Телохранитель для мессии (Трилогия)

Начали с самого простого — с кувырков. Однако то, что в исполнении аалоны выглядело просто и изящно, у меня получалось коряво и тяжеловесно. Вместо того чтобы из положения стоя прокатиться последовательно по руке, боку, бедру и бодро вскочить ванькой–встанькой на ноги, я со всего размаху грохнулась спиной, умудрившись еще удариться головой. При попытке повторить процесс в обратном направлении были отбиты все те места, до которых не добрался кувырок вперед.

После обеда, когда аалоне надоело валять мое негибкое тело по площадке, мне в руки дали гладкую деревянную палку, по форме отдаленно напоминающую меч. Научиться правильно ее держать тоже было не самым легким. Даже под руководством наставницы.

— Возьми меч. Умница. — «Дура дурой» отчетливо слышалось в этом ласковом слове. — Теперь сделай это с правильной стороны. Обеими руками. Правую придвинь к самой гарде, левую держи на конце рукояти. Гарда — это то кольцо, которое отделяет рукоять от лезвия, а не середина меча, как тебе, видимо, кажется. Руки почти полностью выпрямлены, но расслаблены. Расслаблены, я сказала! Да не сжимай ты его, словно женушка скалку, поджидая неверного муженька! Так, а сейчас поработаем над защитами…

К вечеру я щеголяла симпатичным сине–желтым окрасом ребер, отбитыми до нечувствительности пальцами рук. До коленей и локтей нельзя было дотронуться. По левой скуле растекался фиолетовый кровоподтек.

Тело вспоминало навыки рывками, будто сознание — сцены ночного кошмара. После трех дней индивидуальных тренировок и разученных основных приемов Валента вернула меня в коллектив.

Однако самым лучшим учителем оказалась Ее Величество Боль. Не хочешь получить в печень — уклоняйся, жалко ребер — скручивайся, а дороги зубы — закрывайся. Будь текучей как ртуть — пропускай удары мимо себя, сбрасывай удар по лезвию, не позволяя причинить урон истерзанному тренировками телу.

Поначалу страшно хотелось взбунтоваться, на все наплевать и закатить образцово–показательную истерику. Однако какой–то внутренний предохранитель не давал это сделать. Через силу, но я выполняла все, что от меня требовала неумолимая аалона Валента.

«Все–все?» У–у, достал.

Потом втянулась и даже стала получать удовольствие.

«…» Молчишь? И правильно.

Стало в радость рано вставать, чувствовать вечернюю усталость натренированного тела и ощущать себя частью слаженно работающего механизма, которым был Орден.

Глава 5

Как всякая уважающая себя организация, Орден имел строгую иерархию.

На самой нижней ступеньке находились лонии — послушницы, только пришедшие в монастырь, на них держалась вся грязная работа. Стирка, уборка, готовка, уход за животными — вот далеко не полный список обязанностей. Чтобы стать лонией, девушка должна пройти самый жесткий отбор. Каждые три года, в день святого Конхола, приходившийся где–то на середину лета (точнее определяли на месте), сотни девушек всех сословий Империи приходили к стенам монастыря, чтобы испытать судьбу. Для семьи большая честь иметь в роду алонию. Это означает, что род отмечен благодатью Единого и отныне под защитой Ордена, а также может попросить о любой, в пределах разумного, помощи. Материальная выдается сразу. Такая благодать только на два поколения. Вот и не убывает, а возрастает год от года число соискательниц, идущих в Орден кто добровольно, а кто и по принуждению «добрых» родственников.

На праздничных мероприятиях отбирали около пятидесяти девушек. Однако это не означало, что выбранная получит гордое звание алонии. По истечении трех лет послушниц ждал суровый экзамен на профпригодность. Испытание проходили немногие, редко больше двадцати девушек, в плохой год — десяти. Провалившиеся возвращались домой, а выдержавшие проверку оставались для обучения в Ордене еще на три года — до следующего отбора. После пятнадцати лет службы, если, конечно, оставалась в живых, алония получала статус алоны. А выживали очень немногие — девушки служили универсальным заградительным заслоном между людьми и «человеколюбивой» нежитью. Алона, претендующая на более высокое звание аалоны, должна приготовиться выдержать экзамен на Мастера Гильдии либо Маршала Храма. За последние десять лет это удалось лишь четверым. Аалона Валента, аалона Ренита, аалона Хилон, аалона Тано являлись верными помощницами правившей железной рукой всем этим большим хозяйством матери–настоятельницы, или, правильнее сказать, алны Астелы.

Женский воинствующий Орден Конхол был единственным в своем роде.

«…И наделил Господь, Имя коему Единый, человека Силами души и тела. И повелел Господь, Имя коему Единый, чадам своим: нет хорошего человеку в обладании обоими Дарами единовременно, ибо соблазн великий греху поддаться скрыт в оном. И разделил Господь, Имя коему Единый, людей на владеющих телесной мощью и мощью духовной обладающих. И стало так. Но сказал Господь, Имя коему Единый: Дщерь, душою чистая, божественного единения достойна будет, жертву принеся огромную…» — этой цитатой из Священного Свитка Единения отец Ванхель начинал каждое занятие религиозного просвещения.

Переводилось на понятный язык это так: мужчины либо маги, либо воины. Лишь девушки сочетали оба этих дара, если вступали в Орден, покинуть который они могли, выйдя замуж. В Уставе оговаривалось, что условие выхода действует лишь до получения дочерью статуса алоны (оно и правильно — кому нужна заматеревшая баба под сорок?) и если будущий муж победит ее в каком–либо виде искусств — воинском или магическом. За всю историю существования Конхола, а это без малого шестьсот лет, таких случаев набралось не больше сотни. И почти половина историй имела трагический финал, так как, становясь женой, алония лишалась всей Силы — и не каждая переживала эту потерю без последствий.

Высоковельможные господа, несмотря на высочайший запрет Императора, постоянно цапались с соседями по поводу и без. А ведь нужно еще защищать вверенное им население от разнообразной нечисти, особенно плодовитой вблизи Разделяющих гор и Великого разлома. Вот и мечтали благородные сеньоры иметь в своем гарнизоне хотя бы небольшой отряд алоний — «Смертоносных Клинков Империи». Вознаграждение Ордену от благодарных властителей оговаривалось более чем щедрое. Девушки того стоили — воины и маги в одном лице, крепких напитков не употребляют, с девками гарнизонными не якшаются. К тому же нет вернее воина, чем алония. Она будет драться до последнего вздоха за того, кому поклялась служить, хотя все равно останется самой преданной дочерью своего Ордена.

Для девушек, желающих развивать свой магический Дар или совершенствоваться в воинском искусстве, вступление в Орден было единственной возможностью, так как ни в Академию при Гильдии магов, ни в Храмовые Школы женщин не принимали. Их ждала участь либо деревенских знахарок, либо монахинь.

И Церковь, и Гильдия магов, в другое время готовые перегрызть друг другу глотки, были на редкость единодушны в отношении Конхола. Ордену поручали самую грязную работу, с которой не могли справиться сами. Алне приходилось балансировать подобно акробату, выступающему без страховки под куполом цирка, стараясь угодить и тем и другим. Поэтому, где и кому служить, она решала, руководствуясь не столько откровениями Единого, сколько политическими соображениями и намерением остаться в религиозной и магической иерархии Империи. Предпочтение отдавалось тем высокородным семьям, которые уже имели в тупиковых ветвях своего генеалогического древа алоний, причем не одну и не две, а много больше. И, надо признать, систему продумали толково, рекламную кампанию провели по всем правилам, Орден регулярно обеспечивался свежими чернорабочими. Добрая молва о Конхоле неслась по всей Империи, и вряд ли поток послушниц когда–нибудь иссякнет.

Мой статус Избранной держался в строжайшем секрете, ална убедительно попросила не разглашать эти сведения. «Для твоей же безопасности!» — загадочно намекнула она. Для моего безболезненного появления в рядах алоний цвет Ордена подготовил солидную легенду. Послушница Лия привезена герцогиней Рианской из монастыря святой мученицы Малрены, что в самой глухой провинции (предположительно Твианы), проявила все задатки алонии для пробного обучения. Вдруг что выйдет, а то возраст, страшно сказать, двадцать два года.

«Легенда–то слабовата». Любимая присказка в Ордене гласит: «С алной не спорят». По крайней мере, расспрашивать меня никто не пытался…

Несмотря на все ограничения, жили очень даже весело. Гуртожиком. Общежитием то есть. Я уже не засыпала сразу после вечернего умывания, а внимательно смотрела и привыкала к новой жизни. Такое разнообразие женских лиц в одной комнате зачаровывало. Здесь была представлена почти вся многоликая Империя Тилан. Сереброволосая Ания — дочь неприветливого ледяного Новера. Смуглая, с жесткими курчавыми волосами Тала из знойной Джерии. Узкоглазая Дила с блестящей черной косищей до колен — прирожденная наездница из пыльных степей Дарстана. Признанная красавица Кенара, обладательница фиолетово–сиреневых глаз вполлица, из Тении, славящейся своими нежными красавицами и тканью шеру (за тем и за другим в центральную провинцию приезжали со всей Империи). И другие, менее экзотические девушки — общим числом тринадцать.

Личность первого Императора вызывала неподдельное восхищение. Нужно быть действительно великим человеком, чтобы объединить столь разные народы. И превратить их в монолит Империи одной религией, одним богом. Произошло нечто грандиозное, не иначе пришествие самого Единого, и на спецэффекты, вероятно, не поскупились. Хорошо бы покопаться в книгах — спрашивать у сестер не рекомендовалось. Несмотря на рассказанную сказочку, некоторая настороженность в отношении меня все–таки чувствовалась. Оно и понятно: девушки живут вместе уже больше трех лет, а тут я, даже и дня не побыв лонией, — сразу в алонии. Бывает, не знаю элементарных вещей.

«Да, в теологические споры тебе пускаться еще рано». И я о том же.

Адаптационный период не затянулся. Неделя — и все потихоньку улеглось, жизнь пошла по наезженной колее. Успешный набег на кухню, который я случайно организовала, стал моим посвящением в тесный круг дочерей Ордена.

Вечер начинался вполне безобидно. Некоторые из нас, отгородившись пологами, видели уже второй сон, но большинство разбились на кружки по интересам, коим предавались на кроватях зачинщиц. Мы с Лэнар азартно резались в местный аналог игры «Козел», которая здесь тактично называлась «Скупой муж», записывая набранные очки мелком на спинке моей кровати. Причитания богобоязненной послушницы Сеш, истово молившейся согласно ритуалу в северном углу, приятно разнообразили безмятежность спальни.

— Нет ничего лучше сальгрийского кольчужного масла, — сказала сидевшая на соседней постели огненно–рыжая Ранель, уроженка Сальгрии, любовно натирая свою кольчугу.

Еще месяц — и тренировки с деревянными мечами подойдут к концу, нам в руки дадут настоящие. Мне и с деревом пока не удавалось управиться, а уж про колюще–режущее оружие я боялась подумать. Но пусть уж сразу прирежут: для новых миленьких синяков и очаровательных шишек, оставляемых на теле гладким деревянным мечом из белого дуба, уже не осталось места.

Ранель была страстной патриоткой и признанным авторитетом в данном вопросе. Мучительно размышляя, какая последняя карта осталась у Лэнар и соответственно какую масть попросить, пожертвовав темной принцессой, я, не подумавши, ляпнула:

— Каждый кулик хвалит свое болото.

Боже, что тут началось! Тогда меня еще никто не поставил в известность, что характер у Ранель под стать ее волосам, такой же огненный, мгновенно вспыхивающий. Остальные, прекрасно осведомленные об особенностях нрава сальгрийки, старались ее не задевать, одна я по дурости подставилась. Помянуты были все мои родственники вплоть до пятнадцатого колена. Недвусмысленно высказаны сомнения по поводу способности моей семьи воспитать достойную дочь. Потому как она не научила меня уважать то, чем славны другие провинции, раз уж своя ничем похвастаться не может.

Вот вляпалась.

«Голова человеку дана, чтобы думать, а не только чтобы шапку носить». Согласна. Но родителей за что трогать?!

— Да ладно, — неосмотрительно бросила я. — Твое кольчужное масло гораздо хуже средства, которым алона Горана заставляет лоний натирать котлы.

Кто меня за язык дергал?

Казалось, у Ранель сейчас пар из ушей повалит, а волосы и правда задымятся.

— Неужели? — сквозь зубы процедила сальгрийка. — И ты готова это продемонстрировать?

— Почему бы и нет? — смело согласилась я, ведь отступать было некуда. — Сейчас, только на кухню сбегаю.

Сказала я это в надежде, что меня остановят. Наивная.

На комнату опустилась выжидающая тишина, примолкла даже Сеш. Все взгляды устремились к моей скромной персоне.

Вот уж язык мой — враг мой. Вход на кухню, где заправляла гроза всех лоний алона Горана, после наступления «комендантского» часа был строжайше воспрещен. Да и прогулки по замку в это время тоже не приветствовались. Застигнутая на месте преступления питалась в воспитательных целях всю следующую неделю черствым хлебом с отнюдь не родниковой водой, а ночевала в отвратительно холодной подвальной келье. Удовольствие на любителя. Самое интересное состояло в том, что о местонахождении кухни я имела смутное представление и в чудодейственности упомянутого средства вовсе не была уверена. Но если сейчас не пойти, авторитет будет подорван окончательно.

«О чем беспокоишься? Его у тебя здесь и не было». Значит, пора обзаводиться!

Бросив карты на одеяло, чтобы они не выдали предательское дрожание рук, я медленно поднялась. В попытке потянуть время с проворством старого паралитика надела поверх ночной сорочки темный плащ. Меня никто не остановил, но неожиданно подоспела помощь.

— Подожди, Лия. — Лэнар встала следом за мной. — Прогуляюсь с тобой, а то проголодалась что–то…

Рассвет, встреченный вместе, и явление Утешительницы нас очень сблизили. Она была единственной, кто не сторонился меня и не смеялся, если я задавала глупые, с ее точки зрения, вопросы. К тому же Лэнар — бездонный кладезь информации.

Мой моральный дух поднялся до недосягаемых высот, поэтому, выходя, я небрежно уронила:

— Ладно, девочки, может быть, захватим и вам чего–нибудь вкусненького. При случае.

Провожало нас разъяренное шипение Ранель.

Тихонько прикрыв дверь, мы со всей осторожностью начали прокрадываться на кухню. Каменный пол тревожно холодил босые ноги. Светлые лунные кляксы окон освещали с тщательной осмотрительностью выбираемый путь. Гулкая тишина разбавлялась оглушающим биением наших сердец. Шепот развевающихся плащей зловеще разносился по пустым коридорам. Мы без приключений прошли практически весь путь. Оставалось только пересечь обеденную залу, когда нам повстречалось непреодолимое препятствие в лице аалоны Валенты. Она безуспешно старалась поправить занавес, отделяющий залу от общего коридора. Золотой витой шнур, поддерживающий портьеру, предательски соскальзывал, норовя тяжелой кистью огреть наставницу по голове. С ее губ срывались слова, подходящие грубому солдафону, а никак не почтенной аалоне. Но это было еще полбеды. По коридору неслись звуки голосов и нестройного топота алон, возвращающихся с полуночного моления. Я живо представила, как сейчас нас обнаружат, — позора на весь монастырь, кошмарная неделя и насмешки потом на всю жизнь. Мало того что сама подставилась, так еще Лэнар втянула. Возможно, меня и не накажут, Избранная как–никак, а ей достанется по полной программе. Лицо подруги неестественно побледнело, а потом и позеленело, она так крепко сжала зубы, что заострились скулы, неразличимые на ее круглом лице в другое время.

Под безысходным взглядом Лэнар мне захотелось стать маленькой, незаметной, подобно хамелеону слиться с окружающей обстановкой и переждать в таком состоянии пару столетий. Дыхание замедлилось, сердце стучало все реже и реже. Мироощущение претерпевало разительные перемены. Беспросветное отчаяние плавно перетекало в равнодушную собранность. Полная растерянность сменилась непререкаемой четкостью — время замедлило свой ход, мысли шли, как дисциплинированные солдаты, в нужную сторону.

Левая рука судорожно вцепилась в плечо Лэнар. Правая потянулась к солнечному сплетению, безошибочно находя точку сосредоточения. Силу не нужно где–то выискивать — я сама была ею. Сосудом, наполненным чистой, незамутненной магией. Концентрация энергии в одном месте, где она достигала критического предела, перейдя который я могла сотворить чудо, далась мне так же естественно, как дыхание. Собранная магия устремилась в правую руку, чтобы переродиться в руну Невидимости. Не задумываясь, я плела вязь, заключая нас в кокон, словно паук набрасывая петлями вытянутую в нити Силу. Голосом заклинание далось бы гораздо легче, но нас не должны были услышать. Не дыша, мы прошли мимо все еще борющейся с неподдающимся шнуром аалоны, которая даже не повернулась в нашу сторону. Почти сразу за нашими спинами послышались голоса алон, приветствующих Валенту, и посыпавшиеся советы вперемешку с предложениями помощи.

Странное состояние покинуло меня, когда мы достигли вожделенной кухни. Как–то сразу оказалось, что сердце бьется где–то в левой пятке, а ладони повлажнели и противно дрожат.

— Эй, а ты не говорила, что у вашего монастыря лицензия на заклятие Невидимости, да еще в Рунной магии. Потрясает. — Лэнар аж присвистнула. — Хотя, на мой взгляд, заклинание Разрыва, которое выбили в Гильдии сестры Тонара, в долгом паломничестве все же понадежнее будет.

— Ну–у… — промямлила я, — как ты догадалась?

— Я же не из норы волкодлака вылезла! Как–никак мой родной город Марон — столица нашей провинции.

Неопределенное пожатие плечами было ей ответом. Зачем человека переубеждать, если он свято уверен в своей правоте? Так и расстроиться недолго.

Угрюмо–темное помещение кухни заставили всевозможной мебелью. Шкафы вырастали до самого потолка, который находился почти в четырех метрах от пола. Для лоний–альпинисток заранее заготовили инвентарь в виде передвижных лестниц. Огромные печи даже в нерабочем состоянии выглядели устрашающе. Чудовищные ножи, воткнутые в разделочные доски, вызывали содрогание.

— Откуда бы начать поиски? — Я тоскливо взирала на бесчисленные ряды шкафчиков. — Тут нескончаемое количество всяких полок и ящиков, а я даже не знаю, как это чудо–средство выглядит…

Лэнар сложило пополам от смеха. Она медленно сползала по шкафу, не в состоянии устоять на ногах. После стольких усилий испортить все громким смехом!

— Да тихо ты! — рассерженно шикнула я. — Весь Орден перебудишь.

— Поспорила с Ранель, а сама даже не знаешь, как это выглядит, — едва успокоившись, проговорила она.

— Ну не знаю, что теперь. В книжке прочитала. Между прочим, труд святого отца Лода, — обиделась я.

Лэнар прошла к третьему шкафу и из правого верхнего ящика с видом фокусника достала искомый продукт. Взглянув на мои выпученные глаза и отвисшую челюсть, обронила:

— Три года лонией. Перечищенных котлов не сосчитать.

«Тяжелый случай, и не лечится. Диагноз: голову нужно ампутировать, чтобы больной не мучился». Ладно, на правду не обижаются.

Набрав полные подолы крепких, душистых яблок, хранившихся в плетеных корзинах, мы стали пробираться назад. Обратный путь был на изумление чист. Хотя ничего удивительного. Все добропорядочные лонии и алоны уже спали: завтра предстоял трудный рабочий день. Только девчонки, взбаламученные мной, не смыкали глаз. Нас встретили одобрительными возгласами. Яблоки пришлись кстати. Все ели да нахваливали и как–то совсем подзабыли о цели нашего с Лэнар похода на кухню. Одна Ранель сидела обиженной неясытью в углу, и я поняла, что данный конфликт нужно душить в зародыше. Поэтому подошла к ней и протянула припрятанное для себя, а потому самое красивое и большое яблоко, радующее глаз ярко–красным боком.

— На! — Вежливость никогда не бывает лишней. — От сердца отрываю.

Ранель искоса взглянула на соблазнительный фрукт, но устояла.

— Прости дуру, — покаялась я. — Средство так себе, и с сальгрийским кольчужным маслом оно и рядом не валялось. Но есть оправдание — в заблуждение меня ввел достойный муж Лод. Мир?

Смачный яблочный хруст разом смолк. Тишина была как на старом заброшенном кладбище в полночь на похоронах у глухонемых.

Немного помедлив, огненноволосая алония с усмешкой взяла предложенное яблоко.

— Конечно, дура, — невозмутимо согласилась сальгрийка. — Всяких мужиков заумные бредни слушаешь. Но смелая, поэтому небезнадежная. — Она задумчиво надкусила фрукт, немного помолчала, пережевывая отхваченный кусок, а потом продолжила: — Ну да ладно, поумнеешь еще. — Взгляд насмешливых глаз потеплел. — Уговорила, мир…

В комнату вернулись звуки, сообщавшие, что от принесенных трофеев скоро останутся жалкие огрызки. А у меня с этого памятного момента появилась в таком странном и непонятном мире еще одна очень вспыльчивая, но и очень отходчивая подруга.

Боевыми тренировками воспитание алоний не ограничивалось. Послушницы, определившиеся после полугода обучения с профилирующей магией, занимались на факультативах со своими наставницами. Но были и общие занятия, которые стала посещать и я начиная со второй недели.

Каждые три дня после утренней пробежки нас на целый день под свою опеку брала аалона Хилон. Худая как жердь женщина–воин обладала изящными кистями пианистки. Всегда безупречно чистая тора (головной убор, скрывающий волосы) делала ее похожей на монахиню–кармелитку, мантия неизменно выглажена самым тщательным образом. Пятна на ней аалона воспринимала как личное оскорбление. И что бы мы ни делали, какие неудачные опыты ни проводили, ее наряд оставался все в том же первоначально идеальном состоянии. Сей факт всегда ставил меня в тупик, так как аалона Хилон преподавала азы боевой магии. Что говорить — магия чистой воды.

Для подтверждения звания Мастера требовалась сдача экзаменов по всем подгруппам профилирующего вида. Это в лучшем случае. В худшем Мастера Гильдии прогоняли бедолагу по всем околичным и хотя бы мало–мальски связанным группам. В случае с алонами Конхола все именно так и происходило. Гильдия всегда недолюбливала выскочек, а если это были еще и женщины!.. Их изводили по мере сил и возможностей, искренне убежденные, что все делается на благо Империи. И нельзя отказаться: для выдачи Имперской лицензии на обучение, без которой Орден становился обычным женским монастырем, требовались минимум три преподавателя в ранге Мастера или Маршала Храма, а лучше и то и другое разом. В свое время этот закон в Совете протащили именно для того, чтобы подрезать крылья Конхолу, сделать его еще более зависимым и контролируемым.

Огненная стихия — коронный номер наставницы в боевой магии. По слухам, передававшимся среди послушниц страшным шепотом, Хилон, тогда еще алона, на просьбу продемонстрировать избирательность пламени просто убила (образно выражаясь) экзаменаторов пожаром, после которого от одного из корпусов Академии остались только перекрытия. Мебель и драгоценные персоны Верховных Мастеров, находившихся в предынфарктном состоянии, остались в неприкосновенности, поэтому покушение на цвет Гильдии инкриминировать ей не удалось. Пытались подвести Хилон под статью «Порча казенного имущества», но и тут не повезло — здание построили на «благотворительную» помощь. И Гильдия в великой скорби все списала на стихийные форсмажорные обстоятельства.

Другая аалона, Тано, маленькая смешливая толстушка, едва переступившая сорокалетний рубеж, обучала послушниц таинству Исцеления. В отличие от одеяния аалоны Хилон, ее платье постоянно было перепачкано в каких–то снадобьях, так что даже первоначальный цвет угадывался с трудом. От нее постоянно исходил запах цветущей сирени. Не тот удушающий дух химического заменителя, к которому я привыкла, а едва уловимый, умопомрачительно тонкий аромат цветов, только начинающих распускаться. Меня всегда изумляло, как в ее исполнении зелье из мышиных хвостов, медвежьей желчи и волчьей ягоды нежно благоухало свежескошенной травой. С ней мы занимались два раза в неделю по три часа.

Гороподобная аалона Ренита вдалбливала в наши сопротивляющиеся такому надругательству головы предмет «Магические существа». На широких просторах Империи год от года прибавлялось самой разнообразной нечисти. Вся магическая фауна по отношению к роду человеческому подразделялась на две большие группы. Нечисть, которая «горячо любила» человечество (обычно в качестве сытного завтрака, обеда и ужина, можно позднего), и нечисть, которой на нас совершенно наплевать, если ее не трогать. К первой группе относились вампиры, оборотни на любой вкус, мертвяки (они же зомби), горгоны, высасывающие тени, а также куча других малоприятных тварей — любителей полакомиться разнообразными частями человеческого тела в зависимости от предпочтений. Во вторую входили драконы, элементали стихий, различные земноводные (русалки, водяные, омутники), пегасы, гиппогрифы — всего и не перечислишь. При желании их можно изловить или сговориться о деле, но результат оказывался непредсказуемым. Встречи и с теми и с другими лучше бы избежать, но нам, как истинным алониям, это вряд ли удастся.

«Обнадеживает». Да уж…

Кроме леденящих кровь лекций у нас предусматривалась практика. Не менее впечатляющая. Обычно на практические занятия аалона с радостным видом Деда Мороза, делающего подарки малышам, приносила что–нибудь настолько отвратительно–мерзкое, что каждую послушницу в группе по разу, да стошнило. Меня и вовсе трижды. На одном из таких занятий нас порадовали мигами — червями времени. Фу, гадость. За полчаса они обрастали слизью, творя из окружающего их пространства временную кашу, при взгляде на которую желудок подпрыгивал к горлу. Тягучая слизь облепляла руки и не желала стряхиваться, позволяя сквозь толщу полюбоваться разложением обволакиваемых ею вещей, ускоренным в тысячи раз.

Аалона оказалась злопамятной и не забыла моего промаха с драконьей вытяжкой. Мне вменили в обязанность ассистировать ей во всех опытах. Наставницу не трогало, что я разводила антисанитарию на уроках неконтролируемыми приступами тошноты. Вырвало в первый раз, во второй, в третий. На четвертом занятии я недрогнувшей рукой взяла мига в руки. На восьмом умудрилась при препарировании куролиска, в котором мы с воодушевлением копались всей группой, дожевывать оставшийся с обеда сухой паек.

Про занятия, которые вел отец Ванхель, ничего плохого или хорошего сказать не могу, так как просыпала их самым бессовестным образом. В отличие от других преподавателей, святой отец не заставлял нас конспектировать лекции, полагая, что женщина, обученная грамоте, противна Единому. А под усыпляющее бормотание священника о житии святых мои глаза закрывались сами собой. Впрочем, на этих уроках бодрствовала одна закаленная долгими молитвами Сеш.

Глава 6

Празднование дня святого Конхола было проведено по всем правилам. Монахини умели не только работать, но и отдыхать.

«Только редко уж очень…» Зато с размахом!

Подъемный мост опустили, тяжелые дубовые бочки с монастырским вином (сама катила, тяжесть достоверно могу подтвердить) врыли в землю недалеко от рва, окольцовывающего крепостную стену. Лонии всю предшествующую неделю работали как каторжные, готовя всевозможные разносолы. Ими не собирались кормить прибывающий люд даром — под стенами Ордена с раннего праздничного утра голосила и шумела веселая ярмарка.

Окрестные селяне стянулись сюда накануне вечером, ставя пестрые палатки и раскладывая свои товары, чтобы, едва солнце покажется над горизонтом, начать бойкую торговлю. В качестве музыкального оформления праздника пригласили несколько самодеятельных коллективов, среди которых громче всех старался хор бабушек и дедушек, которые рвали душу народными песнями под здешний вариант гармони. Когда этот народный хор, умаявшись, в обед отправился в полном составе промочить горло, все вздохнули с облегчением. Но ненадолго. Спустя некоторое время музыкальная пытка возобновилась. Слава этому самому Единому, кто–то догадался организовать пожертвование в пользу развития песенной культуры, которое эта культура не побрезговала пропить.

На «хрупкие» девичьи плечи алоний руководство Ордена возложило развлекательную часть мероприятия. Голла и Кенара под предводительством алоны Виены, которой в будущем году предстоял аттестационный экзамен на Мастера Иллюзий, показали представление на тему деяний отца–основателя. Сцены с его участием подверглись тщательному редактированию — у них святой Конхол вышел куда симпатичнее и доступнее для народной любви, чем в официальной версии на витражах.

Остальные послушницы, не наделенные подобным талантом, тешили жителей дальних и близлежащих поселений зрелищем своих достижений в ратном деле. Девушки делали «змейку», вставали в «пирамиду», сомкнутыми руками останавливали острый меч (имелся такой фокус в арсенале Ранели и Сеш) и демонстрировали отработанные до блеска боевые приемы. Я подобной чести не удостоилась, чему совсем не печалилась. Прыжки на солнцепеке не самое мое любимое занятие. Меня и Анию, как неспособных к акробатическим изыскам, приставили охранять стратегические запасы монастырского вина.

Охранницы из нас получились так себе. Но хватало одного нашего вида и грозно нахмуренных бровей, чтобы не переводившаяся возле бочки очередь вела себя пристойно. Лония, не растерявшая еще преклонения перед старшими сестрами, подобострастно предложила отведать охраняемого продукта. Чаши были нами благожелательно приняты. Ничего вкуснее я в жизни не пробовала. По небу и языку разливалось вкусовое блаженство, оседавшее в неподготовленном к таким вакханалиям желудке. Амброзия, недолго плескавшаяся в наших чашах, действовала сразу в двух направлениях — на голову и на ноги. Скоро для устойчивости пришлось прислониться к бочке. Губы расплывались в по–идиотски довольной улыбке. Деревенские парни, наплевав на наш неприкосновенный статус, бойко кадрили подвыпивших алоний.

Как–то незаметно мы присоединились к шумному празднованию, иногда возвращаясь на охраняемый пост за наполнением чаш. Уследить за нами оказалось некому: алоны, проведшие в хлопотах предыдущую ночь, пребывали в состоянии, близком к обмороку. Вследствие всего выпитого остальная часть празднования вспоминалась с превеликим напряжением.

Глаза, приученные подъемом в одно и то же время, распахнулись сами. Я мучительно пыталась вспомнить что–нибудь из вчерашнего, попутно ощупывая свою драгоценную персону: все ли на месте. Отдельные фрагменты прошедшего вечера, всплывающие в уже не замутненном сознании, приводили в ужас.

Зачем я полезла на огороженную площадку, где заканчивали выступление сестры?

«Для демонстрации школы пьяного мастера, когда–то увиденной и поразившей твое воображение в фильмах с Джеки Чаном».

Понятно. А почему мой лоб украшает здоровущая шишка?

«Заодно ты захотела показать, как разбиваются лбом твердые предметы типа «кирпич“. Так как оного не нашлось, на замену пошел подходящий по размерам булыжник».

Та–а–ак. Отчего же после вышеперечисленных подвигов я проснулась не в подвальной келье, а в собственной кровати?

«В честь праздника решили простить, тем более не ты одна отличилась. А какие задушевные песни ты пела!»

Кошмар! И праздничный фейерверк пропустила, а девчата столько о нем рассказывали…

«Ничего. Попросишь, они еще и про вчерашний салют поведают».

Не хочу повторяться, но… Язва.

Вино действительно превосходное — похмелья не наблюдалось. В общей спальне появилась аалона Валента. Тоже слегка помятая, к слову сказать.

— Долой с лежанок! — гаркнула она.

Я выкатилась из кровати и мухой метнулась в душевую, плавно огибая по дороге препятствия в виде чужих коек. По опыту знаю, что, если в душ не успеешь сразу, потом своей очереди замучаешься ждать. Благодаря такой прыти я оказалась готовой раньше всех, чем заслужила скупую улыбку аалоны, больше напоминавшую болезненную гримасу. Как с утра после злоупотребления спиртным накануне. Возможно, все так и было…

Солнце палило немилосердно, превращая тренировочную площадку в раскаленную сковороду, на которой наставница доводила наш коллектив до состояния готовности. Застывшее марево испуганно вздрагивало, потревоженное звоном клинков. Жара стояла такая, что потом, выжатым из нашей одежды после утренней пробежки и тренировки, можно было полить средних размеров огород. Принимая во внимание вчерашние возлияния, упражнения давались нелегко.

Мы уже месяц с лишним тренировались на настоящих мечах, чередуя занятия с боевыми и деревянными клинками. Этому знаменательному событию предшествовало торжественное вручение оружия каждой из послушниц — Ночь Выбора.

Церемония, обставленная с размахом, началась в полночь — время сосредоточения Силы. Нас, сменивших ради такого случая штаны и рубахи на длинные парадные одеяния, привели в главный зал, где уже собрался весь Орден. Мечей на ярко–синих подушках в руках алон покоилось не по числу алоний, а много больше. Оружие разнилось между собой так же, как и послушницы. Хищно изогнутые ятаганы; благородные мечи — короткие и длинные, надежно широкие и изысканно узкие, безукоризненно прямые и причудливо изогнутые; небольшие клинки и легкие сабли. Они наполняли своим присутствием зал, призывая Силу.

Тем не менее, несмотря на разнообразие, свою красавицу я узнала безошибочно. Взгляд лениво прошелся по первому ряду алон, не останавливаясь на втором и третьем, скользнул дальше, чтобы замереть на последнем. Она царственно возлежала на своем бархатном ложе, излучая превосходство над окружающим ее железом, маня блеском идеально отточенного металла. Длина слегка изогнутого узкого клинка — ровно с мою руку при раскрытой ладони. Кольцо, искусно выплетенное из стальных нитей, свивающихся в пленяющий рисунок, отделяло рукоять от острейшего лезвия цвета моих глаз. Стального, с зеленым отливом. Ладонь зудела от едва контролируемого желания обхватить рукоять, обмотанную полосками бархатистой черной кожи.

Я зачарованно сделала один шаг в направлении поразившего мое воображение оружия. Лэнар схватила меня за руку, кивком указывая на алну, которая как раз собиралась разразиться торжественной речью. Пафосные высказывания настоятельницы Ордена, не затрагивая слуха, пролетали мимо, пока мои глаза алчно пожирали меч. Наконец был дан сигнал начала Выбора, поддержанный всеобщим выдохом: «Хвала Единому!» — и шелестом рукавов темно–синих одеяний при ритуальном касании лба. В отличие от большинства послушниц, потерянно бродивших среди всего этого великолепия, я уверенно направилась в нужную сторону. Но мою уже потянувшуюся за мечом руку опередили.

— Уй! — взвизгнула Мера, отдергивая пальцы, которые окрасились выступившей из глубокого пореза кровью.

Я не стала ждать, пока оружие приглянется еще кому–то. Моя рука на секунду опередила громкий крик алны:

— Лия, нет!

Но настоятельница безнадежно опоздала. Рукоять совершенно естественно улеглась в ладонь. Это был мой меч. И не он — она, истинная подруга воительницы, без жалости разящая врагов. Неотразимая. Чем не имя для оружия?

«А не слишком самонадеянно?» Ну и пусть, мне нравится. Здоровая доля оптимизма в таком деле только на пользу.

Я любовно погладила идеально наточенное лезвие, с удивлением отмечая, что на огрубевшей от тренировок коже не осталось ни капельки крови. Острие со свистом рассекло воздух, без дрожи замирая в вытянутой руке. Баланс был идеален. Пусть только попробуют ее отобрать!

Ална приблизилась демоном возмездия. Мои руки крепче взялись за рукоять, успокаивающая бархатистость которой уняла предательскую дрожь.

— Как это очутилось здесь? — Заданный свистящим шепотом вопрос настоятельницы был обращен к перепуганной алоне, беспомощно вцепившейся в пустую подушку.

— Светлейшая, — провинившаяся монахиня упала на колени, — вы сами приказали — все клинки…

— Но не проклятые же! — оборвала ее ална очень тихим голосом, отлично слышным в примолкшем зале. Она круто развернулась в мою сторону, хлестнув подолом одеяния коленопреклоненную алону. — Лия, — невозможно ласковым тоном попросила настоятельница, — может быть, ты изменишь своему предпочтению?

Я отрицательно мотнула головой, смело глядя ей в глаза.

— Что ж, это твой выбор! — веско уронила Астела. Потом с непроницаемым лицом обернулась к другим послушницам и сделала приглашающий жест: — Дочери Ордена, ищите свое оружие. Не ошибитесь в предпочтениях.

Притихшие девушки одна за другой выбирали себе оружие и присоединялись ко мне. Последовавший за Выбором праздничный банкет проходил в похоронном молчании и до боли напоминал тризну, щедро сдобренную многочисленными косыми взглядами в мою сторону.

С тех пор прошло больше месяца напряженных тренировок. Мои вопросы об источнике проклятия остались безответными, но меня перестали сторониться и перешептываться за моей спиной. Каждый вечер после насыщенного трудового дня я не уставала нежно заботиться о Неотразимой. Сушила ее тальком, с тревогой простукивала молоточком — не отзовется ли где битым хрусталем трещина, протирала выклянченным у Ранель ценой бесконечных восхвалений непревзойденным сальгрийским маслом. И все не могла ею налюбоваться.

Неотразимая уже не порхала бабочкой в воздухе, как в начале тренировки, с каждым проведенным на площадке часом прибавляя в весе. Карие глаза противницы терпеливо дожидались моей оплошности. Эту приятную в другое время девушку с русой косой до пояса, задорным курносым носом и россыпью золотистых веснушек звали Клессия. Бой длился больше получаса, что говорило о моих несомненных успехах в ратном деле. Искусство поединка состояло отнюдь не в том, чтобы красиво танцевать вокруг противника, соблюдая весь ритуал честного единоборства. Цель — молниеносно вытащить из ножен меч и убить ворога с одного удара. Нападала я — она не справилась, — очко в мою пользу. Мы продолжали выжидающе кружить вокруг друг друга, изредка обмениваясь раззадоривающими фразами, стараясь вывести противника из себя.

— Лия, пожалей свою хворостинку! Переломится, — поддела Клессия, метя мне в шею легким, широким, но коротким мечом.

— А от твоего оружия, как я погляжу, уже кто–то оттяпал половину, — не осталась в долгу я, уходя вниз от удара.

Аалона Валента с видом надсмотрщицы прохаживалась между сражающимися парами, по ходу бросая едкие реплики:

— Мера, куда мажешь! Лия, хочешь отрубить руку — руби, не стесняйся! Ранель, метя в пах, представляй, что эта тварь лишила чести твою младшую сестру! Тала, что ты флиртуешь с ней, как шлюха из квартала развлечений!

Если поединок не закончить в ближайшее время, комментарии станут куда более ядовитыми. Здесь главное — предоставить инициативу противнику и правильно воспользоваться ситуацией. За этим дело не стало. Клессия метнулась вперед, вероломно метя в мой беззащитный живот. Мое тело, обтесанное и натасканное болезненными тренировками, легко сместилось с линии атаки. Неотразимая плавно поддела лезвие нападающего меча, высвобождая место для маневра. Коса при стремительном развороте больно стеганула плечи, лезвие, дрожа, застыло в миллиметре от поясницы соперницы. Клессия опустила меч, полностью признавая свое поражение. Если бы дело происходило в реальном бою, оружие рассекло бы потенциального противника до позвоночника. А при доброй силушке да желании можно и пополам разрубить. Чистая победа.

«Красиво». А то.

Три месяца в Ордене ни для кого не прошли бы даром. И я не зря помучилась на ритуале — схватывала теперь приемы с одного–двух раз, иногда даже быстрее, чем другие сестры. Наука боя вбита в мышцы на совесть.

Как всегда внезапно, наступило время обеда. Хотя с утра ты стараешься поторопить желтый, ленивый кругляш солнца, который еле ползет по небосводу, потом становится не до того: тебя постоянно кто–то старается побольнее ударить, пнуть или хорошенечко приложить о землю. И вдруг ты, уже окаченная прохладной водой, валяешься на траве в тени крепостной стены и жуешь безвкусные «опилки», считающиеся здесь самой полезной едой для молодых алоний. Такие моменты хочется продлить подольше, и уже не мешает припекающее солнце, даже лень поправить прилипшие к шее жаркие прядки, выбившиеся из косы. Но самое прекрасное — это чистая прохладно–сладкая вода, льющаяся в твое пересохшее горло.

«Имидж ничто — жажда все». Угу. Блаженство.

— Лия, а зачем ты вчера ползала на четвереньках, стуча лбом обо все встречающиеся камни? — вдруг поинтересовалась Голла.

Вода, так же неожиданно застрявшая в горле, изверглась оттуда фонтаном.

— На прочность проверяла, — буркнула я, откашлявшись. — Голову…

В дремотной обеденной тишине выстрелом прозвучал сигнал охотничьего рога. Именно этот звук возвестил мое торжественное прибытие в Орден. Три месяца минуло… а кажется, я здесь уже три года, такие глобальные изменения произошли за прошедшее время.

— Герцогиня приехала, — сказала, приподнимаясь на локтях, Ранель. — Неспроста…

— Да уж, просто так она ничего не делает, — пессимистично подхватила Лэнар.

— Не каркайте, — оборвала их я, испытывая разом все симптомы дурного предчувствия.

— Принесли же ее Сумерки! — в сердцах бросила Ания. — Могли бы еще на травке поваляться, а так Валента живо нас на площадку спровадит.

— Не богохульствуй!!! — взвилась Сеш.

Жаркому спору на религиозную тему не дали разгореться. Слова Ании оказались пророческими — аалона скомандовала подъем. Тренировка уже началась, когда во двор величаво ступила прекрасная Велисса вместе с невысокой женщиной в пышном платье, смешно смотревшемся на ее необъятной фигуре. Она бегала вокруг герцогини, как квочка возле последнего из выводка цыпленка. К ним навстречу поспешила алона Тентра:

— Ваше сиятельство, чем обязаны столь скорому возвращению?

Расслышать ответ мне помешал довольно болезненный тычок в бок, который я получила, зазевавшись, от Талы, моей напарницы после обеда. Тренировка продолжилась уже без оружия, но проще она от этого не стала. К тому времени когда я смогла отвлечься, двор опустел.

«За каким лешим герцогиня прикатила?» Самой интересно.

До конца дня ничего экстраординарного больше не произошло. Велисса не удосужилась спуститься в обеденный зал к ужину. Все было как обычно, включая и ежедневную проповедь отца Ванхеля. Но предчувствие под названием «Жизнь готовит очередную свинью для подкладки» разыгралось не на шутку. Ощущение затишья перед бурей отзывалось противными скачками желудка. Перед ощущением того, что скоро меня затянет в водоворот событий, где мало будут учитываться мои пожелания, аппетит позорно капитулировал. Я все ждала, что меня позовут к алне, но она обращала на меня внимания не больше чем всегда.

Плотный полог прятал перепуганную Избранную от негромких разговоров, от сестер и неяркого света. Было страшно до пугающей дрожи в теле и повлажневших рук. Вместо внутренностей — клубок толстых змей, вяло ворочавшихся не в состоянии найти себе удобного положения. Я нуждалась хотя бы в такой иллюзии одиночества, чтобы утихомирить расшалившиеся нервы. Очень не хватало ободряющего прикосновения к прохладному металлу Неотразимой. Но она сейчас преспокойно лежала в специально отведенном для хранения оружия шкафу.

И с чего я решила, будто приехали за мной? Непонятно. Предчувствие серьезных изменений не оставляло меня, но я потихоньку успокаивалась.

«Никогда не бывает так плохо, как опасаешься». Утешает. Жаль, у этого правила есть и обратная сторона: так хорошо, как хотелось бы, тоже редко получается.

Утро ничем не отличалось от предыдущих. Отбегав положенные круги, мы толпой повалили на тренировочную площадку. После обеда предстояли занятия с аалоной Тано. Вследствие чего Валента, как всегда в такие дни, старалась за отпущенное время выжать из наших молодых тел как можно больше. Со мной сегодня этот номер не прошел. Молоденькая лония, имени которой я не знала, отчаянно краснея от важности своей миссии, передала мне приглашение проследовать к алне. Наставница разрешающе кивнула, смущенно отводя взгляд в сторону.

Я сошла с площадки и с тоской посмотрела на сестер, будто видела их в последний раз. Окинула взглядом двор, крепостные стены, яркое небо, пытаясь навсегда запечатлеть этот летний день в памяти.

— Сестра, — подергала меня за рукав лония, — вам пора…

Да, пора.

В кабинете алны ничего не изменилось. Он был таким же, каким я запомнила его в тот далекий первый день: массивный стол, шкафы, до отказа забитые книгами, внушающими трепет своей древностью, и два больших кресла, стоящих у потухшего камина. В одном из них и сидела мать–настоятельница, к подолу ее белоснежного одеяния тихонько подбиралось солнечное пятно. За креслом стояла, как всегда прекрасная и ошеломляющая, Велисса, резко вдохнувшая при моем появлении.

Она сморщила свой прехорошенький носик и чуть погодя спрятала его в надушенном платочке.

— Вы добились потрясающих результатов, матушка. — Комплименты с утра — плохая примета. — Она… она изменилась.

Простите, герцогиня, дорогой парфюмерией алоний здесь не балуют!

Я остро почувствовала, что мое лицо покрыто живописными разводами грязи, рубашка пропиталась потом, мокрые волосы слиплись в комок. На фоне безупречно одетой и овеянной нежным ароматом Велиссы я смотрелась вызывающе неприлично. Почему–то в присутствии этой девушки меня мучил ужасный комплекс неполноценности, заставляя делать все наоборот.

«Зависть, дорогуша». Пречерная.

— Рада, что тебе нравится, Велисса. — Астела усмехнулась и обратилась ко мне: — Лия, пришло время покинуть эти стены, и намного раньше, чем я планировала.

Драматические паузы алне всегда удавались. Герцогиня внимательно рассматривала свой платок, старательно делая вид, что ничего особенного не происходит. Я, переминаясь с ноги на ногу, соблюдала субординацию, вместо того чтобы нагло усесться в свободное кресло.

Кто бы оценил мою благовоспитанность…

— Тебе еще многому учиться, но все в руках Единого…

— Императора постигла ужасная болезнь, — встряла Велисса. — Ты нужна в столице.

Выпалив это, она осеклась под укоризненным взглядом настоятельницы и занялась разглядыванием своего туалета.

Неожиданностью это для меня не стало, сюрпризом оказалась боль от расставания с Орденом, который за неполные три месяца стал мне домом. Нужно хотя бы попрощаться со всеми. Я буду очень скучать по девчонкам, наставницам и даже по мучительнице аалоне Валенте. Словно прочитав мои мысли, ална сказала:

— Я попрощаюсь с сестрами за тебя. Беги собираться, Велисса потом по дороге все объяснит.

Как же, дождешься от нее объяснений, так я и поверила! Опять будет вещать что–то маловразумительное о моей избранности, заменяя особо важную информацию междометиями.

— Зачем ей собираться, все равно в столице мы поменяем ей весь гардероб.

Эта красотка в своем репертуаре.

— Душ, по крайней мере, можно принять? Поездка дальняя, а я, простите, потная, только с тренировки. — Герцогиня раздражала меня все больше, не доеду я с ней к Императору. Убью.

— Иди–иди, дитя, — благословила меня ална. — Мы будем еженощно возносить молитвы Единому.

Как будто мне это поможет.

«Хуже точно не будет».

Кто знает.

Водные процедуры не затянулись, несмотря на все приложенные мною старания. К моему выходу из душевой на кровати меня дожидался походный вариант формы алоний. Согласно спецификации туда входили: сапоги кожаные мягкие с прилагающимися портянками — одна пара, штаны из плотной ткани — один экземпляр, хлопковая рубашка — также один экземпляр, жилет из по–особому скрученных кожаных шнуров, который не даст разворотить грудь враждебно настроенным когтям, — в том же количестве и, конечно, плащ походный, длинный, с капюшоном. Неброские ножны с Неотразимой нашли пристанище на спине, надежно скрепленные впереди ремнями. Для пользования мечом такое крепление не очень удобно, но для путешествия под вооруженной охраной — самое оно. Покидала в сумку пару сменного нижнего белья, непочатую фляжку сальгрийского масла и была готова к отъезду.

Минут через сорок после разговора с алной я уже пересекала двор по направлению к распахнутым воротам. Надвинутый капюшон плаща не позволил мне увидеть, как отреагировали сестры на мой отъезд. Зачем было прятать меня под ним, если каждому в крепости понятно, что это я, хотя бы потому, что все остальные алонии топтали площадку для тренировок, а алоны и лонии в обычные дни Орден не покидали? Под ворохом одежды нечем было дышать, но я терпела.

В последнее время я проявила прямо–таки чудеса покладистости: надо тренироваться — пожалуйста, не задавать вопросов — никаких проблем, ехать в столицу — нет ничего проще. Это настораживало, в голове часто–часто застучали тревожные молоточки, но пустая черепная коробка предпочла их проигнорировать. Перед расставанием с Орденом в ней царил такой вакуум, что не хотелось задумываться вообще ни о чем.

За воротами крепости поджидала карета — потрясающее бело–золотое сооружение с громоздкими колесами, запряженное четверкой белоснежных лошадей.

«Нездоровое какое–то пристрастие у неких высокородных особ к белому цвету». До чего верно подмечено. Интересно, кто моет это великолепие?

К транспорту прилагался эскорт, лица были до боли знакомы — именно эти благородные рыцари сопровождали меня в поездке сюда, а приятный молодой человек, сейчас помогающий нам погрузиться в карету, вообще всю дорогу вез меня на своей лошади. Судя по отсутствующему выражению его лица, он меня не признал. Немудрено. Я и сама себя не узнавала.

В карете уже находилась толстушка, прибывшая с герцогиней. Она тут же бросилась устраивать поудобнее хозяйку, своими бестолковыми метаниями больше мешая, чем помогая. Мне и без такого почета было неплохо: я самостоятельно чудесно расположилась в углу кареты на мягких подушках, предварительно избавившись от лишнего облачения и аккуратно пристроив ножны с оружием рядом. Легкий толчок возвестил о начале путешествия — наша карета покатила по обширным землям Империи в ее почти одноименную столицу Тилану.

Глава 7

Узкая щель в неплотно задернутых шторках скупо пропускала свет в карету. Мягкий полумрак расслаблял тело, настолько притерпевшееся за долгое время к тренировкам, что ему нисколько не мешала нудная тряска. Две пары глаз напротив настороженно ловили каждое мое движение. Не разочаровывать же их! Вслед за плащом и жилетом я освободилась от обуви, тут же развесила портянки и закинула ноги на пустое сиденье рядом. На лицах моих спутниц однозначно читалось осуждение принятой мной позы как не сочетающейся с аристократической честью. Но повисшего молчания никто из них не нарушил.

Я хотела было прикорнуть, удобно устроившись в своем углу, но вовремя вспомнила об обещанной мне алной Ордена консультации от недалече сидящей гражданки Велиссы. Так, с чего бы начать?

— Как зовут вашу спутницу?

Звуки человеческой речи воспринимались здесь неадекватно: Велисса закатила глаза, а предмету моего вопроса так и вовсе стало нехорошо.

— Это Айда, моя камеристка, — подозрительно глядя на меня, сказала герцогиня. Вид у нее при этом был такой, как будто она выдала государственную тайну. Никак не меньше.

— Я просто подумала, что надо бы представиться, а то как–то неудобно получается. Давайте знакомиться, меня зовут Лия.

Айда проблеяла что–то неразборчивое в ответ и предпочла проигнорировать мою протянутую руку.

Что ж, все формальности были мной соблюдены.

— Ну раз мы уже здесь все знакомы, я уверена, Ваше сиятельство не откажется дать ответы на несколько несложных вопросов. Тем более что ална Астела убедительно просила вас разъяснить мне некоторые моменты.

— Постараюсь сделать все, что в моих силах, алония. — Тон, которым это было сказано, у всякого другого отбил бы охоту спрашивать, но со мной она просчиталась.

— Сколько провинций в Империи? Как она велика? Правда ли, что она занимает целый материк?

Если Велисса ожидала каких–либо вопросов, то, очевидно, не этих. Что касается меня, то в Ордене я стеснялась спрашивать о таких элементарных вещах, о которых другие девушки знали с пеленок, а вложить эти знания в мою до отказа заполненную голову маги как–то не озаботились.

«Может, места не хватило?» Все может быть.

Кто знает, что еще в моей бедной головушке обретается?

Информацию Велисса выдавала крохотными дозами, как красноармеец на допросе у белых. Несмотря на все старания сиятельной особы, некоторая картина все же вырисовывалась. Да, действительно Империя занимала целый материк. В ее состав входила двадцать одна провинция. Были еще Вольные острова, которые не принадлежали Империи и где, по всей видимости, процветала демократия (а может, и анархия — не разберешь!). Там власть выбиралась всенародно, но с ними был заключен взаимовыгодный договор о мире и сотрудничестве. Все эти сведения вкупе с названиями провинций как–то плохо укладывались у меня в голове, и я затребовала карту. Таковая нашлась у капитана сопровождающего нас отряда. Этот невысокий, с непропорционально широкими плечами и окладистой каштановой бородой мужчина, командовавший рыцарями еще в первое наше путешествие, отзывался на имя Лассен.

В то время как я рассматривала карту, Ее сиятельство дулась из–за того, что пришлось останавливаться. Нечего забирать меня раньше времени, может быть, я бы уже все это знала!

Лоскут кожи с махристыми, неровными краями, на котором были нарисованы топографические подробности этого мира, вызывал у меня самые нехорошие ассоциации. По виду кожа совсем как человечья. Возраст изделия определению не поддавался, порождая сомнения в достоверности изображенных сведений. Но в целом наглядное пособие со своей миссией дать общее представление справлялось.

От материка, на котором красивым, замысловатым шрифтом рука топографа вывела «Тилан», был отколот огромный кусок земли. При взгляде на карту возникало чувство, что какой–то гигант взял меч и отсек ненужное. Образовавшиеся в результате неизвестного катаклизма острова своей формой свидетельствовали в пользу этой версии. Отколовшаяся земля не носила на карте никакого названия. На вопрос о данном феномене я получила «пространный» ответ:

— Это Сумеречные земли.

За ответом последовало многозначительное молчание, как будто этим было все сказано.

Айда шумно вздохнула, приложила пальцы к середине лба и исступленно зашептала молитву «Хвала Единому Во Гневе», которую я и так помнила назубок. Выходило у нее не хуже, чем у Сеш.

— Сумеречные земли — и что? — не думала смущаться я. — Что это такое?

Камеристка без промедления затянула следующую молитву, которую я уже не имела чести знать. У герцогини оказались более крепкие нервы, поэтому мне удалось узнать, что Единый во второе свое пришествие («Было еще и первое!» — нужно не забыть попозже спросить и об этом) увидел, что чада его в страшной опасности и многих уже коснулось тлетворное влияние зла, и отсек не поддающуюся очищению часть суши. Так возникли Сумеречные земли.

«Молодец! Рубить, так сплеча».

После грандиозного зрелища чада, естественно, свой лик от зла отвратили.

«Еще бы, после таких показательных выступлений… Зачем его лишний раз из себя выводить, а то разозлится еще больше и оставшиеся акры земли в капусту порубает».

Безусловно, небольшие очаги зла в Империи еще остались (куда без них!), но это все семечки по сравнению с Сумеречными землями и Островами Проклятых. Ладно, сделаем вид, что пока поверили этой детской сказочке.

Еще раз взглянув на карту, я насчитала двадцать две провинции вместо заявленных двадцати одной. Пересчитала повторно — никакой ошибки. Пришлось опять обратиться за разъяснениями.

— Неран. — Лицо девушки перекосило как от рези в животе. — Остров не принадлежит Империи. Страна нечестивцев и еретиков. После войны, закончившейся более двухсот лет назад, отношения между нами несколько… м–м–м… немного… а–а… напряженные.

Родные междометия. Значит, пошла по–настоящему интересная и важная информация, и название какое–то знакомое… Однако дальше отвечать Велисса отказалась наотрез, довольно бездарно изобразив крайнюю усталость. С чего ей уставать? Она–то не скакала с утра козой по раскаленной площадке, как некая Избранная, то есть я.

Большое багровое солнце устало опускалось за горизонт, когда мы подъехали к небольшому, аккуратному городку под названием Нельм. Все в нем выглядело таким чистеньким и опрятным! Дорожки установленной ширины и длины, аккуратно посыпанные гравием, одинаковые бело–коричневые двухэтажные домики с красными черепичными крышами, стоящие в строго определенном порядке, деревья и кусты, посаженные будто по линеечке. Мне не довелось побывать за границей, но именно так я себе и представляла маленькие городишки где–нибудь в Норвегии или Швеции с их северной педантичностью. На здании гостиницы, которой посчастливилось заполучить нас в постояльцы, красовалась внушительная вывеска. На ней было написано «У Мэдди» и изображен добродушный мужчина с солидным пивным животиком, наверняка этот самый Мэдди.

Все это мне удалось увидеть, когда я прильнула к узкой щели в шторках, сквозь зубы поругивая больших рыцарских коней, существенно ограничивающих мне панораму. Перед выходом из кареты меня опять заставили полностью облачиться.

«Это чтобы никто не увидел твою несравненную красоту». Было бы еще на что любоваться!

Замучили они меня этой конспирацией. Хотя бы дело зимой происходило! В этом пекле под тяжелым теплым плащом пот начинал выделяться в невообразимых количествах, отчего рубашка противно прилипала к взмокшей спине. Глупо разводить весь этот церемониал с секретами. Скорее всего, запомнится именно таинственная фигура в плаще. А человек так устроен: если чего–то не знает, сам додумает. Потом еще приврет для красного словца. Не хотели показывать, что я алония, так одели бы нормально. Выдали бы за ту же служанку. Правда, для обслуживающего персонала у меня угодливости маловато. Но я готова поучиться у Айды, лишь бы не скончаться от теплового удара.

Гостиница была классифицирована мной как четырехзвездочная. Коридоры освещались небольшими и не очень яркими светильниками магической работы. Моя комната с наглухо закрытыми ставнями находилась на втором этаже. После Ордена апартаменты казались просто шикарными: тут вам и мягкая двуспальная кровать, и массивный комод, и удобные кресла, и стол на гнутых ножках, и мягкий ворсистый ковер под ногами. Отсутствовала только ванная комната, но ее отлично заменяли таз и кувшин воды. Все это великолепие — для меня одной! После трех месяцев, проведенных с чертовой дюжиной девушек в одном помещении и очередью в душ, — предел мечтаний.

Негромкий стук предупредил о приходе камеристки Велиссы. Чем же я заслужила взгляд, рачительно припасаемый для особо опасных преступников?

«Улыбайся пореже. Людей это нервирует».

На деревянном подносе уместились тарелка, на которой возлежала (другими словами и не скажешь!) огромная отбивная рядом с горой жареной картошки, соусник, плошечка маринованных грибочков с лучком, парочка упругих сочных помидоров, а также литровая кружка кваса. В свободный уголок с трудом впихнули полкаравая ржаного хлеба. После аскетизма монастырских трапез такая роскошь выглядела попросту разнузданно.

— Айда! — остановила я собирающуюся выйти женщину.

Она застыла, вцепившись в дверную ручку, как оказавшийся перед вампиром священник в нательный крест, затем медленно повернулась ко мне.

— Не возражаете, если я буду называть вас просто по имени?

— Как угодно госпоже, — удивленно отозвалась она и поклонилась.

— Тогда не поможете мне расправиться с ужином? — Я указала на поднос.

Лицо Айды пошло красными пятнами, рот жалко искривился.

— Если госпожа подумала… решила… предположила, что я голодна, то это не так. И если ей кажется, что я…

— Да ничего такого я не подумала! — прервала я ее причитания. — Не предполагала и уж точно не решала! Госпоже кажется, что одной ей столько еды не осилить. В Ордене я привыкла к куда более скромным трапезам.

Женщина нерешительно топталась на месте, не рискуя принять мое заманчивое предложение.

— Айда, ну пожалуйста! — заканючила я. — Если хотите, я могу пойти попросить разрешения у герцогини, чтобы вы могли составить мне компанию.

— Ее сиятельство уже отдыхает. — Айда сделала первый неуверенный шаг к подносу.

— Тем более. — Обняв за плечи, я уверенно повела ее к столу. — Посидим душевно, поболтаем по–женски…

Разговоры «за жизнь» закончились под утро. Я хорошо умею слушать и рассуждать на дежурные темы «Ох уж это руководство», «Хочешь потерять друга — одолжи ему денег», «Молодо–зелено» и еще на много других могу бесконечно. А как профессионально поддакиваю! Когда нежданно у Айды сыскалась бутылочка доброго монастырского вина, беседа, больше не натыкаясь на подводные камни, потекла размеренно и плавно.

«Так и спиться недолго! Женский алкоголизм, между прочим, неизлечим». Умеренная трезвость еще никому не повредила.

Айда, десять лет как вдова, имела двоих сыновей и дочку. Старший, решивший завоевать изменщицу–славу, пошел в имперские вольнонаемные войска, да пропал без вести в Разделяющих горах пару лет назад. Средний отпрыск заправлял в качестве мажордома в родовом замке герцогини Рианской. А от младшей дочери Айда со дня на день ждала уже третьего внука.

— Было времечко, дуреха–то моя к вам в Орден собиралась. Рот не закрывался, алонии — то, алонии — се! Мол, вывернусь, а буду в рядах Смертоносных Клинков Империи! Да только блажь эта до первых посиделок продержалась — замуж выскочила, я приданое еле успела собрать. Уже двумя пацанами мужа порадовала. Чаю, нынче меня, старую, внучкой потешит…

Тут разговор свернул на внучат и больше с этой проверенной темы не сходил. Рассвет застал нас за забавной историей Айды о том, как у старшенького резался первый зубик и как невыспавшийся зять перепутал при одевании покойного ныне герцога штаны для верховой езды с парадными.

— Вот этот злыд… зять мой ненаглядный подает Его сиятельству заместо верховых штанцы праздничные, парчовые, камнями драгоценными расшитые. — Разошедшаяся женщина хохотнула. — Герцог, прости Единый его нагрешившую душу, не глядючи и надел! А как в зеркало посмотрел, так у него голос пропал, но руки–то в добром здравии остались! Пока трость об спину моего зятька не преломилась, не успокоился. Хорошая трость была, тисовая…

Взгляд раскрасневшейся от приятных воспоминаний Айды скользнул по стремительно светлеющему окну, ставни которого уже были нами распахнуты настежь. Глаза ее удивленно расширились, рассказ оборвался на полуслове. Я заинтересованно посмотрела в ту же сторону, ожидая всего, в том числе и зависнувшей в воздухе подобно ведьме на помеле Велиссы. Виновником потрясения оказался всего лишь рассвет. Айда спохватилась и бросилась убирать место преступления, то есть нашего душевного междусобойчика. Я мешала по мере сил и возможностей, твердо убежденная, что оказываю существенную помощь. Айда быстро прекратила мои поползновения, отправив меня умываться и переодеваться, предварительно засунув в рот какой–то отвратной травы, начисто перебившей запах употребленного напитка. Оказалось, пришло время собираться в дорогу. Наказав мне не ложиться спать, Айда умчалась будить и собирать Велиссу. Оставалось только бросать тоскливые взгляды на нетронутую кровать, такую удобную на вид.

Весь день я, к вящему удовольствию Велиссы, клевала носом и не мучила ее вопросами, на которые ей не хотелось отвечать.

— Ты не выспалась, Лия? — на всякий случай поинтересовалась она.

Айда перестала дышать в своем углу, стараясь стать как можно более незаметной.

— Кроватные клопы спать не давали, — спокойно соврала я, открывая правый глаз. — Может, всякие дубленые шкуры ничего не ощущали, а у меня кожа нежная, чувствительная. Всю ночь глаз не сомкнула.

Велисса с сомнением посмотрела на мои руки, кожа на которых была прочнее иной подошвы. Я в ответ неопределенно пожала плечами, злорадно наблюдая, как герцогиня начинает неконтролируемо почесываться. Мои глаза удовлетворенно закрылись, хотя этой милой сердцу картиной хотелось любоваться долго, но сказывалась бессонная ночь. Уверена, сегодняшнему ложу будет устроен тщательный досмотр на предмет возможных кусачих квартирантов. Бедная Айда!

На третий день путешествие стало меня утомлять. От непрекращающейся тряски мутило, а из Велиссы ничего интересного вытянуть не удавалось. Та отделывалась красивыми, обтекаемыми фразами, общий смысл их сводился к «Что тебе, дуре, объяснять!». От такой «хорошей жизни» я удумала попроситься покататься верхом. Хотя бы окрестности осмотрю, а то из–за рыцарей, мелькающих на лошадях по обе стороны кареты, ничего толком не увидеть. Моя просьба вызвала бурю протеста, но я, доведенная до белого каления нахождением в душном, замкнутом пространстве после трех месяцев на свежем воздухе, тоже уперлась, как козел рогами в землю.

— Хочу на лошадь. Меня стошнит, если я еще хоть часок пробуду в этой колымаге.

— Мы торопимся. Кроме того, у нас нет даже запасного животного, чтобы ты могла покататься, — постаралась отговорить меня Велисса.

— Ничего страшного, — упорствовала я. — Пусть какой–нибудь рыцарь пересядет к вам в карету, а я на его коня.

По виду Велиссы я поняла, что у нее для меня нет нормальных слов, а те, что есть, она стесняется произносить вслух вследствие аристократического происхождения и хорошего воспитания. Тут уже не выдержала Айда.

— Спаси нас Единый! — Она всплеснула руками. — Простого рыцаря в карету к Ее сиятельству! Ты в своем уме, девочка?!

— Ну ладно, с каретой я погорячилась. — Я тут же пошла на попятный, поняв, что слегка перегнула палку. — Пусть тогда он сядет к кучеру на козлы.

На это им сказать было нечего. Зато, несомненно, нашлось что сказать тому бедняге, которого лишили коня. Но его, к моему счастью, никто не спрашивал.

Оказавшись перед вожделенной лошадью, я вдруг поняла, что дала маху. Передо мной был здоровенный боевой конь чалой масти, и я ему, похоже, не очень–то нравилась. Мой опыт общения с лошадьми сводился к пятиминутной езде в праздник Дня города на смирной лошадке пожилого возраста, которая вследствие своих преклонных лет ходила только шагом, а тут такой коняра. Но отступать некуда.

«Жребий брошен, Рубикон перейден». Не так, конечно, все серьезно, но лицо терять тоже неохота.

Я, стиснув зубы, полезла в седло. Оказывается, это не так здорово, как казалось в карете. И свежий воздух далеко не так свеж — мужчины и их кони пахли (если не употребить другое, более сильное слово) специфично. Вот так всегда — вначале делаю, а затем думаю.

«А умные люди поступают наоборот». На то они и умные, а мы так, с придурью.

Конь, кротко подождав, когда непутевая наездница перестанет елозить, мостясь в седле, тихонько пошел шагом. Вскоре рыцари пустили своих коней рысью. Благо умное животное само знало, что ему делать, и не обращало никакого внимания на судорожные движения бестолкового всадника, который ему сегодня достался. Всю дорогу до ближайшего города меня совершенно не интересовали местные красоты, обозреть которые жаждало мое сердце. Я сидела, вцепившись в животное всеми конечностями, с одной лишь мыслью: не сверзиться с такой высоты к всеобщей потехе — и боялась повернуть голову. Но когда Велисса или Айда высовывались из окна и спрашивали, не пора ли мне в карету, я с ослепительной улыбкой беззаботно отвечала:

— Ни за что! Здесь так хорошо: солнышко, птички, приятные молодые люди вокруг.

«Приятные молодые люди» ехали с самыми мрачными лицами, а рыцарь, которому пришлось уступить мне лошадь, вообще бросал на меня с козел убийственные взгляды. И если бы у меня была хоть капля совести, а у него — магический дар мгновенных проклятий, я нашла бы свою мучительную кончину под копытами его коня.

Пыль, выбиваемая из дороги лошадиными копытами, оседала на одежде и открытых частях тела, скрипела на зубах, лезла в глаза. Из–за бряцания рыцарской амуниции не пробивалась даже птичья разноголосица. Из моей головы немилосердно вытрясло последние здравые мысли, от высоких подскоков пятая точка потеряла всякую чувствительность. Как потом стало известно, капитан Лассен специально задал такой темп, чтобы я сама попросилась обратно в карету. Если бы не последние месяцы тренировок, возможно, так и вышло бы. Но, спасибо аалоне Валенте, часа через три я освоилась настолько, чтобы принять вполне устойчивое положение в седле, без боязни упасть, и осмотреться по сторонам. Полюбоваться особо было нечем. Ни тебе стад пасущихся единорогов, ни летающих пегасов, ни в крайнем случае какого–нибудь рахитичного, карликового дракона. Никакой иномирной экзотики! Лес по обеим сторонам дороги перемежался с ухоженными полями, на которых вдалеке усердно трудилось местное крестьянское население. Навстречу всего–то и попалась парочка груженых телег, услужливо уступивших нам дорогу.

Однако, когда перед очередным городком скомандовали остановку, я безропотно сползла с коня и молча поковыляла к карете, принеся туда неповторимый запах конюшни. Скрюченные пальцы не хотели выпрямляться, ноги при попытке их вытянуть сводило болезненной судорогой. Велисса что–то мне выговаривала, но понять смысл ее речи моя голова, полностью занятая расслаблением на мягких подушках, оказалась не в состоянии.

Остаток пути я с упорством, достойным лучшего применения, каждый день часа на два садилась на лошадь. Возможно, я и не прирожденная наездница, но к концу нашего путешествия в седле держалась довольно сносно. Мужчины, поначалу обменивавшиеся при виде меня едкими усмешками, стали относиться ко мне более благожелательно, а некоторые посматривали весьма заинтересованно. Это проходило мимо моего внимания, пока во время такой конной прогулки со мной не заговорил знакомый еще по первой поездке молодой человек.

«А–а, широкие плечи, каштановые волосы, ямочка на подбородке? Помним, помним». И благоразумно помалкиваем.

— Чудесная погода, миледи, — оригинально начал разговор этот сэр.

Я чуть с лошади не свалилась, когда услышала справа от себя его приятный голос, — так привыкла к несловоохотливости этих воинов. Теперь мне стало понятно, что чувствовала Велисса, когда я впервые с ней заговорила. В прошлую поездку он меня не очень привечал. Верно, проживание на свежем воздухе и правильное питание пошли мне на пользу. Синяки опять же начали сходить.

— Погода действительно превосходная, — поддакнула я. — Но в это время года она всегда такая. К сожалению, не имею чести знать ваше имя, благородный рыцарь…

Парень покраснел, как девица на смотринах, что, надо отметить, очень ему шло.

— Покорнейше прошу простить меня за неучтивость, леди. Алестатор рю Дортонер, второй сын графа Бира, к вашим услугам, — представился он и замер в ожидании моей реакции.

Не знаю, на что я должна была среагировать, это имя мне абсолютно ни о чем не говорило, так что в обморок от смущения я не упала.

— Рада познакомиться с вами, сэр Алестатор. Мое имя, к сожалению, не такое прославленное, как ваше, — он опять покраснел, на этот раз от удовольствия, — но можете называть меня Лия.

— Как?! Просто по имени?! — ужаснулся рыцарь. — Но…

— Ничего страшного, — поспешила успокоить его я. — Алониям вроде как титулы не полагаются, а называть меня алонией Лией — слишком официально. Давайте, чтобы никому не было обидно, я буду звать вас… ну… О! Лесь. Хорошо?

— Почему так? — подозрительно уточнил новонареченный Лесь. — Очень уж похоже на название нечисти…

— О! — Я закатила глаза в напускном восторге. — Так зовут главного героя моей любимой книги. Она даже названа в его честь.

«А жанр произведения?» Гротеск. Но об этом лучше тактично промолчать.

Молодой человек сравнялся цветом со свеклой. Капитан Лассен только неодобрительно хмыкал в бороду, наблюдая за краснеющим рыцарем, однако не говорил ни слова.

— Ну, раз любимой… — согласно протянул парень и на всякий случай переспросил: — Так, значит, правда, что вы алония?

Ума у него палата! Любой бы сообразил: если приехали в Орден, воспитывающий алоний, и вывезли оттуда девушку, одетую и вооруженную как алония, то, наверное, это все–таки алония. Но под взглядом доверчивых каре–зеленых глаз я благочестиво придержала все эти мысли при себе.

— Первого года обучения, — смиренно подтвердила я. — А вы, Лесь, из какой провинции?

Он удивленно воззрился на меня:

— Мы все здесь преданные слуги герцогини и Рианы.

Об этом Велисса меня как–то забыла предупредить, поэтому я живо перевела разговор, поинтересовавшись его боевым конем. Это была благодатная тема, на которую благородный сэр Алестатор мог говорить часами, чем он и занимался до моего обязательного водворения в карету на густонаселенных участках нашего пути.

Так, проезжая по живописным ландшафтам и останавливаясь в чистеньких, уютных городках, на пятнадцатый день нашего путешествия мы добрались–таки до столицы. Мне даже было жаль, что оно закончилось, так как я уже подружилась с Айдой, привыкла к Велиссе и, самое главное, завела первого поклонника. Лесю совершенно не мешало, что я, являясь алонией, не должна отвечать на его чувства. Он решил сделать меня дамой сердца и поклоняться мне тайно, наивно полагая, что никто не догадывается о его чувствах. Временами юный рыцарь приходил в ужас от моих заявлений и манеры общения вкупе со сленговыми словечками. Однако все быстро забывалось, и он опять был в нестройных и очень малочисленных рядах моих воздыхателей.

Глава 8

Тилана вольготно раскинулась на берегу огромного пресного озера Ортан, что в переводе со старокернийского означало «башмак» или, как иногда трактовали, «след бога». По своей форме водоем действительно похож на отпечаток от обуви. Я про себя обозвала его инфузорией–туфелькой, так как его форма при разглядывании карты напомнила мне именно это простейшее. Город основали еще до второго пришествия: тогда он носил совсем другое название, которое теперь помнили лишь архивариусы. Позже, в силу удачного географического и стратегического положения, его провозгласили столицей Империи и благополучно переименовали. Этой лингвистической и исторической справкой снабдила меня Айда, когда мы подъезжали к городу.

Я просто прилипла к окну, беспардонно распахнув шторки. Там было на что посмотреть и чему удивиться. Пригород пестрел отделанными белым и розовым мрамором домами с изящными балкончиками и открытыми террасами. Окруженный пышной зеленью садов, он поражал своей роскошью и великолепием. Несмотря на то что в качестве транспорта и тягловой силы в основном использовались лошади, нигде не увидеть лошадиного навоза, чистотой блестели гранитные плитки тротуара. Чем ближе мы подъезжали к центру, тем теснее прижимались друг к другу здания, поднимаясь ввысь, но при этом не теряя своей хрупкой соразмерности. Спешащая по своим безотлагательным делам прислуга завладела тротуарами. В пестром людском потоке девушки и женщины, встречаясь, сцеплялись в парочки и тройки и двигались дальше уже вместе, сберегая ручную кладь от уличных воров. Мужчины, приостанавливаясь на секунду для обмена рукопожатиями, без сожаления расходились в разные стороны. Конный патруль бдительно надзирал за сохранением всеобщего благоденствия. Представители Имперской гвардии, поражающие воображение молодых служанок яркой формой и лихо закрученными усами, почтительно уступали дорогу сказочно изящным каретам с вычурными гербами на дверцах.

Великолепие столицы короной венчал Императорский дворец, расположенный на искусственном холме в центре города. К нему стекались все центральные улицы, и от него, как круги по воде, расходились кварталы разных сословий. Это бесподобное сооружение, казалось, парило над городом, и его было прекрасно видно из любой точки столицы. Огромную дворцовую площадь выложили цветными плитами, которые, если приглядеться, составляли сцены, по–моему, на какие–то религиозные темы. Дворцовое здание построили в белых и розово–золотых тонах — много башен, ажурных арок; все вместе оставляло впечатление причудливо собранных в замок облаков, чуть тронутых первыми лучами восходящего солнца и непостижимым образом задержавшихся над городом.

Я вовремя скачком переместилась к противоположному окну и успела увидеть, как на северо–востоке города, словно мыльный пузырь, севший на влажный пол, зеркально переливается всеми цветами радуги странное здание в форме полусферы. Если дворец поражал своим великолепием, то это сооружение рождало в душе благоговение и боязнь, что неосторожный ветерок разрушит чудо.

— Храм Единого, — заметив мой прикипевший к зданию взгляд, благоговейным шепотом пояснила Айда. — Говорят, что его стены, хоть они и толщиной с человеческий волос, невозможно разрушить. Наземную часть храма может посетить любой верующий, под землю же допускаются только служители Храма. Самые могущественные маги Тилана поступались Силой, дабы создать эту диковину. Тогда между Гильдией и Храмом еще не было такой грызни, как нынче. А все после…

— Хватит болтать, Айда! — раздраженно бросила Велисса. — Мы уже подъезжаем.

Камеристка послушно замолчала. Герцогиня, испортив всем настроение, продолжила угрюмо гипнотизировать пустой угол.

Дворец и дворцовый парк от прочих зданий отделяла высокая, безупречно гладкая стена, проходы в которой бдительно охранялись стражниками в начищенных до блеска кирасах. Вояки уважительно освободили путь нашей процессии.

Как я заранее и предположила, меня подвезли вовсе не к парадному входу, а к каким–то подсобным помещениям.

«Тсс… Конспирация!» За ногу ее.

Замотали с головой в плащ и повели внутрь дворца, куда нас пропустили без малейшей задержки.

«Хорошо иметь в бабках принцессу». А вы как думали?

Надвинутый капюшон мешал мне оценить обстановку, ноги постоянно путались в полах длинного плаща, тонкая струйка пота побежала между лопатками. По ощущениям дворец казался огромным, до покоев герцогини мы добирались все полчаса.

Роскошь апартаментов, куда мы пришли, просто кричала о высоком положении своей хозяйки. Огромное окно с небесно–голубыми (не иначе как под цвет глаз) занавесями открывало великолепный вид на город. Модный, похоже, в этих местах мозаичный пол на тему райских кущ уставили удобными кушетками, на которые так и тянуло присесть. Множество предметов искусства, среди которых преобладали изделия из драгоценных металлов, заняли все поверхности, хотя бы мало–мальски для этого пригодные. А в середине помещения (о верх вульгарности!) жизнерадостно журчал небольшой фонтан. Капитан Лассен и еще один рыцарь, последовавшие за нами во дворец, остались у входа, сменив находившихся там воинов. С порога к нам бросились две служанки предпенсионного возраста во главе с такой же «молодой» фрейлиной.

— Как Император? — не отвечая на приветствия, нервно поинтересовалась герцогиня. Глядя на красноречиво траурное выражение лица фрейлины, Велисса тут же стала отдавать скупые приказы: — Одежду служанки. Быстро! Последнего уровня.

Одна из женщин кинулась из комнаты выполнять приказание. Вернулась она спустя несколько минут, сильно запыхавшаяся.

— Оденьте ее. — Герцогиня указала на меня.

Служанки набросились на меня, как голодные псы на мозговую кость. Моментально сняли опостылевший плащ и попытались избавить от ножен с Неотразимой. Я отстранилась, сняла их сама и бережно положила на ближайшую кушетку, наказав беречь оружие до моего прихода. Сама же стянула рубашку. Юбка темно–розового платья, которое было мне безнадежно велико, бесследно погребла под собой штаны и сапоги. Даже при затянутом корсете оно болталось на мне, как боевое седло на дойной козе.

— Волосы под чепец, — продолжала отдавать распоряжения Велисса.

Тут же отыскался кошмар с рюшами, который водрузили мне на голову, запрятав под него скрученную косу.

— Опусти глаза, они тебя выдают. — Это уже мне.

Бросив на меня последний испытующий взгляд, она осталась довольна. Потом перевела взор на фрейлину и хмуро сдвинула брови.

— Вы еще здесь? — сурово спросила Велисса, определенно ища, на ком бы сорвать раздражение. — А кто готовит мое платье для посещения Императора?

Лицо женщины, и так не отличавшееся яркими красками, выцвело еще больше. Но она нашла в себе силы судорожно присесть в глубоком реверансе и охрипшим голосом ответить на вопрос:

— Айда позаботилась об этом, Ваше сиятельство. Если герцогиня желает, она может пройти в гардеробную.

Велисса, не удостоив ее ответом, презрительно скривила губы и вышла в боковую дверь. Мы с фрейлиной обменялись понимающими взглядами, прежде чем она торопливыми шагами проследовала за госпожой.

Я устало опустилась на самый краешек кушетки. Многострадальная я! Не дали даже с дороги отдохнуть, а уже куда–то тащат. По всему видно, на аудиенцию к Императору. Меня хотя бы кто–нибудь спросил, нужно это мне или нет. Но протестовать было уже поздно, как говорится, назвался груздем…

Спустя некоторое время герцогиня в сопровождении личной служанки, то бишь замаскированной меня, покинула апартаменты. Я тащила шлейф парадного платья Велиссы, за который успела пару раз неосторожно дернуть, чем заслужила многообещающий взгляд герцогини. Мои глаза тут же, как и положено образцово–показательной прислуге, были опущены долу. Обширной экскурсии вновь не получилось, мне оставалось только обозревать идеально чистый, выложенный причудливыми узорами мраморный пол. Чем дальше мы заходили в глубь дворца, тем больше людей попадалось нам навстречу. Количество ног, проходивших мимо меня, увеличивалось с каждым поворотом. Ноги были очень разными: от обутых в грубоватые башмаки и облаченных в простые, но добротные штаны и юбки наподобие моей — у слуг, до вычурных сапог, надетых на бархатные панталоны, или крошечных туфелек под пышными кринолинами — у аристократов. Но никто не посмел остановить нас или даже окликнуть: наверняка Велисса постаралась состроить соответствующую случаю гримасу.

Караул возле Императорских покоев пропустил герцогиню молча, почтительно разведя скрещенные церемониальные алебарды. После ярко освещенных залов и коридоров сумрак приемной, а затем и спальни казался непроглядным. Легкое дуновение, пробравшееся из–за отрытой двери, не выжило в спертой атмосфере комнаты.

Никогда не могла понять: почему умирающие должны проводить свои последние минуты в темноте, когда им и так страшно? В том, что здесь находился умирающий, не оставалось никаких сомнений: тлетворный запах предстоящего горя уже витал в воздухе, пропитывая тяжелый материал портьер. В центре помещения на возвышении, к которому вели три ступени, стояла кровать чудовищных размеров. На ней сиротливо лежал дряхлый, высохший старик. Вот кого мне уж точно охранять не придется. Вряд ли он задержится на этом свете.

— Мой Император. — Велисса, легко преодолевая ступени, со слезами на глазах бросилась к этой мумии, чтобы прильнуть к сухой, морщинистой руке. — Простите, мы не успели…

Император сделал едва заметное движение свободной рукой, и две фигуры серыми тенями отделились от полога и исчезли за дверью.

«Один маг, другой воин», — безошибочно подсказала моя выучка алонии.

— Ты привезла ее. — Голос, изрекший это утверждение, оказался необычайно сильным и глубоким для высохшего тела. — Все остальное не имеет значения.

— Привезла, — обреченно подтвердила Велисса. — Но я опоздала… безнадежно опоздала… — Слезы с удвоенной силой потекли по ее щекам.

— Ничего, Тилан еще поборется. Хвала Прародителю, наследник у меня достойный!

Плечи Велиссы поникли, будто на них взвалили непосильную ношу.

— Я хочу посмотреть на Избранную.

Велисса освободила место возле старца, чтобы я могла подойти к ложу, пред светлы очи Государя Императора. Встретившись с ним глазами, я уже не смогла отвести взгляд. Потрясающе красивые, с плещущейся в них синевой и жаждой жизни, они не должны были принадлежать умирающей развалине. Эти глаза разбирали меня на составные части, взвешивая и оценивая каждый элемент по отдельности и вместе, невозмутимо отсеивая лишнее. Я упрямо задрала подбородок, освобождая себя из плена его взгляда.

— У тебя есть характер и независимость, — одобрительно отметил он. — Но насколько это хорошо, время покажет.

Интересно, как он это определил?

«Комплименты с утра…» Примета плохая.

— Ничего удивительного здесь нет, Ваше Императорское Величество. — Строптивое пожатие плеч. — Характер есть у любого разумного существа, пускай его иногда и принимают за отсутствие оного.

Морщинистая рука в старческих пигментных пятнах приподнялась, но, не выдержав собственного веса, упала обратно на покрывало.

— Да тут еще язык, острый, как ивильский клинок. — Император попытался улыбнуться и перевел взгляд на всхлипывающую Велиссу. — Помнишь, Дэрриш как–то говорил, что любит трудности? Что ж, пусть радуется — с ней их будет немало.

Герцогиня негромко выругалась, чем заставила меня нервно хихикнуть. Я–то думала, Велисса и слов таких не знает!

Но Императора наше неподобающее поведение у его смертного одра только порадовало.

— Так–то лучше, девочка! Сырость будешь разводить в другом месте и в другое время. Как ты думаешь, сколько мне лет, Избранная?

Вопрос, заданный без всякого перехода, застал меня врасплох. Льстить я не хотела, грубить тоже, поэтому благоразумно промолчала.

— Молчишь? Благоразумно с твоей стороны.

Я продолжила проявлять благоразумие, не поддаваясь на провокации Императора. Видимо, это была его любимая манера разговора — огорошивать собеседника неожиданными вопросами и самому на них отвечать, наблюдая реакцию.

— Пятьдесят.

Я посмотрела на него с откровенным изумлением: ему, должно быть, за сотню, но никак не ее половина.

— Да, это так. — Старик устало смежил веки и неожиданно попросил: — Возьми меня за руку.

Рука на ощупь была шершавой, сухой и еле теплой, как оставленная на солнцепеке газета.

Император открыл глаза. Отчаянная надежда в его взгляде умерла при виде недоумевающего выражения на моем лице.

— Ты ничего не чувствуешь. — Он саркастически усмехнулся. — Предназначение никогда не было моим. Судьба жестока к проигравшим, отнимая даже неведение…

Император зашелся сардоническим смехом, быстро перешедшим в надрывный кашель. Выпустив его руку, я шарахнулась от кровати.

— Позвать лекаря? — обеспокоенно спросила Велисса, бросаясь на колени на освободившееся место у ложа.

Старик отрицательно покачал головой.

— Я устал, уходите, — приказал он, когда восстановил дыхание. — Ты знаешь, что делать. Приготовления необходимо начать уже сегодня, чтобы успеть до завтрашнего погребения.

Я не сразу поняла, что он говорит о собственных похоронах. Нужно иметь истинное величие, чтобы так бесстрастно говорить о своей смерти и при этом отдавать распоряжения.

Велисса, коснувшись губами сморщенной руки Императора, поднялась с колен и сошла с пьедестала. Духота в комнате становилась невыносимой. Велисса подарила умирающему полный преданности взгляд, и мы наконец покинули Императорские покои.

Оказавшись в собственных покоях, герцогиня безутешно разрыдалась. Я сочувствовала ее горю, но разделить его не могла. Император был для меня посторонним человеком, а для нее, возможно, приемным отцом или наставником. Впрочем, ей хватило получаса, чтобы справиться с чувствами и перейти к активным действиям.

Позвонив в серебряный колокольчик, она вызвала Айду.

— Наследному принцу должна быть незамедлительно передана нижайшая просьба названой сестры о счастье видеть Его Императорское Высочество, дабы поприветствовать после длительной разлуки. — В ее словах прозвучал такой металл, что, будь я на месте этого принца, бегом бы сюда побежала.

Хотя, скорее всего, к наследным принцам герцогини сами бегут.

Я ожидала, что мы выдвинемся следом за Айдой, но ничего подобного не произошло. Возможно, аудиенции приходится ждать часами и камеристка помчалась занимать очередь?

После сегодняшних переходов ноги у меня приустали, и я нагло завалилась на находящуюся в самом углу кушетку. Служанки, суетившиеся вокруг Велиссы, бросали на меня неодобрительные взгляды. Наплевать.

Обо мне никто не хочет позаботиться? Предложить помыться с дороги? Покормить?

Хотя о чем это я…

Свесившись с удобного ложа, я с интересом рассматривала выложенные мозаикой на полу художества. Эти лубочные картинки отличались редкой слащавостью: молочные реки и кисельные берега с прилагающимися к ним флорой и фауной. Вследствие чего они потеряли для меня всю привлекательность. Куда интереснее было наблюдать за Велиссой, раздраженно поругивавшей нерадивую прислугу.

Я как раз выбирала между тем, чтобы вздремнуть или все–таки попытаться выклянчить хоть какой–нибудь еды, когда входные двери с громким, уверенным стуком распахнулись настежь. В залу вошел самый красивый мужчина, которого мне когда–либо приходилось видеть. Звучит банально, но именно так и было.

Идеально правильные черты лица коробили взгляд невозможным совершенством. Густые и такие черные, что отливали синевой, волосы доходили мужчине до плеч. Белоснежный воротник–стойка подчеркивал безупречную смуглость кожи. Вычурная одежда цвета полуночи не могла скрыть беспощадно натренированного тела и перекатывающихся под плотной тканью мускулов. При достаточно высоком росте он двигался с небрежной грацией дикого хищника, абсолютно уверенного в своих силах. Такой убьет и не поморщится, отрежет голову и скажет, что так и было. Не хотелось бы мне сойтись с ним в одиночном поединке, несмотря на все мои знания и умения.

Без сомнения, я имею честь лицезреть Его Императорское Высочество. Красота в чистом виде, но без смазливости, можно сказать, смертельная. Не одно поколение постаралось над этим совершенным телом. Не мужчина — мечта, да еще и королевской крови. Одна половина местных красавиц, наверное, лишилась из–за него волос, а другая недосчиталась зубов.

Волосы, на мой вкус, слегка длинноваты. Но кто тут когда интересовался моим мнением?

— Вы хотели видеть меня, Велисса, — серьезно сказал он.

— Благодарю, Ваше Высочество, что вы так быстро откликнулись на мою мольбу о встрече. — Герцогиня склонилась в изящнейшем реверансе.

Эту сцену я наблюдала раскрыв рот. Неприкрытое болезненное обожание разительно переменило облик Велиссы: во взоре появились ранимость и беззащитность, презрительно поджатые ранее губы изогнула нежная полуулыбка, шелковистая кожа щек предательски заалела. Наследник стоял ко мне спиной, но я думаю, в его глазах были различимы не менее сильные чувства.

Ничего себе брат с сестренкой!

«Названые». Да, конечно, как же я могла забыть.

Что ж, странно, если бы было по–другому — они идеальная пара. Классическое сочетание светлого и темного. Даже прислуга залюбовалась ими, прежде чем покинуть помещение. Я уже собралась тактично последовать за прислугой, когда разговор возобновился:

— Где она?

«Он имеет в виду редкую вазу периода первого пришествия Единого?» Вряд ли…

— Да здесь я, — проворчала я, поднимаясь с кушетки.

Принц стремительно обернулся на мой голос и подарил мне фамильный оценивающий взгляд. У него были глаза отца. Такие же невыносимо синие. Только моя хваленая выучка алонии помогла мне не утонуть в этих мрачных омутах, а твердо выдержать взгляд. Сердце, нашедшее убежище где–то в животе и бившееся там глухими толчками, отказывалось возвращаться на свое законное место.

Мне сразу стало стыдно за мешковатое платье служанки, в котором я чувствовала себя неуклюжим розовым поросенком, и за жуткий чепец. Присутствие блистательной Велиссы добавляло дискомфорта.

— На этом мне придется жениться? — Он безразлично перевел взор с меня на Велиссу, по–прежнему обращаясь исключительно к ней, и получил в ответ утвердительный кивок.

«Твое мнение здесь кому–нибудь интересно?» Похоже, что нет. Но замуж — это уже перебор, пусть и за мужчину–мечту. Вот только не мою.

Я целеустремленно подошла к игнорирующему меня мужчине так близко, как было возможно. Даже приподнялась на цыпочки, чтобы стать равного с ним роста и твердо посмотреть в эти невозможные глаза. При ближайшем рассмотрении он оказался еще красивее. Правая бровь, приподнятая в саркастическом изломе, была заметно выше левой, но их асимметрия придавала красоте наследника изощренную законченность.

— Не придется, — отрезала я. — Кроме того, мое имя Лия, а вовсе не Это. Вследствие чего выражаю трепетную надежду, что впредь вы будете обращаться сразу ко мне, а не через третьих лиц и именно так.

Синий лед в его глазах начал таять под лучиками удивления, а на губах появилась слабая усмешка. И смеялся он вовсе не надо мной.

— Что ж, рад познакомиться, Избранная. — Он насмешливо поклонился. Нет, не отвесил поклон, а чуть его обозначил — точно отмеряя свое отношение к происходящему. — Весьма наслышан о вашей неординарной особе.

— Надеюсь, вы слышали обо мне только хорошее? — не осталась в долгу я, едва удерживаясь, чтобы не присесть в ответном глупом книксене.

— Более чем.

— Хотелось бы ответить вам той же любезностью, но не могу похвастаться обширными знаниями в этой области.

— О, со всей уверенностью могу предсказать, что у нас будет предостаточно времени узнать друг друга ближе. — По тону сказанного я бы не сделала вывода, что наследного принца прельстила подобная перспектива.

— Думаю, что прекрасно обойдусь шапочным знакомством.

Мы могли бы еще долго обмениваться колкими любезностями, поддерживая имитацию светского разговора, но вмешалась Велисса.

— Пророчество должно быть исполнено, ты Избранная, и это твой долг, — тихо и невпопад проговорила она за моей спиной.

— Погодите–ка. — Теперь я развернулась к ней, уперев руки в бока и растеряв все свои великосветские манеры. — Разговор шел об охране объекта под кодовым названием «мессия». Никакого замужества я не припомню и провалами в памяти не страдаю. Что в общем–то отрадно. Если данная императорская персона и есть мессия, то, чтобы его беречь, мне не нужно выходить за него замуж. Обычно смешивание личных и деловых интересов работе только во вред. В любом случае я жду разъяснений. — Возможно, у меня истерика в преддверии так называемых критических дней, но эти недомолвки уже просто бесят.

— Так она ничего не знает? — светским тоном поинтересовался принц, приподнимая правую бровь еще выше.

— К моему искреннему сожалению, никто не удосужился мне разъяснить. Может быть, сейчас я получу эту счастливую возможность.

— Я думаю, мы не будем докучать нашими женскими разговорами Его Высочеству, — как всегда, попыталась увильнуть Велисса. — Множество важных государственных дел ждут его внимания…

— Честно признаться, их не так уж и много. — Выпроваживаемый с таким усердием наследник сверкнул белоснежной усмешкой. Он не спешил покинуть помещение. — С удовольствием послушал бы!

Но его чаяниям не суждено было исполниться. Дверь отворилась в очередной раз, и в залу прошествовал человек в необыкновенно роскошной одежде с таким высоким и пышным воротником, что, казалось, мужчина обречен молчать.

— Его Императорское Величество желает, чтобы его сын и наследник, Его Императорское Высочество принц Дэрриш, предстал пред светлым ликом Императора, — зычным басом отрапортовал мужчина, опровергая мои досужие домыслы.

— Прошу прощения, дамы, — посерьезнев, бросил Его Императорское Высочество и стремительным шагом покинул помещение.

Нарушитель спокойствия подобострастно посеменил следом.

Оставшись наедине с Велиссой, я возжелала получить наконец–то ответы на все те вопросы, которые меня мучили не один месяц.

— Хочу знать, какого черта я должна выходить за него замуж? — нехорошо усмехаясь, поинтересовалась я.

— Потому что так предначертано. — Это было сказано таким тихим и безжизненным голосом, что я едва расслышала.

— Кто предначертал такую глупость? Чтобы нанять меня в качестве телохранителя, жениться не обязательно! Нужно просто оформить трудовой договор. — Моя попытка разрядить обстановку шуткой не удалась.

— Ты не понимаешь, Дэрриш не Спаситель! — прошептала она.

— Тогда я вообще ничего не понимаю! — Либо мне сейчас все подробненько объяснят, либо я кого–нибудь убью. И моя расшатанная нервная система здесь совершенно ни при чем.

— Дэрриш не мессия.

Это я уже слышала, повторяешься, девочка.

— Он его отец. А ты… Ты его будущая мать.

Боже, сколько раз за день человек может испытывать шок без ущерба для здоровья?! Такие потрясения явно вредны для хрупкой нервной системы.

— Ничего подобного! О том, чтобы беременеть, вообще не было сказано ни слова. Речь шла только об охране, а на роды я не избиралась, уж подвиньтесь.

Меня просто трясло от злости, в то время как герцогиня, наоборот, успокоилась и приводила убойные, как ей казалось, доводы.

— Никто не сохранит ребенка лучше его матери, тем более если эта мать — алония. Но простая дочь Ордена утрачивает после замужества свою Силу. И только Избранная не просто сохранит оба Дара, они усилятся настолько, что ребенку будет нечего опасаться, — безжизненно–спокойным голосом поясняла она.

Мне хотелось забиться в истерике. Заорать так, чтобы разлетелось стекло в этом окне с роскошным видом на столицу и осколки задели бы красивую куклу, которая втравила меня во все это.

— Но я не хочу рожать. НЕ ХОЧУ!!! — Мой голос сорвался на безобразный крик, который заплутал между скульптурами и утонул в фонтане. — Так, значит, я страдала на ритуале, терпела изнуряющие тренировки, после которых на теле нет ни места без кровоподтека или синяка и даже дыхание вызывает боль, только для того, чтобы меня разнесло от совершенно незнакомого мужчины?! Как ты можешь это допустить, Велисса?! Ты, которая влюблена в него без памяти?!

Девушка стала мертвенно–бледной. Она посмотрела на меня расширившимися от ужаса глазами и, закрыв лицо руками, тихо осела на пол. Ко мне вдруг пришло осознание того, что если кого и стоит пожалеть, то ее, а не меня. Вот почему она так торопилась в столицу, пытаясь обмануть неизбежное, возможно, даже надеялась, что отцом станет нынешний Император. Эта жалость, пришедшая внезапно, волной погасила злость, что горела во мне.

Я с состраданием смотрела на коленопреклоненную влюбленную герцогиню, когда весь дворец, как, наверное, и город, пронзил горестный звук гонга, не оставляющий сомнений в том, что сердце Императора перестало биться. Этот скорбный звук еще держался в углах залы, а Велисса была уже на ногах и вытирала слезы тыльной стороной ладони.

— Пора, — выдохнула она единственное слово, выглядя собранной как никогда.

Я даже не успела испугаться, как Велисса сорвала с шеи тоненькую золотую цепочку с кулоном. Внутри граненого кристалла беспрестанно крутилась розовая дымка. Велисса со всей силы бросила украшение на пол. Кристалл легко разбился, высвободив туман, моментально ставший знакомо кроваво–красным. Ужас сковал меня, и только глаза могли следить за ее губами, произносившими слова, которые я не могла слышать. Однако они проникали в каждую частичку моего тела, как недавно звук траурного гонга пробивался во все дома столицы. Сознание стало уплывать в неизвестном направлении, оставляя вместо себя одну–единственную мысль: «Какая же я идиотка!»

Глава 9

Самый странный из моих снов. Мне снился туман. Он был моим прибежищем, моей защитой, моей средой обитания. Марево, плотной ватой окутывая со всех сторон и поглощая любые звуки, полностью отрезало меня от внешнего мира. Его цвет изменялся от багряного, не дававшего мне рассмотреть даже кончик носа, до розоватой дымки, сквозь которую были видны окружающие меня предметы и люди.

Каждый раз, когда туман приоткрывал свою завесу, моему взору представала новая сцена со все расширяющимся кругом участников и меня в качестве обязательного реквизита. Из таких сцен даже получалась незатейливая бульварная пьеска.

Акт первый. Сцена первая.

Действующие лица: Ее сиятельство герцогиня Велисса Рианская и Его Императорское уже Величество Дэрриш (предположительно Первый).

Декорации: роскошные покои герцогини и я.

Главные герои о чем–то ожесточенно спорили, иногда посматривая на меня, отрешенно сидящую на пуфике. Длинные красивые пальцы Дэрриша с такой силой сжимали рукоять меча, что возникало беспокойство за ее целостность. Абсолютная звукоизоляция не позволяла разобрать, о чем идет речь, да меня и не интересовала тема их беседы. Мой взгляд, безразлично блуждая, упал на собственные руки.

Это точно сон. Такими лилейно–холеными мои пальцы не были даже в те времена, когда знали только барабанную дробь по клавиатуре и несложную работу по домашнему хозяйству. Совсем уж нереальными были длинные ногти, которые я согласно специфике работы всегда обрезала под корень. А теперь их еще и украшали золотые, усыпанные бриллиантовой крошкой пластины. Это только в любимых латиноамериканских сериалах бабы Маши бедная секретарша Мария–Хуанита обладала наманикюренными ногтями, размером сравнимыми разве что с когтями ястреба, и при этом печатала быстрее, чем говорила. Правда, иногда звукорежиссер забывал выключить магнитофон, и бодрый звук печатной машинки еще слышался после того, как знойная красотка покидала свое рабочее место, чтобы охмурить бедолагу, по совместительству являющегося ее шефом. В действительности такие ногти существенно снижали скорость печати, постоянно цепляясь за находящиеся рядом клавиши. А что уж говорить о моих руках после обучения в Ордене! Усиленные тренировки, реактивы, въевшиеся в кожу желтыми, несмываемыми пятнами, прекрасно потрудились над кистями — они стали самым страшным ночным кошмаром мастера по маникюру.

Акт первый. Сцена вторая.

Действующие лица: те же, а также толпа всевозможного люда.

Декорации: тронный зал и я.

Огромный зал представлял собой гигантскую лестницу. На ее вершине находились я, трон и Дэрриш. Именно в таком порядке. Кресло с высокой спинкой, стоящее между нами, было скромно прикрыто отрезом черного шелка. На площадке двумя ступенями ниже расположились два человека, в которых легко угадывались телохранители. Справа — воин в ранге Маршала Храма, слева — Мастер Гильдии. Они бдели на приличном расстоянии друг от друга, не забывая время от времени обмениваться неприязненными взглядами. Еще несколькими ступенями ниже — группа роскошно одетых аристократов. Среди них обреталась и одна знакомая мне герцогиня с постным выражением лица. Ниже располагались менее богато облаченные люди, и так до подножия лестницы, где–то далеко внизу. Кого–то кому–то представляли. Кажется, меня всему честному собранию. Но не исключено, что и наоборот. Загадочная черная вуаль, забралом накинутая мне на лицо, не позволяла это определить.

Акт второй. Сцена первая.

Действующие лица: штат прислуги в полном составе, а также некая красотка с лучезарно–дебильной улыбкой на светлом лике, ясно свидетельствующей, что даже первый класс школы для умственно отсталых ей не осилить.

Декорации: гардеробная комната и я.

Меня куда–то принаряжали, больную на голову девушку напротив — тоже. Платье цвета распускающейся листвы придавало ее глазам, в которых не было и проблеска интеллекта, изумрудный оттенок. Умело накрашенное лицо ни разу за время облачения не сменило выражения, даже когда две дюжие служанки затягивали на ней орудие пытки под названием корсет. Талия казалась особенно тонкой, а декольте — неприлично глубоким в сочетании с пышной юбкой, усыпанной золотой вышивкой. Перчатки в цвет платья длиной до локтя оттеняли алебастровую кожу плеч. Для полноты сходства с рождественской елкой девушку, словно игрушками, увешали драгоценностями. Ее волосы — вот чему действительно можно было позавидовать. Мелкие причудливые косички оплетали голову короной. Их распущенные концы, завитые в локоны, спускались ниже оголенных плеч. Но очень уж знакомо сияла сложная прическа! Зря, выходит, аалона Ренита попрекала меня непомерно дорогими косметическими средствами! Этой девице явно нетяжелого поведения денег–то хватило.

Мамочки! Это ж зеркало…

Акт второй. Сцена вторая.

Действующие лица: много кто.

Декорации: Храм Единого и я.

Неправдоподобно тонкие стены грандиозного помещения в форме полусферы избирательно пропускали солнечный свет. Они создавали внутри приятный сумрак, в то же время позволяя любоваться чуть приглушенным пейзажем, окружавшим Храм. Проходы, перекрещивающиеся в центре, ярко озарялись плывущими в воздухе магическими шарами. Зал размером со стадион был разделен на четыре неодинаковых по размеру сектора — два побольше и два поменьше, забитых до отказа нарядно одетыми людьми.

Я бодренько шагала по одной из дорожек к центру, умудряясь даже не запинаться о подол. Длинный шлейф, который бросили на произвол судьбы, грустно волочился следом, замедляя продвижение. На лицах стоящих вдоль прохода людей в роскошных одеждах как в открытых книгах можно было прочесть всю гамму эмоций: благоговение, ненависть, восхищение, страх, а в редких случаях и любовь… Одна рожа с выпученными глазами мне даже подмигнула. Я в ответ невозмутимо показала язык. Рожа потрясенно моргнула и, засмущавшись моего пристального внимания, скрылась в толпе. Воодушевленная достигнутыми результатами, я задумчиво посмотрела на мужчину, неспешно направлявшегося ко мне с противоположной стороны Храма. Но, внимательно обозрев его каменно–невозмутимое лицо, решила демонстрацию коммуникативного органа отложить на более благоприятное время. Дэрриш, Его Императорское Величество, Император Тилана. Одет с головы до ног во все черное. Королевский красный был ничто в сравнении с его императорским черным, а мой изумрудно–зеленый с вульгарным обилием золота казался верхом безвкусицы. Платиновая корона, без единого украшения совершенная, бросала отблески на волосы Императора, оттеняя их вороной цвет. В простом темном облачении он подавлял окружающих своим невозмутимым величием. Почему мне не дали надеть что–нибудь такое же простое и элегантное? Хотя, возможно, мне не хватало его царственной уверенности…

Сердце Храма не пустовало — нас, идущих навстречу друг другу, терпеливо дожидался служитель Единого. Его густая, тщательно расчесанная борода подметала пол. Этот убеленный сединами, но еще крепкий мужчина был настолько выше саном бедного отца Ванхеля, насколько ална Ордена выше обычной лонии. Хотя его сутана и была простой, но благородный ослепительно белый цвет — это не скромный коричневый, а знак служителя в виде платинового круга, инкрустированного рубинами, изумрудами и бриллиантами, — не простой железный кругляш, покрытый облупившейся цветной глазурью. Священник по–хозяйски осматривал свою паству, настойчиво ей напоминая о чем–то, без сомнения, очень важном, что определялось по моментально поскучневшим лицам слушателей. У звукоизоляции есть свои бесспорные плюсы — мой слух обошла стороной эта, вероятно, весьма познавательная проповедь.

Да меня, никак, замуж выдают! Очень уж все происходящее на свадьбу похоже. Конечно, не исключено, что Император решил отречься от престола в мою пользу, сделав меня принародно Вседержительницей Тилана. Но это маловероятно даже для сумасбродного сна. Дэрриш, не догадываясь о моих злодейских мыслях, взял меня за руку и вывел на небольшую круглую площадку, ровно такую, чтобы на ней смогли уместиться двое близко стоящих людей. Моя вторая рука тоже удостоилась чести оказаться в свободной ладони Императора. Его синие глаза безучастно взирали на меня, ни тени эмоции не проскользнуло по красивому лицу. Я ответила ему точно таким же взглядом, с отстраненным любопытством ожидая продолжения своего сновидения. Не ограничиваясь лицезрением потенциального жениха, моя голова заинтересованно оглядывалась по сторонам, стараясь увидеть как можно больше. Служитель воздел длани к небу, потрясая ими, чтобы привлечь внимание зрителей. Все и так смотрели на него, так как других артистов разговорного жанра больше не наблюдалось. Но и этого ему показалось мало.

— На колени! — воззвал он.

Этого я, разумеется, не слышала, но, когда люди в едином порыве падают на колени, и так все понятно. Всеобщий падеж не коснулся лишь нас троих.

Ослепительно яркий свет хлынул сверху, скрывая окружающее не хуже абсолютной темноты и, в отличие от своей противоположности, причиняя ощутимую боль глазам. Мучение, продолжавшееся доли секунды, погасло одновременно со слепящей вспышкой. На мгновение я вспомнила что–то, несомненно весьма значимое, но розовая дымка успокаивающе обвернулась вокруг меня, отгораживая возникшее беспокойство и неприятные ощущения. Император все так же равнодушно отпустил мои безвольные руки.