Глава III Английский рыцарь Ланселот

Какое-то время Десмонд стоял на берегу, слушая возбужденные переговоры Олега с кучером и поражаясь тугодумству этих русских. О чем вообще размышлять, о чем спорить? Если нельзя перейти по одному мосту, следует незамедлительно искать другой!

Десмонд бродил по берегу, пристально всматриваясь в белую мглу, и вдруг различил сквозь нее очертания какого-то строения. Наверняка его обитатели отменно знают окрестности!

Он оглянулся, чтобы указать Олегу на этот неведомый дом, да так и ахнул: ни кузена, ни кучера, ни возка с тройкою рядом уже не было! Словно снеговые черти их унесли, прихватив заодно и речку с оледенелым непроезжим мостиком…

Холодный, рационалистический английским ум мигом смекнул: произошло нечто подобное тому, что бывает с человеком, который идет по лесу, а возвращается на то же самое место. Десмонд же точно знал: человек делает шаг правой ногой больше, чем левой. Бродя по берегу, Десмонд незаметно для себя отступал от него – вот и отошел достаточно далеко, чтобы потерять из виду возок, коней и людей. Однако времени прошло всего ничего, они где-то рядом, просто и в трех шагах ничего не видно.

И если крикнуть погромче, Олег тотчас отзовется… но что проку кричать? Нет, лучше Десмонд сначала узнает про объезд и другой мост, а потом вернется. Он огромным прыжком преодолел сугроб и замер: черное строение, очертания которого отчетливо выступали из белой тьмы, оказалось не избой, а каким-то сараем без окон, без дверей!

Десмонд так и плюнул с досады. Но тотчас увидел приотворенную дверь, откуда слабо тянуло теплом и светом. Ага, значит, здесь все-таки есть люди! Десмонд вскочил на крыльцо, шагнул через порог – и вновь досада им овладела: когда глаза чуть привыкли к темноте, он обнаружил, что попал в баню.

Что-то слабо мерцало перед ним, и прошло некоторое время, прежде чем Десмонд сообразил: это свеча, которая слабо озаряет лицо девушки, сидящей к нему спиной и глядящей в зеркало.

Ничего себе! Эта девица среди ночи пришла в баню полюбоваться на свою красоту?! Но тотчас Десмонд легонько стукнул себя по лбу: да ничего тут нет необыкновенного! Эта девица тоже пришла погадать в баньку, как та, о которой рассказывал Олег: вон, слышно шепчет, исступленно глядя в зеркало, спрашивает о чем-то, зовет…

Вдруг вспомнилось, как незамужняя тетушка его Урсула выспрашивала мать Десмонда, леди Елену, про русские магические обряды. Десмонд, хоть и был тогда еще мал, запомнил сей разговор потому, что он был похож на сказку: матушка таинственным шепотом рассказывала, как положила в Рождественскую ночь перстенек под подушку, а во сне явился ей высокий господин в синем камзоле с серебристой отделкою, который надел сей перстенек ей на палец. Самое удивительное, что встреча Елены с ее будущим мужем именно так и содеялась: она на каком-то гулянье обронила перстенек и долго его искала, а незнакомец в синем с серебром камзоле его нашел и вернул огорченной владелице. С первого взгляда Елена и сэр Джордж влюбились друг в друга, так что сон оказался вещим. Десмонд помнил также, что матушка рассказывала и про другие гадания, в числе коих упоминалось и зеркальное; правда, леди Елена признавалась, что у нее никогда не хватало храбрости встретить Рождественскую полночь перед тем зеркалом.

– А вот я бы не побоялась, если бы могла хоть что-то узнать о Брайане! – грустно шепнула тетушка Урсула. Все в семье знали, что тетушка Урсула на все готова, лишь бы получить известие о своем женихе, исчезнувшем бесследно в день свадьбы, уже после венчания.

История была преудивительная: веселые гости, наскучив сидеть за столами, затеяли играть в прятки в огромном доме. Нашли всех, кроме юного сэра Брайана. Урсула, осознав, что лишилась своего жениха, так и не ставшего ей мужем, едва не умерла с горя, но выздоровела, хотя и тронулась умом. Она сделалась угрюма, нелюдима, все ходила, ходила по замку, заглядывала во все закоулки, словно надеясь отыскать исчезнувшего… И шептались, и даже вслух говорили, что сэр Брайан попросту сбежал от невесты, а вся любовь, которую он к ней выказывал, была притворною, однако Урсула в сие не верила и продолжала надеяться на встречу с Брайаном. Можно было не сомневаться, что она в ближайшее же Рождество принялась высматривать его в зеркале, – как сейчас высматривает своего жениха эта неведомая Десмонду красавица, чей настойчивый шепот он ощущал не только слухом, но и всем телом. У него невольно смутился дух, и, не совладав с чувствами, которые вдруг вспыхнули и овладели им всецело, Десмонд осторожно толкнул дверь и бесшумно шагнул вперед.


…Когда, некоторое время спустя, он вновь стоял на этом пороге, ноги у него подгибались и слегка кружилась голова. Все существо его трепетало и улыбалось блаженно. Среди сонма восхищенных мыслей, обращенных к той, что все еще лежала недвижима на лавке, была одна, почти испугавшая Десмонда. Он подумал, что хорошо бы никогда не расставаться с этой нежной красавицей, впервые познавшей любовь в его объятиях. Как это ни странно, ему еще ни разу не доводилось обладать невинной девушкой, и даже когда Агнесс, например, заводила свою надоевшую песнь о том, что милорд похитил ее девство, разрушил жизнь, а потому должен подарить ей еще ленту, еще туфли, еще чулочки, или прочую чепуху, Десмонд не больно-то верил. Конечно, он не мог знать наверняка, потому что однажды проснулся в постели Агнесс после чудовищной попойки, когда голова просто начетверо раскалывалась с похмелья, и все же что-то подсказывало ему, что Агнесс лжет. Да и бог с ней, подумаешь, девственница или нет, какая разница! Так думал он прежде, не понимая этой мужской охоты за невинностью, этой гордости причиненной болью, нанесенными разрушениями и пролитой кровью. Теперь он понял, потому что ощутил это сам: в каждом мужчине уживаются разрушитель и творец, и уничтожая невинную, испуганную деву, он при этом создает новое существо – дерзкое, обольстительное, неотразимое; может быть, творит его себе на грядущую погибель, однако осознание своей почти божественной всевластности слишком пьянит, тут уж недосуг заботиться о будущем!

Десмонд вздрогнул. До него донеслись тяжелые шаги совсем рядом. Кто-то вошел в предбанник!

Олег?.. Ринулся на поиски кузена? Десмонду нестерпимо стыдно сделалось при мысли, что Олег увидит его стоящим над этой бесчувственной девушкой. Он резким движением набросил на нее свою тяжелую шубу, прикрывая от нескромного взора, а сам отпрянул за дверь, в густую, непроглядную тень – и вовремя: чья-то рука уже взялась за щеколду.

Дверь открывалась внутрь, и пришедший толкнул ее так сильно, что Десмонда едва не пришибло. Он отпрянул, вжался в стену, отчаянно молясь, чтобы Олег ушел так же, как и пришел, убедившись, что кузена здесь нет, и посовестясь беспокоить спящую. Надежда, впрочем, погасла, едва вспыхнув, когда пришелец ступил вперед и затворил за собой дверь.

Он загородил светящийся огарочек, но постепенно глаза Десмонда привыкали к темноте и он различал очертания кряжистой, широкоплечей, длиннорукой мужской фигуры в тулупе и меховом треухе.

Сердце стукнуло тревожно: это не Олег, сомнений нет. И не кучер Клим. Это совсем незнакомый человек!

Его догадку подтвердил тяжелый голос – никогда не слышал Десмонд такого грубого, скрежещущего голоса!

– Мать честная! – пробормотал пришедший.

Десмонд непонимающе вскинул брови: только полный, безнадежный кретин мог принять эту молодую красавицу за свою мать! Впрочем, очевидно, пришедший ошибся в темноте. Вот он шагнул к лавке, наклонился, потянул за тяжелый воротник, скрывший лицо девушки до самых глаз… и Десмонд ощутил всем существом своим, как вздрогнул этот нежданный гость, потому что шуба скользнула на пол, открыв нескромному взору полунагое бесчувственное тело.

Ноги у Десмонда подкосились. Ох, что же сделал, что сделал он с этой девушкой, так нежно и доверчиво улыбавшейся ему?! На какой позор обрек ее! Да разве можно надеяться, что этот человек смолчит и не растрезвонит всей округе о том, что увидел вьюжной рождественской ночью?

Незнакомец надсадно втянул в себя воздух, громко причмокнул, а в следующий миг глыба его тела как-то нелепо зашевелилась, и Десмонд не сразу понял, что пришедший сбрасывает с себя тулуп. Мелькнула было глупая надежда, что он тоже решил прикрыть лежащую, чтоб не замерзла, но мужик начал враскоряку взгромождаться верхом на лавку, накрывая своей громадой бесчувственное тело. Раздался пронзительный крик очнувшейся девушки. Не глядя, Десмонд схватил что-то, оказавшееся под рукой, замахнулся, с силою послал этот предмет вперед…

В это мгновение девушка с такою силой ударила коленом навалившегося на нее насильника, что тот отпрянул – и голова его с грохотом врезалась в летящее оружие Десмонда, коим оказалась деревянная шайка.

Что-то разлетелось на куски. Через мгновение Десмонд понял: это, к сожалению, не голова разбойника, а шайка.

Мужик покачнулся, а потом медленно, будто нехотя, сполз с лавки и простерся на полу. Девушка, приподнявшись и прижав колени к подбородку, мгновение глядела на него огромными, остановившимися, почерневшими от ужаса глазами, а потом вдруг обессиленно рухнула навзничь, и Десмонд понял, что она вновь лишилась чувств.

Десмонд осторожно шагнул вперед, отлепил от стола огарочек и склонился над недвижимым телом. И отпрянул: вытаращенные неподвижные глаза глянули на него, рот ощерился в застывшей ухмылке.

У Десмонда невольно смутился дух от страшного подозрения. Схватил лежащего за грудки, тряхнул… у него запрокинулась голова, свалилась наконец-то шапка… и Десмонд с ужасом понял, что насильник мертв.


Он не помнил, как очутился на дворе, но студеные объятия метели вернули ему утраченное соображение. Схватился за голову. Ох, бурная выдалась нынче рождественская ночь! Обесчещенная женщина, убитый мужчина… Надо поскорее отыскать Олега, возок, быстрых коней, которые унесут его прочь отсюда. Десмонду случалось убивать: то чистое и святое ремесло, которым занимался он во Франции, приходилось делать грязными и окровавленными руками; но одно дело – убить озверевшего врага, и совсем другое – случайного человека, даже не понявшего, откуда обрушилась на него смерть.

Правда, он защищал девушку… честь прекрасной дамы, если так можно выразиться. Тоже мне, странствующий рыцарь, защитник угнетенных! Сэр Персиваль! Сэр Ланселот!3 Десмонд даже сморщился от отвращения к себе. Нет, скорее прочь отсюда! Но куда идти? И он ахнул, увидев огненный промельк за белой завесою метели. Нелепая мысль, что это все демоны преисподней несутся в адских вихрях за его грешною душою, пришла, конечно, но тут же была унесена порывом ветра. Да никакие это не адские вихри мятутся – это искры летят, гонимые порывом ветра! Искры из печной трубы!

Сердце Десмонда радостно забилось: это Олег догадался растопить сильный огонь в печи, обогревающей возок, – такой сильный, чтобы искры летели из трубы! Опьяненный радостью Десмонд ринулся на этот маяк. Он не пробежал и двадцати шагов, как с двух сторон вцепились в него чьи-то руки, и два голоса, один, по-мальчишески счастливый, – Олега, другой, надтреснутый от страха, – кучера, завопили дружно:

– Нашелся! Живой! Слава тебе, Господи!

Загрузка...