Несколько мгновений, показавшихся мне вечностью, я пыталась устоять на ногах и взять себя в руки. Ну кто там утверждал, что планета Земля большая? Чушь! Маленькая она. Бесконечно маленькая.
Наконец, переговорная прекратила свою бешеную свистопляску вокруг меня. Положив последний экземпляр нового договора на положенное ему место, я поймала на себе хмурый взгляд Борисыча. Он заметил, в каком состоянии я нахожусь. Но промолчал. Первая заповедь шефа: противник не должен знать, на сколько мы слабы.
Наконец все расселись. И сын Джузеппе, имя которого опять вылетело у меня из головы, равнодушным голосом, словно он от всего смертельно устал, приветствовал нас. А затем и представил Алекса. Как Александра Дюваля. И все. Ни занимаемой должности. Ни за что отвечает. Ни почему тут присутствует. Впрочем, о последнем все сразу догадались, когда итальянец все так же бесцветно пояснил, что его отец находится в больнице после сердечного приступа. Состояние тяжелое, врачи разводят руками, и бла-бла-бла. Мы все прониклись. Особенно после того, как нам сообщили, что Джузеппе Диарелли требует заключения контракта, находясь чуть ли не на смертном одре.
Поймав себя на такой циничной мысли, я с трудом удержалась от того, чтобы не поморщится. Не мне судить Диарелли. Каждый сам кузнец своего счастья. И несчастья тоже.
Пока я разбиралась со своим изменившимся мировоззрением, переговоры начались. Каждый практически бесшумно пододвинул к себе новый экземпляр договора. Все углубились в чтение. А я мысленно надавала себе оплеух. Что-то я совсем раскисла. И позволяю мыслям гулять непонятно где во время важных переговоров. А я пока еще работаю на корпорацию.
Мне и Танечке читать не было нужды. Этот документ составляли мы. С учетом всех пожеланий итальянской стороны. Не факт, что именно эту бумагу в итоге подпишут Борисыч и итальянцы. Но вот ее содержание я знаю почти как отче наш.
Воспользовавшись паузой, я украдкой покосилась на Алекса. Сердце сжалось в мучительном спазме. Во-первых, вампир осунулся и подурнел. Будто обычный человек. На бледной, почти пергаментной коже, без малейшего признака румянца, под потемневшими, карими глазами лежали глубокие тени. Карий цвет глаз меня удивил, но не настолько. Сейчас чуть ли не на каждом углу можно было без проблем купить цветные линзы. Еще и со зрачком самой разнообразной формы и текстуры. Так что цвет глаз точно не являлся проблемой. А вот очевидная измученность Алекса меня удивила. Еще когда мы были вместе, я заметила, что его кожа в принципе румянцем похвастаться не может. Но сейчас она была какой-то истончившейся, желтоватой. Если бы вампир был простым человеком, я бы сказала, что он тяжело болен. Или длительное время хронически не высыпается.
А еще изменились волосы. Стрижка у Алекса сейчас была куда короче, чем тогда, когда мы только встретились. Сейчас бы точно не получилось зарыться в его прическу пальцами, пропуская сквозь них шелковистые пряди. Фактически, вампир сейчас носил любимый большинством мужчин «ежик». А еще в густых темных волосах проглядывали седые прядки. Так не бывает. Или бывает?
Увлекшись разглядыванием родного существа, я пропустила момент, когда все закончили изучение договора. Несколько пар глаз впились в меня в явном ожидании. И среди них неодобрительный, подозрительный взгляд шефа. По моей спине вниз пробежала холодная липкая струйка. Я неожиданно осознала, как сильно Алекс рискует, появившись прямо под носом главного чистильщика. Ужас перехватил горло стальными тисками. Но, как ни странно, помог собраться с мыслями. Переговоры начались. Вернее сказать, возобновились.
На этот раз всю флегматичность и равнодушие итальянцев как ветром сдуло. Бруно Пеларатти откровенно бесился, бросая на меня такие взгляды, что если бы я была хотя бы деревянной, то уже давно бы сгорела без следа, не оставив после себя даже пепла. Алекс зорко следил за каждым движением, за каждым словом чистильщиков. И даже сын Джузеппе утратил свое безразличие. Обстановка накалялась.
Танечке сегодня приходилось туго. Она не замолкала ни на секунду, раз за разом прикладываясь к стакану с минеральной водой, чтобы смочить пересохшее горло. Как она успевала отслеживать словесный пинг-понг, которым перебрасывались между собой Борисыч, Ипатов и итальянцы, для меня было загадкой. Никогда мне не понять этой тяжелой и неблагодарной работы переводчика-синхрониста. Хотя, я точно знаю, этот труд хорошо оплачивается.
Вода на столе перед Танечкой закончилась быстро. Задолго до обеденного перерыва. Сидевший рядом с переводчицей Миша, осторожно пододвинул ей свою, почти нетронутую бутылку. Я уловила Танечкин ответный благодарный взгляд, и поняла, что между этими двумя не все так просто.
Сама я почти не говорила. На публику так точно. Лишь изредка тихонько поясняла шефу логику составленного документа. И каждый раз, когда мне приходилось двигаться, склоняться ближе к Борисычу, у меня все холодело внутри. Казалось, Алекс смотрит на меня, не отрываясь. У меня даже руки подрагивали от ощущения этого взгляда. Хотя на самом деле кроме вежливого интереса в самом начале, когда нас представляли друг другу, я больше не уловила ни единого взгляда.
В течении трех часов успели обсудить примерно половину документа. Как ни удивительно, и итальянцы, и Борисыч согласились почти со всем. В договор внесли только пару мелких правок, касающихся сроков доставок.
В начале второго шеф, демонстративно глядя на часы, предложил прерваться на обед, и пригласил итальянцев присоединиться. Мученически вздрогнула Танечка. Переводчик у нас один. А это значит, что поесть спокойно ей не дадут. Злобно сверкнул на меня глазами Бруно. Алекс бросил быстрый взгляд в нашу сторону: то ли на шефа покосился, то ли на меня глянул. Сын Диарелли кивнул головой, от имени всех принимая приглашение.
На выходе из переговорной возникла небольшая заминка. Борисыч, как человек воспитанный, пропускал итальянцев вперед. Но Бруно слишком очевидно и слишком злобно смотрел в мою сторону, не торопясь выходить. У меня ноги стали ватными. После вчерашнего, после жуткой во всех отношениях ночки, стычка с мерзким итальяшкой – последнее, что мне нужно. Я прочно приклеилась к боку Борисыча, старательно глядя в сторону. А что? Меня очень даже беспокоит состояние нашей переводчицы, которую заботливо поддерживает под руку Миша.
Закончилось все тем, что Алекс, очевидно потеряв терпение, или разгадав маневры Бруно, подошел к тому, и цепко ухватив за локоть, вывел в коридор. Шеф провел парочку хищным взглядом. Мои силы стремительно таяли.
Обед прошел мимо меня. То есть, я что-то ела, и даже что-то говорила. Но болезненное состояние нарастало. Сказывалось нервное напряжение последних дней, перелет и мои переживания по поводу Алекса. На обратном пути в переговорную я вдруг четко осознала: приближается приступ. Внутри взметнулась паника. Нужно было срочно уходить, если я не хочу рухнуть на пол, обливаясь кровью из носа, прямо перед будущими партнерами.
Но неожиданно все встало с ног на голову. Шеф скупо кивнул, соглашаясь, на мои тихие пояснения почему мне необходимо срочно уйти. Возмутился и запротестовал Пеларатти, что-то гневно требуя по-итальянски. Но мне уже было все равно, что он там лопочет, и что пытается перевести Танечка. Меня накрыло.
Без какого-либо перехода или подготовки меня скрутил спазм такой силы, что мраморный пол мгновенно выскользнул у меня из-под ног. От жуткой, раздирающей внутренности на части, боли в глазах потемнело. И я улетела в пропасть.