Андрей неторопливо сдвигает белую пешку – осознанно подставляется под удар.
Как вообще его угораздило ввязаться в эту шахматную партию?
Не особо таясь, Андрей разглядывает задумавшегося противника. Константину не откажешь в красоте (хотя худоба, конечно, чрезмерна): аристократичные черты лица, выразительные скулы, большие черные глаза.
Вот только выражение глаз…
Андрею еще не приходилось общаться с людьми, пережившими кровоизлияние в мозг. Возможно, простодушная наивность взгляда – норма в подобных случаях. Скорее всего, так. Но Андрея все равно жутко раздражает детскость Катиного улыбчивого мужа.
Дом определенно разваливается, в нем отсутствует нормальное отопление, нет полноценного водопровода, дует из каждой щели. В ноябре в деревне наступит такой дубак – никому мало не покажется. Выхаживать в подобных условиях немощного супруга, попутно воспитывая упрямую девочку, вступающую в пубертат? Бред какой-то!
Тоненькая Катя вовсе не тянет на выносливую хозяйственную бой-бабу.
Да и эта их Наталья Михайловна… Образчик утонченной элегантности. Стойко улыбается направо-налево, да исподтишка отдыхивается после каждого шага.
В голове не укладывается, как мужчина мог допустить откровенно жалкое существование своих женщин?
От сумы да тюрьмы… Все эти присказки многозначительные – пусть ими жонглирует Викин сын-переросток, фанатичный ценитель народной мудрости.
Андрей выразится проще: не хера загонять жизнь туда, где ты теряешь возможность страховать мать, жену, дочь. Женек что-то путано рассказывала про кредиты (бедный испуганный ребенок, рановато ей рассуждать по-взрослому). Ну кредиты. Ясное дело. Андрей и сам знает, без них в большом деле никак. Не только поначалу. В немаленькой компании Андрея давно отстроена и бесперебойно функционирует чудесная многоходовка займовых игр с банками. Любопытно, кстати, какой у Константина бизнес был? Наверняка что-то айтишное, парень похож на умника – белая кость… Кредиты кредитами, но, имея семью, будь добр, завяжи с лихачеством. Авось – счастливая прерогатива одиночек.
К инвалидной коляске Константина робко подходит Женя, заглядывает через папино плечо на доску. Почувствовав дыхание дочери, Константин начинает суетливо раскручивать колеса кресла: старается развернуть громоздкий агрегат так, чтобы девочке было удобно наблюдать за игрой. Пальцы мужчины белеют от напряжения, однако он нежно улыбается ребенку, мычит что-то обрадованное. Женя садится на подлокотник, всем телом прижимается к отцу. В ответ тот неловко гладит дочку по руке, вновь и вновь безуспешно пытаясь подвинуться, чтобы дать ей больше места.
Андрея полощет стыдом. Ну не скотина ли он?
Инвалид.
Напротив него сидит инвалид.
И не дай бог когда-нибудь узнать, что сейчас происходит в голове Константина. Убогость нового жилища семьи, скорее всего, очевидна ему не меньше других. Особый род пыток – мучить близких на глазах закованного в цепи узника. Вряд ли инсульт способен уберечь человека от самобичевания.
Андрею даже не надо особо углубляться в самоанализ, чтобы понять, причина нынешней вспышки якобы праведного раздражения – не парализованный Константин, а собственная беспомощность.
Очень жалко Катю.
Сочувствие и… что-то еще.
Возможно, восхищение. Или злость? Независимая, гордая девочка-женщина, так старательно скрывающая свое отчаяние. Столь очевидно ранимая и раненая. Так бессмысленно упрямая.
Андрею ничего не стоит отремонтировать эту развалюху. Да что говорить, не проблема даже заново отстроить дом, проложить трубы, подвести электричество к забору. Все-таки он строитель. Ну хорошо-хорошо: строитель-теоретик. Последний раз какие-либо инструменты Андрей брал в руки лет пятнадцать назад. И то в шутку. Теперь на смену физическому труду бурный финансовый поток принес Андрею великолепную квалификацию дорогих наемных рабочих.
Вот только Катя, в отличие от местных, никогда не позволит ему щегольнуть благотворительностью. Андрей невольно усмехается, вспомнив обиженный отчет прораба о неудачной попытке заменить забор у новых посельчан. Бородинская битва прямо. Парой дней позже состоялась задушевная беседа с Викой: по-дружески тебе советую, Андрюх, не лезь к девчуле. В лучшем случае обидишь, в худшем – увязнешь по уши.
Умная баба – Вика, хоть и прикидывается простушкой. Впрочем, два высших образования под прилавок сельпо не спрячешь, самогоночкой да жаргоном не закамуфлируешь.
Жестко нашу киношницу жизнь трепанула, конечно.
Кого – нет, спрашивается?
Ай, перестань, Андрюшенька. Тебя – нет, например. Ты у нас баловень судьбы, Андрей Беров, так ведь? Папа, дядюшка, стажировка, обороты, MBI по достижении возраста (понятное дело): разгоняться-то вовсе не пришлось, знай только скорость поддерживай. Да не разбазаривай особо. Хотя, разбазаривай не разбазаривай, где там дно?
Что касается Кати, наверное, Вика права: не стоит этих королев в изгнании против воли из ямы тянуть, найдутся и более благодарные несчастненькие.
Правда, тогда и Женек зимой конкретно померзнет. Неправильно это. Мелкая же девчонка совсем.
Запутался он, вот что. В чужих проблемах. На хрена ему это, спрашивается?
К столу подходит Катя; нервно запахнула огроменную кофту, уставилась на доску своими красивыми глазищами. Тоже, что ли, в шахматах разбирается?
Андрей вскакивает, одним движением придвигает старинный пуф (проклятье, из чего он сделан? Чугун там внутри, что ли?), жестом предлагает Кате занять место в партере.
Воплощенная мужская галантность.
Ни кивка в ответ. Ни шевеления. Не женщина – чертова статуя.
Константин, тем временем, решается. Прогнозируемо ведется на наживку, двигает коня. Самодовольно улыбается дочери, задирает радостное лицо к жене.
Что за ребячество?
Успешно проглотив удовлетворенную ухмылку, Андрей рывком наклоняется к фигурам. Заносит руку над слоном и тоже невольно бросает победный взгляд на хозяйку дома. Катя смотрит на него с ненавистью. Ни гостеприимство, ни воспитание явно не властны в это мгновение над молодой женщиной.
Квинтэссенция ярости. Фурия. А в Древнем Риме как таких называли? Эринии? Надо у Вики уточнить. Продавщица в этой глуши – вместо «Википедии».
Но ведь это игра?
Андрей растерянно замирает. Эта женщина психованная, точно.
Катя резко разворачивается и стремительно выходит из гостиной. Где-то в коридоре громко хлопает дверь.
Ему показалось или у нее действительно заблестели в глазах слезы?
Дебилизм.
Андрей с самого утра чувствовал, что затея дурацкая – навещать странную семейку.
Разве не хватило ему милого общения с Жениной мамочкой тогда, на поле? Но нет, решил добавить себе удовольствия. Мазохист недоделанный. Меценат хренов.
А ведь у него уйма дел была на сегодня запланирована: архитектор мог подтянуться, да и поездку в центр не стоило отменять – хочешь не хочешь, а надо с местной мэрией отношения поддерживать, раз в две недели по бокальчику красного пропускать.
Любопытное место – Лисичкино. На первый взгляд глухомань несусветная. Интернет то есть, то нет: как ни бился Андрей, проводной ему протянуть пока не дали (да он и сам понимал, что это сложно, слишком далеко), а спутниковый то и дело глушится. Вот только чем? Смешно, но поначалу Андрею даже мерещились теории заговора: секретные военные базы, скрытые под землей, прячущиеся в лесных дебрях полигоны.
Чушь полная, конечно…
Скорее всего, дело в знаменитом Лисьем холме: помехи вызывает минеральный состав почвы, например. Что бы там ни было – ни на интернет, ни на стабильную сотовую связь в деревне надеяться нельзя. Но при этом, будь добр, согласовывай каждое движение с районным руководством. До которого сто километров увлекательной езды по бездорожью.
Только ленивый не отговаривал Андрея от строительства курорта в очевидно гиблых для бизнеса землях. Он же уперся.
Так в девять лет он упрямо отстаивал свое право заниматься конным спортом. Ох, как тогда все бесились – и отец, и мать, и дедушка. Даже дядя подсаживался к надутому племяннику с воспитательными беседами. Напрасно. Все закончилось трудовым договором с грубоватым тренером, взявшимся обучить пацана азам верховой езды.
А теперь вот эко-курорт в глуши. Отчаявшись даже самому себе объяснить причины страстной тяги к лисичкинским просторам, Андрей первым делом возвел на окраине поселка ангары конюшен, перевез любимых кобыл. Торопился. Подгонял рабочих, вбухивал огромные деньги в скорость строительства.
Первый раз выпустив лошадей на луг перед рекой, понял, что не ошибся: белые гривы животных вступили в магический резонанс с зеленью трав и синевой неба; в душе бизнесмена Андрея что-то лопнуло, разбрызгивая по сосудам предвкушение счастья.
Катарсис…
Ну и предвкушение немаленькой такой прибыли, конечно… Глэм-дауншифтинг нынче на пике, от стремящихся к просветлению туристов отбоя не будет.
Природа диктовала визуальные решения будущего пансионата: только дерево, лаконичность форм, окна от пола до потолка, хитросплетенье веранд с гамаками и качелями. Здесь будет хорошо и спокойно – обитель грез вдали от цивилизации.
Даже скептик-архитектор, давний товарищ Андрея, понемногу воодушевился, оброс эскизами, заплутал в гениальных идеях.
Мало обращая внимание на стоны взбешенной любовницы Ирочки, Андрей почти полностью перебрался в Лисичкино, завязал знакомства с «аборигенами». Строительный бизнес обязывает налаживать отношения с общественностью: на старте следует незамедлительно подкормить местных дружелюбием.
Корпоративные коммуникации – беровский конек.
Nothing personal, just business.
Впрочем, у Андрея неожиданно даже появились приятели: острая на язык Вика-продавщица, балагур пасечник, напичканный сомнительными мудростями колдун-богоборец. Та еще компания чудаков, если вдуматься. Чуждая деятельному Андрею раса бессребреников. Коренному бизнесмену не понять их фаталистичной расслабленности – лисичкинцы же тем временем смеются над практицизмом и хваткой дельца. Но вот (почему-то) Андрею симпатичен местный разношерстный народец. Даже окопавшиеся в вечной обороне лесбиянки-собачницы постепенно стали родными, свела тяга к животным.
Андрей с удовольствием втянулся в здешние (легкорешаемые) проблемы, помогал налево-направо то деньгами, то рабочей силой. Кайфовал от своей важности, не признаваясь в этом вслух, конечно.
Паства была благодарна, а значит, укрощена.
Ничего никогда не нужно разве что колдуну. Его прожиточный минимум: бубен да рассветы с закатами, неиссякаемая валюта. Почти не перебрасываясь словами, они с Андреем вдвоем частенько встречают возвращающуюся из-за холма ночь.
Правильные моменты.
Таких минут в Лисичкино не счесть.
И вдруг в его бесценную ойкумену приезжает Катя. Хамит. Выбивает из ритма. Пробуждает жалость, схожую с болью. Отвергает любую помощь. Сбивает планы.
Андрей впервые в жизни дезориентирован. Только затмением рассудка можно объяснить сегодняшний опрометчивый порыв.
Катя встретила его ожидаемо отвратительно. Неохотно впустила в дом, проигнорировала безотказную фирменную улыбку.
– Ваши парни у нас во дворе хозяйничали?
– Мои, каюсь. Хотел по-соседски с забором помочь. Но вы их реально напугали, хотя бойцов я вам самых закаленных послал. Хотел бы я на это позорное отступление армии взглянуть! И кто прогнал?! Две ба… девушки!
– Я просила?!
– Зря вы, в самом деле. Тут в деревне все друг другу помогают. Иначе как?
– Да? И чем конкретно я могу вам помочь?
– Ох, Кать… Давайте-ка заново все начнем! Смотрите, я Андрей. Строю тут эко-отель. Свободного времени прорва.
– Вас надо развлечь?
Привлеченная их голосами, в прихожую вышла Женина бабушка. Встревоженно перебросила взгляд с него на Катю. И обратно. Лишь секунду помедлив, рассыпалась гостеприимством.
– Добрый день! Рады соседям. Меня Наталья Михайловна зовут. Вы Андрей? Виктория много про вас рассказывала. Вы же с нашей Женечкой занимаетесь, да? Катюша, что же вы в коридоре застыли? Проходите, пожалуйста, я только чай заварила. Катя, принеси из серванта те кружки, будь другом!
Если бы не эта святая женщина, выгнали бы Его Величество Андрея на улицу. А так – сели за стол. Все чин чином. Затеяли светскую беседу на двоих; оказалось, Наталья Михайловна – довольно известный врач. Гомеопат, правда. Тут кто во что верит – ему не судить. Через пару минут Женек прибежала, охнула обрадованно, притащила из кухни жестяную коробку с печеньем, заглянула в глаза (ни дать ни взять преданный щеночек), кинулась подливать ему в чай молоко. Все молча, что странно.
Катя лишь хмурилась, отводила глаза и кусала губы.
А еще через некоторое время в комнату медленно вкатился Константин на инвалидной коляске. Безмерно воодушевился приходом гостя. По крайней мере, улыбался очень широко. И что-то мычал еще.
Усилиями доктора нетрадиционной медицины организовалась вот эта вот шахматная партия. К середине Андрей даже увлекся – давно не выпадало возможности сыграть, из местных шахматами увлекался только старик учитель, но с ним они почти не пересекались, только по делу.
Андрей разглядывает доску. Что теперь прикажете делать? Очевидное решение – и его снова заклеймят врагом народа. А еще и Женек тут. Болеет за папочку. Слон однозначно бьет подставившегося коня, какие тут могут быть раздумья? Константин – взрослый мужик, в конце концов. Что за церемонии вокруг него развели женщины? Ну сидит в коляске. И что? Не в голову же он ранен?
Проклятье.
От злости на себя и момент Андрей невольно стонет.
Пауза бездействия.
Константин внимательно смотрит на соперника. На этот раз без улыбки.
В дом тем временем забредает новый посетитель: эта рассыпающаяся обитель новых поселенцев – просто проходной двор. С кряхтением разуваясь, Виктор Николаевич смущенно протягивает Наталье Михайловне букет свежесорванных полевых, кивает Андрею. Пожилая женщина сияет румянцем, щебечет что-то нелепое про вазы, поправляет за ушами.
Посмеиваясь, старики торопливо шмыгают на кухню.
Ну ничего себе! Что я только что видел?
Сбрось лет тридцать, можно было бы флиртом эти танцы окрестить.
Похоже, не зря Андрей при случае килограммами вывозит из Германии новомодные лекарства. Вика настропалила год назад: мол, новый метод в Европе, профилактика старческой деменции… А где профилактика, там, глядишь, и лечение, да, Андрюх? Попробуем, благодетель ты наш? Тебе ничего не стоит, а деда жалко, умный раньше был – жуть.
Так вот. Помогают таблеточки-то. Поглядите, что творится.
Да пропади оно все пропадом! В Лисичкино бесконечная эпидемия идиотического благодушия; расчетливый Андрей уже теряет иммунитет.
Передвигаю ладью. Какая разница… Этот ход ничуть не бессмысленней любого другого. Зачем-то оглядываюсь в сторону коридора, по которому сбежала Катя.
Константин возмущенно мотает головой. Сквозь скривленные губы пробиваются отрывистые гортанные звуки, исполненные гнева.
Ого, так ты умеешь злиться, оказывается.
Что теперь не так?
Мужчина в инвалидной коляске дрожащей рукой тянется к белой ладье, возвращает ее на место. Еще одно усилие – и он скидывает своего коня с поля боя.
С вызовом смотрит на Андрея.
И вдруг – потешно подмигивает правым глазом.
Приехали.
Вот он какой, ее муж.