Табель первокурсницы

Запись первая О ненадлежащем поведении

Само по себе наказание было нестрашным, скорее скучным и… обидным. Нас не пороли, не ставили коленями на горох и, конечно, не привязывали к позорному столбу.

Маги слишком ценный ресурс, чтобы им разбрасываться. Даже недоучки, спалившие лабораторию. Или, например, глупые девчонки, не способные как следует убрать со стола и соблюдать правила безопасности.

Вместо этого нас заставляли работать. День за днем механически выполнять одни и те же, наверное, полезные, но изматывающие своей монотонностью действия. Через несколько дней даже те, чьих спин никогда не касались розги, начинали задумываться: возможно, плеть не так уж и плоха по сравнению с нестерпимой рутиной?

Одно из этих наказаний изменило мою жизнь.

Эхо шагов отражалось от серых стен, сумка с книгами билась о бедро. Дробный стук каблуков о гулкие мраморные плиты перекликался с тревожным биением сердца. Пробежав под аркой с изображением взявшихся за руки Великих богинь, я переступила границу тени и вышла во двор. Яркий свет зимнего солнца на миг заставил зажмуриться.

Почти весь первый поток был здесь. Все, с кем я сидела на лекциях, мучилась на практикумах, готовила яды и противоядия (последние не всегда помогали), с кем жила и дышала последние полгода. Гэли подбадривающе улыбнулась, только невеселая вышла у нее улыбка. В отличие от нее Коррин и Леон усиленно делали вид, что увлечены разговором. Даже Мэрдок, как всегда отстраненный и до зубовного скрежета красивый, стоял чуть в стороне и притворялся, что происходящее его совершенно не касается.

Дженнет, которая вряд ли могла пропустить подобное развлечение, окинула меня скучающим взглядом. Она стояла в первом ряду и ждала. Ждала, когда меня накажут, как некоторые ждут подарков ко Дню Зимнего танца Трех Дев.

– Вот она! – крикнул кто-то из-за спин сокурсников.

Нехорошо так, с затаенной издевкой. Я была слишком испугана, чтобы узнать голос.

– Поджигательница! – раздалось с другой стороны, но восторга в крике слышалось больше, чем укора.

К щекам прилила краска. И ведь захочешь – не ответишь. По крайней мере, уж точно не сейчас, под суровыми взглядами учителей и магистров.

– И чего бы ей пятый полигон не спалить? То-то Ансельм обрадовался бы…

Порыв холодного ветра закружил падающие снежинки. Я незаметно растерла замерзающие ладони. Муфта, как и варежки, осталась в моей комнате, на втором этаже жилого корпуса. Я слишком нервничала, чтобы помнить о подобных мелочах.

– Астер, подойди, – скомандовала мисс Ильяна, к слову сказать, «мисс» она величалась уже четвертый десяток лет кряду и вроде бы менять статус не собиралась. – Пояс.

Магесса требовательно протянула узкую ладонь. На среднем пальце тускло сверкнул ободок учительского перстня. Вообще-то маги не носят украшений. Золото, серебро, другие металлы и камни мешают творить волшебство, загрязняя изначальные компоненты. Исключение – экранированные артефакты, как этот перстень, полностью закрытый от влияния извне. Знак отличия. Знак гордости. Если ты входишь в совет Академикума, значит, жизнь удалась.

Я чувствовала взгляды сокурсников, их радость от того, что сегодня это происходит с кем-то другим. А еще надежду, что для них искупление не наступит никогда. Раньше я думала так же – стояла плечом к плечу с друзьями и жадно разглядывала очередных провинившихся.

Придерживая сумку с учебниками, расстегнула звякнувший пузырьками пояс и передала мисс Ильяне. Без него я почувствовала себя чуть ли не голой: всего полгода ношу, а привыкла настолько, что уже не покидала комнату, не вдев в петли пару склянок с компонентами. Вернее, пару десятков склянок. Без изначальных составляющих маги почти бессильны. Почти… многие рассмеялись бы, услышав это.

– На неделю поступаешь в распоряжение мастера Тиболта серого. – Мисс Ильяна кивнула на высокого мужчину с усами кавалериста, в чем-то похожего на печальную гончую моего отца. – Да помогут тебе Три Девы искупить вину и вернуться.

Произнеся ритуальную фразу, магесса резко развернулась на каблуках и удалилась, скрывшись в Арке богинь.

Кто-то неуверенно рассмеялся. Они могли позволить себе радоваться. Я отвернулась, посмотрела на черные остатки обрушившейся стены, покрытые снегом, торчащие ребра обгорелых свай – все, что сохранилось после бушевавшего недавно пожара. Так ныне выглядела вторая магическая лаборатория. И виновата в случившемся была именно я.

Как говаривала бабка? «Иви, ты никогда не размениваешься на мелочи!» Первое наказание – и сразу семидневная отработка в Ордене рыцарей. Вот повезло так повезло. Наверняка заставят скрести полы и чистить котелки. Фу!

С давних времен повелось: заслуживший порицание искупает вину делом, а не словом, искупает там, где ему вряд ли будут рады. На чужом факультете, среди незнакомых лиц и чуждых порядков.

Старый рыцарь тяжело вздохнул, всем видом показывая, как ему надоело возиться с недоучками вроде меня, и жестом приказал следовать за ним.

– Развлекайся, Астер! – промурлыкала в спину Дженнет.

Она была тактична, как всегда, конечно, если не считать тона. Аристократы умеют оскорблять без бранных слов, предельно вежливо и непринужденно. Знаю по себе. Здесь училось слишком мало тех, кто мог считать себя ровней Дженнет, столичной аристократке, единственной дочери герцога Трида. И уж точно это были не отпрыски фабрикантов и провинциальных сквайров, не дочери купцов или, того хуже, сыновья ремесленников. Но ей приходилось стоять с нами в одном ряду. И все, что оставалось Дженнет, это «вежливость».

Мы пересекли двор. Заборов здесь никогда не было, однако каждый студент точно знал, где заканчивается территория его факультета и начинается чужая.

Узорные мраморные плиты сменились грубо отесанными камнями, снег скрипел под ботинками. Орден – территория рыцарей, второй факультет Академикума, альма-матер тех, кто не обижен физической силой, но лишен магической и, как поговаривали у нас в Магиусе, умственной.

Высокий замок с круглыми башнями и развевающимися на морозном ветру стягами, расчищенный плац и хозяйственные постройки за ним, мрачное, неприветливое здание казармы, тренировочные площадки и полосы препятствий, расположенные вдоль северной стены Академикума. За конюшнями, из которых периодически доносилось лошадиное ржание, находилось стрельбище.

Рядом с дощатым, присыпанным снегом настилом стояла механическая повозка. Двое парней возились с паровым двигателем, но, видимо, что-то не заладилось, и телега выплюнула струю кипятка, чудом не задев ни одного из них. Высокий с соломенными волосами выругался, поминая демонов и их матерей. Дома, в Кленовом Саду, мне такое слышать не полагалось. Отправляя дочь в Академикум, отец никак не мог предполагать, что ее кругозор настолько расширится.

Массивная дверь центрального замка Ордена бесшумно распахнулась перед старым рыцарем. Я снова оказалась среди каменных стен, на этот раз темно-коричневых. В помещении было сильно натоплено, и жаркий воздух ласково коснулся замерзших пальцев. Мой конвоир мягко ступал по гулким плитам, а я следовала за ним. По светлому коридору, по лестнице вниз… Куда? В темницу? Сердце замерло.

Неужели тюрьма? У отца в замке была такая, прошлой зимой туда угодил Смешек, продырявивший бочку лозийского. Он насмерть замерз в каменном мешке. «Поделом!» – сказал тогда граф Астер и велел выкинуть тело за околицу.

– Принимай, – скомандовал седовласый мастер Тиболт другому мужчине, помоложе и поменьше ростом. – Ивидель Астер с первого потока Магиуса. На семидневку.

– Это та, что корпус Маннока спалила? – спросил черноволосый, бряцая ключами на поясе.

– Она самая. – Старый рыцарь кивнул тюремщику, не произнеся более ни слова, развернулся и зашагал в обратном направлении.

– Я смотритель подвалов Райнер. – Мужчина поглядел на мои ботинки, поднял взгляд выше, на тяжелую, подметающую пол юбку, куртку на лисьем меху и остановился на бледном от страха лице. – Следующие семь дней ты проживешь здесь. У меня будут с тобой проблемы, Астер?

– Нет, сэр, – пискнула я.

Что это со мной? Многие отрабатывали наказания, и никто еще не умер. Тогда откуда эта дрожь? Никто никогда раньше не наказывал Иви Астер! За исключением матушки, конечно, но ее хватало только на то, чтобы запереть дочь в комнате и пожаловаться кормилице. Как повелось, я сразу вылезала в окно, спускалась по плющу на землю и до вечера носилась по лесу, собирая сладкие ягоды, словно какая-то крестьянка. И дикий плющ ни разу не выдал меня, пока его под моим окном не срезал зачем-то старик Доусен.

– Крыс не боишься?

– Нет… не знаю.

Конечно, я боялась, но магу такой страх не к лицу. Магу никакой страх не к лицу!

– Шучу, – добродушно проворчал смотритель, вот только глаза оставались серьезными и колючими. – Иди за мной, принцесса. Апартаменты уже подготовили.

Следом за смотрителем я спустилась еще на один уровень и остановилась напротив массивной черной решетки. Все-таки камера? Я шмыгнула носом, раздумывая, сразу зареветь и подождать?

Отец и брат терпеть не могли женских слез, поскольку понятия не имели, что с ними делать. Но Райнер мне не сват, не брат и даже не учитель. Слишком колючий взгляд, слишком насмешливый, словно подначивает: «Ну, давай, выкинь что-нибудь!» Я вспомнила про спаленную лабораторию и опустила глаза. Самое противное, что они еще и счет папеньке выставят, а граф Астер прижимистый. Как бы из приданого не вычел.

Апартаментами мастер Райнер называл камеру три на пять метров, без окон, но на удивление теплую и сухую. Пока мы спускались, воображение успело нарисовать холодный и влажный каземат, полный крыс, слизней и плесени. А также героическую смерть от голода и холода, роскошные похороны, лакированный гроб, многоголосие плакальщиц и мое последнее пышное белое платье, контрастирующее с черным траурным нарядом матушки.

– Устраивайся, – напутствовал Райнер и захлопнул за моей спиной массивную решетчатую дверь.

Я обернулась. Смотритель медленно уходил во тьму. Замка на решетке не было, конечно, если не считать круга силы поверх прутьев. Камера явно предназначалась для удержания мага. Я коснулась черного металла, такой ковали только в предгорьях Чирийского хребта, и поняла, что круг неактивен. Толкнула створку, и та послушно открылась.

– Эй, – позвала, высунув голову в освещенный масляными лампами коридор.

Никто не ответил. Совсем. И не настучал по дурной башке. С минуту я раздумывала, глядя в спину уходящему рыцарю, а затем вернулась в камеру.

Ну, выйду отсюда и что? Я в Академикуме, а не в княжеских темницах, тут либо соблюдаешь правила, либо с позором едешь домой, а позора мне сегодня и так хватило выше крыши. Да и в Кленовый Сад как-то не хотелось… особенно сейчас, когда папенька вот-вот получит счет за сгоревшую лабораторию, испорченные компоненты, приборы и инструменты. Еще пара таких «случайностей», и точно без приданого останусь.

Я бросила сумку с книгами на кровать. Наказание не исключает учебы, скорее уж наоборот, провинившихся спрашивают еще строже.

Откидная столешница и койка, самый обычный стул, серое белье, колючее шерстяное одеяло. В углу, на грубо сработанном трехногом табурете, стоял кувшин с водой и таз, ну и ведро под кроватью, само собой, куда ж без него. Не так уж и страшно, в башне первого потока моя комната была немногим больше.

Я коснулась висевших над кроватью цепей с кандалами, постаралась не думать об их применении. Железо тихо звякнуло. Масляный светильник мигнул, словно соглашаясь с тяжкими мыслями.

Утром меня разбудили конвоиры, вернее, два хмурых позевывающих парня. В руках у высокого была дымящаяся миска с кашей, поверх которой лежал ломоть хлеба.

– Подъем! – заорал дурным голосом второй, рыжий и коренастый крепыш в кожаном доспехе с накинутым на плечи шерстяным плащом. – Живо жрать, и на выход! – Для подкрепления эффекта он несколько раз стукнул сапогом по решетке.

Я подтянула одеяло к подбородку.

– Давай-давай, скромничать потом будешь, перед магистрами. – Он ухмыльнулся и подмигнул. – А перед нами можешь не жаться! Знаю ведь, какие у вас на колдунском порядки.

– Охолони, Жоэл! А то до обеда проваландаемся. Еще одно дежурство хочешь схлопотать? – лениво проговорил высокий, мазнув по мне равнодушным взглядом. – А ты одевайся и ешь.

Поставив миску на пол, парень демонстративно повернулся спиной к решетке. В тусклом свете коридора матово блеснула кольчуга.

– Ладно-ладно. Вот вечно ты со своими баронскими замашками, Крис, – попенял рыжий и тоже нехотя отвернулся. – Сам не развлекаешься и другим не даешь.

Начался первый день искупления.

Вопреки ожиданиям меня не заставили ни мыть полы, ни чистить картошку в замковой кухне, ни скрести котелки. Меня отвели на пустующий склад и усадили составлять целительские наборы. Рыжий Жоэл отпустил пару шуточек в стиле конюхов моего батюшки, но должного отклика не дождался и остался стеречь «пленницу» снаружи. Тогда как его товарищ…

«Крис, – внезапно вспомнилось мне, – его зовут Крис».

…облокотился на дверь, наблюдая, как я развязываю тесемки первого мешочка.

Так он и стоял, словно истукан, одинаково равнодушно взирая на стены, обвешанные гобеленами, на шкафы и даже на меня, перебирающую ингредиенты непослушными руками.

Досыпать противовоспалительного порошка, проверить концентрацию «живой воды», высокую – разбавить, низкую – напитать магией. Заменить «медовую пыльцу», обновить склянки, кульки и пучки трав, завернутых в тонкую бумагу, чтобы можно было легко разорвать, легко добраться, легко применить. Все должно находиться на своих местах, все должно работать. От этого зависит жизнь учащихся всех трех факультетов Академикума вне этих стен.

Если в первый час я еще пыталась поймать взгляд своего надзирателя и найти в нем… Что? Я и сама толком не знала – хоть что-то, отличное от ленивого равнодушия, – то в последующие оставила это бесполезное занятие.

На самом деле – скука смертная. Я не аптекарь и не травница. Я будущий маг. Который спалил целую лабораторию, забыв на столе несколько крупинок «сухого огня». По правилам нужно было обработать столешницу нейтрализующим раствором, но в тот день я торопилась: Гэли сказала, что в лавку завезли артефакты с Проклятых островов. Казалось, я убрала все до крошки. Казалось…

Итог – ни артефактов, ни лаборатории, ни Гэли, а вместо этого замок рыцарей, наказание и истукан напротив.

– Радуйся, что не попала к жрицам, – желая утешить меня, сказала накануне подруга. – В Отречении совсем другие порядки.

И я пыталась радоваться, взвешивая очередную унцию листьев Коха, подавляя желание шваркнуть весами о ближайшую стену. Синие глаза, не отрываясь, следили за моими руками. Листья этого дерева очень ценны и стоят втрое больше своего веса, разумеется, в золоте. Каждый листок способен за час срастить рану размером с фалангу большого пальца, и если пропадет хоть один…

– Если хочешь, пересчитай, – не выдержав, предложила я, но ученик рыцаря никак не отреагировал, лишь продолжая провожать взглядом каждое движение.

Ночью я все-таки разревелась: обхватила колени руками и битый час раскачивалась на узкой койке. В правом углу что-то шуршало, но я так и не решилась зажечь свет и посмотреть. Вдруг и правда крысы? Лучше уж не знать.

Второй день был точным повторением первого. Подъем, холодная вода в тазу, каша и склад с травами. Как и третий…

Богини Аэры, дайте сил! Думаю, я бы взвыла уже к четвертому и сама попросилась на кухню.

У рыжего Жоэла тоже поубавилось оптимизма, шуточки стали повторяться. Крис оставался молчаливым. А я впервые задумалась, кто на самом деле наказан? Я? Они? Или травник, на чьем складе мы хозяйничаем?

Я попыталась разговорить высокого, стараясь быть максимально любезной и приветливой, как учила матушка.

– Скажите, э-э-э… барон, – выудила из очередного мешочка склянку с «живой водой», которая, видимо, уже давно «умерла», и полезла за заменой. – Почему вы все время рассматриваете эти гобелены? Они настолько интересные?

– Да не особо, – ответил он, отводя глаза.

– Тогда почему?

– Пытаюсь понять, зачем кому-то понадобилось украшать склад, в то время как стены самого замка пустуют.

Оторвавшись от взвешивания черного кровоостанавливающего порошка, я оглянулась. Но ничего странного в вышитых картинах не увидела. Обычные гобелены, сценки из истории Аэры, рассказывающие о жизни богинь, о подвигах рыцарей. Ничего интересного, картинки, годящиеся как для спальни, так и для столовой, а вот в гостиную или в парадную их вешать явно не стоит. Матушкины мастерицы в Кленовом Саду работают не в пример лучше.

– Может быть, старшие рыцари не любят подобные украшения?

– Может быть.

Крис отвечал односложно или вовсе молчал, и, в конце концов, вопросы закончились вместе с приветливостью.

А день все тянулся и тянулся.

Меня повели обратно, когда солнце ушло за высокие шпили замка. Перед глазами все еще стоял ящик с корешками, которые приходилось измельчать, рассыпать по колбам и разбавлять «мертвой водой» в пропорции три к одному.

А во дворе что-то продолжало и продолжало скрежетать. Неужели паровую повозку так и не починили?

Жоэл шел впереди, Крис за спиной, чуть сместившись вправо. Все как вчера и позавчера, только вот повозка была другая. Вместо паровой телеги во дворе стояла старая рассохшаяся развалюха, похожая на те, в которых крестьяне возят сено. Но вместо сухой травы в ней виднелось что-то высокое, похожее на бабкин сундук, накрытый плотной тканью.

Незнакомый маг в белом плаще что-то тихо втолковывал рыцарю с бляхой посвященного. Не похоже, что они из Академикума, скорее уж выпускники.

Надеясь все-таки быть услышанным, маг махнул руками перед носом старого воина, но тот остался спокойным, лишь отрицательно мотнул головой, указав на повозку. Два парня из последнего потока, которым пока было отказано в посвящении, поправляли ткань на «сундуке», из которого снова донесся механический скрежет.

Мы медленно шли мимо странной компании, и все, что я смогла рассмотреть, – это очертания прутьев массивного горбатого груза, проступившие сквозь прижатую ветром накидку.

«Сундук» снова заскрежетал, его тряхнуло, словно под тряпкой было что-то живое. Хотя по звуку больше напоминало давно проржавевший мукомольный механизм!

– Эй, – крикнул один из старшего потока, заметив нас. – Вы, трое! А ну-ка быстро отсюда!

Но Жоэл то ли не услышал, то ли предпочел не услышать приказ другого ученика и продолжал идти через двор.

Телегу снова тряхнуло, да так, что она чуть было не завалилась на левый борт, а затем грузно ухнула обратно. Край плотной ткани взметнулся вверх. И я увидела клетку, а в ней… миг, очень длинный миг я глядела прямо в красный голодный огонь.

Там был не зверь, не механизм, не человек. В клетке сидело нечто иное. И это нечто прыгнуло на прутья, словно не видело их. Не видело преград. Только цель.

По металлу разбежались серебристые искорки защитного полога. Лапа с четырьмя чудовищными лезвиями-когтями ударила по преграде. Раздалось шипение, и плоть на суставах существа стала обугливаться. Но это не остановило, а только разъярило тварь. Она не отпрянула, не стала зализывать раны, а снова пошла в атаку.

Железная лапища, с треском проломив защитный барьер, пролезла меж прутьями и чиркнула по тяжелой юбке, вспарывая ткань подола. Создание скрипуче зарычало от злости и разочарования.

Я закричала. Наверняка завизжала не хуже увидевшей голого мужика селянки, хотя благородным дамам надлежит тихо падать в обморок. Руки сами потянулись к поясу, но там ничего не было, ни одной склянки – ни «сухого огня», ни «едкой слюны тритона». Ничего!

Все произошло очень быстро. Механическая лапа поднялась снова, чтобы на этот раз не ограничиться разорванной юбкой. Она поднялась, чтобы дотянуться до плоти. Я не успевала отпрянуть в сторону. Только увидела, как приближаются когти…

Инстинктивно потянулась магией ко всему окружающему. Твердый камень под ногами, холодный снег, доспехи рыцарей, крепкая, защищенная от магии клетка и… телега. Деревянная, рассохшаяся, с маленькими точками ходов жучков-древоточцев.

Времени не осталось. В панике я ухватилась за первое, что попалось под руку… вернее, под магию. За труху, скопившуюся в ходах насекомых, за измененное дерево. Зацепилась и дернула, как компонент. Всему нужна основа. Даже магии. Ничего не создается из ничего.

Меня толкнули в сторону, отбросили. Второй удар лапы высек дюжину искр из каменной мостовой. Ударившись о землю, я расцарапала ладони, кувыркнулась, потеряла шляпку и загребла воротом снег. Сверху навалилось что-то тяжелое и прижало меня к земле. Я ждала удара, думала, что железные челюсти сейчас сомкнутся на руке, ноге или горле, и видение грядущих похорон станет реальностью, не такой уж красивой и трогательной.

– Прекрати орать! – рявкнули сверху.

Я открыла глаза, часто заморгала, стряхивая снег с ресниц, и увидела прижимающего меня к земле Криса. Теперь в его синих очах не было равнодушия. Только злость и досада. Я закрыла рот и поняла, что ору не одна. Во дворе грязно ругались, что-то кричали рыцари, громыхала клетка, шипели охранные заклинания.

– Слезай с девки, наваляешь еще! – рыкнул кто-то, и Крис, поднявшись, протянул мне руку, рывком вытаскивая из снега.

Больше резкий, чем вежливый жест, который так легко принять за что-то другое, особенно когда сердце колотится как бешеное и больше всего на свете хочется спрятаться за чью-нибудь широкую спину. А уж потом выглянуть и как следует рассмотреть и осыпавшийся трухой угол паровой телеги, и свалившуюся, вставшую на бок клетку. И создание, мечущееся в ней. Существо, которое не чувствовало боли и страха и никого не подпускало к своему узилищу.

– Нечего глазеть, – крикнул старый рыцарь, что еще минуту назад спорил с магом. – Отведи девку в подвал и возвращайся. А ты, – это уже рыжему, – помогай.

И Жоэл, наверное, помог, но я этого уже не видела. Через несколько минут я сидела на откидной койке, куталась в колючее одеяло и пыталась остановить слезы, унять бешено колотившееся сердце, не поддаться желанию открыть дверь и сбежать куда глаза глядят.

Страх навалился на меня вместе с темнотой. А маг не может бояться. Не имеет права. Он защитник, он нож, отсекающий от мира все богопротивное. Такое, как та тварь. Трусам нечего делать в Академикуме. Так, может, маменька была права и мое место дома, за пяльцами?

Наревевшись вдоволь, я заснула. Вопреки страхам снилась мне не обугленная лапа с когтями, а синие глаза. И тяжесть чужого тела.

А на следующее утро Жоэл принес книгу.