Тайна девственницы

Глава 1

Лондон, 1885 год

– В этом году аборигены ведут себя весьма неспокойно. – Натаниэль Харрингтон обвел взглядом толпу, которую он разглядывал, стоя на балконе их лондонского дома.

– В конце концов, сейчас весна, – заметил его старший брат Куинтон, – начались брачные ритуалы.

– Полагаю, сливки лондонского общества не захотят слушать наши истории о сезонных празднествах и брачных играх, – криво улыбнулся Нат.

– Какой же ты внимательный в своих наблюдениях.

– Внимательность и аккуратность здесь ни при чем. Они никогда не играли существенной роли в общественной жизни. – Нат бросил взгляд на брата. – Как, к счастью, и твоя пунктуальность.

Куинт пожал плечами:

– Я просто светский человек, что в этом такого?

– Ты покинул Египет на две недели раньше меня и приехал в Лондон на пять дней позже. Что тебя задержало? Где ты был?

– Да везде. А насчет того, что меня задержало, – это выдающийся, просто необыкновенно правильный, – Куинт ухмыльнулся с таким видом, будто говорил о нескольких недоступных женщинах, которых ему удалось соблазнить, – мужчина, который всегда поступает только по совести и с которым подчас очень скучно иметь дело!

Бровь Ната поползла вверх.

– Когда ты говоришь про совесть, ты имеешь в виду меня?

– Вот именно, мой маленький брат! – возликовал Куинт. – Ты моя совесть, хранитель моей добродетели и морали, ты…

Нат рассмеялся:

– Я не думаю, что у меня это получается.

– И я за это тебе благодарен.

Ему не хотелось соглашаться с едким замечанием брата, но в душе он понимал, что его жизнь была бы необычайно скучна, если бы не склонность Куинта непрерывно искать приключения.

Когда Нат закончил свое обучение, Куинт предложил присоединиться к его поездкам и поискам потерянных сокровищ. Вместе они побывали в таких далеких и странных землях и местах, о которых Нат и подумать не мог. А с Куинтом он увидел их своими глазами. Они ездили в Египет, в Персию, в Малую Азию, побывали в заброшенных городах и затерянных среди пустынь.

Нат предпочел бы проводить свои дни в пыльных музейных библиотеках или древних гробницах, хотел бы, чтобы его жизнь была связана с поиском знаний древних народов. Он изучал пожелтевшие манускрипты и вырезанные на камне надписи, ему не терпелось отыскать ключ к секретам истории. Для Ната те артефакты и произведения древнего искусства, которые находили они с братом, вдыхали жизнь в сухие данные о вымерших цивилизациях и делали их реальными. Куинта больше интересовали конечные цены, полученные им от музеев и коллекционеров. Может быть, из-за такой разницы в подходе к делу и различной философии они и составляли идеальную команду.

– А ты… – Куинт остановился, так и не задав вопроса, но Нат понял его без слов.

– Все счета уплачены, разрешения на ввоз новых антикварных изделий уже подготавливаются. Конечно, поддельные документы были бы сделаны намного быстрее, но и стоили бы втрое дороже. Взятки выросли. Однако французский посол все равно теперь думает, что видел выходящим из спальни его жены не тебя, а одного американца. – Нат покачал головой. – Печально все это. Мне этот американец всегда нравился.

– Думаю, у него самого моральных принципов не намного больше, чем у меня. И уж точно не больше, чем у жены французского посла. – Куинт улыбался без тени раскаяния. – Но я благодарен тебе за помощь, ты же знаешь.

– Знаю, – кивнул Нат. – Но ты должен подготовиться к ярости нашей матушки. Здесь я помочь тебе не смогу. Она беспокоится о том, что ты не бываешь дома.

– Ой, да брось, ты же знаешь, что я никогда не пропущу первый бал нашей сестры! – Куинт привел в порядок манжеты рукавов. Он выглядел так, будто одевался в спешке. – Рэджи значит для меня больше, чем поездки, так же как мама и Стерлинг.

– Тебя спрашивал один человек, – сообщил брату Нат.

Куинт улыбнулся:

– Да меня постоянно кто-нибудь спрашивает!

– Конечно, но это был не подозрительный муж или оскорбленный отец. Ты помнишь Энрико Монтини?

Куинт пожал плечами.

– Кто это?

– Я уверен, ты его помнишь. Он заявил однажды, что нашел печать. Древнюю аккадскую печать. Если я прав, она как-то связана с потерянным городом Амбропия и Тайной девственницы. Он был очень осторожен и не показывал оригинал, только слепок глины, на которой сделал отпечаток. – Нат посмотрел на брата. Несколько лет назад Куинт работал с ведущим профессором по изучению Амбропии. – Не мог же ты совершенно забыть об этом. Это же выдающаяся находка.

– Да, конечно.

– Насколько мне известно, он внезапно умер несколько месяцев назад.

– Прискорбно, – проворчал Куинт.

– Действительно. Его брат, эксцентричный малый, приставал ко мне с разговорами через несколько дней после твоего отъезда. Он был разгневан и обвинял нас… то есть тебя…

– Меня?

– Твоя репутация опережает тебя, – поморщился Нат.

Пока он работал сутками напролет, чтобы узаконить их деятельность, случилось несколько неприятных и сомнительных историй с участием его брата. Некоторые тянулись еще с тех времен, когда Куинтон работал один.

– Брат Монтини обвиняет тебя в том, что ты подменил эту печать какой-то подделкой, и он представил ее в Антикварный совет по проверке подлинности антикварных изделий. Надо сказать, они очень удивились. Наверное, он сам слишком высоко оценил необыкновенность печати и ошибся.

– Много ли нужно, чтобы удивить их, – усмехнулся Куинт.

– В любом случае Монтини был дискредитирован. Его брат считает, что все это повлияло на смерть Монтини, и он ищет виновника.

Контрольный комитет по проверке подлинности антикварных вещей был старейшим в Лондоне. От его решений зависело многое – в том числе и получение разрешений археологам, ученым и путешественникам на дальнейшие поездки во все уголки мира.

– Я сказал этому человеку, что ты покинул Египет и уехал в Турцию. Подозреваю, что он планирует следовать за тобой.

– Приму во внимание.

– Чего не сделаешь ради родного брата. – Нат покачал головой. – Бедный Монтини!

– Несомненно, он ошибся, – сказал Куинт.

– Но, вспоминая то впечатление, которое произвела на меня эта печать, когда он нам ее показывал…

– Такие вещи случаются всегда. Мы с тобой удивились и поверили в то, что она особенная. – Куинт остановился, кивнул на сад под балконом и внезапно изменил тему разговора: – Чья была идея провести этот бал под открытым небом?

– А ты как думаешь? – улыбнулся Нат.

– И мама позволила это?

– Она всю неделю волновалась насчет дождя. Но ты же знаешь, как ведет себя Реджина, когда ей что-то придет в голову. И к тому же это ведь ее бал.

Даже в свои восемнадцать лет Реджина Харрингтон имела такой сильный характер, что окружающие заранее жалели ее будущего мужа. Их сестра была младшим ребенком в семье и единственной девочкой. Поэтому ни мать, ни братья не могли сказать ей «нет». Так, Реджина вбила себе в голову идею с балом в саду, где гости могли бы танцевать на террасе под звездами и заходить в бальные комнаты только за едой или для приватных разговоров. Она не прислушивалась к советам матери и теперь вела себя так непринужденно и радостно, как ведут себя только девушки в свой первый сезон. Она в последнюю очередь думала о дожде. И наверное, именно поэтому на улице стояла прекрасная весенняя ночь.

Нат склонился над перилами и стал изучать толпу приглашенных гостей.

– Когда ты в последний раз был в Англии весной?

– Не помню, – признался Куинт. – В прошлом году мы были в это время в Персии, год назад в Египте, а может, и в Турции. Точно не помню, но очень давно.

Последние шесть лет они практически не бывали в Лондоне и в их семейном загородном доме. Они предпочитали искать заброшенные города в Турции, неизвестные храмы в Персии и вскрывать гробницы фараонов в Египте, чтобы привезти в Англию сокровища. И они любили спать под звездами в спальниках, а не танцевать под ними в новых фраках. Нат потянул шерстяной узкий воротник на шее, желая поскорее его снять и надеть что-нибудь более удобное и походное.

– Но в любом случае хорошо быть дома, – сказал он.

– Да, я иногда скучаю по лондонским балам, – добавил Куинт.

Нат удивился.

– В это трудно поверить, я думал, ты ненавидишь все это. – Нат кивнул на вальсирующую и разодетую толпу.

– Не обращай внимания, мой дорогой брат, – Куинт тоже вгляделся в гостей, – мне просто ненавистны все эти правила, придуманные кем-то. Сделай то, не делай этого. Но эти пышные английские балы в течение лета несравнимы ни с чем. Это грандиозный праздник, его нельзя пропускать.

Нат обернулся на брата:

– Тебе нравится?

– Безусловно. – Куинт прилег грудью на балюстраду, сцепил руки и посмотрел в сторону группы молоденьких девушек в белых платьях, с надеждой поглядывающих на танцующие пары.

– Разве это не прекрасно? – кивнул он на них.

Нат проследил за взглядом брата. Его внимание привлекла темноволосая юная девушка. Она была одета в платье цвета спелого персика и ходила по террасе с озабоченным видом, будто кого-то искала.

– Здесь так много юных дебютанток, у которых это первый выход в свет. Во-первых, они настолько чисты, что дразнят мой аппетит. Они так давно ждали этого события.

– А во-вторых?

Темноволосая девушка в платье персикового цвета держала себя очень самоуверенно, как и полагалось при ее красоте, но Нату показалось, что она не местная. Это было абсурдом, потому что он не знал в лицо и половину гостей, и уж тем более тех, кто приглашен не был.

– Смотри туда. – Куинт показал на другую группу девушек, будто нарисованных светлой пастелью в темноте сада. – Это, без сомнения, второй или третий сезон. Они более придирчивы и опытны, но все равно это только прелюдия. А по большому счету… – Куинт прищурился.

– Все написано у них на лицах. Призывы глаз, аромат… Они хотят быть соблазненными, и это разжигает мой аппетит. – Он продолжил рассматривать толпу. – Те, в более яркие платьях, замужние или вдовы, давно сбросившие траур. Здесь, братишка, ты можешь выбрать себе блюдо по вкусу. Но будь осторожен. Если выберешь женщину, несчастную в браке, тут же появится ее недовольный муж и испортит тебе аппетит.

– И будет несварение желудка, – рассеянно произнес Нат. Он все еще наблюдал за незнакомкой. Почему-то ему казалось, что они знакомы. Виделись ли они когда-нибудь? Вряд ли. Может, в детстве? С балкона невозможно было разглядеть ее лицо.

– Будет отравление, – продолжал Куинт, – но вдовы, довольные своим положением и не собирающиеся снова замуж, могут быть вполне обеспеченными и безопасными для… – Куинт запнулся, – для эксперимента.

– Заманчиво, – усмехнулся Нат.

Куинт исподлобья взглянул на брата:

– Ты вообще меня слушаешь?

– Что? А, да, конечно! – пробормотал Нат. – Я слушаю каждое твое слово. Полагаю, ты уже дошел до… – он кашлянул, – до десерта?

– О да, это самая важная и приятная часть обеда! – воскликнул Куинт. – Десерт полностью зависит от вкуса отдельно взятого человека. – Светлый, пенистый, сладкий, с сиропом…

– Походит на твой первый вариант, разве нет?

Куинт поднял указательный палец.

– Правильно! Пока держишь кусочек сахара на языке, такой сладкий и восхитительный! А через секунду вспоминаешь о диете, которой нужно придерживаться, и уже не знаешь, что делать с пудингом, который ставят на стол прямо перед тобой. Очень сложно от него отказываться.

– Или кто-нибудь находит незваного гостя, поедающего его пудинг в пустой гостиной. Или пудинг оказывается невкусным.

– Именно! И как бы я ни любил пудинги, я не представляю себя ежедневно поедающим их. – Нат подумал о том, что у него диета длится намного дольше, чем у брата. Не то чтобы он был готов к пудингу или женитьбе, нет. Но мысли об этом приходили в его голову чаще, чем к его брату, и не казались такими уж отвратительными. Он был уверен, что однажды в его жизнь войдет нужная женщина. А до этого времени он не хотел отказываться от предлагаемых десертов.

– Кажется, Стерлинг вспомнил о моем приезде, – проговорил Куинт, скрывая улыбку, и показал рукой на их брата, стоящего на террасе рядом с матерью. Граф Уайлдвуд выделялся из толпы своим раздражающим безвкусием в одежде. Он выглядел как легендарный маяк из длинного исчезнувшего острова Фарос в Александрии.

– Может, присоединимся к остальным? – спросил Нат.

Куинт отступил к балконной двери и направился к выходу. Нат бросил последний взгляд на толпу внизу, затем тоже развернулся и последовал за братом. Он потерял ту девушку в персиковом платье, но был уверен, что скоро вновь найдет ее. Он улыбнулся, чувствуя знакомое предвкушение, какое появлялось у него перед тем, как пуститься в новое путешествие на поиск потерянных сокровищ.

Будет ли эта находка стоящей? Или он ошибется, как ошибся бедный Монтини?

В любом случае ему всегда нравился персиковый цвет.

Габриэла нечасто бывала на балах раньше. Только когда ее брат приезжал в Лондон, они иногда ходили на ежегодные балы, устраиваемые Антикварным советом или историческими музеями и университетами.

Сейчас она прогуливалась по террасе, не задумываясь о том, куда идет, и казалась приглашенной гостьей. Ее уверенность и манера поведения заставляли встречных людей расступаться и приветливо кланяться. На ней было французское платье по последней моде, немного экстравагантное для Англии, но выглядела Габриэла Монтини в нем изумительно. Платье подчеркивало ее привлекательность.

Она улыбалась и вежливо кивала людям, которых видела впервые в жизни и не хотела бы увидеть в будущем. Конечно, было бы намного проще, если б она посещала балы графа раньше или была бы приглашена хозяевами дома, чем тайно пробираться через задние ворота сада.

Это был дом тех самых братьев Харрингтон, в котором она планировала найти доказательство того, что один из них, а возможно, и оба, украли и подменили печать Амбропии у ее брата. Не то чтобы она была в этом окончательно уверена, но они были первыми в списке ее брата, когда он перечислял возможных воров.

Габриэла прошла сквозь высокие французские двери в дом и стала бродить по огромным комнатам. По благоприятному стечению обстоятельств бал проходил на улице, и она мысленно поблагодарила того человека, кому пришла в голову такая замечательная идея. Находиться в залах незнакомому человеку, не приглашенному к столу, было бы куда сложнее. А теперь у нее возник план.

Габриэла взяла с подноса бокал с пуншем и спросила у официанта, как пройти в женскую комнату для отдыха. Она не устала, но не хотела, чтобы ее так скоро раскрыли. Такова была часть ее плана. Надо сказать, это был плохой план, но он был лучше предыдущего, который незамедлительно привел бы к краху и пагубным последствиям. И все же второй план тоже был не идеален, в нем было больше эмоций и чувств, чем логики.

Она должна была получить этот урок несколько лет назад и думала, что сделала выводы. Она никогда не ожидала, что горе и ненависть могут сидеть в человеке месяцами, пока не разрушат изнутри психику здравомыслящего человека. Но этот бал казался ей небольшим приключением. Уже много лет у нее не случалось ничего интересного.

– Эмма, моя дорогая девочка! – Пожилая женщина вцепилась в нее и привлекла к своей пышной груди. – Как ты? Как же давно я тебя не видела! Я слышала, вы с матерью были в Париже!

Габриэла проигнорировала панический трепет в животе. Леди явно перепутала ее с кем-то еще, и Габриэле показалось глупым переубеждать ее. Она послала леди самую блистательную из своих улыбок.

– Да, мы давно не виделись.

– Ты выглядишь прекрасно, как всегда! – Пожилая женщина прищурилась и присмотрелась к Габриэле. – Прости меня, моя дорогая, я опять потеряла свои очки. – Она сделала драматическое лицо. – Это одна из проблем возраста. Все элементарные вещи кажутся такими сложными! Не буду надоедать тебе своими жалобами, но я постоянно забываю, куда кладу свои вещи.

Неужели женщина плохо ее разглядела? У Габриэлы возникло чувство благодарности к этой незнакомке. Она хотела посоветовать ей нанять специального человека, который бы помогал в таких ситуациях, или попросить сестру иногда присматривать за ее вещами.

Если у братьев Харрингтон действительно лежит печать Энрико, она должна знать об этом. Это была удивительная находка. Одно из немногих доказательств того, что легендарный и древний город Амбропия существовал на самом деле. Если бы подлинность печати была признана Антикварным советом и Контрольным комитетом! Находка подобного уровня принесла бы славу, репутацию и гарантию будущего.

Габриэла насторожилась. Репутация и будущее ее брата были бы сейчас блестящими, если бы эту печать не украли до начала ежегодного комитета. Это произошло чуть меньше года назад.

Габриэла никогда не расспрашивала Энрико об этой печати. Он показал ее лишь однажды. Брат был удивительно суеверен насчет таких вещей. Он сказал, что было бы ошибкой показывать людям печать преждевременно. Ко всему прочему Амбропия была покрыта завесой мистики и легенд, одна из которых гласила о таинственной девственной богине, защитнице города, способной мстить охотникам за сокровищами, разбудившим ее.

Сейчас Габриэла была готова поверить и в это.

Когда Энрико развернул свою находку перед Контрольным комитетом, он увидел в своих руках печать более низкого качества, фактически подделку. Его словам о краже никто не поверил. Энрико потерял над собой контроль, наговорил грубостей и в конце концов покинул комитет.

После этих событий брат стал сам не свой. В поисках потерянной печати Энрико обошел всех конкурентов, уверенный, что кто-то из них украл ее. Это было соперничество. Он покинул Лондон и преследовал в поездках тех, кто вызывал у него подозрение. Его письма к Габриэле были полны деталями поездок и именами врагов или тех, кого могли нанять для воровства. Но с каждым разом письма становились все менее разумными, менее четкими. Брат словно помешался. Но Габриэла отказывалась верить в его безумие. Ошибка, в которой она сейчас раскаивалась. Если бы Энрике взял с собой Ксеркса – слугу, всегда сопровождавшего его в путешествиях, или если б она поехала с ним, то, возможно, ничего бы не случилось. Но она никогда не ездила с братом и знала, что он не позволил бы ей этого.

Затем, через шесть месяцев, она получила письмо о его смерти в Египте якобы от лихорадки. Безразличное и холодное письмо от секретаря британского офиса в Египте.

Габриэла чувствовала себя опустошенной. Энрико был на двадцать лет старше ее и практически заменил отца. За исключением своей матери-англичанки, которую Габриэла никогда не встречала, он был единственным ее родственником. Поэтому она поклялась себе найти тех людей, которые убили ее брата и уничтожили его репутацию. Габриэла чувствовала, что ответ на ее вопросы находится в этом доме. Она проскользнула по коридору в библиотеку графа, надеясь, что осталась незамеченной, и теперь, рассеянно покусывая нижнюю губу, изучала большой стол. Он был закрыт. Проклятие! Она должна была подумать об этом и подготовиться лучше.

После смерти Энрико Габриэла быстро обнаружила, что финансовая сторона их жизни была налажена намного лучше, чем она предполагала, и была шокирована, узнав, что ее отец оставил ей значительную часть своих денег. И в самом деле в завещании отца говорилось, что Габриэле достаются не только его деньги, но и капитал, заработанный Энрико. Энрико сам никогда не занимался денежными вопросами, за него все делал его поверенный в Лондоне. Адвокат сам распорядился его деньгами, чтобы отправить Габриэлу в начальную школу, потом заплатил за ее обучение в Королевском колледже и за скромный лондонский дом, в котором она сейчас жила со своей компаньонкой мисс Флоренс Генри.

Но открытия Габриэлы касались не только финансовой стороны новой жизни. Она также нашла пакет с письмами от ее матери, которая умерла вскоре после рождения Габриэлы. Та советовала дочери найти ее английских родственников, с которыми когда-то потеряла связь. Габриэла не выполнила волю матери, она подумала, что родственники и сами могли бы найти ее, ведь прошло уже достаточно времени.

Габриэла не считала себя чрезмерно богатой, но поняла, что фортуна ей благоволит. Она никогда и не мечтала получить столько денег в один день. Однако ей было приятно осознавать себя независимым человеком, который может позволить себе все, что пожелает. И от этих мыслей у нее сладко покалывало в животе.

Но, несмотря на это, злость и горе погнали ее в Египет, благо теперь хватало денег на такие поездки. В Египте она хотела предстать перед Харрингтонами и все выяснить сама. Ее мучила совесть из-за того, что пришлось соврать Флоренс, которая не знала, куда отправилась ее девочка, и считала, что та отдыхает где-то во Франции. Ей и в голову бы не пришло, что Габриэла потащила за собой Ксеркса и его жену Мириам вместо того, чтобы дать им отдохнуть в деревушке.

Она хотела бы, чтобы Ксеркс оказался сейчас рядом с ней. В числе многих своих уникальных способностей Ксеркс Малдун умел открывать любые замки. Габриэла представления не имела, откуда у него появилось такое мастерство, но оно бы ей пригодилось. Правда, проскользнуть незаметной с ним под руку на этот праздник было бы куда сложнее. Ксеркс был очень высоким и мускулистым, в его необычной, экзотичной внешности соединились черты матери-египтянки и ирландца-отца. Ксеркс не смог бы прийти и уйти незамеченным. Поэтому сейчас он ждал ее с каретой возле задних ворот.

Итак, ей придется сделать все самой. Габриэла попыталась выдвинуть верхний ящик, но он был заперт. Было бы глупо искать в комнате ключ. Люди, закрывающие стол на замок, не оставляют тут же и ключи от него. Во всяком случае, Габриэла ничего интересного на столе не обнаружила – только чернильницу с чернилами, несколько перьев для письма и приспособление для вскрытия запечатанных писем с изображением египетского скарабея на рукоятке. Наверняка ворованное. Габриэла взяла его и взвесила в руке. Пригодится.

Она присела и стала изучать замок. Отверстие его было самым обычным и, если постараться засунуть туда кончик пера, то…

– Могу я вам чем-нибудь помочь?