Моим любимым женщинам посвящается
Я помню все до мельчайших подробностей, как будто это было вчера…
На мне был серый костюм с коротким, приталенным, застегивающимся на одну пуговицу пиджаком, прямые широкие брюки. Черные туфли на высокой шпильке делали мои ноги еще длиннее. Под пиджаком – белая блузка из тонкого шелка, с глубоким вырезом… чуть прикрывала мои соски. Он сел на диван, крепко обхватил мои бёдра руками и повернул меня к себе спиной. Боковая молния моих брюк, коротко «вжикнув» позволила упасть им на пол. Ухватив спинку стула руками, я подтянула его к себе и, опершись на него, эротично выгнув спину и широко расставив ноги, стала медленно садиться. Откинув назад голову, так, что мои непослушные ярко-рыжие волосы упали на спину, я чуть поводила бёдрами и сжала спинку стула до хруста в пальцах… Мои ноги от слабости и желания предательски подкосились. Я села на него, горячего, дерзкого, жесткого…почувствовав его сразу глубоко, как будто его головка коснулась моего донышка. Держась одной рукой за спинку стула, то, вставая на носочки, поднимала свои бедра вверх, то резко садилась на него, двигая бёдрами по кругу. Из моей груди вырывался сладостный стон удовольствия…
«Да…», – мысленно вздохнула я. Помню все, как будто это было вчера. Где ты, с кем ты сейчас, мой Сашка – моя короткая, но яркая, как вспышка молнии, любовь? Она ушла так же незаметно, как исчезает снег под лучами весеннего солнца. Его лучи медленно слизывают остатки снега, так же безвозвратно и безжалостно, как люди своими словами, поступками, своим безразличием убивают остатки любви; но так же, как эти весенние лучи, освободив землю от снега, дарят ей новую жизнь, так и умирающая любовь – если, конечно, твою душу и сердце ранили не смертельно – обязательно возродится в новых встречах, новых надеждах, в Новой любви… Я сидела на террасе кафе на Новом Арбате, закрыв глаза, подставив лицо весеннему солнышку. Вспоминая, перебирала в памяти все подробности нашей горячей как это солнце самой первой встречи и холодные как лёд слова расставания последней… Между ними – полгода встреч, любви, секса, надежд и разочарований. Сделав глоток крепкого ароматного кофе, я мысленно произнесла: «Любовь умерла, да здравствует любовь!» До свидания, мой милый Александр! Здравствуй, Константин? Я молча смотрела на проносящиеся еще на довольно приличной скорости машины. Пройдёт всего несколько часов, и пятничный Арбат превратится в вязкий, еле подвижный поток. Подняв глаза, я увидела направляющуюся ко мне Любку. Она улыбалась улыбкой, какой может улыбаться только подруга, с которой ты делила одну комнату в институтской общаге; с которой ты не раз убегала из клуба от назойливых и не понравившихся тебе парней; чье плечо не раз было мокрым от твоих слез из-за неразделенной любви; кому ты давала поносить свои новые джинсы, которые ни под каким предлогом никому другому ты не дала бы и померить; чья дружба проверена сто раз и тянется уже больше десяти лет.
– Привет, милая! – даря теплую, искреннюю улыбку, я обнимаю ее и целую в щечку. – Рада видеть тебя! Что нового? Садись, рассказывай. Кстати, что тебе заказать?
– Капучино, – она садится в кресло напротив, серьезно и с интересом заглядывая в мои глаза.
– Нет, милая, это ты давай рассказывай! Это у тебя – новость! Это ты, извини, попёрлась на свидание с человеком, которого знать не знаешь и видеть не видела. Нет, Катюха, определенно только ты могла поехать на встречу с человеком, с которым знакома без году неделя, да и то по интернету, – выпалила она на одном дыхании.
– Ну, во-первых, не неделю, а уже месяц, а во-вторых – какая разница, где я с ним познакомилась? В соцсети, в этом кафе, в супермаркете или на паркинге? Ну, ответь, какая разница? Мне кажется, важно не где познакомилась, а с кем, какой он человек ну и так далее.
– Вот-вот, и я о том же, – тут же подхватила Любка. – Кто он, какой он, откуда ты знаешь? Может, он сексуальный маньяк?
– А что, – сощурив глаза и проведя кончиком языка по губам, сделав мечтательное выражение лица, – я бы сейчас не отказалась, пожалуй. На улице весна, я уже месяц одна…
– Вот именно, весна! У них сейчас самое обострение.
– Ммм… Хочу обостренного сексуального маньяка, – перебила я ее. – А если серьезно, давай закончим эту тему.
Любаня вытащила телефон и набрала номер: «Алле, подруга, ну где тебя носит? Мы полчаса уже ждем тебя».
Я знала, Любаня любила преувеличить, приукрасить, накрутить ситуацию – раздуть из мухи слона.
Так же, как пять минут, проведённых в кафе, она легко трансформировала в полчаса, так и моего нового знакомого смогла без лишних слов и аргументов превратить из нормального парня из «Одноклассников» в чёрт знает кого, поместив его где-то между насильником, маньяком и ещё Бог знает кем.
Официантка у входа на террасу показывала рукой в сторону нашего столика. Любка радостно подняла руку вверх, усиленно жестикулируя. Наконец, Юлька увидела нас и, сощурив близорукие глаза, направилась к нашему столику. Мы встали, радостно чмокнув друг друга в щеку. Но особенно радовалась Любаня, не без основания надеясь на Юлькину поддержку. Зная Любкин характер, я была уверена – атака продолжится. Люба с нетерпением дождалась, пока Юлька сделает заказ официантке, и завела свою старую пластинку на новый лад.
– Юль, ну как тебе этот номер, а? Прикинь, Катюха познакомилась в инете с каким-то непонятным типом, и вот сегодня вечером едет к нему на свидание.
– Что, серьёзно? И кто он? – Юлька, прищурив глаза, глядела на меня взглядом школьного учителя географии, которого я недолюбливала и побаивалась – он всегда каким-то образом чувствовал, если я не знала урок. Выдержав Юлькин взгляд, я хотела ответить, но, подумав, промолчала. А зачем? Какой смысл? Мой ответ их ведь всё равно не устроит. По крайней мере, Любку уж точно, потому что на этот счёт у неё был свой ответ и своё непоколебимое мнение.
– Ну вот видишь, ей и ответить нечего, – затараторила она с удвоенной силой, рисуя все новые, более ужасные картины и перспективы моей сегодняшней встречи. Я сидела молча, почти с безразличным видом, допивая свой кофе, давая выговориться своим подругам.
– Нет, вы посмотрите на нее! Она сидит спокойная, как будто ничего не происходит, – начала по новому кругу Любка.
– А собственно, что происходит? – сделав последний глоток кофе и отодвигая пустую чашку от себя, со спокойным видом спросила я.
– Что не так в моём знакомстве? Что вас интересует?
– Как ЧТО? – сделав круглые глаза, выпалила Любка. – Всё!!
– Что всё? – переспросила я. – Еще ничего и не было. Обычное случайное знакомство в инете, просто бродила от нечего делать в «Одноклассниках», случайно зашла к нему на страничку, а может, он ко мне, не помню. Слово за слово, начали переписываться… Он заинтересовал меня не столько своими фотками, хотя, конечно, и ими тоже, сколько своей манерой общения. Как все-таки достали все эти банальные, а иногда и просто тупые: «Привет, детка (зайка, красавица, далее по списку), как дела?» Затем традиционное, как под копирку, как будто не наш язык, самый богатый и могучий: «Богиня, сексбомба…» и прочий бред, в зависимости от ума, воспитания, национальности и сексуальной ориентации. Костя зацепил меня, заинтересовал с первых минут общения. Во-первых, своей грамотностью, умением излагать мысли, умением слушать и слышать и понимать. Но самое главное, какой-то добротой, искренностью. Как-то так, ничего особенного, обычное знакомство, обычное общение.
Мой рассказ слегка остудил пыл Любкиной атаки, но я видела и знала, что дай ей минутную передышку, и она начнёт всё заново с удвоенной силой. Решив перехватить инициативу, я продолжила.
– Думаю, вы согласитесь, что соцсети стали для нас второй жизнью, параллельным миром? И еще не известно, где больше лжи, лицемерия, понтов – в обычной жизни или той, инетовской. Наша жизнь в последние годы, а московская в особенности, просто пропитана от самых верхов до самых низов обманом и лицемерием. Один покупает дорогой телефон последней модели стоимостью как две его месячные зарплаты. Для чего? Для того, чтобы в очереди за шаурмой прижимать его к уху и чувствовать себя начальником отдела, хотя на самом деле он – младший менеджер и совсем даже не в «Газпроме»! Другой, надув щеки, разъезжает на дорогой кредитной иномарке, чувствуя себя хозяином мира, а спать отправляется в съёмную однушку где-нибудь в «Перово». Ну хоть убейте меня, не могу понять, зачем, почему, в чем смысл? Девчонки, ей Богу, так надоели все эти понты, пускание пыли в глаза, что иногда уже просто тошнит. Хотя я согласна, в инете их тоже не меньше, сказочников, фантазёров… Я уж не говорю о всякого рода извращенцах и откровенных идиотах!
– Вот и я тебе о том же, – подхватила Любка, стоило мне замолчать. – Откуда ты знаешь, кто такой этот Костя? Ну познакомилась, попереписывались, но куда на ночь глядя переться-то?
– Люб, ты предлагаешь на переписке и закончить, что ли? Какой смысл тогда был месяц по несколько часов сидеть у компа? Лично меня такой финал не устраивает – я хочу увидеть его!
– Ну, а как он на фотографиях-то, ничего? Симпатичный?
– Очень, – улыбнулась я. – Знаешь, у него совершенно обычные фото, без апломба, показушности, не подчеркивающие его статус, финансовые возможности и прочую, ставшую необходимой для некоторых людей атрибутику крутости. Нет ни одной фотографии, где бы он специально позировал. Казалось, что он вообще не придает значения, где, когда и зачем были сделаны эти фото. Совершенно обычные фотографии – с друзьями, на отдыхе, несколько институтских фото. Но меня, наверное, в первую очередь, привлекло то, что на всех фото он как-то открыто улыбается – без тени фальши и наигранности, без «работы» на камеру. Улыбается просто, от души и по-настоящему!
Девчонки слушали меня не перебивая. Зная мой характер, решили дать выговориться.
– Мы отвыкли просто улыбаться, как и фотографироваться. У нас что ни фото, то пиар. Ну, посмотрите фото в соцсетях: словно фотоотчёт, кто круче. Вот я – молодая, красивая, сижу в модном дорогом ресторане, нога на ногу (естественно, так ведь лучше видны туфли от Лабутена). Сумочка – конечно же, на коленях и, если можно, крупным планом (Луи Виттон всё-таки). Но это как бы так, невзначай. И конечно, как специально, именно в тот момент, когда делают фото, звонит телефон. Несмотря на громкую музыку, из-за которой не слышишь даже подругу, сидящую с тобой за столиком, ты обязательно ответишь на звонок, поднеся крутой телефон к уху таким образом, чтобы дорогие часики тоже попали в кадр. Ну вот, теперь ты удовлетворена! Классное фото! Вроде всё, что хотела, в кадр попало. А, да, блин… лицо. Вы же не будите спорить, что лицо – важная часть фотографии? Хотя и без него уже понятно – жизнь удалась, ты по-настоящему счастлива, весь мир у твоих ног, и ты ни в чём себе не отказываешь. Ну, а на мужские фото посмотрите. Все, блин, такие мачо, куда деваться! Только что-то в жизни их всё реже встречаю. Смотришь порой на фото, оно просто кричит: «О, да, я брутален, крут, много повидал в этой, блин, непростой жизни, устал в дороге, но могу дать то, что никто другой тебе не даст. Узнай меня ближе, детка!» И неважно, что фото из журнала «Плейбой». Выложить фото какого-нибудь красавчика с журнала сейчас вообще не вопрос! Раз плюнуть. При этом нагло тебе же еще предъявлять претензии типа: «Не веришь, что моё фото? Ну, это твои проблемы. Не хочешь – не верь, доказывать не буду!» Не спорю, нормальных, обычных людей, которые хотят просто общаться безо всяких понтов, напыщенности и просто откровенного вранья, в сетях, конечно, намного больше. Вот Костя один из таких.
– Может, ещё кофе закажем? – предложила я. Девчонки молча мотнули головой в знак согласия, а Любка спросила: «Лет-то ему сколько?»
– 38 лет. Обычный, нормальный молодой человек. Симпатичный, не скрою. Не женат, не глуп, не хам, не навязчив, интересен в общении, с хорошим чувством юмора, – перечисляла я. – И по фото, и в общениия чувствую, что он какой-то настоящий, простой, всегда остаётся самим собой. Хотя за этой простотой и открытостью угадывается сильный, волевой характер человека не самой легкой и избалованной судьбы, – я говорила всё это тихим монотонным голосом, как будто в очередной раз рисовала в памяти Костин образ, перечисляя все его плюсы и достоинства, не видя и не находя минусов.
– Мать, ну ты даёшь! – вставила Любка, боясь, что я могу ещё долго продолжать свой монолог. – Ты так говоришь, как будто знаешь этого Костю уже сто лет! Нарисовала какого-то просто идеального, неотразимого супермена.
Я пропустила её слова мимо ушей. Помешивая сахар в принесённом официанткой кофе, улыбаясь, я продолжала:
– За месяц ежедневной переписки я ни разу не испытала усталости, разочарования или обиды от общения. И это при том, что я не слышу его голоса, не вижу глаз и не ощущаю интонации. Ведь как порой бывает? Общаешься с незнакомым человеком – одно неправильно понятое слово, намёк или неудачная шутка, и твоя рука тянется к мышке, отправляя собеседника в чёрный список наравне с разного рода извращенцами, дрочерамии деградантами. А вот мы с Костей понимали друг друга на все 100. С каждым днём он нравился мне всё больше и больше, а я становилась более открытой, иногда даже откровенной. Мы болтали о своих увлечениях, хобби, о своих слабостях и привычках, кому что нравится, что нет… Делились впечатлениями от прожитого дня, говорили о работе и о планах на выходные. Казалось, мы знали друг о друге всё или, по крайней мере, очень многое. Он знал, какой тип мужчин мне нравится, их стиль одежды, парфюм… Я знала его предпочтения – какие ему девушки нравятся, что он в них ценит больше всего. Приходя вечером домой, первым делом я открывала страничку и бегло пролистывала все сообщения, кроме его… Они всегда были добрые, интересные. И всё более необходимые. Такого общения в инете у меня не было никогда. Вот, собственно, и вся история.
Закончив свой, как мне казалось, убедительный монолог, я подняла глаза на девчонок: «Всё, девочки! Теперь вы знаете о нём всё!»
Минуту сидели молча, каждая думая о своём. Я думала о Косте. Воспоминания о нём вызвали на моём лице улыбку, которую тут же стёрли Юлькины слова:
– Ну не знаю. Лично я никогда не знакомлюсь в соцсетях. По-моему, это не совсем правильно, – произнесла она, поправив кончиком пальца очки.
– Серьёзно? – подняв вверх бровь, с легким сарказмом и, немного злясь, спросила я. – А где же ты знакомишься? Расскажи, мне интересно. В библиотеке? Может, в музее? Или где там по этикету нужно знакомиться? – я уже не скрывала раздражения.
– Ну не знаю, – не выдержав моего взгляда и отведя глаза в сторону, ответила Юлька.
– Не знаешь? А вот я знаю. Уверена даже на сто процентов, что люди могут случайно столкнуться в метро, произнести невнятное «Простите», нечаянно наступить тебе на ногу в очереди в кассе кинотеатра, улыбнуться, извиняясь, столкнуться тележками в супермаркете… наконец, тупо, не соблюдая никакой этикет, вот как я сейчас, познакомиться в сети, а потом счастливо прожить вместе всю жизнь и нарожать кучу детей! Может так быть? Да запросто! – задавая вопрос и сама же на него отвечая, произнесла я.
Юлька молчала, но меня уже было не остановить.
– Юль, а ты не помнишь случайно, того паренька на последнем курсе, по которому ты сходила с ума, как, собственно, и он по тебе? Он был весь такой правильный, порядочный, умный, ответственный, как и его семья. Вечно торчал в библиотеке, прилежно учился, участвовал, состоял, и всё такое? Как его звали? Вениамин, если мне не изменяет память. Помнишь, как всё было? Его порядочная семья, соблюдавшая все нормы приличия и этикета, была знакома с другой такой же порядочной семьей, в которой была порядочная дочка. Не помнишь, как её звали? Светлана, по-моему? И вот эти две порядочные семьи, всё честь по чести, как и положено, познакомили, а потом и поженили этих замечательных «деток», которые по их замыслу и глубокому убеждению должны были жить вместе долго и счастливо, создав крепкую ячейку общества. А что потом? А потом, через три года, этот порядочный, ответственный Веня испарился, бросив жену с двумя маленькими детьми на произвол судьбы, прячась от алиментов. При этом начисто забыв, что их знакомили родители, соблюдая все правила этикета. Продолжать приводить примеры?
Мои девки сидели в оцепенении, открыв рты, не ожидая, видимо, такого от меня. Жестом, подозвав официантку, я попросила счёт.
– Я сегодня плачу, – оставив деньги на блюдечке и уже отодвинув кресло, чтобы встать, добавила я. – Не важно, где ты познакомилась, в «Одноклассниках» или в филармонии. Главное – кто он, какая у него душа и сердце. И вообще, мы вроде в кино ещё собирались, а не обсуждать тут до ночи мою личную жизнь, которой у меня, кстати, уже больше месяца нет!
Выйдя из кафе, мы перешли по подземному переходу к кинотеатру «Октябрь». Взяв билеты, поднялись на второй этаж.
– Ну что, по коктейльчику? – спросила я, улыбаясь. – Гулять, так гулять.
До начала сеанса оставалось ещё больше двадцати минут, да и хотелось немного разрядить обстановку.
– Я за рулем, поэтому буду безалкогольный.
– Ну, а мы пешком, – улыбнулась Любка. – Можно что– нибудь покрепче. Сделав по глотку коктейля, мы встретились взглядами, и я поняла – «Вынос мозга. Часть вторая». По глазам Любани было понятно, что её любопытство относительно моего знакомства и сегодняшнего свидания с Костей не удовлетворено.
– Ну что там у тебя ещё? – спросила я, потягивая свой коктейль. – Вопросы будут?
– А как же, сама подумай: моя лучшая подруга едет неизвестно с кем неизвестно куда на свидание, а у меня и вопросов нет? – с неподдельной искренностью и удивлением спросила Любка. Юлька потянула через соломинку коктейль и навострила уши.
– Вам что, точный адрес нужен? Где, когда, как? – продолжала иронизировать я.
– А что тут такого? – вопросом на вопрос ответила Люба. – Надо хотя бы знать, где тебя искать если что.
– Так… – медленно протянула я, – этой девочке больше не наливать! Мы встречаемся здесь, в двух шагах отсюда, во «Временах года» на Кутузовском в 9 вечера. Обычный ничем не обязывающий ужин в ресторане. Всё. Никакого продолжения. Ужин и по домам. Такой ответ вас устроит?
– А почему именно во «Временах года»? – подключилась к допросу Юлька.
– Ну не знаю… Он предложил, я согласилась. Там много приличных ресторанов на любой вкус – итальянский, азиатский, недавно какой-то новый открыли то ли бразильский, то ли аргентинский, говорят, стейки неплохие. Почему бы нет? Кстати, Костя живёт напротив, через дорогу, в высотке «Эдельвейс».
– Уууууу, понятно! – загудели в один голос подруги. – Ну да, конечно, только ужин и ничего больше, рассказывай сказки. Да он тебя на руках может перенести, не успеешь опомниться – и ты у него в спальне!
– Нет, дорогая, не перенесет! Ужин и точка. На первом свидании – НИ ЗА ЧТО! Предлагаю выпить, – поднимая свой коктейль, сказала я.
– С удовольствием, – согласились девчонки.
– А за что пьём-то? – спросила Юлька.
– За НИ ЗА ЧТО! – выпалила я.
Девчонки в недоумении переглянулись между собой: «В смысле?»
– Чтобы мне сегодня хватило сил в нужный момент сказать: «НИ ЗА ЧТО!»
Сделав глоток, Юлька посмотрела на меня в упор, язвительно выдавив:
– А ты знаешь, сколько стоит квартирка в этом «Эдельвейсе»? Не зря ведь этот участок земли вдоль Кутузовского называют Золотой милей! Золотая миля, золотой мальчик…
То ли коктейль был слишком крепкий, то ли зависть взяла свое, но в её голосе я уловила нотки сарказма. Я как могла добрее посмотрела на неё. Ну да, конечно, она – подруга, тут и спору нет. Но Костик…За время переписки стал мне таким близким, родным что ли… Он был понятен и интересен, меня тянуло к нему. Я хотела этой встречи, этого вечера с ним! Мне захотелось встать на его защиту. За долгие часы общения я узнала многое из его жизни, и, надо сказать, что лёгкой её и с натяжкой нельзя было назвать.
– Дорогая, мне кажется, ты что-то путаешь, – как можно дружелюбней произнесла я. – Золотой мальчик – это когда ты родился, а в свидетельстве о рождении стоит фамилия Ельцин, Лужков или Чубайс, например. А вот когда ты родился в простой рабочей семье, в 16 лет остался без родителей, затем судьба забросила тебя в шахтёрский городок, где у тебя ни родных, ни знакомых… работал и на шахте, и на стройке, поступил в медицинский без всякого блата, выживал как мог, а потом перестройка… Ты здесь, в Москве, живя в благополучной семье, может, и не очень плохо себя чувствовала в те времена, но вот там, где кроме угля ничего нет, жизнь была совсем другой! Но 16
он открыл своё дело, пахал без праздников и выходных. Перебрался в Москву, начал здесь бизнес с нуля. И – секундочку внимания – не с продажи компьютеров, приватизации госсобственности или другого легального грабежа, а с производства. Со штатным расписанием – четыре человека, включая тебя самого. И чего-то добился, вкалывая по 15 часов. Это, милая, не золотой мальчик! Согласись, это как-то по-другому называется.
Любка молчала, видимо переваривая всё сказанное мною, затем спросила:
– А чем он сейчас занимается? У него бизнес какой-то?
– Да, свой бизнес. Кондитерская фабрика «Серебряный трюфель». В штате около сотни человек, но и сам пашет будь здоров! Люб, ты же помнишь, как начинала ты свой, а я – свой бизнес с нуля? Подъём – в 07:00, домой с работы в 22:00. Выходные? Не в этом месяце. Из праздников только день рождения и Новый Год! И то – с 3-го числа чтобы все на работу. И никаких там «мне нужно съездить к маме» или что-то в этом роде. Это сейчас мы на мерседесах разъезжаем да отдыхаем по два раза в году – то на море, то на горных лыжах катаемся. А тогда – метро или маршрутка, денег на развитие бизнеса нет, блата нет, отцов тоже нет… Помнишь, как мы одну комнату на двоих снимали? А, Любаня?
– Да уж, такое не забудешь! Помыкались по полной, не всем повезло родиться москвичкой, – сказав эти слова, Любаня посмотрела на Юльку. Крепкий коктейль или всплывшая вдруг солидарность сделали своё дело – я почувствовала, что сейчас Любка на моей стороне.
– А может по коктейльчику ещё, а? – предложила я, улыбнувшись и оценив Любкин жест.
У меня вновь улучшилось настроение. Я была рада, что смогла постоять за Костика, восстановив справедливость хотя бы в этом вопросе. Все остальные подозрения и оценки в его адрес со стороны подруг были ещё под вопросом. Подозвав официантку, попросили её повторить для девочек и отдельно без алкоголя для меня. Переглянувшись с подругами, мы поняли – «кина» не будет!
– Да ладно, – произнесла Любаня. – Во-первых, фильм уже всё равно начался. Во-вторых, говорят так себе фильмец, не очень. А в-третьих, не так часто мы собираемся все вместе, можем и пропустить фильм!
Потягивая свои коктейли, мы замолчали, каждая думая о своём. А может, просто прислушались к музыке, лившейся из колонок. Пел неподражаемый Николай Басков.
– Самый жадный из певцов – Басков! – сделав очередную затяжку коктейля через соломинку, вымолвила Любка с видом, будто эту самую жадность она испытала на себе лично.
– С чего это ты взяла? – произнесли мы в один голос с Юлькой.
– Читала где-то что ли? – продолжала Юлька. – Да сейчас ради пиара чего только не напишут и не сделают!
– Да нет, ничего я не читала! Сами послушайте, возьмите его любую песню, везде одно и тоже: «Хочешь, я подарю тебе это небо?», «Все звёзды для тебя», «Все цветы в мире тебе одной дарю»… Короче, передарил весь мир и ничего конкретного, ничего материального! Был у меня один такой, – продолжала Любка. – Так красиво, блин, говорил, очуметь просто можно. Ужинали как-то с ним в ресторане, в Останкинской телебашне. Так здорово, вид вечерней Москвы, пылающий закат. И вот он с горящими глазами, искренне восторгаясь всей этой красотой, передарил мне и закат, и небо в звёздах, и молодую луну. Наверное, был готов подарить всю вселенную, но как назло его кредитка оказалась заблокированной и счёт (а он оказался немаленький) пришлось оплачивать мне.
Видимо, коктейли оказались не такими уж и слабыми. Юлька как то быстро стала соглашаться с Любкой, на полном серьёзе рассуждая о меркантильности Баскова. Вспомнила и его развод с дочерью фармацевтического олигарха, какие-то другие финансовые моменты, часто обсуждаемые в жёлтой прессе, затем плавно перешла к его стилю одеваться, сексуальной ориентации… Я же сидела молча, пытаясь понять, как творчество Баскова, его развод, сексуальную ориентацию и стиль одежды Юльке удалось сложить в какую-то логическую, по её мнению, цепочку. Поняв, что мой безалкогольный коктейль не даёт возможности уловить глубокий смысл Юлькиных аргументов, я вспомнила о том, как однажды Любка так же на полном серьёзе заявила, что Валерия и Орбакайте посвятили ей песни.
Пару лет после окончания института мы снимали с ней однокомнатную квартирку где-то в районе метро «Бауманская». Любаня вернулась после выходных от мамы, куда она раз в месяц ездила на поезде, и рассовывала в холодильник всё, что обычно везут в таких случаях из родительского дома в Москву. «Упала с полки любовь», – пела Любка… Вдруг она замолчала и как то уж совсем буднично произнесла:
– Хорошо, что мне досталась нижняя полка, а то могла бы вообще костей не собрать! Машинист, зараза, так резко затормозил, что я ночью со всего маху, не успев даже проснуться, упала с полки. А вот Орбакайте, молодец, правильно поёт, – как ни в чём не бывало продолжала Любаня: «Не бей любовь об пол, сука». Слова «сука» там конечно нет, но так хочется добавить!
– А вот мне лично всё равно, – вернул меня из воспоминаний за столик в кафе Юлькин голос. – Мне всё равно, где живёт твой Константин и сколько стоит его квартира в этом самом «Эвкалипте».
Я взяла меню и внимательно прочитала состав коктейля. Мдааа… вискаря в нём было достаточно. Да и бармен, видимо, был новенький, ещё не обнаглел до того, чтобы нечаянно путать дорогой виски с не очень дорогим холодным чаем «Липтон». Юльку явно понесло куда-то не в ту сторону. Заочное обвинение в меркантильности Баскова не принесло ей удовлетворения, и она решила отыграться на мне.
– Юль, – начала я медленно. – Во-первых, никакой он не мой, этот Константин, а во-вторых, не «Эвкалипт», а «Эдельвейс». И в-третьих, ты врёшь.
– Я вру? – явно обрадовавшись полученной возможности продолжить дискуссию, произнесла Юлька. – В чём это я вру?
– В чём врёшь? – переспросила я, медленно водя пальцем по краю пустого бокала, чем вызывала звук зависшего на одном месте комара и Юлькино раздражение одновременно. – Врёшь, что тебе всё равно, где бы жил твой парень: в высотке на Кутузовском или в хрущёвке на Электрозаводской. При этом я вполне согласна, что с милым рай и в шалаше и всё такое. Но! Если бы у тебя был выбор между шалашом и апартаментами в «Эдельвейсе», очень сомневаюсь, что ты выбрала бы шалаш.
Юлька заглянула в свой пустой бокал, ища на дне глоток поддержки; не найдя, посмотрела на бармена за стойкой.
– Любань, готова принять ещё по одному коктейльчику? – Юлька подняла руку с двумя выброшенными вверх пальцами. – Нам два, повторите, пожалуйста! – не совсем твёрдым голосом обратилась она к официантке. – По последнему и домой, так ведь, Любаня? Ну а Катька на свидание, к своему новому бойфренду.
Слово «новый» она произнесла как то уж совсем зря. Неужели она думала, что это сойдёт ей с рук? Из-за излишне выпитого или какой-то ревности, неудовлетворенности своей личной жизнью, она явно рвалась в бой. Обычно добрая, покладистая и совсем не конфликтная, сейчас она была не похожа сама на себя. Где-то в глубине моей души уже зарождался ответ, объясняющий ее поведение. Ведь это я сама её спровоцировала, нанеся удар ниже пояса, так некстати приведя пример с её институтской любовью по имени Вениамин. Теперь она пытается отыграться, к месту и не к месту, произнося Костино имя и всё, что с ним связано, включая этот дурацкий «Эдельвейс», к которому я не имею никакого отношения и даже не пытаюсь на него каким-то образом претендовать.
Я еду на первое свидание с человеком, которого никогда в жизни не видела. Одно дело переписка, какая бы долгая и доверительная она ни была, и другое дело встреча вживую. Чем она закончится, кем мы станем друг для друга, одному Богу известно. Я посмотрела на давно молчащую Любаню в надежде, что она вкинет словечко или новую тему, уводящую нас от ненужной пикировки. Сидеть молча уже несколько минут было совершенно несвойственно ей, но сейчас она молчала, видимо, решая, на чью сторону ей встать. По закону дружбы она должна быть, конечно, на моей стороне, но и потерять Юлькину поддержку в случае, если после очередного коктейля она вновь захочет пообсуждать мою вечернюю встречу с Костей, ей тоже не хотелось.
– А вот и не вру! – Юлькин голос вернул меня из моих размышлений к нашему, как мне казалось, оконченному разговору. – Лично мне плевать, будет ли мой друг иметь квартиру в дорогом доме или однушку в хрущёвке, – не унималась она.
Я искренне пожалела, что мы не пошли в кино. В любом случае оно было бы интереснее этого концерта под названием «Когда я выпью тянет поговорить». Мне совсем не хотелось спорить или что-то доказывать, но видя, что Юлька явно не желает закрывать тему, мне ничего не оставалось, как перейти в который уже раз за сегодняшнюю встречу в наступление.
«Да», – подумала я, – «не любишь ты, Катенька, сдаваться или проигрывать. А что? Не самая плохая черта характера», – улыбнулась я про себя, начав атаку голосом, который обычно применяют, доказывая, что дважды два – четыре.
– Юль, а почему некоторые люди и, видимо, в том числе ты, уверены, что молодые пары обязательно должны быть без гроша в кармане, должны съесть вместе пуд соли, добиваясь каких-то благ в жизни, и только в этом случае они могут быть счастливы? А пока их отношения должны пройти испытания на прочность в съёмной квартире – ведь только там, по вашему мнению, и может зародиться настоящая любовь. Но если у молодых людей, или у одного из них, при встрече уже есть машина, квартира, дача, то это, скорее всего не любовь, а прямой расчет, меркантильность, а счастья и любви здесь нет и быть не может! Мне кажется, так рассуждать могут люди либо завистливые, либо не сумевшие ничего добиться в жизни. Ты вроде молодая, а рассуждаешь, как человек, из чьей головы ещё не выветрилась совковская пропаганда типа «не в деньгах счастье». При этом тот, кто пичкал нас лозунгами, сам, оказывается, не только любил эти самые деньги, но и имел их в большом количестве. За окном – 21-й век, и деньги правят нашей жизнью, многое изменилось. Хотя я совершенно не отрицаю, что любовь может быть и в шалаше, и, наоборот – ею может даже и не пахнуть в самой дорогой и роскошной квартире. Но всё же, согласись, людей, рассуждающих как ты, сейчас не часто встретишь.
– Завистливых и лицемеров? – Юлька явно была готова к конфронтации. – Это я, что ли, завистливая?
Она посмотрела на меня прищуренными глазами, то ли пытаясь пристыдить за такое мнение о ней, то ли пригвоздить к креслу. Поняв, что ни то, ни другое не выходит, она перевела взгляд на молчавшую всё это время Любку, ища её поддержку. В Любкиных глазах читался устойчивый нейтралитет. Поняв это, Юлька выложила, как ей казалось, убийственный аргумент: – Между прочим, мои родители купили домик в посёлке «Грязи», и через три дома от нас находится замок Галкина. Каждый день я вижу завистливые физиономии соседей, обсуждающих, сколько он стоит. А вот мне лично пофиг, сколько он стоит, и сколько Галкин зарабатывает на своих концертах, шоу, ну и так далее. Мне лично все равно!»
Выпалив всё это, она обвела нас взглядом, не оставляющим сомнения, что её аргумент достаточен для того, чтобы я сняла с неё все обвинения в завистливости.
Я поняла, что не готова сдаваться. Посмотрев на неё секунду, как можно более безразличным тоном произнесла:
– Юль, понимаешь, ты путаешь значение слов «зависть» и «всё равно». Тебе «всё равно» до замка Галкина лишь потому, что ты понимаешь – твой родительский домик никогда не вырастет до размеров замка Максима Галкина. Но не факт, что ты, я надеюсь по-доброму, не завидуешь ему белой завистью. Знаешь, в прошлом году я отдыхала на Лазурном берегу и видела яхту Абрамовича. Впечатлила – красивая, большая очень, но, ты не поверишь, мне тоже было всё равно. Потому что не только обладать ею, но даже прокатиться на ней меня все равно никто не пригласит! Но можно ли сказать, что я не завидовала? Сомневаюсь. Поэтому люди, утверждающие, что они не завидуют, скорее всего лицемерят. Да к тому же не умеют мечтать. Главное – если уж человек завидует, то пусть завидует белой завистью. Вот лично я завидую людям, сидящим в Феррари или Ламборгини, обгоняющим меня, едущую на Мерседесе. Кроме улыбки и возгласа «Ух ты!», эти машины вызывают у меня зависть, которая, в свою очередь, порождает желание когда-нибудь иметь такую же. Лично для меня такая зависть является мотиватором в бизнесе. Поэтому к зависти в её нормальном, не гипертрофированном проявлении я лично отношусь нормально. Зависть является своего рода двигателем прогресса, если хочешь.
Послышались лёгкие хлопки в ладоши. Это, наконец, очнулась Любка: – Браво, мать! – протянула она, улыбаясь. – Только я не пойму, кто из нас пил – мы или ты? Чего это ты разошлась, а? Я всегда признавала за тобой ум, умение агитировать и повести за собой массы, но здесь же не собрание в твоём кабинете, и это не вечер дискуссий или агитации. Мы просто хотели посидеть поболтать, сходить в кино, после чего ты должна ехать на свидание. Ты не передумала ещё? Всё-таки уже темно за окном, может, перенесёшь встречу на завтра на обед вместо ужина?
– Люба, я тебя умоляю! Что ты несёшь? Какое «темно» и какое «завтра»? Это Москва, Арбат и Кутузовский, а не горный аул, и это – нормальный русский парень, в обычаи которого не входит воровство девушки. Нет, Любка, как была ты паникёршей, так ей и останешься. Всё, целую вас! Мне пора.
– А мы ещё посидим немного. Да, Юль? – обнимая меня и прощаясь, сказала Любка.
Я подошла сзади и, обняв сидевшую в кресле Юлю и прошептав на ухо: «Я люблю тебя. Пока, удачи, созвонимся», – направилась к выходу. Выйдя из кинотеатра на улицу, спустилась в подземный переход и через минуту уже садилась в свою машину, оставленную на парковке у кафе «Весна». С оплатой за парковку стали наводить порядок, но, как всегда бывает у нас, сделав первый шаг, мы долго, а иногда и вообще никогда не делаем второй. На въезде поставили автомат, выдающий талон, но деньги за пользование стоянкой всё равно с тебя берёт дядечка, выходящий из своей будки. Недаром нашу пословицу «Русский долго запрягает, но быстро едет» иностранцы изменили, и теперь она гласит: «Русский долго запрягает, а потом часто вообще никуда не едет». И действительно, наши депутаты месяцами, а иногда и годами могут принимать закон, биться насмерть на трибуне перед объективом кинокамер, показывая тем самым свою бурную деятельность, а потом – Бац! – и этот закон либо устарел и потому не работает, либо он вообще никому не нужен и исполнять его никто не собирается.
С этими мыслями я выехала на Новый Арбат, быстро доехала до кинотеатра «Художественный», нырнула в туннель, чтобы развернуться в обратную сторону и… встала. Из динамиков радио лилась информация, подтверждающая и без того известную истину, что в пятницу, вечером, да ещё в первых числах мая Кутузовский в сторону области просто по определению не может быть свободным. Другое дело депутаты, чиновники, не говоря уж о первых лицах, для кого Кутузовский всегда будет свободным, включая выходные, праздники, в любое время суток 360 дней в году.
Так как я не относилась ни к одной из этих категорий, как, собственно, и сотни тысяч других людей, сидящих в данный момент в своих автомобилях, то я понимала – двигаться будем медленно, скучно и долго. До торгового центра «Времена года», стала прикидывать я, километра четыре, мы двигаемся в среднем со скоростью 5-10 км в час, значит, в дороге я буду минут пятьдесят.
«Мда, весело начинается вечерок знакомства», – подумала я и стала вертеть головой по сторонам, пытаясь как-то отвлечься от скуки. Несмотря на то, что почти девяносто процентов зданий, тянувшихся вдоль проспекта, были построены ещё в 50-60-х годах прошлого века и имеют не самый, если не сказать больше, современный вид, ночной Арбат, в отличие от дневного, конечно, впечатляет! Особенно сейчас, за несколько дней до празднования Девятого мая. Ночной Арбат залит огнями реклам всевозможных кафе и ресторанов, бутиков и магазинов, аптек и салонов связи, подсветкой зданий, офисов и отелей. Ночной Арбат всегда манит и завораживает своей жизнью, своим ритмом, своими возможностями, надеждами и мечтами.
Десятки кафе и ресторанов предложат меню на любой вкус. Здесь ты услышишь людей, разговаривающих на многих языках дальнего и ближнего зарубежья, языках дружественных стран и не очень, а иногда, и совсем недружественных, но почему-то гостеприимно принимаемых нами. Некоторые из них звучат всё громче, иногда, я бы сказала, наглее и настойчивее, что мне лично не нравится.
Слева от меня медленно проплывал знаменитый и когда-то очень популярный, знавший куда более лучшие времена, развлекательный центр «Арбат». Его фасад, стилизованный под корабль с большими красно-белыми палубными трубами, с иллюминаторами и огромным якорем на борту, омывали, освещая сине-белыми барашками волн, изогнутые иллюминационные трубки. Казалось, что корабль движется навстречу потоку машин или машины движутся ему навстречу. Но это была лишь иллюзия движения.
Перпендикулярно пересекая Новый Арбат, под нами лежало Садовое кольцо, сомкнув свои концы в девятибалльной пробке. Казалось, нескончаемые потоки автомобилей, тянущиеся слева направо, от Смоленской площади до Новинского бульвара и от начала Нового Арбата за моей спиной до Кутузовского проспекта впереди меня, ставили большой, светящийся от света фар крест на наших надеждах когда-нибудь попасть в пункт назначения. Самые нетерпеливые водители отрывисто сигналили, свет фар их авто, словно стаи гончих собак с нервным лаем, потерявшие след, выискивали свободный клочок асфальта, чтобы занять его, и оказаться на метр впереди. Другие, наоборот, словно смирившись со своей участью, жили обычной жизнью – кто-то звонил, читал книгу, смотрел фильм, ужинал, выходил из машины покурить, разминая затёкшие ноги и спину, кто-то ругался или, наоборот, целовался со своей женой, любовницей, а иногда и со случайной попутчицей. Двух-трёхчасовое стояние в пробке порой было способно перевести попутчицу в разряд любовницы.
В общем, здесь было всё, кроме желания торчать в этой долбанной пробке, и туалета. И если уж совсем невтерпёж, то мужчина может хотя бы выйти, прислонившись к открытой двери авто и делая вид, что любуется луной, освежить колесо, то женщинам остаётся только сжать зубы и колени, мысленно взывая к совести своего мочевого пузыря, прося его ещё немножко потерпеть. Справа вырисовывалось достраиваемое здание Института Курортологии. По крайней мере такая информация была размещена на огромных плакатах. Возвышаясь, оно не только обещало поправлять посаженный мочевой пузырь, нервы и общее здоровье граждан (по иронии судьбы частично оставленное от стояния в пробках, в том числе, и у этого здания), но и создавало новые пробки, затрудняя и без того перегруженную артерию Нового Арбата.
Вой сирен и вспышки проблесковых маяков стартовали от Белого Дома, унося на бешеной скорости его хозяина по гладкому как стекло перекладываемому по два раза в год асфальту Кутузовского проспекта в неизвестность. Эта неизвестность может закончиться ужином в загородной резиденции или начаться взлётной полосой Внуковского аэродрома. Стихнувший вдали вой сирен давал разрешение или хотя бы надежду на движение. Захлопав закрывающимися дверями, поток машин медленной и плотной лавой пополз вперёд, чтобы остановиться на светофоре у раскрытого, словно книга, бывшего здания СЭВ, ныне – занятого Правительством Москвы. Красный свет светофора, усиленный взмахом полосатой палочки постового (как– никак Белый дом рядом), разрезал однородный поток автомобилей на две части, оставив меня в первой четвёрке дожидаться зелёного света, с завистью смотреть на красные габариты уползающих в ночь авто и любоваться панорамой.
А любоваться было чем. Справа на Краснопресненскую набережную официально и торжественно глядело Здание Правительства, облицованное белым мрамором, отчего за ним и закрепилось название Белый дом. Новоарбатский мост, подсвеченный снизу, словно зависал, не касаясь чёрной воды Москвы-реки. Скрытая от глаз подсветка, установленная под ним, прокладывала от одного берега до другого неоновую дорожку. Сверху, вдоль обеих сторон моста, от одного столба освещения до другого, словно радуга выгнутая по ошибке в другую сторону, провисая в середине, тянулись гирлянды, повторяя цвета триколора.
Но главная достопримечательность, на мой взгляд, от чего невозможно оторвать взор – это гостиница «Украина». Вернее, теперь уже бывшая «Украина», а ныне «Рэдиссон». Одна из семи сталинских высоток, «Украина», по своему архитектурному решению уступающая разве что высотке МГУ на Воробьёвых горах, поражает и завораживает своим величием. В свете прожекторов центральная главная башня со шпилем становится воздушной и невесомой, как бы паря в ночном небе и одновременно отражаясь в Москве-реке. Основательность и правильная геометрия флигелей на боковых башнях, окружающих весь гостиничный комплекс, придаёт «Украине» величие и роскошь.
Зелёный свет светофора и десятки нетерпеливых автомобильных сигналов вернули меня в реальность. Мы, словно спринтеры на короткую дистанцию, рванули с места и через один километр встали… Постовой из трёхполосного потока, двигающегося от «Европейского» по Дорогомиловской, выпускал, словно отцеживая, одну тонкую струйку машин на Кутузовский, уплотняя и без того невыносимую пробку. Впереди, всего через каких-то полтора, а может и меньше километра нас ждали новые испытания. Нескончаемая вереница Третьего транспортного кольца вносила свою лепту. Часть машин, отделившись от неё, пыталась втиснуться в наш поток, ползущий безо всякого интервала и не имеющий ни малейшего желания, ни возможности впустить их в свои ряды. Казалось, что наступил полный и бесповоротный коллапс.
Справа от меня возвышался район Москва-сити. Его ультрасовременные, возведённые из стекла и бетона в стиле футуризма здания, залитые неоновым светом, как бы говорили: «Будущее уже наступило!» Хотя мне лично, мысленно прокручивающей в голове районы и даже целые города в Европе – не говоря уже о Китае и других развивающихся странах – построенные в таком же стиле, но за другие деньги и уже несколько десятилетий назад, было непонятно, почему это будущее наступает у нас только сейчас.
Впереди, чуть слева от проезжей части, величественно возвышалась Триумфальная арка. Подсвеченная прожекторами конная колесница венчающая врата арки, неслась во весь опор. Словно подхватив эстафету у этой колесницы, на бешеной скорости по специально выделенной полосе, крякая, хрюкая, заливаясь на все голоса спецсигналами, мчались автомобили чиновников. Да это и понятно – после тяжелой трудовой недели они спешили домой. Там, где-то в своих загородных домах, их ждет ужин, с любовью приготовленный… личным поваром. Конечно же. А уставшая от походов по бутикам, массажным салонам и общения с подружками жена скажет: «Добрый вечер дорогой, – слово «дорогой» она произнесёт с особым трепетом и значением, – ужин ждет тебя».
Поэтому я не злюсь на них и даже понимаю – им есть куда спешить, в отличие от этих дачников, ползущих на свои участки – им-то, действительно, какая разница, когда они вскопают свои грядки? Днём раньше, днём позже? Майские выходные длинные. Подсвеченные красным светом, от чего они стали похожи на кровь, фонтаны Поклонной горы хотя бы на минуту напоминали и тем, кто мчится на бешеной скорости, и тем, кто ползёт в этой бесконечной пробке, о тех страшных днях войны и о тех жертвах, которые были принесены во имя Победы.
От этих мыслей или от красной «крови» фонтанов, а может, от тех огоньков, которыми были увенчаны шпили «Эдельвейса», моё сердце учащенно забилось. Свидание с Костей будет, конечно, не первым, и думаю, не последним свиданием в моей жизни, но почему-то именно оно как-то необычно, по-особенному интриговало, волновало и влекло. Наверное, именно поэтому я так внимательно и подробно разглядывала всё, что проплывало за окном – все эти мосты, здания, неоновые вывески и даже луну на небе. Всё, лишь бы не думать об этой встрече. «Кать, а может ты влюбилась?» – тихо спрашивало сердце. – «А разве это возможно, не видя человека?» – вступал в дискуссию мозг.
Машины из левого ряда, в основном это были автомобили с мигалками, бронированные, роскошные мерседесы бизнесменов в сопровождении охраны, всевозможные порши, бентли, реже встречались феррари, перестраивались в правый ряд, чтобы, свернув на Рублёвку, умчаться в свои роскошные загородные резиденции. Справа, словно огромный стеклянный аквариум, весь залитый светом, выплыл торговый центр «Времена года». За всё время общения с Костей в «Одноклассниках» мы ни разу не созвонились по телефону. Сначала это было вызвано тем, что я просто не давала ему свой номер, затем наше общение только в инете приобрело некий оттенок игры и загадочности, при котором, не видя человека и не слыша его голос, мы могли общаться по несколько часов в день. Проснувшись сегодня утром, зайдя на сайт, я увидела его лаконичное напоминание: «Катюш, не забудь, сегодня в 21:00, я жду тебя во «Временах года», на первом этаже, в кафе «Сливки». И снова – ни он моего, ни я его номера телефона не знали.
Я опоздала на полчаса, но я знала, была уверена, опоздай я хоть на два часа, он будет там, он дождётся меня. С этими мыслями я въехала на многоярусную подземную парковку торгового центра, ища свободное место. Как всегда, их было предостаточно. Ткнувшись капотом своего «Мерседеса» в свободное парковочное место, я повернула ключ в замке зажигания. Откинув крышку зеркальца, поправила прическу, пробежала «блеском» по губам, немного свежей пудры… всё, готова, можно идти! Ленточный эскалатор медленно поднимал меня прямо к гастроному «Глобус Гурмэ».
Гастроном премиум класса предлагал лучшие, изысканные продукты со всего света. И хотя эти продукты – вина, шоколад, кофе, сыры – были упакованы в оригинальную, дорогую упаковку, по цене иногда превышающую сам продукт, то тут же на витрине можно было увидеть продукцию, разложенную прямо в бочках, туесках, открытых лотках – это были разного рода соленья домашнего приготовления. Фрукты горками возвышались на подносах. Именно их вкусные, тонкие ароматы напомнили мне, что я сегодня только завтракала и ужин будет очень даже кстати.
Тут же, у входа в «Гурмэ», по обе стороны эскалаторов, поднимающих и спускающих людей с этажа на этаж, тянулись мягкие диванчики и маленькие круглые столики кафе «Сливки». Все столики мне были хорошо видны – за одним, склонившись над ноутбуком и парой чашек кофе, сидели два молодых человека в стильных костюмах, дорогих галстуках, скорее всего компаньоны по бизнесу, видимо, обсуждающие какие-то свои вопросы; за другим – мужчина и женщина солидного возраста в такой же солидной и дорогой одежде. Женщина не торопясь встала и, сделав два шага, оставив своего мужчину допивать кофе, очутилась за стеклянной витриной бутика, предлагающего очки и оправы самых известных и дорогих марок.
Кости не было. Нигде. Я присела за столик в нерешительности. В голове – ураган мыслей, от банального «он отошёл, чтобы скоротать время в ожидании меня», «просто прогуливается по этажам, разглядывая витрины» да, в конце концов, «на пару минут отошел в туалет» до самых худших: «наверное, Любаня всё же была права», «обычный болтун», «шарлатан», если не хуже. В последнее, конечно, не хотелось бы верить. Нет, Костя не может быть таким. Ни шарлатаном, ни болтуном ни просто ненормальным, добивающимся свидания, а потом или вообще не приехавшим или ушедшим, не дождавшись каких-то полчаса. Нужно было всё же обменяться телефонами хотя бы для того, чтобы не сидеть сейчас вот так, гадая, что и почему.
– Кать, привет, – как то совсем рядом и негромко прозвучал его голос. Я никогда прежде не слышала Костиного голоса, но то, что это был его голос, я была уверена на сто процентов. Его голос должен был быть именно таким – уверенным, но негромким, чуть низким, с небольшой хрипотцой, добрым. Я подняла на него взгляд и… обомлела, опешила, очумела, офигела, или что там обычно говорят в таких случаях? В тех случаях, когда твои глаза распахнуты, а рот открыт от изумления. Несколько секунд я не могла прийти в себя, прежде чем ответила слегка запинающимся голосом:
– Привет, – и зачем-то добавила, – я Катя, – как будто желая в ответ услышать «А я – Костя».
Нет, конечно, у меня не было сомнений, что это он. Да, это был он – высокий, красивый, как на десятках фотографий, со своей доброй и открытой улыбкой. Конечно, из переписки он знал мои предпочтения, мои хобби и слабости, что мне нравится больше, а от чего я вообще в полном восторге. Он мог бы меня приятно удивить, скажем, корзиной обожаемых мною роз или флаконом моих любимых духов. Или, зная мой фетиш – дамские сумочки, подарить что-то новенькое, чем вызвал бы приятное удивление и слова благодарности за то, что он такой внимательный и помнит мои слабости. Всё это, конечно, он мог сделать, и мне, безусловно, было бы приятно. Но, видимо, он преследовал иную цель. Он хотел меня шокировать, и это удалось ему по полной.
Костя стоял одетый в форму лётчика гражданской авиации! Он запомнил мой лаконичный ответ на заданный им вопрос, какая одежда мне больше всего нравится на мужчине? Какой стиль? Какая марка? И тогда я ответила: «Форма лётчика». И это правда – ни рваные джинсы и майки, ни классические пиджаки или костюмы не нравятся мне и не заводят больше, чем эта форма. На его высокой, стройной фигуре она сидела просто великолепно! Он стоял в метре от меня, и я не могла оторвать от него взгляд. Фуражка летчика с черным лаковым козырьком, двойным плетёным золотым шнуром, увенчанная кокардой, великолепно подходила к его узкому, с чуть выступающими скулами и волевым подбородком лицу, к чувственным губам, чуть расплывшимся в улыбке, прямому с едва заметной горбинкой носу. Изумительно белый воротник сорочки выгодно подчеркивал и притягивал взгляд к его небесно голубым глазам. Завязанный безупречным классическим узлом фирменный галстук украшал зажим в виде лайнера. На чуть приталенном двубортном пиджаке цвета морской волны золотом в два ряда сияли пуговицы. Край рукава пиджака украшали три золотые полоски. Весь его вид поражал, восхищал, завораживал своей красотой и таинственностью. Появись сейчас здесь Леонардо Ди Каприо в форме летчика из кинофильма «Поймай меня, если сможешь», и то я была бы не так удивлена и шокирована. Думаю, эта первая встреча запомнится мне надолго, а, скорее всего, навсегда.
– Уверен, ты голодна, – взяв меня за руку, сказал Костя.
– Ну, в общем да, не отказалась бы, – улыбнулась я в ответ. Не выпуская моей руки, Костя потянул меня за собой, на ходу говоря: «Что бы хотела – рыбу, мясо? Какую кухню? Итальянскую, азиатскую?
– Я бы что-нибудь лёгкое съела, уже поздновато. Думаю, рыба будет в самый раз.
– Отлично, в «Бокончино» подают классную рыбу, вкуснятина, пальчики оближешь.
Мы поднимались на эскалаторе на второй этаж, а меня не покидала мысль, которая заставляла слегка нервничать и одновременно успокаивала, вызывала приятное состояние легкости и покоя, дарила хорошее настроение и удивляла. Удивляла тем, что мы увидели друг друга всего пять минут назад, а казалось, что знакомы сто лет. Держа мою ладонь в своей руке, он словно передавал мне частичку своей уверенности, спокойствия, доброты, получая взамен от меня импульсы благодарности, теплоты, понимания, и комфорта.
Администратор ресторана – молодая, симпатичная, стройная девушка, стильно и со вкусом одетая – рукой и взглядом окинула свободные столики, предлагая нам выбор.
– Вот тот, у окна, пожалуйста.
– Да, конечно, я провожу вас.
Мы шли по залу за администратором, кидая любопытные, замаскированные под безразличие взгляды на посетителей. Зал был заполнен больше, чем наполовину. Люди были самые разные – молодые и не очень, откровенно красивые и просто приятной внешности, стройные и полные, бизнесмены и политики, дорогие адвокаты и их подзащитные, сменившие вчерашний облик бандита на имидж делового человека, молодые мажоры и охотницы за первыми, вторыми и третьими…Все они были разными, но одинаково респектабельно выглядевшими, любившими деньги, роскошь и власть.
Мы сели за столик у окна. Хотя окном в привычном понимании слова эту стеклянную стену, отгораживающую все этажи от улицы и поднимающуюся от основания до крыши здания, назвать было трудно. За ней как на ладони открывался изумительный вид на Поклонную гору. К нам подошла официантка и предложила что-нибудь из напитков. Мы оба так хотели остаться одни, наконец, посмотреть друг другу в глаза, поговорить, познакомиться нормально в конце концов, что заказали первое, что пришло в голову: «Два апельсиновых свежевыжатых сока!» – в надежде, что их будут делать долго. Не успела официантка сказать своё: «Да, конечно» и повернуться, чтобы уйти, как Костина широкая ладонь накрыла мою, совсем маленькую, спрятав её, как воробушка в скворечнике, от непогоды, холода и невзгод. Мы одновременно посмотрели друг другу в глаза, одновременно улыбнулись, одновременно наши губы хотели что-то сказать… и от этой, как по команде, синхронности мы рассмеялись.
– Привет, – тихо и с какой-то особой внутренней теплотой произнес Костя. – Я очень рад, что ты здесь. Рад, что согласилась приехать сюда. Наверное, долго добиралась, да? – смешно сморщив нос, с сочувствием произнес Костя.
– Ну, в общем да, часа полтора ползла от Арбата.
– Извини меня, просто я подумал, что это место тебе понравится. Здесь масса бутиков, хороших ресторанов, приличный контингент, отличный вид, – Костя, чуть сощурив глаза, посмотрел на Кутузовский проспект.
Было непонятно, куда обращен его взгляд: на Поклонную гору, на залитый светом фар Кутузовский проспект или высотку «Эдельвейс», где среди сотен ярких окон «черным квадратом» Малевича ждало окно Костиной спальни. Всё это было перечислено в такой последовательности и таким ровным, тихим и каким-то загадочным голосом, что вызвало в моем воображении логическую цепочку – бутики, ресторан, спальня. Моей ладони было так тепло и уютно под его ладонью, что я не хотела даже шевелить ею, но тем не менее ей пришлось медленно выскользнуть и лечь сверху на его ладонь. Посмотрев ему прямо в глаза, всем своим видом и голосом, не выказывающим и малейшего намёка на желание даже самого маленького, самого незначительного напряжения в только что завязывающихся, ещё совсем хрупких отношениях, я произнесла:
– Спасибо, я очень рада встрече. Действительно, классное место, хороший ресторан – мне всё нравится! Только давай сразу расставим все точки над «и» – никаких бутиков и никаких спален. По крайней мере, сегодня.
Сжав слегка его руку, ещё раз заглянув в глаза, я улыбнулась:
– Договорились? И без обид, хорошо?
Его широко открытые глаза выказывали недоумение, обиду, непонимание. Посмотрев мне прямо в глаза, он с самым серьёзным видом произнес:
– Кать, ты что? Как ты вообще могла подумать так обо мне? Я что, похож на парня, сгораемого желанием в первый вечер затащить девушку в постель?
От его взгляда, его вопроса я даже покраснела.
– Да нет, что ты, совсем нет! Не похож, не обижайся! Просто хотела всё и сразу прояснить.
– Не думала так, честно?
– Конечно, не думала, – начала я снова оправдываться, но его голос, ровный и спокойный, остановил меня.
– А зря, – продолжая смотреть мне в глаза, серьёзно вымолвил он.
Но уже через секунду его лицо расплылось в широкой улыбке, оставив меня в замешательстве. Поняв, что он меня здорово и убедительно разыграл, я негромко смеялась, закинув голову назад, повторяя:
– Я тебе этого не забуду! Вот увидишь, я тебе этого не забуду.
Мы были знакомы уже месяц, пусть только и по переписке, но тем не менее за это время я сильно привязалась к нашему общению. Я понимала его, а он меня, и это чувствовалось, так же, как чувствуется это сейчас, в реальном общении, вот здесь за столом, что между нами есть общее влечение друг к другу, нам легко и комфортно.
Официантка подала фреш в высоких бокалах с кубиками прозрачного льда и соломинками.
– Выбрали, что-нибудь? Готовы сделать заказ?
Мы переглянулись с Костей, вспомнив, наконец, про меню.
– Одну минуточку, пожалуйста, – произнёс он, открывая меню и пробегая пальцем по строкам, начал вслух называть блюда. – Кать, ты же рыбу хотела? Вот рекомендую – дорада в соли и картошка пюре. Мммм, пальчики оближешь! Как тебе такое, а? – произнёс он, глядя на меня.
– Нормально. Я как-то заказывала, мне действительно понравилось, вкусно, – согласилась я.
– Тогда и мне тоже рыбку. И, пожалуйста, фокаччу с розмарином, – дополнил Костя. – Может, по бокалу белого вина? А что? Вечер ещё впереди, думаю, символически за встречу очень даже не помешает. Шардоне устроит?
– На десерт что-нибудь посмотрите или позже предложить? – поинтересовалась официантка.
– Кать, ты как? Готова по десертику?
– Не знаю, не уверена… Давай после разберёмся, – ответила я тоном, как будто мы уже сто раз ужинали вместе, который раз ловя себя на мысли, что с ним действительно очень легко в общении.
Официантка, уточнив заказ, удалилась. Мы опять сидели вдвоём. Опять моя рука была в его руке. Опять смотрели друг другу в глаза. И молчали. Но это не было молчанием, когда не знаешь, что говорить, когда всё сказано, или наоборот, уже не о чем говорить. Да, мы молчали, но говорили наши глаза, наши взгляды. Его пальцы нежно перебирали мои пальцы, словно знакомились с их теплом, лаской… Знакомились осторожно, сантиметр за сантиметром, словно ища взаимности и понимания. Я смотрела в его глаза, а мои тонкие ухоженные пальцы, вслепую, на ощупь найдя маленькую щель между накрахмаленной манжетой его сорочки и запястьем, скользнули туда. Влекомые теплом его тела, они, проникнув под манжету, стали медленно кружиться, чуть касаясь подушечками пальцев его запястья, словно ища пульс, а, найдя, успокоившись, улеглись. Улеглись, хотя мне хотелось большего, хотелось расстегнуть пуговицу на прорези манжета его сорочки, хотелось, чтобы моя ладонь, трогая вены, двигалась вверх, пока не коснётся сгиба его руки, там, где кожа нежная, чувствительная.
«Стоп, милая, – сказала я мысленно себе, – куда тебя понесло? Какие пуговицы, какие вены, какие чувствительные зоны? Ты посмотри на парня. Он выглядит так, будто пальцы твоих рук нырнули не под манжету его сорочки, а к нему в плавки».
За эти секунды, что мои пальцы, нежно трогая, касались его запястья, он не проронил ни слова, в каждом его вдохе и выдохе, в каждом движении подрагивающих ресниц на слегка прикрытых глазах чувствовалось его наслаждение моим теплом, нежностью. Он просто млел под моими пальцами. Его рука лежала ладонью вверх и давала моим пальцам возможность свободно путешествовать по линиям его ладони, как бы изучая, читая их – так пальцы слепого читают слова по выдавленным на карточке буквам, узнавая истории невидимого им мира. Моя ладонь лежала в его открытой ладони. Мои пальцы касались его пульса, его запястья, но одновременно и его пальцы лежали на моём запястье, так же касаясь моего пульса. Наши пальцы синхронно двигались, то рисуя невидимые узоры, то на секунду останавливаясь в одной точке, словно нащупав эрогенную зону. Почему-то именно в этот момент мне вспомнилась поза «69», именно так выглядели сейчас наши руки, доставляя друг другу удовольствие от прикосновений.
Я на секунду замерла, улыбнувшись про себя от этой мысли, затем вновь начала движение своих пальцев по спирали, то увеличивая, то уменьшая радиус. Он нежно обхватил пальцами мою ладонь и лёгким движением поменял положение наших рук – так опытный мужчина меняет классическую позу, не расцепляя объятий. Одно движение – и ты под ним, одно движение – и ты сверху. Теперь его ладонь накрывала мою, и его пальцы властвовали на моей ладони, моём запястье, моём пульсе. На мне было лёгкое трикотажное платье цвета нежной молодой листвы с короткими рукавами и вырезом, сверху которого был надет белый кардиган мелкой вязки с широкими рукавами. Он был мужчиной, его мысли и желания были смелее моих, к тому же, более свободные рукава кардигана давали возможность его пальцам проникнуть гораздо дальше, чем могли проникнуть мои под узкие манжеты его сорочки. И вот его пальцы, только что трогавшие моё запястье, были уже на локтевом сгибе. Не знаю, насколько незамеченной для него была моя реакция от касания моей эрогенной зоны – одной из самых незащищённых, самых открытых, о которой он ещё секунду назад не знал, но сейчас мог догадаться, заглянув мне в глаза или под стол, где мои закинутые одна на другую ноги вдруг сжались и чуть вытянулись вперёд, а по коже руки предательски побежали мурашки, которые он не мог не ощутить своей ладонью. Спасибо рыбе. Вернее, официантке, которая принесла её.
– Пожалуйста, ваша рыба, – приятно улыбаясь, произнесла официантка, ставя перед нами заказ, затем налив немного вина в Костин бокал, предлагая ему продегустировать. Сделав небольшой глоток, он на секунду задержал его во рту, с видом тонкого ценителя вин произнес: «Да, вполне». Меня всегда забавляла эта церемония, заканчивающаяся одним и тем же выражением лица, одобрительным кивком головы и примерно одними и теми же словами. Всегда хотела увидеть, как кто-нибудь, сделав глоток, небрежно махнет рукой, со словами: «Унесите, подайте другое». И уж совсем было бы интересно увидеть выражение лица официанта или сомелье, поскольку откупоренная и не понравившаяся бутылка стоит совсем-совсем не дёшево. Получив одобрительный кивок головы от Кости, официантка наполнила мой бокал, затем его, пожелала приятного аппетита и вечера и удалилась. Края наших бокалов коснулись друг друга так, как будто это был первый робкий поцелуй.
– За встречу, – произнес Костя.
– За встречу, – ответила я.
– Не хочу загадывать наперёд, но очень-очень надеюсь, что наша переписка и сегодняшняя встреча – это не банальная интрижка, – глядя мне в глаза, произнёс Костя.
– Приятного аппетита, – улыбнулась я. – Посмотрим. Тоже не люблю загадывать, но банальные интрижки не моя тема.
Рыба действительно была вкусной, и не думаю, что только потому, что я была голодна. Свежая, ещё горячая, только что из печи ароматная фокачча с розмарином была восхитительна. Всё– таки умеют итальянцы из лепёшки обычного теста сделать фокаччу, пиццу, не говоря уж о пресловутых спагетти, заполонивших весь мир. Почему их равиоли, где мяса кот наплакал, подаются в ресторанах по всей Европе, а наши вкуснейшие пельмени днём с огнём не сыщешь?
– Катюш, о чём задумалась? – вернул меня из мысленного кулинарного путешествия Костин голос.
– О несправедливости, – поддевая белый кусочек рыбы на вилку и отправляя его в рот, ответила я.
– О несправедливости? – переспросил он, слегка удивленно, остановив полоску фокаччи по пути в рот. – Не понял, можно поподробнее?
– Да нет, ничего серьезного. Просто я зациклена на справедливости, вернее, на её отсутствии, поэтому лучше не начинать.
– Почему же? Мне интересно, я сам за справедливость, за мир во всём мире, и всё такое, – произнёс он с глубокомысленным видом, – но давай об этом не сегодня. За тебя, Кать, за твою красоту, за прекрасную улыбку, ну и, конечно, за твоё обострённое чувство к справедливости. Костя поднял бокал и не чокаясь, а просто кивком головы, словно подтверждая сказанное, сделал глоток.
– Спасибо, – улыбнулась я, чуть пригубив свой бокал вина. – Действительно, прекрасное вино, но, знаешь, мне ещё ехать, а сейчас, в праздничные дни, гаишников, как саранчи, поэтому я так, чисто символически, хорошо?
– Ну да, да, конечно, не вопрос. Может, всё-таки десерт посмотрим?
– О нет, нет, спасибо, уже поздно, давай просто чайку закажем. Я зелёный пью, а ты?
– С удовольствием. Он открыл меню и стал вслух читать. Сошлись на «молочном улуне».
Официантка навела порядок на нашем столе, убрала недоеденную фокаччу, сменила тарелки и, долив вино в бокалы, удалилась. Пока мы ели рыбу, говорили как-то обо всём и ни о чём, Костя рассказал пару анекдотов, несколько коротких историй, в общем, обычный разговор, приятный, непринуждённый.
Ужин подходил к концу, а наше знакомство только начиналось. На белой скатерти стола остались только два бокала и наши руки, которые тут же потянулись друг к другу.
– Ты сейчас домой?
– Ну да, конечно, – улыбнулась я, посмотрев на часы, – первый час уже, пробок нет, думаю, за пятнадцать минут буду дома. Что тут ехать-то – Кутузовский, Арбат, через Большой Каменный мост, и я на Полянке.
Костя, видимо, что-то вспомнив, заулыбался.
– Кать, вот мы знакомы уже с тобой больше месяца. Сидим, ужинаем, я надеюсь, произвел впечатление нормального, как минимум, вменяемого человека?
Я прищурила один глаз, глядя на него, как будто оценивая, вменяемый он или нет, пытаясь понять, к чему бы этот вопрос.
– Ну, в общем, да, вроде нормальный и даже вменяемый, – и выдержав паузу, добавила: – На первый взгляд.
– Так, может, всё же дашь мне свой телефончик? Обещаю в пьяном виде и ночью не звонить.
– Точно? Ни одного звонка, после 24-х часов? Обещаешь?
– Гарантирую, сто процентов.
– Жаль, люблю поболтать о чём-нибудь интересном, – сделав интригующее лицо и ударение на слово «интересном», сказала я.
– Серьёзно? – сделав изумлённые глаза, явно подыгрывая мне, произнёс он. – И о чём же таком, – слово «таком» он произнёс с явным нажимом, – ты любишь поболтать ночью по телефону?
– Ну уж точно не о погоде. Меня интересуют, точнее, волнуют, более горячие темы, я бы сказала, самые горячие точки.
– Да? – взяв меня за руки и глядя прямо в глаза, с интонацией в голосе, настроенной на откровенность и интимность, спросил он. – А можно уточнить, какие, ну… в смысле, точки?
– Да разные, – опустила я глаза.
– Ну, например? – подмигнул Костя.
– Да возьми хоть Египет, ту же самую Сирию.
– Один – один, засчитано, – рассмеялся он. – Блин, как я мог попасться?!
Принесли чай. Костя, сказав «спасибо» официантке, жестом показал, что он сам разольёт его по чашкам.
– Торговый зал и основные лифты в это время уже закрыты, – глянув на часы вымолвил Костя. Можно пешком по эскалатору, а можно подождать лифт. Тут ходит один, специально для посетителей ресторанов и клуба. Ну так как – пешочком или на лифте?
– Думаю, на лифте, но сначала оставлю тебя на минутку.
Взяв в руки сумочку, я направилась в туалет.
– Окей, тогда я рассчитаюсь, и буду ждать тебя в холле, у выхода из ресторана.
Мы стояли у лифта, молчали, каждый думал о предстоящем расставании, каждый рисовал его по-своему. Я точно знала – еду домой и никаких там вариантов типа «заедем, выпьем по чашечке кофе» или «посмотрим, какой обалденный вид на МГУ с моего балкона»…
– Кать, ты на каком припарковалась? – прервал мои мысли Костин голос.
– Внизу, в смысле, на первом, – ответила я. – А ты?
– Я на третьем.
Лифт уже пропел свою короткую мелодию и, мигнув лампочкой на стене оповещая о прибытии, остановился.
– Отлично, – сказал Костя, взяв меня за руку. Дверь лифта бесшумно открылась, мы вошли в него, и он нажал кнопку третьего этажа. Давай я подвезу тебя к твоей машине, и мы вместе выедем с парковки.
– Хорошо, – мотнула я головой, подумав: «Ну, собственно, логично. Не здесь же у лифта нам расставаться».
Расставаться… От этого мысленно произнесенного слова стало как то грустно. В голове совершенно отчётливо всплыл запах кожи салона моего нового авто, зелёные огоньки на приборной панели, дорога домой по ночному городу, пустая квартира.
Костя нажал на кнопку брелка, заставив машину откликнуться короткими вспышками огней. Я даже не заметила, как мы вышли из лифта и медленно шли по узкой полосатой, словно зебра, пешеходной дорожке подземной автостоянки. Он – высокий, стройный, в своей идеально-сидящей форме, я – в лёгком платье с перекинутым через руку кардиганом и сумкой. Мы шли, держась за руки, и чувствовалось, что искрит по-полной и что мы не готовы были расстаться. Я знала, видела по его глазам, чувствовала через теплоту руки, что он, как и я, мысленно проживает сейчас часы, проведённые сегодня, деля их на минуты взглядов, прикосновений, слов.
Остановились возле его машины. Это был новенький белого цвета «Порш Кайен». Мы стояли молча. Впервые так близко друг к другу. Видимо, настала та минута, которая бывает у каждого в жизни, когда ты вот так стоишь и не можешь вымолвить слово, хотя твоё сердце переполнено эмоциями, желаниями, словами. Их так много, они из самого сердца, они так нужны сейчас, их так ждут… но ты молчишь, не зная с чего начать. Конечно, Костя – мужчина, он сильный, брутальный, уверенный, и это он должен сказать первые слова. А я девушка, я слабая. Видимо, поэтому я сдалась первой и, нарушив тишину, выпалила:
– Классная машина!
– Машина? – он смотрел на меня, словно очнувшись от каких-то своих мыслей или грёз, непонимающим взглядом.
– А… да… Да, классная. Мне тоже нравится! – он распахнул заднюю дверь. Я стояла рядом. Из салона доносился приятный запах кожи – ни освежителей, ни запаха сигарет. Только запах кожи и еле уловимый запах Костиного парфюма. – Садись, поболтаем, а то стоим как два дурака в поле.
Попыталась на секунду представить этих дураков. Почему вдруг они оказались в этом поле и почему мы похожи на них? Поняв, что сморозил что-то непонятное и не в строку, Костя заулыбался своей обезоруживающей улыбкой, даже не делая попытки выкрутиться из ситуации – просто молча пожал плечами, а его взгляд говорил: «А чёрт его знает! Так, брякнул, что в голову пришло!»
Мы сели на заднее сидение, и Костя спросил, не буду ли я против, если он снимет пиджак?
– Жарко, – как бы оправдывался он, – жарко, а кондиционер на крытой парковке не включишь.
Я как-то неопределённо пожала плечами, и он, приняв это за согласие, оказался в изумительно белой сорочке и галстуке. Салон поражал своей роскошью, дизайном, дорогой отделкой. Кожаные сиденья светлых тонов гармонировали с чёрной панелью и алюминиевыми вставками, усеянными десятками хромированных кнопок, тумблеров. Всё это напоминало скорее кабину самолёта, чем кабину автомобиля, о котором Костя сказал пару минут назад всего два слова: «Да, классный» и что «ему нравится». На мой взгляд, это были самые банальные слова, которые можно было подобрать, говоря о такой машине. Она была припаркована передними фарами к стене, выкрашенной в белый цвет, и от этого мне казалось, что я сижу рядом с пилотом в кабине самолёта, летящего в сплошном тумане или облаках. Слева от нас припаркована машина – вот о ней я могла бы сказать: «Нравится», но не больше того. Обычная иномарка без претензий на восхищение. Справа – свободные места, и лишь вдали несколько десятков машин отдыхали от дневных гонок, дожидаясь своих хозяев, зависающих где-то в облаках. «Облака» – это название клуба, расположенного на последнем этаже торгового центра, даже, наверное, не на этаже, а на крыше, отчего, видимо, и название такое.
Костя закрыл дверь авто – «Всё? Клетка захлопнулась?» – но тут же нажал на одну из кнопок, расположенных над зеркалом заднего вида. Стеклянная панорамная крыша медленно поехала назад, открывая взору потолок парковки. Подгоняемая каким– то драйвом и желанием подурачится, а скорее всего, мыслью о том, что мы ещё вместе, ещё не пришла минута расставания, я скинула туфли и, встав на заднее сидение, высунулась по пояс из люка. Ни души – тишина, только подвешенные к потолку в шахматном порядке лампы дневного света тихо потрескивали, выполняя свою монотонную работу, наматывая киловатты.
Мои ноги, чуть вздрогнув от прикосновения его губ, начали подгибаться. Он обхватил их руками, прижав своё лицо к моим коленям. Я медленно оседала вниз, а его руки струились по моим ногам, пока не остановились на моих бёдрах, а я не села на сидение с задранным платьем. Его сильные руки сжимали мои бёдра, а губы искали мои, жадно покрывая поцелуями мою шею, лицо, закрытые от удовольствия глаза, виски, подбородок, пока не повстречались с моими губами в долгом и сладком поцелуе. Я обхватила руками его шею, упиваясь поцелуями, отвечая ему так же нежно, страстно, бесконечно долго… Одну руку он подвёл под мою голову, ещё крепче прижимая её к себе; в поцелуе второй на ощупь, найдя какую то кнопку, нажал, и спинка кресла стала мягко откидываться назад, а вместе с ней и мы плавно и медленно проваливаться в бездну страсти и наслаждения.
Мы лежали, обнявшись, и наши губы всё не могли напиться, насладиться головокружительным вкусом поцелуев. Костина ладонь легла на полоску трусиков между моих разведённых ног. Его палец стал медленно водить вверх-вниз по щелочке моих возбуждённых губ, скрытых под тонкой тканью трусиков. Через несколько секунд его пальцы отодвинули край уже совсем мокрой ткани, а мои коленки распахнулись в стороны, словно книга, открытая посередине, подставляя под ласки обнажённую промежность. Сначала его горячая ладонь словно накрыла её и замерла на секунду, отдавая своё тепло, затем его пальцы нашли мой возбуждённый выступающий бугорок и стали повторять те же круговые движения, которые делали ещё час назад на моём запястье. Теперь Костя знал мою вторую эрогенную зону, от прикосновения к которой стали мокрыми не только мои трусики, но и кожа сидения автомобиля.
– Как жарко здесь, – шёпотом вымолвили его губы, жадно хватающие воздух в тот момент, когда слегка трясущаяся рука, чуть ослабив узел галстука, делала безуспешную попытку снять его через голову.
– Да, очень, – пытаясь восстановить дыхание, вторила ему я, спешно и сбивчиво расстегивая пуговицы его сорочки, – просто невыносимо душно.
Освободив шею от галстука, словно от ненавистной петли, он бросил его в лобовое стекло. Галстук с металлическим зажимом в виде самолётика стукнулся о стекло и упал на широкую панель автомобиля, словно на полку в маленькой и тесной гардеробной, предназначенной для одежды и аксессуаров. Его рубашка, потеряв пару пуговиц в экстремальном раздевании, проделав тот же путь, что и галстук, улеглась рядом, свесив беспомощный рукав. Жара не отступала. Я понимала – надо что-то делать. На ум пришла спасательная мысль, а скорее всего повод – быстрее освободиться от своих трусиков. Как будто они были не из тонкого шёлка, а из соболя.
Нам обоим было невыносимо душно, и поэтому, ища спасение, мы думали одинаково и действовали синхронно. Я свела ноги вместе, подняв их вверх, а Костя одним пальцем лёгким движением отправил мои трусики в наш совместный гардероб. Не долетев до полки, они повисли на руле, создав эротичный хаос в импровизированной спальне. Наши губы расставались на секунду, чтобы схватить глоток воздуха или произнести очередную чушь насчёт жары и нехватки кислорода, как будто для того, чтобы сбросить с себя одежду, нам нужен был повод, а не просто наше желание. С того момента, когда нам вдруг – и ему и мне – одновременно стало невыносимо жарко, и до этой минуты, когда мы лежим рядом, почти голые, прошли считанные секунды.
Движение его руки сделало молчаливое предложение моему платью расстаться с телом – я подняла руки вверх и выскользнула из него. Костя расстёгивал ремень брюк, пуговицы, одновременно пытаясь скинуть свои туфли. Наконец это ему удалось. Он взял мою руку и опустил вниз. Только прикоснувшись к нему слегка, одними пальчиками, я уже поняла, насколько он хорош. Упругий, горячий, нетерпеливый. А размер? Я могла бы ответить одной фразой – то, что надо! Ох, как же я хотела его сейчас!
Костя просунул руку между сиденьем и дверью – одна секунда, и спинка водительского кресла, заняв вертикальное положение, поехала вперёд, освобождая пространство для наших тел. Лихорадочно найдя рукой сумку, я достала презерватив, зубами раскрыв упаковку, и его кольцо, обхватив головку члена, скользнуло вниз. Мы были настолько возбуждены, настолько желали этой встречи, что я даже не поняла, как оказалась под ним. Я лежала на спине на заднем сиденье, одной ногой упершись в дверь, – при этом нечаянно нажав на кнопку стеклоподъёмника, отчего окно опустилось, впустив дополнительную порцию свежего воздуха, а второй – в спинку пассажирского кресла, широко расставив ноги, руками обхватив Костю за шею.
Говорят, плохому танцору…Костя был великолепный танцор, ему ничего не мешало и всё было удобно. Иногда он задирал мои ноги кверху так, что они торчали босыми пятками из люка, а между ними вздрагивающая от сильных, резких толчков макушка его головы. В небольшом, почти замкнутом пространстве носился, сводя с ума, запах наших горячих тел, страсти, пота, перемешиваясь с запахом кожи обивки салона, рождая неповторимый букет ароматов. Костя сел на сиденье, сомкнув свои колени. Я стояла спиной к нему, широко расставив ноги, вцепившись руками в край открытого люка. Прогнув спину, стала медленно садиться, пока не почувствовала, как его член входит в меня. Охнув от глубокого сладкого проникновения, я секунду сидела не двигаясь, наслаждаясь удовольствием. Затем, не отпуская спасательный проём люка, начала двигаться, словно танцуя восточный танец – мои бёдра делали круговые движения, я то привставала, то садилась, продолжая двигаться вперёд и назад, не отрывая ягодиц. Его ладонь нежно гладила, лаская мой живот, потом скользнула вниз, стимулируя клитор. Никогда бы не подумала, что заднее сиденье авто может оказаться огромной кроватью, дарящей столько возможностей и разнообразия. Но если вы страстно желаете друг друга, а твой партнёр опытен, чувствителен и сексуален, то это – реальность, которую я в тот момент испытывала в полном объёме.
– Я хочу взять тебя сзади, – прошептал он на ухо.
Спинка сиденья была откинута назад, но не настолько, чтобы на неё можно было лечь животом, поэтому я полулежала, смотря в заднее стекло автомобиля, прогнув спину и выставив попку. Костя не лёг на меня, а, встав на колени и упершись локтями в сиденье, словно накрыл меня своим телом, целуя или нежно кусая мою шею сзади, двигался всё быстрее и быстрее. Я чувствовала, как его член становится твёрже, дыхание отрывистее и горячее…
В одну секунду всё изменилось – дыхание словно прервалось, движения остановились, и мощная волна оргазма накрыла его, сотрясая всё тело. С силой сжав мои плечи, он сделал ещё один, последний толчок, чтобы остановиться в изнеможении от нашей бурной страсти… Но именно это движение, этот последний на излёте его оргазма толчок зажёг новый, такой же яркий, сильный, всепоглощающий. Только он принадлежал уже мне, всему моему телу, идя горячей волной от самых кончиков моих пальцев до плотно сжатых губ, боящихся выпустить моё бешено колотившееся сердце или крик.
Свет фар вспыхнул в начале автостоянки, и красная спортивная «Ауди», визжа резиной, эхом, разносившимся по полупустой парковке, миновав нашу машину, ушла влево, небрежно остановившись, заняв по диагонали два свободных места. Дверца водителя распахнулась, и на бетонный пол, покрытый специальным составом, делающий его похожим на стекло, опустились туфли, видимо, подобранные под цвет автомобиля, затем красное пятно дамской сумочки, а затем показалась и сама блондинка. Почему-то в тот момент, когда красная «Ауди» лихо остановилась чуть ли не поперек автостоянки, я уже знала, сейчас из неё выйдет блондинка. Блондинка шла, эмоционально разговаривая по телефону. Её путь – к лифту, который поднимет её в «Облака», – а то, что она направляется в ночной клуб, не было сомнений – лежал мимо нашей машины, где за тонированным стеклом переводили дух наши разгоряченные тела. Люк машины был по-прежнему открыт, и нам показалось, что она, услышав наши дыхания, остановилась, вглядываясь в темноту заднего стекла.
– Ох-ре-нееееть, – протяжно произнесла она в трубку, чуть сощурив глаза. – Просто пипец. Вот урод!
Она сделала шажок назад, чуть склонив голову набок, внимательно вглядываясь в стекло машины, затем вновь приблизилась, словно разглядывая нас и не веря своим глазам. Мне показалось, что ещё секунду – и шпилька её красных туфель пройдётся пулемётной очередью, делая решето из стекла. Затаив дыхание, я ждала развязки, да и Костя, видимо, зная свой косяк (его же подружка, не моя), лежал на мне сверху, боясь пошевелиться.
– Я этому козлу поверила, – почти срываясь на истерику, вопила блондинка, запустив пальцы в свои волосы. – На хрен вообще спрашивать, как тебя подстричь, если все равно обкромсает по-своему! Мастер, стилист, мать его, называется! Подстриг, как лохушку!
Возможно, бликующее от света ламп стекло не давало ей возможности видеть нас, но сделав шаг вперёд, чтобы поправить свою прическу, она, оказалась очень близко. Наши взгляды встретились. Мы увидели её округлившиеся глаза и открытый рот, она – две взлохмаченные в беспорядке головы, нависшие одна над другой, с горящими от прилива чувств и эмоций глазами. Через секунду стук её каблуков стих, и я совсем не уверена в том, что ей понадобился лифт, чтобы подняться в «Облака». Мы пытались зажать свои рты ладонями, но смех всё равно прорывался сквозь них, выскакивал через люк, разбегаясь по парковке. Комичность ситуации усугублялась тем, что Костя был ещё на мне и во мне и хохотал, зажимая свой рот. Представив картину со стороны, я начинала смеяться с новой силой. Действительно – и смех, и грех!
Достав из сумочки гигиенические салфетки, я потянулась за трусиками, по-прежнему болтающимися на руле. Увидев такую картину, Костя замер, перестав натягивать брюки, сидя на заднем сидении. Взяв меня за бедра, он потянул к себе, усаживая рядом. Наши губы, наши руки уже успели соскучиться, не успев расстаться. Он стал меня целовать, глядя в глаза, в которых я увидела начинающий вспыхивать с новой силой огонёк желаний. Я отвечала на поцелуи и тихо шептала:
– Всё, милый, я еду домой, мы вымотаны, хочется скорее уже добраться до ванной.
– Так вот она, через дорогу, – улыбаясь, оживился он. – Ну, Кать, едем ко мне, – продолжал настаивать он, – прямо сейчас, а? Оставим твою машину здесь – и ко мне, а завтра заедем за ней, ты же выходная?
Я улыбнулась ему ласковой тёплой улыбкой, нежно коснулась губами уголка его губ:
– Нет, Костя не сегодня. Мы же договаривались – сегодня я домой. Сейчас же праздничные выходные, давай как-нибудь встретимся, можем днём или вечером.
– Слушай, – оживился Костя, – а хочешь на 9 мая салют посмотреть? Можем сесть где-нибудь на террасе ресторана, здесь же, во «Временах года», ну или у меня, потрясающий вид, вся Поклонка как на ладони – ни толкотни, ни давки, никакого столпотворения.
– Может быть, может быть, – улыбнулась я в ответ, чмокнув в щёку, надела туфли, натянула на себя трусики и, распахнув дверь, вышла из машины.
С одной стороны Костиной машины белые полоски, словно клавиши рояля, делившие бетонный пол, определяя места для автомобилей, были пусты. С другой стороны припаркованный автомобиль отделял нас от стены, которой заканчивалась парковка. И хотя кроме нас на стоянке не было ни одной живой души, всё же поправлять прическу, как-то пытаться привести в божеский вид смятое платье, подтянуть трусики я пошла в ту тихую полоску между автомобилями, где меня не сможет заметить вдруг въехавшая на парковку машина. Только цоканье моих каблуков нарушало тишину, о которой обычно говорят «тихо как в могиле». Мысленно произнеся это слово, я поняла – зря. Накаркала. В машине, припаркованной рядом, на откинутом назад водительском кресле лежал труп. Неоновые лампы лили свой матовый свет на его лицо, отчего оно было бледно-мертвецким. От испуга и неожиданности я чуть не описалась на месте.
– Костя, – вымолвила я ледяным от страха голосом, – тут труп.
– Где? Какой ещё труп? – выскочил из машины Костя в распахнутой рубашке, придерживая незастёгнутые брюки.
– Там, – зажмурив от страха глаза, тыкнула я пальцем, указывая на открытое окно машины.
В следующую секунду я онемела от страха, вцепившись в Костю. Труп, как в фильме «Восставшие из ада», не открывая глаз, вытянув вперёд руки, стал медленно подниматься. Затем его глаза открылись, взгляд был устремлён перед собой. Заведя машину, труп тронулся с места и медленно поехал к выходу.
Я присела, от стыда, перемешенного со смехом, обхватив голову руками:
– Вот я дура! Как мне в голову могло такое прийти? Ну, а что, – пыталась оправдаться я, – увидела его, а он лежит, точно как покойник, бледный и не дышит.
– Будешь тут бледным, насмотревшись такого, – смеялся Костя. – С другой стороны, всё веселее, чем тупо лежать, ожидая босса. Сразу три жанра – тут тебе и порно, и комедия, и трагедия.
– Трагедия? – спросила я, не вставая с корточек.
– А как это можно назвать? Мужика живьём похоронила! Ты думаешь, он должен от этого смеяться? Зато посмотрел всё бесплатно, лёжа как в VIP-ложе. Ты долго теперь будешь сидеть? Иди ко мне, – сказал Костя и протянул руки.
Мы стояли молча, прижавшись друг к другу, моя голова лежала на его плече, а взгляд устремлён в потолок.
– Нет, это когда-нибудь закончится? – заныла я. – Сегодня что, ночь сюрпризов?
– Ты о чём? – непонимающе спросил Костя, крутя по сторонам головой.
– А как ты думаешь, что это? – спросила я, показывая на объектив видеонаблюдения, установленного под потолком, чуть в стороне от нашей машины.
– Я думаю, – скрестив руки на груди, сказал Костя, – кто-то сейчас смотрит в монитор, откинувшись в кресле, попивая крепкий кофе. А ты что думаешь?
– А я думаю, он дрочит, – сказала я, показав язык монитору.
– Не, я так не думаю, – замотал головой Костя.
– Почему это? Вроде ночь, тишина, думаю, мы засветились по-полной, уверена, он мог приблизить всё, взять крупным планом. Думаешь, это не возбудит?
– Думаю, не только возбудит, а даже перевозбудит! Но мне кажется, – Костя на мгновение замолчал, – на рабочем месте им запрещено этим заниматься.
– Да, ты прав, я даже уверена, что в контракте на работу после пункта «Быть бдительным, пресекать попытки проникновения на охраняемую территорию» ну и так далее идёт пункт «Не дрочить».
Помахав на прощание в камеру, мы рассмеялись, сели в машину и, спустившись на два этажа ниже, остановились возле моей.
– Кать, езжай первой, выедешь за шлагбаум остановись на минутку, произнёс Костя, целуя меня. Миновав шлагбаум, мы выехали на Кутузовский и остановились. Костя вышел из своего «Кайена» и, подойдя к открытому окну моей машины, нагнулся. Целуя меня и слегка мотая головой, так что его кончик носа касался моего уха, прошептал: «Ты – прелесть, обожаю тебя! Я завтра позвоню».
– Не раньше второй половины дня, – чмокнув его в губы, – хочу отоспаться, – сказала я, и, вывернув руль влево, тронулась с места.
Через секунду Костина машина догнала меня по почти полупустому проспекту. Развернувшись в обратном направлении, на пересечении Кутузовского и Рублёвки, мы некоторое время ехали рядом. Послав в открытое окно тысячу воздушных поцелуев, Костя «ушёл» вправо, к своей уже спящей высотке. А я в прекрасном настроении, врубив погромче музыку, помчалась по блестящему асфальту, по которому, видимо, совсем недавно прошлись поливочные машины. Но, как говорится, «недолго радовалась девица». От Триумфальной арки, словно вор из подворотни, выскочил он. Кто «он», думаю, не трудно догадаться. Он выскочил такой радостный, возбуждённый, как будто, это не я, а он полчаса назад занимался сексом. Я остановилась, по инерции проехав метров десять, не выходя из машины, открыла окно.
– Доброй ночи, гражданочка, куда это мы так спешим? – представившись, завёл он знакомую всем песню.
Он нагнулся к открытому окну, видимо, осматривая, кто ещё есть кроме меня в салоне, одновременно принюхиваясь. А вдруг, кроме как за превышение скорости, можно получить ещё и за употребление. «Славу богу, как в воду смотрела, и не стала пить вино», – пронеслось у меня в голове.
– Документики предъявите, пожалуйста.
Принципиально не даю взятки, бесит просто, выворачивает от всего этого – и от того, что даю, и от того, что они берут. Но если в самых крайних-крайних случаях всё же приходится совать, настроение на полдня испорчено. Сама нарушила. Не нарушай – не будет необходимости давать. «Или всё равно будет?» – бормотала я, про себя. С другой стороны, как должна ехать девушка после такого вечера по пустому ночному Кутузовскому проспекту? После вечера, наполненного столькими впечатлениями, неожиданными сюрпризами, головокружительным сексом – ползти как черепаха или желать поскорее принять ванну и рухнуть в свою постель? Всё это, конечно, веские аргументы, но ты уверена, что этому лейтенанту они тоже покажутся таковыми?
– Асфальт только что полили, тормозной путь увеличивается, а Вы превышаете скорость, – он показывал мне радар с красными цифрами «115».
Кать, оторви свою задницу, иди к нему в машину, пусть оформляет протокол, и пофигу, откуда ты летишь и то, что время четвёртый час ночи и ты уже засыпаешь за рулём. Задницу отрывать никак не хотелось, а вот спать – очень, видимо, это был как раз тот случай, когда дать придётся. Я стала доставать из сумочки права, искать где-то в бардачке страховку, незаметно сунув между ними тысячу.
– Машина новая, в общем-то, недешевая, а Вы так несётесь, – внимательно оглядывая мой «Мерседес», пел свою песню гаишник.
– Вот, пожалуйста, права, страховка, техосмотр на лобовом стекле. Только я как-то не поняла причинно-следственную связь между тем, что машина новая, недешёвая, и моим нарушением. Между маркой машины и суммой штрафа какая-то связь?
– А как же, – расплылся в широкой улыбке, гаишник. – Самая что ни на есть прямая.
Почти не взглянув на документы, он вернул их мне и как-то очень заботливо, даже по-отечески произнёс:
– Будьте повнимательнее на дороге, счастливого пути.
«Ну, вот, а говорят, нет честных и порядочных», – подумала я, улыбнувшись лейтенанту.
«Как?» Потрясённая, я разложила документы по прежним местам, не обнаружив между ними денег. Мои документы были не больше секунды в его руках, а его руки всего в полу метре от меня. «Как они это делают?»
– Можно вопрос?
– Да, конечно, – уже более официальным тоном ответил лейтенант.
– Скажите, а вы самоучка или вас этому в школе милиции учат? Лично я такое видела только в исполнении фокусника Амаяка Акопяна.
– Не по-ня-л? – озадаченно спросил он.
Я нажала кнопку подъёмника стекла и тронулась с места. Бросив машину у кинотеатра «Ударник», перебежала дорогу, и вот я уже под горячим душем. Нацепив халат, почти на ощупь, добрела до спальни и рухнула в кровать. «Надо отключить телефоны, – подумала я, – девчонки с утра вынесут мозг своими вопросами, не дав выспаться». О боже, оказывается мой мобильник был поставлен на беззвучный режим. Четыре пропущенных от Любани и на один больше от Кости. Несколько раз чмокнув экран телефона, я провалилась в сон.