Такой чужой, такой желанный

Глава 5

Сомнений не было. На противоположной стороне площади около одного из столиков, прячась в тени навеса, стоял Мартин.

Лайза похолодела, затем ее сердце бешено забилось. Она бросила быстрый взгляд на Клэнси и немного успокоилась. Он вертел в руках ярко раскрашенную соломенную корзинку с изображением глазастой красотки. На его губах играла ироническая улыбка. Судя по всему, он не заметил ни появления Мартина, ни ее волнения. Да и как он мог заметить? Лайза и сама не узнала бы бывшего мужа, если бы не столь характерная для него манера держать себя. Сейчас Болдуина частично скрывали груда ротанговых сундуков и тень яркого полосатого навеса. Но она знала, что Мартин недолго будет оставаться в тени. Очень скоро он окажется рядом с ней, и тогда Клэнси легко его схватит. Ловушка, в которой она была приманкой, захлопнется.

– Забавно, правда? – спросил Клэнси, оборачиваясь к ней с улыбкой. – Кот Гарфилд, Бетти Буп, Микки Маус. Я говорил тебе, это просто ловушка для туристов. – Увидев ее лицо, он сразу же перестал улыбаться. – Что с тобой, Лайза? Ты бледна как смерть.

Она судорожно пыталась придумать оправдание.

– Это все жара, – улыбнулась она дрожащими губами. – Мне немного нехорошо. Ты сам говорил, что мне нельзя перегреваться. Лучше бы я надела шляпу.

Он озабоченно поглядел на нее.

– Давай тогда вернемся.

– Нет, – быстро сказала она. – Не волнуйся. Это сейчас пройдет. – Она облизнула губы. – Ты не мог бы вернуться назад вон к тому киоску и купить мне какую-нибудь широкополую шляпу?

Клэнси все еще хмурился.

– Но мне кажется, нам лучше…

– Со мной все в порядке, – настаивала Лайза. Она постаралась успокоиться и говорить спокойно. – Просто купи мне шляпу, пожалуйста. Я обещаю, что никуда не убегу. Даже пытаться не буду – твой Гэлбрейт не спускает с меня своего орлиного взора.

Клэнси кивнул.

– Ну ладно, я быстро. Только не выходи на солнце. – Он повернулся и исчез в толпе.

Ну хорошо, с этим оказалось даже проще, чем она думала, но проблемы еще оставались. Гэлбрейт действительно следит за ней. Все ее движения должны выглядеть естественными. Она заставила себя взять корзинку, которую крутил в руках Клэнси, и сделала вид, что рассматривает ее. Потом поставила ее на место и медленно двинулась через площадь.

Мартин наблюдал за ней, Лайза чувствовала прикованный к ней взгляд. Она с трудом сдерживала себя, чтобы не побежать. Людям Клэнси наверняка хорошо знаком язык тела, и ей придется постараться, чтобы своими движениями не выдать напряжение или страх.

Она остановилась у сундука с изящными медными светильниками всего в нескольких футах от Мартина. К ней сразу бросился мальчик-торговец, но она с улыбкой покачала головой.

– Я пока просто посмотрю.

Мальчик занял свое место, взял в руки веер с надписью «Вернись в рай» и сонно начал обмахиваться.

Краем глаза она уловила какое-то движение.

– Не двигайся! За мной следят.

– Знаю. – В голосе Мартина звучал горький сарказм. – Твой любовник, должно быть, даже более ревнив, чем я, Лайза. Охранники окружают виллу, а ты никогда не выходишь иначе как под руку с этим Десмондом. Он хочет полностью владеть тобой, так ведь?

– Оказывается, ты следил за виллой? – изумленно спросила Лайза.

– Да, три дня. Представь, как приятно мне было любоваться вами, пока вы нежились в своем любовном гнездышке! Похоже, ты передумала, а ведь говорила, что в твоей жизни никогда не будет мужчины-собственника. Или тот факт, что он располагает всей этой роскошью, делает его недостатки простительными?

– Мартин, тебе надо уходить, и скорее. Ты в опасности.

– И кто мне угрожает? Телохранители Десмонда? Похоже, он думает, что, приставив к тебе всех этих громил, можно спасти тебя от меня? Ты принадлежишь мне. И всегда будешь принадлежать. В порту меня ждет судно. Поезжай со мной прямо сейчас, и я, так и быть, откажусь от мысли изрубить твоего нового любовника на части. – Он грубо засмеялся. – Ты никогда не признавала насилия. Так вот, я понимаю тебя и знаю, как этим воспользоваться. Ты же не захочешь, чтобы он пострадал, ведь так, дорогая?

Клэнси пострадает? Эта мысль повергла Лайзу в панику. Но тут же она поняла, что об этом смешно волноваться. Клэнси гораздо сильнее, так что в опасности был именно Мартин.

– Послушай, Мартин, все совсем не так, как ты думаешь. Мне сейчас некогда объяснять, но ты должен уехать из Пэрадайз Кэй.

– Тогда едем со мной. – Его голос внезапно задрожал от страсти. – У меня сейчас сложный период, но скоро я разберусь с этим. Когда-то ты любила меня. Все будет как раньше. Лайза, ты нужна мне.

Боже, опять! Ну когда же это кончится?

– Пойми, Мартин, женщины, которая тебя любила, просто больше не существует. Я не могу дать тебе то, чего у меня нет.

– Это все из-за мальчишки, правда? Ты не можешь простить меня за то, что случилось с Томми?

– Нет, дело не в Томми. – Она постаралась сдержать дрожь в голосе. – Я знаю, что ты не мог ничего изменить… – Ее голос сорвался. – Ну пожалуйста, Мартин, уезжай!

– Без тебя я не поеду. Я смогу вернуть то, что было. Дай мне попробовать, малышка.

– Я не малышка. Я взрослая. Ты никогда этого не понимал. – Боже, только бы удержаться от слез! Воспоминания нахлынули на нее, руша все тщательно возведенные барьеры.

– Да-а, этот Десмонд, должно быть, весьма неплох. Но предупреждаю тебя, я найду способ избавить тебя от него.

– Его зовут не Десмонд, – сказала Лайза. – Об этом-то я и хочу тебе сказать. Это…

– Ну как, момент достаточно драматический, чтобы я мог выйти на сцену? – раздался рядом насмешливый голос Клэнси. – Прямо как Эркюль Пуаро в детективе Агаты Кристи.

– Клэнси! – Лайза моментально повернулась к нему.

– Боюсь, тебе придется обойтись без шляпы. Я посчитал более важным встречу с Болдуином.

– Так ты знал? – прошептала она.

– Это очень удачно, что ты певица, а не актриса. На сцене тебе делать нечего. – Клэнси глядел на Болдуина, как хищник на добычу. – Ты не познакомишь нас, Лайза? Я так долго ждал этого момента! Болдуин, я – Клэнси Донахью.

– Донахью! – Правильные черты Мартина исказила ярость. Его серые глаза уставились на Лайзу с отвратительно злобным выражением. – Так это все подстроено? Ты связалась с Донахью и пытаешься вручить меня ему в подарочной упаковке?

– Нет, я пыталась предупредить тебя, – устало проговорила Лайза. – Но ты же не слушал.

– Ты не очень-то хорошо пыталась. Ты хотела избавиться от меня, чтобы жить счастливо со своим любовником-ищейкой!

– У меня нет любовника! – Она знала, что он вряд ли ей поверит. Мартин всегда верил только в то, во что хотел верить.

– Не лги мне! – Глаза Мартина яростно сверкали. – Я же вижу, как он на тебя смотрит!

– Я действительно ее любовник, – коротко бросил Клэнси. – Ты тут лишний, Болдуин. И больше ты не будешь отравлять нам существование.

– Черта с два! – Мартин глядел на Лайзу, холодно улыбаясь. – Ты зря это сделала, Лайза. Ты предала меня. А предателей наказывают. – Он понизил голос, и слова его были полны яда. – А знаешь, я был рад, когда Томми погиб. Я знал, что для тебя он на первом месте, а не я.

Клэнси сделал к нему шаг.

– Ты больше никого не накажешь, Болдуин. Если тебе очень повезет, ты выберешься из этой переделки с целой шкурой, но даже не думай причинить вред Лайзе. Это будет смертельно для тебя.

– Ты мне угрожаешь? – хмыкнул Мартин. – Защищаешь свою су… – Он сделал молниеносное движение левой рукой, и вся груда плетеных сундуков обрушилась на них.

Лайза услышала, как выругался Клэнси, оттаскивая ее в сторону от посыпавшихся сундуков. Она слышала пронзительный, возмущенный крик продавца, и тут же рядом с ними оказался Гэлбрейт.

– Ты заметил, куда он побежал? – спросил Клэнси.

Лайза посмотрела на то место, где еще мгновение назад стоял Мартин. Его не было.

– Вон по той дорожке, – ответил Гэлбрейт. – Я отправил за ним Хендрикса.

– Отлично. – Клэнси взял Лайзу под руку и отвел в сторону. – Я иду за ним. Отведи Лайзу домой. – Он перепрыгнул через один из сундуков и побежал.

Лайза смотрела ему вслед, не в силах прийти в себя. Все случилось так быстро, что ее чувства были в полном смятении.

Гэлбрейт мягко взял ее за локоть.

– Давайте пойдем, мисс Лэндон. Не волнуйтесь, все будет хорошо. Клэнси поймает этого негодяя.

Но именно это и приводило Лайзу в ужас. Что Клэнси сделает тогда с Мартином? Мартин был таким отвратительным, таким злобным всего несколько минут назад… Как он мог сказать такое о Томми? Лайза внезапно почувствовала, как холодный пот течет по ее телу. Она всегда была уверена, что именно чувство вины так привязало к ней Мартина. Неужели она так заблуждалась?

– Вы дрожите, – озабоченно произнес Гэлбрейт. – С вами все в порядке? Клэнси открутит мне голову, если найдет вас больной, когда вернется.

– Все в порядке. – Конечно, с ней не было все в порядке. Лайза чувствовала приближение знакомой депрессии, готовой охватить все ее сознание, и бессознательно ускорила шаги, словно стараясь убежать от нее. Но убежать никак не удастся. Она три года пытается, и ничего не выходит, так что надеяться не на что. – Давайте вернемся на виллу, – устало проговорила она.

Когда Клэнси наконец пришел, наступили уже сумерки, но Гэлбрейт не стал зажигать света. Он развалился в глубоком кресле, свесив ноги через подлокотник и лениво покачивая ими.

Клэнси быстрым шагом вошел в комнату и сразу же включил свет. Гэлбрейт выпрямился.

– Ты поймал его?

Клэнси покачал головой.

– Хендрикс потерял его в этих улочках. – Он устало потер шею. – Мы потратили всю вторую половину дня, обыскивая остров. Наконец какие-то сведения обнаружились у береговой охраны. Человек, похожий на Болдуина, прибыл в гавань на небольшой яхте три дня назад и стоял там на якоре все это время.

Гэлбрейт присвистнул.

– Вот как! Неудивительно, что из отелей не поступало никаких сигналов.

– Конечно. Но сейчас яхты там нет, так что можно предположить, что Болдуин преспокойно удрал на ней в неизвестном направлении. Ну и пусть! Я все равно схвачу его. – Он перевел взгляд на дверь спальни. – Как она?

– Не очень, – хмурясь, ответил Гэлбрейт. – Что этот негодяй умудрился наговорить ей? Она, похоже, в шоке. Он угрожал ей?

Клэнси жестко сжал губы.

– Да, но дело, думаю, не в этом. Она поела?

– Я приказал принести кое-что из отеля, но она даже не притронулась. – Гэлбрейт пожал плечами и вздохнул. – Мне это не нравится, Клэнси. Она уж слишком тиха. Я видел в таком же состоянии парней во Вьетнаме. – Он криво усмехнулся. – Обычно они кончали тем, что отправлялись в одиночку в джунгли или начинали развлекаться «русской рулеткой».

Клэнси ощутил ледяной холод внутри. Ему также приходилось видеть людей, которые так долго подавляли свой страх или боль, что те разрывали их изнутри, словно мина.

– Я постараюсь уговорить ее поесть. Ты не понадобишься мне до завтра, Джон. И можешь отпустить охранников.

Гэлбрейт удивленно поднял брови.

– Так наблюдение снимается полностью? Я думал, что ты продолжишь его, если вернется Болдуин.

– Я не сомневаюсь, что он вернется, но он не такой дурак, чтобы появиться здесь так скоро. Он знает, что мы его ждем. Я думаю, что он пересидит какое-то время в убежище, а потом постарается застать нас врасплох.

Гэлбрейт согласно кивнул.

– Ты все еще считаешь, что он не отстанет от мисс Лэндон?

– Мне кажется, тут и вопроса нет, – с горечью сказал Клэнси. – Из-за моего обмана он стал теперь для нее не просто преследователем, но и угрозой. Он считает, что она его предала, а неизвестно, что такой псих может придумать, чтобы отомстить.

– Тогда она должна оставаться под защитой Седихана. – Это был не вопрос, а утверждение. Гэлбрейт поднялся. – Должен ли я посадить ее завтра в нью-йоркский самолет и найти телохранителя?

– Нет, этого вряд ли достаточно. В таком густонаселенном городе, как Нью-Йорк, нам потребовался бы целый батальон охранников. – Клэнси нахмурился. – Видно, мне придется взять ее в Седихан.

– Но любому человеку не понравится, что его возят с места на место, даже не спросив согласия. – Гэлбрейт слегка улыбнулся. – У нее могут быть свои соображения на этот счет. Мы же не можем держать ее вечной пленницей.

– Я вообще не собираюсь делать ее пленницей. Черт, как мне все это надоело!

Гэлбрейт пожал плечами и направился к двери.

– Я приду завтра утром, и ты мне скажешь, что решил. Спокойной ночи, Клэнси.

– Спокойной ночи. – Клэнси постоял несколько минут, тупо глядя на закрывшуюся дверь. Страшно! Он знал, что сделать это необходимо, но от этого задуманное не становилось проще. У него непроизвольно сжались кулаки. Давай, сказал он себе, нечего тянуть! Он подошел к двери в спальню и коротко постучал. Затем, не дожидаясь ответа, вошел.

Лайза стояла у стеклянных дверей, глядя в сад. Ее силуэт выделялся на фоне закатного неба.

– Он сбежал, – сказал Клэнси. – Я подумал, что тебе будет приятно знать, что твоя совесть совершенно чиста. Болдуин теперь где-то в океане.

– Я знаю, что ты разочарован, – ровным тоном произнесла Лайза, не оборачиваясь. – Не думай, я не одобряю то, что он делает, но мне не хотелось быть причиной его…

– Я знаю, почему ты это сделала. Я не виню тебя. Но я считаю, что тебе надо быть осторожнее. Ты слышала, что он сказал тебе, прежде чем сбежать. Ты теперь в числе его врагов.

– Да, – безразлично сказала она.

Клэнси вздохнул. Это было даже хуже, чем он предполагал: ее голос говорил о полной апатии.

– Я снял охрану.

Лайза не ответила.

– Ради Бога, ну скажи что-нибудь! – воскликнул он. – Ну что с тобой? Я говорю словно со статуей.

– Прости. Я очень устала, – все так же ровно сказала она, напомнив ему маленькую вежливую девочку. – Мне лучше лечь.

– Подожди. Нам надо поговорить.

– Я устала, – повторила Лайза. – Пожалуйста, дай мне мои таблетки.

– Ни за что!

– Но ведь все кончилось. Ты же сказал, что снял охрану. А таблетки принадлежат мне, и я хочу, чтобы их вернули.

– Ничего не кончилось! И если ты думаешь, что я позволю тебе принимать…

Лайза резко повернулась к нему. В полумраке он не мог видеть ее лица, но все ее тело было напряжено, как тетива лука.

– Отдай таблетки. Я не могу без них, черт возьми!

– Тем более тебе нельзя их принимать. Перестань прятаться за них, Лайза. Тебе сейчас надо вытащить свою проблему на свет и все рассказать. – Ему было очень трудно сохранять властный тон. Он прекрасно чувствовал ее боль и отчаяние, заполнившие всю комнату. – Я помогу тебе всем, чем могу, но мы должны сначала выяснить, в чем проблема. – Клэнси подошел к письменному столу и включил лампу. И тут же пожалел об этом – столько мучительной боли было на ее лице. – Лайза, мы должны поговорить об этом. Так не может дальше продолжаться.

Ее глаза расширились от внезапного страха.

– Ты не знаешь, о чем говоришь. И вообще, какое тебе дело, что со мной? Оставь меня, Клэнси.

– Я не могу. Ты что, думаешь, мне приятно на тебя вот так давить? – Он поймал ее взгляд. – Расскажи мне о Томми, Лайза.

– Нет! – Она порывисто отвернулась к окну. – Уйди, Клэнси.

– Твой сын Томми родился через год после вашей свадьбы с Болдуином. Судя по нашим материалам, вы с ребенком были очень близки. Три года назад он погиб в автомобильной катастрофе. Болдуин, сидевший за рулем, получил всего лишь легкое сотрясение. – Ее спина говорила о болезненном напряжении, как если бы он хлестал ее, и она вздрагивала под каждым ударом. Боже, он был рад, что не мог видеть сейчас ее лица. – Ты была на грани нервного срыва. Шесть месяцев ты находилась под наблюдением врача, а затем возобновила выступления и сосредоточила все свои усилия на карьере певицы.

– У тебя так аккуратно собраны все факты, – сказала она прерывающимся голосом. – Тебе незачем еще расспрашивать меня.

– Нет, я хочу, чтобы ты сама рассказала мне о Томми. Как он выглядел? Был ли блондином, как Болдуин?

– Нет, у него были каштановые волосы. Но какая теперь разница?

– А глаза какие, темные?

– Нет, светло-карие. – Ее голос превратился в шепот. – Пожалуйста, не делай со мной этого, Клэнси.

– А какой цвет он особенно любил? Большинство детей любят красный.

– Он любил желтый. Ярко-желтый. Когда ему исполнилось пять лет, я устроила праздник в детском саду, и он захотел, чтобы все шарики были желтыми.

– Он был тихим ребенком?

– Иногда. Когда он уставал, то приносил свою любимую книжку и устраивался рядом со мной в одном кресле. – Каждое слово давалось ей с трудом. – Он прислонялся ко мне головкой и молча глядел, пока я читала. Чаще всего он засыпал на половине книжки.

– У него была любимая игрушка, с которой он спал?

– Да, Боксер, старый потрепанный медведь-панда с одним глазом. Я говорила Томми, что Боксер выглядит как пьяный драчун. Он уже так сильно истрепался, что я уговаривала Томми заменить его, но он не хотел другой игрушки, он так его любил…

– И что случилось с Боксером, Лайза?

Она не ответила. Ее позвоночник был напряжен, как будто ее растягивали на дыбе.

– Расскажи мне, Лайза.

– Он с Томми, – ответила она так тихо, что Клэнси едва расслышал. – Я хотела, чтобы с ним был кто-нибудь, кого он любит. Боксер с Томми.

Господи, он больше не мог этого выносить. Ну почему она не расплачется?

– А как Томми выглядел, когда улыбался?

– У него была ямочка на левой щеке, и у него как раз выпал передний зуб. Я собиралась пойти с ним к фотографу, как мы делали каждый год, и еще шутила, что он выглядит таким же потрепанным в сражениях, как Боксер. Он засмеялся и… – Она обернулась к нему. По щекам текли слезы, а в глазах застыло дикое горе. – Но я так и не сделала этого снимка. Он умер, Клэнси, он умер!!! – Внезапно ее худенькое тело сотряслось от рыданий. – Это было так несправедливо! Томми был такой хороший! Он не заслужил, чтобы с ним такое случилось!

В три шага Клэнси пересек комнату и обнял ее. Ладонью он держал ее затылок, прижимая ее лицо к своей груди. Он изнемогал от нежности и сострадания.

– Знаю, дорогая. Я знаю.

– Он был чудом! – Голос Лайзы был приглушен, но она продолжала говорить. Раз начав, она не могла уже остановиться. – Просто чудом! Я не заслуживала его. Я всегда была немного эгоистична и ни о чем не задумывалась, но мне все равно был дан Томми. Он был таким нежным и милым. И умным. Он был очень способным для своего возраста, все учителя говорили это. – Она вцепилась руками в рубашку Клэнси, отчаянно сжимая ее. – Я так любила его, Клэнси!

Он почувствовал, как сжалось горло.

– А твои сны? О чем они, Лайза?

– О Томми. Они всегда о Томми, и всегда одни и те же. Уже вечер, и я дома. Я счастлива. Я даже немного напеваю себе под нос, поднимаясь по ступенькам. Я должна укрыть Томми на ночь, я это очень любила делать. Он всегда такой чистенький и хорошенький после ванны… Но вот я открываю дверь, а Томми нет в комнате. Я не могу ничего понять, я вхожу и иду к кроватке. Кроватка аккуратно застелена и холодна. На покрывале – ни морщинки. И вот я гляжу на нее и осознаю, что теперь это всегда будет так. Что Томми уже никогда не будет здесь спать. Что я никогда больше не буду укрывать его или целовать на ночь, трогать его…

Клэнси укачивал ее, словно ребенка, физически переживая ее боль. Боже, чего ей все это стоит?

– Я бы на твоем месте, наверное, убил Болдуина, – хрипло сказал он.

– Я думала, что он страдает так же, как и я. Мартин никогда не проявлял к сыну особой нежности, но после того, как мы разъехались, он, казалось, изменился. Он стал водить Томми на прогулки, в зоопарк. А после аварии он казался таким… – Она помолчала, подыскивая слово. – Таким сломленным. И он так переживал из-за моей болезни. – Она растерянно покачала головой. – Ну, я даже не знаю…

– Он прекрасно понимал, что единственный шанс влезть тебе в доверие – это изображать такое же горе, как и у тебя, – мрачно сказал Клэнси. – Но сегодня он не казался особо подавленным сознанием вины.

– Да, правда. – Лайза не могла остановить слезы, ручьями текущие по щекам, но рыдания уже начали стихать. – Я просто не понимаю! Я не могу понять его.

– Ну что же, – хмуро сказал Клэнси. – А я как раз его прекрасно понимаю. – Неожиданно он поднял ее на руки и понес к креслу. – Но мне не хочется сейчас говорить о Болдуине. – Он сел в кресло и устроил ее у себя на коленях. Кончиками пальцев он легко поглаживал ее волосы. – Ведь и ты собиралась говорить о другом, правда?

– Конечно. – Она прижалась к нему щекой. – Я хочу говорить о другом.

– О Томми?

– Да. – Невероятно, но после всех этих лет молчания она действительно хотела говорить о Томми, как будто долго назревавший нарыв вдруг прорвался и боль просила выхода.

– Так расскажи мне. – Его руки с любовью обнимали ее. – Расскажи мне о Томми, Лайза. Я хочу узнать его.

И она рассказывала. Слова лились потоком. Лежа в его руках, почти шепотом, Лайза воссоздавала мир, который, казалось, навсегда для нее утерян. Конечно, это не было безболезненно. Слезы неоднократно начинали течь, а потом высыхали, часы проходили за часами, картины прошлого мерцали, становились реальными, затем опять угасали.

Клэнси молчал, слушая, и только его руки нежно гладили ее волосы.

Наконец слова иссякли, и Лайза затихла. Она замерла в его объятиях, опустошенная, измученная, но странно умиротворенная. Она не знала, сколько длилось это молчание, пятнадцать минут или час, но в какой-то момент нарушила тишину, прошептав:

– Спасибо.

Клэнси сжал ее еще сильнее.

– Не благодари меня. Томми – часть тебя, а ты поделилась им со мной. Это ты одарила меня. – Он помолчал. – Тебе теперь лучше?

– Да.

– Вот и хорошо. – Опять молчание. – Я никак не могу быть судьей в том, что случилось с Томми. Да я и не хочу, дорогая. Я только могу поделиться тем, чему я научился за эти годы. – Голос Клэнси слегка дрогнул. – Мне пришлось потерять немало людей, которых я любил. Я вел трудную жизнь, и потери были неизбежны. Но когда жизнь кого-то отнимала у меня, я старался использовать свое горе.

– Использовать?

Клэнси кивнул.

– Когда я теряю кого-то, я пытаюсь направить все мои воспоминания о нем и всю любовь на другого человека. Я понимаю, что это кажется немного странным, но я чувствую, что если я отдам кому-нибудь то, чем меня одарил мой умерший друг, то каким-то образом он тоже будет жить. У меня больше нет семьи, но зато много друзей в Седихане. Каждый раз, когда что-нибудь случается, я отдаю им больше любви, больше защиты, больше заботы. – Он поморщился. – На данный момент они должны быть просто завалены всем этим. Звучит немного странно, правда?

– Нет, совсем не странно, – прошептала Лайза. – Это прекрасно!

– Ну, так или иначе, это мне помогает. Ты тоже могла бы попытаться. – Он осторожно коснулся губами ее виска. – А теперь тебе лучше немного поспать. Ты измучена. – Он встал, все еще не выпуская ее из своих рук, и понес к кровати. Не пытаясь раздеть, он положил ее на постель и прикрыл простыней.

– Ты уходишь? – грустно спросила Лайза. Ей не хотелось, чтобы он уходил. Что-то произошло сегодня в этой комнате, отчего между ними установилась настоящая близость. Странным образом она чувствовала, что, рассказав ему о Томми, она раскрыла ему часть своей души. А что касается того, что он ей дал… Это вообще трудно было оценить.

Клэнси покачал головой.

– Я останусь с тобой. – Он выключил лампу, лег рядом и обнял ее. – Я не думаю, что тебе опять будут сниться твои сны, но мне лучше на всякий случай побыть с тобой.

Лайзе тоже казалось, что сны не придут. Он дал ей так много, и надо, наверное, дать ему спокойно отдохнуть.

– Тебе не обязательно оставаться, – сказала она. – Со мной теперь будет все в порядке.

Клэнси прикоснулся губами к ее виску.

– Спи. Я сам хочу остаться.

Лайза довольно вздохнула и поближе придвинулась к его надежному сильному телу. А внутри этой силы – нежное, чувствительное сердце, которое так потрясло ее сегодня. Она слишком устала, чтобы думать сейчас над его словами, но знала, что они смогут дать ей успокоение. Отдавать другим, так он сказал. Отдавать свои воспоминания, свою любовь и нежность, образуя тем самым цепочку, которая никогда не прервется…

Дыхание ее становилось все глубже и ровнее. Она лежала рядом, доверчиво прижимаясь к нему, словно маленький ребенок. Слава Богу, что она так легко заснула. Клэнси сознавал, на какой большой риск сегодня пошел. Существовала вероятность, что вытаскивание прошлой трагедии на свет Божий принесет больше вреда, чем пользы. Была даже опасность, что хотя Лайза и облегчит душу, но все равно возненавидит его за ту боль, которую ей причинили воспоминания. Слава Богу, что этого не случилось!

Клэнси поглаживал ее волосы, рассеянно глядя в темноту. Лайза была так одинока! Он постарался успокоить ее своей собственной философией, но это могло бы и не сработать в данном случае. В ее досье говорилось, что у нее нет близких друзей или родных. Родители умерли. Вполне возможно, что именно одиночество сделало ее боль такой острой, заставило снова и снова возвращаться к ней. И надо найти тот путь, который поможет преодолеть ее замкнутость.

Клэнси почувствовал, как на него наваливается усталость, но старался противостоять ей. Он, как и Лайза, был эмоционально опустошен, но ему нельзя этому поддаваться. Сегодня он разрушил тот защитный барьер, который она так старательно возводила все эти годы. Когда она проснется, он должен быть готов дать ей что-то взамен. Он притянул ее поближе, стараясь согреть своим теплом и пытаясь сосредоточиться на том, что было непонятно и ускользало от него.

Когда Лайза проснулась, было все так же темно. Она сразу почувствовала, что Клэнси рядом нет, но это не встревожило ее. Раз он обещал быть с ней, значит, находится где-то рядом. Ей и в голову не пришло усомниться в этом, настолько безоговорочно она ему доверяла. Садясь в постели, Лайза отбросила со лба прядь волос.

– Клэнси.

Он стоял возле дверей, выходящих в сад. Она видела в полумраке светлое пятно его рубашки. Пятно передвинулось, и Лайза поняла, что он повернулся к ней.

– Я здесь. Все в порядке.

Она и сама это знала: ею владело давно забытое чувство покоя и умиротворенности.

– Ты что, совсем не спал?

Клэнси подошел к ней.

– Я не устал. А кроме того, мне надо было подумать. Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, – мягко сказала она. – И я тебе очень благодарна. Сколько сейчас времени?

– Начало четвертого. Ты хочешь еще поспать или принести тебе поесть? Ты не ела с прошлого завтрака.

– Вы с Гэлбрейтом так волнуетесь о моем питании! Надо будет показать вам пару современных статей, где говорится, что быть худым очень полезно для здоровья. – Лайза пожала плечами. – Впрочем, можно было бы и поесть. Мне все равно сейчас не заснуть. – Она отбросила простыню. – Но сначала приму душ. Я такая заспанная!

– Ладно. – Клэнси включил лампу у кровати. – А я пока сделаю тебе омлет.

Лайза встала и подошла к комоду. Вытащив чистое белье, она пошла в ванную:

– Я буду готова через пятнадцать минут.

Но когда она вышла из ванной, Клэнси все еще стоял у окна, глядя в сад.

– Что случилось, Клэнси? – встревоженно спросила Лайза.

– Ничего. – Он повернулся к ней и ободряюще улыбнулся. – Я просто подумал, что лучше сначала поговорить. С тобой все в порядке?

– Ну конечно. – Что-то в поведении Клэнси смущало ее. – А в чем дело?

– Я этой ночью о многом передумал. – Он взял ее за руку и потянул за собой в сад, наполненный ароматом жимолости. – Я перебрал много вариантов, но приходил в конце концов к одному и тому же. Я хочу, чтобы ты знала, что я сейчас думаю не о своих интересах, хотя и мне это дает кое-что. Но я искренне верю, что в первую очередь это нужно тебе.

– Клэнси, я представления не имею, о чем ты говоришь, – сказала Лайза. Из раскрытых дверей спальни падал свет от лампы, и она видела, каким напряженным и серьезным было лицо Клэнси. – Для такого прямого человека ты что-то очень долго кружишь вокруг да около.

– Да это потому, что я чертовски боюсь! – Взяв за плечи, он усадил ее на выложенный мозаикой борт фонтана. – Я не знаю, как ты к этому отнесешься.

– К чему?

Он глубоко вздохнул.

– Ты веришь, что я люблю тебя?

Лайза замерла на секунду от неожиданности и не совсем уверенно ответила:

– Я верю, что ты искренне так считаешь.

– Но ты мне доверяешь?

– Да, – сказала она уже без колебаний.

Внезапно он оказался на коленях возле нее и взял ее руки в свои.

– Ты должна доверять мне. Я никогда не сделаю ничего, что причинило бы тебе боль. Ты помнишь, что я говорил тебе о преодолении боли от потери?

– Да, – ответила Лайза, непроизвольно сжимая его руки. – Я помню.

– Но рядом с тобой нет человека, на которого бы ты могла обратить свою неизрасходованную любовь к Томми. У тебя нет никого, кого бы ты по-настоящему любила.

– И что ты хочешь этим сказать?

– Что тебе нужен этот кто-то. – Он пристально посмотрел на нее. – Я хочу сказать, что мне очень хочется подарить тебе ребенка.

От неожиданности она чуть не задохнулась.

– Ребенка!

– Я не говорю, что Томми можно хоть кем-нибудь заменить. Любой человек уникален и незаменим, а то, что ты чувствуешь к Томми, – прекрасно и неповторимо. Но тебе все равно нужен кто-то, кого бы ты могла любить. – Клэнси криво усмехнулся. – Я достаточно эгоистичен, чтобы хотеть быть этим кем-то, но вряд ли это возможно. Пока, во всяком случае. Но твоя потребность все равно существует, а я знаю, что ты будешь любить своего ребенка. – Он поднес ее ладонь к губам и нежно поцеловал. – Пожалуйста, позволь мне дать тебе этого ребенка.

– Клэнси… – Мысли ее путались, и она никак не могла привести их в порядок.

– Я не прошу от тебя никаких обязательств. Тебе даже не обязательно выходить за меня, если не хочешь. Ребенок будет полностью твой, я готов подписать все необходимые бумаги. – Минуту помолчав, он взволнованно добавил: – Я хотел бы, чтобы ты оставалась со мной, пока ребенок не родится, если ты не против. – На его губах заиграла насмешливая улыбка. – Ты же знаешь, как у меня развито стремление защищать. Я бы сошел с ума от волнения за вас, если б вы были в другом месте.

– Это сумасшествие, – тихо сказала Лайза. Ее наполняло чувство удивительной теплоты, видимо, потому, что Клэнси смотрел на нее трогательно серьезно, как смотрят иногда дети. Вот так же и Томми смотрел на нее, когда делал что-то не то и не знал, как она к этому отнесется. Лайза изумилась, осознав, как естественно пришла к ней эта мысль. Без пронзительной вспышки боли, а спокойно, как если бы Томми и сейчас был с ней. Может быть, теперь, когда Клэнси освободил ее от боли, Томми всегда будет с ней?

– Не такое уж сумасшествие, – ответил Клэнси, рассеянно играя ее пальцами. – Думаю, что сексуальная часть будет вполне терпимой.

Лайза чуть не рассмеялась. Учитывая то мощное влечение, которое существовало между ними, «терпимое» вряд ли было подходящим словом.

Клэнси продолжал перечислять все положительные стороны подобного шага, а Лайза глядела на его сосредоточенное лицо и опять вспоминала Томми. И опять без боли. С каждым разом это становилось все проще.

– Я достаточно обеспечен, чтобы создать вам нормальные условия, – говорил он. – В этом ты можешь не сомневаться. Ты ни в чем не будешь нуждаться, Лайза. Я понимаю, что ты захочешь продолжить карьеру певицы, так что тебе понадобится помощь. – Он вдруг нахмурился. – Если ты поедешь в турне, то мне бы хотелось, чтобы ты отправила ребенка в Седихан. Вряд ли нужно, чтобы он был надолго лишен обоих родителей.

– Как ты тщательно все продумал, – удивленно заметила Лайза.

– Это была долгая ночь, и я знал, что тебе потребуются ответы на многие вопросы. Я счел своим долгом помочь тебе их найти.

Так, значит, Клэнси предложил ей свое решение ее проблем. Причем сделал это великодушно, бескорыстно, с той открытостью и искренностью, которую она давно в нем заметила.

– Ну хорошо, Клэнси, но теперь как раз ты о себе совершенно не заботишься! – сказала Лайза. – Ты-то что от этого получаешь?

– Не так уж и мало, – улыбнулся он. – Во-первых, ты будешь в моей постели по крайней мере девять месяцев. Во-вторых, я получу ребенка, которого могу любить, пусть он и не будет принадлежать мне. С этим я могу смириться. До того, как ты появилась в моей жизни, я вообще не думал когда-нибудь заводить детей.

Глаза Лайзы наполнились слезами при воспоминании о всех ее счастливых минутах с Томми. Клэнси не должен быть этого лишен, из него получится такой прекрасный отец – мягкий, надежный, мудрый. Нельзя отнимать у него это счастье.

– Я не могу так поступить с тобой, – сказала она.

Клэнси нетерпеливо тряхнул головой.

– Неужели ты не понимаешь? Это такой же дар с твоей стороны, какой ты сделала, рассказав мне о Томми. Мы будем квиты. – Он поцеловал ее ладонь. – Всего-навсего честный обмен, Лайза.

– Совсем не честный. Получается, что ты даешь, а я беру. Даже в юности я не была настолько эгоистичной, чтобы согласиться на такое предложение.

– Ты ошибаешься. – Он сжал ее руки. – Очень ошибаешься. Поверь, я совсем не буду чувствовать себя мучеником, если ты согласишься. Я буду считать, что мне здорово повезло.

– Ну тогда ты просто идиот! – Ее голос сорвался и она должна была переждать минуту, прежде чем добавить: – Клэнси, я не хочу сейчас говорить об этом.

– Хорошо. – Он легонько пожал ее руки и встал. – Мы оставим пока эту тему, вот только единственный вопрос, который я хотел бы прояснить. Ты вообще хочешь иметь ребенка?

Хочет ли она? Когда Клэнси впервые заговорил о ребенке, она испытала сначала потрясение, а потом переполняющую душу радость. С рождением Томми она поняла, что в ней всегда дремали материнские чувства, которые требовали своего приложения. Материнство принесло ей радость, теплоту и любовь. Но затем оно же дало ей невыносимую боль. Может ли она опять пойти на такой риск?

– Я даже не знаю, – проговорила она, сделав беспомощный жест рукой. – Мне трудно сейчас разобраться в своих чувствах. Все так неожиданно…

Клэнси понимающе кивнул.

– Ну конечно. Ты должна все обдумать. Никто не может принять за тебя это решение. Но, пожалуйста, подумай об этом. Я верю, что так можно решить и твои, и мои проблемы. – Он повернулся, чтобы идти. – Так ты не хочешь омлета?

Есть? Сейчас? Лайза отрицательно покачала головой.

– Ты дал мне достаточно пищи для размышлений.

Клэнси улыбнулся.

– Если я хочу, чтобы ты набрала вес, то надо перенести подобные разговоры на время после еды.

– Ну, не знаю, – скептически произнесла Лайза. – Если я соглашусь на твое предложение, то как раз и располнею.

Он засмеялся.

– Верно. – Его лицо стало серьезным. – Мне бы так хотелось видеть тебя, носящей моего ребенка. В жизни нет ничего прекрасней, чем женщина, несущая новую жизнь. Она в это время излучает особый свет.

Его взгляд был таким пристальным, что у нее перехватило дыхание.

– У тебя странные представления о женской красоте. Насколько я помню, когда я носила Томми, то выглядела так, будто проглотила арбуз.

– Жалко, что я тебя тогда не видел, – нежно произнес он. – Так подумай о том, что я сказал. – Он повернулся и вошел в дом.

Ну как она могла об этом не думать? Все ее чувства и мысли пребывали в смятении. Хотела ли она еще одного ребенка? Будет ли это честно по отношению к Клэнси, хотя он и говорит, что сам этого хочет? Допустим, она заведет ребенка. Сможет ли она взять его и уйти от Клэнси? Все в ней протестовало против этой мысли. Она никого не могла бы так ранить. И особенно Клэнси, который был добрым, честным, любящим. Она вообще никогда не уйдет от Клэнси.

Последняя мысль, внезапно пришедшая в голову, поразила ее. Но затем Лайза осознала, что это правда. Она не хочет расставаться с Клэнси Донахью, как бы ни сложились обстоятельства. Она хочет жить с ним, вынашивать его детей и смотреть, как он улыбается ей с присущей ему необыкновенной теплотой. И все это до своего последнего дня. Да, она любит Клэнси. Это понимание потрясло ее не меньше, чем его предложение о ребенке. И как она раньше не почувствовала, что к этому идет? Боже, теперь она совсем запуталась.

Лайза, погруженная в размышления, провела в саду несколько часов, молча глядя в темноту. И только с первыми рассветными лучами она обрела наконец душевный покой. Решение принято. Решение, которое и пугало ее, и наполняло радостью. Никогда еще я не делала более важного шага, подумала она, поднимаясь со скамьи. Она не только идет на риск второй беременности, тем самым полностью меняя свою жизнь, но с ней произошла еще большая перемена – она первый раз в жизни по-настоящему полюбила. Тело Лайзы затекло от сидения на твердой скамье, и она так измучилась, что голова чуть-чуть кружилась. Больше всего ей хотелось сейчас лечь в постель и спать, спать как можно дольше, но она не могла этого сделать. Клэнси заслуживает того, чтобы получить ответ как можно скорее.

Итак, она хочет ребенка. Она хочет Клэнси. Теперь, после нескольких часов непрерывных размышлений, Лайза точно это знала. Но осознание любви к Клэнси пришло так внезапно, что она все еще не была уверена. А что, если она скажет Клэнси, что любит его, а потом окажется, что она приняла за любовь сексуальное влечение и благодарность? Она была таким новичком в любви! То, что она когда-то чувствовала к Мартину, не шло ни в какое сравнение с ее теперешними чувствами. Было бы нечестно делать Клэнси какие-то признания, пока она сама не полностью уверена. А вдруг, когда они уже станут близки, Клэнси поймет, что его притягивало к ней только желание? И получится, что он связан отношениями, которые ему уже не нужны? «Если бы только знать», – устало подумала Лайза. Нет, ради них обоих надо быть осторожнее и подождать с признаниями.

Она прошла через спальню в комнату для гостей, которую сейчас занимал Клэнси. У двери она помедлила минутку, стараясь взять себя в руки. Затем, даже не постучав, повернула ручку и вошла. Шторы были задернуты, и в комнате царил полумрак. Лайза с трудом различила очертания его тела под простыней на кровати.

– Клэнси!

– Я не сплю, – тихо отозвался он.

Она сглотнула комок в горле.

– Я действительно хочу ребенка. Я хочу твоего ребенка.

Секунду он ничего не отвечал, и она пожалела, что не видит его лица. А что, если он передумал и лежит здесь, проклиная себя за необдуманное предложение?

– Я очень рад, – ответил наконец он голосом, дрожащим от волнения.

Так он не передумал! Лайза почувствовала, как всю ее охватывает радость.

– Но я не считаю твои условия справедливыми. Мы должны подписать соглашение, что ребенок будет с каждым из нас по полгода.

– Как ты захочешь.

– И я буду жить на свои деньги, когда ребенок будет со мной.

– Ну, я не думаю… – он замолчал. – Ну хорошо, поговорим об этом позже. Так ты уверена?

– Да, совершенно уверена. – Боже, как она его любит!

– Тогда я закажу самолет на сегодня. А ты пока лучше поспи.

– Самолет?

– Я отвезу тебя в Седихан. Мы поедем ко мне домой, Лайза.