Белый пух, с коричневыми твёрдыми чешуйками, прибитый к земле и гонимый по ней разгульным ветром, скатывался в желтовато – серые шары, блуждающие в пыли и находящие себе укрытия около лавок и бордюров. Тополя веселились. Обласканные солнцем, они спешили насладиться им и запомниться всякому до наступления следующего неизвестного на погоду лета.
И кабинет вскоре наполнился пухом. Завоевав бульвары и сады, он доставлял радость детям, делая жизнь аллергиков невыносимой. Первые играли в тёплую пушистую зиму, вдруг вернувшуюся без мороза и шуб, вторые – не в состоянии оценить природной красоты, приписывали своей болезни аристократические корни.
Неожиданно ворвавшаяся масса пушистых комочков, подхваченных порывом, закружилась посреди комнаты, к удивлению Вадима, концентрируясь и образуя маленькую человеческую фигурку. Мужчина не верил глазам. Когда те, устав вглядываться, моргнули, в кресле напротив уже расположился мальчик Ян, не в пример первой встрече.
На сей раз он был подозрительно смирен.
Вадим повёл головой, словно жеребец, которому против его воли надевают узду.
– Меня дедушка прислал, – опередил вопрос мальчуган.
– Я уже понял, – кивнул мужчина, желая усмехнуться, что никак не удавалось. – Будем ждать Аниту?
– Нет, – малыш проследил взглядом по направлению к цирковому куполу. – Я здесь один. – Он сидел спокойно. Руки, держась за боковины, не выдавали никаких эмоций, только сандалии иногда касаясь поверхности, издавали скользящий звук.
– Как можно понять из твоего визита, – рука повернула рычаг фрамуги. Окно закрылось, – дедушка хотел мне что – то передать? – тело переместилось в кресло, и, расположившись поудобней, положило ноги на стол.
– Зря Вы закрыли окно, – заметил Ян. – Вам будет душно, а мне всё равно.
– Ничего, потерплю. – Хозяину кабинета нестерпимо хотелось взять мальчугана в свои большие руки и, перевернув его вверх пятками, как следует потрясти.
– Ноги на стол класть тоже не красиво. В России такая манера противоречит менталитету и общему стереотипу поведения.
Вадим опешил.
– Ты – то откуда знаешь, мелочь? Машину мы угонять научились, разумею, всё во благо моего здоровья, теперь будем давать уроки этикета.
– Вы вправе сердиться, Вадим, – согласился семилетний ребёнок, поднявшись с кресла, в котором его сандалии еле доставали до пола.
– Поди, он согласен, – захохотал Ёж знаменитым страшным смехом.
На удивление, малец не испугался. Он приложил руку к груди и произнёс фразу, от которой Вадим почувствовал недомогание.
– Приносим извинения за некоторые неудобства.
– Неудобства?! – заорал на ребёнка человек, отодвинув в ярости кресло. Облокотившись руками о крышку стола, он продолжил. – Неудобства?! Да я разорён!
На крик дверь распахнулась и в проём сунулась голова Славика.
Картина, разыгравшаяся на его глазах, ещё долго волновала впечатлительное воображение. Друг, пунцовый от ярости, с перекошенным злобой лицом, с поднявшимися щёткой волосами, орал на кучку тополиного пуха, лежащую посреди кабинета и выслушивая её оправдания (Славик давал обе руки на отсечение, что было именно так), кричал о неприятностях на работе.
Ангелу – хранителю стало страшно. Ещё немножко и охранять будет некого.
Под бешеным взглядом Ежа, дверь захлопнулась.
– Давайте будем последовательны, – предложил малыш. – Начнём с того, что я – не ребёнок.
– Да, – подхватил Вадим, – а кто – то очень плохой.
Он уже отошёл от первоначальной злости, оставляя за собой право придушить стоящего в любой момент.
– Попробую объяснить доходчиво, – не разменялся на издёвку Ян. – Данная форма, оболочка, если Вам будет угодно, наиболее удобна и рациональна. Семилетнего человека обижать никто не станет.
– Это как сказать, – с удовольствием прокомментировал Вадим, сдерживая пальцем нижнее веко, начинавшее подёргиваться.
– Не станет, – уверил мальчуган. – С другой стороны, Вы предпочли бы разговаривать с разноцветными фосфоресцирующими шарами?
“Э, нет, пожалуй”, – подумал Вадим, но вслух ничего не сказал.
Ян кивнул и заметил: “Правильно. И все так”.
– Все, это сколько? – ухватился глава “Проекта”. Хотелось ему, грешным делом знать, что не он один попался на удочку талантливым аферистам.
– Мы никого не обманываем, если Вы об этом, – ответил на посетившую Вадима мысль добрый Ян. – Загляните в свой лист, – предложил он, и, подождав, закончил. – Там есть хоть слово о материальном благе?
– Нет, – сконфузился мужчина, пожирая глазами собственный почерк. – Я думал, что это само собой разумеется.
– И зря, – заключил Ян, закладывая руки за спину и меряя шагами пространство.
– Но я же не был нищим! – Волна возмущения вторично охватила Вадима.
– Вы хотите всё вернуть? – ухватился за сомнения малец, пристально всматриваясь в потемневшие от гнева глаза.
– А можно? – Ёж представил, что было бы, не появись он на Пушкинской – как минимум, благополучная сытая жизнь с Леночкой. Судьба играла шутку. – Что будет, если я соглашусь? – посмотрел он на Яна с надеждой.
– Ничего не будет. Поздно. Дедушка обещал сделать Вас счастливым. Значит сделает, – и ребёнок, прищурившись, почему – то вздохнул. – А мы с Анитой поможем по мере сил.
– То есть как, по мере сил? – попытался выяснить обречённый на счастье. – Вы старайтесь там.
– В этом можете быть уверены. Поэтому для начала, Вам нужно пойти в оперу.
– Одному? – недоверчиво поинтересовался Вадим. Представив, как он будет нелепо смотреться среди многочисленных пар, мужчина вздумал отступить. – Не, не пойду.
– Нужно. Для Вашего блага. Понравится, не сомневайтесь.
Клочки разорванных в ярости билетов потянулись друг к дружке и соединились.
Ёж с любопытством вытянул шею.
– А почему один?
– Второй нужен мне, – ответил Ян, задумавшись, и подняв голову к высокому солнцу, засобирался откланяться.
– А “Хаммер”? – остановил Вадим уходящего гостя. – Хоть машину верните.
– Придётся подождать, – Ян был твёрд и серьёзен. – Тем более, что вчера вы гонялись за мной.
Щека Вадима в неверии дёрнулась, бровь домиком поползла наверх, а рот, осклабившись, показал два передних зуба.
– Я могу оборачиваться не только мелкими предметами, – признался мальчик. – Вы этого не могли знать.
– Теперь знаю, – тут мужчине в голову пришла шальная мысль, которую он не преминул озвучить. – А может, я пока на тебе поезжу, раз такие дела?
Вздрогнув от неожиданности, Ян, однако, быстро взял себя в руки.
– Исключено.
Вадим увидел в спокойных доселе глазах мальчика тёмно-пурпурное сияние, от которого дальнейшее желание шутить угасло.
Внезапная вспышка света отключила сознание. Следующую минуту глава “Проекта” помнил неотчётливо. Поднявшись с кресла, ноги, повинуясь чьей – то воле, подвели его к стеклянному квадрату окна. За ним, на уровне глаз, переливаясь, плыл необычный фосфоресцирующий шар. Всполохи рождали сияние, которое он, Вадим, где – то уже видел. Вспомнил. У Аниты. Глядя в её глаза, Ёж чувствовал в душе безмятежность и успокоение. Сияние завораживало, меркло, вспыхивало вновь. И так тихо было вокруг, что возвращаться не хотелось.
– Вадим, – громыхнуло от двери. – Можно? – На пороге, набычившись, стоял Славик. – Она вторую фару разбила. – На ладони большого человека, протянутой вперёд, вещественным доказательством смирно лежал замутнённый осколок. Сиротливый, он напоминал барашка, только очень маленького. Пальцы перевернули рифленое стекло. По мнению ангела – хранителя, таким показным образом, судьба предмета была официально зафиксирована.
Повернувшись обратно к шару, Ёж уже знал, что тот исчез. Рука медленно потянула рычажок фрамуги.
В кабинет ворвался звон трамвая, свежий ветер, сквозняком пролетевший в душный коридор здания и запах сладкой карамели, доносящийся с Богоявленской.
– Он здесь был, – поглядел на друга Вадим. – Ян.
– Я никого не видел, – Славик обернулся вокруг, намереваясь узреть мальчишку. – От дверей не отходил, – пояснил он, кидая осколок фары в корзину.
– Тот в двери не ходит, – Вадим опустился в кресло и, взяв в руки билет, прочёл: “27 июня. 20.00. Ложа…”
На это Кисель ничего не ответил. Он твёрдо знал только две вещи: с Ежом в последние дни что – то происходит и это что – то не несёт ему, Славику, ничего хорошего.
– Я сегодня иду на “Норму”, – продолжил глава “Проекта“, не отрывая взгляд от билета. Тот грел подушечки пальцев и отсвечивал подмигивающей голограммой. – Мне нужна машина.
Не сразу поняв, о какой норме идёт речь, Славик решил прояснить свой вопрос.
– Ну, так я и говорю. Твоя Елена, выходя, разбила мне вторую фару.
– Значит, замени. До 19.30. успеешь.
– Да? А мальчик Ян тебе денег не оставил? – съязвил Кисель, глядя на приятеля исподлобья. – Ладно, сделаю. Людям – то, что говорить? Что у нас творится? Один ленивый не спросил, – помолчав ещё немного, Славик пустил в ход “тяжёлую” артиллерию. – Пущинские тоже подходили. Нельзя, Ёж, отмалчиваться. Сам знаешь.
Левый глаз верного друга сощурился, пытаясь разглядеть брешь. Такие вещи необходимо было распознавать быстро и предпринимать адекватные меры. Он знал это, как ангел – хранитель.
– Всё нормально, Славик, расслабься. Я в своём уме. Только всё оказалось суровей, чем предполагалось. А любопытным отвечай – у нас – реорганизация.
– Реорганизация, реорганизация, – запоминал Кисель. Из области «организация работы по реализации положений». Подчас подобные словосочетания могли в один миг решить судьбу не то, что отдельного индивидуума, – целой прослойки общества. Повторив про себя слово ещё раз ангел – хранитель обрёл прежнюю уверенность.
С пущинскими “Проект” ладил. В дела друг друга не вмешивались, личных обид не имели.
“И всё же Кисель прав, – думал глава компании, глядя на уходящее за дом багряное солнце. – Нужно держать ухо востро”.