Техас! Сейдж

1

Губы у нее были мягкие и влекущие. Она вздохнула и прошептала:

— Счастливого Рождества.

— И тебе счастливого Рождества, Сейдж.

Она с нежной улыбкой обвила руками его шею, прижалась губами к его устам и постаралась вложить в поцелуй всю свою страсть.

— Трейвис!

— Что?

— Поцелуй меня.

— Уже!

— Нет, поцелуй по-настоящему, — настаивала она и призывно замурлыкала. — Поцелуй меня сексуально, ты же знаешь как! Ну и что, что сегодня Рождество!

— Сейдж, прошу тебя! — молодой человек нервно посмотрел в сторону дома: вечеринка шла полным ходом. — Вдруг кто-нибудь увидит.

Девушка оттолкнула его и сердито выдохнула:

— О, Бога ради, Трейвис, ты такой правильный! Никто же не смотрит. Да если бы и смотрел, какое кому дело?

— Маме не все равно. Тебе понравился браслет?

— Конечно, понравился, — пробормотала сбитая с толку Сейдж. — Какая женщина осталась бы равнодушной? Он прекрасен. — Вскинув руку, капризница потрясла тяжелым золотым браслетом. — Знаешь, это очень здорово, что ты позволил мне открыть твой подарок сегодня вечером, не дожидаясь Рождества.

— Ну еще бы! Теперь ты можешь радоваться ему весь праздник.

— Это очень-очень мудро с твоей стороны. Благодарю!

— И все же мне кажется, что ты разочарована.

Сейдж Тайлер посмотрела на него сквозь густые ресницы и нежным голоском произнесла сокровенное признание:

— Я думала, ты подаришь мне обручальное кольцо. — Прежде чем молодой человек успел ответить, она быстро продолжила: — Но ведь мы еще не выбрали кольца. Кто знает, может, мне вообще не захочется иметь традиционное обручальное кольцо. Быть может, я нарушу традицию и выберу что-нибудь совершенно необыкновенное. Может, не бриллиант, а какой-нибудь другой драгоценный камень.

Трейвис опустил глаза и посмотрел на ее белые кожаные штаны, на ее белый ангорский свитер с искусными аппликациями из блесток и разноцветных камешков на плечах и груди. Надо сказать, что штаны явно были данью раскованной моде.

Молодой человек слабо улыбнулся.

— Никто не обвинит тебя в приверженности традициям, Сейдж.

— И слава Богу! — Девушка мотнула головой, и ее светлые волосы волной взлетели над плечами. — Я думала, у твоей мамы случится инфаркт, когда я спустилась вниз в этих штанах и присоединилась к гостям.

— Ну, она ассоциирует кожаную одежду с «Ангелами Ада» и рок-звездами, по крайней мере, мне так кажется.

— Гм-м. Возможно, мне и в самом деле следовало надеть что-нибудь из тафты пастельных тонов.

Трейвис обиженно поморщился.

— Мама есть мама. Она и ее друзья очень схожи между собой. Они делают одни и те же дела, ходят в одни и те же места, носят приблизительно одинаковую одежду. Она уже привыкла к определенным вещам.

— Если я собираюсь стать ее невесткой, то ей лучше было бы привыкнуть ко мне, правда? Надеюсь, она не рассчитывает на то, что, как только я стану твоей женой, то тут же начну носить длинные клетчатые юбки и благопристойные темно-синие соломенные шляпки? Все, что я изменю в день нашего бракосочетания, это фамилию. Кстати, — добавила с энтузиазмом Сейдж, — День Святого Валентина был бы такой романтической датой для нашей официальной помолвки. Еще лучше, чем Рождество.

Сейдж вытащила Трейвиса на длинную широкую веранду дома Белчеров глотнуть свежего воздуха. Григорианская архитектура красного кирпича была украшена мигающими рождественскими фонарями. В гостиной стояла огромная елка. Наряжал ее человек, явно предпочитающий кружева, жемчуг и бабочек. На время праздника на лужайке перед домом были высажены три вечнозеленых деревца. Их разрядили в пух и прах, с явным расчетом на многочисленных зевак, каждый год собиравшихся сюда со всех уголков округа Харрис, чтобы взглянуть на великолепный рождественский прием, устраиваемый обитателями зажиточного Хьюстона. Вдоль улицы тянулся длинный ряд припаркованных — бампер к бамперу — машин, отсвет их фар едва виднелся сквозь туман.

Хотя погода стояла довольно теплая, Трейвис зябко втянул голову в плечи, а руки засунул в карманы брюк. Эта воробьиная поза всегда сильно раздражала Сейдж, которая считала, что так ее возлюбленный становится похожим на надутого сыночка зажравшихся богатеев. Обычно эта поза означала, что у Трейвиса на уме какая-то скверна, но он боится ее обсуждать.

— Дело в том, Сейдж… Не слишком ли мы торопимся с объявлением нашей помолвки?

Это заявление было полной неожиданностью для девушки, но она тут же перешла в наступление:

— Как тебя понимать? Трейвис закашлялся.

— Ну, после весеннего семестра у меня все еще остается интернатура да еще год обязательной врачебной практики. После этого мне предстоят еще специальные курсы по дерматологии.

— Я прекрасно знаю, что ожидает тебя, прежде чем ты приступишь к врачебной практике, Трейвис. У нас все будет хорошо. Когда я получу степень магистра, то тоже смогу найти хорошую работу.

— Я не из-за денег беспокоюсь. Родители всегда поддержат меня.

— Тогда о чем ты беспокоишься? Расслабься, это же Рождество!

Трейвис тоскливо посмотрел вдоль длинной вереницы машин.

— Мне кажется, ты не понимаешь, что я пытаюсь сказать, Сейдж.

Улыбка на лице девушки стала какой-то нервной.

— Очевидно, нет. Мне кажется, ты намекаешь на что-то ужасное. Тебя даже тошнит, кажется. Не мучай ни себя, ни меня. Если тебе есть что сказать, я готова выслушать.

Трейвис почесал затылок, покашлял в кулак, помялся с ноги на ногу.

— Я долго думал в последнее время и…

— И?..

— И мне кажется… Дело не в том, что ты… Просто мы, Сейдж…

— Что мы?!

Молодой человек несколько раз открыл и закрыл рот, как выброшенная на сушу рыба, а затем выдал:

— Не подходим!.. Мы просто не подходим друг другу!..

После этих слов плечи его расслабились, и Трейвис глубоко вздохнул. По всему было видно, что он освободился от ужасного бремени.

Сейдж молча смотрела на него. Она не верила своим ушам. Больше года она встречалась только с Трейвисом! Считалось само собой разумеющимся, что молодые люди поженятся, когда Сейдж получит степень магистра. Семестр заканчивался, и девушка ожидала обручальное кольцо и официальное объявление их свадьбы во время праздников. Нелепо было бы думать, что Трейвис бросает ее. Ее! Сейдж Тайлер! Конечно, она не так поняла…

— Не хочешь ли ты сказать, что разрываешь нашу помолвку?

Трейвис вновь закашлялся.

— Я полагаю, что нам необходимо еще раз все обдумать.

— Трейвис, не ходи вокруг да около. Если ты бросаешь меня, по крайней мере, имей мужество сказать это.

— Я не бросаю тебя. Мама считает…

— Ах, «мама считает…» Мама считает, что я недостаточно хороша для ее мальчика.

— Не говори за меня, Сейдж.

— Тогда скажи ты.

— Мама считает, и я с ней согласен, что ты, ну, немного вульгарна для меня.

— Вульгарна?

— Вызывающая.

— Вызывающая?

— Чересчур яркая.

— Потому, что я ношу кожаные брюки?

— Сейдж, будь справедлива… — запротестовал он.

— К черту справедливость! Я вне себя от бешенства.

— У тебя нет никаких оснований…

— Никаких оснований?!

— Извини, но я никогда официально не просил твоей руки. Не так ли? — неуверенно спросил Трейвис.

— Конечно, просил! — воскликнула обманутая в своих надеждах девушка. — Мы все время только и говорили об этом. Моя семья…

— Будет рада, если этого не произойдет, — перебил Трейвис. — Твои братья считают, что я слизняк. Твоя мать выносит меня только потому, что равно мила со всеми. А этот шериф всегда неодобрительно хмыкает и качает головой каждый раз, когда видит меня.

— Ты все это воображаешь! — попыталась возразить Сейдж, но в душе, бедняжка, была вынуждена согласиться с ним.

— Ну, как бы там ни было, — нетерпеливо произнес Трейвис, — думаю, нам необходимо отдохнуть друг от друга.

Гнев уступил место обиде:

— Я думала, ты любишь меня.

— Люблю.

— Тогда к чему весь этот разговор? Я тоже люблю тебя.

Трейвис выглядел несчастным.

— Я люблю тебя, Сейдж. Ты прекрасна и сексуальна. Ты самая загадочная, самая пленительная женщина, которую я когда-либо встречал. У меня кружится от тебя голова. Ты — роскошна! Ты любишь командовать людьми, подчинять их своей воле…

— Ты говоришь обо мне, как о ловце устриц!

— Я не хотел. У тебя есть вкус к жизни, которому я не могу соответствовать. Я устал от попыток. Ты спонтанна и непредсказуема. Я методичен и осторожен. Ты придерживаешься либеральных взглядов. Я — консерватор. Учитывая все это, я хочу сказать, что разница между нами непреодолима.

— Противоположности притягиваются!

— Я думаю иначе.

— Все это дерьмо, Трейвис. Ты пытаешься выгородить себя, оправдаться? Если уж ты собрался бросить меня, по крайней мере, не будь таким высокопарным.

— Не осложняй мое положение, — пробормотал молодой человек.

«Не осложнять положение?!» Рука Сейдж сжалась в кулак.

— Ты больше не любишь меня. В этом ведь все дело?

— Нет. Все, что я говорил прежде, правда. Я действительно люблю тебя, Сейдж. Но, черт побери, требуется очень много энергии, чтобы поддерживать это чувство! — Он беспомощно рассмеялся. — Ты как игривый щенок. Ты требуешь постоянного внимания и страстности.

— Что-то я не замечала, чтобы ты раньше жаловался на мою страстную натуру, — холодно отметила Сейдж. — По правде говоря, ты много раз просто умолял меня о большем.

Трейвис умело изобразил огорчение.

— Я заслужил это. Дело в том, Сейдж, что я выдохся. Ты высушила меня. Я не могу посвящать тебе время и внимание в ущерб своей учебе. Мы должны отдохнуть друг от друга и дать себе время разобраться в создавшемся положении. И только разобравшись, мы можем смело бросаться в бурное море супружеской жизни. — Молодой человек нежно положил руку Сейдж на плечо. — Когда у тебя будет время все обдумать, я уверен, ты согласишься со мной. Я больше не тот человек, кто тебе нужен, и ты не та для меня. Возможно, ты веришь, что любишь меня, но я уверен, ты просто внушила себе это.

Сейдж резким движением сбросила его руку.

— Только не думай за меня, Трейвис.

«Это дурной сон, кошмар», — шептала про себя девушка. Скоро она проснется, позвонит Трейвису, расскажет ему о приснившемся и предупредит, чтобы он никогда не позволял ему сбыться.

Однако для сна все было слишком реально. Вокруг нее мигали праздничные огни. Сейдж ощущала смолистый запах елок и слышала доносившуюся из дома музыку. Она чувствовала, как слезы закипают в глазах. У унижения привкус меди. Это Сейдж всегда первая объявляла своим поклонниками о разрыве отношений. И если здесь должен был произойти разрыв, то именно ей необходимо было объявить о нем.

Бесхарактерный и амбициозный Трейвис явно был без ума от нее. Девушка не могла поверить, что он бросает ее. Почему же несколько месяцев назад молодой человек умолял Сейдж переехать к нему, а она отказалась сделать это? Подувшись пару дней, Трейвис сказал, что любит ее еще больше за строгие моральные устои.

Они редко ссорились. У Трейвиса бывали моменты, когда он становился упрямым и отказывался уступать. Как сейчас, например. Однако когда его загоняли в угол, молодой человек обычно подчинялся более сильной воле Сейдж.

— Сказать по правде, Трейвис, я не особо люблю откладывать. Либо ты любишь меня и хочешь жениться на мне, либо нет. — Девушка с вызовом смотрела на него. — Решай. Теперь или никогда!

Трейвис был несколько удивлен ее решительным выражением лица и воинственно задранным подбородком. Наконец он сказал:

— Если ты так ставишь вопрос, то вот мой ответ: «никогда», Сейдж.

У девушки перехватило дыхание, хотя ей и удалось сохранить гордую позу. Быть так нагло отвергнутой! Непостижимо. Как он мог так поступить с ней! Когда у Трейвиса будет время одуматься, он пожалеет. Он еще приползет к ней на карачках, умоляя разделить его светлое будущее блестящего дерматолога. А до тех пор Сейдж ему не покажет, как сильно он ее обидел. Подлец не увидит ни единой слезинки.

Вне всякого сомнения за этим решением стояла миссис Белчер. Его мать могла испугать Трейвиса одним властным взглядом, но Сейдж не боялась ее. Высокомерие старой дамы лишь подстегивало Сейдж на дальнейшие провокации — вроде того, как надеть на званый обед кожаные штаны. Когда Трейвис придет в себя и приползет к ней, Сейдж, конечно же, выйдет за него и нарожает шестерых детишек с разницей в десять месяцев.

Пока же она не даст Трейвису так легко отделаться. И девушка с вызовом сказала:

— Ладно. Отлично! Я уберусь из твоей жизни, как только соберу свои вещи.

— Сейчас? — воскликнул он. — Но ты не можешь уехать сейчас, Сейдж. Твоя машина в Остине. Куда ты поедешь?

— Ничего, как-нибудь.

Трейвис покачал головой, словно уговаривая упрямого ребенка.

— Ты не можешь сейчас уехать.

— Увидим, черт побери! — ответила она, зная, что Лори Тайлер поморщилась бы, услышав жаргон, на котором разговаривала ее дочь.

— Послушай, Сейдж, не вижу причин, почему мы не можем насладиться праздником вместе, как планировали. Как друзья. Я хочу, чтобы мы остались друзьями.

— Иди к черту!

— Если ты не вернешься в дом, ты испортишь мамину вечеринку. За обедом все обратят внимание на твое отсутствие.

— Да мне плевать на обед твоей мамочки! — крикнула Сейдж. — Каждый год она подает одних и тех же пережаренных жестких цыплят. Да я бы не вернулась, если бы вся моя жизнь зависела от этого! Начнем с того, что это скучная, занудная вечеринка. Мне следует благодарить тебя, что ты дал мне подходящий повод сбежать отсюда!

Обеспокоенный ее криками, Трейвис бросил взгляд через плечо. Разодетые для приема гости бродили по роскошной гостиной, жуя предлагаемые официантами в белых пиджаках канапе и поднимая тосты с коктейлями за праздник и друг за друга.

— Сейдж, будь благоразумна. Я… я не собирался обсуждать с тобой это до окончания праздников… Но ты… Ты сама вынудила меня. Я не хочу, чтобы тебе было неприятно.

— Неприятно? Я чудесно себя чувствую! Теперь я могу наслаждаться Рождеством, не заботясь, одобрит ли гранд-дама из общества мой гардероб. Хотя мне и на это начхать.

— Не веди себя так, — взмолился Трейвис. Девушка удивленно подняла бровь.

— Как именно?

— Как распоясавшаяся хулиганка.

— Сначала ты назвал меня королевой дерби, потом сравнил с избалованным щенком, потом с дурочкой, не знающей своих собственных мыслей, а теперь я — распоясавшаяся хулиганка? И ты еще утверждаешь, что любишь меня!

— С тобой сейчас бесполезно говорить. — Трейвис тихо ругнулся и отвернулся. — Мама станет разыскивать нас. Увидимся в доме, когда ты немного успокоишься. — И в праведном гневе он прошел в зал.

— Не сбейся с дыхания, — крикнула Сейдж вслед.

Дверь была украшена венком, который Сейдж находила экстравагантным до вульгарности, как и рождественскую елку в гостиной. Куда подевались все санта-клаусы, сладости и мишура, которые обычно бывали у нее дома?

Девушка посмотрела на разряженное искусственное дерево, примостившееся как раз под ее окном. Огоньки, расположенные вдоль совершенных веток с точно выверенным интервалом друг от друга, начали терять очертания. Глаза заполнились слезами.

Когда гнев прошел, Сейдж наконец-то осознала весь кошмар того, что сотворил с ней Трейвис. Человек, которого она любила и который, как она верила, любил ее, отверг Сейдж.

Все, сказанное им, могло уместиться в четырех простых словах: «Ты мне не нужна». Девушка могла быть и милой, и страстной, и капризной, но отныне она ему не нужна. Ее жизнелюбие, как сказал Трейвис, было утомительно для него.

Сейдж обвила руками одну из шести белых колонн, поддерживавших балкон над верандой, и прижалась щекой к ее холодной шершавой поверхности. Что она скажет людям? Как сможет держать голову высоко поднятой, когда всем станет известно об этом? Все ожидали от нее только одного: замужества с человеком, который любит ее и которого любит она. Что же, ей это не удалось. Как и все остальное.

Как Трейвис мог так поступить? Сейдж любила его. Им было хорошо вместе. Неужели он этого не видит? Ей нравилось интриговать; что ж, Трейвис будет вполне заинтригован. Он упорно трудился — Сейдж могла быть прекрасным надсмотрщиком. Он был таким флегматичным, ему необходимо было что-то яркое в жизни…

Должно быть, Трейвис страдает временным помешательством. Он вернется. Безусловно. Это будет довольно скоро. Он будет ужасно скучать по ней. Без нее его жизнь будет похожа на жизнь его родителей: размеренная и бесцветная.

Когда он вернется с поджатым хвостом и гордостью, застрявшей костью в глотке, Сейдж не станет торопиться с прощением. Трейвис испортил ей праздник. Они должны были отметить его получение степени магистра, чего не смогли добиться ее братья. Трейвис и это уничтожил. Сейдж никогда не простит его!

Девушка утерла слезы. Еще ребенком, когда ее обижали, она предпочитала все отрицать и не выказывать свои чувства. Это часто вызывало смех. Если бы Сейдж была плаксой, ей было бы просто не выжить. Нет, братья не причиняли ей зла; и она сама умерла бы от стыда за собственные слезы.

Теперь ей оставалось только держаться, пока Трейвис не осознает совершенную им глупость. Девушка просто не могла представить, как вернется домой к своей семье отвергнутая и в слезах.

Прежде всего ей необходимо было выбраться отсюда. Геенна огненная прежде замерзнет, чем Сейдж вернется на вечеринку Белчеров. И помощи у них она тоже не попросит, хотя знает, что миссис Белчер с радостью выпроводит ее отсюда. Глубоко вздохнув и набравшись решимости, она повернулась к выходу… но, сделав всего шаг, она внезапно остановилась.

Он стоял, прислонившись к увитой плющом стене, частично скрытый сенью елки. Однако освещения было вполне достаточно, чтобы Сейдж хорошенько его рассмотрела. Даже слишком хорошо.

Он был высок и строен, даже стройнее, чем ее братец Лаки. Хотя его волосы были почти полностью скрыты широкополой черной ковбойской шляпой, надвинутой низко на лоб, Сейдж разглядела, что он был темным блондином. Длительное пребывание на открытом воздухе оставило глубокий загар на его лице, и на этом фоне ярким пятном выделялись пронзительно-голубые глаза, смотревшие на девушку с нескрываемым любопытством.

У него была твердая квадратная челюсть, означавшая, что с ним лучше не связываться лишний раз, и хорошо развитая мускулатура, оправдывающая вызывающую позу и независимый вид.

На нем была синяя ковбойская рубашка с круглыми перламутровыми кнопками. Джинсы были потрепаны донельзя. Носки его отороченных бахромой сапог были мокрыми и заляпанными грязью. Его единственной теплой одеждой в этот промозглый вечер был черный жилет. Он был распахнут, потому что мужчина засунул большие пальцы рук в задние карманы джинсов.

Ростом он был около шести футов и четырех дюймов, широк в плечах, длинноног, узок в бедрах — типичный техасец. «Нехороший мальчик»! Сейдж запрезирала его с первого взгляда, в основном из-за того, что он, казалось, вот-вот рассмеется над ней. Мужчина не засмеялся, но его слова вполне соответствовали ее подозрениям:

— Хо-хо-хо, веселого Рождества!