10

Дмитрий еще несколько раз заходил за Фисой. Он совал свой красивый нос в нашу комнату, и Фиса исчезала. Они бродили где-то в округе, или по Невскому, или по опустевшей поздним вечером Менделеевской линии.

— Фиса, ты бы пригласила своего кавалера на чай, — сказала как-то Ветка. — Вон, как Тоша.

— В принципе, когда с парнем гуляют, его обязательно сначала знакомят с родителями: мало ли что, где мы его искать будем? — заявила Марго.

— Хорошо, — сказала Фиса. — Я как раз сегодня пригласила его на ужин. Он скоро придет.

Марго, которая в махровом халате вальяжно возлежала на полузаправленной кровати, подпрыгнула до потолка и бросилась к шкафу:

— Мать честная! Предупреждать же надо!

Она судорожно рылась в своих вещах в поисках джинсов.

— Да где же они, родимые, где?

— Они в умывальнике, в тазике, — напомнила ей Ветка.

— О боже, придет мужчина, а я без брюк! — причитала Марго и выбрала в конце концов юбку — самую длинную из всех, какие у нее были.

Заглянула мама:

— Фисочка, ангеленок мой крохотный, — пропела она. — Пойдем с мамой, а?

Фиса встала и направилась к двери, прихватив по дороге карты. А мама посмотрела на Марго, которая напялила наконец свою юбку.

— Девочка моя, принарядилась. Рановато, но все равно не грусти: Лося мы завалим.

Они с Фисой ушли, а из-за двери им вслед покатились нечленораздельные звуки: это мы с Веткой давились от хохота, а Марго рыдала в голос, скорчившись на кровати. Рыдания ее выплескивались в причитаниях:

— Да когда же это кончится?!

Но если за дело бралась мама, то дело никогда не кончалось. Так было и с ее любовью к младшекурснику. Она все длила и длила ее, бережно подстраивая под прогнозы Фисы. Она находила в ней новые нюансы и проблемы и пыталась сделать их неразрешимыми. О ее безумной страсти знали уже практически все обитатели пяти этажей нашего общежития и даже сам объект ее шумного воздыхания. Он ходил бледный и пришибленный. Встречаясь с ним, мама часто краснела и убегала — как большая волна. И он никак не мог понять: то ли приударить за ней, то ли ждать, когда позовут. Мама была слишком остра на язык, поэтому он решил не высовываться. Что же до его отношений с прекрасным полом вообще, то они мамиными усиленными воздыханиями были практически сведены к нулю. Ни одна прекрасная особа не решалась подойти к нему ближе чем на три метра. Да и сам он метра на три к ним не подходил. То есть с другими женщинами его разделяли метров шесть, поэтому, когда он занимал очередь в наш буфет, девушки оставались голодными.

Нахохотавшись, Ветка сказала:

— Ладно, надо свитер чистый надеть, этот у меня весь в краске. А ты, Тоша, у нас всегда во всеоружии.

Я подавленно молчала. Да, я следила за собой теперь особенно тщательно, и девчонки списывали это на весну и на то, что к двум моим ухажерам прибавлялся постепенно третий. Но я-то знала, для кого так стараюсь. Я ждала своего часа. Я ждала черного короля. Мне было наплевать, что зовут его Димой. Для меня он оставался черным королем. И я жалела, что в Новый год пропустила маскарад, предпочтя ему конфеты и приторные ухаживания моих кавалеров. Может быть, тогда не Фиса, а я знакомила бы их сейчас с Димой. Может быть, к моим ногам он упал бы тогда под душераздирающую музыку. Это ведь все — лотерея. Обычная лотерея. И потом, Фиса ведь не замуж за него собралась. Просто мальчик, просто познакомились. А может, ему через месяц другая понравится. Что тут такого? Дело житейское! Мне очень хотелось стать этой другой. Фисочка, милая, прости, но он был не парой тебе. Вы совсем разные. Тебе даже Оз больше бы подошел, чем Дима. Я тебя обожаю, родная моя. Но зачем тебе Дима? Отдай его мне.

Так я пыталась успокоить свою совесть, готовясь к решительному бою. Я потрясающе выглядела. Я заготовила кучу разных мудрых фраз на все случаи жизни в надежде, что хоть одна из них западет в сердце моему черному королю. И я уведу его. Я возьму его за руку и уведу. А когда он опомнится, все будет уже позади. Перед ним будет другая женщина. Настоящая женщина. Я ведь уже научилась кое-чему у моих ухажеров. У каждого понемножку. А что знает эта девчонка Фиса? Что она умеет? Смотреть, только смотреть в твои глаза. Смотреть так, что плавится твое бедное оловянное сердечко…

Я так долго ждала подходящего момента, что сейчас, когда дверь могла в любую минуту распахнуться и в ней мог показаться Он, меня словно парализовало. Я как завороженная смотрела на дверь и не могла пошевелиться.

— А ты чего? — спросила у меня добрая Ветка. — Тоже кого-то ждешь?

— Я… да я… Знаешь, чужой человек в доме — это всегда волнует.

Ветка пожала плечами и отошла к Марго. Та гораздо больше меня нуждалась в сочувствии. Она что-то искала. Давно уже что-то искала.

— Что ты ищешь? — спросила у нее Ветка, заползая к ней под кровать.

— Да вот банку тушенки в заначке держала, а та куда-то подевалась, — горевала Марго. — Ведь надо же его чем-то кормить, гостя этого.

— А-а-а, такая серенькая, в белой бумажке? — спросила Ветка.

— Да, точно! Где ты ее видела?

— Я ее не видела, — выпорхнула из-под кровати Ветка, и вслед за ней высунула растрепанную голову Марго.

— Тоха, ты только глянь на нее, — сказала она, выползая из-под кровати. — Совсем Зелень ополоумела! Она, кажется, проклятых капиталистов нашей тушенкой подкармливает. Они там в Париже в своем лапы лягушачьи трескают, вот и ловила бы ему лягушек…

Тут Ветка прыгнула на Марго, и они повалились на кровать, радостно молотя друг друга кулаками, и в этот момент вошли Фиса с Димой.

— А есть у нас нечего, — тяжело дыша, предупредила растрепанная Марго. — Ветка все в Париж унесла.

— Уже есть что, — сказала Фиса, а Дима поднял над головой большую сумку.

— Вы теперь для нас за продуктами ходить будете? — прикинулась Ветка маленькой девочкой.

— Не всегда, — честно признался Дима.

И вынул из сумки: жареную курицу, аккуратно уложенную в фольгу, пироги с грибами и с клюквой, баночку салата «столичный».

— Ты что, повар? — спросила Ветка, глянув на стол.

— Нет, — сказал Дима, — я студент, а это все из кулинарии, — и достал бутылку шампанского.

— Я сейчас тарелочки, — засуетилась Марго и бросилась было к шкафу, но вспомнила по дороге, что у нас имеется только кофейный сервиз, и побежала к Машке.

Через пять минут она уже расставляла дрожащими руками на столе тарелки, раскладывала ножи и вилки. Машка у нас была настоящей хозяйкой. А руки у Марго дрожали вовсе не от голода, который, надо заметить, никогда ее не покидал, а от присутствия мужчины на таком небезопасном расстоянии. Очевидно, срабатывал инстинкт самосохранения.

В дверь степенно постучали. Вошла мама. Она явно собиралась снова утащить Фису, но, увидев Диму, все поняла и сказала:

— Ну ладно, в другой раз… — И добавила, глядя на нашу Марго: — А там Лось в коридоре. Может, кликнуть?

Марго чуть не лишилась дара речи и выронила тарелку. Тарелка летела вниз почти вечность, как в замедленной съемке. Мы все за это время успели вспомнить, что тарелка Машкина, и замерли. Но у самого пола ее поймал Дима.

— Оп!

— А ты ловкий, — впервые подала я голос.

И он посмотрел на меня. Но как! Он меня заметил! Я уже существовала для него в этом мире и отражалась не только в карих глазах, но и в каждой ячеечке мозга, в каждом гнездышке памяти.

А потом он повернулся к маме и сказал:

— Нет, нам лоси ни к чему, правда, Марго?

И та с благодарностью закивала:

— Желание гостя — закон!

А потом мы пировали. Все ели с волчьим аппетитом, а я лениво грызла крылышко. Мне совсем ничего не хотелось. И как это Фиса может так жадно есть? Вдруг ему это не понравится? Нет, не было у нашей Фисы утонченных манер. А у меня были. Мы разговаривали немного. Я высказала вслух две или три фразы из заготовленных. Остальные предназначались только для его ушей. И я выжидала момента.

Ветку послали варить кофе, и Дима отправился с ней, потому что, оказалось, коллекционировал рецепты приготовления этого напитка. Отправился — это не точное выражение. Он сказал:

— А можно я посмотрю, как ты варишь?

— Пошли! — обрадовалась Ветка.

— Пошли, — сказал Дима, встал, взял Фису за руку, и все они отправились на кухню.

— Видала? — сказала мне Марго, как только закрылась дверь. — Он ее даже не спрашивает и не приглашает. Он ее берет за руку и ведет.

— Он настоящий мужчина, — сказала я, пытаясь смотреть сквозь дверь.

— Что с тобой? — спросила меня Марго. — Ты кого-то ждешь?

— Может быть, — ответила я с досадой.

Они вернулись с кухни, вволю нахохотавшись. Оказывается, пока Ветка спорила с Димой по поводу того, когда кофе следует мешать, а Фиса наблюдала за их спором, пытаясь упредить возможную драку, кофе сбежал и выплеснулся из нашего высокого кофейника мощной струей в супчик, который на соседней конфорке варили вьетнамцы из риса и корюшки.

Ветке стало плохо, а Фиса шипела:

— Возмездие! Возмездие! — и кружилась на одной ноге, как ведьма.

— За что нам возмездие? — не понял Дима.

— Не нам, Вьетнаму, — простонала Ветка, пытаясь выловить ложкой хоть немного кофейной гущи из вьетнамской кастрюльки. Но кипение шло бурно, и супчик быстро приобрел нехарактерный коричневый цвет.

— Давайте уносить ноги, пока никого нет! — предложил Дима.

И они сбежали.

А потом, когда мы допивали кофе, дверь распахнулась без стука и на пороге обозначился Оз.

— Вот вы где! — радостно сказал он и сел на кровать, потому что все стулья были уже заняты.

И сел он не просто на кровать, а на Фисину кровать. И не спускал с Фисы глаз.

— Хочешь кофе, Оз? — протараторила Марго.

— Да нет, знаешь, я устал сегодня, спать хочу, — заявил Оз и вытянулся на Фисиной кровати.

У меня сердце чуть не выпрыгнуло, а у девчонок, похоже, упало. «Молодец, Оз, — думала я. — Так держать».

— Познакомься, Оз, это Дмитрий, — сказала Фиса.

Оз вскочил с кровати и, кланяясь, подошел к Диме, протягивая руку.

— Очень приятно. Может, в шахматы?

— Нет, — только и сказал Дима.

— В нарды?

— В другой раз. Мы уже уходим, — заявил он и опять проделал свой неповторимый трюк: взял Фису за руку, и они направились к вешалке. — Пока.

Дверь захлопнулась, и мы все уставились на Оза. Я даже забыла, что мне хотелось сказать черному королю пару фраз наедине.

В глазах Оза ненависть медленно сменялась полным отчаянием. И это был до того страшный процесс, что каждой из нас хотелось провалиться сквозь землю. В этот момент в дверь постучали, и на пороге появился Лось. Он улыбался во все тридцать два зуба:

— Скажите честно, вы меня звали?

Первым засмеялся Оз, потом, нервно подергиваясь, Марго, потом Ветка, глядя на них, потом я. Лось подумал, что мы так ему обрадовались, и тоже засмеялся. Ему, давясь хохотом, кто-то налил кофе. И мы смеялись так еще долго. До слез. До самых горючих в жизни слез…

Загрузка...