Танцы в нечётных дворах

Глава 1

«Чтобы быть счастливым, надо уметь не замечать жизнь». Эльза отложила текст новой пьесы – это был детектив, который будет ставить приезжий режиссер. Роль казалась сложной, и она пока не до конца понимала ее. Но часы показывали половину пятого, и пора было собираться в театр.

Представляя себе разные сцены, обдумывая их и прикидывая, какая игра от нее потребуется, Эльза надела темно-синее платье, завязала на шее разноцветный шелковый шарф, расчесала каштановые кудри и подвела карандашом крупные карие глаза. Затем пошла искать сережки с сапфирами, которые накануне сняла в гостиной, и, кажется, положила на журнальный столик. За то, что она бросает украшения где попало, раньше ее ругал отец, а теперь – муж. Странно, как он стал похож на отца своим вечным недовольством и ледяным молчанием. Когда они встретились, Стас был совсем другим… Но куда же запропастились серьги? На столике нет, хотя она точно помнит, что положила их туда. Может, на комоде? А, вот же они!

Над комодом висело большое зеркало, и Эльза, глядя в него, быстро вдела серьгу в левое ухо. А вторую выронила, посетовав на себя за неловкость: найти украшение на пестром ковре будет непросто. Наклонившись, она увидела, что нижний ящик комода, где обычно ничего не хранилось, приоткрыт. Странно, конечно… Но, может, сережка там?

Открыв ящик, Эльза ахнула. Серьга действительно была внутри, но рядом с ней лежал самый настоящий пистолет. Откуда он? У свекра есть незначительное криминальное прошлое, но оружия в доме никогда не было. Хотя, может, его оставил кто-то из друзей Стаса? Красивая вещица! Эльза надела вторую сережку и взяла пистолет, чтобы рассмотреть поближе.

По сценарию ее героиню застают с револьвером над телом убитого супруга, но на самом деле убийца – не она. Эльзе хотелось бы другой развязки: антигерою всегда достаются особые лавры. И хотя лавры в ее случае выражались в аплодисментах и небольших букетах цветов, их все равно хотелось, всегда. Именно ради восхищенных лиц зрителей она часами учила роли, до изнеможения репетировала не желающие получаться отрывки и постоянно, чаще, чем о чем-либо другом, думала о своей работе.

Что, в конце концов, может сравниться с ощущением, когда ты со сцены смотришь одновременно в сотни глаз, передаешь свои эмоции совершенно незнакомым людям, получаешь от них энергию? И какую! Иногда после спектакля у Эльзы еще полчаса дрожали руки, а адреналина в крови было столько, что со стороны она, вероятно, казалась пьяной. Ни на что нельзя променять это чувство. Повседневная жизнь всегда бледна по сравнению с театром: все, что в ней происходит или не происходит, в конечном итоге сводится к нескольким избитым сюжетам. И от этого скучно. В театре же такого не бывает никогда, ведь каждая новая роль – это новая жизнь. Настоящая, полноценная.

О, как бы ей хотелось сыграть убийцу! Пережить такое – это было бы грандиозно! Она вложила бы в эту роль весь свой талант, весь театральный опыт, прониклась бы полностью, до последнего нерва. Эльза распрямилась, встала перед зеркалом и прицелилась в воображаемую жертву. И тут раздался жуткий грохот, неясно откуда. О, боже, это же пистолет! Заигравшись, она случайно нажала на курок, а оружие оказалось заряжено. По спине побежали мурашки: она же могла убить себя! Бросив пистолет в ящик, Эльза резко задвинула его ногой и временно вернулась в мало интересовавшую ее реальную жизнь.

Все еще злясь, она глянула на часы – мало того, что чуть не застрелилась, так еще и опаздывает в театр. Просто отлично! Эльза искала глазами телефон, чтобы позвонить в такси, и вдруг заметила дырку в обоях, буквально в сантиметре от края зеркала. О, боже, это же пуля! Самая настоящая пуля! Эльза подошла и с интересом потрогала ее тонким пальчиком.

Хорошо, хоть не в зеркало попала – вот что значит иметь дело только с реквизитом! Что скажет Стас, когда вернется? Как она объяснит, зачем взяла чужой пистолет из комода, да еще и стреляла – причем в квартире? Только скандала ей не хватало… Сообразив, что дырку можно спрятать, просто подвинув комод, Эльза уперлась в его полированный бок и с трудом передвинула сантиметра на два. А после, убедившись, что ни пули, ни перестановки не видно, набрала номер такси, поправила прическу и вышла на улицу.

Эльза любила ездить на такси – это как антракт, передышка между двумя эпизодами жизни. Вот и сейчас свободные пятнадцать минут можно потратить на то, чтобы прийти в себя и снова настроиться на работу. Надо же, пистолет! Спросить, что ли, у Стаса, откуда он? Нет, она, пожалуй, не станет этого делать. Придется сознаться, что нашла оружие, взяла посмотреть… А оправдываться не хочется.

Как там было в пьесе: «Чтобы быть счастливым, надо уметь не замечать жизнь»? Или замечать только то, что приятно видеть. Верно ведь. Эльза достала из сумки текст, но, прочитав два абзаца, снова засмотрелась в окно. Какой же красивый этот город! Поворот, еще один, и вот он – знакомый перекресток с красивым домом позапрошлого века. Здесь когда-то жил городской глава, умнейший человек, превративший заштатный городишко в настоящую столицу. Получил образование за рубежом и вернулся домой руководить. За четверть века все изменил, понастроил красивых зданий, помирил между собой десятки национальностей, которые тут жили. А какие праздники устраивал, какие спектакли разрешал ставить… Вот в таком бы поучаствовать! Да что там – хоть из зала посмотреть бы…

Водитель выключил веселую музыку, повернулся, улыбнулся, и на замечательной, только для этого города характерной смеси двух языков сообщил ей стоимость поездки. Она улыбнулась в ответ, отсчитала на одну купюру больше и вышла, привычным движением закинув за плечо шарф. Легкое платье, невысокие каблуки – она переступала мягко, как кошка, и спиной чувствовала: таксист следит, как она идет к проходной театра. Он обязательно скажет сегодня кому-то, что «опять подвозил эту артистку». Вот так здесь и говорят – «артистку», актрисой ее с самого начала карьеры называли лишь коллеги.

– Лизанька, дорогая, как здоровье?

– Ничего, спасибо, Николетта. Ваше?

Это старая вахтерша, которая не приемлет ни отчеств, ни других подчеркивающих возраст обращений. А имя! Этот город можно любить только за имена. Они просто дышат смешением культур, бесхитростным и порой неловким. И диссонанс между звучно-кинематографическим «Николетта» и старенькой добродушной вахтершей в фиолетовой шали – это когда на улице добрые двадцать градусов – всегда приводил Эльзу в хорошее расположение духа.

Впрочем, звали ее совсем не Эльза. Сценическое имя выдумал режиссер, впервые утверждая ее на главную роль в спектакле. Тем более что фамилия была вполне подходящая для такой перемены. Эльза Марин – хорошо смотрится на афишах. И звучит, как название какого-то редкого камня.

В жизни все было иначе: ее мама, талантливая танцовщица со странным именем и необычной судьбой, желая уберечь дочь от превратностей человеческих отношений, назвала ее просто – Елизаветой. Но отец, жгучий брюнет из местных, со славянским именем и восточным разрезом глаз, был категорически против. «Лизанька», казалось ему, вырастет простушкой, а его дочь должна быть умницей и красавицей – первой в городе, не меньше. Отец, кстати, с тех пор, как увидел на афише имя, иначе ее не зовет, а мама… Мамы тогда уже не было. На глаза навернулись слезы. Нет-нет, только не это. А то потом не спасет никакой грим.

Оказалось, на репетицию она спешила зря. Партнер по сцене слег с гриппом, режиссер разозлился и на завтра вызвал других актеров. Но сегодня день был потерян. Впрочем – для спектакля, но не для нее. Она купит себе мороженое и пойдет гулять в городской сад. Почему бы и нет?

Эльза любила этот парк. Высокие черные фонари, кованая ограда – точно такую она видела на фотографиях послевоенного Парижа. Чудесный фонтан, в котором, как считают местные дети, всегда живет радуга. Рядом милая беседка и небольшие мраморные львы. В беседке фотографы сдают напрокат красивые платья с кринолином. А львы, говорят, уцелели после войны в одном совершенно разрушенном доме, и их перенесли сюда. Теперь звери лежат по обе стороны аллеи, и на них любят фотографироваться подружки-подростки. У нее тоже есть такое фото с одноклассницей, сделанное в те счастливые времена, когда мама еще была с ней…

Эльза остановилась, открыла сумку и надела солнечные очки – чтобы спрятать слезы, снова навернувшиеся на глаза. И в тот же момент решила, что зайдет в гости к отцу. Ведь давно не виделись, есть пара свободных часов, и он, может быть, будет рад.

Отец, человек черствый и педантичный, по-своему ее любил. Наверное. Эльза скорее понимала это, чем чувствовала. Чувств между ними было крайне мало, и еще меньше их стало после того, как они остались без мамы. Об этом можно было лишь молчать, уже много лет. И они молчали.

Эльза шла по дороге, поднимавшейся наверх: район, где жил отец, находился на вершине холма. До замужества Эльза прожила тут восемь лет. Дом был куплен через полгода после того, как исчезла мама. Без нее старая квартира была просто невыносима, и отец так и продал ее: с занавесками, подвязанными бантами, с репродукциями Моне на стенах, вазами и многочисленными комнатными цветами, расставленными по полу и подоконникам. В новом доме он сделал совсем другой ремонт: выкрасил стены в светлые тона, купил простую темную мебель, а вместо кресел расставил везде стулья и табуреты. Тут не было места бантам и цветам. Цветы появлялись только в комнате у Эльзы, и только после театральных премьер. Отец всегда хмурился и, под предлогом уборки, выбрасывал букеты раньше, чем они успевали завянуть.

Цифра пятнадцать на железных воротах, синяя кнопка звонка, глухой высокий забор. Вот она и пришла. Кстати, предыдущая их квартира была под номером девять, а та, в которой она живет сегодня – двадцать первая. Такая вот судьба на нечетные числа. С числами у Эльзы всегда были странные отношения. Не то чтобы она верила в нумерологию, нет. Просто чувствовала, что, когда числа появляются в ее жизни, то как-то на нее влияют. Особенно их четность и нечетность. Вот со Стасом они поженились второго – плохим было это число, но никто ж ее не слушал. А сама она родилась одиннадцатого – и счастливо выпутывается из любых передряг. По крайней мере, до сих пор было именно так.

Эльза нажала на кнопку звонка, подождала, нажала еще раз. Отец, посмотрев в глазок, открыл. И, вместо приветствия, как обычно, бросил колючую фразу.

– Ну, чего пришла? Яблоки закончились?

– Да, поэтому, конечно.

Эльза улыбнулась, и, встав на цыпочки, чмокнула его в щеку. Но настроение уже улетучилось – отец умел испортить его в одно мгновение. Своим недовольством он отравлял все вокруг, и бороться было бесполезно. В этом смысле Эльза совершенно не понимала маму: в ее воспоминаниях она была веселая и жизнерадостная. Как она выбрала отца? Почему жила с ним? Загадка.

Алексей Марин в свои неполные шестьдесят был худым, лысоватым и уже сильно сутулым мужчиной в больших квадратных очках с затемненными стеклами. Двигался он нервно, разговаривал резко, тоном, не терпящим возражений, при этом часто и быстро жестикулировал несколько крупными для его комплекции руками. Поэтому первое впечатление о нем соответствовало основной профессии – он преподавал в университете физику. Впрочем, зарабатывал он, конечно, не этим, а продажей каких-то сомнительных приборов сомнительным людям. «Второе лицо» отца проявлялось, когда он снимал очки. Узкий разрез темных глаз был похож на недобрый прищур, а взгляд – оценивающий и холодный – выдавал в нем мизантропа, что тоже, в общем, было правдой, и соответствующим образом отражалось на его жизни.

Родитель шел впереди, по дорожке, которая вела через сад прямо к маленькой деревянной веранде, как гнездо, прилепившейся сбоку дома и имевшей отдельный вход. Там в бочке хранилось вино, а в ящике рядом – яблоки. Отец осенью покупал их, протирал старым полотенцем и каждое заворачивал в газету: считал, что так они лучше хранятся. Эльза смотрела на сгорбленную спину родителя и медленно начинала злится – ну вот сейчас он чем недоволен? Отец всегда создавал вокруг себя тяжелую обстановку: из-за его мрачности и вечных претензий в юности Эльза мечтала только об одном – поскорее выйти замуж. А, впрочем, старый он уже, и, наверное, совсем не счастливый… При этой мысли злость, как обычно, уступила место жалости. Эльза прошла по дорожке дальше и вошла в центральную дверь дома, чтобы принести из кухни стаканы.

– Самое время выпить вина на природе, да, пап?

Отец вроде даже улыбнулся. Налил вина. Эльза с хрустом откусила румяный полированный бок яблока.

– Иди помой, они ж в газете были.

На мгновение она почувствовала себя подростком.

– А со свинцом вкуснее! Острее чувствуешь жизнь.

Отец налил вина, они чокнулись. Эльза отпила глоток: вкусно, очень вкусно. Вино отец делает сам, и делает мастерски – несмотря на свою ученую степень. В его семье все умели выбирать виноград и делать вино. Жаль, Эльза никогда не видела деда с бабушкой, оба рано умерли, а отец рассказывал о них неохотно и мало. Как, впрочем, и обо всем остальном.

– Как дела у твоего муженька?

Стаса отец не любил, хотя брак с ним одобрял. А может, и сам с трудом понимал, что такое счастье?

– Он работает, пап, занят. А я случайно зашла – репетицию отменили, тебя увидеть давно хотелось, и вот…

– Ладно, увидела уже. Давай, не прохлаждайся: двигай домой, мужу ужин готовить.

Эльза допила оставшееся в стакане вино и взяла кулек с яблоками, который собрал ей с собой отец.

– Спасибо.

– Иди уже.

Домой она пришла раньше обычного и была уверена, что никого нет, но внизу заметила машину мужа и удивилась. Странный сегодня день! Обычно Стас раньше девяти не приезжал, а если «с переговорами», то и того позже. «Переговорами» Эльза с иронией называла встречи с партнерами, которые часто проходили в саунах или ресторанах, и на которые муж ее с собой не брал. Не то, чтобы она хотела походить в купальнике перед его коллегами, но как-то уж очень демонстративно это делалось. Даже в компании он любил поговорить о том, что «никуда не берет с собой жену, она ж не эскорт».

В этом смысле Стас был достойным сыном своего отца: тот только лет десять как перестал вкладывать деньги в золотые цепи на шее. Тогда-то свекор и купил два больших автосервиса, один из которых подарил сыну на 25-летие. В тот год Эльза познакомилась со своим будущим мужем. Первое время Стас был очень внимательным: приносил цветы на все ее спектакли, ждал после репетиций у проходной театра, дарил украшения. Через полгода после свадьбы вся романтика исчезла. Это было немного обидно, но, в целом, не так уж важно – этот брак Эльза расценивала, в первую очередь, как удобный вариант жизни, самостоятельной от отца. Правда, в последнее время «удобства» поубавилось: муж, приходя домой нетрезвым, все чаще затевал скандалы на тему о том, почему у них нет детей. Трезвый же никогда не заговаривал об этом. Все годы брака Эльза исправно пила противозачаточные таблетки, пряча их во внутреннем кармашке сумочки. Она точно знала: с этим мужчиной детей у нее не будет. Ведь детей нужно воспитывать в любви.

За спиной закрылся лифт, Эльза достала ключ, открыла дверь. Поставила кулек с яблоками на пол и обомлела. В ванной комнате, босыми ногами на белом полотенце, которое она утром в спешке бросила на пол после душа, стояла девушка. У нее был красный педикюр и колечко на пальце ноги. И она была голая – в приоткрытую дверь был виден локоть и часть бедра, а в зеркале напротив – плечо с рассыпавшимися по нему прямыми светлыми волосами.

– Стасик, ты купил шампанское? – пропел ангел из ванной. Эльза поняла, что ее услышали, и что Стаса нет в квартире. Заблокировала замок – так, чтобы снаружи открыть дверь было нельзя. Достала из сумки телефон. Она должна сфотографировать это, а то ж потом никому ничего не докажешь. Что она собиралась доказывать, Эльза пока не знала.

Резко распахнув дверь, она сделала несколько снимков. А потом чуть не выронила телефон: стоявшая в ванной девушка была беременна, причем явно на последних месяцах. «Фотомодель» тихо вскрикнула, поскользнулась и упала. Потом застонала и схватилась за живот. Во входной двери зашевелился ключ. С телефона, который держала в руке, Эльза тут же позвонила в «скорую». И, пока ехали врачи, положила в небольшую дорожную сумку несколько платьев из любимой, не требующей глажки, ткани, шкатулку с украшениями, все свои документы и семейные деньги, на которые в выходные планировалось купить новую мебель. Потом зашла в ванную. Во входную дверь уже сильно стучали. Девушка была бледной.

– Как себя чувствуешь?

– Плохо.

– Врачи скоро приедут, потерпи.

Удивляясь собственному хладнокровию, Эльза подумала, где еще можно взять денег. На вешалке висела куртка мужа. Надо же, пошел без нее. Впрочем, сейчас значительно теплее, чем утром. Повезло. Достала кошелек, посмотрела, сколько там денег, проверила, на месте ли кредитки – коды двух из них были ей известны, и поймала на себе взгляд девушки, сидевшей на полу в ванной.

– Он позвал тебя за деньги?

Она мотнула головой.

– Ребенок его?

Блондинка утвердительно кивнула. Эльза положила кошелек себе в сумку, потом, словно что-то вспомнив, пошла в спальню. Кровать была разобрана. Она больше никогда не ляжет в нее, никогда. После этого просто не сможет. В вазочке у кровати она увидела обручальное кольцо мужа – он редко надевал его, а уж сегодня оно точно было не к месту. Хотела было выкинуть в открытую форточку – надо же, им не хватало воздуха – но передумала. Сняла свое кольцо, открыла шкаф, взяла любимый замшевый пиджак, положила туда кольца, а пиджак сложила в сумку. За дверью послышались голоса, девушка в ванной тихонько постанывала.

– Аня, открой, Аня! Ну что с тобой? – кричал муж.

Эльза зашла в ванную.

– Можешь встать?

Девушка отрицательно махнула головой. Вид у нее был, и вправду, бледный. Эльза наклонилась, подняла беременную и поставила на ноги. По ногам у девушки текла кровь, она облокотилась на косяк.

– Сейчас ты идешь и открываешь двери, а когда они зайдут, рассказываешь им, что выглянула в поисках любимого, в потом случайно захлопнула дверь, а в ванной упала.

Девушка оказалась сообразительной. И шепнула:

– А кошелек?

Эльза тоже понизила голос.

– Ничего не знаю об этом. Я спрячусь в шкаф и уйду, пока вы будете возиться в комнате. Зато потом Стас будет твой. Создашь мне проблемы, я создам тебе. Анют, тебе ясно?

– Да. Доведешь меня до двери?

– Конечно.

– А ты жена?

– Хороший вопрос в этой ситуации. Тем более от беременной. Но ответ – да. У тебя были другие варианты?

– Да, я думала, что его жена – Дана, я ее много раз видела… Он ее везде с собой таскает.

– О, какая приятная новость. Спасибо.

Эльза взяла с вешалки свой халат и сунула его девушке. Та спросила:

– А можно?

– Ну, ты дура, что ли? Надевай, быстро!

Ей уже было жалко эту бестолковую. Эльза мысленно похвалила себя за таблетки в сумке. Блондинка с трудом запахнула халат, завязала пояс и посмотрела на нее. Эльза обняла девушку и потащила к двери. Рука юной любовницы мужа легла ей на плечо и случайно коснулась щеки: ну надо же, какая нежная кожа. Поставив жертву обстоятельств у двери, Эльза прошептала ей в ухо:

– Ответь им уже один раз.

Аня почти простонала:

– Я здесь, я сейчас открою.

В дверь заколотили сильнее, послышалось мужнино: «Не уходите, она здесь. Я вам заплачу!». Под звуки знакомого голоса Эльза спряталась в шкаф прямо напротив Ани. Сердце колотилось в такт ударам в дверь.

Главное, чтобы не ушли врачи. Стаса она побаивалась, а вот он не боялся ничего. Уже после замужества Эльзе приходилось быть свидетельницей их «семейных советов». Свекор и муж спорили, орали друг на друга, планировали какие-то махинации. Не исключено, что какие-то из них даже реализовывали, у обоих было много «сидевших» знакомых. Эльзе было страшно вникать в это, и она в какой-то момент абстрагировалась, жила словно в параллельном мире. Но сейчас это придется учесть. Вот бы получить хоть что-то, чтоб иметь возможность припугнуть их! Она пожалела, что не залезла в сейф в соседнем шкафу: там лежали документы, которые Стас иногда просил принести ему в офис. Сама она никогда не заглядывала туда, никогда ничем не интересовалась. И, похоже, совершенно зря – теперь у нее в руках был бы козырь.

В этот момент Аня, наконец, справилась с дверью. Первым в дом вошел муж, подхватил ее на руки – сколько нежности, кто бы мог подумать? Сквозь приоткрытую дверцу шкафа Эльза видела его разрумянившееся от волнения лицо, блуждающие глаза. Потом он поцеловал девушку, и выражение ее лица смутно напомнило Эльзе свое собственное, лет семь тому назад. Она тоже была такой же нежной, но не беременной. Слава богу, не беременной. Стас понес Аню в спальню, которая находилась в конце коридора. Следом пошел врач и неопределенного возраста суетливая медсестра, неплотно прикрывшая за собой входную дверь.

Стас, видно, плохо соображал, и поэтому, положив Аню на кровать и пропустив врачей в комнату, закрыл дверь спальни. Соблазн был велик – снаружи защелка, дверь достаточно крепкая, без стекла. Эту игру придумал муж: запирать ее в спальне, если она проспала. У него всегда были странные игры…

Успеет ли она взять документы и сбежать, если тихо закроет всех в спальне? Скорее, да. Но, если полезет в шкаф сейчас, кто знает, чем это закончится? Вдруг им понадобится что-то? Тут, как будто в ответ на ее мысли, хлопнула дверь, и в коридор вышел муж. Зашел в ванную, затем, судя по звукам, взял из шкафа полотенце и намочил его. Потом ненадолго звуки прекратились. Эльза заволновалась. Из ванной послышались сдавленные рыдания. Ого! В такие моменты обычно она его успокаивала. Спустя пару секунд загорелся экран телефона. Это было так неожиданно, что Эльза лихорадочно начала нажимать на кнопку, чтобы убавить звук, хотя уже много лет не ставила телефон на режим звонка. Эльза прикинула время – она вполне могла еще репетировать, зачем он звонит? Вызов повторился и внезапно замер: врач позвал Стаса, и тот, с мокрым полотенцем в руке, поспешил в спальню.

Когда дверь захлопнулась, Эльза, переведя дух, вылезла из шкафа. И тут же заметила кулек с яблоками и свои туфли, стоящие в углу прихожей. Как она забыла, что разулась? Странно, что это не заметили. Хотя кто знает, что у Стаса на уме.

За дверью шумели. Тихо плакала Аня, что-то торопливо объяснял врач, Стас говорил с ним на повышенных тонах. От волнения звуки расплывались и становились протяжными. Это было не в первый раз, но в театре помогало уловить интонации реплик партнера. А здесь делало время бесконечным. В десять шагов добравшись до спальни, Эльза медленно закрыла защелку. Потом так же медленно пошла обратно – вдоль знакомых стен, которые, она знала, сейчас придется покинуть навсегда. Еще шаг, еще два. Открыть шкаф, набрать код сейфа. Документы на месте: увесистая кожаная папка. Эльза взяла ее и сунула в пустую сумку, которая стояла на полке, затем в нее же машинально положила кулек с яблоками. Сейф закрыла, шкаф тоже. Обулась, вздохнула, взяла обе сумки – главное было сделано, а никто пока не собирался выходить из спальни.

Окинула взглядом прихожую, и вдруг на тумбе, рядом с Аниной курткой, заметила красивый шарф. Шелковые, вручную расписанные шарфы были ее слабостью, она оценила цвет, размер, фактуру. И, схватив этот безусловно отличный экземпляр, сунула в сумку. Это будет такой небольшой платой за мужа. Тут Эльза словно что-то вспомнила, открыла тумбу и вынула оттуда сабо. Много лет назад она купила их в Испании, носила редко, но считала своим трофеем. Сунув их в тот же кулек, где были яблоки и папка, она почувствовала: здесь ее больше ничего не держит. За дверью опять заговорили на повышенных тонах, снова застонала Аня. Эльза выскользнула за дверь, аккуратно закрыв ее. А в лифте сама себя спросила: я ничего там не забыла? И поняла, что забыла: воспоминания и большую часть взрослой жизни. Но это казалось ерундой. После того, что она сделала, надо было просто спасать свою шкуру.