Танцовщица для небесного бога

Часть 1. Небесные танцовщицы

- Как появились апсары? Легенда гласит, что они вышли из воды, когда боги пахтали океан – сбивали, словно масло. Вода стала молочно-белой, и апсары вышли из волн, танцуя и смеясь. Бубенцы звенели на их ногах, золотые браслеты украшали руки. Боги не захотели брать апсар в жены, ибо сами родились из священных веществ – дыхания, слюны, крови, кожи и волос Брахмы, и апсары, рожденные от воды, казались им нечистыми. Взять в жены рожденную от воды, означало осквернить собственную святость, поэтому было решено, что апсары станут принадлежать всем – и богам, и дийтьям, и данавам, - монотонный голос наставницы Мекхи навевал сон.

Птицы звонко пели за окном, солнце поливало священный город Тринаку лучами, но ученицы, сидевшие на тростниковых ковриках, подпирали головы руками и таращили глаза, стараясь не уснуть. Некоторые заранее запаслись сухими колючками и подкладывали их под босые ступни – боль не ходит рядом со сном, и уколов пятку можно было слушать рассказ наставницы еще сколько-то.

В классе находились двадцать учениц – все очень красивые юные девушки. Руки и ноги их украшали стеклянные браслеты, а распущенные волосы – жасминовые цветы и лилии. Наряд учениц был прост и состоял из отрезов пестрой ткани, обернутых вокруг бедер, ожерелий и бус, спускавшихся со стройных шеек до самых обнаженных грудей.

- Вы должны помнить, - повторила наставница, обмахиваясь веером из пальмового листа, - апсары принадлежат всем, кто их пожелает. Отказать желающему, означает нарушить закон жизни - дхарму, и навлечь на себя гнев богов.

- Богов? – уточнила девушка, сидевшая в первом ряду.

Ученицы встрепенулись, ожидая развлечения.

- Да, гнев богов, - сдержанно подтвердила наставница, перестав обмахиваться веером и неодобрительно глядя на заговорившую.

- Боги посчитали нас, апсар, рожденных от воды, недостаточно чистыми для их святой жизни, - продолжала девушка с самым невинным видом, - и установили для нас дхарму – никому не отказывать?

- Истинно, так, - кивнула наставница. – Ты ведь знаешь, что дхарма определяется рождением.

- Но святость не мешает богам забавляться с апсарами, – не унималась ученица. – Как же так? Брать в жены нас нельзя, а в наложницы – можно? Получается, что жена-апсара может осквернить, а любовница-апсара - наоборот, прибавит святости?

- Таков закон, - сдержанно ответила наставница, понимая, что слова ее сейчас будут превратно истолкованы.

Так и случилось. Ученица в первом ряду наиграно-восторженно заявила:

- Тогда нам следует гордиться, что отдаваясь богам, мы тем самым возносим их святость до седьмых небес. С этого урока я стану трудиться прилежнее! - она закатила глаза, прижала руки к груди и задышала с пристонами, имитируя любовный поединок между мужчиной и женщиной.

Остальные ученицы засмеялись, прикрывая рты ладошками.

- Анджали! – гневно крикнула наставница, бросая веер на циновку.

Нарушительница спокойствия тут же прекратила представление и скромно опустила ресницы.

- Насмешки над богами недопустимы! - продолжала наставница Мекха, беря прут из глиняного сосуда, наполненного водой. – Ты будешь наказана. Подойди.

Ученица Анджали встала и приблизилась, не выказывая ни страха, ни раскаяния, как человек, привыкший к наказаниям.

- Встань на колени!

Анджали повернулась спиной и опустилась на колени, как и было приказано. Наставница Мекха резко взмахнула рукой, и прут ожег розовые девичьи пятки. Ослушница невольно вздрогнула, но уста ее хранили молчание.

- Один!.. Два!.. Три!.. – хором считали ученицы.

Неуважение богов было серьезным проступком, за него полагалось десять ударов.

- А теперь иди и сделай десять поклонов перед богами, прося прощение за дерзость! – сказала наставница, когда наказание было окончено.

Почесывая пятки о щиколотки на каждом шагу, Анджали подошла к резным изображениям богов у главной стены, и чинно совершила десять нижайших поклонов, касаясь лбом глиняного пола.

- Простите мою глупость и невоздержанность, о светлые Адитьи, - произнесла она, - и благодарю, что учите меня смирению и послушанию, вручив прут моей наставнице.

Кто-то из учениц хихикнул, но Мекха грозно повела очами в ту сторону, и воцарилась тишина. Анджали было позволено вернуться на свое место, и она села на тростниковый коврик, прижав колени к груди и положив подбородок на сложенные руки.

Наставница подобрала веер, речь ее зазвучала монотонно, как и прежде, и ученицы, оживившиеся было, снова начали клевать носом.

Анджали с удовольствием бы подремала под унылые повествования наставницы законов, но пятки зудели, и она не могла усидеть спокойно.

- Итак, первый закон нашей дхармы – апсары принадлежат всем и каждому, - продолжала наставница. – Апсара не может принадлежать одному мужчине. Всякий, кто пожелает апсару, может получить ее.

- Наставница! – снова не утерпела Анджали. – А что, если мужчина мне не нравится? Мое желание не входит в дхарму?

- Имея золоченую повозку и двух белых коней, станешь ли ты прятать их в темной конюшне? – ответила Мекха вопросом на вопрос. – Или ты поедешь по дороге, через ямы и кочки, радуясь быстрому бегу коней и ровному ходу колесницы? Ты должна быть, как твоя праматерь – волна. С одинаковой лаской принимать любого, будь то царь или последний из чандал.[1]

2

Занятия в школе апсар длились с утра до вечера, с перерывом лишь на ночь и на несколько полуденных, самых жарких часов. Но все же у учениц оставалось много свободного времени, которое они могли проводить на свое усмотрение.

Анджали, Ревати и Хема решили отправиться к озеру, чтобы поплавать вдосталь. Теперь они сидели на берегу, в зарослях жасмина, отдыхая после купания. Солнце освещало гору Сумеру совсем не так, как землю, и сумерки спускались медленно, словно нехотя.

Одежды девушек висели на ветках, похожие на больших радужных бабочек. Хема расчесывала волосы Анджали, а Ревати ощипывала лепестки с лилий, чтобы добавить потом в воду для умывания. Лепестки лилии делали кожу нежнее, а если настаивать их на серебряной воде, то еще и осветляли.

- Как мне противна эта выскочка Джавохири, - болтала Хема, - ведет себя, словно уже получила титул дайвики. Скорей бы уже она прошла состязание и убралась – хоть к богам, хоть к людям, и мы будем избавлены от ее раздвоенного языка, - она выставила указательный и средний пальцы и зашипела, как змея.

Анджали расхохоталась, довольная шуткой, а Ревати укоризненно покачала головой и сказала:

- Соперничество между апасарами должно быть только в танце.

- Ах, ты сказала это, как наставница Сахаджанья! – снова затараторила Хема. – Но когда Джавохири покинет школу, у Анджали не будет соперниц.

- Если только ты, - ответила Анджали смеясь. Она запрокинула голову, подняла руки и схватила Хему за шею. – Болтунья!

Они принялись возиться с писком и смешками. Ревати смотрела с неодобрением, убрав в сторону цветы, чтобы не в меру резвые подруги не раздавили хрупкие соцветия.

Успокоившись, девушки вновь чинно уселись на траву. Хема подобрала оброненный гребень и снова занялась волосами Анджали, но взгляд ее то и дело обращался в сторону зарослей ивняка. Наконец, она толкнула Анджали в плечо:

- Он опять здесь. Сидит в кустах.

- О боги! – Анджали вскинула руки в молитвенном жесте. – Как же он надоел!

- Позови его, посмеемся, - подзадорила Хема.

- Не надо, - испуганно заговорила Ревати, стягивая с ветки кусок зеленой ткани с красной каймой, и поспешно в него заворачиваясь. – Нельзя заговаривать с мужчинами до посвящения!

- Кто – мужчина? – фыркнула Анджали. – Этот мальчишка? Не будь смешной, моя дорогая подруга, - и возвысив голос, она позвала: - Эй, Медные Уши! Тебе не надоело там прятаться? Выходи!

Ветви ив зашевелились, и показался юноша лет двадцати – высокий и стройный, с приятным, хотя и немного грубоватым лицом. У него были темные волосы, забранные в пучок на макушке, а кончики ушей, обожженные солнцем, казались желтыми.

- Я же говорила тебе, чтобы не следил, - сказала Анджали недовольно, и не думая прикрывать наготу.

Юноша смотрел на ее тело с жадностью и в то же время робел, переминаясь с ноги на ногу.

У каждой красивой ученицы, искусной в танце и преуспевающей в учебе, был поклонник из числа гандхарвов – юношей, живущих в Тринаке и занимавшихся либо музыкой, либо бывших слугами богов, если не хватало музыкального таланта. Наличие поклонника поднимало статус, хотя и не приветствовалось наставниками. За прикосновение к апсаре строго наказывали, вплоть до изгнания на землю. За насилие над апсарой карали смертью, поэтому юноши Тринаки могли только молча и издали обожать своих красавиц, почитая за счастье обменяться словом или взглядом, и мечтая, что на дне посвящения – сваямваре, любимая выберет именно его мужем на одну ночь.

Именно таким трепетным поклонником и был гандхарв, представший сейчас перед Анджали. Он обожал ее давно и преследовал с настойчивостью, достойной северного ветра. Анджали и подруги забавлялись его покорностью и не упускали случая подшутить, а то и затеять злую каверзу. И то и другое несчастный поклонник сносил с одинаковым смирением.

Вот и сейчас он стоял перед тремя красавицами, молитвенно сложив руки, одетый лишь в красную ткань, обернутую вокруг бедер. Тело у него уже было развито по-мужски, но пухлые щеки указывали на юный возраст.

- Что молчишь? – продолжала Анджали. – Язык проглотил? Или он стал таким же медным, как и твои уши? Как тебя зовут?

Этот вопрос она задавала тысячи раз, и хотя имя влюбленного в нее гандхарва прекрасно помнила, ей доставляло удовольствие снова и снова притворяться, что поклонник значит для нее столь мало, что она не в состоянии запомнить, как его зовут.

- Коилхарна, - услужливо подсказал юноша, обретая дар речи.

- Коилхарна, - повторила Анджали с издевкой. – Кукушка. Вот так имя для искусного музыканта.

- Не такой он и искусный, - подхватила Хема. – Был бы искусный, назвали бы Соловьем.

И они с Анджали засмеялись весело и тонко, словно зазвенели серебряные колокольчики.

- Скажи ему, пусть уходит, - прошептала Ревати, смущенная до слез. – Не приведи боги, увидит наставница…

- Ты права, - согласилась Анджади. – Эй! Кукушкин сын! Посмотрел – и будет с тебя. Иди и не оглядывайся.

Гандхарв послушно повернулся и побрел в сторону дворца повелителя гандхарвов Читрасены, когда Анджали вдруг окликнула его:

3

- Конечно же, она не придет! – возмутилась Ревати. – Нам запрещается бродить ночью вне школы.

Хема промолчала, глядя на Анджали во все глаза.

- Боишься? – обрадовался Коилхарна.

- Нет, - резко ответила Анджали, и на лице ее появилась улыбка, не предвещавшая ничего хорошего. – Я приду. Только и ты приди, не испугайся.

Вызов был брошен, и гандхарву ничего не оставалось, как его принять.

- В полночь, когда часы на площади зазвенят, - сказал он. – Когда придешь – свистни.

- Вот еще! Стану я свистеть. Я хлопну в ладоши. Три раза.

На том и порешили, и Коилхарна, мокрый после вынужденного купанья, уходил, оглядываясь через каждые два шага. Анджали кивала ему, с необыкновенно благостным видом.

- Ты ведь это не всерьез, - сказала Ревати, собирая цветы. – Ты ведь не пойдешь ночью в павлиний парк.

- Пойду, - легко ответила Анджали.

Хема шумно задышала, но проситься с подругой не осмелилась.

- Если тебя поймают, то изгонят на землю, - голос Ревати пресекся от страха перед подобной судьбой. - Одумайся!

- Не поймают, - беззаботно шевеля пальцами ног, Анджали опрокинулась на спину, как будто разговор шел о вечернем чае и сладостях.

- Наша Анджали ничего не боится, - Хема смотрела на подругу с завистью и благоговением. – Расскажешь потом, что увидишь?

Ревати горестно застонала, удрученная неразумностью подруг. Но спорить было не в ее правилах. Девушки оделись, собрали лилии и пошли к хижинам учениц.

В назначенный час Анджали была в павлиньем парке. Она тайком улыбалась, вспоминая, как подруги провожали ее. Ревати лила слезы, Хема дрожала от страха и возбуждения. Уходя из тростниковой хижины, Анджали казалась себе отважной героиней. Она закуталась в черную ткань, как героиня спектакля, идущая на тайную встречу с возлюбленным, и миновала ворота школы незамеченной. Улицы города были пустынны, в домах горели лампы, зажигая окна разноцветными огнями – красными, синими, желтыми – под цвет занавесей. Из дворца Читрасены доносилась музыка и пение. Там праздновали полнолуние. Впрочем, там праздновали каждый день – благо, что повод для веселья можно было и не искать.

Оказавшись в зарослях безлюдного парка, Анджали порастратила храбрости, но отступать не собиралась. Она сама не знала, почему ее так властно тянет к виманам богов. Они были для нее не просто притягательны, ей казалось жизненно важным побывать там. Словно они скрывали некую тайну, которую непременно нужно было разгадать.

Когда водяные часы на площади огласили Тринаку мелодичным звоном, Анджали несколько раз глубоко вздохнула, успокаивая пустившееся в пляску сердце, и трижды хлопнула в ладоши.

Сначала было тихо, и девушка успела почувствовать досаду и облегчение, оттого, что глупец Коилхарна обманул и не пришел. Но вдруг кусты смородины зашелестели, и физиономия гандхарва показалась среди листвы.

- Долго мне ждать? – презрительно выпятила нижнюю губу Анджали. – Веди, если обещал!

- Я уже давно здесь, - сказал он, боязливо оглядываясь. – Пойдем?

Анджали сделала небрежный жест рукой, предлагая ему указывать дорогу.

Они прошли парк и свернули к бывшему дворцу господина Шакры, который теперь пустовал, так как царь богов со своим двором переселился в Амравати, но не дошли до дворца, а свернули в ашоковую рощу.

Здесь среди кокосовых пальм стояла огромная вимана. Луна освещала ее сбоку, серебристый свет лился по гладкой, как шелк, стене. Вимана напоминала затаившегося светло-серого слона – такая же огромная и грозная.

Но тут Анджали заметила, что лианы оплели подножье летающей колесницы, и загорелась праведным гневом:

- Обманщик! Эта вимана давно не летает!

- Но внутри она точно такая же, - начал торопливо оправдываться гандхарв. – Мы учимся управлять остальными виманами именно на этой.

- Не верю. Опять обманешь.

- Нет-нет! Точно такая же!

- Ладно, веди, - милостиво разрешила девушка. – Хотя ты все равно отъявленный лгун, и больше я не поверю ни единому твоему слову.

Обойдя с подлунной стороны, гандхарв и апсара остановились возле входа на летающую колесницу.

- Как она открывается? – спросила Анджали шепотом и огладила двери виманы. Дверь была гладкая, из светлого металла, подогнанная в проем так, что не было зазора даже на толщину волоска. И ни ручки, ни замочной скважины.

- Вот ключ, - важно ответил Коилхарна и достал тонкую пластинку из металла.

Он приложил пластинку к ящику слева от двери, на ящике зажегся красный огонек – и двери бесшумно отъехали в сторону.

Анджали открыла рот от такого чуда.

Внутри было темно, но Коилхарна шагнул вперед без колебаний. Он хлопнул в ладоши, и вдруг загорелся свет. Яркий, но не бьющий в глаза так болезненно, как солнечный. Анджали завертела головой, отыскивая волшебные светильники, но обнаружила только круглые стеклянные сосуды, выглядывавшие из потолка.

4

Анджали нехотя слезла с одноногого стула и в последний раз оглянулась, чтобы запомнить, как выглядит волшебство богов.

Они вышли в коридор, ступая тихо, как мыши, а музыка играла все нежнее, и Анджали вдруг остановилась. Было неразумно идти туда, но она не смогла себя пересилить, будто музыка разом лишила воли и здравомыслия.

- Я хочу посмотреть на богов, - тихо сказала Анджали.

- Нет! – воспротивился гандхарв шепотом. – Боги не любят, когда в их жизнь вмешиваются. Ты будешь наказана!

- Они меня даже не заметят, - отмахнулась Анджали. – А ты жди здесь, трусишка, я сейчас вернусь… - и она направилась по темному коридору, туда, откуда доносилась музыка.

Коилхарна заступил ей путь и схватил за руку, чтобы увести, но в нежную апсару словно вселился грозный ракшас. Анджали вырвалась, глаза ее гневно и презрительно сузились.

- Только посмей еще раз ко мне прикоснуться, - прошипела она с присвистом, как змея, готовая напасть. – Я донесу, и тебя изгонят на землю. Или сдерут кожу живьем!

Устрашенный напоминанием о столь страшной каре за прикосновение к небесной танцовщице, Коилхарна отступил. Девушка тут же проскользнула в темноту мимо него. Пометавшись на месте, Коилхарна так и не осмелился последовать за ней, и остался стоять, хрустя от волнения пальцами.

Тем временем Анджали шла навстречу божественной музыке, касаясь рукой стены, чтобы не заблудиться в темноте. Шаги ее были легки и бесшумны, музыка звучала все громче, а потом к ней стали приплетаться другие звуки. Тихие женские стоны сначала показались Анджали продолжением мелодии, но стоны вступали не в такт, и Анджали почти сразу сообразила, что происходит.

О чувственной стороне жизни апсарам рассказывали по сто раз на дню. И показывали картинки, выписанные ярко и правдоподобно. Но одно дело – слушать и рассматривать плоские изображения, а другое – увидеть самой. И Анджали не смогла удержаться от искушения.

Завернув за угол, она обнаружила комнату, скрытую полупрозрачным покрывалом. По ту сторону горели лампы, а в коридоре было темно. И Анджали подошла почти вплотную, не боясь быть замеченной. Именно отсюда лилась чудесная музыка, и женские стоны слышались отчетливей. К удивлению девушки, комната оказалась маленькой, и в ней не обнаружилось десяти музыкантов с барабанами и ситарами, их не было ни одного, но музыка все равно звучала.

Почти всю комнату занимала кровать, в которой впору было поместиться как раз десяти невидимым музыкантам. Круглая, с высокой, круглой же спинкой, похожая на раскрытую раковину, кровать была застелена алым и белым шелком. И на ней лежали боги. Вернее – бог и богиня.

Два невероятно прекрасных тела – женское и мужское – слились в страстных объятиях.

Анджали сразу узнала эту позу любовного танца – «Кольцо весенних змей», одну из самых сложных и изысканных, и женщина исполняла ее с такой легкостью, будто тело было податливым, как змеиное. Анджали почти не видела искусной исполнительницы, смогла разглядеть только ноги, обвившиеся вокруг мужской талии, и смуглую до черноты руку, украшенную серебряными браслетами. Рука поражала каждой линией и изгибом – тонкая, округлая, с узкой кистью и длинными пальцами. Эта рука гладила спину мужчины, и царапала ее, и ласкала, завораживающими движениями, изящными, как танец.

Мужчина был виден весь, только лицо скрыто пышными рыжеватыми кудрями. Кожа его была молочно-белой, такой же светлой, как у Анджали. Говорят, такими светлыми бывают только боги, но Анджали никогда их не видела, и поэтому сердце ее затрепетало от восторга и священного ужаса.

Возлюбленные были слишком заняты, чтобы обнаружить чье-то присутствие, и Анджали, оставаясь незамеченной, наблюдала действо древнее и прекрасное, как танец. Апсара не должна испытывать желания, но сейчас Анджали чувствовала и волнение, и возбуждение, и зависть к той темнокожей, что так запросто наслаждалась любовью своего мужчины.

Крутые ягодицы рыжеволосого бога работали быстро и методично, поднимаясь и опускаясь. Мускулы играли под гладкой кожей, и каждый удар сопровождался женским стоном.

5

Стоны женщины усилились, она вдруг изогнулась всем телом, царапая острыми коготками спину мужчины, вскрикнула – и затихла, уронив руку. Светлокожий бог тут же мощно заработал крестцом, последовал еще один вскрик – на этот раз низкий и гортанный, и уже мужчина бессильно рухнул на алые и белые простыни.

Анджали стояла оглушенная, не слыша даже волшебной музыки. Вот какая она – любовь богов. Прекрасная, и страшная, но такая притягательная.

- Мне так хорошо с вами, господин, - сказала женщина, оживая.

Она тихонько поцеловала бога в плечо, а он сонно улыбнулся и не глядя погладил женщину по голове.

Теперь Анджали смогла рассмотреть их лица. Рассказы о том, что боги – самые прекрасные существа на земле, оказались правдивы. Лица и женщины, и мужчинаы отличались тонкостью и гармоничностью черт. Но если женщина была красива привычной красотой, какую Анджали наблюдала среди своих соучениц и наставниц, то мужчина показался ей необычным и ярким, как молния ночью. Кожа его напоминала цветом слоновую кость, лицо было удлиненным, с округлыми щеками и губами приятной пухлости. Нос с небольшой горбинкой был словно выточен искусным резчиком, подбородок с ямочкой, высокий лоб и темные брови вразлет – в нем все было без изъяна. Анджали смотрела и пила эту красоту, как прохладную воду.

Мужчина опустил длинные ресницы, засыпая, но красавица обиженно надула губы и начала тормошить его и щекотать:

- Нет, я не позволю вам уснуть, - приговаривала она. – Вы еще не сказали, как меня любите!

Она щекотала и царапала мужчину, и покрывала его короткими поцелуями, пока он со смехом не опрокинул ее на подушки.

- Ты прогнала весь сон, шалунья, - сказал он.

Голос у него был звучный и глубокий, как рокот толстых струн вины.[1]Анджали вся затрепетала, когда услышала его. Этот голос потрясал своей силой и проникал в каждую частичку тела, заставляя дрожать от восхищения.

- Шалунья? – засмеялась женщина. – Это мое новое имя?

- Нет, твое имя – Шакти, - ответил мужчина, глядя ей в глаза. – Потому что ты – вторая половинка Шакры.

Анджали зажала рот ладонями, чтобы сдержать возглас, готовый сорваться с губ. Шакра! Царь богов! Удалился из своего сверкающего дворца, чтобы насладиться любовью и тишиной. Если помешать ему… Девушка попятилась, собираясь бежать, но была все еще не в силах освободиться из плена любования. Точеный профиль царя богов притягивал взгляд, и она чувствовала, что не может уйти.

- Шакти, - задумчиво повторила темнокожая. – Но это титул вашей супруги, господин. Как я осмелюсь так называться? Она – бессмертная богиня, а я – всего лишь ничтожная апсара, рожденная от воды…

- Молчи, - перебил ее Шакра. – Ты – самая прекрасная в мире, ни одна богиня не сравниться с тобой.

- Но бессмертие…

- Бессмертие – это не карма от рождения. Это дар богов.

- Дар богов? – прошептала женщина, а Анджали замерла, хотя знала, что за проникновение в божественные тайны наказание одно – смерть.

- И сейчас я тебе это докажу, - Шакра поцеловал возлюбленную в смуглый выпуклый лоб и легко вскочил с кровати. Сложен он был тоже без изъяна – широкоплечий, узкобедрый, именно такой, какими богов рисовали на фресках. Но фрески неподвижны, а здесь перед Анджали предстал оживший рисунок, двигавшийся с гибкостью пантеры и горделивостью павлина.

Открыв один из боковых шкафчиков, скрытых в гладкой стене, Шакра достал прозрачную трубку, в которой плескалась мутная красноватая жидкость.

- Сядь и наклони голову к правому плечу, - велел он.

Женщина боязливо подчинилась и спросила:

- Что это, господин?

- Это амрита.

- Амрита?!

И женщина, и Анджали с одинаковым изумлением уставились на трубку.

Потом женщина засмеялась:

- А говорят, что амрита – ароматнейшее и вкуснейшее кушанье. Слаще, чем рис с молоком и медом, и нежнее спелого инжира!..

- Всё - болтовня непосвященных, - усмехнулся Шакра. – Амрита не так сладка, как рассказывают. Но благодаря ей ты проживешь на пятьдесят лет больше.

- Пятьдесят лет? – женщина снова покосилась на божественную пищу бессмертных. – Всего лишь?

- Это не так мало, как тебе кажется, - успокоил ее царь богов и положил руку ей на голову, заставляя открыть шею. – А потом я дам тебе еще. И еще, чтобы ты жила вечно. Со мной.

Он приставил трубку к шее женщины, что-то щелкнуло, и женщина взвизгнула, вздрогнув. Жидкость из трубки постепенно вливалась в ее шею. Когда трубка опустела, Шакра спрятал ее обратно в шкаф.

- Это больно, - пожаловалась женщина, касаясь шеи кончиками пальцев.

- Вечная жизнь стоит любой боли, - ласково утешил царь богов и увлек ее на шелковые простыни.

- Любовь царя богов заставит забыть любую боль, - ответила апсара, приникая к нему всем телом.

6

- Урока не будет, - сказала наставница Сахаджанья, входя в хижину для занятий, когда день уже был почти на исходе

Ученицы, ожидавшие ее несколько часов, оглянулись и вскочили с восторженными воплями.

Сегодня на наставнице вместо привычного сари из зеленого шелка был наряд небесной танцовщицы – из алой ткани, сплошь затканной золотом. Волосы наставницы были убраны цветами жасмина, а на руках и ногах позванивали браслеты из красного золота.

- Какая вы красивая! – ученицы столпились, толкаясь локтями, чтобы принять прах от ног, а более того – чтобы коснуться украшений и прекрасных одежд. – Сегодня вы танцуете для богов? Ах, хотелось бы посмотреть…

- Немедленно отойдите! – Сахаджанья грозно вскинула указательный палец, и ученицы испуганно отступили. – Помнёте наряд, - продолжала наставница деловито. – Джавохири и Анджали идут со мной. Нас ждет вимана, поторопитесь.

- Вимана?! – выдохнули ученицы с восторгом и завистью.

- Они будут танцевать во дворце господина Камы, это огромная честь.

- Во дворце!.. Вимана!.. Господин Кама их увидит!.. – защебетали ученицы – кто восхищенно, кто завистливо.

Некоторые стали проситься вместе с Сахаджаньей и счастливчиками, которым выпала удача лицезреть жилище богов и самих богов, но наставница была непреклонна:

- Джавохири и Анджали лучшие танцовщицы среди вас. Если бы вы были усердны, как они, то летали бы сейчас на вимане. А раз вы лентяйки, то оставайтесь здесь и думайте, что лучше – тренироваться до седьмого пота или бестолково болтать.

Вимана ждала их на открытой поляне за домами наставниц. Летающая колесница была не такой большой, как царская, в ней едва поместились бы человек шесть. У колесницы не было колес, лишь четыре плоских крыла сверху. Сделанная из светлого металла, вытянутая наподобие клюва, вимана походила на хищную птицу. Внутри сидел гандхарв в белых одеждах, его можно было хорошо разглядеть через переднюю прозрачную стену, он кивнул Сахаджанье, призывая поторопиться.

Анджали шла к этой птице, как во сне, даже позабыв, что рядом находится ненавистная соперница.

- Забирайтесь скорее! – велела Сахаджанья, подсаживая сначала Джавохири, а потом и Анджали. – Представление вот-вот начнется, а вас еще надо переодеть и украсить.

- Мы будет танцевать для господина Камы? – спросила Анджали.

- Да, и для господина Читрасены. И господин Шакра тоже обещал прибыть, - сказала наставница, пристегивая девушек ремнями к стульям. – Не бойтесь и держитесь крепче.

Но Анджали и не думала бояться. Сердце ее забилось в бешеном ритме, едва она услышала имя царя богов. И она будет танцевать для него…

В прозрачное, как стоячая вода, окно, Анджали видела, что проводить их вышли все ученицы школы апсар. Впереди прыгала, хлопая в ладоши, Хема, печальная Ревати стояла поодаль.

- Что мы будет танцевать? – спросила Джавохири.

Голос ее слегка дрожал, и Анджали поняла, что ей страшно. Сама же она чувствовала себя в вимане, как дома. Когда летающая колесница взревела и поднялась в воздух, Джавохири взвизгнула, хватаясь за наставницу, а Анджали сразу приноровилась к полету. Иногда колесница будто проваливалась в воздушную яму, и тогда сердце подскакивало до горла, а под ребрами холодило. Но это было совсем не страшно, а даже весело. Колесница грохотала так, что Сахаджанье пришлось кричать, чтобы ответить на вопрос Джавохири:

- Будете исполнять танец слуг божественного орла. Две исполнительницы заболели, и я вспомнила про вас. Вы обе хорошо изучили движения. Поэтому не подведите меня.

- Я-то точно не подведу, - задрала нос Джавохири.

Анджали благоразумно промолчала. Ожидая встречи с царем богов, она опять испытала то же волнение, что в царской вимане. Стараясь унять дрожь, девушка ущипнула себя за колени – испытанное средство, не раз помогавшее успокоиться перед показательным выступлением. Сахаджанья заметила и сказала непривычно ласково:

- Не надо бояться. Просто танцуй, как всегда – ни лучше, ни хуже.

- Какая высота! – сказала Джавохири, выглядывая в окошко. – И как быстро мы летим. Уже миновали всю Тринаку, а если бы тащились в паланкине, добрались только до Большого фонтана. Хорошо быть богиней!

- Не болтай глупостей, - одернула ее наставница. – Ты не богиня. И никогда ею не станешь.

- Я стану дайвики, - дерзко сказала Джавохири, - и у меня тоже будет вимана.

В любое другое время Анджали не упустила бы случая поиздеваться над мечтами соперницы, но сейчас ей совсем не хотелось пререкаться. Показался дворец господина Камы, и она приникла к окну, глядя на жилище богов с жадным любопытством.

Дворец имел прямоугольную форму, очень правильную и четкую. Посредине синел искусственный пруд, а по четырем углам стояли высокие башни из белого камня. Анджали знала, что в одной живет сам Кама, в другой – его супруга, госпожа Рати, в третьей - дайвики, в четвертой – гандхарвы. Всюду росли жасмин и смородина, и жители дворца, казавшиеся сверху крохотными шахматными фигурками, прогуливались по дорожкам между ними. Анджали вся затрепетала, представляя, что где-то там идет в главный дворец господин Шакра. А может, его несут в паланкине, который как раз показался, вывернув из зеленых зарослей. А может, это он подъехал на белоснежном скакуне и ловко спрыгнул на землю.

7

Анджали оглянулась на наставницу, и та хмуро кивнула, позволяя подойти. Анджали приблизилась. Темнокожая апсара взяла ее пальцем под подбородок.

- Ты находишь меня красивой? – спросила она ласково.

- Да-а… - выдохнула Анджали.

- А ведь я – черная, - сказала апсара со смешком. – Черная, как ночь. Но и ночь может быть прекрасной.

Джавохири порывисто задышала, словно услышала что-то приятное и важное. Она приняла прах от ног черной апсары, не спрашиваясь позволения Сахаджаньи.

- И ночь может быть прекрасной, - благословила ее апсара, - запомни, что сказала тебе Шьяма-Мукхи – черная и прекрасная.

Анджали не удостоилась благословения дайвики, но оборачивалась через каждый шаг, когда они уходили. «Черная и прекрасная» сразу же позабыла о них и обругала служанку, которая криво приколола цветок лилии.

- Вы знаете ее, наставница? – спросила Анджали, когда они вошли в комнату на втором этаже, где не было окон и зеркал от пола до потолка, зато суетились тридцать или больше полуголых апсар низшего ранга. – Она сказала, что обучалась с вами. Кто она?

- Дайвики Шьяма-Мукхи, - ответила Сахаджанья, раздевая девушек и бросая им желтые шафрановые одежды. – Одна из лучших танцовщиц. Лучше нее только дайвики Урваши. Следите за ее танцем очень внимательно, когда она выйдет на сцену. У нее есть чему поучиться.

- Она сказала, что ночь прекраснее, чем день, - сказала Джавохири, любуясь собой в зеркало размером локоть на локоть.

- Нет, совсем не так, - возразила Анджали. – Она сказала, что и ночь может быть прекрасной.

Джавохири фыркнула, но спорить не стала.

- Ведь дайвики Шьяма-Мукхи вам совсем не по душе, наставница? – снова спросила Анджали, когда Сахаджанья заплела ее волосы в косу и принялась украшать пряди цветами жасмина.

За неосторожные слова ученица сразу же получила шлепок по губам.

- Ты забыла, чему тебя учили на уроках постижения дхармы? Апсара должны относиться ко всем ровно, никого не выделяя приязнью или неприязнью. Держи язык на привязи, если не хочешь лишиться его раньше времени!

- Она болтливая, как попугаиха, - поддакнула Джавохири, примеряя красную краску к губам.

- А ты кривляешься перед зеркалом, как обезьяна, - сказала Анджали.

Передразнивая Джавохири, она вытаращила глаза, обеими руками оттянула себе уши и замотала головой на манер бамбуковых мартышек.

- Сама обезьяна!

- Не заставляйте меня пожалеть, что я взяла вас сюда! – прикрикнула Сахаджанья, и девушки сразу же присмирели.

Они надели шафрановые одежды с золотистой каймой, выкрасили ладони и кончики пальцев кармином, подвели глаза. Анджали посмотрела в зеркало и не узнала себя. На нее смотрела небесная танцовщица с лицом белым, как свежее молоко. Драгоценности озаряли ее сияющим ореолом, придавая необыкновенный блеск глазам.

Наставница угадала ее мысли:

- Это и правда ты, - сказала она, убирая последние огрехи в наряде – расправляя складки шаровар и закрепляя золотую подвеску на конце косы. – Не веришь собственным глазам?

- Не верю, - тихо ответила Анджали.

Джавохири была занята лицезрением собственного отражения и не слышала их разговора.

- Я тоже не верила, когда впервые выходила на сцену, - Сахаджанья поправила ножные браслеты на Анджали и окликнула Джавохири. – Поспешите! Вы же не хотите поразить царя богов опозданием?!

Они вышли из покоев танцовщиц и прошли по прямой, как стрела, дорожке к искусственному пруду, на котором были установлены сцена и плавучая беседка для зрителей, сплошь увитая цветами.

Пройдя деревянными мостками, апсары оказались за сценой – крытой площадкой, огороженной с двух сторон колоннами.

Вдоль сцены стояли лампы в каменных чашах, один край которых был выше чем другой. Это позволяло направить свет на сцену, в то время, как беседка со зрителями оставалась в тени. Сидевшие на вершинах колонн слуги бросали душистые лепестки роз и чампаки. Лепестки летели, как бабочки, и так же, как ночные мотыльки, мгновенно сгорали, если касались пламени светильников. Но большинство лепестков падало на украшенную цветами беседку, где расположились отдыхающие боги, и воздух был напоен ароматами.

Несмотря на вечернюю духоту, здесь было прохладно от воды, фонтанов и громадных подвесных вееров, которые усердно раскачивали гандхарвы, призванные прислуживать гостям. Играла музыка, и на сцене распорядитель пира уже распевал молитвы великим богиням – покровительницам искусства – госпоже Сарасвати, госпоже Падме и госпоже Бхайрави. Все происходящее казалось прекрасным сном, чудесным видением. И также, как Джавохири, Анджали подумала, что это – самое лучшее место на свете, и что жить здесь – самое большое счастье.

Сахаджанья бегом домчала учениц до колонн и поставила последними в шеренге апсар, готовых выйти на сцену.

Прекрасные женщины в одинаковых шафрановых нарядах, с косами, украшенными жасмином, казались похожими друг на друга, как родные сестры. Джавохири и Анджали лишь совсем немного уступали им в росте. Апсары не обратили на новичков внимания, и переговаривались тихими, мелодичными голосами – будто журчала родниковая вода.

8.

Анджали робко приблизилась и поклонилась, коснувшись лбом основания ложа.

- Как твое имя? – спросил Шакра.

Анджали назвалась и только тогда осмелилась поднять глаза. Царь богов был совсем близко, она даже смогла рассмотреть родинку над правой бровью и ресницы – длинные и пушистые, как у Ревати. Вблизи он показался девушке еще красивее. Он глядел на нее с улыбкой и чуть мечтательно, как будто видел то, чего она сама о себе не понимала.

- Ты ведь еще ученица?

- Мой арангетрам[1] будет через три года, - ответила Анджали.

- Три года – это недолго, - заверил ее Шакра. – Ты не заметишь, как они пролетят. И тогда я смогу насладиться твоим танцем в полной мере.

- Почту за честь танцевать для вас, господин, - ответила девушка заученной фразой.

- Она необычна, - повторил он слова дайвики Шьяма-Мукхи, указывая на нее Каме и Читрасене. - Вот увидите, она далеко пойдет.

Младшие боги услужливо закивали.

- Я тоже обратил на нее внимание, как только она ступила на сцену, - важно заявил господин Кама. – В ней чувствуется сила, в каждом движении. Это очень, очень важно для танцовщицы.

- Да, сила! – засмеялся Шакра. – Если бы я не боялся преступить закон, я бы сейчас пощупал ее мускулы. Под этой гладкой кожей они так и играют, хотя сейчас совсем не заметны. Потрясающее единение формы и содержания, вы не находите?

И младшие боги снова закивали, показывая, что во всем согласны.

Анджали не понимала и половины их слов, слишком уж они были для нее мудрены, но взгляд Шакры согревал, манил, не отпускал, и она смотрела на него, чувствуя себя так, словно уже попала в Брахмалоку - священный город праведников, освободившись от перерождений и обретя вечную свободу.

Но тут взгляд царя богов скользнул поверх головы Анджали, и глаза его расширились, а губы приоткрылись, как у ребенка, заметившего сладости. Анджали ревниво оглянулась, чтобы увидеть, что привлекло его внимание. На сцену вышла дайкиви Шьяма-Мукхи, изображавшая царицу змей. Ее темное полуобнаженное тело с острыми высокими грудями извивалось под музыку с гибкостью, достойной настоящей змеи. И эта змея бросала в царя богов взоры манящие, долгие и жаркие, как самая жаркая ночь.

Анджали схватили за плечи и оттащили, чтобы не мешала господину Шакре любоваться представлением.

Она не сопротивлялась, потому что в сопротивлении не было смысла. Одним своим появлением «черная и прекрасная» заставила царя богов забыть об Анджали и всех остальных апсарах вместе взятых. Глядя из-за колонны на танец Шьяма-Мукхи, девушка чувствовала себя униженной. Дайвики унизила ее своей красотой, своим искусством. Невольно Анджали начала повторять ее движения. Неужели, в этом сила над мужчинами? Даже божественными? В движениях? Или во взглядах?

- Перенимаешь знания? Ты умница, – похвалила ее наставница Сахаджанья, появившись из темноты, как ночная бабочка. – Но нам пора. Джавохири уже ждет в вимане.

- Наставница! Еще немного! – взмолилась Анджали, но та покачала головой.

- Тебе не место на празднике богов, - сказала она тихо, но непреклонно. – Пока не место. Не беспокойся, тебе еще надоест и эта сцена, и эта жизнь. Пошли!

Анджали покорно следовала за ней и думала, что эта жизнь не может надоесть. Могут надоесть каждодневные занятия и глупые гандхарвы, которые рыщут за тобой по пятам. Но царский дворец, огни и музыка в ночи – это не надоест никогда. Потому что надо всем этим сияет, как солнце, улыбка царя богов, потому что это и есть счастье.

Она так замечталась, что не заметила мужчину, который шел навстречу, опаздывая на праздник. Наставница Сахджанья проворно отступила в сторону, давая дорогу, а Анджали, чей дух еще витал рядом с цветочной беседкой, уткнулась прямо в грудь прохожему. На нем не было праздничной цветочной гирлянды, а покрывало-ангаваштрам, небрежно наброшенное на одно плечо, сползло до локтя, и Анджали на короткое мгновение ощутила лбом, носом и губами прикосновение к обнаженному мужскому телу. Ее лицо так и горело, и кожа мужчины показалась ей холодной и гладкой, как мрамор, хотя пахла кипяченым молоком, корицей и гвоздикой. Анджали показалось, что она поцеловала статую, а не живое существо.

Мужчина тут же оттолкнул девушку, отчего она едва не упала, но Сахаджанья успела схватить ее за руку повыше локтя.

- Простите, господин! Девушка не заметила вас в темноте!

Потирая ушибленный нос, Анджали увидела, как мужчина брезгливо обмахнул покрывалом грудь, будто соприкоснулся с нечистым существом, и прошел мимо, даже не удостоив апсар ответом. На нем был тюрбан с кистями, спускавшимися на плечи, что указывало на высокую варну рождения, но кожа была не божественно-белой, а смуглой.

- Какой гордец, - сказала Анджали недовольно, - даже господин Шакра снизошел до разговора с нами, а этот черный слова не сказал, да еще и отряхнулся, как от грязи.

Сахаджанья больно щелкнула ее по макушке:

- В каких небесах ты летаешь?! И что болтает твой язык? Это дворец господина Камы, а ты вообразила, что твой собственный? Думаешь, что имеешь право осуждать его гостей? Ты еще глупее Джавохири! Поторопимся, пока ты не накликала бед.

9

На священной горе Сумеру тоже бывают зима, весна, лето и время увядания, когда начинаются дожди. Каждая смена сезона сопровождается праздниками. Праздников много, потому что жители небесных городов всегда готовы прославить богов за то, что те даровали им беззаботную и счастливую жизнь, в отличие от жизни на земле – полной опасностей и лишений.

Из всех праздников Анджали больше всего любила Вайсахи – праздник молодых плодов, когда созревали первые плоды манго. К этому времени весна еще не заканчивалась, и в Тринаке и ее окрестностях буйно расцветали цветы, но и лето уже вступало в свои права, позволяя лакомиться плодами манго, царскими ягодами и красными бананами.

Только ее привлекали не цветы и не фрукты. На празднике молодых плодов юные апсары, которые еще не окончили обучение, могли посоревноваться между собой в искусстве танца – солируя или представив групповой танец. Посмотреть на это приходили все жители Тринаки, а зачастую приезжали и жители соседних городов, и даже миров. Говорили, что и боги появлялись в Тринаке принимая облик гандхарвов или людей, чтобы насладиться восхитительным зрелищем – плясками юных красавиц.

К этому празднику танцовщицы готовились весь год, придумывая и тайком разучивая танцы, и наставницы поощряли их старания, потому что соперничая в искусстве достигаешь совершенства.

Анджали руководила группой апсар-учениц своего возраста и тоже придумывала танец.

За несколько дней до праздника она и ее девушками сидели в тени баньяна, раскладывая на дощечке разноцветные камешки, где каждый камешек обозначал определенную танцовщицу – чтобы в последний раз выверить рисунок танца. Девушек было четырнадцать, сама Анджали – пятнадцатая. Хема и Ревати иногда принимались спорить, если им казалось, что танец становится не особенно выразительным, но остальные девушки почтительно молчали, заглядывая Анджали в рот и с восторгом принимая любое ее решение. В самый разгар обсуждения появилась ещё девушка – совсем молоденькая, из младших классов. Она бежала прямиком к баньяну, размахивая руками. При виде ее Анджали тут же смешала камешки – танец должен сохраниться втайне от соперниц.

- Чего тебе, Трипти? – спросила она.

Та приняла прах от ее ног и что-то зашептала на ухо. Шептала она долго, и девушки, воспользовавшись этим, улеглись на траву, сплетничая и смеясь.

На небе не было ни облачка, солнце палило, но в тени баньяна было прохладно, и от водохранилища веяло свежестью. Только Хема и Ревати поглядывали на Анджали с тревогой – слишком уж важной и взволнованной выглядела Трипти, а их подруга все больше хмурилась.

Наконец, Трипти покинула тень баньяна, а Анджали резво вскочила на ноги, несколько раз хлопнув в ладоши, привлекая внимание.

- Слушайте и смотрите на меня! – сказала она. - Мне удалось узнать, что Джавохири и ее танцовщицы наденут на праздник красные одежды.

Девушки изумленно зашептались, а Хема в досаде пристукнула кулаком по коленке. Только Ревати высказала недоверие:

- Где они возьмут столько красной ткани?

- Говорят, кто-то из дайвики взялся покровительствовать Джавохири перед ее арангетрамом, - ответила Анджали, кривя губы. – Они оденутся в красное, чтобы затмить всех.

- Наверняка им помогает эта черная! – воскликнула Хема.

- Дайвики Шьяма-Мукхи? – Анджали задумалась. – Может быть. Если они появятся в красном, мы и вправду померкнем рядом с ними.

- Может, и нам одеться в один цвет? – предложил кто-то из девушек.

- Какой?..

- Шафрановый?..

- Зеленый?..

Девушки принялись наперебой обсуждать, что хотели надеть к празднику. Каждая приготовила лучшее, что у нее было, но и последнему бесталанному гандхарву было бы ясно, что танцовщицы, обряженные в один цвет, затмят любые наряды.

Анджали пришлось снова похлопать в ладоши.

- Что вы так раскричались? – спросила она презрительно. - Как перепуганные сойки. Успокаиваемся и думаем.

- Нам тоже нужны одинаковые наряды, - сказала Хема.

- Но какой цвет заглушит красный? – робко вставила Ревати. – Что бы мы не надели, только шафрановый будет ярче красного.

- Где же мы раздобудем столько шафрановых одежд? – хмыкнула Анджали. – Разве что ограбим дайвики в царском дворце?

Ревати испуганно ахнула, а Хема засмеялась, понимая, что ограбление – всего лишь шутка.

- Наденем белый, - предложила одна из девушек. – Белый есть у каждой из нас. И он не проиграет красному.

- В белом бы будем, как вдовы, - ответила Анджали, задумчиво постукивая указательным пальцем по подбородку.

- Тогда зеленое? – предложила Хема. – Зеленый и красный дополняют друг друга.

Девушки с жаром заспорили, какой цвет составит достойное соперничество красному, а Анджали молчала, глядя в небо.

- А ты что задумалась? – упрекнула ее Хема. – Скажи что-нибудь.

10

- Девушки-цветы! – в восторге завопила Хема, но тут же заволновалась: - Но где мы достанем столько жасминовых цветов? Нам не разрешат взять их в саду, те цветы идут на подношения богам, а возле озер мы столько не наберем. И за городскую стену нас не выпустят.

- Не беспокойся об этом, - сказала Анджали с улыбкой превосходства. – Цветы будут.

Наутро Коилхарна был встречен милостиво и после ласковых просьб пообещал принести столько цветов жасмина, что засыплет ими Анджали по самую макушку.

Он сдержал обещание, и в день праздника шестеро юношей из гандхарвов принесли к хижине Анджали и ее подруг две корзины свежих белых цветов, пахнущих сладко и тонко.

Пока не сгустились сумерки, девушки в синих нарядах уселись перед хижиной и сплели гирлянды, браслеты и венки, которые до времени опустили в воду. А еще украсили волосы цветами и даже продели в уши, как серьги.

- Мы и правда красивы! – восхитилась Хема, осматривая себя и подруг. – Анджали права – в синем и белом мы как настоящие морские волны!

- Придем и смоем Джавохири и ее обезьян! – скомандовала Анджали, вызвав общий смех.

Перед самым праздником, когда со стороны Тринаки уже доносилась музыка, девушки достали припасенные жасминовые украшения.

Ревати уже была готова и стояла рядом с подругами, которые все еще прихорашивались.

- Это не жасмин, - сказала вдруг Хема, примерявшая цветочное ожерелье. – Это маллика. Цветок подземного бога!

Она с презрением и страхом отложила гирлянду белых цветов, не решаясь ни выбросить ее, ни надеть.

- Кто принес это? Гандхарвы совсем без глаз, что ли? – пробормотала она.

Анджали посмотрела на гирлянду, подумала, потом подняла и надела на шею.

- Анджали, – предостерегла ее Ревати, бледнея от страха: – эти цветы подносят Господину-который-живет-под-землей! Как ты можешь надеть их на божественный праздник?

- Ничего страшного, - беззаботно ответила их подруга. – Они так похожи – жасмин и маллика. Всего то у маллики нет желтых тычинок. Никто не увидит разницы. А Господин-из-под-земли, - она передразнила Ревати, с наигранным ужасом схватившись за голову, - тоже танцует, это всем известно. Он не посчитает оскорблением, если я буду танцевать в венке из цветов, посвященных ему, - она поднесла к лицу цветочное ожерелье и вдохнула его запах. – Они пахнут, как жасмин. Даже еще сильнее, пожалуй.

- Наша Анджали никого не боится, - сказал Хема, глядя округлившимися от страха глазами.

- Поторопимся, девушки! – Анджали захлопала в ладоши, подгоняя своих танцовщиц, как стайку птиц к кормушке. – Сегодня мы затмим всех.

В этот вечер Тринака шумела, пела и звенела мелодиями, как никогда днем. Солнце село, и небоскат на западе был расцвечен золотистыми и красноватыми сполохами. Улицы были забиты нарядными прохожими – мужчинами, женщинами, детьми. Торговцы наперебой предлагали угощение – сладости, жаренные на углях мясные колбаски, прохладительные напитки и горячий чай с ароматными специями. Были здесь и только что созревшие фрукты – их раздавали бесплатно, чтобы каждый ел столько, сколько позволят душа и живот.

У Большого фонтана на площади были зажжены сотни светильников, и все здесь сияло огнями, ожидая появления главных участников торжества – юных танцовщиц. Музыканты настраивали и проверяли инструменты, а зрители уже толпились за каменным невысоким ограждением, отделявшим площадь-сцену от мест, отведенных зрителям. Каждый хотел оказаться в первых рядах, особенно молодые гандхарвы, которые так и напирали на ограждение. Время от времени кто-то из них вываливался на площадь (не без помощи друзей, конечно), и строгие охранники в белых тюрбанах загоняли его обратно, нанося нарушителю порядка легкие удары гибкими тростями.

Именно сюда должны были вскоре придти танцовщицы, и в ожидании их зрители ели, пили, платили рисовальщикам мехенди, чтобы они изобразили хной на ладонях священный знак солнца, и плясали под звуки барабанов и флейт.

Но вот загудели медные трубы, и зрители забыли о сладких пирожках и белом вине, которое согревает изнутри лучше перца, и бросились к площади. Из-за колонн, между которыми натянули полотнища ткани, выходили юные апсары – десятки красивейших девушек, наряженные в короткие, до колен, шаровары. Волосы танцовщиц были распущены, а грудь прикрывали лишь стеклянные или каменные бусы в несколько рядов.

- Вот они, самые вкусные молодые плоды! – закричал кто-то из гандхарвов. Мужчины засвистели и захлопали в ладоши, выражая восхищение.

Особое восхищение вызвала группа апсар, наряженных в красное. С золотистыми украшениями, в ярких одеждах, девушки походили на дочерей бога огня, решивших принять человеческий облик. Каждая группа танцевала по-своему, проходя перед зрителями, огибая площадь и снова возвращаясь.

Но вот танцовщицы в красном заметно смешались, а зрители разразились криками: на площадь вышла еще одна группа танцовщиц. Они были одеты в синие одежды, подобно прародительницам-апсарам, вышедшим из воды, и украшены жемчугом с головы до ног, словно обрызганы морской пеной. Восторги усилились, когда стало ясно, что это не жемчуг, а цветы жасмина. Упоительный аромат сопровождал каждое выступление танцоров в синих одеждах, и красным оставалось уповать только на свое мастерство.

11

Они с Джавохири разошлись в танце и сошлись снова. Анджали вскинула правую руку, чтобы ответить обидчице пощечиной, но Джавохири ловко оттолкнула ее, повернувшись, как волчок, и заливисто хохоча. Веселилась она недолго, потому что тут же получила пощечину с левой руки.

Соперницы обменялись полными ненависти взглядами, прежде, чем снова разойтись в танце по разным сторонам площади.

Едва ли кто-то из зрителей заметил подобные нововведения в рисунке танца. Для гандхарвов и прочих жителей города это была пляска двух красавиц. И зрители с жаром обсуждали ее, без стеснения сравнивая прелести девушек – таких одинаковых и таких разных.

- Я готов истечь соком при одном лишь взгляде на них! – кричал рослый гандхарв, черноусый и смуглый. – Они прекрасны, как звезды, эти малышки!

- А вот та, светлая - она как ладду[1] из белой чечевицы! – отозвался стоящий рядом с ним. – И такая же сладкая, должно быть!

- Ах, эта белая кожа, - причмокнул губами первый. – Сколько еще времени пройдет, пока я смогу ею насладиться!

- Это вряд ли, - хохотнул второй. – Эти крошки пойдут далеко! Готов поклясться, они обе станут дайвики и будут ублажать богов, а не нас с тобой.

- И дайвики можно завоевать, если задаться целью! Подкараулить ее, когда пойдет купаться или на моления – и потребовать то, что полагается нам от каждой апсары по праву.

- А я бы не отказался вкусить и ладду, и тростникового сахара, - размечтался третий, намекая, что кожа Джавохири цветом напоминает темный сахар. – И не отказался бы смешать их на своем блюде!

Эти выкрики Анджали слушала, как в каком-то горячечном сне.

Слушала и не могла понять, что они значили. В школе не уставали повторять, что служение апсары – величайшая честь, которая только может быть оказана рожденной от воды. Но сейчас она почему-то не чувствовала, что удостоилась высокой чести. Наоборот, разговор мужчин показались ей обидными. Она замешкалась и Джавохири, воспользовавшись этим, наградила ее очередной пощечиной.

В толпе мелькнуло грозное лицо наставницы Сахаджаньи. Уж ее-то невозможно было обмануть, как остальных зрителей, и она сразу заметила, как недостойно ее ученицы меняют танец. Она предупредительно вскинула руку, призывая учениц к благоразумию. Неизвестно, заметила ли это Джавохири, но в Анджали словно вселился демон. Пусть наставница грозится, сколько хочет, а она не намерена спускать Джавохири ни одной выходки.

Танец свел соперниц снова, и каждая успела дать другой по крепкой оплеухе. Но Джавохири оказалась ловчее, и дёрнула ожерелье на шее Анджали. Бусы посыпались с оборванной нити, как градины. Стеклянные шарики с разноцветными «глазками» тут же утонули в пыли или погибли под пятками остальных танцовщиц. А у зрителей это происшествие вызвало бурю восторга. Гандхарвы полезли прямо через каменное ограждение, не обращая внимания на стражей, охаживавших их по спинам и рукам тростями.

- Какие грудки! – кричал один из зрителей, указывая на оголившуюся грудь Анджали. – Я буду первый на твоей сваямваре, красавица!

- Меня выбери, меня! – надрывался другой. – Эти манговые плоды должны достаться только мне!

- Раздевайся дальше, красотка! – воскликнул третий, дергая себя за набедренную повязку, чтобы показать, что Анджали следует сделать дальше.

Девушка метнулась в его сторону так стремительно, что ткань синих коротких шаровар вздулась пузырем, и зрители повалились друг на друга от хохота, увидев, как слишком торопливый в наслаждении и зрелищах гандхарв получил от апсары пощечину.

Впрочем, его самого оплеуха не слишком расстроила и прижав руку к пылающей щеке он крикнул Анджали, удалявшейся от него в танце:

- Запомню это, жасминчик! Когда попадешься мне, отведаешь таких же плюх по щечкам… нижним!

- Эй! Это мне она достанется!

- Только после меня! – ответил гандхарв, получивший оплеуху.

Тут на него полез с кулаками мужчина, стоявший рядом, и которому, как видно, тоже хотелось первым добраться до нижних щёчек и манговых плодов. Началась драка, в которую втянулись сначала зрители-гандхарвы, а потом и охранники порядка. Женщины разбегались с визгом, а дети – особенно мальчишки, прыгали вокруг, подбадривая драчунов, или принимались швыряться песком и камнями.

Анджали тем временем устремилась к Джавохири, намереваясь оборвать на ней не только бусы, но и проредить волосы, но между девушками встала наставница Сахаджанья. Схватив обеих за руки, она потащила девушек прочь из круга танцующих.

- Что это вы устроили, пустоголовые попугаихи? – принялась она отчитывать незадачливых танцовщиц, уединившись с ними за колоннами. С площади доносились крики и проклятья дерущихся, музыка вперемешку с испуганными воплями, и гудение боевого рога, которым охранники призывали на помощь своих соратников, чтобы утихомирить зрителей. – Вы совсем обезумели?!

- Это она начала! – Анджали была вне себя от злости. – Она завидует мне, нахальная обезьяна!

- Завидую? Чему это? – не осталась в долгу Джавохири. – Это ты из кожи лезешь, чтобы тебя заметили. Показала прилюдно грудь – уже и не знаешь, чем привлечь мужчин.

- Мерзавка!

12

- Позволь, я провожу тебя, - попросил он, молитвенно сложив руки.

- Не позволю, - ответила Анджали грубо. Конечно, Коилхарна ничего дурного не сделал, но настроение у нее было отвратительное и требовалось излить на кого-то ярость и злость, предназначавшиеся Джавохири. – Что за цветы ты нам принес? Я просила жасмин, а ты притащил маллику!

- Я принес жасмин… - начал он растерянно, но Анджали лишь отмахнулась.

- Ты разозлил меня, поэтому уходи, не хочу тебя видеть, - она пошла вперед, а гандхарв поплелся следом, бормоча извинения.

Он так ей надоел, что Анджали, выждав момент, бросилась бежать между деревьев парка, петляя, как заяц, а гандхарв заметался, пытаясь отыскать ее в зарослях.

Спеша укрыться от него, Анджали вбежала в беседку, увитую розами, и затаилась там. Ей было слышно, как гандхарв бродил у фонтанов, а потом пошел в сторону хижин учениц, надеясь поймать Анджали там, когда она будет возвращаться домой.

Пытаясь успокоить сбившееся от быстрого бега дыханье, Анджали прислонилась к каменной колонне спиной и затылком, и обнаружила, что находится в беседке не одна.

Кто-то стоял в темноте, прячась так же, как и девушка.

- Кто здесь? – спросила Анджали, храбрясь.

Луна взошла над деревьями и осветила беседку. Анджали ахнула и упала на колени, принимая прах от стоп, потому что прямо перед ней стоял сам царь богов Шакра. Он был одет, как простой гандхарв – в белую набедренную повязку. С непокрытой головой и с деревянными браслетами вместо золотых он, тем не менее, выглядел божественно-прекрасно, совсем так же, как на празднике во дворце господина Камы.

- Почему ты кланяешься мне, девушка? – спросил Шакра.

- Потому что я узнала вас, господин, - сказала Анджали прерывающимся голосом.

- Вот как? Поднимись.

Она встала, понимая, что чудеса этой ночи только начались.

- Постой, я видел тебя раньше, - Шакра нахмурился, припоминая, а потом лицо его просияло. – Ученица, ты танцевала на празднике у Камы.

- Да господин, вы очень добры, что вспомнили меня.

- Разве тебя можно забыть? – сказал он ласково. - Не бойся, я не причиню тебе вреда.

- Но что вы делаете здесь? – задала Анджали опрометчивый вопрос и тут же снова бросилась на колени, моля простить ее за дерзость.

- Не проси прощения, встань. Твой царь так же, как и ты, спасался от назойливых. Мне было досадно прятаться здесь, но сейчас я счастлив, что Прародитель свел наши пути. Это ведь твоя подруга лишила тебя бус? – он потянул обрывок нити с нанизанными вперемешку цветами и бусинами, зацепившийся за волосы Анджали. - Зависть?

- Женщины такие, господин, - сказала Анджали и застенчиво обхватила себя руками, прикрывая голую грудь.

Не сводя с девушки глаз, Шакра лизнул большой палец, а потом отвел руки Анджали и стер кармин с ее сосков, мимолетно приласкав крепкие девичьи грудки.

- Ведь так лучше, - сказал он. – Тебе не нужен кармин, эти груди прекрасны и без него. Они как плоды манго - такие же упругие и сладкие, - и он снова приласкал Анджали, погладив ее легко, едва дотрагиваясь ладонью.

- Нельзя прикасаться к апсарам до сваямвары, - Анджали затрепетала, как пойманная в силок птица, но не убежала, а осталась стоять.

- Да, за это преступление наказывают смертью, - сказал Шакра. – Но ты же не выдашь меня, моя белая жемчужина? Царь богов потерял голову из-за твоих прелестей, прости ему слабость.

Он наклонился, с наслаждением вдыхая запах ее разгоряченного юного тела и цветов маллики.

- Если бы я мог делать, что пожелаю, я взял бы тебя здесь и прямо сейчас, пахнущая жасмином, - сказал он со страстью в голосе. – Я брал бы тебя долго и медленно, чтобы ты стонала от наслаждения и извивалась бы подо мной всем своим гибким телом. Сегодня я видел, как ты танцуешь, и умер и воскрес от этого.

- Что за игру вы ведете со мной, господин? – пожаловалась Анджали, пьянея от жарких слов и взглядов.

- Какая игра? – Шакра захватил ее руку. – Посмотри, что ты сделала со мной, - он прижал ее ладонь к своему животу, а потом заставил скользнуть ниже.

Сквозь тонкую ткань набедренной повязки Анджали ощутила, как напряжен его член, и как он подрагивает, желая.

- Так нельзя, господин, - зашептала она, чувствуя, что лицо ее горит, и мысли путаются. – До моей сваямвары еще три года…

- Я буду ждать, когда ты станешь готова, - он тоже перешел на шепот, не отпуская ее руку и прижимая все теснее к своему телу. – Буду ждать, пока красота твоя расцветет по-настоящему и станет благоуханной, как эти цветы, которыми ты себя украсила. И если захочешь, то станешь моей. Ты захочешь?

- Да-а… - простонала Анджали, умирая от божественной неги в его объятиях. Она закрыла глаза и положила голову на грудь царю богов, признавая этим его власть над собой.

Легкий звон ножных браслетов заставил обоих вскинуться и замереть. Кто-то прошел мимо беседки в сторону рощи, где стояла царская вимана. Когда шаги затихли, Шакра взял Анджали за подбородок, поворачивая ее лицом к луне, чтобы заглянуть в глаза: