– Кретин! Ты что сделал?! – я плотнее кутаюсь в полотенце, пытаюсь выровнять дыхание. Меня всю знобит от паники и стыда.
– Сфоткал тебя голой в душе, – равнодушно говорит он, продолжая направлять на меня камеру. – Отличный ракурс получился! Хоть на порнохаб выставляй…
Вот же сволочь!!!
Я вспыхиваю злостью и бросаюсь в атаку, но я будто забыла, как идеально сложен Адам. Он же грёбаная гора мышц! Бесконечный источник тестостерона. В два счета прижимает меня к стенке душевой, обездвиживая.
– Придурок! Удали немедленно! – вырываюсь, но чувствую себя бесполезной. Хочется расплакаться от несправедливости…
– Э нет, всё не так просто… – тёмно-карие глаза пошло темнеют. Сквозь них на меня смотрит сам дьявол.
Догадываюсь, что происходит.
Это либо месть, либо шантаж.
Скорей всего два в одном.
– Что ты хочешь?!
– Вот это… – он щелкает застежкой ремня, приспуская джинсы. – Приступай. Или завтра эти снимки увидит весь универ…
Несколько секунд я вообще не двигаюсь, пялясь на его упругие бёдра и белую резинку боксёров, облепившую их.
– Совсем что ли спятил? – сердце начинает стучать со скоростью два удара в секунду.
Он лишь криво ухмыляется, как вдруг хватает меня за скулы, сильно сдавливая их пальцами.
– Ты меня достала, ясно! Ты меня трижды уже достала!
– Трижды? – голова начинает кружиться от того, что я так хорошо чувствую его великолепное тело, впечатавшееся в меня, его жар и запах пряного одеколона. Такая адская смесь…
Мысли потихоньку плывут.
Внизу живота закручивается дурацкая, мучительно-сладкая вьюга, когда в бедро упирается толстая эрекция. Уже готовая вторгнуться в мой рот и жёстко его поиметь.
Адам не только мудак, но ещё и больной извращенец! Раз его по принуждению возбуждает!
А может и не по принуждению…
Ведь мне самой стало так жарко, когда я вновь оказалась в тисках беспощадного исчадия ада.
И опять не пойму! Почему?!
Как можно хотеть этого жесткого утырка?
Глаза Адама становятся бездонно-ониксовыми, отражающими дикую жажду. Голод звериный!
Вторую руку он кладёт на моё плечо. Медленно давит, заставляя меня начать опускаться вниз на колени.
– Отсосешь мне в знак моральной и телесной компенсации! Я кончу тебе на лицо и будем квиты.
ЧТО?!
Просто слов ругательных на него не хватает.
Хочет сделать из меня шлюху, тем самым унизив?
– Какой же ты мерзавец, Адам! У тебя с головой точно проблемы!
– Тогда тем более лучше сделай всё, что говорю. Психов нельзя злить, думаю тебе это известно, – проводит языком по полной, сочной губе. Там еще осталась ранка от моего укуса. Мне опять вдруг стало плохо… Дебильный мозг нарисовал в моей голове картину, как я не кусаю, а жадно целую эти поганые губы.
– После минетика, обещаю, сразу же удалю фото твоей задницы. При тебе.
Я собираюсь что-то предпринять. Панически ищу варианты. Борюсь с собой! Потому что он меня опять таинственным образом соблазняет!
Я уже почти становлюсь перед своим самым ненавистным врагом на колени, как вдруг в отдалении слышу голос мамы.
– Адам, Ника, вы дома?
– Черт побери! – Боярский рычит сквозь стиснутые зубы, подхватывая меня под мышки словно плюшевую игрушку. Быстро тащит в кабинку, запихивая туда.
Полотенце нелепым образом цепляется за ручку, слетая, я оказываюсь полностью обнаженной, а значит – ещё более беспомощной!
– Ма… – собираюсь заорать, но Адам набрасывается на меня сверху, зажимая рот ладонью. Включает душ, создавая шум.
– Замолкни, иначе удавлю, – шипит в ухо, не обращая внимания, как я дрожу.
Теперь я полностью голая.
Прижимаюсь спиной к его мощному телу, пачкая влагой его белую майку.
Слышу шаги.
Приближаются…
Дергаюсь!
Адам сильнее меня сдавливает, так что реально становится нечем дышать.
Ладонь сильнее давит на губы, подавляя крик…
– Тихо!
Я застываю. Сама понимаю, что, если мама увидит нас в таком виде – будет катастрофа. А ей нервничать нельзя.
– Адам, ты тут?
Я вижу и слышу, как ручка начинает опускаться вниз.
Мама сейчас войдет…
– Да, я принимаю душ, – мгновенно отвечает он, – только не входите, щеколда сломалась!
– А, извини. Ты случайно Нику не видел?
– Нет, – он изображает непринуждённую интонацию.
– Наверно вышла куда-нибудь…
– Хорошо, извини.
Шаги отдаляются, после стихают.
Лишь только потом, когда наступает осознание того, что опасность миновала, я вдруг замечаю, что этот гад, этот грубый хам и извращенец сжимает мою грудь!