпустить свой гнев, избавиться от напряжения, сковывавшего ее последние шесть месяцев. Все это время она задавала себе один и тот же вопрос — почему?

Габриель молчал, подставляя грудь ее кулачкам, глядя на слезы, бежавшие по ее щекам, пока она вдруг не обмякла, припадая к нему, словно куколка, у которой обрезали веревочки.

Шепча ее имя, он баюкал Сару на своей груди.

Но слезы ее текли не переставая, и не было ни малейшего намека на то, что она собирается перестать плакать.

Габриель огляделся. Людей в это время в парке уже не было, лишь пара кошек царапалась и ворчала в темноте, да под деревом храпел какой-то бродяга. Однако Габриелю захотелось увести ее подальше от возможных любопытных глаз.

Взяв Сару на руки, он понес ее к выходу.

Прошло несколько минут, прежде чем Сара поняла, что они покидают парк.

— Куда ты идешь?

— Несу тебя домой.

— Нет! Я не хочу туда возвращаться.

Она не могла вновь очутиться в темном пустом доме наедине со своими воспоминаниями. Одна мысль об этом заставила ее передернуться как от озноба.

— Только не сегодня! Я не могу теперь туда вернуться.

— Хорошо.

Сара обмякла в руках Габриеля, чувствуя к нему безотчетное доверие, хотя, возможно, она просто была вымотана эмоционально, и у нее не хватало сил думать о своей безопасности.

Сара закрыла глаза, прижимаясь щекой к его груди. Холодный ночной воздух обвевал ей лицо, пока он нес ее, неслышно ступая, словно паря по воздуху. Саре казалось, что она слышит в своем сознании его голос, успокаивающий, убеждающий ее забыть обо всем на свете, расслабиться, отдохнуть, потому что все будет хорошо, очень хорошо. И она поверила ему. Было так приятно знать, что кто-то вновь заботится о тебе, даже если это совсем незнакомый человек.

Миновав несколько кварталов, он почувствовал, что напряжение полностью оставило ее и она заснула.

Путь к его дому был долгим, но он так легко нес ее на руках, словно она была совсем невесомой. Он использовал силу своего внушения, и проходивший мимо полицейский отряд не увидел ни Габриеля, ни его ноши.

Дверь его дома захлопнулась за ним. Он нес её вверх по длинной винтовой лестнице, а затем через огромный холл — к спальне.

Глаза Сары внезапно распахнулись, когда он опустил ее на постель и укрыл покрывалом. Она уставилась на него расширившимися от изумления глазами.

— Где мы?

— Ты не желала возвращаться домой, и я принес тебя к себе.

На какой-то момент внутренности ее скрутило от страха, ей было нетрудно довериться ему на улице, но здесь, в незнакомой комнате, Сара чувствовала себя словно в западне, пойманной и беззащитной.

— Нет, — сказала она слишком высоким и слегка дрожавшим голосом. — Я не могу остаться здесь.

Его сумрачный взгляд как будто видел ее насквозь.

— Спи, Сара, тебе нечего бояться.

И она снова доверилась ему, сама не зная почему. Тело ее обмякло, веки захлопнулись сами собой, Сара вздохнула, а на следующем вздохе уже спала.

Габриель долго стоял в изножье постели, наблюдая за ней. «Похоже, у меня вошло в привычку подбирать сирот и заблудших», — резко подумал он. Но нет, в этой женщине было для него нечто особенное. Возможно, она напоминала ему Сару-Джейн цветом своих волос. А может, тем, что эта Сара была так же одинока, как и та, которую он знал прежде. Что бы там ни было, но он ощущал настоятельную потребность утешить ее.

Незадолго перед рассветом он заглянул в ночной магазин и накупил там массу продуктов-хлопья для завтрака, фрукты, молоко, растворимый кофе, хлеб, джем, яйца, сыр. Купил флакон пены для ванны, пахнувшей цветами, душистое мыло. Бутылку красного вина.

«Еда тоже изменилась», — думал он, бросая покупки в шаткую магазинную тележку. Хлеб в пластиковой упаковке был уже нарезан тонкими ломтиками. Молоко расфасовано в разные по величине и цвету пакеты, хотя он и не видел в окрестностях ни одного молочного стада. Но проблема заключалась не только в этом — было столько разного молока: низкой жирности, обезжиренное, цельное, сырое, стерилизованное. В дни его молодости существовало лишь молоко, поступившее прямо от коровы или от козы — на любителя.

Пока Габриель заносил коричневую бумажную сумку на кухню и выкладывал из нее продукты, он пытался вспомнить, что ели в его семье, вкус хлеба, масла, яиц или сыра. Но он не помнил их вкуса, в памяти лишь смутно всплыло, как его рвало после того, приготовленного Сарой обеда, который он заставил себя отведать уже почти столетие назад.

Габриель криво усмехнулся, открывая холодильник, использовавшийся им сегодня впервые за те три месяца, что он жил здесь.

Солнце уже вставало над горизонтом, когда он стал спускаться по лестнице в винный погреб. Открыв дверь, Габриель ступил внутрь и захлопнул ее за собой, всей душой надеясь, что Сара останется в его доме до вечера.

ГЛАВА III

Сара пробудилась как от толчка. Образы ночных кошмаров повисли в уголках ее памяти черной паутиной. Это был ужасный сон. На нее смотрели сверкавшие, как раскаленные угли, глаза она помнила обагренные кровью клыки и свои мучительные вскрики. Такой кошмар может присниться только после просмотра триллера «Интервью с вампиром». Но странно, ей казалось, будто однажды она уже видела все это в жизни.

Сев в постели, она осмотрелась. Комната была огромной, больше, чем ее спальня вместе с гостиной. Стены оклеены бледно-розовым. На окнах тяжелые шторы из Дамаска. Старинный шкаф красного дерева занимал чуть ли не целиком одну стену. В углу стоял пустой стол со стулом. Ей показалось очень странным отсутствие зеркала. Изящная хрустальная лампа украшала столик слева от постели. В другом углу были два уютных мягких кресла, обитые розовым под тон стен. Между ними — небольшой столик, накрытый стеклом.

Сара вспомнила, где находится. Габриель принес ее сюда прошлой ночью. Она даже не удивилась, когда поняла, что именно его лицо видела в своем жутком сновидении.

Она осматрелась в поисках часов, чтобы узнать время.

Свесив ноги на край постели, Сара встала. Пушистый лиловато-розовый ковер мягко обнял ступни. Она прошла по ковру к окну, отдернула штору и уставилась на пламенеющий закат; на миг он напомнил ей пролитую кровь. Удивительно, но она проспала всю ночь и весь следующий день.

Внизу, под окном, она увидела сад, порядком запущенный. Покрытые деревьями холмы возвышались над кирпичной стеной, окружавшей дом. Справа во дворе виднелся обширный бассейн. Огромный черный конь стоял, взбрыкивая, в углу под навесом.

Кто бы ни был Габриель, но он был богат. Задернув шторы, она отвернулась от окна и оказалась лицом к лицу с человеком, заполнявшим ее сны не только в эту ночь, но, чего уж там скрывать, последние три недели.

— Добрый вечер, — вежливо сказал он.

— Привет.

Габриель снова был весь в черном, и хотя этот цвет был ему к лицу, и сам он был весьма красив, она не могла удержаться в душе от вопроса, есть ли в его гардеробе что-нибудь еще, кроме черных маек и джинсов. То, как он наблюдал за ней, заставило Сару вспомнить, что она спала в одежде, не чистила зубы со вчерашнего утра и что ей необходимо принять душ.

— Ванная здесь, — указал Габриель на закрытую дверь слева.

Его способность так легко угадывать ее мысли выводила Сару из равновесия. Она чуть было не поддалась импульсу по-детски топнуть ногой и приказать ему прекратить свои штучки.

— Наслаждайся купанием.

Он покинул комнату, неслышно ступая. «Босыми ногами», — отметила Сара с изумлением.

Некоторое время она продолжала смотреть ему вслед, а затем отправилась в ванную комнату, которая оказалась не похожей ни на одну из виденных ею раньше. Багровые лучи заката просачивались в маленькое окошко. Стены здесь были того же розового оттенка, что и в спальне. Вдоль одной стены была расположена огромная овальная розовая ванна. Краны были, казалось, из золота, душ располагался отдельно. Розовый унитаз, две розовые раковины. На мраморной полочке у раковины она нашла пушистое белое полотенце, мочалку из махровой ткани, кусок душистого мыла, зубную пасту и щетку.

Закрыв дверь, Сара открыла кран с водой изначала раздеваться. Заметив флакон с пеной для купания, она набрызгала ее в ванну, любуясь миллионами радужных пузырьков, заполнивших поверхность воды.

Чувствуя себя королевой, она завернула кран и уселась в воду, вдыхая цветочный аромат пены.

Было очень странно, что в ванной нет зеркала, даже на шкафчике с туалетными принадлежностями. Сара гадала о странностях Габриеля, о его каком-нибудь суеверном страхе перед зеркалами.

Закрыв глаза, она отдалась течению мыслей. Кто такой Габриель? Почему он так заботится о ней? Живет ли он один? Если да, то зачем здесь цветочная пена для ванн? Если нет, то где его жена или подруга?

Она лежала, пока не остыла вода, а затем вышла из ванны и завернулась в махровую простыню, сетуя на то, что у нее нет с собой свежей одежды и белья.

Вернувшись в спальню, Сара увидела, что ее одежда куда-то испарилась, а вместо нее лежит пеньюар из розового бархата.

Пробегая пальцами по нежной поверхности, она вдруг поняла, что ткань ей как будто знакома на ощупь. И это было очень странное ощущение, потому что пеньюар стоил дороже всего ее гардероба. Она посмотрела по сторонам, а затем, не в силах противиться своему желанию, надела его. Прикосновение мягкой ткани к коже было таким приятным. Чувствовалось, что это очень дорогая и роскошная вещь.

Она едва успела запахнуть пеньюар, как раздался стук в дверь.

— Сара?

— Да.

— Не желаешь спуститься и выпить бокал вина?

— Да, спасибо.

Она открыла дверь и увидела его стоящим в холле все в тех же черных джинсах и майке. Сара глянула на его босые ноги. В том, что ни на ней, ни на нем не было обуви, ей почудилось что-то невероятно интимное. И эта мысль заставила ее покраснеть.

Глаза Габриеля озарились каким-то чувством, которое она не смогла определить. А затем он отвернулся и пошел вниз. Толстый белый ковер заглушал их шаги, когда она спускалась за ним, а затем прошла через другой холл в комнату с высоким потолком.

Пока он разливал вино, она огляделась. Большой мраморный камин занимал одну из стен. Пламя в нем плясало, весело потрескивали дрова. Огромная хрустальная люстра, напомнившая ей одну, виденную когда-то в театре, свешивалась в потолка. На полу был такой же толстый белый ковер, что и в обоих холлах. «Белые ковры, — отстранение подумала она, — как ему удается содержать их в чистоте?» Темно-зеленые шторы закрывали

Окна.

Мебели не было, не считая старинного дубового стола, огромного мягкого кресла с зеленой обивкой и большого телевизора.

Изящный арочный проем вел во внутренний зал, отделанный черным мрамором.

Габриель, внимательно изучая ее лицо, подал ей бокал вина. Он чувствовал ее нервозность, вызванную незнакомой обстановкой и тем, что она была наедине с ним, и думал, что бы ей сказать ободряющее.

Принимая бокал, Сара пробормотала «спасибо». Она снова огляделась кругом, гадая, почему на стенах нет ни картин, ни зеркал, ни часов. В этой комнате не чувствовалось души хозяина.

— Ты… давно здесь живешь?

— Несколько месяцев.

— Очень красивый дом. Габриель пожал плечами. Он купил дом вскоре после приезда в Лос-Анджелес и остался равнодушным к словам агента о том, что эта недвижимость принадлежала одной очень известной, но склонной к затворничеству кинозвезде. Он купил дом по той простой причине, что зеленеющие вокруг холмы сразу напомнили ему родную Италию.

— Ты женат?

— Нет.

Она не могла не заметить бесконечную печаль и одиночество, прозвучавшие в одном этом слове.

— Разведен?

— Нет.

— Живешь с кем-то? Он нахмурился:

— Нет, почему ты спросила?

— Но… эта комната… спальня… впрочем, это не мое дело.

Он поймал ее взгляд и не отпускал.

— Я отделал ее для тебя.

— Для меня? Но как? Почему?

— Я знал… — Он помедлил. — Я надеялся, что однажды ты придешь сюда.

— Но ведь мы знакомы лишь несколько недель!

Он пожал плечами:

— Деньги помогают все делать быстро. В шкафу ты найдешь одежду для себя.

Сара отступила назад, чувствуя, что попала внезапно в чуждый и непонятный ей мир. Она вспомнила старый французский фильм — там отец продал свою дочь чудовищу. Девушка жила в роскоши, но ощущала себя несчастной пленницей.

Она поспешно прогнала это детское воспоминание. Габриель совсем не похож на чудовище, и она может оставить его дом, когда пожелает. Разве не так?

Но тут Сара увидела огромную тяжелую дубовую дверь в конце смежного холла. Она была не меньше девяти футов в высоту. Зачем ему такая дверь? Чтобы надежнее укрыться от внешнего мира? Чтобы не выпустить ее отсюда? Она тут же обозвала себя излишне впечатлительной дурочкой, хотя и не могла избавиться от мысли, что заточена здесь навсегда, как красавица Изабель из сказки. Но, по крайней мере, ее «чудовище» было писаным красавцем.

— Я хочу домой.

Он помедлил, словно желая возразить, а затем кивнул.

— Я провожу тебя.

— Нет.

— Сара…

Он шагнул к ней, простирая руки, но она быстро вывернулась, забыв о бокале, который держала в руках, и вино выплеснулось через хрустальный край на белый ковер, оставляя на нем кроваво-красные разводы.

Словно обезумев, она понеслась через длинный, отделанный мрамором холл к входной двери. Схватившись за круглую латунную ручку начала крутить ее вправо и влево, но тщетно. Переполненная страхом, Сара выронила бокал, разбившийся на тысячу осколков. Она продолжала тянуть дверную ручку, слезы страха и унижения текли по ее лицу.

Руки его тяжело легли ей на плечи.

— Сара! Сара! — Он осторожно развернул ее и с нежностью привлек к себе на грудь.

Однако ей показалось, что она оказалась в стальных объятиях дикого барса.

— Послушай меня, я не причиню тебе ни малейшего вреда. Клянусь.

Габриель смотрел на нее сверху вниз, и неподдельный ужас, отразившийся в ее глазах, ударил ему в сердце словно кинжалом. Неожиданно он освободил ее и отступил на несколько шагов назад.

— Я не причиню тебе вреда, — снова сказал он. — Умоляю, верь мне. Ты свободна уйти.

— Дверь… она не открывается… я хочу выйти, пожалуйста, отпусти меня…

Габриель медленно подошел и, стараясь не коснуться ее, отпер дверь.

— Моя машина стоит на въезде, — сказал он.

Сара моргнула, глядя в его глаза:

— Ты даешь мне свою машину?

— Уже поздно, — ответил он голосом, свободным от эмоций. — Я не хочу, чтобы ты возвращалась домой одна.

— Что бы я ни делала, вас это не касается.

Он склонил голову в молчаливом согласии, а затем, вытащив из кармана связку ключей, передал их ей.

Он был самым настойчивым, самым загадочным и красивым мужчиной из тех, что она когда-либо встречала. Так думала Сара, подходя к его машине. «Ягуар». Новенький, сверкающий «ягуар». Нет, она не могла упустить такую замечательную возможность, особенно вспомнив о своей шестилетней «старушке», стоявшей в гараже дома.

Она повернула ключ зажигания, и мотор ожил. Сара медленно ехала домой, гадая, что произойдет, если она позволит машине катить и катить все дальше, оставляя позади злосчастное прошлое. Что может поджидать ее в новой неизведанной жизни, если она теперь позволит себе окрылиться надеждой? Какая новая жизнь может быть у нее в Монтане, Колорадо или на Аляске?

Она немного потешила себя этой мыслью. Можно было бы продать «ягуар», сменить имя, начать заново свою жизнь… Но нет, она напрасно обнадеживала себя — убежать недостаточно, она нигде не сможет скрыться от своих воспоминаний.

Добравшись до дома, Сара вывела старую машину на въезд, а «ягуар» поставила в гараж.

В гостиной она бросила ключи от машины на кофейный столик, не переставая думать о Габриеле. Какой чудак может так запросто одолжить незнакомке свою машину ценой в семьдесят тысяч долларов? Он даже не спросил, когда она доставит машину назад.

Она взглянула на пеньюар, в который все еще была одета. Кому он принадлежал? Он сказал, что не женат и не разведен. Тогда это вещь какой-нибудь его давнишней подружки? Она провела рукой по нежному бархату.

«Я отделал ее для тебя».

Его голос, проникновенный, чувственный, прозвучал эхом в ее сознании. Он отделал комнату в своем доме для нее. Может быть, для нее он купил и этот пеньюар? Как же он тогда узнал, что розовый — ее любимый цвет?

Усевшись на диване, Сара быстро переключала телеканалы, не желая больше думать ни о Дэвиде и Натали, ни о Габриеле.

Однако ей не удавалось сосредоточиться на поздней программе. Это была изумительная романтическая комедия с участием Джина Уайлдера, но она не испытывала желания смеяться и была далека от романтических переживаний. Сара прыгала по каналам, пока не остановилась на музыкальной программе в стиле кантри. Послушав ее недолго, она спросила себя, почему эти песни столь печальны. Девять из них были об утерянной любви, о любви долгой и неустанной. «Возможно, целый мир несчастен, — подумала она. — Возможно, бесконечное счастье не существует ни для меня, ни для других».

Она уставилась в экран, не видя изображения, не слыша музыки. Вместо этого перед ее мысленным взором всплыло лицо Габриеля с красивыми и четкими, даже резкими чертами. Весь он был такой мрачный и прекрасный и напоминал ей однажды виденное изображение падшего ангела. Она вновь проигрывала про себя их диалоги, вспоминала его печальное лицо и усталые нотки в голосе. В глазах его таилась целая бездна нечеловеческой грусти. Возможно, он тоже в трауре? Он сказал, что не женат и не разведен, но что если жена его умерла?

— Габриель…

Она произнесла его имя вслух и легла, подложив руки под голову и прижимаясь щекой к мягкому бархатному воротнику.

— Габриель…

Веки ее опустились сами собой, и впервые за шесть месяцев ей не страшно было засыпать.

Он неустанно расхаживал по огромным комнатам своего дома, представляя Сару, си-

Дящей перед камином в гостиной, купающейся в розовой ванне, спящей в постели, читающей книгу в библиотеке, поливающей цветы в саду, лежащей нагой в его объятиях…

Он отогнал эти образы, вспоминая ужас в ее глазах, открывшийся ему вчерашним вечером. Если она уже теперь, в самом начале их знакомства, так смотрела на него, то что же будет, когда она узнает его истинную природу? Но этого ни за что не случится. Никогда больше он не свяжет себя со смертной женщиной.

Однако хотел он этого или нет, но Габриель уже был связан с ней. Он не мог думать ни о чем, кроме той ночи, когда впервые увидел ее, сидящую на скамье в парке, одинокую, с глазами, полными слез.

За исключением цвета волос, в ее облике было мало сходства с Сарой-Джейн, и все же в ней было что-то от той Сары, что-то, присущее только ей, и поэтому его страшно влекло к этой женщине.

Пробормотав проклятие, Габриель вышел из дома и на несколько мгновений застыл, вдыхая холодный ночной воздух. Он медленно двинулся к загону, насвистывая своему жеребцу.

Огромный черный конь подбежал, нежно пофыркивая и тыкаясь мордой ему в грудь.

Открыв ворота загона, Габриель вскочил на коня верхом. Ему не нужно было уздечки, чтобы управлять им, достаточно было звука голоса и коленей, сжимавших круп животного. Потрепав шею коня, он выехал за ворота и направился к холмам за домом.

Он скакал уже больше часа, чувствуя ветер на своем лице. Боль его понемногу утихла. Габриель не желал думать о прошлом, достаточно было настоящего, чтобы сокрушить его, а будущее и вовсе скрывалось за пеленой неизвестности, которую ему не дано было приподнять.

Звуки ночи и ее запахи овладевали его сознанием. Он слышал далекий шум в диких зарослях, лай собак и шорох крыльев совы, охотившейся в ночи, видел янтарные глаза кошки, наблюдавшей за ним из темноты. Проезжая мимо припаркованной машины, он уловил смешанный запах духов, сигарет и распаленной похоти. Ему нетрудно было представить, что происходит внутри за запотевшими стеклами, и он ощутил внезапную боль и желание быть рядом с Сарой…

Он вспомнил ночь, когда сидел рядом с ней. положив голову ей на колени и умоляя держать его. «Как давно это было!»

С сердцем, полным печали, Габриель повернул к дому.

Он почувствовал, что она там, еще не успев въехать во двор, а затем увидел Сару, стоящую на веранде, выходившей в сад. Длинные белокурые волосы рассыпались по ее плечам, кожа сверкала белизной в свете луны. Желание вспыхнуло в нем, острое и болезненное.

Он подогнал жеребца к привязи у загона и остался сидеть верхом, уставившись на Сару и гадая, зачем она здесь.

Он смотрел на нее довольно долго, прежде чем она оторвала руки от перил и сошла вниз по ступенькам.

Сердце Габриеля отчаянно забилось, окрыляясь надеждой, когда она приблизилась к нему.

— Неплохая лошадка, — заметила Сара. — Останавливаясь так, чтобы жеребец не мог достать ее. Габриель кивнул. — Я еще никого не видела верхом без седла и уздечки.

— Он хорошо натаскан.

— Это заметно. Как его зовут?

— Некромант. — Это было имя всех его лошадей.

— Некромант? — Она удивленно изогнула бровь. — Занятное имя для лошади. Кажется, так называют того, кто способен общаться с душами умерших?

Габриель прикрыл глаза. На миг он вернулся в прошлое и как бы вновь услышал голос другой Сары, спросившей об имени его лошади и отметившей, что оно очень странное. Он вспомнил и собственный ответ: «Возможно, и странное, но очень подходящее».

Он проигнорировал ее вопрос и задал свой.

— Зачем ты здесь?

— Я привела назад вашу машину.

Он скептически хмыкнул. Сара занервничала под его пристальным взглядом. «Возможно, он и в самом деле читает мои мысли», — подумала она. И если это правда, то он догадается, что она лжет. С прошлой ночи Габриель постоянно присутствовал в ее мыслях, а если уж быть совсем честной, то он не выходил у нее из головы с самой первой их встречи в парке.

Габриель ловко соскользнул с коня на землю и хлопнул его по спине, после чего животное потрусило в загон.

Не отрывая глаз от лица Сары, Габриель закрыл ворота и установил на место щеколду.

Сара стиснула руки. Близость Габриеля и жар его проникающего взгляда беспокоили

Ее. В самом деле, зачем она явилась сюда? Если из-за машины, то можно было пригнать ее утром и оставить на въезде.

Руки ее стали влажными от пота, во рту пересохло. Сара чувствовала, как дико скачет сердце в груди, слышала шум крови в ушах. Она уставилась в его глаза, серые, как зимний день, горячие, как полуденное солнце. Взгляд его не отрывался от ее глаз, а затем скользнул ниже к губам, к пульсу, бьющемуся на горле.

— Зачем ты здесь? — Голос его был сумрачным, обволакивающим, как дым, и нежным, как шелк.

— Я хотела также вернуть одежду, в которой ушла, — отозвалась Сара, страдая оттого, что не может увернуться от его внимательных глаз.

— Оставь ее себе.

— Я не могу. Это очень дорогая вещь.

— Она твоя, — ответил он, голос его теперь звучал сердито. — Я купил ее для тебя.

— Так же, как и отделал ту комнату?

— Да.

«В черном, — подумала она, — снова весь в черном». На этот раз вместо джинсов и майки на нем были черный облегающий свитер, подчеркивающий ширину плеч, и черные лосины, обрисовывавшие длинные мускулистые ноги. У нее возникло странное чувство, будто черное-это не просто стиль в одежде, но и отражение его души.

Он скрестил руки на груди:

— Ты не ответила на мой вопрос. Но как сказать ему, зачем она здесь? Как признаться, что, придя в парк и не найдя его там, она бросилась сюда? Ей необходимо было видеть его, потому что только он знал, зачем она бродит в потемках, только он мог понять ее печаль. Она нуждалась в нем, потому что руки его были такими сильными и надежными, а голос — таким проникновенным и нежным. Сара нервно облизнула губы:

— Почему бы тебе не прочитать мои мысли?

— Я предпочел бы услышать это из твоих уст.

— Я уже сказала — хотела вернуть машину. Спасибо, что позволил мне воспользоваться ею.

— Лгунья. — Его спокойный тон смягчил значение этого слова.

Она уставилась на него негодующим взглядом. Зачем он спрашивает, раз знает правду? Знает, что заставил ее вновь чувствовать вкус к жизни.

— Зачем, Сара?

— Хорошо! Я искала тебя и, не найдя в парке, пришла сюда! — выкрикнула она ему в лицо. — Я одинока, и мне нужен ты — это ты хотел услышать? Достаточно этого, чтобы удовлетворить твое тщеславие?

Пробормотав проклятие, он шагнул к ней, но она поспешно отступила.

— Спасибо, что позволил мне прокатиться на «ягуаре», — сказала она и кинула ему ключи, а затем, развернувшись, помчалась к тяжелым стальным воротам.

— Сара.

Его голос. Всего лишь звук его голоса, произнесшего ее имя, но он заставил Сару остановиться. Она не обернулась, ничем не давая понять, что услышала его, просто стояла, ожидая. Сердце ее билось, как первобытный барабан.

Он ничего не говорил, но она знала, что он стоит за ней, а затем ощутила его руки, длинные пальцы, пробежавшие по ее плечам и скользнувшие вниз к локтям. Мурашки пробежали по спине, когда он еще раз произнес ее имя.

— Нет. — Сара тряхнула головой. — Я не могу. Я ведь совсем не знаю тебя… — Она чуть не задохнулась, когда руки его перешли на талию и притянули ее ближе к себе. Спиной , она прижалась к его груди. — Все слишком быстро…

Габриель глубоко вздохнул, касаясь подбородком ее волос. Тело словно пробудилось от ее близости, ноздри втягивали аромат ее кожи с примесью мыла и шампуня. Он слышал сумасшедшие толчки ее сердца, как кровь взволнованно пульсирует в ее венах. Он осязал тепло ее тела, полного жизни, предвкушая ее сладость и сладость ее… крови. Это было потрясением для него. Он чувствовал, как чудовище восстает в нем, изгоняя человека. Он желал ее крови сильней, чем женской плоти.

— Пожалуйста, — прошептала она, — прошу вас, отпустите меня, я даже не знаю вашего полного имени.

— Онибене. — Горячее дыхание обжигало ее шею.

— Это… — Она жадно сглотнула пересохшим горлом. Руки его чересчур уверенно лежали на ее талии, слишком близко прижимали ее к себе. — Это итальянское имя?

— Да.

— Так ты из Италии? — еле пролепетала она, чувствуя, что теряет способность ясно мыслить. Он пах одеколоном, мускусным запахом мужского пота и еще… самой ночью.

— Из окрестностей Валь-Лунги.

— Никогда не слышала о таком месте.

Она шевельнулась в его объятиях, словно для того, чтобы проверить их силу, и он покорно отпустил руки, бессильно упавшие вдоль тела, все еще слишком интимно прижатого к ней.

Габриель задержал дыхание, ожидая, как она поступает дальше. Он чувствовал ее нерешительность и знал, что она возбуждена не меньше его. Она хотела его, и он хотел ее каждой частичкой своего существа.

Сара обеспокоенио прикусила нижнюю губу, всем сердцем желая, чтобы его руки вновь оказались на ее талии, потому что иначе ей придется выбирать — поддерживать их близость или отстраниться.

Умом она понимала, что должна порвать всякую связь с этим странным человеком и бежать, не оглядываясь, но женский инстинкт приказывал ей остаться, откинуть голову к его плечу и позволить его рукам вернуться на прежнее место.

Наконец Сара решилась. Нежно, но твердо она слегка отстранилась от него.

— Отправляйся домой, Сара, — сказал он, и голос его был хриплым и полным чувства, которого она не понимала. Он вдруг засунул руку в карман и, вынув оттуда двадцать долларов, быстро вложил их ей в руку. — Возьми такси и уезжай, пока еще можешь.

— Но…

Глаза его прожигали ее насквозь, словно угли.

— Держись подальше от парка, Сара, — грубо произнес он. — Держись подальше от

Меня!

Она уставилась на него, полная смятения, а затем, отвернувшись, побежала к воротам.

Он стоял в лунном свете еще долго после того, как ее и след простыл. В эту ночь он мог не опасаться за ее безопасность. Еще не слишком поздно, и она успешно доберется домой. В любом случае, большей опасности, чем рядом с ним, для нее быть не может.

Сжав кулаки и напрягшись, Габриель закрыл глаза, отдаваясь жажде крови, бушевавшей в нем. Он усмехнулся, когда клыки его удлинились в предвкушении ночной охоты.

— Сара…

Он слишком хорошо знал, зачем она пришла к нему, хотя она и отказалась признаться в этом.

Он снова чувствовал прижавшееся к нему тело Сары, ее ягодицы у своего паха, слышал биение ее сердца, словно барабан стучавшее в его ушах. Запах ее крови и плоти, даже теперь он упивался им.

— Держись подальше от парка, Сара, — неслышно пробормотал он, повторяя сказанное раньше. — Держись подальше от меня.

Но эти слова были мольбой, а не угрозой.

ГЛАВА IV

Она остановила такси на углу, чтобы по дороге домой зайти в магазин. Впервые за эти месяцы у нее проснулся аппетит, но не к «на стоящей еде», как выражалась ее мама, а к разным бисквитам и сладостям.

Дома Сара сразу же пошла в кухню, налил; в высокий бокал молока и, сев за стол, стал; вскрывать пакеты, зная, что ей придется по жалеть об этом, когда в следующий раз он; встанет на весы.

Она заглянула в каждый пакет, перепробо вала все, что накупила, опустошила стакан с молоком, прошла по дому, зажигая везд свет, и включила телевизор.

Она вытерла пыль с мебели и пропылесоси да ковры, разморозила холодильник, намор щив нос от отвращения, когда вытаскивал; оттуда забытый разложившийся коричневый кусочек неизвестно какого продукта. Вычисти ла раковину в кухне и ванну, вынесла мусор Но не смогла зайти в детскую, не в сила вынести вида детской кроватки и сознания то го, что рано или поздно ей придется упрятат ее в подвал вместе с запакованной одеждой и игрушками и поверить наконец, что ее девочка уже никогда не вернется к ней.

Была уже полночь, когда Сара погрузилась в горячую пенную ванну. Она закрыла глаза, и в памяти ее всплыла другая комната и огромная роскошная розовая ванна.

Нет, она не должна думать ни о нем, ни о комнатах, которые он отделал для нее.

Завернувшись в полотенце, Сара уставилась на бархатный пеньюар, брошенный на спинку стула, не зная, то ли облачиться в него, то ли засунуть в ящик. Наконец презрительно фыркнув и негодуя на собственную слабость, она надела его, наслаждаясь мягким прикосновением ткани к телу. Это было прикосновение роскоши.

Завернувшись в нежный бархат, она присела на диван, пробегая по телеканалам, пока не остановилась на каком-то старом фильме.

Через несколько мгновений она уже спала.

И видела сон.

О девушке в старинном длинном платье, прикованной к инвалидному креслу.

О том, как она танцует в «Лебедином озере» с красивым молодым человеком.

О языках пламени, лижущих ее кожу.

О черноволосом мужчине, зарывшим голову в женских коленях, умоляя помочь ему, поддержать. Она слышала его голос, полный тоски и отчаяния. Казалось, он несет в себе всю боль мира: «Можешь ты поддержать меня, успокоить, хотя бы па одну эту ночь».

А молодая женщина отвечала: «Я не понимаю»,

И снова его голос, полный муки одиночества, пронзающий ее сердце: «Не надо вопросов, дорогая, только держи меня, прикасайся ко мне».

Сара проснулась от лучей полуденного солнца, бивших ей в лицо, и слезы полились из ее глаз.

Первая ее мысль была о Габриеле. Он снова вторгся в ее сны. Он не отпускает ее с самой первой их встречи в парке. Но кто была та девушка в инвалидном кресле, почему она оказалась в ее сне?

Сев к столу, она позавтракала французскими хлебцами, едва ощущая их вкус. Кто же такой ее новый знакомый? Совершенно очевидно, что он богат. Очень богат. И к тому же самый красивый из всех мужчин, которых она когда-либо встречала. И еще, он очень загадочен.

Прошлым вечером его слова, гнев в его голосе испугали ее.

«…уезжай, пока еще можешь… держись подальше от парка, держись подальше от меня!» Это было именно то, что она и собиралась сделать. Он чересчур мрачен и таинствен, а она устала от собственной печали. Пора ей начать новую жизнь, найти подходящую работу.

Сара огляделась в залитой солнцем кухне, вспоминая счастливые субботние утра, когда она неспешно готовила завтрак для себя, Дэвида и Натали. Здесь она сказала Дэвиду, что беременна, и здесь Натали делала свои первые шажки…

«Нет, это невыносимо, — подумала она, — я должна продать этот дом, иначе мне не избавиться от воспоминаний, нельзя жить постоянно в окружении призраков».

Ей нужна новая попытка. Работа. Новый дом. Новая жизнь…

Но оптимизм Сары улетучился, когда она трезво оценила свои возможности. Она не работала четыре года. Она ненавидит суету. Ей нужна не новая жизнь, а ее привычная старая… И она хочет увидеть Габриеля. Сделав усилие, она прогнала от себя его образ. Поднявшись, вымыла тарелки, быстро приняла душ и отправилась в сумермаркет и к парикмахеру, говоря себе, что ей станет лучше с новой прической, маникюром и парочкой новых платьев.

Он блуждал по дому, не в силах остановиться и передохнуть. Одинокий. Голодный. Ему нужна была кровь. Он хотел прикосновения человеческой руки. И любви женщины.

Сара…

Снова и снова Габриель ходил из комнаты в комнату. Все они были пусты, за исключением первой от входа гостиной и спальни, которые он обставил для Сары.

Зачем он купил этот дом с восемью спальнями, если предпочитал спать в подвале? Ему не нужны были ни кухня, ни столовая, он не мог проводить время в застекленном солярии, наслаждаясь теплом и светом солнечного летнего дня.

Он уставился через окно в сад, представляя в нем Сару, срезающую букет из роз, блуждающую по узким тенистым аллеям, сидящую на качелях, загорающую у позолоченного солнцем бассейна.

Тихо выругавшись, Габриель отвернулся от окна. Он хотел ее-эту, другую, как ту, свою прежнюю Сару. Но нет, он не выдержит вновь боли от потери любимого существа, не сможет больше наблюдать агонию старения и умирания, когда эта, вторая женщина уйдет вслед за первой. Он будет по-прежнему молод, а она состарится и умрет, став добычей червей. Что за насмешка судьбы!

В новом припадке гнева он рухнул на колени, снова и снова ударяя кулаками о камин, благословляя боль в своих руках. Кровь брызнула из костяшек, и он проклял того монстра, которым он был, проклял урчащий в нем ненасытный голод, свою нечистую жажду.

И все это из-за Сары…

Бормоча проклятия, Габриель поднялся, чувствуя потребность выбраться из дома. Она провела здесь всего одну ночь, но казалось, стены повторяют ее имя, а воздух наполнен ароматом ее кожи и духов. Весь он был полон ею.

Быстро и молчаливо он проходил по улицам, залитым лунным светом. Плохо придется тому смертному, который попадется ему в этот ночной час. Сейчас в нем не было ни жалости, ни милосердия к тому, кто слабее, только свирепый голод и неуемный гнев за свою проклятую участь. Он хотел, чтобы кому-то другому было так же больно и страшно, как ему. Он хотел отобрать чужую жизнь, раз ее отняли у него.

Веками он одиноко блуждал по земле, никого не любя, не любимый никем. А затем встретил Сару-Джейн, давшую смысл его жизни. Но она слишком скоро умерла. И вот теперь он, никогда уже не надеявшийся вновь полюбить, вдруг встречает другую женщину, согревающую его сердце, женщину с такой же душой, как у Сары-Джейн, которую он потерял.

Его неудержимо влекло к парку. Он смутно надеялся, что она пренебрежет его предупреждением и явится туда.

Взгляд его проникал во тьму в поисках Сары. И она действительно была там, как яркий свет маяка в ночи.

«Не стоит приближаться, — говорил он себе, — достаточно видеть ее лицо, освещенное светом луны, дышать ароматом ее кожи и духов».

Но Габриель уже не владел собой, неудержимо стремясь к ней. Воля его словно спала.

И вот он опускается рядом с ней на скамью, обнадеженный ее приветливой улыбкой, чувствуя ее близость каждым обнаженным нервом.

Она молчала, но он знал все ее мысли, читая их в глубине ее глаз. Она испытывала страх. Она была одинока. Ей были необходимы поддержка, близость другого человеческого существа. Она хотела его. Он пугал ее.

— Сара…

Под его пристальным взглядом она медленно качнула головой.

— Нет, я не могу, мне страшно. Я боюсь…

— Меня?

— Да.

— Я не причиню тебе вреда, — сказал он, клянясь самому себе, что так и будет.

— Но я совсем не знаю тебя, — возразила она, испытывая раздражение оттого, что он снова заставлял ее жить и желать мужчину, в то время как ее Дэвид был мертв.

Но он понял это, глядя в пустоту ее глаз. И увидел, что душа ее старше тела. Это было узнавание. Она вернулась к нему. Это она, пусть это и кажется невозможным. Глаза у нее теперь карие, хотя раньше были голубыми. У нее был другой мужчина. Но сердце ее и душа остались прежними.

Сара-Джейн.

Осознание этого поразило его.

— Что-нибудь не так? — встрепенулась Сара под его напряженным взглядом. Очень медленно он качнул головой:

— Нет, ничего…

— Ты напугал меня.

— Сара… — Губы его произнесли ее имя с благоговейным страхом. А затем он упал на колени перед ней, зарываясь головой в ее колени.

— Габриель…

— Не надо вопросов, — пробормотал он. — Умоляю, только держи меня, прикасайся ко мне.

Сара уставилась на его склоненную голову, слова эхом отдавались в ее памяти, она слышала их прошлой ночью во сне. Да, но ведь там была другая женщина, проводившая пальцами по его волосам…

Холод внезапно пронизал ее, и она поспешно отняла свою руку. «Что все это значит?»

Руки его замкнулись на ее талии.

— Не надо бояться. Я не сделаю тебе ничего плохого, клянусь. Умоляю, не отталкивай меня, дай мне побыть с тобой хотя бы минуту.

Он был счастлив, вновь ощутив ее руки на своих волосах. «Ах, это прикосновение человеческой руки, теплой, страждущей полной жизни!» Это была рука его Сары, такая желанная, такая знакомая.

«Сара, Сара, неужели это и в самом деле ты?»

Слезы стояли у нее в глазах, когда она проводила по его волосам, затылку, щеке. Он весь дрожал или это дрожала она сама?

Он поднял голову, заглядывая ей в глаза, и в глубине его темно-серых глаз она прочла такой смертельный голод, что сердце ее пронзила острая боль.

Почти не сознавая, что делает, Сара склонилась и поцеловала его.

Время словно остановилось, пока она вглядывалась в глубину его глаз, но потом веки его упали, и он поцеловал ее со всем долгим томлением полувековой разлуки, со всей своей любовью, принадлежавшей ей, и только ей одной.

Желание охватило ее, заставив вдруг запылать подобно пламени, сжигая малейшие сомнения. Она помнила лишь о том, что должна утешить этого человека, вобрать в себя его боль, прогнать пустоту из его сердца и души. Она хотела прижать его к своей груди, баюкая и убеждая, что все исправится и будет очень хорошо, что он никогда больше не будет так безысходно и страшно одинок. И в каком-то отдаленном уголке ее сознания возникло чувство уверенности, будто она уже пробовала утешать его однажды.

Прошла вечность, прежде чем он отстранился.

— Прости меня.

— Тут не за что прощать, — мирно сказала она.

Глаза его были глубокими, потемневшими от старости. Она подумала, что уже видела когда-то эти глаза, устремленные на нее с тем же выражением, чувствовала на себе их магнетическую власть.

— Сара, идем ко мне.

Она хотела отказаться, сердясь на то что он мог принять ее за женщину, готовую отдаться едва знакомому мужчине. Хотя Габриель и не просил ее ни о чем таком, она знала чего он хочет.

Потому что тоже хотела этого.

Он встал, прожигая ее взглядом, с выражением лица почти наглым, но она уже знала как он раним и одинок. Знала, как он умеет страдать. И в этот миг Сара поняла, что он не может унизить ее, что он не из тех мужчин которые добиваются близости женщины не любя ее. Нет… это невозможно… С чего бы ему любить ее? С чего бы ей любить его?

Он протянул ей руку с молчаливым приглашением.

Она встала и вложила свою руку в его И он почувствовал, как мрак уходит из его души.

И она поняла, что больше не одинока

Слова были не нужны. С приглушенным стоном он поднял ее на руки и понес к себе

«Это невозможно», — думала Сара. Она не была близка ни с одним мужчиной, кроме Дэвида, выйдя за него, едва выпорхнув из средней школы. Он был первым и единственным, кого она знала и хотела. Только он один. До сегодняшней ночи.

Странно, но она не ощущала ни вины, ни сомнений, когда Габриель нес ее по винтовой лестнице и дальше в бледно-розовую спальню

Очень нежно он поставил ее на ноги и поцеловал, потом еще и еще. Она вздрогнула, чувствуя его руки на плечах, спине. Язык его скользил по ее нижней губе, и она, неожиданно для себя, ответила ему, встречая его язык своим и ощущая вкус вина. Это показалось ей знакомым, равно как и опьянение от его поцелуев.

Не разнимая губ, они разделись, он помогал ей, она — ему. Затем, подняв Сару на руки, он перенес ее на кровать. Она тут же притянула его к себе, не желая быть одной ни единого мига. Кожа его была упругой и прохладной, рот, зарывавшийся в ней, обжигал ее. Он издал низкий, мучительный стон, скользя языком по ее шее, задерживаясь в ямочке с бьющимся пульсом у горла.

— Габриель… Габриель… — Имя его как стон срывалось с ее губ, пока он ласкал, заставляя оживать и отдаваться страсти ее тело. Он был необходим ей, она хотела его как никого на свете.

Руки ее блуждали по его спине, груди, проверяя каждый мускул и удивляясь силе, притихшей под кончиками ее пальцев. Он сдерживался, боясь напугать ее, сделать ей больно.

Но желание уже захватило ее целиком, ; и она поторапливала его, лаская руками и покусывая мочку уха. Всем своим телом она говорила, что хочет его.

И он взял ее. Навис над ней, подобно черному ангелу с длинными волосами, рассыпанными по плечам. Он содрогался всем телом, обладая ею.

Она чуть не задохнулась, когда их плоть стала единой. Дэвид всегда был очень нежным любовником, чаще даже медлительным. В нем не было той силы, что в Габриеле. С Дэвидом она не переставала чувствовать себя скованной, а Габриель заставил ее забыть обо всем, кроме одного — что она должна принадлежать ему, раствориться в нем… Он брал ее так, словно она была лишь его, словно только он имел на нее право. И… он был таким искусным любовником. Никогда раньше она не ощущала себя столь хрупкой и женственной, столь желанной.

Она закрыла глаза, растворяясь в наслаждении. Ее сердце и душа неразрывно принадлежали ему…

Она лежала в голубой спальне на постели с розово-голубым покрывалом. Тяжелые бледно-голубые шторы висели на окнах, на стенах поблескивали подсвечники. И Габриель склонялся над ней, шепча разные ласковые французские и итальянские словечки. Это был он там, в той комнате. Она слышал его голос, прикасалась к нему, вдыхала запах разгоряченных тел. Волосы Габриеля окружали его лицо подобно черному облаку, глаза набухали свинцом, как небо перед грозой.

Его глаза… Возможно, в этом был виноват блеск свечей, но они полыхнули вдруг кроваво-красным пламенем…

Сара приоткрыла веки, напуганная своими видениями. Габриель склонялся над ней, и его серые глаза полыхали, как раскаленные угли. Нет, это точно игра света, решила она, и у нее не осталось больше времени думать об этом. Наслаждение пронизало ее тело, и в экстазе она выкрикнула его имя, впиваясь ногтями ему в спину и плечи. Слияние их было полным. И он, и она изнемогали от удовольствия.

Габриель отвернулся, не желая, чтобы она увидела жажду крови в его полыхавших огнем глазах. Ему понадобилось собрать всю волю, чтобы удержаться от своей нечистой жажды, подавить в себе чудовище. Вожделение возобладало над голодом.

Но это не было простым вожделением. Он любил эту женщину. Ту, которая ушла, он снова любил теперь в ее новой жизни. И уже никогда не отпустит ее.

— Габриель?

Глубоко вдохнув, он повернулся, вновь приника к ней, обнимая ее властно, как если бы она принадлежала ему безраздельно.

— Дорогая?

«Дорогая». Так он говорил девушке в голубой комнате. Той, чьи желания Сара чувствовала так, словно они были ее собственными.

Габриель заглянул ей в глаза.

— Все в порядке?

— Не знаю. Я…

— Что такое?

— Я не знаю, как это объяснить, — сказала она, нахмурившись. — Но сейчас, когда мы были близки, у меня возникло чувство, будто это не я, а кто-то другой… будто мы… другие… Габриель незаметно выругался. На какое-то время он провалился в прошлое и представил в своих объятиях прежнюю Сару-Джейн. Но как это могло передаться теперешней Саре?

Мускул дрогнул на скуле Габриеля.

— И кто же с тобой был вместо меня?

— Ты был со мной, но… я не знаю… Ты был каким-то другим. Твои глаза… — Она приподнялась, опираясь на локоть, и внимательно всмотрелась в его лицо, а затем качнула головой. — Давай забудем об этом.

Очень нежно он отвел прядь волос с ее лица и потянул за локоть, заставив снова лечь рядом.

— Габриель?

— М-м… да?..

— Боюсь, я влюбилась в тебя. — Она прикусила губу, не получив ответа. — Ты о чем-то задумался?

— Нет, Сара, я не задумался.

Она ждала, надеясь услышать, что он тоже любит ее, или, на худой конец, что она ему не безразлична, но Габриель лишь смотрел на нее своими серыми глазами, в которых читалось желание. Однако оно показалось ей лишь поверхностным фоном, в глубине его глаз она заметила нечто иное, чему не могла дать определения.

Ей не пришлось слишком долго думать об эгом, потому что он уже снова овладел ею. Его любовь поднимала ее до неизведанных высот, опускала в бездны, о которых она не подозревала, доводя до немыслимого экстаза.

И, забыв обо всем, исключая наслаждение, глядя в его глаза, Сара вдруг поняла, какая страшная пустыня одиночества притаилась в них, как нуждается он в любви и поддержке.

Слезы жгли ей глаза, душа сливалась с его душой. Рыдая, она оплела его руками и ногами, изо всех сил прижимая к себе, шепча, что любит его и всегда будет любить, что он никогда больше не останется один.

Сладкая судорога пронзила их сплетенные тела одновременно, сердца бились в едином ритме, а слезы мешались. Эти минуты острого наслаждения унесли их прочь от их печалей и тягот туда, где не было ни времени, ни пространства, ничего кроме их близости.

Для нее это были минуты полного удовлетворения и покоя.

Он ощутил себя странником, возвратившимся домой после долгого пути.

С тихим вздохом она заснула в его объятиях.

Он баюкал Сару всю ночь, согретый ее теплом, перебирая мягкие шелковые пряди ее волос, лаская изгиб плеч, шею, целуя руки.

Он знал, что она видит его во сне, и по лицу ее было видно, что это счастливый сон.

Он держал ее, пока заря не окрасила горизонт, а затем, укрыв и поцеловав в губы, собрал свою одежду и вышел из комнаты.

Никогда еще его подземелье не представлялось Габриелю таким пустым и холодным. Никогда дневной сон не казался ему таким страшным.

Последняя его мысль была о Саре. С ним оставался ее запах, вкус ее кожи на языке. Мысленным взором он видел ее, спящую в комнате наверху с губами, распухшими от его поцелуев, посреди золотого каскада волос, разметавшихся по подушке.

— Сара. — Он прошептал ее имя, и чернота сомкнулась над ним.

ГЛАВА V

Было уже позднее утро, когда Сара проснулась к потянулась с радостным чувством полноты жизни. Затем она села в постели, гадая, где Габриель.

Поднявшись, Сара быстро приняла душ и, завернувшись в мохнатое белое полотенце, спустилась вниз. — Габриель?

Она нахмурилась, смятение ее росло, пока она блуждала из комнаты в комнату. За исключением ее спальни и ближайшей ко входу гостиной, ни одна из комнат не была обставлена. В кухне не было ни стола, ни стульев, хотя в холодильнике и оказалась еда.

Но любопытство пересилило аппетит, и Сара вернулась назад, повторив свой маршрут. Она останавливалась в каждой из комнат, все больше переполняясь тревогой и недоумением. Он сказал, что живет здесь уже несколько месяцев. Но разве владелец машины в семьдесят тысяч долларов не в состоянии нормально обставить свой дом?

Она была потрясена, что единственной обжитой комнатой здесь была гостиная, и не понимала, почему Габриель не отвечает ей.

У нее было стойкое чувство, что он находится где-то в доме.

— Габриель? — снова позвала она из холла, кутаясь в полотенце. — Габриель, это уже не смешно!

Раздраженно вздыхая, Сара поднялась наверх и готовя уже была облачиться в свою вчерашнюю одежду, когда взгляд ее задержался на гардеробе.

«Ты найдешь одежду в шкафу», — говорил он.

Она нерешительно раскрыла дверцы, и глаза ее расширились от удивления. Здесь были платья, блузки и свитера, джинсы и слаксы, туфли на каблуках и босоножки. Она помотала головой, не веря своим глазам. Никогда в жизни у нее не было столько разной одежды.

Через двадцать минут она остановила свой взор на черных брюках и бледно-лило в ом свитере. Оставшись босой, Сара спустилась в кухню и подкрепила свои силы чашечкой кофе.

Но где же он?

И тут она заметила в углу едва различимую узенькую дверцу, выкрашенную в один тон с кухонной стеной.

Поставив кофейную чашку в раковину, она подошла к двери и, открыв ее, увидела уходящий вниз лестничный пролет, а на нижней площадке следующую дверь.

— Все чудесней и чудесней, — пробормотала она и, чувствуя себя Алисой в Стране Чудес, стала спускаться по ступенькам.

Сара потянула за ручку двери, но та оказалась запертой. Она огляделась в поисках ключа, пошарила за выступом дверной рамы. Ничего.

Сара тихо вздохнула. Это дверь в гараж? В подвал? В сад?

Она задержала руку на двери. Дерево — мореный дуб — было скользким и холодным под кончиками ее пальцев.

И тут же воспоминания захлестнули ее Возник образ небольшого коттеджа с разбитым окном, узкая лестница в подземелье и другая дверь из мореного дуба.

Она услышала голос Габриеля, в котором звучала угроза. «Уходи!»

Напуганная, Сара отдернула руку и отступила назад. Ей не послышалось. Это было на самом деле. Это голос Габриеля.

Она побежала вверх по ступеням и, вбежав в кухню, захлопнула за собой дверь.

Из кухни она побежала в холл, затем вниз по ступеням на первый этаж, через гостиные и холлы ко входной двери и остановилась лишь на въезде в гараж, вспомнив, что ее машина осталась дома.

Тяжело дыша, Сара помчалась по дороге к главным воротам. Слезы унижения набежали ей на глаза, когда она обнаружила, что ворота заперты и почувствовала себя как в ловушке Но тут, словно по волшебству, створки распахнулись, выпуская ее. Она слышала, как ворота захлопнулись за ней, но даже не обернулась продолжая бежать, подгоняемая страхом.

Он поднялся в сумерках и тяжело зашагал по ступеням наверх.

Она ушла, что ж, тем лучше.

Он повторял эти слова вновь и вновь, проводя ночи, уставившись в огонь камина или разъезжая на Некроманте. Иногда приходил в спальню и стоял там, вспоминая, пока это не становилось слишком болезненным. И тогда он выходил блуждать по пустынным ночным улицам. Невидимый никем, перелетал с невероятной скоростью из одного конца города в другой. Случайным прохожим казалось, что это лишь дуновение холодного ночного воздуха.

Гнев восставал в нем, подталкивая убить, но он отказывался от этого и насыщался, когда уже совсем терял силы, отбирая лишь немного крови. Он казнил себя голодом, желая заглушить невероятную тоску по Саре.

Прошла неделя, и ярость его возросла, подогреваемая мыслью, что он может заставить ее принадлежать ему в любое время.

Разве он не вампир? В его власти загипнотизировать ее, заставить примчаться к нему, где бы она ни была в этот момент. Она будет желать его, будет испытывать любовное томление постоянно, изнемогая, не в силах остыть, отключиться от него. Она не сможет противостоять его воле.

Он может заставить ее действовать как зомби, выполняющего каждое его желание. Она будет получать его приказы на расстоянии и подчиняться им. Она будет искать ему жертвы, убивать, не переставая боготворить его.

Он может передать ей свой Черный Дар, сохранив ее тем самым для себя навеки.

Но не в его силах заставить ее любить его. Осознав это, он преисполнился яростью. И именно эта ярость привела его к ее двери.

Сара сидела в уголке дивана, уютно укрывшись пледом и глядя старое повторение шоу Дика ван Дейка. Этот эпизод она видела, по меньшей мере, дюжину раз, но никогда не уставала от него.

Досмотрев шоу до конца, она переключила на канал кантри-музыки; мысли ее продолжали виться вокруг Габриеля. «Вечно этот Габриель, — тоскливо подумала она, — едва узнав, его невозможно забыть». Он заполнял ее мысли и сны. Ночные кошмары. Где-то в подсознании промелькнула мысль, что она нездорова. Только это могло объяснить характер ее снов. То она была в Англии, то во Франции, говорила по-французски. Танцевала. Любила Габриеля. Только это была не совсем она, а как будто другая женщин с такими же, как у нее, белокурыми волосами, но с голубыми глазами.

Однако были и сны, которые сильно пугали ее. Саре даже пришлось спать одно время с включенным светом, но она все равно пробуждалась как от толчка; образы окровавленных клыков и горящих, как угли, глаз намертво отпечатались в ее памяти.

А вчера ночью ей приснилось, что она похоронена заживо.

Закрыв глаза, Сара глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться. В конце концов, это всего лишь сны. На деле ей не было причинено ни малейшего вреда.

— Сара.

Это был его голос, низкий, звучный, проникновенный.

Она открыла глаза — он стоял прямо перед ней, у двери в комнату. Высокий и весь в черном, как в ее ночных видениях. Удивительно, почему она не испугалась его? Но затем ей стало ясно — она ждала этого появления с того самого мо-'• мента, как сбежала из его дома неделю назад.

— Что ты здесь делаешь? Взгляд его серых глаз, казалось, пронизывал ее насквозь.

— Я пришел за тобой.

— Что это значит?

— Ты не догадываешься?

Сара скомкала плед, глаза ее расширились от ужаса. Она медленно качнула головой, словно отказываясь верить в то, что читалось в его глазах.

А затем он поднял ее с дивана — она даже не заметила, как он успел подойти к ней, — и понес, закутанную пледом. Они двигались через ночь с невероятной скоростью. Слезы застилали ей глаза. Магазины, дома и люди сливались в одно пятно.

И вдруг они оказались у него дома, в гостиной: она сидела в кресле перед камином и уже не помнила ничего — ни того, как он появился у нее, ни того, как доставил ее к себе.

Сара видела, как Габриель оглянулся через плечо и пристально взглянул в камин. Какой-то неопределенный мягкий, шелестящий звук — и в камине запылал огонь.

«Магия, — подумала она, — это какой-то вид колдовства».

— Взгляни на меня, — сказал он, и, казалось, голос его эхом отдается в стенах комнаты, в ее сознании, сердце.

Она сжала руки, чтобы они не тряслись и встретила его взгляд.

— Всю эту неделю я думал лишь о тебе — произнес он несчастным тоном. — Об одной тебе.

— Я… я тоже думала о тебе.

— Думала обо мне?

Она уловила нотку надежды в его голосе

— Да.

— Ты видишь сны, Сара?

— Конечно. Как и все.

— Меня не интересуют все, — отозвался он. — Расскажи мне свои сны, Сара.

— За этим ты и притащил меня сюда? — спросила она голосом, полным сарказма — Чтобы послушать о моих снах?

— Расскажи мне их.

Сара попыталась отвернуться, но ей не удалось спрятаться от его взгляда.

— Рассказывай. — Это прозвучало, как приказ.

— В основном, мне снился ты, — сказала она. — Разные ночи, где мы с тобой вместе

— И это все?

— Нет. Иногда я видела кошмары, это было ужасно.

Габриель не шевельнулся, но ей показалось будто он подался вперед.

— Расскажи об этом, — снова попросил он

— В них не было никакого смысла. Я ощущала себя в снах другой девушкой, видела ее глазами, слышала и чувствовала то же что она. Будто меня и не было.

Она уставилась на него, ожидая, что он уверит ее, что все это нормально, и она не сошла с ума.

— Иногда я говорила по-французски. — Она подняла руку и тут же беспомощно уронила ее. — Но ведь я не знаю этого языка… Почему же тогда во сне я произносила французские слова и знала их значение? — Она потупилась и сглотнула. — И еще там, там, где ты, там всегда были кровь и смерть, они следовали за тобой по пятам… А прошлой ночью… — Ногти ее впились в ладони. — Прошлой ночью мне снилось, что я похоронена заживо, И что ты пришел и спас меня.

— Сара. — Голос его был хриплым и полным боли. Теперь он без всяких сомнений знал, что перед ним Сара-Джейн.

— Что бы все это могло значить? — тихо спросила она.

Габриель отвернулся, желая скрыть жадный голод, который, он знал, был отпечатан-теперь на его лице.

— Ты уверена, что хочешь знать?

— Я схожу с ума? — встревоженно спросила она, — Все дело в этом?

— Нет.

— Зачем ты принес меня сюда? Чего ты от меня хочешь?

— Я хочу предложить тебе выбор.

— Что еще за выбор?

— Я собираюсь спросить тебя, хочешь ли ты быть моей добровольно, и если ты скажешь «нет», я могу предложить тебе стать моей рабой или равной мне.

Сара не выдержала и рассмеялась. «Стать его рабой или равной ему? Что он о себе возомнил?» Но тут она в полной мере ощутила силу и властность его взгляда, и смех замер у нее в горле.

— Ты не подшучиваешь надо мной?

— Нет.

— Как тебе удалось разжечь огонь? Он удивленно приподнял черную бровь.

— Странный вопрос в такой момент.

— Как тебе удается передвигаться так быстро?

— У меня много талантов, — ответил он, небрежно пожимая плечами.

— Может быть, ты в некотором роде волшебник? — спросила она, вовремя отбросив слово «колдун», ассоциировавшееся у нее со слишком страшными образами.

— Ты веришь в перерождение душ?

— Не хочешь ли ты сказать, что ты Гарри Гудини?

— Отвечай!

— Нет, я не верю в перерождение душ. Не верю и в духов. И в прочее в том же роде.

Пройдя через комнату, Габриель раздвинул шторы и уставился в ночь. Пора положить этому конец, так или иначе. Много лет назад он думал, что отпустит Сару и никогда не возникнет вновь в ее жизни, но с этой, новой Сарой он был уже не в силах приказать себе это. Он не мог оторваться от единственной женщины, которая любила его. «Проклятый эгоист, — думал он, — ты намерен получить желаемое любой ценой».

Он долго стоял у окна, впитывая звуки ночи. Пьяный, храпевший в канаве за милю отсюда. Взмахи крыльев совы, летящей на охоту. Люди вдали, болтающие, спорящие, любящие.

Габриель глубоко вдохнул, и его ноздри

Наполнил запах кожи Сары. Ее духи, туалетное, мыло, лосьон для волос. Острый запах ее страха. Влекущий запах взволнованной крови, спешившей по ее венам. Он стиснул руки в кулаки, прижимая их к бокам.

— Сара-Джейн, дорогая, вспомни меня, приди ко мне!

— Сара-Джейн… — Дрожь пронизала Сару, когда она произнесла это имя. — Это имя девушки из моих снов…

— Я знаю.

— Как ты можешь это знать?

— Ты видишь сны о ней.

— Может быть, ты хочешь сказать, что она существует в реальности?

— Существовала.

— Что? — Она вся похолодела, ожидая объяснения.

— Она родилась в Англии в 1865 году.

Волосы ее были такими же, как у тебя, но глаза — голубыми, как небо в ясный день. Она выросла в приюте, но однажды стала прима-балериной в парижской Опере. А позже пожертвовала блестящей карьерой и возможностью иметь нормальную семью ради человека, которого любила. Она умерла в 1940 году.

— Все это прозвучало так, словно ты знал ее.

Он медленно повернулся к ней лицом:

— Да, я знал ее.

— Это невозожно.

Таинственная улыбка заиграла на его губах.

— Невозможно?

— Что ж, — решила вдруг подразнить его

Сара, — тогда ответь, кем она была — твоей рабой или равной тебе?

— Она была моей женой. — Сара нахмурилась:

— Но ведь она умерла, больше чем полвека назад.

— Да, — ответил он, и глаза его внезапно стали прозрачными, как зимнее небо. — В Саламанке.

Сара покачала головой. Возможно, из них двоих сошел с ума он.

— Я устала, — сказала она. — И хочу домой.

Холод вновь пронизал Сару, заставив задрожать, несмотря на то, что она сидела рядом с огнем. Она знала, что за всем этим таится что-то такое, о чем ей будет страшно узнать.

Габриель задержал дыхание и слабо вздохнул.

— Ты дома.

Теперь она была напутана окончательно. Сара порылась в памяти, пытаясь припомнить случаи, рассказывающие о том, как лучше обращаться с сумасшедшим.

— Я не болен, Сара, и ты тоже не больна. Попытайся вспомнить…

— Вспомнить, что?

— Кто ты?

— Я знаю, кто я. Чего я не знаю, так это — кто ты?

— Ты знаешь меня, Сара, и ты всегда знала меня.

— Нет, — сказала она, и слезы страха набежали ей на глаза. — Умоляю, позволь мне уйти.

— Не позволю! Я не могу вновь потерять тебя.

— Я не она. Я Сара-Джейн Джонсон. И глаза у меня карие, а не голубые. Я никогда не была ни в Англии, ни во Франции, ни в Испании.

— Ты родилась калекой, — сказал он. — Я приходил к тебе в приют. Читал тебе, баюкал тебя на руках, приподнимал за талию, и мы вальсировали по комнате. Я возил тебя в театр…

— На «Жизель»… — Она вздрогнула, когда эти слова сорвались с ее губ. У нее было такое чувство, словно кто-то потревожил ее могилу.

Габриель кивнул.

Сара уставилась на него недоверчиво и изумленно.

— Ты катал меня на своем коне. Отправил меня во Францию, в балетную школу. Ты спас меня, когда я обгорела…

Он снова кивнул, сердце его забилось си льнее, когда эти воспоминания вышли на поверхность.

— Это была я… Это меня закопали живьем в землю.

Габриель увидел ужас в ее глазах, когда она вспомнила о той ночи. Желая успокоить Сару, он шагнул, простирая к ней руки.

— Нет! — вскричала она, устраняясь от его объятий. — Ты… ты… — Она тряхнула головой, отказываясь верить. — Нет, нет, это невозможно! Все это просто дурной сон…

Руки его упали.

— Иногда мне хочется, чтобы это было сном. — Он издал глубокий дрожащий вздох. — Слово, которое ты не отваживаешься произнести, — вампир. Это правда. Именно это я и есть.

Она снова тряхнула головой. Габриель слышал гулкое биение ее сердца, запах страха, поднимающийся от ее кожи.

— Прежде ты не боялась меня, — кротко заметил он. — Однажды ты даже дала мне свою кровь.

Краска схлынула с ее щек, когда она уставилась на свое запястье.

— Я помню. — Она заставила себя произнести эти слова. — Ты был в подвале заброшенного дома и не мог выйти наружу.

Она подняла на него глаза, но он молчал, стоя с бесстрастным лицом. Сара никогда не встречала такого обреченного спокойствия в другом человеческом существе, разве только… он не принадлежал к человеческой породе.

Вампир.

Бессмертный.

Все фильмы о вампирах, которые она когда-либо видела, встали в ее памяти. «Ты будешь моей рабой или равной мне?» Но был ли у нее выбор на самом деле? Судя по кино и книжкам, он мог загипнотизировать ее, заставив делать все, что только пожелает. И теперь, оказавшись в паутине его взгляда, она поверила в это.

— Сара, я не собираюсь причинять тебе вред, — он отвернулся, пряча руки в карманах брюк. — Хотя и принес тебя сюда, чтобы провести через… заставить силой, если ты не захочешь сама

— Провести меня через что?

— Сделать тебя такой, как я. — Даже не глядя на нее, он видел ужас в ее глазах, чувствовал учащенный ритм ее сердца и волны страха, захлестывавшие ее. — Можешь не беспокоиться, — сказал он, — я изменил свое решение.

— И ты любил ее очень сильно, да?

— Да.

— Почему же ты не сделал ее вампиром?

— Она не хотела этого.

Он уставился на нее долгим гипнотизирующим взглядом, и последняя надежда оставила ее.

Но, придя в себя, Сара обнаружила, что находится дома, сидит на диване с пледом

На коленях.

— Прощай, Сара, — сказал Габриель. — Я больше не побеспокою тебя.

Она моргнула, и в следующий миг его уже не было в комнате. Казалось, его вообще никогда здесь не было.

Она продолжала сидеть, проигрывая в памяти их разговоры. Оказывается, она уже жила когда-то и знала его. Воспоминания захлестнули Сару. Морис и Антонина. Балетные спектакли в парижской Опере. Жизнь в приюте. Сестра Мария-Жозефа. Она вспомнила себя, сидящей в инвалидном кресле, и свой ужас, когда пламя ворвалось в ее комнату, Потом Габриеля, уносившего ее ночью, и страх в его глазах. Он дал ей свою кровь, спас жизнь, излечил ноги так, что она смогла ходить и танцевать.

Он любил ее до самой ее смерти…

Нет, это невозможно. Она не верила в перерождение души, не верила в вампиров. Одна мысль обо всем этом была ужасной. Но и волшебной, притягивающей.

Слишком взволновавшись, Сара уже не могла усидеть на месте и отправилась в кухню подкрепиться чашкой горячего шоколада. Воспоминания не оставляли ее, разные образы другой жизни роились в мозгу, и над всем вставал образ Габриеля. Сидящего рядом с ней, напевающего дивные старинные вальсы, баюкающего ее на своей груди.

Когда она нашла его умирающим в подвале, он умолил ее покинуть его, бежать, никогда не возвращаться…

— Габриель, мой ангел, умоляю, позволь мне помочь тебе!

— Ангел… ангел… — Он рассмеялся каким-то жутким хохотом, это походило на истерику. — Дьявол, верно, хотела ты сказать. Беги прочь от меня, моя Сара, беги, прежде чем я не навредил тебе, прежде чем ты не содрогнешься от ужаса, как Розалия…

— Я не уйду, — твердо сказала Сара и, не дожидаясь пока разыграется воображение и ее охватит испуг, пересекла разделявшее их пространство и приняла его в свои объятия. — Габриель, умоляю, скажи мне, что надо делать, — просила она.

С нечеловеческим вздохом отчаяния он по-вернулся к ней лицом.

— Уходи!

Сара уставилась на него, в его глаза, полыхавшие, как адское пламя, и поняла, что смотрит в лицо смерти.

— Что случилось с тобой? — спросила она

Дрожащим голосом, готовая в любую минуту сорваться, поддавшись страху и панике.

— Ничего не случилось со мной. Я таков, каков есть.

Он обнажил зубы, и она отпрянула назад. Даже в такой тьме можно было увидеть его клыки, острые, белые, смертельные. Дьявольский огонь бушевал в его глазах.

— Теперь ты уйдешь?

Голос его был грубым, руки стиснуты в кулаки и прижаты к бокам, как если бы он изо всех сил стремился побороть рвавшийся из него голод.

Сара глубоко вдохнула, пересиливая желание умчаться от него сломя голову.

— Нет, Габриель, — сказал она спокойно. — Я и теперь не покину тебя.

Он был болен, и ему необходимо было утолить свой голод. Зная это, она предложила ему свою кровь, но он отказывался, умоляя ее бежать от него. И она убежала, но лишь на минуту, чтобы подобрать осколок стекла и перерезать запястье. Но он не хотел этого. Она видела, как ужас в его глазах боролся с голодом, и сама прижала кровоточащее запястье к его губам. Низкий крик отчаяния, и рот его замкнулся на ранке…

Сара чуть не задохнулась от внезапной жаркой боли в правом запястье, ей казалось, будто кто-то сосет ее кровь… Странно, но это была очень чувственная боль, близкая к наслаждению…

— Я должна была очень любить его, раз сделала для него такое, — пробормотала она, не заметив даже, что сказала я вместо она.

Глотнув шоколада, она не почувствовала, что он уже остыл.

Габриель. Самый одинокий из всех существ, обреченный таиться в тени, вечных потемках, отрезанный от всего человечества…

И она стала лучом света, пронизавшим его мрак…

Сара бесцельно блуждала по дому, затем вернулась в гостиную и снова уселась на диване, завернувшись в плед. Разум ее был расстроен, ее измучила необходимость принять то, что она уже жила когда-то и что пожертвовала всем-счастьем материнства, нормальной жизнью и человеческим обществом, лишь бы оставаться рядом с вампиром.

ГЛАВА VI

Он стоял на веранде, облокотившись на резные перила, наблюдая за темными облаками, клубившимися по небу. Собиралась гроза. Он вдыхал влажный воздух, слушая отдаленные раскаты грома.

Такая ночь полностью соответствовала его настроению, мрачному и неспокойному.

Он потерял ее, нашел и снова потерял.

Он проклял себя за то, что не посмел передать ей свой Черный Дар. Она была стала презирать его за это, но все же была бы его. Навеки его. Ему бы уже не нужно было наблюдать за ее старением и смертной агонией…

Десять недель прошло с той ночи, когда он приходил за ней в ее дом. Десять дней прошли с того момента, как он насыщался в последний раз. Без нее он утратил стремление жить, но голод бушевал в нем, резал внутренности не хуже испанского кинжала, испепеляя его, как солнце. Он чувствовал, как слабеет тело, тускнеет память. Но это было уже неважно. Для него ничто теперь не имело значения, и завтра он собирался со всем покончить.

Он бесстрастно рассуждал о том, сколько продлится его агония. Сгорит ли он мгновенно под лучами солнца или будет какое-то время корчиться, как червь на раскаленной скале. И как с его душой? Если она, конечно, у него есть… Будет ли она прощена или попадет в геенну огненную. Возможно, она будет гореть в аду вечно…

Но даже мысль о том, что придется вечно гореть, не испугала его, потому что он и так постоянно пребывал в огне из-за мук голода, впивавшегося в его внутренности. Терпеть его было невыносимо.

«Последняя порция аппетитной красной жидкости перед смертью? — уныло подумал он. — Разве приговоренный не имеет права на свой последний обед?»

— Габриель?

Он дернулся и огляделся по сторонам при звуках ее голоса.

— Я стучала, — сказала Сара и, заглянув ему в глаза, отступила вдруг назад, схватившись за спинку кресла, чтобы не упасть. Она все поняла. Она уже видела его таким однажды, очень давно, в подвале заброшенного коттеджа.

— Уходи! — произнес он сквозь стиснутые зубы.

Она кивнула, именно так и собираясь поступить, но ноги не слушались ее, она стояла как вкопанная, не в силах отвести взгляд от его лица. На нем был черный свитер, подчеркива-ший бледность кожи. Глаза полыхали знакомым ей красным огнем. Ноздри расширились, как у волка, почуявшего добычу…

— Уходи… немедленно…

— Почему ты постоянно стремишься избавиться от меня?

Он уставился на нее, силясь понять, что она сказала, но запах ее свежей крови заглушал все, он не мог думать ни о чем, кроме голода, впивавшегося в него все сильней с каждой минутой.

— В прошлый раз тебе очень повезло, — сказал он сухим неприязненным тоном. — Я не могу обещать, что тебе так же повезет и теперь. — Он сделал глубокий вдох, одновременно стараясь унять дрожь в руках. — Зачем ты пришла сюда?

— Нам нужно поговорить.

— Поговорить? — Он тряхнул головой. — О чем?

— О нас, о том, как нам быть дальше.

— Никаких «нас» не существует. Уходи, Сара.

— Не могу. Последние три недели я каждый миг вспоминала свою прежнюю жизнь и в ту ночь, что мы провели с тобой здесь, в этом доме. Я люблю тебя, Габриель.

Он закрыл глаза. Ее слова словно смыли его, прогнали всю желчь из его души. «Прекрасные слова, — думал Габриель, — самые желанные из всех, что есть в мире».

Но, сделав над собой усилие, он отвернулся.

— Сара, пожалуйста… уходи.

— Тебе нужна кровь. — Она мгновенно поняла, что уже произносила эти слова однажды, сто лет назад.

Он бы рассмеялся, если бы не страдал так чудовищно. Однажды он уже уговаривал ее уйти, но она не подчинилась ему, и вот теперь все повторяется. Неужели ему на роду написано находить ее и терять, находить и терять, и так без конца? Он снова возьмет несколькот капель ее крови, а потом ему снова придется видеть ее старение, она будет умирать на его руках?

Хриплый стон вырвался из его горла. Он не желает повторений, не сможет снова пройти через все это…

— Уходи домой, Сара, и забудь обо всем.

Он вздрогнул, когда ее руки обвились вокруг него. Это являлось признаком его крайней слабости — то, что он не почувствовал, как она приблизилась к нему сзади. Если бы она была врагом, он был бы рад принять теперь смерть. Заостренный конец деревянного креста в сердце… Час назад, миг назад он бы приветствовал смерть, но теперь рядом была Сара, и ему казалось, что жить стоит.

— Все это уже было с нами однажды, Габриель, — проговорила она, прижимаясь щекой к его спине. — Возьми то, в чем так нуждаешься.

— А что, если я не остановлюсь вовремя, дорогая? Что, если возьму слишком много твоей крови? Если я возьму ее всю? — Он глубоко вдохнул, передергиваясь. — Если ты вновь решаешь остаться со мной, я уже не смогу вынести твою смерть. Такое повторение слишком ужасно. Ты чувствуешь себя готовой принять жизнь вампиров?

— Я не знаю. Такая жизнь мне кажется слишком ужасной.

— Ужасной? — Он уставился на ее руки, обвившиеся вокруг его талии. Ему эта жизнь прежде всего казалась одинокой. Он вспомнил, как это было на первых порах, когда он сделался вампиром. Он смотрел на перемены, происходившие в жизни, на то, как люди вокруг стареют, умирают… Как невыносимо страдал он, когда уходили те, кто был с ним дружен или знаком! Не хотелось жить.

Но затем он встретил Сару-Джейн, и жизнь обрела для него смысл.

И вот теперь она вновь с ним.

Она хочет утолить его голод.

Снова все как было.

— Габриель, возможно, есть какое-то средство… Я уверена, что тебя можно излечить. Мы что-нибудь придумаем, нам это удастся…

— Излечить? — Габриель нахмурился. Он слышал о таких вещах от других вампиров, но никогда не верил им. Ему даже не было интересно разузнать об этом побольше. Несмотря на одиночество, он наслаждался своим сущестованием и сверъестественными способностями.

Излечиться? Возможно. Но он не в состоянии сейчас думать об этом. Ему нужно только одно — чтобы Сара ушла, пока не поздно, пока он еще может сопротивляться своему страшному голоду.

— Поговорим об этом завтра, — предложил он. — А теперь, уходи! — Дрожь прошла по его телу. Кровь Сары. Один ее запах доводил его до изнеможения. Он почувствовал, как удлинились клыки… было бы так легко взять ее, сделать своей навсегда. — Сара… умоляю, уходи.

Сара с неохотой отстранилась. Только теперь она заметила, что разразилась гроза. Молния прорезала черные тучи, грохотал гром. «Как все сходится, — подумала она, — в фильмах ужасов гроза всегда является предвестницей опасности для жизни героини».

Она взглянула на Габриеля. Он все еще стоял спиной к ней, прижимая сжатые в кулаки руки к бокам.

— Завтра я тебя застану здесь?

— О чем ты?

— Не собираешься ли ты совершить какую-нибудь глупость?

— Глупость? Нет.

— Ты лжешь.

Он повернулся к ней лицом:

— Лгу?

— Ты ведь решил умереть, так? Поэтому отказался от того, что питало тебя?

«Она весьма проницательна, — подумал он, — впрочем, так было и раньше».

— Я не хочу, чтобы ты умер, и не хочу, чтобы ты страдал. — Отбросив волосы с шеи, Сара склонила голову набок. — Возьми то, что тебе так нужно, Габриель.

Он шагнул к ней, все еще не разжимая рук. Глаза его горели неземным огнем, губы приоткрылись настолько, что она видела вытянувшиеся клыки. Они казались смертельно острыми и очень белыми.

— Беги, Сара, — хрипло прошептал он. — Беги, пока еще не поздно.

— Нет. — Она уже сумела подавить свой страх. Он ни разу не сделал ей плохо, не сделает и теперь.

Габриель навис над ней, глаза его полыхнули особенно ярко, когда, схватив ее за плечи стальным зажимом, он губами прижался к ее шее.

Сердце ее ударяло дико и гулко, сильней, чем гром, бушеваший в небе. Она чувствовала каждую свою клеточку, каждое нервное окончание, подрагивавшее в предвкушении самого страшного. Острое напряжение сменилось затем странной расслабленностью…

Он пил ее кровь. Сара удивлялась, почему сознание этого не внушает ей отвращения, не делает ее больной. Она словно начисто утратила способность мыслить, не осознавая ничего, кроме чувственного наслаждения. Оно разливалось в ее крови и бродило в ней горячим сладким вином. Она обняла Габриеля за талию, изо всех сил прижимаясь к нему так, словно весь мир вокруг нее поплыл, и ей необходимо было удержаться. Ей казалось, что сердце бьется у нее в ушах.

Волосы его черным шелком лежали на ее щеке. Ей так хотелось прикоснуться к ним, но не было сил даже поднять руку. Пальцы замкнулись на его свитере, и Саре вдруг почудилось, будто она чувствует каждую нить волокна. В глазах плясали красные, лиловые и голубые огоньки.

Голова ее откинулась назад, ей представлялось, будто она плавает в красном море, которое омывает волнами сладострастного наслаждения каждый дюйм ее тела.

Она была опустошена и разочарована, когда он отнял свой рот.

— Сара?

Сара моргнула, глядя на него, лицо его расплывалось у нее перед глазами, и она снова моргнула, не понимая, в чем дело.

— Сара? Сара?

— М-м-м… — Она уставилась на него, собирая все свои силы, чтобы сфокусировать зрение. Кожа его не была больше бледной, на щеках играл румянец, голод ушел из глаз.

Дальним уголком своего сознания она понимала, что причиной тому ее кровь.

Габриель выругался сквозь зубы, проклиная свой нечистый голод. Что, если он взял слишком много ее крови?

Взяв Сару на руки, он отнес ее на кухню и заставил выпить стакан воды. После этого перенес ее наверх в спальню.

— Останься со мной, — молила она. — Останься до восхода.

— Я буду с тобой.

— Теперь я твоя раба?

— Нет.

— Ты знаешь, что я не хотела быть твоей рабой…

— Знаю. Засыпай, Сара.

— Ты вернешься завтра к ночи, не убьешь себя? Обещай мне.

— Обещаю.

— Мы придумаем, как тебя излечить… — пробормотала она, и веки ее сомкнулись. — Я знаю, что мы найдем… А если нет… если нет…

Он прислушался к ровному дыханию — сон уже сковал ее.

— А если нет, — сказал он, заканчивая за нее, — то мы умрем вместе, потому что я не выдержу новой разлуки с тобой.

Дом был полон мертвого спокойствия. Проснувшись, Сара натянула одеяло до подбородка и уставилась в темное окно, гадая, где Габриель. Последнее, что она помнила, — был Габриель, склонившийся над ней и обещающий, что не убьет себя.

Сара вздохнула. Последние три недели она провела, вспоминая прошлую жизнь и пытаясь убедить себя, что это лишь сны и она никогда не жила прежде. Но в глубине души Сара знала, что все, грезившееся ей и сказанное Габриелем, правда. Она жила прежде, любила его. И она любит его теперь.

С этой, накрепко засевшей в ее мозгу идеей Сара сдала свой дом со всей обстановкой одной молодой семье. Затем упаковала вещи и явилась сюда. Трудно представить, что она находится здесь лишь несколько часов. Ей казалось, что прошли века с тех пор, как она вошла в этом дом. Пришла домой. К Габриелю.

Самое невероятное представлялось ей теперь самым правильным.

Она жила прежде. Габриель был ее мужем, и теперь она снова принадлежит ему.

Она почти заснула, как вдруг ощутила его присутствие. Да, он был в комнате и вот уже скользнул к ней, привлекая к себе.

— Скоро восход, — прошептал он, — будь моей, пока он не разлучил нас.

— Но ведь мы всегда будем вместе.

— Всегда.

Удовлетворенно вздохнув, Сара прижалась к нему. «Дома, наконец-то я дома», — думала она.

Она чувствовала его губы на своих волосах, слышала его голос, шепчущий ее имя на языке, которого она не знала, однако ей было понятно значение слов.

Согретая, омытая потоком его любви, она заснула с мыслью о нем. Даже если эта жизнь разлучит их, она непременно отыщет его в следующей.

Когда она снова проснулась, уже наступило утро, и Габриеля опять не было с ней. Но она хорошо знала, что он где-то поблизости в доме. Преисполнившись чувством радости, Сара выпрыгнула из постели и направилась в ванную. После легкого душа она расчесала волосы и, облачившись в свободный белый свитер, джинсы и теннисные тапочки, спустилась вниз.

Быстро проглотив завтрак из чая и тостов, она покинула дом, отправившись в библиотеку.

Сара искренне удивилась, увидев столь широкий ассортимент книг о вампирах, — «Полной руководство в мире бессмертия» Машетти, «Энциклопедия вампиров» Бунзона, «Факты и легенды о вампирах» Купера, «Ужас, который приходит ночью» Хаффорда, «В поисках Дракулы» Мак-Нелли и так далее. Список можно было продолжать долго. В книгах детально описывалось, как опознать вампира, как разрушить, как защититься от него. Но нигде ей не попалось счастливого рецепта, как вампиру вновь стать нормальным человеком.

Согласно одной из книг, вампиры постоянно носят черные смокинги с длинными фалдами, черные шелковые плащи, которые как верят некоторые, сотканы самим вампиром после его обращения.

Сара вздрогнула. Габриель как раз носил черное, но не смокинг и не накидку… «Нет, это невозможно, — вспомнила она вдруг. — Во Франции он всегда появлялся в длинном черном плаще, вот только не в шелковом, а шерстяном».

Просматривая старые газеты, она замерла, потрясенная одним из заголовков 1980 года:

«Убийства, совершенные вампирами, захлестнули Соединенные Штаты». В статье говорилось, что, по данным экспертов, вампиры ответственны по крайней мере за 6000 смертей в год и что полиция завалена делами о кошмарных убийствах, когда тела жертв находят обескровленными. Всех ужаснуло двойное убийство в Нью-Йорке-в найденных телах не осталось крови даже для медицинского анализа. В Калифорнии обнаружили сразу шесть обескровленных жертв.

Из книг она узнала старинные поверья о вампирах. Считалось, что вампиром может стать покойник, если через него перепрыгивает собака или кошка или если над ним пролетит летучая мышь. То же самое могло случиться, если накрыть чью-то тень, оставить тело незахороненным, или если земля не захочет принять в себя покойника, или его не разрешат похоронить в освященной земле.

Сара мотнула головой. И как только люди могут верить в подобную чепуху.

Да, но как она сама может верить в перерождения душ и в вампиров?

Она не сомневалась в природе Габриеля, он успел доказать ей, кем является. Но если можно превратить в вампира, то почему нельзя превратить его обратно в человека? То и другое одинаково необычно. Она не даст себе отдыха, пока не докопается до способа, которым можно излечить Габриеля. Сейчас у нее были только две возможности — без конца в каждой новой жизни возвращаться к прошлому, связанному с Габриелем, или остаться с ним навсегда, уподобившись ему. Но последнее внушало ей стойкое отвращение. Вечная жизнь.

Она была бы не против проводить ее на небе сах в раю ощущая непрестанные радость и счастье. Она не хочет быть отреченной от солнца и дневного света, не хочет быть чудовищем, высасывающим человеческую кровь ля же если в награду будет постоянно находиться с Габриелем. мш», я

Большую часть дня Сара провела в библиотеке и лишь к вечеру вернулась домой. Весь дом был, казалось, пропитан его присутствием, хотя его и не было видно. Она пошла на кухню приготовить себе ужин

Уже поев и сложив тарелки в мойку, Сара вдруг поняла, что Габриель находится у нее за спиной. В следующий момент, обхватив за та лию, он прижал ее спиной к себе

Они стояли так довольно долго: она поглаживала его руки, а он покрывал поцелуями ее щеку и шею.

— Итак, — сказала он наконец — что ты делала сегодня?

— Провела небольшое исследование по вампирам.

— Вот как! И что же ты узнала?

— Все, за исключением того, как избавиться от этого кошмара, вновь вернувшись в человеческое состояние. Лекарства для тебя я не нашла.

Он повернул ее к себе и поцеловал в губы

— Я уверен, что читать подобные книги — пустая трата времени; не думаю, чтобы такое лекарство вообще когда-либо существовало

— Да, мне не повезло, но разве ты никогда не слышал о вампирах, вернувшихся в свое изначальное состояние?

Габриель пожал плечами:

— Да, существуют разные легенды и слухи о вампирах, предпринимавших подобные попытки.

— И у них получилось?

— Есть легенды о некоторых удачных исправлениях.

— Но ведь это же замечательно!

— Это всего лишь сказки, Сара. Мне такие счастливые случаи неизвестны. — Он крепче сжал ее. — Чтобы стать вампиром, нужно оказаться на волосок от смерти. Перейти назад эту грань, отделяющую жизнь от смерти, нелегко. Это будет похоже на саму смерть.

— Я не хочу, чтобы ты умирал. Он тихо рассмеялся, щекоча своим дыханием ее щеку.

— Я и так почти мертвец.

От этих слов у нее мороз пробежал по коже.

— Но что же нам тогда делать?

— Я знаю одного старого вампира, еще старее Нины. Он живет во Франции. Если такое лекарство есть, Киллан должен его знать.

— А если лекарства нет?

— Не знаю, Сара, но я не смогу больше видеть, как ты умираешь.

— Я вернусь к тебе, Габриель, я нашла тебя в этой жизни, найду и в следующей.

— Возможно, так и будет.

— Как скоро мы можем отправиться во Францию?

— Не знаю, я не уверен, что он еще существуют.

— Но ты можешь это узнать?

— Попытаюсь. Я напишу ему завтра, и нам останется лишь немного подождать.

Она взглянула на него, смущенная нахлынувшими образами.

— Могу я спросить тебя кое о чем?

— Конечно

— Ты спишь… в гробу?

— Нет. Я так и не смог побороть отвращения к этому непреложному атрибуту быта вампиров. Я сплю в просторном сосновом ящике, и хотя он напоминает гроб своими размерами и формой, — это всего лишь ящик.

— Где он?

— В подвале. Ты хочешь взглянуть на него?

— Нет, боюсь, что нет. — Она крутила прядь волос, стараясь скрыть замешательство. — У тебя есть видео?

Он на миг нахмурился. «Видео? Ах да, — вспомнил он, — еще одно замечательное изобретение нового века».

— Нет, а зачем?

— Я думаю, кино развлекло бы нас.

— Что ж, за чем дело стало!

Через пару часов Сара, сидя на коленях у Габриеля, смотрела «Дракулу» Брэма Стокера, возмущаясь тем, как много упущений в сюжете.

До этого они прошлись по магазинам, купив лучший видеомагнитофон и немало кассет к нему.

Для Габриеля, впервые попавшего в магазин видеотехники, — это был настоящий опыт познания. Он просматривал стеллажи сверху донизу, пока не отыскал фильмы ужасов. Взгляд его заскользил от одного названия к другому, он был поражен подобным разнообразием и замешкался, в то время как Сара уже выбрала «Танцы с волками», «Бессонные ночи в Сиэтле», «Последний из могикан» и не собиралась останавливаться на этом.

В довершение всего, они накупили попкорна, а также специальный агрегат для его жарки.

Теперь Сара свернулась на коленях у Габриеля, прикрывая рукой глаза, когда экран заливали реки крови. Они уже видела «Дракулу» до этого и была очарована историей любви Минны и графа, однако пропустила добрую половину фильма, испытывая отвращение к насилию и крови. В конце, когда Минна отхватила голову Дракулы мечом, Сара вскрикнула.

— Изумительно! — подытожил Габриель. — Просто изумительно!

— Не посмотреть ли нам теперь что-нибудь смешное? — спросила Сара, соскальзывая с его коленей, чтобы сменить кассету.

Габриель пожал плечами, глядя на следующие две кассеты с фильмами о вампирах.

— Мы можем продолжать и дальше в том же духе, — сказала Сара, — хотя уверена, что меня ждут ночные кошмары.

— Ты живешь с вампиром, Сара, — напомнил он ей с поблекшим видом. — Если это не путает тебя, что могут сделать глупые фильмы?

Она состроила гримаску.

— Очень забавно. Пожалуй, я приготовлю немного попкорна…

Ненароком встретившись с ним взглядом, Сара поняла, что он подумал о том же, о чем и она. Приготовление попкорна. Еще один буд ничный пустяк, подчеркнувший пропасть, раз верстую между ними.

— Принести тебе стакан вина?

Габриель кивнул, и она направилась в кухню. «Мы обязаны найти это лекарство, — думала она, насыпая зерна кукурузы в раскаленную емкость. — Зачем ему вечная жизнь, раз он чувствует себя таким несчастным? Я хочу прогуливаться с ним в парке прохладным дождливым днем, прохаживаться вдоль берега океана, залитого солнечным светом, пойти в зоопарк, музей, исследовать Большой каньон. Я хочу, чтобы он любил меня при свете дня, хочу засыпать в его объятиях, пробуждаться от его поцелуев. Я хочу от него детей, хочу стареть рядом с ним».

Загрузив попкорн, Сара уставилась на вино, которое налила для него. Вечно это красное вино. Цвета крови.

Она смотрела в окно кухни, вспоминая свою прошлую жизнь с Габриелем. Это было чудесное время. Она любила замок, Испанию и Габриеля сильнее, чем это можно выразить словами. Он создал для нее целый мир, и разве то, что он не мог быть с ней днем, — не ничтожная плата за счастье, которое он дарил ей ночью? Но если первая часть ее жзни была прекрасна, в будущем ее подстерегали мучения. Было невыносимо стареть рядом с ним, когда он оставался таким же молодым.

Она стала выглядеть, как его мать, а не как жена. Они не могли уже выходить из замка, боясь показаться кому-либо, потому что, как бы они смогли объяснить, что Габриель не стареет?

И все же Габриель любил ее до самого конца. Она никогда не знала отказа ни в чем.

Стоило лишь намекнуть — и необходимая вещь была у нее. В последние годы жизни, когда она стала совсем дряхлой и болезненной, он заботился о ней так нежно, как только может мужчина заботиться о женщине. Он умолял ее не покидать его, принять его Черный Дар, но было уже поздно. Она была слишком старой, и хотя не хотела умирать, ее не привлекала перспектива вечно пребывать старушкой. В итоге она мирно скончалась на руках Габриеля, уверенная в своем правом выборе. Его лицо, ничуть не изменившееся за те пятьдесят четыре года, что они провели вместе, было последним, что она видела на земле.

И вот она опять с ним. И хотя нет средства обратить его в нормального смертного, у нее снова есть выбор — умереть во второй раз или стать такой, как он.

Она вдруг ощутила, что он стоит у нее за спиной. Заставив себя улыбнуться, Сара повернулась к нему лицом.

— Тебе не обязательно решать сегодня, Сара, — спокойно сказал он, — ни сегодня, ни в этом году, ни в следующем.

— Я знаю, но… но не могу решить, что же мне делать.

— Идти и смотреть кино.

Она последовала за Габриелем и устроилась у него на коленях, пытаясь сосредоточиться на Мэг Райэн и Томе Хэнксе, но их слова казались ей ничего не значащими, юмор — убогим. Попкорн был невкусным. Она не хотела ждать целый год, разрываясь между двумя вариантами, не имея ни минуты покоя. Не хотела, чтобы этот тяжкий груз повис на ней. Она должна решить все сейчас.

Отодвинув попкорн, Сара выключила видео и посмотрела в лицо Габриелю.

— Боюсь, если мы не найдем способа твоего излечения, мне придется стать такой как ты.

— Ты в самом деле намерена так поступить?

— Не знаю. Мне не хочется ничего решать пусть лучше ты сделаешь это за меня.

— И если я решу, что ты должна стать такой, как я?

— Я не смогу возненавидеть тебя за это

— Возможно и нет. Но вдруг это будет для тебя неверный выбор, Сара? Я не вынесу если ты будешь страдать, ведь нам предстоит очень долгий путь… Мне придется проклинать себя за то, к чему я вынудил тебя. — Взяв ее лицо в свои ладони, он поцеловал ее. — Уж лучше я подожду, что скажет на этот счет Киллан Мы будем решать наше будущее только после встречи с ним.

Сара кивнула. Она и сама склонялась к этой мысли, едва услышав о древнем вампире, живущим во Франции. А до той поры можно успокоиться. Она улыбнулась Габриелю и, взяв его за руку, повела наверх в спальню. Пока она намерена насладиться каждой минутой с этим необыкновенным человеком ее мужем.

ГЛАВА VII

Сара не могла проводить дни в полном безделье и, решив, что должна попытаться найти себе работу, объявила об этом в пятницу вечером, когда они сидели в кухне, играя в карты.

Она не думала, что Габриель будет против, и все же он возражал. И очень упорно.

— Я знаю, что женщины в твое время не работали, — сказала Сара. Она тряхнула головой, ей так необходимо было, чтобы он понял ее чувства. — Но не могу же я валяться целыми днями на диване, глядя мыльные оперы.

— Прости меня. — Габриель швырнул свои карты на стол и встал. — Я и не представлял, как ты несчастна.

— Я не несчастна, — поспешно отозвалась Сара. — Просто скучаю. — Она взглянула на него с внезапным любопытством. — Ты живешь на земле уже сотни лет. Чем тебе удавалось занимать себя все это время?

— Самым разным, ты не поверишь.

— Ну и что же это было, например?

— Несколько лет я шпионил для одного французского короля, теперь даже не вспомню, какого именно. Выслеживать кого-то в потемках — разве не прекрасное занятие для существа призванного жить в темноте? Одно время я был рыцарем, потом менестрелем.

— Менестрелем?

— Да. Мой голос находили довольно приятным.

— А не мог бы ты спеть для меня? — опросила Сара, заинтригованная.

Он скользнул взглядом по ее лицу. Вид его при этом был более чем довольным.

— Я уже пел для тебя однажды

— Спой мне еще, пожалуйста. Подумав немного, Габриель запел старинную итальянскую балладу о вечной любви.

Голос его был полнозвучным, мелодичным завораживающим. Пел он на итальянском, вкладывал в слова столько чувства что Сара без труда угадывала содержание. Голос его обволакивал, как любовная ласка. Воспоминания захлестнули ее. Она видела Габриеля, приходившего к ней черными ночами, напевавшего ей, приподнявшего ее и вальсирующего с ней по комнате. Она тогда впервые почувствовала себя любимой. Какой же он был! Габриель! Как она могла забыть силу и красоту его голоса?

Он вдруг протянул ей руку и заставил подняться на ноги. Взгляд его завораживал голос не переставал обволакивать. Он притянул ее к себе и начал вальсировать

Время потекло вспять. Сара вновь ощутила себя девочкой, жизнь которой была отравлена из-за того, что она не могла ходить, прикованная к инвалидному креслу. Но явился Габриель и все переменилось, мир распахнулся

— Это было прекрасно, — прошептала она, когда песня закончилась. — Ты, наверное, был самым лучшим менестрелем своего времени. Не сомневаюсь, что женщины так и падали к твоим ногам.

— Мне хорошо платили за мой талант, — согласился Габриель. — Кто-то платил царской монетой, а кто-то… — Он пожал плечами — все и так было очевидно.

— Не сомневаюсь, что ты умел поймать удачу, — сухо отметила Сара.

— Да, мне не приходилось много трудиться…

Взяв Сару за руку, он повел ее в гостиную.

Сев в единственное кресло, притянул ее к себе на колени. Настроение его внезапно испортилось, когда он вспомнил о Нине, ее власти над ним, которую она столь успешно продемонстрировала ему. С той поры он сильно поумнел, это был хороший урок для него, и потом он многому научился… но деньги… Это было последним из того, что составляло предмет его беспокойства.

— Я понимаю, что мне тоже нет необходимости работать, — сказала Сара. — Но нужно же мне что-то делать, как-нибудь занять себя! Можешь ты это понять?

Он понимал, но ему не нравилась ее идея вырваться от него, быть в окружении смертных… Но он знал, что его желание удержать ее дома, было таким же отжившим и старомодным, как езда в карете, запряженной лошадьми, или газовое освещение. Но, оказывается, не все новшества он принимал так легко.

— Неужели тебе совсем нечем занять себя? — спросил он.

— Отлично, думаю, что могу заняться убранством дома. — Сара оглядела спартански обставленную гостиную. — Большинство комнат пусты.

— Делай что угодно, это твой дом, — ответил Габриель, обрадованный ее решением. — Трать сколько пожелаешь, покупай что хочешь. Все, что мне нужно, — это, чтобы ты была здесь, когда я просыпаюсь.

Саре мгновенно захотелось возразить. Разве она не была независимой женщиной, которая может приходить и уходить, когда ей вздумается? Если она захочет работать, никто не сможет остановить ее. Современные женщины не мо-ут считаться собственностью своего мужа, не могут подчиняться любой его команде, как это было во времена Габриеля.

И все же, почему она должна возражать? Разве он сама не хотела бы быть рядом с ним, когда он просыпается? Разве ей не хотелось бы провести с ним каждый миг своей жизни, если бы только это было возможно? В глубине души она отлично понимала, что у нее нет желания устраиваться на работу, хотя и знала, что это старомодно и не популярно среди современных женщин. Но что поделаешь, ей нравилось быть домашней хозяйкой. Что может быть важнее, чем забота о человеке, которого любишь!

Магазины — вот где Сара чувствовала себя отлично. Она разошлась вовсю, ничто не могло остановить ее неуемной энергии, когда она кинулась удовлетворять все свои капризы, малейшие прихоти. Ребенком она могла фантазировать часами и теперь, увлекшись обустройством их дома, охотно представляла себя и Габриеля нормальной супружеской парой ничем не отличающейся от других. Путешествуя по магазинам, Сара воображала, что Габриель — : обычный мужчина и проводит дневные часы в офисе, а не в гробу в темном холодном подвале. Разъезжая на «ягуаре», она посетила все лучшие мебельные магазины города и, не заинтересовавшись ничем, отправилась к торговцам антиквариатом. Здесь она облюбовала круглый дубовый стол, два кресла, чудесный комод с четырьмя ящиками и бюро с откидной письменной полкой.

Жизнь ее заполнилась теперь разными приятными пустяками. Жаркий и влажный август сменился теплым сентябрем. Сара плавала в бассейне или лежала возле него, читая, а порой просто расслабляясь и не думая ни о чем. Иногда она объезжала загон на Некроманте, наслаждаясь своей властью над огромным черным жеребцом. Это было превосходное породистое животное с черной шерстью и блестящей черной шелковой гривой.

Перед заходом солнца Сара ужинала, а затем, приняв легкий душ, шла в гостиную поджидать Габриеля, представляя, что он вот-вот вернется со службы из офиса, а не из черного подвала, восстав от мертвого сна.

Это была замечательная жизнь, омрачаемая лишь одним — раз в неделю, после полуночи, Габриель покидал дом. И тогда, зная, что он отправился на поиски противоестественного насыщения, она уже не могла представлять себя и его обычной супружеской парой.

Теперь как раз наступил очередной такой момент. Сара смотрела, как он облачается в длинное черное пальто, натягивает черные лайковые перчатки.

Волна отвращения захлестнула ее, когда она представила, как его руки в перчатках впиваются в плечи несчастной женщины, пока он берет ее кровь.

— Неужели ничего нельзя сделать? — Она хотела промолчать, но слова сами сорвались с ее губ. — Почему бы не создать банк крови или что-нибудь в этом роде?

Если это и была шутка, то она вышла не слишком удачной.

— Я бы предпочел насыщаться свежей и теплой кровью, — откровенно ответил Габриель.

— Я могла бы подогревать ее в микроволновой печи, — предложила Сара, — как это делают с замороженой едой.

Она старательно отводила глаза, ей было стыдно шутить на такую тему, она и сама не верила, что произносит все это.

— Ты все еще не можешь принять меня. Сара, — спокойно сказал Габриель, — не можешь понять до конца, кем я являюсь на самом деле.

Негромко вскрикнув, Сара обвила его руками и притянула к себе.

— Для меня все это неважно, — порывисто прошептала она. — Но… как ты можешь… так…

Он испустил вздох, шедший, казалось, из самых потаенных недр его души.

— Голод, Сара, страшный голод-я не могу не замечать его. Мне нужно жить. Первое время после своего обращения я пробовал обойтись без этого, но боль становилась слишком мучительной, такой, что ты даже не можешь представить.

— Ты… ты убил многих людей? Он нежно обнял ее.

— Я живу очень долго, и мне уже давно не нужно убивать, чтобы получить желаемое. Я научился управлять собой и другими. Те, кем я воспользовался, не помнят об этом.

— Ты гипнотизировал их? Он вяло усмехнулся:

— Рядовой трюк для вампира.

— В газетах была история о женщине, которую атаковал некто, похожий на Дракулу…

— Гм-м… Что-то помешало мне тогда очистить ее память. Обычно этого не бывает.

Поцеловав Сару в лоб, он сжал ее плечи, а затем отпустил.

— Я ненадолго…

Она кивнула, чувствуя, как его взгляд пронизывает ее, изучая реакцию. «Пора бы мне уже привыкнуть к этому», — подумала Сара. Узнав в своей предыдущей жизни, кем он был, она приняла это без колебаний, так что же мешает ей сделать это теперь?

— Я уже не отпущу тебя, Сара, не дам тебе уйти. — Голос его был хриплым и виноватым. — Если ты когда-нибудь в будущем поймешь, что не сможешь принимать меня таким, каков я есть, и захочешь избавиться от меня, сбежать… тебе придется прежде разрушить меня.

— Я не собираюсь сбегать от тебя!

— Я и не позволю тебе этого.

Взгляд его, казалось, прожигал ее насквозь. То, что отражалось в его глазах теперь, было пострашнее кроваво-красного сверкания голода.

— Есть три пути убить вампира, Сара. Вонзить заостренный конец креста в его сердце. Отрубить ему голову. Выставить его на солнце.

Она ощутила, как кровь отхлынула от ее лица.

— Но… но…

— В подвале есть крохотное окошко… Когда захочешь избавиться от меня, достаточно будет открыть ставню, пока я сплю. Природа позаботится об остальном.

Она зажала руками уши.

— Прекрати! Я этого больше не вынесу… Габриель вынул из кармана широкий медный ключ и вложил ей в руку.

— Это ключ от подвала.

— Мне он не нужен.

— Сохрани его. Придет день, когда ты захочешь им воспользоваться.

— Габриель, ты пугаешь меня.

— Ты и должна быть напугана, — с горечью заметил он. — Разве я не монстр, в конце концов?

— Черт побери, я ненавижу, когда ты так говоришь. Ты ничуть не страшнее меня.

— Тогда почему же ты боишься?

Она хотела бы отрицать это, но не могла.

В глубине души, там, куда она не хотела заглядывать, Сара боялась — не его, но того, кем он был.

— Что случилось? С чего начался весь этот бред? Из-за той ерунды, что я наболтала чуть раньше? Если да, то извини меня. Мне просто не хочется думать о том, что ты вынужден делать, чтобы выжить.

— Я понял, дорогая, — произнес он низким и проникновенным голосом. — Понял тебя лучше, чем ты думаешь.

— Я люблю тебя, — подавленно прошептала она.

— Я молю Бога, чтобы тебе не пришлось пожалеть об этом, — проговорил он и вышел из комнаты. Длинное черное пальто взвилось над его лодыжками.

Она долго смотрела ему вслед, сжимая в руке ключ. Она никогда не была в подвале, и теперь ноги сами понесли ее туда, через кухню и дальше вниз по каменным ступеням.

Подвал был закрыт. Вставив ключ в замочную скважину, Сара отворила дверь и вошла внутрь, держась за стену, пока не нащупала выключатель. Когда она нажала его, бледный свет озарил пустое пространство и грубый ящик из сосны, стоявший в углу за дверью.

Взгляд ее упал на узенькое окошко на противоположной стене прикрытое ставней, и она вздрогнула.

Ей понадобилось собрать в кулак всю свою волю, чтобы подойти к ящику и заглянуть внутрь. Старинного кроя плащ из тончайшей черной шерсти был расстелен поверх плотной черной обивки с мягким наполнителем.

Казалось, руки действуют отдельно от нее устремляясь вниз и касаясь плаща. Она закрыла глаза. Образ Габриеля в плаще, развивающемся вокруг него подобно черному облаку встал перед ее мысленным взором

Но туг же у нее вырвалось короткое судорожное рыдание, и, развернувшись, она побежала к двери.

«Должно же существовать какое-то средетсво от этого кошмара, — думала Сара, — непременно должно существовать»

Она повторяла эти слова, поднимаясь по лестнице на второй этаж в свою спальню Повторяла снова и снова, как заклинание даже наполняя ванну.

В этом неизвестном средстве была заключена их единственная надежда на нормальную жизнь.

Он блуждал по улицам, плечи его сгорбились под длинным черным пальто, мысли вяло крутились вокруг одного и того же. Должно же быть какое-то решение для них с Сарой. Ее отпугивает мысль стать такой, как он. Но он ради нее готов стать обычным смертным, готов побороть свой страх перед старостью и кончиной и потом предстать перед Высшим Судом. Возможно, его приговорят к вечному пламени ада… Сколько столетий придется ему томиться там за свои страшные грехи перед человечеством?

Он уже поднимался по холму к дому, как вдруг почувствовал… что больше не один, по чувствовал присутствие другого бессмертного.

Он помедлил, пронизывая взглядом темноту. Да, он не мог ошибиться…

Они выросли из мрака — двое мужчин и женщина. Какой-то миг молча смотрели на него, а затем тот, что повыше, заговорил:

— Ты посылал за мной, Джованни, и я здесь.

— Но не один.

— Я привел двух новичков.

Габриель скользнул взглядом по двум другим вампирам. Молодой человек лет двадцати с курчавыми каштановыми волосами и горящими карими глазами. Он был одновременно любопытен и боязлив и все время жался к своему наставнику, заставляя Габриеля гадать, где он набрался смелости, чтобы пересечь пропасть между жизнью и смертью и вернуться назад,

Затем Габриель присмотрелся к женщине, и на какой-то момент ему показалось, что. он встретился с прошлым. У нее были черные глаза и такие же длинные черные волосы, как у Нины, и так же заносчиво вздергивала она подбородок. Было ясно, что эта женщина как нельзя лучше подходит к жизни вампиров, женщина, чье сердце и душа были связаны с темнотой задолго до того, как ей был передан Черный Дар.

Габриель задержал дыхание и с облегчением вздохнул, вспомнив, что Нина точно умерла.

— Мой дом на вершине холма, — сказал он.

Киллан кивнул так, как если бы и сам отлично знал это.

— Твоя женщина знает, кто ты?

— Да.

Искра удивления мелькнула в глазах старого вампира.

— И она приняла это?

— Да.

Киллан кивнул, и Габриель двинулся вперед, явственно чувствуя всех троих за собой.

Сара поджидала его у входной двери, приветственная улыбка играла на ее губах. Улыбка, которая быстро погасла, когда она увидела три фигуры в черном, вошедшие в холл следом за Габриелем.

Вампиры. Она мгновенно поняла, кто это. Мороз пробежал по коже, когда она ощутила, как ее дом буквально переполнен ими.

— Сара, это Киллан.

Киллан. Вампир из Франции. Высокий, худой, похожий на труп. Мертвенно-бледное лицо, глаза, полыхающие адским огнем, длинные и прямые волосы, каштановые с проблесками седины.

— Мадемуазель. — Он склонился над ее рукой. — Могу я представить моих протеже, Делано и Сидель?

Сара заставила себя улыбаться, кивая каждому в отдельности. Кудрявый мальчик неуверенно улыбнулся, взгляд женщины был мрачным и недружелюбным. И голодным.

Делано. Имя, означающее «принадлежит ночи» и как нельзя более подходящее для вампира, изумлялся Габриель, проходя в гостиную и приглашая гостей присесть.

— В письме ты спрашивал меня о существовании некоего лекарства… — Киллан решил сразу перейти к делу.

— Да.

— И ты серьезно об этом, Джованни?

— Да.

Киллан глянул на Сару.

— Полагаю, твое желание вновь сделаться смертным… Ты обязан им этой женщине? Габриель кивнул:

— Есть средство для этого?

— Да, существует некий рецепт, о нем много болтают, но я не знаю вампира, который бы выжил, воспользовавшись им. Напротив, мне известно, как долго и мучительно умирали некоторые.

— Но что это? Как действует?

— Средство состоит из разных специй и трав, которые должны быть собраны в ночь полнолуния, перемешаны и сварены в канун праздника Всех Святых и приняты вампиром на восходе следующего дня.

Габриель вздрогнул. Он уже успел испробовать действие солнечных лучей на своем лице. Несмотря на краткость, это было страшно мучительно. Ему было невыносимо больно даже подумать о той жуткой агонии, через которую прошли перед своим концом пожелавшие отречься от бессмертия вампиры.

— У тебя есть рецепт? Киллан кивнул:

— Однако я прошу тебя подумать хорошенько, прежде чем воспользоваться им. Переход к жизни через смерть весьма болезней. Он может оказаться для тебя фатальным.

— Почему ты решил пренебречь Черным Даром? — бесстыдно вмешалась Сидель, в ее черных глазах горел вызов. — Неужели тебе достаточно будет прожить несколько десятков лет с этой ничтожной смертной и умереть когда в твоем распоряжении все женщины мира.

— Сидель! — властно остановил ее Киллан. — Разве я не предупреждал тебя, что мы здесь гости? Я не потерплю твоей наглости.

Какое-то время она продолжала смотреть на Габриеля, сверкая глазами, в которых светились страсть и вожделение. Затем отвепя взгляд.

«Она хочет Габриеля, — подумала Сара — Не кровь, а его тело…»

— Если ты не хочешь разлучаться с этой женщиной, не лучше ли будет сделать ее одной из нас? — спросил Киллан

— Она не хочет этого, — ответил Габриэль.

Удивление промелькнуло в глазах Киллана.

— Ее согласия и не требуется.

Сара чуть не задохнулась, напуганная хищным выражением его лица и холодным трезвым тоном.

Сидель рванулась из своего кресла

— Скажи мне, Джованни, — проворковала она. — Помог ли ты уже кому-нибудь стать вампиром?

— Нет.

— Никогда и никому? — В голосе Киллана явно звучало удивление. — Тогда стоит попробовать. Хотя бы раз за сотню лет Тебе не станет плохо, напротив

— Возможно, но я не хочу провести ее через это. — Габриель слегка сжал руку Сары!

Чтобы ободрить ее. — Тем более против ее воли.

— Разумеется, тебе решать. Раз это твой выбор…

— Нет, — откликнулся Габриель. — Это ее выбор.

— Мне нравится твоя сдержанность.

— Неужели ты никогда не хотел ее крови? — спросила Сидель с наивным любопытством.

— Разумеется, хотел, — нахмурился Габриель.

Сидель взглянула на Сару с явным негодованием.

— И ты отказала ему? Сара встала, сжимая кулаки и глядя на Сидель сузившимися от гнева глазами.

— Вон-из моего дома! Сидель вскочила:

— Как ты осмеливаешься говорить со мной в таком тоне?!

— Убирайся!

— Сара. — Габриель встал и положил руку ей на плечо. — Успокойся.

— Я не желаю успокаиваться и не желаю, чтобы она смотрела на тебя, облизываясь, как на спелую сливу.

— Сара. — В голосе Габриеля звучало предупреждение.

Киллан легко поднялся. — Пожалуй, нам пора, Джованни, — сказал он. — Думаю, в следующий раз нам лучше встретиться где-нибудь в другом месте.

Габриель на минуту задумался.

— Дом у подножья холма свободен. Я буду ждать вас там завтра ночью.

Киллан кивнул:

— В полночь.

— Час ведьм? — изумился Габриель. — Думаю, это как раз подходящее время для подобной встречи.

Киллан коротко кивнул в сторону Сары.

— Я хочу извиниться за грубость Сидель. Мадемуазель. Джованни. — Он окинул своих подопечных резким взглядом и покинул комнату. Делано поспешил за ним.

Сидель повиновалась с явной неохотой. Уже у двери она обернулась к Габриелю. Во взгляде ее сквозили похоть и приглашение.

— До свидания, дорогуша, — нежно проворковала она и, окинув Сару коротким ненавидящим взглядом, удалилась; на губах ее блуждала чувственная улыбка.

— Проклятье! — воскликнула Сара. — Я бы с удовольствием выцарапала ее наглые глаза!

— Не слишком разумно для смертных сердить вампира, — сухо заметил Габриель. — Тем более такого ожесточенного, как Сидель.

— Может быть, тебе лучше воспользоваться ее приглашением? — резко ответила Сара. — Догони ее, наверняка она еще недалеко ушла или даже поджидает тебя снаружи.

— Сара…

— Она не сводила с тебя глаз!

— В этом моя вина?

— Да! Если бы ты не был так хорош собой…

На этот раз он рассмеялся. В темно-серых глазах светилось изумление.

— Ты ревнива?

— Да, черт побери!

— Я должен уничтожить ее ради твоего спокойствия?

Он сказал это случайно, мимоходом. Сара была уверена, что он шутит, пока не всмотрелась в его лицо.

— И ты бы сделал это? Габриель пожал плечами:

— Если ты хочешь…

— Нет.

— У тебя нет ни малейшей причины ревновать, дорогая, мое сердце принадлежит лишь тебе. — Взгляд его, сумрачный и напряженный, задержался на ее лице. — Одной тебе. Так было и так будет всегда.

Эти слова, произнесенные с такой нежностью и искренностью, заставили Сару понять, насколько глупым был ее гнев на самом деле.

Вздохнув, она склонилась головой к его груди.

— Что ты намерен делать?

— О чем ты?

— Я об этом средстве, которое может помочь…

— Не знаю, я даже не уверен, что оно может помочь, — ответил он, хотя уже знал, что непременно испробует его на себе, невзирая на смертельную опасность. Они с Сарой не могут так жить дальше. Если он не сумеет избавиться от своего проклятия, то, возможно, будет лучше, если он умрет. Пройдет время, и Сара забудет его, сможет снова выйти замуж, иметь детей, о которых, он знал, она так тоскует.

— Думаю, нам лучше забыть о нем, — сказала Сара. — Я не хочу, чтобы ты рисковал жизнью из-за меня. Ты окажешься на волосок от смерти, ты можешь…

Он кивнул, вспоминая следы, оставленные однажды солнцем на его лице и руках, мучительную боль, страх, что он не успеет убежать и сгорит.

— Идем, — сказал он, поднимая ее на руки. — До восхода осталось всего несколько часов, и я хочу провести их с тобой.

Она свернулась в комочек, прижимаясь к нему, в мыслях ее царил беспорядок. Она так надеялась на это средство, почти уверовала, что оно решит их проблемы. Но теперь оказалось, что лекарство еще страшней самой болезни.

Но тут Габриель стал целовать ее, расстегивая на ней одежду. Губы его прикасались к ее телу, и она снова была в мире, предназначенном лишь для них двоих, и не могла больше думать ни о чем, кроме объединявшей их близости. Только прикосновения его губ и рук, только его низкий бархатный голос, шептавший слова любви, обещавший любить ее вечно…

ГЛАВА VIII

Весь этот день она была на взводе, неспособная сосредоточиться дольше минуты ни на чем, кроме одного. Встреча Габриеля и Кил-лана в полночь. Только две недели осталось до дня Всех Святых, когда так или иначе может измениться их жизнь. Киллан сказал, что переход к жизни людей может оказаться фатальным. Неужели она позволит Габриелю рисковать собой? Что, если он умрет в страшных мучениях?! Габриель сказал, что не отпустит ее, что не вынесет вновь ее старения и смерти. Значит, у них только два выхода: он должен отыскать средство, чтобы стать обычным смертным, или ей придется стать… вампиром. Но Сара была уверена, что никогда не решится на последнее.

Киллан прав. Возможно, Габриель должен заставить ее. И, возможно, потом она примет это… Но нет, она никогда не простила бы ему… Каким бы трудным ни было решение, оно должно быть ее собственным.

Никогда еще дневные часы не тянулись так медленно. Сара пыталась читать, смотреть телевизор, но была слишком взволнованна, чтобы усидеть на месте, и начинала расхаживать взад и вперед по гостиной, желая, чтобы солнечный диск поскорее опустился за горизонт, а она смогла бы снова быть с Габриелем. Ей необходимо было почувствовать на себе его руки, услышать ободряющие слова, прогоняющие ее страхи.

В сгустившихся сумерках она вышла на веранду и уставилась в багровеющее закатом небо.

Солнце еще не село, когда Сара ощутила его появление в доме. С рвущейся из сердца радостью она вбежала с веранды и бросилась в его объятия.

— Держи меня! — вскричала она. — Держи и никогда не выпускай!

— Сара, что с тобой?

— Я боюсь.

— Чего?

— Не знаю. Не уходи этой ночью. Забудь о лекарстве. Оставайся со мной.

— Дорогая…

— Пожалуйста.

— Но я должен попытаться, Сара, даже если у меня всего один шанс из тысячи. — Он поднял ее за подбородок и заглянул ей в глаза. — Разве и ты не хочешь того же?

— Уже нет.

— Зато я хочу.

— Я не верю, что ты хочешь, ты делаешь это лишь ради меня.

— Сара, я хочу, чтобы мы всегда были вместе, не только ночью. Хочу снова быть обыкновенным человеком, гулять с тобой под солнцем…

— Но если лекарство не поможет?

— Тогда тебе придется жить своей жизнью. Найти мужчину, который полюбит тебя и даст детей.

— Нет.

— Ты нашла меня в этой жизни, дорогая. Раз это возможно, я найду тебя в следующей.

Решение его было твердым, она не могла повлиять на него.

Он понес ее наверх в спальню. Они снова были вдвоем, он наслаждался каждым прикосновением, стараясь сохранить в памяти любую деталь, мельчайшие оттенки своего чувства к ней. Если средство не поможет, значит, он умрет. Через две недели. Для жившего пять столетий две недели — это один миг.

Время, отпущенное им теперь, промелькнуло слишком быстро.

Скоро полночь.

Лежа в постели, Сара наблюдала, как он одевается. Он вышел на минуту и вернулся уже в своем длинном черном пальто.

— Я ненадолго, — пообещал он, запечатлев поцелуй на ее щеке. — Согревай постель

Для меня.

Она подавила рыдание, глядя, как Габриель выходит, наполненная страшным предчувствием, что он уже никогда не вернется.

Дверь отворилась, едва он толкнул ее. Габриель постоял с минуту в холле, прислушиваясь к темноте.

— Я здесь, Джованни.

Голос Киллана. Глубокий, сочный, хищный.

Слишком поздно понял Габриель, что Киллан пришел не один.

Три вампира выросли перед ним из мрака, четвертый стоял сзади, отрезая путь к двери. Они кружили вокруг него, как изголодавшиеся волки. Красные глаза и белые клыки сверкали перед лицом Габриеля.

Холодная дрожь пробежала по его телу.

— Что вам нужно?

— Мы не желаем твоего присоединения к миру людей, — спокойно сказал Киллан. Ты отлично знаешь наши обычаи, и тебе известно, чего мы должны бояться. Мы не допустим, чтобы ты восстал против нас вместе с ними.

— Но почему я должен быть против вас? Зачем мне это?

Киллан пожал плечами:

— Затем. Повторяю, мы не допустим.

Габриель оглянулся. Высокий худой вампир рукой в перчатке сжимал деревянный крест.

— Итак, вы решили уничтожить меня. Киллан кивнул:

— Крест в сердце — это всегда считалось превосходным методом.

Габриелю был отвратителен собственный страх. Но боялся он не только за себя.

— Что будет с женщиной?

— Она тоже умрет. Делано и Сидель уже отправились к ней, пока мы тут болтаем.

— Нет! — вырвалось у Габриеля.

— Мы живем тысячи лет только потому, что люди не знают о нашем существовании наверняка. Они могут лишь подозревать. Могут слышать или видеть что-то, чему нет логического объяснения, и они не хотят этому верить. Женщина умрет.

— Киллан, умоляю…

— Слишком поздно, Джованни.

Они двинулись к нему, медленно сужая круг. Но Габриель не прожил бы на земле четыреста с лишним лет, если бы позволял себе так попадаться. Он знал, что не может доверять ни одному вампиру, и только двум смертным сумел он довериться за все столетия своих проклятых блужданий по земле.

С низким рычанием он рванулся вперед между двумя вампирами, маячившими перед ним, нащупывая тем временем пистолет в кармане брюк.

Быстро взбежав на второй этаж, он развернулся и выстрелил четыре раза. Пули, отлитые из хорошего серебра, со смертельной точностью угодили в разъяренных вампиров. И тут же, вырывая пистолет из его пальцев, рядом оказался Киллан. Сцепившись, оба покатились по ступенькам.

Руки Киллана сомкнулись на горле Габриеля, он давил на него всей тяжестью, упав сверху, когда они долетели до нижней площадки. Его обнаженные клыки сверкали.

— Тебе не побороть меня, Джованни! — прорычал Киллан, хватаясь за оброненный у лестницы кол, — тебе уже не спасти твою женщину, слишком поздно, и сейчас ты присоединишься к ней…

Сара услышала, как отворилась входная дверь, и облегченно вздохнула. «Он вернулся!»

Она села, поправляя волосы, сердце ее радостно забилось. «Как долго он идет», — подумала она.

И тут услышала шаги по ступеням. Незнакомые шаги.

Она лихорадочно оглянулась, соображая, что бы могло сойти за оружие, но не увидела ничего подходящего.

Творя про себя молитву, Сара выбралась из постели и спряталась в ванной. Заперев за собой дверь, она перерыла ящички, но самым опасным из всего, что ей удалось обнаружить, оказался фен.

Слезы унижения застилали ей глаза, когда задирая платье, Сара карабкалась в окно. Она уже слышала стук в дверь и голос Сидель, зловещий, вкрадчивый, издевательский.

— Впусти нас, Сара, — говорила она. — Габриель мертв, а ты наверняка прячешься где-то здесь.

Мертв! Нет! Он не может быть мертв. Держась за ветку дерева, Сара соскользнула по скату крыши на землю и побежала.

«Скорее спрятаться, — говорила она себе. — Но где?»

Раздался треск — вампиры выламывали дверь в ванную. В следующий момент в окне показалось лицо Сидель.

Сара побежала к загону; в ее крови бушевал адреналин. Она пролезла внутрь и вскочила на Чародея, лихорадочно ударив пятками в его бока. Тот немедленно рванул с места. Резкий удар ногами заставил его преодолеть шести футовое заграждение. Пригнувшись к шее скакуна, Сара направила его к боковым воротам.

Жеребец встал перед воротами на посыпанной гравием дорожке. Дрожащими пальцами Сара отворила ворота и вновь ударила коня в бока. Краем уха она слышала Сидель, звавшую ее, но не обращала на это внимания. «Габриель, — думала она, — я должна найти тебя».

Подковы жеребца глухо клацали в дорожной пыли. Он зафыркал и закосил в сторону, когда они оказались у подножья холма. Оглянувшись, Сара вскрикнула: две черные тени маячили позади. Делано и Сидель! Как им удалось настичь ее так быстро?

Не переставая кричать, она спрыгнула на землю и понеслась по дорожке к входной двери дома. Рыдая, потянула на себя дверь и вбежала внутрь.

— Габриель?!

— Я здесь.

Она уставилась в темноту и резко вздрогнула, почувствовав, что вампиры проникли в дом следом за ней.

И тут она увидела Габриеля, сидящего, прислонившись спиной к лестнице. Лунный свет слегка просачивался через матовую стеклянную дверь в нескольких футах от него.

— Габриель! — Она кинулась к нему, забывая о Делано и Сидель, и вдруг увидела четырех мертвых вампиров, распростертых на полу. Тошнота подкатила к горлу, когда она заметила труп Киллана с крестообразным колом, загнанным под сердце. — Что здесь произошло?

Но Габриель уставился на дверь, будто не замечая ее.

Вне себя от страха Сара оглянулась.

Делано и Сидель темными силуэтами вырисовывались на фоне дверного проема. Даже через комнату Сара видела жажду крови, адским пламенем полыхавшую в их глазах.

— Кол, Сара, — спокойно сказал Габриель. — Вынь его.

Она взглянула на него так, как если бы он внезапно утратил рассудок, ужас объял ее при мысли, что она может взяться за крест, торчащий из груди вампира.

— Сделай это! — прохрипел Габриель, и лишь тогда она заметила, каким мертвенно-бледным стало его лицо.

Присмотревшись еще внимательнее, Сара увидела кровь, на удивление темную, почти черную, сочащуюся из раны на его груди.

— Поспеши! — настаивал он.

Она перевела взгляд на искаженные яростью лица Делано и Сидель. Кровавые слезы застлали глаза Делано при виде мертвого тела Киллана.

Закрыв глаза, Сара обхватила кол и вырвала его из мертвого тела, отступая назад к Габриелю.

— Что дальше? — спросила она, но ответ не понадобился. Сара прочла его на лицах Делано и Сидель, неспешно вошедших в холл и закрывших за собой дверь.

Сара мелко подрагивала. Пот со лба попадал в глаза и растекался холодными ручьями по спине. Несмотря на все усилия, ей не удавалось оторвать взгляд от вампиров, она говорила себе, что эта ночь последняя в ее жизни.

Один рывок — и крик боли вырвался из горла Габриеля.

Сара увидела, как блеснули обнаженные клыки Делано и как его руки с отросшими когтями впились в горло Габриеля.

Но тут на нее прыгнула Сидель, и она забыла обо всем. Женщина обладала нечеловеческой силой. Сара едва не задохнулась от боли, ужаса и омерзения, дыхание с шумом вырывалось из ее легких. Она упала на лестницу и покатилась вниз, головой ударяясь о каждую ступеньку, яркий слепящий свет вспыхивал перед ее глазами. Она чувствовала руки Сидель на своем горле, слышала шум крови в ушах. Зубами и когтями Сидель царапала шею и лицо Сары.

Страх и инстинкт самосохранения вернули силы обмякшему телу Сары, и она начала бешено сражаться за свою жизнь. Колом, все еще зажатым в ее руке, она ударила в бок вампирши.

Яростно зарычав, Сидель вырвала кол из рук Сары и отшвырнула его. И тут Сара ощутила ее клыки на своем горле. Это была внезапная, резкая боль, все помутнело у нее перед глазами. Комната слилась в неразборчивое пятно. Словно издалека доносился до нее шум борьбы. «Габриель еще сражается за свою жизнь, — вяло подумала она. — Я должна помочь ему…» Но руки и ноги отказывались повиноваться ей, и она провалилась в черноту.

Саре казалось, что ее плавно несет по морю тьмы, и откуда-то издалека доносится голос Габриеля. Он рыдал, и ей передалась его боль, заставляя ее тоже плакать, тоже рыдать… Все изнывало у нее внутри.

«Почему он плачет?» — думала она и вдруг поняла, что он плачет по ней, потому что она умирает.

Странно, но осознание этого не испугало ее. Она осмотрелась кругом, удивляясь, почему так темно. Она была в черном туннеле, и яркий свет маячил впереди в дальнем просвете. «Точно так и описывают его побывавшие на том свете, — удивилась она, — значит, все так и есть, значит, я умираю?»

И тут она вновь услышала голос Габриеля, умолявший ее вернуться, не покидать его, умолявший простить его за ту боль, что он ей причинил.

Ей захотелось сказать ему, что все будет прекрасно, утешить его, но язык не повиновался ей.

Его голос становился все тише, уносился все дальше от нее. Она попыталась выкрикнуть его имя, пообещать ему, что найдет его в следующей жизни, и неважно, сколько времени продлится разлука, раз когда-нибудь они все равно будут вновь вместе, но у нее не осталось сил, было уже слишком поздно, слишком поздно…

Она готова была совсем провалиться в черноту и забвение, когда внезапное тепло наполнило ее. В рот вливалось что-то густое, и это было трудно глотать, но благодаря этому она чуть отодвинулась от края бездны. Что-то наполняло ее тело, и она снова ясно расслышала голос Габриеля, в котором звучали любовь и раскаяние, и такая мука…

— Пей, Сара, — приказывал он, — пей.

Она покорно открыла рот, когда он сильнее прижал к ее губам свое запястье.

— Пей, — настаивал он, и она чувствовала, как его рука наклоняет ее шею, поддерживает, прижимает…

И так как Сара боялась тьмы и вовсе не хотела снова оставлять его, она делала то, о чем он просил ее. Горло ее конвульсивно вздрагивало, и она глотала еще и еще, пока с низким стоном Габриель не отнял запястье от ее губ.

— Достаточно, дорогая, — прошептал он. Веки ее взметнулись вверх, и она уставилась на него.

— Что случилось, Габриель?

— Я объясню тебе позже, — пообещал он, нежно отводя прядь волос с ее лица. — А теперь спи.

— Не покидай меня! — Ей была невыносима мысль, что она хотя бы на краткое время может остаться без него. — Умоляю, не покидай меня!

Он обвил ее руками, прижимая к себе, и держал, пока она не успокоилась, почувствовав, как бьются в такт их сердца.

— Я не покину тебя, дорогая, — пообещал он голосом бесконечно печальным. — Но ты теперь должна отдыхать.

Она не хотела спать, ей нужно было знать, что случилось с Делано и Сидель и почему она так странно чувствовала себя, почему мысль о разлуке с ним хотя бы на миг так убивала ее, наполняя невыносимой тревогой и тоской. Однако усталось все же возобладала, и она погрузилась в глубокий сон.

ГЛАВА IX

Сара пробудилась от беспокойных лучей солнца на своем лице и мучительной жажды. Встревоженная, она села в постели.

— Габриель?

Ответа не последовало, и на какой-то миг ее охватила паника.

— Габриель? Габриель?!

— Я здесь.

Мгновенная радость опьянила ее как молодым вином.

— Где ты?

— Внизу. Усни опять, Сара.

— Но что случилось? У меня такое странное чувство…

— Я все объясню позже. Спи, — снова потребовал он голосом мягким, успокаивающим и расслабляющим. — Я приду так скоро, как только смогу.

— Нет! Ты необходим мне теперь. Пожалуйста.

— Тогда иди ко мне.

Выпрыгнув из постели, Сара побежала по дому к лестнице в подвал. Она немного помедлила, напуганная тем, что ей ярядется увидеть Габриеля в этом странном сосновом ящике, но разлуку с ним ей было перенести трудней, чем это внезапное отвращение к тому, кем был на самом деле ее любимый.

И тут вдруг подвальная дверь распахнулась сама собой.

— Габриель?

— Я здесь. Затвори за собой дверь.

Сара сделала, как он просил, и озноб пробежал у нее по спине, когда она ощутила себя в замкнутом мрачном пространстве. Она потянулась к выключателю, но снова раздался его голос.

— Оставь это, — сказал Габриель и снова затих.

— Почему ты молчишь? — спросила Сара. — Тебе не хочется говорить со мной? Она наугад искала к нему путь в темноте.

— Я не могу. Так мне легче сохранять силы.

Она вздрогнула, наткнувшись рукой на ящик. В следующий момент он протянул к ней руки и, приподняв, как пушинку, перенес через край и опустил к себе на грудь. Сара свернулась клубочком, и все ее страхи мгновенно испарились.

— Габриель…

— Спи, Сара, — прошептал он, и казалось, голос едва слушается его. — Спи…

Он укрыл ее краем плаща и провалился в черноту забвения. Головка ее с золотыми кудрями покоилась у него на груди, руки его обвивали ее талию.

Странно, но ей не было страшно. Она погрузилась в сон, не успев даже удивиться.

Сара пробудилась от голоса Габриеля шептавшего ее имя. Ей понадобилось усилие чтобы открыть глаза. Чувствуя себя крайне странно и ничего не понимая, она смотрела на него, то и дело мигая. Наконец сообразив, где находится, она приподнялась и медленно села в… гробу.

— Как я здесь очутилась? — Задрожав от волнения, она приготовилась карабкаться наружу.

— Расслабься, Сара, — потребовал Габриель, привлекая ее к себе.

Она мгновенно приникла к нему, успокоенная его близостью, теплом и силой рук державших ее.

— Ты в порядке? — спросил он голосом нежным и полным заботы о ней.

Она кивнула, не отрывая глаз от его лица

— Ты уверена? Сара нахмурилась:

— Почему со мной должно быть что-то не так?

Не отвечая, Габриель встал из гроба и держа ее на руках, понес наверх. В кухне он усадил Сару на один из старинных стульев из тех, что она приобрела, когда ею овладел покупательский ажиотаж.

Он достал из холодильника апельсиновый сок и налил в большой бокал.

Присев на соседний стул, Габриель внимательно изучал ее лицо, пока она пила.

— Ты что-нибудь припоминаешь из прошлой ночи?

— Прошлой ночи? — Сара тряхнула головой. — Я не помню, что…

Габриель осторожно убрал руку с ее плеча и, отойдя к окну, уставился в сгущавшиеся сумерки. Он слышал отдаленные раскаты грома и запах дождя. Приближалась гроза. Если бы он только захотел, то мог бы услышать разговор людей в соседнем доме, мог бы узнать, что происходит на соседней улице, в другом конце города…

— Габриель?

— Ты едва не умерла прошлой ночью, — спокойно сказал он. — Я не мог отпустить тебя. Не мог. Понимаешь?

— Нет. — Она смотрела ему в спину, гадая, почему он так встревожен, почему боится смотреть на нее.

— Прости меня, — произнес он голосом, полным раскаяния. — Я не мог позволить тебе вновь умереть на моих руках. — Руки его сжались в кулаки. — Я дал тебе мою кровь, Сара. Поэтому ты можешь слышать меня на расстоянии, поэтому так странно чувствуешь себя, так нуждаешься во мне и боишься расстаться. — Очень медленно он развернулся лицом к ней. — Ты теперь часть меня, ты неразрывно связана со мной кровью.

«Ты хочешь быть моей рабой или равной мне».

Эти слова, сказанные им несколько недель назад, вдруг всплыли в ее памяти. Она вспомнила, как впервые дала ему свою кровь. «Теперь я твоя раба?» — спросила она и, когда он убедил ее, что это не так, ясно дала понять, что не желает этого и ни за что не станет его рабой.

Теперь это свершилось, а она все еще не верит, что утратила личную свободу.

— Связаны? — спросила она. — Но что это означает? И как долго может продлиться?

— Пока ты жива, — откликнулся Габриель. — Куда бы ты ни отправилась, что бы ни делала, я всегда узнаю, где ты, и найду тебя.

— А я смогу найти тебя?

— Да, конечно, — пообещал он, хотя и знал, что всегда может воздвигнуть между ней и собой мысленную преграду. Это зависит лишь от его пожелания, но он никогда не сделал бы этого.

— И ты можешь заставить меня делать то, чего я не хочу?

Он подумал о вампирах, мужчинах и женщинах, подчинявших себе смертных и заставлявших их действовать по своей воле. Им ничего не стоило использовать их, внушить, чтобы они привели жертву для своего господина или госпожи.

— Могу, — ответил Габриель, — но никогда не сделаю этого.

— И я всегда буду так ужасно страдать при малейшей разлуке?

— Я не знаю. Мне еще не приходилось посвящать ни одного из смертных.

— Посвящение. Так называется эта связь? Габриель кивнул, наблюдая смену эмоций, на ее лице: сомнение, страх, тревога, сожаление. Прав ли он был, поступая так? Неужели она теперь возненавидит его? Для нее желаннее умереть, чем подчиниться его воле? Но как он мог дать ей умереть, если в его руках было ее спасение?

У Сары вырвался долгий, прерывистый вздох.

— Но почему же ты не сделал меня подобной себе? Почему я не стала такой, как ты?

— Я хотел, но не мог принять решение за тебя, дорогая. Не мог провести тебя через это против твоей воли.

— Я хочу, чтобы ты сделал это.

— Но у нас еще есть время. Ты молода и здорова, Возможно, через несколько лет ты решишь стать такой, как я. Если нет, я умру вместе с тобой, когда придет твой час.

— Я уже сделала свой выбор, — ответила Сара, робко улыбаясь. — Пожалуй, я сделала его еще в тот день, когда впервые заглянула в твои глаза.

Он встал перед ней на колени, в темно-серых глазах полыхало желание, длинные во-лосы были черными, как ночь. Весь его облик напоминал средневекового рыцаря, боготворящего свою прекрасную даму.

— Я исполню все, что ты пожелаешь, дорогая, — сказал Габриель. Голос его был мягким и проникновенным. — Ты лишь должна сказать мне о своем желании.

Лишь должна сказать мне о своем желании. В этот момент она твердо знала, что желает только быть рядом с ним, быть такой, как он. Она не сможет жить, зная, что они не будут едины, зная, что ей не удастся спокойно созерцать быстротечный ход времени, потому что она постоянно будет помнить о том, что они стоят по разные стороны одной пропасти, имя которой — смерть.

Мысль стать такой, как он, уже не вкушала ей прежнего отвращения. Самым страшным казалось лишь одно — разлучиться с ним вновь.

— Я хочу быть твоей, отныне и навеки, — прошептала она. — Хочу любить тебя ночью и мирно отдыхать в твоих объятиях днем.

Он смотрел на нее глазами, полными любви. Нежная улыбка играла на его губах.

— Я могу устроить это, — проговорил он и, быстро коснувшись ее губ своими, поднял Сару на руки и понес наверх в спальню.

И там, укрывшись в объятиях Габриеля, привязанная к нему силой любви, которая должна была длиться нескончаемо, Сара-Джейн отважилась сделать первый шаг в долгое загадочное путешествие размером с вечность.