Святые грехи

Глава 2

Тэсс шла по коридорам в сопровождении детективов. Временами до нее доносились чьи-то грубые голоса, открывались и захлопывались с глухим стуком двери. Не умолкая, трезвонили телефоны: казалось, будто трубки вообще не снимались с рычагов. Неустанно колотивший по окнам дождь создавал унылую атмосферу. Какой-то человек в комбинезоне намывал полы. В коридоре стоял тяжелый запах лизола и сырости.

Она и раньше бывала в полицейских участках, но впервые испытала чувство страха. Не обращая внимания на Бена, она обратилась к его напарнику:

— Вы работаете вдвоем?

Эд добродушно ухмыльнулся. Ему нравился голос Тэсс — низкий и прохладный, как шербет в жаркий воскресный полдень.

— Капитан считает, что за ним нужно постоянно следить.

— Похоже!

Бен круто свернул налево.

— Пожалуйста, сюда… доктор.

Девушка искоса взглянула на него и пошла в указанном направлении. От него пахло дождем и мылом. В инспекторской Тэсс увидела подростка в наручниках, которого вели двое мужчин. В углу сидела какая-то женщина, сжимавшая в руках стаканчик с кофе. Она беззвучно плакала. Из холла доносились возбужденные голоса.

— Добро пожаловать в реальный мир, — проговорил Бен, заглушая чьи-то ругательства.

Тэсс долго, оценивающе смотрела на него и про себя решила: вот дурак! Неужели он подумал, будто она ожидала, что ей предложат здесь чай с пирожными? Да по сравнению с тем, с чем она встречается в клинике раз в неделю, здесь вообще отдых на лужайке.

— Благодарю вас, детектив…

— Пэрис, — представился он. — Интересно, почему у него постоянное ощущение, будто она подсмеивается над ним, — Бен Пэрис, доктор Курт. А это мой напарник Эд Джексон… — Он достал сигарету и изучающе посмотрел на нее. В этой заплеванной инспекторской она смотрелась так же, как роза в куче мусора. Но это ее проблема. — Нам предстоит работать всем вместе.

— Вот и чудесно, — с улыбкой, приберегаемой обычно для назойливых продавцов в магазинах, Тэсс, как ветер, пролетела мимо него. Не дав ей постучать, Бен толкнул дверь кабинета Харриса.

— Капитан… — Бен подождал, пока Харрис отодвинет бумаги и поднимется со стула, — это доктор Курт.

Он не ожидал, что доктором будет женщина, да еще такая молодая. У Харриса в подчинении было много женщин-офицеров и не меньше новичков, поэтому он не позволил обнаружить свое удивление. Мэр не только рекомендовал этого врача, он настаивал, чтобы она подключилась к их работе. А он хоть и был занудой, но не был дураком, и ошибался редко.

— Доктор Курт! — Он протянул руку для пожатия, в которой утонула ее небольшая, податливая, но достаточно твердая ладонь. — Спасибо, что согласились помочь нам.

Она усомнилась в искренности сказанных слов, но это ей было знакомо — приходилось сталкиваться.

— Постараюсь быть полезной.

— Присаживайтесь, пожалуйста.

Тэсс начала было снимать пальто и тут же ощутила прикосновение посторонних рук. Обернувшись, она увидела Бена.

— Славное пальтецо, доктор. — Принимая пальто, он пробежал пальцами по подкладке. — Пятидесятиминутные сеансы дают неплохой доход, верно?

— Самые забавные пациенты — писающие в постель, — в тон ему ответила Тэсс и отвернулась.

— «Экий надутый индюк», — подумала девушка, садясь на стул.

— Доктору Курт, наверное, не повредит чашка кофе, — заметил Эд. Всегда готовый повеселиться, он подмигнул напарнику. — Она изрядно промокла, пока шла от машины.

Заметив в глазах Бена веселые искорки, Тэсс невольно улыбнулась в ответ.

— Кофе — это замечательно. Черного, пожалуйста.

Харрис посмотрел на полупустой кофейник на плите и взял трубку.

— Родерик, принеси кофе. Четыре… нет, три стакана, — он посмотрел на Эда.

— Если есть кипяток… — Эд достал из кармана пакетик травяного чая.

— И стакан кипятка, — добавил Харрис, слегка улыбнувшись, — да, для Джексона. Доктор Курт… — Харрис не знал, отчего ей так висело, но подозревал, что причина такого состояния — его парни. Итак, пора заняться делом. — Мы будем признательны за любую помощь. Можете рассчитывать на полное наше содействие, — произнося эти слова, Харрис многозначительно поглядел на Бена. — Вам уже сообщили, что нас интересует?

Тэсс вспомнила двухчасовую встречу с мэром и гору бумаг, которую ей пришлось взять с собой при выходе из его кабинета. «Сообщили», решила она, это не то слово.

— Да. Вас интересует психологический портрет убийцы, названного Священником. Вы хотели бы знать мнение специалиста о причине убийства именно таким способом. Вы хотите получить определенные данные на этого человека: его темперамент, мысли, чувства. Опираясь на существующие в моем распоряжении факты и те, которые вы мне еще предоставите, можно высказать определенное мнение… да, мнение, — подчеркнула она, — как, почему и кем является убийца в психологическом плане. Возможно, это в какой-то степени поможет вам найти его. Таким образом, чудес она не обещает. Поэтому Харрис почувствовал некоторое облегчение. Он заметил, что Бен неотрывно смотрит на девушку, машинально теребя при этом краешек ее пальто.

— Садитесь, Пэрис, — предложил он. — Значит, мэр уже сообщил вам кое-что? — обратился он опять к Тэсс.

— Да так, немного. Вчера вечером я уже начала заниматься этим делом.

— Возможно, эти отчеты вам пригодятся, — Харрис пододвинул к ней папку с бумагами.

— Спасибо. — Тэсс достала из сумочки очки в роговой оправе и открыла папку.

«Так вот какие они там, в психушке», — снова подумал Бен, искоса поглядывая на нее. Она была похожа на дирижера группы болельщиков университетской команды; она могла потягивать коньяк в «Мэйфлауэре». Трудно понять, почему он пришел к такому выводу, но что оба занятия ей подходили, сомнений не было. А вот в образ специалиста по душевным болезням она явно не вписывалась. В его представлении психиатры — люди высокие, тощие и бледные, с бесцветными холодными глазами, низкими холодными голосами и холодными руками.

Он вспомнил психиатра, наблюдавшего в течение трех лет его брата после возвращения из Вьетнама. На войну Джош уходил юным розовощеким идеалистом, а вернулся подавленным и агрессивным пессимистом. Психиатр помог ему. Так, во всяком случае, говорили все, даже сам Джош. До тех пор, пока он не воспользовался своим армейским револьвером и не положил всему конец. «Постстрессовый синдром» — так психиатр назвал его состояние. Тогда Бен понял, что ненавидит ярлыки.

Родерик принес кофе, стараясь не показывать, что ему неприятна роль мальчика на побегушках.

— Вызвал этого парня, как его, Дорса? — спросил Харрис.

— Как раз собирался.

— Ладно, утром, после летучки, Пэрис и Джек сон введут тебя с Лоуэнстайн и Бигсби в курс дела.

Отпустив его кивком, Харрис бросил в чашку три куска сахара. Эд, сидевший в другом конце комнаты, поморщился, словно от боли.

Тэсс взяла чашку, не поднимая головы, и пробормотала нечто вроде благодарности.

— Судя по всему, физическое развитие убийцы выше среднего, так?

Бен достал сигарету и задумчиво посмотрел на нее.

— Из чего это следует?

Привычным движением, перенятым у своего университетского профессора, Тэсс сдвинула очки на нос. Смысл этого движения — деморализовать оппонента.

— Помимо странгуляционной полосы, на телах жертв не было ни кровоподтеков, ни признаков насилия, ни следов борьбы. Одежда на них оставалась целой.

Отставив кофе, Бен затянулся.

— Все жертвы были миниатюрными. Самая крупная из них — Барбара Клейтон, а ведь в ней было всего пять футов четыре дюйма роста и сто двадцать фунтов веса.

— Страх и адреналин прибавляют силы, — добавила она. — Из ваших отчетов следует, что он заставал женщин врасплох, нападая сзади.

— Мы решили именно так, имея в виду расположенные на теле синяки и угол натяжения удавки.

— Ясно, ясно, — нетерпеливо проговорила Тэсс, водрузив очки на прежнее место. Деморализовать истукана — дело непростое. — Никому из жертв не удалось вцепиться ему в лицо, иначе под ногтями остались бы кожные волокна, верно? — Не давая ему ответить, девушка пристально посмотрела на Эда. — У него достало ума, чтобы избежать весомых улик. Каждое его нападение было заранее тщательно спланировано. В его поведении присутствуют элементы логики. Теперь об одежде жертв, — продолжала она, — была ли она помята, расстегнуты ли пуговицы, порвана ли по швам, сброшены ли туфли?

Эда восхитила точность заданных ею вопросов.

— Нет, мэм. Все трое были и остались полностью одетыми.

— А орудие убийства, то есть епитрахиль?

— Обернута вокруг груди.

— Псих-аккуратист, — вставил Бен. Тэсс вскинула брови.

— Быстро же вы ставите диагноз, детектив Пэрис. Только я назвала бы его иначе: не аккуратист, а благодетель.

Харрис поднял палец, упреждая тем самым возражения Бена:

— Какое же будет объяснение, доктор?

— Чтобы дать законченный портрет, капитан, мне нужно провести дополнительные исследования, но оценить в общем могу: несомненно, убийца человек глубоко религиозный, воспитанный в традиционной вере.

— Следовательно, вы считаете, что убийца — лицо духовного звания?

Она снова посмотрела на Бена.

— Возможно, он и был посвящен, а может, просто глубоко верующий человек или, скажем, богобоязненный. Епитрахиль — это символ и в его собственных глазах, и в наших, и даже в глазах жертв. Но она могла быть использована и как знак бунта против традиции, но утверждать этого нельзя, так как содержание записок исключает высказанное предположение. Поскольку все девушки примерно одного возраста, можно заключить, что они воплощали какой-то женский образ, сыгравший значительную роль в его жизни: мать, жена, возлюбленная, сестра… Словом, личность близкая или некогда близкая ему эмоционально. Видимо, она каким-то образом его предала. Несомненно, все связано с церковью.

— Грех? — Бен выпустил струю дыма. «Может, он и истукан, — подумала Тэсс, — но не дурак».

— Существуют разные определения греха, — спокойно продолжила Тэсс, — но в его глазах грех, возможно, сексуального характера.

Как его раздражает этот холодный, безразличный тон!

— То есть он наказывает эту личность, убивая других?

Она уловила в его голосе насмешку и захлопнула папку.

— Нет, он спасает их.

Бен снова открыл было рот, но тут же закрыл. Бред какой-то, дикий бред!

— Для меня это абсолютно ясно, — сказала Тэсс, поворачиваясь к Харрису, — именно это следует из всех трех записок. Убийца принял на себя роль спасителя. Причем следов жестокого насилия нет, поэтому, я считаю, наказывать он никого не собирался. Будь то месть, он проявил бы кровожадность, беспощадность, непременно захотел бы, чтобы жертвы узнали, поняли заранее, что их ожидает. А он убивал их настолько быстро, насколько возможно, затем приводил в порядок одежду, опоясывал епитрахилью, словно благословляя, и, наконец, оставлял записку, извещавшую об их спасении.

Она сняла очки и повертела ими в руках.

— Он не насилует их. Скорее всего он импотент, но что самое важное — в его глазах сексуальное насилие — грех. Возможно, даже вероятно, он испытывает некоторое сексуальное наслаждение от убийства. Но прежде всего это, конечно, акт духовного освобождения.

— Религиозный фанатик, — задумчиво проговорил Харрис.

— По сути, да, — ответила Тэсс, — хотя в повседневной жизни он скорее всего нормальный человек. Между убийствами проходят недели, из чего следует, что он себя предельно контролирует. Возможно, убийца работает, встречается с людьми, ходит в церковь.

— В церковь… — повторил за ней Бен, поднялся и подошел к окну.

— Да-да, и не от случая к случаю, а регулярно. Церковь — его пунктик. Если этот человек и не священник, то в акте убийства, как он считает, осуществляются некоторые его функции. В своих собственных глазах он священнодействует.

— Отпущение грехов, — пробормотал Бен, вспомнив последние слова записок.

Тэсс удивленно прищурилась.

— Совершенно верно.

Церковные обряды для Эда были малознакомы, поэтому он перевел разговор:

— Шизофреник?

Тэсс наморщила лоб и отрицательно покачала головой.

— Шизофрения, маниакально-депрессивный психоз, раздвоение личности… Вы слишком легко жонглируете этими ярлыками, общими определениями.

Тэсс не заметила, что Бен обернулся и внимательно посмотрел на нее. Она сунула очки в очешник и бросила его сумку.

— Любое психическое отклонение сугубо индивидуально. Поэтому личную проблему такого рода можно понять и решить, только зная ее динамические источники.

— Я тоже предпочитаю конкретику, — вставил свое слово Харрис, — а в данном случае тем более, принимая во внимание, что за поимку преступника назначена премия. Итак, мы имеем дело с психопатом?

Выражение лица Тэсс слегка изменилось. «От нетерпения», — предположил Бен, заметив появившуюся между бровей едва заметную морщинку и слегка искривленные губы.

— Ну что ж, если вам необходимо общее определение, «психопатия» подходит. Под этим термином подразумевается умственное расстройство.

Эд почесал бороду.

— Короче, он сумасшедший.

— Сумасшествие — юридический термин, детектив, — поправила его Тэсс почти официальным тоном. Она взяла папку и поднялась со стула. — У этого термина появится значение, когда убийца будет пойман и предстанет перед судом. Его портрет постараюсь представить вам как можно скорее, капитан. Неплохо было бы самой прочитать записки, оставленные на трупах, а также осмотреть орудие убийства.

Следом за ней поднялся Харрис. Он был явно недоволен, ожидал большего. Глупо, конечно, но он рассчитывал, что все будет разложено по полочкам и концы сойдутся сами собой.

— Детектив Пэрис проследит, чтобы вы получили все необходимое. Благодарю вас, доктор Курт.

Она протянула ему руку.

— Пока меня благодарить не за что. Детектив Пэрис?

— К вашим услугам, — коротко кивнув, он повел ее к выходу.

По пути к выходу из здания они расписались в регистрационной книге за полученные на руки вещественные доказательства. В течение этого времени Бен не произнес ни слова. Тэсс тоже молчала, сосредоточенно вчитываясь в записки, вглядываясь в аккуратно, четко напечатанные буквы. Отличий, собственно, никаких, словно сделано под копирку. Когда писались эти записки, размышляла Тэсс, автор не был ни в состоянии гнева, ни в состоянии отчаяния. Он и сам стремился к покою и в соответствии со своими извращенными представлениями хотел дать его другим.

— Белый цвет — цвет чистоты, — проговорила она, глядя на епитрахили. «Очевидно, это символ, — подумала Тэсс. — Но символ чего?» Она оторвала взгляд от записок, от чтения которых ей становилось еще больше не по себе, чем от орудия убийства. — Похоже, этот человек чувствует себя миссионером.

Бен вспомнил, как его тошнило при одном только виде очередной жертвы, но сейчас голос его прозвучал ровно и беспристрастно:

— Вы так уверены в себе, доктор…

— В самом деле?

Девушка обернулась, глянула на него, задумалась на секунду и неожиданно спросила:

— Когда заканчивается ваша смена, детектив?

— Десять минут назад, — ответил он, непроизвольно дернув головой.

— Прекрасно. — Она надела пальто. — Вы не хотите меня угостить чем-нибудь? Заодно рассказать, что вас не устраивает в моей профессии и во мне лично. Обещаю, никакого психоанализа не будет.

Что-то в ней не давало ему покоя: то ли спокойные, изящные манеры, то ли сильный, уверенный голос. А может, все дело в этих больших, добрых глазах? Впрочем, время подумать еще будет.

— А как насчет гонорара?

Она рассмеялась и сунула шляпу в карман.

— Ладно, там будет видно!

— Сейчас, только надену пальто. Возвращаясь в инспекторскую, каждый из них думал об одном и том же: почему она собирается провести вечер, или по крайней мере часть вечера, с тем, кому столь очевидно не нравится он (она) сам (сама) и его (ее) дело. В то же время каждый из них хотел взять верх, не откладывая в долгий ящик. Бен схватил пальто и нацарапал что-то в книге, напоминавшей своим видом гроссбух.

— Чарли, передай Эду, что нам с доктором Курт нужно кое-что обсудить.

— А отчет об изъятии ты составил?

Прячась за Тэсс, как за щит, Бен двинулся к двери.

— Отчет?

— Черт возьми, Бен…

— Завтра, в трех экземплярах. — Стараясь не слышать дальнейшего, он поспешил к выходу.

— Что, не любите бумажную работу? — спросила Тэсс.

Бен толкнул дверь. Ливень перешел в мелкий моросящий дождь.

— Да, не самая приятная часть работы.

— А какая самая?

Ведя Тэсс к машине, он загадочно посмотрел на нее:

— Ловить плохих парней.

Как ни странно, она ему поверила.

Через десять минут они входили в тускло освещенный бар, где оркестр заменяли музыкальные автоматы, а спиртное не разбавляли водой. Не самое роскошное заведение в Вашингтоне, но и не самое противное. Тэсс показалось, что завсегдатаи здесь знают друг друга по именам, а новички осваиваются постепенно. Бен небрежно кивнул бармену, буркнул что-то официантке и повел спутницу к свободному столику в дальнем углу. Музыка сюда почти не доносилась, света было мало. Столик постоянно покачивался, так как одна ножка была короче других.

Едва усевшись, Бен сразу почувствовал облегчение — здесь он был на своей территории, чувствовал себя свободно.

— Что будете пить? — Он предположил, что будет заказано какое-нибудь изысканное белое вино с французским названием, но услышал:

— Виски. Неразбавленное.

— Мне «Столичную», — бросил он официантке, продолжая разглядывать Тэсс, — со льдом.

Он ждал. Молчание затянулось. Десять, двадцать секунд… Может, выбросить ей спасательный круг?

— У вас потрясающие глаза!

Она улыбнулась и с удовольствием откинулась на спинку стула.

— Честно говоря, я ждала чего-нибудь пооригинальнее.

— Эд в восторге от ваших ножек…

— Как это ему удалось разглядеть их с высоты своего роста. Он не похож на вас, — отметила она, мне кажется, вы хорошо дополняете друг Друга. Ладно, детектив Пэрис, оставим это. Так что же вам не нравится в моей профессии?

— А почему вас это интересует?

Принесли напитки. Она отпила немного. По телу потекло тепло, достигая самых отдаленных мест, куда не добрался кофе.

— Просто любопытно. Такая уж у меня профессия! В конце концов и мы, и вы ищем ответы, разгадываем загадки.

— Вам кажется, у нас похожая работа? — Он невольно усмехнулся. — Легавые и психушники…

— Возможно, ваша работа кажется мне такой же противной, как и моя вам, — кротко сказала она, — но они обе необходимы и будут существовать до тех пор, пока в поведении некоторых индивидуумов не исчезнут отклонения от общественных норм.

— Я не люблю норм. — Он поболтал водку в бокале. — И не слишком доверяю тем, кто, сидя за столом, залезает людям в мозги, а потом подгоняет их личность под разные рубрики.

— Ага… — Она сделала еще один глоток. Заиграла томная музыка, что-то в стиле Лайонела Ричи. — Стало быть, по-вашему, этим занимаются психиатры?

— Вот именно.

Она согласно кивнула.

— Однако и в вашем деле приходится мириться с необходимостью быть слепо приверженным к порядку.

В его глазах зажглась и тут же погасла опасная искорка.

— Очко в вашу пользу, доктор.

Она слегка постучала пальцами по столу, выдав при этом свои чувства. «У него удивительная способность всегда сохранять спокойствие», — отметила Тэсс еще в кабинете у Харриса. Однако она чувствовала, что ему не по себе. Его выдержкой можно было только восхищаться.

— Спасибо, детектив Пэрис, но почему бы вам не взять реванш?

Повертев в руках бокал, Бен так и не отпил из него.

— Ну что ж, попытаюсь. Мне кажется, что вы роетесь в грязном белье нервных домохозяек и скучающих служащих. Все свои наблюдения сводите к сексу или ненависти к собственной матери. Отвечаете вопросом на вопрос, оставаясь при этом равнодушной. Проходит пятьдесят минут — и все заканчивается. Раздается звонок — входит следую щий пациент. И вы не замечаете тех, кому действительно нужна помощь, кому по-настоящему плохо. Просто наклеиваете ярлык. Заносите в историю болезни и продвигаетесь дальше.

Чувствуя в его злости какую-то боль, она немного помолчала.

— Наверное, вам круто пришлось, — негромко проговорила она, — очень жаль.

Он недовольно заерзал.

— Мы ведь договорились — никакого психоанализа, — напомнил Пэрис.

«Да, круто», — снова подумала она. Но Бен не из тех, кто нуждается в сочувствии.

— Хорошо, зайдем с другой стороны. Детектив занимается расследованием убийств. Мне представляется, что вы целыми днями болтаетесь по улицам, поигрывая пистолетом. Утром вы увертываетесь от выстрелов, днем орудуете наручниками, затем объясняете подозреваемому его права и обязанности и тащите на допрос. В общем, похоже?

Он невольно улыбнулся.

— А вы умница!..

— Да, мне это говорили.

Он не судил безоговорочно о людях, которых не знал. Присущее ему чувство справедливости боролось в нем с застарелыми, вросшими в его плоть предрассудками. Он попросил официантку принести еще виски.

— Как вас зовут? Мне надоело да и неудобно называть вас «доктор Курт».

— Вас зовут Бен, — она улыбнулась, заставив его вновь остановить взгляд на ее губах, — а меня Тереза.

— Не пойдет. — Он покачал головой. — Не так вас называют, Тереза — слишком обыденно. Терри? Нет, это вульгарно.

Она слегка наклонилась вперед и положила подбородок на согнутые в локтях руки.

— Да, видно, вы и правда неплохой детектив. Меня зовут Тэсс.

— Тэсс, — медленно, будто пробуя на вкус, он повторил ее имя, — прекрасно. Скажите мне, Тэсс, почему вы выбрали психиатрию?

Тэсс посмотрела на него внимательно. Ей нравилась его непринужденная манера сидеть на стуле: не вяло, не развалившись, а спокойно и раскованно. Она даже позавидовала ему.

— Из любопытства, — еще раз повторила она. — Сознание человека — кладезь неразрешенных вопросов. И мне захотелось найти ответы на них. Если найдешь — сможешь помочь хотя бы в некоторых случаях: излечить мозг, облегчить страдания сердца.

Это задело его. Слишком уж все просто!

«Облегчить страдания сердца», — повторил он про себя, вспомнив брата. Страданий сердца Джоша никто облегчить не смог.

— Думаете, если удалось излечить, то удастся и облегчить?

— Да, одно неотделимо от другого. — Тэсс посмотрела мимо него, на обнимающуюся парочку, которая, весело смеясь, потягивала пиво.

— А я думал, вам платят только за то, что вы заглядываете в человеческие мозги.

Тэсс взглянула на него:

…Она больна не телом, но душою…

А ты возьми да вылечи ее. Придумай,

как исцелить недужное сознанье,

как выполоть из памяти печаль,

как письмена тоски стереть в мозгу и снадобьем

ей дать забвенье, сняв с ее груди

отягощенной тяжесть, налегшую на сердце…

Он поднял голову, отставил бокал и прислушался. Она говорила не громче обычного, но он не слышал ни музыкального автомата, ни звона посуды, ни смеха. Он наслаждался музыкой стихов!..

— «Макбет». — Увидев, что Тэсс улыбается, он пожал плечами и проговорил: — Легавые тоже время от времени читают.

Тэсс подняла бокал, что можно было истолковать как приглашение к тосту:

— Возможно, нам обоим следует по-новому взглянуть друг на друга.

Дождь продолжал моросить, когда они возвращались на стоянку возле управления. В такую погоду темнеет особенно быстро. От уличных фонарей на асфальте вымокших тротуаров блестели лужи, вокруг не было ни души — Вашингтон рано ложится спать. Только сейчас Тэсс решилась задать Бену вопрос:

— А почему вы пошли в полицию?

— Я же говорил, что люблю ловить плохих парней.

«В этом есть доля правды, — подумала она, — но это не все».

— Вы в детстве играли в сыщиков, после чего решили растянуть эту игру на всю жизнь?

— Нет, в детстве я любил играть в доктора. — Он подъехал к ее машине и остановился. — От этого умнеешь.

— Не сомневаюсь. Что же заставило вас вы брать государственную службу?

Можно было бы что-то придумать, уйти от ответа. Многим женщинам он нравится тем, что умеет делать и то и другое с обезоруживающей улыбкой. Но сейчас ему захотелось рассказать правду.

— Теперь, кажется, моя очередь цитировать: «Закон, не подкрепленный рукой человеческой и мечом, — всего лишь слова и бумага». — Слегка улыбнувшись, он повернулся к ней и встретился с ее пристальным взглядом. — «Слова и бумага» — не для меня.

— Стало быть, меч?

— Вот-вот. — Он наклонился и открыл дверцу. Их тела соприкоснулись, но они словно не обратили на это внимания. — Я верю в справедливость, Тэсс, а справедливость во сто крат важнее, чем слова на бумаге.

Какое-то время она молча обдумывала услышанное. «В нем есть какая-то ожесточенность», — подумала Тэсс. Он ее тщательно скрывает и не дает ей вырваться наружу. Может быть, слово «ожесточенность» и затасканное, но именно оно определяет его состояние. Ему, несомненно, приходилось убивать, против чего восставало все ее существо как следствие полученного ею воспитания. Он отнимал жизнь у других, рисковал своей, однако верит в закон, порядок и справедливость, а также — в меч.

Не такой уж он простой, каким показался вначале. Немало узнала она за сегодняшний вечер. «Пожалуй, больше, чем достаточно», — решила Тэсс и опустила ногу на тротуар.

— Ну что ж, спасибо за угощение, детектив. Бен уже вышел и поддержал ее под локоть.

— А что, зонтика у вас нет?

Роясь в сумочке в поисках ключей, она слегка улыбнулась ему.

— Не имею привычки брать с собой зонт, когда идет дождь.

Засунув руки в карманы, Бен пошел за ней. Он не мог назвать причину, но ему не хотелось, чтобы она вот так просто ушла.

— Интересно, что может извлечь из всего этого специалист по человеческим мозгам?

— А где вы видите такого специалиста? Спокойной ночи, Бек.

Ему было ясно, что она вовсе не зануда-профессорша, за какую он ее принял поначалу. Тэсс уже сидела в своей машине, а Бен все еще держал дверцу открытой.

— Тэсс, один из моих приятелей работает в Кеннеди-центре. Завтра там дают пьесу Ноэла Каварда. У меня есть билеты на спектакль. Не хотите ли?..

Она уже готова была вежливо, под каким-нибудь предлогом отказаться, поскольку, подумала она, «лед и пламень» так же, как «дело и развлечения», несовместимы.

— Хочу, — неожиданно для себя согласилась Тэсс.

Не зная, как прореагировать на ее согласие — радоваться или огорчаться, он просто кивнул.

— Я заеду за вами в семь.

Он захлопнул дверцу. Она немедленно опустила окно.

— Вы не хотите узнать мой адрес?

Бен лукаво подмигнул, что ей явно не понравилось.

— Я же детектив… — Он зашагал к своей машине, а Тэсс в это же время едва сдерживала смех.

К десяти дождь прекратился, небо просветлело. Поглощенная составлением портрета преступника, Тэсс не заметила, как на небе появилась луна. Заскочить по пути в китайский ресторанчик она забыла, а ужин, состоящий из сандвича с ростбифом, остался недоеденным.

Странно. Она еще раз перечитала отчеты. Странно и страшно… По какому принципу он выбирает свои жертвы? Все блондинки, всем под тридцать, все недотягивают до среднего телосложения. Кого же они символизируют в его глазах и почему?

Он выслеживает их, преследует? Или действует наугад? Может, одинаковый цвет волос и телосложение — просто совпадение? Может быть, любая женщина, оказавшись ночью на улице в одиночестве, может окончить свою жизнь таким «спасением»?

Нет. Тут налицо система, это точно. Жертвы он выбирает по внешнему виду, затем прослеживает их маршруты. Три убийства — и ни одной промашки. Он, несомненно, психически болен, но в методичности ему не откажешь.

Блондинки под тридцать, миниатюрные… Она поймала себя на том, что всматривается в собственное неясное отражение в окне. Уж не о ней ли все это?

От стука в дверь она вздрогнула и тут же выругалась, обозвав себя дурой.

С тех пор как принялась за работу, она впервые посмотрела на часы. Оказывается, проработала три часа. Еще пару часов, и, возможно, ей будет что сказать капитану Харрису. Кто бы он ни был, но его нужно скорее задержать.

Сняв очки, она пошла открывать.

— Дедушка! — обрадовалась она, и раздражение мигом улетучилось. Она встала на цыпочки и с удовольствием — он сам учил ее все делать с удовольствием — поцеловала деда. У него была осанка полководца, от него пахло мятной жвачкой, мужским одеколоном. — Что-то ты поздновато.

— Поздновато? — переспросил он громовым голосом. Дед всегда и везде так разговаривал: на кухне, где жарил свежую рыбу, на трибуне стадиона, где болел и за ту и за другую команду, в сенате, где заседал уже двадцать пять лет. — Да ведь сейчас только начало одиннадцатого, а до ночного колпака и теплого молочка мне еще далеко, малышка. Дай-ка мне чего-нибудь выпить.

Он вошел в прихожую и стягивал пальто со своего могучего торса — торса футболиста. «А ведь ему семьдесят два», — подумала Тэсс, глядя на растрепанную гриву седых волос и гладкое лицо. Семьдесят два, а выглядит значительно моложе, бодрее ее нынешнего поклонника. К тому же с ним намного интереснее. Возможно, оттого она и оставалась одинокой, что слишком высокие требования предъявляла мужчинам. Впрочем, это ее вполне устраивало. Она налила ему виски.

Он посмотрел на стол, заваленный бумагами, папками, блокнотами. «Вот она, моя Тэсс, — подумал дед, принимая стакан. — В лепешку разобьется, а дело сделает». Тут же лежал недоеденный сандвич. В этом тоже его Тэсс.

— Ну, — он сделал глоток, — что ты скажешь об этом маньяке, который свалился на нашу голову?

— Сенатор, — усевшись на ручку кресла, Тэсс заговорила с ним официальным тоном, на какой только была способна, — вы же знаете, что о подобных делах я с вами говорить не могу.

— Чушь. Разве не я посодействовал тебе в этой работе?

— За которую не могу вас поблагодарить.

Он глянул на нее своим знаменитым стальным взглядом, от которого, если верить молве, цепенели видавшие виды политические зубры.

— Я все равно все узнаю от мэра…

Тэсс, однако, не оцепенела, а, напротив, одарила деда обольстительнейшей улыбкой.

— Вот-вот, от него и узнавай.

— Чертова этика, — пробормотал он.

— Ты ведь сам учил меня этому.

Он опять что-то пробурчал, довольный своей внучкой.

— А капитан Харрис? Что скажешь о нем?

— Дело свое знает, собой хорошо владеет. Он очень расстроен, ужасно сердит, так как на него сильно давят. Но держит себя в руках. Наружу ничего не выпускает.

— А как оперативники, которые ведут дело?

— Их зовут Пэрис и Джексон. — Она провела по небу кончиком языка. — Необычная команда, показалось мне, но именно команда. Джексон — настоящий человек-гора. Он, правда, задает стандартные вопросы, но умеет хорошо слушать. Похоже, привык все делать размеренно, по порядку.

— Пэрис… — Почувствовав некоторую неуверенность, Тэсс запнулась. — Какой-то он дерганый. Думаю, он подвержен быстрой смене настроений. Умен, но больше полагается на интуицию, чем на логику. Или, скажем, на чувство. — Тэсс подумала о «справедливости» и «мече».

— А какие они профессионалы?

— Мне трудно об этом судить. Я их, можно сказать, не знаю. Если довериться первому впечатлению, оба очень преданы работе. Но это, повторяю, только впечатление.

— Мэр по-настоящему верит в них, — он залпом допил виски, — ив тебя тоже.

Тэсс пристально посмотрела на деда, но теперь уже жестким взглядом.

— Не знаю, может, я и не имею права об этом говорить, но разыскиваемому человеку очень плохо, дедушка. И Он опасен. Может, мне и удастся создать картину его сознания, набросать нечто вроде эмоциональной схемы, но ведь само собой ничего не изменится, этим его не остановишь. Все это запоминает игру в угадайку. — Она встала и сунула руки в карманы. — Всего лишь игру в угадайку.

Он подпер рукой подбородок.

— Это ведь не твой пациент, Тэсс.

— Верно, но теперь это и меня касается. — Увидев сурово сдвинутые брови деда, Тэсс изменила тон: — Да не волнуйся, я не стану принимать все близко к сердцу.

— Примерно то же ты мне говорила, когда в доме появился ящик с котятами. В конце концов это стоило мне дороже хорошего костюма.

Она снова поцеловала его в щеку и подала пальто.

— А разве потом ты их не полюбил? Всех вместе и каждого в отдельности? Ладно, мне нужно работать.

— Гонишь?

— Просто помогаю надеть пальто, — поправила она деда. — Спокойной ночи, дедушка.

— Будь умницей, малышка!

«Эти слова он повторяет с тех пор, как мне исполнилось пять лет», — подумала Тэсс, закрывая за ним дверь.

В церкви было темно и пусто, но с замком он справился сразу. При этом не почувствовал, будто совершил грех: на дверях храма не должно быть замков. Обитель Господа должна быть всегда открыта для всех: для тех, кто в беде, для тех, кто в Нем нуждается, для тех, кто в Него верит.

Он зажег четыре свечи — по одной за каждую из женщин, которых спас, и одну — за ту, которую не смог спасти.

Опустившись на колени, он принялся молиться, молиться истово.

Размышляя о своей миссии, временами он начинал сомневаться. Жизнь — священный дар. Он взял три человеческие жизни и знал, что мир считает его монстром.

Если бы люди, с которыми он сталкивается, знали, что движет им, они наверняка подвергли бы его остракизму, возненавидели, посадили в тюрьму. А может… пожалели бы…

Но плоть бренна. А жизнь священна только потому, что существует душа. Вот их-то он и спасает, эти души. И должен спасать их далее, пока не сравняется счет. Сомнение само по себе есть грех.

Если бы можно было с кем-нибудь поговорить! Если бы кто-то смог понять его, дать покой его душе… Чувство страшной безысходности сковало его. Достаточно сдаться — и наступит облегчение. Но нет такого человека, кому он смог бы довериться. Не с кем разделить это бремя. Когда Голос безмолвствует, он пребывает в одиночестве.

Он потерял Лауру. Она ушла и взяла с собой частицу его самого, лучшую частицу. Порой, когда было темно и тихо, он видел ее. Она больше не смеялась. Лицо его стало бледным и искаженным от боли. Сколько ни зажигай свечей в пустых церквах, — эту боль, или, вернее, грех, не унять.

Сейчас она во тьме, ждет. И только когда его миссия будет завершена, будет свободной.

Запах поминальных свечей, тишина церкви, тени статуй — все это немного успокоило его. Здесь он может обрести надежду и место, где преклонить колени. Его всегда воодушевляли религиозная символика и ощущение края, границы.

Почти пригнувшись головой к скамье, он стал молиться еще истовее. Как его учили, он молился о милосердии Господнем в испытаниях, которые были еще впереди.

Свечи отбрасывали колеблющиеся тени на его белый воротник. Он поднялся с колен, задул свечи, и церковь опять погрузилась во мрак.