Светлые аллеи

кафе лес

Конечно же не было никакого кафе. А были брёвна, уложенные квадратом с кострищем посередине. На бревнах могли сидеть одновременно человек восемь. Буквально метрах в десяти находилось еще одно такое же сооружение, но попроще. Огромные бревна, лежащие параллельно, на которых, как на столах можно было разложить выпивку и нехитрую закуску при необходимости. Если же собирались просто посидеть покурить и пообщаться под музыкальное сопровождение, то это первый вариант. Из кассетников звучали последние песни нашей полуподпольной эстрады, зарубежные исполнители. Перечислять их нет смысла. Тогда из-за бугра привозилось неимоверное количество поп-музыки, рок-группы. Десятки альбомов переписывалась на магнитную пленку на катушечные магнитофоны, профессиональные студийные магнитофоны. Которые стояли в официальных студия грамзаписи. Эти студии записывали всем желающим на их кассеты или бобины, или же студийные всё, что звучало по радио и показывалась по телевидению. Подпольно переписывались привезённые из заграницы альбомы. У Алекса был знакомый, брат которого как раз занимался этим делом. Неофициально. Потом первая копия продавалась знающим людям, обычно скидывались несколько человек, меломанов. Первая копия-мечта меломана. Потом она переписывалась у кого-нибудь дома с бобин на кассеты, качество записи немного ухудшалось, но не сильно. Кассетные магнитофоны в подавляющем большинстве были монозвучания. И это было нормально, слушали же в основном во дворе, на скамейке, в лесу, на пляже, в подъезде, в электричке, автобусе. И вся эта музыка шла фоном к посиделкам. А дома. для души можно было послушать тот же Pink Floyd в стереозвучании, слегка прибалдев от этой чудесной музыки. Ну так вот. На большой поляне, в окружении огромных елей, верхушки которых терялись в голубом с белыми облаками небе, собиралась компания эта, которая в конце семидесятых -начале восьмидесятых собиралась на водокачке. То есть на неработающий водонапорной башне в конце улицы Довженко. Эта поляна и называлась-кафе Лес. Это было второе по значимости, место. После водокачки. Находилась она, поляна эта, в лесном квадрате метров 300 на 300 или чуть больше между улицами Лермонтова, Маркса и Горького. Почему этот пятак леса был не застроен дачами, непонятно. И почему первый дом на Лермонтова начинался не от улицы Довженко, что было бы естественно, а через 300 м тоже необъяснимо. Однако факт. Образовался пятак леса. заросший разными деревьями, в основном елями и орешником. Орешника было много и местные приходили за орехами в пору созревания. Лес был заросший и заброшенный. Можно было встретить поленницы брёвен, полусгнившие. Видимо изредка какая-то Лесная служба распиливала упавшие деревья и складировала брёвна для последующей вывозки. Поляна, на которой находился кафе лес была недалеко отдачи Леже. Ворота этой дачи находились в том месте, где Довженко упирается в Лермонтова. По слухам, дача была подарком вдове художника Фернана Леже, Надежде, которая много чего сделала в рамках советско-французской дружбы. Надя Леже, урожденная Ходасевич, по происхождению русская, участвовала в антифашистском сопротивлении в Париже. Художник, талантливый организатор, сестра поэта Ходасевича. Она знала известных художников того времени, Малевича, Пикассо, Шагала. Правительство СССР наградило её орденом и подарило(?) шикарную дачу, построенную из красного кирпича в тихом дачном поселке. Сейчас на этой даче проживает известный скульптор, академик, автор невообразимого количество скульптур, живописи, графики. Его произведения до сих пор неоднозначно оцениваются зрителями. На этой же территории находится его музей под открытым небом. А тогда, в конце семидесятых, в начале восьмидесятых дача стояла за кирпичным забором и надо думать, совершенно ненужная Надежде Леже. В 82 году она умерла и на этой даче стали появляться довольно известные в Советском Союзе личности. Она, эта дача, не перепродавалась, а снималась на лето. И долго не продавалась. В то время на лето туда заезжали актрисы с отпрысками и известные деятели. С сыном одной такой актрисы Алекс был знаком. На тот момент рыжая, вблизи она была ещё и конопатая. Эти конопушки так его веселили, что он чуть не заходился от смеха. А она говорила сыну, что надо быть всегда таким весёлым и жизнерадостным, как Алекс. А он давился от смеха, наблюдая такой диссонанс. Ведь на большом экране ничего этого не было видно. А она снималась в комедиях и выглядела простушкой-провинциалкой, приехавшей покорять Москву. Когда он рассказывал знакомым, ему не верили. Вот она, сила Мейкапа. Её сын был прилично моложе Алекса, дружил с мальчишкой, соседом Алекса. Они играли в куче песка возле въезда в его (деда) гараж. Алекс принёс всех своих солдатиков (а их было немало) и строил с пацанами крепости, укрепления на этой огромной куче. Много лет спустя, когда ему или родственникам нужен был песок, он насыпал его в вёдра, то и дело выгребая из песка этих солдатиков, вспоминая с улыбкой эти детские игры. Часто, от скуки, играл с ними в казаки-разбойники, в войнушку. Впадал в детство, с которым, очевидно, не хотел расставаться. Он прятался-они его искали. Они прятались, он находил их, подбегал к фонарному столбу и стукнув по нему, громко кричал о том, что они оба убиты, так как они находятся там то и там то. Они визжали от удовольствия, и ему всё это было прикольно. Лазили на деревья. В те времена у каждой уважающей себя команды должен был быть Флаг, закреплённый на самом высоком дереве, на самой его верхушке. Алекс нашёл на даче цветастую тряпку, пришил её к металлическому прутку и закрепил, примотав верёвкой к огромной осине, росшей в парке напротив дачи. Когда он долез до самого верха и попытался примотать пруток к стволу, ветер раскачал дерево и Алекс впервые почувствовал, как сильна природа и как слаб человек, который не в состоянии остановить этот маятник. Всё же закрепив этот Флаг, он аккуратно, боясь обломить верхушку дерева, спустился вниз. Вскоре выяснилось, что все команды дачного посёлка закрепляют флаги в местах своего ареала. Обычно это самое высокое дерево на месте сбора команды. Ему не очень нравилась одна такая шайка на улице Энгельса, собиравшаяся в лесополосе напортив платформы Мичуринец. Посередине платформы (ближе к последнему вагону), той что из Москвы, были ступеньки и тропинка, ведущая в переулок поперёк всех трёх улиц. По которому можно было потом (в будущем) пройти к музею Окуджавы. Там был деревянный мостик, по которому перебирались во время весеннего паводка, дождей и просто больших луж. Там росли огромные не то тополя, не то осины. В любом случае деревья эти высоты были необычайной. На одном из этих деревьев и был закреплён большой флаг. Кто его первым заметил уже не имеет значения. Главное то, что Алекс днём, когда чужая команда была у себя на дачах и никто не мешал, залез на это дерево. Он сорвал этот флаг и как трофей унёс его с собой. Флаг был закреплён не на самой верхушке, видимо побоялись лезть дальше, но всё равно достаточно высоко. Алекс полез ещё выше. Как Винни-Пух из мультика. Он лез и лез всё выше. Уже верхушки соседних деревьев оказались ниже его. Уже были видны верхушки огромных елей в лесу за Довженко. Еще выше, еще… И вот показалась она, водокачка. Все-таки она была выше! На самой верхушке его начало раскачивать, серьёзно раскачивать. Он посмотрел вниз. Люди, идущие с электрички, казались игрушечными, как солдатики в куче песка. Ему не было страшно, чувство восторга, это непередаваемое и неописуемое чувство заглушало все остальные. Он закрепил свой флаг, примотав верёвкой так, что он ещё на метр возвышался над верхушкой дерева. Потом он видел его, этот флаг, любовался им с водокачки. Никто не осмелился его снять. Со временем крепление разболталось, флаг наклонился, потом вовсе поник, застряв в ветвях. Но ещё долго эта тряпка, выцветшая и оборванная от времени, висела на этом огромном дереве. А когда он нашёл на даче канат, пеньковую верёвку в полтора-два пальца толщиной и метров двадцать длинной, его радости не было предела. Началась новая эпопея в тарзанной жизни. А недалеко жила девочка. Которая всё видела, всё знала. Она была года на два-три младше его. Соседские ребята и девчонки делились между собой информацией о новых придумках Алекса. Не в тайге же живём. Но об этом как-нибудь после. А дача Леже? Может быть она, эта дача, была, государственная, может владелец её какой-нибудь Союз художников, Бог его знает. Вот недалеко от этой самой дачи Леже, метрах в ста, и находилось место сбора и времяпрепровождения, которому девчонки дали название-Кафе лес. Было ещё место, возле железной дороги на задворках улицы Энгельса. Резиденция. На раскидистых ветвях, как курицы на насесте частенько сиживали эти самые девчонки нашей компании, свесив ножки или развалившись на причудливо разросшихся деревьях в лесополосе вдоль железной дороги. Таких облюбованный мест было несколько. Перечислю некоторые из них. Скамейка или бревнышки в берёзовой роще недалеко от Ленкиной дачи. В конце всех четырёх улиц находилось очаровательное место, небольшая рощица с изумрудной травой, где росли только берёзы. Алекс задавался вопросом и задавал его своим дачным друзьям. А не здесь ли Архип Куинджи создавал свои замечательные полотна? Не то, известное полотно из Третьяковки с ручьём и озером вдали, нет. (Хотя, за железной дорогой есть похожее место). А та Берёзовая роща с тропинкой меж деревьев, теряющейся в глубине, в сумраке леса. В ответ ему посоветовали поберечь свою эрудицию для очередной тёлки. Они же любят ушами. Тёлки-это маленькие коровы. При чём здесь коровы? Я о живописи. Деревня, так сейчас в Москве девок называют. Просветил его Серёга, вернувшийся из Столицы. Что же берёзовая роща? Там можно было днём загорать на полянах среди берёз, вечером зажечь небольшой костерок, больше декоративный чем всамделишный, настоящий. Чтобы общаться не в кромешной темноте, а хотя бы с минимальным светом, скорее даже отсветом, всполохами света. Всё было душевно и романтично. Особенно, когда рядом такие приятные и симпатичные люди. Особенно, когда среди них Она. Та ради которой готов на самые дерзкие, самые безумные поступки. Следующим местом, о котором хотелось упомянуть, было футбольное поле в лесу примерно посередине улица Лермонтова, напротив, в лесу метрах в ста. Там стояли двое ворот, а по периметру лежали бревна, стояли скамейки и столики. На соседнем поле, поменьше был лесопитомник с маленькими елочками и какими-то ещё деревцами. На этих полянах загорали и отдыхали дачники, жарили шашлыки, но редко. В нашей компании не принято было жарить мясо на костре. Да и где его взять, мясо для шашлыка? В двух продуктовых в посёлке их не было. Может оно и было, но для своих, из-под полы, как говорится. Был на станции Переделкино продуктовый, за линией, со стороны посёлка Чоботы. Но там, как, впрочем, и во всех магазинах страны того времени на прилавках лежали в основном суповые наборы (порубанные кости). Или костомахи с тонким слоем мясо и жилами, опять же в суп или собакам. Да и выпивку там продавали неохотно. Приходилось просить взрослых, придумывая разные небылицы. Ждать открытие переезда. Не ходили в тот магазин. А что до жарки, если хотели закусить чем-то горячим, закусить капитально, поджаривали сосиски на тонких палочках-шампурах. Сосиски тогда довольно часто появлялись в двух местных магазинчиках, мичуринском и писательском, на спуске возле Самаринского пруда. В писательском магазине продавались волшебные, неземные конфеты Домино и Кавказские. Они были соевые в шоколадой глазури, или псевдошоколадной, на развес. Псевдошоколадное было всё. Но всё равно это было фантастическое лакомство. Вкуснее этого лакомства стояли конфеты Кремлевские из огромной квадратной красно-желтой с золотом коробки. Эти конфеты были в праздничных наборах или пайках, или дополнение к пайкам. Которые дед получал в сороковом гастрономе к праздникам или датам. К праздникам и разного рода событиям и юбилейным датам наборы получали там-же, недалеко, на Кирова, Бобров переулок, кажется. В два места ездил Алекс с дедом за пайками и дефицитными продуктами. В те достопочтенные времена сороковой гастроном не уступал по значимости елисеевскому, на улице Горького. Другой, смоленский, возле одноименной станции метро. Ещё один центровой продуктовый на проспекте Маркса, ныне в Театральном проезде. Тот был попроще. Сороковой гастроном на улице Дзержинского, почти напротив какого-то корявого памятника Воровскому. Это невообразимая скульптура. Каждый раз, проходя мимо, Алекс притормаживал, в очередной раз находя для себя что-то новое в этом памятнике. Стоит ли он сейчас? Последний раз видел его лет десять назад. Видимо, Миша Кац во время изготовления скульптуры поленился воска добавить перед отливкой, кто знает? Разные есть версии. А что же старая Москва? Переулки, сбегающие от Сретенки вниз к захудалой Трубной улице. А пиццерия на Рождественском бульваре, слева, если идти вниз к Трубной. А пивнуха, почти внизу бульвара, не доходя до Трубной площади? На всгорке. А магазин потребкооперации Дары природы на Сретенке, где можно было купить всё, были бы деньги. Всё, начиная от перепелиных яиц в коробках с пятнышками, таких масеньких. Любые мясные деликатесы. Магазин Союзпотребкооперации, очевидно, отголосок НЭПа двадцатых годов двадцатого века. А магазин рабочая одежда? Там же на Сретенке, торговавший джинсами в основном отечественного производства фирмы Верея. Но бывали завозы и импортных. Джинсы тогда считались очевидно рабочей одеждой, хотя стоили как смокинги для нобелевских награждений. Такие были загадочные, противоречивые, но в целом весёлые и беззаботные времена. Отвлёкся. Не забыть про сосняк на задворках Довженко, там, где сразу начинался лес и был проход между дачами. Этот проход примерно посередине улицы Довженко открывался прямо в настоящий густой лес. С огромными красивыми елями, как из сказки про Морозко. Все были абсолютно уверены, что этот фильм именно здесь и снимали. Левее от прохода рос сосняк невысокий. Там были сложены спиленные брёвнышки. Это место появилось гораздо позднее, самое последнее лежбище нашей компании. Рядом чьими-то стараниями практически на болоте выросла теннисная площадка с сетчатым забором. Встретившись на Довженко, решили покурить привезённый Ленкой из Москвы Данхилл. К этим дорогим сигаретам девчонок приучила Марина, подруга Яговкина, прилетевшая из соседней галактики. Кто-то притащил баночного пива, (редкого тогда) оставшегося после домашнего веселья и благополучно стыренного у родичей. Сидели, курили и некому не мешали. Очевидно, дым потянуло в сторону теннисного корта, так как с той стороны к ним подошёл здоровенный дядька в шортах. Он начал возмущаться и предлагал сваливать отсюда. В ответ ему предложили заниматься чем он хочет, и не мешать отдыхать. Алекс оказался единственным парнем среди девчонок, так как Серёга со Стасом пошли в магазин. Он встал и решил заступиться за всех, как он посчитал, униженных и оскорблённых. Дядька был здоровее и на голову, а то и на две выше юноши, как показалось в тот момент (наверное, от перевозбуждения). К этому времени его уже научили вырубать таких здоровяков. Которые, наверное, привыкли давить, так сказать авторитетом. Это их глубокое заблуждение. Вырубить высокого человека гораздо легче, чем низкого. И дело не только в банальной физике. Дело в каком особенном(ошибочном) превосходстве высоких людей. Никогда не ожидающих отпора, что крайне неосмотрительно. И когда этот дядька с густыми чёрными с проседью бровями (как у Брежнева) подошёл почти вплотную к Алексу и со страшным выражением лица посмотрел на того сверху вниз, юноша уже собрался было пробить серию этому агрессору. Левый прямой в корпус с уклоном и тут же полубоковой-полуаперкот снизу с проносом в голову. Эта связка работала безотказно и была неоднократно проверенной. Именно с высокорослыми. Даже если не удавалось попасть в точку на подбородке примерно в пяти сантиметрах от центра (что приводило к нокауту), кулак всё равно цеплял голову. После прямого удара в корпус оппонента поневоле скрючивало вперёд, и он сам налетал, натыкался на второй удар снизу в голову. У Аньки и ещё какой-то девчонки с Довженко оказалась хорошая реакция и их буквально вклинило между Алексом и этим монстром за секунду до атаки. Наверное, юноша, выдал что-то типа, сейчас допью пиво и вырублю этого козла. И допив банку, встал. Девки успели раньше Алекса. Федор Михайлович, не надо, мы уходим, простите нас, он пьяный, не обижайтесь, мы больше не будем, мы не хотели, так получилось, всё-всё-всё, ай-яй-яй, ой-ёй-ёй и так далее. Они все вместе оттащили юношу и пошли навстречу ребятам. Это же Фёдор Бурдолацкий! Ты дурак? Это его стараниями корт построен. Мы тоже там играем. Зачем ты так? Действительно, зачем? Глупо… И стыдно… Еще одним местом времяпрепровождение был микроскопический прудик рядом с футбольным полем напротив Лермонтова точнее между футбольным полем и улицей Лермонтова. Предание гласит что этот прудик-воронка от авиабомбы времен Отечественной войны. По крайней мере так говорил Сергей Ткаченко познакомившись с другим Сергеем Яговкиным, на этом самом прудике во время рыбной ловли. Никогда не понимал этого кайфа-рыбалки. Да и какую можно поймать рыбу в яме с водой пусть и воронке от авиабомбы? Рядом рос ельник и сосняк. Вся земля была усеяна иголками, её как таковой не было, был сплошной ковер из иголок. Ели в этой округе росли огромные и поражали своими размерами и раскидистостью. Под одной из таких елей, огромных с торчащими далеко в стороны нижними лапами, Алекс как-то повстречал Савелия Крамарова. Алекс и Серёга ехали на пруд или в писательский магазин, что собственно одно и тоже. Отбив задницу на корягах, пересекавших тропинки, повели своих железных коней в поводу. Пошли пешком, ведя велосипеды рядом. Многие дачники отдыхали, лёжа под этими фантастическими елями, росшими вокруг футбольного поля и по всему Переделкинскому лесу. Известный и любимый всем народом комик лежал под елкой, укрытый её развесистой лапой как навесом. Алекс узнал его, остановился хотел окликнуть Серёгу, идущего впереди. Савелий Викторович читал книгу, видимо краем глаза увидел Алекса и оторвался от чтения, кинул взгляд на юношу. Тот оторопело пялился на актера, не веря. Это же один из любимейших его актёров! Неуловимые мстители, Джентельмены удачи, Иван Васильевич меняет профессию, Сказка о потерянном времени, Не может быть… Ну не может такого быть! Вот так запросто, под ёлкой с книгой в руке, оперевшись на локоть, лежал всенародный любимец. Живой и доступный! Видимо актёр прочёл всё это на лице юноши, ухмыльнулся, перелистнул страницу и углубился в чтение. Эта мимолетная встреча запомнилась Алексу надолго, на всю жизнь. Как корил он себя за то, что не заговорил, не выказал восхищение и любовь. Да-да именно любовь! Знаменитых, но официально непризнанных актёров тогда не просто обожали, любили. Всей душою, как могут любить только русские люди. Для которых такие как Крамаров-луч света в царстве двуличия и невежества, официоза и нетерпимости, антирелигиозности и бесовщины. И его роли веселили советских людей до упаду, как анекдоты про Брежнева и Ленина. Возле воронки, ставшей впоследствии прудиком, познакомились два Сергея. Через некоторое время проезжая по Лермонтова, свернули в лес к этому прудику, где произошло знакомство Алекса с Ткаченко. Он ловил там рыбу или просто проводил свободное время с удочкой. Наедине с окружающей фантастической природой. Когда это было, уже и не припомнить. Главное-судьба свела этих трёх человек. И развела в 94-м, когда Яговкин погиб, и второй раз-в двенадцатом, когда ушёл Ткаченко. А тогда на рубеже семидесятых-восьмидесятых годов всё было просто замечательно. Ведь прошло детство и начиналась юность, весёлая и беззаботная. А впереди была вся жизнь, такая бесконечная, взрослая и многообещающая. А старости просто не существовало. Дед всегда был дедом, бабушка всегда бабушкой. Они не старели и не молодели, оставались всегда в этом состоянии спокойной умиротворенной старости. Были вечными стариками со своей премудрой зрелостью. Они не были развалюхами. Дед, ветеран и инвалид войны, бывший чекист и директор детского дома, бывший секретарь райкома, хорошо знавший Промыслова, одного из руководителей Москвы того времени. Дед, работая в партийном контроле часто общался с ним. Дед был вечно молодым дедом, а бабушка-вечно молодой бабушкой. Проработав в психиатрии всю жизнь, она иногда отзывала Алекса от зашедшей вместе с ним очередной кампании. Пообщавшись с ребятами и расспросив их о том, о сём, она говорила (Алексу наедине) про того или иного парня свою сакральную, но сбывающуюся в ста процентов случаев, фразу: этого парнишку надо спасать! Пока не поздно. Все ребята, про которых она это говорила, а их было немного, буквально по пальцам одной руки пересчитать, все они с возрастом начали здорово выпивать и умерли не в последнюю очередь именно от пьянки. А тогда это казалось просто невозможным. Но Алексу врезались в память навсегда эти пророческие слова. Видимо, наметанный взгляд и опыт специалиста-нарколога подмечал нечто такое, невидимое остальным, как не каламбурно это звучит. Вернемся же к прудику-воронке. Вокруг пруда была бугристой земля, усеянная иголками. Росли елки и сосны, между которыми Сергей и Алекс сделали две скамейки. Серёга прихватил топор и найдя обломанные сосновые ветви, достаточно толстые для скамьи, обработал их топором. Затем они вколотили эти микробрёвнышки между елями и получились две скамьи. Тихое уютное место рядом с прутиком. Можно половить рыбку, покурить сигареты или выпить винишка, буквально по стаканчику. Пиво было не в моде и пили в пивзалах, кабаках, заведениях типа пивных ресторанов. А выпив стаканишко бормотухи, можно было чувствовать себя раскованней с девушками, особенно если и они выпили чего-нибудь. Какого-нибудь ликера или наливки-настойки. В подмосковных магазинах наливки были не в почете, зато в Москве продавались в каждом винном отделе. Порой даже просто в продуктовом. Их очевидно не считали алкогольными напитками. Сладенькие и слабенькие 14-16 градусов, они не находили понимания у советской публики, да и были заметно дороже бормотухи. С оказией привозилась из Москвы бутылка-другая этой самой сливовой или десертной, запеканки, вишнёвой, клубничной, малиновой, спотыкач, черносмородиновой и так далее. Девчонки тоже приобщались к этому состоянию легкости и расслабленности, веселости и некоторой отупелости, но контролируемой отупелости. Вообще, состояние алкогольного опьянения, лёгкого и неагрессивного, особое состояние организма. И создать это особое состояние, скажем, перед боем могли только алкогольные напитки. Не случайно во время Великой Отечественной была положена норма-наркомовские 100 г водки. В послевоенное советское время от этой практики отошли. Не было широкомасштабных военных действий. Ну, а там, где нашим парням приходилось воевать в мирное время, выдавался по необходимости сиднокарб. Это конечно не первитин, губящий здоровье. И он так, для бодрости. Достаточно одной таблетки, как говорил Лёлик в бессмертной комедии Гайдая. Правда, на вторые сутки доза увеличивается до двух пилюль. И если спать нельзя, то без них уже не обойтись. На третьи две уже могут и не справиться, нужно три. И так далее, до пяти. Хотя-кому как. Дальше-возможны осложнения. Какие? А вам не надо знать, спите спокойно. А спокойно заснуть потом (на койке) уже может и не получиться без сильного снотворного. В случае не тяжелого ранения заправить всё это перкоцетом или оксикодоном. И вперед и с песней. Можно немного подвигаться и слегка повоевать. Увлекся фармакологией, вернёмся к алкоголю. К алкоголю, изучаемому со стороны. Разобрала меня веселуха к вечеру, вы уж не обессудьте. Это от вчерашнего посещения ботанического сада, точнее японского сада. Первый раз в этом году. Начинали скромно, как обычно, с португальского сухого розового. Трёх по 0,7 на двоих оказалось мало. Видимо, сказалась затяжная пандемия. Хорошо, прихватил Матусалем Аньехо. И сыра побольше, того самого, дорблю. Он замечательно идёт как под сухое, так и под доминиканский ром. Как чуял. На обратном пути попали под такой ливень! Возвращались сдуру через Сельскохозяйственную улицу, там, где нет калитки в заборе из прутьев. Знаете, наверное? Лихоборка разлилась и пришлось идти по колено в воде. У метро та же песня. Матусалем помог выбраться. Вообще, посещение Японского сада, как и Аптекарского огорода, как и острова Измайловский и других великолепных мест-целый ритуал. Будет желание-опишу (в другой повести). Отвлёкся, считайте это лирическим отступлением, как у взрослых писателей. Вообще, это вставка (всё, что далее по тексту), когда уже всё написано. Таких будет несколько. А что? Моя повесть, как хочу, так и расставляю рассказы и делаю вставки. Капризный какой! Ну и всё! И так. Чем замечательна была бормотуха, так это тем что её много не выпьешь. А небольшой перебор вызывает почти всегда рвоту, а вкупе с водой-это очищение организма. Побухали-перебрали-проблевались и опять огурцом. Готов к труду и обороне! А водку или спирт давали раненым как анестезию. А если заканчивался промедол (то есть, морфий), а он всегда заканчивался, то обезболить бойца и главное обездвижить для оказания первой помощи или проведения экстренной операции на поле боя было нечем. И два шприц-тюбика (на всех) в санитарной сумке санинструктора-не о чём. А в вашей оранжевой (которая на фиг не нужна), той, что у лохов в нарукавном кармане, он вообще один (был), который с белым колпачком. И им уже ширнулся ваш напарник, со своего отпустило уже, или оказалось мало. И никто не думал, что такая жопа может быть. Про неё всегда почему-то думают, как о сексуальной части женского тела. И помощь будет не скоро (если вообще будет), радист не может продавить связь. Всем хороша ваша Р-143, в болоте не утопла и на лютом морозе в высокогорье работала и в знойных песках вас не раз выручала… Да пробита она в трёх местах… А для Р-159 ваш радист забыл(поленился) взять рогатку с антенной бегущей волны, а на куликовку связи нет, горы фонят, или далеко просто до узла связи. Да… Но об этом т-с-с-с-с, никому! Пусть телефонюга пытается связь наладить. Командира вашей РГ обширяли морфином, перевязали и ему вроде полегче. А вокруг, к примеру, один рыдает над телом убитого друга (на которого весь промедол и ушёл), другой бьётся в истерике, третий впал в боевой ступор и ему всё по барабану, палит во все стороны, пока патроны есть. И тогда должен найтись один, кто возьмёт на себя эту работу. Может, это будете вы? И вы не на любимом диване с планшетом и с кошечкой на коленях, а в горно-лесистой местности или лесисто-болотистой, или в пустыне, неизвестно что хуже… И вот тогда ударом приклада по затылку человек вырубался, то есть терял сознание на время. За которое надо было успеть удалить осколок или пулю, заштопать стерильным кетгутом (если есть и умеете) рваную кровоточащую рану или ампутировать конечность, висящую на полуоторванных сухожилиях. Или хотя бы перевязать, наложить жгут, ППИ (он же ИПП). Остановить кровотечение! Банально замотать напрямую (может-дополнительно, по бинтам) входное и выходное скотчем, предотвратив большую кровопотерю. Таким сереньким, широким, плотным, из хозяйственного отдела, везде продаётся. И дырку хорошо заклеивает. Да вы знаете. А он, сердешный, трепыхается под вашими руками и упорно мешает себя, любимого, спасать. И при этом упорно не хочет терять сознание. Это всё от наших с вами предков. Сейчас всё это называется мудрёным словом. Парамедицина. Вообще, всё это заслуживает отдельного рассказа. Может, когда и соберусь. Не обещаю. Вернёмся к мудростям предков. Как вы думаете, когда не было хлороформа, как усыпляли? Полено, обмотанное тряпкой. А если у всех автоматы со складным прикладом? Ась? А пулемёт на что? Хороший пулемётчик и врагов кинжальным огнём с фланга выкосит и товарища в нужный момент вырубит. Хотя, безусловно, такими вещами должен заниматься хороший спец. Который не сломает основание черепа, переусердствовав. Который знает, что и как делать. Ну, а потом опять та же водка или спирт. Хотя, конечно, всё описанное это редчайший (!) случай. Да, не забудьте перед тем как бежать за бухлом в магазин на радостях, перевернуть бойца на пузо, вытянув вперёд и вверх его руку. Что бы, находясь в болевом шоке он не захлебнулся рвотными, пардон, массами. А вытянутая в одну линию с телом рука не даст (помешает) ему случайно перевернуться на спину и подавиться собственным языком, запавшим в гортань. Всё сделали? А теперь-отстреливайтесь, отстреливайтесь! Если БК (то есть боекомплект) не закончился. А надо было брать три БК! Поленились тащить? Тогда бегите в магазин за бухлом. Вам выбирать. Да, и не забудьте, что при ранении головы промедол категорически запрещён (видимо повышает внутричерепное давление). Что делать? А он и так в отключке. И перевязывая голову, не трогайте её. Можете поломанными костями черепа повредить мозг (а он ему ещё может пригодиться!). А кошечка, спрыгнув с ваших колен смотается для вас на кухню, за пивом. И напомнит вам про новые сапоги и шубку, что вы обещали. И расслабтесь, пжлст. Можете расценивать всё вышесказанное, как забавную компьютерную игру-стрелялку, типа контер-страйк. Только так. В современном, цивилизованном мире в некоторых зарубежных спецподразделениях по борьбе с терроризмом непосредственно перед штурмом бойцам устанавливают катетер на вену со смешным названием канюля. И закрепляется всё это пластырем. Хотя я могу ошибаться насчёт канюли. Наверное, канюля, всё-таки резиновый переходник, куда втыкается игла от шприца для дополнительных инъекций. Захотите-найдёте в инете, мне лень. В общем, это игла-бабочка, через которую в случае ранения и невосполнимой (как говорят медики) кровопотери, тут же, не отходя от кассы будет поставлена система для переливания плазмозамещающих растворов. Всяких там хлоридов натрия, кальция и прочего Рингера. В простонародье-физрастворы. Всего то надо вытащить из-под огня раненого бойца. Как? А для чего вам репшнур и карабин, защелкнутый у бойца сзади на разгрузке? Да, да, на той самой петле на спине чуть ниже шеи. Увидели? Нет? Может, она у него сбоку на спине в районе левой лопатки? Дерзайте! А на бабочке есть крышечка для подключения этой самой системы переливания. В нашем родном исполнении она оранжевого цвета. Очевидно всё это чтобы не бить раненого бойца прикладом по затылку.