Тайна скорбящего ангела

ТАЙНА СКОРБЯЩЕГО АНГЕЛА

Глава первая

ГРОЗНЫЙ

За секунду, до того, как «Муха» попала в стену, кто–то из парней проорал: – «граната».

Взрыв оглушил и накрыл группу «одеялом» взрывной контузии. Граната по счастливой случайности влетела, чуть выше уровня пола. Её кумулятивная струя, пробив стену, перемолола кирпич в густую пыль, наполнив помещение серо–бардовой взвесью. На какое-то время, стало невозможно дышать. Откашлявшись, бойцы вновь прильнули к окнам, продолжая кинжальным огнем валить, обкуренных «дудаевских Бармалеев». Едкий, кислый дым от сгоревшего пороха, закрученный вихрем сквозняка, нещадно выжигал глаза. Горький дым тротила, першил в глотке, от чего слюна превратилась в вязкую субстанцию, напоминающую цементный раствор.

В таком пекле, которое устроили чеченские радикалы на улицах Грозного, невозможно было высунуть голову. На вид милые девчонки «снайперши», некогда из «дружеских» прибалтийских стран и Украины, были вооружены спортивными винтовками с первоклассной оптикой от «Цейса», делали профессионально кровавую работу. Без жалости и человеческого сострадания, они словно в тире, стреляли в русских парней. Били в пах так, чтобы было невыносимо больно. Жертва лишенная гениталий, умирала в адских мучениях от боли и большой кровопотери. А эти разноязыкие твари, сидя по подвалам и чердакам с наслаждением смаковали, мученическую смерть русских солдат.

– «Химик» – ты жив? – проорал сквозь пыль «Ташкент».

– Жив, – ответил Русаков. Он «вынырнул» из непроницаемой взвеси дыма и пыли:

– Не дождутся!

Лейтенант Александр Русаков, позывной «Химик». Получил эту кличку еще в школе. Оно отражало его юношеское увлечение. В делах диверсионно-подрывных, он знал всё, что накопило человечество за последние сто лет.

Из куска пластита или тротила из горсти гаек, болтов да примитивного взрывателя, он мог на коленях слепить такую мину-ловушку, которую противнику не дано было идентифицировать как «адскую машину».

После взрыва Сашку на какое–то мгновение «накрыло». Все звуки, которые до него доходили по слуховому каналу, были приглушенными и невнятными, словно они исходили из–под воды огромного бассейна. Крик Ташкента он все же услышал.

Русаков поднялся с пола и нажав на спуск опустошил «Калаш» одной очередью. Звук затвора – звонкий щелчок. Всё – пусто.

Вытерев рукавом пот с лица, «Химик» красочно выругался матом. Он отстегнул «магазин», и, скрывшись за стеной, присел на корточки.

– Я пустой, – проорал он. – Алес! Вышел….

«Химика» услышали те, кто бы рядом. Бойцы, попеременно вскидывая автоматы, тарахтели, исправно делая работу. Опустившись на колени, он, вжав голову в плечи, прыгнул, стараясь как можно быстрее покинуть линию огня.

Осмотрел цинки, пустые картонные коробки – патронов не было.

Черт попутал, схватить старый, потертый до металлического блеска АКМ, который пришлось, мотать в камуфляж, чтобы не «сверкать» перед духами боевым «никелем». Надежда пополниться боеприпасами таяла с каждой минутой.

– «Ташкент», Виталик – я пустой….

– Не скули, – крикнул Демидов. – Команды на панику не было. На вот – держи….

Достав магазин, Виталий бросил его другу – это был его размер 7,62 АКМ, неизвестно откуда взявшийся группе.

– Жвачкой вернешь, – это мой НЗ, – пошутил тот.

– Понял брат, – буркнул «Химик» под нос. Он хотел перехватить летящий в его сторону «магазин», но тут случилось невероятное чудо. Какая-то шальная или дурацкая пуля, прилетевшая с улицы, попала точно в «магазин». Пара патронов сдетонировали, от чего тот превратился в хлам. Удар был такой силы, что искореженные патроны рассыпались по всему классу.

– Бля…. Бля…. – заорал Русаков. – Вот же какая сука!

– Не верещи! Давай на первый! В «предбаннике» два «бармалея» двухсотых….

– Ты что Виталик, идиот, там же пехота все простреливает….

– А ты не ссы – я зачем – прикрою, – спокойно ответил Демидов.

Отдельная группа специальных операций ФСБ, с вечера «окопалась» на втором этаже седьмой школы. Появление в этом районе офицерского спецназа было совершенно случайным, и не вписывалось в планы штабных стратегов.

Группа спецназа находившихся в рейде еще до ввода основных войск, случайно оказалась на линии огня между пехотой и боевиками генерала Дудаева. Визуально оценив временный перевес «бармалеев» и горящие БТРы, отряд был вынужден ввязаться в драку. Часть первого этажа и двор – в тылу школы, были заняты бойцами из майкопской бригады. Их бросили на Грозный, тридцать первого декабря. Как раз в канун нового года. Это им выпал тяжелый рок в первой волне штурмовать рассадник международного террора.

«Бармалеи» – боевики генерала Дудаева, как называли их русские, были более мобильны, маневрены. Они знали родной город, как свои пять пальцев и заранее готовились к встрече, регулярных войск, оборудовав для себя скрытые защищенные позиции. Под наркотой и не испытывая никакого страха, с фанатичной верой в правое дело, они старались «крошить» федералов.

Молодые и неопытные пехотинцы, которые не знали ни города, ни расположение огневых точек, в какой-то момент оказалась под перекрестным огнем дудаевцев, превратившись на улицах Грозного в «слепых котят».

Тогда ни кто еще не знал, что за сутки до ввода федеральных войск, в город по тайным «партизанским тропам» проникла группа офицерского спецназа ФСБ. Группа «Альфа» загодя должна была произвести разведку и подготовить молниеносный штурм дудаевского логова, но все пошло не по планам штаба. Разместившись в седьмой школе между улицами Первомайская и Маяковского, по которым входила из Майкопа бригада, им выпал жребий до подхода основных сил, стать тем щитом, который прикрыл срочников, не давая ваххабитам устроить настоящую «кровавую баню».

На улице под окном, грохнул очередной РПГ. Стальной люк от прорвавшегося БМП, был сорван силой взрыва боекомплекта. Разворотив оконную раму, кусок брони, влетел в актовый зал школы.

Находясь под прикрытием стены «Химик» выглянул «одним глазом» на улицу, и увидел, как под школой запылала очередная боевая машина. Мертвые тела бойцов, охваченные огнем, горели рядом с «броней».

– «Ташкент», там духи «коробочку» подожгли…. Двухсотых шесть, –крикнул Русаков.

– Засек…. Механик горит…. Двухсотый, –ответил Демидов, сглотнув накативший в глотке ком. – Вот же суки!

В тот момент, пламя подхваченное сквозняком, который влетал в открытое боевое отделение, разбрасывая искры горящего металла, с ревом вырывался из люка машины. Это было похоже на огромную паяльную лампу. Механику не повезло. Он, стараясь выскочить из адского пекла – застрял в «чреве» и мгновенно расстался с жизнью. За какие–то секунды, тело превратилось в черную угольную головешку, и теперь он торчал из люка, наводя на мысли о скоротечности жизни. Картина первых часов боя вырисовывалась жуткая, отражающая всю трагичность событий, и полное бессилие военного руководства.

– «Ташкент», – проорал «Химик». –«Ташкент» – твою мать! Прикрой меня – иду на первый!

– Не суетись! У меня пустая коробка. Перезаряжусь, – ответил Виталий.

Боевой кураж держал Демидова на пределе напряжения. Отработанная лента выскочила из пулемета и черной змеёй скользнула на пол, усеянный стрелянными гильзами. Виталий присел на стул спиной к стене, и поставил рядом дымящийся ПК.

– Саша, у тебя воды нет, – спросил он Русакова. – Бля…. у меня во рту «кошки насрали»….

На какой–то миг Виталий закрыл глаза, стараясь проглотить ком из кирпичной пыли, пороха и тротила. – Что ты хотел, –спросил он, плюнув на раскалившийся ствол….

– Чё – чё, звезду на плечо! Прикрой…. Я спущусь на первый…. Ты минуту назад про каких–то двухсотых говорил…. Что забыл?

Виталий закинул в рот жвачку. Ловким движением он вывернул пулеметный ствол, и бросил его на пол остывать.

– Во видал, как «балалайка» раскалилась, хоть «тушенку» грей -сказал «Ташкент». Он вставил новый ствол, подтянул к себе коробку с лентой, и зарядил пулемет. Передернув затвор, он невозмутимым голосом спросил:

– Не тяни кота за хвост! Отдышался? Ну, тогда пошли дальше работать?!

– А быстрее работать можешь….

– Спешка Саша, нужна при ловле блох…. На край – когда трахаешь чужую жену….

Виталий поднялся со стула, и выплюнул жвачку.

– Ну, вот, я готов – что дальше?

– Будь у меня в тылу, будешь прикрывать мой зад! Я спускаюсь на первый мародерить по двухсотым, – сказал Русаков. –А ты смотри, чтобы мне «бармалеи» в подхвостье гранату не подкинули. И наши, тоже с перепугу чтобы не подстрелили…. У нас уже у всех магазины пустые…. Патронов нет. Еще пять –десять минут, и побежим, как сайгаки по степям Казахстана. Виталий в знак одобрения хлопнул друга по плечу.

– Действуй! –сказал он. –Твой папа тут, и он тебя любит….

– Только давай без лирики…. Русаков присев на четвереньки, скользнул по школьному коридору в сторону лестничного марша. Вытащив из подсумка гранату, он выдернул кольцо, и бросил её между пролетов. –Пехота, берегись – граната, – проорал он во весь голос.

– Береженого Бог, бережет, – пробормотал за спиной «Ташкент», и швырнул зажженную дымовую шашку. Взрыв грохнул в фойе школы. Клубы черного дыма и цементной пыли поднялись клубами вверх.

– Ну всё – я пошел….

Вдоль стены броском Русаков прыгнул, в дымовую пелену. Спустившись в «предбанник», замер. Осмотрелся. Сквозь висевшее цементное марево, он увидел двух «двухсотых», которые лежали на полу коридора. Запекшаяся кровь растеклась по площадке большой лужей. Русаков на коленях и ползком скользнул по мрамору и, сходу, прикрывшись стеной, вцепился в «Калаш» мертвого чеченца. Дернул – освободив ремень. Отщелкнув магазин – есть патроны. На душе отлегло. Стягивая «разгрузку» с магазинами, перевернул тело и обмер. На него, из солдатского вещевого мешка смотрело несколько бутылок «Советского шампанского». От удивления «Химик» даже присвистнул. Тут до него дошло, что до нового года остались считанные часы.

– «Ташкент» «Химику» – ты меня слышишь, –сказал он по рации.

– Говори –что хочешь….

– Ты против шампанского что-то имеешь?

– Хочу так, аж скулы сводит, –ответил с шипением ресивер. –Горло хочется промочить….

– Ты брат, не поверишь, но тут два жмура, и два десятка пузырей с «шампунем». «Бармалеи» к себе в нору тащили, чтобы новый год встретить. А теперь по твоей милости, не дожили до этих радостных минут…. Брать будем, или оставим пехоте, – сказал Русаков, с присущим ему сарказмом.

– Я тебе бля…. оставлю! Давай хватай, и вали! Здесь разберемся, –прошипел ресивер.

Первый уровень, с его огромным коридором простреливается насквозь. Русаков, попрятав магазины в разгрузку, схватив мешок, крикнул:

– «Ташкент», будь готов – цыганочка с входом –иду….

Русаков прыгнул в сторону лестничного марша, в самое облако дыма, который расползся по всему этажу. В этот миг на улице стало тихо. Было слышно, как потрескивал огонь, пожирая боевую машину, которая стояла напротив школы. Когда поднялись в класс, парни из группы покрытые слоем пыли, сидели вдоль стены на усеянном гильзами полу. Кто, закинув голову назад, блаженно курил. Кто –то дремал, прикрыв глаза. «Химик» и «Ташкент» появились в дверях.

– Где вас носит, – спросил майор Евсеев.

– Тылы зачищали, – ответил Демидов.

– Ну, что приуныли -славяне? Принимайте подарок от дедушки мороза – сказал Русаков, стараясь поднять боевой дух.

– Саша, что за балаган, –спросил майор Евсеев.

– За БК ходили, товарищ майор. Да вот на гостинцы нарвались….

– Это что? – спросил Евсеев.

– Шампанское командир! Вероятно, «бармалеи» себе к новогоднему столу перли, да «Ташкент» их к Аллаху определил.

За окном пока было тихо, лишь радиостанция голосом командира пехотного полка зажатого в «клещи», вопила на весь эфир. Он просил о помощи. Но это было где–то в районе вокзала. А здесь «духи» смиренно забились в подвалы, и зализывали раны. Русаков вытащил пару бутылок и поставил на школьную парту.

– Товарищ майор, может по глоточку, – обратился он к командиру, –сутки во рту воды не было. Разрешите…. Без лютого фанатизма –в честь нового года….

– Ну –только по глоточку, и без лютого фанатизма, –сказал майор Евсеев. Русаков ловкими движениями рук снял фольгу и раскрутил проволочку. Без «выстрела» открыл бутылку, и подал её командиру.

– Угощайтесь товарищ майор! В честь нового года, и за то, что мы пока без потерь!

– Сплюнь – накаркаешь….

Евсеев взял бутылку и влил вино себе в рот. Много пить не стал, а сделав всего лишь пару глотков, передал Демидову. –Держи «Ташкент»…. Два глотка и передай другому, –сказал он, обозначив максимум.– Так мужики, вином не злоупотреблять! По паре глотков – горло промочили, и хватит. Шампанское на голодный желудок – это как фугас под броней! Несколько минут передышки, да капли влаги, на какое–то время восстановили силы. Настроение поднялось, и даже появился боевой кураж. Пили, молча, стараясь сохранить боевой настрой и чувство меры. В ту минуту было трудно определить, что их ждет через несколько минут. Каждый понимал, что эти спасительные глотки вина могут быть последними.

– Шампанское, где взяли?! – спросил майор.

– Внизу, когда «Химик» за трофейным БК ходил. Там два чеченца зажмуренных – они откуда–то мешок волокли. Ну, я очередь дал, когда мы этаж во время штурма занимали. Попал – однако, начальник, – сказал Виталий, как бы оправдываясь.–А что не надо было? Выстрел пробки и снайпера слились в один. Пуля, скользнув по шлему «Ташкента», рикошетом ударилась в стену. На улице вновь послышалась стрельба.

– Снайпер, –крикнул «Химик» и, прячась за простенком, оттолкнул Демидова с линии огня.

– Вот же, суки снова начали! Не дадут глотку промочить! –сказал Виталий, трогая на каске вмятину. –Хорошо, что хоть вскользь, –сказал он спокойно, будто это была не пуля, а бешеная муха, влетевшая в открытое окно. Виталий поперхнулся. Проглотить вино не успел. Щеки раздулись, как у жабы во время брачного сезона. Не удержав игристое во рту, он «взорвался» фонтаном.

– Тьфу ты бля…. чуть не захлебнулся на поле боя….

– Это все он сука – снайпер…. Ты, когда глотаешь, оставляй рот открытым. А то ведь разорвать может, – пошутил командир. –Ага, и полетят клочки по закоулочкам! –поддержал Русаков, заливаясь каким –то не совсем естественным смехом. Перекур был недолгим. В это мгновение на улице опять началась стрельба и разрывы гранат.

– Так парни, перекур окончен –к бою! Пехота поперла – вот и «бармалеи» возбудились, – заорал командир.

Духи, возобновили огонь. Они были на своей земле и поэтому в поднятии боевого духа особо не нуждались. Вопреки логике, «бармалеи» воевали из-за угла, старясь не ходить в открытые атаки. Дудаевцы не стремились переломить ход боя, поэтому напролом не лезли, но достаточно умело огрызались огнем, расставляя на улицах города ловушки для федералов.

– «Ташкент», давай, работаем! На полтретьего в окне. Вижу там снайпера, – крикнул Русаков. Он глянул в дыру, которую пробила «Муха». Поднялся, взял в прицел окно в противоположном здании. Насторожился, ожидая там движения. В глубине мелькнул блик оптики. Не дожидаясь, когда стрелок выйдет на «передок», Русаков на опережение выстрелил из подствольного гранатомета. Граната ВОГ–25 исчезла в оконном проеме. Через мгновение, где бликовала оптика, грохнул хлопок. –Есть –проорал Русаков.

Виталий заметил, что «бармалеи», подбираются ближе, прячась за горящей броней. С каждой секундой бой вновь набирал обороты. Казалось еще рывок, и «чехам» удастся вытиснить группу во внутренний двор, чтобы уже там добить в условиях стесненного маневра. Пара «Крокодилов» (вертолетов МИ–24) испортили басмачам весь замысел. Появились внезапно, видно для поддержки входящей в город пехоты. Они зависли над улицей, поливая из пулеметов, обезумевших от крови радикалов. НУРСЫ проревев за окном, разорвали улицу грохотом разрывов. Снаряды, подняв на воздух тонны асфальта с мясом кровью, перепахали без разбора место боевого контакта. Жизнь для тех, кто попал под огонь, ограничилась секундами летящих в пекло ракет. Огненная волна, тротиловый чад, летящие осколки стекла, стали и бетона заставили группу спецназа отпрыгнуть от окон вглубь помещения. По какому–то наитию, предчувствуя повторный залп, командир заорал:

– Вниз – валим….

Не дожидаясь повторного сброса неуправляемых снарядов, бойцы кинулись бежать. Времени не оставалось – счет шел на секунды, пока в «смертельной карусели» позицию занимал ведомая «вертушка».

Скакали, словно зайцы: кто в окно в пролете. Кто через лестничные марши. А кто–то прямо с этажа в окна, на сторону заднего двора. Мгновенная реакция решала все. Очередная «вертушка» выбрав направление стрельбы, освободила боевые блоки. Разрывы неуправляемых снарядов слились в один рев. Типовое трехэтажное здание школы заволокло пылью и дымом. Верхний этаж превратился в руины. Пыль, пламя, куски кирпичной кладки разбросало по всей округе.

– «Барс», «Алмазу» –«Барс», «Алмазу» –парни – мать вашу, куда вы палите?! –проорал майор, открытым текстом. –Какой вас баран корректирует….

– «Барс», я нэ баран, – сказал ресивер с кавказским акцентом. –Меня «дэдушка мороз» звать. Добро рюсский, пожаловать в ад, «аллах–акбар», –вновь прошипел ресивер.

– Слышь ты – хорек вонючий! Ты не «дед мороз», ты от дохлого осла пенис! Покажи мне рожу, и я проветрю тебе мозги, – прорал командир.

– Ты «Барс», в натуре шютник! Сейчас, только шнюрки поглажу, – вновь прошипела радиостанция.

– «Алмаз», «Барсу» – это Супьян Абдуллаев – его позывной «Дед мороз». Все претензии к бармалеям! Работаем по данным разведки на восемь ноль – ноль. Извините парни за дружеский огонь! Надеемся, что вас не сильно потрепали. До связи, – сказал ресивер.

– Вот же сука! «Дед мороз» нам клим – бим испортил –сука. Командир, шампанское там осталось, –сказал Виталий с сожалением.

– Вот же черти! Представляете парни, эти бараны все наши позывные знают, –сказал майор, доставая сигареты.

– Повезло! Слава Богу, успели задницы унести, – спокойно сказал Русаков. –Еще бы секунду, и стояли бы в очередь перед райскими вратами.

– Вот вам детки и Новый год! – сказал, Виталий.

Он снял с себя шлем, и вытерев вспотевшую голову куском тряпки, закурил. Мандраж мелкой дробью стучал на зубах, от чего тряслись и колени, и руки, словно кто–то неведомый включил внутри тела отбойный молоток.

– Что-то Санек, меня нервяк стебает, – сказал «Ташкент». –Эх, сейчас бы коньячка выпить пару глоточков! Обожаю коньячок…. –Не дрейфь браток, два раза не умирать, – ответил «Химик».

В какой–то миг, в голове лейтенанта Демидова воскресли воспоминания пятиминутной давности – они были еще свежи. Не успев прикурить, он рассмеялся. Пламя зажигалки потухло.

– Ты что…. Часом не контужен?! – словно через глухую стену, услышал Виталий.

– Да, у меня все в тип –топ! Я тут вспомнил, как мы из–под НУРСОВ щемились, – сказал Виталий. –Сеня через окошко на лестничном марше лез на карачках. А я сзади напираю, с ПК…. Ломлюсь, как сохатый по лесу. А там за спиной уже третий уровень сыпется! Смотрю, Сеня передо мной на подоконнике стоит в позе рак. Размышляет, наверное, как ему прыгнуть с первого этажа. Место для посадки выбирает? Тут я его легонько под зад подпихнул. Вдвоем полетели –он спереди, я с оконной рамой на ушах следом.

– А я думал всё – писец! Сзади, как жахнет – летел так, будто кто в подхвостье пнул! У меня до сих пор ягодицы болят, –ответил Русаков, и тоже засмеялся. Закончив ржать, «Ташкент» бросил сигарету в сторону и достал из кармана прямоугольную пачку жвачки. Он развернул фольгу, вложил себе пластинку в рот и блаженствуя, закрыл глаза.

– Тащишься…. ?

– А что делать, – ответил Ташкент, работая челюстями.

«Ташкент» обожал «Тутти –фрутти». Она напоминала ему вкус лихой молодости, и Виталий был не в силах лишить себя этого удовольствия, которое было предметом борьбы со стрессом. Она была каким–то личным символом – символом свободы и духа, которым он «заразился» в ЗГВ.

Во время заплаты «Ташкент» всегда шел в знакомый ларек, который торговал сигаретами, жвачкой и прочей ерундой. Он покупал себе по три – четыре блока, и не парил мозг поисками. Эту привычку он приобрел еще в школе, и никак не мог с ней расстаться. Жвачка успокаивала нервы и наполняла организм приятным вкусом фруктов.

– Санек, хочешь жвачку, – спросил он, протягивая другу блестящую пластинку. Русаков взял резинку и, развернув фольгу, положил её на язык. Неповторимый аромат наполнил рот взрывом фруктового вкуса.

– Ребят жалко, – сказал Русаков, – неудачно они попали….

– Так война же, – спокойно ответил «Ташкент». –Начальству брат, виднее.

– Я думаю, там на прежней позиции уже нечего делать, –сказал Русаков, надувая пузырь. –Разве что за шампунем налегке сгонять….

– А я там ствол забыл. Теперь отписываться придется, – сказал Виталий.

– Закончится бойня –найдешь….

– Даже заморачиваться не буду, – ответил Демидов, надувая пузырь. –Пусть вон майор Евсеев, составляет акт. Не хватало мне ползать по руинам – искать то, чего может, уже и нет….

Мотострелковая рота из майкопской бригады, «расквартировавшаяся» на какое–то время в подвалах и подъезде жилого здания, во все щели тарахтела из автоматов и пулеметов в сторону Первомайской. А тут во дворе было более безопасно. Бетонное здание «хрущевки» надежно прикрывало от шальных пуль, летевших с проспекта. Убаюканные звуками войны офицеры спецназа ФСБ разместились в чужих квартирах на первом этаже. Русаков почувствовал, что закрыв глаза, моментально проваливается в бездну сна. Для группы шли вторые сутки без отдыха. Двое суток войны только с перерывами на перекур и прием пищи. Двое суток в условиях огня и настоящего ада, который устроили чеченцы на улицах Грозного. Молодые не обстрелянные солдатики отстраненные «стариками» от боя, заняли позицию с тыльной стороны здания. Здесь было не так опасно, как на улице. Связисты сидели в эфире, а потрепанная в бою пехота, готовилась к контратаке: мотала ленты, вскрывала «цинки» с патронами, бинтовала раненых. В «печи», изготовленной на скорую руку из бочки, потрескивая, горели остатки мебели и прочей хозяйской утвари. Всего лишь день назад в этом доме проживали люди, которые сейчас от обстрелов прятались по подвалам. Разве они могли подумать, что в их дома, в их квартиры нежданно–негаданно придет эта никому ненужная война. От исходящего от «буржуйки» тепла, глаза Русакова моментально слиплись. Ему жутко хотелось спать. Откинув голову на спинку дивана, Русаков на какое –то время прикрыл уставшие очи. Он уже почти засыпал от усталости. Мысли начинали медленно крутиться в его голове, и он не мог сообразить, как дальше бороться с таким явлением. Организму требовалось какого–то стресса, чтобы через всплеск адреналина отогнать эту дрему. Несколько минут он старался бороться, но сон оказывался сильнее его. Он буквально в одно мгновенно ломал волю Русакова, засыпая ему глаза сонным песочком.

– Да, ну его нах…. –громко сказал «Химик», сотрясая головой.–Не могу я так больше….

– Ты что? –спросил «Ташкент» толкая друга локтем в бок. –Что – что, спать хочу – не могу! Еще эта чертова бочка тут нагрелась….

В какой–то миг треск автоматов вновь стих. Что толкнуло Русакова, он даже сам не понял. В долю секунды, он вскочил с дивана, и выпрыгнул в разбитый оконный проем на улицу. Бежал «Химик» обратно к школе, вернее к тому, что от неё осталось.

– «Хо–ро–шо –жи–вет–на –све–те–Ви–ни–Пух», –пел он себе под нос, задавая детской песенкой темп бега. –«У–не–го–же–на –и –де–ти –он ло–пух» –прокручивал он в голове фонограмму, разбивая темп бега на слога, регулируя таким образом дыхание на два шага вдох –один выдох….

– Стой придурок, – услышал он за спиной окрик Демидова, –ты куда помчался – урод…. ?

Виталий увидев, что друг не реагирует на его крик, бросился следом. Тем временем «Химик» уже вскочил в дверной проем и исчез в дымящихся руинах. По обломкам бетона в кромешном дыму он поднялся на второй этаж. Полчаса назад они держали оборону. К счастью шампанское, оставленное под учительским столом, было цело. Бутылки не пострадали. Русаков сложил вино в брошенный вещевой мешок, и пулей выскочил из горящего класса, схватив пулеметный ствол. Задыхаясь от дыма, он спустился по лестнице в предбанник. Там нос к носу, столкнулся с «Ташкентом».

– Ты что Саша, псих? Придурок бляха – муха…. Я вижу ты, совсем охренел…. Ты что, решил репу, под пули подставить из–за этого пойла. Оно что – этого стоит!?

– Не ори! Ты как всегда в своем репертуаре…. Снегурочек бляха муха всех распугаешь! – спокойно ответил Русаков. –Ты что забыл – сегодня ведь новый год!

Виталий на какое–то мгновение опешил. Он выплюнул жвачку и ничего не понимая, посмотрел на друга, словно тот сошел с ума. Виталий хотел что–то сказать, но слова от нервного стресса, словно высыпались из головы на лестничный марш.

– Дать бы тебе в рыло…. Ты подумал урод, как я буду в глаза твоей матери смотреть, если тебя подстрелят, –закричал он. –А ну давай, дергай отсюда, я прикрою! Больной что ли- бляха медная…. !

«Химик» ухмыльнулся. Закинув за спину мешок с бутылками, он бросился бежать через двор. Он петлял, словно заяц. Русаков бежал обратно – к «хрущевке», туда, где разместилась группа. Расстояние до неё было не больше семидесяти метров, но это были те метры, которые могли быть последними.

– «Хорошо живет на свете Вини –Пух. У него жена и дети –он лопух», –вновь проговаривал Русаков вслух, куплет за куплетом. В голове щелкал незримый секундомер. Он хорошо знал, что под огнем противника на счет три надо падать.

Среднестатистический стрелок, если он не спортсмен по стрельбе, затрачивает на выстрел не более трех секунд. Поднял автомат на линию глаз – раз. Поймал цель в прицел – два…. Нажал на спуск – три.

Русаков упал. В тот миг пуля с воем проскочили над его головой, и после до него донесся звук выстрела. Он вновь вскочил, и сделав два три шага, опять упал. Откатился в сторону – вновь вскочил. Прикрываясь детской площадкой, побежал к жилому дому. Там было безопасно. Вновь пули с жужжанием проносились мимо. Спасибо пехоте – прикрывают огнем из «Корта». Остаются считанные метры. Вновь кто–то стреляет уже на первом этаже соседнего дома. Смотреть мешает пот, он застилает глаза. Стреляют из подвального окна.

«Бармалеи» увлеклись охотой.

«Ташкенту» хватило всего полсекунды, и бородатые попали в его прицел. Ему хватило с лихвой этого времени. Словно на стрельбище, он приложился к прикладу автомата, и плавно нажал на спуск. Граната ВОГ вырвалась из «подствольнника», и понеслась в сторону цели. Все, что успел заметить «Ташкент», это было черное облако, разорванное в клочья раскаленными осколками. «Ташкент» вскочил в подъезд, следом за «Химиком», глубоко дыша после такого рывка:

– Ты…. ты…. бля…. гавнюк –совсем охренел! Я из–за тебя чуть седых волос не нажил, -заорал он схватив Русакова за отворот бронежилета.

– Да ладно тебе! Тоже мне Арина Родионовна нашлась – радуйся старик…. «Шампусик» цел –новый год! А какой новый год без «шампусика», –сказал Русаков, и обнял «Ташкента».

– Дурак, – ответил Виталий. Он, обиженно толкнув друга, и плюхнулся на диван, который откуда-то притащила пехота.

– Ладно – ладно – проехали….

И Русаков присел рядом поставив под ноги мешок.

– На вот держи железяку, – сказал он, вернув ствол.

– О, и ты ради этого бегал. Оно тебе надо было? Как представил, что тебя «бармалеи» могли зажмурить, я чуть не обосрался от страха…. Русаков открыл бутылку, и подал её Демидову.

– Пей! А то в натуре обосрешься….

– А–то! В натуре Саша, у лягушки пенис зеленого цвета! Как увидел, что рядом с тобой трассера летят, меня, словно пыльным мешком накрыло….

Виталик запрокинул бутылку и влил в себя шипучее вино. Передав бутылку Русакову, Виталий достал сигарету и блаженно закурил.

– А «шампунь» – то целый остался! НУРСы этаж в хлам разворотили, а шампунь целый – примета брат хорошая. Спасибо вертолетчикам! Если они по духам, так долбить будут, то мы домой не скоро вернемся!

Русаков вдруг засмеялся.

– Старик, ты, что ку–ку –тронулся, –спросил его «Ташкент».

– Да, что-то на ум пришло. Вот вспомнил, как мы с тобой познакомились! И было это тоже за три дня до нового года – ты хоть помнишь? Был школьный вечер – играла музыка, девчонки с пацанами танцевали! А мы с тобой, притащили немок на школьную дискотеку….

– А, ты про это, – сказал Виталик, прикладываясь к бутылке. –Да, были времена, а теперь мгновения, раньше поднимался член, а теперь давление, –сказал Виталий народную «мудрость». -Такое брат, хрен когда забудешь! У меня после того свидания «помидоры» опухли – мама моя дорогая. Я думал, что у меня яйца лопнут. Мы Эрикой после вечеринки на чердак слиняли, зажиматься на ящиках. Хотел я ей тогда «впиндюрить»…. Побоялся…. Первый раз такое было. Страшно…. А вдруг заявит, и тогда – прощай Германия, прощай Родина! Здравствуй папа Магадан!

– Не ты первый, не ты последний…. У меня ведь тоже все было впервые, – сказал спокойно «Химик». –Теперь вот – как вспомню, так мне ржать хочется….

– А ты почему не сказал, что Керстин в Россию учится по обмену приехала, – спросил Виталий.

– Ну да…. По обмену! В пединститут. Она сейчас в Твери учится….

– После командировки найдешь….

– Тихо ты, – ответил Русаков…. ЧК –не дремлет! Будет возможность найду…. Я на сына хочу глянуть. Может у неё фото есть….

– Встретишься, расскажешь, что к чему, – сказал «Ташкент». –Я тоже хочу в Германию…. Сосиски, пиво, грог горячий….

– К черту! Нет брат, больше той Германии…. И ГСВГ нет! Всё эти твари Горбачев, да Ельцин похерили! Есть у нас брат, одна большая задница, и зовут её Россия…. А её брат, надо защищать от всякого супостата….

– А мне, сердце вещует, мы еще вернемся, – сказал «Ташкент», и глубоко вздохнув повторил, – еще вернемся….

Глава вторая

Начало

Эта необычная, и даже фантастическая история началась совсем недалеко от Берлина. Всего каких–то тридцать минут от столицы ГДР, и диковинная двухэтажная электричка прибывала в небольшой ухоженный городок с непривычным для русского уха названием – Вюнсдорф. Это было историческое место, которое во время войны не раз посещали бонзы третьего рейха.

Здесь – среди соснового бора на глубине десятков метров располагался целый подземный город «Майбах-1» и «Майбах-2».

Здесь в бывшем штабе сухопутных войск Германии после победы над фашизмом в мае 1945 года, расположился штаб Группы Оккупационных войск в Германии – ГСОВГ, а позже ГСВГ. А уже за год до начала вывода советских войск, группировка очередной раз поменяла свое название и превратилась уже в Западную Группу Войск.

Личный состав четырех армий, буквально через пару месяцев после победы были расквартированы по всей восточной территории Германии. В те непростые времена присутствия советской армии, огромная группировка войск численностью сотни тысяч человек, составила ударный кулак «Варшавского договора».

Гарнизон штаба расположился между немецкими населенными пунктами с названиями Вюнсдорф и Цоссен земли Бранденбург. Будь то советский офицер, вольнонаемный, или его члены семьи – все, как «отче наш» знали эти уютные немецкие городки, которые гармонично вписывались в окружающий сосновый массив. Для простых советских людей, приехавших в ГСВГ по роду службы – это была реальная заграница.

Уцелевшие после войны особняки и жилые дома немецких офицеров времен Рейхсвера и Вермахта, покрытые красной черепицей, вписывались в рукотворный ландшафт созданный пленными еще в первую мировую войну, еще задолго до прихода к власти Гитлера. Бетонные бомбоубежища и скрытые под землей бункеры были выстроены нацистами по проектам инженера Лео Винкеля. Развалины бывшего штаба «Цеппелин и Майбах» взорванные на скорую руку после войны, стали напоминанием того, что русские пришли в Германию надолго. Все эти артефакты прошедших событий, почти у всех офицерских чад, прибывающих к месту службы родителей, вызывали умопомрачительный интерес и приключенческий зуд всех органов. Не смотря на то, что после войны прошло больше сорока лет, каждое офицерское чадо мужского пола, появляющееся в гарнизоне, лелеяло надежду, что именно ему выпадет счастье, раскрыть очередную неизвестную тайну Рейха.

Большинство юных искателей приключений, окрыленные идеей поиска военных артефактов, янтарной комнаты или фантастических сокровищ Геринга, колесили на велосипедах по всей восточной Германии, предаваясь раскопкам на местах кровопролитных боёв. Воистину, для юных искателей приключений ГДР была настоящим Клондайком не только «военных штучек», но и первых романтических чувств, которые становились темами местных легенд.

Третий городок – в котором проживали герои этого романа, стал за время пребывания русских войск – родным и близким, как олицетворение малой родины. Создавалось ощущение, что гарнизон располагался не по соседству с немцами, а был каким-то закрытым секретным городком Советского Союза. Здесь беспредельно властвовал коммунизм, воспетый программами первых секретарей ЦК КПСС, а зоркий глаз особого отдела – комитета государственной безопасности следил не только за агентами империалистических разведок, но и за нравственными устоями советских граждан.

Во времена правления Хрущева, Брежнева и Андропова: казалось, что присутствие советских войск здесь будет вечным. Русские войска были гарантией мира и стабильности во всей Европе почти, от батюшки Урала и до пролива Ла–Манш. Но пришли годы, и первый Президент СССР Михаил Горбачев с какой–то необъяснимой и предательской «легкостью» отдал на растерзание западным немцам не только Советский Союз, братскую ГДР, но и весь лагерь «Варшавского договора».

Шли годы, офицеры со своими семьями в рамках ротации постоянно обновляли военные части и гарнизоны группировки. Ни кто не мог даже подумать, что грядет то время, когда великий и могучий Советский Союз выведет из Германии свои элитные и самые боеспособные войска. Всё, что было построено за послевоенное время останется здесь навеки, чтобы уже через пару десятков лет, порасти мхами забвения. Победители в великой отечественной войне, словно «побитые собаки», собрав свои узлы и баулы, двинулись нескончаемыми эшелонами в сторону Востока –на Родину, на ту Родину, которая к сожалению –их «не ждала».

В тот год, как и во все предыдущие годы, зима в Германии выдалась сырая, и без снега. В самом преддверии нового года, ничего не напоминало, что на дворе конец декабря. Не прошло недели, как Русаков, преодолев несколько тысяч километров над просторами великой родины, прибыл вместе с матерью к новому месту службы отца. Сегодня к счастью и радости был последний день учебы перед наступающими зимними каникулами. Впереди было десять незабываемых дней, которые должны были стать той яркой меткой, к которой через многие года будет возвращаться его память на протяжении всей жизни.

Сегодня двадцать девятого декабря закончилась вторая четверть. Завтра уже не надо было вставать рано в школу, делать уроки, и собирать по вечерам опостылевшие учебники. До полной свободы оставались считанные часы, и сердце предчувствовало то волшебное время, которое должно было заполнить душевные пустоты яркими впечатлениями от пребывания за границей. Последний день был короткий.

Малолетки носились по школе в костюмах зайчиков, космонавтов, снежинок и фей, а в душе Русакова Александра расцветали весенние подснежники. Уроки закончились, и ребятня с криками: «Ура! Каникулы!» стали разбегаться кто куда: кто бежал занимать места в автобусах, которые стояли на парковке. А кто в магазин за волшебными немецкими булочками. Они стоили всего пять пфеннигов, но были настолько вкусными, ароматными, что этот вкус у многих хранит память все эти годы, как напоминание об удивительном времени, которое называется юность. Полгода назад Русакову исполнилось шестнадцать лет. Он учился в девятом классе советской школы, и со слов учителей был совсем не пай мальчиком, которого можно было сделать «ручным», как хомячка. В нем был тот стержень, за который во все времена женщины обожали мужчин, называя их «мой герой». Это была верность– верность не только традициям и мужскому слову, но и чувствам, которые испытывал молодой человек в эпоху своего становления.

Закинув сумку с учебниками Сашка переоделся, и схватив со стола котлету, которые жарила мать, выскочил из дома. Свобода звала! Свобода свистела в ушах ветром приключений! Свобода звала туда, где были новые друзья, новые знакомые и новые авантюры.

– Мам, я на стадион, с пацанами в футбол играть….

– Только не долго – до обеда, – отвечала мать. –Скоро придет отец, со службы –обедать будем.

А сын уже её не слышал и хлопнув дверью, скатывался по перилам. Он бежал туда, где не было родительских глаз. Туда где целый день трещал моторчик самолета, который летал над футбольным полем, и манил будущих авиаторов и конструкторов.

Он и был тем предметом, который и Русакова тянул из дома, вызывая в его душе интерес и любовь к небу.

Не смотря на конец декабря – была «весна». На футбольном поле росла зеленая трава, и эти последние дни года, скорее напоминало теплые дни апреля, чем конец декабря.

Переодетые в спортивные костюмы солдаты спортивной роты, гоняли по полю мяч. Офицерские сынки, сбившись в стаю любителей футбола, противостояли натиску. Со стороны это было больше похоже на хаос, чем на игру. Все «вакансии» в командах к приходу Русакова были уже заняты. Оставшись не у дел, Сашка, в раздумьях о смысле бытия, расположился на трибуне стадиона, складывая в голове мозаику мыслей. Его юную душу глодала и терзала странная тоска. Ему вспомнился Советский Союз и веселая компания дворовых друзей, оставшихся далеко, далеко. Вспомнился лед Амура, где еще неделю назад он с друзьями, гонял в хоккей и катался на лыжах. Здесь в этой чертовой, как ему казалось Германии, было все не так: не было ни городского катка, где по вечерам горели разноцветные лампочки, и играла музыка, ни хоккейной коробки, ни верных друзей, которых он знал всю жизнь. Здесь надо было начинать жить заново, и заново становиться своим.

– Ну, что камарад пригорюнился? Что сидим, – спросил подошедший паренек. –Кого ждем?

– Медитирую, – коротко, как выстрел сказал Русаков, не желая вступать в дискуссии.

– Слышь ты, медитатор –счет какой, – спросил незнакомец, и присел рядом на лавку. Он дружелюбно протянул руку и представился:

– Виталий – Виталий Демидов. Я учусь в девятом «А». Видел я тебя сегодня в школе. Ты, наверное, новенький?

– Новенький, старенький, какая разница, –ответил Русаков.– Скучища– мама моя дорогая….

– Жвачку хочешь, – спросил Виталий.

– Давай….

Виталий достал пластинку «тутти–фрутти» и протянул Русакову.

– А тебя как, звать?

– Русаков я! Меня отец в честь Македонского – Александром назвал. Я учусь, в девятом –«Б», –ответил Сашка, и сунув жвачку в рот на какое–то мгновение погрузился в благоговейное смакование.

– Что себе планируешь?

– В каком смысле, –спросил Русаков, надувая пузырь. –В смысле международной обстановки….

– Планирую для начала друзей найти. А потом будет видно –сориентируюсь на местности. Третий день я тут околачиваюсь, –сказал Русаков. –Нравится мне, как вон тот мужик, самолет запускает.

– Летчиком –налетчиком хочешь стать, –спросил новый знакомый.

– Еще не выбрал….

– А у тебя курить что-нибудь есть? Или ты Саша Русаков, растешь маменькиным сынком?

– Курить у меня камарад – как грязи, да только всё дома. Я же коллекционер табачных изделий – собираю коллекцию, –сказал Русаков, стараясь выглядеть достойно.

– Жаль, что у тебя с собой нет. Эх, сейчас бы «Столичную» или «Яву» закурить….

– Хочешь курить – закури, –ответил Русаков.

Виталий достал из кармана «Охотничьих» и протянул пачку Русакову.

Это были знаменитые сигареты называемые солдатами – «Летят утки» или «Термоядерные».

– Термоядерные, –восторженно спросил Русаков и протянув руку вытянул сигарету.

– Не «термоядерные», а смерть НАТО! Такие вот они! Хочешь курить благородные –купи в военторге «Филипп Мориц»…. Папаша у тебя, наверное, генерал? Марки лопатой гребет?

– Куда нам до генералов! –сказал Русаков и закурил. У меня батя обычный майор. Он служит на «Никеле» ЗНШ.

– Вот так всегда –только хочешь завести друга сына генерала, а нет же, судьба тебя сводит с майорским сынком. Да к тому же раздолбаем, как и ты сам….

В то время сигареты выдаваемые солдатам в качестве пайка, носили кучу всевозможных народных названий. По Группе Советских Войск в Германии даже ходила легенда: якобы был случай, когда русский солдат на экскурсии в «Трептов парке» в Берлине, угостил «Охотничьими» сигаретами американского солдата из западного сектора. После трех затяжек нашего русского табака натовец скоропостижно умер на руках сослуживцев от остановки сердца. Народ якобы говорил, что после этого, начальник штаба НАТО в Европе, издал приказ и обратился к командованию ГСВГ с просьбой – больше никогда не угощать американских солдат русскими сигаретами. Сказывали, что по составу они схожи с боевым отравляющим веществами.

– Ну, как тебе табачок, –спросил Виталий, растягивая свой рот в ехидной улыбке.

– Горчичный газ, –ответил Русаков. –Эрзац продукт –Гитлер капут!

– Извиняй камарад, других не имею, – сказал Виталий. –Не если не хочешь –то и не надо. Кто любит курить хорошие сигареты, тот должен иметь хорошие деньги. А чтобы иметь деньги, нужно с немцами крутить всякие гешефты, – сказал новый знакомый, намекая на свои авантюрные склонности.

– Я пока еще ни одного немца не видел, –сказал Русаков. –Для меня немец, это такая же экзотика, как африканец из Конго в дебрях Сибири и дальнего Востока.

– Аналогично –я тоже! Второй день, как из Союза. Отца перевели из «Ташкента». Теперь вот хожу, словно неприкаянный, –ответил Виталий, затягиваясь дымом, как затягиваются куряки со стажем.

Виталий был из той категории парней, которые имели какое–то внутреннее обаяние, и с первой минуты располагали к доверительной беседе. Он сразу понравился Русакову. Он был в доску свой. Всего несколько слов: и было ощущение, что они ходили в один детский сад, учились в одной школе, выросли в одном дворе, и даже вместе воровали яблоки в одном саду у дяди Вани.

– А, заметно….

– Что заметно, –переспросил Виталий не понимая.

– Заметно, что ты с Юга! Рожа у тебя….

– Что рожа? –Рожа говорю черная- загорелая! Ты похож на Гойко Митича –из фильма «Последний из Могикан».

Ау меня рожа бледная. Моего старика с Дальнего Востока из Благовещенска, сюда перевели. Эх, у нас там сейчас снега по пояс, да морозы под сорок. Пацаны в хоккей рубятся, прямо на льду Амура. А здесь сырость слякоть и вечные сопли, – сказал Русаков.

– Да, ладно тебе! Какие твои годы – еще привыкнешь, –сказал Виталий, бросив окурок. –Человек камарад –это такая скотина, которая привыкает ко всему. Вот и ты привыкнешь….

– Эх, мне бы сейчас коньки, да в хоккей бы погонять. Обожаю я это дело….

– Что типа Харламов – еще не нагонялся, –спросил Виталик, без должного интереса. –А я –представляешь, ни разу на коньках не катался. В «Ташкенте» тепло – там яблоки и урюк! Там манты, самса и узбекский плов! Вкуснятина – мама моя дорогая!!!

– А что ты хочешь предложить, –спросил Русаков, –плова поесть?

– Что –что! Ты камрад, оглянись! Мы же с тобой за границу попали –это уже удача! Тут в Германии – тут столько возможностей – мама моя дорогая! Наведем с немцами гешефты! Будем менять рубли на марки, толкать фрицам транзисторные приемники, фотоаппараты. У нас появятся бабки. Оденемся с иголочки в импортные шмотки, и будем склонять местных фроляйн к первой и страстной любви.

– Ага, будем с тобой Родиной торговать, а на эти деньги содержать импортных шлюх! А потом нас с тобой особый отдел возьмет за жопу, –ответил Русаков. –В школе говорят, берут подписку, чтобы мы с немцами ни–ни….

– Какую, –спросил Виталий, удивленно. –Я что–то не слышал не о каких подписках. –Ну такую, чтобы с немцами не было никаких сношений…. Чтобы никаких с ними дел не иметь….

– Ну, так мы с немцами сношаться не будем – мы же не какие «голубые». Мы Санек, будем сношаться с фроляйнами, –сказал Виталий, и засмеялся.

– А «голубые» -это кто?

– «Голубые» камарад, – это такие специфические мужики, которые занимаются между собой любовью.

– Они самые…. А у тебя, как с этим делом? Всё работает или ты еще не знаешь, зачем Бог наградил тебя такой штучкой, которую он приклеил Адаму между ног?

Русаков слегка обиделся. Он уже давно по утрам стал ощущать «прелести» утренней эрекции, поэтому мысли о «продолжении рода», все чаще и чаще поселялись в его юношеской голове и ежедневно напоминали о том, что этот вопрос уже пора радикально решать.

– Как у каждого мужика стоит –по утрам….

– Вот видишь –ты Русаков, уже почти мужчина. Осталось нам найти себе тёлок и жизнь удалась. Нам с тобой, давно пора распрощаться с этим недостатком, как детство – засиделись мы с тобой камарад не целованными. Штука это Санек, приятная, и в жизни очень даже нужная, – сказал Виталий, расставляя приоритеты.

В тот момент беседы о женщинах к беседующим парням, подошла девушка в фирменном джинсовом костюме, лет шестнадцати. Она, кокетливо улыбаясь, представилась:

– Приветик мальчики! Чего сидим –кого ждем?

– Медитируем, -в унисон ответили парни.

– С вами можно помидитировать?

– Можно.

– Тогда я присоединяюсь! Меня Ленка звать. Я учусь в десятом классе!

– Вот видишь камарад -на ловца и зверь бежит, –сказал Виталий.

– Старуха, – ляпнул Русаков, расплываясь в улыбке. –Мы ведь еще малолетки!

– Какая, я тебе старуха? Чучело! Смотри чувак, я девушка в самом рассвете молодости….

– Что девушка в рассвете тоже из Советского Союза прикатила, –спросил Виталий.

– Такое ощущение, что тут собирается клуб любителей СССР. –Да уж! Папаню моего из Москвы перевели! А вы, что тут сидите, –спросила Ленка присев рядом.

– Что не видишь, кислородом через сигареты дышим. Мы с Санчелой мечтаем о красивой и счастливой жизни.

– А с вами можно помечтать о красивой и счастливой жизни?

– Мечтай! Мечтать ведь не вредно, –сказал Русаков.

– Вредно не мечтать, – буркнул Русаков.

– А можно с вами покурить? Угостите сиротинушку сигаретой, – сказала Ленка, выискивая повод для общения. – Хочу попробовать, что это такое….

– А у нас только «Охотничьи»…. Это тётя, такая дрянь -мама моя дорогая! Курить будешь? – спросил Виталий, протягивая сигарету.

– Других нет не мы еще не заработали, -сказал Русаков и с удивлением глянул на девушку, которая закурила.

После первой затяжки её глаза, округлились. Лицо сделалось красным, и она поперхнувшись закашляла, отплевываясь и вытирая слезы.

– Сдохнет, – спросил Виталий Русакова.

– Нет – не сдохнет, оклемается….

– Не дождетесь, – сказала Ленка, выкидывая окурок. -Тошнит меня что-то!

– Это хорошо что всего одну затяжку сделала. А вот американец в Трептов парке в Берлине, после третьей затяжки сдох.

– Ну, то американец! А я девушка русская. А мы русские бабы и коня на скаку остановим и в горящую избу войдем.

Русаков сделал умное лицо и выудив из-под коры головного мозга стих, стал декламировать его перед Ленкой подобно поэту.

– Есть девушки в русских селениях. Их бабами с детства зовут. Слона на скаку остановят и хобот ему оторвут. А грянет лихая година, и я не пытаюсь вам врать, научат любого мужчину с крыльца до сарая летать.

– Браво, – сказала Ленка, хлопая в ладоши. Ведь можешь, когда захочешь….

– Ну ты камарад даешь!!! С таким умищем пятерки можно лопатой в портфель складывать, – сказал Виталий.

– Брось Ленка – не кури, у тебя ведь детей никогда не будет. Эти сигареты солдаты «противозачаточными» прозвали. После третьей затяжки может быть выкидыш, – сказал Русаков.

– О как, -сказала Ленка. -Домой мне пора….

Виталий взглянул на девушку и сказал:

– Обиделась что ли?

– На что мне обижаться? Пора мне. Батька родный ругать будет….

– А мы думали пофлиртуем, -сказал Русаков шутя.

– Вон Саша, с другом своим флиртуй, пользы будет больше.

Русаков сделал вид, что обиделся, искусственно нагоняя напряжение обстановки.

– Больно надо! Да я на тебе даже по приговору суда не женился бы, – сказал Русаков. – Пацаны говорят, что флиртовать с курящей девчонкой, это равносильно лизать пепельницу.

– Вот и лижи, – сказала девушка, и улыбнувшись.

– Санчело, ты не зарывайся! Веди себя с дамами уважительно, пока я тебе по дюнделю не стебанул, – сказал Виталий. –Что ты к ней пристал? Фроляйн компанейская. Нам дружить надо, а не лаяться.

Слова, сказанные девушкой, настолько растрогали Александра, что он был готов взорваться от бушующей внутри него обиды. Это был первый раз, когда его так унизили.

– Да ты глянь на неё! Курит, матом ругается. Не девушка, а какая-то чувырла….

Ленка в нервах, вскочила с лавки, и поставив руки на бедра, дерзко сказала:

– Слышь ты – хорек амурский! Иди и своей мамочке пожалуйся! Тоже мне кавалер! С девочками гулять хочет, а сидит тут выкобенивается! Сидишь тут, как старый дед бурчишь –дурак ты Саша!

Фроляйн вскочила с лавочки и послав воздушный поцелуйчик, сказала:

– Ладно ребята, я пошла. Чао- какао…. Встретимся в школе на дискотеке. Я буду в костюме снежинки….

– А мы зайчиками –побегайчиками, – улыбаясь, сказал Демидов. Девушка кокетливо помахала ручкой, и повторив воздушный поцелуй, удалилась кокетливо покачивая бедрами.

– Да – ты камарад, настоящий придурок, –сказал Виталик. –Какое тебе до неё дело? Ну пришла! Ну покурила – и что? Ты же не жениться на ней собрался. Что ты завелся, как старый мотороллер? Русаков, как–то съежился и неуверенно сказал:

– Обидно мне! У меня Виталик, никогда девчонки не было. Может я еще не созрел до серьезных отношений? Может мне еще рано?

Виталик засмеялся, и вытащив из кармана сигареты, вновь предложил Сашке закурить. Русаков хотел взять сигарету, да передумал.

– Нет, не хочу, – отказался он.

– А что там у тебя было насчет девушки, – спросил Виталий….

– В Благовещенске у меня была подружка, соседка Людка. В параллельном классе она училась. Пару раз мы с ней встречались. В кино даже ходили. А тут раз – и моего старика Германию в перевели. Так что у меня есть перспектива, я еще ни разу не целовался.

– Дурилка, не ссы, у нас все еще впереди! Тут же такой выбор – мама моя дорогая! Видел сколько девок в школе? И запомни – все они хотят завести с кем нибудь шуры –муры. Вот после каникул познакомимся, будет у нас своя хорошая компашка. В бутылочку сыграем, – сказал Виталий с иронией.

– Это еще как, –спросил Русаков. В подобные игры Русаков еще играть не пробовал. Девушки только в последние полгода стали привлекать его внимание, и он чувствовал, что в его душе созрела какая–то необходимость общаться с противоположным полом. С ними было необыкновенно приятно и очень уютно. Одно упоминание о девушках, вызывала в нем такой душевный трепет, что он чувствовал всем своим существом, как его организм реагирует на подобные мысли.

– Ты Санчело – дерёвня! На новый год соберемся у меня на хате, вот там и оттопыримся! Винцо, пивцо….

– Говнецо, – сказал Русаков.

– Придурок, – сказал Демидов. -Ты дыню медовую хоть раз кушал?

– Нет, не кушал, – ответил Русаков

– Вот у меня и покушаешь. А после бутылкой рулетку раскрутим. А там – принимай мамаша, сына мужчину!

– Что это за хрень такая–бутылочка?

– Ну ты Санчело, тюлень –мама моя дорогая! Так называется сексуальная рулетка! Выпиваем бутылку водки и когда все будут пьяные, берем пустую бутылку и крутим –как рулетку. На кого горло покажет –с тем и целуешься.

– А если горлышко на мужика покажет? Что с ним лобызаться будешь, –сказал Русаков.

– Дурак – так только гомосеки делают! А тут пацаны, и девчонки садятся в круг через одного. Если горлышко показывает на парня, то ты целуешься с той девчонкой, которая сидит рядом –по ходу. Ты понял?! –Понял! Хорошо что есть выбор, – сказал Русаков вздыхая. А так бы с мужиком лобызаться бы пришлось, как Брежнев Хонекера.

– Да жаль, -сказал Виталий вздыхая.

– Чего тебе жаль, спросил Русаков?

– Жаль, что Ленка ушла – надо было флиртануть, –сказал Виталик. –Хотя, мы её сегодня с тобой еще увидим….

– А что сегодня…. ?

– Сегодня Санчело, в «Доме офицеров» новый французский фильм «Одиночка». Ты любишь французские фильмы с Жаном Бельмондо? Русаков в ту секунду так увлекся своими раздумьями, что почти его не слышал. В его голове крутились мысли, а в них почему–то стоял то образ Ореховой Галочки, которая осталась на Дальнем Востоке. То образ Ленки, которая сказала ему впервые в жизни в глаза правду. Слова Виталия остались где–то там, где его уже не было. Докурив сигарету, он швырнул окурок в сторону, и сказал:

– Третий час уже. Домой пойду обедать. Батя на обед сейчас придет, будет потом надо мной глумиться, – сказал Русаков. –Дай мне жвачку!

– Жвачка тут причем, – спросил Виталий.

– А притом, что я накурился, и от меня табаком прет, как от последнего сапожника.

Виталий достал пластинку и подал Русакову.

– Ну так в кино пойдешь? – Какое кино, –спросил Русаков, словно не слышал. –Какое –какое –французское…. В главной роли красавчик Жан –Поль Бельмондо…. –Наверное, пойду, если мне батя денег даст, –ответил Александр. –Хочу просить тебя об одной услуге.

Виталий на него удивленно посмотрел:

– О чем же?

– Не говори никому, про Ленку. Ты же знаешь, ребята на смех меня поднимут. Буду потом в школе, как белая ворона.

– Знаешь Санчело, чего тебе не хватает, –спросил Виталий.

– Нет – не знаю.

– Тебе не хватает быть мужиком. В твои шестнадцать, некоторые уже полками командовали.

– Да ну…. –Ты про Голикова, что –нибудь слышал?

– А это, что еще за перец такой, –спросил Русаков.

– Это, Аркадий Гайдар. Он в шестнадцать лет не только полком командовал – он уже баб любил, и из «Нагана» белую контру в тайге расстреливал –так –то!

– Ну то Аркадий Гайдар. А мы кто?

– А мы с тобой Санек, наследники русских офицеров. Нам камарад, по статусу не положено быть тюленями. Так что давай, вали домой, а вечером перед сеансом встретимся возле ГДО на лавочке.

И Русаков ушел. Впервые за последние дни он испытал какой–то необычайный душевный подъем, словно нашел для него что–то ценное и необычайно нужное, и важное. Хандра долгие дни обуревавшая его растворилась – не оставив и следа. Знакомство с Демидовым стало для него той переломной точкой, которая круто изменила его монотонную судьбу.

Виталий как выяснится позже, станет в судьбе Сашки настоящим надежным другом, который мог поделиться не только последним пфеннигом, но и в случае беды подать крепкую мужскую руку. Демидов был надежен – как автомат «Калашникова». Это качество стало решающим в их отношениях, и Русаков впервые почувствовал, что у него есть друг.

Третий городок военного гарнизона – был небольшой. Это был такой поселок, скрытый от глаз иностранных «агентов» и разведок, забором и сосновым бором. Внутри – все было на виду: магазины, столовые, дом офицеров и школа и дома офицерского состава. Почти каждый обитатель этого гарнизона знал, где находится: «Океан», «Ранет», «Никель», «Боярышник» –это были позывные воинских частей где несли службу их родители.

Семейство Русаковых жило в доме офицерского состава который находился напротив КПП «Никель», и КПП «Ранет». С окна второго этажа, которое выходило на северную сторону, открывался шикарный вид. Это были руины бывшего штаба сухопутных войск Вермахта «Майбах –1». Возможно, за всю историю существования советского гарнизона не было такого пацана, который не мечтал бы исследовать легендарные развалины с надеждой найти ценный артефакт минувшей войны.

Сбыться мечтаниям, было суждено не для каждого. Бетонные, мрачные бункеры, поросшие от времени зеленым мхом, были взорваны, а подземные коммуникации затоплены. Так что тайно проникнуть под землей в Берлин, в «ставку фюрера» еще никому не удалось.

Время до вечера пролетело почти незаметно. Незадолго до начала киносеанса в общей квартире, где жил Русаков появился сосед.

Немецкие квартиры до военной постройки были в основном четырехкомнатные и каждой семье предназначалось две комнаты с общей кухней и широким коридором. Две комнаты занимала семья майора Русакова, а две занимал сосед. Его семья жила еще в Союзе, поэтому сосед лишь изредка появлялся дома, проводя основное время на службе. Судя по надписям на коробках и куче блоков, лежащих на столе, в его комнате, сосед прибыл служить в Германию из Закавказья. Красивые пачки сигарет «Ахтамар», «Эрибуни», «Арарат» сводили Сашку с ума. У многих ребята на то время имели какие-то хобби: кто слушал музыку, кто рисовал, кто катался на велосипеде. Русаков собирал сигареты. Новые, блестящие и цветные пачки занимали «витрину» под органическим стеклом и были гордостью юного курильщика. Необычное «хобби» было той формой увлечения, которое было введено в ранг обмана. Русаков ненавязчиво приучал родителей к легализации своего увлечения табачными изделиями. Третий день Русаков ходил вокруг соседа, словно акула вокруг своей жертвы, каждый раз сокращая круги.

– Ну что ты Санек, –спросил сосед, видя, как бегают глаза юнца.

– Василий Маркович, а можно спросить вас?

– Давай спрашивай, что ты хочешь!

– Хочу попросить у вас продать мне по одной пачке ваших сигарет.

– А, ты что уже куришь, –спросил капитан. –Не рановато ли?

– Нет, я не курю! Я коллекционирую сигареты. У меня их больше сорока видов, –сказал Александр.

– Я Василий Макарович, берегу здоровье –оно мне еще понадобиться для поступления в военное училище.

– А батька твой мне по шее не даст? Он же мой начальник.

– Может и даст, но не за сигареты. Я с двенадцати лет коллекцию собираю. Когда у батьки нет курить, он всегда у меня берет. Можете взглянуть сколько у меня всякого разного добра.

– И что это все целые пачки, –спросил Василий Маркович.

– А пустые мне зачем? Пусть их мусорная свалка коллекционирует.

– Да ты прав, –ответил майор. Он вернулся к себе в комнату, и взяв несколько разных пачек подал их Русакову.

– Я вам деньги за них отдам, – сказал он, сгорая от восторга.

– Скоплю и отдам!

– Да, ладно –будет тебе, как–нибудь переживу, –ответил сосед, рассматривая табачную витрину, где были выставлены многие известные советские и иностранные марки.

– О, у тебя даже «Филипп Мориц» есть, –удивился сосед. –Это они с угольным фильтром?

– Да! Я за них в Благовещенске целый рубль заплатил, –ответил Русаков. Наличие коллекции создавало иллюзию, непорочности юноши, в подобном «греховном» деянии. Но шестнадцатилетний сорванец, уже не по годам был смекалист. Радости подростка не было предела. Не теряя времени даром, он приступил к операции по извлечению сигарет. Умело вскрыв иголкой целлофановую упаковку, Русаков аккуратно достал из неё сигареты, и тут же подменил, на кусок пенопласта, такой же формы. После чего он профессионально заклеил пачку «Рапидом» так, что без эксперта криминалиста доказать совершенную подмену было просто невозможно.

Старшеклассники, жившие в третьем городке, по вечерам собирались возле ГДО. За кафе «Ветерок», который на местном сленге назывался «Чпок» перед фильмом на перекур собирались пацаны. Скрывшись от глаз взрослых, они перенимали друг у друга первые опыты в курении табака.

В каждом военном городке почти все жители знали друг –друга. Все были «свои». Не редко чужие матери кормили друзей своих чад, принимая их как родных. Поэтому закуривая сигарету приходилось прятаться от зорких глаз. Увидев у Русакова в руках яркую пачку, с красочной картинкой девушки, держащей чашу с огнем, Крюков спросил:

– Новенький, ты куришь или на халяву раздаешь?

– Курю, – ответил Русаков.

– А что куришь, – спросил Крюк.

– «Ахтамар» курю, –ответил Русаков.

– Угощаешь, или как…. ?

– Кури –мне не жалко, –ответил Русаков, и открыл пачку. Увидев диковинные сигареты выставленные «на халяву», ребята, не могли упустить шанса «угоститься». Через минуту пачка опустела наполовину. Русаков был из той категории людей, которые не страдают приступами жадности. Когда приток желающих вкусить дым армянского табака иссяк, он с удовлетворением вздохнул, и спрятал сигареты во внутренний карман куртки.

– Ты говорят сигареты раздаешь, – сказал новый знакомый.–Меня угостишь, или ты уже прикрыл лавочку?

– Да, ладно –не гони! Мне курева для друзей не жалко, –сказал Русаков. Он вытащил пачку и подал Демидову.

– Бери, а то подумаешь, что Русаков жмот…. Виталик взял сигарету, и, прикурив, спросил:

– Ты Санчело, особо не раздавай. Завтра спроси у них закурить, тебе ни кто не даст, –сказал Виталий. –Я эту породу любителей халявы очень хорошо знаю. Эти парни, которые сшибают сигареты, как и их родители привыкли жить за чужой счет.

– Да, и хрен с ними –с меня не убудет, –ответил Русаков, ничуть не расстроившись.

– Я тут рядом живу. Мой дом третий от КПП, –сказал Виталий – минута ходьбы.

– А я возле «Ранета». Отсюда метров двести будет. Там еще этот «Майбах». Что –нибудь слышал о ставке вермахта?

– А это, что еще за хрень такая, –спросил Виталий, затягиваясь.

– Этот сраный «Майбах» видно из нашей кухни. Говорят, что это была ставка Кейтеля – штаб сухопутных войск Вермахта. Там сейчас одни руины. Взорвали наши после войны.

– А что–то интересное там есть –можно полазить, –спросил Виталий. –На предмет трофеев…. «Парабеллум» хочу себе, или «Вальтер»….

– «Парабеллум» может и не найдешь, но полазить интересно…. Не знал еще тогда Русаков и даже не мог себе представить, что вся земля Германии была сплошь забита военными артефактами. Достаточно было отъехать от гарнизона на пару километров и покопаться на местах боев, можно было найти не только «Парабеллум», но и любое другое пригодное для стрельбы оружие. В Германии оно было везде – это было эхо прошедшей войны звучащее из-под любого куста. Как обычно в холе «Дома офицеров», в ожидании очередной премьеры фильма собралась вся молодежь гарнизона. Парни стояли отдельно, а у девчонок была своя компания. Девушки косились на ребят, и иронично хихикали, обсуждая каждого, как на предмет шмоток, так и на присутствие интеллекта. Девушки своими подколками, старались подтрунить над парнями, иногда введя обсуждаемый объект в краску. Ребята, отбивали мастерски «атаки» и на каждую посланную шутку, находили достойный ответ.

В общем – это был какой–то импровизированный КВН, где порой судьями выступали родители офицерских чад. Страсть к началу фильма была здесь традиционной. Ни кому не хотелось опаздывать, ибо опоздание на «Фитиль», расценивалось как покушение на устои общества. Если на афише отсутствовала надпись, что перед киносеансом будет демонстрироваться «киножурнал Фитиль», то многие ребята в кино шли без должного энтузиазма.

После фильма ребята по домам обычно не спешили. Здесь в закрытом со всех сторон гарнизоне, в кругу друзей и однокашников было безопасно и родители не испытывали никаких опасений. Парни приносили с собой магнитофоны и устраивали импровизированные дискотеки. Здесь играла музыка, а бутылка вина ходила по кругу до полного опустошения. Рядом на гранитном постаменте, словно бессменный часовой, стоял брутальный образ вождя мирового пролетариата, который стал единственной достопримечательностью, пользующийся спросом у местных фотолюбителей. Слегка подогретые вином пацаны и девчонки, под звуки принесенной из дома аппаратуры устраивали танцы. Своими телодвижениями они заводили остальных, и уже через несколько минут публика погружалась в омут всеобщего ликования.

– А новенькие будут прописываться, или как, – кричал кто–то с лавочки. –Хоть бы рассказали, что- нибудь о себе.

Новенькие оглядывались между собой, стараясь откосить, чтобы не стать объектом дотошного изучения.

– А, что рассказывать, –спросил Русаков, беря инициативу в свои руки. –Мы же каждый день в школе видимся.

– Школа ребята – это одно, а здесь совсем другое, – сказала Ирочка Монина. –В школе мы ученики, а на улице –на улице мы мальчики и девочки. Вот к примеру у тебя Саша, есть девушка, или ты у нас еще не целованный мальчик?

– Откуда у этого тюленя девушка, –сказала недавняя знакомая. –Он вряд ли с кем–то встречался, наверное, еще с мишкой плюшевым спит, –сказала Ленка. Девчонки после её слов дружно засмеялись.

– А это барышня, не ваше дело с кем я сплю, –сказал Русаков. –Я не должен ни перед кем отчитываться. Возможно, у меня впереди большое и светлое будущее, – сказал раздраженно Русаков, еще больше возненавидев Ленку.

– Скучно с вами! Хоть бы кто анекдот рассказал свежий, –сказала девушка Ира, поправляя на переносице очки. –Вы ребята недавно приехали из Союза –нам ведь интересно, как там без нас поживает наша необъятная и любимая Родина.

– А что Союзу сделается?! В Союзе началась полная задница. Генсеки мрут, как будто эпидемия! Горбачев объявил о борьбе с алкоголем. На Кавказке, в Крыму и Украине в Молдавии вырубают виноградники. Спиртное только с 14–00 и то в одном двух магазинах. Свадьбы комсомольские –все безалкогольные. В народе начали поговаривать, что вся эта перестройка обязательно переродится в перестрелку, – сказал Русаков слова соседа, обсуждающего с его отцом за бутылочкой «Радеберга» международную обстановку.

– А анекдот свеженький, кто может рассказать, –спросил кто-то из девчонок.

Виталий достал сигарету, закурил и выпустив дым –сказал:

– Ну, желание дамы –это желание бога! Задумал Миша Горбачев поменять гимн, герб и флаг СССР. Собрал он значит, ученых историков и говорит им:

– Товарищи, пришло время нам изменить флаг, герб и гимн СССР. Хватит нам кошмарить весь мир красным цветом. Давайте отразим на нашем флаге и гербе, что–то более глазу приятное. Вот вам неделя срока. За неделю нарисуйте. Проходит неделя, а результат никакой. Ученые ничего придумать лучше герба СССР не могут. Звонит Горбачев Рональду Рейгану:

– Рональд, мы тут в СССР решили герб поменять, может ты подскажешь концепцию.

– О, Михаил–это очень просто. Поменяйте цвет флага на розовый –типа клубника со сливками, А на нем нарисуйте ангела Купидона с луком и стрелами, –сказал Рональд Рейган.

– А смысл какой –говорит Горбачев. –Я Рональд, не вижу смысла.

– Как не видишь, Горби –это так просто. Ангел Купидон – это ваш СССР после перестройки. Вооружен до зубов, а самое главное голожопый и ко всем со своей любовью пристаете.

Молодежь засмеялась. С разных сторон послышались другие анекдоты. –А вот еще, –сказал Русаков. Встреча в верхах, в Москве. Горбачев встречает в аэропорту Рейгана. Рональд выходит в крутом костюме, на рукавах –3 кнопки. Горбачев терпит – терпит, потом спрашивает:

– Рональд, а что это у вас за кнопки? Рейган объясняет:

– Это Горби, новейшая разработка американских инженеров. Когда мне становится жарко, я нажимаю эту кнопку. Мой костюм начинает меня охлаждать. Когда мне становится холодно, я нажимаю другую кнопку, и костюм начинает меня греть. А когда в конце рабочего дня я устаю, я нажимаю третью кнопку, и костюм мне делает массаж. Горбачев замолчал. Через год –ответный визит. Рейган встречает в аэропорту Горбачева. Горбачев выходит из самолета, а к его спине дверь привязана. Рональд немало изумился, спрашивает:

– О, Дорогой Майкл, а что это у тебя? Горбачев отвечает:

– Это –новейшая разработка наших инженеров. Когда мне становится жарко, я открываю дверь. Когда мне становится холодно, я дверь закрываю, а когда в конце рабочего дня я устаю –я ее отвязываю, –рассказал Русаков, и вновь девушки залились веселым смехом. Долго ждать следующий анекдот не пришлось, Крюков подхватил эстафету. Он слушал до тех пор, рока не возникла пауза, которую он решил заполнить:

– Я тоже хочу рассказать анекдот: –Бог вызвал самых важных политиков текущего момента: Горбачева, Рейгана и Хонеккера. Бог выразил недовольство тем, как идут дела на Земле, и сообщил, что за это уничтожит ее. Все трое должны сообщить об этом своему населению. –Горбачев в ЦК: Дорогие товарищи, у меня для вас две плохие новости. Первая – Бог существует!!! Вторая – гласность и перестройка не могут быть осуществлены, так как Земля погибнет. –Рейган перед Конгрессом: Леди и джентльмены, у меня две новости, одна хорошая, одна плохая. Хорошая в том, что Бог существует!!! Плохая – что Земля погибнет. –Хонеккер перед ЦК: Дорогие камрады! У меня две хорошие новости. Во –первых, Бог признал ГДР. Во–вторых, в ГДР завтра начинается новогодняя распродажа пиротехники. Нам плевать на конец света, и мы на новый год устроим в Европе маленький прощальный фейерверк.

– «Ура–а–а» –заверещала молодежь, хором, очнувшись от странного ступора навеянного концовкой фильма.

– Так что у нас завтра распродажа, –спросил Вовка Карпов по кличке Фиделя.

– Почему все молчат, и ни кто не предлагает место в очереди?

– О, проснулся, ядрен –батон, –сказал Крюков. –Магазины открывают в девять, а значит, очередь надо занять –крайний случай в семь.

– А можно поподробней, –спросил Русаков. –Мы в этом муравейнике новенькие, и что–то очень важное пропустили. Куда это вы, все завтра намыливаетесь? Крюков положил по-дружески руку на плечо Русакову, и вкрадчивым полным таинственности голосом, сказал:

– Понимаешь Санек, послезавтра по плану всей планеты Земля намечается новый год!

– Я знаю, –ответил Русаков.

– Вся Восточная Германия уже завтра в девять ноль–ноль будет стоять в очередях в магазины, которые будут торговать праздничной пиротехникой. Всего два дня отведены государством, чтобы ты мог накупить всякого рода стреляющего, взрывающегося и летающего дерьма, которое будет взорвано в ноль часов в ноль минут нового тысяча девятьсот восемьдесят девятого года.

– А зачем занимать так рано очередь, –спросил Демидов. – Здесь же заграница, и она нам поможет.

– А затем, чтобы успеть купить самое интересное, –ответил Крюков закуривая.–Мы будем там не одни. Не скидывай со счетов камарадов, которые первые на этом празднике жизни. Они ведь тоже хотят хлеба и зрелищ. Стоять ведь придется часа два три. Так что пацаны, запасайтесь средством выживания в экстремальных условиях.

– А как бы нам приобщиться к европейской культуре, –спросил Виталий.– Мы тоже хотим зрелищ и водки….

– Очень просто, –ответил Крюк. –Находишь в карманах родителей триста марок, садишься на велосипед, и катишь в соседний Цоссен на улицу с названием «Маркетштрассе». Там на базарной площади несколько магазинов будут торговать пиротехникой. Бутерброды и кофе взять не забудь – стоять придется долго.

– Там рядом кафе, – есть сказал Фиделя. Для вновь прибывших из Союза подобное предновогоднее мероприятие было в новинку. Каждому очень хотелось приобщиться к западной культуре, но на сегодняшний день их финансы «пели романсы», и желание стать счастливым обладателем заветной петарды, шутихи или ракеты сводились к полному нулю. Компания молодежи в третьем городке отличалась своей многочисленностью, и многолетними устоявшимися традициями, который воспринимались как свод не писаных законов. Здесь, среди молодежи было не принято хамить, или выставлять напоказ свое внутренне эго, которое иногда пробивалось у некоторых особ из генеральских семей. Ни кто никогда не противопоставлял себя дружной «тусовке». Всякая разумная идея, подхватывалась единогласно и поддерживалась молодыми людьми до её полной реализации. Так было и в тот вечер. Русаков и Виталий по подсказке бывалых, через бутылку сухого вина с названием «Домино», влились в эту команду. Однокашникам было неведомо, что именно с их появлением, в гарнизоне третьего городка, начнут развиваться те события, которые ждали все, кто по воле министерства обороны СССР был вынужден временно проживать на территории Германии. В ту заветную ночь, перед продажей фейерверков, многие русские покинув теплые дома, мчались на велосипедах, автобусах, и электричках туда где открывался совсем другой мир –мир огненного новогоднего шоу. В ближайших к гарнизонам населенных пунктах восточной Германии, отстояв в очереди пару часов, можно было купить то, что в Советском Союзе было под большим запретом.

Очередь за подобными покупками занимали, с шести часов утра. Каждый хотели в первых рядах, стать обладателем заморских пиротехнических диковин. К открытию магазина, как правило, собирались длинные очереди любителей огненных зрелищ. Они шумели и гудели, словно труженики шмели на летнем лугу. Это действо, напоминало, всеобщее сума–сумасшествие двух великих наций, объеденных желанием и одной идеей, как интересней отметить новый год. Все мечтали приобрести, заветный товар, который в новогоднюю ночь будет уничтожен всего за 5 минут. В эти минуты в воздухе Германии сжигались сотни тысяч и возможно даже миллионы марок. Бывшие враги сорокалетней давности знакомились, обнимались, целовались. Не удивительно, что после празднования нового года через девять месяцев наблюдался подъем рождаемости. Смешение славянской крови, с кровью истинно «арийской расы» в те времена, приносило не только сиюминутное удовольствие, но и сочные плоды, которые так и не увидели своих отцов.

Глава третья

Трудности перевода

В тот вечер друзья еще и не подозревали, что именно грядущий день–день всеобщего «межнационального помешательства», станет для них той поворотной точкой, которая кардинально впишет их судьбы в историю русско – немецких отношений. Случайная встреча с гражданками другого государства, уже вскоре перевернет всю их жизнь, поставив её с ног на голову. Ни к чему не обязывающий флирт, и юношеская влюбленность, приведут к тому, что уже вскоре об этом вопиющем случае будут слагать легенды. Русаков с Демидовым двигаясь по улице Марктштрассе, где располагалось подавляющее число магазинов города были в какое–то мгновение остановлены.

– Эй, мужики, а куда вы претесь, –окрикнул их Крюков, –дальше ехать не стоит. Там дальше ничего интересного нет. Пристраивайтесь здесь, пока есть место. Опустившись на брусчатку парни подошли к сформировавшейся очереди.

– Опаздываете! Мы уже час как тут мерзнем, – сказал Феделя, подпрыгивая в позе пингвина. –Вам надо помнить одно: рабочий день у немцев начинается в пять часов. Пока мы русские спим – немцы уже куют величие своей державы.

– Ну что закурим, –сказал Русаков, вытаскивая сигареты.

– Особо сигаретами не разбрасывайся, они у немцев дорогие. «Каро», «Ювель –72» и «F–6» стоят по две марки пятьдесят пфеннигов, – сказал Крюков. –Дерьмо редкостное, вонючие и горят, как бикфордов шнур.

– «Ювель» можно еще курить, –сказал Фиделя, встревая в разговор. –Но даже немцы предпочитают русские сигареты. Кто у нас в гарнизоне работает, тот в военторге отовариваются. –А что тут вообще покупают, –спросил Русаков. –Я у отца выпросил пятьдесят марок. Хотелось бы потратить с умом.

– Вареники закатай, –сказал Крюк. –У немцев, как в Союзе –ассортимент большой, но дают по три наименования в одни руки. Хочешь получить удовольствие, покупай «Филушки».

– А это, что за хрень такая –спросил Виталий.

– Филушки –это такие взрыв –спички. В пачке штук двадцать. Зажигаются от спичечного коробка. Громко стреляют. Есть ракеты –это такие хреновины с палочкой. Вставляешь в бутылку, зажигаешь фитиль, она летит и разлетается в небе, как сигнальная ракета. Остальное фигня, вертушки, фонтанчики. Громко стреляют грос –взрывспички. Это такие бомбы –мама моя дорогая! Грохают раз в пять сильнее чем маленькие, но и стоят дорого. Семь марок пятьдесят пфеннигов, а это пачка сигарет «PEER» или «Marlboro».

Русаков держал руки в карманах, и сгорая от зависти сжимал пятьдесят марок, выпрошенных у отца. Проворачивая в голове цены на всякие безделушки он понимал, как он жалок и беден в отличии от однокашников. Ребята, прожившие в Германии по несколько лет, имели возможность отовариваться на сотни марок. Немцы покупали все: от алюминиевой проволоки, автомобильных радиаторов, автомобильных аккумуляторов, до транзисторных приемников и советских фотоаппаратов.

– Черт, черт, черт, –верещал он, стараясь выплеснуть наружу свое негодование.

– Что с тобой старик, –спросил Виталий. –У меня только пятьдесят марок, –сказал Русаков.

– У меня сотня, –ответил Виталий.–А что ты хотел?

– Хотел такой фейерверк устроить, чтобы вспомнили гады, про май сорок пятого.

Крюков посмотрел на Сашку и приложив палец к губам, дал понять, что вспоминать события сорокалетней давности на людях не стоит. У очереди не только были уши, но и агенты из ШТАЗИ прекрасно понимающих русский язык.

– Санчело, фильтруй базар. Каждый второй камарад понимает по–русски. Они работают у нас в гарнизонах и на танковом заводе который. в первом городке стоит. Там немцев как грязи, и все по–русски говорят как мы с тобой.

– А что они мне сделают, –спросил Русаков.

– А ничего! Стуканут в особый отдел армии, что ты разжигаешь национальную рознь и ту–ту, встречай Родина героя! Поезд Вюнсдорф –Москва и 24 часа времени на эвакуацию! Тебе папа с мамой потом в асфальт закатают, или подхвостье порвут на британский флаг, – сказал Крюков хихикая.

Русаков озадаченный предостережением, осмотрелся. Теперь в каждом немце он видел уже не камарада, а агента немецкой разведки ШТАЗИ. Толпа переминаясь от холода гудела русско – немецким разноголосьем.

– Что все, –спросил он, обращаясь к Крюкову.

– Не все, но процентов тридцать это точно.

– Слышь Виталик, Крюк говорит, что здесь тридцать процентов стукачей. –А еще тут куча особистов. Стоят в гражданке, читают немецкие газеты, а сами одним глазом секут, чтобы ты слово лишнее не сказал.

– Да ну….

– Поживешь –увидишь, –сказал Феделя.

– Как в Берлин поедешь, в Щенефельде на пересадке увидишь своими глазами, как наших русских баб и вольнонаемных будут снимать с электрички. Там особисты в гражданке стоят, и когда переходишь на берлинскую электричку, тебя могут из толпы выдернуть и тут же в комендатуру на нары до выяснения личности. Все что сказали «старики» обескуражило Русакова до глубины души. Он подозревал, что всякие сношения с немцами могут иметь такие последствия, но не представлял, что это случится так быстро.

– Да ладно –старина, не дрейфь! Не видишь, чуваки над тобой прикалываются, –сказал Виталий. –Я не удивился если бы это происходило в послевоенные года, но сейчас…. Особый отдел, ШТАЗИ, СМЕРШ. Что они еще могут придумать, чтобы посмешить народ в школе.

– Ты так считаешь, –спросил Русаков.

– Я уверен, –шепотом на ухо сказал ему Виталий.

– Это всё приколы местных мажоров.

Стоя в очереди, по несколько часов, многие русские пользуясь случаем, заводили себе новых немецких друзей и знакомых. Было не удивительно, когда наши ребята угощали немцев сигаретами и пивом. Немцам импонировала русская доброта. Поскрипев душой, они принимали правила игры и в ход пускали сосиски с кислой горчицей и бутерброды с салями. Все события произошедшие с ребятами накануне, были каким–то логическим продолжением чьей–то игры. Невозможно было себе представить, но именно они –Виталий и Александр стали тем звеном, которое соединила события времен войны с настоящим временем.

Две светловолосых девчонки появились в очереди, словно два солнца, взошедших над горизонтом. На вид им было лет по шестнадцать, как и героям этой запутанной истории. Толи потусторонние силы, то ли невидимые флюиды, растекшиеся в воздухе вокруг очереди, включили часовой механизм взаимных симпатий. Казалось, что в то мгновение молния проскочила между ними. Это была ирония судьбы.

– Демидов, разуй глаза, смотри, какие телки потрясные стоят, –сказал восторженно Русаков: –Вот с ними бы в бутылочку сыграть!

– Это же немки, придурок. Ты что захотел нажить геморрой или тебе давно немцы харю не чистили?

– А ну тогда понятно….

Русаков смотрел на немок и чувствовал, как у него внутри кто-то невидимый открыл бутылку «Боржоми». Пузырьки «газа» рванули к верху, щекоча, сердце, легкие и пищевод. Это чувство он никогда раньше не испытывал. Это было что-то неизвестное, от чего в голове завертелись эротические образы, которые он видел по телевидению ФРГ после 00 часов. Это было что–то непонятное, и очень приятное. Молодой организм за шестнадцать лет ни разу испытывал подобного явления. Кровь ударила в лицо, и Русаков ощутил, как его щеки предательски зарделись. Хорошо, что на улице было прохладно и пока еще достаточно сумрачно, поэтому ни кто не заметил его волнения.

– Ну ни хрена себе! Да этого не может быть, – ответил Демидов. –Я глазам поверить не могу.

– Да вы что парни –охренели, –сказал Крюков. –Да камарады вас в кювет за них закопают, или порвут, как пьяная обезьяна газету. Вы как хотите, а мы на это не подписываемся.

– А что мы? На немок они не похожи. Больно уж красивые. Немки такими не бывают. У настоящих немок лошадиные зубы и рожи выведенные трехсотлетней инквизицией.

– Красивые не красивые, а в этой баньке вам братки, не попариться, –сказал Фиделя Карпов.

– Таких случаев в Германии еще не было, чтобы наши парни путались с немками.

– Ой, да ладно Вован, лапшу вешать на уши! Сколько хочешь! Летом на вюнсдорфском озере только кусты трещат от межнациональной любви. Еще неизвестно, сколько в этих камарадах русской крови. Девчонки делали вид, что стойко переносят утренний морозец. Переминаясь с ноги на ногу, они кутались в вязаные шарфики, и дышали в кулачки, чтобы согреть их. Искоса, как бы невзначай, они продолжали посматривать на парней, и в этом просматривалась некая взаимная симпатия. Их разговор между собой напоминал скорее щебетание канареек, чем общение особ женского пола.

Русаков, забыв о цели своего визита в Цоссен, исподлобья «стрелял глазками» в девушек, стараясь хоть как-то сопротивляться возникшему чувству. Как ни старался он скрыть своего внимания, а скрыть не мог. Внутренний голос говорил: что все это зря, но Русаков, уже был неудержим. Какая-то неведомая сила заставляла его пялиться в сторону курносой немки с ямочками на щеках, что он не мог скрыть своего волнения. Достав из кармана сигарету, он трясущимися руками прикурил.

– Виталик, что им надо? Что они так уставилась, будто я им сто марок должен?

– Влюбилась, наверное, –спокойно сказал Виталий. –Вот что значит рожа у тебя братец славянская – немчура липнет на неё, как мухи на мёд.

– Мухи липнут – на говно….

Девчонки ежились от холода, но не скрывая интереса продолжали стрелять глазками в сторону Русакова и Демидова. Они были неудержимы в своем стремлении завязать связи, и добиваясь цели, хихикали, вводя офицерских сынков в краску.

Это был первый выход на «вражескую» территорию. Многое, что было привычно «старикам», для новеньких было еще в диковину.

Русаков в какой–то миг почувствовал себя не очень уютно. Юношеская бравада, которая еще вчера бурлила в его цветущем организме, сегодня сдулась.

Инициативу вяли на себя немки. Он сделали первый шаг к установлению контакта. Девушки стояли почти в самом конце очереди и все их действия в отношении славян, напоминало больше завладением стратегическим плацдармом, чем легкий флирт.

Парни, охмуренные иностранками, держались сколько могли и поддались на соблазн. Растаяв словно пломбир на солнце, Демидов предложил им место впереди себя.

– Ты Санчело, смотри, это же то, что вам нужно. Телки в плане «трахен зе бите», очень слабы, – сказал Крюк подтрунивая.

– Еще неизвестно с кем они еще раньше трахались. Может, они триппером больны…. ?

– Да ладно – ты гонишь, – сказал Русаков, испытав некую оторопь.

– Да ты знаешь, что фрицы специально заражают своих фрау, чтобы они потом русских заражали? Солдат или офицер больной триппером, не может выполнять служебный долг, отсюда и крах боеспособности войск, – сказал опять Крюков, и засмеялся, считая, что удачно пошутил.

Русаков осмыслил что сказал Олег, и ухмыльнувшись, ответил:

– Ты Крюков, наверное, идиот! Это же надо такую хрень придумать….

Крюков и Фиделя засмеялись так, что очередь обернулась на этот смех.

Русаков от такого внимания почувствовал себя очень неуютно, и было видно, как он смутился, краснея как помидор.

Немки, наблюдая за русскими, почувствовали, что стали яблоком раздора между парнями, и пошептавшись, решили сгладить нарастающий конфликт. Было странно, но они, приняв сторону Русакова, перешли к решительным действиям. Одна из девушек на ломанном русском спросила:

– Извините, я хотеть у вас кауфен цвай сигарет.

Русаков растеряно обернулся. По его глазам было видно, что он немного напуган. Весь взор он обратил к русской компании, которая стояла рядом, наблюдая за тем как новенький справится с трудностями перевода. Ему как никогда нужна была поддержка. Русаков абсолютно не знал, что делать. Ведь это было впервые. Гражданка другого государства, обратилась к нему и застала Русакова врасплох.

– Эй, пацаны, чего ей надо? Что она хочет? Кто–ни будь, говорит по –немецки, –спросил он, но ребята видя его панику дружно засмеялись.

– Она просит у тебя сигареты, –сказал Крюк хихикая. Русаков достал пару сигарет, и протянул девушке. Немка кокетливо улыбнулась, и протянула ему две монеты по двадцать пфеннигов. Сделав реверанс, она по–немецки сказала:

– Большое спасибо!

Несколько секунд, Русаков стоял в полном недоумении, до тех пор, пока его одноклассник Фиделя с которым он сидел за одной партой не сказал:

– Что стоишь, бери бабки –это тебе за сигареты. В ту секунду Русаков подумал, что ему плюнули в душу. Он резко отдернул руку, и демонстративно отвернулся.

– Не, ты понял! Видал, что творят! Я им сигареты, а они мне деньги. Я удивляюсь с них!

– Привыкай, это тебе не русские. Тут у них такая крохоборская культура. Они только недавно стали на путь социализма. Не привыкли еще….

– Какая на хрен культура?! Крохоборы! Нация скупердяев и жмотов! Как все тут запущено – мама моя дорогая, – сказал Русаков. И он обиделся. Искренне так обиделся, как обиделся бы любой русский, которому за сигарету вернули бы деньги.

Немки не могли в ту минуту ничего понять. Поведение русского парня было для них каким-то неестественным, и требовало более пристального изучения.

– Немчура хренова! Как они могли подумать, что я русский мужик, возьму их пфенниги, за какие–то сигареты!

Немки опешили, и не скрывая озабоченности, обратились к Крюкову, который сносно владел немецким.

– Я слышала, ты говоришь по-немецки, -спросила одна из девушек.

– Да, в пределах школьной программы, – ответил Крюк.

– Я хотела спросить, почему ваш камарад, так возмущается. Ему что мало денег?

– Нет! Все нормально, – ответил по—немецки Крюк.– В русской культуре нет понятия, как платить за сигарету. Мы считаем это подарком!

– Подарком, – спросила немка, делая круглые глаза от удивления.

– Да! Подарком, но ни как не товаром.

Девушка отошла Олега и вновь направилась к Русакову, который уже не находил себе места от подобного внимания.

– Пацаны, что она от меня хочет? Что ей надо?! – начал паниковать Русаков.

Деньги Русаков и на этот раз принципиально не взял, чем моментально расположил к себе обоих немок. Взглянув в серо–голубые глаза, он почувствовал, что нет в мире такой обиды, на которую бы он мог простить это сероглазой девчонки. Чтобы не развивать конфликт дальше, он улыбнулся, и, взяв в свои руки ладонь немки, загнул ей пальцы, пряча монету в её кулачке:

– Алес! Прикосновение русского, словно ударило её током. Словно божественная искра проскочила между ними. Девушка не смогла противостоять такой нежности. Мгновенно в её животе вспорхнули бабочки, а «стрела Купидона» впилась со всего маха прямо в девичье сердце. Миллионы воздушных шариков, устремились в верх.

Яркий пунцовый румянец вспыхнул на лице, и девушка зажав монету, как что-то самое дорогое, вернулась к подруге.

– Во, тебе повезло Санчоус! А девка-то в тебя влюбилась! Видал, как зарделась- как светофор. Не теряйся! Станешь после школы бюргером. Будешь ходить в кожаных шортах и пиво пить с буквурстами, – подколол его Фиделя.

В те былые времена, каждый военнослужащий, каждый член семьи, который прибывал в Германскую Демократическую Республику, инструктировался сотрудниками особого отдела. Автограф в книге такого инструктажа, как бы закреплял подобные договоренности, которые регламентировал поведение в иностранном государстве. Не понаслышке Русаков знал о возможных провокациях со стороны западных спецслужб.

«Вот они происки западногерманской агентуры», –подумал Русаков, считая, что его уже вербуют.

– Ты Русаков дебил! Что ты Союз позоришь. Телки на тебя глаз положили – понравился ты им. Пользуйся этим –ты же носитель славянской культуры.

Все страшилки, которые он услышал за последние дни, вертелись в его голове, придавая его образу растерянность.

– Русаков, не смеши наших немецких камарадов! Ты выглядишь, как идиот, –сказал Крюков. -Немки хотят с вами познакомиться. Они вас кофе приглашают выпить в кафе. Чувство облегчения вдруг пробежало по телу Русакова, и он дружелюбно улыбнулся во всю ширину своего рта.

– Меня Эрика звать, а это моя кузина Керстин Грассер, – сказала немка на своем языка.

– Эту звать Эрика, а её кузину Керстин, – перевел Крюков. Они представили друг на друга, и замерли, ожидая ответной реакции от русских. –Меня звать Александр, а это мой друг Виталий.

– Хорошо, – сказали немки протягивая руки. -Туй есть Заша. Ир ист Вит! –повторили девчонки, переиначивая на немецкий лад русские имена. Как показывала практика общения интернациональных пар, русские имена, были для них китайской грамотой. Ради комфорта они старались сократить их до разумных пределов. А это делало их звучание короткими словно выстрел. Кто бы мог подумать, тогда что девушка, белокурыми волосам и серо–голубыми глазами, словно у сиамской кошки, войдет в душу Русакова с первого взгляда. Хоть она и была немкой и говорила для него на непонятном языке, в ней было что–то необычное. Его тянуло к ней с невероятной силой, что ему казалось, что кишки внизу живота покрываются инеем. Именно это отличало её от всех тех, с кем он дружил и учился в одной школе. Её внутренняя свобода, её манеры так интриговали Русакова, что он испытал ошеломляющее потрясение.

«Керстин Грассер» – крутил он в своей голове, стараясь запомнить нерусское для слуха имя.

Немка со светлыми волосами–как ему тогда показалось, была намного интересней чем знаменитая на всю школу красотка Щетинина Леночка. В школе, у Ленки конкуренток не было. Парни из десятых классов старались ухаживать за ней, но девушка, не смотря на имидж «своей в доску», оставалась неприступной, словно «Эверест». Большие и лучистые глаза Керстин, подобно лазерным лучам прожгли сердце Русакова, и от этого взгляда сердце билось, словно шальное. Приятная и обаятельная внешность: ангельский вздернутый носик, с первого взгляда расположила к нежным и до самого сердца нежным и романтическим чувствам. По воле случая, сегодняшний день оказался для Александра тем днем, когда он, сам того не подозревая, встретил эту самую – первую любовь. Впервые в жизни Русаков влюбился по–настоящему. Влюбился не просто так мимолетно, а всей своей пока еще мальчишечьей физиологией. Немка, в одно мгновение, словно срослась с ним кожей, мясом и костями, а главное душой. Словно угасающее горное эхо, его одноклассницы и девчонки из параллельного класса, стали меркнуть в его сознании пока не превратились всего лишь в воспоминания. Теперь Русаков видел перед собой только одно лицо – лицо которое, словно нож полоснуло его по сердцу, оставив на нем огромный кровоточащий шрам.

Эрика ростом была сантиметра на три выше кузины. С виду могло показаться, что они подруги, хотя общие черты их внешности, выдавали в их лицах дальних родственниц. По характеру Эрика была холериком. Её необузданный темперамент не давал ей спокойно стоять на одном месте. А вот Керстин была другой. Она была кроткой и более рассудительной. Сразу было видно, что фроляйн хорошо училась и имела виды на высшее образование. С первых минут знакомства, парни не сговариваясь, сами собой разбилась по парам. Виталию с его харизмой и вкусами больше подходила Эрика, ну, а Александр, тот не колебался ни секунды, стал ухаживать за Керстин. Её женственная притягательность и обаяние сразили Сашку наповал. Сердце парня дрогнуло и Керстин Грассер, навсегда бросила якорь в его душе. Время делало свое дело, и с каждой минутой преграды, навеянные национальными менталитетами, странным образом рушились, а отношения становились значительно теплее. В этом было что–то непонятное. После недолгого общения, ребята стали неплохо понимать друг друга. Керстин довольно сносно говорила по–русски, а Виталий немного владел немецким языком.

– А вы хотите выпить кофе? На улице холодно, и мы с кузиной немного замерзли, –сказала Керстин, указывая на открывшееся рядом кафе. Странно, но Русаков, увидев, куда показывает немка, понял о чем идет речь.

– Я–я, кафи тринкен! –ответил Виталий, вспоминая немецкие слова из кинофильмов и уроков немецкого языка. Подхватив девчонок, парни, не скрывая своего совкового удивления, вошли в заморский пункт общественного питания. Русские в Германии к концу восьмидесятых годов были не просто советской военной группировкой. Русские за время пребывания в ГДР стали почти частью немецкой культуры. Русский язык в школах восточной Германии был базовым иностранным языком, на котором говорили почти все молодые немцы социалистической республики ГДР. Влюбленность и дружба межу славянами и немцами, окрепшая почти за полвека, стала простым и даже обыденным явлением. К концу существования группировки ГСВГ эти отношения как–то перестали напрягать ни одну, ни другую сторону, как это было еще двадцать лет назад. Тысячи немцев и немок по всей восточной Германии, даже не подозревали, что в их жилах течет уже не кровь древних ариев и нибелунгов, а кровь русских парней, искренне полюбивших эту страну.

В преддверии нового года кафе, после рождественских католических праздников, было украшено с присущим немцам размахом. Многочисленные гирлянды цветных лампочек, были развешаны повсюду и создавали ощущение тепла и уюта. Блестящая мишура, свисала с одного угла зала до другого. В углу возле входа, стоял толстый Вайнахтсман похожий на деда мороза. Он делал какие–то жесты руками, зазывая таким образом, проходящих мимо покупателей.

Ароматом настоящего кофе казалось, был пропитан не только воздух, но и все окружающие предметы. Впервые окунувшись в этот мир, русские парни были в шоке. Они смотрели на все это великолепие, завороженным взглядом и не могли поверить в то, что попали в настоящий мультфильм. Весь этот волшебный и сказочный антураж, очаровывал и переносил в детство и ожидание новогоднего карнавала. Какой–то невидимый режиссер, манипулировал судьбами, связывая их не только для любви, но для далекого будущего. Русаков и Виталий, словно слепые котята были неуклюжи настолько, что их подружки не переставали подшучивать над ними. Ребятам хотелось окружить новых подружек естественной заботой, а в результате получались какие–то нескладные попытки первых ухаживаний.

Это новое ощущение заставляло молодых находить все новые и новые слова, которые они познавали в процессе общения. Ассортимент пирожных и всевозможных сладостей в кафе поразил парней. Хоть Русаков сладкого не любил, но такого изобилия вкусностей ни в военном городке, ни в Советском Союзе, он никогда не видел. Будучи равнодушными, к сладостям, в этот раз почему–то попробовать хотелось всё. Пацаны остолбенели. Девушки, увидев беспомощность новых кавалеров, мгновенно сориентировались. В отличии от русских девушек, которые были воспитаны в атмосфере русской школы, немки были без подобных комплексов. Они не стеснялись выговаривать русские слова, которые сопровождались ужасным акцентом. Чем больше у них не получалось, тем больше они смеялись. В случае удачного выговора, они хлопали в ладоши, и даже артистично подпрыгивали от какого–то нахлынувшего на них удовольствия. Ни кто в не ожидал, что взаимные симпатии несмотря ни на, что стали катализатором чего–то нового и ранее им не известного. В те годы перестройки, которую устроил в Советском Союзе первый секретарь ЦК КПСС Горбачев, вся атмосфера Германии наполнилась каким–то странными предчувствием наступающих перемен. Создавалось ощущение, что вслед за социальной революцией в СССР в резонанс вступила и Германская Демократическая Республика. Еще не было знаменитых встреч Горбачева с Гельмутом Колем, но наступление перемен ощущалось на молекулярном уровне. Ни кто из немцев не знал, что через несколько лет русские покинут Германию, и у них больше не будет на улицах советских военных машин. Не будет щедрых русских офицеров, спускающих в немецких ресторанах зарплату, и не будет работы на гражданских предприятиях Группы Советских Войск в Германии. Не будет дешевого бензина, который можно было купить у солдат в любом военном гарнизоне. В те дни все перемены происходили почти молниеносно. Возможно, что за сорок три года пребывания наших воск в Германии, подобные отношения среди молодежи были первой ласточкой Горбачевской перестройки. Постепенно общение девушек и русских парней становилось более и более раскованным. Немки воспитанные в духе «сексуальной революции» уже через час общения сократили дистанцию до минимальной, и ребята незаметно для себя стали ощущать даже ауру, которая стала вокруг них образовываться.

– Виталик, ты чувствуешь?

– Что – спросил Демидов, стараясь найти хоть какой–то ответ.

– Да у них явно отказывают тормоза? Я чую всей своей шкурой, как от них исходят флюиды волчьей страсти. Глянь, как камарадки липнут на нас –будто знают сто лет, –сказал Русаков удивляясь арийской гиперсексуальности.

– А мне кажется, нас девки тупо разводят на бабло! Мы им нужны не для любви, а для чекупить. Господи – лишь бы пронесло, –ответил Виталий. –Особый отдел он не дремлет!!! –Мне кажется, что мы нашим контрразведчикам нужны, как собаке стоп –сигнал. Последний год, и мы тю–тю на Воркутю. Наш адрес не дом и не улица – наш адрес Советский Союз, –запел Русаков.

– И что ты предлагаешь?

– Я предлагаю? Ты же сам вчера намекал на роскошную новогоднюю вечеринку с дыней, вином и страстным секасом.

– Ну, намекал? Я же думал, мы себе наших девчонок снимем в школе на дискотеке….

– Не вижу разницы, –сказал Александр. –Русские от немок физиологически ничем не отличаются. Те же сиси – те же писи. –А если меня уже сейчас от этой Керстин плющит –так мне ни какая другая тётка не нужна.

– Что уже, –спросил Виталий. –Типа ты влюбился, –сказал Виталий, и заткнув рот кулаком, стал демонстративно хихикать.

– Представь себе –с первого взгляда, –ответил Русаков. –Мне, словно снарядом башню сорвало. У меня внутри весь ливер трясется от какой–то бешеной страсти.

– Любовь – любовью, но один хрен нам надо держать ухо востро, –ответил Виталий. Русаков краем глаза заметил, как рука его друга сама по себе, скользнула по плечу Эрики и опустилась в область талии. Фроляйн даже выгнулась, словно кошка, и ошеломленная смелостью русского парня ему одобрительно улыбнулась. Зачерпнув ложечкой мороженное, она заботливо вложила его в рот Виталия, и по–немецки сказала:

– Ессен – ессен майне каце….

Виталий раскрыл рот. Он закатив глаза от удовольствия, проглотил мороженное и сказал:

– Санчоус, а мне нравится. К черту все эти предрассудки – живем брат всего один раз. Керстин с интересом наблюдала за своей кузиной, которая лезла из кожи, чтобы понравится парню. Фроляйн ощущая себя рядом с Сашкой, начинала плавиться, словно шарик мороженного, упавшего на раскаленную сковородку. Она взяла его руку, и, не церемонясь, демонстративно положила её на ногу. От такой неожиданности у Сашки чуть не свело судорогой челюсть.

– Ой! Ой! Глянь Виталик, что это она делает со мной, – сказал Русаков. –Я уже её хочу! Керстин поняла, что сказал русский, и артистично ему улыбнулась. Она, словно очарованная смотрела Александру в глаза, и умиленно–эротично слизывала с ложечки мороженное. У Сашки от подобных телодвижений даже перехватило дух.

– Кузина, как тебе эти русские, – спросила Керстин, двоюродную сестру.

– Мне кажется, эти «иваны» какие–то тормознутые?

– А мне они нравятся! Очень милые ребята – ответила Эрика. –Время покажет, я ведь никуда не спешу….

– Так ты, что решила с ними дальше флиртовать? А как же твой Михаель, –спросила она кузину. –Он же будет тебя ревновать к этим русским парням…. Может подерутся….

– Кто Михаель? Да пошел этот Михаель…. У него кроме, как гонять по улицам на «Симсоне», нет больше никаких увлечений, – сказала кузина, облизывая ложечку.

– Слышь Виталик, ты хоть что–то понял, –спросил Русаков. –Понял, что у моей подружки есть какой–то хахаль по имени Миша, у которого есть мопед «Симсон», на котором он катается по городу и не хочет её филе трахен…. Керстин улыбнулась, и показав на Эрику пальцем по–немецки сказала:

– Это моя кузина Эрика! У неё есть друг по имени Михаель, но тот любит не её, а больше свой мотоцикл «Симсон». Вновь румянец брызнул на лице парня. Он никогда не испытывал ничего подобного и это было настолько непривычно и расковано, что Русаков ощутил себя не в своей тарелке. Эрика хлопая ресницами, смущенно сидела рядом, и шепотом повторяла замысловатые слова, которые слышала от Виталия и Александра. Она будто играла в какую–то странную игру, превращая знания о предметах в знание русского языка. Ее память запоминала русский язык, словно записывала на магнитофонную пленку. Керстин показала на чашку кофе, и по–немецки спросила:

– Это что? –Чашка, –отвечал Русаков.

– Тассе! Ча–ш–ка, –нараспев повторяла Керстин.

– Taссе ист ча–ш–ка.

– А это? –показала она ложку –Ло–ж–ка, –отвечал ей Русаков

– Леффель? Льёошка, –повторила Керстин.

– Нет –нет, –сказал Русаков, –не льёошка, а ло–ж–ка. Повторяй –ло–ж–ка!

Керстин улыбнулась, и вытянув губы, сказала:

– Льожка…. Когда у нее что–то получалось, она чмокала Александра в щеку, и от этого у него в животе шипели пузырьки газировки, которые щекотали сердце.

– Ты Санчело, скоро станешь учителем русского языка, –сказал Демидов, и еще крепче прижался к Эрике. –Только вот она почему–то, не хочет учиться.

– Что, –спросила Эрика по–немецки.

– Вас, вас, – дулю тебе в глаз, –передразнил её Виталий.–Почему ты не учишь русский язык, как твоя кузина?

Тут в разговор влезла Керстин. Она подняла указательный палец и по–русски выговорила.

– Почьему туй, них лернен русише шпрахе?

– Парни спрашивают: почему ты, не хочешь говорить по–русски, –спросила она кузину.

– Скажи им, что я в голове своей изучаю их язык, –сказала Эрика, и постучав себя по голове, показала язык. Она взяла за хвостик вишенку с пирожного, и эротично положила себе на язык.

– Она учит! Учит в свой копф – голёффа, –ответила Керстин, и пальцем показала на голову.

– Ага, понятно…. Она сказала, что учит русский язык где–то там –в своей голове. –Я Саша, не дурак, я все понял и без твоего перевода. Тоже мне филолог нашелся!

Вот так слово за слово, вчерашние юнцы не только стали познавать немецкую культуру, но и сами стали носителями культуры русской, которую в эту минуту познавали гражданки другого государства. Демократичный и терпимый образа жизни немцев, да уроки полового воспитания в немецких школах уверенно делали свое дело. Продираясь сквозь дебри языкового не понимания, они открывали для себя новые горизонты и все дальше и дальше погружались в «пучину» нахлынувших на них чувств. Подобные ощущения, словно лавина нежданно обрушились на них, сметая на своем пути все преграды и сопротивления в общении.

– Черт – как мне все это нравится! А давай, пригласим девчонок на в школу дискотеку, –спросил Русаков, предвкушая приятный вечер в кругу иностранок.

– А что хорошая идея! Прикинь – наши пацаны лопнут от зависти, а девки от ревности, –ответил Виталий. Русаков тронул Керстин за плечо и вкрадчивым голосом, спросил: –Керстин, а что вы делаете сегодня вечером?

– Будем гулять, –ответила по–немецки девушка.

– Они будут гулять, –перевел Виталий.

– Раз будут гулять, пусть гуляют к нам в школу на дискотеку, –сказал Русаков, –пока их Михаэль на моторате не увез….

Виталий напряг мозг и выдал очередной перл на немецком:

– Дорогие девушки, мы хотим пригласить вас на дискотеку в нашу школу. Вы можете придти?

– Во ты по–гансовски чешешь –мама моя дорогая…. Воскрес что –ли?!

– А то! Я же в отличие тебя иногда хожу на уроки немецкого языка, –ответил Виталий.

– А что я – я английский учу…. Кто знал, что я окажусь в Германии. Знал бы я что буду жить в Германии, так учил бы язык с детского сада.

Виталий улыбнулся, и прижав Эрику, сказал ей на ухо, вспоминая весь курс немецкого языка, пройденный им с пятого класса.

– У нас в школе детка, сегодня будет дискотека -танцы. Мы будем рады, если вы придете к нам танцевать.

Девушка улыбнулась Виталию и звонко чмокнула парня в щеку. Демидов расплывшись от удовольствия, пробубнил:

– Глянь, что иностранки чудят –во жару дают, –мама моя дорогая! Главное не корчат из себя непорочных дев, как наши русские бабы.

– Что это –даффать жару, –спросила Керстин, по –немецки. Виталий задумался и почесав затылок, сказал:

– Это значит, что вы подкидываете нам угля, –вмешался в диалог Русаков.

– Что он сказал, –спросила Эрика кузину.

– Русские сказали, что они хотят чтобы мы жгли для них уголь, –ответила Керстин.

– Шайсе! Какой еще уголь, –спросила Эрика. –Им что не хватает угля? У них что, дома холодно?

– Я не знаю! Я не понимаю, зачем понадобился русским уголь, –ответила Керстин. –Зачем вам уголь? –обратилась девушка к Александру.

– Что она спрашивает, –спросил Русаков, глядя на Виталия.

– А хрен их знает! Спрашивает, зачем нам «куля», «куле» или «коля» –сказал Виталий.

– Какой на хрен «Куля» –какой блин Коля? –переспросил Русаков, нервничая от недопонимания.

– Я что знаю, какой «куля»?! Может они еще хотят Колю с собой взять.

– Что это такое «куля», –спросил Виталий по –немецки. Керстин сделала задумчивое лицо, и немного подумав, ответила:

– Айн момент…. .

Девушка встала из–за столика, и, взяв бумажную салфетку, вышла из кафе на улицу. Русаков и Виталий переглянулись ничего не понимая в действиях Керстин.

– Кузина куда пошла, –спросил Виталий Эрику. Та пожала плечами и показала пальцем на голову.

– Что она показывает, –спросил Русаков.

– Показывает, что у кузины свои тараканы в голове, –ответил Виталий.

– Керстин пошла за Колей. Сейчас он тебе по пятаку навалит, –сказал Виталий.–Ты же его девку охмуряешь….

– А вдруг Коля, вовсе не хахаль, а ее брат –что тогда, –спросил Русаков. В эту минуту над дверями зазвенел колокольчик, висящий над дверью. Керстин, что–то пряча за своей спиной, вернулась обратно в кафе. Интригующе она улыбнулась, и присев за столик, она положила на него угольный брикет, который был завернут в бумажную салфетку.

– Это и есть «куле» –это называется уголь, –сказала девушка. Тут до Виталия дошло. Он, закрыв лицо руками, стал хохотать ощутив себя недоумком.

– Ты чего ржешь, –спросил Русаков.

– Коля, Коля, Коля –это же не имя. Кулэ это по–немецки «кулэ». Это уголь, –хохотал Виталий так, что за прилавком засмеялась даже фрау Кристина, которая краем уха слушала разговоры молодых.

– Ты представляешь Санек, мы думали, что «куле» это хахаль Коля, а это «кулэ» –уголь, –засмеялся Виталий.

Тут до Александра дошло, что Коля и «кулэ» это разные вещи. Он, хлопая глазами, растеряно засмеялся, чтобы снять напряжение, возникшее с трудностью перевода. Теперь девушки смотрели на русских, ничего не понимая.

– Почему они смеются, –спросила Эрика кузину. –Они же хотели, чтобы ты принесла им уголь.

– Почему вы смеетесь, –спросила по–русски Керстин. –Потому что мы думали, что уголь –это Коля –Николай!

– Так почему они смеются, –спросила Эрика кузину.

– Они думали, что уголь это Николай. Ну что–то типа святой Николаус, –ответила Керстин.

– У русских он называется дед мороз!

– А –я поняла, –сказала Эрика. –Они думали, что это святой Николаус –дед мороз, а это оказалось просто кусок угля?! Тогда давай зададим им жару….

В эту секунду до девчонок дошло, что они запутались с переводом сами и запутали русских. Вся компания дружно засмеялись….

Глава четвертая

Дискотека

Идея пригласить лиц немецкой национальности на школьную дискотеку была явно не продуманной, и какой–то спонтанной. Гражданки ГДР в школе ГСВГ без разрешения политотдела армии или особого отдела – это явно был нонсенс, на который мгновенно бы отреагировали спецслужбы гарнизона. Немцы если официально не работали у русских, старались обходить стороной военные городки, которые все эти годы считались территорией другого государства. В те доперестроечные времена, без согласования руководством гарнизона, такие отношения с немцами представить было практически невозможно. Девушки то ли по своей наивности, то ли в поисках незабываемых приключений – согласились сразу. Для немцев попасть в русский гарнизон без пропуска и разрешения было чем–то немыслимым. Нарушение этого запрета –могли перерасти в разборки даже с немецкой полицией и особым отделом группировки. Немкам были неведомы порядки, которые имели место в советских военных городках, но любопытство и желание вникнуть в саму суть, двигало их вперед вопреки законов.

В то время на границе «застоя» и «перестройки», все отношения между русскими и немцами приобретали какой–то новый характер и уже не запрещались, как десять –двадцать лет ранее. Негласно были определенны обновленные нормы поведения, а национальные менталитеты максимально сократили дистанцию взаимных отношений. Время шло: и желание общения и прочих контактов, все больше и больше распространялись уже на простых людей, которых связала общая трагическая история.

– Бляха медная – пришли! Пришли же, как и обещали, – сказал Русаков.

– Ох, камарад, что-то мне подсказывает, что уже скоро мы с тобой огребем за эти удивительные приключения, –сказал Русаков, еле сдерживая смех.