Танцующая в неволе

Глава 6

2003 год

Париж

За четыре дня, проведённые в этой дурацкой клинике, я отлежала себе все бока и чуть не сошла с ума от скуки. Хорошо ещё, что у меня с собой были плейер и телефон. Периодически меня ещё пытался развлечь Доминик. Они с Жаком дежурили по очереди, охраняя меня, даже не представляю от кого. Но я искренне радовалась, когда наступала очередь Доминика. Он оказался очень весёлым парнем и интересным собеседником. Я лишь надеялась, что его не сильно разочаровала моя детская непосредственность. Правда, мне всегда говорили взрослые, что я умна не по годам, да и Доминик что-то сказал в этом роде. Что ж, буду верить, что он в моём присутствии не пытается бороться со сном.

Я выяснила, что Доминику двадцать три года, а Жаку целых тридцать один, и они оба профессиональные телохранители. Жак, оказывается, женат, и у него уже двое детей. А Доминик уже три года встречается с девушкой, и они собираются пожениться. Интересно, когда они только успевают встречаться, если ребята почти всё время проводят со мной. Об этом я и спросила у парня. Доминик грустно улыбнулся и ответил, что сейчас стало действительно немного сложно, но работа на Демиана очень важна для его карьеры и репутации и, конечно, приходится чем-то жертвовать.

Ну, вот – теперь я ещё буду чувствовать себя виноватой, что расстраиваю их с Жаком личную жизнь. Не удивительно, что этот коршун смотрит на меня, как на вредную бактерию, стремящуюся разрушить его семейное счастье. Он, небось, уже забыл, как его дети выглядят. А с другой стороны – ребята ведь сами выбрали такую работу и если не я, то будет другая подопечная, и не факт, что такая же непритязательная.

А ещё меня подогревало тщеславие. Ведь это же круто – быть дочерью такого могущественного Демона. Перед ним бледнеют и трепещут даже такие бравые парни, как мои секьюрити. Дашка настаивает, чтобы я не хлопала ушами и ловила момент. По её словам, я обязана влюбить в себя телохранителя, и это будет «пипец, как круто», а она станет мной гордиться. То, что я для них сопливая малолетка, да и они для меня почти деды, особенно Жак, Дашку ничуть не смущало. Её огорчало лишь то, что у нас нет садовника. Вот садовник, по мнению моей подруги, должен быть, как Антонио Бандерас. Но Дашка заверила, что у меня ещё всё впереди и пообещала непременно научить меня вести гламурную светскую жизнь, а пока я должна не забывать регулярно ей звонить, чтобы всё рассказывать и спрашивать советы.

В этом ленивом времяпрепровождении для меня нашлось ещё одно занятие. Продуманный Демон принёс мне небольшую брошюрку с говорящим названием «Девять месяцев». Читать её мне совсем не хотелось, но не давали покоя слова деда о том, что мой ребёнок всё чувствует. Похоже на бред, но, тем не менее, я погрузилась в чтение, которое повергло меня в состояние шока. Оказывается, внутри меня живёт уже настоящий, живой человечек с ручками, ножками и даже ноготками. У него уже есть волосики и реснички. Да, глядя на мой живот, кажется, что там только реснички и поместятся. А ещё малыш уже реагирует на мой голос и интонацию. Но как?! Если верить этой книжице, то человечек слышит, что он мне не нужен? И он страдает? Да такую мать шакалам отдать! Представить себе крошечное, беспомощное и страдающее существо оказалось выше моих сил, и по моим щекам потекли неудержимые слёзы жалости и раскаяния. Я осторожно накрыла ладонями свой никак себя не проявляющий живот, и тихо зашептала: «Ты мне нужен, малыш, честное слово, и я никогда тебя не обижу». Если бы меня сейчас увидела Дашка, то точно бы покрутила пальцем у виска.

Зато Доминик застал картину маслом – я вся в слезах, с распухшим носом и держусь руками за живот.

– Что? Где болит? Сейчас, потерпи, – и он умчался из палаты раньше, чем я сообразила что-то ответить.

Через десять секунд ко мне в палату ворвался, наверное, весь медицинский персонал больницы. Надо было ещё министра здравоохранения вызвать, если во Франции таковой имеется. Налетели с какими-то препаратами, аппаратами, каталку ещё прикатили. Вертолёт сразу уж вызывайте, придурки. Я, конечно, с перепугу соврала, что у меня закололо в животе, не говорить же правду о моём сентиментально-ментальном общении с ребёнком. А дальше докторам ничего не надо было – меня уже знали, как лечить. Дурдом! Доминик осторожно переложил меня на каталку, и я поехала кататься, судорожно соображая, как бы выкрутиться из этой идиотской ситуации.

К счастью, до операции дело не дошло. Врачи всё же оказались не дураками и не зря ели свой хлеб. Когда, наконец, выяснили, что смертельная опасность мне не грозит, я покаялась, что кольнуло в животе не больно, а я просто испугалась и заплакала. Ну, и пусть считают меня дурой, лишь бы не угробили. Но меня никто не ругал и не упрекал, а побледневшему Доминику объяснили, что это гормоны, повышенная возбудимость и чувствительность, и не о чем беспокоиться. Я даже в глаза бедному парню старалась больше не смотреть.

Забирать меня из клиники Демон явился собственной важной персоной. А я так была рада покинуть это унылое заведение, что чуть не бросилась ему на шею с разбега. Вот уж чур меня от таких объятий!

По пути на наш остров я, как восторженный ребёнок, разглядывала город из окна автомобиля. Ведь я столько ещё не успела рассмотреть и в стольких местах планировала побывать! В моей голове уже образовался план на завтрашнюю прогулку.

– Диана, – вклинился Демон в мои позитивные мысли, – тебе необходимо составить список вещей, которые тебе понадобятся для переезда. Не страшно, если что-то забудешь, ребята всё смогут привезти позднее. Список передашь Доминику, а за самым необходимым сможешь сегодня съездить с ним, но ненадолго, чтобы не утомляться. Завтра ты отправляешься за город и будешь пока жить там.

В меня будто поезд врезался, разрушив и растрепав на ошмётки все мои ближайшие планы, мечты и хорошее настроение. Дышать стало невыносимо трудно и я, как рыба, выброшенная на берег, лишь открывала рот в немом отчаянии – мне больше не плавать в полноводной и быстрой реке. Теперь меня поместят в банку с пресной и чистой водой, где можно плыть от стены до стены. Наверное, я так и погибну в этой тесной банке с узким горлышком, через которое, как вечный узник, до конца дней буду взирать на бескрайнее небо и завидовать свободным птицам.

Я не сразу осознала, что Демон припарковал автомобиль у тротуара и хмуро взирает на меня из-под кустистых бровей.

– Что случилось, Диана? – жёстко спросил он.

– Я…я просто не думала, что так сразу придётся уезжать. Я ведь даже ещё не успела… – мои губы дрожали, и голос звучал жалко.

– Хватит скулить, – резко оборвал меня Демон. – Успеешь ещё всё – и увидеть, и услышать, и обнюхать. Ты теперь француженка, парижанка и это твой город. В твоих силах станет даже подчинить его себе, но для этого ты сначала будешь слушать меня и перестанешь ныть.

– Но я не хочу никого подчинять. Я хочу жить и танцевать, хочу каждый день видеть храм на острове и весь этот город.

– Это католический храм, а ты у нас вроде бы православная, – Демон скептически вскинул бровь.

– Но ведь Бог у нас один, – растерянно пробормотала я и по щекам заструились слёзы.

– Ну, вот что, танцовщица набожная. Мне не интересны твои дрыганья ногами, и твоё вероисповедание тоже не в приоритете. Сейчас важны твои безопасность и покой.

– Тогда перестань меня беспокоить, – закричала я. – Что мне грозит в этом городе с двумя амбалами за спиной?

Демон возвёл очи к небу и шумно втянул ноздрями воздух, в явной попытке унять раздражение.

– Сейчас ты должна успокоиться и взять себя в руки, – он говорил спокойно и даже мягко, если вообще уместно связывать это слово с демоновским рычанием. – Пройдёт немного времени, и ты вернёшься. А сейчас мы не можем рисковать, твоя беременность скоро станет заметна.

– Да где заметна? Она даже мне не заметна. – Я непроизвольно громко всхлипнула, отчего лицо Демона перекосило. – Это видно только когда я лежу на спине – живот перестал западать, как будто я объелась. Но я обещаю, что не буду валяться голой на людных улицах.

– Ну, теперь мне гораздо спокойнее, – с улыбкой заметил мой мучитель. – И всё же мы не будем менять свои планы, к тому же ты вызываешь у людей повышенный интерес, а пресса нам сейчас ни к чему.

– Наши планы? Но у меня были совсем другие планы, как насчёт них? И какую прессу ты боишься, если вся клиника наблюдала за мной? Странно, если меня ещё не показывали в вечерних новостях.

– Это моя клиника, – прорычал Демон, – и её сотрудники скорее собственные языки проглотят, чем раскроют твою личность. А о своих планах можешь забыть на ближайшие лет восемь.

На сколько? С математикой у меня никогда трудностей не было, но сейчас мне никак не удавалось подсчитать, до какого возраста я лишаюсь свободы. Но «восемь лет» прозвучало, как пожизненный приговор. Руки мои дрожали, как при Паркинсоне, зубы отбивали дробь, глаза застилала непроглядная пелена слёз – я решила, что моя жизнь закончена.