Тайная жена Казановы

Глава 2

Не прошло и часа, как Катерина опять сидела в гондоле, направлявшейся назад в Венецию, но на этот раз женщина была не одна. Вода в лагуне была покрыта рябью из-за гуляющего в бухте мартовского ветерка. Катерина осталась в теплой каюте, но Леда сидела прямо на скамье. Ее розовое хлопчатобумажное платье, совершенно не подходящее для этого времени года, трепетало на ветру. Катерина наблюдала за тем, как девушка отрешенно смотрит на воду, как будто не замечая ни присутствия самой Катерины, ни двух гондольеров на веслах. Казалось, что она отдалась на волю ветра и волн.

У Леды были русые волосы с каштановым отливом. При солнечном свете и на открытой воде они приобрели странный пурпурный оттенок – неужели она их покрасила? На шее девушка носила странный золотой кулон на черной бархатной ленте. Кулон был толстый, квадратный, резной, но узор на кулоне Катерина разглядеть не могла. Плечи и спину Леда не распрямляла, поэтому ее живот казался чуть-чуть вздутым. Но Катерина заметила, что гондольеры смотрят на нее так, как будто она – неземная красавица. Наверно, все дело в ее глазах – они были голубыми, как у англичанок или ирландок, и наводили на мысли о дальних странах.

Леда была родом из знатной флорентийской семьи Строцци. Ее настоящее имя – Филлида, как сообщила ей Марина, когда они шли по коридорам монастыря, чтобы забрать своенравную девчонку. Это греческое имя ей дал отец. Но в детстве она могла выговорить только «Леда», и это сокращенное имя прижилось. «Леда», – повторяла про себя Катерина, наблюдая за сидящей на борту девушкой. Бог Зевс так сильно возжелал мифологическую Леду, что овладел ею, превратившись в прекрасного лебедя.

Спустя час они приплыли к дому Катерины, стоящему на широком солнечном fondamenta[1] напротив острова Джудекка. Чары Леды словно рассеялись, гондольеры бесцеремонно сбросили ее сумки на тротуар прямо перед входной дверью и уплыли. Сундук с ее остальными пожитками доставят через день-два.

Леда повернулась спиной к сумкам и лениво стояла, пока Катерина доставала ключи. Она вошла следом за хозяйкой в дом. И только там Катерина поняла, что сумки так и остались лежать, забытые на тротуаре.

– Леда, у меня слуг нет. Если тебе нужны твои вещи, ты должна сама перенести сумки.

Впервые с момента их знакомства в глазах Леды засветилась заинтересованность.

– А почему у вас нет слуг? Дом выглядит довольно богато. У нас было четырнадцать слуг, включая моих наставников.

Катерина почувствовала, что своими словами девушка не хотела ее обидеть. Леда просто сказала правду. Поэтому Катерина ответила ей вежливо:

– Слуг нет. Мне в жизни прислуга ни к чему.

Леда посмотрела на хозяйку, потом вышла на улицу и взяла самую легкую из сумок. Катерина дала ей еще пару вещей, а сама навьючилась, как ослик.

Самовлюбленная девчонка. Когда она отсюда уедет?

Катерина покормила Леду ужином, но сама сказалась не голодной. Это была неправда, Катерина очень хотела есть. Пока никто не видел, она съела несколько ложек пасты с бобами прямо из кастрюли и жадно, словно крестьянка, набросилась на твердый хлеб. Густой соус стекал по подбородку и капал на сорочку. Ей было стыдно за свое обжорство, но ужинать с незнакомым человеком она не хотела. Она сказала Леде, что пораньше ляжет спать.

Катерина решила уступить Леде свою спальню, а сама перебралась в комнату поменьше, которая находилась дальше по коридору. Ее спальня была самым уютным помещением в доме, в мавританском стиле с двойным арочным окном, выходящим на канал Джудекка. Комната до самого вечера была залита солнечным светом, и Катерина уже давно наслаждалась тем, что считала дни, каждый раз провожая ленивый закат. В спальне изголовьями к окнам стояли две узкие кровати, выкрашенные в зеленый цвет с золотым отливом.

Катерина уступила свою комнату отчасти из вежливости. Она не хотела, чтобы Леда чувствовала себя несчастной в свободной комнатке с одним-единственным крошечным окошком. А еще Катерина не хотела, чтобы Леда рылась в письмах, хранящихся как раз в этой свободной спальне. Откровенно говоря, она могла бы просто перенести в другое место шкатулку из слоновой кости, где она хранила под замком эти послания. Но эта маленькая комнатка последние годы стала казаться нежилой, благодаря волшебству этих писем. Как будто шкатулка излучала тайну, наполнявшую воздух. Сегодня вечером это ощущалось больше обычного. Визит в монастырь Санта Мария дельи Анджели всколыхнул непрошеные воспоминания.

– Синьора! – услышала Катерина шепот Леды у дверей маленькой комнатки. Ставни были плотно закрыты, повсюду царила темнота. Она поняла, что заснула, но сейчас проснулась и ее одолевал голод.

– Синьора! – на сей раз громче.

Катерина промолчала.

На следующий день было воскресенье, и Катерина пригласила Леду сходить на мессу в находившуюся неподалеку церковь Сан Грегорио. Утром она пребывала в более благостном расположении духа.

– Но как вы меня представите? – поинтересовалась Леда и, положив руку на живот, присела на кровать.

У Катерины не было заранее готового ответа. Да уж, раньше она соображала гораздо быстрее, но те времена давно позади.

Леду вдруг осенила мысль.

– Можем сказать, что я ваша племянница. Племянница из Флоренции, которая…

– Нет, племянница не подойдет. Если бы ты знала моего брата, то поняла бы почему. Любое упоминание его имени – и мы разворошим улей со сплетнями.

– Тогда я назовусь своим именем, – сказала девушка. – Леда Строцци, которую сначала бросил любимый, потом собственный отец, а теперь и матушка настоятельница. Можно сказать, что вы просто очередное звено в этой цепи.

Такая неприкрытая откровенность испугала Катерину.

– Да брось ты, Леда. Мы скажем… что ты… двоюродная сестра Бастиано, недавно овдовевшая. Это печальная история. Больше никто ничего спрашивать не будет.

– А кто такой Бастиано?

– Ой! – Катерина отвернулась, чтобы взять с комода с зеркалом пару сережек. – Мой муж. – Она гадала, окажется ли Леда любопытной и станет ли дальше расспрашивать.

– У вас есть супруг, синьора? И где он? Это его комната? – Она захихикала. – Я что… спала в его постели?

Катерина постаралась все объяснить:

– У меня действительно есть муж. Чаще всего он живет этажом ниже и… часто ездит в Падую по делам.

Леда удивленно смотрела на Катерину, наверное вспоминая, как к ней прикасался ее возлюбленный, и недоумевая, как муж может жить отдельно от жены. Катерина потупила взгляд.

– Синьора… – Леда резко поменяла тему разговора. – Вы мне поможете уложить волосы?

– Разумеется! – ответила Катерина.

Похоже, Леда из вежливости пытается отвлечь ее от неприглядной обыденности: постоянно находящегося в разъездах мужа, отсутствия слуг. В этом доме не было даже канарейки. Стояла могильная тишина, как на кладбище.

Катерина усадила Леду в кресло, лицом к воде, и стала причесывать ее необычные волосы. Похоже, девушка редко их причесывала, но пыталась самостоятельно обрезать. И волосы явно красили… соком ягод? Она спрашивать не стала. Она радовалась, что они держатся на определенном расстоянии друг от друга, что Леда сидит к ней спиной и каждая из них затерялась в своем собственном мире.

Катерина поняла, что ей просто необходима расческа, если она надеется распутать узелки. Она осторожно тянула каждую прядь, придерживая ее у корней, чтобы ослабить рывки. Но все равно Леда каждый раз дергала головой, когда Катерина проводила расческой.

В голове Катерины роились мысли.

«Как долго у меня будет жить эта девушка? Полгода, как обещала Марина? Или дольше? И чего стоят обещания Марины?»

Марина. Катерина резче дернула волосы девушки.

Леда достала носовой платок и высморкалась. Катерину вновь охватила паника. «А если я от этой девчонки заболею? Неужели этого Марина на самом деле и добивалась? Ведь флорентийцы даже бросались гнилым мясом и собственными экскрементами через стены Сиены, чтобы всех заразить». Она продолжала яростно расчесывать волосы. Леда вновь высморкалась. Катерина почувствовала отвращение.

Она посмотрела на канал, неожиданно ощутив желание бросить все. И только тогда заметила, как вздрагивают плечи Леды.

– Леда! Ты плачешь? Тебе больно? – поддавшись порыву, она обняла сзади девушку за плечи.

– Все в порядке, синьора, – ответила Леда, похлопав Катерину по руке. На глаза у нее навернулись слезы, но она вымученно улыбнулась. – Уверена, прическа очень красивая.

Устыдившись своего раздражения, Катерина продолжила нежно расчесывать две густых пряди волос, уложила их с помощью заколки, которую вытащила из собственных редеющих волос. Заколку венчал шарик из эмали, и его живые цвета в золотой паутинке лишь подчеркивали пурпурный оттенок волос Леды. Катерина заметила, что Леда так и не подошла к зеркалу, чтобы посмотреть, как она выглядит: в ней не было ни капли тщеславия, и от этого она казалась еще красивее.

По дороге в церковь Леда взяла Катерину под руку, как это было принято в Венеции. Катерина возражать не стала.

– Леда! – обратилась к ней Катерина через пару ночей. – Тем утром, когда ты расплакалась… Ты плакала потому, что я причинила тебе боль? Или потому, что тебе грустно?

Они вместе ужинали в гостиной Катерины. Леда подбирала остатки спагетти с анчоусами хлебом и клала пропитанные подливкой кусочки в рот. Катерине льстило, что по крайней мере девушке нравится, как она готовит.

– Ой, синьора… не знаю, как ответить…

– Ты скучаешь… по тому мужчине… который… – Катерина кивнула на живот, потому что не смогла подобрать подходящее слово.

Леда покачала головой. А потом расплакалась.

Катерина тут же пожалела о своем любопытстве. Но Леда взяла себя в руки и поспешно вытерла слезы салфеткой. На ее щеках остались розовые пятна, а глаза блестели.

– Простите, – ответила Леда. – Вы не поймете.

– Конечно же, я все пойму! – Катерина готова была отстаивать свое право на искренность.

– Нет, синьора! – зарделась Леда. – Ваш супруг спит в другой части дома. Вы ходите, куда вам вздумается, словно его вообще нет…

– …но его действительно нет дома! Я же говорила тебе, он в Падуе.

– Но, синьора, вы никогда не рассказываете о нем, никогда лишний раз не произносите его имени, никогда не улыбаетесь при звуке его имени. – Сейчас девушка улыбалась. Уж она-то точно произносила про себя чье-то имя.

– Леда, – сказала Катерина. – Бастиано на девятнадцать лет старше меня. И дело не только в годах. Он добрый человек, который… – Она посмотрела на свою любимую картину, висевшую прямо над ними. – Если бы он смотрел на эту картину – Дева Мария в лучах заката, одной рукой она гладит кролика, Сын ее тянется к животному, демонстрируя свою невинную нежность, – Бастиано сказал бы мне: «Из чего сделана эта рамка? Из ореха?»

Леда засмеялась, потом опять немного поплакала. Сегодня ее бросало в крайности. Катерина тоже не смогла сдержать смех. Даже самые печальные события в жизни могут казаться забавными… по прошествии времени.

Но она была готова сменить тему о Бастиано.

– В моей жизни был другой человек, – призналась она. – Когда я была еще моложе тебя.

Зачем она это сказала? Не ради того, чтобы помочь Леде, – не стоит обманываться. Нет, она поступила так ради себя. Ей очень хотелось вернуться в то время, воспоминания о котором были так сладостны.

Она встала из-за стола и отправилась в маленькую комнатку, которая теперь служила ей спальней. Шкатулка из слоновой кости стояла на ночном столике, и ее гладкая поверхность отражала серебристый свет луны, льющийся из окна. Ключи Катерина всегда носила на поясе. Ключ от шкатулки был красно-коричневым от ржавчины, как и замок. И впервые за многие годы она открыла шкатулку, провернув ключ дрожащей рукой.

Там они и лежали, целая кипа: все ее покрытые пылью письма, наполненные старыми любовными историями. Письма от ее кузины. Письма от ее любовника. Письма, которые на самом деле и письмами не были, скорее дневниками, написанными для себя. Она пролистала несколько первых страниц, проверила: на месте ли все слова. Удивительно, как старинные вещи ждут своего часа, ждут, когда их вспомнят.

Катерина взяла лишь пару самых первых писем для Леды, чтобы они помогли все вспомнить. И стала рассказывать девушке. Но она понимала, где стоит остановиться. Она тщательно оберегала самые потаенные моменты своего прошлого от посторонних глаз.