Ника лежала на кровати в своей спальне, задрав ноги на изголовье. Аля сидела на подоконнике распахнутого настежь окна и курила, стряхивая пепел на улицу.
– И что ты будешь делать? – покосилась Аля на подругу.
– Не знаю. Ума не приложу, как мне быть, – простонала Ника, накрывая лицо маленькой шелковой подушкой. Она деланно зарыдала, прижимаясь к прохладной кремовой ткани. Все в ее спальне было в кремовых тонах: светлое, цвета топленого молока, постельное белье, бежевое покрывало, плюшевые кресла цвета молочного шоколада, глубокого темно-коричневого оттенка тяжелые портьеры на окнах. И сама Ника была будто создана для этого интерьера: золотистая загорелая кожа и светлые, почти белые волосы до плеч, слегка завивающиеся на концах, что придавало ее облику романтического флера. Однако тот, кто знал Нику хорошо, с уверенностью мог заявить, что внешность ее обманчива: Ника не была ни романтичной, ни наивно-покладистой, что она и доказала вчера вечером, закатив родителям скандал.
Ника резко села и возмущенно зашипела:
– Это надо было удумать – найти мне жениха. Папаша совсем свихнулся.
Девушка вскочила с кровати и, преодолев комнату за несколько шагов, раздраженно выхватила сигарету у Али из рук.
– Говорила же тебе, не кури здесь.
Однако сигарету она не выбросила, а, вместо этого, сжала ее тонкими холеными пальцами и затянулась, блаженно закрыв глаза. Аля довольно хмыкнула. Ника бросила укоризненный взгляд на подругу, затушила сигарету в пепельнице и, не стесняясь, выбросила окурок в окно. Пусть мать потом орет на нее, но она отомстит ей с отцом хотя бы таким, детским, способом – забросает окурками их чудесный сад или прокурит к чертовой матери весь этот дом с его дорогущей мебелью, дизайнерскими обоями и другой коллекционной дребеденью, которой так гордился отец.
Особняк Покровских располагался в закрытом элитном поселке сразу на выезде из Москвы. Все здесь дышало изысканностью, миллионами и кичливым богатством. Родители Ники по праву гордились своим жилищем, а вот Ника за долгие годы жизни в Лондоне отвыкла от такой беззастенчивой показушности. Тем не менее роскошную жизнь Ника любила и была приучена к ней с раннего детства, ей всегда доставалось все только самое лучшее: самая дорогая машина, эксклюзивная косметика, наряды от топовых модельеров, собственная квартира в одном из самых дорогих жилых комплексов столицы, которую отец презентовал ей по случаю окончания Оксфорда, элитный отдых на шикарных курортах. А теперь чета Покровских оказалась столь щедра к своей любимой дочурке, что подыскала ей «самого выгодного жениха в Москве».
– Чтоб ему неладно было! – выругалась Ника.
– А кто он? – поинтересовалась Аля, спрыгивая с подоконника и усаживаясь в кресло.
– Без понятия.
– Ты, что же, даже имени его не узнала?
– Оно мне надо? – фыркнула Ника. – Замуж за какого-то кретина я не пойду. Вчера так и сказала отцу.
Ника не просто сказала, а проорала это так, что ее услышали, наверное, даже на Северном полюсе. Она не стала слушать аргументы отца и увещевания матери, хлопнула дверью и убежала к себе. Владимир Покровский был владельцем огромного международного холдинга. Он привык вести бизнес жестко и распоряжаться своими сотрудниками, будто взял их в рабство. Дочь свою он, конечно, любил, но для него она мало чем отличалась от подчиненных: у Ники было все, что ее душа пожелает, но за это отец требовал беспрекословного подчинения. Видимо, пришло и ее время платить по счетам. Однако характером дочь пошла в отца. Она вот уже два месяца притворялась милой и послушной дочуркой, и папочка души в ней не чаял. Но стоило ей сказать слово поперек, как Владимир Покровский вспылил. Ника в долгу не осталась. Орали они громко, перепугав всю прислугу. Даже мать, которая обычно служила буфером между сложно притирающимися друг к другу характерами отца и дочери, на этот раз не сумела их утихомирить.
Раздался стук в дверь, и в комнату вошла мать Ники. Анна Покровская была женщиной моложавой, и Ника многое взяла от внешности матери: обе стройные, загорелые, в обеих чувствовалась порода. Только у Анны Покровской волосы были более глубокого медового оттенка да цвет глаз отличался от серых глаз Ники.
– Вера, детка, – без предисловий начала она. – Володя все устроил. В пятницу в семь в ресторане «Ностальжи».
– А с чего вы взяли, что я туда пойду? Я же вчера, по-моему, четко обозначила свою позицию…
– И мы с отцом четко обозначили свою позицию. Тем более, это просто знакомство, которое пока, – на этом слове мать сделала красноречивую паузу, – тебя ни к чему не обязывает.
– А если я откажусь? – с вызовом вздернула подбородок Ника.
– Не откажешься, Вера. Будь умницей.
Мать потрепала дочь по макушке и ушла, ставя точку в их разговоре.
– Меня Ника зовут. Ве-ро-ни-ка! – закричала Ника в закрытую дверь, а потом, обессилев, рухнула на кровать.
Сидевшая до того тише воды ниже травы Аля сказала:
– Весело у вас.
– Да уж, смешно до коликов, – огрызнулась Ника.
Она лежала, уставившись в потолок. Аля взяла со столика глянцевый журнал и начала листать. По прошествии минут десяти Ника сказала:
– Пусть меня хоть режут, но на это свидание я не пойду. Еще и в какой-то «Ностальжи». Что за ресторан такой?
– Новый, туда сейчас очередь на полгода вперед, – выложила с энтузиазмом Аля. – Я еще там не была, не зовет никто, – грустно добавила она.
Ника села и уставилась на Алю, внимательно ее разглядывая.
– Что? – нахмурившись, спросила та. Она знала это выражение лица подруги. Ника явно что-то замышляла.
– Хочешь сходить в «Ностальжи»? – загадочно протянула Ника.
– Конечно, но я же тебе говорю: туда не попадешь просто так.
– На пятницу есть свободный столик, – расплылась в улыбке Ника.
– Не понимаю…
Ника любила Алю, но иногда она ее раздражала своей тупостью.
– Что тут непонятного? Пойдешь вместо меня.
– Ну уж нет! – наконец-то дошло до Али. – Ты что, хочешь, чтобы я тобой прикинулась?
– А почему нет? Помоги, а?
Ника подскочила к Але и плюхнулась ей в ноги, сложив руки в молитвенном жесте.
– Спаси подругу, – смеясь, по-театральному пафосно завопила Ника.
Аля прыснула со смеху. Однако, отсмеявшись, помотала головой.
– Ну что ты, Алька, в самом деле. Надень что покороче, выпей побольше. Ну в общем, веди себя вульгарно, чтобы этот болван испугался и сбежал!
– Нет, нет, даже и не проси. Если твой отец узнает, он же из меня отбивную сделает.
Ника тяжело вздохнула и, отмахнувшись от подруги, села на ковер, по-турецки скрестив ноги.
– А такая хорошая идея была.
В комнату снова постучали. На этот раз вошла домработница с подносом, на котором приятно зеленели два «Мохито».
– Анна Сергеевна распорядилась вам принести, – сказала вошедшая девушка.
– Маман решила меня задобрить, – поморщилась Ника. – Отнеси коктейли своей Анне Сергеевне и скажи, что мы не пьем раньше шести.
Горничная удивленно уставилась на Нику, но, тут же смутившись, покраснела и опустила глаза.
– Не-не-не, – возмутилась Аля. – С ума, что ли, сошла! В такую жару «Мохито» как раз кстати. Давайте-ка сюда эти стаканы… Как вас там?
– А? – не понимая, взглянула на Алю девушка.
– Зовут тебя как? – раздраженно объяснила вопрос подруги Ника.
– А, Вера. Я Вера.
– Вот и отлично, Вера, – засмеялась Аля, – давайте скорее сюда свои коктейли.
Вера прошла к столику, возле которого сидела в кресле Аля, а на полу – Ника, и выставила «Мохито» с подноса. Льдинки в стаканах нежно постукивали друг о друга. Ника проводила взглядом горничную до дверей, лихорадочно что-то соображая. Девушка была невысокой, униформа скрывала фигуру, но Вера казалась стройной. Была она совсем молоденькой и даже симпатичной, правда, лицо ее было полностью лишено косметики, а волосы убраны в тугой пучок на затылке. Ника знала, что ее мать очень строго следила за внешним видом прислуги в доме, не разрешала женщинам краситься, халатно относиться к своей одежде и прическам. «Прислуга должна быть идеально незаметной, но при этом абсолютно незаменимой», – не раз повторяла Анна Покровская.
Когда горничная уже собралась прикрыть за собой дверь, Ника ее резко окликнула:
– Вера! Вернитесь-ка! У меня есть к вам деловое предложение.