Тайна, покрытая глазурью

— Налью ей ещё и уведу в спальню.

Конечно, это было неправильно, но как ещё сестру остановить, я не знала.

— Позор, — проговорила я и тут же рассмеялась. Присела рядом с Андреем на диван-качели, и он меня тут же рукой обнял. Едва заметно улыбался, а когда я рядом оказалась, вдруг сильно обнял и поцеловал в губы, правда, тут же отпустил, заметив поблизости ребёнка.

Олег только что увёл Лизу в дом, и мы остались в блаженном покое.

— Не обращай внимания, — посоветовал мне Данилов. — Она просто перебрала, такое со всеми бывает.

— Она такая смешная, когда пьяная.

— А ты? Ты смешная?

— Нет, я серьёзная. Когда я пьяная, мне всегда грустно.

Он улыбнулся.

— Себя жалеешь?

— Да. Почему так?

Андрей плечами пожал. Прижал мою голову к своему плечу.

— А вечер всё равно хороший, — сказал он.

Я немного удивилась.

— Серьёзно?

— Да. Зять твой вроде ничего мужик.

— Ничего, — согласилась я. — А ты в прошлый раз этого не понял?

— А когда? Он гостями занимался.

Я по руке его погладила, затем поторопилась выпрямиться, когда Дениска к нам подбежал и предпринял попытку забраться на качели между нами. Андрею пришлось его подсадить, и мальчик, устало выдохнув, привалился ко мне. Я по волосам его погладила.

— Устал бегать?

— У меня живот тяжёлый.

— Ещё бы, столько съесть.

Данилов усмехнулся, потом забрал у него яркий пистолет.

— Дай посмотрю.

Дениска игрушку отдал, легкомысленно заявив:

— Это игрушечный. А у меня настоящий есть, чёрный. Который присосками стреляет.

— Круто.

— А у тебя есть настоящий пистолет? — Дениска голову задрал, чтобы новому знакомому в лицо смотреть.

К моему удивлению, Данилов спокойно кивнул.

— Есть.

Мы вместе с Дениской глаза на него вытаращили: я удивлённо, а племянник восторженно.

— Настоящий-настоящий? — переспросил он.

— Да.

Дениска опомнился и решил похвастать:

— У папы тоже есть. В кабинете.

— У тебя, правда, есть пистолет? — спросила я чуть позже.

Андрей на меня посмотрел.

— Тебя это беспокоит?

Я поторопилась головой покачать.

— Нет. Почему должно беспокоить?… Ты его что, с собой носишь?

— Иногда.

— Зачем?

— Сладкая, я мотаюсь по окраинам и всякой глуши. Разное случается.

Пришлось согласиться.

— Да, наверное, ты прав.

Он насмешливо усмехнулся, приглядываясь ко мне.

— Конечно, прав. Я всегда прав.

Пора было заканчивать ахать и переживать, поэтому я чуть слышно фыркнула:

— Конечно.

— Конечно, — передразнил он меня. К себе притянул и поцеловал.

Как-то незаметно на улице стемнело, воздух стал прохладным, и из сада мы перебрались в гостиную. Лиза, полежав немного, снова спустилась вниз, и приняла живое участие в беседе. Говорили о работе Андрея, о продаже земли в области, обсуждали плюсы и минусы, Олег, кажется, не на шутку заинтересовался, начал вопросы задавать, а я сверлила его взглядом. Когда он, наконец, прочувствовал, то и заткнуться поспешил, правда, тут влезла Лиза, и принялась всерьёз рассуждать о том, что москвичей и вблизи областного центра стало много, а мы при таком потоке дачников просто задохнёмся. По сути, говорила она вещи правильные, вот только не в тот момент и не тем тоном, да и чужими словами. Я так и слышала предвыборную речь Горина, видно, Лизе она в душу запала в своё время. Но я молчала, позволяя ей развить мысль и показать степень своего знания вопроса. Олег тоже не вмешивался, только иногда вставлял едкие замечания, за что и получал по темечку.

Дениска, которому разрешили сегодня всю ночь не спать, набегался гораздо раньше, чем рассчитывал, получив такое щедрое разрешение от родителей, и сам запросился в постель, вот только сказку я ему должна была прочитать. Он тянул меня за руку и канючил, и в итоге, я сдалась, с дивана поднялась и отправилась за ним в детскую. Няня на сегодня была отпущена, но мы сами быстро справились со всеми вечерними обязанностями: переоделись, умылись, выпили витамины и почистили зубы. Дениска зевал, делал всё медленно, а я ненавязчиво его подгоняла. Когда он в постели оказался, свернулся калачиком и попросил почитать ему про Карлсона. Я читала минут десять, пока не услышала ровное дыхание. Замолчала, минуту сидела в тишине, разглядывая племянника, после чего поправила ему одеяло и осторожно поднялась, боясь лишним движением его разбудить. Свет в комнате погасила и вышла, плотно прикрыв за собой дверь.

Когда спустилась, в гостиной никого не обнаружила. Мало того, даже свет оказался приглушён. Я остановилась, раздумывая, куда все делись. Услышала голос Олега из кабинета, прошла и заглянула к нему, но он был один, по телефону разговаривал. В мою сторону даже не взглянул. Я вышла на веранду, остановилась у перил, глядя на тёмные верхушки деревьев, на минуту показалось, что кроме их шума на ветру и нет больше ничего, но потом услышала Лизкин голос неподалёку, больше похожий на шёпот. Прислушалась, мгновенно насторожившись, выглянула в сад, перегнувшись через перила. Тогда и увидела сестру и Андрея. Они оказались совсем недалеко, стояли у дерева и о чём-то говорили, точнее, шептались. Не понравилось мне то, что стояли они слишком близко друг к другу. Уж не знаю, что Данилову моя сестра говорила, но отодвигаться он не спешил, а в ночных сумерках мне и вовсе показалось, что стоит, опустив голову, внимательно её слушая.

— Ты должен понять… ты умный, — донеслись до меня обрывочные слова, и я от злости даже кулаки сжала. Если Лизка думает, что я не догадываюсь, как она проводит свои проверки на лояльность, то она сильно ошибается.

Я вышла из тени дикого винограда и остановилась, глядя на них. Сначала меня заметила Лиза. И, кажется, даже дёрнулась от неожиданности, от Данилова отступила, и я заметила, как она руку от его груди убрала. И тогда уже он обернулся. Повисла зловещая пауза, после которой Андрей как ни в чём не бывало, поинтересовался:

— Уложила?

Я сдержанно кивнула. Снова на сестру посмотрела.

— Что вы здесь делаете?

— Покурить вышли.

Ни у одного из них сигареты в руках не было. Но я стерпела, я промолчала, я буквально заставила себя промолчать. Подбородок вскинула и улыбнулась, когда Андрей ко мне подошёл.

— Пойдём в дом, прохладно, — сказал он. Рукой меня обнял и увлёк обратно в гостиную, а я усилием воли заставила себя не оборачиваться, не смотреть на Лизку. Она шла за нами, и сверлила взглядом мой затылок.

Мне расхотелось оставаться ночевать в доме сестры. Но за руль было нельзя. Конечно, можно было бы вызвать такси, но тогда пришлось бы объяснять причину, моё желание уехать, Олег бы тоже стал вопросы задавать, а говорить о том, что у меня от ревности внутри всё огнём горело, не хотелось. Я прекрасно знала сестру, и знала, что если она и попробует что-то предпринять, то это будет попытка Данилова соблазнить. Чтобы показать мне: вот, смотри, и вся его любовь. Вот на что ты готова променять семью. Её даже наличие мужа не остановит, если она решит, что Андрей всерьёз угрожает её спокойствию. А когда Лиза включает свою сексуальность на полную мощность, не у многих мужчин есть шанс уйти. Взять того же Данилова: он только пару дней назад зудел насчёт того, что Лиза имеет наглость влезать в мою жизнь и диктовать мне, что делать, а сегодня уже шепчется с ней едва ли не в обнимку. А ведь она ещё только пару пуговиц на кофточке расстегнула. А дальше, что будет? Когда она эту кофточку снимет?

Нет, я никогда не комплексовала рядом с сестрой, она даже не была красивее меня, но что-то в Лизке было, проснулось ещё в ранней юности, что заставляло мужчин задерживать на ней свой взгляд. Её сексуальность была чуть агрессивной, что давало ей право носить статус женщины-вамп. И она пользовалась этим во всю, добиваясь желаемого. Я ещё в своё время удивилась, что она так рано замуж выйти решила. Могла бы ещё выбирать и выбирать. Но я и другие родственники списали всё это на настоящее чувство, и на этом успокоились. Но иногда Лиза так себя ведёт, что мне, невольно, становится не по себе. Особенно, когда она ведёт себя подобным образом с моими мужчинами, пытаясь мне доказать их неверность или несостоятельность, меня это не просто раздражает, меня это откровенно бесит. А Лизка потом смеётся, и смеет уверять меня в том, что это лишь из-за беспокойства за меня, её младшую сестрёнку.

Вот и сейчас на кухне ко мне подошла, прижалась и принялась канючить:

— Лиля, ну что ты, обиделась на меня? Я ничего не делала.

Я мыла посуду и не отвечала. А Лизка, раскрепощённая алкоголем, вздохнула горестно, и вновь принялась жаловаться:

— Ты просто не понимаешь… Я же для тебя всё делаю. Дай поцелую. — Она потянулась губами к моей щеке, но я плечом дёрнула, и ей пришлось отодвинуться. — Лиля.

— Иди спать.

Она попыталась схватить меня за руку.

— Он просто мужик. Не солнце в твоём окне.

Я повернулась к ней, и под моим тяжёлым взглядом она, наконец, заткнулась.

— Иди спать, — повторила я.

У неё дёрнулась верхняя губа, я заметила. Значит, она была крайне недовольна моей реакцией и тоном. Но мне было наплевать.

Лизка прошла мимо Олега, который пил коньяк, устроившись за высокой барной стойкой, и на жену молча поглядывал. Не поддержал её ни словом, ни делом, и знал, что позже будет в этом обвинён. А мне сказал, когда Лиза из гостиной вышла:

— Не обращай внимания.

— Не могу. Иногда мне её придушить хочется, — созналась я.

А Олег усмехнулся.

— Очень тебя понимаю. — По сторонам огляделся. — Андрей где?

— Уже лёг. — Я руки полотенцем вытерла, последние тарелки в буфет убрала, а когда к Олегу подошла, от души попросила: — Пожалуйста, скажи ей, чтобы она от меня отстала. Я устала от того, что она лезет не в своё дело.

— Она считает, что это её дело. — Олег в глаза мне посмотрел, и весомо добавил: — Ты же знаешь, она считает, что её касается всё.

Я не ответила, полотенце на кухонный стол швырнула, и пошла к лестнице.

— Спокойной ночи, Олег.

Он на высоком табурете развернулся, я слышала, как тот чуть слышно скрипнул под ним.

— И тебе, Лилёк.

Какое уж тут спокойствие, у меня вовсе сон пропал. В Лизку будто бес вселился, и следующим утром она продолжила спектакль под названием «образцовая хозяйка». Даже к плите меня не пустила, сама сделала омлет и тосты. Я наблюдала за ней с тоской, не понимая, ради чего она старается. Ради кого — понимала: мне назло. Но сколько же можно испытывать моё терпение?

Олег с утра был в делах и заботах, ходил по гостиной и по телефону с кем-то говорил, хотя это уже больше напоминало ругань. Промелькнуло имя Горина, и я за своё плечо покосилась.

— Олег, садись за стол, — позвала его Лиза. Тот кивнул, потом рукой махнул и снова отвернулся. А Лиза вдруг пожаловалась: — Он поругался с губернатором.

Я вскинула на неё глаза, изумлённая выбранной темой. Андрей же рядом со мной задумчиво хмыкнул.

— Если он может себе это позволить, то это уже круто.

Лиза сверкнула белоснежной улыбкой.

— В том-то и дело, что может. — На меня посмотрела. — Хочу отправить его жене небольшой подарок. Ты испечёшь пирожные? Ассорти, как в прошлый раз я ей отвозила.

У меня, признаться, комок в горле встал, но кивнула. Что ещё оставалось? И глаза на сестру не поднимала, всерьёз опасаясь, что от моего взгляда она рухнет замертво. Дурища.

Андрей, размазывая по тосту сливочный сыр, усмехнулся.

— Поедешь за мужа заступаться?

Лиза подбоченилась, стоя от него через стол, от чего вырез халата на груди призывно разошёлся.

— Женщина с женщиной всегда общий язык найдут. Нам-то делить нечего.

Ага, почти нечего. Я бы вот с удовольствием с сестрой территорию поделила, раз и навсегда.

Подвинула пустую чашку и попросила:

— Кофе мне ещё налей.

Олег за стол вернулся, выглядел недовольным. Глянул исподлобья на жену, потом на меня, и, на мгновение мне показалось, что он совсем сник.

— Что случилось? — Лиза приобняла его за плечи, прижавшись грудью к его плечу.

Аштаев невесело хмыкнул.

— Кажется, в Москве вновь заинтересовались нашим заводом.

— Перекупить хотят? — полюбопытствовал Данилов. Прихлёбывал кофе, а намазанный тост протянул через стол Дениске.

— Да там… история, — уклончиво проговорил Олег.

Лиза же с пренебрежением проговорила:

— Все рвачи, кругом. И наш губернатор, человек, можно сказать, родной, первый в этом списке.

— Так если завод твой, — Андрей настырно обращался только к Аштаеву, игнорируя слова Лизы, — чего они тогда икру мечут?

— В том-то и дело, что завод мой, а вот земля под ним областная.

Данилов присвистнул, а Олег сокрушённо кивнул.

— Вот-вот, второй год бьёмся, а толка никакого.

— Судишься?

— И это тоже.

— А москвичи ушлые, везде подсуетятся, — зло выдохнула Лиза. — Палец дай, они руку отгрызут, да ещё подерутся из-за неё. — Она мужа по плечу погладила. — Ничего, милый, всё устроится.

Она выглядела занятой своими мыслями, а в голосе проскользнул намёк на то, что решение она уже нашла.

Я на часы посмотрела.

— Андрюш, мне надо в кондитерскую.

Он торопливо допил кофе.

— Да, поедем. — Рот салфеткой вытер и из-за стола поднялся. Взлохматил Дениске волосы. — Пока, стрелок. — Хозяевам улыбнулся. — Спасибо за семейный вечер.

— Да что уж там, — мурлыкнула Лиза в ответ. — Семья есть семья. — Ко мне подошла и обняла. — Да, сестрёнка?

— Конечно, — проговорила я, от рук её освободилась и устремилась к выходу.

Всю дорогу до города Андрей на меня косился, но молчал. Я тоже молчала, была не в настроении, он это чувствовал, и с вопросами не приставал. Только вот в этот момент я была не в состоянии оценить его деликатность. Мне очень хотелось остаться одной.

Андрей довёз меня до кондитерской, а сам отправился домой. Я мысленно себя поправила: ко мне домой, не надо об этом забывать, ещё рано. Сама же я заперлась в своём кабинете, и, наверное, целых полчаса сидела в тишине, уставившись в стену. Мне нужно было избавиться от раздражения.

Данилов же над моими переживаниями посмеялся.

— Что ты придумала? Лиля, ну в самом деле.

— Просто странно, — упорствовала я, правда, не слишком рьяно, чтобы не разозлить и не спугнуть. — То ты говоришь, что она мне жить мешает, вмешивается во всё, а потом начинаешь прислушиваться к тому, что она говорит.

— Я не прислушиваюсь, — отказался он.

— Разве?

Он взглянул на меня, в глазах была настойчивая просьба не нагнетать. Но всё же подошёл и обнял. Поцеловал в висок.

— Я к ней не прислушиваюсь, но знать, что она говорит, тем более тебе обо мне, хочу. Это просто мера предосторожности.

Я руку его оттолкнула, подошла к зеркалу и взяла помаду. Уже опаздывала на работу, но из-за темы разговора, такой опасной и актуальной в последние дни, не торопилась из дома уходить. Всё медлила, и надеялась услышать от Андрея что-то, что меня на самом деле успокоит. Пока всё складывалось наоборот. Лиза появлялась в нашей жизни ежедневно — то по телефону звонила, то в кондитерскую заезжала, причём тогда, когда Андрей там был, и я замечала, что он следит за ней взглядом. А порой мне начинало казаться, что они за моей спиной переглядываются.

— У тебя паранойя, — шикнула на меня сестра, когда я решилась ей высказать свои претензии. Она даже выразительно покрутила пальцем у виска. — Тебя из-за мужика переклинило.

Отвечать ей я не стала, посчитала, что это ниже моего достоинства, но то, что на следующий день она снова появилась в кондитерской как ни в чём не бывало, опровергало именно её слова, а не мои. Что-то происходило, а я до конца не понимала что.

Андрей подошёл ко мне и обнял. Прижался щекой к моему виску и посмотрел на меня в зеркало.

— Я тебя люблю.

Я глаза прикрыла на секунду, заставила себя выдохнуть, расслабилась в его руках.

— И я тебя люблю.

— Тогда выброси все эти глупости из головы.

Я к Андрею повернулась, провела ладонями по его груди.

— Я не в тебе сомневаюсь, — примирительно проговорила я.

Он заинтересованно вскинул брови.

— В ней?

С ответом я помедлила, в концов концов, неуверенно проговорила:

— Не знаю. Просто она ведёт себя… по-особенному настырно.

— Я не понял, это комплимент?

Я всё-таки улыбнулась. На цыпочках приподнялась, чтобы дотянуться до его губ, поцеловала.

— Наверное. — Я в глаза ему не меньше минуты смотрела, чувствуя, как меня напряжение отпускает. Взгляд Андрея был тёплым и глубоким, и мне даже дышать стало легче. Я продолжала водить ладонью по его груди, по плечу, а когда он меня поцеловал, отозвалась со всем пылом. А он вдруг принялся меня раздевать.

— Я тебя хочу.

Я попыталась возразить, в конце концов, мы только сорок минут назад с постели поднялись, но уступила. Всё случилось быстро, неистово, Данилов буквально подмял меня под себя, даже раздеть не потрудился. Задрал мне юбку, стянул трусики, джинсы свои расстегнул, и рывком вошёл в меня. Я не совсем понимала, что за вспышка страсти, что за мысли у него в голове бродят, и куда он спешит, будто гонятся за ним, но постаралась подстроиться, и за следующие минут пять выяснила, что быстрый секс тоже очень даже неплох. Низ живота свело и внутри будто жидкий жар разлился, когда я кончила. Не таясь, стонала, а когда Андрей в сторону откатился, засмеялась, слушая, как он тяжело дышит. К этому моменту я уже всё ему простила.

— Я точно тебя люблю, — сказала я, и к самой любви эти слова и моя интонация, никакого отношения не имели.

Он на минуту меня к себе притянул, поцеловал, в глаза заглянул, потом вдруг подмигнул. А я его лица коснулась. Вот только он уже отстранился. Поднялся, штаны подтянул и загремел тяжёлой пряжкой ремня.

— Мне нужно ехать, сладкая.

Я хотела спросить, куда он всё ездит и что ищет, но вместо этого спросила:

— Когда ты вернёшься?

— Не поздно, — пообещал он.

Я тоже села, ноги на пол спустила и юбку одёрнула. Ответила на поспешный поцелуй, когда Андрей ко мне наклонился.

— Заберёшь меня?

— Конечно.

Он отзывался легко и бездумно, в дверях оглянулся и улыбнулся мне. Окинул долгим взглядом.

— Ты очень красивая, — вдруг сказал Данилов, причём в голосе мелькнула непонятная мне задумчивость.

Я поспешила пригладить растрепавшуюся причёску.

— Особенно, после секса, да? — попробовала пошутить я.

А он кивнул.

— Да. До вечера, солнышко.

— До вечера, — проговорила я негромко. Он вышел, а я на часы посмотрела, мысленно застонала. Жорик, без сомнения, прибьёт меня за каждодневные опоздания. Но как тут уйдёшь?…

Я прошла в ванную, минут десять себя в порядок приводила, пришла к выводу, что юбку лучше сменить, эту расстегнула и наклонилась за ней, собираясь бросить в корзину для грязного белья. Заметила футболку Андрея на полу за корзиной и руку за ней протянула. Я только дотронулась до неё, потянула, а во рту уже горечь появилась: футболка вся пропахла Лизкиными духами. Не знаю, зачем я в неё носом уткнулась, от острого свежего аромата даже голова на вдохе закружилась, а я вспомнила, что в этой футболке Данилов был вчера. Когда неизвестно куда и к кому ездил.

И что прикажете делать в такой ситуации? Устроить скандал, забиться в истерике или устроить этим двоим допрос с пристрастием?

Я весь день была сама не своя, когда набралась смелости, попыталась до сестры дозвониться, но её телефон оказался вне зоны. Дома её тоже не было, мне об этом Денискина няня поведала. Я раз за разом набирала номер Лизы, до ужаса боясь позвонить Андрею, и услышать то же, о чем мне вещал механический голос по номеру сестры. Я не могла работать, не могла сидеть, не могла общаться с клиентами. Я ждала вечера, затравленно глядя на часы, и, наверное, первый раз в жизни молилась, молилась, чтобы Андрей побыстрее приехал, и сказал, что он был совсем не с ней, а я всё себе придумала.

Пришёл вечер, а он так и не приехал. Я не ехала домой, потому что он обещал забрать меня, всё ждала, что всё разрешится, и всё на самом деле разрешилось, только не так, как я ожидала. Я была уверена, что если не умру, узнав о нём и Лизе, то точно сойду с ума, не смогу понять и принять, но переступив порог своей квартиры в одиннадцатом часу вечера, в одиночестве, так Данилова и не дождавшись, поняла, что всё куда хуже.

Он не изменил, он меня бросил.

— Где он? — спросила я сестру, когда смогла до неё дозвониться. Голос у Лизки был пьяный и сонный.

— Кто?

— Андрей! — заорала я, не сдержавшись.

Лиза пыхтела в трубку и, видимо, пыталась сообразить.

— Не знаю.

Я попыталась перевести дыхание.

— Ты была с ним сегодня? Говори мне правду!

— Лиля, я ничего не понимаю, — пожаловалась она и хныкнула, совсем, как в детстве, когда хотела, чтобы все о своих проблемах позабыли и принялись её жалеть.

— Ты была с ним сегодня? — повторила я, грозно и чётко разделяя слова.

— Это не то, что ты думаешь…

Я глаза рукой закрыла, едва сдерживая желание затопать ногами и заорать от отчаяния.

— Ты дура, — всё-таки сказала я. — И ты не просто дура, ты ещё и дрянь.

— Да что ты наезжаешь на меня? — возмутилась вдруг она. — Не спала я с твоим Даниловым! Не спала. Хочешь, поклянусь?

— Пошла ты знаешь куда?

— Знаю! Представь себе, знаю!

Я телефон отключила, потом в который раз набрала номер Андрея. Ещё три минуты назад он извещал меня о том, что телефон выключен и следует позвонить попозже, а тут вдруг… Я даже сбросила звонок и снова номер набрала, решив, что ошиблась, пальцы-то трясутся. Но услышала прежнее:

— Набранный вами номер не существует.

Как он может не существовать, если я месяц по нему звонила, по десять раз на дню?

— Безумие какое-то.

Я обыскала всю квартиру, но кроме футболки в корзине для грязного белья, никаких следов пребывания мужчины в моём доме, не осталось. Исчезло всё. Всё. И если бы не эта злосчастная футболка, я бы решила, что спятила. Остановилась перед зеркалом в прихожей, уставилась на свою безумную физиономию, но кроме огромных перепуганных глаз, ничего не видела.

Эта ночь была самой ужасной в моей жизни. Самой-самой ужасной. Хотя, раньше я думала иначе, думала, что хуже пережитого когда-то быть не может. Но оказалось, есть ещё умельцы, способные переворачивать твои представления о жизни, о счастье и об ужасе.

Я всё ждала, что он вернётся или хотя бы позвонит. Я боялась заснуть и прислушивалась к шагам в подъезде и звуку шин по гравию под окном. Время почти не двигалось, и это приводило меня в бешенство. Что можно сделать ночью? Кого разбудить, кому задать вопросы? Но я знала, что с Андреем всё в порядке. Он не пропал неожиданно, он совершил обдуманный шаг — приехал и забрал все свои вещи. Намеренно не оставил записки, не захотел объясняться со мной. Он сделал то, что ему было удобно. Я не в счёт.

Как могло получиться, что я не в счёт, а я не заметила? Словами о любви он меня закружил, сбил с толка, а ведь меня предупреждали. А я влюбилась. В одночасье и безнадёжно.

К утру моя злость немного притупилась. Я всё обдумала, полночи ходила по квартире с его футболкой в руках и думала, думала, вспоминала и анализировала, искренне недоумевая, как я могла так вляпаться. Что, правда, совсем не убавляло моей горечи. Я ведь на самом деле… хотела… а он…

К Аштаевым приехала ни свет, ни заря, не в силах больше находиться в одиночестве в четырёх стенах. Остановила машину перед воротами, ожидая, когда они полностью откроются, сидела, вцепившись в руль, а смотрела в одну точку. Внутри была пустота. Во рту чувствовалась горечь, в голове, болью, билось беспокойство, а вот в душе пустота.

У крыльца меня встретил Халеменчук. Наблюдал, как я из автомобиля выхожу, как дверью хлопаю, и его пристальный взгляд меня немного покоробил. Я глаза отвела, по ступенькам поднялась и услышала, как он вздохнул. Как папочка, который свою неразумную дитятку предупреждал, а та всё равно в подоле принесла.

— Не хочу ничего слышать, — предупредила я, проходя мимо. Дёрнула на себя входную дверь, не дожидаясь проявляемой обычно начальником охраны галантности. А, возможно, это была и не галантность, а просто правило, усвоенное с годами.

Мне было необходимо поговорить с сестрой. Не важно, что ещё раннее утро, не важно, что она, скорее всего, дрыхнет без задних ног, я хотела получить ответы. Спешно поднялась на второй этаж, прошла к комнате Лизы и Олега, и, забыв постучать, вошла. Одеяло с Лизки сдёрнула.

— Просыпайся.

Та завозилась и что-то недовольно проворчала, а я угрюмо наблюдала за ней, не собираясь уходить и оставлять её в покое.

Первым Олег проснулся. Удивлённо на меня вытаращился, резко сел и страшным голосом спросил:

— Что случилось?

— Мне нужно с ней поговорить.

Он нахмурился, лицо потёр, потом взял в руку будильник, вглядываясь в циферблат. Скривился.

— Ты с ума сошла? Полседьмого.

— Я знаю, моя любимая сестра в такое время не встаёт. От этого ведь синяки под глазами появляются. — И Лизку толкнула. — Просыпайся! — На Олега посмотрела. — Она вчера пила?

Аштаев посмотрел на меня, потом на жену, в конце концов, рукой махнул.

— Разбирайтесь сами, — сказал он, чему я совсем не удивилась. Он не был любителем женских разборок. Когда мы с Лизкой спорили, он всегда устранялся, не желая принимать участия или вставать на чью-либо сторону.

Лиза наконец глаза открыла и недовольно на меня посмотрела.

— Чего тебе надо? Я ещё сплю.

Я молча сверлила её взглядом, и, видимо, получалось у меня это настолько выразительно, что Лиза сдалась, правда, перед этим обречённо вздохнула, на спину перевернулась и взглянула на мужа, который уже с постели поднялся. Взглянула, как на предателя, не сомневаясь в том, что он попросту сбегает от наших разборок, а не пытается поразить нас чувством такта.

— Где ты вчера была? — спросила я.

Лиза помолчала, проводила мужа взглядом до двери, а когда он вышел, приподнялась, устраиваясь поудобнее. На меня не смотрела, и мне это уже начало надоедать. Ногу в колене согнула, принялась разглаживать ладонью ткань шёлковой сорочки.

— Что, он, на самом деле, свалил? — Я не ответила, и она кивнула, подтверждая собственные слова. — Свалил. Сука такая. А ведь я тебе говорила.

— Я тебя убью сейчас.

Она глаза на меня подняла.

— За что?

— Зачем ты с ним встречалась за моей спиной?

Лиза уклончиво пожала плечами.

— Хотела посмотреть, что из этого выйдет.

— Поведётся он или нет?

Она взглянула на меня с вызовом.

— Хотя бы и так. Может, тогда бы у тебя мозги включились!

— Какое тебе дело до моих мозгов? — снова начала заводиться я. От злости и обиды дыхание сбивалось, а за вызывающий взгляд сестры хотелось вцепиться ей в горло. — Я тебя просила — как человека просила! — не лезь! Но нет, тебе ведь больше всех надо!

Лиза только ахнула.

— Лиля, ты что, не понимаешь? Он аферист! Ему без разницы было!.. Он ведь почву прощупывал! Он задавал и задавал вопросы! А про него самого ты что-то знаешь? Вот скажи мне: знаешь?

Я от кровати отошла, по комнате забегала. Понимала, что Лиза права, и я сама всё это прекрасно понимала, но её методы… мне боль причиняющие…

— Ты не имела права. Я просила тебя!.. Я всё сама понимала, я бы всё выяснила! Но нет, ты полезла!

Она рукой махнула, как отрезала, с кровати поднялась, а на меня глянула с раздражением.

— Прекрати истерику. Что, вообще, с тобой случилось? Ты всегда думала головой, а не другим местом, а тут тебя просто переклинило.

Я зло усмехнулась.

— А тебе это не понравилось, и ты решила всё исправить. Единственным известным тебе способом!

Лиза резко повернулась, недобро прищурилась.

— Это ты меня сейчас шлюхой назвала?

Я сделала к ней шаг.

— Я видела вас в саду. Я видела тебя с ним, и не говори мне, что мне показалось.

Сестра сделала осторожный вдох, явно время тянула, пытаясь найти правильный ответ, а чтобы придать себе уверенности, руку в бок упёрла, круто подбоченившись.

— Я не отрицаю, и я в этом уже призналась.

— Что ты ему говорила?

— Что он парень не глупый, и должен понимать, с кем играть можно, а с кем нет. С тобой нельзя, у тебя нет чувства юмора. — Она растянула губы в холодной улыбке. — Ты вся в папу. — Лизка вдруг за голову схватилась, прижала ладонь ко лбу и вполголоса пожаловалась: — Голова-то как болит.

— Зачем ты с ним встречалась?

— Как же ты мне надоела… — Посмотрела на меня в упор. — Что ты хочешь знать? Если я скажу, что он трахнул меня на капоте машины в каком-то лесу, а потом смылся, этого будет достаточно? — Она развела руками, явно переигрывая. — Можешь считать, что у него оказалось в запасе немного совести, и он не смог смотреть тебе в глаза.

— Ты врёшь.

— Вру, — согласилась она, и тут же также легко добавила: — А может, и нет. Пусть это останется моим маленьким секретом.

— Лиза…

— Ну что?! — Она разозлилась, на самом деле разозлилась, прямо вспыхнула. — Думаешь, я для себя это сделала? Мы все — одна большая дружная семья, ты не забыла? — Её голос сочился ехидством. — Мы все друг за друга, заботимся и оберегаем. Вот я о тебе и позаботилась. Иди, спроси Олега, против ли он?

— Мне плевать, — выдохнула я, — что он думает о твоей морали. Но ты влезла в мою постель!

— Боже мой, трагедия всей жизни! Ты подобрала какого-то аферюгу, вся заслуга которого в том, что он в постели хорош да рожа у него смазливая; он начал совать нос не в свои дела, с явным намерением что-нибудь с нас поиметь, а ты, как наркоманка последняя, твердила всем о вашей великой любви. Правда, что ли, влюбилась, Лиль?

— Иди к чёрту, — посоветовала я от души, но тон был безжизненный.

Лиза невесело хохотнула.

— Влюбилась. — Она головой качнула. — Кому сказать — не поверят.

Я в кресло опустилась, молчала, а когда Лизка попыталась ко мне приблизиться, с явным намерением замять неприятный инцидент, проговорила, именно это в данную минуту и чувствуя:

— Как же я от тебя устала.

Лиза замерла, так и не сделав последний шаг. Обдумала мои слова, после чего хмыкнула.

— Ты не можешь от меня устать, я твоя сестра. Мы вместе навсегда, помнишь? Это ты мне сказала, когда родители умерли.

С языка едва не сорвались злые, обидные слова, мне с трудом удалось сдержаться. Я вцепилась в деревянный подлокотник кресла, чувствуя практически физическую боль, проглотила обиду, а сказала только одно:

— Больше никогда не лезь в мою постель. Больше никогда.

Лиза застыла посреди комнаты, уголки её губ опустились, и она стала выглядеть несчастной и смирившейся с моими обвинениями. Помедлила, вроде бы не осмеливаясь ко мне приблизиться, а потом сделала шаг и опустилась рядом с креслом на колени, в глаза мне заглянула. Всё было настолько явно и мне знакомо, что я даже не смотрела на неё, и так знала, что она сделает и скажет.

— Лиля, ну прости меня. Он, правда, этого не стоит. Я ведь не ради себя, ты знаешь. — Она осторожно коснулась моей руки. — Потом ведь хуже бы стало. Ты бы к нему привыкла, полюбила бы, а он… Уехал, и Бог с ним.

От этих слов у меня губы затряслись. Я не хотела плакать, не хотела показывать своё горе, но слёзы сами полились, и их было на удивление много. Я лицо рукой закрыла, чувствуя, что в другую мою руку Лизка изо всех сил вцепилась, а потом и гладить её принялась.

— Лилечка, ну не плачь. Всё пройдёт, вот увидишь.

Из спальни я сбежала. Сестра продолжала меня жалеть, почувствовав, что нашла мою болевую точку, принялась на неё давить, в надежде, что я позабуду о её проступке, сосредоточившись на бегстве Данилова и своем горе из-за этого, и я поторопилась уйти. Дверь за собой закрыла, и на минуту забилась в первый попавшийся мне тёмный угол. Никак не могла со слезами справиться. Никто и никогда не видел меня такой, даже сестра, и я очень хотела, чтобы так и дальше продолжалось. Я не из тех людей, который ищут жалости у других, даже в самых тяжёлых ситуациях. Я не Лиза.

— На завтрак не останешься? — спросил Олег, встретив меня у подножия лестницы с чашкой кофе в руке. Мне её протянул, но я отказалась. Прятала от зятя глаза, покрасневшие от слёз. Сумочку с кресла взяла.

— Нет, я пойду. Спасибо, Олег.

— Лиля, что она тебе сказала?

Я остановилась, стоя к нему спиной и глядя на входную дверь, до которой всего каких-то три метра.

— Как всегда. Она всё делает ради семьи.

У него вырвалось ругательство, смешанное с пренебрежительным смешком.

— Не знаю, что ещё делать, — признался он. — Приковать её наручниками к батарее?

Я не ответила, из дома вышла и быстро спустилась по ступенькам. Направилась по выложенной мраморной плиткой дорожке к своему автомобилю, торопилась, почти бежала от волнения. В какой-то момент каблук попал в небольшую выбоину, нога подвернулась, и я остановилась. Боли не почувствовала, но, будто волной, накрыло отчаяние, и я испугалась, что остановлюсь посреди сада и зареву навзрыд. Потом почувствовала за своим плечом безмолвное присутствие, и буквально заставила себя сделать глубокий вдох.

— Ногу подвернула? — спросил Халеменчук.

— Нет, всё нормально. — Я пошла медленнее, а он двинулся за мной.

— Почему ты мне ничего не сказала? — проговорил он в некоторой досаде, когда мы подошли к машине. — Я бы давно всё выяснил. Не пришлось бы слёзы лить. К Калашникову зачем-то пошла…

Я дверцу открыла, провела ладонью по сверкающей крыше.

— А, может, я не хотела знать? Первый раз в жизни, я ничего не хотела знать.

Он замолчал, не зная, как реагировать, а я, так и не взглянув на Аркадия Николаевича, так по-доброму ко мне отнёсшемуся, села на водительское место.

Что я могла сказать друзьям и родным? Что интуиция с самого начала бунтовала, но я предпочла отмахнуться от её подсказок? Я не хотела знать, не хотела разочаровываться. Я хотела смотреть на Андрея и верить в то, что все его слова и обещания — правда. Что любит, что бережёт, думает о будущем. Он с такой лёгкостью заверял меня в том, что обязательно что-то придумает, чтобы мы были вместе, проводили вместе больше времени, не смотря на мою работу здесь, а его в Москве, и я, понимая, что такое вряд ли возможно, соглашалась с ним. Он ещё ничего не предлагал, а я уже соглашалась. Он подарил мне радость, полёт, то самое одуряющее счастье, от которого щемит сердце и вырастают крылья за спиной. Как я могла ему не верить? Это было мечтой, самой главной за долгие годы — поверить в заслуженное, заработанное женское счастье. Когда он обнимал меня и целовал, своё природное недоверие я старательно задавливала каблуком, и мне становилось хорошо. Это чувство, для такого человека, как я, как самый сильный наркотик. Однажды попробовала, и пропала.

Несмотря на внутреннее сопротивление, нежелание знать правду о том, какая же я всё-таки дура, я отправилась на встречу с Димкой Калашниковым. Не знаю, как он узнал о бегстве Данилова: может, слух сам собой по городу пополз, хотя я вроде не кинозвезда, чтобы кому-то были интересны мои любовные драмы, а может, Лиза старалась изо всех сил, чтоб уж наверняка убить во мне последние надежды и хорошие воспоминания об Андрее, но Димка сам позвонил и предложил встретиться в кафе в его обеденный перерыв. В обычных обстоятельствах я бы удивилась, а то бы и съязвила по поводу того, что у него ещё обеденные перерывы бывают — удивительное дело, а сегодня лишь угукнула, и начала собираться. На работе я не появлялась уже второй день, Жорик мне не докучал телефонными звонками, видимо, испугался безжизненного голоса при первом разговоре. Я изнывала от тоски дома, то и дело принимаясь реветь, и тут же ругать себя за это. Старалась не задаваться бессмысленными вопросами вроде того: почему это со мной, и как он мог так поступить. Старалась, но получалось не очень. И с одной стороны, была рада из дома выйти, но с другой… чувствовалось, что грядут испытания.

Когда я приехала в кафе, что находилось недалеко от городской прокуратуры, Димка уже сидел за столиком у окна и с непонятным для меня аппетитом, поедал борщ, весьма жиденький на вид. Я села напротив, Калашников на меня глянул, кивнул в знак приветствия, и предложил:

— Хочешь булочку?

Булочку я не хотела, но зачем-то взяла румяную плетёнку с тарелки и отщипнула от неё кусочек.

— Ты бледная какая-то, Лилёк.

— А ты на меня не смотри, — посоветовала я. Придвинула к себе стакан с компотом, заказанный на мою долю, и сделала глоток.

— Как же я могу на тебя не смотреть, если ты напротив сидишь? К тому же, ты мой друг.

Я взглянула умоляюще.

— Завязывай меня лечить, Дима. Говори, что узнал.

Он борщ доел и поменял тарелки, принялся за плов. С ответом тянул и выглядел недовольным.

— Как тебе сказать…

— Как есть, так и говори, — поторопила я. Скорее бы уже эта пытка закончилась. Мучилась я из-за предстоящего, а злилась на всех вокруг: на Димку, других посетителей, которые, как мне казалось, на меня глазели, и даже на этот злосчастный компот, который, как назло, оказался вкусным.

— В общем, субъект любопытный.

У меня зубы по краю стакана стукнули.

— В смысле?

— Не бандит. По крайней мере, точно этого установить не удалось. Не сидел, не привлекался, но несколько раз его имя всплывало в отношении интереснейших ситуаций.

— Говори нормально, хватит усмехаться.

— Если нормально, то я очень рад, что он из нашего города уехал. Надеюсь, не вернётся. А уж рядом с тобой ему делать точно нечего.

— Кто он?

— Да чёрт его знает, кто он, — ухмыльнулся Калашников. — Поначалу ничего выяснить не мог. Номер телефона не на него зарегистрирован, а на какую-то левую контору, занимается переработкой макулатуры. При этом, в самой фирме никто об Андрее Данилове слыхом не слыхивал.

Я сглотнула, но решила повредничать.

— А тебе откуда знать? Ты же не ездил…

— Я не ездил, но мой приятель ездил. Сначала одолжение мне сделал, а потом самому любопытно стало, вот и начал копать.

— Рассказывай.

— Ну, сама понимаешь, с телефоном пролетели, а куда с одним именем в Москве сунешься? А вот уж когда ты про этот «Альков-Дом» сказала… Как это называется?

— Девелоперская контора.

— Вот-вот. Саня, короче, туда поехал и выяснил, что Андрей Данилов, с тем же отчеством и датой рождения, на самом деле у них работал, но совсем недолго. Около года, и уволился два года назад.

— Но я же видела у него в компьютере документы с названием и логотипом.

— Да мало ли что ты видела! Может, и видела, потому что должна была увидеть. Так вот, слушай дальше. Саня взял данные в отделе кадров: где раньше работал, а, главное, адрес, место прописки, что в паспорте Данилова указан. Поехал он туда, а по этому адресу никто не проживает да и проживать не может, старые дома, их под снос готовят. В паспортном столе тоже тупик: не проживал по этому адресу никакой Данилов. Старичок-ветеран жил, но родственников у того не было, а квартиру он государству отдал, когда в дом престарелых перебрался. А вот на одном из прошлых мест работы, — надо сказать их было не слишком много, и подолгу твой Андрей нигде не задерживался, — повезло. Кое-кто из бывших сослуживцев припомнил, что Данилов как-то упоминал о том, что учился в Бауманке, хотя никаких сведений об этом в его личном деле нет. Это уже странно, разве не так? Предъявлять работодателям диплом среднестатистического ВУЗа, когда за плечами такой институт. Проверили, и вот тут уже начинается самое интересное. Студента Данилова там очень хорошо помнят. Педагоги отзываются о нём едва ли не с придыханием, талантливый молодой человек. До четвёртого курса, кроме как успеваемостью, ничем не выделялся, а вот потом неожиданно интерес к учёбе потерял. Педагоги шёпотом говорят, что его едва ли не завербовали, но если судить по тому, рядом с чьими именами встречается его фамилия в дальнейшем, то если и вербовали твоего Андрюшу, то люди с большими деньгами и не совсем хорошими помыслами. Паренёк он был талантливый, чертовски обаятельный и не трус. Саня когда пробивать эти дела начал, ему тут же по рукам дали, посоветовали не лезть, деньги там очень большие и люди серьёзные. Но, как я понимаю, там дела о мошенничестве в безумно крупном масштабе, нам с тобой такое и не снилось.

Я кашлянула, прочищая горло, в котором неожиданно запершило.

— И что?

— Ну что? Вор он. Конечно, в банках маски-шоу не устраивает, у него другие методы, компьютерные технологии и тому подобное, но сути это не меняет, согласись. Как его к нам занесло, не знаю, с его-то аппетитами. Может, приценивается. — Димка ухмыльнулся, но совсем невесело.

А я, позабыв обо всём, голову опустила и прижалась лбом к прохладной столешнице. Мысли в голове были тяжёлыми и неповоротливыми, и уж точно не радовали.

— Лиля, — с тревогой проговорил Калашников, а я зажмурилась. Руками загородилась, но долго так сидеть было нельзя, обязательно бы внимание привлекла, и я выпрямилась, постаралась удержать спокойное выражение на лице. Но руки сцепила, пальцы дрожали.

— Дима, ты думаешь…

— Я не знаю. — Он, кажется, аппетит потерял, и тарелку с остывшим пловом от себя отодвинул, глотнул компота. — Но даже если что-то… Мы не найдём его, это просто не реально. И уж точно он не вернётся.

Я, конечно, знала, что после разговора с Калашниковым, мне вряд ли станет лучше, но подобного я всё-таки не ожидала. К моему разочарованию примешалось ещё и беспокойство, весьма серьёзное. Я снова принялась вспоминать, анализируя поведение и слова Андрея, и ничего хорошего в нём для себя уже не находила. Я методично, шкаф за шкафом, ящик за ящиком, обыскала свою квартиру, пытаясь понять — пропало что-либо или у меня уже началась паранойя. Но если Димка прав… Если Димка прав…

Просто придти к сестре и её мужу и прямо высказать все свои подозрения по поводу сбежавшего Данилова, я в себе смелости так и не нашла. Понимала, что если Калашникова нюх не подводит, то последствия могут быть серьёзными, и не для меня, а для всей нашей семьи. Но я тянула с решением, надеялась, что время пройдёт, ничего не случится, и тогда можно будет сказать, что обошлось. Что судьба меня ещё бережёт. Что в наших с Андреем отношениях не всё было ложью, можно будет сохранить хоть какое-то хорошее воспоминание о нём, без риска умереть от угрызений совести. Я уже хотела, от всей души надеялась, что он просто сбежал. Бросил меня, я ему надоела, что угодно, только не те страшные предположения, которые мне теперь ночами спать не давали.

Лиза звонила мне каждый день. Отмахивалась от того, что я с ней говорить желанием не горю, всё ещё злюсь, искренне не понимая, откуда в ней столько уверенности, что она может делать, что угодно, прикрываясь интересами семьи. Даже в постель в мою влезть, в душу мою. И, хотя, такое случалось уже не раз, но впервые настолько сильно меня задело. Практически раздавило. А она ждала, что я быстренько свою обиду и непонимание переживу, и снова стану её младшей сестрёнкой, которая обязана понимать и поддерживать во всех принятых ею решениях.

— Ты меня беспокоишь. — Этими словами она в последнее время начинала любой наш разговор. — Лиля, это неправильно и даже ненормально. Ты не ходишь на работу, не приезжаешь к нам. Чем ты занимаешься?

— Думаю, — не стала я скрывать.

— О чём?

— О том, что меня беспокоит, Лиза.

Сестра не сочла нужным подавить недовольный вздох.

— Ясно. Опять Данилов. Его нет уже больше недели. Ты что, похоронить себя решила заживо?

— А ты решила этому помешать и свести меня с ума своими вопросами?

— Я не свожу тебя с ума, я беспокоюсь. Лилечка.

Я поморщилась.

— Не называй меня Лилечкой, ты же знаешь, как меня это раздражает.

— Вот и хорошо! Лучше на меня раздражайся, чем о нём думай.

— Хорошо, буду раздражаться на тебя. Не звони мне хотя бы три дня. Пожалуйста.

— А чем ты будешь заниматься эти три дня? — насторожилась Лизка.

— От тебя отдыхать! — не сдержалась я, телефон выключила и швырнула его на подушки.

Что самое интересное, после этого разговора, я раздражения не чувствовала. Сидела на разобранной постели, не смотря на то, что время приближалось к полудню, в халате, сложив руки на груди, и таращилась на стену напротив. Не знаю, что я на ней увидеть надеялась, но смотрела, и это мне казалось безумно важным занятием. Я думала.

Звонить сестра на самом деле перестала, но, как оказалось, просто тактику сменила, потому что следующим утром ко мне заявился Горин. Я не ждала ни его, ни кого бы то ни было другого, так и бродила по дому в халате, растрёпанная и бледная от недостатка свежего воздуха и добровольного постельного режима. Я ещё подумала, стоит ли открывать Лёшке дверь, в глазок на него смотрела, но он, кажется, решил не отступать, жал и жал на кнопку звонка, а когда внизу хлопнула подъездная дверь, принялся опасливо озираться. Конечно, кое-кому это может показаться довольно забавным: застать мэра города под дверью соседки.

Замки я отперла, и дверь открыла.

— Я уж думал, тебя дома нет, — проговорил он с явным облегчением, бочком проникая в мою узкую прихожую. Дверь за собой поторопился прикрыть и тогда уже на меня посмотрел. Нахмурился.

— Я дома. Разве Лиза тебя не известила?

Алексей Дмитрич окинул меня взглядом с головы до ног. Я глаза отвела, закуталась в длинный халат, но так как его взгляд даже под него старался пролезть, весьма настойчиво и беспардонно, я решила пройти в комнату. Это позволило мне отвернуться, отойти на почтительное расстояние, а потом и в глубоком кресле устроиться, съёжившись.

— Лиля, что с тобой?

— А что со мной?

— Ты ужасно выглядишь.

Я только рассмеялась.

— Спасибо тебе.

— Но это на самом деле так. — Лёшка подошёл и присел передо мной на корточки. Глазами меня ел. — Ты бледная, как мел. И худая. Ты хоть ешь?

— Да. Забыл кто я? Кексы из воздуха напеку.

— И что, пекла?

Я вздохнула.

— Лёш, ты зачем пришёл?

Он недовольно пожевал губами.

— А ты не понимаешь? Я беспокоюсь за тебя…

— Сейчас ты скажешь, что знал, чем всё закончится.

— Даже если я это скажу, ты мне не поверишь.

— Ну отчего же?

— Лиля. — Он осторожно, будто боясь меня покалечить, за руку меня взял. Погладил мои пальцы, выглядел расстроенным. — Всё будет хорошо.

Этому утверждению я удивилась, брови вскинула, а Горин уверенно кивнул.

— Вот увидишь. Всё пройдёт, всё забудется. — Он над моей рукой склонился и губами прижался, потом щекой, как путник, вернувшийся домой.

— Наверное.

Горин на меня посмотрел.

— Ты так убиваешься по нему? Не стоит. Он уехал, и этого следовало ждать. Но наша жизнь здесь. И твоя в первую очередь.

Я в кресле откинулась, смотреть старалась в окно, а не на Алексея Дмитрича, которого, видимо, моё спокойствие воодушевило, и он не торопился отпускать мою руку.

— Тебе Лиза позвонила?

— Позвонила, — покаялся он. — Она просто не знает, что делать.

— Конечно, — вырвалось у меня, и я даже пренебрежительно усмехнулась. — Только как предлагать себя моим мужчинам, она знает, а что делать — не знает.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты понял.

Он всё-таки поднялся, наверное, оскорбившись.

— Не путай меня со всеми.

— Но разве я не права?!

— Она твоя сестра! А этот заезжий… был, и нет его. Смирись, наконец.

— Не надо говорить мне, что делать!

— А как быть? Просто смотреть, как ты над собой издеваешься и превращаешься в тень? И из-за кого? — Горин зло махнул рукой и всё-таки сказал это, в пылу и злости: — Я тебя предупреждал!

Я лицо руками закрыла и головой покачала.

— Замолчи, я не хочу больше этого слышать.

— Не хочешь? — Он навис надо мной, упираясь руками в подлокотники кресла. — Я люблю тебя. Я всегда тебя любил, а ты раз за разом пытаешься от меня убежать. — Горин покаянно склонил голову. — Я знаю, это моя вина. Я не должен был, я… Надо было найти какое-то решение. Но я его не нашёл. Лиля, посмотри на меня.

Я снова отчаянно замотала головой, а Лёшка попытался убрать от моего лица руки.

— Малыш, ну пожалуйста. Я так скучаю… Я чуть с ума не сошёл, думая, что ты с ним… Что я тебе больше не нужен. Скажи: нужен?

Слёзы текли, и даже мои ладони, прижатые к щекам, совсем не помогали. Я принялась их вытирать, губы дрожали, а от Лёшкиного вкрадчивого голоса у меня самая настоящая истерика грозила приключиться. А он ещё прикасался ко мне, гладил, что-то шептал.

— Прекрати, — попросила я.

Он замолчал, голову опустил и прижался лбом к моим коленям.

— Чёрт с ним со всем, я разведусь.

Я дышать перестала, если честно.

— Что?

Господин мэр голову поднял и глянул на меня мутным взором. Но кивнул достаточно уверенно.

— Разведусь. Ну, невозможно так жить, Лиля. — Вскочил и взволнованно забегал по комнате, я же наблюдала за ним с недоумением, позабыв о слезах и своём горе. — Что может случиться? — Горин остановился и развёл руками, принялся рассуждать, видимо, вдохновлённый приступом смелости. — Меня с должности снимут? Нет. На второй срок не пройду?… Пусть попробуют найти кандидатуру лучше. Разве я плохой мэр? Вот скажи, плохой?

Отвечать я не спешила, промолчать мне показалось лучшим вариантом. А Лёша, ещё и улыбнулся, задорно так.

— К тому же, разве не у нас в семье лучший пиарщик? Она может всё. — Он ко мне шагнул, в глазах огонь. — Скажи мне, может? Раз уж Галку представили, как целомудренную и высокоморальную особу, то ты… — Он снова опустился передо мной на корточки и взял меня за руку. — Ты моё счастье.

Я смотрела на наши руки, размышляя о том, что он только что нагородил.

— Лиля, скажи что-нибудь.

— Сейчас? Лёша, сейчас я не готова.

Горин поторопился кивнуть.

— Да, ты права. Просто… ты ведь сама всегда говорила, что самое верное решение — самое простое. И я давно должен был это сделать. Развестись с ней, и жениться на тебе. Так должно было быть, с самого начала. Ты будешь королевой.

Это было произнесено с лёгким придыханием, и я не стала огорчать Алексея Дмитрича своими мыслями о том, что невозможно быть королевой, когда королевства и в помине нет. Он не князь, и в безраздельное владение этот город ещё не получил. И вряд ли когда получит.

Но моя задумчивость была куда лучше слёз и рыданий, и Горин успокоился и даже подобрел и воодушевился, глядя на меня. Кажется, уже планы начал строить, судя по мечтательному взгляду и одухотворённому лицу. Я ему не мешала, сидела тихонько, а раздумывала о том, что бедный Лёшка даже не подозревает, в какой мы все, возможно, заднице находимся. Тут не то что второй срок на посту мэра не получишь, как бы реальный не схлопотать, лет на пять.

Я посмотрела на него, пытаясь представить его в тюремной робе, а не в итальянском костюме, любимого когда-то мужчину стало искренне жаль, и я машинально коснулась его волос. Он тут же поднял на меня глаза и улыбнулся. Уверенно кивнул.

— Всё хорошо, малыш. Ты меня любишь?

— Люблю, — сказала я, причём даже не соврала. Я, правда, его любила, вот только не той любовью, на которую он рассчитывал. Но что-то мне подсказывало, что таких нюансов Алексей Дмитрич знать не желал. С его-то больным самолюбием…

С отъезда Андрея прошло больше двух недель. Ничего не происходило, жизнь как-то незаметно вошла в свою колею, я на работу вернулась, и даже вела себя и выглядела, как обычно. По крайней мере, знакомые при встрече со мной не хмурились в недоумении и не принимались ахать. Я старалась улыбаться, лучиться энергией, но если раньше всё это было моим обычным поведением, то теперь отнимало много мил. Притворство есть притворство. А когда врёшь, что любовь прошла, и ты истинно ненавидишь предателя, то каждая такая ложь, пусть и маленькая, забирает у тебя частичку души. Сердце замирает, а вокруг начинается пожар — это глубокая рана начинает кровоточить, и никто, кроме тебя самой, помочь тебе не в состоянии.

Жорик без конца лез ко мне обниматься и целоваться, видимо, понимал, что я вру, и мне очень тяжело это даётся. Я была благодарна ему за то, что он хотя бы не заговаривал о Данилове, в кондитерской вообще все дружно делали вид, что его и не было никогда. Он не заходил выпить кофе, не улыбался никому, попросту мимо прошёл, и мы никогда не встречались. Меня это более чем устраивало. Вернувшись к работе, в первую неделю я в ней попросту увязла. Заказов столько накопилось, что хоть день и ночь работай. И мы работали. Я вся, с головы до ног, была в сахарной пудре, муке и глазури, но творила с большим воодушевлением, соскучившись по любимому делу. Приходила домой за полночь и валилась без сил на постель, чтобы в семь утра снова спешить на работу. Сил на размышления о своих горестях попросту не оставалось. Краем сознания я отслеживала время — часы, дни, недели, ждала — ждала! — новостей, но ничего не происходило. Но, признаюсь честно, что просто так я Андрея из своей памяти не вычеркнула. Его искал Калашников, его искал Халеменчук, но ничего утешительного или интересного так и не узнали. Данилов, как выяснилось, умеет растворяться в воздухе, остаётся только поаплодировать.

— Плюнь, — наконец посоветовал мне Димка.

Я промолчала, зато Аркадий Николаевич пренебрежительно усмехнулся.

— Плюнь. Вам бы только плевать, молодёжь. А я бы его нашёл и подвесил за одно место. Он бы мне всё рассказал.

Калашников глянул насмешливо, потом живот втянул, важно поведя плечами.

— Ваши методы, товарищ, противозаконны.

— Что?! — Халеменчук выглядел не на шутку обескураженным таким заявлением. — Поговори у меня! Я двадцать лет следователем, а ты? Сосунок.

— Лиля, ты слышишь?

— Прекратите, — тихо попросила я. Вздохнула и расстроено кивнула. — Не надо больше ничего. Я не хочу.

В конце концов, в моей жизни ничего не изменилось. Семья, дом, город, любимая кондитерская. Даже бывший любимый, которого так увлекла перспектива развода с женой, что он является ко мне каждый день, чтобы со мной об этом поговорить. Нашёл себе сообщника, ей-богу. Вот и получалось, что об Андрее просто следует забыть. Я поклялась, что сделаю это, у меня получится. Например вчера полчаса стояла над мусорным ведром, с его футболкой в руках, полная решимости от неё избавиться… Что ж, Москва не сразу строилась. Не получилось вчера, получится сегодня… или завтра. Выброшу её, и тогда точно ничего не останется.

С Лизой тоже, вроде бы, помирились. Она, по всей видимости, узнав от Горина потрясающие новости, решила, что я одумалась, и при нашей встрече воочию, изо всех сил играла роль лучшей в мире старшей сестры. Хвалила мой внешний вид, планы на будущее и даже мою работу, раз пять обойдя вокруг стола, на котором красовался свадебный торт, весь в шоколадных вензелях и лепниной из марципанов.

— Знаешь, мне так жаль, что когда я выходила замуж, не ты нам торт пекла. Ты талантище, Лилька. Я когда на такое смотрю, о диете напрочь забываю.

Я руки вымыла и вытерла их бумажным полотенцем. Похвалы сестры меня не сильно впечатлили, к тому же, я чувствовала усталость и всё чего хотела — это спать.

— Съешь пирожное, — предложила я.

Лиза на меня взглянула и укоризненно улыбнулась.

— Не соблазняй. — Она кухню оглядела. — У тебя работы много? Может, по магазинам пройдёмся?

— Если честно, не хочу. Я устала.

— Много работы?

— Лето, сплошные свадьбы.

— Это да. — Лиза снова к торту присмотрелась, наклонилась и вроде бы хотела коснуться белой марципановой лилии, но я её одёрнула:

— Не трогай.

Руку она тут же убрала и над самой собой посмеялась.

— Так и тянет пощупать. — Отошла от стола и присела на высокий стул. — Ты когда к нам приедешь? Денис без конца о тебе спрашивает.

— Скоро, — пообещала я.

— И Олег…

— Я вчера была в офисе, когда Олег успел по мне соскучиться?

— Я не говорю, что соскучиться, но он у меня спрашивает, как ты себя чувствуешь, а я не знаю, что ему ответить. Ты же скрываешь.

— Не скрываю. У меня всё в порядке. — Я широко улыбнулась. — Я вернулась к работе… То, что было, это лишь небольшая депрессия. Я себя пожалела, и всё прошло.

Лиза негромко хмыкнула.

— Давно надо было себя пожалеть, может, Горин одумался бы куда быстрее. Всё-таки мужская ревность — великая вещь, согласись.

— Лиза, ты на самом деле веришь в то, что он разведётся?

— А ты нет? — вроде бы удивилась она.

Я плечами пожала.

— Не знаю.

— Так потормоши его чуток. Он тебе уступит.

— Вопрос в том: хочу ли я этого. Представляешь, что начнётся, когда все узнают?

Лиза хищно усмехнулась.

— И что? Всех заткнём, Лиля. О чём ты переживаешь?

Я от сестры отвернулась, не желая обсуждать эту тему. А Лиза подошла и обняла меня сзади, прижавшись щекой к моей щеке.

— Лиля, я так рада, что ты в порядке. Ты меня беспокоила, честно. — Она в щёку меня поцеловала, потом потёрла место поцелуя, стирая след от помады. И рассмеялась. — Но ты у меня умница, я всегда это знала.

Я кивнула и заставила себя улыбнуться. Никак дождаться не могла, когда Лиза уйдёт и даст мне спокойно поработать.

— Тебя подвезти до дома? — спросила она.

— Нет. Я ещё поработаю, у меня ещё один заказ.

Лиза озабоченно нахмурилась.

— Попроси Жорика остаться.

— Мне нужно сделать это самой, — объяснила я, с удивлявшим даже меня терпением. — А ты поезжай. Дениске привет, я ему позвоню завтра.

— Ну, хорошо, — нехотя согласилась Лиза, но уже через секунду добавила: — Нажалуюсь на тебя Лёшке, честное слово.

Будто мне не наплевать. Я почувствовала настоящее облегчение, когда Лиза из кухни вышла. Жорик в зале гремел ключами, провожая её, потом ко мне заглянул.

— Ты как, справишься?

— Конечно. Тут часа на два работы, не переживай, иди домой.

Он в дверях помялся, потом посмотрел на мой телефон, что завибрировал на столе. Я тоже обернулась, недовольно поморщилась, а любимого помощника попросила, с мольбой:

— Жора, скажи ему, что я занята.

Тот попыхтел, подтянул ярко-зелёные подтяжки, щёлкнул ими о наметившееся от любимой работы пузико, и всё же протянул руку за мобильным. Звонил Горин, а говорить с ним Жорик не любил. То ли просто не был расположен к этому человеку, то ли побаивался власть имущих, но когда через минуту он нажал на «отбой», выглядел крайне недовольным. А я со всей искренностью произнесла:

— Спасибо.

— Ты что, помирилась с ним?

— Не знаю, я пока не решила.

— Да? А он, кажется, всё уже решил. Так говорил со мной, будто я ему чем-то обязан.

Я улыбнулась.

— Мы все ему обязаны, Жора. За любовь и заботу, о нас, рядовых гражданах.

— Мы с тобой не рядовые.

— А какие же мы?

— Мы — особенные, — со всей уверенностью произнёс Жора, чем меня насмешил.

— Как скажешь.

Оставшись одна, я сосредоточилась на торте. Время полетело незаметно, я немного выбилась из графика, и в итоге, когда на часы в очередной раз взглянула, поняла, что уже одиннадцать. Чертыхаться, злиться или удивляться на себя не стала, быстро всё прибрала, поместила торт в холодильник, и поторопилась к умывальнику, чтобы смыть с рук сладость. Посмотрела на своё отражение в зеркале над небольшой раковиной в служебном туалете, и ненадолго замерла, отметив печаль во взгляде, которой раньше не было. Оставаясь одна, переставала притворяться, и на плечи будто камень наваливался, который мне дышать мешал. Я даже попыталась плечи расправить и вдохнуть полной грудью, но ощутимого результата это не принесло. Просто хотелось поскорее попасть домой и лечь спать. Спать, чтобы не думать. Лишь бы не проснуться среди ночи: вот тогда-то самое веселье и начиналось.

Я выключила везде свет, позвонила на пульт охраны, и из кондитерской вышла. Заперла дверь, подождала, ожидая, когда за стеклом замигает лампочка сигнализации. На улице уже стемнело, машин почти не было, и лишь на площади, у памятника, слышались голоса загулявшей молодёжи. Я прислушалась к тишине, почти наслаждаясь ею, и совсем не ожидала, что её нарушат хлопнувшие одновременно двери автомобиля неподалёку. Через плечо оглянулась, ещё не успев убрать ключи от кондитерской в сумку, и так замерла, с тревогой наблюдая за приближением двух молодых людей. Они вышли из темного «лексуса», припаркованного на обочине, и деловитыми походками направились ко мне. Фактуру они имели внушительную и отличались завидной решительностью. Один из них вполне вежливо мне улыбнулся.

— Лиля Германовна?

Я помедлила, но всё-таки кивнула.

— Да. Кто вы?

— С вами хотят поговорить. Сядьте в машину, пожалуйста.

Я на «лексус» посмотрела, в окно со стороны водительского сидения, видела ещё одного субъекта, его тяжёлая челюсть мерно двигалась, пережёвывая жвачку, а на меня он посматривал без всякого благодушия.

— Кто хочет со мной поговорить? — задала я вопрос, который, в принципе, волновал меня не сильно. Куда более весомым было желание сбежать, и я даже отступила на пару шагов, возвращаясь обратно к крыльцу кондитерской. По сторонам огляделась, но, как назло, поблизости никого. Даже если я начну кричать, в надежде докричаться до шумной молодёжи, то это вряд ли мне чем-то поможет. Если они и услышат, то помочь не смогут, а то и не захотят.

— Вам нечего бояться, — продолжал уговаривать меня вкрадчивый голос, а его хозяин протянул ко мне руку. — Пройдёмте.

«Пройдёмте»?

— Вы из милиции?

— Нет.

— Тогда я точно с вами никуда не пойду. — Я попыталась освободить свою руку. — Отпустите меня.

— Лиля Германовна, давайте не будем создавать друг другу проблем.

— Что?! — Я посмотрела на всех по очереди. — Кто вы такие?

Парень, который всё это время со мной говорил вполне вежливо, поскучнел, видимо, осознав, что просто так я в машину к ним не сяду, его губы превратились в тонкую линию, что подразумевало, что он крайне недоволен моими вопросами, и на товарища глянул. Молча кивнул. А я, круглыми от ужаса глазами, наблюдала за тем, как второй без всяких лишних слов направился ко мне, подхватил, как мешок с картошкой, и взвалил на плечо. Правда, я завизжала на секунду раньше, чем он меня коснулся, но это, кажется, никого не обеспокоило, мои похитители никак не отреагировали и не принялись воровато оглядываться. И пока я звала на помощь и сучила в воздухе ногами, самый говорливый из них, открыл заднюю дверь, потом наклонился и подобрал с земли мою сумочку, что я уронила. Меня, как куклу сунули на заднее сидение автомобиля, я неудачно тюкнулась лбом о край сидения, и пока пыталась собрать ноги и руки воедино, чтобы принять более-менее подобающее положение, и попросту сесть, в ноги мне полетела моя сумка. Моя сумка от «Louis Vuiton»! Они, вообще, представляют, сколько она стоит?

Пять секунд — и машина тронулась с места. Я продолжала бестолково барахтаться, а когда села и сдула с лица растрепавшиеся волосы, поняла, что на меня смотрят две пары мужских глаз. Я обеспокоенно посмотрела сначала на одного, потом на другого, дышала взволнованно, а проникновенная улыбка самого говорливого из них, и, по всей видимости, главного, мне не нравилась.

— Если бы вы меня послушали и просто сели в машину, не пришлось бы сейчас так злиться.

— С какой стати я буду садиться в машину к незнакомым людям?

Вопрос остался без ответа, и пока я в панике оглядывала салон дорогого автомобиля, чувствуя себя в западне, машина мчалась по ночным улицам.

— Кто вы такие?

— Это не должно вас интересовать, — послышалось с переднего сидения, но ко мне никто не повернулся. — Мы просто делаем одолжение хорошему человеку.

— Что это за хороший человек, который просит людей похищать?

— Мы не собирались вас похищать. Мы сопровождаем вас на важную встречу.

— Без моего на то согласия!

— Так уж вышло, что поделаешь, — флегматично отозвался мой собеседник, ничуть не обременённый чувством вины. А потом бросил через плечо: — Проверь её сумку и забери телефон.

Я от бессилия даже зарычала, наблюдая, как огромная ручища лезет внутрь моей элегантной сумочки и всё в ней переворачивает. Телефон мой исчез в кармане сидящего рядом со мной парня. Я же в тоске посмотрела за окно. Не знала, что делать, не знала, что сказать, да и опасалась, что если начну слишком своих похитителей нервировать, то пострадаю в первую очередь я. И опасения мои были не напрасны, это мне уже удалось выяснить.

Автомобиль тем временем на большой скорости пронёсся мимо городских окраин и свернул на шоссе. Стало понятно, что мы собираемся покинуть область, вдалеке уже видны огни моста через реку. Как только мы его пересечём, мне уже никто не поможет. Я зажмурилась. Даже сглотнуть не могла, потому что горло перехватило спазмом.

Меня ещё никогда не похищали, и я, признаться, даже не рассматривала такую возможность. Поэтому совершенно не знала, как себя вести. Вжалась в угол, и ждала, что будет. Потом вспомнила, что над входом в отделение банка, что находился по-соседству с моей кондитерской, есть камера видеонаблюдения. Если я пропаду, через день или хотя бы два, это станет понятно родственникам и друзьям. Они забеспокоятся, и, возможно, догадаются проверить записи. Димка с Халеменчуком точно догадаются. И тогда… тогда… Я не знала, что будет тогда, но мне ведь нужен хоть лучик надежды? Кстати, мы только что пронеслись на запредельной скорости мимо поста ГИБДД, но никто даже головы вслед «лексусу» не повернул. Что за напасть?

Ехали мы не так долго, около часа. Пересекли мост, минут десять неслись по трассе, а потом свернули под какой-то неприметный указатель. В лес. У меня мурашки по всему телу побежали. Я поостереглась выдавать свой страх, но пока никто не видел, зажмурилась, пытаясь припомнить хоть какую-нибудь молитву. Дорога хоть и была просёлочной, но достаточно накатанной, нас даже не трясло на ухабах. А я с всевозрастающей тревогой вглядывалась в тёмный лес вокруг. Сосны высились и шумели, а я готовилась к худшему. Хотя, думать, что может быть хуже, чем оказаться похищенной тремя незнакомцами сомнительной наружности, было страшно. Я в нервозности сжимала и разжимала кулаки, до боли в глазах вглядываясь в темноту за стеклом. А потом, совершенно неожиданно для меня, тёмный лес расступился, и я увидела посёлок, весь в огнях. По крайней мере, в первый момент мне показалось, что это посёлок, но когда мы съехали с горки и оказались перед железными воротами, с будкой охраны рядом, стало понятно, что это, скорее, база отдыха. А если судить по наличию оружия у охраны, то база не простая. Автомобиль остановился, водитель открыл окно и о чём-то быстро с охраной поговорил, потом и вовсе рассмеялся, наверное, дружка встретил, что меня тоже не вдохновило. Ворота перед нами отворились, и мы въехали на территорию. Я принялась оглядываться. На стоянке большое количество машин в несколько рядов, чуть в стороне трёхэтажное добротное здание, всё в огнях, а по территории разбросаны деревянные коттеджи — большие и поменьше. Между ними газоны и корты, футбольные площадки и бассейны, также тут и там попадались сосны и пушистые ели, на каждом шагу клумбы. Я немного успокоилась. Вряд ли меня здесь убивать будут.

Хотя, кто знает этих психов?

Мы проехали, как мне показалось, по всей территории, довольно обширной, надо сказать. Остановились перед большим домом, не особо похожим на все остальные коттеджи. Это был настоящий, внушительного вида бревенчатый дом, с отдельно огороженной территорией. Тут нас тоже охрана встретила, но лишь для того, что открыть ещё одни ворота. И когда автомобиль притормозил у крыльца, ко мне обернулись и оповестили:

— Приехали, красавица.

Я сочла нужным проявить строгость.

— Не помню, чтобы разрешала вам со мной фамильярничать.

— Фу ты, ну ты. Кажется, это и называется нордическим характером?

— Нет. Это банальное самоуважение.

Парень усмехнулся, потешаясь над моей проснувшейся смелостью, отвечать не стал. Вышел из машины, открыл для меня дверь и молча ждал, когда я выйду. Я не забыла о своей сумке, из машины вылезла и гордо расправила плечи. Приказала себе не оглядываться, решив, что если начну шарить вокруг глазами, это покажет мою слабость. Неподалёку стояли два охранника в чёрной униформе, но в нашу сторону даже не смотрели, занятые своим разговором.

— Пойдём. — Меня взяли за локоть, и повели к высокому крылечку. Я беспомощно оглянулась на «лексус», который тут же тронулся с места. Едва не споткнулась о первую ступеньку, и разозлилась на себя. Нужно срочно взять себя в руки. Я смогу, я умею.

Только переступив порог, я сразу услышала голоса в доме, негромкую музыку и женский смех. Кажется, здесь отдыхала и веселилась большая компания. Это мне сразу не понравилось. Попасться к подвыпившим психам ещё хуже, чем просто к психам. Со мной любой согласится, разве нет? Из просторной гостиной, где шумели больше всего, выпорхнула симпатичная девушка в короткой джинсовой юбочке и ярком лифчике от купальника. Нас увидела и в первую секунду удивилась, даже пальцем в меня ткнула и проговорила с вопросительной интонацией:

— Стас, а это…

Мой провожатый лишь рукой на неё махнул, причем весьма небрежно, и девушка тут же поторопилась скрыться с глаз, но на меня оглянулась, я заметила. Конечно, я на фоне её, в тёмной юбке и белой жаккардовой блузке, смотрелась диковинно. А эта особа, наверное, длиннее своей нынешней юбчонки, никогда и не носила ничего.

На пороге гостиной я замешкалась, простительная трусость. Меня едва ощутимо подтолкнули вперёд, я кинула за своё плечо возмущённый взгляд, но Стас предпочёл его проигнорировать. Я сделала шаг, потом другой, через силу, и обозрела балаган, творившийся в комнате. У окна большой накрытый стол, за которым человек пять мужчин, пьют, закусывают и общаются. Атмосфера за столом царит дружеская, а прислуживают им феи, подобные той, что вылетела нам навстречу пару минут назад. Молоденькие, симпатичные и улыбчивые. Одеты все легко, они то и дело наклонялись то к одному мужчине, то к другому, одна даже присела на подлокотник кресла с высокой спинкой и потягивала шампанское из высокого бокала. По её пьяной улыбке было понятно, что она весьма рада находиться здесь. А мужчины сплошь интересные и деловые, то и дело опрокидывали рюмки и про девушек не забывали. Хотя, меня всё это не особо заинтересовало: какое мне дело, кто как напряжение снимает? Даже если в компании юных нимф? Меня куда больше заинтересовал человек, который сидел спиной к окну, а как меня увидел, на секунду замер, так и не донеся рюмку до рта. Это было откровенное смятение, он попытался с ним справиться, ему удалось, а у меня остался горький осадок, потому что к своим достоинствам или его совести, я эту секундную заминку не отнесла.

Данилов сидел, развалившись на стуле, глазами со мной встретился и всё-таки выпил, и только после этого, забыв закусить и даже не дёрнувшись, из-за стола поднялся. На губах расцвела улыбка, та самая, которую я запомнила в день нашего знакомства.

— Сладкая моя приехала, — протянул он, и даже руки раскинул, будто ожидал, что я к нему в объятия кинусь. Не дождётся, не стану я этого делать. Хотя, Бог знает, как я, при виде него, на ногах удержаться сумела. И про страх позабыла, и про волнение, про все свои домыслы… Я даже не надеялась, что мы ещё свидимся. Но как оказалось, у него — не у Бога, а у Данилова! — были свои планы на сей счёт.

Он шёл ко мне через комнату, в которой сразу стало тише, а я почувствовала, как с моего локтя исчезла чужая рука. Стас отступил, а я на Данилова смотрела, это всё, что меня интересовало в данный момент. Он подошёл, мы глазами встретились, и я неожиданно заметила лёгкое злорадство в его взгляде. Кажется, он наслаждался моей растерянностью. И чтобы подчеркнуть это, прижал меня к себе и запечатлел на моих губах пылкий поцелуй. Я не ответила, даже позволила себе поморщиться, ощутив запах и привкус водки на губах. Попыталась отстраниться, продолжая требовательно смотреть Андрею в глаза, ожидая объяснений. Но он с объяснениями не торопился, за плечи меня приобнял и развернулся к друзьям. Объявил:

— А вот и она, наша Лиля.

Это «наша» мне очень не понравилось, но я решила повременить со спорами. Скользила взглядом по лицам незнакомых мужчин, которые ко мне приглядывались с большим интересом и оттенком недоверия. Во главе стола сидел мужчина средних лет, лысоватый и приземистый, но его взгляд из меня душу вынимал. Если остальные смотрели с любопытством, то этот меня сканировал. На это ушло не меньше минуты, после чего лысый указал рукой на стол.

— Приглашай гостью к столу, Андрюх. Она, наверное, устала с дороги.

Всё звучало и выглядело, как сцена про мафию из дурного кино. В памяти сразу всплыли кадры из «Место встречи изменить нельзя», и я мысленно примерила к себе фамилию Шарапов.

Но за Андреем пошла. Даже не стала спорить, когда он меня за руку взял. Лысый толкнул локтём девушку, что с удобством устроилась на подлокотнике его кресла, та вскочила и засуетилась. Хотя, лучше бы она этого не делала, девушка была немного пьяна, и выглядело её мельтешение нелепо. Я сама села, Данилов мне стул придвинул, рядом устроился и на меня стал смотреть, будто это не он целовал меня на виду у дружков пару минут назад, а тоже видит впервые.

— Меня зовут Родион, — представился лысый. — Родион Зудин. Слышали?

Я не помедлила с ответом ни секунды, безразлично пожала плечами. Лысый улыбнулся, словно оценил мою выдержку.

— А вы, значит, Лиля. Та самая.

— Почему «та самая»? — Мой голос прозвучал неожиданно звонко, что меня саму поначалу сбило с толка. Я не боюсь?

Да кто они такие, чтобы я их боялась?

— Ну как же… Андрей в Москву вернулся под впечатлением. Такая, говорит, девушка… феноменальная. — За столом кто-то усмехнулся, но я головы не повернула. — Умница, красавица, хозяйственная. Впору жениться.

Я на Данилова быстрый взгляд бросила, он выглядел на удивление равнодушно. Потянулся за бутылкой вина и налил мне немного. Что-то жевал и на меня не смотрел, будто не про него говорили.

— Так это он от штампа в паспорте сбежал? — проявила я любопытство. Меня это, на самом деле, весьма интересовало. — Даже попрощаться забыл.

Данилов глянул на меня укоризненно. Такое ощущение, что я не о его бегстве бессовестном рассказываю, а о том, что он мусор вынести забыл.

Родион, не скрываясь, усмехнулся.

— Это он переволновался.

Девушка, которую недавно он шуганул, возникла за моей спиной и поставила передо мной чистую тарелку. А Андрей указал на салаты.

— Поешь, ты бледная какая-то.

Он произнёс это абсолютно будничным тоном, и, наверное, ему даже в голову не пришло, как мне в этот момент захотелось разбить что-то тяжелое о его голову. Я бледная? Бледная? Он пропал на две недели, не сказав мне ни слова; меня похитили какие-то остолопы, просто схватили и затолкали в машину; я нахожу его в сомнительной компании, а всё, что он может мне сказать, что я бледная?!

Я с трудом сдержалась. Вместо еды взяла бокал с вином и выпила залпом.

— Как бизнес идёт? — спросил Зудин.

Я моргнула. Помедлила, после чего кивнула.

— Хорошо, спасибо.

На меня смотрели все мужчины за столом, и это порядком нервировало. Они смотрели и молчали, говорил только Родион.

— А если поподробнее?

Я размышляла полминуты.

— Продукты дорожают, бухгалтера толкового нет. Но заказов куча.

Родион на стол навалился, разглядывая меня. Улыбался так, будто в жёны звать собрался. Потом сказал, обращаясь к Андрею:

— Красивая.

Тот кивнул.

— В глаза мне смотрит и врёт в наглую.

— В чём это я вру? — рискнула возмутиться я. — Продукты по всей стране дорожают, это факт. А я за качество репутацией отвечаю, так что…

— Где Есин, солнце?

Вопрос задал не Родион, мужчина постарше, что сидел в другом конце стола, и я туда посмотрела. Головой покачала.

— Я не знаю.

— А если подумать?

— А если мы поможем подумать? — посуровел мой сосед справа.

Я плечи расправила.

— Пугать меня не надо. Это попросту глупо. Я ведь могу забыть и то, что знаю.

— Ты из пугливых? — улыбнулся Родион. И тут же головой покачал. — Не думаю.

— Собираетесь проверить?

— Лиля, — предостерегающим тоном начал Данилов, а я его взглядом обожгла.

— А ты, вообще, молчи.

Молчать он не стал, напротив, ко мне придвинулся, руку на спинку моего стула положил, и сказал:

— Давайте все успокоимся, и не будем всё валить в одну кучу. Лиля, ты тоже… прекрати брыкаться, и отвечай на вопросы. Где Есин? Он приехал к вам в город четыре месяца назад, и пропал.

Я смотрела то на одну тарелку с салатом, то на другую, и мне было плохо. Вот, правда, плохо. Ещё вино залпом выпила, да на голодный желудок…

— Ты с ним встречалась?

Я сглотнула.

— Да. Я его помню, и фамилию помню. Мы встретились в офисе у Олега, он мне его представил.

— Когда это было?

— Точно? Я не помню. Ещё зимой. В феврале, кажется.

— Что было дальше?

Я сцепила руки в нервный замок.

— Ну, что было дальше? Я приехала, организовала фуршет, расплатилась с официантами. Потом… потом я с ним говорила, с этим вашим Есиным, во время фуршета.

— О чём?

Я вздохнула.

— О природе, о погоде, о моих пирожных. О чём я могла говорить с незнакомым мужчиной? — Я в гневе, замешанном на панике, голос повысила, и взглянула на Андрея. — Ты сам как думаешь?

Он в глаза мне смотрел и выглядел, на удивление, довольным. Так, будто он в театре на первом ряду сидит, и игрой актёров наслаждается. Я тут же решила, что актриса из меня хреновая, и пора идти на компромисс. Уныло спросила: — Что ещё вы хотите знать?

— Он не вернулся в Москву. Он пропал в вашем городе.

Я была по-настоящему расстроена.

— Я не знала. Откуда я могла знать? Олег, кажется, обмолвился, что он уехал, и всё.

— Твой Олег сказал, зачем приезжал Есин?

Я сделала вид, что задумалась.

— Кажется, это связано с заводом. Я не очень в этом разбираюсь, если честно.

— Какая досада, — печально проговорил Родион, хитро на Данилова поглядывая. — Мы потеряли с ней время.

Кстати, Родион был ещё худшим притворщиком, чем я, честно. И это всерьёз удручало.

— Ладно, красавица, выпей вина, — сказал он, и окинул взглядом друзей. Те как-то сразу расслабились и от меня отвернулись. Я, наконец, смогла перевести дыхание.

Андрей подлил мне ещё вина и подал бутерброд с икрой.

— Ешь, а то свалишься под стол.

Гордость подсказывала отказаться, а лучше, швырнуть ему всё это в лицо, но в голове от уже выпитого шумело, и съесть бутерброд я сочла за благо. Но на Андрея старалась больше не смотреть, демонстрируя нешуточную обиду. А он так и сидел, придвинувшись ко мне, и приобнимая за плечи рукой, что на спинке моего стула лежала. Потом к моему уху наклонился и шепнул:

— У тебя на лице одни глаза остались. Что случилось, сладкая?

— Пошёл ты в задницу, — сказала я тихо, но чётко проговаривая слова. А главное, от души. Вот чего мне не хватало все эти недели. Открыто послать его куда подальше.

Данилов понимающе усмехнулся.

— Злишься?

Я проигнорировала его вопрос, предпочла смотреть на лысого, гадая, кого мне судьба в судьи послала.

Есин, Есин… Что там с этим Есиным? Я уже и думать про него забыла.

— Я хочу домой, — известила я, для приличия выждав минут пятнадцать.

— Зачем?

— Как это — зачем? — удивилась я. — Домой хочу. Здесь мне что делать?

— Ты со мной. Отдыхай.

— Ты издеваешься надо мной?

— Нет. — Мы глазами встретились, и Данилов, паскуда такая, лучезарно улыбнулся. — Здесь все твои друзья. А завтра — свежий воздух, озеро, на лодке покатаемся, в теннис поиграем… Ты играешь в теннис?

— Не сомневаюсь, что ты — да, — ядовито отозвалась я, с ужасом понимая, что к моим желаниям никто прислушиваться не станет. В этой комнате никого не интересуют мои неудобства.

— Играю. И, кстати, неплохо. Могу тебя научить.

Я к нему повернулась и в лицо ему посмотрела. Долго так смотрела, пытаясь понять, чего он добивается. А Данилов вдруг за руку меня взял и из-за стола поднялся.

— Пойдём-ка мы отдыхать, — с явным смешком, сообщил он присутствующим. — Мы не виделись давно, разговоров — тьма. Да, сладкая?

Я руку свою, запястье которой пальцы Данилова, охватывали, в кулак сжала. Посмотрела на Родиона, тот меня взглядом смерил, после чего кивнул.

— Да, мы с Лилей завтра договорим. Она, может, вспомнит что-то новенькое.

— Или прекратит дурака валять, — снова вставил свои суровые пять копеек мой сосед справа. Я на него недовольно покосилась.

Из гостиной мы с Даниловым вышли рука об руку, провожаемые взглядами пирующих. Как есть, молодожёны. Правда, стоило нам оказаться наедине, руку свою я попыталась освободить, принялась крутить запястьем.

— Отпусти.

— Лиля, хватит дурить.

— Я хочу уехать!

— Куда ты поедешь? Час ночи.

— Я не буду с тобой спать, — пригрозила я зловеще, а Андрей хмыкнул.

— Мы и не будем с тобой спать. — Он на меня посмотрел, а я поняла, что это совсем не обещание. У него что-то на уме было.

Мы поднялись по широкой лестнице на второй этаж и прошли мимо ряда одинаковых дверей. Андрей толкнул дальнюю, и мы вошли в просторную спальню. Дверь он за нами запер на ключ, что мне не слишком понравилось, но спорить я не решилась. Стояла у большой двуспальной кровати и потирала запястье. Специально это делала: больно мне не было, но не мешало вызвать у этого обманщика немного человеческих чувств. Огляделась, а Андрей, заметив мою нерешительность, на кровать кивнул.

— Садись.

Я села. Ноги не держали, вот и села.

— Андрей, что происходит?

— А что происходит? — Он прошёл к окну и распахнул его настежь. В комнату ворвался лёгкий ветерок, принёсший с собой аромат хвои и цветов.

— Кто эти люди?

— Мои друзья.

Я усмехнулась.

— По виду, форменные бандиты.

— Бандиты, сладкая, тоже бывают чьими-то друзьями. К тому же, они не бандиты, они бизнесмены. — Он хитро улыбнулся. — Ты же у нас тоже бизнесменка?

— Сравнил…

— Действительно. — Он сел в кресло напротив меня и вытянул ноги. Присмотрелся ко мне. — Расстроилась, когда я уехал?

— А ты уехал? Я думала, ты сбежал.

Он головой мотнул.

— Это не совсем верно.

Я смотрела на него, и мой взгляд, наверняка, был жадным. Я не могла ничего с этим поделать.

— Ты…

— Что?

Я губы облизала.

— Ты с Лизой спал?

Он не удивился моему вопросу, воспринял, как само собой разумеющееся, потом спокойно ответил:

— В этом не было необходимости.

— Почему? — От его ответа я всерьёз растерялась.

— Не люблю глупых баб. А к тому времени я понял, что она дура полная.

Мне бы облегчение почувствовать: он с ней не спал! А я вместо этого вся в комок нервов превратилась. Данилов, видимо, заметил или как-то понял, потому что вполне по-доброму предложил:

— Поговорим?

— О чём?

— О тебе. — Он улыбнулся, а мне захотелось вскочить и убежать. Вот только дверь надёжно заперта. Не в окно же мне сигать… от правды? — Это ведь всё ты.

Я упрямо покачала головой.

— Не понимаю…

Он не пытался меня разубедить, просто продолжил:

— Надо сказать, что ты талантливая девочка. Очень талантливая. Даже я поначалу не понял. Я ведь приехал к ней, к Лизе-Лизе-Лизавете. Родиону одной встречи с Аштаевым хватило, чтобы понять: не фига он не гений. А между тем, за последние пять лет пол области под себя подмял. Фабрики, заводы, земли, которые по бросовым ценам выкупались. Нужны были связи, нужны были мозги, чтобы сообразить, знать, за какую верёвочку потянуть. А их с Гориным тандем ни хрена не годился. — Данилов откровенно ухмыльнулся. — Господин мэр, который всю предвыборную компанию, как на крыльях пролетел, это особая история. Он не обещал починить дороги и снизить цены на водку и сахар, как другие, он говорил о будущем, он говорил с молодёжью, со своими ровесниками, которые умеют и хотят зарабатывать. Кстати, я смотрел его интервью, очень впечатляет. Всё на своём месте, даже жена его одета, как ты. Скромно, но с шиком. В реальной жизни она куда провинциальнее, даже выговор странный. И пьёт много. Неудивительно, что его к тебе в постель, как магнитом тянет. Знаешь, я ведь на самом деле повёлся, решил, что Лиза специально тебя под него подкладывает, чтобы к семье ближе был. Хотя, может, так и оно есть. Ей ведь нравится думать, что она главная, правда? Её прямо ломает, когда ты на полшага впереди неё оказываешься, и на тебя внимание обращают. Это что, комплекс?

— Почему ты меня спрашиваешь? Спроси её, — глухо проговорила я, глядя на тёмное небо за окном. От его слов у меня внутри всё огнём горело. Никто и никогда мне этого ещё не говорил. — Вы же такие большие друзья.

Данилов укоризненно взглянул.

— Не ревнуй. Лиза твоя — дура, это я тебе со всей ответственностью заявляю. Красивая, жадная, но бестолковая кукла. Это как-то сразу в глаза бросилось. Решил, что показалось. Ведь я ехал именно к ней, к той, что мужем управляет, и правильные решения ему нашёптывает. — Он головой качнул, усмехаясь. — Заигрались вы, ребята, решили, что делиться ни с кем не надо, вот и привлекли к себе внимание. Что стоило отдать этот завод? И ладно бы отдать, а то продать, хорошие ведь деньги предлагали. Но нет, упёрлись, неприкасаемые.

Я криво усмехнулась.

— И ты приехал разнюхивать?

— Вообще-то, я приехал делать свою работу, хороший знакомый попросил найти его партнёра по бизнесу, который поехал к вам с конкретным предложением и пропал. — Я на Андрея посмотрела, но молчала, поостерегшись лезть поперёк паровоза. — Ну и, заодно, разузнать, как дела обстоят на самом деле. Родион сказал: доберись до этой суки, а как это сделать, если не через её любимую младшую сестрёнку? — Он окинул меня довольным взглядом. — Такую милую, тихую, покладистую девочку Лилю? Которая практически живёт в своей кондитерской, торты украшает и слизывает с пальцев глазурь. Ты ведь всегда на втором плане, за спиной сестры. Когда надо — придёшь на помощь, когда необходимо — подпишешь непонятные бумажки, поддержишь, позаботишься о племяннике, организуешь фуршет и будешь всем мило улыбаться, а то ещё и извиняться за стерву-сестру. Она-то бой-баба, только глупа, как пробка. Вот ей обидно, наверное. Мне кажется, она тебя иногда ненавидит. Ей приходится прикладывать столько усилий, чтобы её уважали, а тебе нужно лишь быть рядом, чтобы все смотрели только на тебя. Кстати, это меня и удивило. Лиза шумела, требовала и раздавала приказания, а все смотрели на тебя. Даже её муж, даже начальник охраны мужа. Она говорила, а они смотрели на тебя, ожидая незаметного кивка. Это очень удобно: спрятаться за её спиной. Ты столько лет удачно играла свою роль, могу только поаплодировать. Восхищаюсь.

— Я должна принять это за комплимент?

— Конечно.

— Ты ведь не спал тогда? На дне рождения Олега. Ты подслушивал.

— Естественно. Минут пятнадцать слушал, как она пытается разъяснить Олегу и Горину, как следует поступить. Говорила уверенно, но никак не могла ухватить суть. А потом появилась ты, и все испуганно примолкли. Я уже тогда заподозрил неладное, ну никак она не могла руководить процессом, а уж тем более таким бизнесом. Тут нужен даже не ум, а интуиция, чутьё, умение анализировать и разбираться в людях. А кто умеет разбираться в людях лучше, чем тот, кто имеет возможность наблюдать за ними исподтишка и в ком они не видят угрозы? Опять же — младшая сестра, которой старшая на людях слова вставить не даёт, и без конца поучает. А уж когда она попыталась меня в койку уложить, надеясь от меня избавиться… — Андрей даже рассеялся. — Это было даже весело.

— Рада за тебя. — Я поднялась и подошла к окну, вцепилась в край подоконника.

Данилов с любопытством присматривался ко мне.

— Отрицать не собираешься?

— Зачем же? У тебя так складно выходит.

— Это да, — с удовольствием, явно гордясь собой, отозвался Данилов. — Но я, честно, был удивлён. При первой встрече ты казалась такой наивной. Даже покраснела, когда я с тобой заговорил.

— Думаешь, я не могу краснеть?

— Можешь, я это выяснил. Ещё один подарок природы для тебя.

Я повернулась к нему.

— И что теперь? Ты догадался, что дальше делать собираешься?

— Почему ты говоришь: догадался? Я всё выяснил. Мне, знаешь ли, за это деньги платят. За то, чтобы я решал чужие проблемы. Иногда собирал вот такие головоломки.

— Я знаю.

— Правда? — Он невероятно обрадовался. — Вот видишь, мы похожи. Пока я собирал информацию на тебя, ты интересовалась мной. В какой момент начала?

— После первой ночи.

— О-о. Это печально. Я надеялся, что позже.

— Что теперь будет?

— Ты расскажешь Родиону про Есина.

— Я не знаю, где он. Правда. Я видела его в последний раз на фуршете, на следующий день он уехал. Больше я о нём ничего не слышала.

— А если подумать?

— Нечего тут думать.

— Он жив?

— Да откуда мне знать? — Я отступила от него. — И, вообще, то, что ты тут наговорил, это лишь твои домыслы. Ничем не подтвержденные.

— Правда? А шестьдесят процентов активов компании, записанных на твое имя, это не доказательство? — Мне оставалось лишь чертыхнуться про себя, но видимость спокойствия я постаралась сохранить. Даже рискнула пренебрежительно усмехнуться. — Конечно, можно сказать, что ты безотказная душа, что дают, то и подписываешь. Но это слишком много, не находишь?

— Не думаю, что ты узнал эту информацию законным способом.

— Правильно, и не думай. А тебя не интересует, что я еще узнал? — спросил он, глядя мне в глаза, и вот тут у меня реально дыхание перехватило. Я беспомощно на Андрея смотрела, а его моя реакция весьма устраивала. Он вернулся в кресло и закинул ногу на ногу. — Все началось с детской фотографии у тебя в альбоме. Обычный чёрно-белый снимок, на нём вся семья: мама, папа и две девочки. А на обороте надпись: «Мы и Лиля». Не: «Родители и мы с Лилей», не: «Моя семья», а какое-то непонятное для детской логики разделение: мы и Лиля. Будто ты что-то отдельное от этой семьи. Сколько тебе тогда было? Лет пять?

Я упрямо молчала.

— Вот после этого я всерьёз тобой и заинтересовался. И оказалось, что никакой Лили Бергер до твоего совершеннолетия не существовало. Была Лиля Истомина, незаконная дочь профессора Бергера. Он взял тебя в семью после смерти твоей матери. Его жена согласилась тебя принять, ведь о твоём существовании было известно многим, и отдавать в детский дом дочь видного в городе человека, это некрасиво, если пальцем показывать не будут, то шёпот за спиной обеспечен на долгие годы вперёд. И тебя приняли в семью. Уж не знаю, как к тебе относилась мачеха, но отец, кажется, любил. Судя по мнению людей, человеком он был добрым и мягким, очень любивший свою работу. Он был талантливым математиком. Уже после математики его интересовала семья, поэтому он мог не замечать напряжения между дочерью и женой.

— Не было никакого напряжения, — сухо проговорила я.

— Правда? Ну, может быть. Правда, он так и не признал тебя. Не признал, Лиля, — поддразнивая, повторил он. Я знала, к чему он ведёт, но молчала. — Через десять лет умерла мать Лизы, и вы остались втроём. Думаю, не ошибусь, если скажу, что ты стала в доме главной. Ты не хотела, нет, но кто-то должен был взять на себя ответственность. Твой отец с головой ушел в свои цифры и теоремы, скрываясь от проблем; Лиза занималась своей личной жизнью, самое время, она же на пять лет тебя старше, и тебе пришлось. При этом, тебя саму никто не контролировал и не заботился, с кем ты проводишь все свободное время. А ты, как сама как-то сказала мне, с юности любила плохих парней. Вот такой тебе и попался, даже жил по-соседству. Анатолий Мокеев, по кличке Джокер. Парнишка был из молодых да ранних. К своим двадцати двум годам имел две судимости и целую команду дружков, которые, вместе с ним мнили себя крутыми. От крутизны их особого толка не было, сидели себе ребята в гараже, пиво пили, порой, когда деньги заканчивались, выходили на улицу, чтобы кого-нибудь обобрать. Конечно, иногда их звали на разборки, но никакого веса они в городе не имели. Но потом все неожиданно изменилось. И я даже скажу когда: когда у Джокера вспыхнула любовь к славной девочке Лиле. По виду, совершенный несмышленыш. Хрупкая, светлая, да к тому же несовершеннолетняя. А Джокер прямо таял от любви. И, наверное, от этой самой любви решился грабануть машину инкассации. Причем не кинулся с пушкой наперевес и не заорал благим матом, на что раньше только и был способен, нет, он все продумал и просчитал. До минуты, до секунды, нападавшие знали точно, когда они подъедут и сколько человек будет. Они ограбили в переулке машину и скрылись в подворотне, просто растаяли, подготовили пути отхода, сбросили ненужные сумки и растворились в толпе туристов. — Андрей выдержал небольшую паузу, будто ожидая от меня каких-то слов, но я молчала. — Следующие два года стали золотым временем для Джокера и его команды. Они не боялись ничего, по натуре отморозки, а уж с точными расчётами всегда выходили сухими из воды. Джокер даже казино купил, и восседал в своем кабинете, гордый своими успехами и безнаказанностью. Все знали, что он вор, но поймать не могли. Он всегда умудрялся улизнуть, и улик не оставлял.

— Хватит, — попросила я.

— Подожди, мы переходим к самому интересному. Как же ты стала Лилей Бергер. И как сгинул Толя Джокер.

— Оставь его в покое!

— Ты его любила? — Я не ответила, и Андрей кивнул. — Любила. Первая любовь. Это ты его подбила на то дело?

— Нет! Как я могла ему такое посоветовать?

— Действительно, глупая затея. Взять заказ на убийство авторитетного в области человека. То, что он вышел оттуда живым, уже чудо. Но он забыл, что он просто человек, и что его постоянная удача, это не везение и не его заслуга, это твой точный расчет. А он захотел большего, он хотел уважения, веса в криминальном мире. Он думал, что войдет в тот ресторанчик, сделает несколько точных выстрелов и станет легендой. — Андрей внимательно наблюдал за моей реакцией. — Он их сделал, он хладнокровно убил пять человек, а на выходе его взяли менты. Слушай, тебе никогда не приходило в голову, что они специально ждали, когда он это сделает? Убили сразу двух зайцев. Точнее, шесть.

— Оставь Толю в покое, — повторила я.

— Тебе его жалко? Хотя, не удивительно. Он ведь всеми силами тебя выгораживал на следствии. Говорил, что ты малолетка, что ничего не знаешь, и ему все поверили. Потому что трудно было не поверить, глядя на тебя. Он еще сидит?

Я с трудом перевела дыхание.

— Он умер в тюрьме. Пять лет назад.

— Достали, значит.

Я неопределенно пожала плечами. Это было мне неведомо.

— Пока шло следствие, умер твой отец. Так и не успел, или не захотел, не знаю уж, официально тебя признать. А к тому времени твое имя было на слуху, как подружки киллера. Хотя, какой он киллер, одно название. И тут удача — твоя сестра знакомит тебя с новым ухажером, Олегом Аштаевым, у которого, по счастливой случайности, дружок в администрации города работает. Пусть недавно, пусть мелкой сошкой, но помочь может. И вот задним числом, после смерти отца, ты берешь его фамилию. Отныне ты — Лиля Бергер, можно начинать новую жизнь. Стараясь не следить и не привлекать к себе внимания, чтобы кто-нибудь по случайности не вспомнил, кем ты раньше была. И влюбленный Горин кстати. Он-то наверняка поверил в то, что ты была не причем, искренне старался помочь. Он до сих пор не знает?

— Он знает то, что хочет знать.

— Вот это точно. С этим не поспоришь. — Данилов в очередной раз ухмыльнулся. — Слеп от любви.

Я зло на него глянула.

— Может, хватит?

— Что? Это его выбор.

Я смотрела на него, чувствуя, что внутри меня огромная тяжесть, способная меня погубить.

— Ты выбираешь другой путь? — спросила я нарочито безразличным тоном.

— Ты спрашиваешь о том, предпочту ли я закрыть глаза на некоторые черты характера любимой женщины? Тогда мой ответ — нет. Не люблю неожиданностей.

— Понятно. — Я отвернулась от него.

— Расскажи мне о Джокере.

— Зачем?

— Мне любопытно. Какие дела вы вместе проворачивали.

Я руки за спину завела, со стороны могло показаться, что я небрежно навалилась на подоконник, но на самом деле я нервно вцепилась в его край. Подбородок вздёрнула, старалась глазами с Даниловым не встречаться.

— Я не собираюсь тебе ничего рассказывать.

— Почему?

— Я не стану тебя веселить. Ты же можешь всё узнать, — с ехидством заметила я, — вот и узнавай. Я мешать не стану.

— Ты бы и не смогла.

Это пришлось проглотить.

— Возможно.

— Не смогла бы, Лиля. — Андрей вздохнул, улыбнулся снисходительно. — Все эти ваши провинциальные игры… Я восхищаюсь тобой, тем, как ты ловко всеми руководишь и всё организовываешь. Но твои мужчины, куда слабее. Я про Аштаева многое узнал, если бы не ты, быть ему бизнесменом средней руки. С чего он начинал-то? С пластиковых окон? — Данилов широко улыбнулся, потом вдруг прищурился, ко мне приглядываясь. — Но мне любопытно узнать о твоих дальнейших планах.

Я только головой покачала.

— Ты ничего не понял, Андрей.

— Правда?

— Я не строю империю, у меня нет планов покорения мира. Даже области. Я вполне довольна тем, что имею.

— Ну, если припомнить размер вашей области… Ещё бы ты не была довольна.

— Ты иронизируешь?

— Нет, что ты. Я же сказал: я тобой горжусь.

В его глазах была откровенная насмешка, что мешало верить его словам.

— И думаю, твой Горин всё отлично про тебя знает. Просто его это устраивает. Поначалу, возможно, твоя история с Джокером показалась ему неважной — ещё бы, когда такая фея в твоей постели и тебе благодарна, — а потом это стало выгодно.

— Я не банкомат, Андрей.

— Ты лучше, сладкая. Только к тебе нужно найти подход. Они все нашли, поэтому ты их терпишь.

— Это моя семья. Ты знаешь, что такое семья?

— Люди, которым нужно всё прощать?

— Можно сказать и так.

— И ты прощаешь? — Он пристально вглядывался в моё лицо. Наверняка, видел, что я нервничаю, и что недовольна его попыткой влезть мне в душу. — Ты прощаешь сестру, ты терпишь её выходки, я могу это понять. Племянника любишь… Но причём здесь Горин и Аштаев? Привычка?

Я окончательно разозлилась и выдохнула:

— Не лезь в мою семью. Свою заведи, и в ней наводи порядки. — Я от окна отошла, прошла к двери и без всякой надежды, зная, что она заперта, дёрнула за ручку. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы собраться с силами и снова к Данилову повернуться. — Тебе нужен Есин? Я скажу, что знаю, но это немного, поверь. А потом я уеду.

Андрей едва заметно нахмурился.

— Ты злишься на меня.

— Злюсь на тебя?! Ты влез в мою жизнь, ты спал со мной, потому что тебе за это платили. Теперь ты устраиваешь мне допрос, и ждёшь, что я приму всё это с радостью?

— Попробуй не смотреть на ситуацию так мрачно.

Я руками развела, не в состоянии уловить логику в его словах.

— Объясни.

— Я мог с тобой и не спать. Мне это было не нужно. Но, Лиля, нам ведь было хорошо вместе.

— Боже мой, какой ты циник, — всерьёз поразилась я. — И тварь.

— Да ладно.

— Ты копался в моём прошлом. Ты узнал то, что я сама далеко не всем готова рассказать. Точнее… я никому об этом не говорю. — У меня совершенно некстати голос дрогнул. — Мне было семнадцать, и я… делала глупости. И у меня есть право это скрывать! А ты гордишься тем, что докопался до всего этого, да ещё Зудину, наверняка, рассказал. Ведь так? И у тебя ещё хватает наглости наставлять меня — что считать предательством, а что нет?

— Вот только давай не будем произносить громких слов, — тоже возмутился Данилов, причём с откровенным пренебрежением и в полный голос. — Предательство, — повторил он, будто выплюнул. — Мы спали вместе две недели. Какое, к чертям, предательство?

— Думаю, тебе его никогда не придётся пережить, — со всей язвительностью, на которую была способна, порадовалась я за него. — Если ты будешь сбегать всякий раз через две недели! В итоге, сдохнешь в доме престарелых! Один!

— Ё-моё…

— Я пустила тебя в свой дом, а ты рылся в моих вещах!

— Разве ты не делала того же? Сама призналась.

— Я имела право посмотреть твои документы.

— Проверить наличие штампа в паспорте?

— И это тоже! — огрызнулась я. — И, как выяснялось, я была совершенно права! Верить тебе нельзя!

— И это мне говорит женщина, которая больше десяти лет дурит всех окружающих.

— Замолчи!

— Твоя жизнь — одна большая ложь, сладкая. Сколько ты намерена это продолжать?

— Не твоё собачье дело!

Я отвернулась от него, Андрей тоже, кажется, не собирался дальше продолжать нашу перепалку, но всё-таки, пытаясь оставить последнее слово за собой, наклонился и шепнул на ухо:

— Сколько ещё денег тебе нужно для счастья?

Я не ответила. Отошла от него и села на постель, к нему спиной. Он даже понятия не имел, что последний вопрос заставил меня внутренне похолодеть. Это пресловутое счастье и его цена меня сильно озадачивали, с очень ранних лет. Моя мать, моя приёмная мать, как-то сказала мне, что я не умею быть счастливой. Я даже в детстве не радовалась мелочам. Лиза могла час прыгать по квартире, получив в подарок куклу или новую кофточку, а мои мысли с насущного сразу переключались на что-то более серьёзное. В этом я была похожа на отца. Тот тоже окружающий мир замечал только после своих цифр и написания статей и заметок. В его мире тоже было что-то, куда более существенное, чем еда, одежда, каждодневные бытовые проблемы. И я всегда хотела большего, что бы ни получила, всегда хотела чего-то ещё. Не получить просто так, меня интересовало, что нужно сделать, чтобы заслужить. И само слово «счастье» меня интриговало. Я не могла понять, что оно означает. Бабушка говорила, что счастье приходит само, а когда я спросила: что для этого нужно сделать, она растерялась. Правда, потом, осторожно подбирая слова, добавила:

— Когда оно к тебе придёт, ты поймёшь. Так всегда бывает. Только нужно быть послушной и не делать плохих вещей.

И я стала ждать, когда это самое счастье ко мне придёт. Старалась быть хорошей, искренне веря, что всё, что я делаю, кому-то во благо. Но умерла бабушка, потом мама, затем отец, и никакое счастье ко мне не приходило. И в помине его не было. Я старалась, надеялась, ждала, всё ещё живя детскими мечтами… А когда вдруг поймала себя на мысли, на том самом ощущении, о котором мне бабушка когда-то рассказывала, всё оказалось враньём. В очередной раз.

Разве у меня нет права злиться на Данилова? Он всё испортил…

Я услышала, как в замке повернулся ключ, и на Андрея посмотрела. Он уже стоял в дверях, меня разглядывал, в конце концов, сказал:

— Я ненадолго. — Подумал и кивнул на открытое окно. — Прыгать не советую, там внизу охрана. — Видимо, самому не понравилось, что сказал, и с лёгким вздохом, добавил: — Давай не будем усложнять друг другу жизнь. Ты знаешь, зачем ты здесь и чего от тебя ждут.

Оставалось только добавить, что восвояси отправят тут же, как только я прекращу валять дурака и поделюсь информацией. И адью, никто меня здесь не держит. Я пнула ногой тумбочку, как только Данилов вышел за дверь.

Конечно, проявлять чудеса героизма я не собиралась: ни прыгать из окон, ни отпираться. Я, вообще, не могла думать ни о Зудине, ни об интересовавшем его Есине. Что случилось с этим самым Есиным, я понятия не имела, я встречалась с ним всего пару раз, и он был мне мало интересен. Даже его весьма заманчивое предложение по покупке завода по производству светодиодов, я отвергла. Просто сказала Олегу: «Нет», всё остальное было не моей проблемой. С людьми встречался и договаривался он. Поэтому, куда исчез этот проклятый Есин, чтоб он споткнулся на ровном месте, если жив, я не знала. И даже позвонить Олегу не могла, потому что тот молчаливый неандерталец из «лексуса» отобрал мой телефон.

Интересно, меня сегодня хватятся?

Вряд ли, уже глубокая ночь, звонить и приезжать ко мне, никому в голову не придёт. Остаётся ждать завтрашнего утра. Представляю, что сделает Халеменчук, когда я вернусь и поведаю о своём приключении. Аркадий Николаевич уже года три твердит мне о необходимости охраны. До сегодняшнего дня я была уверена, что это совершенно ни к чему, никому и в голову не придёт нападать на меня в моём городе, на моей территории, но, как оказалось, я чересчур самонадеянна. Есть люди, профессионалы, например, тот же Данилов, которым не составит большого труда сопоставить некоторые факты, немного подумать и, в итоге, разоблачить мой маленький спектакль. Хотя, не такой уж он и маленький, десять лет просуществовал. И самое неприятное в этом разоблачении то, что в секрете оно не останется. Все присутствующие за столом Зудина, по всей видимости, в курсе, а значит, мне придётся всерьёз задуматься о том, что пришло время перемен. Неприятно.

Андрей, уходя, сказал, что долго он отсутствовать не собирается, но прошло сорок минут, а он так и не вернулся. С первого этажа слышались голоса, мужские и женские, музыка стала громче, видимо, веселье достигло своего апогея, а мне оставалось лишь гадать, что они празднуют, если, по словам того же Родиона, их так волнует исчезновение друга. Или они моё пленение отмечают? Но эти мысли занимали меня недолго, я решила, что мне абсолютно наплевать на чужие планы и домыслы, и, немного посомневавшись и придя к выводу, что мне до утра отсюда точно не выбраться, я погасила в комнате свет, прикрыла окно, и легла, не раздеваясь, поверх покрывала. Лицом в подушку уткнулась, стараясь не прислушиваться к тому, что происходит в гостиной. Там пять пьяных мужиков и стайка девушек не тяжёлого поведения, для их развлечения. Надеюсь, что никто из мужчин не захочет от них отвлекаться на меня. Не хотелось бы мне быть допрошенной упрямым пьяным мужланом. Мне Данилова за глаза хватило.

Подумав о Данилове, я ощутила предательскую тоску и тяжесть в душе. Оставалось только удивляться, как ему удалось подобраться ко мне так близко. Что он такого сделал, что я в нём увидела для себя особенного, что потеряла бдительность. Пустила его в свой дом, к своим вещам, позволила себе в него влюбиться. С первого взгляда, как это не глупо звучит. Он называл меня талантливой притворщицей, но он… предатель. Никогда себе не прощу допущенной слабости. Одна его очаровательная улыбка поставила крест на всей моей спокойной жизни.

Я всех подвела.

Андрей вернулся через час. В комнату вошёл, осторожно прикрыл за собой дверь, потом присел на кровать. Ко мне наклонился. Я не спала, лежала, повернувшись к нему спиной, и поджав колени к животу, и глаз не открывала, не желая видеть его, а уж тем более, с ним разговаривать. Но он всё-таки шёпотом позвал:

— Лиля, ты спишь?

До меня дотронулся, а я руку, что под подушкой была, в кулак сжала. Данилов поднялся, отошёл к шкафу, я слышала, как хлопнула дверца, а потом на меня мягко опустился плед. Подумать только, побеспокоился! Или не обо мне, а о себе? Андрей уже через минуту рядом со мной лёг, край пледа на себя натянул, и я услышала, как устало вздохнул. Не придвинулся ко мне, не обнял, даже попытки не сделал. Руку за голову закинул, и затих. В течение двух недель я каждую ночь вспоминала о том, каково это было — лежать рядом с ним. Спать, заниматься любовью, просто быть рядом, а сейчас всё бы отдала, чтобы он оказался где-нибудь подальше. Понятия не имела, что мне делать с теми проблемами, что он принёс в мою жизнь.

Мне нужно было подумать. Но не здесь и не сейчас. В дверь спальни только что кто-то толкнулся, видимо, комнаты перепутал. Я дёрнулась, но дверь тут же закрыли, и через минуту всё стихло. Я снова опустила голову на подушку, ладонь под щёку подложила, и уставилась на тёмный проём окна. Андрей был совсем рядом, но я не чувствовала его. Я снова была одна.

— Как спалось? — спросил меня Родион, присаживаясь в кресло напротив меня.

— Неплохо, — отозвалась я, стараясь не переигрывать напускное равнодушие. — В сложившихся обстоятельствах.

— И что же это за обстоятельства? — Зудин приглядывался ко мне с неподдельным любопытством, как к диковинной сингапурской мартышке: не видывал до этого момента никогда, и доверять наглому ловкому существу опасался, вдруг что-нибудь сопрёт? Бумажник или любимые часы…

Я не торопилась с ответом, посмотрела на часы, которые только что пробили полдень. Поздновато господа бизнесмены подниматься изволят. Хотя, почти до утра куролесили, хорошо хоть не у меня на глазах. Я сама проснулась пару часов назад, позволила себе принять душ, а после около получаса сидела на балконе, наблюдая за тем, что происходит на территории. Охранников считала, пытаясь определить серьёзность ситуации, в которую попала. Данилов пару раз пытался ко мне подступиться, какой-то разговор завести, но я не прониклась и с ответами не торопилась. Если он здесь не главный, то и разговаривать с ним я не обязана. Я, вообще, с предателями не общаюсь.

И вот, ближе к полудню, в гостиной накрыли стол к завтраку. Я, плюнув на все приличия, первой за стол села и попросила кофе. Кроме кофе, в меня ничего не лезло. Вчерашние тревоги у меня надолго аппетит отбили, надо думать. Я налила себе кофе, исподтишка наблюдая за девушками, которые сегодня уже не выглядели особо радостными и довольными. Накрывали стол и прибирались в гостиной, расставляя всё по своим местам. Так я и не поняла, в чём их обязанности заключаются. Вчера думала, что они придворные шлюхи, а теперь оказывается, что ещё и домработницы. Интересная комбинация.

Андрей сидел рядом, развалившись в кресле и вытянув под столом ноги. Жевал бутерброд, прихлёбывал кофе и молчал. Думал о чём-то. Я почти убедила себя, что мне безразличны его мысли и настроение. И поэтому, когда Зудин появился, я с облегчением переключила на него своё внимание.

После его вопроса о влиявших на меня обстоятельствах, я невольно покосилась на Данилова, но быстро взяла себя в руки.

— Я не знала, как вести себя взаперти.

— А тебя запирали?

Я в глаза ему посмотрела, без всякой робости.

— У кого-то нервы слабые.

Родион хмыкнул, на дружка, или кем ему там Данилов приходился, глянул и попытался скрыть улыбку.

— Брачная ночь прошла неудачно?

— Заткнулся бы ты, а? — беззлобно посоветовал ему Андрей, а от меня и вовсе отвернулся. Я только брови в удивлении вздёрнула: он обиделся?!

Я сделала глоток кофе, натолкнулась взглядом на девушку, что принесла тарелку с бутербродами, и спросила:

— Они и кофе варят?

Девушка подняла на меня глаза, видимо, оценив моё пренебрежительное «они», но я не стушевалась, напротив, окинула создание в розовом заинтересованным взглядом.

Родион тоже на девушку посмотрел, и та, почувствовав его внимание, тут же расцвела в улыбке.

— Плохой кофе?

— Гадкий, — призналась я.