Танцы с королями. Том 2

ГЛАВА 7

Стояла прекрасная солнечная погода. Роза весело проводила время в Деревушке с королевскими отпрысками и их гувернанткой, герцогиней де Полиньяк. Королева тоже сначала присоединилась к ним, пока, к своему большому сожалению, не была вынуждена возвратиться в малый Трианон, где у нее была назначена аудиенция ее ювелиру, мсье Бемеру, который просил срочно принять его.

Рассчитав, что аудиенция должна уже подойти к концу, Роза тоже отправилась в малый Трианон. Она хотела воспользоваться случаем самой побеседовать с ювелиром. Дело было в том, что у нее из броши выпала и потерялась жемчужина, и теперь ей нужно было заказать точно такую же. Однако случилось то, чего она совсем не ожидала.

Уже на ступеньках крыльца ее встретила мадам Кампан, одна из фрейлин, которую Роза хорошо знала.

— Немедленно идите к королеве! — произнесла она прерывистым голосом. — У нее большие неприятности.

Роза взбежала наверх и в будуаре обнаружила королеву с заплаканными, покрасневшими глазами и пепельно-серым лицом. Она сразу же обратилась к Розе:

— Случилось ужасное несчастье! Я прямо не знаю, что делать и у кого просить совета и помощи. Только что мсье Бемер утверждал на основании какой-то нелепой истории, что я якобы должна ему полтора миллиона ливров за то алмазное ожерелье, которое он несколько раз пытался всучить мне.

В памяти Розы сразу же всплыло это великолепное ожерелье из нескольких нитей бесподобных бриллиантов, блеск которых ослеплял. Не удивительно, что оно стоило бешеных денег.

— Но, Ваше величество, я же сама была с вами в тот последний раз, когда вы наотрез отказались приобрести у мсье Бемера это знаменитое ожерелье!

— Да, я помню. Возможно, мне придется призвать вас как свидетельницу, чтобы подтвердить публично этот факт. — Нервничая, Мария-Антуанетта встала с софы, где она сидела, и принялась ходить по будуару, заламывая руки.

Сначала ей очень хотелось купить ожерелье, но потом стало известно, что оно было заказано покойным королем для мадам дю Барри, которая не успела получить его лишь потому, что Людовик XV скончался еще до того, как мсье Бемер успел завершить работу. Все связанное с этой одиозной женщиной было для Марии-Антуанетты предано анафеме, и поэтому у нее сразу же возникло отвращение к ожерелью. И совсем недавно она с радостью вспомнила о своем отказе, ведь для покупки пришлось бы залезать в долги, а именно сейчас они с королем старались урезать расходы на свои личные нужды в связи с отчаянным финансовым положением, в котором оказалась Франция. Гнев душил королеву, мешая ей говорить. Кое-как справившись с эмоциями, она произнесла:

— Хуже всего то, что, по словам мсье Бемера, кардинал де Роган купил ожерелье по моему поручению и вручил расписку с моей подписью!

Изумленная Роза уставилась на нее, не веря своим ушам:

— Но ведь вы с ним уже несколько лет не разговариваете!

— Совершенно верно, мадам маркиза. Даже когда он осмелился приехать сюда, я отказалась принять его и послала объясняться с кардиналом мадам де Ламбаль. — Королева всплеснула руками. — Я чувствую, что за всем этим стоит кто-то хитрый и весьма искушенный в подлостях. Мне подстроили ловушку, но одно я знаю точно: кардинала арестуют и будут судить за то, что он, прикрывшись моим именем, украл ожерелье. Я докажу, что он лжец и вор!

Это было началом скандала, который потряс всю страну. Известный своей непроходимой тупостью кардинал де Роган дал обвести себя вокруг пальца двум отъявленным мошенникам, которые ловко использовали его желание подольстить королеве и стать самым влиятельным вельможей Франции. Роза с ужасом узнала, что стала невольной свидетельницей трюка, с помощью которого кардинала убедили в том, что он наконец-то завоевал благосклонность королевы. Для этой цели преступники наняли молодую проститутку, которая при плохом освещении запросто могла сойти внешне за Марию-Антуанетту, и та, встретившись с кардиналом ночью в роще Венеры в Версальском парке, умело разыграла спектакль, сказав де Рогану, что она простила ему все его прошлые козни.

— Я видела их… — призналась Роза Жасмин, которая многозначительно изогнула брови, услышав, что ее внучка направлялась на ночное свидание. — Мне это сразу показалось очень странным, однако я и предположить не могла, что та молодая женщина изображала королеву. В то же время я подумала, что ни одна придворная дама не наденет нарядную шляпку в такой поздний час. На ней была широкополая шляпка с лентой вокруг тульи, одна из тех, что вошли в моду после того, как их стала носить королева. Если бы у кардинала было самое элементарное представление о женской моде, он в мгновение ока сообразил бы, что перед ним самозванка!

Жасмин отозвалась репликой в духе того, что самоуверенность мужчин, считающих себя неотразимыми, никогда не приводила их к добру, и в этом и заключается причина падения кардинала. Затем она посмотрела на Розу проницательными глазами:

— И чем же закончилось твое свидание?

Роза сделала постную физиономию:

— Ничем.

Жасмин была слишком тактична, чтобы продолжать дальнейшие расспросы и, погрузившись в молчание, стала размышлять о кардинале, который в это время томился в печально известных казематах Бастилии в ожидании судебного процесса, целью которого было восстановить доброе имя королевы. И все-таки король поступил неправильно, — подумала Жасмин, — арестовав кардинала в зале Зеркал при большом скоплении людей, когда тот в парадной мантии направлялся в королевскую часовню, чтобы отслужить мессу. Этот безумный акт мести шокировал многих знатных дворян, которые считали арест кардинала бессмысленным, поскольку тот никуда не собирался бежать. И опять во всем обвинили королеву и, надо признать откровенно, не без оснований. Король явно испытывал сильное давление со стороны королевы, желавшей побыстрее расквитаться с виновником скандала.

В следующем, 1786 году состоялся процесс, которого все с нетерпением ждали, и в последний день мая кардинал де Роган был полностью оправдан, а оба мошенника получили по заслугам. Что же до главного предмета разговоров, алмазного ожерелья, то его следов так и не было обнаружено: очевидно, преступники еще до ареста успели распродать по одному все бриллианты. Триумф кардинала де Рогана сразил Марию-Антуанетту наповал. В течение всего времени, пока кипели страсти, симпатии большинства были на стороне де Рогана. Люди наивно полагали, что кардинал нарочно хочет взять вину на себя, чтобы обелить королеву, и данный приговор лишь подтвердил их предположения. В этом случае известная всем любовь Марии-Антуанетты к драгоценностям обратилась против нее, так же как и все ее экстравагантные выходки и прошлые долги, которые всегда вызывали в народе ропот и озлобление. Люди совершенно проигнорировали тот факт, что сейчас это уже была не та легкомысленная юная королева, не обремененная детьми и не желавшая обуздывать свои желания, которой она была когда-то.

— Я вижу, вы уже пролили слезы огорчения, искренне переживая за меня, — взволнованно сказала королева Розе, только что узнавшей о приговоре суда. — Да, я заслужила их, потому что меня сделали козлом отпущения за грехи остальных. Я ожидала найти честное, непредвзятое правосудие, но вместо этого судьи постарались сделать все, чтобы опорочить мою репутацию.

Вся эта злобная шумиха приводила Розу в отчаяние. Люди из всех слоев общества, от придворной знати до нищих, обитавших под мостами, почти открыто выражали свою ненависть к «надменной австриячке». Злобные пасквили, поливавшие ее грязью, распространялись на каждом углу, из рук в руки переходили порнографические карикатуры на Марию-Антуанетту, и особенно прискорбно было, что такое случалось даже на вечеринках, устраивавшихся в частных апартаментах самого Версаля, где жили титулованные вельможи. Беда не ходит одна, и королеву постигло новое несчастье — заболел ее любимый старший сын. Мария-Антуанетта потеряла былой блеск и заметно осунулась. Развлечения теперь почти не интересовали ее.

Роза искренне сожалела о том, что на месте кардинала де Рогана тогда в роще не оказался Ричард. Случись это, и скандала с алмазным ожерельем просто не было бы как такового. Теперь она думала, что Ричард не был по-настоящему увлечен ею. Сколько бы она ни старалась выбросить из головы все мысли о нем, заноза в сердце вонзалась еще глубже, и это приводило ее в бешенство. Она злилась на себя за то, что не могла забыть случайного чужестранца, и приписывала свои страдания уязвленному самолюбию.

Однако со временем разыгравшиеся страсти начали утихать, а вскоре случилось событие, принесшее королеве немалую радость и отодвинувшее на задний план все огорчения. У нее родилась еще одна дочь — Софи. Казалось, королева опять воспрянула духом — настолько она преобразилась в эти недолгие месяцы, но увы, не прошло и года, как разразилась новая трагедия — Софи внезапно скончалась. Безутешная королева долго носила белый траур — особый знак скорби по умершей особе королевской крови из династии Бурбонов; казалось, этот траур впитался в поры ее лица, на котором теперь не было заметно ни одной живой краски. Несчастья не переставали обрушиваться на бедную мать: здоровье дофина катастрофически ухудшалось. У него появилось искривление позвоночника и атрофия конечностей. Мальчик стоически переносил страшные боли. Королева и Роза постоянно дежурили у ложа больного и, взяв его за руку, читали разные забавные, увлекательные истории, в то время как он лежал, привязанный к доске. Этим способом придворные врачи тщетно пытались выпрямить его позвоночник.

— Я скоро совсем выздоровею, мамочка, — часто говорил он матери, когда после очередного сеанса лечения она на руках переносила его в постель.

— Обязательно, сердце мое! — преувеличенно, бодрым тоном отвечала она, стараясь скрыть свои тревоги.

Лишь уединившись, Мария-Антуанетта давала волю слезам. Чтобы ни предпринимали лейб-медики, ничего не приносило желаемого результата. Однажды, когда королева, впав в очередной приступ глубокой депрессии, сидела на голубой кушетке в зеркальном алькове своего кабинета, Роза, находившаяся рядом, услышала негромкий стук в дверь и пошла выяснить, в чем дело. Устало подняв голову и все еще утирая слезы насквозь мокрым платком, Мария-Антуанетта увидела в зеркале, как Роза тихо выскользнула из комнаты, оставив дверь открытой. Озадаченная, королева повернула голову. И тут случилось чудо. Лишь один-единственный во всем мире человек мог внести свет в ее жизнь — и он появился, переступив порог кабинета, и простер руки навстречу ей.

— Аксель! — На какое-то мгновение ей показалось, что это галлюцинация.

Граф фон Ферзен оказался у ног королевы прежде, чем она успела двинуться с места;

— Да, я вернулся, и на этот раз надолго, моя любимая!

И еще раз Розе пришлось стать дуэньей королевы, несмотря на то, что такая, с позволения сказать, «должность» явно не соответствовала ее юному возрасту. Она привыкла, еще до появления графа, совершать вдвоем с королевой прогулки верхом. Мария-Антуанетта давно оказывала Розе предпочтение перед остальными фрейлинами за ее добрый, веселый нрав и отзывчивое сердце. Теперь же эти прогулки стали еще более частыми. Королева воспользовалась ими, чтобы встречаться с фон Ферзеном в лесу, потому что у них не было другого способа остаться наедине. Даже когда он посещал в компании немногих избранных малый Трианон, Мария-Антуанетта могла лишь улучить какие-то жалкие несколько минут, чтобы обменяться обычными приветствиями влюбленных, точно так же, как она делала это на различных празднествах в Версале.

Ни Роза, ни Мария-Антуанетта даже не подозревали о том, что за ними следят, когда однажды солнечным днем отправились вместе на верховую прогулку. Королева больше не выбирала лошадей с горячим норовом, помня о том, что у нее есть дети, о которых, если с ней произойдет несчастье, некому будет позаботиться. А вот Роза, наоборот, то и дело испытывала свое искусство верховой езды на малопослушных жеребцах, получая огромное наслаждение от поединка, в который приходилось вступать. В ее поступках зачастую чувствовались озорство и своеволие, которые были так характерны для молодой королевы. В отличие от ее бабушки, самой Розе и в голову не приходило, что глубинными причинами этой погони за острыми ощущениями и удовольствиями являются половая неудовлетворенность или длительное воздержание, которые пришлось испытать в юности и брызжущей энергией Марии-Антуанетте.

Как всегда, их ждал Аксель. Роза повернула лошадь и отъехала в сторону, чтобы не мешать влюбленным предаваться объятиям и поцелуям. Обычно в это время она наслаждалась ездой по тихим лесным тропинкам, пока не приходило время сопровождать королеву назад, во дворец. Иногда откуда-то издалека доносились звуки охотничьих рожков — король выезжал на охоту каждый день и Роза была готова подать влюбленным сигнал тревоги, если вдруг в опасной от них близости появится какой-нибудь всадник, преследующий дичь. Сегодня она пустила свою лошадь легким галопом в направлении длинной, поросшей травой прогалины, оставшейся после прошлогоднего лесного пожара, и через пару минут вдруг услышала за спиной топот копыт другой лошади. Она перешла на шаг, решив дать неизвестному всаднику возможность нагнать ее, но тот поступил аналогичным образом, разгадав замысел Розы.

Она оглянулась через плечо, но не смогла разглядеть лицо преследователя, скрытое полями шляпы, надвинутой на самые глаза. Этот всадник все время соблюдал дистанцию, не отставая и не приближаясь ни на шаг. Роза начала злиться. Что за игру он затеял? Уж не был ли это какой-нибудь не в меру ретивый кавалер из числа придворных, забывший о правилах этикета, строго воспрещающих следовать за королевой и ее фрейлиной, когда они совершали верховую прогулку? Роза сделала еще одну попытку оторваться от навязчивого поклонника, если это был действительно поклонник и, пришпорив лошадь, понеслась во весь опор, рискуя сломать себе шею. Она надеялась, что преследователю эта гонка надоест и он, повернет назад, однако фырканье его лошади по-прежнему доносилось из-за спины. И тогда к сердцу подступил страх, а вместе с ним пришло прозрение: это был шпион, каким-то образом пронюхавший о тайных встречах королевы и решивший разузнать, какую роль в этом играет ее фрейлина. Ну что ж, от нее он ничего не добьется. Пусть попробует!

Зная, что теперь она находится на достаточно безопасном расстоянии от влюбленных, Роза внезапно осадила лошадь и круто развернула ее в противоположную сторону.

— Вы?! — воскликнула она возмущенно.

Прошло уже почти три года с тех пор, как она в последний раз видела этого человека, который осадил своего скакуна так резко, что тот взвился на дыбы. Однако в их сегодняшней встрече не было и намека на приятную атмосферу того теплого летнего дня. На лице Ричарда Олдинггона не осталось и следа прежней заносчивости и нагловатой самоуверенности. Сейчас перед Розой был сдержанный, серьезный мужчина, хранивший в глубине светло-зеленых глаз некую отчужденность, которая показалась ей не менее опасной, чем эта внезапная перемена в его отношении к ней.

— Добрый день, мадам маркиза.

— Как вы посмели преследовать меня! Неужели вы не поняли, что я хочу побыть в одиночестве?

Он ответил без малейшего намека на улыбку:

— Я не удержался от соблазна немного размяться.

— Вижу, что ваши манеры по-прежнему не отличаются особой учтивостью. Похоже, они совсем не изменились.

— Так же, как, увы, и ваш острый язычок. А что до учтивости, то позвольте этот упрек адресовать и вам. Бросить королеву в лесу одну, на произвол судьбы… Не очень-то это вяжется с правилами хорошего тона!

К Розе возвратились прежние опасения. Возможно, он был английским шпионом еще тогда и является им сейчас. Она язвительно возразила:

— Если бы вы были хоть в малейшей степени знакомы с дворцовым этикетом, то вам и в голову не пришло нарушать покой королевы подобный образом. Королева нигде не может найти его и вынуждена скрываться в лесу, чтобы ненадолго отдохнуть от тревог, которых у нее, бедняжки, и так предостаточно.

— По правде говоря, я последовал за вами специально, чтобы предупредить королеву. Возможно, в тот самый момент, когда мы с вами беседу, ем, королю вручают некие документы, весьма серьезно компрометирующие вашу повелительницу…

— Что вы имеете в виду? Король сейчас на охоте!

— К нему только что поскакал курьер со срочным донесением, в котором говорится о том, что королева уже в течение продолжительного времени тайно встречается в лесу с графом фон Ферзеном.

Роза почувствовала, как у нее по спине забегали мурашки:

— Откуда вам это известно?

— Много воды утекло со времени нашей последней встречи. Смерть моего дорогого отца вынудила меня прервать путешествие. Как только были улажены все дела, связанные с моим вступлением в права наследования, я вернулся в Париж и сейчас служу в посольстве Англии. Мой дядя, посол, испытывает некоторую симпатию к вашей королеве — не в последнюю очередь из-за того, что она никогда не делала особого секрета из своего резко отрицательного отношения к поддержке Францией мятежа американских колонистов против их законного властелина, британского короля. Высокое официальное положение посла не позволяет ему предупредить Ее величество лично, и эта миссия была возложена на меня — в качестве первого дипломатического поручения.

— Каким образом Послу стало известно об этих встречах в лесу? — и тут же Роза закусила губу, вспомнив, что всего лишь несколько минут назад подозревала Ричарда в соглядатайстве. Она также вспомнила о том, как королева несколько месяцев назад вдруг заговорила о Ричарде, когда они осматривали теплицу с редкими растениями в малом Трианоне: «Вы помните того юного английского виконта — лорда Олдингтона? Именно так звучал его титул, если я не ошибаюсь? Да, да, того самого, что обещал привезти какие-нибудь интересные ботанические образцы, если ему удастся увидеть их во время своего путешествия? Так вот, недавно я спросила британского посла, почему его племянник так и не появился больше в Париже, и он ответил, что молодому человеку пришлось возвратиться в Англию из-за смерти отца. Будучи старшим среди сыновей, он унаследовал поместье и титул и теперь зовется лорд Истертон».

Оправившись от замешательства, Роза повернулась к своему собеседнику:

— Вам не нужно отвечать на этот вопрос, лорд Истертон. Я рада узнать, что у королевы есть друзья и кроме нас — тех, кто сейчас делит с ней все ее радости и невзгоды.

Очевидно, она правильно назвала его титул, потому что Ричард не стал поправлять ее.

— Я не буду сопровождать вас, когда вы отправитесь к королеве. С моей стороны это будет выглядеть назойливо.

— Тогда от имени Ее величества благодарю вас и английского посла. — Прощаясь, она наклонила голову и галопом поскакала в ту сторону, откуда появилась.

Ричард проводил ее взглядом. Теперь он понял, почему вернулся во Францию, хотя до этого пытался убедить себя и других, что ему нужно было провести несколько месяцев в Париже, чтобы завершить прерванное путешествие. Да, до сих пор он не мог избавиться от раздражения — ведь легкомысленная фрейлина пренебрегла его просьбой о свидании. К тому же во время недавних странствий ему довелось познакомиться со многими красивыми женщинами, но она все время присутствовала в его мыслях и волновала его больше, чем ему хотелось бы.

Все его домочадцы ожидали, что, унаследовав титул отца и став новым хозяином Истертонского поместья, он остепенится и возьмется за дела. Ричард сильно изменился, но причиной этого не были сложные обязанности крупного землевладельца или участие в политической деятельности, поскольку ему досталось и место в парламенте. Огромным потрясением для него явилась смерть отца. Никогда еще его беззаботное доселе существование не омрачалось таким горем. Их с отцом разница в возрасте составляла всего лишь двадцать лет, и поэтому их отношения больше походили на дружбу, а отец был старшим товарищем. Иногда им случалось и крепко повздорить по поводу того, как лучше управлять поместьем, но они тут же мирились. Ричарду было трудно представить, что человек неистощимой энергии и радушия, который охотился вместе со своими арендаторами и считал, что на охоте все равны, — так же, как все красивые женщины созданы лишь для того, чтобы за ними волочиться, — мог угаснуть, как свечка, из-за внезапной болезни легких. Эта смерть заставила его по-новому взглянуть на свои прожитые двадцать пять лет и увидеть, что он, в сущности, еще ничем не обогатил мир, если не считать тех картин и скульптур, которые были привезены им домой из Италии и Греции, и образцов диковинных растений, украшавших его теплицы.

Он прождал целый год, прежде чем решился в разговоре с матерью затронуть тему своего возможного отъезда в Париж. Скорбя по отцу, она находила в старшем сыне гораздо больше утешения, чем в других, очевидно, чувствуя, что тот переживает эту потерю так же глубоко. Собравшись с духом, она сказала: «Поезжай в Париж. Ты можешь пробыть там шесть месяцев или даже больше, если тебе этого захочется. С помощью управляющего я справлюсь со всеми делами в поместье так же успешно, как если бы ты был здесь. К тому же у меня появится время обновить дом в Дувре, и я перееду туда, когда ты вновь вернешься домой». Но затем в ней заговорила французская кровь: «А может, ты привезешь оттуда невесту?»

Он пришпорил коня и понесся по прогалине в сторону, противоположную той, куда ускакала Роза. Ходили слухи, что никому еще не удавалось обольстить маркизу де Шуард. Он чувствовал себя так, словно ему бросили вызов, который он готов был принять.

Когда Мария-Антуанетта прибыла в Версаль, ей сообщили, что король срочно возвратился с охоты. Это был беспрецедентный случай, и королеву объял неизъяснимый страх. Она отправилась в его личные апартаменты, и к своему крайнему огорчению, застала его рыдающим. Он сидел в кресле, сгорбленный, охватив поникшую голову руками, и производил впечатление человека, окончательного сломленного несчастьем. Мария-Антуанетта бросилась на колени и нежно обняла его.

— Людовик! Мой дорогой муж! Не плачь! Я умоляю тебя!

— Скажи, это правда о тебе и графе фон Ферзене? — Король поднял голову, и ее до глубины души тронуло жалкое зрелище его заплаканного лица с дрожащими губами. — Я получил ужасные известия…

— Да, Аксель фон Ферзен вызывает у меня симпатию, может быть, даже большую, чем я должна испытывать к постороннему человеку, это правда. Но я — твоя жена, дорогой. Ты — отец моих детей и мужчина, которому я буду спутницей жизни и другом до конца своих дней. Годы сблизили нас куда больше, чем я могла предположить, когда впервые приехала во Францию. Ты знаешь это, я говорила тебе в наши самые сокровенные минуты… — Она достала из кармана носовой платок и стала вытирать ему глаза, как маленькому ребенку. — Я больше не буду видеться с графом. Он подаст в отставку с той должности, которую занимает во французской армии, и возвратится в Швецию.

— Нет, это не ответ!

— Но я настаиваю на этом! Я не хочу, чтобы ты огорчался из-за меня… Со всеми этими сплетнями можно покончить только в том случае, если я откажусь видеть графа когда бы то ни было.

— Если он уедет, все будут говорить, что я не поверил тебе.

Она на несколько секунд подалась назад всем телом, чтобы взглянуть ему в глаза.

— Но ведь ты поверил мне, Людовик? — спросила она и в тревоге ожидала ответа.

— Да, — ответил он. — Ты никогда не стала бы меня обманывать.

Эти слова вызвали у нее прилив нежности:

— А где же этот донос?

Король жестом показал на камин:

— Я спалил его! И давай больше не будем об этом.

Мария-Антуанетта обвила его шею руками, и супруги поцеловались в знак того, что все недоразумения между ними окончательно улажены. Некоторое время они оставались вместе, не размыкая объятий: он по-прежнему сидел в кресле, а она стояла возле него на коленях. Вскоре королева покинула его в состоянии крайнего нервного истощения, ведь за очень короткий промежуток времени ей пришлось пережить целую гамму эмоций — от любви, страха, сострадания и печали до облегчения. Ее предложение отослать Акселя в Швецию было игрой, в которой она пошла со своего последнего и самого крупного козыря и выиграла.

После ухода Марии-Антуанетты Людовик снова дал волю слезам. Его жена любила Акселя фон Ферзена всем сердцем, в этом у него не было никаких сомнений. Но он сам слишком сильно любил ее, чтобы в теперешней жизни, полной неожиданных и суровых ударов судьбы, лишать ее тех маленьких радостей, которые она испытывала, изредка видясь с графом. Но если она захотела именно так распорядиться своими чувствами, что ж, пусть будет так, как ей хочется.

Следующая встреча Розы с Ричардом произошла на концерте, куда он сопровождал британского посла, хорошо ей знакомого. Они обменялись несколькими дежурными фразами, прежде чем Роза заняла свое место в зале среди других фрейлин. Хотя они сидели далеко друг от друга, она ощущала его присутствие так остро, словно вокруг, кроме них двоих, не было никого. Это смятение чувств привело к тому, что она аплодировала музыкантам чуточку громче, чем было необходимо, и старалась изо всех сил не смотреть на Ричарда во время ужина в салоне Венеры. Досада, вызванная тем, что он не подходил к ней, смешивалась с удовлетворением: ведь ей удалось заставить его почувствовать себя совершенно забытым. Затем она случайно натолкнулась на его взгляд в зеркале и, к своему немалому смущению, ощутила, как с головы до ног покрылась пунцовым румянцем. Когда же она отважилась бросить в его сторону еще один взгляд, то увидела, что Ричард разговаривает с какой-то хорошенькой особой и оба они весело улыбаются, явно наслаждаясь обществом друг друга. Посмотрев еще раз в ту сторону через пару минут, Роза обнаружила, что они уже ушли.

С того времени Роза начала выискивать Ричарда взглядом везде, где бы ей ни случилось бывать. В тот вечер, когда он, по ее мнению, должен был развлекаться в Париже, Роза увидела его за карточным столом в зале Зеркал, который, как всегда, кишел не столько игроками, сколько зеваками, облепившими столики. В Версале царила вольная атмосфера: королева находилась у себя в малом Трианоне, а король уединился в библиотеке за чтением. Раньше присутствие Марии-Антуанетты придавало особую пикантность любым развлечениям, но после скандала с алмазным ожерельем многие аристократы, происходившие из таких же древних фамилий, как и кардинал, воздерживались от посещений любых празднеств или вечеров в Версале, если знали, что там будет и королева, несмотря на то, что теперь она вела себя соответственно их представлениям о том, какой должна быть настоящая королева. Немало времени она уделяла обсуждению с королем вопросов внешней и внутренней политики. Она старалась экономить на всем, желая хоть как-то помочь стране выйти из полосы затяжного экономического кризиса, который с каждым месяцем все углублялся. Однако многие придворные словно не замечали всего этого и обижались, что королева пренебрегает ими, предпочитая их обществу компанию старых, верных друзей, навещавших ее в малом Трианоне.

Роза уже сидела за карточным столиком, когда вдруг ее взгляд случайно упал на Ричарда, обозревавшего зал Зеркал, стоя под аркой прохода из зала Войны. Высокий, широкоплечий, в шелковом малиновом камзоле отличного покроя, который подчеркивал несомненные достоинства его фигуры, он выглядел весьма импозантно. Роза подумала, что он, должно быть, ищет ту женщину, с которой был тогда вечером на концерте, и пожелала ей успеха. Возможно, к ней на свидания он будет являться вовремя.

Глаза Ричарда медленно вбирали в себя все детали убранства этой великолепной галереи. Непринужденный смех и гул голосов был похож на гомон огромной стаи пестрых птиц, которых поймали гигантской сетью и выпустили в эту зеркальную клетку. Беспрестанное шлепанье карт о ломберные столики и стук костей почти заглушали звуки оркестра, который играл в зале Мира по другую сторону зала Зеркал. «Голубые мальчики» стояли наготове с колодами новых карт, запасными наборами костей и мешочками из голубого бархата, в которых удачливые игроки могли унести домой выигранное золото и вексели.

Ричард был убежден, что видит сцену из жизни высшего общества, которая скоро уйдет в прошлое. Франция уже находилась в состоянии брожения, и только эти беспечные обитатели Версаля продолжали жить так, словно до них через вечно открытые ворота дворца не доходили никакие тревожные известия. Сам Ричард не терял времени зря. Со дня своего возвращения он беседовал со многими французами, слышал гневные тирады против аристократии, звучавшие на улицах, побывал на встречах интеллектуалов и агитаторов. Он одевался всегда соответственно случаю, и никто не подозревал в нем иностранца. Не являясь шпионом в том смысле, что не охотился за государственными тайнами, Ричард, тем не менее, оказывал неоценимую помощь своему дяде в воссоздании подлинной картины того, что они оба называли сидением на бочонке с порохом, в который был вставлен зажженный фитиль.

Почему эти знатные павлины и разряженные павы не хотели понять, что их страна не может вечно оставаться в тисках той феодальной системы, всеми благами которой пользовались исключительно они? Ответ был прост — им не приходилось платить непосильных налогов, от гнета которых страдало остальное население. Буржуазия и крестьяне завидовали более справедливому и свободному общественному устройству Англии и почти бесклассовому обществу Соединенных Штатов: в этих системах, словно в зеркале, таком же чистом и блестящем, как и зеркала этой галереи, отражались их надежды и чаяния.

— Разрешите проводить вас к столику, сир? — проговорил подошедший к Ричарду «голубой мальчик». — Какую игру вы предпочитаете?

— Фараон. За столиком у второго окна есть свободное место. Его я и займу.

Роза увидела, как «голубой мальчик» повел Ричарда к столику, где сидела она. В этой игре, где ставки делались в зависимости от последовательности вытаскиваемых из колоды карт, большие суммы денег проигрывались и выигрывались очень быстро. Розе обычно везло в фараон, и поэтому она ждала начала игры с уверенностью заправского игрока.

— Добрый вечер, мадам маркиза, — произнес Ричард, поклонившись ей, и занял пустовавшее место. Она ответила на приветствие и представила ему двух знатных кавалеров, сидевших по обе стороны от него.

— Как вам понравился Париж, лорд Истертон?

— Просто нет слов, чтобы выразить мое восхищение. Там столько всевозможных развлечений, и к тому же меня постоянно приглашают в очень гостеприимные дома.

— Я слышала, что вы подарили королю и королеве какое-то редкое растение, привезенное вами из дальних странствий?

— Совершенно верно. Это орхидея.

— А приживется ли она в наших условиях?

— Она неплохо росла в теплицах у меня в поместье, откуда я ее и доставил сюда. А вы сама видели ее?

— Пока еще нет. — Она с деланым безразличием пожала плечами. — К тому же я не знаю, где ее искать.

— Я покажу вам.

Роза постаралась вложить в свой взгляд как можно больше ледяного холода, чтобы остудить его неуместный в данной обстановке пыл.

— Думаю, что не стоит этим заниматься, — сказала она равнодушным голосом, давая Ричарду понять, что его нерадивость и необязательность проявленные пару лет назад, исключают какие-либо иные контакты между ними, кроме официальных. — Я слишком занята и не могу тратить время на всякие пустяки.

Невозмутимое выражение его лица не изменилось, но в глазах появилась обида:

— Конечно, вы правы. Мне бы ни в коем случае не хотелось еще раз навязывать вам то, что вы не желаете делать.

У Розы внутри все закипело от возмущения и на щеках появились алые точечки, свидетельствовавшие о том, что ее гнев достиг предела. И это сказал человек, ради которого она, рискуя своей репутацией, отправилась в Бальную рощу и чуть было не впуталась в грязную историю! Если бы ее заметили, одному Богу известно, какие горы лжи нагородили бы о ней на процессе по делу об алмазном ожерелье…

Игра началась. Роза сделала ставку и попыталась больше не думать о Ричарде, увлекшись игрой, но его присутствие за столом и собственное еле сдерживаемое раздражение мешали ей. Если она и не смотрела на его лицо, то ее глаза невольно отмечали фосфоресцирующий блеск бриллиантового перстня на его пальце, кружева манжет, ниспадавшие при каждом движении его рук, и свидетельствовавших об уверенности в своем превосходстве линии подбородка. Казалось, даже обоняние ощущало его присутствие, словно она могла среди множества запахов различить свежий аромат его чистого мужского тела, исходивший с противоположной стороны стола.

Она опять проиграла! Ее не могло утешить то, что и он проигрывал, но через некоторое время они вернули проигрыш почти одновременно. К тому времени, когда подали ужин, Роза уже имела небольшой выигрыш, а Ричарду повезло еще больше — перед ним лежала солидная кучка золотых монет. Когда объявили об ужине, она покинула столик и присоединилась к знакомым. После ужина Роза вновь повстречала Ричарда, на этот раз в зале Рога изобилия, когда он поднял бокал с фруктовым соком, который она вознамерилась взять с подноса, и сам подал его ей.

— Давайте и дальше играть вместе после ужина, — предложил он, — теперь мы можем быть партнерами в любой игре. Мы приносим удачу друг другу.

Роза надменно вскинула голову:

— Наоборот, в моем представлении вы связываетесь с неудачей! Я чуть было не оказалась в проигрыше в фараоне, а перед этим вы принесли дурные вести даме, которую мы с вами знаем.

— Тогда, может быть, нам стоит уйти отсюда, опять вернуться ко времени нашей первой встречи и начать все заново?

— Меня это не интересует!

Ричард не выдержал и взорвался:

— Если бы вы дали этот ответ тогда, мне не пришлось бы ждать в Бальной роще и слушать как куранты отбивают час за часом!

— Вас там не было! — воскликнула Роза.

Затем, увидев на его лице донельзя изумленное выражение и поняв, что выдала себя, она приподняла газовую юбку, украшенную горизонтальными полосами из лент, и почти бегом поспешила к выходу из зала Рога изобилия, петляя между кучками придворных. Оказавшись вновь в зале Зеркал, она почти рухнула в единственное оставшееся свободным кресло за карточным столиком на четверых и слишком поздно заметила среди игроков человека, общества которого предпочитала избегать, но теперь покидать столик было бы неучтиво по отношению к двум другим игрокам.

— Вы доставите нам редчайшее удовольствие, — сказал, обращаясь к ней, этот человек, и приподнял густо насурьмленные брови. Его лицо было покрыто плотным слоем румян и пудры, поскольку он принадлежал к числу тех придворных, которые не сдерживали себя в использовании косметических средств. Высокий, великолепно сложенный тридцатилетий граф де Кордерьер волочился за женщинами, жил не по средствам и однажды стал виновником скандала в салоне Марса, когда любовница, которую он бросил, поцарапала ему лицо. К счастью для него, в этот момент там не присутствовала королевская чета. — Мы собираемся играть в реверси. Вы согласны?

Розе часто приходилось играть в эту игру. Говорили, что ее особенно любил король-солнце. Каждый здесь играл сам за себя.

— Разумеется, граф, — ответила Роза, которой было все равно, в какую игру играть, лишь бы не упускать из виду действия партнеров: граф де Кордерьер был известным шулером.

— Прошу вас, мадам, — произнес он, подавая новую колоду карт Розе. Но прежде чем она успела вскрыть ее, подбежал «голубой мальчик» и что-то прошептал на ухо одному из игроков, пожилому герцогу, который встал из-за стола и извинился, сказав, что его срочно вызывает король. Едва он удалился, как появился Ричард.

— Разрешите присоединиться к вам, мадам и мсье?

У Розы не оставалось иного выхода, как кивком головы выразить свое согласие так же, как сделали это граф и другой игрок, барон де Берри, вечно ходивший с постной физиономией. Как и в предыдущий раз, Роза представила Ричарда партнерам, и игра началась. Разозлившись на саму себя за собственную глупость, она следила за каждым движением соперников, желая во что бы то ни стало переиграть Ричарда. Ей казалось, что он тоже стремится переиграть ее, и состязание между ними стало напоминать игру в мяч на корте короля-солнце: они сражались друг с другом, а все остальные являлись зрителями. В действительности все обстояло по-иному, но каждое очко, отобранное у Ричарда, доставляло Розе огромное удовольствие, а остальное ее не волновало.

Она выиграла несколько раз подряд, так же, как и он. Барон отставал от них, а граф и вовсе оказался в проигрыше. Затем, несмотря на все старание и умение Розы, граф стал выигрывать, и ничто нс могло остановить его. Все золото, лежавшее перед Ричардом и Розой, перекочевало к нему, а барону пришлось долго рыться в карманах, чтобы сделать очередную ставку. У графа была противная привычка разводить руками, как бы извиняясь, и хитро улыбаться каждый раз, когда он забирал себе выигрыш. После того, как это снова случилось, Роза решила выйти из игры.

— К сожалению, мои ресурсы исчерпаны и я больше не могу продолжать игру, господа, — сказала она и сделала знак «голубому мальчику», который тут же подал бланк векселя, перо и чернила. Она заполнила его и уже собиралась поставить свою подпись, когда Ричард вдруг грозно произнес:

— Не делайте этого!

Она взглянула на него в тревоге, догадавшись, что он собирался сделать, и решила во что бы то ни стало помешать ему.

— У нас так принято! — воскликнула она, намекая на то, что в Версале правила игры отличались от существовавших в Англии. Ричард повернулся к графу и сказал:

— Вы — шулер, сир!

Все: Роза, барон, граф и даже «голубой мальчик» — оторопели. На несколько секунд воцарялась грозная тишина, казавшаяся еще более зловещей на фоне веселого шума, доносившегося от соседних столиков. Затем последовало молниеносное движение руки Ричарда, пола графского атласного камзола жемчужно-розового цвета распахнулась, и всеобщему взору предстал целый ряд нашитых на подкладку карманов, из которых торчали карты.

Граф вскочил на ноги так быстро, что стул, на котором он сидел, опрокинулся и с грохотом упал, что привлекло внимание игроков за соседними столиками. Де Кордерьер пришел в бешенство: его глаза выпучились, а на висках задергались набухшие кровью жилы.

— Ты, английский пес, — заревел граф, — недостоин находиться в приличном обществе!

Ричард, также вставший со стула, резко отвел в сторону кулак, которым граф потрясал у него перед носом и, сдерживая бушевавшую ярость, спокойно произнес:

— Я требую от вас извинений за оскорбление и нечестную игру.

— Будь ты проклят! — Рассвирепевший граф буквально танцевал на месте. Теперь уже весь зал следил за этой ссорой; люди, сидевшие за дальними столами, вскочили на стулья, чтобы не упустить ни единой детали этого редкого события. — Мои секунданты зайдут к вам утром! — выкрикнул он и, повернувшись так стремительно, что взвились вверх фалды его атласного камзола, пулей вылетел из зала.

Барон с уважением посмотрел на Ричарда:

— Сир, вам только что бросил вызов один из лучших фехтовальщиков Франции. Надеюсь, вы окажете достойное сопротивление.

Ричард хмуро улыбнулся:

— А я надеюсь доказать, что владею шпагой гораздо лучше!

— Желаю успеха. Если вам нужен секундант, то могу предложить свои услуги.

— С благодарностью принимаю ваше предложение.

В течение нескольких минут они обсуждали детали предстоящего поединка, а весь зал наблюдал за ними, шушукаясь. Впервые за весь вечер была отчетливо слышна музыка оркестра. Ричард поклонился Розе и барону и вышел через зал Войны. Роза долго следила взглядом за его удалявшей фигурой. Вскоре к их столику стали подходить люди. Посыпались вопросы: «Что случилось? Неужели граф де Кордерьер действительно был изобличен в шулерстве? Кому он бросил вызов? Когда состоится дуэль?»

Ей было тошно слушать праздных бездельников, обрадовавшихся неожиданному развлечению Она вскочила и бросилась к выходу. Собравшиеся расступились перед ней, образовав проход. Роза спешила догнать Ричарда и бежала за ним так, как еще совсем недавно бежала от него. Ей пришлось миновать все залы и гостиные, прежде чем удалось обнаружить его у балюстрады Королевской лестницы. Он стоял, скрестив на груди руки, и ждал ее. Когда Роза приблизилась, он протянул ей руку.

— Я надеялся, что вы придете. Давайте прогуляемся в парке. Нам обязательно нужно поговорить.

Роза не ответила на его миролюбивый жест, но лишь еще крепче сжала кулаки.

— Какую глупость вы сотворили! Я пыталась остановить вас — почему вы не вняли моему предупреждению? Граф де Кордерьер получает от шулерства огромное наслаждение. Некоторые занимаются этим, испытывая отчаянную нужду в деньгах, но граф богат. Просто он любит острые ощущения. Почему вы не заплатили проигрыш и не оставили его в покое?

Ричард недоверчиво уставился на нее:

— Вы хотите сказать, что обо всем знали с самого начала?

— Конечно! Так же, как и барон.

Он недоуменно всплеснул руками:

— Вы обвиняете меня в том, что я поступил глупо, а сами делали высокие ставки так, словно это были камешки, а не золото, и знали, что выбрасываете деньги на ветер!

— Я люблю риск, иначе игра становится скучной.

— Если бы дело касалось фараона, я согласился бы с вами, но ведь мы играли в реверси, и вы спокойно, чуть ли не своими руками, положили деньги в карман графа!

— Вовсе нет. Я надеялась перехитрить его — так же, как и барон. То, что сделали вы, — грубое нарушение всех правил этикета, которые не позволяют выставлять на посмешище слабость другого человека. То же самое касается и воровства, которое здесь очень распространено.

Лицо Ричарда приняло суровое выражение, а в голове зазвучали металлические нотки:

— Настоящий джентльмен никогда не обманывает в карты. Это идет вразрез с традициями доброй воли, дружбы и даже гостеприимства. В Англии никто не сядет играть с человеком, изобличенным в шулерстве. Это позор для королевского дворца!

Роза нетерпеливо вздохнула:

— Я согласна с вами, но это не имеет никакого значения. Здесь Версаль, а не английская гостиная. Вы попали в очень неприятную ситуацию.

— Я разоблачил бы графа еще раньше, но он в этом деле настоящий волшебник и орудовал своими пальцами так виртуозно, что я с трудом догадался, куда он прячет карты…

— Что теперь значит эта глупая игра, если ваша жизнь на волоске? Он может убить вас! Вам очень повезет, если вы отделаетесь только серьезным ранением!

— Откуда такая уверенность? А может быть, я убью его?

— В этом тоже нет ничего хорошего. Если б вы были французом, то после дуэли вернулись бы ко двору, и все делали бы вид, что ничего не произошло. Но вам будет приказано покинуть Францию как нежелательному иностранцу.

— Неужели вас это всерьез волнует?

— Но ваша блестящая карьера дипломата, которая только начинается? Вы об этом подумали?

— Я не собираюсь быть дипломатом и сюда приехал совсем не по этой причине. — Он шагнул к ней и, взяв ее руку чуть повыше кисти, нежно, но настойчиво поднял вверх и поднес к своим губам. — Я целых три часа прождал вас в Бальной роще, у статуи бедной Прозерпины, которую насилует Сатир. Как я упустил вас, не понимаю?…

Роза откинула назад голову, недоверчиво всматриваясь в его глаза:

— Но эта скульптура находится не в Бальной роще, а в центре колоннады!

И вдруг им обоим в одну и ту же секунду все стало ясно. В течение последовавшей затем долгой паузы они смотрели друг другу в глаза. Волна радости затопила Розу и грозила выплеснуться наружу. Никто из них не стал больше говорить о злосчастной ошибке, но одна и та же мысль пришла к ним одновременно, и Ричард высказал ее вслух:

— Мы потеряли три года… — тихо произнес он и поцеловал ее пальцы, продолжая смотреть Розе в глаза. — Что я натворил?!

— Ничего, что нельзя было бы исправить, — проговорила она почти беззвучно. Кто знал, возможно, теперь им суждено было провести вместе лишь несколько часов. — Мы можем пойти в Бальную рощу прямо сейчас.

— Я бы предпочел показать вам орхидею.

— Но ведь она в Трианоне! У вас есть экипаж?

— Да, но, по-моему, туда можно добраться пешком по тропинке вдоль Большого канала.

— Путь неблизкий…

— Разве это имеет значение? Вы боитесь устать?

— Ходьба меня почти не утомляет.

— Тогда у нас в запасе целая ночь, и мы успеем побывать в Трианоне и вернуться назад.

И взявшись за руки, они весело сбежали вниз по ступенькам и вскоре окунулись в ласковые объятия залитой лунным светом ночи. Путь, избранный ими, проходил мимо водного цветника и фонтана Латоны, рассылавшего высоко в воздухе могучие, пышные струи. Они рассказывали наперебой о том, как ждали друг друга в ту ночь, когда им так и не удалось встретиться. Роза во всех подробностях описала встречу кардинала с мнимой королевой. Ее рассказ очень заинтересовал Ричарда, ведь он уже имел дело с королевой, передав ей хоть и косвенно, через Розу, предупреждение о доносе. Об афере с ожерельем ему стало известно от британского посла, который решительно отмел всякую мысль о причастности королевы.

У поворота к колоннаде Ричард остановился и сказал:

— Я ждал вас там, в конце этой аллеи.

— Отсюда до Бальной рощи несколько лье! — рассмеялась Роза и, внезапно вырвав руку, побежала по аллее, усаженной деревьями, сильно разросшиеся кроны которых смыкались вверху и образовывали арку.

Ричард устремился вдогонку, но она успела добежать до колонн, окружавших внутренний дворик, опередив его на несколько секунд. Оказавшись внутри огромного круга из мраморных колонн и арок синевато-серого, голубого и фиолетового тонов, омытых бледным светом луны, Роза прижалась спиной к скульптуре, изображавшей подвергшуюся нападению Сатира Прозерпину и крикнула: «Я здесь!» Ее голос был почти неслышен из-за шума двадцати восьми фонтанов колоннады.

Она широко раскинула руки, как бы пытаясь обнять саму ночь, но когда Ричард приблизился, ловко скользнула в сторону и стала опять убегать от него, лавируя между колоннами, которых было шестьдесят четыре. Роза вела себя так, словно была ребенком, одним из тех резвящихся детей, вылепленных на фризе колоннады. Ричард, радостно улыбаясь, наблюдал за ней. Он стоял у скульптуры, широко расставив ноги и скрестив руки на груди. В газовом платье с пышным каскадом развевающихся локонов Роза была больше похожа на мифическую нимфу, чем на молодую женщину с соблазнительной грудью. Когда ока подбежала к Ричарду, крошечные водяные капельки, окропившие ее голову и руки, блестели, подобно алмазам.

— Зачем вы это сейчас сделали? — спросил он, любуясь ею.

— Я рассеяла и прогнала духов несчастья и разочарования, которые явились в ту ночь, когда вы ждали здесь в одиночестве. Вы никогда не занимались этим в детстве?

— Нет…

— Ребенок, у которого нет ни братьев, ни сестер, обычно выдумывает разные ритуалы и даже друга для игр. Наверное, вы родом из большой семьи?

— У меня четверо братьев и ни одной сестры.

— Расскажите мне о них, и о вашем доме, и еще о том, чем отличается жизнь в Англии от жизни в Франции…

Ричард рассказал, что он и его четверо братьев, двое из которых были близнецами, родились в течение шести лет и, не слишком отличаясь по возрасту, были в детстве связаны тесной дружбой, общими шалостями и проказами. Роза живо представила себе большой, увитый плющом старый дом в Кенте, окруженный живописными окрестностями, плодородными полями, лесом, полным живности, и людей, живущих в нем, приветливых, гостеприимных и радушных. Затем, когда Ричард достиг совершеннолетия, согласно завещанию дедушки по материнской линии он унаследовал дом, построенный в Лондоне предком-гугенотом, который поселился в Англии и основал там банк.

— Я — первый представитель нашего рода, который не стал банкиром, но зато мои братья с лихвой возместили этот недостаток. Двое сейчас путешествуют по Европе и, вернувшись в Англию, займутся делами нашего финансового дома, а Дуглас, следующий за мной по старшинству, уже открыл свою контору на Ломбард-стрит и не интересуется ничем, кроме векселей, акций, облигаций и бухгалтерских книг. Что до меня, то я займусь хозяйством в нашем поместье и буду время от времени заседать в Палате лордов. Хотя сейчас меня интересуют редкие цветы и растения, вообще-то ботаникой я занимаюсь с более серьезными целями. Я хочу докопаться до причин, вызывающих болезни у пшеницы, и найти средства борьбы с ними. Поместье и особенно земледелие — вот чему я посвящу свою жизнь.

— Никогда бы не подумала, что в вашей голове бродят такие серьезные мысли, тем более после первой нашей встречи…

— В то время так оно и было. Пока был жив отец, все хлопоты по хозяйству лежали на нем, а я жил припеваючи, не зная забот, и думал лишь об одном — как бы повеселее провести время. Таким бесшабашным повесой я и отправился в путешествие на континент, — Ричард, улыбаясь, искоса посмотрел на Розу. — Вы были моим первым серьезным поражением, которого я никак не ожидал. Это похоже на занозу в мыслях, которую мне не удалось вытащить!

Потом он заговорил о смерти отца и о том воздействии, которое эта потеря оказала на него. Он еще никогда и ни с кем не делился своими переживаниями так откровенно, как с ней, и Розе было очень приятно чувствовать его доверие. Она хотела знать о нем все, и не только историю его семьи, но и его мысли, чувства, переживания, и Ричард, словно угадав ее желание, рассказывал сам, не дожидаясь вопросов.

Они прошли мимо фонтана Аполлона и увидели невдалеке серебряную полоску Большого канала.

— А почему бы нам не добраться до Трианона по воде? — с воодушевлением предложил Ричард. — Ведь северный рукав канала подходит к самому дворцу, не так ли?

— Не совсем, но достаточно близко. — Роза с энтузиазмом восприняла эту идею.

Ричард уже успел сообщить о том, что у него была своя парусная лодка, на которой он любил плавать по озеру в Истертоне и по реке, протекавшей через поместье. У берега были пришвартованы две раззолоченные большие гребные шлюпки, но Ричард пренебрег ими. Вынув из держателя на столбе горящий факел, он решил осмотреть эллинг. Там его взору предстали суда разной формы и величины; пахло сыростью и гнилью. Постепенно, продвигаясь от причала к причалу, он обнаружил небольшую барку с резными украшениями по бортам, всю заросшую паутиной. Должно быть, она сохранилась тут еще со времен короля-солнца. Проверив ее от носа до кормы, Ричард убедился, что она неплохо проконопачена и должна продержаться на воде столько времени, сколько требовалось для их вояжа. Он распахнул ворота эллинга, потушил во избежание пожара факел, окунув его в воду, и, поднявшись на барку, стал с помощью шеста выводить ее в канал.

Роза, наблюдавшая с берега, увидела, как Ричард выплывает на пространство, освещенное луной, стоя на борту барки, бесшумно скользящей по водной глади. Нос барки был украшен фальшивыми драгоценными камнями, которые в лунном свете блестели, как настоящие, и хотя краска во многих местах облупилась и потускнела, все же от судна веяло духом былой роскоши. Роза с нетерпением ожидала, когда барка причалит к берегу и она сможет взобраться на палубу.

— Подождите! — Ричард вытащил из кармана платок с кружевными краями и смахнул им паутину. Затем он протянул ей руку. — Прошу. Вы, наверное, первый пассажир этой барки за последние сто лет.

— Вы и в самом деле так думаете? — Подняв юбки, она легко перепрыгнула с помощью Ричарда через борт на палубу.

Он усмехнулся:

— Нет, конечно! На ней плавали, но это было сравнительно давно. Сейчас посмотрим, целы ли у нее паруса.

Роза ахнула от восторга, увидев, как паруса развернулись и затрепетали, раздуваемые легким ветерком. Они были сделаны из чистого шелка: на сапфирно-голубом фоне красовалась голова Аполлона.

— Смотрите! Как великолепно! Когда-то все суда на канале плавали под такими парусами!

Роза решила сама осмотреть барку и в одном из сундучков нашла парчовые ткани, которые развесила по бортам по старинному обычаю так, чтобы позолоченные края драпировки погружались в воду. Поискав еще, она откопала среди кучи хлама большую подушку с алыми кисточками и, положив ее на палубу, уселась рядом с Ричардом, который держал руль, направляя барку, влекомую теплым мягким бризом, на середину канала. Когда-то палуба была покрыта золотой краской, и теперь кое-где ее сохранившиеся пятна тускло поблескивали в лунном свете. Маленькая барка безмятежно скользила по воде, и казалось, что еще вчера на ней точно такую же прогулку совершала какая-нибудь развеселая компания. По обе стороны канала росли посаженные еще при Людовике XIV кедры, дубы, клены и сосны. Эти посадки теперь превратились в настоящие леса.

Эта волшебная ночь создала атмосферу такой необыкновенной искренности и доверия, что Роза могла разговаривать совершенно свободно, и, в свою очередь, рассказала о Шато Сатори и о бабушке, а также обо всем, что знала о своих родителях, не утаивая ничего. Она описала недовольство, с которым встретила весть о том, что ей придется перебраться в Версаль, объяснив, что впоследствии изменила отношение к придворной жизни, последовав примеру королевы, которой ничто не мешало по-своему наслаждаться каждой минутой.

— В целом свете нет более замечательного места, чем Версаль! — объявила Роза, и на лице ее появилось счастливое выражение. — Все самые важные события происходят только здесь.

— А как же остальной мир? Вы об этом когда-нибудь задумывались?

Роза засмеялась и, подражая его тону, произнесла:

— Как торжественно вы говорите это! Наверное, мы сейчас будем обсуждать политику?

Ричард, улыбаясь, покачал головой:

— Только не сегодня вечером.

— Хорошо. — Она уселась поудобнее и аккуратно расправила юбки. — Если хотите поговорить о чем-нибудь серьезном, я представлю вас бабушке. Каждый раз, когда я навещаю ее, она рассказывает мне обо всем, что творится во Франции, не щадя моих нежных чувств. И благодаря ей я, находясь за оградой Версаля, вовсе не так уж далека от жизни, как вам может показаться.

Пожав плечами и вздохнув, она устремила взгляд к звездам:

— Я еще не готова выбрать свой путь. Мне так хочется наслаждаться жизнью! Я люблю чувствовать себя беззаботной. Может, когда-нибудь мне все это надоест и покажется суетой, но не сейчас! — Она энергично затрясла головой. До этого еще далеко!

Ричард был удивлен: что-то в жизни его и ее поразительным образом совпадало, хотя росли они в совершенно разных условиях. Потребовалась серьезнейшая встряска, настоящая трагедия, чтобы он, наконец, повзрослел и воспринял реальность такой, какая она есть, и теперь он искренне, от всей души желал, чтобы Розе не пришлось пережить ничего подобного. Он видел в характере Розы свежее, жизнеутверждающее начало, не испорченное ни условностями и лицемерным ханжеством, ни сладострастным развратом Версаля и ему хотелось, чтобы и дальше она оставалась такой же чистой и непосредственной. Его неумолимо тянуло к ней, но Роза инстинктивно чувствовала это и, испытывая такое же влечение, сдерживала себя, не отдаваясь на волю чувств.

— Должно быть, многие влюблялись в вас с тех пор, как вы появились при дворе, — сказал Ричард. — Интересно, вы отвечали взаимностью?

— Я была довольно близка к этому… — глаза Розы дразнили его.

— И насколько же близка? — голос Ричарда звучал серьезно и настойчиво.

Роза сделала вид, что задумалась, а затем встряхнула своими бесподобными локонами и ответила уклончиво:

— Это трудно описать словами.

Он закрепил руль и, наклонившись к Розе, схватил ее за плечи.

— Вы были с кем-нибудь так же близки, как сейчас?

Их взгляды слились воедино, и Роза не могла разорвать этот магический круг. Когда она попыталась ответить, ее голос задрожал и прервался, и наружу вырвался лишь напряженный, хриплый шепот:

— Нет, никогда…

Ричард привлек ее к себе, и их уста медленно сомкнулись в головокружительном, пьянящем своей сладостью первом поцелуе. Роза почувствовала, как волна любви затопила ее всю, без остатка. Ей сейчас казалось, что со времени их первой встречи она стояла на краю омута и вот теперь упала в него и ее закружило вместе с Ричардом в этом стремительном, бурном водовороте. Еще никогда она не испытывала от поцелуев такого наслаждения. Она стояла коленями на подушке, послушно опустив руки и прильнув всем телом к Ричарду; их губы и языки встретились и слились, и казалось, ничто не сможет разъединить их. А барка продолжала тихо скользить по серебрившейся лунным светом воде, сопровождаемая громкими трелями словно обезумевших в своем сладострастии соловьев, которые обосновались в прибрежных лесах.

Чуть отстранившись, Ричард нежно провел пальцами, по ее скулам, продолжая напряженно всматриваться в ее глаза, словно хотел проникнуть в душу Розы.

— Я возвратился во Францию только ради тебя. Какие бы другие причины я ни выискивал, пытаясь объяснить это решение себе и другим, меня вела лишь надежда встретить тебя снова.

— Я пыталась забыть тебя и приходила чуть ли не в бешенство, не понимая, почему мне не удается это сделать. А потом я почувствовала, что потеряла тебя, и вокруг образовалась какая-то пустота, которую ничто не могло заполнить.

— Со мной случилось то же самое, дорогая моя Роза! — Он говорил тихо. Его рука заскользила к шее и плечам Розы, и она опять оказалась в его крепких объятиях. — Я люблю тебя!

Они поцеловались снова. Радость, переполнившая Розу, была столь огромна, что она чувствовала какую-то неясную тревогу, будучи совершенно не готовой к таким глубоким переживаниям, с первого дня пребывания при дворе она постоянно слышала откровенные рассказы о постельных утехах, о страсти и романтических приключениях. Ей и самой приходилось испытывать кое-какие чувственные наслаждения, но никто и никогда не говорил о том, каким огромным становится сердце, полное глубокой и чистой любви. Естественная целомудренность и сдержанность позволяли ей все время оставаться в тех рамках, которые она сама для себя определила, и сохранить невинность под искусным внешним налетом ветреной версальской красавицы.

— Я тоже люблю тебя! — выдохнула Роза, с трудом поверив в то, что ей удалось все-таки произнести эти слова.

Они обменялись еще несколькими поцелуями, нежными, страстными и долгими. Ричард осторожно провел пальцами по ее лицу, шее и груди, а затем опустил Розу на подушку и снова занял свое место у руля. Он почти не сводил восторженных глаз с Розы, лишь изредка посматривая вперед. Плавание по каналу не могло встретить никаких непредвиденных опасных препятствий, за исключением какого-нибудь брошенного ветром отломившегося сука дерева.

Вскоре барка достигла того места, где канал разветвлялся на два противоположных рукава, и Ричард, ловко управляясь с рулем, направил барку в северный рукав. Далеко впереди появились мерцающие огни Трианона; малый Трианон находился вне пределов видимости с барки.

— Отсюда пока не видно никаких ступенек на берегу, — сказал Ричард, напряженно всматривавшийся вперед. — Наверное, вон тот высокий факел освещает лестницу или сходни.

В этот момент Роза ощутила в своих туфельках холодную сырость. Она поджала ноги и с удивлением обнаружила, что подол юбки насквозь промок. И тогда ее глаза расширились от ужаса: вода проникла в барку и уже заливала палубу. Роза вскочила с подушки:

— Барка дала течь!

— Кажется, во время поворота она немного осела в воде. Наверное, была плохо проконопачена. Я иду к берегу!

Барка скользила сейчас посредине канала, и от берега, поросшего травой, ее отделяла широкая полоса воды. Прежде чем они прошли половину этого расстояния, палуба уже покрылась слоем воды толщиной в несколько дюймов. Стало ясно, что до берега барке не дотянуть.

— Ты умеешь плавать? — спросил Ричард свою спутницу, сбрасывая камзол.

Роза выглядела скорее удивленной, чем напуганной, потому что еще не осознала в полной мере всего драматизма ситуации, в которой они оказались.

— Нет, не умею, — тихо прозвучал ее ответ.

— Ладно. Это неважно, потому что я поплыву рядом. Сохраняй спокойствие, делай все, как я говорю, и тебе нечего будет бояться.

— Я и так ничего не боюсь.

Он понял, что Роза и в самом деле не испытывает страха и полностью доверяет его силам. Казалось, любовь сделала их неуязвимыми перед любой опасностью.

— Сними туфли! — приказал Ричард, одновременно избавляясь от свей обуви. Роза немедленно повиновалась, и он, крепко обняв за талию, повлек ее к борту. — Вдохни как можно глубже и задержи дыхание, сколько сможешь.

Они вместе прыгнули в воду и погрузились в ее темную глубину; там оказалось холоднее, чем ожидал Ричард. Не ослабляя своей железной хватки, он стал быстро подниматься на поверхность, усиленно работая ногами и свободной рукой. Когда они вынырнули, то на секунду зажмурили глаза — настолько ярким им показался свет луны. Роза закашлялась, выплевывая, воду, и судорожно задышала. Ее локоны слиплись и плотно облепили голову, как золотистый колпак. Она не мешала Ричарду и лишь старалась держать, голову над поверхностью, в то время как он тащил ее за собой к берегу.

Почувствовав под ногами дно, Ричард помог Розе выбраться на берег. Перед тем, как последовать за ней, он, стоя по колено в воде, оглянулся. Барка пошла на дно. На поверхности плавала лишь парчовая драпировка, похожая на гигантский лист кувшинки. Оказавшись на берегу, Ричард внезапно ощутил неимоверную усталость и в бессилии рухнул на траву лицом вниз.

— Тебе плохо? — встревожилась Роза.

Ричард повернулся на спину. Она сидела, наклонившись над ним, и на его грудь, словно дождь, падали капли с ее волос. Он широко улыбнулся, вселяя в нее уверенность:

— Все хорошо. Но ты вся дрожишь от холода! Может, нам удастся достать сухую одежду в Трианоне?

Роза состроила гримасу:

— Я знаю придворных, которые там будут. Они выставят нас на посмешище. Мы пойдем в театр малого Трианона: в гардеробной есть платья и много всякой мужской одежды, из которой ты наверняка сможешь подобрать себе что-нибудь подходящее.

— Хорошо, так мы и сделаем. — Ричард сел и вплотную приблизил к ней свое улыбающееся лицо.

— Жаль, что наше путешествие закончилось так внезапно! — Роза громко расхохоталась, закинув голову. — Но это же невероятно забавно! О, Боже, мы потопили судно короля-солнце! Если бы он был жив, то пришел бы в ярость.

— И что бы он тогда сделал? — весело спросил Ричард, заражаясь этим весельем.

— Бросил бы нас в Бастилию.

Намокшее платье сползло с плеч и почти полностью обнажило ее великолепную грудь, но Роза пока и не подозревала об этом. Ричард наклонился вперед и поцеловал ее шею. Смех замер в ней. Его губы, не отрываясь от ее кожи, скользнули вниз и остановились на одной из тугих, упругих выпуклостей. Кончиком языка он стал медленно и нежно собирать мелкие капельки воды. Роза задрожала еще сильнее, словно в лихорадке, и не только от холода, но и от желания познать радость земной любви. Ей хотелось сбросить всю промокшую одежду и лежать обнаженной в этой теплой траве, наслаждаясь ласками Ричарда. Все инстинктивные порывы, которые до этого ей во многих случаях удавалось сдерживать, теперь грозили захлестнуть ее. Любовь сделала ее уязвимой там, где она чувствовала себя наиболее защищенной. Когда Ричард отвел в сторону промокшие кружевные края декольте и поцеловал ее правый сосок, у нее все поплыло перед глазами. Она не знала, хватит ли у нее решимости справиться с этой волной страсти. Чтобы окончательно не потерять голову, Роза слабо запротестовала еле слышным шепотом.

Немалым усилием воли Ричард заставил себя остановиться.

— Я думаю только о себе… — произнес он хриплым голосом, возвращая на место кружева и помогая ей встать на ноги. — Ты получишь воспаление легких, если срочно не переоденешься.

Они побежали к лестнице, которая вела на дорожку, проходившую через сады Трианона. Расстояние было неблизким, но, добираясь до театра, они окончательно согрелись. Роза первой взбежала на крыльцо. Двери были не заперты, и Ричард вошел вслед за ней в темный прямоугольник вестибюля. Роза знала, где находятся свечи, и вскоре он снова увидел ее лицо и плечи, освещенные слабым, тусклым язычком пламени. Ричард открыл дверь в зрительный зал, где также царила кромешная тьма, ибо окна были закрыты ставнями. Оглядевшись, он увидел выхваченные из темноты пламенем свечки театральные кресла, обитые синим бархатом, и позолоченные лепные украшения на стене зала, имевшего форму подковы.

— Здесь немного мест, — заметил он.

— Так было задумано с самого начала. Труппа королевы состоит из ее друзей и нескольких фрейлин, а зрителями являются обычно король, члены королевской фамилии и люди, к которым Ее величество благоволит. Роза показала вверх на галерею. — А там сидят те, кто служит в малом Трианоне, — горничные, повара, конюхи и дворецкие.

— Значит, слугам разрешается приходить сюда, в то время как высшие сановники двора часто получают от ворот поворот? — Пикантность этой ситуации забавляла Ричарда. Впервые в этой управляемой аристократами стране он встретился с таким странным проявлением демократии.

— А почему бы и нет? В малом Трианоне королева живет, как все простые люди. Высокий придворный ранг здесь не имеет значения. — Роза направилась в гримерные, находившиеся за сценой, и Ричард поспешил за ней.

— Ты участвовала во многих спектаклях?

— Примерно в дюжине. Теперь их ставят не так часто, как раньше. Предстоящая пьеса будет первой после долгого перерыва.

— Я бы хотел увидеть тебя на сцене.

Она взглянула на него искрящимися глазами.

— Если ты не поленишься зажечь несколько канделябров у сцены после того, как переоденешься, то я сыграю для тебя одну из своих ролей.

В мужской гардеробной было развешано несколько диковинных костюмов, остальные лежали в комодах и сундуках. Роза долго копалась в них, пока, наконец, не нашла то, что хотела.

— Ага, вот оно! Возьми, это должно тебе подойти. — Она протянула Ричарду желтый шелковый камзол. — Его носил граф в пьесе Бомарше «Женитьба Фигаро». Он примерно одного с тобой роста и телосложения.

Роза зажгла еще несколько свечей и удалилась, чтобы не стеснять своим присутствием Ричарда. Помимо камзола, среди вещей были хорошо выглаженная рубашка, штаны, чулки и носовой платок, все чистое и благоухающее лавандой. Одевшись, он приступил к поискам туфель и вскоре нашел несколько полок, заставленных разнообразной обувью. Пара туфель с серебряными пряжками пришлась ему впору. Затем он насухо вытер голову полотенцем, которое ему приготовила Роза и расчесал волосы гребнем, лежавшим на гримировочном столике. Перевязав косичку новой лентой, он вышел из гардеробной и позвал Розу.

— Я уже почти готова, — откликнулась она из-за закрытой двери.

— Я пока зажгу фонари на рампе.

Один за другим он зажег свечи, поднимая стеклянные колпаки, а затем поднял занавес, за которым обнаружились декорации, изображавшие сцену сельской жизни. Наконец, на подмостки поднялась Роза; ее непослушные кудри высохли и опять поражали своей пышностью. Она выбрала оранжевое шелковое платье. В руках у нее была книга в кожаном красном переплете, которую она вручила Ричарду.

— Вот пьеса, которую мы собираемся ставить. Ты должен подыграть мне и будешь читать свою роль по книге. Пьеса называется «Тайное обещание». Это рассказ о деревенской девушке, которая на самом деле является принцессой. Я пометила это место в книге. Я — дочь крестьянина, а ты — возлюбленный принцессы.

— Я бы предпочел роль твоего возлюбленного! — засмеялся Ричард.

Роза состроила забавную гримасу:

— По пьесе я должна буду соблазнять тебя, но ты забудешь меня сразу же, как только увидишь молодую принцессу.

— Я отказываюсь!

— Будет тебе. — Она показала на грубо сколоченный деревенский стул. — Ты должен сидеть там, когда я войду. Ты только что прибыл в эту деревню…

Ричард внимательно пробежал глазами строчки. Если не считать шарад на зимних вечеринках, большая часть англичан не питала склонности к домашним представлениям. Они ходили, разумеется, в городские театры и посещали спектакли бродячих трупп в сельской местности, но увлечение любительским театром среди аристократов и состоятельных людей было чисто французской модой. Только благодаря французским предкам его матери у них в семье существовала традиция ставить раз в год пьесу, которую смотрели как местные лендлорды, так и простые арендаторы. Один из пустовавших амбаров был превращен в театр. Иногда в спектакле участвовала и пара-тройка актеров из бродячих трупп. Так что свет рампы был привычен Ричарду, и он почувствовал себя в знакомой обстановке, сразу же войдя в роль, едва Роза появилась на сцене и затем остановилась, первой заметив его.

— Кто это? — сказала она, обращаясь к пустому зрительному залу. — Этот человек похож на знатного господина, только что прибывшего из Парижа, провалиться мне на этом месте! Я должна познакомиться с ним.

Когда Роза стала приближаться, Ричард проявил к ней некоторый интерес, скрывая его под видом пресыщенного городскими забавами, безразличного ко всему аристократа. Они славно разыграли свои роли, особенно в кульминационном эпизоде, когда аристократ начинал гоняться по комнате за дочерью крестьянина, пытаясь обнять ее, но тут по ходу действия должна была войти принцесса с корзиной цветов, и все заканчивалось немой сценой. Так оно и случилось. Ни Роза, ни Ричард не расслышали слабые шорохи в глубине зрительного зала. Несколько человек, пригнувшись и стараясь не шуметь, прокрались в театр и уселись в кресла. Королева вышла и снова зашла через заднюю дверь, успев по пути на сцену нарвать цветов, как и предусматривалось по пьесе.

— Что здесь за шум? — воскликнула она, поставив на стул корзину с цветами.

Роза продолжала играть свою роль. Она взяла цветок и хотела украсить им свои волосы, но Ричард, скрыв изумление, вырвал его. Устремив взгляд на принцессу, он прицепил цветок к камзолу, напротив сердца, вместо того, чтобы прижать туда руку, символизируя этим жестом сердце, пронзенное стрелой Купидона. В этот момент один из участников будущего представления незаметно пробравшийся за кулисы, дернул за веревку и опустил занавес. Сидевшие в зале дружно зааплодировали.

На сцене, отгороженной от рампы занавесом, установился полумрак. Ричард отвесил Марии-Антуанетте церемонный низкий поклон, а Роза сделала реверанс, вымолвив виновато:

— Я не знала, что вы придете сюда сегодня вечером, Ваше величество…

На лице королевы появилась добрая улыбка:

— Пустяки! Как всегда мы с друзьями засиделись допоздна, и кто-то вдруг упомянул о новой пьесе. Я решила показать всем наши старые декорации, подумав, что они вполне подойдут.

Ранее королева заказывала новые декорации для каждого спектакля, но соблюдаемый ею в последнее время режим строгой экономии побуждал сократить расходы, и задник сцены давно уже не обновлялся. Мария-Антуанетта обратилась к Ричарду:

— Мне очень понравился ваш ход с цветком, лорд Истертон. Думаю, что мадам Кампан, наш режиссер, обязательно воспользуется им. Вы, несомненно, обладаете актерским дарованием. Я не могу предложить эту же роль в предстоящей пьесе, но у нас не распределено еще две роли, правда, второстепенных. Если у вас появится желание, милости просим.

— Вы оказываете мне большую честь, Ваше величество! — Ричард с трудом мог поверить в свою удачу. Теперь у него появится возможность видеть Розу гораздо чаще! Судя по счастливому выражению на лице Розы, она тоже была чрезвычайно довольна таким поворотом дела.

Королева обратилась к Розе:

— Что заставило вас прийти в театр в столь поздний час?

— Роза вкратце все объяснила, и Мария-Антуанетта тут же встревожилась, живо представив себе трагический исход этой легкомысленной затеи, если бы и Ричард не умел плавать.

— Вы останетесь на ночь здесь, мадам Роза. А вы, лорд Истертон, разместитесь в Трианоне. О сроке первой репетиции вас уведомят.

Роза и Ричард покинули театр вместе, по пути перебросившись несколькими словами с теми, кто был в зрительном зале. Среди них, кстати, находился и граф фон Ферзен. Оказавшись на улице, они возликовали и бросились друг другу в объятия, празднуя прием Ричарда в королевскую труппу. Ричард приподнял Розу и закружился с нею, как волчок. Затем он снова поставил ее на землю, привлек к себе и поцеловал. И тут внезапно к ним обоим одновременно пришло осознание опасности, тень которой омрачала их счастье. Воспоминание о предстоящей дуэли с графом де Кордерьером рассеяло все волшебное очарование этой ночи.

Ее глаза выражали страстное желание противостоять разлуке.

— Уже начался новый день. Позволь мне утром быть с тобой, когда это произойдет!

Он нежно обвел пальцем линии ее лица:

— О, нет, моя дорогая. Твое присутствие лишь помешает мне. Если хочешь, чтобы я вернулся к тебе без единой царапины, ты должна держаться оттуда подальше.

— Я хочу быть неподалеку.

Ричард упрямо покачал головой:

— Нет. В этом деле ты должна слушаться меня. Жди меня здесь, в малом Трианоне.

— В парке. Я покажу тебе, где. — Она взяла его за руку и повела мимо дворца.

Вскоре показалась изящная белая ротонда из двенадцати коринфских колонн, увенчанных покрытым медью куполом. Здесь королева часто устраивала вечеринки. Это сооружение ярко освещалось пламенем горящего хвороста, связки которого были спрятаны в неглубоких канавах, окружавших ротонду. Благодаря такому оригинальному освещению издали казалось, что ротонда парит в воздухе, как и некоторые — другие здания в парке, подсвеченные таким же образом.

— Там! В храме Любви!

— Лучшего места и быть не может.

Он обнял ее снова, и Роза прижалась к нему, уткнувшись лицом в его плечо.

— Я боюсь… — прошептала она.

Голос Ричарда прозвучал ласково и ободряюще:

— Глупости! Ты нисколько не боялась, когда совсем недавно мы с тобой чуть было не утонули.

Роза подняла лицо, искаженное гримасой боли:

— Но тогда мы погибли бы вместе. Это совсем другое дело! Мне невыносима мысль о том, что ты получишь хотя бы царапину, не говоря уже о ране.

Если бы Ричард в этот момент решился откровенно выразить все свои мысли, то сказал бы, что в скором будущем жить во Франции наверняка станет настолько опасно, что его предстоящий поединок с де Кордерьером покажется сущим пустяком, даже если оба они получат смертельные ранения. Но вместо этого он постарался успокоить Розу шуткой:

— Мне никак нельзя не выиграть дуэли, ведь я обещал показать тебе орхидею, подаренную королеве, а еще никогда не бывало такого, чтобы я не сдержал слова.

Роза с тревогой заглянула ему в глаза:

— Ты не обманешь меня?

В ответ Ричард еще крепче прижал ее к себе.

— Никогда. Так же, как тебе никогда не придется пережить несчастья и беды. Я сделаю для этого все, что смогу.

Роза обвила руками его шею и, потянувшись к нему, страстно поцеловала. Они стояли в темноте, слегка покачиваясь, но сохраняя равновесие, и наслаждались ласковыми прикосновениями губ и рук. От театра послышались голоса. Королева вместе со своими гостями приближалась к тому месту, где они стояли. Роза с неохотой отстранилась от Ричарда.

— До завтра, — быстро произнес он.

— Я буду ждать. Да хранит тебя Бог!

Она поспешила прочь, но через несколько шагов остановилась, чтобы послать ему воздушный поцелуй, а затем взбежала на крыльцо и исчезла за дверями малого Трианона.

Ричард не воспользовался советом королевы переночевать в Трианоне. Вместо этого он нанял экипаж и добрался до своей квартиры в Версале, а оттуда отправился в Париж. Когда около полудня к нему явились секунданты графа де Кордерьера, он принял их с отменной учтивостью. В ходе недолгого обсуждения условий поединка его местом избрали зеленую лужайку у южной оконечности пруда Швейцарцев, место, с трех сторон окруженное деревьями; с четвертой стояла конная статуя короля-солнца работы Бернини. Эта скульптура в свое время не вызвала у самого Людовика XIV особого восторга: по этой причине он и распорядился убрать ее куда-нибудь подальше, чтобы она не портила вид из окон дворца. Это было излюбленное место всех дуэлянтов.

Еще до наступления рассвета Роза, надев белое муслиновое платье, отправилась в храм Любви. Она решила бодрствовать все то время, пока Ричард будет подвергаться опасности.

Внутри ротонды стояли небольшие скамеечки, и Роза села на одну из них, прислонившись спиной к колонне. Звезды уже начали блекнуть, и на востоке появилась бледно-розовая узкая полоска рассвета. Она расширялась, багровела и, наконец, окутала своим нежным светом Розу и высокую статую Купидона на массивном пьедестале, стоявшую посредине круглой площадки, выложенной мрамором. Солнце начало подниматься над садами Версаля, и Роза увидела его диск, постепенно появляющийся из-за верхушек деревьев. Вскоре первые лучи согрели ее своим теплом. Она сидела совершенно неподвижно, с первых минут прихода сюда оцепенев в тревожном ожидании, и сама походила на статую, сжав руки, лежавшие на коленях, и плотно сведя ноги. Она не взяла с собой карманных часов: время не имело для нее сейчас никакого значения. Ее глаза постоянно смотрели в одну и ту же точку на тропинке, ибо от этого сейчас зависело ее будущее. Если там покажется доктор, это будет означать надежду, но если она увидит аббата, жизнь для нее потеряет всякий смысл.

Вскоре со стороны двора послышался топот копыт и стук колес экипажа о брусчатку. Роза медленно поднялась со скамейки. Обрывки мыслей путались у нее в голове. Ей казалось, что она висит в пустоте между жизнью и смертью. Затем она услышала долгий, ликующий крик и не сразу поняла, что он исходил из глубины ее переполненного счастьем сердца. Из-за деревьев появился Ричард. Он спешил к ней целый и невредимый.

— Моя любовь! — воскликнул он на ходу. — Мне не придется покидать Францию! Граф будет жить. Я его ранил серьезно, но не смертельно.

Он вбежал по небольшому мостику в ротонду, и тут Роза увидела на его лице маленькую царапинку, покрытую запекшейся кровью. Очевидно, рапира слегка задела концом его щеку. Роза бросилась ему навстречу и упала в его объятия.

Их губы встретились. Роза почувствовала, что в этом объятии сливаются вместе их жизни. Теперь они не смогут существовать друг без друга.