Танго на троих

Пролог

– Детка, у меня ощущение приближающейся катастрофы.

– Думаешь, самолёт неисправен?

– Думаю, ты вообще летишь не туда. Эта дикая страна проглотит тебя. Ди, я не готов тебя потерять, плюнь на всё и давай вернёмся во Францию.

Господи, ну сколько можно?! Я с раздражением захлопнула чемодан и обернулась.

«Так я никуда не улечу», – подумала, растворяясь в беспокойном взгляде шоколадных глаз. Матушка-природа, похоже, в состоянии экзальтации сотворила этого парня. И вряд ли ей удасться что-нибудь подобное в ближайшую тысячу лет.

– Ох, ну куда же я от тебя денусь? – шепчу с нескрываемой нежностью, вмиг растеряв нахлынувшее раздражение.

– Ди, эти твои авантюры – они пугают меня.

– Вот уж не думала, что тебя так легко напугать. Но не о чем волноваться – я же профи. А ты, как закончишь дела, можешь прилететь ко мне и проконтролировать процесс.

– Даже и не надейся, что я этого не сделаю. Паршиво только, что я плохо знаю русский.

– Ты вообще его не знаешь! – Я усмехнулась. – Зато теперь у тебя имеется мощный стимул для того, чтобы пополнить скудный словарный запас.

– Не сомневайся, я…

Громкий телефонный звонок, к моему облегчению, прервал наш диалог и известил о прибытии такси.

– Почему я даже не могу проводить тебя и побыть с тобой ещё немного.

Я вздыхаю, но в ответ не произношу ни слова. Это был риторический вопрос, и ответ ему известен.

Самый красивый в мире мужчина резко притягивает меня к себе, буквально вдавливая в своё тело, и жарко шепчет в висок:

– Ты моя слабость, не могу с тобой расставаться. Уже готов убить всех русских членоносцев с их грязными фантазиями.

Я обвиваю руками его шею, вдыхаю одуряющий аромат его кожи, и в этот момент ненавижу вовремя приехавшего таксиста, готовящегося к вылету пилота… И страну, в которой обуглилась моя душа, и куда я непременно должна вернуться, чтобы раздать долги, и чтобы прошлое перестало меня терзать и позволило без оглядки рвануть в своё будущее.

Уже по пути в аэропорт воспоминания обрушиваются на меня мощным, наэлектризованным потоком – воспоминания со вкусом пепла.

Всё началось в тот страшный зимний день, перевернувший всю мою жизнь. Даже спустя годы я буду помнить его по минутам…

Предыстория

– Какая же ты у меня красивая, Вишенка. – В мягком голосе мамы столько нежности и восхищения, что моё сердце заходится в ускоренном ритме, а волнение в глазах, отражённых в огромном зеркале, сменяется восторженным блеском. Вот как у неё это получается – всего несколько ласковых слов и я, как энерджайзер – бодрая, сильная и готовая побеждать.

Сегодня я в ударе – танцую, как взрослая, роковая соблазнительница. Витёк старается соответствовать и не подводит, он замечательный партнёр – внимательный, заботливый и по уши в меня влюблён. Мы феерично завершаем свой не по-детски страстный танец, и толпа зрителей взрывается аплодисментами, свистом и восторженными воплями. С ослепительной улыбкой, запыхавшаяся, я выхватываю из толпы единственный важный для меня взгляд любимых глаз моей мамы. В её глазах блестят счастливые слёзы. Мамочка счастлива – и я ликую.

С торжествующим видом высматриваю в переполненном зале своих друзей. Дашка с Янкой сорвались с места, прыгают и орут, как умалишённые – они рады за меня. Танька лениво аплодирует с безучастным лицом и, поймав мой взгляд, натягивает радостную улыбку – завидует, сучка. Все наши пацаны выражают искреннее восхищение и выкрикивают моё имя. Я щедро раздаю воздушные поцелуи в толпу и, поддерживаемая за поясницу заботливым партнёром, гордая, как королева Англии, ухожу со сцены. Свист и аплодисменты за спиной не утихают – это победа. Я уже знаю это, и наши соперники тоже поняли, судя по кислым физиономиям. А Серёжа в эйфории, он сгребает нас с Витьком в охапку и сильно прижимает к своей груди, целует меня в щёки, висок, макушку, потом подхватывает на руки и кружит, восклицая, что я его гордость, его награда и вообще просто бомба.

– Не надорвись своей бомбой, – слышу злобное шипение.

Оглядываюсь – Светка. Она даже не пытается скрыть ненависть и произносит одними губами: «Корова», сверля меня яростным взглядом. Но внимательный Витёк всё замечает и тут же заводится, так как знает моё слабое место:

– Варежку захлопни, вобла страшная.

Светкин партнёр даже не пытается защитить свою даму. Но моё настроение уже подпорчено – мне напомнили, что я неформат.

Среди участников конкурса я самая младшая и самая крупная. И если мой возраст, а мне двенадцать лет, ничем себя не выдаёт, так как выгляжу я на все пятнадцать, то мою тушку в облегающих алых лоскутках никак, увы, не замаскируешь. Моя попа, не желающая косить под двенадцатилетнюю, даёт приличную фору даже моим злобным конкуренткам, опережающим меня по возрасту на три–четыре года. Но Серёжа, с девяти лет и наблюдающий за метаморфозами моего юного тела, кажется, совершенно не волнуется за мой «неформат». С его слов меня непременно ждёт танцевальный Олимп. Да уж, такой задницы на Олимпе ещё не видели.

Стараюсь отбросить неприятные мысли и проникнуться торжеством момента, когда вдруг слышу французскую речь:

– М-мм, какая сладкая, горячая малышка! Неплохо зажгла, да? А где же девочка потеряла свои сиськи? А хотя, может, ещё и отрастут, юная ведь совсем…

Поверить не могу, что я это слышу, озираюсь по сторонам, чтобы увидеть реакцию окружающих, и до меня даже не сразу доходит, что остальные просто не понимают пошлые иноязычные высказывания. Ищу глазами обладателя голоса и упираюсь в насмешливый, но заинтересованный взгляд карих глаз. Вот он, с Олимпа спустился – высокий, красивый, темноволосый БОГ. Бог хамства! И мой, тоже не по годам, дерзкий язык выдаёт на великолепном французском:

– О, у меня такие прекрасные гены, мсье, что пропажа скоро найдётся и непременно всех вас удивит.

На наглой смазливой морде француза изумление, шок и… восторг. Невзрачная переводчица с трудом подбирает отвалившуюся челюсть и, похоже, забывает французский. Но нам с месье она не нужна.

– Какой сладкий, дерзкий ротик. Как тебя зовут, мой персик? – мурлычет француз и меня бросает в краску, но мои смуглые щёчки хорошо маскируют смущение.

Вокруг нас шумное оживление, поздравления, Витьку жмёт в опасных объятиях его бегемотоподобная маман, а Серёжа жуть как заинтересовался иностранным гостем и пытается выйти на контакт. Он подключает к беседе озадаченную переводчицу и плотно садится иностранному гостю на уши. Вот, блин, сейчас обязательно всё обо мне расскажет, да ещё и приукрасит – это он любит.

Ну, точно – вот что за трепло!? Судя по ошарашенным вытянувшимся лицам, мой возраст гостей впечатлил, потому что прямо сейчас они бессовестно шарят по мне недоверчивыми взглядами, явно пытаясь нащупать взглядом, в каком месте проявятся мои двенадцать.

Серёжу не остановить, и я уже боюсь, что его разорвёт от гордости за все мои успехи, а говорить обо мне он может бесконечно, но пламенную речь прерывает мелодичный голос моей мамы:

– Вишенка, ты у меня самая лучшая! – этот хрупкий белокурый ангел нежно обнимает меня и целует.

Мсье Андре чуть слюной не подавился, и уже делает стойку. Вот сейчас мамуля узнает, что он француз и, тогда считай – оба потеряны для общества.

Победители объявлены. Наше финальное аргентинское танго окончательно разбило всех соперников. Мы с Витьком вышли на новый уровень, получив звание лучших танцоров страны в молодёжной группе. Подозреваю, что это уже Эверест. Если бы я могла только знать, что это моя пропасть…

С немалым трудом мне удалось ускользнуть от галдящей толпы танцоров, организаторов, родственников и бог знает, кого ещё. По пути в раздевалку замечаю дверь служебного помещения и спешу туда. Не желаю сейчас соваться в общую уборную, набитую менее удачливыми соперницами, где зависть и злоба сгущают и портят воздух.

Я умею за себя постоять и вовсе не боюсь злобных фурий. Но так хочется сохранить праздничное настроение и немного побыть в тишине. Конечно, я бы сейчас предпочла общество моей мамочки, но француз взялся за неё серьёзно. Интересно, как там Шерхан реагирует на эту сладко воркующую парочку, небось, всю свою буйную поросль на голове выдрал.

Шерхан, крепкий, высокий мужчина под сорок – наш доблестный и грозный директор школы, Шерохин Денис Павлович. И, по совместительству, неотступная тень моей мамочки, преподающей в нашей же школе французский язык. И, ведь, казалось бы, английский сейчас куда популярнее и важнее, но на уроках очаровательной Елены Ивановны Кузнецовой всегда полный аншлаг.

Мадам в школе любили все. Своё прозвище мама знала давно и даже гордилась им. Сопротивляться её невероятной харизме было просто невозможно. С ней не конфликтовали коллеги, ей не перечили самые отъявленные хулиганы, и в неё была влюблена добрая половина мужчин нашей школы, начиная с директора и заканчивая теми самыми хулиганами. Мама умела всегда усмирять конфликты, находила слова утешения и одобрения для всех, кто в них нуждался. Когда маленькая белокурая фея с прекрасными голубыми глазами порхала по коридорам школы, источая тонкий, цветочный аромат, то тянула за собой бесконечный шлейф восхищённых взглядов. Вот и наш очарованный Шерхан пал жертвой безответной любви. И вот как, интересно, он сейчас борется с желанием подпортить фейс великолепному мсье Андре? Удачи им обоим!

Дверь к служебным туалетам оказалась открыта и внутри никого – красота. Я глубоко вздохнула и, опершись о стену, прикрыла глаза. Наконец-то тихо. Я люблю тишину и порой очень остро в ней нуждаюсь. И сейчас мне хорошо. Да что там хорошо, всё прекрасно – я покорительница танцевального Эвереста и уже на пути к Олимпу. Открываю глаза и смотрю в зеркало напротив. Я знаю, что красива, и все это видят и знают. «Дал же Бог, а!», «Вот ведь природа-матушка постаралась» – всё это слышать, конечно, приятно…

Мои каштановые волосы, гладкие и блестящие, даже забранные в высокий конский хвост, достают до поясницы. Ими очень гордится моя мама, да и я тоже, чего уж выпендриваться. Но как жаль, что они не такие светлые, как у мамочки. Мои янтарные глаза, обрамлённые длинными, чёрными ресницами, действительно впечатляют своим необычным цветом, но этот лисий разрез всё портит, намекая на неславянские корни. Да что там намекать, одного беглого взгляда на меня вполне достаточно для правильных выводов. Тут уж хоть глаза завесь, хоть волосы перекрась. Носик у меня красивый, но вот рот с толстыми, как пельмени, яркими губами – даже в моём нежном возрасте является предметом пошлых шуток и обсуждений. Губы – это беда, которую не спрячешь. Зато высокие скулы и безупречная, гладкая кожа мне нравятся, действительно очень нравятся и могли бы стать предметом гордости, НО…

Но только не в моём случае, потому что я креолка. И вся моя экзотическая красота громко вопит об этом. И в этом моя главная трагедия. Нет, я не чернокожая, но в толпе славян мне не удастся затеряться. Моя кожа настолько смуглая, что приходится старательно избегать прямых солнечных лучей, чтобы не превратиться в шоколадку. Уж как меня только не называли – и мулаткой, и метиской. В принципе, я метиска и есть, что означает смешение крови разных рас, хотя той тёмной крови во мне лишь одна четвертинка. А жгучей, роскошной креолкой была моя бабка по отцу, которого мне не посчастливилось увидеть ни разу, как и красавицу бабку Эсмеральду. И всё, что мне известно о них, я знаю со слов моей мамочки.

Как восторженно рассказывала мама, однажды ей посчастливилось в городе её мечты, Париже, встретить мужчину её мечты – моего отца. И это была любовь с первого взгляда и полная потеря разума и контроля с обеих сторон. Моя мамочка, будучи ещё юной студенткой-третьекурсницей, успела стать уже успешным и востребованным переводчиком. Несомненно, её талант и очарование сыграли не последнюю роль в стремительном взлёте её карьеры. Но и нельзя было списывать заслуги её отца, очень уважаемого учёного, профессора лингвистики, доктора наук и особу, приближённую к «императору». Какой тогда «император» был у власти? Не суть. Леночка была любимой младшей дочерью, надеждой и гордостью многоуважаемой четы Кузнецовых.

Мой дед, Иван Ильич, души не чаял в младшенькой, и ловко стелил для неё дипломатический карьерный путь. И вот когда в планы жутко-важной делегации, отбывающей в Париж с дипломатической миссией, вторгся форс-мажор, то мой ушлый дед моментально сориентировался. Не иначе, как провидение внезапно вышибло из обоймы сразу двух переводчиц, и одарённая студентка Леночка рванула за своей мечтой. «Это судьба» – вспоминала моя мамочка с блуждающей на губах загадочной улыбкой. Вот ведь судьба…

Я тяжело вздохнула, рассматривая своё отражение в зеркале. «Потеряла свои сиськи» – с досадой вспомнила я, рассматривая свою, уже прилично выпирающую грудь, которой я очень стеснялась. Надеюсь, что теперь наглющему мсье стыдно за свои высказывания в адрес маленькой девочки. Хм, да уж, маленькой, блин. Да глядя на мой откормленный зад и сытые ляжки, никто бы и не заподозрил во мне малышку. Вот как такому миниатюрному эльфу, как моя мамочка, удалось произвести на свет такую корову? Кому сказать спасибо за гены? Эльвира, моя бабка по маме, худая, как швабра, и её старшая дочь Надежда даже после вторых родов осталась стройной. И дочка тётки Нади тощая, как спичка. И ведь все они светловолосые и белокожие, а я одна, как подкидыш из племени толстожопых индейцев. Криво улыбаюсь своему отражению и поворачиваю к выходу.

– Динка, мать твою, где ты ходишь? – прямо на меня стремительно летит Витёк.

– Фи, Виктор, что за тон? И меня не было каких-то пять минут – возмущаюсь я.

– Ага, десять из которых я разыскиваю тебя по всему этажу. Мадам, между прочим, на грани паники. – Витёк бережно обнимает меня за плечи, уводя к раздевалке.

– И вы подумали, что конкуренты закапывают мой хладный трупик на заднем дворе? – хихикаю я.

– Не смешно, – недовольно бурчит Витёк.

– Диана! – мама перехватывает меня у дверей раздевалки и взволнованно смотрит в глаза. Ну, раз Диана, а не Вишенка, значит, действительно разволновалась. Моё сердце наполняется нежностью, и я порывисто обнимаю её, маленькую, испуганную и такую родную. За маминой спиной неловко переминается с ноги на ногу месье Андре, как-то вмиг растерявший свою божественную ауру. Рядом с моей мамулей все альфа-самцы быстро теряют свой напускной лоск и выглядят растерянными мальчишками.

– Мам, ну ты что? Мне нужно было чуть-чуть побыть одной, а ты всё равно была занята, – я стрельнула взглядом в сторону француза. Мама обернулась и мило залилась румянцем.

– Ох, прости, маленькая, это моя вина – оставила тебя одну в такой момент. Совсем потеряла с ним голову, прости, – горячо запричитала мама, а я рассмеялась.

– Мамуль, перестань, каждый получил своё – я поймала несколько минут тишины, а ты окунулась в свою французскую стихию. И как оно?

Мама смотрит на меня очень серьёзно.

– Боже мой, какая же ты у меня взрослая. Ты слишком много читаешь, милая, надо бы вернуться к сказкам и мультикам, – и мы обе прыснули со смеху.

Витёк уже свалил, почувствовав себя лишним, а всеми забытый француз пытался изобразить достойную мину, типа он в теме беседы.

– Девочки мои, вот вы где! – Вот только Шерхана здесь сейчас и не хватало, и он это почувствовал. Шерхан злобно зыркнул на скучающего месье и сжал меня в медвежьих объятиях. – Дианочка, дорогая, поздравляю! Ты у нас главная гордость школы, города, а теперь и всей России. Да мы с тобой у-уух! А где наш Виктор?

– Спасибо, Денис Палыч, за поздравления. А Витёк переодевается и мне уже пора, побегу, – я рванула в раздевалку, и мамочка устремилась было за мной.

– Мамуль, наш почётный гость сейчас заплачет, разберись уже с ним. И, кстати, куда он дел свою облезлую фрейлину? – кивнула я маме на француза.

Она запоздало спохватилась:

– Господи, что же с ним делать, что мне, разорваться теперь? – и она покосилась на хмурого Шерхана, а я рассмеялась.

– Ага, между умными и красивыми. Мам, ты возьми пока месье Андре под своё крылышко, а я к вам скоро примкну и вместе на банкет поедем.

Мамочка растерянно захлопала ресницами, Шерхан свирепо раздул ноздри, а я, подмигнув потерянному французу, скрылась в раздевалке.

Оказывается, не все ещё ушли. Светка, уже одетая в белый, короткий полушубок и высокие белые ботфорты, подхватила свой розовый баул и устремилась к выходу, состроив презрительную мину. Странно, даже ничего не съязвила. В раздевалке остались две девочки. Тоненькая, черноглазая, вроде бы Ирочка, улыбается мне и восторженно щебечет:

– Поздравляю, Диана, это было круто! – она кажется искренней, но я не успеваю поблагодарить.

– Ага, очень круто. Насосала победу, чемпионка сопливая, – выплёвывает длинноногая рыжая мегера, очень взрослая и опасная. В одном нижнем белье и чулках она приближается ко мне, покачивая роскошными бёдрами.

– Девочки, вы чего, перестаньте, – испуганно лепечет Ирочка.

Я стараюсь подавить страх, испытываю отвращение от пошлых предположений рыжей, но никак не могу проглотить оскорбление и выдаю ответку:

– А ты что же, насосала только на бронзу? Это потому, что много метёшь языком не по назначению, теряешь навыки. Потренируйся со своим партнёром, кобыла престарелая.

Кобыла подлетает ко мне и, резко схватив за волосы, больно тянет хвост на себя, шипя грязные ругательства. Мне больно, но я стараюсь не поддаться панике – зажимаю в кулаке правой руки большой палец, определяю мишень и резко атакую рыжую суку в ярко накрашенный прищуренный глаз. А-аа, как же руку больно. Раздаётся рёв раненого бизона из горла рыжей и визг отпиноченного поросёнка от Ирочки. Мои волосы теперь свободны, но кисть руки горит от боли. Рыжая, сидя на корточках, рычит и прикрывает глаз обеими руками. Дверь в раздевалку распахивается и врывается толпа. Откуда, блин, столько?

Спустя полтора часа я всё ещё в раздевалке и всё ещё в алых лоскутках, именуемых платьем. Группа поддержки, надо сказать, у меня получилась мощная. Серёжа и Шерхан лютовали – «…хрупкую психику ребёнка подвергли таким испытаниям! Да как только допускают таких развратных особ к соревнованиям, и куда смотрят организаторы конкурса?».

Мать развратной особы, стильная холёная дамочка, попыталась устроить скандал и надавить связями, но в качестве тяжёлой артиллерии выступил почётный французский гость, месье Андре. Он толкнул очень проникновенную речь в мою защиту, распекая организаторов конкурса, родителей и танцевальных руководителей рыжей стервы. Не очень-то мне приятно выглядеть жертвой, но в данных обстоятельствах было глупо бравировать своей воинственностью. Конфликт, в результате, замяли, а пострадавшей рыжей кобыле пригрозили дисквалификацией. Только моя мамочка молчала. Она крепко прижимала меня к себе, целовала покрасневшие фаланги моих пальцев и выглядела испуганной, несчастной и потерянной.

С трудом вручив маму заботам мужчин – Шерхана, Серёжи и француза, я позволила себе расслабиться, оставшись в раздевалке со своими близкими подругами. Они долго и горячо мусолят возмутительный инцидент. Дашка смачно матерится, Янка показывает, как бить аккуратно, но сильно, а Танька молча закатывает глаза и ухмыляется. Я наконец-то снимаю платье и быстро натягиваю серую толстовку. Чёрные джинсы и короткие сапожки завершают скромный ансамбль. Не хочу задерживать взгляды подруг на моём обнажённом теле. Худышки Дашка и Танька мои формы не оценят, а Янка, наоборот, начнёт петь дифирамбы моей попе и смущать меня.

Снимая тяжёлый макияж с глаз, я задумалась о маме. Она совсем неконфликтная и так испугалась за меня. Хорошо всё-таки, что Шерхан приехал с нами. Он оперативно организовал трёхдневную поездку в Москву для моих и Витькиных самых достойных одноклассников – в качестве группы поддержки. Ну, а сопровождать болельщиков вызвался сам Шерхан. И теперь я за маму могу быть спокойна – Шерхан ей волноваться точно не позволит.

– Ди, ты что уснула, ты вообще меня слышишь? – заорала Дашка, и я вздрогнула, а девчонки заржали.

– Наша шамаханская прынцесса размечталась. Призовые подсчитываешь, Динка? – Танька, прищурившись, улыбалась.

Танька – самопровозглашённая королева класса и, вроде как, первая красавица. Вот тут я бы поспорила. Девочка она, конечно, эффектная, и всё же я, при всём недовольстве собственной внешностью, гораздо красивее её, ну, а ярче – это уж точно. Но наша звезда с модным, гладким каре и идеальным маникюром по праву могла считаться первой модницей всей параллели и, однозначно, первой стервой. Танька старше нас на год и уверенно считает, что умнее и взрослее. Дашку это жутко бесит, а нам с Янкой всё равно. Под королеву местного розлива не прогнулась только наша неразлучная троица – я, Дашка и Янка. И Танька, отчаявшись причислить нас к своей свите, решила подружиться. Это было очень дальновидно, потому как конкуренции со мной она бы точно не выдержала.

Сейчас меня тяготила дружба с ней. Танюха мне отчаянно завидовала и не упускала случая, как бы невзначай, вставить острую шпильку по поводу моей круглой попы и неаристократической смуглости. Я игнорировала по большей части, а мои девчонки не прощали критики в мой адрес. К тому же, мы стали замечать активный интерес Таньки к моему партнёру и, если я относилась к этому факту снисходительно, то Дашка с Янкой считали это подлым предательством и лишь благодаря мне не перегрызли ей нежную глотку.

Сам же Витёк считал себя моим парнем и кроме меня никого не замечал. Признаться, меня такой расклад вполне устраивал, тем более, что пацаны в моём классе не доросли до меня ни мозгом, ни ростом – ну, абсолютные дети.

– Слышь, Ди, я спрашиваю, нам никак на ваш банкет не прорваться? – не унималась Дашка.

Она явно готовилась выйти в свет – завила свои густые, белокурые волосы в красивые локоны и распустила по плечам. После её вечных хвостиков и косичек выглядело непривычно и симпатично, но даже розовая помада на красивых губах не добавила Дашке возраста. А острые коленки, торчащие из-под платья, делали её хрупкую фигурку трогательной и беззащитной. Как всё же обманчива внешность.

Янка же, по своему обыкновению, выглядела бесполой и расхлябанной – прямо бандитка.

Ну, и кто их на банкет позовёт? Вот ведь засада!

– Девчонки, насколько я знаю, это закрытое мероприятие. Я, конечно, спрошу ещё раз, но ничего не могу обещать, – стараюсь я оправдаться.

– Да не парься, Динка, срали мы на этот банкет, да, девки? – попыталась спасти положение Янка.

– Вот только за всех говорить не надо, – Дашка нахохлилась, сверля подругу злобным взглядом, и та миролюбиво притихла.

Танька же снова закатила глаза, демонстративно выражая своё «фи» невежественным матрёшкам. Что-то сильно бесит она меня, пора её вычёркивать из списка друзей.

– Диана, такси уже ждёт давно, – вторгся в женское царство Шерхан.

– Денис Палыч, как бы нам на банкет попасть? Мы же группа поддержки чемпионов! – завела Дашка свою пластинку.

– Уймись, Полухина, а то я тебе такой банкет устрою! – пытается казаться свирепым Шерхан. – Зайцева, Токарева, на выход. Полухина, и тебя тоже касается, только вас все ждём. Бегом вниз, в автобус!

Девчонки резво рванули из раздевалки, послав мне воздушные поцелуйчики и состроив директору страшные рожицы. Проводив их хмурым взглядом, Шерхан посмотрел на мою маму, и взгляд его сразу потеплел.

– Елена Ивановна, мы возвращаемся домой завтра утром. Если не удастся увидеться до отъезда, я позвоню Вам. Удачи, девочки! Ах, да… – спохватился Шерхан и полез в свой портфель, – это вот за победу от… администрации школы, – почему-то засмущался наш строгий директор, протягивая мне небольшую коробочку, на которой изображён…

Вау! Йо-ху! Мобильник! Плоский, серебристый, МОЙ!

– Сим-карта внутри, – поспешил сообщить Шерхан.

– Денис Павлович… – укоризненно качает головой моя мама, а я бросаюсь ему на шею и звонко целую в колючую щёку.

– Спасибо, Денис Палыч, огромное спасибо! – я почти визжу от радости.

Шерхан смущён, но доволен. И ясно, что администрация школы не при делах, но не пофиг ли мне. Шерхан неловко мнётся, целует мамины пальчики и поспешно отчаливает.

Вот это день у меня – мечты сбываются!

Из окна такси бросаю прощальный взгляд на Дворец спорта – здание не особо впечатляет, но у меня же Олимп впереди, и дворцы, и палаты…

– Мамуль, сегодня у меня самый счастливый день! – в такси я не отрываюсь от новенького мобильника, изучая меню.

– Уверена, маленькая моя, что таких счастливых дней у тебя впереди великое множество.

Мне не нравится мамин голос, и я отрываю взгляд от телефона. Мамочка вымученно улыбается, а я замечаю на её бледном лице гримасу… боли? Её правая рука за пазухой – ох…

– Мам! – у меня начинается паника. – Мам, сердце?

– Нет, детка, голова сильно болит, и устала я очень.

Но я ей совсем не верю, да и говорит она с трудом.

– Мам, где твои таблетки? – лезу к ней в сумочку.

– От головной боли ничего нет, доченька, сейчас купим в аптеке, – и пытается меня отвлечь: – Знаешь, Вишенка, сегодня на банкете тебя ждёт сюрприз. – Но мамин голос звучит так, что даже водитель такси реагирует и поворачивает голову. Я нахожу блистер от нитроглицерина в маминой сумочке, но он пустой.

– Нам в аптеку! – ору я водителю.

– Вам в «скорую», – водитель резко тормозит у обочины, достаёт рацию и передаёт сообщение для «Скорой помощи».

Мамочка больше не пытается меня отвлечь и успокоить – она беспомощно скрючивается на заднем сиденье. Я быстро выскакиваю из такси на проезжую часть улицы, едва не попав под колёса другой машины. Бегу на тротуар и, схватив какую-то тётку за рукав, истерично ору:

–Нитроглицерин!

Тётка шарахается в сторону, а я истошно верещу:

– Люди-и-и, дайте нитроглицерин! Пожалуйста, хоть у кого-нибудь есть? Помогите, люди-и-и! Где здесь аптека? Помогите!

Вокруг собирается толпа, всем любопытно, но никто не торопится помочь, а я падаю на колени и скулю:

– Ну, пожалуйста, там моя мама… Ей нитроглицерин… нужен срочно. Помогите!

Замечаю, как ко мне спешит пожилая женщина, на ходу копаясь в своей сумке, и протягивает мне такие нужные таблетки. Резко выхватив у неё блистер, я срываюсь с места и мчусь к такси. Дверь с маминой стороны открыта и над мамой склонился водитель.

– Я нашла, нашла! – отталкиваю водителя.

Мамочка полулежит в позе сломанной куклы. Она не шевелится, глаза закрыты, рот слегка приоткрыт и лицо… лицо такое расслабленное, как будто у неё ничего не болит.

– Боюсь, что поздно, – бубнит водитель и, наверное, я должна что-то понять, но я упрямо твержу:

– Нет, ничего не поздно, таблетка ей поможет, – и просовываю в приоткрытый рот капсулу. Не получается.

Визжит сирена «Скорой помощи» – очень быстро приехали, слава Богу.

Врачи действуют оперативно. Мама у них в машине уже давно – значит, спасут. Господи, пожалуйста, пусть её спасут, пусть она выживет. Я буду самой послушной, стану лучшей ученицей в школе, во всей стране, я перепрыгну чёртов Олимп, я всё сделаю – только пусть моя мама живёт.

– Это… у меня коньяк есть, может, глоточек? Ты дрожишь вся, – таксист заглядывает мне в глаза.

– Мне двенадцать лет – зачем-то говорю ему я, не отрывая взгляд от «скорой».

Я не буду отводить взгляд, ни за что не отведу – тогда всё будет хорошо, так я загадала. Всё обязательно должно быть хорошо, ведь сегодня у нас с мамочкой самый счастливый день.

Спустя целую вечность распахивается задняя дверь «скорой» и выходит врач. Я молчу и продолжаю сканировать уже распахнутую дверь. Я не смотрю на врача и внутрь машины тоже не смотрю. Я вижу только дверь, смотрю только на неё, чтобы всё было хорошо.

– Вы её родственница? – это голос врача.

– Она моя мама, – шепчу отрешённо.

– Поверьте, мы сделали всё, что могли, но было уже слишком поздно.

Что это значит? Что такое он говорит, почему не делает свою работу?

– Нет, не всё, ничего не поздно. Что-то же есть ещё, вы же можете это сделать, вы должны её спасти. Может, вы забыли просто, ну вспомните, вспомните, пожалуйста-а-а! – кажется, я кричу, но не отрываю взгляд от двери, просто не могу – ведь я загадала.

Кто-то кладёт мне руку на плечо, я дергаюсь в попытке её сбросить, но не выпускаю дверь из вида, я вижу только её. Слышу вдали сирену – ещё одна «скорая»? Значит, есть надежда.

Внезапно чьи-то сильные руки резко разворачивают меня и… дверь ускользает.

– Не-ээт! Ма-ма-а-а! – я визжу и царапаюсь, пытаясь вырваться из крепких тисков-объятий. Кричу, но не слышу своего голоса. Вообще ничего больше не слышу. Я ещё пытаюсь отыскать такую необходимую дверь с красным крестом, но вижу только небо – оно стремительно вращается и падает на меня. Мой мир стремительно проваливается в густой бездонный мрак.

Глава 1

2018 год

– Мисс, с Вами всё в порядке? – голос таксиста вырвал меня из тяжёлых воспоминаний. – Приехали, мисс.

Водитель слегка раздражён, видимо, не в первый раз пытается привлечь моё внимание.

– Благодарю Вас, – я протягиваю купюру, глядя на мужчину в упор, и водитель широко улыбается, разглядывая под козырьком бейсболки моё лицо, – сдачи не надо, – и его улыбка становится ещё шире.

– Сейчас я достану Ваш багаж, юная леди, и, прошу Вас, возьмите визитку. Буду очень рад оказаться Вам полезным в следующий раз.

Я скупо улыбнулась, принимая карточку, и покинула тёплый салон автомобиля.

В сумерках аэропорт Хитроу сверкал нарядными огнями и выглядел, как гигантский улей. Я люблю аэропорты, их суетливую атмосферу и предвкушение полёта. Это как движение вверх. Мне необходимо постоянно двигаться, менять обстановку и окружение, покорять непокорное и прогибать несгибаемое. Так я устроена или, точнее, так я устроилась.

Кто-то сказал, что человек создан для счастья, как птица для полёта. Сейчас я немного грустная птица в предвкушении счастья в полёте. А уже завтра я начну ковать свою новую жизнь, и все инструменты при мне.

Сигнал входящего сообщения отвлекает меня от задумчивого созерцания аэропорта на фоне закатного неба. Извлекаю из компактного рюкзачка свой мобильник, читаю сообщение: «Люблю тебя, Мышка моя». В груди разливается тепло и щемящая тоска. Уже не хочу улетать. Птица во мне разворачивает крылья и стремится к гнезду. Глубоко вздыхаю, надо взять себя в руки, я всегда это делаю. Торопливо набираю в ответ: «Ты моё всё. Люблю тебя очень». Отправляю и тут же получаю смайлик-поцелуйчик. Как смогу я строить жизнь в другой стране, оставив здесь своё сердце. А было ли по-другому? Было, когда-то очень давно – в той, другой, моей идеальной жизни, где моё сердце было всегда со мной.

Спрятав мобильник, натягиваю бейсболку на лоб, подхватываю багаж и расправляю поникшие крылья. Пара чемоданов для начала новой жизни – в самый раз. Регистрируюсь на рейс и, избавившись от багажа, направляюсь в дьюти-фри. Маленькая коробочка шоколадных конфет повышает настроение и азарт к покупкам. И я увлекаюсь шопингом. Надо бы ещё докупить подарки, но только будет ли кому их дарить?

Ждут ли меня дома? Давно уже нет.

Будут ли мне там рады? Я не знаю…

Спустя час я медленно бреду вдоль панорамных окон, навьюченная фирменными пакетами. Объявили посадку на мой рейс.

Смотрю в иллюминатор на потемневшее, чужое небо – Лондон, гудбай, пора домой.

Глава 2

2003 год

– Вишенка моя, ты так похудела, у тебя нездоровый вид.

– А я и не здорова, мам, ведь ты меня бросила.

– Ну что ты, маленькая, я всегда рядом с тобой, и мне очень больно видеть тебя такой. Тебе надо быть сильной, моя девочка.

– Для чего, мама, зачем мне теперь быть сильной? У меня ничего не осталось больше.

– Ты ошибаешься, детка, с тобой твоя память, твои знания, твоё доброе сердечко. Ты просто потерялась, доченька. Пожалуйста, будь сильной, не заставляй меня страдать.

– А почему ты заставляешь меня страдать, мама?

– Мне очень жаль, родная. Но я всегда буду с тобой, моя девочка, ведь ты моя гордость, моя радость и моё продолжение. Тебе будет трудно, доченька, но я верю, что ты справишься, я верю в тебя.

Ласковые мамочкины руки обнимают меня, и по моим щекам льются горячие слёзы, растапливая ледяной заслон, отгородивший меня от жизни и заморозивший душу.

– Дианочка, дорогая, что случилось? Может, вызвать врача? – бабка Эльвира, скорее недовольная, чем обеспокоенная, нависает надо мной в свете настольной лампы.

– Сколько времени? – настороженно спрашиваю.

О том, какой сегодня день, и тем более месяц, спросить не решаюсь, иначе врачи не заставят себя долго ждать. А бабка, небось, вся на стрёме – готова уже их вызвать. Когда я мечтала о дворцах и палатах, то жаль не уточнила, что палата в психушке – не то, к чему я настойчиво стремлюсь.

– Сейчас без пяти семь. Ты плакала во сне, и я забеспокоилась. У тебя что-нибудь болит?

– Мне приснилась мама, – отвечаю честно, ведь это же не повод напялить на меня смирительную рубашку.

– Ох, моя дорогая, я так тебя понимаю. А только подумай, каково мне, ведь я потеряла дочь и теперь на мне столько забот и столько горя. Даже не знаю, как я это вынесу, – горестно всхлипнула бабка, скривившись, но слёз не получилось.

Равнодушным взглядом смотрю в упор на старую лицемерку, и бабка отводит глаза. Ну да, у неё действительно большое горе, вот только не от потери дочки, а от приобретения внучки. Ей бы посочувствовать. А мне так хочется выплюнуть в лицо лживой суке, что это они убили мою мамочку – бабка и её старшая доченька, две мерзкие гадюки. Они отвернулись от мамы, прокляли её и вычеркнули из своей сытой жизни.

Когда у мамы случился бурный роман с моим отцом, она после выполненной дипмиссии не вернулась домой из Франции. В то время мой папенька, молодой, амбициозный бизнесмен обрёл немало правильных связей, чтобы суметь уладить ситуацию на своей территории, в Париже. А ещё папочка имел море обаяния, в котором и потопил волю и благоразумие юной переводчицы. Но в СССР подобные финты не прощались. Деда, конечно, не расстреляли, но быстренько спровадили на пенсию и лишили служебной столичной квартиры. Ни дня не работавшая великосветская Эльвира билась в истерике и проклинала свою младшую непутёвую дочь. Добил паршивую ситуацию муж старшей Наденьки. Он отправил жену с годовалым сыном к её родителям и поспешно подал на развод, дабы не замарать себя порочащими связями.

Опозоренное семейство Кузнецовых, чью дочь объявили чуть ли не врагом народа, вернулось в родной город. И не в Глухопердинск какой-нибудь, а в красивый город-миллионник, в котором их ждала вполне себе достойная трёхкомнатная сталинка в историческом центре города. Дед, конечно, не все регалии растерял – уже, к счастью, не то время было. Он получил должность декана в местном университете и с головой ушёл в работу. С бабкой было куда сложнее – опыта ноль, хотя могла бы и переводами заняться, да и шила она неплохо. Но Эльвира предпочла пассивно страдать и выклёвывать мужу мозг.

Трагедия Наденьки, по её собственному мнению, оказалась самой страшной, а утрата невосполнимой. От её проклятий в адрес сестры передёргивало даже обозлённую на младшую дочь Эльвиру.

– Ну что, родители, гордитесь своей дочкой – грязной шлюхой? Поздравляю вас, вы это заслужили! Леночка же у нас такая умница, а Надя дура неприспособленная. Вот, теперь получите – приспособилась Леночка ваша, чтоб она там сдохла. Это вы во всём виноваты, а я за что пострадала? Доцеловался, папочка, эту шалаву в задницу? Хлебай теперь большой ложкой! Ненавижу вас всех.

Всё это впоследствии тётя Надя высказывала моей маме в глаза не единожды, каждый раз дополняя свои обвинения новыми оскорблениями и пожеланиями.

А дед, казалось, окаменел. Всегда суровый и не дающий спуску своим женщинам, он замкнулся в себе и никак не реагировал на их истерики. Его сердце стонало о младшенькой – как там его нежная девочка? Что же она, глупенькая, так жизнь свою исковеркала, и как теперь обезопасить свою малышку. И бог с ней – с карьерой этой, лишь бы здорова была и в безопасности.

Леночку депортировали из Франции спустя полгода. Маленькая, тихая, с круглым выпирающим животиком, она появилась на пороге родной квартиры в сопровождении своего отца. Две недели бесконечного унижения в Москве и давления на все возможные рычаги принесли свои плоды. Блудная дочь признана морально разложившейся, безответственной и бесперспективной, следовательно, исключена из престижного вуза и – о, ужас! – из комсомола. И как только последняя новость их всех не убила?!

В результате дед вернулся с любимицей в родные пенаты измученный, постаревший, но очень счастливый. Жене и старшей дочери приказал рты на больную тему не разевать, под угрозой лишения материального благополучия. И Леночку гнобили тихо и беспощадно. Её сердечко впервые дало сбой, когда до родов оставалось две недели. Дед тогда сильно сдал, проводя всё свободное время в больнице, у постели дочери. Тогда бледная, чуть живая Леночка поклялась отцу, что будет очень сильной, не сломается, и что внук или внучка обязательно заставит деда собой гордиться.

Сердце деда не выдержало раньше, чем он успел начать гордиться – он умер через день после того, как принёс внучку домой из роддома. Но дед успел дать малышке имя, мне, то есть. Назвать меня Дианой было его последним желанием и, кажется, последними словами.

Я читала, что в римской мифологии Диана – богиня Луны и охоты. И прямо сейчас, не дожидаясь луны, я бы с радостью поохотилась с томагавком на свою бездушную, лживую бабку. Наверное, это зов тёмной крови.

С трудом подавляю в себе кровожадные мысли и безэмоционально произношу:

– Я тебе очень сочувствую, бабушка.

Бабка поглядывает на меня с сомнением и, видимо, не заподозрив в намерении перегрызть ей глотку, широко улыбается:

– Ну что ты, деточка, какая же я бабушка, называй меня Эльвирой. Твои брат и сестра именно так меня называют, и ты скоро привыкнешь.

Даже и не сомневайся, швабра престарелая, звание «бабушка» ты не заслужила. Эльвира, блин, повелительница змей.

Но вслух я спокойно ответила:

– Хорошо, значит, Эльвира. Но тогда и ты, Эльвира, называй меня Дианой, а не деточкой, – и пока бабка выпучивала свои зенки, я поинтересовалась с невинным видом: – А разве у меня есть брат и сестра?

Глядя в мои честные глаза, Станиславский бы аплодировал стоя. Эльвира же, нервно сглотнув, уставилась на меня поражённым взглядом.

– Конечно, есть – двоюродные. Ну как же, Дианочка, наверное, ты забыла? Ведь ты же их видела, правда, уже давно… Но неужели твоя мама тебе не рассказывала, как же так?

Да вот так, твари. Много чести для вас знать, как любила вас моя мамочка и сколько всего хорошего о вас мне рассказывала. И как она страдала без вас, и мучилась, и помнила все ваши важные даты.

Но я молчу и отрицательно качаю головой, типа нет, ничего про них не знаю, впервые слышу. И вы, женщина, кто вообще такая?

– Странно как… – бабка смотрит недоверчиво, но заподозрить меня в неискренности не получается. И тут на неё снизошло озарение: – Это же стресс! Ты забыла, наверное, всё из-за стресса!

Ага, как раз самое время вызвать мне врача и полечить. Ну, а как ещё объяснить бабкину радость по поводу моей амнезии вследствие стресса? Я пожимаю плечами и отвечаю, глядя ей в глаза:

– Я хорошо всё помню, Эльвира. И тебя хорошо помню, видела раз пять. Может быть, и остальных видела, но только не знала, что они мои родственники, а сами вы признаться постеснялись.

Бабке вовсе не по душе мои откровения, но спорить уже не о чем, и она начинает вещать:

– Мою дочь зовут Надежда…

Я стискиваю зубы – офигенное вступление.

– Я думала, что мою маму зовут Лена, – я тоже игнорирую вероятность существования другой дочери.

Бабка явно сомневается в моей адекватности, но делает поправку:

– Да, Дианочка, у меня было две дочери. Старшую зовут Надежда, она замужем и со своей семьёй живёт в Восточном районе. У них с мужем двое детей – твои брат и сестра. Артурчику уже пятнадцать лет, он такой умный и красивый мальчик, хочет быть архитектором…

И старая ведьма пустилась в долгое воспевание достоинств своего доблестного внука Артурчика…

Конечно, я помню этого белобрысого придурка. Бабка тогда отмечала свой полтинник в ресторане и каким-то чудом вспомнила про нас с мамой. Нам было очень неуютно в этой пафосной компании, и пробыли мы там недолго. Но поганый Артурчик постарался остаться незабываемым. Он вылил мне на новое белое платье вишнёвый сок, назвал грязной чуркой и вклеил в мою длинную косу жвачку, да так, что пришлось потом отрезать волосы. Тогда этому дебилу было лет десять. Интересно, сволочизм с годами крепчал вместе с ним?

Эльвира продолжала восторженно щебетать. Вот любопытно, если её не заткнуть, истории про этого кретина когда-нибудь иссякнут? Но бабка всё же заметила мой скучающий взгляд.

– Ох, кажется, я увлеклась… А к чему это я? – она рассеянно похлопала густо накрашенными ресницами. Шахерезада престарелая, и куда она, интересно, намарафетилась спозаранку? Не уверена, что к постели приболевшей внучки.

– Ты, Эльвира, хотела рассказать мне про брата и сестру и увлеклась братом, – спокойная и непробиваемая, как скала, смотрю бабке в глаза.

Она слегка поёжилась и осторожно, словно нащупывая почву, продолжила:

– А твою младшую сестрёнку зовут Снежаночка… – бабка делает паузу и смотрит на меня, а я цепляю на лицо подобие заинтересованности. Наверное, получилось, потому что сказительница продолжила уже смелее: – Снежаночке одиннадцать лет, но она такая маленькая и худенькая, что кажется ещё младше. И беленькая, как одуванчик – такая хорошенькая, просто нежный цветочек. Снежаночка мечтает стать моделью. Я уверена, что если она не передумает, то с её данными… – бабка мечтательно закатила глаза.

Я смотрела на неё и думала, что она действительно очень любит своих внуков. И я ни грамма не завидовала. Не хочу, чтобы меня любила эта змея. Даже если бы год назад я не наткнулась на мамин дневник, которому она на французском языке изливала свою израненную душу, то всё равно бы знала, что эти твари не достойны моей любви. Я это чувствовала даже тогда, когда мама говорила о них столько прекрасного. Несмотря ни на что, она всегда их любила, а я всегда буду их ненавидеть.

Глава 3

2018 год

Самолёт приземлился в аэропорту Шереметьево в четыре часа утра. Получив свой багаж, я направляюсь к такси. Холодный октябрьский ветер пробирается в рукава моей лёгкой кожаной курточки. Я зябко передёргиваю плечами – кажется, в Лондоне было теплее. Ускоряю шаг в попытке сбежать от холода.

Ночная Москва великолепна. Из окна такси я жадно изучаю старые дома, новостройки, башни и торговые центры. За два года здесь ничего почти не изменилось, но я любуюсь, как в первый раз. Чуть больше двух лет назад я прилетала сюда, чтобы подстелить себе соломки для новой жизни, а всё свободное время проводила, гуляя по Москве. Тогда был август, и я много гуляла пешком, привычно маскируясь под расхлябанного тинейджера – рваные джинсы, широкая, длинная футболка и бейсболка, низко надвинутая на лоб. Я не хотела привлекать к себе внимание, наслаждаясь одинокими прогулками. Но, даже нацепив солнечные очки в дополнение к неброскому наряду, слиться с толпой не всегда удавалось. Но и к этому я привыкла и давно научилась подавлять ненужный интерес к своей персоне.

Такси подъехало к зданию шестиэтажной гостиницы, в которой я планировала жить всю ближайшую неделю, пока буду решать дела первостепенной важности.

– Доброе утро, для меня забронирован номер, – я постучала ноготком по стойке ресепшна и извлекла из компактного рюкзачка свой паспорт.

Слегка осоловевшая от недосыпа девушка администратор внимательно посмотрела на меня и в паспорт. Мой немного шпанский вид с трудом вязался с фотографией в паспорте и бархатистым, хорошо поставленным голосом с лёгкой хрипотцой и едва уловимым акцентом. Долгие скитания по чужим странам оставили побочный эффект. Думаю, что за пару дней я избавлюсь от этого недостатка.

Оформив заселение, девушка принялась подробно расписывать предоставляемые мне возможности для исключительно комфортного проживания.

– Пока не высплюсь, я не готова воспринимать такой поток информации, благодарю Вас, – погасила я внезапный энтузиазм проснувшейся Марии, её имя значилось на бейджике. Она понимающе кивнула и протянула ключ, разглядывая меня с детским восторгом. Привычная реакция. Пожелав девушке спокойной ночи, я устремилась к лифту за беллбоем, катившим мой багаж.

Самыми прекрасными в этот ранний час в моём номере были гигантская кровать и ванная. Выдав носильщику чаевые, я избавилась от его присутствия и подошла к окну. Главным условием моего проживания в этом отеле стал вид из окна. И сейчас моему взору предстал Кремль во всём своём великолепии. Приоткрыв окно и впустив в комнату холодный воздух, я начала раздеваться перед большим зеркалом. Мне нравился этот волшебный процесс превращения бесформенного подростка в ослепительную диву. Я не привыкла себе льстить, но своё тело я старательно лепила годами, приводя изнурительными тренировками свою, изначально хорошую, фигуру в совершенную. И вот он результат – обнажённая, я вызываю больший эстетический восторг, чем в самом элегантном вечернем платье. Когда-то, в детстве, я даже стеснялась своей внешности. Теперь же моё тело, лицо и мой голос – это оружие массового поражения, кропотливо сотканное мной и тщательно отшлифованное.

Нет, ванная – это долго. Быстро приняв душ, я подключила мобильник к зарядке и рухнула в разобранную постель, как подкошенная. В сон провалилась мгновенно.

– Вишенка моя, какая же ты красивая.

– Теперь я знаю это, мам.

– Ты всегда была красавицей, моя девочка. Но ты снова отрезала свои прекрасные волосы.

– Они уже отросли, мама, ты просто давно не приходишь ко мне.

– Ты сильно устаёшь, доченька, и не видишь меня.

– Мамочка, я всегда тебя жду, ты же знаешь это.

– Я беспокоюсь о тебе, что ты задумала, дочка? Ты стала совсем другая…

– Прости, мамочка, просто я выросла. Но ведь я всё ещё по-прежнему твоя Вишенка и я очень люблю тебя, мама. – Я беру её маленькие белые ладошки и прижимаю к своим щекам.

– Но ты ведь не будешь мстить? Месть – это удел слабых, милая, и очень большой грех.

– Месть – это моё прощение, мама. И тебе ли не знать, какая я грешница.

– Нет, ты просто запуталась, моя хорошая. Но ведь ты не причинишь зла своей семье?

– Семье?! Ты была моей семьёй, моим сердцем, моей совестью, ты была всем моим миром. Но теперь тебя нет, и совести у меня больше нет, и сердце моё не со мной, и мой мир давно разрушен, мамочка! Ты хотела, чтобы я была сильной, и теперь я очень сильная, и я построю заново мой идеальный мир. Но в нём не будет места для ТВОЕЙ семьи, для этих змей, отравивших твоё сердце и мою душу. Теперь я им не по зубам и скоро все они захлебнутся собственным ядом.

ГЛАВА 4

2003

– Эльвира, мне нужно прогуляться и съездить в школу. Я очень много пропустила и теперь надо навёрстывать, пока меня не исключили.

Я уже выяснила, что выпала из жизни почти на четыре недели, три из которых меня продержали в психушке, как буйнопомешанную – спасибо добрым родственничкам. Если бы не активность Шерхана и Серёжи, то пускала бы я слюни до конца дней своих в клинике для душевнобольных. Директор подключил к моему спасению все свои связи, Серёжа почти прописался со мной в больнице. А моя бабка тем временем справлялась о моём самочувствии по телефону и просила лечить меня как следует. А следовало, вероятно, превратить меня в баклажан и забыть навеки.

– Дианочка, очень хорошо, что ты пришла в себя, но я считаю, что ты ещё слишком слаба для прогулок. И ещё нам необходимо подумать о переводе тебя в другую школу, ведь твоя слишком далеко, – заявила старая ведьма.

– Нет! – отрезала я жёстко. – Даже если мне придётся добираться пешком, то я всё равно буду ходить в свою школу. К тому же, до конца учебного года осталось совсем немного.

– Это да, но тебе придётся добираться с пересадкой, а это ненужные траты, – проблеяла бабка, нервно покручивая массивные кольца на ухоженных пальцах.

– Во-первых, Эльвира, я смогу заработать себе на проезд, а во-вторых, разве отсюда нет прямого маршрута? – я завелась не на шутку и мечтала припечатать по брехливой морде чем-нибудь увесистым. Где я собираюсь зарабатывать деньги, идей, конечно, не было. Пока не было.

– От нас прямой маршрут есть, но я думаю, что жить ты будешь у Надежды.

Ну, ни фига ж себе, новости!

– А это ещё кто? – решила я доконать старуху.

– Господи, Дианочка! – бабка всплеснула худыми граблями, – ведь мы же говорили с тобой, это тётя твоя и моя дочка… старшая.

– А-а, я просто не обратила внимания на её имя. Ну и зачем мне жить у неё? – стараюсь говорить спокойно.

– Я уже не в том возрасте, дорогая, чтобы заниматься воспитанием детей, да и материально мне тебя одной не вытянуть, – подытожила «бедная родственница».

Да у тебя в ушах и на пальцах бриллианты размером с куриные яйца. Продай парочку, и мы будем пару лет кушать икру столовыми ложками.

– А знаешь что, бабуля, – от моего вступления «бабулю» знатно перекосило, – мне абсолютно фиолетово, где жить – у тебя или у твоей доченьки, но учиться я буду в своей школе. Андестенд?

Понимания на вытянутой морде было ноль, а в глазах плескался неприкрытый ужас. Ну да, сучка крашеная, как видишь, я уже выздоровела и теперь хватит манерничать.

– Мы поговорим об этом после, Диана, – с недовольным видом заявила бабка.

– После чего? – оскалилась я.

– После обсуждения данного вопроса с твоей тётей.

– Хорошо, бабушка, – я сделала ударение на втором слове и «бабушкины» губки превратились в куриную жопку. – Кстати, а где мой телефон? – вдруг вспомнила я, когда бабка попыталась слинять из комнаты.

– Какой телефон, Дианочка? – змеиные глазки забегали, и голос стал неожиданно ласковый.

– А такой, весь из себя мобильный, который мне подарила администрация школы за победу на чемпионате. И этот телефон всё время был со мной, – твёрдо заявила я, хотя не и была уверена, что он не потерялся в тот самый, ужасный день.

– Ну, это был очень дорогой телефон, детям иметь такие игрушки небезопасно, – старая карга пыталась быть убедительной.

– Был? Ты говоришь, что он был? И где он сейчас – мой дорогой подарок? Кому оказалось не опасно с ним играть? – я изо всех сил старалась не взорваться.

– О, боже, Диана, ну ты же не будешь скандалить из-за телефона, когда у нас уйма других проблем, а об этом мы можем поговорить позднее. Ты, кстати, в школу собиралась, передумала уже? Сейчас выдам тебе деньги на проезд. – Эльвиру выдуло из моей комнаты раньше, чем я вдохнула воздух для потока возмущений.

Кажется, новые родственнички меня пришпилили, как бабочку. И если я вырвусь, то как смогу взлететь на дырявых крыльях?

В родную школу я вошла с замиранием сердца и впала в ступор, наткнувшись на… мамин взгляд. Прямо напротив входа, утопая в цветах, на стене в серебристой рамке располагалась большая фотография. И надпись прямо на стене гласила «Мадам, Вы навечно в наших сердцах». Я стояла не в силах пошевелиться и отвести взгляд от маминых глаз и такой счастливой улыбки. И молча проживала заново наш самый счастливый и самый несчастный день.

– Ох, ты ж господи, деточка ты моя, – техничка, всегда угрюмая и ворчливая тётя Фая ласково обнимает меня, гладя по спине, и осторожно подталкивает к лестнице, – иди, милая, чего тут стоять-то, мучиться.

Я заторможенно ей киваю и медленно поднимаюсь на второй этаж.

Кабинет директора приоткрыт и оттуда доносится громкий голос Шерхана – он говорит по телефону. Как странно – мамы нет, а жизнь продолжается. А Шерхан – ведь он так её любил, а теперь занят какими-то делами, звонками, будто не было никакой любви, и мамы не было. В школе все любили мою мамочку, а сейчас живут спокойно, веселятся над чем-нибудь, словно и нет никакой трагедии.

Я не заметила, когда голос в кабинете стих и дверь отворилась. Очнулась лишь от мягкого прикосновения к плечу. Шерхан взял меня за руку, завёл в свой кабинет и, плотно прикрыв дверь, предложил присесть.

– Как ты, Диана?

Я пожимаю плечами и честно отвечаю:

– Не знаю, как-то странно – все живут и радуются, а мамы нет. Вам всё равно? Это разве справедливо, Денис Павлович?

Шерхан тяжело вздохнул, подбирая слова.

– Нет, девочка, поверь, здесь всем не всё равно. Вся школа скорбит, ведь мама твоя была нашим солнышком, а теперь у нас в школе случилось затяжное затмение. Просто твоя боль намного глубже, ведь ты потеряла самого близкого человека. Сейчас тебе сложно это понять, но просто поверь, Диана, что жизнь продолжается, и твоя мама точно не хотела бы видеть тебя такой подавленной. Я ведь и сам никогда не перестаю о ней думать, но у нас с тобой есть обязательства в этой жизни и нам никак нельзя опускать руки. А память о нашей Мадам всегда будет с нами, она будет продолжать жить в наших сердцах. Ты веришь мне?

Я отрицательно качнула головой – не верю, не понимаю.

– А ты знаешь, Диан, у нас тут совсем беда с французским языком. Никак не получается найти нового преподавателя, ученики бойкот объявили – никого после Мадам не воспринимают. – Было так странно слышать от Шерхана это «мадам», но на сердце потеплело – «никого не воспринимают», значит, помнят и любят.

Мы ещё долго обсуждали школьные проблемы, моё возвращение и снова говорили о маме. Шерхан так же сообщил, что я не смогу больше зайти к нам с мамой домой, в нашу комнатку в общежитии, потому что теперь в ней живут чужие люди, а все вещи забрали наши родственники. Это бабка что ли? Вот ведь старая стервятница, ищи теперь эти вещи. Я рассказала Шерхану об этой змее и о пропаже телефона, и он подорвался с места. Схватив свой портфель, Шерхан выудил из него мамочкин простенький и старый мобильник.

– Вот, отвоевал его в милиции. Хотел на память себе оставить, но теперь вижу, что тебе он нужнее – застенчиво проговорил он, протягивая мне телефон, а я прижалась к его груди и заплакала.

Так и просидели мы с Шерханом в его кабинете со слезами и воспоминаниями до конца уроков. Встречаться сегодня больше не хотелось ни с кем, и Шерхан вызвался отвезти меня пообедать и потом подбросить домой к ненавистной бабке.

Жила Эльвира почти в центре города в двухуровневом доме, огороженном высоким забором. После смерти моего деда вдова была безутешна целых три месяца, а потом её утешил настоящий полковник и забрал к себе за высокий забор. У тёткиной семьи была отдельная квартира, а трёхкомнатную сталинку бабка сдавала большой армянской семье. И это в то время, когда мы с мамой ютились в общежитии, на окраине города в десятиметровой тесной комнатёнке.

Я попросила Шерхана не подвозить меня к самому дому. Было ещё не поздно и мне хотелось пройтись пешком и подумать. Сегодня четверг и мы договорились с директором, что к занятиям я приступлю в понедельник. О справке для школы он обещал позаботиться сам. Зачем кому-то было знать, где именно восстанавливали моё душевное равновесие в период моего отсутствия в школе. Ещё Шерхан приобрёл для меня новую сим-карту и пообещал регулярно пополнять баланс. И, пресекая на корню моё смущение, заявил:

– Позволь мне хоть немного о тебе позаботиться. Ведь это самое малое, что я теперь смогу сделать для твоей мамы. Я готов был отдать ей всё, что у меня есть, но она даже не принимала мои скромные подарки. Я давно готов был оставить свою семью, но она не позволяла мне даже думать в этом направлении. Прости, что говорю это тебе, но хочу, чтобы ты знала – я на многое был готов ради Леночки, ведь я любил её. Твоя мама была ангелом на земле, а теперь она приглядывает за нами сверху.

В глазах мужественного Шерхана заблестели слёзы, но он встрепенулся и продолжил:

– Я не хочу, чтобы ты сильно обременяла своих неожиданных родственников и не хочу, чтобы у них был повод обвинять тебя в неоправданных тратах. Поэтому я буду тебе каждую неделю выдавать деньги на проезд и другие мелкие расходы, и не спорь со мной! – Шерхан заметил мои расширившиеся глаза и раскрытый в попытке возразить рот. – Ведь я объяснил тебе свои мотивы и не будем больше возвращаться к этому. Можешь не обольщаться, моя дорогая, спонсировать буду скромно, но ты пообещаешь непременно ко мне обращаться, если денег не будет хватать. – С этими словами он сунул в мою руку несколько свёрнутых купюр и сжал мой кулак.

– Ну, обещаешь?

– Обещаю, Денис Палыч, – от волнения мой голос перешёл на шёпот.

– И родственникам своим об этом молчок. А по поводу работы пока даже и не думай. Поговорим о подработке, когда тебе исполнится хотя бы четырнадцать.

–Так мне уже скоро тринадцать, а выгляжу я вообще на шестнадцать, – капризно промямлила я, а Шерхан недовольно поморщился.

–Так, всё, тема закрыта. Иди уже, а то я и так с тобой задержался. И в понедельник в школу, как штык, поняла? – снова включился грозный директор.

Я согласно кивнула и выскользнула из машины в февральскую стужу.

Я не любила февраль. После новогодних каникул зима теряла своё очарование, и хотелось весны. Этот же февраль стал для меня самым ненавистным. Хорошо, что ему осталось жить несколько дней, но, видимо, он не желал сдавать свои позиции, и ударил лютым морозом по моему недовольству.

До бабкиного дома оставалось совсем немного, и я замедлила шаг. Лучше мёрзнуть, чем лицезреть лживую старую ведьму. Ну как старую – для своих пятидесяти шести выглядела она супер. Конечно, с позиции моих лет было сложно оценивать столь почтенный возраст, но бабкой бабка не выглядела. И тем приятнее мне было подчеркнуть её старушечий статус. Подойдя к калитке, я тяжело вздохнула и, как только потянулась к звонку, автоматические ворота раскрылись, и показалась морда синего «BMW». За рулём сидел бабкин, уже отставной, полковник. Недовольно зыркнув на меня сквозь лобовое стекло, Полкан выехал со двора, а я успела проскочить в закрывающиеся ворота. Может, вообще повезёт остаться незамеченной?

Потихоньку войдя в дом, я сняла сапожки и спрятала их в шкафчике, в прихожей. Из гостиной раздавались женские голоса, значит, бабка была не одна. Не снимая верхней одежды, я на цыпочках кралась в комнату, выделенную для моего временного проживания, и чуть не подпрыгнула от визгливого женского выкрикивания:

– Ты в своём уме, мам? Эта грязная потаскуха разрушила мою жизнь, а я должна заботиться о её мерзком отродье?

– Не горячись, Надюша, она уже взрослая девочка и вполне самостоятельная. Ей просто нужна крыша над головой и трёхразовое питание. Ну и пригляд, конечно, нужен, чтобы не принесла нам сюрприз. Она красивая девочка и выглядит гораздо взрослее своих лет.

– Фу, мама, у тебя испортился вкус? Ты называешь красивой эту черномазую дочь шлюхи?

– Поаккуратнее с выражениями, Надежда, ты говоришь о моей дочери и твоей сестре, – повелительным тоном заявила бабка.

– Раньше тебя это не сильно беспокоило, – собеседницу не проняло замечание.

– Раньше, Надя, моя дочь была жива и виновата перед нами, а теперь её нет и винить уже некого, и ничего уже не исправишь, – голос бабки стал тоскливым и уставшим.

– Ах, так теперь она и не виновата ни в чём? Сама сдохла, а нам подкинула свою ублюдочую чурку!

– Надя, я, кажется, попросила тебя выбирать слова. Диана тоже моя внучка и, между прочим, твоя родная племянница. Да и сколько уже можно оплакивать свою разбитую жизнь? Ты ведь не обделена ничем – прекрасный муж, дети, квартира, собственный бизнес. Разве ты недовольна? Судя по тому, как быстро от тебя отказался твой первый муженёк, вряд ли ты была бы с ним счастлива, – припечатала бабка свою зарвавшуюся сучку-дочку.

– Ну, спасибо, мама, не ожидала от тебя такой поддержки. Внучка, говоришь? Так оставь её себе и целуй в её чёрную задницу.

– Ты ведь знаешь, что я не могу, что это даже не мой дом. Леонид Петрович и так уже злится. Ты хочешь, чтобы я осталась одна, без мужа? – тусклым голосом жаловалась бабка.

– Он и так тебе не муж. И это, видимо, ты хочешь лишить меня мужа. Думаешь, Эдик мечтает воспитывать подкидыша?

– Да твой Эдик слова не скажет, даже если ты привезёшь домой троих голодных оборванцев. Ты давно загнала его под каблук, а у меня совсем другая ситуация. И как ты справедливо заметила, Лёня мне не муж и моё положение в этом доме пока слишком шаткое. Я буду помогать тебе деньгами на содержание Дианы, но ты должна её взять, Надя. Если мы с Лёней разойдёмся, думаешь, только я пострадаю? Ты забыла, сколько всего он для вас делает?

– Ну конечно, только этот дом достанется его детям, как и всё остальное его добро.

– Не хотела говорить раньше времени, но Леонид Петрович уже заводил разговор о браке и поэтому сейчас я не могу всё испортить.

– Мам, слушай, да сдай ты её в детский дом и проблема решена.

– Полагаю, ты шутишь? Или твоя злоба совсем поглотила твой мозг? Да нам тогда вовек не отмыться! Ты хочешь поучаствовать во всех ток-шоу на тему «Как стать брошенной сиротой при наличии кучи обеспеченных близких родственников»? Ты готова к этому?

Я стояла за дверью, еле дыша, и боролась с искушением ворваться в гостиную и вцепиться в морду своей паскудной тётке. Но желание выяснить побольше информации оказалось сильнее. После бабкиных слов повисла долгая пауза и я, не желая быть застуканной, попятилась в сторону своей каморки, когда раздался противный тёткин голос:

– Ну, не знаю… Мне нужно поговорить с Эдиком, с детьми. А где, кстати, твоя приблуда?

– И правда, поздно уже. Она поехала в свою школу, чтобы…

Дальше я уже не слышала – тяжело дыша, я нырнула в своё убежище и плотно прикрыла дверь изнутри. Однако вовремя я сегодня пришла. То, что я никому из них не нужна, не стало для меня новостью. Удивило другое – бабка, похоже, ненависти ко мне не испытывает, хоть и мечтает скорее избавиться. А вот тётка оказалась ещё мерзопакостнее, чем я могла предположить. Судя по всему, бабкины аргументы перевесили, и впереди мне предстоит та ещё весёленькая жизнь. Этак тётка меня и отравит под крышей дома своего. Бабку разжалобить никак не получится, она зубами вцепилась в своего престарелого лысого гоблина и яростно рвётся под венец. Вот я попала!

Погрузившись в размышления о своей нелёгкой судьбе, я слышала неразборчивое бормотание из гостиной. Потом тётка ушла, а спустя некоторое время вернулся полковник. Бабка заявила ему с порога:

– Лёнечка, ты знаешь, я начинаю волноваться – уже поздно, а девочки нет. Может, что-то случилось?

– Не понял, она что, не приходила или снова ушла? Я встретил девчонку, когда выезжал из дома, и она вошла в ворота. Ты уверена, что её нет?

Вместо ответа послышались приближающиеся шаги.

– Диана, ты давно пришла? – растерянная бабка торчала в дверном проёме.

Я пожала плечами и ответила:

– Я не смотрела на часы, но уже давно.

Эльвира заметно смутилась и осторожно спросила:

– А почему ты ничего не сказала? У нас была тётя Надя, знаешь?

И я решила не изображать непонятливую овцу:

– Да, я знаю, и поэтому не зашла. Проходила мимо и слышала, как она предлагала меня сдать в детский дом, а ты объяснила, почему этого делать не стоит. Глупо было вторгаться к вам в этот момент с приветствиями, и я ушла в комнату.

В бабкиных глазах мелькнуло сожаление. Да неужели, правда, что ли?

– Да, Диана, очень неприятно, что тебе пришлось это услышать. Но знаешь, тётя Надя очень хорошая на самом деле, просто они не очень ладили с твоей мамой, но ты тут совершенно ни при чём. Тётя Надя погорячилась и уже признала это.

Ну, надо же – бабка прям дипломат и брешет, как дышит. Я уже поняла, что она, если и не союзник мне, то и точно не враг, а значит, пока не стоит её злить и лучше бы мне побыть паинькой.

– Да, я понимаю, Эльвира, точнее, пытаюсь понять, как мне повезло с вами, – уловить сарказм в моём голосе было невозможно, а глазки я скромно потупила, чтобы ненароком не подпалить собеседницу.

Бабка вошла в комнату, присела на край дивана и, тяжело вздохнув, заговорила:

– Нам всем сейчас нелегко, Дианочка, но надо как-то жить дальше, и жить мирно. Я уже поняла, что ты девочка с характером и очень неглупая. Поверь, я вовсе не желаю тебе зла и не хочу с тобой ссориться. Я очень жалею, что мы раньше не общались, и понимаю, что уже ничего не вернуть. Но я совсем не хочу, чтобы ты считала меня врагом. Не будь, пожалуйста, агрессивной. Твоя мама никогда не была злой.

Уж лучше бы она не упоминала мою маму, но бабка поздно поняла свой промах.

– Да если бы моя мама была такой, как я, она бы разбила бледное рыло твоей паскудной Надюше, и я готова сделать это вместо неё. – Ощетинившись, я вскочила со своего места. – А мамочка, к сожалению, была слишком мягкой и не боролась за себя. Она и пострадала потому, что никогда не была злой. Вы просто выбросили её и забыли, – я перешла на крик, когда к нам впёрся недовольный полковник.

– В моём доме, барышня, никто не имеет права повышать голос. Вы отвратительно воспитаны, – бабкин величественный хахаль вознамерился преподать мне урок хороших манер.

– А почему бы вам, Полкан Петрович, просто не выбросить меня из своего дома за плохое поведение? Это станет милой традицией, ослушался – вон из семьи! – выпалила я полковнику на волне азарта.

Глаза лысого гоблина полезли из орбит, ноздри раздулись, а бабка подскочила с дивана и рванула к уже багровому полковнику. Вытолкав его за дверь, она торопливо запричитала, что, дескать, сама меня спровоцировала, что я эмоционально нестабильна после такого горя, да ещё и услышала оскорбления Надежды. И вообще, ему – Лёнечке – надо бы беречь свои слабые нервы. Дальше я не слышала и не хотела.

Когда бабка вернулась, от неё пахло корвалолом, но стыдно мне не было.

– Я понимаю тебя, Диана, и ты попытайся меня понять. Я не могу ссориться с Леонидом Петровичем, и с тобой тоже не хочу. Мы можем это как-то устроить и не осложнять друг другу жизнь? – Эльвира была расстроена, но не злилась.

Продолжать бунтовать я не собиралась, поэтому спокойно ответила:

– Хорошо, давай не будем усложнять.

Бабка облегчённо выдохнула и даже улыбнулась.

– Я очень рада, Дианочка, что ты всё правильно поняла. Кстати, все свои вещи ты найдёшь в этом шкафу – Эльвира указала на двустворчатый шкаф. – Скажи мне, если что-то ещё будет нужно. Завтра я дам тебе денег на проезд и …– она слегка замялась – и на мороженое.

И ещё на новый телефон! И-ии…

Но спорить я не стала. Дают – бери, лишним точно не будет.

– Ты не против, если поужинаешь сегодня в своей комнате? – с виноватой улыбкой спросила бабка.

– Буду только рада. – Я действительно испытала облегчение, да и Эльвира тоже.

– Я сейчас принесу, – почти ласково проворковала бабка, выходя из комнаты.

Задумчиво осматриваю аскетичную обстановку своего пристанища и подвожу неутешительный итог – тётка меня люто ненавидит, и это взаимно, полковник терпеть меня не может, и для бабки я, как кость в горле.

Ох, мамочка, на кого ж ты меня покинула?!

ГЛАВА 5

2018 год

Громкие звуки испанской гитары настойчиво пытаются вырвать меня из сна. Да заткнись ты уже! Не открывая глаз, нащупываю на прикроватной тумбочке мобильный и охрипшим от сна голосом рявкаю в трубку:

– Феликс, идиот, ты на часы смотрел?

– И тебе, малышка, доброе утро, – промурлыкал мне в ухо самый сексуальный голос. – И на часы я посмотрел, и солнце уже высоко.

– Фил, я спать легла в шесть утра.

– Так значит у тебя уже девять! Сколько же можно дрыхнуть, детка?

– Придурок! – выпалила я и тут же пожалела о своей несдержанности.

– Ди, ты что-то со мной сегодня не слишком ласкова, а я, между прочим, соскучился, – в голосе Феликса послышались укоризненные нотки, и я мысленно влепила себе подзатыльник.

– Прости, Фил, я просто устала и не выспалась.

Феликс был моим лучшим и, наверное, единственным другом. Мы познакомились восемь лет назад при не самых лучших обстоятельствах. Он ворвался в мою жизнь, как ураган. Полный жизни, фонтанирующий гениальными и бредовыми идеями, безумно красивый и готовый защитить меня от всего жестокого мира, Фил согрел мою душу и навсегда поселился в моём сердце.

– И-ии?.. – Фил давал мне шанс исправиться.

– И я тоже очень скучаю по тебе, Фели, – в моём голосе уже звучали нежность и любовь.

– Ну, вот и долгожданный прогресс, малышка, а то всё рычишь на меня, как неудовлетворённая кошка. Ну, ты как там, уже готова покорить Москву или будешь дальше дрыхнуть? Давай уже, неси свою роскошную задницу в душ и наводи марафет. Тебя ждут великие дела, Эсмеральда, и покушать не забудь. Если твои сиськи похудеют, я перестану тебя любить.

Я весело рассмеялась.

– Так ты любишь меня за сиськи, пошляк?

– Конечно, ведь это единственные сиськи в мире, заряжающие меня позитивом. И ещё, твоя шикарная попа, и…

– Заткнись, маньячина! Просто скажи, что любишь меня всю.

– Я люблю тебя всю, конфетка! Береги себя и не отвлекай меня уже, я опаздываю. Удачи тебе, детка, целую, на связи.

Как всегда, в своём репертуаре – порывистый, пошлый, дерзкий и непостоянный во всём, что не касалось его привязанности ко мне. Талантливый человек талантлив во всём – это про моего Феликса. К своим двадцати шести годам он обзавёлся внушительным багажом навыков и востребованных профессий. Он уже состоялся как прекрасный фотограф, но внезапно ушёл с головой в постановку танцевального шоу. Танец всегда был нашей общей слабостью. Потом, возомнив себя великим кутюрье, Фели занялся разработкой собственной коллекции мужской одежды, а в результате стал лицом модного глянца и на целый год застрял в модельном бизнесе. Дух противоречий разрывал его, и Феликс, ведомый страстями, каждый раз погружался в очередной водоворот ярких событий и новых открытий. Неизменным оставалось лишь то, что он никогда не покидал искусство и верил во всё, что творил. Его умение видеть и чувствовать прекрасное должно будет в конечном итоге принести свои плоды и удовлетворение моему другу. И вот сейчас мой Феликс снова популярный фотограф, готовящий большое танцевальное шоу.

После разговора с Филом я улыбаюсь и готова покорить весь мир. Когда-то так же, с помощью нескольких слов, меня заряжала позитивом моя мамочка. Теперь моим аккумулятором стал Феликс. День, который начался с пожелания удачи от моего друга, просто обязан быть прекрасным.

Глава 6

2003 год

С Эльвирой мы больше не конфликтовали, да и времени для этого не было. Каждое утро я проглатывала полезный завтрак, приготовленный приходящей домработницей Ниной, и торопилась в школу. Выходить приходилось за час, так как не всегда удавалось втиснуться в переполненную маршрутку.

Ежедневно, при входе в школу меня встречала мамина улыбка с большой фотографии на стене. Мне нравилось думать, что мама желает мне удачи, и я с энтузиазмом включалась в учебный процесс. Гранит науки я грызла в разы усерднее, чем раньше, даже с каким-то остервенением. Когда мама была жива, я изучала два языка – французский и английский. Теперь же английскому я стала уделять вдвое больше времени и на порядок больше старания. Новый преподаватель французского уже ничего нового дать мне не мог. Даже подозреваю, что ему самому до моего уровня, как до Парижа. Желающих изучать гламурный язык в нашей школе сильно поубавилось. А в остальном в школьном улье всё было, как прежде.

После уроков я обычно сидела в кабинете Шерхана и делала домашнее задание, ожидая Витьку. У него уроков было больше, и заканчивались они, следовательно, позднее. Потом мы вместе ехали на тренировку, где я выкладывалась до полной потери сил. Серёжа даже волновался, что я могу надорвать свой юный организм. После выматывающей тренировки я доделывала уроки в танцевальном зале, где Серёжа продолжал муштровать другие группы. А уже по окончании всех занятий, оставшись вдвоём, мы с Серёжей отрывались от души – мы танцевали хип-хоп. И это была наша маленькая и чудесная тайна.

В бабкин дом я всегда возвращалась поздно вечером и часто, вместо ужина выпив стакан молока, отключалась, едва добравшись до постели. Эльвира так обеспокоилась моим режимом, что решилась даже поговорить с Шерханом. Он заверил бабку, что я под неусыпным контролем, что Витёк с Серёжей не представляют опасности, что учусь я – дай бог каждому, готовлюсь к новому танцевальному конкурсу и волноваться ей абсолютно не о чем. Но сам Шерхан волновался очень сильно и считал, что я сознательно надрываю свой организм. А что, правильно считал – чем больше я надрывалась, тем меньше думала.

Вытащив меня в кафе в воскресный мартовский день, он накупил гору пирожных, сок и, придвинув мне угощение, заявил:

– Я, Диана, вот что думаю – летом заберу тебя с нами на море, с женой я уже поговорил.

В моей памяти всплыли барашки волн, крик чаек и утопающее в море закатное солнце. Прошлым летом в Ялте проходил очередной танцевальный конкурс, и тогда я впервые увидела море и влюбилась в него. Те три дня были очень счастливыми, а теперь… Смогла бы я теперь испытывать подобные ощущения? Жизнь действительно продолжалась, и я даже научилась смеяться, но куда-то исчезли лёгкость, беззаботность. Что-то острое, колкое внутри меня не давало дышать полной грудью, загадывать и мечтать. Растает ли когда-нибудь этот ледяной осколок в моём сердце?

Я с благодарностью и нежностью посмотрела обеспокоенному Шерхану в глаза:

– Денис Палыч, вы и так очень много для меня делаете, но это уж слишком. Не надо вам ссориться со своей женой и портить себе отпуск. Мне не будет комфортно в такой обстановке. Да и времени у меня нет совсем – тренировки, репетиции, конкурсы.

Шерхан вспыхнул:

– А у тренера твоего что, отпуска не бывает? Танцы твои тебя угробят, ты давно себя в зеркало видела? Одни глаза остались!

– Ага, а ещё губы и задница, – я весело улыбнулась.

– Ешь давай, вобла с задницей, – хмуро буркнул Шерхан и задумчиво уставился в окно. – Я вот всё думаю, Диан, как ты со своими ровесниками общаешься, с подругами своими, например. Тебе не скучно с ними?

– Вы о чём это, Денис Палыч? – я насторожилась.

– Да нет-нет, всё правильно, девочка, нечего во взрослую жизнь соваться раньше времени, а тебе и так нелегко, вон, покушать даже некогда. Просто слишком развитая ты, и я волнуюсь за тебя. Витёк там себе ничего лишнего не позволяет, руки не распускает? А то я ему враз оторву их по самые плечи.

– Конечно, распускает, он же мой партнёр, – поддразнила я.

– Ты меня прекрасно поняла. И вообще, имей в виду, если что… Короче, звони мне в любое время дня и ночи, ясно? И про море ты всё же подумай, хорошенько подумай. – Шерхан старался выглядеть суровым, но я-то видела, как он смущён и взволнован.

– Я подумала уже, Денис Палыч, хорошо подумала, и давайте не будем больше про море.

– А может, в лагерь тебя?

– Ну какой лагерь, вы же сами сказали, что я слишком взрослая. Я что там делать буду?

– И то правда – ляпнул, не подумав. Ладно, придумаем что-нибудь. У тебя на сегодня какие планы?

– С девчонками встречаюсь, в кино пойдём.

– Вот в кино – это очень хорошо, а то ты совсем света белого не видишь. Держи деньги на кино и на следующую неделю, – Шерхан полез в портмоне.

– Да вы что, Денис Палыч, у меня ж денег полно ещё, вы же мне много дали на прошлой неделе. И бабка мне на проезд даёт.

Как же смущал меня этот процесс финансирования – чувствовала себя побирушкой беспризорной.

– Это хорошо, что даёт, деньги лишними не бывают. А на прошлой неделе я тебе к 8 Марта давал, чтобы купила себе что-нибудь. И хватит уже мои деньги экономить. Вопрос исчерпан. – С этими словами Шерхан выложил хрустящие купюры на стол и свирепо уставился на меня. – Давай, доедай уже свои десерты, и отвезу тебя к твоим подружкам-свистушкам, – проворчал он.

– Да куда доедай? Тут за неделю не съесть.

– Ничего, с собой заберёшь, подруг угостишь.

Шерхан расплатился по счёту и попросил официантку упаковать пирожные. Как же была мне приятна и необходима эта забота. Если моя мамочка это видит сверху, то теперь уже точно должна полюбить Шерхана.

Дашка с Янкой лопали пирожные и мычали от наслаждения. Мы втроём расположились на широкой Янкиной кровати, в её комнате, где царил невообразимый бардак. У Янки всегда всё было чересчур. Если она принималась наводить марафет, то делала это до стерильной чистоты. К сожалению, и бардак у неё получался невероятный – это ещё постараться надо сильно, чтоб такой жуткий хаос устроить. Радовалась Янка всегда тоже чересчур бурно, а обижалась, к счастью, редко, но уж если обидится – на хромой козе не подъедешь. И злилась она очень опасно.

Высокая, крепко сбитая, Янка больше походила на пацана, и повадки у неё были пацанские. Лицо у Янки невыразительное – никакой мягкости и нежности. Волосы серо-русого цвета были острижены всегда одинаково, едва прикрывая уши, а чёлка висела на глазах. Из одежды подруга предпочитала только джинсы, широкие свитера, толстовки и футболки. А на ногах неизменные огромные ботинки, по типу армейских. Да и найти туфли на её сорок второй размер ноги было непросто. И только мы с Дашкой знали, что грубая пацанка Янка в душе очень добрый, ранимый человечек и замечательный друг.

– Ну, чего там, эта крыса, тётка твоя, не объявлялась больше? – с набитым ртом поинтересовалась Дашка.

– Неа.

– Девки, а давайте выследим эту сучку и отметелим, как следует, – Янка села на своего конька.

Дашка одобрительно закивала и замычала с набитым ртом.

– Собирайтесь, давайте, бандюги, а то на сеанс опоздаем, – поторопила я девчонок и добавила: – Я думаю, может, и не заберёт она меня к себе. А что – бабке я не мешаю, полковник меня вообще не видит – со мной и хлопот никаких. Может, передумают, и тогда я останусь у бабки?

Но надеждам моим не суждено было сбыться и день Х всё же настал.

Глава 7

2018 год

Чудесное утро. После разговора с Феликсом пришло долгожданное сообщение от Реми на мобильник:

«Доброе утро, любимая Мышка. Хорошего тебе дня, позвоню вечером. Люблю тебя».

«И я люблю тебя, мой хороший. Жду звонка».

Приняв душ, чувствую себя бодрой и отдохнувшей, будто не три часа спала, а полноценных восемь. Высушив волосы феном, я оставила их распущенными. Раньше я редко им позволяла отрасти ниже плеч, но за два последних года отпустила свою каштановую, с медным отливом гриву до лопаток и немного разбавила осветлёнными прядями. Выглядит очень эффектно. Надев чёрные узкие джинсы и стального цвета водолазку, я отправилась завтракать.

В ресторане на первом этаже отеля я заняла столик у окна. Посетителей очень мало, ведь время для завтрака уже прошло. Сделав официантке заказ, устремила свой взгляд в окно. Московское небо заволокло серыми тучами, и крупные капли дождя застучали по мостовой. Октябрь мрачный, но не самый плохой месяц. Самым ненавистным для меня был и остаётся февраль. Даже май, когда-то принесший мне столько боли и страданий, теперь, спустя годы, ассоциируется с теплом, сиренью и Днём Победы. Я не жила в России дольше, чем прожила в ней когда-то, но 9 Мая был и остаётся одним из моих самых любимых праздников, который мы отмечали с мамой. Мой прадед пошёл всю войну и победу встретил в Берлине. Дед бережно хранил все ордена и медали своего отца и особенно гордился двумя орденами Красной Звезды. Мне не довелось увидеть эти награды, о них мне рассказывала моя мама. Каждый год, 9 Мая мы приносили цветы на могилу прадеда. Следит ли теперь кто-нибудь за его могилкой, и кто хранит его награды?

Задумчиво глядя на дождь, я не сразу заметила, когда в ресторане наступило оживление.

– Вау! Подумать только, какой экзотический цветок в середине осени, да в самом центре столицы. Ребят, мы не зря сюда приехали. – Трое молодых мужчин в деловых костюмах окружили мой стол.

«Ну, началось…» – подумала я с досадой, оглядывая непрошеных гостей, и отмечая их живой интерес к моей персоне.

– Как Вас зовут, прекрасная незнакомка? Позволите к Вам присоединиться?

Видимо, не отвяжутся, даже если я буду молчать, как мёртвый партизан. Не потрудившись придать доброжелательности своему лицу, я пояснила нарушителям моего спокойствия на французском языке, что желаю побыть одна. А прочитав полное непонимание на вытянувшихся лицах, рассказала им на том же французском короткий пошлый анекдот и послала всех троих в задницу. Мне даже весело стало. Но интерес ко мне, как и следовало полагать, не пропал, и компания удобно расположилась за моим столом.

– Вот это бомба! – воскликнул самый разговорчивый рыжеволосый симпатяга. – Вы слышали её голос? Сирена, бля!

– Да, зачётная соска! – отозвался второй, русоволосый парень с колючим тёмным взглядом. – А губы какие, м-мм! Этот бы ротик…

– Закройся, Серый, – прервал разгулявшуюся фантазию рыжий, – вечно ты всё опошлишь. Кстати, а что за язык, французский, что ли?

– Точно французский, – отмер третий персонаж, похожий на грузина. – Серый, ты в школе вроде французский изучал?

– Ага, типа изучал. С тех пор по-французски я помню только «шпрехен зи дойч».

Раздался дружный ржач.

К столу подошла официантка и, поставив передо мной овсянку и сок, спросила:

– Вам кофе сразу принести?

Я ответила ей на французском, чтобы сгинула быстрее и не портила мне сценарий. Вид у официантки был растерянный. А тот, который Серый, задал девушке логичный вопрос:

– Скажите-ка, милая девушка, а как француженка вам сделала заказ, если по-русски не знает ни слова?

Я взяла в руки мобильник, чтобы войти в приложение «переводчик». Девочка оказалась сообразительной и, пока я писала ей, чтобы принесла кофе через десять минут, она объяснила парням, что не принимала у меня заказ, а просто заменила другую официантку. Далее, прочитав моё послание и кивнув, официантка невозмутимо обратилась к парням за заказом.

–Подойди минут через пять, красавица, мы пока не определились, – отшил её рыжий и обратился к своим друзьям: – Вот мы тормоза, переводчик же есть в мобиле.

Серый с грузином тут же уткнулись в свои телефоны, а сам рыжий, вероятно, лёгких путей не искал и, ткнув себя в грудь большим пальцем, гордо заявил:

– Я Юрий, а ты? – указал он на меня.

Я с грустью посмотрела на остывающую овсянку и ответила с сильным акцентом:

– Эсмеральда.

– Твою ж Парижскую Богоматерь! – проявил чудеса эрудиции Серый.

– Так разве бывает, чтоб всё в одном флаконе – потрясная красотка с нереальным голосом, да ещё Эсмеральда! – воскликнул эмоциональный Юрий, не отрывая от меня восторженных глаз.

Сергей стал подсовывать мне свой гаджет, в котором сформулировал какой-то вопрос. Но я, решительно отодвинув его руку, заявила, всё на том же французском, что они меня порядком достали, и я хочу уже позавтракать, и не желаю, чтобы они пялились мне в рот. Говорила я строго и быстро, кивая на свой завтрак.

Самый молчаливый, Грузин, имя которого осталось в тайне, догадался:

– Ребят, мы ей кушать мешаем, наверное.

– Да пусть заправляется, чего ломаться-то? А я хоть посмотрю, как она ротиком работает.

Слова Серого стали последней каплей. Положив ладони на стол, я резко подалась вперёд, вперила пылающий злобой взгляд в хама, и голосом, режущим лёд, металл и мозг, заявила на родном русском языке:

– Просто свали!

Три челюсти синхронно отвалились.

– Не понял… – отмер первым Серый.

Я злобно оскалилась:

– Для недоразвитых могу пояснить. Быстро поджал свой похотливый хвост, прихватил корешей и мигом сдристнул из-за моего стола. Не исчезнешь быстро, мой остывший завтрак украсит твою наглую рожу. Это понятно? – с этими словами я взяла в руки пиалу с кашей.

Безымянный Грузин подорвался первым, бормоча извинения. Серый отпрянул от стола и, отъехав на стуле на безопасное расстояние, сдавленно произнёс:

– Бля, да она ведьма.

Держа пиалу в руках, я медленно поднялась из-за стола. Юрий поднял руки, показывая мне, что сдаётся и произнёс:

– Ради бога, простите моего друга и всех нас, мы уже уходим и не будем Вам мешать. Серый! – он рявкнул на окаменевшего друга и, схватив того за рукав, потащил к другому столу.

Потерь избежать не удалось – я тоскливо осмотрела остывший завтрак. Официантка Алина принесла кофе и с удивлением оглянулась на компанию, расположившуюся через три стола от меня. Положив щедрую купюру на стол, я с улыбкой произнесла:

– Благодарю вас за помощь. А счёт за мой завтрак отнесите вон за тот столик, – я кивнула на компанию неудачливых пикаперов. Девушка растерялась:

– Спасибо большое, но вы не будете возражать, если я вначале уточню у них по поводу счёта?

– Пожалуйста – великодушно согласилась я, отпив глоток крепкого горячего напитка.

– Вы совсем не позавтракали, – огорчилась Алина, – а хотите блинчики с джемом или сгущёнкой? Это будет быстро.

– А давайте с джемом, но блинчики в тот же счёт.

Девушка кивнула, улыбнувшись, и отправилась к мужчинам. Сразу стало понятно, что им донесли мои требования. Борзый Серый воскликнул «Охренеть!», а Юрий со словами «Нет проблем» широко мне улыбнулся и отвесил поклон, приложив руку к груди. Обаятельный парень.

Вместе с блинчиками официантка принесла бутылку не самого лучшего игристого вина и коробку шоколадных конфет в качестве извинений от сбежавшей компашки. Оставив презенты Алине, я быстро расправилась с завтраком и, выходя из ресторана, услышала «Ах*еть!». Подозреваю, что мой вид со спины был оценен по достоинству.

В номере я опомнилась, что чемоданы до сих пор не разобраны и принялась за дело. Классная вещь этот портативный отпариватель, в постоянных странствиях незаменим. А доверять работникам отеля утюжку моих брендовых шмоток я не могу после того, как мне испортили дорогущую блузку. Красивые вещи я любила, но в обычной повседневности, не затрагивающей деловые переговоры, отдавала предпочтение джинсам и удобной обуви. Феликс говорит, что мою феноменальность ничем не замаскируешь, но всё равно настаивает на элегантном стиле. Сегодня я не буду элегантной.

Оглядев себя в зеркале перед выходом, на ум пришло: «ворона в трауре». Джинсы, сапожки, плащ – всё черное. Траур я разбавила любимой, болотного цвета, сумочкой из крокодиловой кожи. Безумно дорогая дизайнерская вещь до сих пор вызывала у меня щенячий восторг. Это был подарок от Андре. Воспоминания о нём вызывали во мне противоречивые чувства, но именно сейчас я подумала о нём с нежностью. Дождь за окном не прекращался. Вот ведь, испортил мне пешую прогулку. Но я закинула зонтик в сумочку с намерением не сдаваться. Лифт я проигнорировала и спустилась по лестнице.

Ещё издали заметила знакомую рыжеволосую фигуру у стойки ресепшна. Юрий настойчиво донимает дежурного администратора. Подойдя к ним ближе, услышала:

– Молодой человек, я же Вам уже сказала, что мы не предоставляем такую информацию о постояльцах нашего отеля, – сдержанным тоном, уже, видимо, не в первый раз произнесла девушка.

Юрий не сдавался. Интересно, а не я ли интересующий его постоялец?

Тут парень заметил меня, и столько было радости в его глазах, будто это не я совсем недавно изображала Медузу Горгону.

– Я нашёл Вас! – радостное восклицание прозвучало словно «я нашёл клад».

– И давно ищете? – спрашиваю серьёзным тоном, едва сдерживая улыбку.

– Давно, – бесхитростно ответил Юрий. – Прошу Вас, послушайте, давайте отойдём в сторонку. Всего пять минут, не отказывайте и не злитесь, пожалуйста.

– Что вам нужно,.. Юрий, кажется? Разве я Вас недостаточно напугала?

– Очень напугали, – поспешно заверил Юрий, – а больше всех Диман испугался. А Серёга вообще решил, что вы… ну, типа фея.

– Фея типа ведьма? – рассмеялась я. – А Диман, надо полагать, ваш третий друг?

Парень кивнул.

– Ну а Вы, Юрий, что подумали обо мне?

– Мне так приятно, что Вы запомнили моё имя, – улыбка парня стала запредельно счастливой. – Да я и не знаю, что подумал, наверное, как Серёга, просто у вас были такие глаза – я таких не видел. И голос такой… Ой, простите, я не хотел Вас оскорбить, не обижайтесь только. Я хочу извиниться и пригласить Вас на обед, только не отказывайте сразу. Мы вели себя, как полные кретины, и мне очень стыдно. – Во взгляде этого большого рыжего парня были мольба и раскаяние.

– А Вам разве совершенно нечего делать в разгар рабочего дня? – выразила я удивление.

– Да мы тут в командировке с ребятами и сегодня оказались свободны, точнее, уже отстрелялись. Зато следующие два дня обещают быть напряжёнными. Вот я и рискнул найти Вас сегодня, чтобы покаяться и предложить… Да всё, что хотите, готов предложить.

– Прямо-таки всё? И не боитесь?

– Боюсь, конечно, но надеюсь на благополучный исход.

– Значит, Вы здесь в качестве парламентёра от своей компании? Опасаетесь, что порчу на вас наведу за сорванный завтрак? – дурацкий разговор меня забавлял.

– О такой проблеме я не подумал, если честно. Но, в любом случае, я здесь сам за себя, – смутился Рыжик.

А почему бы и нет? Парень мне симпатичен, а сопровождение совсем не помешает. Чем я рискую в его компании? Решительно ничем.

– Вы понимаете, Юрий, мне необходимо сделать некоторые покупки, а для мужчин это обычно скучно.

– Разве есть мужчины, которым с Вами скучно? – в его вопросе слышалось искреннее удивление.

– Предлагаю выяснить это прямо сейчас. Вы поможете мне своим присутствием во время шопинга, а потом мы можем вместе пообедать, идёт?

– Идёт, – поспешно заверил Юрий. – Значит, сегодня я в качестве телохранителя?

– Не совсем так. Скорее, в качестве компаньона. А Вас это обижает?

– Да нисколько, готов хоть всю жизнь охранять такое тело и составлять Вам компанию, – с жаром воскликнул парень и предложил мне свой локоть.

До ГУМа мы шли пешком, вдвоём скрываясь под моим огромным чёрно-белым зонтом.

– А как Вас зовут по-настоящему? – спросил Юрий и снова смутился.

Ну, конечно, ведь он ни разу не назвал меня по имени – просто не поверил, что я Эсмеральда.

– А вы разве забыли?

– Ну,.. Вы представились Эсмеральдой, это не шутка?

– А Вам не нравится моё имя? – я изобразила возмущение.

– Очень нравится, оно красивое и необычное, – поспешил оправдаться парень. – Просто для меня и Эсмеральда, и Шахерезада – почти сказочные персонажи.

– Не скажу ничего про Шахерезаду, но Эсмеральда вполне реальное имя.

– Простите, конечно, у такой необычной девушки и имя должно быть необычным. Значит, я могу называть Вас Эсмеральдой? – Юрий спрашивал с явной надеждой на отрицательный ответ и меня это рассмешило.

– Эсмеральда – это моё второе имя, – и, увидев округлившиеся глаза парня, я продолжила: – Так звали мою бабку по отцу. У французов имя первой дочери складывается из имён бабушек. Ещё добавляют имя святого, но я не удостоилась этой чести.

– Так Вы всё же француженка? – в голосе Юрия был слышен восторг.

– А были сомнения?

– Нет, то есть, поначалу нет, а потом, когда Вы нас так лихо отбрили по-русски, я даже и не знаю, что я уже думал. Но на русскую Вы точно не похожи – выглядите, как шикарная иностранка. И как ваше полное имя, мадам?

– Мадемуазель! – шутливо возмутилась я.

– Вот я лох, я же не знаю этих тонкостей, прошу Вас простить моё невежество, мадемуазель… как Вас?

– Диана-Эсмеральда Шеро, – произнесла я с лёгким акцентом.

– Охренеть! Ой, простите, просто я очень впечатлился.

– Да ладно, хорошее, ёмкое русское слово, – успокоила я парня. – И на самом деле, вы не ошиблись – обращение «мадемуазель», благодаря неугомонным феминисткам, скоро канет в Лету. А жаль, мне нравилось быть мадемуазель, но теперь мы все мадам – и древние старушки, и мелкие соплюшки.

– Ух, да вы поэтесса! А, может, перейдём на «ты», Диана?

– Помнится, утром в ресторане Вы мне, Юрий, тыкали, не стесняясь.

– Ну, говорю же, лох невежественный, – в зелёных глазах плескались веселье и раскаянье. Прекрасный коктейль эмоций.

– Ладно, Юра, давай на «ты», кстати, мы уже пришли. Итак, я прилетела в Москву налегке. И теперь мне нужны: обувь, одежда верхняя, нижняя и средняя, кое-что по мелочи, а так же охранник, советчик и носильщик.

– Это всё я! – с готовностью отозвался мой попутчик.

Спустя несколько часов мой охранник-носильщик, навьюченный покупками, тащился к отелю уставший, но довольный.

– Диан, обед мы уже прогуляли, а куда пойдём ужинать? – спросил Юрий, подходя к гостинице.

– Если ты ещё не передумал, то поищи ресторан с итальянской кухней. А через час встретимся в холле, на первом этаже.

– А можно я провожу тебя до номера, заодно сумки донесу, а через час там же встречу? – Юрий широко улыбнулся, и я поддалась его обаянию.

– Если ты пообещаешь не караулить меня там всё время, тогда можно.

– Диан, а будет наглостью с моей стороны, если я попрошу тебя надеть то красное платье?

В этот момент раздался долгожданный звонок моего мобильника, и мы вошли в лифт. Я поспешила принять вызов:

– Привет, любимый, ты уже освободился?

– Ага, а ты что на французском, шифруешься, что ли?

– Типа того. Мой попутчик точно не знает этот язык.

– Это какой там ещё попутчик? Ты куда вообще путь держишь?

– Еду в лифте, а точнее, приехала уже. Перезвоню тебе через пару минут, хорошо?

– Конечно, Мышка, жду.

Я нажала отбой, подходя к двери своего номера. Юрик сверлил меня взглядом, в котором читалась ревность – этого ещё не хватало. Войдя в номер, я пригласила своего нагруженного спутника. Он вошёл, огляделся и одобрительно присвистнул.

– Бросай пакеты на пол, я разберу, и иди, заказывай столик в ресторане, если не передумал, конечно.

– Да не дождётесь, мадемуазель, – с вызовом произнёс парень.

Я расхохоталась, а хмурый рыжеволосый спутник со словами «буду через час», покинул мой номер. Забавный парень. Надеюсь, вечер он мне не испортит.

Я открыла в мобильнике крайний входящий звонок и нажала вызов.

– И что у нас там за попутчики? – без предисловий раздалось из динамика.

– А что это у нас за подозрения?

– Да какие подозрения, я уже с ума сошёл, думая, как ты там отбиваешься от русских мужиков и медведей.

– Реми, ну что ты плетёшь, какие медведи?

– Я не в джунглях живу и видел достаточно роликов – медведи в России свободно ходят по дорогам и даже в городской черте. И мужики там совсем без башни. – Кажется, Реми вовсе не шутил.

– Ну, ты как маленький. Ты же понимаешь, что если бы это была норма, то роликов об этом не было бы.

– Ты смотри, там за руль не садись, у них вообще никаких правил. А в такси езжай только на заднем сиденье, поняла? – Его приказной тон меня позабавил и порадовал – беспокоится.

– Ой, ну всё, запричитал, хватит уже чудить. Лучше расскажи, что там у тебя новенького, по девочкам не бегаешь? – решила я отвлечь Реми от воспитательной лекции.

– Да какие, на хрен, девочки, не до них точно.

– Это что за тон, юноша, ты совсем обнаглел?

– Прости, не буду больше, просто переживаю очень. Я вообще должен быть рядом с тобой, чтобы отстреливать самцов, пускающих вокруг тебя слюни.

– Да ты опасен, малыш, – наигранно ужаснулась я.

– Ага, я ещё тот ревнивец, так что смотри у меня, малышка, – в тон мне ответил Реми.

– Я это учту, милый. Кстати, мы договаривались с тобой общаться на русском, помнишь?

– Вот чьёрт! Но ты сама нарушила правила.

– У меня на то были причины, а вот ты – как планируешь объясняться с русскими безбашенными мужиками?

– Знамо как – на международном языке резких жестов, – рассмеялся Реми.

– Хулиган!

– Всё, Мышка, я погнал, времени нет. Береги себя, люблю тебя очень.

– И я тебя очень люблю, мой сладкий. И не забывай звонить, целую.

Как же я уже хочу к своему Реми.

До прихода Юры осталось пятнадцать минут, а у меня конь не валялся. Но ничего, не барышня – подождёт немного. Вещи разбирать уже некогда и все купленные обновки я разложила на огромной кровати. Да, шопинг удался на славу.

Стук в дверь раздался ровно в назначенное время, а я в чулках и нижнем белье выпрямляю утюжками волосы от заломов после резинки. Надо было назначать встречу через пару часов. Я приоткрыла дверь, предварительно спрятавшись за ней, и выглянула наружу, разглядывая гостя – симпатяга. В пальто нараспашку, благоухающий Рыжик стоял и пожирал взглядом моё обнажённое плечо с тонкой лямкой от бюстгальтера.

– В глаза смотреть! – отдала я резкий приказ и улыбнулась, а гость отмер и смутился. – Юр, сейчас медленно досчитаешь до пяти и войдёшь. Только у меня такой бардак, словно Мамай по номеру прошёлся.

Он молча кивнул, и я закрыла перед его носом дверь. Прихватив платье, сапожки и косметичку, заперлась в ванной комнате. Косметикой я пользовалась нечасто и сейчас лишь немного мазнула чёрной тушью по ресницам, сделав свой взгляд выразительнее.

– Я вошёл, – послышалось из комнаты.

– Хорошо, надеюсь, ты отыщешь место, где присесть.

– Да у тебя тут не бардак, а брендовый беспредел, – вынес гость свой вердикт.

– Ну, тогда наслаждайся.

С макияжем я закончила быстро. На губы нанесла прозрачный блеск – они и так достаточно приметные. Я старалась не использовать яркую помаду, чтобы не акцентировать внимание на моих губах и не быть похожей на Блэйда. Женщины обычно предпочитают увеличивать свои губы, а тут хоть сдувай. Алый стрейчевый трикотаж облегал фигуру, как перчатка. Платье длиной чуть ниже колена, с рукавами в три четверти и небольшим разрезом сзади могло бы выглядеть скромно. Но v-образный вырез, открывающий ложбинку, яркий цвет и тонкая облегающая ткань делали меня в нём если не вульгарной, то вызывающе смелой. А когда это меня останавливало? Замшевые чёрные сапожки на тонкой шпильке прибавляли к моим ста семидесяти сантиметрам ещё десять. Пойду, испытаю парня на прочность.

Встряхнув волосами, я вышла из своего укрытия. Мой гость подскочил из кожаного кресла и… остолбенел. Приятная реакция.

– Долго будешь изображать памятник имени себя? – вопросила я, усмехнувшись.

– Да я ещё там, в магазине, когда увидел, чуть инфаркт не получил, а теперь он, похоже, неизбежен. Мне, чтобы тебя сопровождать, ружьё не помешало бы, – Юра нервно сглотнул.

– Так что, не идём никуда? – я повернулась к большому зеркалу и внимательно себя осмотрела. Согласна, ружьё было бы не лишним. На фоне очень тонкой талии моя грудь, полного третьего размера, смотрелась впечатляюще. Обычно она выглядит скромнее, когда я так явно не подчёркиваю талию. Позади меня, почти вплотную, стоял Юрий.

– Откуда ты такая, Диана? – с придыханием спросил он.

Память откинула меня на много лет назад, где, в такого же цвета платье, я была на вершине славы.

– С Олимпа, вестимо.

Глава 8

2003 год

Воскресное утро было солнечным. Я была бы рада поспать подольше, но солнышко сквозь незашторенное окно слепило глаза. Я уткнулась лицом в подушку, но сон уже не шёл. Из кухни тянулся аппетитный аромат свежей выпечки, и желудок требовательно заурчал. Ах, да – я же ела почти сутки назад. Днём не успела, а вечером мы с Серёжей танцевали почти до упаду. И когда я к десяти часам вечера вернулась, мне было лень даже челюстью работать.

Странно, Эльвира вечно на диете, а тут такие ароматы – небось своего Гоблина решила порадовать. Часы показывали половину девятого. Пойти позавтракать или сначала помыть голову? Недолго думая, сделала выбор. Процедура мытья головы была обычно долгой, сложной и забирала очень много шампуня и времени. Носить на голове такую гриву было нелегко – волосы отросли уже ниже попы и были густыми и тяжёлыми. Ухаживать за ними без мамы я не привыкла, и мне было невероятно трудно, но отрезать их я не решалась.

В дверь ванной комнаты постучали, когда я сушила волосы полотенцем. Бабкин голос нежно пропел из-за двери:

– Дианочка, ты тут?

Интересно, если я скажу, что меня здесь нет, она пойдёт меня искать в другом месте? Но я решила не вредничать. – Да, Эльвира, я мыла голову.

– Детка, ты скоро выйдешь, а то у нас гости?

Что это ещё, блин, за гости? Неприятно заныло под ложечкой – хоть бы не те, о ком я думаю. Но что-то мне подсказывает, что именно ТЕ.

– Мне волосы надо высушить, – отозвалась я.

А ещё мне необходимо успокоиться, досчитав до трёх миллионов, и поразмышлять под гудящим феном.

Спустя десять минут, чистая и одетая в джинсы и футболку, я вышла к гостям. Ещё слегка влажные волосы перехватила сзади мягкой резинкой. Войдя в гостиную, я сразу наткнулась на ледяной взгляд голубых и таких зачем-то похожих на мамины, глаз. Видимо, это и есть моя тётушка. Если бы взглядом можно было уничтожить, то меня бы уже соскребали с пола.

Надежда сидела за столом с видом императрицы перед объявлением своей беспощадной воли попавшим в немилость подданным. Облегающее тёмно-синее платье подчёркивало стройную фигуру и не слишком заметную грудь. Платиновая блондинка была, наверное, красивой, но я не могла быть объективной по отношению к этой белой крысе.

Рядом с ней сидел пухлый очкарик с добродушным лицом. Он был явно старше блондинки и, однозначно, милее. Пухляк смотрел на меня с любопытством и улыбался. Напротив этой парочки расположились лучезарная Эльвира и грозный полковник. И все дружно пялились на меня, а у меня создалось ощущение, что я на суде присяжных.

– Давай-ка, Дианочка, присаживайся к столу, будем знакомиться и завтракать. – И, ужас какой – бабка указала на место во главе стола.

Ох, а можно мне где-нибудь в углу посидеть? А лучше свалить подальше от этого стола и от этого дома с его опасными обитателями. Но я молча, нетвёрдой походкой подошла и села за стол. Передо мной стояла чашка какао, а на широком блюде посреди стола лежали, сложенные конвертиками, вкусно пахнущие блинчики. Желудок тут же громко отреагировал на аромат голодным урчанием. Какой позор! Эльвира снисходительно улыбнулась и поспешила объяснить гостям:

– Дианочка просто вчера не поужинала, она очень много занимается и сильно устаёт, а о еде часто забывает.

Бабкиным масляным голосом можно было дверные петли смазывать. Что это с ней?

– Диана, – продолжила Эльвира, – познакомься, это твоя тётя Надя.

– Надежда Ивановна, – неласковым тоном поправила бабку «ледяная сосулька».

– А это Эдуард Алексеевич, – как ни в чём не бывало продолжила бабка.

Я молча кивнула гостям, потому что в зобу уже давно дыханье спёрло. Нет, ну а что мне было ответить – «очень приятно»? Так это враньё. А то, что я Диана, они и так в курсе. Чтобы усмирить пустой желудок, я взяла в руки чашку и, выпив сразу половину тёплого напитка, закашлялась под пристальными взглядами.

– Я на минутку, извините, – придушенным голосом просипела я и вылетела вон из кухни.

–Ужас какой! – послышался брезгливый голос тётки.

Я заперлась в ванной, прокашлялась и сполоснула лицо холодной водой. Господи, помоги мне это выдержать. Осторожно выходя из своего укрытия, услышала голос полковника:

– Нет, ну а что вы хотели, да я бы вообще обос*ался под такими взглядами, а она лишь поперхнулась.

– Лёнечка! – воскликнула шокированная бабка.

– А что Лёнечка? Вы познакомиться собрались или смертную казнь ей выносить? Что глазами лупите? Знаете, как это выглядело – ты, девочка, пока кушай, а мы в тебя постреляем.

– Да что вы такое говорите, Леонид Петрович? – холодный тон тётки сменился на обиженный.

– Да я говорю, как есть. Я в своём доме, а вы у меня в гостях, а не на заседании суда над врагом народа. А если вы приехали вые*нуться, то можете валить к себе домой, и там друг перед другом выё*ывайтесь.

Громыхнул стул, и послышались тяжёлые, торопливые шаги полковника, покидающего поле боя после разгрома врага.

Я рванула в свою комнату. Вот это Полкан! Вот это он выдал! Дать оценку его действиям не получалось, так как я слишком разволновалась. Из коридора послышался визгливый тёткин голос и всхлипывания, сливающиеся с причитаниями расстроенной бабки и тихим бухтением Пухляка. Уходят, а точнее, сбегают, как трусливые крысы. Ну и скатертью им дорога, и ветра попутного и порывистого.

Эльвира вторглась на мою территорию спустя часа два. Наверняка распиналась перед Полканом. Глаза у бабки были покрасневшие, нос слегка распух. Она тяжело вздохнула и спросила:

– У тебя были на сегодня планы, Диана?

Были? Неожиданная постановка вопроса и, видимо, не судьба этим планам сбыться.

– Я планировала съездить на кладбище, а потом встретиться с девочками, – ответила я.

– Девочки могут и подождать, а на кладбище зачем? Ты же туда каждую неделю ездишь. Что ты там делаешь одна – страшно ведь.

– Я разговариваю с мамой и мне совсем не страшно, – призналась я с ноткой вызова в голосе.

– Ну, ладно, – смутилась бабка, – через неделю съездишь. – И на мой вопрошающий взгляд пояснила: – Диана, нам необходимо собрать твои вещи, можно пока только самые необходимые, на первое время, и я отвезу тебя к тёте Наде.

В глаза мне Эльвира не смотрела. Всё же вынесли мне приговор. Сердце колотилось по рёбрам, позвоночнику и, кажется, даже в горле. Просить, чтобы меня оставили здесь, не было никакого смысла. Бабка всё видела, всё понимала, но всё равно приняла решение. Ну что ж, этого следовало ожидать. Просто я немного расслабилась, а теперь пришло время собраться и сгруппироваться.

На такси до тёткиного дома мы добрались за тридцать пять минут. Если учесть, что сегодня воскресенье, то на маршрутке, в будний день придётся ехать больше часа до центра и ещё плюс час до школы. Как же мне теперь быть – вообще, что ли, не спать? Ладно, придумаю что-нибудь, лишь бы не другая школа.

На лифте мы поднялись на двенадцатый этаж шестнадцатиэтажного дома и остановились перед красивой, бронированной дверью. Замуровались, как в бункере, значит, есть повод бояться. Дверь нам открыл Пухляк и широко улыбнулся.

– Проходите, мы вас ждём, вот тапочки, пожалуйста. – Хозяин квартиры раздал нам тапочки и проводил в просторную кухню, где за накрытым столом восседали три ледяные скульптуры. Дубль два!

Скользнув мельком по тётке, мой взгляд остановился на русоволосом парне. Это и есть тот сволочной, белобрысый Артурчик? Красивый мальчик, но неприязненный взгляд голубых, как у матери, глаз и презрительно искривлённые губы меня сразу насторожили. А что я, собственно, здесь ожидала – ковровую дорожку, фанфары и шарики?

– Чё уставилась? – подал голос высокомерный красавчик.

– Запоминаю, – невольно вырвалось у меня.

– Артур, – воскликнула бабка, – это что за поведение? Ты даже не поздоровался.

– Привет, Эльвир! – сориентировался этот придурок, продолжая пялиться на меня.

Ну, давай, смотри, козёл, тем более есть на что посмотреть.

Белобрысая, тощая пигалица с двумя жиденькими косичками запоздало выскочила из-за стола и бросилась обнимать бабку.

– Снежаночка, принцессочка моя, как же я соскучилась, моя куколка!

Куколка, блин, пуколка – моль бледная.

– Эльвира, а ты что мне принесла? – пропищала Моль.

Я закатила глаза – детский сад! Сколько, бабка сказала, лет этой принцессе Дурандот? Кажется, она на год младше меня. Да-ааа…

– Ох, прости, моя маленькая, я ничего не успела купить, но я дам тебе денежку, и ты сама купишь, что захочешь, хорошо? – бабка сюсюкала с ней, как с недоразвитой. Да она так и не разовьётся никогда.

– Ну ладно, – капризно протянула куколка.

– Дети, – прервал Пухляк сюси-пуси, – познакомьтесь, это Диана, она ваша двоюродная сестра и теперь будет жить с нами. Но об этом мы вас уже предупреждали.

– И где она будет жить – в вашей спальне или в Снежкиной? – лениво поинтересовался Артурчик.

– Пока в зале, а потом видно будет, – раздражённо ответила тётка.

– Там же у нас телевизор и компьютер, – раздался противный писк.

– Тогда поменяйся с ней местами, – заржал Артур.

– Ага, конечно, тебе хорошо, у тебя ноутбук есть. Пусть она спит в кухне, на диване, – захныкала Моль.

Эй, ау! А ничего, что я тоже здесь присутствую? Неужели нельзя было обсудить это заранее. Абсолютно идиотская ситуация, и что мне делать – продолжать и дальше прикидываться глухонемой? А может, если я уйду, они и не заметят? Я действительно повернулась к выходу и сделала пару шагов. Заметили.

– Ты куда? – в один голос спросили бабка и Пухляк. Наверное, только они меня и видят. Может, ещё слух у этой «семейки Адамс» проверить – послать их всех громко в жопу.

– А где можно руки помыть? – нашлась я.

– Пойдём, я тебе покажу, – подхватился Пухляк и повёл меня по коридору. – Ты не обращай внимания, ладно? Дети просто немного растерялись, а вообще они очень хорошие.

Даже интересно – это он о чьих хороших детях сейчас говорит?

– Ладно, – безэмоционально согласилась я.

– Дианочка, присаживайся к столу, тебе надо покушать. Ты же так ничего и не ела – запричитала Эльвира, когда мы с Пухляком вернулись в кухню.

Не говорить же при всех, что пока она умасливала полковника сегодня утром, я успела схомячить три блинчика. Конечно, они уже давно провалились и переварились, но терпеть пока можно. Обедать в этом серпентарии я точно не смогу.

– Спасибо, но я не хочу пока, – ответила, глядя в глаза Эльвире и, кажется, её мозг посетило просветление.

– Ох, мы же забыли кое-что купить, – встрепенулась бабка и встала из-за стола. – Пойдём, Диана, сходим в магазин.

– И я с вами, – пискнуло бледнолицее привидение, услышав волшебное слово «магазин».

– Да? – растерялась бабка. – Снежаночка, нет, ты лучше кушай, вон ты какая худенькая, а я сама схожу и куплю тебе, что скажешь.

– Я хотела тебе куклу показать, – капризно загундела Снежаночка.

Нет, ну какой же противный голос. Куколка захотела куколку, лучше кляп ей купи, чтобы поберечь мои уши.

– Деточка, куклу в другой раз, ладно? У меня сейчас просто денежек не хватит, – сокрушённо промямлила бабка и ломанулась к выходу, увлекая меня за собой, а Моль скривила бледные тонкие губки и сморщила бледный носик.

Ага, заплачь ещё, а я поржу.

– Дианочка, – причитала по пути в супермаркет бабка, – как же ты будешь в школу отсюда добираться?

Да как, блин – на собаках! Вовремя же ты озадачилась этим вопросом, кляча старая.

– Вот, смотри – я купила тебе большой флакон шампуня, новую зубную щётку и вот ещё немного денег на проезд. Теперь пойдём, купим тебе перекусить. Я же поняла, что ты не можешь там покушать, но надо привыкать, деточка. Что тебе купить? – бабка суетилась, как квочка.

– Йогурт питьевой, – хмуро ответила я.

– И всё? Может, булочку? Раньше ты была такая сбитая, крепенькая, что я даже искала для тебя диету, а сейчас вон совсем растаяла. Одна булочка тебе не повредит, если не увлекаться. Но кушать надо, чтобы были силы. А то вон, наша Снежаночка такая хрупенькая, что… – и бабку снова понесло.

Вот что она за человек и как устроен у неё мозг? К чему она сюда свою стрёмную Моль приплела?

– Мама твоя, небось, смотрит на тебя сверху и волнуется, – всхлипнула бабка.

– Про маму только не надо, – грубо отрезала я, и бабка обиженно поджала губы.