Милорд Верд открыл портал в холл своего поместья. Ну действительно, куда же еще меня выгрузить? Босиком да в его рубашке? С ошметками от несостоявшегося свадебного платья, которое я почему-то прижимала к себе. Только в трогательные объятия Джона, его же камердинера.
Про объятия – это, конечно, иносказательно. Но камердинер захлопотал вокруг меня, как наседка вокруг долгожданного цыпленочка.
– Миледи! Какое счастье! И портал открывал милорд! Он за вами идет?!
– Джон. Пожалуйста. Не надо вопросов.
Тут он обратил внимание на мою одежду. И на мое состояние.
– Миледи желает пройти к себе в комнату?
– Да, Джон, спасибо.
– К вам прислать Оливию?
– Не нужно. Свяжитесь только с милордом Милфордом. Скажите, что со мной все в порядке. Просто меня перстень ночью в… лес занес. Он поймет. И попросите его известить моих родителей.
– Слушаюсь, миледи.
Я поднялась в свою комнату. Пока шла, мечтала о душе. О том, как сорву рубашку Ричарда и кину в камин. И сожгу. Как буду сдирать кожу мочалкой. Как разгромлю комнату в его проклятом поместье. Вошла в спальню. Посмотрела на картину… Теплый ветер на ней по-прежнему развевал занавески. И я по-прежнему чувствовала его на своем лице. Без сил опустилась на пол, обняла колени. Не знаю, сколько я сидела на полу, не шевелясь, уставившись в эту картину… Сжимала остатки свадебного платья. Как там говорила портниха: в материал вплетают первый лучик солнца и последний лучик луны, чтобы жизнь у пары была счастливая? Видимо, это не наш случай, хоть что вплети…
Страдала я долго. Но в какой-то момент мне стало противно. И что я так расквасилась? У меня что – жизнь на этом закончилась? Зачем я раз за разом пытаюсь что-то доказать человеку, который меня не слышит? С чего я рыдаю? Руки заламываю… С какого перепуга?
Ричард не верит – удачи ему в славном пути. Думает, что я ему изменила, – вот пусть и пройдет… этим самым лесом, в который забился. Я унизила сама себя тем, что пришла к нему? Ну и пусть. Зато получила удовольствие. Будет о чем вспомнить на старости лет, поругивая внуков за вольное поведение…
– А сейчас поднялась, навела красоту – и домой. На работу выйти. Учеников для подготовки к вступительным экзаменам набрать. В оставшееся время – плавать. И на каток. А все эти глупые мысли о несчастной любви – от безделья.
Вышла я спустя час, приведя себя в порядок. Спина прямая, старательно улыбаюсь.
– Миледи, – бросилась мне навстречу Оливия. – Как хорошо, что вы здесь.
– К сожалению, я ненадолго.
– В гостиной вас ожидает император.
– Давно?
– С полчаса уже.
– А что же вы сразу не сообщили?
– Приказал не тревожить.
– Оливия, а у нас есть чем пообедать? Может, он голодный?
– Сейчас же в столовой накроем.
– Спасибо, – сказала я. И поспешила навстречу императору.
– Добрый день, Фредерик, – улыбнулась я ему, все-таки сделав положенный реверанс. А что – местное длинное платье вполне вдохновляло.
– Вы заставили нас поволноваться, – поднялся мне навстречу император.
– Простите, перстень, который я обещала не снимать… оказался с норовом. Я попала в лес. Там был милорд Верд. Честно говоря, я была уверена, что я сплю.
– Ваше исчезновение заметил Пауль в девять утра.
– Что же ему не спалось-то? – поморщилась я, представляя себе, какая поднялась паника.
– Куда-то отпроситься у вас хотел.
– Родители уже знают, что со мной ничего не случилось?
– Да, конечно.
– Спасибо вам.
– Я не вижу на вас перстня!
– Отдала, – усмехнулась я.
– Не помирились?
– Нет, Фредерик. Милорд Верд меня просто не слышит. С чем я его и поздравляю.
– О… уже язвительность! – почему-то обрадовался император.
– Есть такое, – пробурчала я.
– Мой старший сын – идиот. Влюбленный. Ревнивый. И потому ничего не соображающий.
– Не смею спорить с вашим величеством.
– Где он сейчас?
– В каком-то лесу. Сидит либо у костра, либо в какой-то избушке.
Император хмыкнул.
– Можно я скажу вам правду, Вероника?
– Слушаю вас.
– Вы понимаете… Перстень – артефакт, конечно, очень мощный. Но не наделенный мышлением. Он не живой. Он всего лишь выполняет приказы хозяйки.
Я вскочила:
– Вы понимаете, что вы мне только что сказали, ваше величество?
– Конечно, – удивился император. – Ровно столько, сколько я планировал вам сказать. Вы сами отправились к Ричарду. Это вы хотели его видеть. И были так решительно настроены, что пробили его защиту от вторжений. Мне, кстати, это не удалось. Значит – и он хотел вас видеть. Я так понимаю, больше чем хотел.
Закрыла лицо руками.
– Ну что вы… – мягко сказал император. – Хотеть… видеть любимого мужчину – это не просто хорошо. Это же замечательно. Что вас в этом смущает?
– Пожалуй, Фредерик, я не буду отвечать на этот вопрос. С вашего позволения, конечно. К тому же слуги наверняка накрыли на стол. Вы же не обедали?
Император согласно кивнул.
– У меня было такое утро, что я еще и не завтракал…
– Позвольте вас сопроводить в столовую, – улыбнулась я.
– Позволяю, – и он протянул мне руку.
Я на полном серьезе склонилась в реверансе – все как положено. Вложила в его руку свою. И мы чинно отправились.
– Из артефактов на вас остался только браслет, – говорил император, прощаясь. – Он сильный, но этого явно недостаточно. Поэтому я после обеда над ним поколдую – усилю защиту.
– Спасибо вам.
– Просто будьте счастливы… – улыбнулся Фредерик. – И можно вас попросить, Вероника?..
– Да? – удивленно посмотрела на императора. О чем он может просить меня?!
– Бросайте затею с сигаретами, пожалуйста. Вам не идет!
– Слушаюсь, ваше величество.
– Не ерничайте. И не злитесь на милорда Милфорда. Ему по должности не положено что-то от меня утаивать.
Дома, когда улеглась суматоха, вызванная моим появлением – мама плакала, я ее утешала, – ко мне подошел Паша.
– Мама, я бы хотел с тобой поговорить.
– Дочка, – заглянул папа, – мы по магазинам. За продуктами. Что-то тебе привезти?
– Мандаринок. Представляешь, я их в этом году еще не пробовала.
– И внукам любимым надо конфеток, – не удержался Паша. Я рассмеялась и обняла его.
– И что такое важное ты хотел со мной обсудить, что поднялся в девять утра? – мы прошли с ним в отцовский кабинет.
– Вот зря ты смеешься. Паника здесь была изрядная.
– Прости.
– Мама, я хочу вернуться в империю Тигвердов.
– Что? – опешила я.
– В Академии за мной сохранили место. И… понимаешь, мне там интереснее, чем здесь. Там – магия. Там я могу стать кем-то. Сделать что-то значимое.
– Ты и здесь можешь, – растерялась я.
– Например? – презрительно фыркнул Паша.
– Выиграть Олимпийские игры в фехтовании на шпагах.
– Так одно другому не помеха.
– В каком смысле?
– Я договорился – мне позволят посещать тренировки в школе Олимпийского резерва. Здесь, у нас. По вечерам мне будут давать увольнительную. Исполняющий обязанность начальника Академии не против. Тяжеловато будет, зато не скучно. И с тобой будем видеться. А на выходные ты, как обычно, будешь нас с Рэмом забирать. Ну, если мы во что-нибудь не ввяжемся.
– Паша, ты понимаешь, что после Академии ты будешь военнообязанным? И попадешь в имперскую армию. Я не думаю, что милорд Верд или его величество будут тебя прикрывать или оставлять в столице для того, чтобы ты блистал на балах и парадах.
– Я и не хочу этого.
– А ты забыл, как, допустим, милорд Верд добился своего высокого положения? Ты забыл, что его называют имперским палачом? Ты знаешь, что у него убили мать и он сорвался, залив мятежную провинцию кровью? И это скромно называется «нервным срывом»… Ты знаешь, что из боевой пятерки милорда Верда двое уже погибли?!
– Но это не обязательно случится со мной, – упрямо сжал губы Павел.
– Но я не готова к тому, чтобы отправлять своего сына в мясорубку во славу империи Тигвердов!
– А поместье получить ты готова?! От этой самой империи?
У меня в голове помутилось от этого хамского тона, от презрительно поджатых губ. От надменного аристократизма, который я ненавидела во всех проявлениях.
И я впала в такой ярый гнев, что у меня захолодел позвоночник, а в горле, наоборот, заклокотал огонь. Плохо понимая, что делаю, я черпанула силы в защитном браслете – мне показалось, что он протестующе пискнул, – и распяла Пашку на потолке в позе морской звезды. Как это уже делал милорд Верд, когда наказывал их с Рэмом. Полюбовалась на дело рук своих, прошипела обалдевшему сыну:
– Никогда не смей разговаривать со мной в таком тоне.
И потеряла сознание.
Пришла в себя от того, что меня кто-то осторожно похлопывает по щекам.
– Миледи Вероника. – Надо мной склонился целитель Ирвин. – Пришли в себя? Отлично… А сейчас аккуратненько так приподнимайтесь. Отлично. Пьем настоечку. Хорошая настоечка… Невкусная?
Я закивала.
– Зато полезная! А то я занимаюсь с мастером Феликсом, а мастер Рэм прибегает, говорит, вам нехорошо.
– Мам! Ты крута неимоверно! – раздался с потолка восторженный вопль Паши.
– Божечки! – схватилась за голову. – Я так надеялась, что мне все это померещилось…
– Ты что! – Паша на потолке лучился от гордости. – Это же классно! Ты, мать, маг!
– Что б хорошее…
– Это и есть самое лучшее! Смотри, Рэм, что мама творит!
– Это что ты творишь, – отвязался на него Рэм. – Матушку довел. Миледи Вероника, вы можете подняться?
– Наверное, могу. – Я вопросительно посмотрела на целителя.
– Осторожненько только.
– Матушке гип-гип, ура!!!! – никак не мог угомониться Паша.
– Жаль, я тебе еще и звук выключать не умею, – проворчала я.
– Миледи, – обратился ко мне целитель, – я, конечно, понимаю, что мастер Пауль заслужил наказание. Но, может быть, вы все-таки снимете его с потолка? Что-то мне подсказывает, что ваши уважаемые родители будут нервничать, увидев подобное.
– Ирвин, – я не знала, смеяться мне или плакать, – дело в том, что я понятия не имею, как у меня это получилось. А уж тем более не знаю, как снять с потолка этого гаденыша…
Милорд Милфорд выглядел уставшим. Но это не помешало ему с детским любопытством и чистым, незамутненным восторгом любоваться на морскую звезду в исполнении моего сына.
– Я думал, так развлекается только Рэ, – обратился он ко мне.
– Точно, – прокомментировал с потолка Паша, – он так при маме делал.
– Он, правда, еще звук убирал, – недовольно поморщился начальник контрразведки. – А как это получилось?
– Я маму достал.
– Мастер Пауль, вы сейчас и меня достанете. И это будет гораздо хуже. Для вас. Я пока разговариваю с миледи Вероникой.
Честно говоря, я думала, что на такой пассаж мой сын разразится какой-нибудь гневной и протестующей речью на тему: «Свободу попугаям!» Однако Паша четко ответил:
– Моя вина, милорд. Приношу извинения.
– Итак, – обратился ко мне глава контрразведки. – Что вы почувствовали?
– Дикий гнев. У меня был тяжелый день, – расстроенно проговорила я.
– Где вы взяли энергию?
– В браслете.
– А перстень где?
– Вернула.
– Простите, – тихо посочувствовал он.
– Ничего. Но я ума не приложу, что с этим потолочным украшением делать.
– Снимите, – достаточно безразлично пожал плечами милорд Милфорд.
Провозились мы около часа. Реально, мне было проще пригвоздить сына к потолку, чем понять, как я это сотворила. Необходимо было обернуть заклинание вспять, но ничего не получалось. По мнению Милфорда, магия во мне отсутствовала как таковая.
– Ничего не понимаю! – приговаривал он. – Вот вы же как-то это сделали! И как-то создавали порталы! Только не в те места, куда надо… Что ж такое!!!
Потом выяснилось, что он тоже не может расколдовать Пауля. Я дергалась все больше и больше. Рэм предложил свою помощь. Вдвоем им удалось лишить наш дом потолочного украшения. Но я так и не поняла – как. Такое ощущение, что кто-то или что-то, вдоволь надо мной поглумившись, отменил заклинание как таковое. И Пашу очень аккуратно опустил на пол.
– Я буду рекомендовать его величеству закончить на этом наши занятия магией. Или предоставить вам другого учителя. Простите, Вероника, но я явно не справляюсь, – сказал мне напоследок начальник контрразведки.