Светоч любви

Глава 1

Гонконг показался мне замечательным местом. Я, конечно, ожидала увидеть нечто совершенно экзотическое, о чем я знала по книгам об искусстве, по которым изучала обычаи и историю этой загадочной страны. Я даже считала себя в какой-то мере подготовленной к этой встрече. Но действительность превзошла все мои ожидания: таким все было пестрым, разнообразным и загадочным.

Центром жизни была гавань, по моему мнению, одна из самых красивых среди освоенных человеком. Сюда заходили корабли со всего мира, и в любое время суток тут кипела жизнь.

Полоска моря шириной примерно в милю отделяла остров Гонконг от материка. Ее постоянно пересекали снующие туда и обратно паромы. Из Коулуна можно было видеть встающий из моря гребень горы и столицу острова — город Викторию. Джонки и сампаны буквально толпились в водах залива. Для тысяч семей они служили постоянным жильем. Эти люди жили в море постоянно, очень редко ступая на твердую землю. Я видела женщин, сидящих в маленьких лодках, за спинами у них в особых рюкзачках резвились дети. Женщины снаряжали для мужчин рыбацкие сети. Трудно было поверить, что эти верткие суденышки с парусами из тростниковых матов их единственное жилище.

А уличная жизнь заворожила меня еще больше, чем та, что я увидела в гавани. Улицы были расцвечены пестрыми флагами, на самом деле являвшимися рекламой лавок и магазинов, особую прелесть им придавали иероглифы, похожие на произведения искусства. Полотнища были красные, зеленые и голубые, они развевались на ветру, сверкая знаками, выписанными золотом. Я была очарована длинными боковыми улочками, состоящими из нескончаемого ряда ступеней — их так и называли — лестничные улицы. На них тоже нескончаемыми рядами стояли лотки со всевозможными яствами. Там были овощи, фрукты, сушеная рыба. Сновали продавцы, предлагавшие самые разные товары, в том числе птиц в клетках и сказочно разрисованных воздушных змеев.

Меня заинтересовали писцы. Они обычно сидели за столиками, на которых были разложены письменные принадлежности и необходимые материалы. Я часто с грустью смотрела на тех, кто приносил свои письма, чтобы их прочли вслух. Потом проситель диктовал ответ. Меня просто потрясало, как внимательно они следили за губами писца, когда он читал их письмо, и за его пером, когда он писал ответ красивыми и сложными иероглифами.

Большим спросом пользовались предсказатели будущего. У каждого из них были коробочки с палочками. Они трясли их, затем по какой-то системе вытаскивали палочки и по ним рассказывали о будущем, Повсюду здесь бурлила жизнь и проявлялись невероятные контрасты.

Было много нищих со специальными коробочками для сбора подаяний, глаза у них были потерянными, безнадежными. Но каждый раз, когда я бросала монету в коробочку, они долго следили за мной взглядом охотника.

Я буквально остолбенела, когда увидела впервые императорского мандарина, которого несли в комфортабельном кресле шесть носильщиков. По обе стороны этой процессии следовали его подчиненные. Двое из членов процессии несли гонги, в которые размеренно ударяли через определенные промежутки времени. Все встречные оповещались таким образом о том, что особо важная персона изволит следовать мимо них, на высоко поднятом плакатике были тщательно выписаны все титулы мандарина. Было любопытно наблюдать за тем, с каким искренним почтением лавочники и прохожие относились к этой процессии.

Пораженные близостью к такой славе, они стояли, опустив глаза к земле, и когда один мальчик, заглядевшись с искренним удивлением, забыл отвесить поклон, он получил звонкий удар по голове одним из тазов, которые тащили двое мужчин, входивших в состав процессии. Оказалось, что в их задачу как раз и входило учить почтению зазевавшихся и промешкавших отдать почести их патрону.

Здесь, рядом с роскошью и богатством, соседствовала ужасная бедность, вынужденная бороться за выживание. Я имею в виду рикш. Это были до болезненности исхудавшие мужчины, скорее даже иссохшие. Они с выражением надежды стояли около своих экипажей и ожидали седоков. А найдя, бесшумно бежали вдоль улиц со своей ношей.

Каждый день приносил мне что-нибудь новое, привлекающее внимание. Но впечатление от Дома тысячи светильников не могло идти в сравнение ни с чем.

С тех пор, как мы уехали из своей усадьбы, каждый день был наполнен какими-нибудь открытиями. Немало переживаний было во время многонедельного морского путешествия. Мы обогнули ни много ни мало — полмира. Сотоварищи по путешествию сочли нас несколько необычной компанией, им казалось странным сочетание — молодая женщина, маленький ребенок, довольно пожилой муж и слуга китаец. Джейсон был в том возрасте, когда все казалось сплошным приключением, и он был уверен, что так оно и должно быть в жизни. Мы ощущали все традиционные неудобства такого путешествия, однако я с гордостью обнаружила, что каждый из нас оказался вполне закаленным морским волком. Сильвестер совершал вояж уже далеко не в первый раз, и поэтому его хорошо знали и капитан, и команда. В этом были немалые преимущества — он общался с ними на равных и от этого гораздо легче переносил трудности. Сознание того, что он на пути в Гонконг, придавало ему новые силы.

Мы часто обедали с капитаном, который нас знакомил с интереснейшими историями о морских приключениях. Я внимательно следила за Джейсоном, боясь, что его страсть к острым ощущениям, помноженная на наследственное любопытство, может привести к какому-нибудь несчастному случаю. Путешествие длилось долго, но у меня было столько забот и волнений, что оно не показалось утомительным.

Мы заходили во множество портов, и поскольку я не была практически нигде, кроме Англии, если не считать парижского медового месяца, это каждый раз было волнующим событием.

Сильвестеру сходить на берег было весьма не просто, и он, убежденный, что не должен отравлять удовольствие нам с Джейсоном, отправлял нас осмотреть какой-нибудь иностранный порт в компании капитана или офицеров.

К тому времени, когда мы доплыли до Гонконга, корабль стал для меня родным домом, и даже возникло чувство сожаления, когда настало время покидать его борт.

Но все это вскоре забылось от обилия новых впечатлений и переживаний, которые захватили меня.

Когда мы высадились на берег, нас встречал Адам Мильнер и с ним был приятный, скорее толстый, чем стройный человек, которому на глаз я дала лет 30 — 35. У него было честное открытое лицо, он мне понравился. Я поняла, что это Тобиаш Грантхэм, менеджер гонконгской конторы Сильвестера, о котором последний часто рассказывал мне.

— Это хитрющий шотландец. Он возглавлял наше шотландское отделение. Домашнее хозяйство у него ведет сестра Элспет. Она решилась ехать с ним, чтобы спасти его от соблазнов Востока. Она очень милая женщина, но иногда ее желание предугадать ваши желания начинает раздражать.

Сильвестер, и это было очевидно, радовался Гонконгу и встрече с Тобиашем. Ему было приятно, что Адам приехал встретить нас. Я знала, что его всегда очень огорчали разлады в семье Мильнеров и любой жест доброй воли радовал его.

Адам был холоден ко мне, чего я не сказала бы о Тобиаше. Он доложил Сильвестеру, что дом в полном порядке. На слове» дом» он сделал ударение, и я впоследствии заметила, что так было каждый раз при упоминании Дома тысячи светильников.

Два человека в черных брюках и туниках, с волосами, завязанными в косички, в соломенных шляпах, ожидали нас в некотором отдалении. Тобиаш дал знак, и они забрали наш довольно небольшой багаж. Дело в том, что остальные вещи должны были выгрузить из трюма позднее и доставить прямо на дом. Эти чемоданы и сумки погрузили в экипаж рикши.

Джейсон, вцепившись в мою руку, наблюдал за всем происходящим широко открытыми глазами. Первым с ним заговорил Тобиаш Грантхэм:

— Стало быть, это вы — юный сэр? Джейсон тут же ответил:

— Я не юный сэр, я мальчик. Меня зовут Джейсон.

— Ты можешь одновременно быть и молодым сэром, — утвердительно заявил Тобиаш.

Казалось, что Джейсону понравилась эта идея. Тобиаш наклонился так, чтобы их глаза находились на одном уровне.

— Тебя приветствует Гонконг, молодой сэр.

— А вы китаец? — спросил Джейсон.

— Нет, я такой же англичанин, как ты сам.

— А почему вы не китаец?

— Потому что я не китаец.

Тобиаш разогнулся и улыбнулся мне.

— Надеюсь, вам здесь будет хорошо, миссис Мильнер.

— Вы поймете, что здесь совсем не так, как в Англии, — отметил Адам.

— Я готова к этому.

Мы прошли к ожидавшему рикше. Усадили Сильвестера, села я, а между нами поместился Джейсон.

— Мы догоним вас, как только уладим вопрос с багажом, — сообщил Тобиаш Грантхэм.

Рикша взялся за оглобли, и мы тронулись. У Джейсона от восторга и любопытства глаза стали совершенно круглыми. Со мной, кстати, дело обстояло примерно так же.

Сильвестер улыбнулся мне:

— Ну вот видишь, Джейн, мы на месте.

— Это фантастика, — подтвердила я. Да, это был фантастический мир. Кругом бежали рикши, щуплые, босоногие люди в тонких хлопчатобумажных штанах и туниках проворно тянули свои экипажи. Их косички шлепали в такт их бегу.

Мы проезжали улицу за улицей, везде бриз раскачивал многочисленные полотна объявлений и реклам, расписанных иероглифами. Воздух был полон различных ароматов, среди которых все же выделялся запах рыбы. Создавалось впечатление, что перед глазами мелькали разнообразные цветные картинки. Но когда позднее я мысленно восстанавливала свои впечатления о первом дне пребывания в Гонконге, все затмевало потрясение, вызванное Домом тысячи светильников.

Он стоял в пригороде Коулуна, его окружал ухоженный парк, разбитый на участки. И от этого создавалось впечатление, что дом еще больше изолирован, чем это было на самом деле. Мы подъехали к стене с воротами, по другую сторону которых на страже стоял каменный дракон.

Пожилой человек в обязательных хлопчатобумажных брюках и тунике появился по эту сторону ворот, как только наша тележка остановилась. Затем открыл ворота и застыл в низком поклоне.

Сильвестер произнес приветствие. В его голосе была чуть ощутимая дрожь, и он говорил почти в рифму. Это выдавало его огромное внутреннее волнение.

Рикша провез нас внутрь первого двора, дальше выложенная цветными блоками дорожка вела к следующим воротам. Мы проехали и через эти очень похожие ворота. Потом эта процедура повторилась. Кстати, позднее я обнаружила, что цветные кирпичики были похожи на коробки без крышек, и они тщательно были подогнаны один к другому.

И вот наконец Дом.

Мы добрались до небольшой площади в центре парка, где стоял сам Дом тысячи светильников. Перед ним была лужайка, на которой росли миниатюрные кустарники и протекал маленький ручей. Над узеньким потоком горбатился маленький мост. Все это напоминало кукольное хозяйство. Со стороны дома были рассыпаны лепестки каких-то розовых цветов с веток высоких деревьев, окружавших ром. Эти деревья казались великанами на фоне всего остального — такого миниатюрного. Мне не доводилось никогда раньше видеть такие деревья. Позднее я узнала, что их название — баухиния.

Я охватила взглядом все окружавшее меня буквально за несколько секунд, оно не так интересовало меня, как Дом.

Он был импозантным, но ужасно похожим на те дома, которые я видела на раскрашенных картинках. Он стоял на своего рода платформе, выложенной плитами из мрамора — розовыми и белыми. Строение было четырехэтажное, каждый верхний выступал над нижним. Материалом послужил какой-то золотистый камень, который сверкал, если на него падал солнечный луч. Дом был выстроен в типично старокитайском стиле — с изгибами и плавными линиями. Рядом с ним была беседка, над которой рос мирт.

Светильники начинались от самой беседки, шли с определенным интервалом вдоль нее, были с каждой стороны дверного свода, а самый большой свисал по центру.

Я немедленно подумала: здесь, в этом доме, действительно, должна быть тысяча таких светильников.

— Мама, посмотри, — взвизгнул Джейсон.

Он увидел драконов по каждую сторону портика. Драконы напоминали тех, что стояли у дома в усадьбе Роланд, только были побольше размером.

Я объяснила Джейсону, что здесь драконы будут попадаться на каждом шагу. Он сунул палец в пасть одному из чудищ и смотрел на мою реакцию. Заметив, что я все вижу, он очень обрадовался.

Сделав три шага вверх, мы оказались на мраморной площадке, причем, как джинн из бутылки, материализовавшись ниоткуда, возник слуга-китаец и открыл перед нами дверь.

Мы были теперь в холле, отделанном мрамором. Две деревянные колонны поддерживали крышу — во всяком случае, так казалось, потому что они уходили вверх сквозь потолок, затейливо украшенный орнаментами. Деревянные колонны были выкрашены в красный цвет, и на них был нанесен затейливый рисунок золотом. При близком рассмотрении рисунок оказался вездесущим драконом.

Все дышало настороженностью к пришельцам. Не могу сказать, ощутили ли мы недружественную атмосферу или это нам показалось из-за необычности того, что час сейчас окружало.

В холле висели шесть светильников. Я подсознательно считала все встречавшиеся нам огоньки. Тысяча — это все же очень много, повторяла я себе. Где же они тут могут, разместиться?

В воздухе был разлит странный запах, похожий на ладан, и пока мы стояли в толпе, осматриваясь, появились молчаливые фигуры. Всего их было двенадцать, берегущих этот дом в отсутствии хозяина. Двенадцать слуг Сильвестера.

Они встали в шеренгу, и каждый из них поклонился сначала Сильвестеру, потом мне. Затем все они опустились на колени и еще раз поклонились, буквально касаясь лбами пола.

Сильвестер остановился на момент, наблюдая за ними. Затем он хлопнул в ладоши и они поднялись. Он сказал несколько слов по-китайски, что означало: «У вас все в порядке? Привет-привет вам!» Это было традиционное китайское приветствие. Затем он перешел на английский:

— Я рад, что мы здесь. Да будет здесь мир! Он взял меня за руку, как бы представляя им.

Они поклонились, всем видом показывая, что признают меня.

Затем они поклонились Джейсону. — Сейчас тебя проводят в комнаты, приготовленные для нас, — сказал Сильвестер. — Постепенно ты узнаешь каждого из этих слуг.

Я подумала, что все равно я их не смогу различить, такими похожими они все мне казались.

Комнаты Сильвестера были внизу, это было удобно, так как избавляло его от необходимости подниматься по ступенькам. Оставив его и взяв за руку Джейсона, я последовала за слугой, который повел нас вверх. Мы вошли в коридор. Светильники свисали с потолка. Нам пришлось подниматься довольно долго, прежде чем мы достигли отведенных мне покоев. Хорошо, что рядом с моей была маленькая комнатка для Джейсона.

Эти комнаты были меблированы в европейском стиле, но были кое-какие мелочи, не дававшие забыть, что тем не менее мы сейчас очень далеко от дома. Портьеры были из голубого сатина, расшитого белым шелком. Кровати были европейскими, наволочки шелковыми, и в тон было подобрано одеяло. Кресел не было, вместо них вдоль стен стояли низкие банкетки. На стенах висели очаровательные расписные свитки. Мне очень понравилось зеркало, заключенное в замечательную раму. Оно висело над туалетным столиком, но выглядело каким-то совершенно чужеродным. Получалось, что все, привнесенное сюда ради моего удобства, не вписывалось в общий стиль комнаты. Очень богато выглядел ручной китайской выделки ковер, украшением которого был, естественно, огнедышащий дракон. Джейсон немедленно обнаружил его и, став на колени, стал внимательно изучать.

Комнате, соединявшейся с моей, на время нашего пребывания была отведена роль детской, она была невелика, скорее всего служила гардеробной и была меблирована очень скромно. Потом я узнала, что всем обустройством для нас занялся Тобиаш, как только узнал о нашем приезде.

— Надеюсь, ты не устала настолько, чтобы отказаться пообедать со мной, — послышался голос Сильвестера.

Естественно, я не отказалась от обеда. Моя голова была занята тем, чтобы как можно скорей привыкнуть к своему новому окружению.

Кое-что из моего багажа уже прибыло, и я стала распаковывать чемоданы. В это время Джейсон обрушил на меня водопад вопросов. Сначала он заявил, что дом ему не очень нравится, В усадьбе Роланд было лучше. Затем поинтересовался, чем сейчас может заниматься миссис Коуч и приедет ли она сюда. Он на некоторое время огорчился, когда я честно призналась, что приезд миссис Коуч маловероятен, но очень скоро настроение его поправилось. Вокруг было столько нового и любопытного, и все надо было осознать и изучить.

Один из слуг, бесшумно появившись, принес еду для Джейсона.

Он насупился, глядя в тарелку. Это было непохоже ни на привычные домашние блюда в усадьбе Роланд, ни на те, что подавали во время путешествия на корабле.

Тем не менее, он, видимо, здорово проголодался, потому что съел все. В его меню на сей раз была какая-то рыба с рисом и фрукты.

Я поинтересовалась, как он отнесется к тому, чтобы недолго побыть в одиночестве, пока я буду обедать с Сильвестером.

Его заинтриговал фонарь, подвешенный к потолку так, что его можно было опускать, потянув за цепочку, а потом, освобожденный, он сам поднимался вверх. Я решила, что этот светильник не надо тушить на ночь. К ому же, мы не будем закрывать дверь между нашими комнатами.

Все, что я сказала, его вполне устроило, и он заснул даже раньше, чем я успела раздеть его до конца.

Я оставила дверь открытой, достала несколько вещей, переоделась и пошла вниз искать Сильвестера.

Когда я закрыла дверь спальни, какое-то ощутимое недружелюбное пространство окружило меня.

Я смотрела вдоль коридора на ряды светильников и не знала, в какую сторону мне надо повернуть. С потолка свисало не меньше десяти светильников. Каждый второй был зажжен. Пока я стояла в раздумье, в конце коридора неожиданно возникла неясная фигура.

Мертвящее чувство ужаса охватило меня, и на секунду я поняла, что имеют в виду люди, когда говорят, что страх парализовал их. Если бы сейчас я попыталась произнести хоть одно слово, вряд ли мне это удалось.

Свет, посылаемый светильниками, был довольно рассеянным, но я рассмотрела лицо, которое мрачно глядело на меня. Когда возможность двигаться вернулась ко мне, моим первым стремлением было побежать в противоположном направлении. Фигура не шевелилась. Казалось, что она всегда была здесь. Я заставила себя сделать шаг вперед. Фигура по-прежнему не проявляла признаков жизни. Я еще приблизилась и теперь смогла рассмотреть, что передо мною была статуя человека в натуральную величину.

Скульптура была сделана из камня и дерева. Ничего больше. Как я не догадалась сразу? Видимо, потому, что я столько лет видела этот дом в своих фантазиях и столько добавляла в них мистики и страха, что сейчас все, с чем я сталкивалась в реальности, пугало меня в гораздо большей мере, чем это должно было бы быть в просто незнакомом месте.

Я подошла поближе к фигуре. Это была Куан Цинь богиня милосердия. Она выглядела не такой доброй, как те ее изображения, что я видела раньше. Казалось, глаза богини были устремлены прямо на меня… полураскрытые глаза. Мне казалось, что она советует поскорее уйти из этого места — это был совет богини добра человеку, которого подстерегает какая-то неведомая опасность.

Я в опасности! Почему это пришло мне на ум? Я сразу подумала о сыне, который остался один в комнате. Нет, это абсурд. Прочь ночные страхи!

Я быстро вернулась в свою комнату, потихоньку открыла дверь и заглянула в комнату Джейсона. Он лежал на спине с закрытыми глазами, пальцы сжимали край простыни, по лицу блуждала счастливая улыбка. Наверное, ему снилось что-то приятное. Мне захотелось поднять его и крепко обнять, но я боялась разбудить малыша. Я на цыпочках вышла из комнаты, повернулась спиной к фигуре Куан Цинь, нашла лестничную площадку и спустилась вниз.

Сильвестер ждал меня в холле. Он стоял, опершись на палку, и наблюдал, как я спускаюсь.

— О, наконец, Джейн. Обед сейчас будет подан.

Сильвестер взял меня под руку, и мы пошли в столовую. Он передвигался, тяжело навалившись на меня. В столовой было довольно темно, потому что окна были занавешены и свет источал только один спускавшийся с потолка светильник.

И опять я почувствовала в комнате что-то чуждое. И, наконец, до меня дошло — такое впечатление производит смешение Востока с Западом. Стол и стулья выглядели так, как будто они были перенесены сюда из французского замка. Это касалось и мраморного стола на позолоченных ножках. Одна культура боролась с другой.

Сильвестер словно прочитал мои мысли. У него это получалось так удачно, что зачастую просто раздражало меня. Мне казалось, что либо он знает какой-то тайный метод чтения чужих мыслей, либо я так легко поддаюсь разгадке.

— Да, — произнес он, как бы продолжая ненадолго прерванный разговор, — все это не очень гармонирует друг с другом, не так ли? Западная мебель была завезена сюда для большего комфорта. Но комнаты внизу расписаны, потому они выглядят странными.

Мы заняли места за столом. Немедленно слуга внес тарелки с супом. Суп выглядел очень аппетитно, и я почувствовала, что голодна гораздо больше, чем могла ожидать.

Мы ели в полном молчании, а слуга вносил все новые блюда и уносил опустошенные тарелки. За супом последовало особо приготовленное мясо, потом рыба с рисом и чай. Был также крепкий напиток, непохожий, впрочем, на виски. Сильвестер объяснил мне, что он изготовлен тоже из риса.

Наш обед выглядел настоящей церемонией. Я чувствовала, что слуги внимательно наблюдают за мной, и мне показалось, что не только я, но и Сильвестер почувствовал облегчение, когда трапеза завершилась. Мы перешли в маленькую комнату, обставленную, как кабинет. Она тоже была слабо освещена свисавшим с потолка светильником.

— Ну вот, Джейн, — начал Сильвестер, — мы здесь.

— В это трудно поверить!

Он сидел в кресле с изогнутой спинкой, а я поместилась на пуфе, обтянутом тисненой кожей.

— Ну и каковы твои первые впечатления?

— Мне трудно сказать сразу что-то определенное.

— Это верно, пока рано делать выводы. Но тебе понравится здесь. Всем нравится. Люди меняются, пожив в этом доме. Даже слуги… все, все. Даже мой неприступный племянник Адам не имеет иммунитета против влияния этого дома.

— Он очень неразговорчивый молодой человек.

— Да, да. Это серьезный джентльмен. Он один из всех членов семьи больше всего походит на меня. Это особенно странно для сына Редмонда. Он мало что унаследовал от отца. Тобиаш хотел остаться побеседовать с нами, но мне показалось, что лучше это сделать не сегодня. О делах мы поговорим завтра.

— Ему, наверное, надо о многом рассказать тебе.

— Он намекнул на это. Я хочу, чтобы ты, Джейн, присутствовала при нашем разговоре, мне нужно, чтобы ты как можно глубже вникла в суть нашего дела. Да, как тебе дом? — спросил Сильвестер. — Что ты думаешь о нем?

Я оглянулась через плечо, потому что у меня было странное чувство, что дом и сам не прочь узнать мое мнение.

— Я пока еще не познакомилась с ним как следует. Ведь уже почти стемнело, когда мы прибыли.

— Это самый странный дом из всех, где мне довелось побывать, — произнес он медленно. — Есть люди, считающие, что его вообще не надо было строить.

— Кто этот говорит?

— Те, кто напичкан предрассудками. Дом построен на месте старого храма, ты это знаешь. Есть свидетельства. В ансамбль храма входила и пагода.

— Какая пагода?

— Ты еще не видела ее. Она стоит в саду, как раз позади внешней стены. Завтра утром ты сможешь увидеть ее из своего окна. Она очень изящна. Она построена из камня, а в стены вмурованы минералы, которые сверкают на солнце… Там есть аметисты и топазы. Это восхитительное зрелище. Слуги считают, что это священное место. Они обожают его.

— Не был ли этот храм выстроен в честь Куан Цинь и не была ли она тогда названа милосердной?

— Да, это так. Богиня милосердия, — подтвердил он. — Но они считают, что даже она не была бы довольна тем, что на месте, где когда-то был храм, стоит дом, к тому же принадлежащий варвару. Мы все для них варвары, Они называют нас «фань куэй», что означает «иностранные дьяволы». Мы — исчадие ада. Иностранные дьяволы — вот как они величают нас.

— Не очень вежливо!

— Прошу прощения, но необходимо одно уточнение Все эти названия содержат все-таки долю уважения. Эти люди уважают того, кого боятся.

— И тем не менее один из них подарил этот дом твоему дедушке.

— Может быть, как раз потому, что это был не очень подходящий подарок… Хотя я рад, что он преподнесен. Мой отец очень любил это место. Любил даже поговорить о нем. Он завещал этот дом мне не просто потому, что я был старшим сыном, но и потому, что знал о моем отношении к дому — таком же, как и его собственное. Другие родственники были настроены скорее сдержанно. Со временем, Джейн, ты все поймешь сама и во всем разберешься. Ты ощутишь чары этого места. Я думаю, что ты устала, Джейн, ибо могу судить по себе.

Он поднял колокольчик, звук был очень звонким. Почти незамедлительно появился Линг Фу.

Ему не надо было объяснять, что хозяину пора было возвращаться в собственную комнату.

А я пошла к себе. Усталость давала себя знать, но чувство успокоенности не приходило. Я разделась и легла в постель, сначала, конечно, заглянув в комнату, где Джейсон спал по-прежнему спокойно и крепко.

Я очень сильно устала, но сон не шел. Мысль о том, что я действительно нахожусь под крышей Дома тысячи светильников, будоражила меня. Наконец я задремала, и мне привиделось, что я выхожу из своей комнаты и не останавливаясь смело иду мимо богини, которая сделала мне такое странное предупреждение. Вот я уже рядом с ней, как вдруг раздается голос: «Убирайся домой, чужеземка. Ничего хорошего для тебя тут не приготовлено. Тут ничего тебе не принадлежит, иностранный дьявол уходи отсюда, пока еще позволяет время».

А я отвечаю:

— Не могу. Мне надо быть здесь.

Ее глаза меняются, они больше не излучают доброжелательность. Я ощущаю себя пойманной, зажатой в холодные тиски..

Дай мне уйти! — Я закричала и проснулась, но кошмар не покинул комнаты. Кто-то был здесь, моя рука была крепко схвачена.

— Мама, мама. Мне страшно… — Джейсон крепко сжимал мою руку. — Почему ты кричала?

Облегчение было невероятным. Я втащила его к себе под одеяло. Он был ледяным и сразу же прижался ко мне.

— В моей комнате дракон, — заявил Джейсон сдавленным голосом.

— Это просто дурной сон, — попыталась я успокоить мальчика.

— Когда я открыл глаза, его уже не было. Но я видел, как он изрыгал огонь.

— Это был сон, — продолжала я успокаивать его.

— А тебе тоже снился сон?

— Нет, мне приснилось что-то другое.

— Может, мне остаться с тобой, а то вдруг опять тебе приснится что-то плохое?

— Конечно, дорогой, мы сегодня будем спать рядом. Я почувствовала, как он расслабился.

— Это был только сон, — прошептал он, утешая меня.

— Да, Джейсон, это был всего-навсего дурной сон.

Он сразу же заснул. А за ним и у. Теплое тельце моего сына позволило мне успокоиться в этом странном доме.

Утром дом потерял значительную часть своей жутковатой загадочности. Он выглядел очень привлекательным, и мне захотелось обойти его.

В доме было комнат двадцать. Они были почти все похожи одна на другую. Более того, комнаты имели одну общую деталь — в центре с потолка свисал светильник. Они все были из кованого железа и на них была гравировка — мужчина и женщина. Меня снова озадачил вопрос, правда ли, что в доме была тысяча светильников. Я уже видела, что их очень много. В моем путешествии по дому я встречала слуг, которые низко кланялись мне и отводили глаза, когда я проходила мимо них.

Мы прошли через внутренние дворики и через все ворота. Джейсону очень понравились миниатюрные сады, и мне пришлось объяснять ему, как искусственно замедляется рост деревьев. На его лице было явное огорчение, ему было жалко деревьев…

— Мне кажется, что они несчастливы, — заявил он. — Они хотели бы быть большими, как другие деревья.

И тут мы подошли к пагоде. Она действительно была великолепной. Стены сверкали под солнцем, а колокола мелодично позвякивали, когда ветерок слегка раскачивал их.

— Ой, мама, посмотри, — закричал Джейсон. — Это замок… Нет, это башня…

— Это пагода, — постаралась втолковать ему я. Конечно, это была та, о которой рассказывал Сильвестер.

— А кто там живет?

— Никто. Это часть храма.

На Джейсона нашло благоговение. Мы прошли через арку, где когда-то наверняка была дверь. Внутри, как ни странно, пахло ладаном. Над круглым пространством доминировала знакомая фигура богини. Около нее теплился огонек, горела душистая палочка, издававшая сильный аромат.

— Что это и для чего? — тут же спросил Джейсон.

Я пояснила, что палочку поставил тот, кто верит, что богиня поможет уйти от беды.

Мы вышли на улицу, ярко светило солнце, и я отвела Джейсона назад в миниатюрный сад, объяснив, что он может остаться здесь и поиграть какое-то время, если пообещает не ходить за стену. Я оставила его и вошла в дом. Линг Фу тут же возник передо мной и сказал, что в доме гость и Сильвестер просит меня присоединиться к разговору.

Он провел меня в комнату, соседнюю со спальней Сильвестера, которая была меблирована под гостиную. Там я застала Адама.

— Я пришел узнать, могу ли я быть полезным, — объяснил он цель своего визита.

— Это очень благородно с вашей стороны.

— Я, конечно, беспокоился о дяде. — Он повернулся к Сильвестеру и признался:

— Никогда не мог себе представить, что ты осуществишь такое путешествие.

— Спасибо на добром слове, — достаточно двусмысленно произнес Сильвестер.

Адам сел, скрестив свои длинные ноги. Он выглядел очень элегантно, и ему нельзя было отказать в своеобразной привлекательности. На нем был голубой жилет и плотно подогнанный сюртук; рубашка была снежно-белой, а галстук соответствовал по цвету жилету. Голубой цвет смягчал стальной блеск его глаз. На столе лежал цилиндр, а рядом — трость с набалдашником из слоновой кости.

— Я надеюсь, что вы присоединитесь к нашему «походу вниз», — вежливо произнес Адам.

— Я уверен, что пополудни мы сможем осуществить эту вылазку. — Сильвестер повернулся ко мне. — Я ведь тебе говорил, по-моему, «сходить вниз» здесь означает побывать на складах. Я не смог поговорить ни о чем серьезном с Тобиашем вчера и поэтому так рвусь «вниз»в самое ближайшее время.

— Мне кажется, что ты слишком многое перепоручаешь Тобиашу, — заметил Адам.

— У меня не было оснований сомневаться в его честности, — парировал Сильвестер.

— А тебе не приходила мысль, что в один прекрасный день он захочет начать собственное дело?

— Не он один имеет такие намерения, — улыбка Сильвестера была довольно загадочной. — Это было бы авантюрное начинание, — прокомментировал он.

Выражение лица Адама сразу изменилось. Повернувшись ко мне, он резко сменил тему Вы, наверное, заметили, как здесь все отличается от того, к чему мы привыкли дома? — спросил он и продолжил:

— Прежде всего, здесь совсем другие люди. У них другое мировоззрение, и часто это очень затрудняет контакты.

— Я много читала о Востоке, — мой ответ прозвучал довольно твердо. — Сильвестер постоянно снабжал меня полезными книгами, поэтому моя подготовка облегчает мне адаптацию. Конечно, без нее было бы значительно сложнее.

— Вам к тому же приходится заниматься ребенком, и я знаю, как много вы делаете для дяди.

— Джейн хорошо разбирается в моих делах, помимо всего прочего. Вот почему я хочу, чтобы она приняла участие в сегодняшнем разговоре «внизу».

Адам на секунду замолк, и мне показалось, что по его губам пробежала гримаса. Ясно было, что в мои деловые качества он не очень верил. Затем он сказал задумчиво:

— Вам нужна компаньонка… Ну, с кем можно было бы общаться, а может быть, просто горничная.

— Здесь достаточно слуг, — высказался Сильвестер. — Она может выбрать любого из них.

— Нет, это не совсем то, что я имел в виду. — Адам покачал головой. — Эти люди почти не говорят по-английски. Миссис Джейн нужен кто-нибудь, кто поможет присмотреть за ребенком, сможет сопровождать в походах за покупками. Здесь не стоит ходить одной.

Сильвестер выглядел озадаченным.

— У меня есть кандидатура, — продолжил Адам. — Я знаю ее хорошо. — Он опять повернулся ко мне. — Вам нужен человек, который станет мостиком между вами и китайцами, кто-то, кто всегда будет рядом… Это будет больше, чем служанка… Она достаточно хорошо знает английский, чтобы помочь вам научиться понимать Китай. Речь идет о молодой девушке. Она наполовину англичанка, наполовину китаянка. Ее английский действительно не плох. Она воспитывалась не в таких замкнутых условиях, как это принято здесь. Я думаю, что Цветение лотоса — как раз та девушка, которая подойдет вам.

— Какое замечательное имя!

— Это его английское звучание. Да, имя красивое, и она сама тоже. Ей лет пятнадцать или что-то около этого. Но в Китае это уже вполне зрелый возраст. Я пришлю ее вам, и если вы найдете возможным оставить девушку, она приступит к работе.

— Кто эта девушка? — спросил Сильвестер.

— У меня деловые связи с ее семьей. Они будут рады, если она получит это место. Вам, Джейн, стоит встретиться с маленькой девушкой по имени Цветение лотоса. И если вы найдете общий язык, она будет прекрасной компаньонкой для вас. Когда вы соберетесь пройти по магазинам, она будет сопровождать вас. Девушка станет торговаться вместо вас и вообще будет исполнять роль дуэньи. Она разделит ваши заботы о ребенке и вообще будет полезной во всех смыслах.

Сильвестер согласился:

— Я понимаю, что Джейн должен кто-нибудь помогать. Почему бы не испытать эту девушку.

— Я пришлю ее к тебе, — ответил Адам.

Когда тот ушел, Сильвестер выглядел задумчиво.

— Адам явно ищет сближения.

А почему это тебя удивляет? — поинтересовалась я.

— Дело в том, что у нас в свое время произошел разлад. И за годы, предшествующие смерти его отца, я почти не видел Адама. Мне кажется, что сейчас он был бы не против объединить наши дела.

— А ты хотел бы этого?

— Нет. Во всяком случае, не сейчас. У меня другие планы. — Он тепло улыбнулся мне, и я поняла, что он имел в виду. В течение какого-то времени Адам и Джолифф были его наследниками, но с появлением Джейсона ситуация изменилась.

Сильвестер сменил тему и стал рассказывать мне о том, как обстояли дела, когда еще был жив его отец. Здесь многое выглядело по-другому. В гавань заходили торговые суда. Основным грузом был опиум. Полвека минуло с того момента, как Британия выиграла англо-китайскую Опийную войну и водрузила свой флаг над Гонконгом.

— В те времена остров был сплошной голой скалой. Сейчас здесь все бурлит и процветает. Люди ездят паромами между островом и Коулуном сотни раз в день. Жизнь кипит. Один из самых выгодных экспортных товаров — чай. Здешний климат очень подходит этому растению. Чаеводство дает работу людям и доходы правительству. Китайцы — очень трудолюбивый народ, Джейн. День, когда британский флаг был водружен на новой подопечной территории, исторически начал отсчет прогресса. Но здесь надо научиться понимать местные особенности, это очень непростая страна, и часто ты будешь чувствовать себя, как за невидимой перегородкой.

Сильвестер откинулся в кресле. Он выглядел усталым.

— Мысль о том, что Тобиаш начнет свое собственное дело, потешила меня! — и он засмеялся. Потом продолжил:

— Да, я думаю, что Адам надеется на объединение. Интересно, как бы пошли дела в таком случае? Не думаю, что очень успешно. Без сомнения, дальше будет видно. Знаешь, в нашем деле очень легко допустить ошибку, а он может ее совершить.

Как же так, а мне кажется — он такой уверенный! Я знаю Адама хорошо, Джейн. Он умеет не демонстрировать трудности и способен рисковать там, где этого заведомо не надо делать. Мы могли бы, по его совету, вложить немалые средства в покупки того, что потом не разойдется и по бросовым ценам. Такие ситуации могут быть с каждым, и тогда приходится идти к кредиторам. Мой отец и я по природе не были такими азартными, как Редмонд и мой брат Магнус. Их темперамент заводил далеко. Я так не поступал никогда. Тобиаша я учил сам и верю ему.

— Хорошо, что Адам пришлет эту девушку.

— О да, это хорошая мысль. Решено, после обеда мы «пойдем вниз».

— Ты выдержишь этот поход?

— А ты зачем? Я обопрусь на тебя здесь, садясь в повозку рикши. А там мне поможет Тобиаш.

Я оставила сына на попечение Линг Фу, потому что за время путешествия они достаточно сдружились.

Рикша доставил нас к берегу залива, где были расположены склады. И сейчас при дневном свете я могла гораздо подробнее рассмотреть течение здешней жизни. Всюду сновали рикши, они бежали босиком, на голове у каждого была коническая соломенная шляпа с завязками под подбородком, косички вздрагивали на бегу. На море была видна плавучая деревня. Сампан к сампану стояли плотными рядами, касаясь друг друга бортами.

— Если бы ты зашла на борт такого сампана, то наверняка обнаружила бы там алтарь, перед которым курятся ароматные палочки. Рядом развешаны «на счастье» полоски красной бумаги. Они должны отгонять дьявола. Посмотри в эту сторону. — Он показал на лодку, которая раскачивалась на волне. — Видишь, на борту нарисован глаз. Он всевидящий. Выйти в море на лодке, у которой на борту отсутствует нарисованный глаз, просто опасно. Мало ли что может произойти.

— Они, вероятно, все очень суеверны.

— Они очень бедны, — просто сказал Сильвестер. — Поэтому для них очень важно, чтобы было то, что они называют «хорошим джоссом». То есть везением. Поэтому они жгут ароматные палочки в храмах или рядом с домашними алтарями на лодках. Они ведут себя осторожно, чтобы не поссориться с драконами.

Кругом сновали люди, в большинстве своем одинаково одетые — и мужчины, и женщины в черных брюках и жакетах, многие в конических шляпах, защищающих от солнца.

Я увидела женщину, которая несла такой тяжелый груз, что еле передвигалась. Она тоже была в черном, ее одежда была в пыли, на ней была шляпа с черной шелковой бахромой.

Сильвестер проследил за моим взглядом и пояснил мне, что эта женщина из племени хакка.

— Люди этого племени перебрались сюда из Южного Китая в эпоху династии Юань и поселились к северо-западу от Гонконга. Они прилежно трудятся, особенно женщины, но выполняют обычно неквалифицированную работу. Многие трудятся на рисовых полях.

— Они выглядят так, как будто ведут тяжелую жизнь.

— Не только они. У всех китаянок жизнь нелегкая. Я обратила внимание на пронзительный запах рыбы, и Сильвестер заметил:

— Странно, что при этом первооткрыватели назвали бухту Хеунг Конг, что означает Ароматная гавань.

— Какое милое название, — сказала я. — Но в данный момент оно очень мало соответствует действительности.

— А я не сомневаюсь, что раньше, когда здесь не кипела такая бурная жизнь, бухта действительно была ароматной.

Рикша довез нас до места назначения. Тобиаш уже ждал нас. Он помог сойти сначала мне, а затем Сильвестеру.

Повиснув на моей руке и опираясь на палку, Сильвестер вошел в здание вслед за Тобиашем.

Мы увидели неплохо меблированный офис. Около стены стояла витрина, за стеклами которой лежали образцы красивых минералов — жадеита и розового кварца.

Для Сильвестера нашлось кресло, и он с радостью опустился в него. Мы тоже расселись, и Тобиаш стал рассказывать обо всем, что произошло здесь, пока он в течение нескольких лет вел дела, опираясь только на рекомендации Сильвестера, прибывающие по почте.

Сильвестер убедился, что торговля шла достаточно успешно. Он, конечно, хотел знать, что было приобретено интересного, и рассказал о своих покупках в Англии.

Несмотря на то, что минувшие годы были трудными для многих торгующих подобным товаром, Тобиаш неплохо заработал.

Сильвестер задал ему прямой вопрос:

— Что ты можешь сказать о делах моего племянника Адама? — И добавил:

— Можешь говорить при моей жене, у меня от нее нет секретов в делах.

Тобиаш пожал плечами:

— Я думаю, что у него сейчас немало проблем.

— А что лежит в их основе?

— Мне он не исповедовался, но слухи ходят разные.

— Он мог бы быть полезен мне, поэтому я и спрашиваю. Хорошо, Тобиаш. Проводи, пожалуйста, мою жену, покажи ей окрестности. А я подожду здесь и пока просмотрю конторские книги.

И Тоби, как я вскоре мысленно назвала его, повел меня на деловую экскурсию. Она произвела на меня большое впечатление. Я до этого, конечно, не имела представления о размахе бизнеса моего мужа. Тоби объяснил мне очень многое. Как и где закупаются товары, как их доставляют в разные уголки мира по морю, а самое главное — какие произведения искусства пользуются неизменным спросом на рынке.

— Когда клиент ищет одну определенную вещь, — продолжал Тоби, — запрос пойдет сразу к нескольким дилерам вроде нас. Это без всякого сомнения. И мы все действуем в одном направлении — ищем бесценную для клиента вещь. То есть у всех у нас один и тот же заказчик. Конкуренция крайне обостряется. Но зато интересно. Я так понимаю, миссис Мильнер, что вы прибыли сюда именно с целью ознакомиться с делами на практике.

— Конечно, я хотела бы узнать как можно больше. До этого я только время от времени бывала в лондонском офисе.

— Нет, конечно, основные дела делаются здесь, а не там.

И он начал подробный рассказ о сложном механизме бизнеса. Тоби очаровывал меня с каждой минутой все больше и больше. Мне нравилась его искренность.

Еще до того, как мы возвратились к Сильвестеру, он сказал:

Если вам что-нибудь понадобится, в любое время дня и ночи, миссис Мильнер, пожалуйста, пошлите за мной, я тут же появлюсь и сделаю все, что в моих силах.

Я почувствовала, что обрела друга.

Впечатлений было очень много, и я обсуждала их в течение всей обратной дороги с Сильвестером, пока мы добирались до Дома тысячи светильников.

Глава 2

Я никогда не забуду того первого впечатления, которое возникло у меня при встрече с Цветением лотоса. Ее привез лично Адам, и я увидела их стоящих рядом в кабинете Сильвестера — высокого Адама и хрупкую девочку.

Ее имя полностью соответствовало внешности. Она была очень красива — маленькая и изящная, ее распущенные блестящие волосы были черными, как смоль. Позднее она объяснила, что в пучок волосы здесь собирают только замужние женщины. У нее были не такие узкие и раскосые глаза, как у большинства китаянок, и кожа была светлее — матовая, чистая, напоминающая по оттенку цветы некоторых сортов магнолии. На ней был традиционный хеонг-сам, только он был шелковый, бледно-голубой, свободно облегающий ее удивительную фигуру и придающий ей особое очарование. Разрез на одной стороне юбки подчеркивал ее сходство с куклой. Когда я подошла поприветствовать их, Адам сказал:

— О, Джейн, вот я доставил Цветение лотоса. Лотос, это хозяйка дома, миссис Сильвестер Мильнер.

Девушка поклонилась так низко, что я испугалась, как бы она не упала на пол.

— Радость наполняет меня, когда я приветствую великую леди, — произнесла она чарующим голосом, который был под стать всему, чем она обладала.

— Я рада видеть вас, — ответила я.

— Это очень хорошая новость, что вам приятно мое прибытие, — сказала Лотос. — Я надеюсь, что смогу служить вам хорошо.

— Мой муж тоже хотел бы познакомиться с вами, — добавила я.

Глаза Лотос широко открылись. Она испугалась. Адам успокаивающе положил ей руку на плечо:

— Все будет хорошо, никогда не надо бояться. Ты будешь хорошо служить этой леди, а она в ответ за это будет заботиться о тебе.

— Я надеюсь служить ей хорошо, — проговорила Лотос своим на редкость приятным голосом.

— Уверена, мы подойдем друг другу, — сказала я. В кабинете Сильвестер дремал в своем кресле.

— Сильвестер, — громко позвала я, — прибыл твой племянник с маленькой китайской девушкой.

Пусть заходят, Джейн. А, этот ребенок уже здесь!

Лотос вышла вперед и поклонилась так низко, что лбом достала ковер.

— Мое дорогое дитя, здесь не надо делать этого, подойди. Насколько я понимаю, ты говоришь по-английски.

— Я учила этот язык, — ответила она, — но говорю не очень хорошо.

— Здесь ты будешь иметь хорошую практику. — Сильвестер сказал это, а я улыбнулась, вспомнив, как он любит, чтобы окружающие его люди учились. — Садитесь, а Линг Фу сейчас принесет чай.

Я села напротив девушки, потому что меня просто очаровали грациозные движения ее рук и вообще все ее манеры, полные неподражаемого достоинства, и эти ее сверкающие раскосые глаза, в глубине которых пряталась улыбка, — скромные, но гордые, честные, но загадочные. Я заметила, что она в любой момент была готова приступить к тому, что Сильвестер назвал чайной церемонией. И когда поднос поставили передо мною, она встала и взяла налитые мною чашки, чтобы раздать их. Первую она отдала Сильвестеру, вторую — Адаму. А эта для вас, — сказала я.

Она выглядела очень озадаченной.

Но сначала вам, Великая леди. Я не могу взять раньше вас.

Ту чашку я взяла себе, а ей налила новую. Она взяла чашку с крайне серьезным выражением. Я отметила, что Адам внимательно следит за ней. Для меня это было вполне понятно — наблюдать за таким существом само по себе было большим удовольствием. Совершенно очевидно, что ему очень хотелось представить ее нам в самом выгодном свете, потому что он сам был ею очарован.

— Цветение лотоса может выполнить все ваши пожелания, — утверждал он. — Она поможет вам ухаживать за ребенком. Ты хорошая няня. Лотос, ведь правда? И ты сможешь научить миссис Мильнер многим обычаям, которые, живя здесь, совершенно необходимо знать.

Лотос сидела очень прямо. Ее руки были сцеплены, глаза опущены к полу, поза выражала сплошное послушание.

Она выглядела так, как будто сошла с одной из китайских миниатюр.

Ее английский был довольно оригинальным, но в отличие от Сильвестера я не горела желанием переучивать ее. Манера говорить на редкость подходила ей.

Только благодаря Лотти, как ее теперь называл Цжейсон, я начала понимать кое-что о стране, где я сейчас волею судеб жила. То, что для меня было из ряда вон выходящим, ей казалось абсолютно обыденным. Она сразу же сумела перешагнуть свою привычку низко кланяться каждый раз при виде меня. Она и разговаривать стала гораздо свободнее.

— Возможно, я никогда не попала бы сюда, чтобы служить Великой леди, — как-то сказала она, — скорее я пошла бы к большому Тан Пэну.

Позднее я узнала, что речь шла об отце Адама.

— Однажды он нашел меня на улице. Меня подбросили. Может быть, я бы умерла от холода, была зима. Может быть, дикие собаки закусили бы мною. Но вместо них появился Тан Пэн.

— На улице? Что же вы делали там?

— Маленький девочка, ребенок, — она тряхнула головой. — Ребенок-девочка — плохо. Они не нужны никому. Мальчик-ребенок — сокровище. Он вырастет и будет работать на отца. Будет ухаживать за ним, когда тот состарится. Девочка-ребенок… — Она сделала красноречивый жест и опять покачала головой. — Девочка — плохо. Может замуж… но слишком долго ждать. Девочек бросают на улицах. Девочка умирает от холода или голода или собаки разрывают ее. Если за ночь этих трех оказий не случилось, ее утром сметают в кучу с умершими и хоронят, как других.

— Это невозможно!

— Возможно, — сказала она твердо. — Девочка-ребенок — плохо. Я должна была умереть, но большой Тан Пэн нашел меня и отдал меня Чан Чолань на воспитание и жить в ее доме. У меня отец был англичанин. Плохо. Ни китайский, ни английский, нехорошо.

Грустная история, подумалось мне. Слияние Запада с Востоком, а в результате это исключительное дитя было выброшено на улицу умирать.

Я спросила Сильвестера, может ли это быть правдой.

— Да, к сожалению, — ответил он. — Таков обычай.

Только в одном Пекине около четырех тысяч младенцев женского пола погибает в год таким образом. Этих бедных младенцев, единственная вина которых в том, что они родились девочками, оставляют на улицах, и их пожирают одичавшие собаки или свиньи.

— Это чудовищно!

Сильвестер пожал плечами. — Судить этих людей можно только с учетом их обычаев, верований, времени, в которое они живут. Степень их бедности даже трудно постигнуть. Они не могут позволить себе роскошь кормить девочек, от которых не видят особого прока. Женщины в Китае чуть-чуть выше, чем рабыни.

— И ее действительно нашли?

— Да, ее нашел мой брат Редмонд, я вспомнил, что слышал об этом, а потом куда-то пристроил.

— А почему он выбрал именно ее среди всех других, наверняка выброшенных в эту ночь на улицу?

— Это было личной удачей Лотоса, он просто наткнулся именно на нее. «Хороший джосс», сказала бы она. То есть ей очень повезло. По ее мнению, у богов было какое-то особое намерение спасти именно ее.

Ее приход в наш дом оказал на меня большое влияние. Иногда мне казалось, что такая щупленькая, такая зависящая от всех и вся девочка нуждается в защите. Но были ситуации, когда именно она брала на себя роль защитницы.

Мы часто на рикше добирались до центра города и вместе делали покупки. Она торговалась с продавцами, а я стояла и смотрела, пораженная тем, как это маленькое хрупкое и очень вежливое существо превращается в тигрицу.

Куда девалась манера говорить тихо и приятный голосок. Продавец и она орали друг на друга на равных. Я боялась, что вот-вот начнется драка, но она заверяла меня что это просто ритуал продажи и покупки, и все шумовые эффекты заранее предусмотрены.

Благодаря ей я чувствовала себя совершенно как дома на этих незнакомых улицах. И, кроме того, она и я привлекали гораздо меньше внимание окружающих, чем если бы шли две белые женщины. Она обычно вступала в полемику на китайском, а потом, повернувшись ко мне, комментировала примерно так: «Он очень нечестный человек. Он запросил слишком много. Он думал, что ему удастся получить с вас столько, потому что вы не китаянка».

Мне никогда не надоедало наблюдать за ней. Мы вместе отваживались обследовать одно веселенькое местечко, которое и называлось соответственно — «Рынок воров».

Там продавали антикварные изделия всевозможных видов и эпох. Среди них изображения Будды, некоторые из слоновой кости, жадеида или розового кварца.

Мне очень нравилось это место и, если выпадал час-другой свободного времени, мы шли прямиком на этот рынок. Там были также вазы, орнаменты, лаковые миниатюры. Я старалась определить их возраст. Однажды я купила Будду из розового кварца и не без волнения принесла его на экспертизу Сильвестеру. Он заверил меня, что это очень удачная покупка.

Каждый день мы занимались с Джейсоном, это были настоящие школьные уроки. Лотти присоединялась к нам. Мы садились за стол, и Джейсон начинал каллиграфически писать буквы и фразы. При этом высовывал кончик языка. Лотти тоже стала учиться писать. И мы сообща читали вслух по-английски. Я привезла с собой книги, многие из тех, что читала в детстве сама. В них было много цветных картинок, и каждая история обязательно содержала мораль.

Оба моих ученика в совершенной тишине слушали эти истории, потом настало время, когда сами могли читать их вслух. Они очень радовали меня, и было видно, что Джейсон все больше и больше любит Лотти. Она была для него обожаемой няней, они часто вместе играли в саду. Порой я видела из окна, как они гуляют, взявшись за руки.

Я чувствовала, что начинаю любить эту полукитайскую девочку как родную. Она была очень способной, умела вышивать и рисовать на шелковой ткани. Мне очень нравилось наблюдать за тем, как из-под ее легкого пера появляются таинственные китайские иероглифы.

— Вы учите меня лучше говорить по-английски, — как-то сказала она. — А я буду учить вас китайскому.

Сильвестер был в восторге от того, что все вокруг учились и учили друг друга.

— Ты увидишь, что это довольно трудный язык, — предупредил он меня. — Но если ты сумеешь овладеть хотя бы основами, это будет огромным подспорьем для тебя в дальнейшей работе. Китайские иероглифы древнего происхождения подобны древнеегипетскому письму. Но очень важно, чтобы ты научилась понимать современный язык. Печатный алфавит называется Сингге, ты увидишь, как он красив.

У меня устанавливались все более и более дружественные отношения с Тобиашем Грантхэмом. Я с удовольствием отправлялась вниз на склады, когда Сильвестер физически не мог сделать этого. Причем, настроение у меня было таким же, как во время поездок в офис, расположенный в Лондоне. Мы работали в течение какого-то времени с Тобиашем. Иногда мы пили вдвоем чай в его конторе, а однажды он пригласил меня к себе.

Мне нравилось бывать в обществе Тоби, а в сочетании с теми благоприятными изменениями, которые внесла в уклад нашего дома Лотти, это дало мне возможность ощутить тут, далеко от усадьбы Роланд, душевный комфорт и удовлетворение. Время от времени я все же вспоминала тот подъем, который мы пережили когда-то с Джолиффом, часы экстаза. Джолифф категорически не хотел уходить из моих мыслей.

Должно быть, он уже возвратился в Англию, и я пыталась представить себе, что там у них происходит с Беллой. Я знала, что уже никогда не повторится то, что я пережила с Джолиффом. Бывало, одиночество накатывалось на меня по ночам, и в такие минуты я была готова пожертвовать всем, чтобы только увидеть его снова.

Но утром, когда Джейсон приходил к моей кровати и как котенок залезал под одеяло, я успокаивалась и ночная тоска отступала. Какое-то время я лежала в полудреме, а он вслух читал мне. Как только он постиг искусство чтения, он прочитывал все, что попадалось ему под руку. Затем появлялась Лотти — подчеркнуто скромная, в голубых брючках и тунике, ее длинные волосы были зачесаны назад и перехвачены голубой лентой. Она, согласно заведенному ритуалу, кланялась и желала доброго дня Великой леди и Маленькому господину.

В один прекрасный день она взяла Джейсона с собой в пагоду — они оба очень любили бывать там. Усевшись рядом, парочка не теряла времени: Лотти рассказывала Джейсону истории о драконах. Ему эти рассказы никогда не надоедали.

Драконы интересовали его больше всего на свете с того момента, как он обнаружил этих страшилищ у ворот дома. Пошел дождь, сквозь дыры в кровле потоки проникали внутрь пагоды, и ребята промокли до нитки. Я заставила Джейсона снять всю мокрую одежду и досуха вытерла его полотенцем. Затем переодела его в другое белье.

Я обернулась к Лотти и обнаружила, что она все еще стоит в мокрых туфлях.

Немедленно сними мокрую обувь, Лотти. Вон там возьми шлепанцы.

Она посмотрела на меня в полном смятении, лицо у нее было озадаченное. Я подтолкнула ее в кресло, сама стянула с нее туфли еще до того, как она сумела произнести хоть одно слово.

А потом она поступила совершенно неожиданно. Схватила свои мокрые туфли и пулей выскочила из комнаты.

Когда Джейсон переоделся, я пошла искать девушку Она лежала на спине в своей кровати, и слезы медленно катились по ее щекам.

— Объясни, что происходит? В чем дело? — потребовала я.

Но она только качала головой.

— Лотти, — заявила я, — если что-то не так, объясни мне.

Она опять молча качала головой.

— Ты знаешь, девочка, что я просто обожаю тебя. Лотти, я хотела тебе помочь, что я сделала не так?

— Вы меня ненавидите, вы считаете меня уродиной!

— Ненавижу тебя? Нахожу тебя уродливой? Нет ничего более далекого от истины. И ты знаешь это. Объясни мне, в чем дело. Если что-то не так, то мы все исправим.

Она опять покачала головой…

— Этого уже нельзя исправить. Это уже навсегда, и вы увидите…

Я была озадачена, совершенно не улавливая смысла сказанного.

— Лотти, — потребовала я. — Если ты не объяснишь мне, в чем дело, я буду думать, что ты совершенно разлюбила меня.

— Нет, нет, — закричала она отчаянно.

Мне просто очень стыдно именно потому, что я очень уважаю Великую леди.

— Что же ты сделала такого, что вынуждена стыдиться?

— Это сделала не я, а мне, — сказала она трагически.

— Ну уж теперь, Лотти, я просто настаиваю, чтобы ты объяснила мне, в чем дело.

Вы видели мои ноги, — был ее ответ — Прости, Лотти, — сказала я озадаченно. — Что ты имеешь в виду? — Я взяла ее маленькую ножку и поцеловала.

— Это крестьянские ноги, — сказала она. — Ноги кули. Никто не заботился о моих ногах, когда я была маленькой.

Я была потрясена. Теперь я знаю, что она имела в виду. Многим китайским девочкам в раннем детстве перебинтовывают ступни так, чтобы они деформировались особым способом. А у Лотти ножки были совершенной формы и красоты.

Я постаралась успокоить ее. Мне пришлось объяснить ей, какое это счастье, что ее замечательные ножки не успели изуродовать. Но она не поддавалась убеждениям и только беззвучно плакала и трясла головой.

Я постепенно привыкала к жизни Гонконга. Часто мы виделись с Адамом, мое отношение к нему изменилось в лучшую сторону, когда я увидела его с вазой эпохи Минь в руках.

Я забыла его неприязнь ко мне, о которой помнила с первого момента нашей встречи, когда он стал рассказывать мне об этой вазе. Его холодность исчезла без следа. Казалось, он сбросил какую-то оболочку и ожил, и именно тогда я ощутила, что несмотря на прошлую неприязнь, он начинает мне нравиться. Адам по-прежнему жил в высоком узком доме — прямо на берегу залива, раньше с ним жил отец. Но после его смерти Адам пребывал в полном одиночестве, если не считать бесшумных китайских слуг. Его дом, как и наш, был смешением европейского и китайского стилей.

Казалось, что Джейсон вдруг забыл все, что знал раньше, что выучил за свою предыдущую жизнь. Очень изредка он вспоминал теперь миссис Коуч. Лотти затмила все. Часто мне казалось, что два ребенка на равных играют, сидя рядом. Но это было не совсем так. Один ребенок — Лотти — временами проявляла недетскую мудрость и авторитет, который Джейсон признавал. Смотреть на них — эту парочку — было не просто удовольствием. Рождалось чувство успокоения и довольства окружающим от того, как эти двое обожали друг друга. Я была уверена, что под опекой Лотти Джейсону ничто не грозит. Я разрешала им уходить за ворота во внешний мир. Лотти как-то сделала для Джейсона воздушного змея из шелка и палочек бамбука. Это было удивительно изящное изделие, украшенное изображением дракона. Лотти все сделала своими руками, зная мистическую тягу своего маленького приятеля к этим сказочным существам. Джейсон считал, что этот змей — самое ценное из того, что у него есть. Тем более, что дракон извергал сноп огня из пасти. В теле змея были овальные отверстия, из которых в воздух выходили вибрирующие струи. Получалось так, что парящий в воздушном потоке змей издавал шум, подобный шуму роя пчел. Джейсон практически никуда не ходил без своего змея. Он ложился спать, и змей располагался рядом с кроватью. Отходя ко сну, мой сын последний взгляд бросал именно на своего любимца, а утром, открывая глаза, видел именно этого змея. Джейсон называл его Огненный дракон.

Лотти была в восторге, что ее подарок доставил такое большое удовольствие ее приятелю, и я при случае высказала искреннюю благодарность Адаму за то, что Лотти появилась в нашей семье.

— Советую тебе использовать возможности совершать верховые прогулки, — как-то сказал Сильвестер. — У Адама есть конюшня. Я попрошу его подобрать для тебя лошадь, хорошо идущую под седлом. Тобиаш охотно составит тебе компанию.

Эти прогулки позволили мне увидеть много нового. Например, рисовые поля, где в непривычных для европейцев условиях выращивалась культура — основа рациона народа. Меня поразила хитроумность ирригационных систем. Часами можно было наблюдать за вращением колес водяных мельниц. И здесь, в полях, была ощутима бедность страны. Я видела, как плуг тащили не только ослы или мулы, быки или буйволы, но, увы, мужчины и даже женщины!

Я видела чайные плантации, это они были одним из главных источников доходов этой страны. Я научилась на глаз разбираться в сортах чая. А с берега были хорошо видны неутомимые рыбаки с бесконечными сетями и плетеными ловушками. Меня поражало, как прилежно здесь трудятся и на суше, и на море. Я охотно поверила Тоби, когда он сказал, что в Китае с акра земли снимают любого урожая больше, чем где-либо в мире.

Я не могла не радоваться нашим с Тоби экскурсиям. Мы стали величайшими друзьями. Мы много смеялись и шутили, чувствуя, что настроены на одну волну. Он знал Китай и китайцев очень хорошо. Мы не раз обсуждали мистицизм Востока, но, заезжая к нему домой на чай, каждый раз подвергались освежающему душу здравого шотландского смысла, которым окатывала нас его сестра Элспет.

Я ждала встречи с Тоби каждый раз с нетерпением. И постепенно осознала, что если бы никогда не встретила Джолиффа и не была бы сейчас замужем за Сильвестером, то обязательно влюбилась бы в моего постоянного спутника. Может быть, я не точно передаю словами свое душевное состояние. Я так устроена, что, влюбившись в Джолиффа, отдала ему все, но зато и пережила незабываемые дни, которые уже никогда не могли повториться. Но как бы там ни было в прошлой жизни, я постепенно стала осознавать, что меня сильно влечет к Тоби.

Адам заметил нашу дружбу. Он сделал шаг, указывающий направление его мыслей. Однажды зайдя в конюшню, чтобы забрать свою лошадь, я встретила там Адама.

— Я поеду с вами и Тобиашем, — заявил он. Невольная гримасе недовольства прошла по моему лицу. Его назидательный тон был мне неприятен.

— Разве Тоби пригласил вас?

— Нет. Я сам себя пригласил. Я молчала, а он продолжил:

— Так будет лучше. Вы проводите слишком много времени вдвоем.

— Ага, значит, вы отводите себе роль дуэньи?

— Можете называть это, как вам угодно.

— Но я не вижу в этом необходимости.

— Нет, в определенном смысле такая необходимость есть. Могу прокомментировать в каком.

— Я слушаю!

— Люди обратили внимание. Вы знаете, на чужой роток не накинешь платок. И все эти разговоры не идут на пользу… нашей семье.

— Какая ерунда! Ведь это Сильвестер попросил, чтобы Тоби сопровождал меня во время этих прогулок.

— Я знаю и все же поеду с вами.

Когда появился Тоби, он, казалось, не был особенно удивлен, увидев Адама.

Мы двинулись все вместе. Адам был интересным собеседником и немало знал.

Но его присутствие на нас с Тоби действовало угнетающе.

Постепенно я привыкла к этому тройственному союзу. По временам казалось, что Адам выбирался из своего жесткого футляра, и тогда мы все трое вели оживленную дискуссию об искусстве Китая и его сокровищах. В такие дни прогулки доставляли настоящее удовольствие.

Однажды, близко подъехав к району порта, мы увидели уходящий к небу столб огня. Мы спешились, чтобы рассмотреть, где горит и, к общему ужасу, поняли, что пламя объяло дом Адама. Как вихрь он вскочил на коня и помчался. Уже позднее я узнала, что Адам ворвался в горящий дом и спас слугу-китайца, единственного, кого огонь отрезал от выхода.

Все люди были спасены, но у Адама больше не было своего дома.

Естественно, что ему не оставалось ничего, как переехать в Дом тысячи светильников. Тем более, что на этом настаивал Сильвестер.

— Здесь так много комнат, — заметил он и добавил:

— Я просто обижусь, Адам, если ты не переедешь сюда.

— Спасибо, — ответил Адам. — Но я обещаю вам, что постараюсь найти себе жилье как можно быстрее.

— Мой дорогой племянник, — запротестовал Сильвестер, — ты прекрасно знаешь, что нет никакой нужды спешить. Ты пережил страшный шок. Приходи в себя и никуда не торопись. Мы оба рады, что ты будешь жить под одной крышей с нами. Ведь, правда, Джейн?

Я, естественно, подтвердила нашу общую радость.

Адам посмотрел на меня с сочувствием. И я почему-то вспомнила нашу первую встречу, когда мне показалось, что он принимает меня за авантюристку.

Я и теперь не сомневалась, что он недолюбливает меня, считая, что я нахально влезла в чужую семью.

Пламя совершенно поглотило дом. Ничего не осталось. Адам грустно рассказал нам, что он хотя и получил страховку, ничто не в силах возместить потерю ценных произведений искусства, погибших при пожаре. Он выглядел совершенно неутешным, когда в деталях рассказал мне, что погибло, и я искренне сожалела о потерях вместе с ним. Мы знали, что многие произведения были оригинальными и исчезали навсегда.

— Но тем не менее, искать надо, упорство должно быть вознаграждено, — пыталась я подбодрить его, чуть ли не цитируя его собственные наставления. — Конечно, что-то неповторимо, но новые находки могут хоть в какой-то мере заменить утраченное.

Он посмотрел на меня несколько странно. Даже не ожидая этого от самой себя, я поняла, о чем он думает. Он пытался сопоставить свою трагедию с моей. Адам потерял коллекцию произведений искусства, а я — Джолиффа. Сможем ли мы оба когда-нибудь компенсировать утрату?

С этого момента наши отношения с Адамом изменились. Было такое впечатление, что он сбросил некую маску и проявились совершенно новые стороны его характера. Я пришла к заключению, что он относится к типу мужчин, которые хотят вооружить себя уверенностью в борьбе с превратностями жизни и при этом они ее боятся. В нынешней ситуации он как бы на время отложил свое оборонительное оружие в сторону.

Мы ухитрились даже развлекаться. Оказалось, что в колонии существует и эта сторона жизни.

— Члены английской общины здесь тянутся друг к другу, — пояснил мне Сильвестер. — Естественно, мы наносим визиты и принимаем гостей.

И действительно, мы устроили званый обед и сами побывали у друзей, которые знали Сильвестера и его семью много лет.

Мне очень нравились развлечения такого рода, и пару раз, когда из-за ухудшения состояния здоровья Сильвестер не вставал с постели, по его настоянию, мы отправились в гости вдвоем с Адамом. Обычно беседы в гостях были очень живыми, они далеко не всегда касались любимых Сильвестером тем — китайского искусства, манер и обычаев, зато постоянно вращались вокруг жизни местного общества.

Я начинала втягиваться в такой образ жизни.

В один прекрасный день Лотти вошла ко мне в спальню. Выглядела она загадочно, а ее темные глаза сверкали.

— Великая леди, позвольте мне высказать просьбу, — попросила она.

— Что именно, Лотти?

— Одна Очень Великая леди просит вас посетить ее.

— Просит, чтобы я посетила ее? Кто же она, эта Великая леди?

Лотти кивнула, как бы отдавая почесть кому-то отсутствующему:

— Это Очень Великая леди. Вас просит посетить Чан Чолань.

— Почему она приглашает именно меня? Я ее не знаю.

Лицо Лотти сморщилось, как будто она готовилась заплакать.

— Великая леди должна пойти. Если нет. Чан Чолань потеряет свое лицо.

Я уже знала, что здесь, в этой стране, нет хуже перспективы, чем «потерять лицо». Поэтому я попросила Лотти рассказать чуть побольше о том, что это за леди.

— Очень Великая леди, — начала Лотти благоговейным тоном, — дочь мандарина. Очень, очень великая. Я жила у нее в доме, когда была еще девочкой. Я служила ей.

— А теперь ей хотелось бы увидеть меня?

— Она просила меня узнать, не снизойдет ли Великая леди до того, чтобы посетить ее жалкий дом? Если вы не придете, ее репутация будет подмочена.

— Тогда придется идти, — согласилась я. Лотти счастливо улыбнулась.

— Я служила у нее… Я служу у вас. Она увидит вас и скажет: «Надеюсь, вы довольны, как служит вам эта несчастная, которая когда-то служила мне?»

— А я отвечу, что просто обожаю тебя и уж никак не считаю несчастной.

Лотти вздернула плечи вверх и хихикнула. Эта ее привычка кое у кого могла бы вызвать раздражение, потому что это в равной мере могло означать ее разочарование, печаль и радость — и поди догадайся что она хочет выразить в данный момент. Лично же я считала ее эту ужимку очаровательной.

Настал назначенный день, и мы отправились в дом Чан Чолань.

Я удивилась, когда узнала, что рикша не понадобится. Оказалось, что дом, куда я направилась, был совсем рядом с нашим. Он не был мною замечен, потому что прятался за высокой стеной. Выходило, что Чан Чолань — одна из наших ближайших соседок.

Джейсон остался на попечении Линг Фу. Когда мы с Лотти подошли к дому, ворота открыл слуга-китаец, и мы оказались во дворе. Лужайка перед домом была почти такой же, как и наша собственная. Были и похожие на наши миниатюрные деревца и бамбуковый мостик. А над самой травой распростерло свои ветки невысокое, но очень густое дерево, называвшееся индийской смоковницей.

Я была просто поражена при виде дома, как две капли воды похожего на наш Дом тысячи светильников. Правда, было одно исключение — здесь светильников не было вообще.

Под дуновением ветерка тоненько зазвенели колокольчики, как бы предупреждая, что мы уже прибыли.

Человек в черных брюках и тунике, обшитой тесьмой, появился совершенно неожиданно. Он был в конической шляпе, из-под которой высовывалась косичка. Человек отвесил нам поклон, затем хлопнул в ладоши. Лотти последовала за ним в дом, шествие замыкала я. Преодолев две ступеньки, мы прошли несколько шагов по мраморной площадке. Дверь растворилась, и мы шагнули внутрь.

Прозвучал гонг, и еще два китайца, для меня абсолютно не отличимые от того первого, приблизились к нам и поклонились.

Они показали знаками, чтобы мы следовали за ними.

В доме было мрачновато и поразительно тихо. То же самое тревожное предчувствие охватило меня, как в тот день, когда я впервые вошла в Дом тысячи светильников.

Мы оказались в холле, у подножия лестницы, с каждой стороны ее стоял китайский дракон; стены были покрыты набивным шелком. Я без всякого напряжения поняла, что на этих стенах в маленьких картинках на шелковом поле показана целая история восхождения и заката одной из династий.

Я не могла преодолеть выработавшуюся у меня потребность оценить стоимость того, что видела, так как давно уже превратилась в коллекционера. Более внимательно рассмотрев это произведение подлинного искусства, я подумала, что было бы хорошо пригласить сюда Адама и сверить наши оценки.

Лотти подала мне сигнал следовать за слугой.

Он отодвинул занавес, и мы оказались в другой комнате. Здесь стены также были затянуты шелком и разрисованы многочисленными сюжетами. Яркие китайские коврики устилали пол. В этой комнате практически не было мебели, если не считать низкого стола и нескольких высоких диванных подушек, которые мы дома именовали пуфами.

Мы остановились в ожидании хозяйки, и она не заставила себя ждать.

Я с огромным любопытством уставилась на Чан Чолань. Она была, без сомнения, красивой, но эта красота сильно отличалась от той свежей, натуральной, которую я так ценила у Лотти. Это была красота культивированная, сродни красоте орхидеи, выращенной в оранжерее, а я всегда предпочитала прелесть полевого цветка.

Мне было трудно оторвать от нее глаза. Это была ожившая миниатюра из эпохи династии Т'янг. Она, остановившись, слегка поклонилась нам. Я когда-то слышала сравнение походки, такой, как была у хозяйки дома, с мягким раскачиванием ветвей ивы под дуновением свежего ветерка. Сравнение было метким. Все в Чан Чо-лань было грациозным и абсолютно женственным. Ее одежда была из шелка нежно-голубого цвета, искусно разрисованного розовыми, белыми и зелеными узорами; на ней были шелковые брюки того же цвета, что и платье. Черные, как смоль, волосы были собраны в высокую прическу, которую поддерживали две затейливые заколки. В волосах были видны поблескивающие драгоценные украшения в форме китайской птицы-феникс (позднее Лотти, разъясняя мне уже под крышей Дома тысячи светильников эстетические принципы убранства Чан Чо-лань, сказала, что эти украшения называются «фунг хоньг»). Лицо было деликатно подкрашено, брови подрисованы, что придавало им, по мнению Лотти, форму листка ивы, а по моему собственному — молодого месяца.

Ее окружал тонкий аромат. Она была создана для того, чтобы украсить любое место, где ей случилось бы оказаться. Мне было очень интересно узнать, кем она была и какой образ жизни вела.

Она слегка склонила голову, приветствуя меня, и я действительно вспомнила трепет ветвей ивы, когда она подплыла поближе, бесшумно передвигая свои маленькие ножки. Ступни были как раз такой формы, о которой мечтала Лотти. Значит, в свое время Чан Чолань не избежала пытки. Я чувствовала себя как-то неловко, и мне захотелось узнать о том впечатлении, какое я произвела на нее.

— Очень мило с вашей стороны, что вы приняли мое приглашение, — произнесла она медленно, как будто бы уча наизусть заданный урок.

Я ответила, что с ее стороны было еще милее пригласить меня. Она взмахнула своими на редкость красивыми ручками. Ее очень длинные — не менее нескольких сантиметров — ногти были украшены пластиночками из жадеита. Лотти показала мне знаком, чтобы я села на один из пуфов. Я так и сделала. Лотти продолжала стоять, пока не села Чан Чолань.

Та снова взмахнула ручками, и тогда Лотти села. Хозяйка хлопнула в ладоши, я услышала звук гонга, и в комнате появился слуга.

Я не могла понять, что ему было коротко приказано, но он исчез и буквально через секунду появился с круглым лакированным подносом. Началась чайная церемония, в тонкостях которой я не очень разбиралась.

Лотти грациозно выполняла все, что положено, но я смогла заметить, что она нервничала под взглядом бывшей хозяйки.

Она передала фарфоровую чашку сначала мне, потом Чан Чолань и сидела, ожидая разрешения налить чая самой себе. Оно было дано. Подали сушеные и засахаренные фрукты. Рядом были разложены маленькие вилочки, которыми следовало накалывать сладости.

— Вы взяли эту жалкую девчонку в свой благородный дом, — наконец произнесла Чан Чолань.

Лотти сидела, наклонив голову.

Я ответила, что девушка украсила наш дом, и стала перечислять все несомненные достоинства Лотти. Мне пришлось пояснить хозяйке, что я иностранка, с помощью девушки быстрее и глубже познаю эту страну.

Чан Чолань молча кивала головой.

Я рассказала, как Лотти заботится о моем сыне и как он обожает ее.

— Вы счастливая леди, — прокомментировала хозяйка. — У вас очаровательный ребенок — мальчик.

— Да, — согласилась я. — Мой сын — чудесный мальчик. Лотти может это подтвердить.

Девушка согласно кивнула и улыбнулась.

— Жалкое создание должно служить вам хорошо.

Если нет, учите ее ударами палки по босым пяткам. Я засмеялась.

— Нет, до этого дело не дойдет. Лотти мне как дочь.

Наступила мертвая тишина, и я поняла, что своей фразой шокировала их обеих.

Но Чан Чолань была слишком хорошо воспитана, чтобы продемонстрировать свое удивление.

Лотти принесла еще цукатов, и я взяла одну ягоду вилочкой с двумя острыми зубцами.

Чан Чолань обратилась к Лотти. Голос у нее был низкий, музыкальный, и она очень мило жестикулировала. Поскольку я ее не понимала, то Лотти переводила.

— Чан Чолань говорит, что вам надо быть осторожней. Она рада, что я с вами. Она говорит, что Дом тысячи светильников — нехороший дом, там может произойти много плохого. Он построен на месте храма, богиня наверняка недовольна этим — люди поселились там, где раньше были ее владения. Чан Чолань еще раз советует вам быть осторожной.

Я попросила Лотти передать Чан Чолань, что мне очень дорога ее забота, но скорее всего ничего плохого произойти не должно, потому что раньше на месте нашего дома был Храм богини Куан Цинь, а она благожелательна к людям.

Выслушав, Чан Чолань вновь заговорила:

— То, что люди поселились на месте ее храма, богиня может рассматривать как потерю своего лица.

Опять прозвучало это специфически китайское выражение «потерять лицо».

Я ответила, что этот дом стоит уже больше ста лет, и с ним ничего не происходит и, кажется, ни один из его обитателей пока не пострадал.

Я несколько раз уловила в реплике Чан Чолань слова «фань куэй»и вспомнила, что они означают: «иностранный злой дух», «дух дьявола»— так в этой стране называли некитайцев. Я поняла, что, по ее мнению, богиня могла бы быть не против, если бы в доме жили китайцы. Но иностранцы не могли вызвать ее одобрения.

Как бы там ни было, но дом еще со времени деда Сильвестера принадлежал их семье, и ничего плохого ни с кем не происходило. Я сказала это Лотти, но донесла ли она мои слова в переводе, проверить не могла.

По выразительному взгляду Лотти я поняла, что мне пора откланяться. Как только я поднялась, то же самое незамедлительно сделала Чан Чолань. Запах духов, которым пахнуло от нее, был экзотический и довольно странный — некая смесь цветочных запахов, среди которых преобладала роза. Духи были такими же тонкими, как и она сама.

Чан Чолань поклонилась с большим достоинством и сказала, что благодарна благородной леди за то, что та не побрезговала посетить это жалкое жилище, потом хлопнула в ладоши, явился слуга и проводил нас до дверей.

Это была странная встреча. Я так и не поняла, зачем Чан Чолань хотела повидаться со мной. Может быть, заботясь о благополучии Лотти, она захотела увидеть ее новую хозяйку и убедиться, что в новом доме девушке будет хорошо. С другой стороны, вполне вероятно, что ей захотелось познакомиться с хозяйкой Дома тысячи светильников.

Я понемногу начала понимать этих людей и убедилась, что следовать их логике иногда просто невозможно.

То, что может показаться совершенно очевидной причиной, определенной линией поведения, на самом деле будет крайне далеко от истины.

Лотти, похоже, находилась в каком-то трансе. И к тому же она выглядела немного грустной. Я была уверена, что причина ее грусти была очевидна. Ей не дано было передвигаться, напоминая трепет ивы на ветру, потому что у нее были две прелестные нормальные ножки, которые с комфортом доставляли ее туда, куда ей хотелось пойти.

Это великолепное создание было женщиной, которой не безразлично, как выглядели другие женщины. Мне было очень интересно знать, встречалась ли Лотти время от времени с бывшей хозяйкой и говорили ли они обо мне. Может, именно после таких разговоров Чан Чолань и захотела увидеть меня, чтобы сравнить создавшийся образ с реальным.

А предупреждение об опасности со стороны нашего дома было выбрано как благородный повод для приглашения.

В любом случае этот визит был любопытным и поучительным.

Глава 3

Дни летели. Приблизилось Рождество. Его в Китае, естественно, широко не отмечали, и мы хотели устроить скромное торжество в Доме тысячи светильников. Елки не было, и это очень огорчило Джейсона, который отлично помнил предыдущие праздники: миссис Коуч во главе стола в людской и замечательные пудинги в обрамлении языков пламени горящего бренди. Я тем не менее постаралась наполнить подарками от Санта-Клауса чулки, выставленные за окно Джейсоном и Лотти. Последняя была просто восхищена и удивлена.

А между тем мы приближались к фестивалю светильников. В этой стране фестивалей было множество, и мне иногда казалось, что основным занятием людей здесь было либо умиротворение, либо обожание драконов, либо борьба с ними. Казалось, что это создание, так замечательно отображенное в национальном искусстве, стало своего рода бедствием для этих людей. Но фестиваль, который приближался, не был связан с мистическим монстром. Фестиваль светильников, казалось, был нашим персональным праздником — ведь мы жили в доме, где светильников была тысяча.

Праздник состоялся в первую ночь полнолуния в Новом году.

Сильвестер видел это много раз и, как всегда, давал мне пояснения.

— Без сомнения, это развлечение требует очень тонкого чувства, — сказал он мне. — Основа — соревнование — заключается в том, что люди хотят продемонстрировать друг другу, какие прекрасные фонари и светильники они в состоянии создать. Это замечательный спектакль, и ты сможешь увидеть фонари и светильники всех оттенков и цветов, самых различных конструкций и форм. А потом над портом взлетят фейерверки и, можешь быть уверена, в небе появятся один-два дракона.

Я ждала этого дня.

— Мне кажется, что этот праздник полон символики для нас, — высказала я свое мнение Сильвестеру.

— Ты считаешь, что это связано с нашим домом, — он рассмеялся. — Кстати, я тоже.

Лотти сообщила мне, что слуги ждут от нас особого празднества с целью умиротворения богини, потому что это дом светильников. Если бы, по их мнению, праздник был проведен на хорошем уровне и боги это увидели, они высоко оценили бы тех, кто живет на месте бывшего храма, и это могло бы позволить богине доброжелательности не потерять лица среди других богов и богинь. Лотти была уверена, что никто не хотел потерять лица, даже сама богиня милосердия и прощения.

Я рассказала об этом Сильвестеру, и мы решили, что обязательно организуем особый праздник по случаю фестиваля светильников. Мы намеревались устроить званый обед для семьи и нескольких друзей. Этот обед будет в китайском стиле с китайским меню. Светильники будут зажжены в каждой комнате и даже над портиком снаружи.

Адам взялся усовершенствовать светильники, точнее создать образ, который отвечал бы лучшим китайским традициям.

То, что было представлено, выглядело верхом совершенства композиция шелка, рога и стекла. Внутри был диск, вращавшийся от тепла лампы. На диске была фигура девушки, напоминающая Чан Чолань, и несколько птиц с чудесным опереньем. К фигуркам были прикреплены тонкие нити и, когда диск вращался, фигурки двигались — эффект был великолепным. Этот огромных размеров фонарь был укреплен над наружными воротами. Когда наступали сумерки, он напоминал прекрасный маяк.

Слуги были в восторге, и Лотти сказала мне, что это принесет дому большую удачу — «джосс», как выразилась она на местном наречии. Богиня, вне всяких сомнений, будет удовлетворена.

В течение нескольких дней на кухне шли приготовления. Гости прибыли по полудню, чтобы обед завершился до сумерек, и мы отправились бы на процессию.

Сначала подали чаши с супом. У меня появилась первая возможность попробовать суп из ласточкиных гнезд, хотя я сначала все съела, а потом узнала от Лотти, что это такое было.

Это очень полезно для вас, — сказала она мне. — Это сделано из особого вещества, которое маленькие ласточки собирают с поверхности моря и лепят из него свои гнезда.

Гнезда были размером с чайное блюдечко, и их собирали перед тем, как птицы откладывали яйца. Она пока зала мне несколько штук на кухне — они были светло-красными на свет и почти прозрачными. В процессе приготовления супа гнезда растворяли в воде.

Я сочла блюдо довольно безвкусным. Но его подавали как величайший деликатес, и мы были обязаны продемонстрировать свое восхищение.

Вслед за этим супом было подано мясо с рисом в маленьких фарфоровых блюдечках, мясо было особым способом засолено. Потом настала очередь акульих плавников и оленьих мышц. Все это мы поглощали с помощью палочек, которыми, к слову сказать, я уже привыкла орудовать, но иногда мы пользовались и китайскими ложками, когда не было другого выхода. Мы запивали еду подогретым сладким вином и чаем, разлитым в маленькие чашки.

Хотя большинство из нас уже имело опыт в отношении китайской кухни, я лично впервые обедала по китайскому обычаю. Это не могло не произвести впечатления, особенно эффектным было окончание трапезы, когда слуги начали зажигать светильники.

После окончания трапезы я поднялась в комнату Джейсона, где он ужинал под присмотром Лотти. Она рассказала ему, что происходило внизу, и пояснила, что богиня будет довольна нами, так как мы хотя и были «фань куэй»— презренными иностранцами, сегодня вели себя как настоящие китайцы.

Джейсон с восторгом ожидал предстоящую процессию и оценил большой фонарь, который светился над нашими воротами, сравнив его со светом настоящего ма-яра.

Мы все отправились к порту, где удобнее всего было наблюдать за шумным весельем. О, это было зрелище! Каждый сампан был украшен фонарями и светильниками. Они были зелеными, голубыми, розовато-лиловыми — все возможные цветовые гаммы были представлены здесь, но царил красный цвет. Были представлены фонарики самой простой конструкции и богато украшенные светильники. Одни были обтянуты шелком, другие — бумагой. Многие из них вращались и по сложности конструкции не уступали нашему фонарю, изобретенному Адамом. Были фонари, изображавшие корабли, идолов, бабочек и птиц. Было похоже, что каждый стремился обогнать в изобретательности знакомых и соседей. У меня почему-то этот праздник навсегда ассоциировался со звуком гонга. В ходе процессии гонг звучал постоянно, и лично у меня вызывал вполне определенные ощущения. Он всегда звучал как предупреждение.

Адам взял Джейсона на руки, и тот мог видеть все происходящее. В гавани все корабли были декорированы как драконы. Сквозь бумажные бока пробивался свет, а некоторые драконы извергали пламя. Зрелище было очень красочным, но еще интереснее, чем парад светильников, были толпы, собравшиеся поглазеть на это зрелище или принять участие в действе.

Мужчины в великолепных одеждах мандаринов стояли вперемежку с кули. Женщины племени хакка в их широких черных шляпах с плюмажами стояли бок о бок с теми, кто работал на рисовых полях, тут же были люди из другого мира — слуги, жившие в богатых семьях. Цветастая процессия с китайскими фонариками и светильниками пробивалась сквозь толпу, покинув порт. Ниже светильников извивался массивный дракон, которого тащили десятки мужчин. Эти люди раскачивались и извивались, чтобы создать иллюзию движения этой гигантской бестии. В теле дракона были спрятаны сотни фонарей, и его явление выглядело устрашающим. Эффект увеличивался от того, что его огромные челюсти были открыты для извержения пламени, а зрачки глаз в эти моменты вспыхивали очень отчетливо.

Джейсон дрожал от страха, смешанного с восторгом.

И тут начался фейерверк.

Казалось, что Джейсон и Лотти оба были малышами — так искренне они восхищались происходящим, и, наблюдая за ними, я легче, чем обычно, была готова покориться своей судьбе. Но этот период душевного умиротворения не мог длиться вечно!

В положенное время рикши доставили нас домой. Сначала мы все переоделись, а потом Лотти отвела Джейсона в его комнату и уложила в постель. Сильвестер очень живо комментировал все увиденное нами, как бывало всегда, если речь шла о какой-то стороне китайской жизни или обычаях. Он рассказывал:

— Дракон должен присутствовать всегда. Дракон нависает над жизнью любого китайца. Здесь он играет роль нашего европейского домового. Китайцы боятся его, стараются умиротворить, а временами и прикончить. Считается, что он всемогущ. Однажды я был здесь во время затмения. Это природное явление объясняли следующим образом — дракон проголодался и хотел проглотить Луну. Все страшно громко били в гонги, надеясь отогнать дракона. При всем при том я не раз видел празднества, устраиваемые в честь дракона.

Тоби, который не последовал за нами сразу, появился только сейчас. Он радостно сообщил нам:

— Корабль в порту. Он прибыл с родины.

Ночью меня разбудил Джейсон, которому опять приснился огнедышащий дракон. Мальчик был абсолютно уверен, что дракон был за окном и пытался проникнуть в комнату. Я перенесла его в свою постель, как в первую ночь в этом доме. И он сквозь сон выслушал мои объяснения, что здешние драконы сделаны из бумаги, а внутри прячутся люди, которые имитируют движения зверя.

— Я не боюсь, когда я рядом с тобой в твоей кровати, — прошептал он. — Но все меняется, когда я один в своей комнате.

Он заснул рядом со мной, а я смотрела на него, и волна острой любви захлестнула меня. И сознание того, что пока он рядом, мне надо заботиться о нем и жить для него, облегчало душу. И я знала, что впереди есть цель. Я думала и о Сильвестере, о том, как он добр ко мне, и я приказывала себе быть в отношении его более чуткой и заботливой и разделять его интересы.

Завтра я должна быть в порту и осмотреть вместе с Тоби вновь поступившие товары. Затем сделать по этому поводу отчет Сильвестеру. Мне пришлось настоять, чтобы он остался дома и отдохнул после ночной вылазки на праздник.

Я рано встала и толком еще не успела одеться, когда пришла Лотти и сказала, что несмотря на ранний час у нас посетитель.

Лотти выглядела немного загадочно и старалась не встречаться со мной взглядом. Но, возможно, я вспомнила об этом потом.

Я спустилась вниз. В доме, объятом сном, было очень тихо. Гость ожидал меня в гостиной.

Я открыла дверь, и сразу мне показалось, что падаю в обморок — из кресла поднялся и пошел навстречу Джолифф.

Он остановился передо мной и произнес:

— Джейн.

Только одно имя, но как это было сказано! В одном слове была тоска и боль из-за вынужденной разлуки, радость встречи и еще… надежда.

Я собрала всю свою силу воли.

Мне подумалось: «Если он не коснется меня, я сдержусь». Для этого надо сохранить определенную дистанцию. И я не сделала ни шага навстречу ему. Мне надо было вести себя так, как будто кто-то играл роль Джейн а я была сторонним наблюдателем. Но если он положит мне на плечи руки, если он притянет меня к себе…

Это не должно произойти!

— Что ты здесь делаешь, Джолифф? — раздался мой голос.

Он понял, что нам необходимо касаться сугубо земных тем, и просто ответил:

— Я прибыл на этом судне.

— Надолго?

— Нет, дорогая.

— Но…

Ситуация начала затягивать меня.

«Нам нельзя оставаться здесь наедине. Эта комната не для нас. Мы должны видеться чаще, но как это устроить?»— вдруг охватила меня шальная мысль.

Он прошептал:

— Ну как у тебя дела, Джейн?

— В полном порядке. Он тихо рассмеялся:

— И ты… счастлива?

— Мы живем здесь очень интересно.

— О, Джейн! — укоризненно произнес он. — Почему ты сделала это?

— О чем ты, не понимаю.

— Понимаешь, прекрасно понимаешь. Зачем ты вышла замуж за моего дядю?

— Я уже не раз объясняла тебе…

— Тебе надо было подождать.

Я отвернулась на мгновение. И это было фатальное мгновение, потому что он успел положить свою руку на мою, и уже через секунду я оказалась лицом к лицу с ним, и все, разделявшее нас, исчезло, меня охватила магия чувств. Я ощущала, что до этого жила в фальшиво выстроенном мире. Я знала, что мне никогда не быть счастливой без Джолиффа.

— Нет, нет, — сказала я, вырываясь из его объятий.

— Я свободен, Джейн, — коротко бросил он.

— А Белла?

— Она умерла!

— Тебе так было удобней… не правда ли?

— Бедная Белла! Она так и не смогла полностью поправиться после той катастрофы.

— Но когда мы встретились с ней, она выглядела вполне здоровой и сильной.

— Нет. Она была тяжело ранена в том происшествии. Никто даже не предвидел таких последствий. Но оказалось, что ей недолго оставалось жить. Болезнь пряталась внутри, потом стала прогрессировать. И наступил страшный конец.

— И теперь ты… свободен, как ты выразился?

— Жаль, что не свободна ты. Я подошла к окну.

— Слушай, Джолифф. Не надо ворошить прошлое. Я живу здесь. И не хочу никаких осложнений. То, что было между нами, осталось в нашей прежней жизни.

— Какие дикие вещи ты говоришь. Ты знаешь, что пока жив хоть один из нас, ничего, что было, нельзя считать ушедшим.

— Тебе не надо было приезжать сюда. Зачем ты это сделал?

— Меня привели сюда, конечно, рабочие интересы. Но больше всего на свете мне хотелось сообщить тебе, что я свободен.

— Ну а меня-то как это касается?

— Мне хочется помочь тебе понять, какую огромную ошибку ты совершила. Ни в коем случае тебе нельзя было выходить замуж за дядю. Если бы ты не сделала этого, сейчас перед нами была бы широкая дорога.

— А мой сын?

— Наш сын! Я сумел бы позаботиться о нем… и о тебе.

— Я уверена, что поступила правильно. Уходи, Джолифф. Не надо, чтобы нас видели вместе.

— Я должен видеть тебя. Я поклялся, что не уйду так безропотно, как в прошлый раз. Я хочу видеть своего сына.

— Нет, Джолифф.

— Но он мой сын, ты же знаешь это.

— Он счастлив здесь. Он считает своим отцом Сильвестера. Нельзя заставить его переживать. Джолифф, как же ты мог прийти в этот дом?

— Ты забываешь, что это и мой дом, один из моих домов. Куда же еще я должен был направиться?

— Но ты не можешь оставаться здесь!

— Чего ты боишься, Джейн? Можно ли бояться жизни?

— Я хочу, Джолифф, чтобы ты ушел!

Он внимательно посмотрел на меня и покачал головой. В этот момент дверь распахнулась и вбежал Джейсон.

Затормозив на мгновение, он посмотрел на меня, а затем перевел взор на Джолиффа.

Джолифф улыбнулся ему, и медленная улыбка в ответ расплылась на лице Джейсона.

— Это кузен дяди Адама, — представила я Джолиффа и заметила, что он с укоризной посмотрел на меня.

— У вас есть воздушный змей? — прозвучал обычный вопрос моего сына.

— Нет, сейчас нет. Но у меня был отличный змей, когда я был мальчиком.

— А как он выглядел?

— Он был сделан из бамбуковых палочек, они были отлакированы. На змее был дракон.

— А он извергал пламя?

— Обязательно, — подтвердил Джолифф. — И никто не умел запустить змея выше, чем это делал я.

— Я умею, — отрезал Джейсон. Джолифф покачал головой.

— Давайте устроим соревнование, — восторженно предложил Джейсон.

— Да, в один прекрасный день мы устроим такое соревнование. Вошла Лотти.

— Я здесь, — доложился ей Джейсон. — Где мой змей?

Джолифф и Лотти посмотрели друг на друга. Она встала на колени и лбом коснулась пола. Джейсон торжественно повторил этот церемониал.

Джолифф подал ей руку и помог подняться.

Она сказала:

— Великий хозяин очень любезен.

А я поразилась себе. Увидев их стоящих рядом, ее рука в его, а он к тому же вольно или невольно задержал эту руку на пару секунд, а она была такой сияюще молодой и красивой, я вдруг ощутила жуткий приступ ревности.

А вслух произнесла:

— Джейсон, будь любезен пойти с Лотти. Тебе пора завтракать.

— А кузен дяди Адама не собирается завтракать?

— Я думаю, что где-то в другом месте. Джейсон стоял и смотрел на Джолиффа. И я читала в его глазах восторг. Интересно, какой была бы его реакция, скажи я Джейсону: «Это твой отец!»

— Пойдемте завтракать со мной, — пригласил малыш.

— Это невозможно, — резко сказала я. — Иди быстрее.

— Мы увидимся позже, — добавил Джолифф.

— Принесите, пожалуйста, вашего змея, — напомнил Джейсон.

— Обязательно, — пообещал Джолифф. Джейсон и Лотти вышли.

— О Боже, Джейн, какой замечательный мальчишка!

— Пожалуйста, Джолифф, не осложняй и без того не простую ситуацию.

— Но осложнила ее с самого начала именно ты.

— По неведению, — твердо сказала я. — Не надо втягивать нас в повторение всего. Я должна известить Сильвестера о твоем визите.

— Верная и послушная жена, — произнес Джолифф с горькой иронией.

И я поняла, что при виде нас с Джейсоном, таких родных и таких чужих, Джолиффа охватила тоска и гнев.

Я достаточно хорошо знала его, чтобы понимать разницу между нами. Он не примет пассивно сложившуюся ситуацию и будет стараться всеми способами изменить ее Я оставила Джолиффа в гостиной и направилась в комнату Сильвестера. Он завтракал, держа поднос на коленях.

— Что ты так рано встала, Джейн? — мягко поинтересовался Сильвестер. — Корабль… — Он сделал паузу. — Что-нибудь произошло?

— Да. На этом судне прибыл Джолифф. Теперь он тут, в доме.

— В этом доме? Я кивнула.

— Он должен уехать, — Сильвестер сказал это твердо.

— Джолифф объяснил свой приезд деловыми причинами.

— Я не могу выслать его назад в Англию. Но здесь он оставаться не должен. Пусть уходит.