Тайные судьбы

Глава 4

Грин-стрит была слишком узкой для серебристого лимузина. С веранды общежития, носившего название Моррис-хаус, Чарли О’Брайан наблюдала, как длинный автомобиль пытался встать между двумя парковочными счетчиками. Чарли знала, что автомобиль привез Марину Маршан, точнее, принцессу Марину Маршан, будущую студентку Смитовского колледжа и, самое удивительное, соседку Чарли по комнате.

Какое огромное расстояние, и не только в милях, отделяло Нортгемптон от ее родного Питсбурга. Именно здесь, в Нортгемптоне, небольшом городке Новой Англии, за увитыми плющом стенами колледжа некогда жили и учились такие известные женщины, как Нэнси Рейган, Джулия Чайлд и Глория Стайнем.

Джулия Никсон Эйзенхауэр. Чарли улыбнулась, вспомнив, почему она хотела поступить именно в этот колледж и так упорно трудилась, что в конце концов получила здесь стипендию. Джулия Никсон училась в Смитовском колледже в конце шестидесятых. Чарли тогда была совсем девочкой, и все же она с трепетом смотрела по черно-белому телевизору кадры, повествующие о жизни Джулии в колледже, и вглядывалась в ее черно-белые снимки в газетах. Чарли не беспокоило, что Джулия из семьи республиканцев, хотя для отца Чарли, ирландского католика и демократа, республиканцы были хуже чумы. Поэтому Чарли скрывала свою симпатию к «этим людям», к богатым и всесильным «правым», врагам профсоюзов. Ее не волновала политика. Чарли знала одно: она не хочет стать безликой бедной девушкой, одной из многих, выросших в убогих домах, лепившихся один к другому на закопченных улицах Питсбурга. Она хотела стать кем-нибудь; она хотела стать красивой, богатой и умной и жить в обществе таких же людей. Она хотела отличаться от девушек ее округа; она хотела походить на Джулию Никсон.

Как ни странно, но она далеко продвинулась по этому пути, и вот теперь ее соседкой по комнате будет принцесса.

Чарли глубоко вздохнула, сошла с лестницы и направилась по дорожке к улице, надеясь, что ее прическа в порядке, короткая юбка как раз по моде и принцесса не догадается, что свитер Чарли купила в магазине подержанных вещей.

Шофер лимузина сдался и стал во второй ряд. Передняя дверь открылась, и из автомобиля вышел высокий мужчина. Он был старше Чарли, но не слишком старый; на нем были расклешенные вельветовые брюки и цветастая рубашка с расстегнутым воротом, что позволяло видеть толстую золотую цепочку на шее. Длинные каштановые волосы касались воротника рубашки. Широкоскулый, с прямым тонким носом, он был достаточно привлекателен. Чарли решила, что он славянин. Кроме иммигрантов, населявших питсбургский Уэст-Энд, Чарли не видела никаких других иностранцев. Она поймала взгляд его темных глаз; мужчина прищурился, потом повернулся, подошел к задней дверце лимузина и открыл ее.

Сначала Чарли увидела пару ног, маленьких, стройных, облаченных в джинсы. Сапоги на них были из кожи незнакомого животного, видимо, крокодила или змеи. Сердце Чарли забилось сильнее.

Мужчина с золотой цепочкой протянул руку кому-то внутри лимузина.

– Я могу выйти и без вашей помощи, Виктор, – произнес низкий женский голос.

«Совсем как у Лорен Бокалл, – подумала Чарли, – только с легким акцентом».

Мужчина отступил назад, и обладательница низкого голоса вышла из машины. Ее очень длинные прямые черные волосы блестящей тяжелой массой лежали на спине. В них было нечто чувственное. На девушке были простая белая блузка и короткая коричневая замшевая куртка. У нее были огромные темные глаза и удивительно белая кожа. Марина Маршан оказалась достаточно хорошенькой, но совсем не походила на принцессу, а скорее на рядовую первокурсницу колледжа и вообще на обычную девушку. Несомненно, богатую девушку, но ничем не выделяющуюся из толпы.

Затаив дыхание, Чарли подошла к автомобилю.

– Вы принцесса Марина? – спросила она.

Девушка взглянула на Чарли и отбросила назад волосы. Она не улыбалась.

– Я Чарлин О’Брайан, – еле выдавила из себя Чарли. – Или просто Чарли. Я ваша соседка по комнате.

Марина взглянула на мужчину и нахмурилась.

– Соседка? – переспросила она.

– Вам необходимо жить в комнате, выходящей окнами на Грин-стрит, – пояснил мужчина и показал на двухэтажное сооружение напротив. – Я снял себе квартиру вон в том доме.

Марина перевела взгляд на Чарли.

– Это мой телохранитель Виктор. Привыкайте к его присутствию. Он будет со мной повсюду.

– Не совсем повсюду, – заметил Виктор с полной значения улыбкой. – Вы ведь сами настаивали на том, чтобы жить в общежитии.

– Это не общежитие, Виктор. Это нечто вроде гостиницы. И самое главное, я хоть раз в жизни хочу пожить как все. Я хочу быть свободной. Разве это преступление?

Чарли невольно отвела глаза, чувствуя неловкость от присутствия при их личном разговоре. Ей казалось, что она без приглашения вошла в чужой дом. Она притворилась, что наблюдает за шофером лимузина, выгружавшим чемоданы из багажника.

– Какой наш этаж? – спросила Марина у Чарли.

– Четвертый, – опередил Чарли Виктор.

Марина подняла к небу глаза.

– Я предупреждала, что к нему надо привыкнуть.

Чарли продолжала улыбаться. Марина оставалась серьезной. Она решительно направилась к дому. Виктор догнал ее.

– Я пойду первым, – объявил он.

– Ради Бога, Виктор, – взмолилась Марина. – Вряд ли меня там поджидает убийца. Но уж если вы решили обыскать мою комнату, то пожалуйста, я не стану вам препятствовать.

Чарли осталась стоять на тротуаре возле шофера и кучи чемоданов.

– Позвольте пожелать вам удачи, мисс, – сказал шофер, обращаясь к Чарли, и коснулся козырька фуражки. – Думаю, она вам очень пригодится.

Чарли смотрела, как Марина и Виктор поднялись по ступенькам на веранду и затем исчезли внутри дома. Жизнь с принцессой не такая уж замечательная вещь, сделала вывод Чарли.

В действительности у Чарли с Мариной было целых две, а не одна комната. Она называлась двойной и разделялась настоящей стеной с вместительным шкафом внутри. Общими были только передняя и небольшой холл. Чарли уже поселилась в угловой комнате налево, солнечной и с несколькими окнами.

– Вам придется переехать, – сказала Марина.

Чарли посмотрела на любовно развешанные ею картинки с видами Парижа, Лондона и других мест, которые она намеревалась когда-нибудь посетить, на фотографии в рамочках членов ее семьи, аккуратно расставленные на письменном столе, и на дорогие ее сердцу мягкие игрушки, слонов и зайцев, весело восседавших на кровати, покрытой клетчатым покрывалом, за которое ее мать отдала кучу бесплатных купонов.

– Я не понимаю, – сказала она.

– Принцесса должна жить в угловой комнате, – объяснил Виктор. – Чтобы она могла подать мне сигнал, когда выходит на улицу или когда ложится спать.

Марина бросила свою сумку на кровать Чарли.

– Довольно бесцеремонно, правда? – сказала она, оглядываясь по сторонам. – Давайте я помогу перенести ваши вещи в другую комнату, пока не появился шофер с моим багажом.

Она начала собирать с кровати игрушки.

– Вы хотите, чтобы я переехала в ту комнату? – переспросила Чарли.

– Да, – коротко подтвердил Виктор. – Сожалею, но это так.

Задев Чарли, Марина понесла в соседнюю комнату охапку мягких игрушек. Виктор принялся снимать со стен аккуратно развешанные картинки. Чарли хотела протестовать. Она должна была это сделать. Но Марина была принцессой, а она, Чарли... Она была всего-навсего Чарлин О’Брайан, которая учится на стипендию.

– Никаких проблем, – отозвалась она и сняла со стены картинку с видом греческих островов. – Комнаты одного размера, – добавила Чарли, чтобы Марина не подумала, что она сердится.

Направляясь в свою новую комнату, Чарли увидела, как Марина перед зеркалом поправляет волосы. Она также заметила у нее на пальце потрясающее кольцо, наверное, с сапфиром, окруженным россыпью бриллиантов.

– Я никогда прежде не жила с соседкой, – заметила Марина.

– Я жила. Со своими двумя сестрами, – отозвалась Чарли.

– Если бы я жила в одной комнате со своей сестрой, то меня, наверное, уже не было бы в живых.

– Почему же вы не поселились одна?

– Мне это как-то не приходило в голову. Послушайте, конечно, я не в восторге, но если так случилось...

– Я не из шумливых, – прервала ее Чарли. – Не завожу громкую музыку и не разговариваю сама с собой.

Чарли надеялась, что принцесса понимает шутки, но та с недоумением смотрела на нее.

– Так вот... – Чарли запнулась в поисках нужных слов. – Так вот, я постараюсь, чтобы вам со мной было хорошо.

– Прошу вас не стараться, чтобы мне было хорошо, – оборвала ее Марина. – Пожалуйста. С меня достаточно тех, кто уже и так обо мне печется. – Она оглядела комнату. – Насколько я понимаю, в этом старом доме есть все удобства. Где тут туалет?

Чарли невольно поморщилась и показала на дверь.

– В конце коридора, – объяснила она и добавила: – Простите, пожалуйста.

Марина закатила глаза.

– Так вот, давайте решим раз и навсегда. Не угождайте мне и обращайтесь со мной как со всеми остальными. Если вам это удастся, у нас будут прекрасные отношения.

Марина отвернулась и посмотрела в окно.

– Что бы вы там ни думали, – тихо сказала она, – быть принцессой не такое уж большое счастье.

Она опять повернулась к Чарли, и та заметила легкую грусть, промелькнувшую в ее глазах.

– Вы узнали расписание? – спросила принцесса.

– Уже давно. Мне надо все спланировать так, чтобы хватило времени и на учебу, и на работу.

– Работу?

– Ну да, на кухне. Это часть моей рабочей программы.

Марина посмотрела на Чарли и снова нахмурилась.

– Что это за рабочая программа?

Чарли засомневалась. Она не хотела, чтобы Марина считала, что она из бедных. Она никогда не чувствовала себя бедной: у отца был хороший заработок на сталелитейном заводе, и в доме всегда был достаток. С другой стороны, их семью, видимо, можно было причислить к среднему классу. А для принцессы Марины американцы среднего класса, очевидно, были все равно что нищие. Но рано или поздно Марина наверняка все о ней узнает.

– Я стипендиатка, – призналась Чарли. – А это значит, что часть стипендии я должна отрабатывать на кухне.

Марина задумалась, как бы соображая, что Чарли имела в виду.

– Но не беспокойтесь, я не повар и вас не отравлю. Я всего лишь мою посуду и убираю, – объяснила она, стараясь все обратить в шутку, и добавила, чтобы не казаться такой уж несчастной: – Это только раз в день – в завтрак, обед или ужин. Так даже веселее.

– А какой у вас основной предмет? – спросила Марина.

– В общем-то гуманитарные науки. На первое время.

Чарли не хотела открывать Марине, что родители прочили ее в учительницы, но сама она надеялась овладеть и кое-какими другими науками. Она не хотела открывать Марине, что мечтает когда-нибудь завести собственное дело, к примеру, магазин модной одежды, такой, как у Фелисии, где Чарли подрабатывала летом и где среди покупательниц встречались и такие, которые, подобно Марине, могли заплатить за платье несколько сотен долларов, да еще добавить к нему для полного ансамбля сумку, туфли и разные мелочи. Она не хотела говорить, что для привлечения клиентов ей очень пригодится диплом Смитовского колледжа. А пока ей не повредит найти себе приличного мужа. Богатого мужа. Она не собиралась рассказывать об этом Марине, так как подозревала, что принцесса этого не поймет. Или ей это безразлично.

– А какой у вас основной предмет?

– Государственное управление, – быстро ответила Марина. – Отец так решил за меня.

Марина опять посмотрелась в зеркало, затем направилась в свою новую комнату. Чарли следовала за ней по пятам.

– Виктор! – позвала Марина. – Вы мне больше не нужны.

Виктор проверил задвижки на окнах и замок на двери.

– Тут надо сделать хороший засов, – заметил он.

Марина вздохнула.

Прислонившись к шкафу, Чарли наблюдала за ними.

– Я хочу, чтобы вы полностью закрывали жалюзи, когда приходите домой, – продолжал Виктор. – А когда уходите, поднимайте их на четверть.

Марина потрясла головой:

– Я не буду жить, как в тюрьме. Я не хочу жить без солнечного света, когда я дома.

Виктор подошел к окну и посмотрел на улицу.

– Тогда в дневное время, если вы дома, поднимайте жалюзи наполовину и опускайте их на четверть, когда уходите. А ночью следите, чтобы они были полностью опущены.

Марина уперла руки в бока.

– А каковы будут ваши указания, если я пойду в туалет в коридоре?

– Значит, вы решили упрямиться? – спросил Виктор, не глядя на Марину.

Марина снова отбросила назад волосы и уставилась в пол.

– Все эти предосторожности очень утомляют. Вот уже тридцать лет в Новокии не возникало никаких проблем с безопасностью.

– Я хочу, чтобы так продолжалось и дальше, – отрезал Виктор.

Чарли попыталась разобраться в происходящем. Она не представляла себе, что это такое – иметь телохранителя. Она не представляла себе, что кто-то может наблюдать за каждым ее движением. Она нервничала даже тогда, когда ее младшая сестра Шейла крутилась под ногами и следила за тем, что Чарли делает, навязывалась ей в помощницы и не отходила от нее ни на шаг.

Виктор посмотрел на часы.

– В три часа я должен забрать машину, которую заказал для нас ваш отец.

– Это опять длинный лимузин?

– Нет. Это «мерседес».

– С тонированными стеклами?

– Не знаю.

– Вы будете моим шофером? Я должна буду ездить на заднем сиденье?

– Вы можете выбирать любое место в машине.

Марина лукаво улыбнулась:

– Пожалуй, я выберу ваши колени.

Виктор не поддался на провокацию.

– Я вам не советую, – ответил он.

Чарли подумала, что ей пора удалиться. Она смутилась, покраснела и начала закрывать ящики письменного стола, делая вид, будто не замечает, что Марина подошла к Виктору. Голова Марины доходила ему лишь до середины груди.

– У меня есть блестящая идея, – объявила Марина. – А почему бы вам не пожить в свое удовольствие в вашей квартирке на Грин-стрит и оставить меня в покое? Если у меня возникнут проблемы, я позвоню вам в мае.

Виктор, улыбаясь, смотрел на Марину с высоты своего роста. Чарли заметила особое выражение на их лицах, но не понимала, что оно означает. Она занялась перекладыванием своих носков в ящике комода.

– Не получится, – ответил Виктор.

Марина принялась нетерпеливо ходить по комнате.

– Интересно, куда подевался шофер с моими вещами? – спросила она.

Вопрос не адресовался кому-либо в частности, но в ее голосе слышалось раздражение.

Виктор посмотрел на Чарли:

– Не могли бы вы спуститься вниз и узнать, что его задерживает?

Чарли не сразу поняла, что Виктор обращается к ней.

– Да, конечно... Сейчас.

Она закрыла ящик комода и вышла из комнаты, оставив Марину и Виктора наедине. Чарли не знала, какие отношения у принцессы с ее телохранителем, но сообразила, что ее присутствие нежелательно.

Чарли проснулась в пять утра, быстро приняла душ и решила, что у нее достаточно времени для пробежки до начала работы на кухне. Она начала заниматься бегом в прошлом году еще дома, когда особо нуждалась в уединении и времени, чтобы спланировать свое будущее. Здесь, в Нортгемптоне, местность была несколько пересеченной, но утренняя пробежка успокаивала Чарли и гасила возбуждение, которое она испытывала с первого дня пребывания в колледже. Чарли все еще до конца не могла поверить, что поступила в Смитовский колледж и что ее соседка настоящая принцесса.

Сегодня начинался учебный год, и по этому случаю Чарли решила усилить тренировку.

Она надела мягкий спортивный костюм с начесом, застегнула молнию на куртке и вышла наружу. Солнце еще только вставало, и в воздухе чувствовался холодок. Чарли быстро сделала несколько упражнений, чтобы размяться, и побежала в сторону Райского пруда. Мощеная дорожка вокруг пруда была идеальным местом для пробежки и позволяла держаться подальше от «Квадрата», общежития, где жили богатые студентки и те, кто старался к ним примазаться. Чарли уже знала, что их называли «красотками в квадрате», и в душе мечтала быть одной из них. Там жили самые популярные девушки, которых чаще всего приглашали на вечеринки, там жили самые хорошенькие девушки, которых чаще всего приглашали на свидания и у которых не было отбоя от ухажеров. Одним словом, они вели самую веселую жизнь. В школе таких называли «супердевочками».

Чарли бежала вдоль пешеходной дорожки, мимо лодочного ангара; слева от нее был пруд, справа – оранжерея. Она думала о Марине, которая имела все основания поселиться в «Квадрате», а вместо этого очутилась в одном из старых общежитий, и только потому, что должна была находиться под неусыпным оком Виктора. На повороте Чарли вдруг осенила мысль, что Марина, возможно, и не хочет жить в «Квадрате». Чарли догадывалась, что, несмотря на острый язычок, Марина одинока и недовольна своим местом в жизни.

«Интересно, – подумала Чарли, – есть ли на земле человек, который доволен своим местом в жизни?» Правда, про себя она могла сказать, что довольна тем местом, где сейчас находилась. И хотя ей было бы стыдно кому-нибудь в этом признаться, но вчера вечером она испытала чувство гордости, когда они с Мариной спустились вниз в общую гостиную, где Марину ждал Виктор, чтобы сопровождать ее в столовую. Несколько студенток сидели на диванах и в креслах, и, когда Чарли с Мариной вошли в комнату, девушки молча уставились на них, видимо, загипнотизированные присутствием принцессы. Чарли с улыбкой кивала девушкам, понимая, что сделала еще один шаг вверх по лестнице, ведущей к осуществлению ее мечты.

– О тебе судят по твоему окружению, – не уставала твердить ей мать, когда Чарли подружилась с девушкой с «дурной репутацией».

«Что ж, мамочка, – сказала себе Чарли, вытирая пот с лица, – даже ты теперь останешься довольна моим окружением».

Чарли улыбнулась, посмотрела на часы и повернула назад к дому. Потому что, пока Чарли О’Брайан еще не стала «персоной», ей надо мыть посуду в студенческой столовой.

Чарли не сомневалась, что первое занятие в колледже, а им оказался вводный курс английского языка, навсегда останется в ее памяти. Она сидела в амфитеатре и пыталась сосредоточить свое внимание на преподавателе и на лекции, которую он читал. Но все было напрасно. Слишком много было впечатлений, причем некоторые из них затмевали все остальные.

Аудитория была небольшой, и Чарли села в самом последнем ряду амфитеатра, чтобы вся комната была перед ней как на ладони. Осеннее солнце вливалось в аудиторию через высокие окна и пригревало бок и спину Чарли. Вокруг нее повсюду были незнакомые лица. Чарли хотелось узнать, откуда приехали эти девушки, из каких они семей, богатых или бедных, есть ли у них молодые люди и подождут ли они со свадьбой до окончания колледжа. Чарли погладила рукой отполированную многими поколениями студентов деревянную поверхность откидного столика и не обнаружила на ней ни вырезанных инициалов, ни написанных маркером пожеланий типа «пососи мой хрен» или «поешь дерьма». В конце концов, Смитовский колледж – это не средняя школа в бедном районе Питсбурга.

– А теперь я раздам вам синопсис, – объявил преподаватель, – и мы вместе рассмотрим каждый пункт. Если вы по каким-то причинам пропустите занятия, я все равно буду требовать от вас выполнения заданий.

Преподаватель передал стопку бумаг белокурой девушке в первом ряду. Чарли никогда прежде не слышала слова «синопсис» и догадалась, что это, должно быть, план занятий. «И почему он не может назвать его просто планом?» – укорила преподавателя Чарли и тут же рассмеялась. В Питсбурге учитель скажет «план», а в Смитовском колледже это уже «синопсис». Синопсис звучит совсем по-научному. Синопсис, синопсис, синопсис. Интересно, как пишется это слово? Потом она найдет его в словаре, внимательно прочтет и запомнит. Ее первое новое слово в колледже. Она может даже щегольнуть им дома за праздничным столом, когда поедет в Питсбург на День благодарения. Оно, конечно, поразит родителей, а что касается братьев и сестер, так они просто описаются, когда его услышат.

Внезапно кто-то тронул Чарли за плечо и отвлек ее от мечтаний. Она обернулась и увидела стоящую рядом сокурсницу, ничем не примечательную брюнетку в поношенном растянутом черном свитере с высоким воротом и выражением скуки на лице без всяких следов косметики.

– Возьми один, другие передай дальше.

Чарли увидела в руках девушки ту самую стопку бумаг.

– Ох, простите, – сказала она, покраснев от смущения.

Чарли взяла скрепленные листки сверху и передала стопку соседке слева.

После занятий брюнетка в черном свитере подошла к Чарли.

– Не многовато ли, а?

– Многовато? – удивленно переспросила Чарли; они с девушкой вышли в коридор.

Девушка в свитере приподняла брови. Они были такими же густыми и темными, как и волосы, обрамляющие ее круглое лицо.

– Подумать только, сочинение на семи страницах к каждой пятнице! Плюс словарь и в придачу грамматика. Боже мой, как я ненавижу грамматику!

– Я тоже, – солгала Чарли.

Они уже спускались вниз по лестнице. Чарли решила, что девушке незачем знать, как легко ей дается грамматика. Пополняя свои знания, она чувствовала себя культурной, образованной и на целую голову выше жителей питсбургских рабочих предместий. Чарли особенно любила разбирать предложения, рассекать на части каждую фразу и каждый отрывок, а затем собирать их воедино по установленной схеме, каждое слово на своем месте. Как украшения в отделениях шкатулки: каждая серьга в своем гнездышке; как одежда в комоде: каждый свитер в своем пакете на молнии. Чарли любила порядок и в своих занятиях, и в своей жизни. Но помимо Марины, это была единственная студентка, заговорившая с ней в колледже, а больше всего на свете, больше отличных отметок по английскому языку и даже порядка в жизни Чарли жаждала обзавестись друзьями. Она что-то не помнила, чтобы встречала эту девушку у себя в общежитии. И это к лучшему, значит, она не знает, что Чарли стипендиатка.

– Ты не пойдешь в книжный магазин? – спросила Чарли.

– Можно и пойти. У меня нет занятий до одиннадцати.

– А у меня до двух. История США, – пожаловалась Чарли.

– Я ее отложила на следующий год. Для меня важнее курс по искусству.

– Ты будешь изучать искусство?

– Да. Мои родители в восторге.

Чарли улыбнулась и расслабилась. Девушка, несмотря на всю ее непритязательность, вполне подошла бы ей в подруги.

– А мои родители в восторге от того, что я вообще в этом колледже.

Девушка перебросила через плечо ремень сумки с книгами.

– У меня не было особого выбора, – пояснила она. – Моя мать – здешняя выпускница.

– Твоя мать училась в этом колледже? – удивилась Чарли.

Мать Чарли считалась образованной, так как не только окончила среднюю школу, но еще и годичные секретарские курсы. Но когда пошли дети, она бросила работу в страховой компании, и с тех пор ее дипломы пылились без дела в шкафу.

– Как тебя зовут? – спросила Чарли.

– Тесс Ричардс. Я из Сан-Франциско. А тебя?

«Только подумать, Сан-Франциско, – мелькнуло в голове у Чарли. – Какой необыкновенный город». Он был в ее списке будущих путешествий. Когда-нибудь, может быть...

– Чарли. Чарли О’Брайан.

Она не могла заставить себя признаться, что она из Питсбурга; от одного только названия города Чарли ощущала во рту привкус сажи и стали.

– Я живу в общежитии Моррис-хаус, – сказала она. – А ты? Ты живешь в общежитии?

Тесс кивнула.

– В том же корпусе, где жила мать. Если бы родители раскошелились еще тысяч на двести—триста, я бы жила в той же комнате.

Чарли старалась не выказывать изумления.

– Какое это общежитие?

– Корпус «Лора Скейлз».

– «Лора Скейлз»?

Чарли мельком слышала это название.

– Вон там, в «Квадрате».

Тесс показала куда-то между двумя увитыми плющом зданиями.

Чарли прижала к груди тетрадь и «синопсис», чувствуя обескураживающее разочарование. Девушка, которую она записала себе в подруги, на деле оказалась из другого лагеря, «красоткой в квадрате». Самым удивительным было то, что она ничем не походила на «красотку».

На следующий день Чарли работала в обеденную смену. Она устала после утренних занятий, целых три лекции плюс семинар по испанскому. Никто из других студенток не заговаривал с ней: казалось, они все уже давно перезнакомились и образовали собственные отдельные группки.

Чарли соскребала с тарелок остатки рыбного плова, складывала тарелки в посудомоечную машину и размышляла о Тесс Ричардс. Похоже, Тесс была неплохой девушкой. Вчера, стоя у прилавка в книжном магазине, они обнаружили, что у них всего один общий предмет: курс английского языка. Чарли удивляло, что у них вообще есть что-то общее. Тесс происходила совсем из другой среды, и Чарли больше слушала свою новую знакомую, чем говорила сама. Ей очень хотелось вставить словечко, но вставить было абсолютно нечего.

Чарли взяла кучу ложек и вилок и разложила их по местам. Как раз в этот момент дверь кухни открылась, и на пороге появилась Марина. Чарли впервые видела ее в столовой. Она считала, что Марина ела у Виктора, возможно, из опасения быть отравленной. При этой мысли Чарли чуть не расхохоталась.

– Я не ожидала вас здесь увидеть, – сказала Чарли.

– Сегодня мне довольно рано удалось отделаться от Виктора. Я сказала ему, что мне надо заниматься.

Марина села на высокую табуретку рядом с металлическим прилавком.

Чарли побросала салфетки в чан для грязного белья, сложила в раковину грязные кастрюли и принялась их скрести. Она не знала, о чем говорить с Мариной, не понимала, зачем принцесса пришла сюда. Наверняка не для разговора о том, как уберечь руки от горячей воды и мыла. Интересно, бывала ли принцесса вообще когда-нибудь на кухне и видела ли, как моют посуду. Чарли до крови поцарапала руку металлической мочалкой, пока подыскивала тему для разговора.

– Мне кажется, труднее всего у меня будет идти ботаника, – сказала она наконец, выжав металлическую мочалку и взяв полотенце. – Вы собираетесь изучать этот предмет?

Марина соскользнула с табуретки, засунула руки в карманы джинсов и начала ходить по кухне.

– Вы не хотите немного развлечься сегодня вечером?

Чарли поставила на место сухую кастрюлю и принялась вытирать прилавок.

– Что вы имеете в виду?

Марина рассмеялась:

– Да ничего особенного, просто развлечься и все. Как это делают американские девушки вечером по четвергам, когда им лень заниматься и когда им не мешают назойливые телохранители.

Чарли невольно улыбнулась. Низкий голос Марины и ее легкий акцент делали почти комичными ее рассуждения об американских студентках.

– Если хотите, мы можем совершить прогулку, – предложила Марина. – Можем купить пиццу. Кажется, тут все только и делают, что покупают пиццу.

Чарли показала на прибранную кухню.

– Я только что поела, – заметила она. – Конечно, мы можем отправиться на прогулку, но я уверена, Виктор никогда нам этого не позволит.

– Виктору необязательно знать.

Чарли посмотрела на Марину.

– Я не стала опускать жалюзи на одну четверть. Виктор думает, что я крепко сплю в своей уютной теплой кроватке.

Чарли взглянула на часы, как если бы у нее были другие дела.

– Ладно... – задумчиво произнесла она.

– Пожалуйста, Чарли. Я должна выбраться отсюда. Могу же я хоть ненадолго избавиться от слежки Виктора.

Чарли посмотрела на замшевую куртку Марины.

– Он найдет вас в два счета. Его ищейки тут же вынюхают и вас, и меня.

Марина на секунду задумалась.

– Он нас не найдет, если я надену ваш тренировочный костюм.

– Вы считаете, что нам следует поменяться одеждой? Но я значительно выше вас.

– Совершенно верно. Из своего окна Виктор будет высматривать девушку в замшевой куртке ростом пять футов и два дюйма. А какой у вас рост?

– Пять футов шесть дюймов. Даже почти семь.

– Прекрасно, – одобрила Марина и сняла с себя замшевую куртку.

– А что, если... – начала Чарли и осеклась.

– Что, если что-нибудь случится? – рассмеялась Марина. – Это вы хотите сказать? Перестаньте выдумывать. Ничего не случится. Мы с вами находимся в Нортгемптоне, штат Массачусетс. В Соединенных Штатах Америки. Здесь убивают только торговцев наркотиками и президентов.

Марина протянула руку за тренировочным костюмом Чарли.

Чарли на миг заколебалась, затем стянула с себя костюм. «Марина знает, что делает», – решила она.

– Мы можем выйти с территории по дорожке возле пруда, – сказала Чарли, протягивая принцессе свой костюм. – Я там бегаю по утрам. Там очень красиво. В пруду плавают утки и даже два лебедя. Хотя, наверное, мы мало что увидим в темноте.

– Мне все равно, как мы отсюда выберемся, – ответила Марина, надевая тренировочный костюм с капюшоном. Свои длинные волосы она спрятала под капюшон.

Чарли взяла в руки куртку Марины и удивилась ее необыкновенной мягкости. Она погладила нежную бархатистую замшу, испытывая удовольствие от одного прикосновения к ней. В магазине Фелисии тоже продавались похожие кожаные вещи: роскошные и безумно дорогие.

Чарли посмотрела на Марину, которая выглядела смешной в тренировочном костюме: принцесса, одетая нищенкой. Чарли продела руки в рукава замшевой куртки на шелковой подкладке и застегнула молнию. Рукава были коротковаты, но, как ни странно, в остальном куртка ей подходила. Чарли с трудом удержалась от того, чтобы тайком от Марины вновь не погладить замшу. Когда-нибудь, пообещала себе Чарли, у нее будет такая же куртка; когда-нибудь у нее будет много таких курток.

– Теперь показывайте дорогу, – приказала Марина.

Чарли снова заколебалась, но потом направилась к двери, ведя за собой Марину.

Трудно было поверить, что рядом с ней идет принцесса. Чарли оглянулась в надежде, что кто-то из девушек снова увидит их вместе. Чарли О’Брайан в обществе принцессы! Может быть, кто-нибудь заметит на ней куртку Марины и сделает вывод, что они близкие подруги.

– Это что за дом? – спросила Марина, показывая на лодочный ангар.

– Там держат лодки, – ответила Чарли. – Каноэ, шлюпки, скифы.

Марина задумалась.

– Я никогда не каталась на лодке. Только на яхте. Наверное, это разные вещи, – рассмеялась она.

– Пожалуй, – согласилась Чарли. – Мне нравится каноэ. Мой старший брат научил меня грести на каноэ, когда мы летом отдыхали на озере.

– Должно быть, хорошо иметь старшего брата, – заметила Марина.

– Вы шутите! Это единственная вещь, которой он меня научил. В остальном он считает, что девчонкам все это ни к чему. Если хотите, мы как-нибудь возьмем лодку и покатаемся. Я могу научить вас грести.

Марина молчала.

– Я и забыла о Викторе, – спохватилась Чарли.

– Сколько детей у вас в семье?

– Шестеро. Три мальчика и три девочки.

– Наверное, это здорово.

– Иногда здорово. Иногда нет. Но вы как будто говорили, что у вас тоже есть сестра?

– Скорее не сестра, а заклятый враг. Мы близнецы, но совсем разные.

– Как ее зовут?

– Алексис, – неохотно пробормотала Марина, засовывая руки в карманы.

Чарли почувствовала, что принцесса не хочет больше говорить о своем заклятом враге, и замолчала. Но про себя Чарли твердила это имя. «Алексис, – повторяла она, – какое прекрасное имя для принцессы».

Чем ближе подходили они к особняку ректора, стоявшему на холме, тем громче становились звуки музыки.

– Наверное, это играют в «Квадрате». Может, сегодня там вечеринка.

– Что-то не похоже на те вечеринки, на которых я бывала, – заметила Марина.

Музыка звучала все громче, по мере того как они приближались к особняку, и вдруг, перекрывая ее, раздался топот ног и громкий смех.

– Давайте узнаем, что тут происходит, – сказала Марина и повернула на дорожку, ведущую вверх.

– Мне кажется, не стоит... – нерешительно начала Чарли.

– Идемте, – нетерпеливо прервала Марина.

Они прокрались вверх по холму через розарий и осторожно обошли гараж. На лужайке перед домом, смеясь и что-то выкрикивая, стояли группки девушек. Одна из девушек подошла к дому и изо всех сил начала стучать кулаком в дверь.

– Мы требуем День отдыха! – начали хором выкрикивать девушки.

Чарли видела, что они пьют пиво из банок, пуская их по кругу.

– Это «красотки» из «Квадрата», – шепнула она Марине и подошла поближе, Марина осталась на месте.

– Мы требуем День отдыха, – все настойчивей звучал хор голосов.

Наконец дверь дома распахнулась, и на пороге появилась женщина с величественной осанкой; она улыбнулась и подняла руку, призывая к тишине.

– Вам придется подождать, пока я приму решение, – объявила она.

– Когда это будет? – выкрикнул кто-то.

– Завтра? – подхватил еще один голос.

– Завтра! – поддержали сразу несколько голосов.

Женщина в дверях снова подняла руку.

– Хорошо. Я нарушу ради вас традицию и скажу вам, когда он будет. День отдыха будет... – Женщина опустила руку. – День отдыха будет накануне Дня Колумба.

Толпа девушек свистела и шикала. Чарли жаждала смеяться и веселиться вместе с ними, она умирала от желания быть одной из них.

– А теперь прошу извинить меня, девушки. Я пригласила гостей на обед.

Женщина вошла в дом и закрыла за собой дверь.

Толпа еще немного пошумела, поворчала и начала расходиться, направляясь к «Квадрату». Чарли не могла разглядеть, есть ли среди девушек Тесс: было слишком темно.

Когда она догнала Марину, принцесса уже решительно спускалась вниз с холма, наклонив голову и засунув руки в карманы.

– Марина! – крикнула Чарли и вдруг поняла, что впервые за все время назвала ее по имени. – Подожди меня.

Марина замедлила шаг, и Чарли пошла с ней рядом.

– Что такое День отдыха, как ты думаешь?

– Не имею ни малейшего представления. Возможно, это какой-то древний первобытный обычай. У нас в Новокии нет ничего похожего.

Чарли заметила, что Марина потеряла интерес к происходящему; ее лицо выражало полное равнодушие. «Кто поймет этих принцесс?» – думала Чарли, следуя за Мариной сначала мимо гаража, потом дальше, вниз по холму через розарий.

Тесс наверняка известно, что такое День отдыха. Она спросит ее об этом завтра после занятий. Пусть Марине безразлично, но это определенно нечто важное, что обязана знать каждая студентка Смитовского колледжа.

Глава 5

Тесс Ричардс сидела у себя в комнате, и ее голова разламывалась от громкой музыки, пронзительного смеха и оглушительных криков девушек, требовавших немедленно отпраздновать День отдыха. Тесс листала учебник по истории искусств. Мало того, что уже целый час девушки непрерывно шумели и кричали в коридоре, так они еще и стучали к ней в дверь, настаивая, чтобы она вместе с ними отправилась к ректору колледжа. Но Тесс наотрез отказалась.

Тесс знала, что представляет собой День отдыха, и считала это нестоящим мероприятием. В один из дней, предшествующих Дню Колумба, ректор приказывала включить звонки одновременно во всех аудиториях колледжа, и занятия тут же прекращались. А студентки предположительно должны были на велосипедах, пешком или еще как-нибудь отправиться на пикник и наслаждаться природой, вдыхать аромат роз или заниматься другими идиотскими вещами. И хотя Тесс была сторонницей традиций, но эта казалась ей безумно глупой. Еще большей глупостью было то, что «красотки» требовали предоставить им День отдыха всего через два дня после начала занятий.

Одно было Тесс абсолютно ясно: ей не нравилось в колледже. Девушки, все без исключения, были снобами и думали только о косметике, прическах да о пиве. Не говорили ни о чем другом, кроме как о мальчиках и сексе, и вдобавок постоянно сплетничали друг у друга за спиной.

Что касается мальчиков, то нельзя сказать, чтобы они были такими же никудышными. Ведь Тесс выбрала Смитовский колледж именно потому, что Питер Хобарт учился в Амхерстском колледже, расположенном по соседству. Откуда ей было знать, что в тот год Питер будет учиться за границей, в Женеве? Отец сообщил ей об этом уже летом, когда вернулся из поездки в Сингапур. Кстати, там он открыл еще один филиал текстильной компании «Хобарт», чтобы заработать еще больше денег для себя и семьи Питера, хотя и без того у них их было невпроворот. Предполагалось, что новая фабрика будет выпускать комбинезоны из синтетической ткани, которые сейчас были в моде, и при этом из дешевого сырья и с помощью еще более дешевых рабочих рук.

Отец забыл сказать Тесс, что Питер едет в Женеву изучать бизнес. В этом не было ничего удивительного, потому что в семье Джозефа Ричардса его жена, а не он, ведала сердечными и душевными делами. Что же касается самого Джозефа Ричардса, то всю свою страсть он отдавал работе и еще акварелям, которые писал в своей студии. Молодой Питер Хобарт не вызывал у него особого интереса. Тесс видела Питера всего два-три раза в году, когда отец брал ее с собой в Нью-Йорк или когда Питер приезжал с матерью в Сан-Франциско. Тесс познакомилась с Питером пять лет назад, когда ей было тринадцать, и мать тут же объявила ей, что именно за него Тесс выйдет замуж. Никто другой ее не достоин.

И вот теперь Питер где-то далеко, в тысячах миль отсюда. Одно хорошо: ей не придется носить ужасные комбинезоны из синтетики, которыми мать набила ее чемоданы, или подкрашивать ресницы тушью «соболиный мех», которая, по словам матери, «так прекрасно оттеняет глубину ее карих глаз».

Карие глаза. Господи, разве можно понять что-нибудь из этого названия, когда в одно мгновение они зеленые, а в следующее уже темные, ореховые. Совсем как и ее неопределенного цвета волосы: слишком темные для блондинки и слишком светлые для брюнетки. Одним словом, нечто среднее и непонятное. Среднее, серое, расплывчатое. Тесс вспомнила слова одного из американских президентов о том, что люди существуют в «серых сумерках серости». Не была ли ее судьба уже предопределена цветом ее глаз и волос?

Тесс закрыла книгу и повернулась на спину. Дом сотрясался от песни «Ухвати тигра за хвост», а Тесс спрашивала себя, есть ли среди девушек хотя бы одна, что интересуется оттенками цветов и знает их названия или пытается разгадать свою карму. Наверное, таких нет. Их притягивали более прозаические вещи, к примеру, День отдыха.

Тесс зажмурила карие глаза и пришла к выводу, что всякий компромисс напрасен. Как бы ни были довольны родители, Тесс была чуждым элементом в Смитовском колледже.

Она вздохнула, потянулась к телефону у кровати и по кредитной карточке позвонила в Сан-Франциско. Трубку взяла мать.

– Милочка! – на высокой ноте прокричала она. – Я ждала твоего звонка. Как дела? Как тебе там нравится? Ты, конечно, в восторге!

Тесс крепко сжала трубку.

– Ты угадала, мама, – сказала она и представила себе мать с ее постоянным кипучим энтузиазмом и твердой верой в то, что дочь Джозефа и Салли Ричардс была уникальным ребенком, ниспосланным им небесами и осветившим новым светом их жизнь. – Здесь просто замечательно, – сказала Тесс и снова изо всех сил зажмурилась, потом подняла руку и пощупала пальцем две глубокие морщины у себя на лбу – свидетельство душевных мук, которые, по словам матери, «слишком рано наложили на нее свой отпечаток».

– Что там у вас за шум?

– Все требуют побыстрей назначить День отдыха.

Миссис Ричардс весело расхохоталась.

– Не рановато ли? – удивилась она. – Скажи мне, как отреагировала ваш ректор. Конечно, вы все ходили ее упрашивать. И чем же все кончилось?

Тесс накручивала на палец телефонный шнур. Она знала, что мать мечтала вместе с дочерью снова пережить чудесные мгновения своей молодости, как, впрочем, и все бывшие студентки Смитовского колледжа. Именно поэтому Салли Ричардс и отправила дочь в этот колледж, это было естественно и не требовало обсуждения.

– Ректор посмеялась над нами, – ответила Тесс так, как и ожидала мать.

Тесс не имела ни малейшего представления о подлинной реакции ректора, но она наслушалась достаточно историй о Дне отдыха и «красотках в квадрате», чтобы знать, чего требовала от ректора традиция.

– Как прекрасно, – ворковала мать, – что некоторые вещи никогда не меняются.

Мысли лихорадочно заметались в голове у Тесс. Мать страшно гордилась тем, что Тесс учится в Смитовском колледже. Гордилась, что ее слишком обыкновенное чадо было тем не менее не похоже на дочерей ее друзей, проводивших время в беготне по магазинам, сборе приданого или чтении журнала «Невеста». Невозможно было теперь огорчить мать, сказав ей, что она, Тесс, хочет оставить колледж и покинуть Нортгемптон навсегда или хотя бы до следующего учебного года, когда Питер возвратится в Амхерст и у нее появится причина здесь находиться. Нет, она не могла сейчас сказать матери, что, если бы не Питер и не планы матери относительно их будущего, Тесс предпочла бы вообще забыть о колледже и отправиться путешествовать по Европе. Но Тесс знала, что мать, как и Питер, осудит легкомысленное бродяжничество по молодежным турбазам. Люди их класса не ведут себя столь безответственно.

Тесс прижала пальцы к виску: у нее разболелась голова. Она смотрела на раскачивающееся на стене панно-макраме и гадала, как скоро оно сорвется и упадет на пол, не выдержав сотрясавшего дом грохота музыки.

– Знаешь, мама, у меня возникла небольшая проблема.

– Что такое, девочка? Тебе не нравится еда? Я поговорю об этом.

– Нет, мама, еда хорошая. Это мои головные боли. Они снова вернулись.

– Ты принимаешь таблетки?

– Да, но они мало помогают из-за шума. Я знаю, как тебе нравилось жить в «Квадрате», но для меня здесь слишком шумно.

– Но, девочка, шум – это часть веселья.

– Ты жила здесь в пятидесятых, мама. Тогда еще не изобрели рок-музыку.

– Почему же? У нас были Бо Дидлей и Бадди Холли.

– Им далеко до Брюса Спрингстина и «Е-стрит бенда».

– Как ты сказала?

Тесс чуть не застонала.

– Мама, я не могу заниматься. Не могу сосредоточиться.

– Если ты хочешь заниматься, – рассмеялась миссис Ричардс, – то иди в библиотеку. Но главное, чтобы ты жила в «Квадрате».

Тревожные нотки в голосе матери сменили прежний энтузиазм, свидетельствуя, что она готовит себя к новому выпаду со стороны Тесс.

– Мама, – как можно убедительнее произнесла Тесс, – я хочу переехать отсюда. Я хочу жить в другом общежитии. Там, где потише.

Некоторое время царило молчание. Наконец миссис Ричардс заговорила:

– Ты знаешь, мы заплатили много денег, чтобы ты могла жить в «Квадрате».

Тесс вздохнула. Музыка переменилась. За дверями, в коридоре, теперь неистовствовал Сантана.

– Я должна переехать, – повторила Тесс. – Если ты мне не разрешишь переехать, мне придется бросить учебу в колледже.

– Ты не можешь бросить учебу в таком колледже.

По тону матери можно было подумать, что Тесс грозит ей самоубийством.

– Я брошу учебу, мама, если не перееду из «Квадрата».

Тесс задержала дыхание, боясь, что на другом конце провода будет слышен стук ее сердца. Она не любила огорчать мать. И все-таки вечно ее огорчала.

– Хорошо, Тесс. Утром я обо всем договорюсь.

Положив трубку, Тесс обняла подушку и изо всех сил прижала ее к груди. Она пообещала себе, что еще раз попробует перебороть свое настроение. Она останется в колледже, а когда на следующий год Питер вернется в Амхерст, она будет носить комбинезоны из синтетики и подкрашивать ресницы тушью «соболиный мех». Может случиться, что Питер полюбит ее. Тогда наконец она сделает свою мать по-настоящему счастливой.

В следующую субботу Тесс собрала вещи и переехала на четвертый этаж общежития Моррис-хаус. Здание было старым, туалеты и ванные наперечет, а стиральные машины в подвале можно было сдавать в музей как экспонаты некой далекой эпохи. Большинство девушек почти не пользовались косметикой и носили линялые джинсы и мужские фланелевые рубашки.

Тесс как раз вешала занавески на окна в своей новой комнате, когда кто-то постучал в незапертую дверь. Она обернулась, не слезая со стула, и увидела ту самую девушку, с которой познакомилась на лекции по английскому языку.

– Как? – удивилась Тесс. – Ты что, здесь живешь?

Девушка кивнула и удивилась в свою очередь:

– А я думала, ты живешь в «Квадрате».

– Там слишком шумно. – Тесс слезла со стула. – Я забыла, как тебя зовут.

– Чарли. Чарли О’Брайан.

– Ага, Чарли. Теперь вспомнила.

– Хочешь, я помогу тебе с занавесками? – предложила Чарли.

Тесс улыбнулась. В «Квадрате» ей никто не предлагал никакой помощи. Определенно ей тут понравится.

– Спасибо, я уже все сделала. А где твоя комната?

– Напротив через коридор. Двойная.

– Прекрасно. Ты будешь помогать мне с грамматикой.

Чарли рассмеялась.

– Я собираюсь сегодня купить пиццу. Может, зайдешь ко мне?

– С удовольствием. Почему бы и нет. У тебя есть соседка?

Чарли секунду помолчала.

– Да, есть. Но вечером ее не будет дома.

– Наверное, у нее свидание. Вот здорово, быстро она сориентировалась! – воскликнула Тесс и тут же подумала, что, возможно, у нее слишком радужное представление о девушках в новом общежитии, возможно, это те же «красотки», но с ограниченным бюджетом.

– Ты с чем хочешь пиццу? – спросила Чарли.

– Со всем, – ответила Тесс, удивляясь, что Чарли оставила без внимания ее замечание насчет соседки.

Но не это главное. Важно, что Тесс наконец выискала в колледже единственного человека, который не был снобом, хотя имел для этого все основания: Чарли была прехорошенькой.

Они сидели на полу в комнате Чарли, ели пиццу и слушали Кэрол Кинг. Около девяти дверь открылась, и кто-то вошел в переднюю.

– Вкусно у вас тут пахнет, – произнес хрипловатый голос.

Девушка заглянула в комнату Чарли. У нее было красивое лицо и самые потрясающие черные волосы, какие Тесс когда-либо видела.

– Простите, Чарли, – сказала красавица. – Я не знала, что у вас гости.

У девушки был незнакомый Тесс странный акцент. Определенно не бостонский, но и не бруклинский.

– Познакомьтесь с нашей новой соседкой, – пригласила Чарли черноволосую девушку, которая уже собралась уйти. – Она только что въехала в комнату напротив. Мы с ней в одной группе английского языка. Тесс, познакомься, это... Это Марина.

– Хочешь? – предложила Тесс, показывая на уже размокшую картонную коробку, стоявшую на полу. – Тут еще две порции.

Марина потрясла головой:

– Нет, мне надо заниматься.

– Как прошло свидание? – поинтересовалась Тесс; она не стеснялась незнакомки, помня, как легко подружилась с Чарли.

– Свидание? Ах да, свидание. Все было очень хорошо. Рада была познакомиться с вами, Тесс.

Марина ушла к себе в комнату. Может, сыграл свою роль акцент, или дорогая одежда, или уверенная походка, но Тесс внезапно осенило, кто была соседка Чарли: Марина Маршан, и не просто Марина Маршан, а принцесса Марина Маршан. Тесс слышала, что принцесса учится в колледже, но ей и в голову не приходило, что она живет в общежитии, да еще в Моррис-хаусе и в двойной комнате. Тесс сняла кусочек перца с уже почти остывшей пиццы.

– Почему ты скрыла от меня, что твоя соседка принцесса? – шепотом упрекнула она Чарли. – Я ведь переехала из «Квадрата», чтобы жить с обыкновенными людьми.

– Я все слышу, – донесся из другой комнаты голос с акцентом.

Тесс проглотила перец и чуть не подавилась от смущения.

– Извините, – сказала она, обращаясь к стене, взглянула на Чарли и скорчила гримасу. – Извините.

Чарли пожала плечами.

Тесс помнила, что среди многих ее недостатков числился один, который мать называла невоспитанностью и который Тесс старалась побороть. Как бы там ни было, Тесс никогда никого не обижала намеренно. Она встала.

– Наверное, мне пора возвращаться к себе в комнату, – сказала она. – Спасибо, Чарли, мы хорошо провели время. Хотя я тут наделала дел.

Тесс повернулась, чтобы уйти, и лоб в лоб столкнулась с Мариной.

– Я передумала насчет пиццы, – объявила Марина. – По правде сказать, это был ужасный вечер, и мне бы очень хотелось с кем-нибудь поделиться.

– Что, неудачное свидание? – спросила Тесс.

– У меня не было свидания. Я ходила в кино. С Виктором.

– «Виктор» звучит весьма романтично.

– Не совсем так, – возразила Марина и потянулась за куском пиццы.

Они стали неразлучной троицей. Или четверкой, если считать сопровождавшего их повсюду Виктора Коу.

Трудно было привыкнуть к тому, что Виктор всегда где-то поблизости. Тесс стеснялась говорить такие вещи, как «Господи, как мне надоели месячные», или «Эта сука завалила нас работой», или, шутливо, «Пошла в задницу». Но Виктор не собирался никуда исчезать, и поэтому Тесс привыкла обсуждать особо интимные вещи у себя в комнате или когда по субботам они собирались за пиццей.

И хотя каждую неделю Тесс разговаривала по телефону с матерью, она не упоминала свою новую аристократическую подругу. Восторг матери был бы утомителен, она задавала бы слишком много вопросов и обязательно оповестила бы о событии всех своих знакомых. Иметь Марину подругой было куда важнее, чем хвастаться ею перед всеми и каждым, но мать бы этого не поняла. К тому же Марина мало о себе рассказывала и вообще была очень сдержанной. В основном говорили Тесс и Чарли, а Марина большей частью слушала. Но ее широкий ум в сочетании с властной непокорностью, глубоко спрятанной и проявлявшейся лишь намеком, обогащал и разнообразил их дружбу. К тому же, если бы Тесс хотела произвести на кого-то впечатление, она осталась бы жить в «Квадрате».

И все бы шло хорошо, если бы не мальчики. Телефон звонил непрерывно, мальчики звонили девочкам. Молодые люди из Массачусетского университета, или Масуниверситета, как все его называли, из Амхерстского и Гемпширского колледжей. Даже из таких отдаленных, как Спрингфилдский колледж и Американский международный. Мальчики звонили девочкам. Таким, как Чарли и Марина.

Но никто никогда не звонил Тесс. Ей не надо было объяснять причину, стоило только посмотреть на Чарли, на Марину, а потом в зеркало на саму себя. К чему она молодым людям, когда на свете есть Чарли и Марина? Тесс пыталась уверить себя, что это не имеет значения. Что тут ничего не поделаешь и ничего не переменишь. К тому же в следующем году Питер Хобарт вернется в Амхерст, и все образуется. По крайней мере она на это надеялась.

Как-то в субботу, когда Тесс собирала белье для стирки, чтобы отправиться в подвал в допотопную прачечную, в дверь постучала Чарли. На ней были розовый свитер и черные джинсы. Она выглядела великолепно. Тесс хотела спросить, как ей удается быть такой гибкой и стройной, всегда уверенной в своей красоте и неотразимости, но вместо этого она восхищенно свистнула.

Чарли улыбнулась.

– Кого мы сегодня покоряем? – поинтересовалась Тесс.

– Как я – ничего? – спросила Чарли. – Я только сегодня купила свитер. Конечно, не надо было тратиться, но...

– Никаких «но», – прервала Тесс. – Ты выглядишь потрясающе. Важное свидание?

– Парень из Масуниверситета. Зовут Дин. Он будет меня ждать в библиотеке.

– А... – сказала Тесс, добавив майку к куче белья. – Та самая злополучная библиотека.

Чарли прислонилась к косяку двери.

– Может быть, ты кого-нибудь нашла, если бы почаще появлялась на людях. Без меня и Марины.

Тесс взяла с полки маленькую коробку «Тайда», затем переложила белье в пластиковую корзину.

– Сейчас для меня главное – учеба.

Чарли покачала головой:

– Ты не права. Тебе всего девятнадцать. И ты такая интересная личность.

Тесс невольно стиснула зубы. «Такая интересная личность». Она взвоет, если услышит это еще раз. Совсем как мамочка, которая любила повторять: «У тебя такие прелестные глазки». Но Тесс знала о себе правду. Она была толстой и невзрачной, и молодые люди никогда не станут за ней бегать. Питер Хобарт оставался ее единственной надеждой.

Тесс переменила тему:

– Куда вы сегодня идете?

– В «Аква Вита».

– Марина тоже куда-нибудь идет?

– Она весь день пропадает где-то с типом из Гемпширского колледжа. Кто знает, когда они вернутся.

Тесс поставила на бедро тяжелую корзину с бельем.

– Марина совсем замучила Виктора, – заметила она.

Чарли без улыбки кивнула.

– Тесс, я бы хотела, чтобы ты подумала о моих словах. Я имею в виду, чтобы ты не сидела дома...

– Послушай, перестань обо мне беспокоиться. У меня все в порядке. У меня гора стирки. И я прекрасно переживу субботу одна. К тому же мне куда спокойнее без вас двоих.

Чтобы рассмешить Чарли, Тесс свела глаза к переносице и высунула язык. Чарли рассмеялась. Но по пути в прачечную Тесс не могла сдержать слезы. Хорошо, пусть у матери большие планы относительно Питера, и все же Тесс мечтала, чтобы хотя бы раз телефон зазвонил и для нее.

В следующую субботу Чарли никуда не пошла. Она сказала Тесс, что ей надо готовить курсовую, и Тесс ей поверила. Она даже слышала, как Чарли отказалась от двух приглашений. Тесс и представить себе не могла, как можно отказаться от приглашения, о двух она и не мечтала.

Вдвоем они шли по Мейн-стрит, без Марины, которая больше интересовалась мужчинами, чем занятиями, и, слава Богу, без Виктора. Тесс рассказала Чарли о «Лавке букиниста», о ее хозяйке Делл Брукс, когда-то учившейся вместе с миссис Ричардс, женщине, которая, по словам матери Тесс, могла подобрать материал по любой теме, начиная с сотворения мира. До этого Тесс избегала заходить в «Лавку букиниста». Опыт научил ее, что, за редким исключением, друзья ее матери были ей малосимпатичны. Но Чарли искала книгу о Франклине Рузвельте, которой не было в библиотеке, и Делл Брукс наверняка могла ей помочь.

Магазин находился в переулке. Они спустились вниз по лестнице в подвал. Маленький колокольчик возвестил об их приходе, когда Тесс открыла дверь. Тесс понравился его веселый приветливый звук, совсем не такой, какой мог бы понравиться матери. И сам магазин вряд ли понравился бы Салли Ричардс. Полки были забиты книгами, кипы газет и журналов громоздились на полу и в проходах, и повсюду, на подоконниках и между книгами, размещались разнообразные тряпичные куклы. Одна из кукол с широкой нарисованной улыбкой сидела у стола на высокой пачке книг, и перед ней стояла пустая кружка. Здесь царил дух доброжелательности, были покой и уют. Салли Ричардс здесь вряд ли понравилось бы.

За другим небольшим столом сидела женщина и беседовала с рыжим полицейским.

– Чем могу вам помочь? – спросила она, вставая. У нее были странные, шоколадного цвета глаза, круглое лицо и волосы с проседью, гладко зачесанные назад. Длинная черная рубашка прикрывала широкие бедра, коричневая шерстяная кофта, застегнутая на все пуговицы, обрисовывала небольшие груди.

– Да, пожалуйста, – сказала Тесс. – Нам нужна книга о Франклине Рузвельте, которой нет в библиотеке.

Женщина улыбнулась, и лучики морщин собрались вокруг ее глаз, а у рта образовались глубокие складки. Тесс поразилась, как велик был контраст между ее матерью и этой женщиной.

– Вы Делл Брукс?

– Да, это я.

Тесс назвала себя и представила Чарли, затем пояснила:

– Вы учились в колледже вместе с моей матерью, Салли Спунер.

– Я помню Салли, – сказала Делл Брукс и заулыбалась еще радушнее.

Она согнула руку и вытащила из-за плеча длинную косу. Разговаривая, она теребила кончик косы пальцами с короткими ногтями.

– Я была на венчании вашей матери. В церкви колледжа.

«В той самой церкви, – подумала Тесс, – где Тесс Ричардс будет венчаться с Питером Хобартом».

– Познакомьтесь с моим племянником Джо Лайонсом, – продолжала Делл. – Полицейским Джо Лайонсом, – подчеркнула она.

Рыжий полицейский встал и поклонился:

– Рад с вами познакомиться, девушки.

Тесс почувствовала на своей спине подталкивающую ее вперед руку Чарли.

– Привет, – откликнулась Тесс.

– Идите сюда, – пригласила Делл Чарли, – я покажу вам книги о Рузвельте.

Чарли последовала за ней, оставив Тесс в обществе полицейского Джо Лайонса. Его маленькие глазки впились в нее, словно она была подозреваемой или беглой преступницей, за которой числилось крупное дело.

– Значит, вы учитесь в колледже в Нортгемптоне, – подытожил Джо.

– А вы тут живете, – сделала свои выводы Тесс.

– Значит, ваша подруга пишет работу о Рузвельте.

– Ну и что из этого?

– Он чуть не погубил страну своими бесплатными подачками.

– Но ведь люди голодали, – заметила Тесс.

– Люди обленились, – отрезал Джо.

– Была депрессия.

– А люди продолжали рожать детей. Плодить новые голодные рты.

Тесс подняла кверху глаза и подумала, какого черта она защищает времена, когда ее и на свете-то не было, да еще перед каким-то типом со сдвигом.

Полицейский неодобрительно покачал головой:

– Вот увидите, все повторится, как только Джимми Картер доберется до власти.

Тесс почти не следила за предвыборной кампанией. Политика ее не интересовала, ее интересовали люди.

– Насколько я понимаю, вы республиканец, – холодно заметила она.

– Не говорите тете, а то она меня выгонит.

Тесс почувствовала, как кровь прихлынула к ее щекам.

– Что касается меня, то я это только одобрю.

– Неужели? – удивился Джо. – Да вы типичная студентка этого самого Смитовского колледжа. Правда, я думал, что у каждой из них по субботам обязательно свидание.

Тесс почувствовала комок в горле.

– Возможно, я не такая типичная.

Джо рассмеялся. Тесс еле удержалась, чтобы не закатить ему оплеуху.

– Нет, вы типичная. И даже слишком. Вы там все одинаковые. Наверное, вы очень много о себе воображаете, оттого у вас и нет парня.

Тесс сжала кулаки, ее обкусанные ногти впились в ладони.

– К вашему сведению, полицейский Лайонс, у меня есть приятель.

– А где он? Может, вы спрятали его у себя за спиной?

– Он сейчас в Женеве. Сообщаю вам, что это в Швейцарии. На случай, если вы плохо учились в полицейской школе.

Джо присвистнул.

– В Швейцарии? Вот это да. И чем он зарабатывает себе на хлеб? Может, катанием на лыжах? Нет, постойте, я знаю чем. Он раздает милостыню бедным сироткам в Альпах. Само собой, из тех денег, что ему оставил в наследство дедушка. – Джо откинул назад голову и снова громко расхохотался. – Его имя случайно не Рузвельт?

Тесс уперла руки в бока.

– Ах ты жопа, – сказала она. – Его имя Питер Хобарт. И в Женеве он потому, что проходит там курс в колледже. А знаешь, где он учится здесь? В Амхерстском колледже.

Тесс обернулась. Чарли смотрела на нее, открыв рот. Делл стояла рядом.

– Вижу, вы неплохо поладили, – заметила Делл.

– Ну как, ты нашла книгу? – спросила Тесс у Чарли.

– Вот она, – ответила Чарли и показала пыльный фолиант.

– Почему ты мне не сказала? – упрекнула ее Чарли, когда они вышли на улицу. – Почему ты мне не сказала, что у тебя есть парень?

Тесс нажала на кнопку зеленого света на переходе через улицу и остановилась в ожидании, глядя на поток машин.

– Я не сказала тебе, потому что ты меня не спрашивала.

Дни летели за днями, недели за неделями. Прошло и Рождество, которое Тесс провела в Сан-Франциско. В Нортгемптоне установилась настоящая суровая зима. Тесс начала новый семестр в приподнятом настроении: она сожалела, что обманула Чарли насчет мифического друга, но теперь ее субботнее одиночество стало более объяснимым. Она удивлялась, что не придумала этого раньше. Тесс все больше времени проводила в «Лавке букиниста», копаясь в газетах и журналах, помогая Делл высвободить место для новых кукол и книг, наслаждаясь долгими серьезными разговорами за чашечкой кофе с Делл и многочисленными покупателями, которые с удовольствием рылись в книгах или просто заходили поболтать в маленькую лавку, где были рады каждому посетителю. Как ни странно, но Тесс полюбила и свои занятия в колледже.

Скоро весь колледж пришел в движение, потому что близился День дружбы, особый день в феврале, когда устраивались спектакли, шуточные представления, концерты и шествия. Тесс была уверена, что это делалось для того, чтобы девушки не сошли с ума от скуки среди зимних снегов. И конечно, праздник сопровождался особым обилием свиданий и встреч, которых у всех, за исключением Тесс, и так было в избытке.

Однажды за завтраком Чарли как-то загадочно посмотрела на Тесс.

– Мне надо с тобой поговорить, – сказала она. – У тебя нет лекций утром?

Тесс придвинула к себе тарелку с овсянкой и полила ее кленовым сиропом. Одна вещь в Новой Англии была определенно хороша: еда. Тесс подозревала, что с начала учебы прибавила фунтов десять. Ну и пусть, чем тут еще заниматься, кроме учебы, стирки и еды.

– У меня лекция в десять, – сказала она.

– Я освобожусь через час. Если можешь, давай встретимся в гостиной.

– Договорились. – Тесс взяла из плетеной хлебницы на столе большой рогалик. – Буду тебя ждать.

Через час Тесс уже сидела в гостиной, недоумевая, что за секреты у Чарли. Она полистала «Ньюсуик», посмотрела на весьма удачные снимки нового президента и первой леди и задумалась, не осуществится ли предсказание этого идиота – племянника Делл Брукс и не грозит ли стране в ближайшем будущем катастрофа.

– Извини, что заставила тебя ждать.

Это была Чарли.

– В чем дело?

Тесс привыкла к тому, что Чарли советовалась с ней о мальчиках, о том, как одеваться и, самое главное, как вести себя в разных непривычных ей обстоятельствах. Как будто Тесс знала ответы на все вопросы. Тесс также привыкла к тому, что Марина ни о чем не спрашивала и не нуждалась в советах. Марина была слишком занята многочисленными свиданиями и совсем замучила беднягу Виктора, таская его за собой по самым невообразимым местам. Но при всем изобилии свиданий Тесс сомневалась, что Марина поцеловалась с кем-то хотя бы раз. Да и как это было возможно, если Виктор следил за каждым ее движением?

Чарли уселась на пол напротив Тесс.

– У меня свидание в День дружбы с одним парнем из Масуниверситета.

– Он у тебя новый?

Чарли кивнула.

– Он в одной спортивной команде с Дином. Дин немного чокнутый, но этот вроде вполне нормальный.

– Как его зовут? – из вежливости спросила Тесс.

Не то чтобы это ее очень интересовало. Через неделю у Чарли появится новый поклонник. Так оно всегда было.

– Его зовут Гай. И он действительно очень хороший.

– Как и последний, седьмой по счету, с которым ты встречалась.

– Перестань насмехаться. Ты должна мне помочь. Гай на последнем курсе.

– Совсем старик.

– Понимаешь, я немного нервничаю.

– Чего же ты от меня хочешь?

– У него есть друг Джим.

Тесс заерзала на стуле.

– Я не буду так сильно нервничать с Гаем, если это будет свидание вчетвером. Если, кроме нас, будете еще вы с Джимом.

– Господи, Чарли, мы же не знакомы.

– Ну пожалуйста, Тесс!

Тесс встала со стула.

– Ты же знаешь, что у меня есть друг.

– Ну пожалуйста, Тесс. Только один раз. Мне надо привыкнуть к Гаю. Мне надо решить, стоит ли вообще с ним встречаться.

Тесс рассердилась. «Мне надо привыкнуть к Гаю». Ну конечно, решает Чарли, а не Гай. Она сама все решает. А молодые люди всегда хотят снова с ней встретиться.

– Почему ты думаешь, что Джим согласится?

– Он согласится, если Гай его попросит.

Тесс подошла к окну и взглянула на лужайку перед домом. Она посмотрела на полукруглую каменную скамью, место встреч многих поколений влюбленных, где юноши и девушки держались за руки и целовались. Где властвовал Купидон.

Как ей решиться на такое свидание? Она может вызывать только смех. «Немного толстовата, а?» – скажет Джим Гаю, когда они с Чарли пойдут в туалет. «Но она такая интересная личность. И у нее такие прелестные глазки».

– У меня другие планы на этот день, – сказала Тесс.

– Ерунда. Пойдем со мной, Тесс. Прошу тебя, не отказывайся.

Чарли не следовало настаивать. После празднования Дня дружбы обе пары отправились в клуб в Амхерсте, хотя в последний момент Тесс хотела сослаться на сильную головную боль и под этим предлогом вернуться домой, в Моррис-хаус. Или ускользнуть к Делл и попить с ней кофе. И вот теперь, сидя в баре с притушенными огнями, она жалела, что уступила уговорам Чарли.

Ее кавалер походил на чемпиона по поднятию тяжестей. Он был высокий, стройный и мускулистый, со светло-каштановыми волосами, белой кожей и румянцем во всю щеку, выгодно оттеняющим его прекрасные глаза. Всякий мог догадаться, что тут имел место сговор: как иначе такой красавец мог оказаться в компании невзрачной девушки?

– Я никогда не был в Сан-Франциско, – объявил сидящий рядом с Тесс образец мужской красоты. – Интересно, какой он?

Тесс смотрела в свою кружку с безалкогольным пивом. Ее тошнило от навязчивой любезности Джима. С другой стороны, он ведь мог бы только взглянуть на нее, рассмеяться и сказать: «Уж не хотите ли вы, чтобы я показался на людях с этой уродиной?» Тесс откашлялась и подняла кружку с пивом.

– Сан-Франциско – хороший город, – сказала она. – Это моя родина.

– Тогда расскажи нам о мосте «Золотые ворота», – подначивала ее Чарли. – Он действительно такой замечательный, как на снимках?

– Хороший мост.

Тесс хотела, чтобы они перестали к ней приставать и перенесли свое внимание на кого-нибудь еще. Она подвинулась на диванчике отдельной кабины, где они сидели, и под ее джинсами искусственная кожа диванчика неприлично скрипнула. Тесс почувствовала, как загорелись ее щеки, но надеялась, что они не подумают, будто двусмысленный звук исходил от нее. Она еще немного подвигалась, чтобы извлечь из дивана новый звук и чтобы всем все стало понятно. Но звука не получилось.

– Сан-Франциско – классный городишко, – изрек Гай со своего места на противоположном диванчике, где он сидел, вплотную придвинувшись к Чарли.

– Верно, – согласилась Тесс. Она поставила на стол кружку. – Простите, но мне надо сходить в туалет.

Джим вежливо встал.

Тесс вышла из кабины и направилась к двери с надписью «Комната отдыха», надеясь, что там есть задний выход.

К тому времени, когда юноши доставили их обратно в общежитие, у Тесс голова раскалывалась на части. Ей казалось, что у нее уже образовалась опухоль мозга.

Поднимаясь на свой этаж, Чарли выразила ей неодобрение.

– Сегодня тебя было не узнать. Обычно ты душа компании.

– Джим не мой тип.

– Но ты не дала ему проявить себя.

– Извини, что испортила тебе вечер, но я же говорила, что у меня есть друг.

– Ладно, не терзайся о моем вечере, – бросила Чарли и повернула к своей комнате. – Я поняла, что Гай мне не нравится. Но я очень надеюсь, что ты ведешь себя по-другому со своим другом. Иначе можешь распрощаться с ним навсегда. Спокойной ночи.

Тесс отперла свою дверь, вошла в комнату, упала на кровать и крепко прижала к груди подушку. Она изменится. Ей было неведомо, как и каким путем, но она обязательно изменится. Она будет совсем другой, она станет привлекательной. Никто никогда больше не пожалеет Тесс Ричардс. Она сама найдет себе поклонников. Она покажет всем, на что способна.

Глава 6

От Эдварда Джеймса можно было взбеситься. Он сознательно не называл Марину «принцесса», поэтому она из мести никогда не называла его «профессор». Он утверждал, что в этом вопросе следует своим принципам; Марина считала это откровенным проявлением дерзости. Как типичный представитель мужского племени, он верил, что его пол дает ему право на беспредельную власть. По мнению Марины, Эдвард Джеймс был одним из многих так и не повзрослевших мальчиков, которые за спиной отца примеряют его пиджак.

Марина часто спрашивала себя, не принадлежит ли и Виктор к той же категории.

Она сидела в библиотеке, пытаясь закончить реферат для профессора Джеймса, который вел курс по теме «Государственное управление». В реферате делался сравнительный анализ тонкостей судебного разбирательства у племени апачей и у древних греков. Марина сомневалась в необходимости этих знаний для управления Новокией. Но она подозревала, что, учитывая ее происхождение, Эдвард Джеймс будет к ней особенно придирчив и что, если она не заработает удовлетворительный балл, ее годовые труды окажутся напрасными. Марину мало интересовали занятия: она поступила в Смитовский колледж только для того, чтобы вырваться в Америку. Но она знала, что в случае неудачи отец запретит ей возвращаться в Нортгемптон. Уже шел март, и у нее оставалось совсем мало времени. А если она не вернется в колледж в следующем учебном году, ей придется навсегда распрощаться с Виктором.

Вот уже два года, как Марина осознала, что хочет Виктора. И все эти два года он отвергал ее не слишком деликатные заигрывания, усердно выполнял служебные обязанности и не забывал о своем скромном положении в обществе. Он был слугой, а она, Марина, недосягаемой принцессой. Чем сильнее он страшился возникновения между ними любовных отношений, тем больше возрастала решимость Марины завладеть им.

Марина окинула рассеянным взглядом зал с высоким потолком, отделанные красным деревом стены. На стенах в золотых рамах висели портреты бывших учениц, что напомнило ей родовой дворец. Она думала о том, что вместо желанной свободы обрела в Америке еще одну тюрьму. Напыщенные портреты на мрачных стенах и недосягаемый Виктор.

Марина вернулась к открытой книге, лежавшей перед ней на столе. Если она провалит этот курс, то лишится своего последнего шанса.

Марина читала, делала выписки, старалась запомнить факты. Она услышала приближающиеся тихие шаги и подняла голову. Это была еще одна студентка с охапкой книг в руках и целеустремленным выражением на лице. Наверное, девственница. Как и сама Марина.

Не то чтобы Марина держалась за свою девственность. Намекни ей Виктор, и она тут же прыгнула бы к нему в постель, прежде чем он успел опомниться. Только почему-то он не замечал ее готовности. Все безумно утомительные и бессмысленные свидания, на которые соглашалась Марина с момента приезда сюда, имели одну определенную цель – пробудить ревность Виктора. Расшевелить его душу и разжечь желание. Множество вечеров Марина провела с молодыми людьми на заднем сиденье «мерседеса», в страстном шепоте и громких поцелуях, стараясь делать вид, что ничего не случилось, если ее рука случайно задевала нечто твердое в брюках бедного страдальца, в то время как Виктор за рулем не спускал глаз с дороги и не проявлял никакого внимания к происходившему за его спиной. Как Марина ни старалась, она не могла заставить его ревновать.

Марина вернулась к своей работе. И вновь шаги отвлекли ее от чтения. Она подняла голову: на этот раз это была не студентка, а сам профессор Джеймс. «Проверяет меня, – подумала Марина. – Наверное, вернулся из туалета».

Профессор улыбнулся Марине и задержал на ней взгляд. Словно не замечая его, она вновь уткнулась в книгу. Неотразимый душка-профессор средних лет, подтянутый, широкоплечий, с чуть тронутыми сединой висками и томными серыми глазами. Он, вероятно, привык, что его строгий английский облик производит неизгладимое впечатление на всех студенток без исключения.

Марина усмехнулась и захлопнула книгу. Сколько бы раз она ни ловила на себе восхищенные взгляды профессора Джеймса и скольких бы поклонников ни подвергала пытке на заднем сиденье «мерседеса», это ничего не меняло. Ей был нужен только один мужчина – Виктор.

Однажды это у них чуть не произошло...

Марина наклонила голову, разглядывая гладкую поверхность деревянного стола и вспоминая, как все случилось.

Это было еще дома, в Новокии. Виктор отвез ее в загородный замок, где позже к ним должны были присоединиться мать, сестра и несколько слуг. Королева хотела организовать здесь «девичник», еще одна из многих попыток королевы установить мир между Мариной и Алексис.

Но вечером разразилась гроза, и телефонный звонок королевы известил Марину, что они не могут приехать, так как потоки воды разрушили мост. Марина и Виктор остались наедине в огромном старом замке в лесу.

Виктор разжег камин в просторной гостиной. Марина пожаловалась, что ей страшно оставаться одной в своей комнате, и Виктор предложил бодрствовать всю ночь. Марина разлила в бокалы вино, а Виктор нашел в кладовой банки с консервированной фасолью, свининой и горошком и разогрел их на ужин. Марина в жизни так вкусно не ела.

После ужина, закутавшись в одеяла, они расположились у огня. Марина спросила Виктора, считает ли он ее красивой. И он, нежно коснувшись ее лица, ответил:

– Вы самая прекрасная женщина в мире.

Марина закрыла глаза, ожидая, что его губы вот-вот прижмутся к ее губам. Когда же этого не случилось, она открыла глаза и увидела, что Виктор отодвинулся от нее и подкладывает дрова в камин.

Он никогда не вспоминал об этом вечере и никогда больше не подходил к ней так близко. И весь прошедший с тех пор год Марина вела себя так, будто ничего этого не было.

Марина подняла голову и посмотрела на стенные часы: Виктор должен был встретить ее у библиотеки в девять часов, а сейчас было только восемь пятнадцать. Но она не могла больше сидеть здесь, предаваясь мечтаниям. Глупо фантазировать о том, чем бы тогда все могло кончиться.

Профессор Джеймс снова прошел мимо. Марина чувствовала, как его глаза сверлят ей затылок. Еще мгновение, и он подойдет и спросит, как идет работа над рефератом. В данный момент у нее не было никакого желания обсуждать апачей.

Марина быстро встала и собрала вещи, но ее взгляд упал на ту самую студентку-девственницу, которая теперь, сгорбившись, рылась в каталоге. Марина посмотрела на жидкие пряди ее волос, вельветовые джинсы с пузырями на коленях и куртку с прилипшими к ней нитками и пушинками. «Неудивительно, что ты все еще девственница», – подумала Марина. Затем снова вспомнила о Викторе и закипела от гнева. «Нет уж, – поклялась она себе, – я не пополню ряды смитовских девственниц, ведь у меня есть любимый человек».

Марина вышла из библиотеки с одной мыслью в голове: Виктор сейчас у себя в квартире, он будет там почти до девяти, потом спустится по лестнице, дойдет пешком до библиотеки и, как положено, будет ждать свою подопечную.

– Только не сегодня, – сказала Марина, и ее голос громко прозвучал в холодом вечернем воздухе. – Сегодня все будет по-другому.

Опьяненная свободой и решимостью, Марина одна прошла через студенческий городок. Она направлялась к Виктору, чтобы объявить ему о своей любви. Она докажет ему, что принадлежит к новому поколению и что устаревшие провинциальные законы, запрещающие лицам королевской крови встречаться с простолюдинами, давно отжили свой век, никому больше не нужны и не имеют никакого значения. Стоит убедить его в этом, и тогда наконец она добьется своего: он ляжет с ней в постель.

Еще не растаявший снег скрипел под ногами, дыхание туманным облачком вырывалось изо рта. Наконец-то Марина возьмет все в свои руки. Как и положено принцессе. Это она должна принимать решения, а не ее слуга. Он ее полюбит, она заставит его полюбить себя.

Марина спустилась по горке вниз, к своему общежитию и посмотрела через улицу на окно Виктора. В нем горел свет.

Она остановилась, прежде чем перейти улицу, и в изнеможении прислонилась к стволу высокого дуба. Именно в это мгновение Марина заметила движение при входе в подъезд Виктора, около двери, ведущей к ее счастью и освобождению.

Некто вышел на улицу и закрыл за собой дверь. Это был не Виктор. Это была женщина.

Марина окаменела. Она наблюдала, как фигура двинулась по тротуару. Когда женщина проходила под фонарем, Марина узнала в ней Делл Брукс, хозяйку книжного магазина, куда она заходила несколько раз вместе с Чарли и Тесс. Делл Брукс, подруга матери Тесс, которая, в свою очередь, стала подругой Тесс. Как видно, она также стала и подругой Виктора. Ее Виктора.

Марина продолжала прятаться за деревом. Сознание одиночества постепенно наполнило горечью ее душу. Одиночества и предательства. У Виктора роман с Делл Брукс, свободной женщиной, а не принцессой, которой придется отвечать перед королем и страной, если она последует велению своего сердца.

Марина с трудом сдержала слезы и поплелась через грязь и снег обратно в библиотеку, чтобы ждать там появления Виктора и вновь выступать в привычной роли принцессы.

– Что вы сегодня такая молчаливая? – спросил Виктор, когда они шли к общежитию.

Марина запахнула воротник пальто, придерживая его рукой.

– У меня разболелась голова.

– Сегодня холодно.

Виктор тоже поднял свой меховой воротник.

Марина не отвечала.

На веранде при входе в общежитие Виктор открыл дверь, заглянул внутрь и только тогда пропустил Марину вперед.

– Встретимся утром, – сказал он.

И снова боль в сердце помешала ей ответить.

С трудом она добралась по лестнице до четвертого этажа и устало вошла в комнату. Села на край кровати и тихо, как и полагается принцессе, заплакала. Как Марина ни старалась, она не могла побороть ощущения, что в ней поселился другой человек, стремящийся вырваться наружу и свободно жить в окружающем его мире. Мире, где люди могут открыто выражать свои чувства, делиться надеждами, мечтами и где никто не предопределяет заранее их судьбу. Ей было ненавистно сознание, что ее чувства подлежали запрету, что долг и обязанности связывают ее крепче цепей. Больше всего на свете Марина жаждала Виктора и его любви. Она обняла себя руками и сжалась в комок, стремясь подавить свою муку и остановить слезы.

– Марина.

Это были Чарли и Тесс.

– В чем дело, Марина? – спросила Чарли.

– Ничего особенного. – Она встала и вытерла слезы. – У меня ужасная головная боль. И еще месячные.

Разве могут эти две девушки, примерная ученица Чарли и странная богемная Тесс, когда-нибудь понять ее жизнь и проблемы?

– Ненавижу месячные, – сказала Тесс. – Моя мать называет их проклятием.

– У меня есть грелка, Марина, – вмешалась Чарли.

– Может, примешь мидол? – предложила Тесс. – У тебя уже началось? У меня раньше были такие боли, что меня рвало.

– Моя мать заставляла меня ездить на велосипеде, – сказала Чарли.

– Ну да. Спорт излечит все. Главенство ума над материей и вся прочая ерунда.

Марина скорчилась на кровати. Она больше не могла сдерживать слезы.

– Это не месячные, – призналась она. – Это из-за Виктора.

Девушки замолчали.

Марина закрыла лицо руками и разрыдалась. Боль пульсировала в висках, сжимала сердце и грудь. Никогда прежде за всю свою жизнь Марина не плакала на людях. Она пыталась сдержаться, но всхлипывала все сильнее, хотела запретить себе плакать и не могла.

Она почувствовала у себя на плече ласковую руку.

– Марина, что случилось? – спросила Чарли.

Марина не решалась открыть лицо.

– Господи, Марина, что он сделал?

Это была Тесс.

– Ничего, – потрясла головой Марина и снова всхлипнула. – Абсолютно ничего.

Девушки снова замолчали.

– Что бы там ни было, не надо преувеличивать, – наконец заговорила Чарли. – Расскажи нам все по порядку.

– Тебе станет легче, вот увидишь, – добавила Тесс.

Постепенно рыдания Марины стихли. Сквозь невысохшие слезы она видела Чарли, сидевшую рядом на кровати, и Тесс – напротив на стуле.

– Он не понимает, – начала она. – Он не понимает, как сильно я его люблю. – Она встала, подошла к окну и до конца опустила жалюзи. – Ну вот я все и сказала. Я люблю Виктора Коу. Я люблю своего телохранителя, будь он проклят, а ему на меня наплевать.

Чарли смущенно кашлянула.

– Боже мой, – удивилась Тесс. – Ведь у тебя куча поклонников.

Марина чуть не рассмеялась.

– Куча поклонников, вы говорите? Вы хотите сказать, куча мальчишек. Ведь они всего-навсего мальчишки. Глупые маленькие дети. – Она прижала руку к сердцу. – А Виктор мужчина. Гордый, как все мужчины моей страны. Вам этого не понять. Ни за что на свете. Когда-нибудь я буду править Новокией. Я буду королевой. Мне нужен сильный мужчина. Виктор именно такой.

Марина почти не слышала своих слов. Впервые в жизни она вслух высказывала свое мнение, и мысли мчались, обгоняя друг друга. А еще быстрее их обгоняли слова.

– Я его люблю, – торопясь говорила она, – но это безнадежно. Он телохранитель. А я принцесса. Вы не представляете, что это такое. Вы можете выбрать любого молодого человека. Это не имеет никакого значения. Это не повлияет на будущее вашей страны.

– А он знает, что ты его любишь? – спросила Тесс. – Ты ему сказала?

– Зачем? Это только создаст новые проблемы. Кроме того, у него теперь есть другая, – добавила Марина, повесив голову. – Я слишком долго откладывала признание.

– У него есть другая? – переспросила Чарли. – Здесь?

– Да, – подтвердила Марина и пристально посмотрела на Тесс. – Это твоя подруга, Тесс. Делл Брукс.

Тесс удивленно моргнула.

– Делл? Господи, да она одного возраста с моей матерью.

– Виктор не намного моложе. Ему за тридцать.

– Ты уверена, Марина? Не могу поверить, чтобы Делл...

– Тебе придется поверить. Я видела все собственными глазами.

– Может, они просто друзья, – заметила Чарли.

– Американцы очень наивны, – рассмеялась Марина.

– Все-таки ты должна ему сказать, – настаивала Тесс.

– Я не могу.

– Нет можешь. Но не хочешь.

Марина взглянула на Тесс. Ну что может понимать этот невоспитанный подросток? Или эта долбежка Чарли, которая считает, что счастье зависит от того, сколько у тебя свитеров из ангоры?

– Ты не хочешь ему сказать, потому что боишься, – продолжала Тесс. – Ты боишься, что он не ответит тебе взаимностью и это причинит тебе боль.

– Похоже, ты хорошо знаешь, о чем говоришь, – заметила Чарли.

– Я говорю правду. Может быть, мы, американцы, и наивны, но мы знаем, что страдание – это часть жизни. Возможно, вы там, в Новокии, этого не понимаете. Мне кажется, ты должна все сказать Виктору. И дело с концом.

– Кто знает, как он отреагирует. Может быть, совсем не так, как ты думаешь, – сказала Чарли.

Марина посмотрела на опущенные жалюзи. Виктор думает, что она легла спать, что она в полной безопасности. Он не догадывается, что именно он причиняет ей боль, а не неведомые злоумышленники, якобы прячущиеся за каждым кустом.

Марина повернулась к своим подругам, Чарли и Тесс. Она напомнила себе, что приехала в Америку также для того, чтобы обрести друзей. Она хотела чувствовать себя нормальной девушкой. Вероятно, Чарли и Тесс были более «нормальными», чем она о них думала. И, возможно, Чарли и Тесс все-таки правы.

– Так вы мне поможете? – спросила Марина. – Вы мне поможете разработать план действий?

Они решили, что Марине следует подождать до воскресенья. Она должна сдать своей реферат в понедельник, но постарается закончить его раньше, а Виктору скажет, что ей необходимо поработать в библиотеке Масуниверситета.

В нашей библиотеке совсем нет материалов об апачах, соврет она ему. Они надеялись, что Виктор не предложит воспользоваться книгами в лавке Делл.

Он не предложил. Марина провела час в библиотеке Масуниверситета, листая книги и делая ненужные выписки. Ей было нелегко притворяться, так как Виктор настоял, что будет находиться поблизости. В конце концов, университет – это не Смитовский колледж, и кругом было слишком много людей, что увеличивало опасность.

Марина закончила работу, они вышли наружу и направились к машине под лучами еще ярко светившего солнца. Она не стала садиться на заднее сиденье, а объявила, что сегодня хочет ехать впереди, рядом с Виктором.

Виктор нахмурился.

– Мне надоело смотреть на мир сквозь темные стекла, – пожаловалась она.

Виктор, не говоря ни слова, открыл дверь, и Марина села на переднее сиденье.

В молчании они доехали до дороги номер девять. Когда Виктор повернул к Нортгемптону, Марина начала плакать. Она удивилась, как легко это у нее получается.

– Я скучаю по Новокии, Виктор, – жаловалась она. – Я скучаю по горам.

Виктор задумался, потом медленно кивнул.

– Естественно, что вы скучаете по родине. Мы уже давно не были дома.

Марина молчала, продолжая лить слезы. «Мерседес» не спеша ехал вперед мимо автомобильных стоянок, мимо рощ и аллей, мимо фруктовых садов, фермерских построек и церквей с высокими белыми шпилями.

– Мне бы хотелось, чтобы вы свернули на сорок седьмую дорогу, – сказала Марина, наконец нарушив молчание.

– Но ведь мы едем в Нортгемптон, – ответил Виктор, глядя только прямо.

– Я знаю. Но мне хочется посмотреть на горы.

Виктор взглянул на нее, затем вновь перевел взгляд на дорогу. Он не был таким красивым, как многие молодые люди, с которыми встречалась Марина, он не был таким чистеньким и отутюженным, как американцы, он вообще не походил на американца. Но это был Виктор, и наконец-то он будет принадлежать ей.

– Девочки объяснили мне, откуда можно увидеть горы. Это в парке Скиннера, на самом верху, там, где «Дом на вершине». – Она помолчала, потом добавила: – Отвезите меня туда.

Они подъехали к перекрестку, и Марина задержала дыхание. Она не знала, выполнит ли Виктор ее просьбу: вполне возможно, он догадался о расставленной ею ловушке. Но вот он включил знак поворота, и машина свернула налево, на дорогу номер сорок семь.

Дорога, извиваясь, шла вверх, но короткий подъем показался Марине бесконечным. Вокруг расстилались вспаханные поля с редкими навесами для сушки табака, амбарами и неожиданными, оставшимися от лета рекламными объявлениями о продаже клубники и кукурузных початков. Справа сонно и неторопливо извивалась река Коннектикут, прямо впереди, в весеннем небе, вырисовывались зубцы гор. Созерцание пейзажа отвлекало от мыслей о том, что ждало ее на вершине.

Наконец Марина заметила небольшой указатель поворота налево, к горе Скиннер.

Они поднимались все выше и выше. Кое-где дорога обледенела, а местами была испорчена снегоуборочными машинами, оставившими на ней опасные ямы и колеи.

– Нам надо на самый верх, – сказала Марина.

Виктор молча выполнял ее приказания.

«Мерседес» миновал надпись, объявлявшую, что они находятся на полпути к вершине. У Марины сильнее забилось сердце, она еле сдерживала дрожь нетерпения.

Виктор притормозил на опасном, крутом повороте. «Мерседес» заскользил по льду, затем выправился. Виктор продолжал молчать.

Сердце Марины застучало еще сильнее.

Наконец они достигли вершины.

– Некоторые девушки приезжали сюда в День отдыха, – сказала Марина. – Хотите полюбоваться видом?

Виктор выключил мотор, вышел из машины и открыл дверцу с ее стороны. Выходя, она как бы случайно коснулась его рукой. Затем направилась к «Дому на вершине», большому, белому, похожему на настороженную птицу в гнезде. Марина повернулась к Виктору. И вдруг за его спиной, через его плечо, она увидела необыкновенный пейзаж. Девушка невольно вскрикнула.

Виктор проследил за ее взглядом.

– Вот это да! – изумился он.

Они стояли не двигаясь, тронутые до глубины души. Далеко внизу перед ними расстилалась долина, река Коннектикут змеей извивалась через голые вспаханные поля, мимо ниточек дорог, мимо домов, похожих на жилища лилипутов или на картонные декорации игрушечного театра. Оранжевое солнце медленно погружалось за отдаленные черные силуэты гор; маленький самолет кружил где-то внизу.

– Это великолепно, – сказал Виктор.

Марина закрыла глаза и постаралась успокоиться. Затем открыла их и придвинулась к Виктору. Она взяла его под руку.

– А ты еще лучше, – тихо сказала она.

Он повернул к ней голову, их глаза встретились. Трепет в ее груди усилился, она привстала на цыпочки и поцеловала его легким поцелуем один, потом другой раз.

– Виктор, – прошептала она, – знаешь ли ты о моих к тебе чувствах?

Он смотрел ей в глаза. Он не улыбался. Но и не хмурился.

– Принцесса... – нерешительно начал он.

Она прижала палец к его губам.

– Молчи, – сказала она. – Ничего не говори. Я хочу, чтобы ты меня любил. Я хочу, чтобы мы стали любовниками.

Она обняла его и снова поцеловала, на этот раз раскрыв губы. Его дыхание было теплым, влажным.

– Принцесса, что вы делаете? – спросил он чуть слышным шепотом.

– Я занимаюсь любовью с мужчиной, которого люблю.

Марина коснулась своим языком кончика его языка. Она гладила его спину; ей показалось, что она услышала его стон.

Чтобы не нарушить сказку, она быстро, стремительно повела его обратно к машине. Все шло, как запланировали Чарли, Тесс и она сама. Марина открыла заднюю дверцу и втянула его внутрь, он закрыл дверцу.

– Принцесса... – начал опять Виктор.

Но рука Марины уже была на пряжке ремня его выгоревших джинсов. Она так ловко расстегнула молнию, что сама удивилась. Внезапно его плоть оказалась у нее в ладони. На этот раз она точно услышала стон.

Он потянулся к ней. Она сняла с себя куртку; он через голову снял с нее свитер. Если Виктор и удивился, что на ней нет лифчика, то ничего не сказал. Вместо этого он наклонился и лизнул ее грудь, сначала одну, потом другую. Напряжение внутри нее росло, становилось невыносимым.

Виктор потянул вниз ее брюки, и она помогла ему их снять. Он положил ей руку между ног, и его палец проник внутрь. Марина вздрогнула от внезапной резкой боли.

– Я люблю тебя, – прошептала она.

– И я вас тоже люблю, – произнес он нежным, ласковым голосом, которого Марина прежде никогда не слышала. – Я так сильно люблю вас, моя принцесса.

Он лег на нее, и ее вновь пронзила острая боль. Она вскрикнула.

Он коснулся ее лица, щеки.

– Принцесса, я делаю вам больно.

Она покачала головой

– Нет, нет. Пожалуйста, не останавливайся.

Он все-таки остановился.

– Я сделал вам больно. Я не хотел.

Она вцепилась в его спину и притянула к себе.

– Не останавливайся, – просила она.

Он опять начал двигаться. На этот раз боли не было.

– Я люблю тебя, – снова повторила она.

Он поднял голову и крикнул:

– Принцесса!

Марина лежала неподвижно, чувствуя, как ее наполняет горячая влага. Виктор учащенно дышал, затем обмяк, навалившись на нее всей своей тяжестью. Она прижимала его к себе и гладила по голове. И еще она улыбалась. Она сделала Виктора счастливым. Она отдала ему себя. Она отдала ему принцессу. Чего никогда не могли бы сделать Делл Брукс и любая другая простолюдинка. Наконец-то Виктор Коу был в ее власти.

Уже стемнело, когда Марина возвратилась в Моррис-хаус. Она мечтала запереться в комнате и лечь в постель. Она хотела в одиночестве насладиться воспоминаниями о его нежном прикосновении и той липкой сладковатой влаге, которую он оставил у нее внутри. Но когда она открыла дверь в комнату, то нашла там Чарли и Тесс.

– Боже мой! – воскликнула Тесс, увидев лицо Марины. – Она это сделала. Я хочу сказать, они это сделали.

Марина улыбнулась.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Чарли.

– Как никогда, – ответила Марина. – Только я очень устала. Не могли бы вы уйти?

– Вот еще, – запротестовала Тесс. – Мы хотим узнать все пикантные подробности.

Марина покачала головой.

– Пошли, Тесс, – позвала Чарли. – Она хочет остаться одна.

– Ну и дела, – пробормотала Тесс, когда они направились к двери.

– Девочки! – позвала Марина, и они остановились. – Спасибо вам.

Никогда ее благодарность не была такой искренней.

На следующее утро Виктор, как обычно, ждал Марину у входа в общежитие, чтобы проводить ее на лекцию. Она опаздывала, потому что слишком много времени потратила, меняя прическу и пробуя разные наряды, пока не остановилась на белой шелковой блузке и черной джинсовой юбке. Она хотела как можно лучше выглядеть для Виктора; она хотела показать, как прекрасно она себя чувствует; она хотела, чтобы он тоже чувствовал себя хорошо. Захочет ли он ее, если она «нечаянно» коснется того самого места?

Когда Марина появилась на веранде, Виктор кивнул и поздоровался с ней как обычно, как делал каждое утро. Но это утро было особенным, и Марина улыбнулась ему в ответ.

В молчании они дошли до учебного корпуса. Виктор держался на некотором расстоянии, и у нее не было никакой возможности коснуться его «нечаянно» или еще как-нибудь. «Молодец, – похвалила Марина. – Глаза есть повсюду». Она гордилась его уважением к ней и его заботой.

Это был очень занятой день для Марины. Она сдала свой реферат. Эдвард Джеймс сдержанно кивнул, когда она протянула ему аккуратно напечатанную рукопись в виниловой папке. После лекции по государственному управлению была английская литература, потом лекция по музыке и затем разговорный испанский. Марина почти не виделась с Виктором, но думала о нем весь день.

Когда он встретил ее после вечерней лекции, она решила, что они вместе поужинают.

– У меня сегодня дела, – объявил Виктор по пути к общежитию.

– Прости, я не расслышала.

– Я сказал, что у меня есть дела. Вы всегда занимаетесь по вечерам в понедельник. Я тоже бываю занят. Прошу меня извинить.

От изумления Марина потеряла дар речи. Он бывает занят. Чем он бывает занят? А может быть, кем? Может быть, это Делл Брукс? Она почувствовала горечь во рту.

Виктор подхватил ее под локоть и довел до общежития. Все ее упорные старания, все ее надежды и мечты как дым рассеивались с каждым шагом. Он ее не хотел, он ее не любил. Он всего лишь воспользовался ее слабостью. Он хотел только одну женщину: Делл Брукс. Старую неприглядную Делл Брукс.

Они поднялись по лестнице. Виктор открыл для нее дверь комнаты и сказал:

– Входите. И поспешите, а то опоздаете на ужин.

Марина не двигалась с места. Он повернулся, чтобы уйти.

– Виктор! – позвала она.

Он смотрел на нее, и его далекий взгляд и поведение ничуть не отличались от обычной манеры держаться. Как будто вчера между ними ничего и не было.

– Разве ты не поцелуешь меня на прощание? – пролепетала она.

Он секунду смотрел ей прямо в глаза, потом покачал головой:

– Это скверная идея, принцесса.

Она топнула ногой.

– Черт возьми, Виктор, что ты все-таки делаешь сегодня вечером?

– Я уже сказал вам, у меня другие планы, – повторил он.

– Ты настоящий подлец, – сказала она в бешенстве.

Он повернулся, чтобы уйти.

– Скажи, что может быть важнее свидания со мной?

– Вы говорите, как избалованная принцесса. Как ваша сестра.

– Я совсем не Алексис, Виктор. Но я принцесса. И ты обязан мне отвечать.

Она удивилась резкости своего тона.

– Нет, – спокойно произнес он. – Я только ваш телохранитель. И я отвечаю только перед вашим отцом.

Марина почти до крови искусала губы. Две девушки пробежали вверх по лестнице, смеясь и разговаривая.

– Если вы так настаиваете, я вам скажу. Мы собираемся в кафе каждый понедельник.

– Я могла бы пойти с тобой, – попросила Марина. – Мне не надо сегодня заниматься.

Виктор покачал головой:

– Это не те люди. Им не слишком нравятся принцессы.

Марина прислонилась к двери комнаты.

– Что все это значит?

Виктор провел рукой по своим длинным волосам. Марина заметила, что теперь они были длиннее, чем когда они много месяцев назад приехали а Америку.

– Это люди, придерживающиеся левых взглядов. Мы беседуем... о социализме.

– Ты хочешь сказать, о коммунизме?

– Нет, о социализме. Для блага народа.

– Какого народа?

Виктор неопределенно помахал в воздухе рукой.

– Всех народов. Всех народов без исключения. А теперь, пожалуйста, будьте послушной принцессой и идите к себе.

Ей захотелось дать ему пощечину. Она подняла руку. Он схватил ее за запястье.

– Прошу вас, принцесса, – сказал он сдержанно.

Ее глаза наполнились слезами.

– Неужели для тебя это было шуткой? Неужели ты хочешь забыть о вчерашнем?

Ладонью он стер слезы с ее лица, затем повернулся и пошел вниз по лестнице.

Марина пропустила ужин. Она сказала Чарли, что у нее много «хвостов», и осталась в своей комнате. Она пролежала, не смыкая глаз, почти всю ночь. Проблема, как она понимала, заключалась в том, что она голубых кровей, а он незнатного происхождения. Все было просто и одновременно очень сложно. Виктор ее любит. Он сам сказал ей об этом. Значит, оставался только один выход. Где-то в середине ночи она приняла решение. Она скажет Виктору, что хочет выйти за него замуж. Она скажет ему, как сильно его любит, что согласна ради этой любви даже отказаться от трона. Пусть Алексис правит Новокией после отца, какая ей разница. Главное, она обретет свободу и они с Виктором будут вместе.

Утром Марина встала и не спеша оделась. Она услышала, как Чарли отправилась на свою утреннюю пробежку, потом до самого верха подняла жалюзи и тихо спустилась вниз, чтобы там ждать Виктора.

В восемь пятнадцать входная дверь открылась, и в общежитие вошел человек. Марина поняла, что это не Виктор, и быстро отвела взгляд.

– Принцесса! – услышала она знакомый голос, но это не был голос Виктора.

Марина посмотрела на вошедшего. Перед ней стоял Николас Фурман, преданный друг и помощник короля Андрея.

Она вскочила со стула.

– Николас! – вскрикнула Марина. – Что вы здесь делаете? Я жду Виктора.

Николас дружески обнял ее.

– Рад вас видеть, принцесса. Вы прекрасно выглядите.

– Я тоже рада вас видеть, Николас. Как отец? Как чувствует себя мама?

– Они здоровы. Так же, как и ваша сестра, хотя вы о ней не спрашиваете.

Марина сморщила нос, и они оба рассмеялись. Отнюдь не лучшие отношения между Мариной и Алексис были прекрасно известны не только во дворце, но и во всем мире.

– Я приглашаю вас на завтрак, – сказал Николас. – Я вам все объясню. Вы, наверное, знаете хороший ресторан поблизости.

– Да, но давайте подождем Виктора.

Николас помолчал всего секунду, но эта секунда наполнила ужасом душу Марины.

– Виктор не придет, – сказал Николас. – Он возвратился в Новокию. До конца вашей учебы в колледже теперь я буду вашим телохранителем.

Глава 7

Это было первое воскресенье после начала нового учебного года в Смитовском колледже, и Чарли теперь была второкурсницей. Совершая свою обычную утреннюю пробежку вокруг Райского пруда, Чарли с оптимизмом думала о будущем и тех возможностях, которые оно ей сулило. Она закончила первый курс в числе лучших и сохранила стипендию; ее жизнь была на подъеме.

Следуя изгибу дорожки, Чарли оказалась на открытом месте, откуда был виден весь пруд. Вдали медленно плыли два лебедя, пара лебедей, супругов до самой смерти. Чарли улыбнулась. Может быть, в этом году она тоже найдет себе пару; может быть, такой парой окажется Венс Ховард из Амхерстского колледжа, с которым она познакомилась, когда ехала на автобусе из аэропорта, и с которым у нее сегодня было свидание. Чарли была рада, что этим летом опять работала в магазине Фелисии, часть заработанных денег она потратила на дорогую одежду: бежевое кашемировое платье, юбку и жилет из бархатистой замши и ансамбль – кремовую блузку и коричневые брюки. Если она решила заиметь состоятельного мужа, такого, как Венс Ховард, чей отец был конгрессменом, ей следовало и одеваться соответствующе. Остальное не представляло труда. Весь вопрос был в том, что ей надеть сегодня вечером. Венс пригласил ее на симфонический концерт, а потом на поздний ужин. Чарли решила, что положится на выбор Тесс и Марины.

Она думала, как девушки переменились после лета. Тесс теперь пользовалась косметикой. Она похудела и вместо длинных юбок и вышитых крестьянских блузок носила свитеры и облегающие джинсы. Каждое утро она подвивала волосы и надевала множество серебряных украшений. Она даже стала привлекательной. Наверное, все это делалось ради ее друга, возвращающегося в Амхерст, хотя Тесс пока не упоминала о его приезде.

Марина тоже стала другой, хотя эту перемену нельзя было отнести к числу положительных. Она была все такой же элегантной и красивой, но уныние, поселившееся в ней после отъезда Виктора, углубилось еще больше. Чарли не знала, как Марина провела лето, она об этом не рассказывала. Когда Чарли спросила Марину, виделась ли она с Виктором в Новокии, Марина просто покачала головой и переменила тему.

Что же касалось самой Чарли, то летом она много работала над собой, стараясь совершенствоваться и расширять свой кругозор, не ограничиваясь одним только колледжем. И теперь, более чем когда-либо, она была полна решимости во что бы то ни стало добиться лучшей жизни. Она начнет прямо сегодня вечером. Она начнет с Венса. И прежде всего она назначит ему встречу под аркой «Квадрата». Если уж она поставила себе целью найти парня с деньгами, то пусть он думает, что она тоже не из бедных.

Чарли мысленно попрощалась с лебедями, вытерла пот со лба и повернула к своему общежитию. Несмотря на кашемировое платье, замшевую юбку и шелковую блузку, Чарли по-прежнему зарабатывала себе на жизнь уборкой в столовой.

– Ты похожа на «красотку в квадрате», – объявила Тесс, когда Чарли прошлась перед ней в кашемировом платье.

Чарли сделала вид, что обиделась.

– Еще слишком жарко для кашемира, – заметила Марина; в этом году у нее почему-то сильнее чувствовался акцент. – Кашемир надевают после пятнадцатого октября.

Чарли улыбнулась, но не сказала, что у них в Питсбурге до пятнадцатого октября позволено все что угодно, но только не включать отопление. Даже если ты погибаешь от холода.

– Никакого кашемира до пятнадцатого октября и ничего белого до Дня поминовения погибших в войнах, – подхватила Тесс и спросила: – Когда он за тобой приедет? Мне хочется посмотреть на сына американского конгрессмена.

Со вздохом Чарли стянула с себя кашемировое платье и сняла с вешалки шелковый ансамбль – блузку и брюки. Следовало проверить, хорошо ли он отглажен. Чарли не собиралась говорить подругам, что Венс будет ждать ее у «Квадрата», ей не хотелось ничего объяснять.

– Между прочим, я встречаюсь с ним у музея, – сказала она, надевая шелковые брюки и застегивая молнию. – Он не знает, где что у нас находится.

– Неужели так трудно найти наш Моррис-хаус? Он что, плохо соображает?

– Возможно, что и плохо. – Чарли застегивала пуговицы на блузке. – Но он безумно красив.

– И к тому же еще богатый.

– Ансамбль сидит на тебе прекрасно, – вмешалась Марина. Чарли готова была расцеловать ее за то, что она переменила тему. – Если бы у меня вечером было свидание, я бы надела только его.

– А почему бы тебе сегодня тоже не пойти на свидание? – спросила Тесс.

Марина встала с неубранной, заваленной нарядами постели Чарли.

– Я могу задать тебе тот же вопрос. Твой друг уже возвратился в Амхерст?

– Он на последнем курсе. У него много дел.

– Понятно, – язвительно произнесла Марина.

– Перестаньте, вы двое, – остановила их Чарли. – Я не позволю вам ссориться у меня в комнате.

Чарли рассматривала себя в зеркале и думала о том, что следует обязательно заниматься бегом, потому что благодаря спорту она сохраняла стройную, подтянутую фигуру, где надо тонкую, а где надо округлую. И еще ее беспокоило непонятное противостояние, недавно возникшее между Тесс и Мариной. Наверное, Марина никак не может примириться с потерей Виктора и вымещает свое раздражение на Тесс. Чарли подозревала, что обе они чувствовали бы себя значительно счастливее, если бы сегодня вечером тоже отправлялись на свидание.

– Ты еще не знаешь, что такое настоящая ссора, – рассмеялась Марина.

– Неправда, знаю. Разве ты забыла, что у меня пятеро братьев и сестер?

– А у меня одна сестра, но она переспорит кого угодно.

– Почему она не приедет учиться сюда? – спросила Тесс.

– Потому что я не хочу.

– Разве все всегда делается по-твоему?

– Я наследница престола, – ответила Марина. – Конечно, все мои желания исполняются.

Впервые Марина похвасталась своим положением.

– Прости нас незнатных, что осмелились тебе перечить, – уколола ее Тесс.

– Я уверена, что Марина просто не так выразилась, когда говорила о сестре, – сказала Чарли.

– Нет, я имела в виду именно это.

– Ты не оговорилась? – нахмурилась Чарли.

– Могу повторить. Моя сестра – полная идиотка.

– Ты знаешь, как говорят: у всякого о всяком свое мнение, – рассмеялась Тесс.

Чарли не знала, как ей остановить Тесс. Она не желала, чтобы кто-то портил ей настроение перед вечерним свиданием.

– Даже если Алексис идиотка, – сказала Чарли, – наверное, ей нелегко всегда быть на втором месте.

– Моя сестра умеет показать мне, что не считает себя второй. Она не захотела учиться в колледже, потому что выходит замуж.

– Она выходит замуж? – заинтересовалась Чарли.

– В июне. За лорда Джонатана Дюваля. Жениха с титулом, но без денег.

– В двадцать лет еще рано выходить замуж, – заметила Тесс.

– Но не для Алексис, которая хочет обскакать сестру и поскорее произвести на свет наследного принца, – уточнила Марина.

– Первого внука короля, – пояснила Чарли.

– Следующего после меня наследника престола, если у меня не будет детей.

– Алексис не любит этого, как там его, лорда?

– Алексис любит только одну себя. Джонатан Дюваль – это средство. Путь к достижению цели.

Марина отбросила назад свои длинные черные волосы, и Чарли в который раз поразилась ее красоте, ее белоснежной коже и глубине глаз. Хотя Марина была невысокого роста, ее манера держаться говорила сама за себя: в ней чувствовались уверенность, благородство, высокое происхождение. Чарли посмотрела на спортивный костюм Марины: на любом другом это был бы просто спортивный костюм и не больше, но только не на Марине. Марина носила его, словно элегантное бальное платье. Аккуратно развешивая свой шелковый ансамбль на плечики, Чарли думала о том, что, сколько бы денег она ни тратила на одежду, ей все равно не дотянуть до Марины. До ее класса.

– Возможно, вы удостоитесь чести познакомиться с Алексис. Перед моим отъездом сюда она грозилась прилететь в Америку за подвенечным платьем, – сказала Марина и с этими словами скрылась в своей комнате.

– Можешь себе представить этих двоих вместе? – шепнула Тесс, обращаясь к Чарли.

Если в соседней комнате Марина и слышала замечание Тесс, то никак его не прокомментировала.

– Как насчет вечеринки у нас в мужском общежитии? – предложил Венс, спускаясь по крутой широкой лестнице Спрингфилдского концертного зала.

– Я думала, мы пойдем в ресторан, – напомнила Венсу Чарли.

В прошлом году она побывала всего на одной такой вечеринке, и даже после стирки от ее платья несло пивом и табаком.

Они пересекли небольшой сквер, миновали старинную белую церковь и пошли по улице с красными кирпичными домами по обеим сторонам.

– Мне надо хотя бы на пару минут забежать к себе в общежитие, чтобы отметиться. После мы можем уйти.

– Согласна, – улыбнулась Чарли.

Он распахнул перед ней дверь английской спортивной машины.

Все сорок пять минут, пока они ехали от Спрингфилда до Амхерста, Венс болтал о чем попало: о себе, отце-конгрессмене и офисе в Нортгемптоне, в открытии которого Венс недавно участвовал, чтобы отец был поближе к своим избирателям.

– Во время последней избирательной кампании отец обещал гражданам, что станет более доступным, – рассказывал Венс. – Времена меняются. Политики тоже. После Уотергейта требования к кандидатам возросли.

Судя по его тону, он считал это несправедливым. Чарли легко соглашалась с ним, хотя в действительности ей было все равно. Она наслаждалась ездой в дорогом автомобиле и хотела, чтобы все, кого они обгоняли, завидовали девушке в модном шелковом костюме. Она чувствовала себя на своем месте.

– Моя подруга встречается с парнем из Амхерста, – вставила Чарли, когда Венс на секунду смолк.

– Как его зовут?

Чарли задумалась.

– Кажется, Питер. – Чарли не могла вспомнить фамилию друга Тесс. – Он на последнем курсе.

Венс съехал с шоссе и свернул на мост Президента Кулиджа, больше известный всем под названием «Зеленый мост».

– В нашем общежитии нет никого по имени Питер. Какой у него автомобиль?

– Какой автомобиль? – удивилась Чарли.

Венс переключил скорость и рассмеялся.

– Отец говорит, что по автомобилю можно узнать о человеке все. Чем лучше автомобиль, тем больше у хозяина денег. – Венс подмигнул Чарли. – Думаю, что в наше время это касается и женщин. Какая у тебя машина?

Чарли быстро отвела глаза и стала смотреть в окно.

– «Понтиак», – наконец ответила она.

– «Файерберд»? Что ж, неплохо.

Чарли подумала, что это было ложью всего наполовину. О’Брайаны действительно имели «понтиак», но старый, с четырьмя дверцами. Она не стала рассказывать Венсу, что у машины проржавело днище и что обивка в салоне склеена изоляционной лентой.

Здание общежития, большое и просторное, было отделано с явным расчетом на мужской вкус, словно в знак протеста против того, что два года назад Амхерстский колледж открыл свои двери и для девушек. Заполненная шумной толпой гостиная была украшена флагами и плакатами, славящими различные футбольные победы. На крышке рояля в углу громоздились кучи бумажных тарелок с недоеденной пиццей, колбасой и фасолью; подоконники высоких окон без штор и батареи были уставлены подносами с остатками картофельных чипсов и соленого печенья. В воздухе висел резкий запах пива, а пение, смех и крики были такими оглушительными, что Чарли не могла разобрать, какая музыка вырывалась из мощных динамиков, подвешенных высоко под потолком. Вечеринка студенческого братства была в полном разгаре.

– Эй, Венс, дружище! – заорал плотный молодой человек.

– Привет, Джейсон, – отозвался Венс и помахал пьяному в дым сокурснику, который пробирался сквозь возбужденную толпу.

Очутившись рядом с одиноко танцующей девушкой, чьи большие груди подпрыгивали в такт ее движениям, он остановился и погладил одну из ее грудей. Девушка захихикала. Добравшись до Венса и Чарли, Джейсон похлопал Венса по спине и восхищенно свистнул, взглянув на Чарли.

– Где ты раздобыл такую мисс? – крикнул он, чтобы перекрыть шум.

– В Смитовском колледже, – также громко закричал в ответ Венс.

– А-а, «красотка»!

Чарли поморщилась от его пропитанного алкогольными парами дыхания, но была довольна, что товарищ Венса принял ее за «красотку в квадрате». «Еще одна победа в активе», – мелькнуло у нее в голове.

– Давай, Венс, – невнятно бормотал Джейсон. – Бери свою «красотку» под мышку и идем к бочке.

Вслед за Джейсоном они отправились на огромную кухню, где несколько типов окружили пивную бочку. Один из них громко рыгнул.

– Извини, – обратился Венс к Чарли, его ладонь покоилась у нее ниже спины, – я должен был предупредить тебя относительно манер моих товарищей.

Он нашел два сомнительной чистоты пластиковых стаканчика и открыл кран бочки. Чарли внимательно следила за его действиями, опасаясь встретиться глазами с другими «собратьями».

Держа в руках стаканчики с пивом, Венс сказал Чарли:

– Пойдем. Я знаю местечко потише.

Чарли пошла за ним по длинному коридору. Он отпер дверь, вошел в комнату и быстро втянул за собой Чарли; как раз в этот момент мимо, икая и зажимая рот рукой, пробежал еще один «собрат». Венс закрыл дверь и привалился к ней с внутренней стороны.

– Мне не хотелось привозить тебя сюда, – объяснил он, – но я должен участвовать во всех вечеринках. Это обязанность всех «собратьев».

– Я понимаю, – заверила его Чарли.

Она обернулась и увидела на полу широкий матрас, стереопроигрыватель и несколько толстых свечей. Некий предмет обстановки в углу, возможно, письменный стол, прогнулся под кучами книг. Венс подал Чарли стаканчик с пивом и зажег свечи. Комната наполнилась мягким романтичным полусветом. Чарли не надо было рассказывать о дальнейших намерениях Венса.

– Садись, – пригласил Венс, показывая на матрас. – Извини за обстановку, но что требовать от общежития.

Чарли посмотрела на матрас. Она подумала о своем будущем и о том, не этим ли способом ловят на крючок женихов из Амхерста. Уж не таким ли манером Тесс заполучила своего, как его там, Питера?

– Я действительно очень проголодалась, – сказала она. – Скоро мы поедем в ресторан?

– Скоро.

Венс сел на матрас и стянул с него покрывало в черную и белую полоску.

– Давай побудем здесь еще немного... Чтобы все знали, что я был на вечеринке. – Он похлопал по матрасу. – Чего стоишь, садись.

Чарли колебалась. Но потом напомнила себе, что Венс сын конгрессмена. И осторожно села с ним рядом.

– Хорошо тут у тебя, – похвалила она.

– Для меня это все равно что родной дом.

Он поставил на пол свой стаканчик и включил стерео. Флитвуд Мак завыл из динамиков. Венс повернулся к Чарли и рукой отвел назад ее волосы. Затем наклонился и поцеловал ее. Поцелуй благоухал пивом.

Он поцеловал ее снова. На этот раз его язык пролез в рот Чарли. Венс оторвался от нее и сказал:

– Ты необыкновенно хороша. Ты совсем не похожа на других «красоток».

Чарли не поняла, что он имел в виду.

Он взял у нее стаканчик с пивом и поставил его на пол. Снова поцеловал ее, при этом слегка подталкивая назад.

Чарли высвободилась из его объятий.

– Нет, Венс, – строго сказала она.

Венс сделал еще одну попытку.

Чарли оттолкнула его руку.

– Я же сказала «нет».

Кем бы он ни был, сыном конгрессмена или еще кем, но она на это не пойдет. Чарли не представляла, как бы повела себя в подобной ситуации настоящая «красотка», но она твердо знала, что занятия любовью на полу на первом свидании не ее идеал времяпрепровождения.

– Виноват, – сказал Венс, поднимаясь с матраса. – Наверное, ты хочешь, чтобы я отвез тебя домой.

– Нет, – ответила Чарли, тоже вставая. – Я хочу, чтобы ты пригласил меня на ужин. Как обещал.

Утром в понедельник их разбудил громкий и настойчивый звон всех колокольчиков.

– Вот здорово, – услышала Чарли голос Марины в соседней комнате, – сегодня День отдыха.

Чарли повернулась на другой бок и прикрыла голову подушкой. Она возвратилась в общежитие уже после полуночи. Ужин в ресторане заменили толстые бутерброды, известные как «хлеб насущный», в единственной открытой забегаловке. Но это дало Чарли возможность лучше узнать Венса, а также показать, как выгодно она отличается от других девушек. Когда он привез Чарли обратно к «Квадрату», то даже не пытался поцеловать ее на прощание, но спросил, может ли позвонить ей еще. Чарли вздохнула и открыла глаза навстречу утреннему свету. Венс хотел с ней встречаться, и это было хорошее предзнаменование.

– Что мне непонятно, – донесся через открытую дверь голос Марины, – так это то, что занятия отменяются, а нас все равно будят этим кошмарным звоном.

– Считается, что это день нашего слияния с природой, – пояснила Чарли со смехом.

– К черту природу, – проворчала Марина. – Сейчас я приму душ. Ты с утра работаешь в столовой?

– Нет, у меня сегодня обеденная смена.

Чарли слышала, как Марина взяла полотенце из шкафа в стене, разделяющей комнату, и пошла в душ. Чарли продолжала лежать и думать о Венсе. Тот ли он человек, который ей нужен? Пожалуй. Нравится ли он ей? Не слишком. С другой стороны, его отец конгрессмен, а это что-нибудь да значит. Интересно, как долго она сможет тянуть, отказываясь с ним спать.

И не потому, что она была девственницей: она ею не была. Чарли закрыла глаза и представила себе Уэйна, парня в Питсбурге, которого, ей казалось, она любила. Ей было шестнадцать, и в ней уже проснулась женщина, ну а Уэйн, Уэйн просто ей подвернулся.

Они встречались весь предпоследний год в средней школе и к лету уже неумело занимались любовью всюду и при любой возможности: прикрывшись одеялом, в кузове его пикапа; в коттедже его тетки на озере Эри, когда ее там не было; по вечерам в авторемонтной мастерской его отца. Всего раз десять, а может быть, и больше. И хотя Чарли любила Уэйна и ей достаточно нравился секс, все равно чего-то не хватало. Потому что Чарли знала, что жизнь с Уэйном будет такой же, как у ее матери с отцом, а она мечтала о большем. Она не сомневалась, что получит стипендию в Смитовском колледже, и, как только пришло оттуда уведомление, порвала с Уэйном и поклялась изменить свою жизнь. И вот теперь, когда Чарли ее изменила, оказалось, что она не знала всех правил игры.

Раздался громкий стук в дверь, и в комнату вошла Тесс в вельветовых брюках и блейзере, как и подобало студентке их колледжа. Чарли все еще не могла привыкнуть к новой внешности своей подруги.

– Сегодня День отдыха, – объявила Тесс.

– Я слышала.

– Так как мы? – спросила Тесс.

– Что как?

– Отправимся куда-нибудь? Мы можем побывать у «Дома на вершине». Или в парке.

– Давай никуда не пойдем, но скажем, что были.

Тесс присела на край постели.

– Как твое свидание?

– Неплохо. Пожалуй, мы с ним будем встречаться. Он на последнем курсе в Амхерсте. Я спросила, знает ли он Питера, но не могла вспомнить его фамилию.

Тесс встала.

– Возможно, они не знакомы. Питер, наверное, живет в другом общежитии.

– Хочешь, пойдем куда-нибудь вместе. Я с Венсом, а ты с Питером.

Тесс подошла к секретеру и взяла в руки фотографию родителей Чарли в черной деревянной рамочке, затем поставила ее на место.

– Может, как-нибудь и пойдем. Марина встала? Попытаюсь уговорить ее, раз ты отказываешься.

– Она в душе. Очень сомневаюсь, что ей захочется отправиться к «Дому на вершине».

– Правда, я как-то забыла, какие у нее воспоминания. Тогда давай придумаем что-нибудь еще. Как насчет того, чтобы походить по магазинам?

Вошла Марина, закутанная в полотенце, другое полотенце прикрывало ее волосы.

– Кто-то предлагает отправиться за покупками?

– Да, – подтвердила Тесс. – Ведь сегодня День отдыха. Давайте пообщаемся с природой на Мейн-стрит. Мне нужно купить кое-что из одежды.

Марина осмотрела Тесс с ног до головы.

– Похоже, ты уже обновила свой гардероб.

– Девушке никогда не помешает лишнее новое платье.

– Неужели это та самая Тесс Ричардс, которая весь первый курс прощеголяла в одной и той же майке? – удивилась Марина.

Тесс обиженно нахмурилась.

– Не хотите идти, не надо. Так и скажите.

– Отчего же, это неплохая идея. Мы тебя принарядим, и тогда, может быть, твой друг наконец пригласит тебя на свидание.

Чарли встала с кровати, встревоженная тем, что стычки между Мариной и Тесс не прекращаются и что она бессильна остановить эту войну.

– Почему бы нам не пойти втроем? – предложила она. – Вы будете делать покупки, а я смотреть, как вы тратите деньги.

– Может, ты найдешь что-нибудь и для себя, – сказала Тесс.

– Вы шутите. Мне надо растянуть остатки стипендии до конца семестра. Едва хватит на колготки, чтобы носить с кашемировым платьем.

– Я сейчас что-нибудь на себя накину и дам знак Николасу, что мы выходим, – сказала Марина.

– Может, Николас посоветует мне, что купить, – обрадовалась Тесс.

– Николас старик, который в моде не разбирается, – бросила Марина по пути к себе в комнату, – значит, у вас с ним схожие вкусы.

Тесс было уперла руки в бока, но, прежде чем она успела произнести хоть слово, вмешалась Чарли.

– Пойдем, Тесс, – шепнула она. – Мне кажется, Марине сейчас несладко.

Тесс со злостью посмотрела на стену, разделяющую комнаты.

– Чертова принцесса, – пробормотала она.

За какие-нибудь полтора часа Тесс сумела потратить почти пятьсот долларов, вдвое больше той суммы, что оставалась у Чарли на три месяца жизни. Марина заплатила двести долларов за два свитера, которые, Чарли подозревала, были ей совсем не нужны, а если судить по мрачному выражению ее лица, то и не нравились. Чарли видела, что Марина угнетена, но не знала, чем помочь. Когда у принцессы есть и красота, и деньги, вряд ли у нее имеются причины для депрессии.

По дороге с Мейн-стрит Тесс обернулась и крикнула Николасу:

– Эй, Ник, нам надо на минутку забежать еще в одно место. Вы не против?

Николас кивнул, его лицо ничего не выражало.

– Ты еще не потратила все свои деньги? – спросила Чарли.

– Мне надо зайти к Делл, – ответила Тесс, не глядя в сторону Марины. – Я заказала у нее одну книгу.

– Обязательно зайди, – взорвалась Марина. – Разве мы можем обойтись без визита к женщине, разбившей мне жизнь!

– Что за ерунду ты несешь? – спросила Тесс и резко остановилась. – Ты ведь почти не знакома с Делл.

Марина повернула голову, чтобы Николас ее не слышал.

– Я знаю, что она каким-то образом уговорила Виктора бросить меня. Чтобы он не достался ни ей, ни мне.

Чарли была потрясена. Так вот отчего Марина так безобразно ведет себя с Тесс. Она винит Делл Брукс в отъезде Виктора и злится на Тесс, потому что та подруга Делл.

– Господи, Марина, – воскликнула Тесс, – какое это детство! Ты все-таки принцесса. Разве тебя можно сравнить с женщиной, которой столько же лет, сколько моей матери?

Марина посмотрела прямо в лицо Тесс.

– Ты права, – сказала она и повернула за угол к книжной лавке.

Чарли посмотрела на Тесс; Тесс, в свою очередь, посмотрела на Чарли, и они последовали по переулку за Мариной. Николас Фурман замыкал шествие.

Делл раскладывала на прилавке книги по истории Великобритании. Странного вида жилистый молодой мужчина сидел на садовом железном стуле, нервно подергиваясь и сжимая в руках тряпичную куклу. Его костюм был по крайней мере на номер больше, чем нужно. При звуке колокольчика Делл подняла голову.

– Здравствуйте, девушки. С приездом. – Она с минуту разглядывала Тесс, потом слегка улыбнулась. – Боже мой, Тесс, ты очень... изменилась.

Тесс усмехнулась. Странный молодой человек тоже усмехнулся, тряхнув грязными волосами.

– Совершенно верно, Делл. Мама здорово потрудилась надо мной этим летом.

– Да, пожалуй, ты теперь больше походишь на свою мать, это точно, – согласилась Делл.

Чарли заметила, что Тесс перестала улыбаться.

– Это точно, – захихикал странный мужчина.

Делл показала на него:

– Знакомьтесь, это Вилли. Вилли любит меня навещать. Читать он не умеет, но ему нравятся мои куклы.

– Привет, Вилли, – сказала Тесс.

Чарли кивнула странному мужчине. Марина исчезла между книжными полками. Вилли уставился на Чарли.

– У тебя красивые волосы, – похвалил он.

Чарли невольно провела рукой по волосам.

– Это точно, – повторил Вилли и начал раскачиваться на стуле. – Очень красивые волосы, это точно.

Чарли отвела от него взгляд. Маленькие глазки Вилли заставляли ее нервничать. От его затхлого дыхания тошнило. Он продолжал раскачиваться на стуле.

– Как тебя звать? – спросил он.

Чарли подошла к столу и начала листать журнал «Роллинг стоун».

– Я спрашиваю, как тебя звать? – повторил Вилли.

– Чарли.

Она продолжала листать журнал.

– Чарли? – повторил он. – Это не женское имя. Это мужское имя. Почему у тебя мужское имя? Меня зовут Вилли. Это тоже мужское имя.

Чарли смотрела в журнал, стараясь не слушать его болтовню.

– Ты водишь машину? – спросил он и опять повторил: – Ты водишь машину?

Чарли молча покачала головой, надеясь, что он отвяжется.

– Хватит, Вилли, – вмешалась Делл.

– Я не люблю автомобили, – продолжал высказываться Вилли. – Мне они совсем не нравятся. Никогда не ездил на автомобиле и никогда не поеду. Ни за что на свете.

Тесс посмотрела на Вилли и подняла глаза к небу.

– Так у тебя есть для меня книга? – спросила она у Делл.

– Обязательно, – подтвердила Делл, подходя к кассе.

Она вытащила из-под прилавка плоский пакет и подала его Тесс. Чарли заметила, что Николас совсем близко подошел к Вилли, чтобы в случае необходимости схватить его.

Тесс подала Делл десятидолларовую бумажку.

– Заходите снова, расскажете мне, как провели лето, – обратилась ко всем Делл.

Чарли без объяснений было ясно, отчего Делл не хотела обсуждать этот вопрос сейчас: наверное, ее смущало присутствие в магазине Марины и ее таившегося по углам телохранителя. Да и Марина чувствовала себя стесненно в «Лавке букиниста».

– Не прячься, Марина, – позвала Тесс. – Мы уходим.

Чарли зажмурила глаза и неодобрительно покачала головой. Придется снова поговорить с Тесс, чтобы она не нападала на принцессу. Чарли с опаской проскользнула мимо Вилли и следом за Тесс вышла из магазина.

Чарли готовилась идти на концерт Тома Раша в Масуниверситете, на который ее пригласил Венс. Она была довольна, что такого рода мероприятие не требовало особых нарядов, потому что кашемировое платье и замшевый костюм все еще были не по погоде, а ничего другого приличного у нее не было. Для концерта вполне сгодятся джинсы и свитер: джинсы у нее были свои, а малиновый свитер она одолжила у Марины.

Как и в прошлый раз, Чарли назначила свидание на территории «Квадрата». Она подумала, что с началом зимы ей придется туго. Глупо таскаться туда от своего общежития, когда на улице метель.

В антракте они с Венсом ходили по фойе, проталкиваясь сквозь толпу подростков. Говорить было невозможно: страшный шум заглушал все слова.

– Может, выйдем и покурим? – предложил Венс.

Чарли удивилась, она не знала, что Венс курит.

Они вышли наружу, и Венс извлек из кармана пиджака небольшой пластиковый пакет. В пакете лежали две тонкие сигареты со слегка закрученными концами.

– Хочешь сигаретку? – предложил Венс.

А, вот оно что, подумала Чарли. Сигаретка. Марихуана. Травка. Ее это не соблазняло; Чарли О’Брайан влекли более высокие материи, чем мечта накуриться наркотика. Она не стремилась уйти от реальности. Наверное, поэтому ей не нравился и алкоголь.

Но, с другой стороны, отец Венса конгрессмен. Немного наркотика – это не то, что на первом же свидании лечь в постель. Опять-таки это поможет ей расслабиться и не думать о свадьбе в Вашингтоне, белом атласном подвенечном платье с кружевной фатой, каменном особняке в богатом районе и загородном имении в Виргинии. Ведь она не была уверена, что Венс ей нравится.

Они спрятались под бетонной лестницей, примкнув к группкам молодежи, над которыми висели облачка сладко пахнущего дыма. Венс зажег одну сигарету и глубоко затянулся. Потом протянул ее Чарли.

Она секунду смотрела на нее, затем быстро взяла в рот. Не надо глубоко затягиваться, все равно Венс ничего не заметит. Чарли втянула дым и, отвернувшись в сторону, закашлялась. Она отдала сигарету обратно Венсу.

Рядом с ними стояли две девушки в черных кожаных костюмах. Чарли наблюдала, как они по очереди затягивались. У них все шло как по маслу. Одна из них засмеялась и обняла подругу. Подруга наклонилась и поцеловала первую девушку прямо в губы. Чарли постаралась скрыть смущение. Она взглянула на Венса. Он глубоко затягивался, не обращая внимания на девушек. Чарли еще раз тайком повела глазами. Девушки теперь слились в страстном поцелуе, и она могла поклясться, что они ласкали друг друга языками. Чарли вдруг стало плохо, голова закружилась, мысли начали путаться. Она заставила себя посмотреть на Венса. Уголком глаза она видела, что парочка уходит.

– Венс, – начала она, – а ты можешь определить, что девушка лесбиянка?

Она не могла поверить, что решилась задать ему такой вопрос. Наверное, осмелела от травки.

Венс задумчиво изучал тлеющий кончик сигареты, затем передал сигарету Чарли. Она сделала одну быструю затяжку.

– Как бы это сказать... – неуверенно начал Венс, – в общем, у них обычно короткая стрижка.

– А что еще? – спросила Чарли, она хотела знать все подробности.

– Пожалуй, они носят черное. Послушай, Чарли, откуда мне все это знать?

– Я просто так спрашиваю, – пожала плечами Чарли и снова неглубоко затянулась.

– Я знаю, что они не любят парней, – продолжал Венс. – Обычно они вообще с ними не встречаются. Еще они сильно привирают, стараются все скрыть.

Чарли внезапно вспомнила Тесс. Она судорожно вдохнула воздух, а вместе с ним и дым и зашлась в кашле. Она не должна даже близко подпускать такие мысли.

После концерта Чарли объявила, что у нее разболелась голова. Она вошла в вестибюль корпуса «Лора Скейлз» и с порога помахала Венсу. Когда его машина благополучно скрылась за поворотом, Чарли выскользнула из общежития и покинула территорию «Квадрата». Она чувствовала себя очень глупо. Чарли поклялась, что теперь молодые люди будут приезжать за ней в Моррис-хаус. Если им не нравится, тем хуже для них. Ее интересуют вещи поважнее, чем курящие марихуану сыновья конгрессменов.

Чарли ускорила шаг в надежде, что Марина дома и еще не спит. Ей необходимо было поговорить с ней о Тесс.

Марина сидела на кровати, окруженная раскрытыми книгами.

– Как концерт? – поинтересовалась она, когда Чарли вошла в комнату.

– Ничего. – Чарли сняла пальто и бросила его на стул. – Мне надо у тебя кое-что спросить.

Марина потерла кулаками глаза.

– Это важнее, чем Чосер? У меня в понедельник зачет по всемирной литературе.

– Да, важнее. Это насчет Тесс.

– Думаю, Чосеру будет неинтересно твое мнение о ней, – усмехнулась Марина.

– Я совершенно серьезно, Марина. Как ты думаешь... – начала Чарли, презирая себя за то, что собиралась сказать. – Как ты думаешь, Тесс... лесбиянка?

– Не имею представления. Ты ее спрашивала?

– Господи, Марина, зачем ты шутишь.

– Я не шучу.

– Ты думаешь, я права?

– Тебя это беспокоит?

– Ну конечно... Нет. Я не знаю.

Марина опустила ноги на пол.

– Если она и лесбиянка, то ко мне она не приставала. А к тебе?

Чарли покачала головой:

– Но она не ходит на свидания...

– Ну и что? – рассмеялась Марина. – Странные вы люди, американцы. Все-то вас беспокоит. Вы требуете, чтобы все были стрижены под одну гребенку.

– Но... Она меня видела в душе.

– Ну и что?

Чарли вздрогнула, как от холода.

– Не знаю, как тебе объяснить... Но мне это не понравилось.

– Ты считаешь Тесс своей подругой?

– Да. Конечно. Тесс и ты – мои самые лучшие подруги.

Марина сложила руки на груди.

– Я, правда, не назвала бы ее своей лучшей подругой, но я точно знаю одно: если Тесс действительно твоя подруга, то какая тебе разница, лесбиянка она или нет.

Внезапно со стуком закрылась дверь в коридор. Чарли испуганно повернула голову. Но там никого не было.

На следующее утро, когда Чарли убирала кухню после завтрака, она приняла решение больше не встречаться с Венсом. Надо было подыскать кого-то получше, кого-то, кому все равно, в каком общежитии ты живешь – в «Квадрате» или в Моррис-хаусе; и сколько у тебя денег на расходы – одна стипендия или открытый счет в банке.

И еще этот кто-то не должен баловаться наркотиками.

Чарли вытирала длинный стальной прилавок и гадала, что это будет за человек, где и когда она с ним встретится. Она думала обо всем на свете, за исключением Тесс.

– Чарли О’Брайан к телефону, – донесся громкий голос из столовой.

Чарли положила губку и быстро направилась к двери. Она надеялась, что это не Венс или еще какой-нибудь тип, который хочет пригласить ее на свидание. Сейчас она стремилась целиком и полностью сосредоточиться на учебе.

– Я здесь! – крикнула Чарли, входя в столовую.

– Тебя к телефону в гостиной, – сказала ей знакомая старшекурсница.

В гостиной Чарли сняла трубку и заткнула пальцем свободное ухо, чтобы не слышать топота девушек, сбегавших вниз по лестнице.

Ей звонил не Венс или другой парень, а мать.

– Мама! – воскликнула Чарли. – Почему ты не позвонила мне на этаж?

– Я звонила, но тебя там не было.

В голосе матери чувствовалось непонятное беспокойство.

Чарли опустилась на продавленный бархатный диван рядом с телефоном.

– Что-нибудь случилось, мама?

– Нет, все здоровы. Не беспокойся, никто не умер, – торопливо добавила мать.

Чарли смутилась, потому что мысль о смерти кого-нибудь из родных никогда не приходила ей в голову. О’Брайаны были здоровяками. Непостижимо, чтобы кто-то из них вообще мог умереть.

– Но есть одна проблема, дорогая, – продолжала мать. – Это касается отца.

– Он заболел?

– Нет, дорогая, он здоров.

Пауза затягивалась, и Чарли вообразила, что отец сбежал с какой-нибудь секретаршей с завода или, что было бы для матери еще большим ударом, отказался идти к воскресной мессе.

– Его уволили, – наконец произнесла мать.

– Боже мой, мама, как ужасно.

– Да, – согласилась она.

Чарли вспомнила, что когда-то отца уже увольняли. Чарли тогда было лет восемь или девять, и для нее единственная перемена заключалась в том, что днем папа был дома.

– На этот раз все по-другому, – объяснила мать. – Теперь они вообще закрывают завод.

– Но наверное, он может найти работу еще где-нибудь? – спросила Чарли, глядя в пол.

– Он очень устал. Похоже, что закрывают все заводы. А те, что остаются, они компьютеризируют. А ты знаешь, как отец относится к компьютерам.

– Он что-нибудь себе подыщет, мама.

На этот раз пауза была еще более долгой.

– Он устал, – наконец вновь повторила мать.

Чарли охватила тревога:

– Когда его уволили, мама?

– На той же неделе, когда ты вернулась в колледж.

– И вы мне ничего не сказали?

– Дорогая, мы не хотели тебя волновать. Ты все равно ничем не могла помочь...

– Чем я могу помочь теперь?

– Похоже, он очень не скоро снова найдет работу. Мне ужасно не хотелось тебе звонить, но я решила не откладывать это до Дня благодарения, когда ты приедешь на каникулы.

– В чем дело, мама?

– Дело в том... Мы с отцом боимся, что ты не сможешь вернуться в колледж на следующий семестр.

Чарли смотрела в пол.

– Что? – переспросила она слабым голосом.

– Дорогая, мы знаем, сколько сил ты положила, чтобы получить стипендию и учиться в колледже. Мы очень гордимся тобой. Но наверное, будет лучше, если ты вернешься домой. Ты можешь учиться в здешнем университете.

– Но почему, мама? – Слезы уже подступили к глазам. – Вы ничего не тратите на мою учебу, а я еще подрабатываю на всякие расходы.

– Дорогая, боюсь, отец убьет меня, если я тебе скажу, но мы уже пропустили две выплаты за дом. У нас нет никаких сбережений, все деньги уходили на вас, ребят.

– Я знаю, мама.

– Если ты вернешься домой, то сможешь работать в магазине у Фелисии или еще где-нибудь, а учиться по вечерам... Мы как-нибудь выкарабкаемся... Это только на время. Пока отец не найдет работу.

Чарли не могла поверить тому, что слышала.

– Твой брат Бобби не может ничем помочь. Он еле сводит концы с концами, ведь у него жена и маленький ребенок.

Чарли с возмущением подумала о старшем брате, который «должен» был жениться и так и не завершил учебу в колледже.

– Что, Данни тоже уволили?

– Конечно. Вот что значит следовать по стопам отца.

Остальные трое детей, Морин, Шейла и Шон Патрик, были младше Чарли, а Шону Патрику было всего восемь.

– Морин работает в супермаркете, но ей нужны деньги на наряды. Ты помнишь, сколько расходов было у тебя в школе. А Шейла по вечерам подрабатывает няней...

Голос матери почти замер. Потом послышались всхлипывания.

– Не расстраивайся, мама, – подбодрила ее Чарли, прощаясь со своими мечтами.

– Дорогая, ты знаешь, я бы никогда не попросила тебя, если бы...

– Все в порядке, мама. Мы ведь одна семья. Вы для меня важнее колледжа. К тому же отец может скоро найти работу, и тогда все уладится.

– Будем надеяться, – сказала мать без всякой убежденности.

– Мы все устроим, – говорила Чарли. – Наверное, это ничего, если я пропущу один семестр. Может быть, мне сохранят стипендию до следующего учебного года. И тогда все будет прекрасно.

«А может, и не будет», – подумала Чарли, кладя трубку. И еще она с возмущением подумала о несправедливости, царящей в мире, когда Венс Ховард, не считая, тратил деньги на вечеринки и наркотики, а Тесс и Марина в один день выбрасывали на наряды такие суммы, что О’Брайанам их бы вполне хватило на две выплаты за дом.

Глава 8

Тесс не могла поверить, что подруги считают ее лесбиянкой. Она приложила столько сил этим летом, чтобы изменить свою внешность; она старалась походить на них. И тем не менее они считают ее лесбиянкой. И все потому, что ей не звонят молодые люди, потому, что они не приглашают ее на свидания. Тесс провела без сна почти всю ночь. Она рассматривала себя в зеркале в поисках предательских признаков, задавая себе один и тот же страшный вопрос: «Неужели я лесбиянка?» Может быть, это нечто такое, о чем сама не догадываешься, а другие люди видят со стороны? Например, выходишь из туалета и не замечаешь, что у тебя к юбке прилип кусок туалетной бумаги, а все вокруг замечают и смеются.

Тесс вспомнила, что как-то в темном уголке «Лавки букиниста» наткнулась на фотографии обнаженных женщин. Она удивилась, но просмотрела их все до одной. И тогда она ощутила в себе некое подобие волнения, особенно при взгляде на одну из фотографий. Это был снимок длинноволосой брюнетки с упругими полными грудями. Тесс не могла не признать, что это действительно прекрасные груди, с большими темными сосками, которые, похоже, кто-то только что целовал. Одной рукой брюнетка скромно прикрывалась, пальцы другой слегка касались кончика ее высунутого языка. Даже теперь при воспоминании о фотографии Тесс чувствовала приятное тепло.

Господи, неужели она лесбиянка?

Господи, а если Делл?

Может, Делл любит ее именно поэтому? Может, Делл хочет видеть ее обнаженной, в той же позе, что и брюнетка на фотографии?

Тесс медленно поднесла руку к губам, наблюдая за собой в зеркало. Она высунула язык, лизнула кончики пальцев и попыталась определить, выглядит ли она сексуально. И решила, что выглядит глупо.

Она погладила руками груди и живот. Может ли так быть, что тебе почти двадцать, а ты не знаешь, что ты лесбиянка? Но ведь она собирается замуж за Питера Хобарта, разве не так? И она очень, очень этого желает. Разве лесбиянке хочется замуж?

Тесс подняла руки и потрогала свою новую прическу, короткие, только что подвитые волосы. Может быть, потому, что она лесбиянка, она не любит свою новую внешность и новую Тесс? Не любит укладывать волосы и пользоваться косметикой, потому что желает быть мужчиной? Может, она втайне мечтает о женщинах?

Слезы выступили у нее на глазах. Она попыталась представить себе Чарли обнаженной. Потом попыталась представить себе Марину в том же виде. Тесс видела их в душевой раздетыми, почему она не обратила на них внимания? Что, если они были для нее не только подругами и ей хотелось целовать их в губы и трогать их груди?

Тесс вновь вспомнила Питера, его высокую атлетическую фигуру, крепкие мускулы, выступающие из-под коротких рукавов рубашки. Она вспомнила его таким, каким видела верхом на лошади в имении его матери под Нью-Йорком. С тех пор прошло больше года. Он наверняка уже возвратился в колледж, но ей не позвонил. Вероятно, есть только один способ до него добраться, только один способ доказать, что она не лесбиянка.

Тесс сняла телефонную трубку, набрала номер и попросила соединить ее со справочной службой в Амхерсте.

Тесс вошла в ресторан гостиницы «Лорд Джеффри» на ватных ногах. Питер предложил заехать за ней, но Тесс решила взять такси: она не хотела отвечать на вопросы подруг или чувствовать спиной взгляд множества любопытных глаз.

Она прошла мимо конторки портье и направилась прямо в ресторан в надежде, что Питер уже там. Тесс поймала свое отражение в зеркальных дверях ресторана: короткое черное вязаное платье выглядело, по ее мнению, очень сексуально. Девушка в зеркале совсем не походила на лесбиянку.

– Чем могу вам помочь? – спросил ее молодой метрдотель.

Тесс улыбнулась и постаралась прогнать мысль о том, что предпочла бы сейчас находиться у себя в общежитии, облаченной в махровый халат. Она напомнила себе, что этот вечер – этап на пути к тому заветному дню, о котором, не переставая, твердила мать.

– Я жду Питера Хобарта, – сказала Тесс, не решаясь взглянуть на зал ресторана за спиной метрдотеля.

– Тесс! – позвал ее голос. – Я здесь!

Питер стоял у камина и махал ей рукой. Его темные волосы были длиннее, чем их помнила Тесс, и у него были совсем другие очки. Они делали его старше. В вельветовых брюках и спортивном свитере он выглядел настоящим студентом Амхерста, очень просто одетым по сравнению с Тесс. Она подняла голову выше, чтобы скрыть смущение.

Метрдотель провел ее к столику перед камином.

Питер наклонился и поцеловал ее в щеку.

– Господи, как я рад тебя видеть, – сказал он, – я и забыл, что ты учишься в Смитовском колледже.

Она почти упала на стул, и ее сердце упало вместе с ней. «Я забыл, что ты учишься в Смитовском колледже». Значит, он не вспоминал о ней все полтора года со времени их последней встречи.

– Тебя не узнать, ты выглядишь... по-другому.

– По-другому? – выдавила из себя Тесс.

– Да. Совсем по-другому. Старше. Вообще здорово.

Тесс ловила его слова, черпая в них уверенность. Она улыбнулась, не решаясь сказать ему, что он тоже выглядит здорово. Она представила его в белом смокинге рядом с собой перед алтарем. Представила себе улыбающуюся мать, и ей стало необыкновенно хорошо. Будь она лесбиянкой, вряд ли бы она испытывала подобное чувство.

– Хочешь вина? – предложил Питер и потянулся за бутылкой в ведерке со льдом.

– С удовольствием, – согласилась она.

Пока Питер наполнял ее бокал, Тесс смотрела на меню в красной кожаной обложке, лежавшее на ее тарелке. Она вдруг заметила, что метрдотель куда-то исчез.

Тесс подвинулась на неудобном стуле и задела рукой край белой льняной скатерти, чуть не стащив ее со стола. Она откашлялась.

– Как твои родители? – вежливо спросил Питер, ставя бутылку обратно в ведерко.

– Хорошо, – ответила Тесс. – А как твоя мать?

– Ты же знаешь мою мать, – коротко рассмеялся Питер. – Она не меняется.

Тесс кивнула и положила на колени, на свое чересчур нарядное платье бордового цвета, салфетку.

– Ты, наверное, удивляешься, почему я так нарядилась?

Питер замялся, потом сказал:

– Мне нравится.

Тесс убрала за ухо прядь волос.

– После обеда мне надо обратно в колледж. Сегодня там встреча с выпускницами прошлых лет. Представляешь, какая скучища, – объяснила она, надеясь, что он ей поверит, и одновременно думая, что нет ничего скучнее этого старомодного ресторана и пронзительных звуков скрипок, лившихся откуда-то с потолка.

– Ты дочь выпускницы вашего колледжа, и это ко многому обязывает, – заметил Питер. – Я знаю, что это такое. За меня, правда, теперь отдувается брат. Он на первом курсе Амхерста.

– Как хорошо, – заметила Тесс.

Она всего раз видела брата Питера Джона. Это был абсолютный болван. Тесс отпивала из бокала, изучая меню, и решила остановить свой выбор на паровой лососине. Она еще раз отхлебнула из бокала, стараясь расслабиться.

– Как тебе нравится твой колледж?

Она чуть не ответила, что больше всего ей там нравится церковь.

– Ничего. Нравится.

– Ты на первом курсе?

«Господи, на первом курсе! Да он действительно ни разу не вспомнил обо мне».

– Нет, я на втором, – поправила она с деревянной улыбкой.

– Я буду скучать по Амхерсту. Наверное, на последний год я переведусь в Гарвард.

Тесс слушала, улыбалась и вставляла, где надо, подходящие слова. И все это время ей не удавалось заглушить внутренний голос, твердивший: «У тебя свидание. У тебя свидание с парнем, за которого ты столько лет планируешь выйти замуж». Она не могла заглушить этот голос и не могла расслабиться, сколько бы ни отпивала из бокала.

Тесс ковыряла вилкой рыбу, пока Питер с аппетитом расправлялся с бифштексом. Где-то в середине обеда столик поблизости заняла еще одна пара, и Тесс окончательно смутилась. Наверное, они догадались, что у них с Питером не настоящее свидание и что она его любит, а он относится к ней, как к сестре.

Любит ли она его? Так ли это? Любит ли она Питера Хобарта? Тесс слушала, с каким энтузиазмом Питер говорит о текстильной компании «Хобарт» и о планах на будущее. «Да, – думала она, – наверное, я все-таки влюблена в Питера Хобарта».

– Пройдет время, и ты поймешь, что сделала правильный выбор, – часто повторяла мать, и, видимо, она была права.

– Ты едешь домой на День благодарения? – спросил Питер за десертом, состоящим из шоколадного мусса и кофе.

Тесс кивнула.

– Я тоже, – продолжал Питер, – и хочу кое-кого прихватить с собой, но, боюсь, у матери случится удар.

У Тесс он тоже чуть не случился. Не зная, что сказать, она потянулась за чашкой. Кофе был горячим. Он обжег ей горло и вызвал слезы на глазах.

– Она учится в Масуниверситете, – рассказывал Питер, не подозревая о боли в ее горле и сердце. – Ее зовут Лидия. Она тебе понравится.

Тесс нашла в себе силы, чтобы кивнуть. «Он ведь не догадывается, что я чувствую, – напомнила она себе. – Он совершенно ничего не знает о моих планах».

– Она из Тринидада. Представляешь, что будет с матерью?

Насколько Тесс помнила мать Питера, вряд ли она была способна одобрить хотя бы одно существо женского пола. За исключением разве Тесс. По крайней мере Тесс на это надеялась. Ведь ее отец верой и правдой служил текстильной компании «Хобарт».

Тесс пыталась улыбаться, но думала только о том, чтобы все поскорее закончилось. Ей хотелось бежать отсюда, от столиков под белыми льняными скатертями, от рыдающих скрипок и вообще подальше от ресторана «Лорд Джеффри». Бежать до самого Нортгемптона и никогда больше не видеть Питера Хобарта.

– Она необыкновенная девушка, – продолжал Питер, и у Тесс застучало в висках; она с трудом приподняла руку и взглянула на часы.

– Не сомневаюсь в этом, Питер, – сказала Тесс. – С удовольствием бы послушала о ней, но мне пора. Мне надо возвращаться в колледж. Я уже говорила тебе о той самой встрече.

Питер положил на стол салфетку.

– Боже мой, какой же я осел. Расхваливаю Лидию и совсем забыл, что у тебя другие планы на вечер.

Тесс еле кивнула головой.

Питер сделал знак официанту.

– Не надо брать такси, Тесс. Я тебя подвезу.

Тесс отодвинула стул и встала.

– Спасибо, Питер, но не следует усложнять жизнь. Зачем тебе делать два конца?

Он тоже встал.

– Ладно, – легко согласился он. – Рад был с тобой повидаться.

Питер наклонился и поцеловал ее в щеку, в ту самую, что поцеловал при встрече.

Тесс боялась, что она закричит, расплачется или упадет в обморок.

– Может, мы еще где-нибудь налетим друг на друга, – проговорил Питер. – Если что надо, звони.

Почти бегом Тесс бросилась вон из ресторана. Скорее бы добраться до общежития, чтобы смыть с лица краску, расчесать кудряшки и навсегда позабыть об этой встрече и о том, что Питер Хобарт вообще существует на свете.

Тесс сидела перед мольбертом в студии на верхнем этаже особняка родителей на Ноб-хилл, фешенебельном районе Сан-Франциско. Она вытерла мокрую кисть о свою старую синюю блузу и посмотрела на акварель. Еще один вид на Рыбацкую гавань. Тесс не обладала особым талантом, ей было далеко до отца. Она отложила кисть в сторону и принялась разглядывать размыв синих и коричневых тонов акварели. Вроде бы все на месте: вереница ресторанов и лавок у кромки воды, ослепительно белые лодки, украшенные яркими флагами. Но в отличие от произведений отца, его «маленьких пустячков», которые всегда были в поле зрения критиков и выставлялись в самых модных художественных галереях на тихоокеанском побережье, в работах Тесс не было души. Она не умела выразить в акварелях нюансы своих переживаний.

– Вот ты где, – донесся до нее голос матери. – Почему ты здесь прячешься? Ты ведь приехала погостить всего на несколько дней. И еще: интересно, что стало с той модной одеждой, которую мы тебе накупили перед возвращением в колледж?

Тесс взяла на кисть немного краски из многоцветья палитры.

Салли Ричардс обошла мольберт и наклонилась, вглядываясь в лицо дочери.

– Кстати, с тех пор как ты вернулась домой, я ни разу не видела, чтобы ты хотя бы чуточку пользовалась косметикой. Не понимаю, Тесс, почему ты не хочешь сделать себя более привлекательной. У тебя такое прелестное личико.

«Такое прелестное личико». Тесс хотелось провести кистью с краской по уже не слишком прелестному личику матери.

Миссис Ричардс села на табурет рядом с дочерью.

– Расскажи мне, кто тебя приглашал в этом году. Я хочу знать все о твоих поклонниках.

Тесс вздохнула. Мать не понимала главного. Она не могла примириться с тем, что ее дочь невзрачна и неуклюжа и что молодые люди не приглашают ее на свидания. Мать не могла примириться с тем, что Тесс Ричардс не Чарлин О’Брайан или принцесса Марина. Она была всего-навсего Тесс Ричардс, и никто не обращал на нее внимания.

Тесс поднесла кисть к бумаге и остановилась, делая вид, что изучает предварительный набросок.

– Так вот, был один парень из Масуниверситета, – начала она, имея в виду тот ужасный вечер в прошлом году, когда она пошла с Чарли на свидание.

Лицо матери выразило огорчение.

– Ну и еще несколько человек, – быстро соврала Тесс. – Ничего особенного.

– А как насчет ты знаешь кого?

– Кого?

Тесс делала легкие мазки.

– Ты такая шутница! – пронзительно взвизгнула Салли Ричардс, как только она одна умела делать. – Я говорю о Питере. Как насчет Питера Хобарта?

Первым поползновением Тесс было вообще не отвечать. Но потом она подумала о том, что скажет ей мать. «Ты недостаточно стараешься. Чего же в таком случае можно ожидать? Кому ты нужна, если ты за собой не следишь?»

Тесс водила кистью по безоблачно-голубому небу на мольберте.

– Я его видела! – выпалила она.

Мать вскочила с табурета.

– Ты встречаешься с Питером! Как чудесно!

– Мы просто друзья, мама.

Но Салли Ричардс только кивнула с понимающей улыбкой.

– На прошлой неделе мы ужинали с ним в ресторане «Лорд Джеффри». Вы там с папой когда-нибудь бывали?

Усмешка на лице Салли стала еще шире.

– Именно там твой отец сделал мне предложение.

Тесс взяла с палитры черной краски и добавила ее к голубой. Грозовые облака больше отвечали ее настроению.

Мать похлопала Тесс по щеке.

– Мне надо одеваться, – сказала она. – Ужин в семь. Мы ждем Грейсонов и Аршамбо. Надеюсь, мне не придется краснеть за твой внешний вид? – Мать поцеловала ее в щеку. – Ты хорошая девочка, Тесс. Но если ты хочешь окрутить Питера Хобарта, то должна больше времени уделять своей внешности и не витать в облаках.

На ужин по случаю Дня благодарения Тесс надела простое черное платье и завила волосы. Она так и не сумела до конца выскрести краску из под ногтей.

Когда она вошла в столовую, гости уже сидели на своих местах за столом. Мистер Грейсон и мистер Аршамбо встали, чтобы с ней поздороваться; затем Тесс соответственно этикету поцеловала в щеку их жен. Ее все еще красивый отец, хотя ему было под пятьдесят, улыбнулся дочери дружеской теплой улыбкой.

Тесс всегда удивляло, что этот тихий, мягкий человек, который был удивительно терпелив со своей женой, столь жестко и энергично вел свои дела. Она уже не в первый раз задавала себе вопрос, а нет ли у Джозефа Ричардса длинноволосой пышногрудой возлюбленной, живущей в укромной квартирке около верфей, где отец задумывал свои акварели, расслаблялся после напряженного рабочего дня и домашних стычек и удовлетворял свои мужские потребности. Любя отца, Тесс надеялась, что не ошибается.

Она улыбнулась отцу, села на свое место и сложила руки, как и положено девушкам с прелестным личиком, которые не подвергают сомнению поведение родителей и не строят догадок насчет сексуальной жизни собственного отца.

Мать стремительно вошла в столовую в бордовом бархатном турецком кафтане. Она вся была в золотых украшениях и бриллиантах и смотрелась королевой. Тесс подумала о настоящей принцессе Марине, которая проводила праздничные дни в общежитии вместе со своим телохранителем. В какой-то мере она жалела Марину. Какими бы разными они ни были с матерью, для Тесс дом всегда оставался домом и самым лучшим местом на земле.

Повар поставил на стол блюдо с огромной индейкой. Тесс слушала восхищенные вздохи и возгласы гостей и наслаждалась теплом домашнего очага. Она знала, что, несмотря на недовольство и попреки, мать искренне желала ей добра. Наверное, Салли Ричардс была хорошей матерью. Не ее вина, что Тесс не дотягивала до ее требований. Если матери хочется, чтобы дома Тесс немного подкрашивалась и завивала волосы, она будет это делать. А в колледже будет поступать по-своему. Тесс удивилась, что ей никогда прежде не приходило в голову такое простое решение.

– Какой у тебя основной предмет? – спросила миссис Аршамбо, всегда улыбающаяся матрона, которая с каждым следующим Днем благодарения увеличивалась в размерах.

– Тесс еще не решила, на чем будет специализироваться, – ответила за нее мать.

– Может быть, она станет художницей, как отец? – спросила миссис Грейсон.

– Мы очень надеемся, – ответил отец.

– Ни в коем случае, – возразила мать.

Все за столом рассмеялись, в том числе и Тесс.

– Жизнь состоит не только из работы, – подчеркнула миссис Аршамбо. – Ты уже встретила своего избранника?

Тесс не знала, что ответить.

– Я встретила мужчину моей мечты в колледже, – сказала миссис Грейсон и подмигнула мужу.

– Moi aussi, я тоже, – подхватила миссис Ричардс. – Знаете, мы венчались в церкви Хелен Хиллз Хиллз.

– Хелен Хиллз Хиллз, – снова рассмеялась миссис Аршамбо. – Что, Хелен Хиллз заикалась?

– Нет. Она вышла замуж за своего кузена.

Последовал новый взрыв смеха.

– У Тесс, правда, нет двоюродных братьев, – заметила миссис Грейсон.

– Братьев нет, – отозвалась миссис Ричардс, – но у нас свои планы.

– Свои планы? Неужели? А мы о них знаем?

Отец Тесс нахмурился:

– Прошу тебя, Салли...

– Так вот, – продолжала мать, не обращая внимания на мужа. – У нас есть на примете один молодой человек, который учится в Амхерсте.

– Мама, – попросила Тесс, надеясь, что она не слишком заметно покраснела. – Я тебе говорила, что мы с Питером друзья. Только и всего.

– Вы сказали «Питер»? – переспросила миссис Аршамбо.

– Питер Хобарт.

– «Хобарт», как текстильная компания «Хобарт»? – уточнила миссис Грейсон.

– Он учится в Амхерсте, – подтвердила мать.

– Как это удачно, – обратилась миссис Аршамбо к Тесс. – Я рада за тебя.

Тесс в отчаянии комкала салфетку на коленях.

– Мы с ним только друзья, – снова повторила она.

– В дальнейшем он, наверное, возглавит компанию «Хобарт»? – спросил мистер Аршамбо.

Тесс чуть не застонала. Теперь к сплетням подключились и мужчины. Она старалась не прислушиваться к болтовне, надеясь, что тема им наскучит; как бы она хотела, сославшись на головную боль, покинуть гостей, запереться в студии и погрузиться в мир красок. Но она осталась на месте и просидела до конца обеда, как и полагалось дочери Джозефа и Салли Ричардс.

Тесс ждала окончания праздников и возвращения в колледж, к тому, что стало для нее привычной, нормальной жизнью. Она добавила в чемодан две новые майки. Ей не понадобятся больше черное вязаное платье и комбинезоны из синтетики: она не предполагала встречаться с Питером Хобартом. Может быть, к рождественским каникулам родители окончательно о нем забудут. Хотя на это было мало надежды.

Отец подошел к дверям комнаты.

– Ну как, ты готова?

– Почти, папа.

– Нам пора отправляться в аэропорт.

Тесс кивнула и закрыла крышку чемодана.

– Подожди, – остановил ее отец. – У тебя найдется местечко? – Он держал в руке небольшую папку. – Это последний отчет о нашей работе в тихоокеанском регионе. Я попрошу тебя передать его Питеру.

Тесс смотрела на папку.

– Ты хочешь, чтобы я передала его Питеру?

– Да. Он должен быть в курсе дела.

– Ты не мог бы послать его по почте?

– Надо, чтобы Питер поскорее с ним ознакомился. Ты ведь увидишься с ним сегодня или в крайнем случае завтра? Верно?

Тесс проглотила слюну.

– Увижусь...

– Вот и чудесно, девочка. Спасибо тебе. – Он подал ей папку и взглянул на часы. – Спускайся вниз, как только будешь готова.

Когда отец ушел, Тесс посмотрела на папку: «Текстильная компания «Хобарт». Итоги деятельности в тихоокеанском регионе. Третий квартал 1977 года».

«Ты ведь увидишься с ним сегодня или в крайнем случае завтра?» «Нет, папа, – должна была бы ответить она. – Честно говоря, я никогда больше не увижусь с Питером Хобартом». Она должна была все объяснить отцу. Она должна была сказать ему правду. Тесс приподняла крышку чемодана и положила поверх вещей папку. Как видно, ей все-таки придется еще раз встретиться с Питером Хобартом. Она отложит на будущее неприятное объяснение с родителями.

– Ты не съездишь со мной на автобусе в Амхерст? – попросила Тесс Чарли.

Это была середина следующего дня, и они вместе возвращались в общежитие после занятий.

– Извини, не могу, – ответила Чарли. – У меня в четыре лекция по истории.

Тесс не знала, что ей делать: плакать или смеяться. За все время учебы Марина и Чарли никогда и ничем ей не помогли. А сколько раз Тесс отвечала за них на телефонные звонки, восхищалась их видом, когда они отправлялись на свидание, или выслушивала их бесконечные впечатления после возвращения в общежитие? А как насчет ее переживаний? Или они думают, что она бесчувственная?

– Ты не могла бы пропустить лекцию?

Чарли в ужасе посмотрела на Тесс.

– Пропустить лекцию? – переспросила она таким тоном, будто Тесс предлагала ей совершить убийство с отягощающими обстоятельствами.

Тесс обдумала свою просьбу. Может, она действительно слишком многого требует. Может быть, это выглядит принуждением. Но потом Тесс вспомнила о Питере, о том, как он рассказывал ей о Лидии и с каким равнодушием отнесся к ней, Тесс. Она вспомнила о матери. Внезапно у нее по щекам потекли слезы.

Чарли тронула ее за плечо.

– Господи, Тесс, что с тобой?

Тесс не могла заставить себя говорить. Не могла рассказать, как поступил с ней Питер, как он разрушил ее мечты. Не могла рассказать Чарли о глупейшем плане матери.

– Скажи мне, Тесс, что случилось?

Тесс шмыгнула носом и, запрокинув голову, посмотрела на серое ноябрьское небо. Интересно, будет ли когда-нибудь у нее нормальная жизнь, полюбит ли ее кто-нибудь? Настанет ли время, когда она избавится от постоянного чувства униженности?

– Это все Питер, – объяснила она. – Мы с ним расстались.

– Господи, Тесс, как это произошло? – сочувственно спросила Чарли.

– Он долго отсутствовал. Он изменился. Нас больше ничто не связывает.

– Вот почему ты так расстроена.

– Нет, не поэтому, – затрясла головой Тесс. – Между мной и Питером все кончено. Но мои родители... Я не решаюсь им сказать. – Тесс вытерла слезы. – Отец попросил меня передать Питеру один документ. Я должна это сделать сегодня, а я не хочу ехать к нему одна. Боюсь, он меня избегает, а я поставлю его в неловкое положение.

Чарли немного подумала, потом сказала:

– Что ж, пожалуй, я могу пропустить лекцию.

– Нет, Чарли, не принуждай себя. Это моя проблема.

– Тесс, ты никогда меня ни о чем не просила. Могу я хоть раз тебе услужить?

Тесс почувствовала, как теплеет у нее на сердце.

– Вот спасибо, – сказала она.

Тесс решила, что не станет тратить время на то, чтобы подкраситься.

– Питер на занятиях, – сказал им один из студентов на первом этаже общежития. – Он вернется с минуты на минуту, если у вас есть время подождать.

– Могу я оставить вам для него эту папку? – спросила Тесс.

– Ты думаешь, ее можно оставить? – удивилась Чарли.

– Не знаю. Может, и не стоит, – пожала плечами Тесс.

– Не беспокойтесь, в этом семестре у нас не было ни одной кражи, – заверил их студент. – Это вам не Масуниверситет.

Словно в поисках ответа, Тесс взглянула на папку у себя в руках.

– Не могли бы вы положить папку в его почтовый ящик?

– Наши почтовые ящики на другом конце студенческого городка. На почте.

– Может, мне оставить папку у него в комнате?

– Думаю, она заперта. – Юноша снял очки и потер глаза. – Если вы доверите папку мне, я обещаю, что передам ее в целости и сохранности. Честное слово.

Тесс колебалась. Если она оставит отчет и Питер его не получит, отец рассердится. С другой стороны, если она его оставит, она будет избавлена от необходимости встречаться с Питером. Она вспомнила выражение его лица и блеск в глазах, когда он произносил имя Лидии.

Тесс протянула папку студенту.

– Передайте ему. Спасибо.

Они уже были на веранде, когда увидели молодого человека в верблюжьем пальто, который бежал вверх по лестнице, прыгая сразу через две ступеньки. У Тесс упало сердце.

– Питер, – сказала она чуть слышно.

Он посмотрел на нее, не узнавая. Затем моргнул.

– Привет, Тесс. – Он улыбнулся и отвел волосы со лба. – Какими судьбами?

Тесс взглянула на Чарли. Не показалось ли ей странным слишком прохладное отношение бывшего поклонника? Но Чарли, видимо, не заметила ничего необычного.

– Отчет, – объяснила Тесс и показала на дверь общежития. – От моего отца. Я отдала его одному типу...

– Прекрасно. Спасибо, Тесс.

Взгляд Питера переместился на Чарли.

– Чарли, это Питер, – представила его Тесс. – Питер, это Чарли.

Питер не отрывал взгляда от Чарли, и чем дольше он на нее смотрел, тем сильнее краска заливала его лицо. У Тесс упало сердце.

– Рад с вами познакомиться, – сказал Питер и протянул Чарли руку.

Чарли пожала руку Питера и кивнула головой.

«Ей это нравится, – подумала Тесс. – Она привыкла вводить парней в краску, и ей это нравится».

– Пойдем, Чарли, мы еще успеем на следующий автобус, – сказала Тесс и подтолкнула Чарли под локоть.

– Вы приехали на автобусе? – изумился Питер. – Я отвезу вас обратно на машине.

Тесс потрясла головой:

– Большое спасибо, но моя подруга обожает ездить на автобусе.

– Вы шутите, – рассмеялся Питер. – На сегодня у меня кончились занятия, и я с удовольствием встряхнусь.

Тесс взглянула на Чарли, рассчитывая на ее поддержку. Но Чарли не смотрела на Тесс, она смотрела на Питера, и при этом из ее рта вылетали слова.

– Вы правы, автомобиль куда приятнее автобуса, – говорила она ему.

Тесс смотрела из окна на дорогу номер девять и гадала, разрешают ли правила дорожного движения ездить втроем в двухместном «корвете». Тем временем Питер и Чарли болтали – о колледже, об Амхерсте и вообще обо всем. Тут нечему удивляться. Конечно же, Питеру понравилась Чарли. Она всем нравилась. Всем без исключения молодым людям. Чарли всегда знала, что сказать, как себя вести, когда говорить, а когда молчать. Словно ее специально обучали, как вести себя с противоположным полом, в некоем закрытом женском учебном заведении, и по всем предметам она получила отметку «отлично».

Но самое главное – Чарли хорошенькая. У нее длинные стройные ноги, которые хотелось погладить. У нее очаровательная улыбка. У нее были маленькие высокие груди. Высокие груди – мечта всякого существа мужского пола в Амхерсте. Тесс опустила голову и посмотрела на свои собственные груди. Они прятались под курткой и свитером, но Тесс знала, что их вряд ли можно назвать высокими. Они были округлыми, тяжелыми и вылезали из лифчика любого размера.

В этот момент Питер пошутил, и Чарли рассмеялась звонким смехом. Затем она подвинула свою длинную соблазнительную ногу поближе к рычагу переключения скоростей, и Питер посмотрел на ее обнаженное колено восхищенными телячьими глазами.

Тесс мечтала об одном: побыстрее добраться до дома, вставить два пальца в рот, чтобы ее вывернуло наизнанку, после чего завалиться в постель. Никогда еще дорога не казалась ей такой длинной.

В тот же день после ужина Чарли пришла в комнату Тесс.

– Могу я с тобой поговорить? – спросила она.

Тесс сидела за столом, делая вид, что занимается.

– Я готовлюсь к экзаменам, – сказала она.

– Тесс, до экзаменов еще целых три недели.

– Ты знаешь, что я всегда начинаю заранее.

Чарли отодвинула в сторону брошенную на кровать одежду и села.

– Как, между прочим, ты провела праздники? Ты так волновалась из-за встречи с Питером, что даже не упомянула об этом.

– Как обычно. А ты?

Чарли подобрала под себя ноги.

– Неважно. Знаешь, отец потерял работу.

Тесс повернулась к ней.

– Нет, не знаю.

– Пока он еще не нашел нового места. Может случиться, что я не вернусь в колледж на следующий семестр.

– Не вернешься в колледж?

– Возможно, мне придется остаться в Питсбурге и пойти работать.

– Господи, как ужасно.

– Да. Только я пришла поговорить не об этом. Расскажи мне о Питере.

– О Питере?

Голос Тесс невольно сорвался.

– Почему ты с ним рассталась? Он что, со странностями?

– Нет. Я уже тебе говорила. Его долго не было. Он изменился. Я тоже. – Она удивилась тому, как легко ложь слетает у нее с языка. – Я поняла, что наши родители строили планы за нас, а мы оставались в стороне.

– Вот как. Скажи, как ты сейчас к нему относишься?

– Не знаю, – пожала плечами Тесс. – Он неплохой парень. Но я уже сказала тебе, что меня к нему больше не тянет.

Тесс произносила эти слова и чувствовала, как у нее сжимается сердце. Она не хотела обманывать Чарли, но уже было поздно поворачивать назад.

– Ты уверена, что не влюблена в него?

Тесс захлопнула книгу и решительно повернулась к Чарли.

– Я уже сказала тебе, что он не в моем вкусе. Нет, он нормальный, но я не влюблена в Питера Хобарта. Почему ты меня допрашиваешь?

– В прошлом году ты, похоже, была влюблена. Ты не могла дождаться, когда он вернется в Амхерст. Помнишь, ты даже отказывалась от свиданий?

«Я не отказывалась, меня никто не приглашал», – почти вырвалось у Тесс.

– Наверное, мечтать о нем было приятнее, чем встречаться, – сказала она вслух.

– Ты уверена? – повторила Чарли.

– Ради Бога, Чарли, что тебе нужно?

– Не знаю, как тебе сказать, но Питер меня пригласил.

Это было как нож в сердце.

– Что ты сказала?

– Он пригласил меня. Позвонил после ужина.

– Вот как, – только и смогла выдавить Тесс.

– Я не дала согласия, потому что не знала о твоих чувствах.

Тесс почесала живот.

– Он тебе нравится?

– Мне кажется, он ничего.

Злобная ревность уже пустила корни в душе Тесс.

– К тому же он богатый, – добавила она.

– Похоже, что так, – улыбнулась Чарли. – Ты это знаешь лучше меня.

– Можешь мне верить. Он богатый. Знаю, как для тебя это важно.

Последние слова зашипели, словно жир на раскаленной сковороде.

Чарли ничего не заметила и вытянула свои длинные стройные ноги; Тесс знала, что и у нее могли быть такие же, сложись удачнее комбинация родительских генов. Тогда у нее был бы и Питер.

– Он пригласил меня кататься на лыжах.

– Я не знала, что ты умеешь кататься на лыжах.

– Я не умею. Но я могу научиться.

– Это не так просто, – заметила Тесс, словно когда-нибудь пробовала учиться.

– Он сказал, что научит меня.

Тесс следила, как Чарли поправляет носки. Ей хотелось сорвать их с подруги и засунуть ей в глотку.

– Значит, ты не против? – снова повторила Чарли.

– Да нет! – Тесс раскинула руки. – Все прекрасно. Когда вы собираетесь ехать?

– В субботу.

– Отлично. А теперь позволь мне вернуться к моим занятиям.

Чарли встала с кровати и положила руку на плечо Тесс.

– Спасибо, Тесс. Я знала, что ты меня поймешь.

Чарли вышла из комнаты и закрыла дверь. Тесс посмотрела на книгу перед собой и сбросила ее на пол. Она положила голову на стол и заплакала. Она плакала и плакала, и не могла остановиться.

Как назло, в субботу утром начался снегопад, создавая нужное оформление для свидания. Тесс сидела возле окна у себя в комнате и ждала появления Питера. Чарли постучалась к ней в дверь, но Тесс не отозвалась. Недоставало только, чтобы Чарли спрашивала у нее совета насчет своего туалета. Конечно, Чарли будет выглядеть потрясающе. Тесс знала, что Питер будет того же мнения. Снежинки таяли снаружи на стекле, а слезы текли у нее из глаз. Какая несправедливость. Какая несправедливость, что у Чарли было все, а у нее ничего. Тесс смотрела в окно и ждала. Ей не пришлось ждать долго.

Черный «корвет» Питера проехал по Грин-стрит и стал у обочины. Затаив дыхание Тесс наблюдала, как Питер вышел из машины. На нем была темно-синяя лыжная куртка. Снежинки тут же припудрили его волосы, щеки горели от свежего воздуха. Сложив руки на груди, Тесс проследила, как он пересек замерзшую лужайку и подошел к дому. Интересно, куда делась Лидия?

Он поднялся на веранду. Тесс ждала; боль внутри нарастала. Она не могла сдвинуться с места, наверное, она в состоянии просидеть у окна весь день.

Тесс вдруг почувствовала какое-то движение во дворе. Она посмотрела вниз и увидела Питера. И с ним Чарли, свою подругу Чарли. В белой парке Марины она казалась снежной королевой. Насколько она разглядела с четвертого этажа, они смеялись. Они подошли к машине, и Питер открыл дверь. Чарли что-то сказала Питеру, придвинув к нему лицо; они снова засмеялись. Тесс плакала.

В одно мгновение черный «корвет» исчез, оставив пустое место на стоянке. Наконец-то Тесс Ричардс точно знала, что не была лесбиянкой. Тесс Ричардс любила мужчину, который ей никогда не достанется. Она была неудачницей, а не лесбиянкой. Будь она лесбиянкой, ей, наверное, было бы легче. Она смотрела на то место, где недавно стоял автомобиль; постепенно оно посерело, а потом побелело от снега.

Через некоторое время в дверь постучала Марина.

– Открой мне, Тесс, – позвала она. – Мне нужна твоя помощь.

Тесс продолжала сидеть на стуле у окна.

– Я знаю, что ты дома. Открывай! – крикнула Марина и начала колотить в дверь.

Тесс медленно поднялась со стула. Остановилась у зеркала и посмотрела на себя. Лицо опухло, глаза покраснели. Она не могла впустить Марину.

– Открывай дверь, черт тебя побери, Тесс. Я слышу, как ты там двигаешься.

Тесс потрогала свои вздувшиеся веки.

– Отвяжись, – сказала она. – У меня болит голова.

– Не выдумывай, – донеслось из коридора.

Тесс не помнила, чтобы Марина была когда-нибудь такой настойчивой. Она подошла к двери, отперла ее и впустила Марину.

– В чем дело? – спросила Тесс как можно более небрежно.

– Ты мне нужна, – объявила Марина. – Я была на улице и увидела тебя у окна. Что ты там делала? Ждала возвращения Чарли вместе с твоим возлюбленным?

Марина уперла руки в бока. Она смотрела на Тесс, и ее черные глаза метали молнии.

– Он не мой возлюбленный, Марина. Я с ним рассталась.

Тесс отвернулась, но Марина схватила ее за руку.

– Послушай, Тесс, я знаю, что мы с тобой не ладим. Но нельзя, чтобы ты вечно сидела у окна. Поверь мне, от этого мало толку.

– Именно этим ты занята уже целый год. С тех пор, как уехал Виктор.

– Потому что я глупая идиотка. Но ты не должна губить себя. Оденься поприличнее, и мы куда-нибудь пойдем. Займись хоть чем-то. Двигайся. Кончай просиживать штаны. Хочешь, я вместе с тобой пойду к Делл?

– Ты? Ты пойдешь к Делл? – рассмеялась Тесс.

Хотя Марина и побывала в «Лавке букиниста» в День отдыха, было ясно, что она не питает особых симпатий к Делл после случая с Виктором Коу в прошлом году.

– Конечно, пойду. Может быть, она научит тебя уму-разуму.

Марина отвела от лица прядь густых черных волос и ждала ответа.

– Мужчины такие подлецы, – сказала Тесс.

– Наконец-то ты заговорила как надо. Одевайся. Жду тебя внизу через десять минут.

В «Лавке букиниста» Марина с легким кивком быстро прошла мимо Делл и скрылась за полками в глубине комнаты. Тесс хотелось крикнуть ей вслед, чтобы она вела себя как взрослая: забыла о Викторе Коу и о том, что было или не было между ним и Делл. Все это принадлежало прошлому. Жизнь Марины не погублена, как она погублена у Тесс. Марина красавица и принцесса, и мужчины всегда будут лежать у ее ног. И ей не надо отчитываться перед Салли Ричардс.

За прилавком Делл возилась с кофейником.

– Снег все еще идет? – спросила она у Тесс.

Тесс посмотрела на окно. Из магазина в подвале трудно было понять, как густо снег покрывает землю. Она гадала, хороший ли сегодня спуск на горе Том, не застрянут ли из-за метели Чарли и Питер на лыжной базе и не сломает ли ногу Чарли, обучаясь кататься на лыжах.

– Хочешь кофе? – спросила Делл.

Тесс кивнула и села за стол рядом с Юджинией, тряпичной куклой, расположившейся на пачке книг. «Как хорошо быть тряпичной куклой, – думала она. – Тряпичная кукла не знает страданий и постоянно счастлива, она создана для радости, и ей чужда боль».

Делл поставила перед Тесс кружку с кофе и села рядом.

– Ты сегодня неразговорчивая, – заметила она.

Тесс смотрела в кружку, стараясь побороть немоту, но горячие слезы уже навернулись на глаза и мешали говорить.

– Тесс, – сказала Делл и взяла ее за руку.

Стоило Делл коснуться ее, как слезы хлынули потоком.

– Боже мой, Делл! – воскликнула Тесс. – Что мне делать?

Она спрятала лицо в ладонях, пытаясь заглушить рыдания и унять дрожь внутри, стараясь вести себя разумно, а не как глупая дурочка. Но из этого ничего не вышло. Она горько всхлипывала и только через некоторое время заметила, что у нее на плече лежит мягкая рука Делл.

– Прежде всего ты мне скажешь, что случилось, – услышала Тесс спокойный голос Делл.

– Не могу. Это так глупо, – потрясла головой Тесс.

Делл убрала руку с ее плеча. Тесс вытерла лицо и попробовала взглянуть на Делл, но была слишком смущена.

– Когда у меня возникает проблема, – начала Делл, – я говорю с куклами, и мне это очень помогает. Возьми, к примеру, вот эту, по имени Юджиния. Она сидит и бездельничает, дожидаясь, когда я налью ей кофе в кружку. Ждет уже двадцать лет, а я не наливаю. Но она очень терпеливая, эта Юджиния. Поэтому она прекрасная слушательница.

Тесс отерла слезы и взглянула на куклу.

– Я не могу ей довериться. Она такая по-идиотски счастливая.

– Что тебе от этого? Попробуй.

Тесс смотрела на тряпичную куклу.

– И потом пусть тебя не обманывает ее улыбка. Вглядись в нее и подумай, какая у нее жизнь. Сколько лет она носит одно и то же пыльное платье. Сидит на куче книг, но не может взять хоть одну и почитать. Боится потерять свое место. Куда ей тогда дорога? В кладовую или на чердак?

Дрожь внутри Тесс постепенно стихла. Боль в сердце немного отпустила. Она протянула руку и взяла Юджинию.

– Наверное, ей нужна смена обстановки.

– Нет, – ответила Делл. – Мне кажется, ей хочется, чтобы ее приласкали.

Тесс расчесала пальцами коричневые кудри из шерстяных ниток и посмотрела в улыбающееся нарисованное лицо. Потом, обняв ее сразу двумя руками, крепко прижала куклу к своей груди. Склонив голову, она шепнула ей:

– Я ему не нужна, Юджиния. Ему нужна Чарли, а не я.

Вместе с шепотом снова потекли слезы, менее обильные и менее болезненные. И тогда Тесс открыла душу тряпичной кукле. Она ничего от нее не утаила. И то, что она полюбила Питера, которого выбрала для нее мать, и что сама догадалась об этом только сегодня.

– Если бы Юджиния могла говорить, – заметила Делл, – она наверняка спросила бы тебя, уж не потому ли ты так горько плачешь, что он достался другой.

– Я так не думаю, – нахмурилась Тесс. – Я поняла, что всегда его любила. Но теперь поздно терзаться. Жаль только, что я огорчу родителей.

– Похоже, тебя беспокоит, что скажут родители, больше, чем твои отношения с Питером.

Тесс посадила куклу к себе на колени и потрогала пальцем ее блестящие глаза-пуговицы и круглый розовый румянец на щеках.

– Ты не понимаешь, Делл. Родители взбесятся.

– Родителям приходится мириться со многим.

– Но мои возлагали на меня огромные надежды.

– Мои тоже. Они думали, я стану врачом.

– Врачом? – удивилась Тесс.

– Как мой отец. И мой дедушка.

– И что же случилось?

Делл отпила глоток кофе и сморщилась.

– После медицинского колледжа я поняла, что выполняю чужие желания, а не свои собственные. Мне нравились книги, а не кровь и кишки.

– Моя мать этого бы не поняла. А твоя?

– Тоже нет. Как и твоя, моя мать долго не могла поверить, что люди рождаются разными. Что не все готовы идти по пути, выбранному родителями.

– Я думала, моя мать и ты были друзьями.

– Ты говоришь, друзьями? Пожалуй, да. Мы жили в одном общежитии, учились в одном колледже. Но это не значит, что мы были одинаковыми. Это также не значит, что Салли Ричардс выбрала правильный путь в жизни. А я, наоборот, неверный. Вот тебе пример. – Делл показала на полки в глубине магазина, где укрылась Марина. – Посмотри на принцессу. Посмотри на себя. Вы подруги. Ты ведь не будешь это отрицать?

Тесс смотрела на книжные полки, за которыми находились Марина и Николас. Впервые за полтора года она поняла, что они с Мариной действительно подруги.

– Да, – подтвердила она, – мы с ней друзья.

– Послушайся моего совета, Тесс. И совета моей подруги Юджинии. Прежде всего всегда оставайся самой собой. Тогда, и только тогда придет к тебе настоящая любовь.

Тряпичная кукла весело улыбалась Тесс. Тесс обняла ее и снова прижала к себе.

– Делл, как мне повезло, что мы с тобой дружим.

В этот момент откуда-то из-за полок выскочил странный Вилли Бенсон.

– Чарли тоже твоя подруга, – добавил он.

Тесс вздрогнула от неожиданности.

– Чарли, – тарахтел Вилли Бенсон, – Чарли – это мужское имя.

– Боже мой, Делл, откуда он взялся? Он теперь здесь живет?

Делл пожала плечами:

– Его выписали из больницы штата. Родственники поставили его на очередь в частную клинику.

Тесс неодобрительно покачала головой. С тех пор как больница штата начала свертывать свою деятельность, все большее число Вилли Бенсонов бродило по улицам Нортгемптона.

– У Чарли такие красивые волосы, – продолжал болтать Вилли. – Я бы хотел потрогать ее красивые волосы.

«А я, – добавила про себя Тесс, – хотела бы вырвать их по волосинке». Вместо этого она посадила Юджинию обратно на пачку книг, поцеловала ее в лоб и почувствовала, что хотя бы на сегодня боль в сердце прошла, а слезы высохли.

Глава 9

Грех было жаловаться на общество Тесс, когда впереди Марину ждали куда более тяжелые испытания. Отец позвонил ей и сообщил, что в пятницу Алексис приезжает в Соединенные Штаты и что Марине следует «вести себя с ней прилично».

– Твоя сестра очень волнуется перед свадьбой, – сказал король Андрей. – Помоги ей выбрать самое красивое подвенечное платье.

Марина пожалела, что мать не сопровождает Алексис, насколько меньше у нее было бы тогда хлопот. Но королева никогда не переставала надеяться, что Марина и Алексис в конце концов преодолеют свою вражду; королева любила повторять, что две сестры, и особенно близнецы, не должны разлучаться. Но что знала об отношениях между близнецами королева? Она была единственным ребенком в семье, каким могла быть и Марина, если бы ей повезло.

До пятницы Марина так и не выдумала предлога, чтобы избежать встречи с Алексис. А в пятницу Алексис появилась в общежитии.

Марина и Тесс возвращались в Моррис-хаус, когда у самого дома увидели блондинку в длинном меховом манто в сопровождении трех лиц: телохранителя Сергея, Веры, личной горничной Алексис, и еще одной молодой незнакомой особы, видимо, тоже прислуги.

Марина подняла руку, останавливая Тесс.

– Неужели это и есть она? – заметила Тесс, разглядывая прибывших.

– Она самая, – подтвердила Марина. – Мисс Новокия.

– Она совсем на тебя не похожа.

– Господи, дай мне силы, чтобы выдержать испытание, – сказала Марина.

– Да ведь ты едешь в Нью-Йорк! Ты прекрасно проведешь там время.

Марина с упреком посмотрела на Тесс.

– Нет, Тесс. Вот если бы ты со своей сестрой ехала в Нью-Йорк, ты бы действительно здорово провела там время. Поверь мне, у нас с Алексис другие отношения.

– У меня нет сестры, – сказала Тесс. – А теперь пойдем. Мне не терпится с ней познакомиться.

Николас шел рядом с ними.

– Я буду с вами, принцесса, – сказал он, подмигнув. – Я вас защищу.

Марина улыбнулась. Николас был удивительно симпатичным человеком. Как телохранитель и друг, он не шел ни в какое сравнение с Виктором. Знал ли он о том, что произошло между ней и Виктором? Если знал, то ни разу не заикнулся об этом.

– Ладно, Фурман, – одобрила Марина. – Поручаю вам возглавлять шествие.

– Ты что, в самом деле здесь живешь? – изумилась Алексис, стоя на пороге передней.

– Не совсем здесь, – пояснила Марина. – Я занимаю только половину комнаты. В другой половине живет моя соседка.

Марина направилась в свою половину.

– Боже мой, – бормотала Алексис, следуя за ней. – Как ты можешь? Какое... убожество.

Марина усмехнулась:

– Во всяком случае, здесь спокойнее, чем во дворце.

Если Алексис и поняла намек, то никак этого не показала.

– Интересно, на чем здесь сидят?

Марина оглянулась вокруг. На кровати были навалены книги, на спинке единственного стула висела одежда.

– Наверное, тебе придется воспользоваться собственной задницей.

– Вижу, мне следовало лететь прямо в Нью-Йорк, а не в Бостон, – вздохнула Алексис. – А ты бы меня там встретила. Я подожду тебя внизу.

С этими словами и с выражением отвращения на лице Алексис направилась к двери. Но не успела она взяться за ручку, как дверь с силой распахнулась, сбив Алексис с ног. Она упала на спину, мини-юбка задралась, обнажив бедра, а громкий треск лопнувших колготок завершил катастрофу.

Чарли в ужасе метнулась назад в коридор. Марина с трудом сдерживала смех.

– Алексис, – сказала Марина, – позволь представить тебе мою соседку. Знакомься, Чарли, это моя сестра.

– Привет, – отозвалась Чарли, растерянно глядя на девушку на полу; она наклонилась, чтобы помочь Алексис. – Извините, я не знала...

Алексис отмахнулась от нее и сама поднялась с пола. Она поправила волосы и возмущенно вздернула подбородок.

– Я заплатила за это платье две тысячи долларов, – объявила она высокомерно. – Вы могли его разорвать.

Чарли растерялась еще больше и не знала, как оправдываться.

– С каких это пор ты жалеешь доллары? – спросила Марина.

Алексис резко повернулась к ней:

– Буду ждать тебя внизу. С меня довольно, я уже насмотрелась на вашу жизнь.

Алексис протиснулась в дверь мимо Чарли.

– Спасибо тебе, Чарли, – сказала Марина. – Ты просто чудо.

– Я очень сожалею, Марина...

– Нет, я не шучу, – прервала ее Марина. – Алексис иногда полезно приземляться на свою задницу. Она настоящее бедствие.

Чарли замялась, но потом присоединилась к общему смеху.

– Похоже, твоя сестра действительно не ангел, – решилась высказаться она.

– Я сейчас быстро соберу чемодан и поеду, – сказала Марина. – Пожелайте мне удачи. Могу вас заверить, это будет настоящий кошмар.

Они поселились в гостинице «Плаза» в разных номерах. Алексис настояла, чтобы они обедали внизу в ресторане, хотя Марина предпочла бы обедать в номере. Но она не хотела ссориться с сестрой и нарушать данное отцу слово.

Они сидели за столиком на двоих; Николас и Сергей занимали столик рядом. Марина извлекла из своего бокала с пенистым золотистым напитком пропитанную ликером вишенку.

– Надеюсь, ты не сердишься, что я первая выхожу замуж, – сказала Алексис, поднеся к лампе на столе левую руку с огромным бриллиантом на пальце так, чтобы камень заиграл. – Ты все-таки старше меня.

Марина тянула напиток через соломинку.

– Я как-то об этом не задумывалась.

– Если задумаешься, то прими мои извинения.

– Чего же тут извиняться? Мне нужно образование. Тебе нет.

Алексис опустила руку и уткнулась в меню.

– Ты так это говоришь, будто у меня нет мозгов, – обиделась она.

– Они тебе не нужны. А мне пригодятся.

– Джонатан считает меня достаточно умной.

Марина чуть было не сказала, что по сравнению со своим женихом Алексис просто гений.

Внезапно Алексис подняла голову.

– Почему ты меня ненавидишь, Марина?

– Я тебя ненавижу? Это неправда. Я думала, что это ты меня ненавидишь.

– Может, оттого, что ты красивая, – призналась Алексис.

– Нет, наверное, оттого, что я старше тебя. Пусть даже всего на несколько минут. Кстати, ты тоже красивая и знаешь это.

– Да, я знаю, что я красивая, – вздохнула Алексис. – Пожалуй, закажу себе жареные гребешки, – сказала она так, будто до этого они беседовали о погоде.

С самого детства Алексис вела себя именно так: сначала разжигала ссору, а потом уходила в сторону, словно не сказала и не сделала ничего обидного. Марина вспомнила тот случай, когда впервые поняла, что Алексис делает это намеренно. Им тогда исполнилось семь лет, и королева устроила для них настоящий прием на лужайке в саду. В большом шапито артисты-циркачи развлекали детей из соседней деревни. Вместо того чтобы самим получать подарки, сестры должны были раздавать их другим детям: куклы для девочек и игрушечные пожарные машины для мальчиков. Марина и Алексис сидели каждая на своем маленьком троне в белых воздушных платьях и тиарах – у Марины на блестящих черных, у Алексис на золотистых, как пшеничные колосья, волосах. Дети выстроились в очередь за подарками, и каждый мальчик, подходя к принцессам, кланялся, а девочки приседали. Одна маленькая девочка с длинными темными волосами подошла к ним на костылях. Марина уже протянула ей подарок, но Алексис ее остановила.

– Сначала присядь, – приказала она девочке.

– Но я не могу, – смущенно улыбнулась девочка. – Я хромая.

Марина подала девочке куклу, но Алексис вырвала игрушку у нее из рук.

– Ты должна присесть. А если не можешь, то не получишь подарка.

Девочка расплакалась.

– Отдай ей куклу, – потребовала Марина.

– Нет. Если ты хочешь, чтобы она ее получила, присядь передо мной за нее.

– Я? Перед тобой?

– Да. Ты, – зло усмехнулась Алексис.

Марина посмотрела на маленькую девочку. Крупные слезы текли по ее розовым щекам. Больше не раздумывая, Марина спустилась с трона и встала перед Алексис. Она отставила в сторону ногу, подхватила с двух сторон оборки платья и присела, как ее учили.

– Ниже, – приказала Алексис.

Марина оглянулась. Все дети не спускали с них глаз. Маленькая девочка перестала плакать и тоже смотрела, приоткрыв рот. Марина снова присела. На этот раз неудачно: она споткнулась и упала.

– Как тебе не стыдно, панталоны видно! – радостно закричала Алексис, засмеялась и швырнула куклу девочке. Остальные дети тоже смеялись.

Марина поднялась с земли и отряхнула платье. Ей хотелось плакать. Но даже в этом возрасте она уже понимала, что нельзя плакать на людях. Принцессы не плачут при посторонних.

Марина тихо вернулась на свое место и продолжала раздавать подарки.

Отдавшись воспоминаниям, Марина без аппетита ела курицу в кисло-сладком соусе. Она вспомнила, как Чарли однажды сказала об Алексис: «Наверное, ей нелегко всегда быть на втором месте». Если это соответствовало правде, то сестра странным образом заявляла о своих чувствах.

Марина проглотила кусок курицы и снова отпила из бокала.

– Надеюсь, ты выходишь замуж за Джонатана не для того, чтобы показать свое превосходство надо мной.

– Что ты хочешь сказать? – Алексис приподняла идеально выщипанную бровь.

– Послушай, Алексис, – сказала Марина как можно мягче. – Хочешь верь, хочешь нет, но ты мне дорога. Я бы не хотела, чтобы ты сделала ошибку из-за какого-то глупого соперничества, хотя я понимаю, для тебя главное – оказаться на первом месте. На такой шаткой основе не построить прочного брака.

Нечто похожее на сомнение мелькнуло на лице Алексис, чтобы тут же исчезнуть за улыбкой.

– Ах, Марина, – произнесла она снисходительно, – какая же ты еще глупенькая.

Перед тем как лечь спать, Алексис объявила, что утром подольше понежится в постели.

– Я позвоню в магазин и скажу, когда приеду, – сказала она, хотя у Бергдорфа ее ждали к одиннадцати.

Впервые за последние месяцы Марина не могла уснуть. Она и не догадывалась, что так сильно привыкла к своей не слишком удобной кровати в общежитии Моррис-хаус и что ей будет так не хватать общества Чарли и даже Тесс, которые не требовали от нее ничего, только чтобы она оставалась самой собой. Марина ворочалась с боку на бок в огромной постели и думала о том, выйдет ли она когда-нибудь замуж. Марина знала, что она не Алексис и согласится на брак только по любви. Но как ей узнать, любит ли ее мужчина или ему нравится быть мужем принцессы, которая в один прекрасный день станет королевой? Если Виктор Коу что-то и дал ей, так это самый серьезный урок: он научил ее не доверять ни одному мужчине. Но она в равной мере не доверяла и самой себе.

Марина вновь повернулась на другой бок, и ее взгляд упал на обитый бархатом стул, на котором висела одежда студентки, но не принцессы. Как ей хотелось, чтобы Чарли и Тесс были сейчас рядом с ней, чтобы они с шумом ворвались в комнату, уселись на кровать и угостили ее пиццей. Марина поняла, что колледж стал для нее настоящим домом.

Марина поднялась в семь, почти всю ночь проведя без сна, и подошла к окну, чтобы взглянуть с высоты на Пятую авеню. Несмотря на ранний час, на улице уже кипела жизнь и желтые такси оглушали окрестности громкими гудками, мешавшимися с грохотом контейнеров, опустошаемых мусорными машинами. К счастью, не шел снег.

Марина приняла душ, надела свитер и джинсы. Она собрала волосы в пучок и спрятала их под вязаную шапочку, затем надела темные очки. В полупальто и толстых перчатках, купленных в магазине армейских товаров, она была неузнаваема. Если кому-то и было известно о пребывании в городе двух принцесс, то их будут искать по другим нарядам – мехам и бриллиантам. Алексис же еще спала.

Марина выскользнула из гостиницы, радуясь тому, что с ней нет ее тени, Николаса, тому, что она одна и свободна. Она вернется в гостиницу прежде, чем ее хватятся. Марина поглубже засунула руки в карманы и медленным шагом двинулась по Пятой авеню.

Она неторопливо шла мимо роскошно одетых манекенов в витринах Бергдорфа, мимо сияющих драгоценными камнями витрин Ван Клифа. Она нащупала кольцо с сапфиром и бриллиантами у себя на пальце и попыталась представить себе жизнь рядового человека, которому недоступна вся эта роскошь и который может только мечтать о вещах и предметах, спрятанных за стеклами витрин. Она думала о Чарли, чья семья сейчас мучительно выискивала способ заплатить очередной взнос за дом.

Она прошла мимо ресторана, где несколько лет назад присутствовала на обеде по случаю посещения Соединенных Штатов королем Андреем. Ресторан в тот день был закрыт для всех посетителей, кроме пятидесяти избранных, включая мэра Нью-Йорка и некоторых других видных политических и общественных деятелей. Среди них не было мечтателей, это были реалисты.

На Рокфеллер-плаза Марина свернула на эспланаду и прогулялась, разглядывая витрины туристических агентств, заполненные плакатами, рекламирующими достопримечательности Парижа, Лондона и Гонконга, далеких городов и далеких стран. Но там не было плакатов, посвященных Новокии. Марина улыбнулась. Новокии недоставало экзотики и значимости, чтобы ее удостоили плаката в этих витринах. Новокия была всего-навсего маленькой страной, борющейся за выживание и зажатой в прямом и переносном смысле между демократией и коммунизмом. Мало кто посещал Новокию, для этого просто не было причин.

Марина полюбовалась огромной рождественской елкой, массивной золоченой фигурой Атласа и разноцветными флагами, окаймляющими площадь. Она посмотрела вниз на каток, где катающиеся выписывали изящные восьмерки, наслаждаясь бодрящим утренним воздухом. Некоторые катались в одиночку, другие парами, и все без исключения улыбались. Марина оперлась на перила ограждения и тоже с улыбкой следила за катающимися, радуясь их веселью и свободе. Она знала, что эти годы, проведенные в колледже, будут самыми свободными и беззаботными в ее жизни. Даже прошлое лето в Новокии было заполнено бесконечными официальными обедами, ужинами и другими мероприятиями, и всякий раз ей, как принцессе, следовало быть образцом любезности и гостеприимства. Она была лишена возможности свободно вздохнуть, поразмыслить, в конце концов, просто быть самой собой.

– Вы помните, как я учил вас кататься на коньках, когда вам было шесть лет? – услышала Марина за спиной мужской голос. Голос Николаса.

– Я помню, как упала лицом вниз, – ответила Марина, не оборачиваясь.

– И не один раз, – подтвердил Николас, опираясь рядом с ней на перила. – Вы были очень настойчивой.

Марина кивнула.

– Вы по-прежнему очень настойчивы, – продолжал Николас. – Но теперь вы используете свою настойчивость, чтобы ускользнуть от меня.

Марина пожала плечами.

– Мне хотелось побыть одной. Я бы вернулась еще до того, как проснется Алексис.

– Нью-Йорк не Нортгемптон, ваше высочество. Он может быть опасным для принцессы.

Марина промолчала: она знала, что Николас прав. Она продолжала смотреть на каток.

– Вы думаете, они понимают, как им повезло в жизни? – спросила Марина. – Что они свободны и могут распоряжаться собой, как хотят?

– Если бы у них был выбор, они, наверное, предпочли бы судьбу принцессы.

Марина наблюдала за плавными движениями фигуристов, их изящными па. Прав ли Николас? И откуда ему это знать? Николас свободный человек. Он никогда не был женат, у него никогда не было детей, и он никогда не служил никому другому, кроме короля. Но Николас служил королю по доброй воле и сам принимал решения. И хотя он охранял Марину и жил ее жизнью, свой путь он избрал сознательно.

Они постояли еще немного, и Николас слегка кашлянул.

– Пора, ваше высочество. Нам надо возвращаться в гостиницу.

– Меня тошнит от Алексис.

– Ваша сестра выходит замуж. Вы должны за нее радоваться.

– Нет, Николас. Я бы радовалась за нее, если бы она выходила замуж за любимого человека. Но Алексис не способна любить никого, кроме себя.

– Значит, нам повезло, что когда-нибудь вы, а не она, станете нашей королевой.

Марина в последний раз взглянула на каток, затем повернулась и направилась к Пятой авеню. Николас следовал за ней по пятам.

Неделю спустя Марина сидела на кровати у себя в комнате и готовилась к экзаменам, когда раздался телефонный звонок. Она раздумывала, брать трубку или нет: это мог быть какой-нибудь тип из Масуниверситета или Амхерста, мечущийся в поисках свободной девушки. Уже давно ее никто не приглашал, потому что все знали, что принцесса больше не ходит на свидания.

«Вряд ли это какой-то парень», – подумала она и сняла трубку.

– Это ты, мама, – узнала Марина добрый тихий голос королевы.

– Здравствуй, милая. Жаль, что мое здоровье не позволило мне поехать с Алексис, но она выбрала очаровательное платье.

Алексис не только выбрала экстравагантный фасон, но и заставила модельера за три дня до ее отъезда из Нью-Йорка сделать для нее пробный образец. К счастью, Марина уже в воскресенье вечером возвратилась в Нортгемптон под удобным предлогом подготовки к приближающимся экзаменам. «Обойдусь без тебя», – коротко напутствовала ее Алексис.

– Да, – подтвердила Марина. – Платье очень элегантное.

Она с трудом удержалась, чтобы не добавить: «За семь-то тысяч долларов!»

– Думаю, вы вместе хорошо провели время, – с надеждой произнесла королева.

Марина не сомневалась, что, вернувшись домой, Алексис нашептала матери о равнодушном отношении к ней сестры, но оправдываться не имело смысла.

– Очень хорошо, мама, – снова подтвердила она. – Город так красиво украшен.

– Кстати, к вопросу о каникулах, – вспомнила королева. – Я звоню также, чтобы узнать о твоих планах. Июнь уже не за горами, и впереди столько дел, не говоря уж о подготовке к свадьбе...

Марина представила себе, что творится сейчас во дворце, где всем заправляет Алексис. Бесконечные споры о списках гостей и меню для приемов, о том, сколько пригласить журналистов и кого. Марина закрыла глаза и стала думать, как ей избежать события, которое Алексис называет «свадьбой века».

– Алексис решила воспользоваться розами из моего розария, хотя в это время года они еще не в полном цвету, – услышала Марина голос королевы. – Она уже договорилась с садовниками об усиленной подкормке. Они утверждают, что все получится.

– Вот и прекрасно, мама, – откликнулась Марина. – Значит, одной проблемой меньше.

– Боже мой, Марина, я все говорю о свадьбе, а ведь до нее еще полгода, и не спрашиваю, когда ты приедешь домой на Рождество.

Марина окинула взглядом свою комнату, такую мирную, тихую и уединенную.

– Я еще не знаю когда, мама. Я скоро тебе сообщу.

Королева повесила трубку. Марина закрыла учебник философии и посмотрела на опущенные жалюзи, знак для Николаса, а прежде для Виктора Коу, что она в целости и сохранности и в полном одиночестве пребывает в своей комнате.

– Это тебе мать звонила? – спросила Чарли, появившаяся в дверях с книгой под мышкой. – Как обстоят дела в Новокии? Вижу, что все в порядке и твоя сестра благополучно вернулась домой.

– Где моя сестра, там не может быть порядка, – вздохнула Марина. – Почему ты не занимаешься?

– Мне надо передохнуть.

– Мне тоже. Я вот думаю, как мне вывернуться, чтобы не ехать домой на Рождество.

Чарли вошла в комнату.

– Ты не хочешь ехать домой на Рождество? Почему?

– Я сыта по горло своими семейными обязанностями, хватит с меня визита Алексис. Знаю, Николас мечтает поехать на родину, но...

– Господи, – удивилась Чарли. – Я не могу себе представить, чтобы на Рождество меня не было дома. Даже со всеми нашими неприятностями...

Она не закончила фразу.

– Ты все еще не знаешь, вернешься ли в колледж?

– Отец пока не нашел работу, – покачала головой Чарли.

– Может быть, все уладится.

– Может быть.

Чарли направилась к себе в комнату.

– Да, вот еще что, – остановилась она на полпути. – У меня есть идея. Не хочешь ли поехать со мной в Питсбург?

– На Рождество?

– Ну конечно. У нас всегда найдется местечко для лишнего человека. Сестры будут в восторге. Они никогда не видели настоящей принцессы. И Николаса заберем с собой.

– Но, Чарли, у вас сейчас и без меня забот хватает...

– Соглашайся, вот увидишь, нам будет весело. Кто знает, может, мы никогда больше не увидимся.

Марина посмотрела на опущенные жалюзи. Провести Рождество с настоящими свободными людьми, которые собственными силами решают свои, а не чужие проблемы. Американская семья, борющаяся за выживание. Она посмотрела на Чарли.

– Попробую уговорить Николаса отпустить меня одну.

– Как же, так он и согласится.

– Я тебе уже много раз говорила, что ты преуменьшаешь власть принцессы.

Николас согласился отпустить Марину одну, когда Чарли поклялась, что семья О’Брайанов не откроет секрет Марины до ее возвращения обратно в Нортгемптон; а также с условием, что она будет носить только джинсы, свитер и прочие не подходящие для принцессы вещи. И обязательно темные очки. Словно это было для Марины огромной жертвой!

Данни, брат Чарли, встретил их в аэропорту. Как и Чарли, он был высокого роста, с такой же дружелюбной улыбкой и свободной манерой держаться. Он повез их домой на своем пикапе, которому исполнилось двенадцать лет. Они тесно прижались друг к другу на переднем сиденье, потому что уже год в машине не работала печка, Данни собирался ее починить, когда найдет работу. Если только он вообще ее найдет. Марина не испугалась холода, так было даже веселее.

Одинаковые дома стояли вплотную, вытянувшись в длинный ряд. Они остановились в узком переулке за домами, и Данни припарковал машину около общего гаража. Марина прошла следом за Чарли через тесный задний дворик. Она оглянулась вокруг и увидела в окнах множество желтых, синих, красных и зеленых огоньков. Рождество пришло в Питсбург.

– Входите, входите, – пригласила их стоявшая на пороге высокая красивая женщина. За ее спиной Марина увидела еще несколько фигур, любопытные синие и зеленые глаза, рыжие и каштановые волосы.

Все они, начиная с женщины на пороге, по очереди сжали Чарли в объятиях.

– Я Конни О’Брайан, мать Чарли, – сказала женщина, повернувшись к Марине. – Прошу вас, входите.

– Пожалуйста, называйте меня Мариной.

Мать Чарли провела их в маленькую кухню, где было тепло и пахло корицей.

– Мы делаем печенье, – сказала Конни О’Брайан.

Чарли оглядела разложенное на подносах готовое печенье в форме звездочек, венков и елок.

– Постой, я еще не покрыл их глазурью! – закричал кто-то из младших детей.

Чарли представила их всех Марине, начиная с самого старшего и кончая самым маленьким Шоном Патриком.

– Я сейчас подогрею молоко для горячего шоколада, – пообещала Конни О’Брайан.

– А где же папа? – спросила Чарли, взлохматив волосы Шона Патрика.

– Прямо за твоей спиной, – отозвался мужской голос.

Чарли обернулась и бросилась в объятия высокого, уже полнеющего отца. Искренний смех и сердечные поцелуи создавали особую теплую атмосферу, и Марина почувствовала, как у нее навернулись слезы на глаза. Она горячо любила своих родителей и знала, что они так же горячо любят ее, но никогда она не была свидетелем столь открытого проявления чувств. Такая открытость не могла существовать в стенах дворца.

– Позвольте мне самому представиться, – сказал отец Чарли, протягивая руку Марине. – Джек О’Брайан, ваш покорный слуга. Рады видеть вас в нашем доме.

Его рукопожатие было сердечным, а слова искренними.

– Дорогая, – повернулся он к жене, – кажется, я что-то слышал о горячем шоколаде?

– Сейчас будет готов, – подтвердила Конни О’Брайан, вынимая из холодильника молоко.

Марина видела жизнь сплоченной семьи, слышала смех и разговоры ее многочисленных членов. Это была настоящая семья и свободные люди.

Накануне Рождества они отправились за покупками. Марина снова спрятала волосы под вязаную шапочку и надела черные очки. Она не хотела нарушать обещания, данного Николасу.

– Интересно, чем сейчас занята Тесс, – сказала Чарли, когда они шли мимо витрин, заполненных куклами, детскими игрушками и елочными украшениями.

– Вряд ли она занята покупками подарков для детей, – отозвалась Марина.

– Мне жаль, что мои братья и сестры так быстро растут, – заметила Чарли. – Зайдем сюда. Наверняка Шейле понравится эта кукла.

Марина послушно вошла за ней в небольшой магазин игрушек.

Кукла стоила шестнадцать долларов, а у Чарли было всего сорок. Сорок на все про все.

– Я куплю ее для Шейлы, – предложила Марина.

Чарли бросила на нее гордый взгляд.

– Нет, Марина, спасибо. Мы найдем что-нибудь подешевле.

Марина почувствовала смущение.

Когда они вышли на улицу, там, на противоположной стороне, уже играл духовой оркестр.

– Это Армия спасения, – объяснила Чарли. – Они собирают деньги для бедных. Давай подойдем.

Дождавшись зеленого света, они перешли на другую сторону, где, немного фальшивя, но весело шесть мужчин и женщин в черной с красным форме дули в разные медные духовые инструменты. Чарли достала из кармана две бумажки по доллару и опустила их в блестящую красную кружку.

– Я не знала, что у тебя есть деньги на пожертвования, – заметила Марина.

– Но ведь это Армия спасения, – пожала плечами Чарли.

Они пошли дальше. Марина не понимала, как Чарли, у которой денег в обрез, могла пожертвовать целых два доллара. Но многое в Питсбурге и его людях было пока непонятно Марине. Она была рада, что приехала сюда.

В тот день, накануне Рождества, они ходили на вечернюю службу в большую старинную церковь, сиявшую огнями свечей, украшенную гирляндами из лампочек и до предела заполненную прихожанами в простой теплой одежде, в перчатках и шарфах явно домашней вязки. Марина вспомнила дворцовые гардеробные, набитые роскошными манто и пушистыми муфтами. И все эти дорогие меха принадлежали всего лишь трем женщинам. На это Рождество их будет только двое. Марина застегнула воротник своего дешевого пальто. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой элегантной. И такой счастливой.

После службы они вернулись домой, чтобы насладиться вкусным праздничным ужином, картофельной запеканкой с мясом и домашним печеньем. Потом Конни села за пианино и неуверенно, двумя пальцами заиграла рождественские гимны, и все хором запели. Никогда прежде Марина не слышала такой прекрасной музыки.

Когда же детей наконец уложили спать, Марина и Чарли занялись упаковкой подарков. На свои скромные сбережения Чарли сумела купить подарок для каждого члена семьи, а Марина наполнила маленькие мешочки конфетами, апельсинами и орехами, как это было принято в Новокии. Они положили подарки под елку, которую дети украсили гирляндами из воздушной кукурузы и разноцветными бумажными цепями, а Джек О’Брайан – яркими лампочками.

Это был волшебный удивительный вечер, до предела заполненный радостью, и все же Марина не могла заснуть на раскладушке, поставленной для нее в комнате, где жили сразу трое: Чарли, Морин и Шейла. За весь вечер никто не обмолвился о том, что Джек О’Брайан безработный, никто не плакался на судьбу и не жаловался. О’Брайаны обладали богатством, которого не могли дать ни деньги, ни работа: они любили друг друга глубочайшей любовью, способной преодолеть все препятствия. И хотя Марина знала, каким ударом для Чарли будет потеря стипендии в Смитовском колледже, она чувствовала, что ее подруга преодолеет любые невзгоды и будет радоваться самой малой улыбке судьбы, как завтра утром дети будут радоваться своим дешевым подаркам от Санта-Клауса.

Марина повернулась на бок и покрутила на пальце кольцо с сапфиром и бриллиантами. «У меня так много всего, – думала она, – у меня так много всего, и все равно они богаче».

Марина тихо поднялась с раскладушки и прокралась вниз в гостиную. Она опустила свое кольцо с сапфиром и бриллиантами в вязаный чулок с вышитой надписью «Папа», висевший рядом с другими у камина. Кольцо, которое не только поможет заплатить взносы за дом, но и преодолеть другие трудности. Тогда любовь в этой семье будет не единственным подарком, согревающим их души.

Джек О’Брайан посмотрел на кольцо, блестевшее в утреннем свете, и сказал:

– Мы не можем принять такой дорогой подарок.

Марина оглядела столпившихся вокруг членов семьи, в халатах, с растрепанными после сна волосами и розовыми от праздничного возбуждения лицами, и ответила:

– Если вы не примете подарка, я уеду.

Конни О’Брайан плакала. Чарли сидела открыв рот. Данни ходил взад и вперед по сплетенному из веревок ковру.

– У вас нет работы, мистер О’Брайан, – осторожно произнесла Марина. – Я не хочу вас обидеть. Я хочу вам помочь. Вы сделали мне подарок, пригласив к себе в дом, я отдаю вам в подарок то, что у меня есть с собой. Поверьте, ваш подарок значительно дороже моего.

Все в комнате молчали.

– Кроме того, – добавила Марина с улыбкой, – считайте это проявлением эгоизма с моей стороны. Чарли моя подруга, и я хочу, чтобы она вернулась в колледж.

Джек О’Брайан вытер глаза, подошел к Марине и, наклонившись, поцеловал ее в щеку.

– С Рождеством вас, ваше высочество, – сказал он.

– С Рождеством вас всех, – ответила Марина, уже не сдерживая слез.

Глава 10

После праздников Чарли вернулась в колледж. Она не переставала изумляться щедрости Марины и надеялась, что когда-нибудь сумеет ее отблагодарить. Поглощенная этими мыслями, Чарли стояла в очереди в книжном магазине при колледже, чтобы купить учебник, который, как она еще недавно думала, ей никогда больше не пригодится. Она дала себе клятву до конца использовать все возможности, чтобы ее семья могла ею гордиться.

Чарли окинула взглядом переполненный магазин и вдруг заметила Тесс, бродившую между полок.

– Тесс! – позвала Чарли.

Тесс обернулась. Поколебавшись, она все-таки подошла к Чарли.

– Видишь, Тесс, я вернулась! – воскликнула Чарли и обняла подругу. – Кто бы мог подумать, что это случится?

Она почувствовала, что Тесс окаменела в ее объятиях. «Тут что-то неладно», – подумала она. Когда накануне вечером Чарли приехала в общежитие, она точно слышала, что Тесс у себя в комнате. Чарли постучала в ее дверь, но никто не отозвался.

Тесс высвободилась из ее объятий и с натянутой улыбкой спросила:

– Как тебе это удалось? Твой отец нашел работу?

Чарли быстро оглянулась, проверяя не услышал ли их кто-нибудь. Хотя Чарли с большой симпатией относилась к Тесс, ее прямолинейность иногда обескураживала.

– Все утряслось, – ответила она, не вдаваясь в подробности.

Они договорились с Мариной, что не будут направо и налево рассказывать о ее подарке семье О’Брайанов, и Чарли испытывала неловкость оттого, что не может поделиться своей радостью с Тесс. Если бы только она могла рассказать о благородном поступке Марины, Тесс наверняка стала бы лучше относиться к принцессе.

– Что ж, – вяло отозвалась Тесс, – Питер, наверное, очень обрадовался.

Чарли поправила на плече ремень сумки с книгами. До Рождества она всего три раза виделась с Питером, и, хотя ей очень хотелось встречаться с ним и дальше, Чарли сомневалась, следует ли это делать. Ведь Питер богат, и вся беда в том, что он не подозревает, как бедна Чарли.

– Он не знает, что я вернулась, – сказала она Тесс. – Как ты думаешь, мне ему позвонить?

Тесс с преувеличенным равнодушием пожала плечами:

– Он ведь тебе нравится, правда?

Чарли уловила едкий сарказм вопроса. Она наблюдала, как взгляд Тесс отрешенно скользил по толпе, и гадала, что же с ней случилось за каникулы.

– Да, Питер мне нравится, – подтвердила Чарли и тут же переменила тему. – Как насчет пиццы сегодня вечером? Ты, Марина и я. Как в старые времена.

– Нет, не могу, я договорилась, что вечером зайду к Делл. А вы празднуйте без меня.

Она тряхнула прямыми волосами, и Чарли подумала, насколько лучше Тесс выглядела, когда пользовалась косметикой и завивала волосы.

– Тут страшная давка, я приду за учебниками попозже, – сказала Тесс, и не успела Чарли опомниться, как она помахала рукой и вышла из магазина.

Вернувшись в общежитие, Чарли принялась раздумывать, звонить ли Питеру. На первый взгляд она его не обманывала. После их знакомства он привез ее и Тесс к общежитию Моррис-хаус, и, значит, ему было известно, что она не живет в «Квадрате». Но, с другой стороны, призналась себе Чарли, она не была до конца честной.

Накануне их с Мариной отъезда в Питсбург она сообщила Питеру, что, возможно, больше не вернется в колледж.

– Мой отец болен, – сказала или, вернее, солгала она Питеру. В тот момент Чарли сумела убедить себя, что потерю работы по своим эмоциональным, если не физическим, последствиям можно вполне приравнять к болезни, что между этими двумя понятиями нет большой разницы.

Однако она не пошла дальше и не стала объяснять Питеру, что ей придется работать, чтобы выплачивать взносы за дом. Удобнее было сказать, что она нужна матери, и не вдаваться в подробности.

Чарли расчесывала длинные волосы, смотрела на себя в зеркало и спрашивала, не откажется ли от нее Питер, когда узнает правду. Но тут она вспомнила слезы на глазах отца при виде подарка Марины и слезы на глазах Марины, когда она отказалась взять его обратно. И Чарли поняла, что Марина преподала ей урок смирения, она показала Чарли, что ценнее всего в жизни любовь к людям и мужество оставаться самим собой. Чарли посмотрела на купленный в прошлом году свитер и старые джинсы и поняла, что наступил момент истины. Она сжала кулаки, чтобы поддержать свою решимость, встала и пошла в коридор к телефону, заказать разговор с Амхерстом.

Вечером во вторник ресторан Паккарда был необычно пуст; многие студентки определенно еще не вернулись в колледж к новому семестру. Чарли тыкала вилкой в гамбургер с жареной картошкой и смотрела, как Питер пьет из кружки бочковое пиво. Она не удивилась, что он обрадовался ее звонку; она также не удивилась, когда он предложил ей встретиться вечером. Но она очень сомневалась, что он снова пригласит ее после сегодняшнего свидания. Чарли преклонялась перед его умением скрывать свои чувства и спрашивала себя, как бы он отнесся к рождественскому ужину из картофельной запеканки с мясом. Почему-то она не могла представить себе Питера в их тесной кухне за столом, покрытым клеенкой и уставленным дешевой фаянсовой посудой.

– Питер, – начала она, – я хочу кое в чем тебе признаться.

Он смотрел на нее с выжидающей улыбкой, словно опасаясь того, что она ему сейчас скажет.

Чарли выпрямилась на стуле и крепко сжала в руке стакан с имбирным пивом.

– Мне кажется, я виновата в том, что у тебя сложилось обо мне неправильное представление.

– Вот как? – поднял он брови.

Чарли водила пальцами по запотевшему холодному стакану.

– Я в Смитовском колледже только потому, что получила здесь стипендию.

– Ты хочешь подчеркнуть, что умнее меня? – спросил он уже с другой улыбкой, делавшей его похожим на обиженного мальчика, и снова отпил пива.

– Я хочу подчеркнуть, что моя семья бедна.

Питер ел бутерброд с мясом и помидорами. Он молчал.

– Мой отец работает, я хочу сказать, работал, на сталелитейном заводе, – быстро сказала Чарли, опасаясь, что может передумать, и нервно рассмеялась. – Теперь он больше не работает. Он получает пособие.

Питер медленно жевал.

– Теперь об одежде, которую ты на мне видел. Я ее или брала у Марины, или купила со скидкой в магазине, где работала прошлым летом. А вот это... – Чарли посмотрела на свои старые джинсы и свитер, – это то, что я обычно ношу.

Ей хотелось, чтобы он хоть что-нибудь сказал. Что угодно. Чарли почему-то стало холодно.

– Что еще ты собираешься мне сообщить?

Чарли глубоко вздохнула и продолжала:

– Я убираю на кухне в нашем общежитии Моррис-хаус. Это моя обязанность, предусмотренная рабочей программой.

Он кивнул, продолжая жевать.

– Пожалуйста, скажи что-нибудь, – попросила она, наклонившись вперед.

Он проглотил и отхлебнул пива.

– Ты хочешь сказать, что встречаешься со мной только из-за денег?

Чарли потрясла головой.

– Пожалуй, сначала это было первое, что меня в тебе привлекало.

– А сейчас?

– Сейчас? Я даже не знаю. Пожалуй, нет. Если бы это было так, я не сказала бы тебе правду.

Питер откинулся на спинку стула и засунул руки в карманы дорогого мягкого джемпера.

– Ты стыдишься своей бедности?

– Больше не стыжусь. Но стыдилась.

– Деньги имеют большое значение для некоторых людей, – заметил он. – Например, для моей матери. Она не доверяет людям, у которых их нет. Для этого, правда, есть причина. Она считает, что зарабатывать деньги – это самое главное занятие в жизни.

– Тогда, наверное, – печально заметила Чарли, – она будет обо мне невысокого мнения.

Питер взял руку Чарли в свою.

– Ты не слушаешь меня внимательно. Причина, почему моя мать считает деньги самой важной вещью на свете, состоит в том, что их у нее раньше не было.

– Как не было? – широко открыла глаза Чарли.

– Элизабет Хобарт, гранд-дама текстильной промышленности, выросла в лачуге без водопровода в бедном районе Филадельфии. Если она терпеть не может бедности, то только потому, что бедность напоминает ей ее молодость.

– У нас есть горячая вода, – похвалилась Чарли. – И электричество тоже.

Питер сжал ее руку.

– И еще у тебя есть замечательное чувство юмора. И чувство собственного достоинства.

Чарли посмотрела на их сплетенные руки.

– Теперь, когда ты знаешь всю правду, – сказала она, – ты по-прежнему хочешь со мной встречаться?

– Хочу. И еще я думал о том, что ты наверняка очень понравишься матери.

Чарли и Питер часто виделись. В День святого Валентина он подарил ей копилку в виде медвежонка и сказал, что лучший способ заиметь деньги – это копить их. Он опустил в новую копилку двадцать пять центов, чтобы положить начало капиталу.

В один из дней в конце февраля Чарли отправилась на обычную утреннюю пробежку вокруг пруда. Воздух еще был по-зимнему холодным, но уже почти рассвело, так как дело шло к весне. Райский пруд еще был покрыт толстым слоем льда, но Чарли знала, что скользкие места на дорожке скоро исчезнут и парк заполнят бегуны, велосипедисты и влюбленные парочки. Она бежала мимо ректорского особняка на холме и думала о том, какой счастливой она себя чувствует в последнее время. Чарли мало видела Марину, но знала, что та собирается пройти третий курс в каком-то колледже за границей. Тесс строила такие же планы, и их встречи с Чарли тоже были очень короткими. Чарли никуда не отправлялась и в следующем году собиралась продолжить учебу в том же Смитовском колледже, за что постоянно благодарила судьбу.

Странно, конечно, не слышать из соседней комнаты частого бормотания Марины с ее славянским акцентом, не видеть в коридоре Тесс в новых необычных нарядах, прямых кафтанах из натуральных тканей с широкими рукавами. Странно жить без друзей и без Питера. В мае Питер получит степень бакалавра, и хотя он обещал приезжать из Бостона на субботу и воскресенье, осенью он уже поступит в аспирантуру в Гарварде.

Несмотря на обилие приближающихся перемен, Чарли была в прекрасном настроении; впереди у нее достаточно времени для занятий и для того, чтобы обеспечить себе будущее. С друзьями или без них, с Питером или без него. Она также решила осуществить кое-какие перемены в своей жизни и в дальнейшем специализироваться в экономических, а не в гуманитарных науках. Родители мечтали видеть ее учительницей, но учителя зарабатывают гроши. Она займется бизнесом, и тогда ей не придется волноваться об увольнении или о забастовках и трехпроцентном повышении зарплаты для компенсации инфляции. Холодный утренний воздух наполнял ее легкие, а вместе с ним приходило чувство свободы и уверенности в себе.

Чарли приближалась к «Квадрату», общежитию для богатых студенток, у которых были деньги, но не было Питера и такой подруги, как Марина. Вдруг Чарли услышала шаги у себя за спиной. Она обернулась, не прерывая бега, но никого и ничего не увидела, только призрачные тени деревьев на подтаявшем снегу, их неясные силуэты на рассветном небе.

Чарли прибавила ходу. Внезапно кто-то выскочил из кустов и схватил ее за руку. Чарли, споткнувшись, резко остановилась. Она обернулась и увидела возбужденное лицо маленького человечка. Его рука протянулась к ее волосам. Чарли попыталась увернуться. Странный человечек расхохотался пронзительным смехом.

– Какие у тебя красивые волосы! Какие красивые волосы! – взвизгнул он.

Чарли вспомнила: это был тот самый ненормальный тип, которого она видела в магазине у Делл.

– Что вам надо? – закричала она. – Оставьте меня в покое!

Человечек ухватил целую прядь ее волос.

Чарли пронзительно закричала.

– Я люблю тебя! – завопил человечек.

Чарли вырвалась и побежала.

– Вернись! – вопил он ей вслед.

Чарли обернулась. Он мчался за ней, и расстояние между ними сокращалось.

«Вилли, – вспомнила она, задыхаясь от бега. – Его зовут Вилли».

– Я вас знаю! – крикнула она в ответ. – Убирайтесь!

Маленькие глазки быстро моргали.

– Пожалуйста. Прошу тебя, не убегай от меня.

Чарли повернула к холму.

– Какие у тебя красивые волосы! Какие красивые волосы!

Чарли оглянулась в надежде на помощь. Хоть бы кто-нибудь оказался поблизости. Хоть одна живая душа. Никого. Слишком рано для прогулок. Она единственная такая идиотка... Вдруг Чарли опять споткнулась и потеряла равновесие. Ноги заскользили по льду. Чарли упала как раз в тот момент, когда Вилли вновь настиг ее.

Он схватил ее за волосы. Чарли попыталась высвободить пряди, которые он сжал в кулаке, и почувствовала сильную боль. Земля под ней покачнулась, и она покатилась по склону вниз к пруду. Она обо что-то ударилась. Боль пронзила голову. «Камень, – догадалась она. – Я ударилась головой о камень». Чарли ощутила во рту металлический привкус крови и потеряла сознание.

Это было похоже на голос ее матери, но слова звучали приглушенно, неясно, как если бы Чарли находилась под толщей воды. Она попыталась открыть глаза, но не смогла. Она попыталась заговорить. Снова безуспешно. Что-то лежало у нее в руке, теплое, живое. Наверное, чужая рука. Чарли хотела ее пожать, но не могла.

Чарли не двигалась, стараясь разобрать отдаленные звуки. Звуки смолкли, но Чарли осталась. Непонятно где, но все равно осталась.

Вновь и вновь она возвращалась из тьмы и молчания к серому свету и неясным звукам. Иногда она ничего не слышала, иногда до ее слуха доходили отдельные слова. Иногда ей казалось, что это мать... Иногда она думала, что это Тесс... Звуки были как частицы головоломки, которую она складывала по воскресеньям на кружевной скатерти обеденного стола у бабушки О’Брайан.

Вся семья собралась в столовой. Отец с матерью, Бобби и Данни. Но подождите, а где же Шон Патрик? Где Морин и Шейла? Она повернулась к бабушке, чтобы спросить, и вдруг вспомнила, что бабушка и дедушка давным-давно умерли. Почему они здесь? Как они сюда попали?

Чарли услышала вдалеке еще один голос. Это был мужской голос. Потом женский. Стол с кружевной скатертью исчез. Она старалась разобрать, что говорят голоса, но ничего не понимала. Голова казалась слишком тяжелой, усталость невыносимой. Куда легче было просто бездумно лежать, покачиваясь на волнах сна.

Наконец глаза Чарли открылись. Она видела над собой белый потолок, слышала, как кто-то двинул стулом.

– Доктор!

Тут не было сомнений, это голос матери. Чарли медленно повернула голову. Конни О’Брайан стояла у кровати, слезы катились по ее щекам.

– Чарли! – закричала мать и изо всех сил сжала ее руку. – Господи, ты пришла в себя. Скажи мне, что ты меня слышишь.

– Мама? – хрипло спросила Чарли. У нее пересохло в горле.

– Спасибо тебе, Господи! – зарыдала мать и упала на стул. – Спасибо, что ты проснулась.

Чарли огляделась. Длинная трубка тянулась от ее руки к капельнице. Простыня, прикрывавшая ее, была белой и сильно накрахмаленной. Большие круглые часы на стене показывали четыре пятнадцать.

Дверь открылась, и в комнату вошел мужчина в длинном белом халате.

– Ну-ну, – сказал незнакомец, подходя к кровати, – значит, вы все-таки решили вернуться к жизни. Я доктор Чалмерс. Не пытайтесь говорить. Сначала надо вытащить зонд.

Чарли посмотрела на мать и закрыла глаза. Когда она их снова открыла, доктор стоял, склонившись над ней, рядом с ним была сестра.

– Сейчас все будет в порядке, Чарли, – сказал он. – Только не двигайтесь. Это немного неприятно, но не больно.

Он прикоснулся руками к ее носу, и Чарли снова закрыла глаза. Она почувствовала, как у нее из желудка вытаскивают что-то вроде длинной змеи и этот предмет щекочет пищевод.

– Вот и все, – сказал доктор.

Чарли закашлялась.

– Как вы себя чувствуете? – спросил доктор Чалмерс.

– Все как в тумане, – сказала Чарли и снова приготовилась заснуть.

– Вы понимаете, где находитесь?

Чарли вспомнила обеденный стол с кружевной скатертью... Бабушку. Потом она вспомнила утреннюю пробежку и Вилли... Как он схватил ее, и она упала...

– Я в больнице, – сказала Чарли слабым голосом. – Я пробыла здесь целый день?

– Целый день? – удивилась миссис О’Брайан. – Боже мой.

Она не отпускала руку дочери.

Доктор Чалмерс взял другую руку Чарли и проверил пульс.

– Вы упали и сильно разбились, – объяснил он.

– Да, я помню, – пробормотала Чарли. – Вилли хотел...

– Вилли Бенсон сказал, что хотел только потрогать ваши волосы. Вам повезло, что вы упали. Иначе неизвестно, что бы он натворил.

Чарли вспомнила страшного маленького человечка, и ее опять охватил холодный ужас.

– Его снова отправили в клинику, – пояснила миссис О’Брайан. – Таких больных вообще нельзя выпускать.

Чарли хотела кивнуть, но у нее слишком болела голова.

– Почему я в больнице? – спросила она и тут же поняла смехотворность своего вопроса. Она знала, почему оказалась в больнице. Она споткнулась... Интересно, почему у нее так плохо работает голова?

– Все будет в порядке, Чарли, – наклонился к ней доктор Чалмерс. – Но вы были в коме.

– В коме? Весь день?

– Немного больше, чем день, – улыбнулся он.

Чарли посмотрела на мать, которая наконец перестала плакать.

– Ты когда приехала, мама?

Мать быстро взглянула на доктора, словно спрашивая разрешения.

– Скоро будет три недели, – ответила она. – В тот день, когда все случилось.

– Три недели? – не веря переспросила Чарли, обращаясь к доктору.

– Трудно что-нибудь предсказать, когда человек в коме. Хотелось бы думать, что таким образом природа помогает залечивать раны без лишних страданий.

Чарли закрыла глаза. Три недели. Неужели она пролежала на этой кровати без сознания целых три недели? Три потерянных недели из ее жизни. Она испуганно открыла глаза.

– Питер! – воскликнула она.

– Питер приходил сюда каждый вечер, – кивнула миссис О’Брайан. – Он хороший мальчик.

– Откуда... Как он узнал?

– Ему позвонила твоя подруга Тесс.

Чарли снова закрыла глаза. «Тесс, – подумала она. – Бедняга Тесс».

– Тесс тоже приходила каждый день, – услышала она голос матери. – И Марина. Добрая Марина.

– Я очень устала, – сказала Чарли так тихо, что сама почти не услышала своего голоса. – Я так сильно устала.

Когда Чарли проснулась, часы на стене показывали половину восьмого. В комнате было темно, лишь маленькая лампочка светилась в углу.

– Мама, – позвала она и почувствовала прикосновение руки.

– Я здесь, дорогая.

Мать зажгла лампу над кроватью и налила воды в стакан из голубого пластмассового кувшина. Она опустила в стакан соломинку и поднесла к губам Чарли. Чарли медленно пила. Вода была приятно прохладной.

– Кажется, мне стало лучше, – сказала Чарли. – Как долго я еще здесь пробуду?

– Все зависит от обстоятельств, – ответила миссис О’Брайан, сидя в кресле рядом с кроватью. – Мы с отцом считаем, что ты должна вернуться домой.

– Домой? Я не могу, мама. У меня занятия...

– Твое здоровье важнее любых занятий.

Мать, конечно, права. Мысль о теплой мягкой постели дома была особенно привлекательной, так как сейчас Чарли лежала на твердом, жестком матрасе. Но тут Чарли вспомнила о Питере...

– Нет, мама, я останусь здесь. Мне необходимо закончить семестр.

Мать погладила ее руку.

– Мы потом поговорим об этом, – сказала она, и как раз в этот момент дверь в палату открылась. Это был Питер.

Он подошел к кровати. Питер был таким красивым в белом свитере и серых брюках. Он выглядел странно повзрослевшим.

«Дурочка, неужели ты не понимаешь, почему он повзрослел? – сказала себе Чарли. – Он на три недели старше, чем в последний раз, когда вы виделись. Он старше на три недели, и ты тоже».

Чарли попыталась улыбнуться.

– Не буду вам мешать, – сказала миссис О’Брайан, поднимаясь с кресла. – Если что понадобится, я в коридоре.

Питер сел на край кровати и погладил Чарли по волосам. Он улыбался и молчал. Потом нагнулся и обнял Чарли.

– Наверное, я ужасно выгляжу, – сказала Чарли.

– Ты очень красивая.

Она притронулась к выпуклости у себя на лбу. Он отвел в сторону ее пальцы.

– У тебя здесь наложены швы, – пояснил он.

– О Господи, – застонала она. – Неужели останется рубец?

– Может быть, небольшой шрам, – улыбнулся Питер. – Ты можешь говорить всем, что это боевое ранение.

И тут Чарли заплакала, впервые после своего пробуждения.

– Все будет в порядке, – шептал Питер и гладил ее волосы. – Все будет хорошо. Все уладится.

– Все произошло так быстро, – сказала Чарли.

– Я очень беспокоился за тебя, – признался Питер.

– Я думала, он собирается меня изнасиловать.

– Забудь об этом. Его здесь больше нет.

– Обними меня, Питер.

– А я что делаю?

– Поцелуй меня, Питер.

Он целовал ее волосы, лоб, потрескавшиеся губы.

– Я так по тебе скучал, – сказал он.

Она коснулась его щеки и посмотрела в добрые карие глаза за стеклами очков. В этих глазах она увидела любовь.

Дни были заполнены физиотерапией, чтобы восстановить ее силы, сном, чтобы укрепить ее душу, и визитами многочисленных посетителей, которые поднимали ее настроение. Прошло более недели с тех пор, как Чарли пришла в себя. Миссис О’Брайан только что взбила подушку и помогла дочери устроиться поудобнее; она сочла это подходящим моментом, чтобы вновь попытаться убедить Чарли вернуться в Питсбург.

– Я чувствую себя хорошо, мама, и хочу остаться здесь.

– Я думала, матери знают, что лучше для их детей.

– Согласна с тобой. Но ведь ты воспитала меня самостоятельной, я сама принимаю решения. Я хочу остаться в колледже, мама. Слишком много я вложила труда, чтобы бросить все на полдороге.

Конни налила Чарли воды из голубого кувшина. Поправила цветы в букете, присланном Мариной и Тесс.

– И еще, мама, – продолжала Чарли, – как насчет других детей? Ты ведь очень долго отсутствовала. Уверена, что им сильно недостает тебя.

Конни вздохнула, покачала головой и сложила руки на груди.

– Я очень испугалась. Ты ведь тоже моя доченька. Я до сих пор не могу опомниться.

Чарли взяла мать за руку.

– Теперь все позади, мама. Обещаю звонить тебе каждый день.

– Каждый день? – недоверчиво спросила миссис О’Брайан.

– Каждый день, – подтвердила Чарли.

Врачи заверили Конни О’Брайан, что дело идет к полному выздоровлению, друзья убедили ее, что не оставят Чарли одну, и она, поцеловав дочь, благополучно отбыла в Питсбург.

Марина и Тесс принесли Чарли учебники и задания; Питер проводил с ней целые часы, помогая нагнать пропущенное и заполнить бесконечные документы для получения страховки. К счастью, ее страховки было достаточно, чтобы оплатить возрастающие больничные счета. Через полтора месяца после ужасного происшествия доктор объявил, что она может покинуть больницу.

Вечером накануне выписки кто-то постучал в дверь ее палаты.

– Войдите, – отозвалась Чарли. Она стояла у зеркала, стараясь прикрыть прядью волос багровый шрам на лбу. Она ожидала увидеть Питера или Тесс и Марину, но это был Венс Ховард.

– На мой взгляд, ты совсем не похожа на больную, – сказал он.

– Совершенно верно, я совсем здорова. Что ты здесь делаешь, Венс?

Венс рассмеялся и подал ей букет белых роз, который он прятал за спиной.

– Как ты можешь спрашивать? У вас в колледже и в Амхерсте только и говорят о тебе. «Второкурсница Смитовского колледжа дает отпор похитителю». Этим полны все газеты.

– Боже мой, как неудобно, – простонала Чарли и взяла у Венса букет роз. – Какие красивые, спасибо.

– Я сомневался, надо ли мне приходить. Я знаю, что вы с Питером Хобартом...

– Ты не ошибся насчет нас с Питером.

Венс кивнул.

– Я только хотел сказать, если тебе что-нибудь понадобится, пожалуйста, звони.

– Спасибо, только я не знаю...

– Можешь звонить мне или в офис отца. – Венс откашлялся. – Знаешь, он нажал на кое-какие рычаги. Это он отправил Вилли Бенсона в подходящее местечко.

– Мне сказали, что Вилли Бенсона задержали, но я не знала, что твой отец...

– Это входит в круг его обязанностей перед избирателями, – пожал плечами Венс.

– Тогда спасибо.

– Как идут у тебя дела? Я имею в виду твои занятия.

Венс показал на книги, разложенные у Чарли на кровати.

– Не слишком успешно. Трудно догонять, когда так отстанешь. К тому же я решила теперь специализироваться в экономике. Это усложняет задачу.

– Ты можешь остаться на летние курсы.

Чарли рассмеялась.

– К сожалению, летом мне надо ехать домой и работать. Чтобы заработать на следующий учебный год.

– Я уже все обдумал, – сказал Венс. – Если ты захочешь здесь остаться, я найду тебе работу в офисе отца.

– Неужели?

Дверь открылась, и вошел Питер. При виде Венса он вопросительно взглянул на Чарли.

– Извини, я не знал, что у тебя посетители.

– Не волнуйся, Хобарт, я как раз собирался уходить. – Он повернулся к Чарли: – Мое предложение остается в силе.

Венс быстро прошел мимо Питера и направился к двери.

– Спасибо, Венс, – сказала ему вслед Чарли. – Я подумаю.

– Что это за предложение? – спросил Питер, как только за Венсом закрылась дверь.

– Разве так здороваются? – ответила Чарли вопросом на вопрос и обняла Питера.

– Я не хочу, чтобы ты летом оставалась в Нортгемптоне, – сказал Питер. – Особенно когда вокруг тебя увивается Венс Ховард.

Они сидели на полукруглой скамье у общежития Моррис-хаус. Был теплый весенний день, но Чарли ощущала на шее дуновение свежего ветерка. Выйдя из больницы, она тут же отрезала волосы. Теперь они были совсем короткими.

– Мои планы на лето совсем не связаны с Венсом, – возразила Чарли. – К тому же не думаю, что он вообще здесь будет.

Питер упрямо смотрел в землю.

– Его отец предложил тебе работу, потому что это ему выгодно. Ты дала ему шанс показать себя избирателям в лучшем свете. Бедная студенточка, которую чуть не убили, пережила страшную трагедию и теперь нуждается в помощи.

– Сомневаюсь, Питер, что Вилли хотел меня убить. Он меня не толкал, я сама упала и покатилась вниз.

Питер покачал головой.

– Не имеет значения. Я не доверяю политикам и их сыновьям тоже.

Чарли взяла Питера за руку.

– Если я останусь здесь, то подтянусь по всем предметам да еще и заработаю деньги. Мне нужны деньги, Питер, ты знаешь.

Он вырвал руку и встал со скамьи.

– Я дам тебе эти проклятые деньги.

– А я их у тебя не возьму, – рассмеялась Чарли. – Я рассчитываю только на свои силы.

– Почему? Хочешь доказать, что тебя не интересуют мои деньги?

– Нет, – ответила Чарли и добавила про себя: «Я хочу доказать это себе самой».

– Но меня здесь не будет! Я уже говорил тебе, что этим летом мне придется работать в нашей компании.

– Значит, увидимся осенью. Когда ты будешь в Гарварде.

– До осени еще очень далеко.

Чарли оглядела его худощавое тело. Питер стоял к ней спиной. Под тонкой вязаной с короткими рукавами рубашкой она видела его твердые мускулы и широкие плечи, «лодочные мускулы», как их называли, потому что их развивала многочасовая гребля. Интересно, какие они на ощупь, какое на ощупь все его обнаженное тело. Чарли и Питер еще не были любовниками. Чарли думала, что до несчастья они с Питером были совсем чужими, теперь же ей казалось, что они знают друг друга долгие годы. Видимо, трагедия сближает людей.

Чарли вздохнула и коснулась его спины.

– Что тебя гложет, Питер?

Он повернулся к ней.

– Меня беспокоит Венс. Я опасаюсь, что он украдет у меня мою девушку.

«Он ревнует», – возликовала Чарли.

– Питер, – сказала она вслух. – Прошу тебя, верь мне. В следующем семестре ты мне будешь особенно нужен. Марина собирается этот год учиться в Лондоне. А Тесс уезжает в Италию, хотя ее мать против. Она хочет научиться делать изделия из стекла.

– Мы не говорим о Марине или Тесс. Мы говорим о нас с тобой.

Чарли встала со скамьи. У нее вдруг закружилась голова и потемнело в глазах. Она ухватилась за Питера.

– Черт тебя побери, ты меня не слушаешь. Я хочу остаться здесь и учиться. Я хочу остаться здесь и работать. Это отличный выход из положения.

Он взял в руки ее лицо.

– Есть еще лучший выход, – сказал он. – Выходи за меня замуж.

У Чарли перехватило дыхание.

– Что ты сказал?

– Ты слышала. Выходи за меня замуж.

– Питер...

Он снова повернулся к ней спиной.

– Я люблю тебя, Чарли. Выходи за меня замуж.

– Питер... – Чарли подошла ближе и положила ему руку на плечо. – Питер, я обязана довести дело до конца. Я должна получить образование.

– А как насчет меня? Я тебе нужен?

– Да, ты мне нужен. Очень нужен. – Она поцеловала его в плечо. – Я тоже люблю тебя.

– Тебе не нужен диплом, чтобы выйти за меня замуж.

Чарли не знала, что ответить. Не могла же она сказать Питеру, что диплом ей нужен, чтобы доказать ему и его матери, что она сама способна добиться успеха и что она пробьется в жизни и без денег Хобартов.

Они стояли, не говоря ни слова. Питер смотрел вверх на безоблачное небо.

– Я так сильно люблю тебя, Чарли, – произнес он наконец.

– Все уладится, Питер. Но нам еще рано заводить семью.

Стоило ей произнести эти слова, как она тут же пожалела об этом. Разве Питер не был именно тем мужчиной, которого она искала? Разве не предлагал он ей ту самую жизнь, о которой она столько мечтала? Чарли вспомнила кольцо Марины с сапфиром и бриллиантами и выражение гордого достоинства на лице отца, когда он принимал подарок.

– Я не отказываюсь выйти за тебя замуж, – продолжала она. – Я только хочу немного подождать. Мне надо окончательно выздороветь. Надо набраться сил. Ты можешь меня понять?

Он повернулся и обнял ее.

– Да, могу. Но я невыносимо ревную тебя к Венсу Ховарду.

– А я совершенно не выношу его.

Чарли поцеловала Питера в губы, он поцеловал ее в ответ, и они еще долго стояли, прижавшись друг к другу.

Лето пролетело как один миг. Утром Чарли посещала лекции, днем работала, а по вечерам занималась у себя в комнате или в библиотеке. Больше ни на что не хватало времени, да и народу в колледже тоже было очень мало. К удовольствию Питера и к облегчению Чарли, Венс летом работал интерном в больнице в Вашингтоне. Как верно угадал Питер, конгрессмен Ховард с большой выгодой для себя использовал печальный случай с Чарли, и во всех газетах штата появились его фотографии, на которых он по-отечески обнимал «эту несчастную второкурсницу» Смитовского колледжа.

В письмах Марина и Тесс рассказывали, как они устроились в Европе в ожидании начала семестра.

В своем первом письме Марина назвала «свадьбу века» Алексис «самым кошмарным спектаклем за всю историю существования женского пола» и добавила, что «Алексис чуть не лопнула от гордости». Чарли читала письмо и смеялась. Она уже соскучилась по принцессе.

Письмо Тесс пришло только в конце августа. Оно было коротким и не содержало ничего, кроме сведений о том, что она учится искусству стеклодува у выдающихся мастеров. Тесс также добавила, что ее непосредственный учитель Джорджино Гедини совершенно неотразим.

Чарли не поехала домой в Питсбург на последние две недели перед началом занятий; она использовала это время, чтобы работать в офисе конгрессмена полный рабочий день. Чарли не хотела упускать такой случай, да и платили ей неплохо. К тому же впереди было еще три праздничных дня, так как близился День труда. Кроме того, Питер намекнул, что, может быть, хотя и маловероятно, он устроит так, чтобы Чарли приехала погостить в их коттедж в Хэмптоне и познакомилась там с его матерью.

В среду вечером накануне Дня труда Чарли стояла у себя в комнате перед зеркалом и рассматривала шрам на лбу. Он уже не был багровым, как прежде, но грязно-коричневым и по-прежнему напоминал об эпизоде у Райского пруда. Чарли никогда никому не рассказывала, даже Питеру и доктору, о мучившем ее ночном кошмаре, в котором на нее нападал странный маленький человечек со сдвинутыми к переносице глазами и визгливым голосом. Чарли надеялась, что кошмар, так же как и шрам, скоро исчезнет.

В коридоре зазвонил телефон, Чарли вышла из комнаты и взяла трубку. Звонили ей, и это был Питер.

– Как ты там? – спросил он.

Чарли, улыбаясь, прислонилась к стене.

– Прекрасно. Вот только скучаю по тебе.

– Я тоже. Тебе уже выставили отметки за лето?

– У меня одни «отлично».

– Ну и молодец ты, Чарли.

Она покраснела от удовольствия. Ей нравилось заставлять Питера гордиться ею; ей нравилось, что он принимает близко к сердцу ее дела.

– Ну как, ты уже договорился насчет праздников? – спросила Чарли радостно возбужденным голосом.

Питер молчал, и Чарли потухла.

– К сожалению, возникли кое-какие проблемы, – наконец заговорил он.

– Неужели?

– Извини, девочка, но у матери другие планы.

Другие планы? Что может быть важнее знакомства с невестой сына?

– Ты очень огорчена?

Чарли проглотила обиду. «Это только к лучшему, – успокоила она себя. – Все равно мне нечего надеть».

– Я немного расстроена, но ведь это не последний шанс, – сказала она и неизвестно почему добавила: – Так ведь?

– Ну конечно, – рассмеялся Питер. – Перестань выдумывать. Я же сказал тебе, что у нее оказались другие планы.

Чарли хотела спросить, может быть, его мать просто не хочет с ней знакомиться, может быть, она на что-то рассердилась. Чарли даже хотела узнать у Питера, говорил ли он вообще о ней с матерью, а может, он в конце концов решил, что девушка из Питсбурга ему не пара. Чарли крепко сжала трубку и посоветовала себе выбросить из головы всякие глупости.

– У меня есть другая идея, – продолжал Питер. – Что, если я приеду за тобой и мы проведем эти дни на Кейп-Код?

– Кейп-Код? – переспросила Чарли.

Значит, он приглашает ее одну? Значит, они будут только вдвоем? Снимут одну комнату и будут спать вместе? Не рановато ли?

– Как ты думаешь, я не надоем тебе за целых три дня? – спрашивал Питер. – Я бы пригласил и маму, но, ты знаешь, она занята.

«Да, – сказала себе Чарли, – уже пора. Нам надо встретиться. Нам пора заняться любовью».

– Как скоро ты можешь приехать? – услышала Чарли свой голос.

– В пятницу около середины дня. Я за тобой заеду, договорились?

– Да, – подтвердила Чарли с улыбкой. – Это здорово.

Повесив трубку, она еще некоторое время стояла, прислонившись к стене. На последнюю зарплату в офисе конгрессмена Ховарда она купит себе кое-что из одежды для поездки на Кейп-Код. И обязательно ночную рубашку. Очень сексапильную. Такую, какую не купит ни одна женщина в здравом уме.

День труда был первым из уик-эндов, за которым последовали многие другие. На полуострове они остановились в очаровательной викторианской гостинице в Фалмуте, где по утрам они кормили друг друга гренками с яблочным вареньем и пришли к выводу, что такие уединенные гостиницы им очень нравятся. Они катались на велосипеде и ездили на пароме на остров Мартас-Вайньярд. И еще они занимались любовью. Снова и снова они занимались любовью в песчаных дюнах в сумерках, в кровати под балдахином по ночам. И Чарли поняла, что это стоило ожидания.

По возвращении в Нортгемптон она всю неделю ждала новой поездки – куда-нибудь в Беркшир или южный Вермонт. Чарли быстро привыкла к жизни, когда тебе подают и за тобой убирают, привыкла к маленьким пустячкам, которые Питер покупал тайком от нее во время поездки и потом дарил ей в воскресенье вечером, когда привозил обратно в общежитие, а сам возвращался в Бостон. Это были особые маленькие подарки, купленные с мыслью о ней: пудреница из лиможского фарфора, украшенная резьбой гребенка из слоновой кости, миниатюрная копия скульптуры Даниеля Френча. Подарок и сувенир на память о каждом волшебном уик-энде. Приближался День благодарения, и Чарли надеялась, что вот-вот Питер пригласит ее к себе и наконец познакомит с Элизабет Хобарт.

– Я предполагал, что ты захочешь провести День благодарения со своей семьей, – сказал Питер, когда они сидели на скамейке около Райского пруда.

Чарли подняла камешек и пустила его по воде, соображая, как поступить. За два прошедших месяца она привыкла доверять Питеру и его любви. Она думала, что встреча с его матерью будет следующим логичным шагом.

– Я действительно давно не была в Питсбурге, – сказала Чарли. – Но я считала, что знакомство с твоей матерью важнее всего.

– Сейчас для этого не очень подходящее время, девочка, – нахмурился Питер, – У матери трудности с делами. Лучше будет, если я съезжу домой один.

– Это несправедливо. Ведь ты уже познакомился с моей матерью.

– Ты напрасно сердишься, – ответил он.

Чарли сорвала ломкую осеннюю травинку.

– Признайся, что ты не хочешь меня с ней знакомить. Сначала ничего не вышло в День труда, и вот теперь в День благодарения. Думаешь, я ей не понравлюсь?

Он обнял ее и притянул к себе.

– Не глупи. Я тебя люблю. Просто сейчас неподходящее время.

Чарли смотрела на водную гладь. Два лебедя плыли по ней, супруги на всю жизнь. Ничто не омрачало их счастливую жизнь. Она попыталась убедить себя, что преувеличивает, но на этот раз не сумела.

Вечером, когда у себя в комнате Чарли собирала вещи для поездки в Питсбург, она почувствовала, как ей не хватает ее подруг – Марины и Тесс. До следующего сентября было еще так далеко, еще так долго ждать их возвращения. «Мужчины – это, конечно, хорошо, – говорила она себе, запихивая в сумку джинсы, – но ничто не заменит сочувствия подруги».

Она дала себе слово, что, когда Марина и Тесс вернутся в сентябре следующего года, она сделает все, чтобы укрепить их дружбу. Она скажет им, как ей их недоставало.

Глава 11

Осень, 1979 год.

Тесс поставила вазу на подоконник своей комнаты в Моррис-хаусе и отошла в сторону, чтобы полюбоваться ею. В лучах осеннего солнца вспыхнули золотые искорки внутри изумрудного стекла; в мягких изгибах вазы было нечто чувственно женское. Ваза была вершиной ее мастерства, доказательством, что она не напрасно провела год в Италии, что она нашла свое место и свое будущее в мире художественного стекла. Отец пусть занимается своими кистями и красками, рисуя акварели, для нее же стекло стало самым любимым материалом, в него она вкладывала всю душу.

Тесс села на край кровати и с неохотой принялась изучать расписание занятий на последний год в колледже. Тесс не хотела возвращаться в колледж, она хотела остаться в Италии, чтобы совершенствоваться в своем искусстве и быть рядом с Джорджино. Но родители настояли, чтобы она завершила свое образование в Штатах. И самое худшее, Джорджино намекнул, что ей пора уезжать.

– Другие ученики ждут своей очереди, – сказал он ей как-то ночью, когда они лежали на узкой кровати в ее комнате в молодежном общежитии.

Джорджино гладил ее полные бедра, целовал гладкие нежные груди. И Тесс была благодарна судьбе за то, что впервые в жизни кто-то ее оценил, впервые в жизни кто-то откликнулся на ее любовь.

«Еще один год, – подумала она. – Еще каких-нибудь девять месяцев, и я свободна». Она не знала, куда пойдет учиться после колледжа. Не знала, вернется ли в Италию, возможно, ей лучше на расстоянии хранить теплые воспоминания о Джорджино в своем сердце. Наверное, не стоит искушать судьбу.

Но одно Тесс знала совершенно определенно: она будет стеклодувом. Она снова взглянула на зеленую вазу и почувствовала, как в ее душе загорелся пока еще слабый огонек надежды, согревая ее своим теплом. Наконец-то в ее жизни появилось нечто недоступное ни Марине, ни Чарли. Нечто принадлежавшее ей одной, что они не могли у нее отнять.

Тесс закрыла глаза. Она останется в Смитовском колледже, она сделает все, чтобы отец гордился ею, а мать была счастлива. Она выполнит свой долг перед ними и получит диплом, а потом сама будет распоряжаться своей жизнью.

Но сначала она должна сделать аборт.

– Да, я тебя сюда привела, но это не значит, что я полностью одобряю твое решение, – сказала Делл, когда они с Тесс сидели в комнате ожидания в клинике.

Тесс смотрела на доску объявлений, на приколотые кнопками листочки бумаги со словами в основном на испанском языке.

– Я знаю, что ты не одобряешь мое решение, – тихо сказала Тесс. – Я сама его не одобряю. Поверь мне, Делл, я бы очень хотела сохранить ребенка.

– Что же тебе мешает?

– А то, о чем я тебе уже говорила. Моя мать.

– Помню, – кивнула Делл – Но это твое тело. Это твоя жизнь. И это твой ребенок.

Тесс почувствовала комок в горле.

– Я только хочу, чтобы ты правильно все решила, – повторила Делл.

Тесс представила себе мать, столь уважаемую в Сан-Франциско и гордую своей незапятнанной репутацией; мать, которая возлагала на дочь большие, часто неоправданные надежды. Как она будет потрясена, если узнает, что Тесс беременна от итальянского жиголо. Какое унижение, какой позор. Достаточно того, что Тесс разбила мечту матери о браке с Питером Хобартом. Нет, она не может нанести ей такой удар.

– Я уверена в правильности своего решения, – ответила Тесс. – Так будет лучше.

Они замолчали. За стеклянной перегородкой трещала пишущая машинка.

– Мое медицинское образование позволяет мне работать акушеркой, – сказала Делл. – Я умею принимать роды, но не могу избавлять от младенцев. Хотя я понимаю, что в этом иногда возникает необходимость. И что иногда не хочется, чтобы об этом знали твои друзья.

– Но ведь ты мой друг, Делл.

– Да, я твой друг, – подтвердила Делл.

– Спасибо, что не расскажешь матери.

– Я уже говорила, что мы с твоей матерью разные люди. Но я ее хорошо помню и согласна, что такая новость убьет ее. Думаю, ты этого не хочешь.

– Конечно, не хочу, – подтвердила Тесс. – И я этого не допущу. Во всяком случае, я благодарна, что ты пришла сюда со мной.

Тесс попыталась подавить неприятное чувство в желудке. Ей хотелось, чтобы ожидание быстрее кончилось. Чтобы секретарша прекратила печатать, открыла дверь в стеклянной перегородке и пригласила ее внутрь. Она хотела не думать о младенце внутри себя, о темных волосах и глазах, которые у него наверняка будут, о том, девочка это или мальчик. Она хотела не думать о том, какое лицо будет у матери, если она все узнает. Она хотела прекратить сомневаться, правильно ли поступает. Тесс с силой сжала холодные влажные руки и снова повернулась к Делл:

– Ты когда-нибудь хотела иметь детей?

Делл молчала. Словно в раздумье, она на мгновение закрыла глаза.

– Пожалуй, не хотела, – наконец ответила Делл. – Это одна из причин, по которой меня оставил муж.

Тесс выпрямилась.

– Муж? Я не знала, что ты была замужем.

– Семнадцать лет, – кивнула головой Делл.

– Господи. Кто бы мог...

– Ты хочешь сказать, кто бы мог подумать? – Легкая улыбка появилась на круглом лице Делл и тут же исчезла. – Его звали Уолтер. Он был преподавателем в Смитовском колледже. Он любил меня. Потом он от меня ушел.

– Но почему...

– Он ушел от меня к двадцатитрехлетней. Страшной, как тысяча грехов, но влюбленной в него по уши.

– Ты его любила?

– Да. Очень сильно.

– Боже мой, Делл, я тебе сочувствую.

– Жизнь идет своим чередом, – отозвалась Делл.

Как раз в этот момент наконец открылась внутренняя дверь.

– Прошу вас, мисс Ричардс, – позвала секретарша.

Тесс вопросительно посмотрела на нее.

– Доктор вас ждет.

Тесс глубоко вздохнула и пошла к двери, надеясь, что у нее хватит сил, чтобы жить потом нормальной жизнью. Уже без ребенка, жизнь которого вот-вот закончится.

– Ты прекрасно выглядишь, Тесс! – воскликнула Чарли, увидев Тесс за ужином в столовой на следующий день, и крепко обняла ее.

Тесс высвободилась из ее объятий; она заметила сморщенный шрам у Чарли на лбу и быстро отвела глаза. Тесс прижала ладонь к животу и окинула взглядом столовую.

– Я что-то не вижу Марины. Она уже приехала?

– Да. Она покупает книги в магазине.

Чарли показала Тесс на стул рядом.

– Я не могу дождаться, когда ты расскажешь об Италии. Ну и конечно, о Джорджино.

Тесс секунду колебалась, но потом решила отбросить в сторону глупости. Следующие девять месяцев они с Чарли будут соседями. Пришло время похоронить мечты о Питере Хобарте вместе с тем крошечным зародышем, который выскоблили из ее чрева. Пришло время забыть о прошлом. Она села рядом с Чарли на предложенный стул.

– Ты не можешь себе вообразить, что за удивительная страна Италия. Ну а Джорджино выше всяческих похвал.

– Расскажи мне все подробно, – попросила Чарли и наклонилась к ней. – Мы не виделись целый год, и я хочу знать все. Твои письма были очень короткими.

– Некоторые детали слишком личные, чтобы о них рассказывать, – улыбнулась Тесс.

Чарли похлопала ее по руке.

– Не пытайся отвертеться!

Тесс чувствовала, что она должна спросить Чарли о Питере. Она часто думала о них – о нем – в Италии. Ей хотелось уверить себя, что после романа с Джорджино образ Питера поблек, стал серым, скучным. Она вспомнила о вазе на подоконнике. Ее вазе, воплощении ее души в искусстве. Тесс также напомнила себе, что больше не нуждается в Питере Хобарте, Чарли О’Брайан или еще в ком-нибудь. Теперь у нее есть она сама, и этого вполне достаточно, что бы там ни думали о ней другие.

– Ты написала в своем последнем письме, что по-прежнему встречаешься с Питером, – наконец решилась Тесс.

Чарли удивленно моргнула.

– Да. Он сейчас в аспирантуре в Гарварде. Это его последний год.

Тесс кивнула. Значит, в Гарварде. Наверное, в интересах бизнеса. Тесс улыбнулась, подумав, как все это скучно. Студентка-официантка поставила перед ними тарелки с курицей и спагетти.

– Что-нибудь планируете?

– Возможно, – ответила Чарли.

Несмотря на решимость все забыть, Тесс ощутила неприятную тяжесть в животе, где теперь было пусто, а еще вчера теплилась слабая жизнь. Чарли и Питер поженятся. Чарли станет миссис Питер Хобарт. Чарли, а не она, Тесс. Тесс взяла вилку и принялась накручивать на нее спагетти, стараясь не думать о матери.

– Что, опять курица? – раздался в столовой голос Марины, который нельзя было спутать ни с каким другим.

Тесс обрадовалась, что появление Марины прервало их с Чарли разговор. Она встала и обняла маленькую принцессу, надеясь, что Чарли не заметит, как сердечно она ее встречает, совсем не так, как встретила Чарли, и одновременно желая, чтобы это не ускользнуло от ее внимания.

– Боже мой, ваше высочество, – рассмеялась Тесс. – Как я рада вас видеть.

– А я вас, – шутливо присела Марина. – Вы не представляете, какое это счастье вновь оказаться в стране самых здравомыслящих людей на свете.

Тесс опять села, и Марина заняла стул рядом с ней. Тесс внезапно осенило, что она сидит между Чарли и Мариной, как чертополох между двумя розами.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что Лондон – город безумцев? – пошутила Тесс.

Марина привычным жестом отбросила назад волосы.

– Лондон как Лондон. Дождливый, туманный и очень опрятный. Я занималась, а Николас всюду меня сопровождал. Я чуть не лезла на стену от тоски.

Чарли подняла стакан с водой.

– Давайте выпьем за твое возвращение в бурный Нортгемптон. И за твое, Тесс. Я без вас очень скучала.

Тесс показалось, что в глазах Чарли блеснули слезы. Уж не завидует ли Чарли тому, что они видели новые страны, а она торчала здесь безвыездно целый год? Но тут Тесс вспомнила о Питере. Интересно, кто кому должен завидовать?

Тесс ковыряла вилкой вялые переваренные спагетти. Неплохо было бы здешним поварам поучиться в Италии.

– В последний раз я видела тебя, когда ты собиралась ехать на свадьбу сестры.

– Не напоминайте мне об этом, – простонала Марина. – Она уже беременна. Слава Богу, я не буду там на крестинах в следующем месяце.

«Она беременна». Слова повисли в воздухе и растаяли. «У меня это было вчера, а сегодня...» – подумала Тесс.

– Ты с тех пор не была в Новокии? – спросила Тесс.

– Нет, – покачала головой Марина и посмотрела на тарелку, которую поставила перед ней официантка. – Хотя я слышала, что мой друг Виктор замышляет там беспорядки.

– Какие беспорядки? – заинтересовалась Чарли.

Тесс про себя от души пожелала, чтобы Чарли замолчала. Ей нравилось быть вместе с Мариной, но ей не нравилось общество Чарли. К тому же Тесс никак не могла избавиться от тяжелой, злой обиды. Она предполагала, что одного года в Италии, вдали от Нортгемптона, будет достаточно, чтобы залечить рану. Но встреча с Чарли вновь разбудила боль. Она испытывала неприязнь к подруге, у которой есть возлюбленный и которой никогда не придется делать аборт.

Марина взяла с тарелки куриную ногу, внимательно осмотрела ее и положила обратно.

– Предательство – это самое тяжелое преступление из всех, – сказала она.

Все замолчали. Тесс смущенно задвигалась на стуле. Никто из них не хотел говорить о Викторе и напоминать Марине о прошлых переживаниях. Тесс особенно не желала слышать слово «предательство».

– Кстати, я вам говорила, что мои родители целый год пробыли в Сингапуре? – объявила Тесс, откусывая кусок курицы.

Тесс знала, что это сообщение прежде всего заинтересует Чарли. В конце концов, родители работали в Сингапуре на мать Питера, но почему-то Тесс не могла избавиться от желания исключить Чарли из разговора, делая вид, что ее не существует. Тесс понимала, что разговор о дальних незнакомых странах автоматически обрекает Чарли на молчание, потому что ей нечего сказать. Скорее всего родители Чарли никогда не отъезжали от своего дома дальше гор Поконо, и то подобная поездка на отдых была целым событием. Если, конечно, не считать приезда в Нортгемптон матери Чарли, когда ее дочь была в больнице. Тесс с трудом проглотила кусок курицы и запила его большим глотком воды. Если она будет испытывать такие страдания, то, пожалуй, не дотянет до конца курса.

Через пару недель жизнь вошла в свое обычное русло. И все-таки что-то изменилось. Чарли проводила все субботы и воскресенья с Питером. Марина целиком погрузилась в учебу и, казалось, была вполне довольна этим. Правда, как-то раз она вызвала Тесс из комнаты и шепотом сообщила ей, что Алексис родила сына, или, как Марина его называла, несчастного принца. Что же касалось Тесс, то она находила утешение в одиночестве. Она особенно чувствовала обретенную свободу, работая в стеклодувной мастерской при Масуниверситете, где забывала о своих проблемах и отгоняла по мере возможности мучительные воспоминания об аборте. Уже не столь тесные, как прежде, узы дружбы связывали трех молодых женщин, и Тесс это нравилось, потому что чем реже она видела уродливый шрам на лбу Чарли, тем лучше.

Однажды в субботу Тесс на автобусе возвращалась в Нортгемптон и, не теряя зря времени, набрасывала эскиз вазы. Ваза будет синей, кобальтовой с белым, и она подарит ее родителям на Рождество. Ваза предназначалась для их музыкальной комнаты, где она будет прекрасно смотреться у большого окна с видом на залив Сан-Франциско. Тесс мало рассказывала родителям о своих успехах, полагая, что лучшим доказательством прогресса будут плоды ее труда. Возможно, тогда мать одобрит ее выбор. Возможно, она смирится с тем, что Питер Хобарт никогда не женится на ее дочери.

С остановки автобуса Тесс, нагруженная эскизным альбомом и чемоданчиком с инструментами, медленным шагом направилась к общежитию. Воздух был полон холодного дыхания осени; приближался День отдыха, но Тесс, как почти всех старшекурсников, это мало интересовало.

Она как раз подходила к общежитию, когда две полицейские машины остановились у тротуара. Их синие мигалки были выключены, сирены молчали. Одна машина принадлежала полиции штата, другая городской полиции Нортгемптона.

Тесс ускорила шаг, решив, что с кем-то что-то случилось. Сначала она подумала, а не попала ли Чарли снова в какую-нибудь беду, но тут же отвергла эту мысль, догадавшись, что принимает желаемое за действительное, и устыдившись своей низости.

Она быстро поднялась по ступенькам и вошла на веранду. Нигде не было видно ни полицейских, ни других представителей закона. Но когда Тесс отворила дверь и вошла в холл, она сразу увидела двух полицейских из полиции штата и знакомого городского полицейского рыжего Джо Лайонса, племянника Делл, придерживающегося правых взглядов.

– Марина? – вопросительно позвала Тесс и подошла к группе людей.

Все замолчали. Марина посмотрела на Тесс.

– Тесс, – сказала она.

– Марина, что случилось?

Тесс переводила взгляд с одного лица на другое. Все продолжали молчать. Наконец Марина приблизилась к Тесс и положила ей руку на плечо.

– Боюсь, у нас для тебя плохие новости, – тихо сказала она.

– Это Чарли? Что-нибудь случилось с Чарли?

Она очень надеялась, что ее вопрос не откроет всем ее тайного желания.

Но Марина покачала головой.

– Нет, Тесс, – сказала она, и ее голос звучал более хрипло, чем обычно, а акцент усилился. – С Чарли все в порядке. Давай присядем.

Марина повела ее к жесткому дивану, стоявшему у стены.

– Зачем? – спросила Тесс.

Зачем Марина хочет усадить ее на диван?

Они сели, и Марина взяла ее за руку.

– Как я тебе сочувствую, Тесс, – сказала принцесса и обняла подругу.

Тесс высвободилась из объятий.

– Господи, неужели никто не скажет мне, что случилось?

Марина вздохнула и посмотрела на полицейских. Джо Лайонс выступил вперед.

– Случилась авария, – начал полицейский Лайонс.

Какая авария и какое она имеет к ней отношение?

– Разбился самолет, – продолжал Джо.

Страшное предчувствие охватило Тесс.

– В Сан-Франциско.

В Сан-Франциско? Тесс хотела что-то сказать. Спросить. Но слова не складывались в фразы.

Джо Лайонс крутил в руках фуражку.

– Это ваши родители, Тесс. Они погибли.

Тесс секунду смотрела на Джо. Потом на альбом в своих руках. Непонятно зачем, она стала загибать кончики страниц. Снова посмотрела на Джо. Марина опять взяла ее за руку.

– Самолет летел из Сингапура, – объяснял Джо, все так же терзая фуражку. – Он проскочил посадочную полосу и упал в залив. – Джо вытер лоб. – Считают, это произошло по вине пилота.

Джо произнес последние слова так, словно сам был виновником катастрофы.

Тесс услышала, как за ее спиной открылась входная дверь. Она продолжала смотреть на впившиеся в фуражку пальцы Джо Лайонса.

– Что тут происходит?

Тесс узнала голос Делл. Она хотела повернуться к ней, но, словно загипнотизированная, смотрела на пальцы Джо, мявшие фуражку, надеясь, что некое волшебство изменит ход событий и Джо возьмет обратно свои слова.

– Мне позвонили, чтобы я приехала в Моррис-хаус, – сказала Делл; Тесс почувствовала, что она обращается к Джо. – Что случилось?

Тесс наконец оторвала взгляд от фуражки Джо и его пальцев. Она повернулась к Делл, прижимая к груди альбом.

– Ничего особенного, – сказала она спокойно. – Кажется, мои родители погибли.

Тесс медленно направилась к лестнице наверх, но Делл схватила ее за локоть.

– Тесс, – позвала она.

Тесс остановилась. Она смотрела на лестницу, на деревянные ступеньки, по которым столько раз взбегала за прошедшие годы. Лестница вдруг показалась ей крутой и непреодолимой.

– Тесс, – снова позвала Делл, и Тесс почувствовала, как ее обняли. – Боже мой, что случилось?

Дрожь началась где-то в ногах и поднималась все выше, пока не дошла до сердца. Тесс швырнула на пол альбом и зарыдала.

Глухо звучала органная музыка. Тесс сидела на стуле с высокой спинкой в похоронном бюро «Золотые ворота» и смотрела в пол. Она не знала, почему дала согласие поскорее завершить все дела, связанные с похоронами, в том числе поторопиться с заупокойной службой. «Заканчивай все побыстрее и возвращайся к нормальной жизни», – так посоветовали ей Грейсоны и Аршамбо. «Что они могут понимать? – рассуждала сама с собой Тесс, изучая фиолетового цвета ковер под ногами и стараясь не замечать удушающего аромата лилий и роз. – Грейсоны и Аршамбо провожают всего лишь друзей, а не родственников; партнеров по бриджу и утренним пробежкам, тех, кто больше не пригласит их на обед по случаю Дня благодарения».

Тесс не прислушивалась к словам священника. Он не был знаком с ее родителями и ничего о них не знал. Он не знал, что они завещали кремировать их, а прах развеять над Тихим океаном. Но останки не были найдены, и по иронии судьбы океан поглотил их тела, а не пепел. Так или иначе, Тихий океан стал для них могилой.

Тесс посмотрела на свои ноги в туфлях без каблуков, носки которых высовывались из-под длинной черной юбки. Девушке вдруг пришло в голову, что больше нет необходимости одеваться по вкусу матери или пользоваться косметикой, которую она ей выбирала. Больше никогда ей не придется угождать матери. Или отцу. Или кому-то еще. Не осталось никого, кому надо было бы угождать. Тихий вопль, а скорее стон, вырвался из ее груди, и она торопливо прикрыла рот ладонью, надеясь, что его никто не услышал.

Рука легла ей на колено. Рука Делл – подруги матери тех далеких лет, женщины, которая стала другом Тесс. Делл согласилась взять у Марины деньги, чтобы пересечь страну от побережья до побережья и принять участие в похоронах. Марина и Чарли тоже хотели приехать, но Тесс им запретила. Она не нуждалась во внимании принцессы и ее телохранителя. И еще она не хотела присутствия Чарли. Она боялась, что вместе с Чарли появится и Питер. А если приехала бы только Чарли, невыносимо было бы видеть ее в одной комнате с матерью Питера, женщиной, которая никогда не станет свекровью Тесс, о чем Салли Ричардс уже никогда не узнает.

«Элизабет Хобарт, – подумала Тесс и заставила себя поднять голову и взглянуть на мать Питера, – все-таки у нее хватило порядочности приехать на похороны».

Тесс закрыла глаза, сжала руку Делл и постаралась забыть о том, что, если бы не безграничная жадность Элизабет Хобарт, не ее погоня за деньгами и властью, родители были бы живы.

Наконец служба кончилась.

Серебряные подносы с крошечными пирожными и печеньем, тонкие фарфоровые чашки с чаем были расставлены на столе в гостиной похоронного бюро. Тесс не хотела туда идти. А куда ей было идти? Домой? Она стояла, почти прижавшись к стене, и смотрела на стол с угощением, как будто могла найти там ответы на свои вопросы. Грейсоны, Аршамбо и другие, сбившись в небольшие группки, о чем-то говорили, но до Тесс долетали лишь отдельные слова.

– Я сейчас принесу тебе чаю, – сказала Делл и через толпу пошла к столу.

Тесс хотела встать и удержать ее, но не успела. Она хотела крикнуть ей: «Не оставляй меня одну!» Она хотела всю жизнь держаться за Делл, чтобы черпать у нее силы и поддержку. Тесс смотрела на ее фигуру в длинном черном платье и черную с проседью косу на спине, но от усталости не могла произнести ни слова.

Вдруг она почувствовала руку на своем плече.

– Милая, милая Тесс, – услышала она женский голос. – Я даже не знаю, как тебя утешить.

Тесс моргнула и посмотрела в прищуренные глаза Элизабет Хобарт.

– В какой-то мере я чувствую себя виноватой, – продолжал тот же голос. – Если бы они не поехали в Сингапур...

Конец фразы потонул в негромком однообразном гуле толпы. Тесс наблюдала за движением тонких губ женщины, за тем, как открывается и закрывается ее рот, снова открывается и снова закрывается... Она разглядывала ее лицо под идеально наложенным макияжем, ее аккуратно завитые короткие седые волосы, небольшие жемчужины в мочках ушей. Интересно, эти серьги она надевает на похороны всех своих служащих? Своих рабов. Интересно, скольких из них Элизабет Хобарт загнала в могилу?

– Может быть, я сегодня пришлю за ними своего шофера? – предложила Элизабет Хобарт.

Тесс непонимающе моргнула. Внезапно рядом появилась Делл с чашкой чая для нее.

– О чем вы спрашиваете? – обратилась она к женщине.

Элизабет не спеша отпила из своей чашки. Интересно, оставляют ли ее губы красные следы на фарфоре?

– Мне нужны документы. Документы текстильной компании «Хобарт». Они мне понадобятся в Нью-Йорке.

Делл кивнула.

Тесс старалась крепче держать чашку, но она стучала о блюдце, будто под воздействием неведомой силы.

– Насколько мне известно, Джозеф хранил конфиденциальные бумаги у себя дома, а не на работе. Вы должны их найти до моего отъезда в Нью-Йорк.

«Мы должны их найти. А кто найдет для меня тела родителей на дне залива Сан-Франциско?»

– Документы касаются весьма деликатных переговоров.

Делл снова кивнула.

– Тесс, ты не знаешь, где твой отец держал эти документы?

Тесс смотрела на нее невидящим взглядом.

– Возможно, мы найдем для вас документы. Возможно, нет, – сухо произнесла Делл.

– Я позвоню вам, прежде чем посылать шофера, – сказала Элизабет и направилась к столу, чтобы поставить чашку, откуда, не глядя по сторонам и прямо держа голову, проследовала к двери.

– Страшно подумать, – шепнула Делл, – что она могла быть твоей свекровью.

– Она будет свекровью Чарли.

Тесс смотрела на дверь, за которой скрылась Элизабет Хобарт, оставив после себя незримое ощущение власти.

– Я как-то не думала, что тебя заботит благополучие Чарли, – заметила Делл.

Тесс представила себе Чарли, как она лежала на больничной кровати, недвижимая, невидящая и равнодушная ко всему вокруг. Все равно что мертвая. Такая же мертвая, как родители на дне океана. Чарли могла умереть, и виновата в этом была бы Тесс.

Тесс поставила свою чашку на стол рядом с чашкой Элизабет Хобарт.

– Чарли моя подруга, – сказала она.

– Чарли прекрасно со всем справится, – отозвалась Делл. – Она лишена твоей чувствительности.

Чувствительности? Тесс подумала, много ли чувствительности было в ее недавних поступках, и слезы навернулись у нее на глаза. Она не боялась, что их заметят, потому что они были понятным выражением горя. Но Тесс знала, что те слезы еще впереди. Сейчас она оплакивала своего ребенка, который уже никогда не родится, хотя для аборта теперь не было причин. Она хотела повернуться к Делл и рассказать ей о причине своих слез, но тут к ней подошла группа людей, и момент был потерян. Тесс вновь поглубже спрятала свою вину и пожала еще одну вялую влажную руку.

Тесс смутно помнила свое возвращение, на самолете до Хартфорда, а потом до Нортгемптона на автобусе по дороге номер 91. Она равнодушно смотрела в окно на небоскребы Спрингфилда, на медленно текущую реку Коннектикут и новую торговую улицу в Холиоке. Делл вернулась в Нортгемптон через два дня после заупокойной службы, взяв с Тесс обещание, что она возложит все заботы о родительском имуществе на адвокатов. Великолепный особняк был выставлен на продажу. Тесс оставила себе только несколько личных вещей родителей как напоминание, что они когда-то жили на земле: акварель отца с изображением церкви Хелен Хиллз Хиллз в Нортгемптоне, где они венчались с матерью, и брошь, некогда принадлежавшую бабушке Тесс, которая тоже училась в Смитовском колледже. Только несколько вещей и денежные счета, которые будут переведены на ее имя. Денег было столько, что их хватит на годы и даже, может быть, до конца жизни Тесс, если она будет разумно ими распоряжаться. Но самой Тесс некуда было деваться, кроме как возвратиться в колледж. Делл убедила ее закончить образование, а тем временем решить, как она дальше устроит свою жизнь. Тесс точно знала, что посвятит себя художественному стеклу, весь вопрос был в том, где она поселится. Где она может осесть в своем одиночестве? Где теперь будет ее дом?

Тесс всегда сожалела, что была единственным ребенком. Но, видимо, одиночество было ее уделом с момента зачатия и до сегодняшнего дня. С каждым годом она чувствовала себя все более одинокой и все более ответственной за собственную судьбу. Ей исполнился двадцать один год, и по закону она уже была взрослой. Во всяком случае, настолько взрослой, чтобы обходиться без родителей. Слишком взрослой, чтобы считать себя сиротой. И такой испуганной и беспомощной, что рассталась со своим ребенком, который теперь был бы ее семьей.

Но по крайней мере у нее оставалась Делл. Делл была ее другом.

И Марина. Удивительно, но Марина тоже стала ее другом. Однако Тесс всегда помнила, что после окончания колледжа Марина уедет в ту далекую страну, куда зовет ее долг. И еще была Чарли. Чарли, которая считала Тесс своим другом. Чарли, не подозревавшая о поступке себялюбивой и неисправимой Тесс, поступке, который мог стоить Чарли жизни.

Тесс увидела поворот на дорогу, ведущую в Нортгемптон, и подумала, пригласят ли ее Чарли и Питер на свою свадьбу и какую причину она, Тесс, выдумает для отказа.

Автобус подъехал к станции, Тесс прислонилась головой к окну и вздохнула. Она надеялась, что ей хватит сил, чтобы сойти с автобуса и добраться до общежития.

– Мисс, – позвал ее водитель. – Приехали, Нортгемптон.

Тесс с трудом поднялась и пошла по проходу. Уже спускаясь по ступенькам, она увидела в открытую дверь Марину и Чарли. Они ждали ее. Тесс споткнулась и чуть не упала.

– Что, вы не могли придумать ничего лучшего, чем вечером в пятницу ошиваться на автобусной остановке?

Марина протянула руки и заключила Тесс в крепкие объятия. За ее плечом Тесс видела Чарли, которая ждала своей очереди. Она была основательно закутана, но даже вязаный шарф, прикрывавший голову, не мог скрыть шрама, которому было уже два года. Тесс закрыла глаза и снова прижала к себе Марину, оттягивая нежелательную встречу с Чарли.

По пути домой Чарли предложила зайти купить пиццу. Тесс кивнула, и они зашагали к Мейн-стрит. Молча кивать – это было все, на что была способна Тесс, она не хотела говорить, не хотела отвечать на вопросы.

В маленькой душной пиццерии Тесс стало плохо от тесноты и шума. Она почувствовала, что у нее подгибаются колени, и ухватилась за Марину.

– Вы, девушки, идите домой, а я позабочусь о пицце, – сказал Николас и быстро подхватил Тесс под локоть. Тесс удивилась, услышав его голос. Она теперь часто забывала о присутствии телохранителя, о чем три года назад, когда за ними тенью следовал Виктор, не могла и мечтать.

На улице холодный ветер снова ударил в лицо Тесс. В Сан-Франциско было влажно, но куда теплее. Она подняла воротник пальто и наклонила голову, думая о том, холодно ли было родителям, когда они сделали свой последний вздох, и знали ли они, что он последний.

Они шли вверх по холму, и Тесс спрашивала себя, много ли здесь переменилось с тех пор, как ее мать, дебютантка Салли Спунер из семьи тех самых известных Спунеров, впервые приехала сюда. Догадывалась ли она еще до того, как встретила Джозефа Ричардса из Сан-Франциско, что когда-нибудь выйдет замуж за влиятельного человека с деньгами. Тесс грела руки в карманах и пыталась представить, как была одета ее мать тогда, в 1951 году. Обязательно белые перчатки. И нитка жемчуга на шее.

Внезапно Тесс обожгла мысль о том, как была одета мать, когда разбился самолет.

Боль возникла где-то в животе, и Тесс прижала к нему руки. Молнией вспыхнул вопрос: а что, если аборт не удался? Может, она еще беременна... Может быть...

Она вдруг вспомнила, что с тех пор у нее уже были месячные. Даже два раза.

Тесс еще сильнее прижала руки к животу. Надо надеяться, что ее не стошнит прямо на улице, на глазах у Марины и Чарли. «Чарли», – повторила она про себя и бросила тайный взгляд на бывшую подругу, похитившую у нее мужчину, за которого она собиралась замуж. Да, похитившую. Как океан похитил у нее Салли и Джозефа Ричардсов.

Тесс не могла больше сделать ни шагу. Не могла вздохнуть. Она закрыла лицо руками и опустилась на тротуар.

– Что с тобой, Тесс? – спросила Чарли, наклоняясь к ней. – Господи, Тесс, тебе плохо?

Тротуар был холодным, как лед. И очень жестким. И все же сидеть было легче, чем идти.

– Может, нам подождать здесь Николаса? – предложила Марина.

Тесс молчала.

– Нет, – ответила Чарли. – Мы сами ей поможем. Вставай, Тесс, мы уже почти дома

«Мы уже почти дома». Тесс потрясла головой.

– Как это ужасно, Тесс, – шептала Чарли и гладила ее по волосам. – Мы так тебя жалеем.

Подумать только, Чарли О’Брайан ее жалеет! Отчего бы это? Оттого, что она такая несчастная и у нее нет парня? Оттого, что теперь она сирота? А может быть, потому, что у нее прелестное личико?

Бешенство охватило Тесс. Она оттолкнула Чарли и быстро поднялась с тротуара. Это было уже не бешенство, а безумие.

– Мне не нужна твоя чертова жалость! – выкрикнула она, обращаясь к Чарли, и посмотрела на Марину: – И твоя тоже. Мне не нужна ваша чертова жалость и ваша вонючая пицца.

Она повернулась и зашагала по Грин-стрит к общежитию, а они с открытыми ртами остались стоять на тротуаре.

В общежитии Тесс решительно направилась прямо к себе в комнату. Она с грохотом закрыла дверь, заперла ее и опустила жалюзи. Она упала на постель, которую кто-то убрал в ее отсутствие. Тесс окинула взглядом комнату и поняла, что тут кто-то приложил руку. Слишком все прибрано, слишком все аккуратно. Она встала и выдвинула ящик комода. Засунула руку внутрь и выбросила наружу его содержимое, расшвыряла по комнате майки и свитера.

– Это моя вонючая комната! – заорала она, не обращаясь ни к кому в частности. – И это мое дело, как я ее содержу!

Ее взгляд остановился на картинке с пейзажем Италии. Италии, где какой-то тип использовал ее и тоже, наверное, испытывал к ней жалость. Джорджино, сладкоречивая сволочь с ласковыми руками, он пожалел американскую уродину, да и сам не остался внакладе.

– К черту тебя тоже! – закричала она, обращаясь к пейзажу, и сорвала его со стены. И почему она была такой дурой? Почему Тесс Ричардс рассчитывала на какое-то другое чувство, кроме жалости? Тесс Ричардс, девушка, у которой такое прелестное личико.

Она резко обернулась и увидела на подоконнике свою изумрудно-зеленую вазу, вазу, которая была свидетельством ее принадлежности к этому миру, свидетельством того, что в нем найдется место и для нее. Но тот маленький свет надежды, слабый огонек, горевший в ее душе, теперь потух. Его задул неожиданный порыв ветра, и осталась черная холодная пустота.

Холод. Темнота. Пустота.

Тесс бросилась к окну, схватила вазу и швырнула ее о стену. Она разбилась на множество осколков, разлетелась, как ее мечты, фонтаном зеленых и золотистых брызг.

Слезы хлынули у нее из глаз. Тесс смотрела на осколки будущего, лежащие у ее ног, бесполезные, изуродованные, мертвые. Мертвые, как ее ребенок. Мертвые, как ее отец и мать на дне океана, бесполезные, изуродованные, как она.

Тесс подняла с пола неровный осколок, завернула рукав свитера и провела острым стеклом по запястью.

Она услышала, как кто-то изо всех сил колотит в дверь. Звуки доносились издалека, как тогда голоса на похоронах. Потом послышались крики.

– Тесс! Тесс, открой эту проклятую дверь!

И снова стук.

Тесс лежала на полу, сжавшись в комок, и улыбалась. Она знала, что им до нее не добраться. Дверь заперта на замок. Она хотела повернуться на спину, но почувствовала на полу что-то теплое и липкое.

– Тесс, открой дверь!

Раздался громкий треск, и в комнату ворвались Чарли и Марина.

– Боже мой! – воскликнула Марина.

– О Господи! – подхватила Чарли и прикрыла рот рукой.

Тесс отрешенно наблюдала за ними, словно это были кадры кинофильма, словно ее подруги разыгрывали перед ней пьесу.

– Боже мой, что ты наделала! – ужаснулась Марина.

Тесс проследила за ее взглядом. «Как много крови», – мелькнуло у нее в голове.

Чарли попыталась приподнять Тесс.

– Мы должны отвезти ее в больницу, – сказала она.

– Нет, – отвергла предложение Марина, отбрасывая назад длинные черные волосы.

Тесс было знакомо это выражение на ее лице. Марина думала. Марина рассматривала разные варианты.

– Если мы отвезем ее в больницу, все узнают. Ее могут исключить из колледжа.

– Марина! – закричала Чарли. – Она перерезала себе вены! Ее надо отправить в больницу.

– Если ее исключат, ей некуда будет деваться. Мы отвезем ее к Делл, – решила Марина. – Николас нам поможет.

– Николас покупает пиццу.

– Тесс, ты можешь подняться? – спросила Марина.

Тесс смотрела на Марину. Темные глаза Марины, казалось, были еще темнее, еще больше, чем обычно. Может ли она встать? Что за вопрос, конечно. Она пока еще не инвалид.

Тесс с трудом поднялась, оттолкнув руку Чарли. У нее снова закружилась голова.

– Чарли, дай мне пару полотенец, – приказала Марина. – Мы должны остановить кровотечение.

– Милая Тесс, что же ты натворила? – сказала Марина и обняла ее за плечи.

Тесс посмотрела на Марину. «Что я натворила? Зачем спрашивать, разве и так не видно?»

Тесс не помнила, как они вывели ее из общежития, она помнила только, что Чарли поддерживала ее с одной стороны, а Марина – с другой. Они встретили Николаса на улице. Тесс подумала, как это нехорошо, что он бросил пиццу прямо на тротуар. Как это расточительно, неэкономно. Николас подхватил ее на руки, а она закрыла глаза и уткнулась носом в его мягкое пальто. Как приятно было оказаться под защитой чьих-то рук. Чувствовать себя в полной безопасности.

Тесс проснулась на незнакомой узкой кровати, под простыней и тонким одеялом, слегка пахнущими затхлостью. В комнате было холодно. Она чувствовала, как пульсирует рана на запястье. Хотела повернуться на бок, но что-то ей мешало. Тесс открыла глаза и увидела перед собой красные щеки и улыбающееся лицо тряпичной куклы.

– Она проснулась.

Голос принадлежал Чарли.

К кровати подошла Делл с озабоченным лицом.

– Слава Богу, Тесс, теперь все в порядке.

Тесс закрыла глаза. Она чувствовала прикосновение теплой руки к своему лбу.

– Это я, Делл. Девочки привезли тебя сюда.

«Девочки, я знаю, – вспомнила Тесс. – Чарли и Марина».

– Ты скоро выздоровеешь.

– Я не хочу выздоравливать, – ответила Тесс. – Я хочу умереть.

Рука гладила ее по голове.

– Ты не умрешь, – сказала Делл. – Тебе еще очень далеко до смерти.

Тесс лежала не двигаясь, желая, чтобы все поскорее ушли. Все, пожалуй, за исключением Делл.

– Они все еще здесь? – спросила Тесс, не открывая глаз.

– Чарли и Марина здесь, а Николас в соседней комнате.

– Марина пусть останется.

– А Чарли?

Тесс почувствовала, что слезы скопились у нее в уголках глаз. Она прикрыла лицо тряпичной куклой.

– Ты хочешь, чтобы я ушла? – спросила Чарли совсем рядом с постелью.

– Это моя вина, – сказала Тесс, неуверенная, что произнесла слова вслух.

– Какая вина?

Значит, она все-таки произнесла их вслух. Теперь Чарли знала. Теперь все всё знали. Не открывая глаз и прижимая к себе куклу, Тесс повернулась на бок, подальше от голосов.

– Вилли, – сказала она тихо. – Я сказала Вилли Бенсону, где тебя искать.

– О чем ты говоришь? – спросила Делл.

– Я сказала Вилли, где он может найти Чарли. Я хотела, чтобы он ее попугал. Я была на нее очень зла.

– Из-за Питера? – спросила Делл.

– Ты была зла на меня из-за Питера? – повторила Чарли.

Тесс еле слышно застонала.

– Боже мой.

Это был голос Марины.

– Почему вы не оставили меня в моей комнате, – сказала Тесс. – Почему вы не дали мне умереть?

Кто-то сел на кровать, и матрас прогнулся под тяжестью тела. Тесс хотелось ногами столкнуть человека с кровати, кем бы он ни был.

– Ты была зла на меня из-за Питера и сказала Вилли, где он может найти меня?

Это опять был голос Чарли, но такой далекий, словно он доносился из-за стены.

– Да, – подтвердила Тесс. – Он считал тебя такой хорошенькой. Я только хотела, чтобы он тебя попугал. Я хотела, чтобы тебе стало страшно.

В комнате царила тишина. Чья-то рука коснулась спины Тесс и начала ее гладить.

– Господи, Тесс, значит, мы причинили тебе боль?

– Но не такую сильную, как я тебе, – ответила Тесс. – Не такую, какую причинил тебе Вилли Бенсон.

– Вилли мне ничего не сделал, – возразила Чарли. – Разве ты не помнишь, что это был несчастный случай? Я упала.

Тесс впилась пальцами в податливое набитое тряпками туловище куклы и громко безудержно зарыдала, выплакивая накопившееся за два года страдание.

– Не могу поверить, что ты решилась на такое.

Теперь это был голос Марины, очень строгий и с сильным акцентом.

– Не могу поверить, что ты поступила так со своей подругой.

Тесс услышала быстрые сердитые шаги и звук закрывающейся двери. Она услышала, как принцесса спускалась по лестнице из маленькой квартирки Делл над ее магазином.

Чарли опять начала гладить ее по спине.

– Все в порядке, Тесс, – успокаивала она подругу. – Не обращай внимания на Марину. Я бы, наверное, тоже так поступила. У тебя нет причин кончать жизнь самоубийством. – Чарли совсем близко придвинулась к Тесс. – Ты мне нужна. Я хочу, чтобы ты жила.

– Почему? На что я тебе сдалась?

– Потому что я люблю тебя, Тесс. Когда я сюда приехала, ты стала моей первой подругой. Ты одна обращала на меня внимание. Ты знала, что я не такая, как остальные девушки в колледже, что я учусь на стипендию, но тебе было на это наплевать. Ты все равно оставалась мне другом.

Рыдания слились в единый хор, слезы смешались.

– Так ты останешься моим другом? – молила Чарли. – Ты будешь жить?

Тесс кивнула.

– А ты простишь меня? – спросила она еле слышно.

– Конечно, я тебя прощаю.

– А вот Марина не простила.

– Марина – принцесса, – резюмировала Чарли. – Она живет по другим законам.

Глава 12

Марина приказала Николасу, чтобы он оставил ее в покое. Она шла по улице, и зимний ветер раздувал полы ее незастегнутого пальто, обжигая холодом тело под платьем. Но ей было все равно. Одно было важно: друг предал друга, а принцессе с самого детства внушали, что предательство не должно оставаться безнаказанным.

Марина шла к общежитию напрямик, через покрытые снегом газоны, минуя расчищенные дорожки и тротуары. Подойдя к Моррис-хаусу, она подняла голову и посмотрела на окно комнаты Тесс на четвертом этаже. Марина была полна яростного презрения к девушке, которая чуть не погубила подругу ради своих эгоистических целей и теперь использовала сочувствие друзей, чтобы получить прощение за свой мерзкий поступок.

Марина повернулась и опять напрямик через снег направилась в сторону библиотеки. Она жалела, что они с Чарли не оставили Тесс умирать в ее комнате.

В залах библиотеки царила тишина, благословенная тишина, способствующая раздумью. Марина спустилась вниз в архив, где редко бывали студенты и где ее никто не мог побеспокоить.

Она села за отдельный стол и, засунув руки в карманы, уставилась на книжные полки перед собой.

Марина не могла поверить, что Тесс подвела одну из своих лучших подруг. Она не могла поверить, что Тесс, надежная, отзывчивая, всегда готовая прийти на помощь, предала Чарли. Совершила предательство из-за любви.

Пошла бы она сама на предательство, если бы Чарли украла у нее Виктора? Марина закрыла глаза. Ей трудно было восстановить в памяти образ Виктора, ведь это было так давно. И все-таки она его любила, разве не так? Виктор тоже стал предателем. Он предал не только ее любовь, но и свою страну. Теперь, прячась в горах, он организовал заговор против короля, против Марины, против своей родины Новокии. «Предатели имеют множество обличий», – подумала Марина.

– Марина! – позвал негромкий голос за ее спиной.

Марина обернулась и увидела Эдварда Джеймса, того самого профессора, что преподавал ей государственное управление на первом курсе. Его шея была закутана клетчатым шерстяным шарфом, усы, теперь уже с проседью, блестели от растаявшего на них снега.

– Кто бы мог подумать, – сказал он и без приглашения сел на соседний стул, – что принцесса может плакать настоящими слезами.

Марина быстро вытерла глаза. Она не знала, откуда появились эти слезы, не заметила, что они текут по ее лицу.

– Я могу вам помочь? – спросил профессор.

Марина покачала головой. Ей было неприятно, что он видит ее плачущей. Надо было, сохраняя приличия, немедленно встать и уйти. Эдвард Джеймс никогда не входил в число ее любимых преподавателей, и ей менее всего хотелось, чтобы он был свидетелем ее растерянности.

– Может быть, у вас что-то не ладится с учебой? – настаивал профессор.

Марина опять молча покачала головой, опасаясь, что стоит ей заговорить, как слезы снова потекут из глаз. И почему он не оставит ее в покое?

– Вы далеко от дома, возможно, вы скучаете по родной стране? Надеюсь, у вас там все в порядке?

Марина кивнула. Профессор поставил локоть на стол и подпер щеку ладонью. Казалось, от его загорелой, обветренной кожи исходил холодный запах мороза.

Марина общалась с ним только на занятиях, и теперь ее удивили его дружеская манера держаться и искренний тон. Новая мысль родилась у нее в голове: «Предатели, они повсюду».

– Тогда, видимо, – продолжал профессор Джеймс с некоторой озабоченностью, – ваша проблема связана с противоположным полом. Определенно какие-то неприятности в отношениях с молодыми людьми.

Его дерзость поразила Марину, но в его словах не было злости. Она бросила на него быстрый взгляд. Он улыбался теплой, сочувственной улыбкой.

– Нет, – твердо произнесла Марина, – никаких проблем с молодыми людьми.

Его серые глаза испытующе смотрели на нее.

– Вот и хорошо. У такой красивой женщины не должно быть подобных проблем.

Марина знала, что ей следует быть настороже, что надо помнить об опасности. Но он был обаятелен. «Обаятельный, – предупредила она себя, – а значит, и потенциально опасный». И все же ей нравились его открытость и прямота.

– Это связано с моей подругой, – услышала она собственный голос. – Я узнала о ней нечто, что... что меня огорчает.

– Она студентка?

– Да.

Эдвард Джеймс встал.

– Тогда я вам помогу. Скажу сразу, у меня нет возможности на время отправить вас домой, чтобы вылечить тоску по родине. Я также не слишком разбираюсь в сердечных делах молодежи, потому что давно женат.

Марина невольно улыбнулась.

– Но когда речь идет о студентках нашего колледжа, – продолжал он, – то я могу написать о них целую книгу. И даже не одну. Как насчет того, чтобы выпить со мной кофе и побеседовать о печальном случае с вашей подругой?

Марина знала, что ей следует отказаться. Она знала, что Николас будет волноваться, вернувшись к себе в квартиру на Грин-стрит и обнаружив, что жалюзи на ее окне не опущены до конца; она знала, что должна вернуться в общежитие и лечь спать. Она также знала, что играет с огнем. Но что-то в Эдварде Джеймсе привлекало ее. Может быть, сейчас Марина больше всего нуждалась в объективном мнении незаинтересованного человека, который помог бы ей понять, почему друг предает друга, когда в мире и без того достаточно жестокости.

Кроме того, думала она, глядя в дружелюбные серые глаза Эдварда Джеймса, он определенно не опасен. Марина отодвинула стул.

– Пожалуй, я выпила бы чего-нибудь горячего, – сказала она. – А то я немного замерзла.

Они пошли в маленькое тихое кафе на Вест-стрит, куда, по его словам, профессор Джеймс заходил часто, так как это место не жаловали студентки колледжа, называя его «городской забегаловкой». Марине, однако, было хорошо известно это кафе и его кабины с жесткими диванчиками и отделанными под мрамор столами: они с Николасом давно облюбовали это заведение.

– Удивляюсь, что мы с вами здесь никогда не встречались, – заметил профессор Джеймс, придерживая для Марины дверь. – Будем считать, что мне не повезло.

Профессор выбрал самую дальнюю пустую кабину.

Они сели, и тут же подошла официантка с написанным от руки меню в пластиковой обложке.

– Тушеная говядина уже кончилась, но еще есть минестроне.

– Мне, пожалуйста, горячий шоколад, – попросила Марина.

– А мне только кофе.

Марина терла руки, чтобы согреть их. Мимолетное сомнение возникло и тут же исчезло. Что она здесь делает? Почему она с Эдвардом Джеймсом, которого когда-то боялась, потому что он мог поставить ей плохую оценку? Она вспомнила, с каким серьезным и строгим видом он читал свои лекции, но сейчас перед ней был совершенно другой человек.

– А теперь рассказывайте, – приказал он, снимая шарф и пальто.

Марина с удивлением увидела, что на нем фланелевая рубашка в красную, синюю и черную клетку. Наверное, рубашку ему купила жена. Марине было интересно, сколько ему лет и есть ли у него дети. Но она остановила себя: зачем ей знать все это?

– Так чем же вас так сильно огорчила ваша подруга?

В его тоне не было ни строгости, ни насмешки, а только сочувствие и доброжелательность.

– Не знаю, так ли велико ее преступление, но она скрывала его целых два года, – сказала Марина. – А может быть, дело вовсе не в этом, а в том, что один человек предал другого.

– Она предала вас?

– И меня тоже, – кивнула Марина. – Она предала мою подругу, значит, предала и меня. Она предала мою веру в нее.

Официантка поставила перед ними две дымящиеся кружки. Когда она ушла, Эдвард сказал:

– Очень печально, но мы делаем все, чтобы причинить боль другому.

Марина удивилась, что он так просто и ясно выразил ее мысль.

– Эта девушка, она что, несчастна? Или что-то ее гнетет?

Марина рассматривала мелкие морщинки вокруг его дружелюбных серых глаз. Именно они делали Эдварда Джеймса таким привлекательным. Эти морщинки свидетельствовали о многих годах раздумий и, возможно, страданий.

– Мне она не казалась несчастной, – ответила Марина. – И вот только сейчас я поняла, что она очень несчастна.

Марина не стала рассказывать ему, что Тесс пыталась покончить с собой; она не знала, можно ли доверить ему такую тайну. «Ну вот, опять о том же, – подумала она. – Опять о доверии». Она отвела в сторону глаза. Как Марина ни сердилась на Тесс, она не хотела, чтобы ее исключили или, хуже того, поместили в клинику. Хотя на первый взгляд Марине это было совсем безразлично.

– По-видимому, вам очень дорога ваша подруга, – сказал профессор.

Марина отпила глоток горячего шоколада и обожгла язык. Она поставила на стол кружку и обхватила ее ладонями. На ее пальце больше не было кольца с сапфиром и бриллиантами, кольца, которое она с такой готовностью положила на алтарь дружбы. Дружбы с человеком, ставшим потом жертвой предательства. Никогда прежде Марина не радовалась так, как когда отдала кольцо семье Чарли. Но тут она вспомнила о Тесс, скорчившейся на полу в луже крови. И поняла, что, наверное, Тесс тоже чувствовала себя преданной. Преданной Чарли, когда та начала встречаться с Питером.

– Да, – подтвердила Марина, – она мне очень дорога. Как вы догадались?

– Потому что человек не может заставить нас страдать, если он нам безразличен.

– Наверное, из вас бы вышел хороший преподаватель философии, – улыбнулась Марина.

Эдвард Джеймс рассмеялся. У него был негромкий сердечный смех, в нем слышалось еще что-то, чего Марина раньше не замечала.

– У меня есть особая причина для этой встречи, – вдруг быстро перевел он разговор на другую тему. – Целых три года я хотел поговорить с вами о Новокии. Эта страна меня очень интересует. Помимо философии, моя страсть – государственное управление. Расскажите мне о Новокии. Я знаю только, что там монархия.

Монархия. Внезапно Марина вновь ощутила опасность. Она вспомнила о предательстве Виктора. Виктор подружился с Делл Брукс. А что, если он был знаком и с профессором Джеймсом? Марина вспомнила о группе здесь, в Нортгемптоне, в которую входил Виктор. Он тогда называл ее членов социалистами. «Все для блага народа».

Она быстро окинула взглядом маленькое кафе. Ей хотелось бежать отсюда.

– Вы не на экзамене, Марина, – рассмеялся профессор. – Я не поставлю вам «неуд» за неправильный ответ.

Марина с вызовом отбросила назад волосы, черт с ним, с профессором Джеймсом. Довольно для одного вечера мыслей о недоверии и предательстве, их хватит на целую жизнь. Если ему нужна только информация, он может отправляться обратно в библиотеку. Если же обман кроется в его сердце, то ее бегство ничего не решит. Лучше уж расхваливать свою страну и показать, что заговорщики ей не страшны.

– Новокия – очень красивая страна, – начала Марина. – Нам удалось сохранить свою независимость, мой отец говорит, что мы слишком малы, чтобы стать серьезной добычей для соседа. Что есть более лакомые куски.

– К примеру, Чехословакия или Румыния.

– Совершенно верно, – согласилась Марина. – Да и географически мы расположены скорее как Финляндия. У нас есть прекрасные горы и очень зеленые пастбища. Но по размеру мы лишь немногим больше Монако.

– Одним словом, Новокия – это совсем малышка, – заметил Эдвард.

Марина отпила еще глоток из кружки и почувствовала, как исчезает холодный ужас, поселившийся в ее душе после признания Тесс.

– Прелестная малышка, – уточнил Эдвард.

– Очень, – подтвердила Марина. – И еще в Новокии чудесные люди. Народ, который мы с отцом очень любим.

– Придет день, и вы будете им править.

– Да, – вздохнула Марина.

– Вас это пугает?

– Очень.

Марина удивилась своим словам, она никогда никому не говорила о своем страхе. Ей не следует быть такой откровенной.

– Управлять страной – это огромная ответственность, – кивнул Эдвард Джеймс. – Кто угодно может испугаться.

Марина увидела возможность перейти в наступление.

– Виктор Коу не испугался, – объявила она, глядя прямо в глаза профессору.

Он ничуть не смутился.

– Это кто? – спросил он.

– Некто не стоящий внимания.

Она улыбнулась, думая о том, что ее подозрительность превратилась в болезнь. Эдвард Джеймс уже много лет преподавал в Смитовском колледже, и будь он одним из шпионов Виктора или его помощником, то не сидел бы все это время здесь после отъезда Виктора, а занялся бы более серьезными делами, чем скучная работа и однообразная жизнь, когда надо каждый вечер возвращаться домой к жене.

– Наверное, трудно быть принцессой.

– Да, – ответила Марина и снова взглянула в его теплые глаза. – Очень трудно. Нелегко быть собой. Иногда мне трудно понять, кто я такая.

Он кивнул.

– Между нами целая пропасть, и все же, мне кажется, я знаю, что вы хотите сказать. Мне тоже бывает трудно быть самим собой. Существую я сам и существует отдельно «профессор», которого я показываю ученикам.

Марина кивнула, раздумывая о том, кто сейчас перед ней, – профессор или совсем другой человек. Пожалуй, последнее. Таким он ей нравился больше. Значительно больше.

Несколько дней спустя, когда Марина вечером после ужина возвращалась к себе в комнату, она заметила под дверью Тесс узкую полоску света. Она остановилась и некоторое время смотрела на дверь и эту светящуюся полоску. Она чувствовала, что ей необходимо поговорить с Тесс.

Тесс была ее другом. Бескорыстным другом, который никогда ничего не требовал от принцессы и который никогда не подчеркивал, что Марина не такая, как другие, не отталкивал ее. Марина улыбнулась, вспомнив, что на Тесс не произвел никакого впечатления ее королевский титул и что она упорно называла Ником очень воспитанного и сдержанного Николаса.

По правде говоря, Марине недоставало Тесс.

«Человек не может заставить нас страдать, если он нам безразличен», – сказал профессор Джеймс. Если Чарли простила Тесс, то, уж конечно, она может сделать то же самое.

Марина подошла к двери и тихонько постучала. Никто не отозвался. Она представила себе, что Тесс опять лежит на полу, чуть дыша, в луже крови, и, подавив внезапный ужас, постучала сильнее.

– Войдите, – отозвался спокойный голос.

Марина с облегчением вздохнула и открыла дверь. Тесс не лежала на полу, она сидела за столом с открытой книгой перед глазами и с наушниками на голове.

– Привет, – сказала Марина.

– Привет, – откликнулась Тесс; она медленно сняла наушники и выключила плейер.

Марина села на кровать и огляделась вокруг: в комнате был необычайный порядок. Но изумрудной вазы на подоконнике, конечно, не было. Ее уже никогда не вернуть. Как не вернуть и родителей Тесс. Марина не могла себе представить жизнь без отца и матери. Она вспомнила о тех страданиях, что выпали на долю Тесс, о чем она, Марина, в своей слепоте совсем забыла.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Марина.

– Ничего. Лучше.

Марина кивнула. Она не знала, с чего начать. Она не знала, как выразить свое раскаяние. Марина посмотрела на запястье Тесс.

– Как оно, заживает?

– Это-то? – удивилась Тесс и подняла кверху забинтованную руку. – Чего спрашивать? Делл следовало послушаться своих родителей. Из нее мог выйти отличный хирург.

– Я рада, – опять кивнула Марина.

Тесс захлопнула книгу.

– Ты мне хочешь что-то сказать, Марина?

– Да.

Господи, как это трудно, и все потому, что Тесс была ей небезразлична.

– Тесс, – начала Марина, – прости меня.

Камень свалился с ее души, главное было сделано.

– Простить? За что? За то, что ты спасла мне жизнь?

– Нет. Пожалуйста, не надо смеяться. Прости меня за то, что я обидела тебя, когда мы были у Делл. Прости, что я так рассердилась, когда узнала о твоем поступке.

– Ты имеешь в виду Вилли Бенсона? – уточнила Тесс.

– Да.

– Я ведь тоже сожалею об этом, – вздохнула Тесс. – С тех самых пор, как это случилось.

– Ты столько времени держала эту муку в себе.

– Я не думала, что Вилли причинит ей вред.

– А я? Как поступила я? Чарли простила тебя немедленно, но не я. У принцессы особые, более высокие требования. Такие, что до них никто не дотягивает. Как бы там ни было, я прошу у тебя прощения. Давай снова будем друзьями. Ты согласна?

– На мой взгляд, мы всегда оставались друзьями. К тому же, – продолжала Тесс, – ничего не изменилось. Мне по-прежнему нужны все мои друзья. Сейчас даже больше, чем прежде.

Марина кивнула.

– Что ты теперь будешь делать, Тесс? Теперь, когда нет родителей?

Тесс смотрела на окно, на то место, где когда-то стояла зеленая ваза, символ ее будущего.

– Я не знаю. Делл говорит, я должна жить одним сегодняшним днем. Я попробую. На День благодарения буду здесь. Делл обещала зажарить огромную индейку. Ее племянник Джо Лайонс, ты его знаешь, полицейский, тоже придет, с родителями. Я его терпеть не могу, но что поделаешь. – Тесс пожала плечами. – Это, конечно, не родной дом, но все-таки...

– А по-моему, это замечательно, – заметила Марина.

В коридоре дважды прозвонил и замолчал телефон. Марина вспомнила, что если кто и звонил Тесс, так только ее мать, всегда справлявшаяся, «все ли в порядке у моей девочки». Тесс часто шутила по этому поводу. И вот теперь ни звонков, ни шуток. Сердце у Марины невольно сжалось.

– А как насчет тебя? – спросила Тесс. – Почему бы тебе не присоединиться к нам? Делл ведь не такой уж плохой человек. Когда ты с ней поближе познакомишься, она тебе даже понравится.

– День благодарения с Делл? – улыбнулась Марина; она встала и поправила волосы. – Спасибо за приглашение, но у меня другие планы.

Марина не стала распространяться о том, что они с Николасом всего-навсего собираются поужинать в ресторане. Она не решилась признаться Тесс, что предпочитает держаться подальше от Делл Брукс. Марина пока еще не созрела для того, чтобы простить ее.

– Марина! – позвал кто-то из коридора. – К телефону!

– Это тебя, – сказала Тесс. – Давай поговорим позже.

По пути к телефону Марина думала о том, что у Тесс необыкновенно сильный характер, чего она и не предполагала. Значительно сильнее, чем у нее самой.

Ей звонил Эдвард Джеймс.

– У меня для вас есть сюрприз, – сказал он. – Вы можете ускользнуть в субботу от своего телохранителя? Мне бы хотелось вам кое-что показать.

Марина смотрела из окна «тойоты» Эдварда и усмехалась, думая о том, как легко ей удалось избавиться от Николаса. Накануне вечером она сказала ему, что у нее месячные и что весь следующий день она проведет в постели. Николас, как все мужчины поколения ее отца, невольно поморщился при столь откровенном упоминании об этой чисто женской проблеме, и утром в субботу Марина просто не подняла жалюзи у себя на окне. Николас полагал, что она осталась в комнате в теплой постели, тогда как в действительности она ехала в небольшом автомобиле по обледенелому шоссе на север. Марина улыбалась, любуясь сверкающим инеем на деревьях, и удивлялась, как такая блестящая идея не приходила ей в голову раньше. Свобода опьяняла ее.

Они слушали по радио классическую музыку и мало говорили. Когда они пересекли границу Массачусетса и оказались в Вермонте, Марина стала убеждать себя, что у нее нет оснований беспокоиться. В конце концов, Джеймс был профессором их колледжа, человеком, который не станет рисковать карьерой ради годящейся ему в дочери принцессы из какой-то маловажной страны.

Он не решится на что-то плохое.

А если решится?

– Куда мы едем? – не выдержала Марина. – И почему вы не хотите мне сказать?

– Тише, – сказал он с улыбкой и приложил палец к губам. – Какой же это будет сюрприз, если я вам скажу?

– И сколько мне еще ждать? – рассмеялась Марина, успокоившись.

– Вы нетерпеливы, как маленькая девочка. Подождите еще немного.

– Вы решили меня похитить?

– Ну что вы, принцесса, как можно.

Он быстро пожал ее руку и опять взялся за руль. Марина посмотрела на свою ладонь, еще хранящую тепло его пальцев. Что же с ней происходит и должна ли она это допускать? Впервые Эдвард прикоснулся к ней и впервые назвал ее принцессой.

Глубокие, умиротворяющие звуки концерта Моцарта лились из небольших динамиков, и Марину охватило чувство покоя. Наконец исчезли недоверие и беспокойство, которые она испытывала с начала поездки. Эдвард Джеймс не был ненадежным Виктором, он также не был и юнцом, дающим волю рукам. Он был зрелым мужчиной, которому нравилось доставлять ей удовольствие.

Они ехали по дороге, и с каждой милей пейзаж менялся. Исчезли редкие, стоящие вдоль шоссе фабричные здания, их место заняли горы. Громады гор, покрытые ранним снегом, но все равно прекрасные в своей зимней строгости. С каждой милей уменьшалось число машин, и постепенно они исчезли совсем. Дорога вилась между гор, и Марина подпала под очарование пейзажа. Вермонт был необыкновенным штатом, он так сильно напоминал ей родину. Непривычное чувство полного умиротворения овладело ею окончательно.

Марина не заметила, как быстро пролетело время, и вот уже солнце опустилось за вершины гор, и лишь в одном месте его оранжевое ноябрьское сияние пробивалось между скал, освещая последним светом горную гряду.

– Как прекрасно, Эдвард, – восхитилась Марина и поймала себя на том, что впервые назвала его по имени. Если он и обиделся, то не показал вида.

Уже почти стемнело, когда Марина увидела надпись: «До границы с Канадой одна миля».

– Как, мы уже почти в Канаде! – воскликнула она.

– Не беспокойтесь, мы не будем пересекать границу. Просто я хотел показать вам горы. Я подумал, что они уменьшат вашу тоску по родине.

– Как вы догадались, что Вермонт так похож на Новокию?

– Очень просто, уверяю вас. Ничего загадочного. Я посмотрел атлас. Вермонт и Новокия расположены почти на одной широте.

Марина не могла поверить, что он сделал это для нее. Она не могла поверить, что можно быть таким внимательным. И все ради нее одной.

– Вы, наверное, проголодались? – спросил он. – Давайте свернем на эту дорогу, тут обязательно должен быть ресторан.

– Неплохая идея, – откликнулась Марина, хотя могла бы целую вечность ехать вперед в машине, убаюкиваемая звуками музыки.

Они въехали на стоянку ресторана, расположившегося в бревенчатом доме, напоминающем хижины первых американских переселенцев.

Уютный зал освещали мягкие огни. В большом сложенном из камней камине ярко пылали дрова; лыжи, тобогганы и лыжные ботинки висели на кедровых балках потолка. Марина заметила среди посетителей нескольких мужчин в оранжевых жилетах и толстых шерстяных рубашках в красную и черную клетку.

– Охотники, – шепнул Марине Эдвард, когда официантка вела их к кабине в углу. – Сейчас самый сезон.

Он заказал бутылку вина. Марина положила на колени красную махровую салфетку и оглядела зал. Ее вдруг осенило, что впервые за всю свою жизнь она находилась в людном месте без давящего надзора телохранителя, прислушивающегося к каждому ее слову, следящего за каждым движением спутника, пригласившего ее на свидание. Свидание? У нее свидание с Эдвардом Джеймсом?

– Так расскажите мне, что значит быть принцессой, – сказал он, когда официантка разлила им вино по бокалам.

Марина не спеша отпила глоток. Она была благодарна Эдварду за то, что он относится к ней, как к взрослой, и не только взрослой, но и равной.

– Нет, я не хочу говорить о себе, – отказалась она. – Давайте лучше поговорим о вас. Расскажите мне о вашей жизни преподавателя.

Эдвард коснулся своих аккуратно подстриженных усов и улыбнулся ей. Снова она ощутила исходящее от него тепло и торопливо отпила из бокала, надеясь скрыть охватившее ее смущение.

– В жизни преподавателя нет никаких тайн. Вы получаете место, и дальше все идет своим чередом, год за годом, семестр за семестром. Меняются лишь лица студентов в аудитории.

Марина рассмеялась:

– По вашему описанию это ужасно!

Он так близко наклонился к ней через стол, что она почувствовала тепло его дыхания.

– Это действительно ужасно, – шутливо прошептал он и откинулся назад. – Но в то же время и замечательно. К примеру, следующим летом я еду в Лондон, буду читать лекции.

– Мне очень нравится Лондон, – сказала Марина. – Я там окончила третий курс.

– Я знаю. – Он подмигнул – Мы очень скучали по нашей принцессе.

Марина опустила глаза.

– Пожалуйста, не называйте меня так.

Он протянул руку через стол и коснулся ее щеки.

– Простите меня.

Она подняла на него глаза. Их взгляды встретились. Он отвел руку и смущенно кашлянул.

– Вы женаты, – напомнила она ему.

Он кивнул.

– Сколько лет вы женаты?

– Шестнадцать.

Марина водила пальцем по скатерти.

– Это немалый срок.

– Да, – согласился он.

– У вас есть дети?

– Жена никогда не хотела иметь детей. Мне уже за сорок. Поздно, я слишком старый.

Марина удивилась, что ему за сорок. Она думала, что он примерно одного возраста с Виктором. Она хотела спросить его, счастлив ли он в семейной жизни, но удержалась, боясь, что это прозвучит как намек на сближение, тогда как это всего-навсего встреча сочувствующих друг другу людей. Старший друг поддерживает младшего, помогает ему выбраться из депрессии. За долгие годы преподавания Джеймс, наверное, оказывал такую услугу студенткам несчетное количество раз.

– Марина, – сказал он очень тихо и снова повторил: – Марина, какая, должно быть, у вас трудная жизнь.

Слезы появились у нее на глазах. Что было в этом человеке, почему он так глубоко волновал ее?

– Прошу вас, не надо плакать. Вы слишком красивы, чтобы позволять себе это.

Официантка подошла к ним, но они еще не открывали меню. Когда она ушла, Эдвард взял Марину за руку. Его большие сильные пальцы сжали ее маленькие и тонкие.

– Сразу после ужина мы отправимся обратно, – сказал он.

Его рука была такой теплой, такой большой и надежной.

– Нам необязательно возвращаться, – сказала Марина.

Джеймс перебирал и гладил ее пальцы; дойдя до большого пальца, он начинал сначала.

– Нам надо возвращаться, – повторил он.

– Из-за вашей жены? – спросила Марина.

Он покачал головой.

– Она уехала на субботу и воскресенье в Бостон. Мы должны возвращаться из-за вас, Марина. Зачем вам оставаться на ночь с человеком, которому нечего вам предложить?

– Вы дали мне то, что не давал ни один мужчина. С вами я впервые почувствовала, что кому-то дорога.

Он прижал ее руку к своим губам.

– Тем не менее нам надо возвращаться.

– Нет, – ответила она. – Я не хочу. Я хочу быть с вами. Всю ночь. Не отказывайте мне, Эдвард. Дайте мне одну ночь свободы. Кто знает, будет ли у меня еще такая возможность. Вероятно, больше никогда до конца жизни.

Его добрые глаза были полны сочувствия.

Они остановились в городке Дерри в необычной гостинице – большом фермерском доме, приспособленном для туристов, главным образом лыжников, как сказала им хозяйка.

Кровать была уютной и мягкой, пуховая перина легкой и теплой, профессор и принцесса скоро оказались в ней и с готовностью занялись любовью.

– Я ничего не могу тебе дать, – шептал Эдвард, снова целуя ее рот, шею, груди и снова погружая в нее свою удивительно твердую плоть. – Я ничего не могу дать тебе, кроме этого.

– Мне не надо ничего другого, – шептала она в ответ. – Я никогда не мечтала о таком счастье.

Он погружался в нее и выходил наружу. И снова погружался. Марина смотрела ему в глаза. Лунный свет зажигал огоньки на снегу под окном и наполнял комнату своим сиянием. Чтобы не нарушить волшебство, они не отводили друг от друга глаз, и ее тело снова и снова устремлялось ему навстречу. Вдруг его лицо вспыхнуло, Марина протянула руку, чтобы коснуться его, но непонятное, незнакомое ощущение пронзило ее насквозь, волна блаженства подхватила и понесла ее прямо в рай.

– Эдвард! – воскликнула она, и ее тело приподнялось, требуя продолжения. – Эдвард! – позвала она и почувствовала, как теплый поток ворвался внутрь нее и излился до конца.

– Да, да, Марина! – воскликнул он, блестя глазами и улыбаясь, и она задрожала от наслаждения, которое никогда прежде не испытывала.

Всю ночь они не разжимали объятий, и всю ночь он обладал ею. Снова и снова он возводил ее на вершину страсти и блаженства. Наконец она воскликнула: «Довольно!» И он сделал это еще раз.

Когда на небосводе луну сменило солнце, они уснули, тесно прижавшись друг к другу.

Марина проснулась от запаха свежеиспеченного хлеба. Она повернулась на бок и посмотрела на спокойное, безмятежное лицо спящего Эдварда. Марине хотелось прикоснуться к его щеке, но она боялась его разбудить. Тело ломило от усталости, и одновременно она была до краев переполнена энергией. Она тихо поднялась и направилась в ванную. В зеркале Марина увидела свою хрупкую фигурку и не нашла в ней никаких перемен по сравнению со вчерашним днем. Но в эту ночь ее тело любили. Не просто использовали, как это было с Виктором, или жаждали ради одного вожделения, но сделали его предметом искренней любви. На этот раз Марина узнала подлинное чувство.

Она быстро оделась. Ей хотелось выйти наружу и вдохнуть чудесный горный воздух, столь похожий на воздух Новокии. Она вышла на улицу и ощутила необычайный прилив сил.

Ночью шел снег, и узкая проселочная дорога была покрыта толстым белым покрывалом. Марина дошла по ней до мощеной улицы. Она шла мимо большой молочной фермы, мимо ручья, пробивавшегося через серебристый лед, мимо застывших на месте коров, наблюдавших за ней с сонным спокойствием. Интересно, чувствуют ли они ее запах? И вместе с ее запахом запах Эдварда?

Эдвард прав, думала Марина, набирая в легкие утренний воздух. Вермонт очень напоминает Новокию. Она грела руки в карманах и с грустью вспоминала о своей стране. Но вместе с грустью пришла мысль об ответственности, и ее, и Эдварда. Ее ответственности перед своей страной и его ответственности перед женой. Марина остановилась и посмотрела на искрящиеся снегом и льдом горы. И в этот миг поняла, что прошлая ночь, проведенная с Эдвардом Джеймсом, останется для нее лишь воспоминанием. Она знала, что никогда больше им не быть вместе. Так же, как знала, что никогда не забудет эту ночь и тот удивительный подарок, который Эдвард Джеймс сделал ее душе.

Глава 13

За два дня до Рождества Чарли сидела в жестком кресле в библиотеке особняка Хобартов. Она положила ногу на ногу, стараясь таким образом унять дрожь в коленях. Чарли все еще не могла поверить, что Питер наконец пригласил ее к себе в дом, чтобы познакомить с матерью. «Думай, о чем ты молишься, – часто предупреждала Чарли мать. – Может случиться, ты пожалеешь, что твоя молитва была услышана».

Чарли оглядела комнату, такую большую, что в ней поместился бы весь первый этаж их дома в Питсбурге. Она старалась не замечать, что у нее вспотели ладони и сердце билось сильнее обычного. На ней было то самое белое кашемировое платье, которое она так давно со скидкой купила в магазине у Фелисии. Чарли очень надеялась, что белый кашемир еще не вышел из моды.

Она смотрела на горевшие ровным сильным пламенем дрова в камине. Ей хотелось попросить Питера перестать ходить взад и вперед по комнате.

– Не знаю, почему она задерживается, – сказал Питер, – но она должна вот-вот спуститься вниз.

Чарли молча кивнула, боясь произнести хоть слово. Она перевела взгляд на стройную елку в углу, украшенную гирляндами электрических лампочек. Длинные цепи золотых и жемчужных бус обвивали рождественскую красавицу; дорогие цветные стеклянные игрушки свисали с ветвей. Она мало походила на елку в доме О’Брайанов, какой Чарли видела ее два года назад, когда Марина сделала им свой необыкновенный подарок. Елку Хобартов не обвивали цветные бумажные цепи и не украшали игрушки, сделанные в школе руками учеников, и, самое удивительное, под елкой не было горы подарков. Чарли предположила, что подарки Хобартов состоят из небольших аккуратных пакетов с фирменной надписью магазинов Тиффани и Картье, не то что у них в Питсбурге, где под елкой громоздятся неуклюжие коробки с рабочими сапогами, свитерами-самовязками и незамысловатыми детскими игрушками, упакованные собственными руками и перевязанные дешевой яркой тесьмой.

Кто-то вошел в библиотеку, и Чарли испуганно вздрогнула. Она натянула на колени платье и обернулась. Нет, это не Элизабет Хобарт, это дворецкий принес серебряный поднос с непонятными маленькими шариками в вазе, поставленной с геометрической точностью в самом центре кружевной салфетки.

– Прошу вас, это марципаны, – сказал дворецкий и протянул поднос.

Чарли никогда не пробовала марципаны и вообще никогда о них не слышала. Она осторожно взяла розовый шарик, украшенный половинкой такой же марципановой вишни.

Дворецкий предложил конфеты Питеру, но тот отказался.

Дворецкий удалился, а Чарли сидела и смотрела на загадочное угощение. Она взглянула на Питера: он улыбнулся. Тогда Чарли с опаской откусила кусочек и медленно прожевала мягкую миндальную массу, сожалея, что не взяла с подноса салфетку, и не зная, обо что вытереть липкие пальцы.

– Питер, – строго произнес громкий властный голос, именно такой, как описывала его Тесс.

Чарли засунула в рот остатки марципана и торопливо облизала пальцы. Она встала, еле держась на ватных ногах, ожидая, когда ее представят женщине, которую очень скоро она станет называть матерью.

Одного взгляда на Элизабет Хобарт было достаточно, чтобы понять, что все будет не так просто. Миссис Хобарт подставила Питеру щеку, и он, как и ожидалось, запечатлел на ней поцелуй.

– Мама, – сказал Питер, – ты прелестно выглядишь.

«Прелестно» вряд ли было подходящим словом. Чарли сказала бы «величественно» или «царственно». Интересно, так ли держится настоящая королева, каковой являлась мать Марины.

– Это Чарлин, – сказал Питер, подводя Чарли к матери.

Какая еще Чарлин? Имя неприятно царапнуло слух Чарли. Сколько она себя помнила, ее всегда звали Чарли. Чарлин – это не она, а кто-то другой.

– Рада познакомиться с вами, миссис Хобарт, – попыталась улыбнуться Чарли и протянула руку. Ладонь Элизабет Хобарт была сухой и прохладной. Едва коснувшись руки Чарли, миссис Хобарт тут же отдернула свою руку. Возможно, она почувствовала, какие у Чарли липкие пальцы.

– Добрый вечер, Чарлин, – сказала Элизабет, и это было все.

Она направилась к креслу с высокой спинкой и села, расправив длинное черное бархатное платье. И хотя в камине пылали дрова, Чарли почувствовала озноб.

– Ну как там Амхерст? – спросила Элизабет Питера, как будто Чарли не было в комнате.

– Прекрасно, мама.

– А как библиотека?

Чарли догадалась, что она спрашивает, как продвигается строительство крыла библиотеки, которое будет носить имя Максимилиана Хобарта. Семья Хобартов сделала этот подарок колледжу в благодарность за то, что Джон, младший брат Питера, был принят на первый курс, несмотря на низкие оценки.

– Стройка идет полным ходом.

Элизабет кивнула и уставилась на огонь. Видимо, ее удовлетворила полученная информация.

Питер кашлянул, взял кочергу и помешал дрова, которые начали стрелять и шипеть.

– Чарлин из Питсбурга, мама, – сказал Питер.

– Помню, ты упоминал об этом. – Элизабет повернулась к Чарли. – Ваш отец занимается сталелитейным бизнесом?

Чарли замялась и взглянула на Питера, лицо которого выражало немую мольбу.

– Да, – подтвердила она.

Что-то треснуло в камине.

– Чарлин учится на последнем курсе Смитовского колледжа, мама, – добавил Питер.

Элизабет бросила взгляд на Чарли.

– К сожалению, я не имела возможности посещать колледж, – объявила она.

Чарли набрала воздуха в легкие, словно готовясь прыгнуть в воду с высокой вышки.

– Я тоже не имела такой возможности, – сказала она. – Но я сумела получить стипендию и ничего не плачу за учебу.

– Вот как, – удивилась женщина, высоко подняв брови, и опять повернулась к огню. – И чем же вы собираетесь заняться после окончания учебы?

В поисках поддержки Чарли взглянула на Питера. Сейчас был самый подходящий момент оповестить миссис Хобарт, что они с Питером собираются пожениться. Пришла его очередь действовать решительно, но Питер молчал.

– Я бы хотела открыть магазин женской одежды, – сказала Чарли. – Возможно, даже несколько магазинов.

– Вы изучаете бизнес?

– Да.

– Я думала, в Смитовском колледже преподают главным образом гуманитарные науки.

– Это так.

– Тогда зачем вы поступили в Смитовский колледж, если вас интересует бизнес?

– У них прекрасная программа. Экономика сейчас мой основной предмет.

Миссис Хобарт резко повернулась к Чарли.

– Мало кому из женщин удается добиться успеха в бизнесе, – объявила она. – Несмотря на все утверждения борцов за женскую независимость.

Чарли снова взглянула на Питера. Она не знала, что отвечать. Почему он не хочет сообщить матери об их планах? Почему он ее не защищает?

– Я могу подавать чай? – внезапно раздался голос за спиной, и Чарли вздрогнула.

– Только не для меня, Рандольф, – сказала миссис Хобарт и встала. – Я сегодня собираюсь пораньше лечь спать.

Она вышла из комнаты не попрощавшись. Дворецкий последовал за ней с чайным подносом.

Чарли сгорбилась. Она старалась удержать слезы.

– Твоя мать меня ненавидит.

Питер подошел к ней и взял за руку.

– Не надо преувеличивать. Это ее обычная манера держаться.

Чарли вырвала руку.

– Ты говоришь, обычная манера держаться? Ты что, ничего не понимаешь? «К сожалению, я не имела возможности посещать колледж». «И чем же вы собираетесь заняться после окончания учебы?» Боже мой, Питер, да она меня ненавидит.

– Подожди, не будь слишком строга к ней.

– Дело даже не в ней, Питер, – покачала головой Чарли. – Дело в тебе.

– Во мне?

Она посмотрела ему в глаза. Они казались такими наивными. Питер как будто не понимал, что он совершил. Или, наоборот, не совершил.

– Прежде всего ты представил меня как Чарлин.

– Мать терпеть не может уменьшительных имен.

– И ты... – Чарли остановилась, не в силах заставить себя продолжать, затем все-таки выговорила слова, от которых зависело ее будущее: – Ты не сказал, что мы хотим пожениться.

Питер встал и подошел к камину. Чарли разглядывала рождественскую елку и думала, как она ошибалась, предполагая без труда войти в семью Хобартов, и не только в нее, а вообще в любую богатую семью. Ее мечты о жизни в особняке, о деньгах и красивых вещах, о том, чтобы навсегда забыть о выплате процентов за дом, улетучились вместе с дымом, сгорев на красных углях в камине.

– Ты ведь боишься своей матери?

Питер рассмеялся, но не стал отрицать.

– Вот почему ты не пригласил меня на День труда. Вот почему ты выдумал отговорку на День благодарения. – Слезы потекли у нее по щекам, и Чарли не могла их остановить. – Ты с самого начала знал, как ко мне отнесется твоя мать, но ты не решаешься ей противоречить.

Питер продолжал смотреть в огонь.

– Все не так просто, как ты себе представляешь, – сказал он. – Ей нужно время, чтобы привыкнуть к тебе.

– Не думаю, что время что-то изменит.

Питер опять пошевелил угли.

– Я люблю тебя, Чарли. Очень прошу тебя, потерпи.

Она смотрела на его спину, которая теперь, как и весь он, стала ей дорога. И хотя, окажись он бедным в те первые дни знакомства, Чарли не обратила бы на него внимания, теперь она точно знала, что любит его. Она также знала, что из их любви может ничего не получиться.

– Я хочу вернуться домой, – сказала Чарли. – Ближайшим автобусом.

Питер посмотрел на нее, и Чарли показалось, что в его глазах стоят слезы.

– Я сейчас принесу твое пальто, – сказал он и вышел из комнаты.

Чарли сидела на полукруглой скамье у общежития Моррис-хаус и наблюдала за студентками, спешащими в разных направлениях каждая по своим делам. Вернувшись в колледж после Нового года, Чарли не раз предавалась этому занятию, гадая, насколько спокойнее или, наоборот, беспокойнее по сравнению с ее жизнью идет жизнь у других. Была уже середина марта, воздух потеплел, а почки на деревьях набухли в ожидании своего часа. Чарли взглянула на книгу у себя на коленях и вспомнила, что по ее прежним планам ей следовало сейчас готовиться к свадьбе, отвечать приглашенным, что из посуды и хрусталя ей бы хотелось получить в подарок, выбирать платья и белье к медовому месяцу. Так или иначе, ее мечты не осуществились, и теперь вместо того, чтобы надписывать свои книги и тетради «миссис Питер Хобарт» или просто «Чарли Хобарт», она сидела в одиночестве на скамейке и делала вид, что занимается.

Это не означало, что Питер ей не звонит. В январе он позвонил пять раз, в феврале три раза. В этом месяце пока не было ни одного звонка, что не имело большого значения: Чарли, как и прежде, не собиралась подходить к телефону. У них с Питером не было ни будущего, ни надежд, ни общей цели.

Чарли подняла голову и увидела направляющуюся к ней Марину в сопровождении Николаса. В последнее время Марина держалась несколько отдаленно, объясняя свое поведение большой загруженностью работой, хотя несколько раз Чарли заставала ее сидящей на кровати с бесцельно устремленным в пространство взглядом. Возможно, как и Чарли, она испытывала сожаление, что близится час прощания с колледжем. Возможно, Марине тоже не хотелось расставаться со спокойной, лишенной каких-либо неожиданностей жизнью студентки. Марина, правда, обладала одним преимуществом: она знала, чем будет заниматься после окончания учебы. Даже Тесс, которая удивительнейшим образом вновь обрела вкус к жизни после попытки самоубийства, даже она вряд ли сомневалась, как распорядиться своим будущим. Случалось, Чарли спрашивала себя, встретятся ли они когда-нибудь после окончания колледжа.

– Как твои занятия? – поинтересовалась Чарли, когда Марина оказалась рядом.

– Еще два месяца. Надеюсь, я выдержу, – пожала плечами Марина и повернулась к Николасу. – Вы можете идти, Николас. Я посижу здесь с Чарли.

Николас нахмурился.

– Ради Бога, Николас, через минуту я уже буду у себя. Можете следить за мной из окна своей квартиры.

– Господи, – вздохнула Марина, падая на скамейку рядом с Чарли, когда Николас ушел. – От него не отделаться.

– Ты хочешь поскорее уехать отсюда?

– Не знаю. – Марина смотрела на раскинувшийся перед ними студенческий городок. – Наверное, нет.

– Почему нет? Ведь ты возвращаешься к обычной, нормальной жизни.

Марина рассмеялась:

– Нормальной жизни? Ты называешь это нормальной жизнью?

Марина качала ногами под скамейкой, и Чарли уже в который раз заметила, что ее ноги не касаются земли.

– Чем же ты будешь заниматься? – спросила Чарли. – Готовиться стать королевой? Не представляю, как это все происходит. С чего начинают?

– Я начала готовиться с самого рождения и прохожу подготовку вот уже двадцать один год. – Марина смотрела на свои ноги под скамейкой. – Я завидую тебе, Чарли.

– Что мне завидовать? – изумилась Чарли. – Действительно, ведь меня ждет блестящее будущее. Ни работы, ни мужа. А теперь посмотри на себя, Марина. У тебя впереди потрясающая жизнь.

Марина спрятала лицо в ладонях. Чарли поняла, что сказала что-то не то. Если Марина и плакала, то Чарли не слышала ее всхлипываний.

– Марина! Что с тобой?

Принцесса отняла руки от лица, на нем не было слез, а только выражение скорби.

– Ты жалеешь, что рассталась с Питером? – спросила она.

У Чарли сжалось сердце. При одном упоминании имени Питера перед ней вставал его образ. Его добрый, приветливый взгляд.

– Да, – подтвердила она, – я жалею, что рассталась с ним. Но у меня не было выбора.

– Ты его любишь, – сделала вывод Марина.

– Да.

– Должно быть, это чудесно. Любить кого-нибудь. Знать, что тебя тоже любят.

Чарли вспомнила о туче поклонников, осаждавших Марину на первом курсе, горя желанием провести время с принцессой. Но это было до того, как уехал Виктор. С тех пор у Марины никого не было. Неужели она все еще любит Виктора?

– Марина, ты еще обязательно кого-нибудь полюбишь.

– Вряд ли. Боюсь, у принцессы для этого мало шансов.

– Мне кажется, ты ошибаешься.

– Нет, Чарли, я просто реально смотрю на вещи. Я никогда не смогу полюбить мужчину, потому что всегда буду сомневаться, кто я для него, женщина или принцесса.

Чарли подумала о Питере и своих мыслях о том, полюбила бы она его, будь Питер бедным. Она также вспомнила, что решила любить его всегда, – и в счастье, и в горе, и в бедности, и в богатстве.

– Наверное, никто из нас точно не знает, почему мы любим другого человека, – философски заметила Чарли.

Марина посмотрела ей прямо в глаза.

– Один человек действительно любил меня, – подчеркнула она.

– Я знаю, Виктор, – кивнула Чарли.

– Нет. Виктор не любил меня. Я сама предложила ему себя, а он не отказался.

– Тогда кто же это, Марина? Значит, ты его от меня скрывала?

– Да. Но он слишком хорош, чтобы о нем сплетничать.

– И он тебя любил?

– Да.

– А ты?

Марина посмотрела в ясное голубое небо над ними.

– Не знаю, – сказала она. – Знаю только, что мне понравилось, как он любил меня. Как он ко мне отнесся. Как к обыкновенному, нормальному человеку.

– Ты с ним видишься?

– Нет. С тех пор прошло несколько месяцев.

– И все это время вы с ним не виделись?

– Мы оба знали, что из этого ничего не выйдет.

Чарли кивнула. Жаль, Питер сразу не понял, что у них ничего не выйдет. Насколько проще все было бы для них обоих.

– Но у тебя остались воспоминания. – Чарли говорила не только о Марине, но и о себе. – Хотя все кончилось, у тебя остались воспоминания.

– Боюсь, у меня остались не только воспоминания, а нечто большее.

– Нечто большее? Что ты хочешь сказать?

– Я хочу сказать, что у меня осталось кое-что, кроме воспоминаний. – Марина снова посмотрела на весеннее небо. – У меня будет ребенок, Чарли. У меня будет от него ребенок.

Чарли показалось, что она ослышалась.

– Что-что?

Марина закрыла глаза.

– Я уже на пятом месяце.

– Боже мой, Марина, – задохнулась Чарли, – ты, конечно, шутишь?

Лицо Марины подтверждало правдивость ее слов.

– Что ты собираешься делать?

То самое отрешенное выражение, которое Чарли не раз замечала в последнее время, опять промелькнуло на лице принцессы.

– Не имею ни малейшего представления, – сказала она.

Серое облако закрыло раннее весеннее солнце, и вмиг воздух стал по-зимнему холодным; от каменной скамьи потянуло сыростью.

– Марина, а ты уверена? – спросила Чарли.

Марина кивнула.

– Может, нам поговорить с Тесс? Может, Тесс посоветует, как поступить.

– Она не умнее нас с тобой.

– Марина, надо действовать. Может, Тесс кого-то знает...

– Ты имеешь в виду аборт? Откуда Тесс знать? – Марина быстро взглянула на Чарли. – Я не хочу, чтобы об этом узнала Делл Брукс.

– Делл имеет медицинское образование. Она спасла жизнь Тесс.

– Ерунда. Это мы с тобой спасли жизнь Тесс, Чарли. Ты и я, а не эта коммунистическая шлюха.

– Ты так и не простила ей Виктора, – вздохнула Чарли. – Хотя и не была уверена.

Не успела она договорить эти слова, как тут же пожалела об этом. Она не имела права судить Марину, которая спасла их семью и которой Чарли была обязана до конца жизни. Чарли коснулась руки Марины:

– Прости меня, Марина. Я понимаю, что ты не можешь обратиться к Делл. Я как-то не подумала...

Марина смотрела прямо перед собой.

– Я просто решила, что мы все вместе...

– Найдем выход из положения? – закончила за нее Марина.

– Да.

Марина молчала.

– Марина, – опять начала Чарли, – ты права, мы с тобой действительно спасли жизнь Тесс. Можно сказать, ты спасла и мою жизнь тоже. Мою и моей семьи.

– Мою проблему не решить с помощью денег, Чарли.

– Пусть так. Но, наверное, ее можно решить с помощью друзей. С помощью тех, кто тебя любит.

Чарли не знала, что они с Тесс могут сделать для Марины, но это было их долгом. Они обе ей обязаны, Марина заслужила право рассчитывать на их поддержку.

– Ты не понимаешь, – сказала Марина. – Чем больше людей, которым мы доверимся, тем хуже. Не надо ничего говорить Тесс.

Кто-то кашлянул за их спиной, и Чарли обернулась.

– И чего же мне нельзя говорить? – спросила Тесс.

Тесс никак не могла поверить, что Марина беременна. Из них троих Марина была наименее подходящим кандидатом на эту роль. Но небольшая выпуклость, вырисовывающаяся под джинсами, подтверждала правдивость ее слов.

– Кто отец? – спросила Тесс, садясь рядом с Мариной на скамью.

Марина промолчала.

– Это не наше дело, – вступила в разговор Чарли.

Тесс кивнула головой.

– Но это ведь не Николас? – все-таки упорствовала она.

– Николас старше моего отца, – возмутилась Марина.

– Все бывает, – пожала плечами Тесс.

– Это не Николас.

Что ж, значит, Марина не откроет имени отца ребенка. Тесс не могла представить, кто бы это мог быть. Наверное, кто-то из ее прежних поклонников, а их у Марины было немало, хотя в последнее время Тесс не видела, чтобы принцессу окружала толпа воздыхателей. И все-таки кто-то определенно был, раз существовало неопровержимое тому доказательство. Вот они, королевские тайны! Кто бы мог подумать! Тесс с трудом скрыла улыбку.

– Ты хочешь сделать аборт?

Марина встала со скамьи и привычным жестом засунула руки в карманы джинсов.

– Я думала об этом.

– Тебе следует поторопиться, – объявила Тесс. – Вряд ли кто согласится прервать четырехмесячную беременность.

– Откуда ты знаешь?

Тесс тяжело вздохнула:

– Делл мне сказала.

– Делл тебе сказала? – удивилась Чарли. – Интересно, откуда Делл знает об абортах?

– Послушай, многие студентки попадаются. – Тесс пожалела, что затронула эту тему. – Им приходится к кому-то обращаться.

– Получается, что Делл Брукс занимается абортами, – зло рассмеялась Марина. – И где же она их делает? В комнате за книжной лавкой? Наверное, Делл еще и просвещает девушек, пока убивает их младенцев.

– Постой, – вмешалась Чарли. – Ты забыла, что аборты разрешены.

– Да, но только в первые три месяца, – уточнила Тесс. – И еще, к вашему сведению, Делл не делает абортов, но она знает врача, который этим занимается. – Тесс тяжело вздохнула и добавила: – Это он сделал мне аборт.

Начал накрапывать дождь.

– У тебя был аборт? – изумилась Чарли.

Глаза Тесс оставались сухими; она смотрела прямо перед собой на веселую стайку первокурсниц, спешащих на занятия.

– Что за странный вопрос? – рассердилась Тесс. – Ты удивляешься, что нашелся мужчина, готовый заниматься со мною любовью? Я рассказывала вам о Джорджино. Может быть, вы его приняли за девушку? Может быть, вы считаете меня лесбиянкой?

– Нет, Тесс... – неуверенно начала Чарли.

Марина снова села на скамью.

– Вся ирония в том, – продолжала Тесс, – что я сделала аборт, чтобы не убить мать. – Тесс снова вздохнула. – Но она погибла и все равно не успела бы узнать, что у меня родился ребенок.

Тесс вытянула руку, и холодные капли дождя стали разбиваться о ее ладонь. Марина отбросила назад волосы.

– Кто бы мог подумать! – выразила свои чувства Чарли.

– Кто бы мог подумать! – повторила за ней Тесс и сжала ладонь в кулак.

– Ты поэтому хотела покончить с собой? – спросила Марина.

Тесс пожала плечами:

– Не знаю. Наверное, поэтому. Были и другие причины.

– Я не собираюсь этого делать, – объявила Марина. – Не знаю, как мне поступить, но покушаться на свою жизнь не буду.

– Послушай, Марина, – сказала Тесс. – Я просто хочу тебе помочь. Уже поздно делать аборт на законных основаниях. Но я попробую уговорить Делл. Она сумеет найти выход. А теперь признавайся, какого черта ты так долго тянула?

Марина задумчиво посмотрела на небо, потом на Тесс.

– Ты ничего не понимаешь. Это ведь не простой ребенок, это наследник престола.

Тесс готова была завыть от горя. «Ишь, чего выдумала! – хотела крикнуть она. – Хоть ты и паршивая принцесса, но это не значит, что ты можешь родить, а я не имею права. Это несправедливо! Как это несправедливо!» Не обращая внимания на предупреждающий взгляд Чарли, Тесс вплотную придвинулась к Марине.

– Вот бы посмотреть, как твои соотечественники отнесутся к твоему ублюдку.

– Тесс, прошу тебя... – простонала Чарли.

– Не терзайся, Чарли, – очень спокойно сказала Марина. – Тесс права. Если я не сделаю аборт, мне придется отдать ребенка на воспитание.

– Все равно все узнают, – заметила Тесс.

– Может, и нет.

– Очнись, принцесса, – рассмеялась Тесс. – Почти круглосуточно за тобой следит этот человек. Возможно, он каждый день пишет доносы твоему отцу.

– Возможно, Николас сохранит мою тайну.

– Стоит только рассказать кому-то, как тайна перестает быть тайной, – отрезала Тесс. – К тому же ты в мае должна вернуться домой. Когда родится ребенок?

– В августе.

– А если тебе тут остаться? – предложила Чарли. – Ты можешь сослаться на то, что не сдала экзамен и должна заниматься летом.

Тесс подняла руку.

– Прежде всего мы узнаем у Делл насчет аборта. Потом займемся остальными вопросами.

– Мы? – повторила Марина.

– Да, – подтвердила Тесс, – мы. Нравится вам это или нет, а может быть, вы этого вообще не понимаете, но для меня вы все равно что семья. Ближе у меня никого нет.

Делл отказалась договариваться об аборте. И хотя Тесс сочла это странным, Марина не огорчилась. Она продолжала твердить о «наследнике престола», хотя в этом не было смысла, поскольку она держала все в строгой тайне и повторяла, что отдаст ребенка на воспитание. Тесс шла по Мейн-стрит и думала о том, какая получается ерунда. Если Марине так плохо живется, то зачем все усложнять, добавляя к прочим проблемам еще и беременность, а вместе с ней и позорное пятно, которое ляжет на следующее поколение.

Тесс свернула на Саут-стрит и постаралась унять охватившее ее возбуждение. Наплевать на позорное пятно, но решение Марины расстаться с ребенком может стать выходом для нее, Тесс. Еще рано раскрывать свой замысел, рано говорить о возникшем плане. Плане, который поможет Марине, но в первую очередь самой Тесс.

Тесс взглянула на красно-белую вывеску перед желтым особняком в колониальном стиле. Вывеска гласила: «Фирма Смит. Продажа и покупка недвижимости». Тесс улыбнулась и решительно зашагала по дорожке к дому.

– Мне нужно отдельное помещение под художественную мастерскую, – объясняла Тесс женщине средних лет, листая многочисленные предложения о продаже. – И еще одно условие: дом должен находиться в городе.

– Вы художница? – спросила женщина.

Вновь прежнее тепло хлынуло в душу Тесс. Вновь вспыхнул маленький огонек надежды.

– Я стеклодув, – с неожиданной уверенностью произнесла она.

Это было частью плана: она купит в Нортгемптоне земельный участок с мастерской, где будет создавать шедевры из стекла, которые принесут ей мировую славу. Там же будет дом, удобный, уютный, небольшой, но достаточно просторный, чтобы вырастить в нем ребенка. Ребенка Марины. У Тесс будет своя семья, она обойдется без родителей, без Питера Хобарта и Джорджино, вообще без всех. У нее будет любимая работа, будет ребенок и цель в жизни. Ребенок Марины заменит ей того, которого она убила, и семью, которую она потеряла. Она станет замечательной матерью. Будет любить свое дитя и трудиться во имя его блага и никогда, ни за что на свете не заставит его идти чуждым ему путем. Никогда не станет заставлять свое дитя поступать против его воли, как это делала ее мать.

– Вот очень подходящее для вас место на Раунд-Хилл-роуд, – сказала агент. – На участке есть небольшой сарай, его можно переделать под мастерскую.

Тесс изучала фотографию. Это была ее мечта. Раунд-Хилл-роуд была совсем рядом с колледжем и неподалеку от книжной лавки Делл.

– Я хотела бы сегодня посмотреть дом и участок, – сказала Тесс.

– В таком случае мы можем отправиться туда прямо сейчас. У меня есть ключи.

Тесс быстро поднялась, вдруг почувствовав слабость в коленях.

– Есть, правда, одна проблема, – предупредила женщина. – Нужно получить разрешение на мастерскую.

– Разрешение?

– Я не знаю, какое оборудование вы используете в своей работе, но вам необходимо разрешение. Конечно, у нас есть и другие прекрасные варианты для вас вне пределов города...

– Как я могу получить разрешение?

– Это зависит от городских властей. Вы знаете кого-нибудь, кто работает в городском управлении?

Тесс улыбнулась. Она вспомнила Делл и ее рыжего упрямого племянника, которого только что произвели в сержанты.

– Думаю, мне нетрудно будет получить необходимое разрешение, – уверенно сказала она.

Марина сумела сохранить свою тайну от Николаса до конца апреля. Она уже давно носила просторные рубашки Тесс и брюки-стреч с резинкой в поясе вместо джинсов на молнии и знала, что скоро ее секрет перестанет быть секретом для человека, который не расставался с ней ни на минуту весь день. И хотя Тесс и Чарли неустанно заботились о ее здоровье, Марина старалась не переедать. Если она будет следить за своим весом, то есть надежда, что никто в колледже не заметит ее шестимесячную беременность даже в день выпуска.

Спускаясь вниз, чтобы встретиться с Николасом за завтраком, она думала о том, что совсем неплохо переносит свое состояние. Ее тошнило по утрам лишь в самом начале беременности, и теперь она почти забыла об этом неприятном ощущении. Совсем недавно она почувствовала, как ребенок впервые зашевелился у нее внутри. По непонятной причине это событие придало ей уверенности, она вдруг поняла, что стала хозяйкой своей жизни, настоящей женщиной, а не сказочной принцессой и титулованной вещью, принадлежащей ее народу.

Марина испытывала грусть лишь тогда, когда где-нибудь встречалась с Эдвардом Джеймсом. Он всегда улыбался ей теплой, полной значения улыбкой и спешил дальше. Марина спрашивала себя, вздрагивает ли у него, как у нее, сердце при их случайных встречах, и узнает ли он когда-нибудь, как она благодарна ему за любовь. Даже теперь, когда ей приходится платить за это такую цену.

Марина как раз вышла на веранду, когда ей навстречу попался Николас.

– Доброе утро, – поздоровался с ней ее преданный друг.

«Господи, прошу тебя, – взмолилась про себя Марина, – пусть все обойдется без мучений».

– Доброе утро, – отозвалась Марина. – Мне бы хотелось немного прогуляться до завтрака.

Николас кивнул и, пропустив Марину вперед, последовал за ней вниз по лестнице. Когда они достигли тротуара, Марина остановилась.

– Я попрошу вас, Николас, идти рядом со мной, – сказала она. – Мне надо с вами поговорить.

Они вместе направились к Райскому пруду.

– Давайте дойдем до Красного моста, – предложила Марина.

Николас шел рядом с ней вниз по холму, он подчинился желанию принцессы, да и как могло быть иначе, ее желание было для него законом.

На пешеходном мостике Марина остановилась и оперлась на красные перила. Внизу под ними, играя и сверкая на камнях, бежал переполненный весенними водами ручей, бежал всегда вперед и никогда не поворачивал назад. Как не было пути назад у нее и ребенка, которого она вынашивала. А потому она не могла больше прятать от Николаса свою тайну.

– Николас, – медленно начала Марина, по-прежнему глядя вниз на воду. – Сколько я вас помню, вы всегда были верным другом моего отца.

– Да, – подтвердил Николас.

– Он доверяет вам абсолютно во всем. Он доверил вам мою жизнь.

Вода журчала под мостом.

– В чем дело, принцесса? Что вы хотите мне сказать?

Марина с трудом отвела взгляд от воды и вздохнула, набираясь мужества.

– Мне нужна ваша помощь, Николас.

– Вы знаете, что можете рассчитывать на меня во всем.

– Даже если вам придется пойти против короля?

Николас нахмурился, сдвинув густые, уже поседевшие брови.

– Пойти против вашего отца? Что вы имеете в виду?

– Я хочу остаться на лето в Нортгемптоне. – Разговор оказался более трудным, чем она ожидала. – Под предлогом посещения летних курсов.

– Не понимаю. Вы хотите сказать, что собираетесь обмануть короля?

– Да.

Марине хотелось добавить, что это совсем маленькая ложь, что это святая ложь, от которой никому не будет вреда. Но она знала, что ее телохранитель не одобрит любую ложь, маленькая она или большая.

– Почему вы хотите обмануть короля? Если вы попросите, он разрешит вам остаться здесь на лето.

– А может, и не разрешит. Я не могу рисковать. Мне придется лгать.

Николас облокотился на перила рядом с Мариной.

– Я не могу настаивать на объяснении, но, поймите, я буду обязан лгать вместе с вами.

Марина сделала несколько шагов по мосту. Внезапно она устыдилась своей просьбы, ее охватила растерянность. Толстый дятел сел на перила, попрыгал и улетел, свободный в своем полете, свободный в своем выборе. Она же не смеет и помыслить о такой свободе. Как только она возвратится в Новокию, то перестанет распоряжаться своей жизнью. Но пока она на свободе и может обеспечить своему ребенку права, какими сама никогда не обладала и не будет обладать в будущем.

К ней снова вернулось ощущение силы и уверенности. Наконец все встало на свои места, наконец она поняла, почему забеременела, почему не спешила с абортом: она даст не только жизнь, но и свободу хотя бы одному ребенку, единственному из всех, которые, возможно, у нее появятся.

Марина повернулась к Николасу.

– Николас, – сказала она, и ее голос не дрогнул, – я жду ребенка.

Николас резко повернул голову. Он смотрел на нее непонимающим взглядом.

– Что вы сказали?

Марина опустила глаза.

– Я беременна, Николас. У меня будет ребенок.

– Нет. Это невозможно. Я был с вами...

– Но не все время, Николас. Боюсь, я сумела ускользнуть от вас пару раз.

– Нет. Этого не может быть.

– Это может быть, и это уже случилось. – Марина обтянула широкой рубашкой свой округлившийся живот. – У меня внутри ребенок, и он очень активный.

– Кто так с вами поступил? – возмутился Николас.

– Не имеет значения. Я беременна. Ребенок родится в августе, и я отдам его на усыновление. Он обретет свободу.

– Король должен знать.

– Нет, – покачала головой Марина.

– Этот ребенок...

– Наследник престола? – докончила за Николаса Марина. – Я помню об этом, Николас. Но я избавлю его от этого проклятия.

– Вы не можете так поступить, принцесса.

– Могу и поступлю, Николас, – твердо сказала Марина. – Мне нужна ваша помощь, но не преувеличивайте ее значение. Если вы донесете королю или попытаетесь мне препятствовать, я убегу, и тогда Новокия не только лишится первенца принцессы, но и ее самой. И когда умрет отец, королевой станет Алексис.

– Алексис! Нет, принцесса, ни в коем случае. – Ужас промелькнул на лице Николаса. – Это будет гибелью для Новокии. Алексис не способна решить проблемы, стоящие перед нами на пороге двадцать первого столетия. И тогда такие люди, как Виктор Коу, попытаются свергнуть монархию...

Марина вздрогнула, услышав имя Виктора. Если бы он любил ее, этот ребенок был бы их ребенком. Если бы только Виктор любил ее и не предал...

– Мне жаль, что перед моей страной встанут тяжелые проблемы. Но если отец или Алексис не смогут с ними справиться, то тогда, наверное, с монархией следует покончить.

Марина пошла прочь, но Николас преградил ей путь, протянув руку.

– Принцесса, люди все равно узнают. Где вы собираетесь скрываться? Вам придется лечь в больницу. Представляете, какой шум поднимет пресса.

– Я буду жить у Тесс. Она купила дом здесь, в Нортгемптоне. Меня никто не будет видеть, а когда придет время, ее подруга Делл Брукс примет роды. Никто ничего не узнает.

Марина была недовольна таким решением вопроса, но не видела другого выхода.

– Вы считаете, что можете больше довериться этим людям, чем своей семье?

– Я вынуждена так поступить, – ответила Марина. – Вы не оставите меня в беде, Николас?

Марина слышала в тишине громкий стук своего сердца. Если Николас не поддержит ее план, вряд ли у нее хватит мужества убежать и расстаться с привычной жизнью.

– У меня нет выбора, – наконец произнес Николас.

Глава 14

У Чарли был способ помочь Марине. Возможно, ей самой он грозил гибелью, но Чарли не собиралась отступать.

Чарли сняла телефонную трубку и вспомнила то прошлое Рождество, когда они были второкурсницами. Все предстало перед ней, как будто это было вчера: чулок с надписью «Папа», и в нем в самом низу кольцо с сапфиром и бриллиантами. Добрый поступок принцессы, который спас их семью. Чарли набрала номер Питера в Гарварде.

– Я думал, что уже никогда не услышу твой голос, – сказал он.

У Чарли задрожала рука, сжимавшая трубку. Голос Питера был таким же, как если бы они говорили с ним накануне.

– Я... – начала она и остановилась. Напрасно она ему позвонила. Наверное, теперь он встречается с другой девушкой, более подходящей для семьи Хобартов и способной дать отпор Элизабет. Но тут Чарли вспомнила о Марине. – Я скучаю по тебе, Питер, – сказала она.

Молчание, длившееся всего секунду, показалось ей вечностью.

– Боже мой, Чарли, – наконец простонал Питер. – Как мне без тебя плохо.

Слезы хлынули у нее из глаз, но она продолжала твердить себе: «Ты поступаешь правильно, Чарли. Ради этого стоит пойти на риск».

Питер приехал на машине из Бостона и ждал Чарли после последней лекции в четыре часа. Они молча подошли к его черному «корвету»; он открыл дверцу, и Чарли села на переднее сиденье. Она откинулась на кожаную спинку, закрыла глаза и вдохнула запах автомобиля, запах Питера, так хорошо знакомый ей после стольких ночей и уик-эндов, проведенных вместе.

Питер сел за руль и захлопнул свою дверцу. Он хотел вставить ключ в замок зажигания и остановился. Повернулся к Чарли, его карие глаза были полны любви. Он протянул к ней руки, и она упала в его объятия. Они сидели обнявшись, Чарли плакала и не могла остановиться.

– Я не понимаю, почему был с тобой таким жестоким. Я очень раскаиваюсь.

– Нет, Питер, это моя вина. Я тебя подталкивала, а ты еще не был готов.

Он осторожно коснулся ее мокрой щеки.

– Я вел себя как болван. Ты можешь меня простить?

Чарли, улыбаясь, кивнула, все еще не веря, что это происходит наяву. Исполнялись ее мечты, а она все еще не могла поверить.

– Так каковы наши планы? – спросил он.

– Не знаю. Мне кажется, все зависит от тебя.

– Как это от меня? Каким образом? Не могу же я силой тащить тебя в семью, которую ты считаешь по меньшей мере странной?

– Странной? Что ты хочешь сказать? – Чарли не понимала, что Питер подразумевал под словами «странная семья».

– Мы для тебя недостаточно хороши, Чарли. Я имею в виду себя и свою мать. Мы для тебя недостаточно хороши.

– Питер, ради Бога...

– Для моей матери важны одни деньги. А ты достойна значительно большего. Ты достойна великой любви.

– Питер, я люблю тебя.

– И я люблю тебя, Чарли. Но моя мать...

– Она меня ненавидит.

– Ты уже это говорила, – рассмеялся Питер. – Помнишь, в тот вечер.

– Помню. Возможно, в ней нет ко мне ненависти, но она ненавидит саму мысль обо мне. Я не пара ее сыну.

– Если она так считает, то она не права. Это я недостоин тебя, Чарли. Ты такая любящая, такая замечательная. – Он потянулся к ней и поцеловал медленным нежным поцелуем. – Клянусь тебе, ты заслуживаешь куда большего.

Чарли была удивлена. Неужели он действительно так думает?

– Ты хочешь сказать, Питер, тебе все равно, что я бедна? А мне кажется, я никогда не найду общего языка с твоей семьей.

– Ты ошибаешься, Чарли. Я много думал об этом последние месяцы. Мне кажется, я люблю тебя еще больше, потому что ты бедна. У тебя замечательная семья, у тебя замечательное происхождение, и вообще ты замечательная. Кроме того, ты единственная девушка из моих знакомых, которая не боится оставаться самой собой.

– Но я боялась, когда мы только познакомились.

– Когда это было...

– До встречи с тобой я назначала свидание поклонникам около «Квадрата». Я хотела, чтобы они думали, что я богатая.

Питер рассмеялся:

– Со мной ты так не поступала.

– Я опоздала. Ты уже знал, что я живу в одном общежитии с Тесс.

Он начал целовать ее в шею.

– А ты не думаешь, что нужен мне только из-за денег? Не сомневаюсь, твоя мать именно так и думает.

– Моя мать может думать что угодно. Это не она делает тебе предложение.

– Питер, – спросила Чарли, – а ты уверен...

Он посмотрел ей в глаза.

– Никогда в жизни я не был более уверен. Так ты согласна выйти за меня замуж?

У Чарли закружилась голова. Значит, все произойдет так, как она когда-то мечтала. Чарлин О’Брайан из рабочей питсбургской семьи выходит замуж за страшно богатого светского Питера Хобарта.

– Да! – воскликнула она. – Да, Питер Хобарт, я выйду за тебя замуж.

За день до церемонии выпуска был Университетский день. Сотни выпускниц прежних лет в белых платьях и с яркими лентами, обозначающими год их выпуска, съехались в Нортгемптон и приняли участие в традиционном шествии. Первокурсницы в бледно-зеленых платьях с лавровыми гирляндами сопровождали выпускниц этого года до места посадки плюща у Сили-Холл.

Чарли вместе с Мариной и Тесс ждали начала церемонии. Чарли крепко сжимала в руках розу, знак старшекурсницы, и смотрела на лица сотен выпускниц прошлых лет, верных членов одной семьи, семьи Смитовского колледжа, к которой теперь принадлежала и она.

Чарли взглянула на задумчиво-печальную Тесс, возможно, вновь переживающую свое горе, особенно потому, что ее матери нет среди гостей и что ее отец не увидит торжественной церемонии выпуска. Она посмотрела на Марину: голова гордо поднята, губы мужественно сжаты. Марина словно бросала вызов толпе в надежде, что никто не заметит значительной выпуклости под ее платьем-колоколом. Чарли поразилась тому, как уверенно Марина держалась, словно она не была принцессой, прячущей от всех свою позорную тайну.

Плющ был благополучно посажен, и выпускницы Чарли, Марина и Тесс отсалютовали событию, подняв вверх свои розы. Отовсюду неслись приветственные крики, и проливались обильные слезы. Чарли обняла Тесс, потом Марину. После некоторой заминки Тесс и Марина обнялись тоже. Чарли улыбалась. Прошлые обиды были забыты, все мысли теперь устремлялись в будущее.

– Послушайте, вы двое, – обратилась Чарли к Тесс и Марине, – мои родители приглашают нас всех на ужин до начала иллюминации.

Чарли гордилась тем, что родители приехали на церемонию выпуска, и предвкушала вечер, когда повсюду в студенческом городке загорятся мягким светом сотни цветных бумажных фонариков. Этот вечер она проведет с родителями и с любимым человеком.

– Так вы придете на ужин? – спросила она.

– Спасибо, – отозвалась Марина. – Боюсь, мне пора до минимума сократить свою общественную деятельность.

Чарли кивнула и повернулась к Тесс:

– Ну а ты?

Тесс сощурилась под лучами яркого солнца.

– Извини, но я уже договорилась с Делл. Ты помнишь, что она тоже выпускница?

– Так приходите вместе. Мои родители будут рады с ней познакомиться.

– Спасибо, но не могу. Делл помогает мне в устройстве мастерской. Увидимся позже.

Чарли проследила, как Тесс исчезла в толпе.

– Надеюсь, это не из-за того, что там будет Питер.

Марина взяла Чарли под руку.

– Не беспокойся. Тесс непременно выплывет, у нее всегда все в порядке.

Чарли кивнула, сомневаясь в душе, что у Тесс все будет в порядке. Особенно когда она услышит о плане Чарли, с которым Питер уже согласился.

– Выходишь замуж? – удивился Джек О’Брайан; он поставил на стол бокал с кьянти и вытер лоб. – Ну и ну, чтоб мне провалиться на этом месте.

Они сидели в маленькой обшитой деревом кабине ресторана Фитцвилли.

– Джек, – остановила мужа Конни О’Брайан и повернулась к Чарли и Питеру. – Какая замечательная новость. Мы очень рады за вас.

– И еще кое-что, – сказала Чарли и теснее прижалась к Питеру.

– Еще кое-что? – нахмурившись, подозрительно переспросил Джек О’Брайан.

– Мы хотим венчаться здесь, – пояснила Чарли.

– Когда? – спросила Конни О’Брайан.

– Первого июля.

– Первого июля? Ты хочешь сказать, первого июля этого года? Разве можно успеть подготовиться к свадьбе за такой короткий срок? К чему такая спешка?

– Надеюсь, это не по той причине, о которой я думаю, – заметил Джек и снова взял свой бокал.

– Да нет, папочка, – опровергла Чарли. – Нет, я не беременна. – Она глубоко вздохнула и положила под столом ладонь на колено Питера. – Но мы планируем обзавестись ребенком. И очень скоро.

– Зачем спешить? – спросила Конни. – Вы еще такие молодые. У вас впереди целая жизнь...

Чарли мялась, не зная, с чего начать.

– Давай я объясню, – предложил Питер.

– Нет, я сама. Они мои родители, и это моя обязанность. – Чарли переместила ладонь на руку Питера и начала: – Мы собираемся усыновить ребенка. Не просто ребенка, а необыкновенного ребенка.

– Вы хотите взять на воспитание ребенка? – изумилась Конни О’Брайан. – С какой стати?

Чарли прижала палец к губам:

– Пожалуйста, тише, это большой секрет.

Они с Питером решили, что только ее родители узнают правду. Именно поэтому Чарли попросила их приехать в Нортгемптон без братьев и сестер. Больше никто на свете не узнает, что они усыновят ребенка Марины. Пусть люди думают, что они поженились еще прошлой осенью или что Чарли пошла под венец беременной. В конечном итоге главным было то, что они вырастят ребенка Марины как своего собственного. Принц или принцесса будет носить имя Хобарт, и никто-никто, даже сам ребенок, никогда не узнает правды.

Когда Чарли закончила свой рассказ, изумленные Джек и Конни О’Брайан не могли произнести ни слова.

– Даже так мы до конца не отблагодарим Марину за все, что она для нас сделала, – добавила Чарли.

– Но как же ребенок? – спросила Конни.

– Да, мама, это ребенок Марины. Но для всех он будет нашим ребенком. Моим и Питера.

Джек посмотрел на Питера:

– И вы согласны с этим планом?

– Даже моя мать не будет знать правды, – подтвердил Питер.

Чарли почувствовала прилив гордости за него.

– Тогда нам только остается поздравить вас, – подвела итог Конни О’Брайан.

– Не нравится мне это, – покачал головой Джек. – Такие вещи никогда хорошо не кончаются.

– Ты так же думал, когда закрыли завод, – быстро сказала Чарли. – Ты думал, мы лишимся нашего дома. Но случилось чудо. И его совершила Марина.

Джек задумался.

– Ты права, Чарли, – сказал он наконец. – Прошло целых два года, прежде чем я нашел работу. Без Марины мы бы не выдержали.

Под столом Питер нашел руку Чарли и взял ее в свою. «Все будет хорошо, – думала Чарли. – Мы сохраним свою тайну».

На следующий день Тесс вместе с другими сидела на складном стуле на лужайке и слушала очередную поздравительную речь. Она смотрела на общежитие «Лора Скейлз», где когда-то жила ее мать и где Тесс была так несчастна в первые дни своего пребывания в колледже. Странно, что мать так и не сказала ей, в какой комнате она жила. Возможно, Салли Спунер, как и некоторые другие, не считала эту деталь такой уж важной. «Иногда мне кажется, что я совсем не знала своей матери, да и отца тоже», – подумала Тесс. Волна грусти нахлынула на нее при мысли, что никогда больше она не увидит их лиц и что в последнее время она даже не может ясно их представить. Как бы радовались родители вместе с ней, что их дочь наконец получила образование и что теперь ее имя войдет в список выпускниц престижного Смитовского колледжа.

Девушки встали и по традиции начали подбрасывать вверх свои четырехугольные шапочки. Церемония завершилась, все осталось позади. Вместе с другими Тесс аплодировала, радостными криками приветствуя будущее. У нее оно было радужным: скоро, очень скоро она обретет новую семью.

– Тесс! – услышала она голос Чарли. – Иди к нам сниматься!

Тесс пробралась сквозь толпу к Чарли и ее родителям, сияющим от счастья больше, чем сами выпускницы. Марина тоже была там, с Николасом за спиной. Рядом стоял Питер.

– Берегитесь, на меня не хватит пленки! – пошутила Тесс.

– Становись сюда со мной и Мариной, – скомандовала Чарли. – Питер хочет нас сфотографировать.

– Выстраивайтесь, мушкетеры! – крикнул Питер и поднял свой «никон».

Тесс встала по правую сторону Чарли, Марина – по левую. «Сегодня Чарли – роза между двух кустов чертополоха, – думала Тесс. – С одной стороны богатая беременная принцесса, с другой – богатая одинокая сирота. А между ними Чарли, девушка из нищей семьи, завоевавшая сердце сказочного принца».

– Улыбайтесь, – приказал Питер.

Раздался щелчок.

– Сделай еще два снимка, чтобы было наверняка, – сказала Чарли.

Последовало еще два щелчка.

– Отошлите снимки на мой новый адрес на Раунд-Хилл-роуд, – снова пошутила Тесс с притворной веселостью.

– Я никак не могу поверить, что мы все переезжаем туда завтра, – сказала Чарли.

В соответствии с планом все трое будут жить у Тесс до свадьбы Чарли и Питера первого июля. А Марина останется там до рождения ребенка.

– Боюсь, мы друг друга поубиваем за такой долгий срок, – выразила сомнение Марина.

– Николас не позволит, – шепнула Чарли.

– Попробуй докричись до него, – засмеялась Марина. – Ведь он будет жить в сарае.

– Это только пока сарай! – воскликнула Тесс. – Скоро мы превратим его в мастерскую, где я буду создавать знаменитые на весь мир шедевры из стекла.

Внезапно Питер оказался рядом с ней.

– Мы рады за тебя, Тесс, – сказал он. – Я рад, что все уладилось.

Тесс пожала плечами.

– Что ни делается, все к лучшему, – ответила она. – А теперь давайте поскорее вернем шапочки и мантии, иначе с нас возьмут штраф.

– Подожди, Тесс, – позвала Чарли. – Мне надо тебя кое о чем спросить.

Тесс ощутила тяжесть в животе, будто не Марина, а она носила в чреве ребенка.

– Ты ведь поможешь нам? – спросила Чарли.

Несуществующий ребенок внутри зашевелился.

– Я говорю о свадьбе, – продолжала Чарли.

– Помочь вам со свадьбой? – переспросила Тесс и положила руку на живот.

– Ты художественная натура. Мы подумали, не могла бы ты составить букеты...

Тесс бросила быстрый незаметный взгляд на Питера. «К черту все, – подумала она, – какая теперь разница? Мать умерла и не увидит, как поцелуются у алтаря жених и невеста, она больше не сможет осыпать меня упреками. Кроме того, – улыбнулась Тесс, – я выиграю больше всех. У меня будет семья, и у меня будет дело, в котором я преуспею. И я не буду жить под холодным змеиным взглядом Элизабет Хобарт, самой большой сволочи на свете».

– С удовольствием помогу вам, – сказала она вслух.

– Прекрасно, – отозвалась Чарли. – У меня к тебе еще одна просьба.

Чарли взяла Питера под руку, и Тесс почувствовала, что у нее подгибаются колени.

– Ты согласна быть моей подружкой на свадьбе?

Свадьба должна была состояться при свечах в церкви Хелен Хиллз Хиллз. При свечах, чтобы Марина могла принять в ней участие: Марина выйдет из дома Тесс уже в сумерках, и никто не заметит, что принцесса осталась в городе, как никто не заметит ее располневшей талии под широким платьем.

В маленькой белой церкви Тесс разглядывала алтарь. Она пыталась представить себе стоящих у алтаря, взявшись за руки, молоденькую невесту Салли Спунер и полного горячего нетерпения жениха Джозефа Ричардса, их клятвы в любви и верности до самой смерти. Тесс спрашивала себя, держались ли они за руки, когда начал падать самолет, держались ли они за руки, когда смерть по-настоящему разлучила их.

Прижимая к груди альбом для рисования, она медленно прошла по проходу между скамьями. Странно было думать, что мечта матери все же осуществится, и скоро Тесс пройдет по проходу, а Питер Хобарт будет ждать у алтаря невесту, только этой невестой будет не Тесс, а Чарли, которая проследует за подружкой к алтарю.

Свадьба, однако, будет мало походить на другие свадьбы. Чарли отказалась от подвенечного платья, считая излишней такую парадность, когда гостей всего шестеро: ее родители, Марина, Николас, Делл и Тесс. Тесс показалось странным, что Чарли не пригласила даже своих братьев и сестер. Правда, она не удивилась тому, что Элизабет Хобарт не только не получила приглашения, но даже не была извещена о предстоящем событии.

– Мы считаем, что так лучше, – разъяснил Питер, и хотя Тесс с готовностью с ним согласилась, втайне она придерживалась другого мнения. Может быть, Элизабет Хобарт смогла бы предотвратить свадьбу или хотя бы испортить всем настроение.

Тесс постаралась отогнать навязчивую мысль о мести. Ей стоило только напомнить себе, к чему эта месть уже однажды привела. Как от нее пострадала Чарли и что эта месть сделала с ней самой.

Тесс подошла к алтарю и постаралась сосредоточиться на цветах. Она решила, что будет вполне достаточно двух букетов белых цветов – белых орхидей для элегантности и белых гардений для аромата. Она быстро набросала эскиз букетов и поморщилась. Белые цветы. Как если бы Чарли была девственницей. Хотя Чарли никогда не касалась этого вопроса, Тесс не сомневалась, что жених и невеста активно занимаются любовью. Она покрепче сжала карандаш и постаралась не думать о том, как выглядит Питер без одежды, как блестит от пота его тело, как привлекателен он в своем молодом возбуждении. Она старалась не думать о том, как его руки бродят по телу Чарли, губы прижимаются к ее груди, как его напряженные бедра касаются бедер Чарли. Она старалась не думать об этом и не могла.

Тесс захлопнула альбом и вздохнула. Жизнь со своими непредсказуемыми поворотами – странная и удивительная штука. Интересно, обнимет ли ее еще когда-нибудь мужчина? Имеет ли это вообще какое-нибудь значение? У нее будет семья, ребенок, которого она полюбит и который ответит ей любовью. Он будет любить ее потому, что это она, Тесс. Разве это не лучше, чем любовь эгоистичного мужчины?

Тесс зажмурилась и приказала времени лететь как можно быстрее. Делл убедила Тесс подождать, когда Питер и Чарли поженятся, и только тогда раскрыть Марине свой план; а пока Тесс предполагала, что Делл занимается подготовкой бумаг для усыновления. Не было никакой нужды спешить, ребенок никуда не денется. Пять недель до свадьбы казались Тесс вечностью. Труднее всего было скрывать от Марины, что она хочет для нее сделать. Тесс воображала себе, как велика будет благодарность Марины, как она загладит свои прежние грехи этим замечательным и совершенно бескорыстным поступком. Наконец-то она покончит с той прежней недостойной, плохой Тесс и станет новой Тесс, настоящей Тесс, какой, впрочем, она всегда внутренне и была.

Тесс еще немного постояла в задумчивости, словно собираясь с силами, потом вышла из церкви и направилась вверх по дороге к своему новому жилищу на холме, к своему будущему. Только бы там не было Питера, который все эти дни обычно сидит на кухне за ее новым дубовым столом и не отрывает телячьих глаз от Чарли. Сегодня она этого просто не выдержит.

Питера не было, но Марина и Чарли были дома. Тесс вошла через заднюю дверь и тут же увидела, что Чарли обнимает Марину и что та плачет.

– Что случилось? – спросила Тесс, бросая альбом на кухонный прилавок, покрытый потертой клеенкой; она уже дала себе слово, что поменяет его на новый, как только все уедут. Пусть ее дом тесный и старый, но она превратит его в удобный, современный и даже шикарный. Такой, куда ее ребенку не стыдно будет приглашать друзей. У нее появится домашний очаг, а не холодное жилище, похожее на тот чопорный особняк на Ноб-Хилл, в котором выросла она сама.

– Ничего не случилось... Ничего, – шмыгнула носом Марина. Она взяла бумажную салфетку и вытерла слезы.

– Понятно, – заметила Тесс. – Я тоже всегда плачу, когда ничего не случилось.

– Марина плачет от счастья, – вставила слово Чарли.

– Почему? – нахмурилась Тесс.

– Потому что мне очень повезло, – пояснила Марина. – Очень повезло, что у меня такие друзья.

Тесс неуклюже обхватила Марину руками. Непривычным было проявление чувств со стороны принцессы. Тесс не знала, как реагировать.

– Нам тоже очень повезло, что ты наш друг, Марина, – сказала Чарли. – Мы с Питером сделаем все, чтобы ты никогда не пожалела о своем решении.

Тесс прислонилась к старому прилавку. Внезапно она почувствовала себя лишней. Всякий раз, когда имена Чарли и Питера упоминались вместе, она чувствовала себя лишней и чужой.

– А все-таки, о чем Марина не должна сожалеть?

Чарли улыбнулась:

– Мы хотели сообщить тебе эту счастливую новость после свадьбы.

– Какую счастливую новость? – спросила Тесс.

Она вдруг почувствовала легкую тошноту. Какую счастливую новость? Уж не собираются ли Чарли и Питер остаться в Нортгемптоне? Это будет самым ужасным для нее.

– Ты сама скажешь ей, Марина? Или я?

– Я скажу ей. – Щеки Марины были в потеках черной туши с ресниц, но губы ее улыбались. – Тесс, Чарли собирается совершить замечательный поступок.

Тесс вопросительно подняла брови и посмотрела на Чарли.

– Не я одна, – добавила Чарли. – Питер тоже.

– Питер тоже. Чарли и Питер, – подтвердила Марина.

Тесс переминалась с ноги на ногу. Тошнота подступила к горлу.

– Чарли и Питер, – продолжала Марина, – решили усыновить моего ребенка.

Медленно, очень медленно комната закружилась перед глазами Тесс. Она ухватилась за прилавок, колени подогнулись; она попыталась вздохнуть, но что-то сдавило ей грудь.

– Что... что ты сказала? – еле слышно спросила она.

– Разве это не замечательно? – продолжала Марина. – Моего ребенка воспитают близкие мне люди. Он вырастет в замечательной семье, у него будут любящие родители. У него будет прекрасная жизнь, жизнь свободного человека.

– Но... – начала было Тесс и смолкла; у нее не было причин протестовать. Она подошла к окну и посмотрела на небольшой задний двор. Она собиралась устроить там качели... Горку, чтобы с нее съезжать...

– Нет, – сказала она, – ты не можешь этого сделать.

– Что? – спросила Марина.

– Не можешь. Ты не можешь отдать ребенка Питеру и Чарли.

– О чем ты говоришь? – удивилась Марина.

Тесс резко повернулась к ним.

– Ты не можешь так поступить. Элизабет Хобарт никогда не примет этого ребенка.

– Элизабет Хобарт никогда не узнает, чей это ребенок, – твердо произнесла Чарли.

Тесс привалилась к прилавку, острый край больно врезался в спину.

– Она будет думать, что это наш ребенок. Она никогда не отвергнет ребенка Питера.

– А если кто-нибудь ей скажет?

Мысли Тесс мчались, обгоняя друг друга. А что, если она решится? Что, если она скажет? Тэсс вспомнила Вилли Бенсона, свой тогдашний поступок и почувствовала, что ее сейчас стошнит.

– Кто ей может сказать? – спросила Марина. – Только мы трое и знаем. Еще Николас и Делл.

– И мои родители, – добавила Чарли. – Питер хотел, чтобы они знали и не думали, что мы были вынуждены прикрыть грех браком.

Тесс нервно сжимала руки, во рту пересохло, словно туда набился песок.

– И все же никогда не знаешь...

– Элизабет Хобарт не узнает, – настаивала Чарли. – А если и узнает, это ничего не изменит. Мы с Питером уже будем обвенчаны.

– А мой ребенок будет по закону принадлежать им, – добавила Марина.

«Значит, – подумала Тесс, – даже если я скажу Элизабет Хобарт, все равно ничего не выйдет».

Тесс отвернулась, пытаясь сдержать ненужные слезы. Чарли и Марина не должны видеть ее плачущей. Конечно, она не может быть подходящей матерью для ребенка Марины. Особенно в сравнении с Питером и Чарли.

– А ты... – начала она и остановилась в поисках слов, которые уже ничего не изменят. – Ты будешь видеть своего ребенка? Будешь следить, как он растет?

– Нет, – твердо сказала Марина. – Мы не станем поддерживать никаких отношений. Ребенок будет принадлежать одной Чарли.

«Ребенок будет принадлежать одной Чарли». Какая она глупая, как могла она надеяться получить ребенка Марины. Как могла она надеяться, что счастье ей улыбнется. Она потеряла Питера, который, по правде говоря, никогда ей и не принадлежал; она потеряла родителей и вот теперь она потеряла ребенка Марины. Это несправедливо. Как все в жизни несправедливо.

Кажется, ей осталось только одно: постараться скрыть от них свой смехотворный неосуществимый план. Только одна Делл узнает о ее поражении. Но Тесс доверяла Делл. Делл была ее другом.

Свадьба была очаровательной. Марина сидела в первом ряду, положив руки на живот, и наблюдала, как Чарли и Питер, будущие родители ее ребенка, который скоро появится на свет, клялись в вечной любви. Марина пообещала себе, что больше не станет плакать, ведь она выбрала наилучший путь и для ребенка, и для себя, и для Новокии. Но прежде всего она думала о ребенке. Он вырастет без оков принудительных обязанностей и тяжкого бремени королевского титула. Когда Чарли и Питер обменивались поцелуем перед алтарем, Тесс стояла рядом, устремив взгляд на цветы и никуда больше. Марина сочувствовала Тесс, у которой все всегда почему-то не получалось. Тесс, Марина это знала, вообразила себе, что любит Питера. «Пусть так, – думала Марина, – я ведь тоже люблю ребенка, который у меня внутри. Но случается, нам приходится расставаться с тем, чем мы больше всего дорожим». И она вспомнила об Эдварде Джеймсе, человеке, давшем ей настоящую любовь. Интересно, если бы не обстоятельства, было ли у них будущее? Если бы она не была принцессой, а он не был женат? Она погладила живот. Новая жизнь, подаренная ей любовью Эдварда Джеймса, ответила энергичным толчком. Марина улыбнулась.

После церемонии они вернулись в дом Тесс. Делл уже несколько дней занималась готовкой, словно ожидался прием человек на двести. Но Марина не была голодна. Сейчас у нее были другие планы.

– Николас, я хочу прогуляться, – еще в церкви предупредила его Марина. – Вам не надо меня сопровождать.

Она отодвинула тарелку с недоеденным картофельным салатом и суфле из шпината и с трудом поднялась на ноги. В семь с половиной месяцев было все труднее вставать со стула, просидев на нем хотя бы несколько минут.

Николас посмотрел на стенные часы.

– Уже одиннадцатый час, принцесса. Немного поздно для прогулки.

– Я вам уже сказала, что меня не надо сопровождать.

Николас тоже встал.

– Я попрощаюсь с Чарли и Питером. Я не могу разрешить вам гулять одной в столь поздний час.

Марина надела короткий рыжий парик, который она держала на случай такого выхода. Не то чтобы кто-то ее искал или догадывался, что принцесса по-прежнему в Нортгемптоне, тем не менее предосторожность не помешает.

Они вышли на Раунд-Хилл-роуд и двинулись вниз по улице. Марина вела, и Николас не задавал вопросов.

Она взглянула на название улицы – Парадайз-лейн – и повернула направо. Марина была здесь всего один раз, вечером следующего дня после их с Эдвардом возвращения из Вермонта. Теперь Марина хотела побывать здесь снова. Бросить один долгий последний взгляд. После чего в ее душе окончательно воцарится покой.

Белый дом с зелеными ставнями на окнах стоял без огней. Но Марина другого и не ожидала. Эдвард с женой уже давно благополучно уехал на лето в Лондон. И все-таки ей хотелось взглянуть. Почувствовать тепло его домашнего очага, прикоснуться к его жизни.

Она остановилась и посмотрела на дом.

– Какой уютный и красивый, – сказала она Николасу, любуясь цветочными ящиками под окнами, полными красной герани.

– Такой же, как все остальные на этой улице, – отозвался Николас. – Пожалуй, даже поменьше, чем другие.

Марина кивнула. Ей хотелось заглянуть в окна на первом этаже, но жалюзи были опущены. Множество раз она так же опускала их на том окне в своей комнате, что выходило на Грин-стрит, чтобы дать знать сначала Виктору, а потом Николасу, что у нее все в порядке и она легла спать. За исключением, конечно, той памятной ночи, которую она, обманув бдительность Николаса, благополучно провела не в общежитии, а в объятиях Эдварда Джеймса.

Марина подняла взгляд на второй этаж. Ей хотелось знать, за каким из окон его спальня с супружеской кроватью, где он уже шестнадцать лет обменивается с женой привычными мыслями и ласками. Ей хотелось знать, вспоминает ли о ней Эдвард и как бы он поступил, если бы она сказала ему о ребенке.

Теперь он уже никогда не узнает. Она не нарушит обещания, данного Чарли и Питеру, не поддерживать с ними никаких отношений и не пытаться увидеть своего ребенка. Нелегко будет выполнить это обещание. Чарли была хорошим другом, лучше у Марины никогда не было. И вот теперь Марина лишалась не только ребенка, но и друга. И все равно это самое правильное решение для всех, и в первую очередь для ребенка, который вырастет на свободе и не будет знать других родителей, кроме Чарли и Питера, и другого имени, кроме Хобарт.

– А теперь идем обратно, – сказала она Николасу. – Я немного устала.

Марина молча навсегда попрощалась с Эдвардом Джеймсом, отцом ребенка Чарли и Питера, с человеком, который так искренне любил ее.

Боли начались в середине ночи спустя полтора месяца. Марина проснулась на узкой кровати в комнате под самой крышей в доме Тесс. Постель под ней была мокрой. Марина ухватилась за спинку кровати и громко позвала Тесс.

Через секунду Тесс уже была в комнате и, бросив на Марину встревоженный взгляд, побежала к лестнице.

– Куда ты? – закричала Марина.

– К телефону. Надо позвонить в мастерскую Николасу.

Тесс скатилась вниз по лестнице.

– Господи, – причитала она по пути так громко, что Марина слышала каждое слово. – Не припомню, какой там чертов номер... Я ведь не звоню сама себе... И зачем только я поставила там отдельный телефон...

Марина откинулась назад и с силой зажмурилась.

Но Тесс уже вернулась.

– Николас побежал за Делл, – сообщила она Марине.

Марина вскрикнула. Тесс растерянно оглядела комнату. Затем подала Марине руку.

– Ребенок скоро родится, – объявила Тесс.

– Откуда ты знаешь? – закричала Марина. – Откуда, черт возьми, ты знаешь?..

Новая схватка заставила ее замолчать. Она впилась ногтями в руку Тесс. Тесс стерпела.

Марина почти не помнила дальнейшего хода событий. Пот выступил у нее на лбу, и ей хотелось его стереть. Ей хотелось спать. Она смотрела на низкий покатый потолок, и ей хотелось умереть. Снова схватки.

– Дыши, – командовала Тесс. – Дыши, как тебя учила Делл. Давай.

Словно в тумане, Марина видела Тесс, показывающую ей, как дышать. Марина хотела вздохнуть, но ей помешал новый приступ боли.

– Дыши! – кричала Тесс.

Марина начала дышать. Боли немного стихли.

– Где Чарли? Кто-нибудь предупредил Чарли?

Тесс сжала ее руку.

– Николас этим займется.

– Чарли должна быть здесь.

– Она будет.

– Хорошо, что они вернулись из поездки на Кейп-Код. Хорошо, что у них был такой прекрасный медовый месяц...

Боли возвратились.

– Заткнись и дыши, – посоветовала Тесс.

Делл вбежала в комнату с полотенцами и кувшином с водой.

– Может, перенесем ее вниз? – спросила Тесс.

Марина почувствовала, как с нее сняли простыню. Кто-то раздвинул ей ноги, согнув их в коленях.

– Лучше ее не трогать, – ответил голос Делл и потом скомандовал: – Дыши, Марина.

– А я что делаю? Где Чарли?

– Скоро приедет.

Это был голос Николаса.

– Господи, Николас, – задохнулась Марина. – Вам надо присутствовать?

– Да. Это моя обязанность.

– Боже мой, – пробормотала Марина и отвернулась. – По крайней мере этот ребенок не будет подвергаться подобному унижению.

– Какое там еще унижение, этот ребенок вообще может не родиться, если ты не будешь тужиться.

Марина напрягалась снова и снова, и ей казалось, что вот-вот лопнут сосуды у нее в голове и все усталые мускулы на животе.

– Тужься, – приказывала ей Делл.

– Иди ты знаешь куда, – стонала Марина.

– Давай тужься! – кричала Делл. – Или я...

– Что ты? Лишишь меня ребенка, как лишила Виктора?

Слова возникли из ничего, Марина и не представляла, что все еще помнит о Викторе.

– Я не лишала тебя Виктора, – вскипела Делл. – Но если не очнешься и не станешь тужиться, я расскажу ему, какая ты избалованная дурочка. Правда, для него это не новость.

– Что? – взвизгнула Марина и попыталась сесть. – Что ты знаешь о Викторе?

Еще одна схватка, и Марина снова задохнулась. Она почувствовала, что Делл раздвигает ей ноги.

– Я знаю только, что должна хранить его тайны, – ответила Делл, – как буду хранить и твои тоже. А теперь тужься.

И Марина тужилась, пока у нее не потемнело в глазах, а рука Тесс в ее руке уже перестала быть живой и теплой рукой, а стала неким бесчувственным предметом.

И вдруг до слуха Марины донесся слабый крик.

– Марина! – позвал тут же голос Чарли.

– Ты как раз вовремя, – сказала Делл.

Марина открыла глаза. Делл передавала Чарли завернутый в полотенце сверток.

– Это девочка, – объявила Делл.

Марина снова закрыла глаза и упала обратно на подушку. «Девочка, – подумала она. – Девочка. Маленькая принцесса. Здоровая, благополучная, свободная маленькая принцесса».