Тенеловы. Сердце ночи

Глава 3. Всегда везде вместе

Мы без приключений пересекли улицу. Разве что Коля пару раз чуть не грохнулся на асфальт, но я привычно его поддержала. Попасть внутрь дома было несложно, как и добраться до Колиной спальни. Его родители с бабушкой смотрели сериал в гостиной. Старушка плохо слышала, и телевизор работал на полную громкость. Под такой шум не то, что человек – слон прокрадется на второй этаж.

В Колиной комнате все выглядело в точности так, как я помнила. Подзорная труба стояла около окна и была направлена на наш дом. Заметив мой интерес, Колька пояснил, что при помощи трубы они с Ксюшей посылают друг другу сообщения. Я молча проглотила эту информацию, хотя это была наша с ним идея. Но какой смысл что-то доказывать?

Присмотревшись к фотографиям на комоде, я увидела, что мое место на снимках заняла Ксюха. Некоторые вещи не изменились, независимо от того, со мной они произошли или с другими – меня просто изъяли из жизни друга, заменив сестрой. Ведь если отбросить версию с изъятием, то получалось, что дело во мне, а я категорически не желала признавать себя ненормальной. Лучше буду винить во всех бедах пришельцев или правительственных агентов, ставящих на мне эксперименты, или кого угодно другого.

– Ты, что ли, правда думаешь, что мы были друзьями? – Коля мялся на пороге комнаты.

Отчего все держатся от меня на расстоянии? Я вроде не бешенная, на людей не кидаюсь.

– Я не думаю, я помню. Взять хотя бы этот день, – я дотронулась до рамки со снимком с катка. – Фотка сделана позапрошлой зимой. Было ужасно холодно. Градусов двадцать мороза. Но мы все равно пошли на каток и ели мороженое. Мама сказала, что мы чудом не подхватили воспаление легких.

– Ого, – впечатлился Коля, – ты рассказываешь так, будто все происходило с тобой.

– Но так и было! – воскликнула я. – Мы вместе это пережили. Ты и я.

– Я помню все то же самое. За исключением одной детали: со мной была не ты, а Ксюша.

– Наверное, нельзя просто взять и стереть воспоминания, но можно заменить в воспоминаниях одно действующее лицо на другое. Ксюша идеально подходит для моей замены. У нее практически нет своей жизни! Она вечно таскалась за нами. У нее даже друзей нет.

– Интересная теория, но в нее не вписываются твои родители. Они-то тебя совсем не помнят.

– У меня не было времени проверить, но убеждена: все, что происходило со мной в их воспоминаниях теперь связано с Ксюшей.

За разговором Коля, преодолев неловкость, отлип от двери и сел на компьютерный стул:

– Почему тебе тоже не стерли память?

– Потому что это невозможно? – предположила я. – У меня нет альтернативы для подмены воспоминаний. Если стереть всех вас из моей головы, что мне останется?

– Мистика какая-то, – пробормотал Коля.

Он понимал не больше моего, но почему-то не торопился выгонять меня из своего дома. Настоящей дружбе не в состоянии помешать никакие стирания. Даже не помня меня, Коля мне доверял.

На стене в рамке висел лист А4. «Манифест лучших друзей» – так мы его назвали. Мы сочинили его с Колей несколько лет назад, чтобы всегда помнить кто мы друг для друга. Просто написать пункты манифеста от руки нам показалось скучным, и мы вспомнили фильм, где были записки с угрозами, составленные с помощью слов из газеты. Мы взяли способ на вооружение, и наш манифест пестрел разнокалиберными словами и буквами, вырезанными из газет и журналов и криво приклеенных к листу. В моей комнате висел похожий лист с манифестом. Разумеется, когда у меня была своя комната.

– Я помню этот манифест наизусть, – я отвернулась от стены. – Там всего пять пунктов.

– Расскажи! – потребовал Коля.

– Всегда во всем помогать другу, – я загибала пальцы. – Всегда всем делиться с другом. Всегда во всем доверять другу. Всегда ото всех защищать друга. И главное правило «трех в» – всегда везде вместе.

– Ты его только что прочла, – не поверил Коля.

– Я бы не успела.

– Значит, ты видела манифест в комнате Ксюши.

Я собралась возмутиться. Что наш с Колей манифест делает в комнате сестры? Но быстро сникла. Она и здесь меня подменила. Я не сказала, что не заметила манифеста у Ксюши, так как была слишком поражена происходящим. Пусть думает, что хочет. Какая теперь разница.

После непродолжительного спора мы сошлись на том, что я буду спать на полу. Коля как истинный джентльмен предлагал мне свою кровать, но я отвергла его широкий жест. Вдруг его мама зайдет, проведать сына? Вот она удивится, застав в его кровати незнакомую девушку. В том, что тетя Наташа меня не узнает, я ни капли не сомневалась. Есть ли в этом мире хоть один человек, который меня помнит?

Я постелила себе на полу. Между мной и дверью стояла кровать. Она надежно скрывала меня от визитеров. Коля, как ему и положено, лег в свою постель. Смущения от его присутствия я не чувствовала, мы и раньше, бывало, ночевали друг у друга в гостях.

Пытаясь заснуть, я подумала: как здорово, что завтра суббота. В университет идти не надо.

– Как считаешь, в универе меня тоже не узнают? – спросила я.

– Трудно сказать, – Коля свесился с кровати, посмотреть на меня. – Ты на каком факультете?

Дальше можно было не расспрашивать. Коля, сам того не подозревая, дал исчерпывающий ответ.

– С кем ты сидишь на парах? – поинтересовалась я.

– По-разному бывает. В том году сидел с Мишкой Солодиным, в этом с Катькой Савельевой.

– Ясно, – я не уточняла, что раньше он всегда сидел со мной. Да и было ли это раньше или оно лишь у меня в голове?

Коля уснул быстро. Его не беспокоил страх за свое будущее, чего нельзя было сказать обо мне. Я долго ворочалась. Спать на полу, пусть даже на пуховом одеяле, было неудобно. Не то что на моей бывшей кровати. Но, в конце концов, усталость взяла свое, и я провалилась в тревожный сон.

…Меня разбудило солнце. Открыв глаза, я не сразу сообразила, где нахожусь. Поморгав, узнала Колину спальню, и вчерашние события лавиной обрушились на меня. Утром свыкнуться с мыслью, что моя семья меня не признает, было труднее. В глубине души я верила, что все вернется на круги своя. Но нет. Когда я растолкала любящего поспать подольше Колю, он по-прежнему считал, что мы познакомились вечером накануне.

Совершая привычные утренние процедуры, я до конца осознала плачевность своего положения. У меня не было ни зубной щетки, ни сменной одежды, ни чистого белья. Из благополучного студента я превратилась в беспризорницу.

Зубы чистила пальцем. Рубашку мне выделил Коля. Она была мне велика, и с закатанными рукавами я выглядела по-дурацки. Чехарда с предметами первой необходимости испортила и без того отвратительное настроение.

Я затаилась в спальне, пока Коля спустился завтракать. Ни компьютер включить, ни музыку послушать. Единственное развлечение – подзорная труба, но субботним утром на улице не на что было посмотреть.

Через полчаса вернулся Коля. Он принес два сырника и стакан яблочного сока. При виде угощения у меня пропал аппетит.

– А колы в холодильнике не найдется?

– Нет, моя мама…

– Помешана на здоровом питании, как и моя, – закончилась я за него.

– Откуда ты знаешь? – Колины брови взлетели вверх. – Ах да, постоянно забываю, что тебе как бы все обо мне известно. Рядом с тобой я чувствую себя героем фантастического боевика.

– Причем тут боевик? – заволновалась я, надкусывая сырник. Голод есть голод. Возможно, скоро я буду искать еду в помойных контейнерах. О подработке в магазине тоже можно забыть, вряд ли хозяин меня вспомнит. – Надеюсь, обойдется без кровопролития.

– Я все пытаюсь понять, кому и зачем так поступать с тобой, – Коля нахмурился. Темноволосый и кареглазый, в очках с толстой оправой он выглядел старше своих семнадцати лет и серьезнее многих наших сверстников, а уж когда хмурился, тянул на лауреата Нобелевской премии по химии. – Если твоя теория верна, то кто-то должен был это сделать – стереть тебя из памяти всех знакомых с тобой людей и убрать следы твоего существования.

– Ты мне веришь? – ухватила я суть его рассуждений.

– Я верю, что ты в это веришь, – выкрутился он.

Шанса возмутиться мне не представилось – шаги в коридоре и поворот дверной ручки прервали нашу беседу. Мы с Колей заметались в поисках убежища. Он, прищемив палец, едва затолкал меня в шкаф, как дверь открылась.

– Будь на моем месте тетя Наташа, она бы удивилась, застав в спальне сына незнакомую девушку, – произнесла Ксюша, входя в комнату.

– Закрой за собой дверь, – велел Коля. – И подопри, что ли, ее стулом.

– Ты чего приперлась? – поинтересовалась я, вылезая из шкафа.

– Очевидно же, что я ни за что не останусь в стороне от этого дела. Ты все-таки моя сестра. При условии, что ты не врешь.

На Ксюшином лице был написан энтузиазм и острая нехватка приключений. Светлая челка прилипла ко лбу из-за пота. Должно быть, неслась сюда во весь опор.

Ксюшино желание помочь не имело ничего общего с нашими прошлыми отношениями. Мы с ней так много, как за последние сутки, не общались, даже живя в одном доме. Если и были у меня сомнения насчет того, что все это розыгрыш, и родные притворяются, что не помнят меня, то они окончательно развеялись.

Чтобы занять себя хоть чем-нибудь, пока эти Пинкертоны строили планы относительно моей дальнейшей судьбы, я отвлеклась на рюкзак. Непривычно было наблюдать за Колей с Ксюшей и видеть их дружными. Зависть накатывала на меня удушливыми волнами. Это я, я должна быть на ее месте! Но вместо того, чтобы возненавидеть Ксюшу, я проклинала неведомых стирателей.

В рюкзаке кроме пары книг, тетрадей, письменных принадлежностей и протухших остатков обеда завалялись сотовый и кошелек. Телефон я убрала в карман джинс. Еще пригодится. А вот кошелек не торопилась прятать. Его мне подарила мама на восьмое марта. Странно было касаться его. Покажи я кошелек маме, она бы отрицала, что видела его, не говоря уже о том, чтобы дарить его незнакомой девушке. Между тем, вот он – у меня в руках.

Я открыла кошелек и проверила наличность: тысяча триста рублей. Не пошикуешь. Знала бы, что меня ждет, была бы экономнее.

– Что это? – Ксюха выхватила у меня кошелек.

Я дернулась, забрать его, но проследив за ее взглядом, застыла. Сестра уставилась на фотографию в прозрачном отделении. Когда-то я лично ее туда вставила и забыла о ней. Фото превратилось в одну из повседневных вещей, которые всегда с нами, и на которые мы со временем перестаем обращать внимания. Есть они и есть. Но учитывая ситуацию, снимок был сравним со случайно найденным кладом отчаявшимся золотоискателем.

На фотографии была запечатлена вся наша семья: я, мама, папа, Ксюша и даже Бакс. Мы стояли в обнимку на лужайке перед домом. Правда Ксюхино лицо я после очередной ссоры в порыве гнева закрасила черным фломастером, но лица остальных были четко видны. Родители вели себя со мной не как с чужой. Чувствовалось, что они меня знают и любят.

– Так вот как ты ко мне относишься, – пробормотала Ксюша.

– Подумаешь, – я пожала плечами, – все сестры терпеть друг друга не могут. Это закон природы.

– Я начинаю радоваться, что у меня нет старшей сестры.

Я заподозрила, что Ксюха откажется мне помогать. С нее станется. Но желание поучаствовать в чем-то интересном взяло вверх.

– Это доказательство, – Ксюша подняла кошелек над головой. – И хотя я по-прежнему тебя не помню, фотография подтверждает, что мы знакомы.

– Вот это да! – обрел дар речи Коля. – Похоже, стиратели не добрались до твоего рюкзака и в нем сохранились улики.

– Какие стиратели? – спросила Ксюша.

Мы с Колей посвятили ее в теорию о группе лиц, которая стерла память обо мне у всех знакомых мне людей. Ксюха слушала и одобрительно кивала. Под конец рассказа я забрала у нее кошелек и спрятала в задний карман. Этот снимок был единственной вещью, связывавшей меня с прошлым. Я собиралась хранить его, как драгоценность.

Ксюша согласилась с теорией о стирателях и заявила, что мы обязаны их найти. Только так можно восстановить меня в правах на семью. «Хотя, – добавила она, – я не уверена, что хочу вспоминать такую сестру».

Пока я боролась с желанием придушить ее, Коля изучал мой дом в подзорную трубу. Возня на лужайке полностью завладела его вниманием.

– Куда ты смотришь? – не выдержала Ксюша. Толкнув Колю локтем, она заглянула в окуляр трубы. – Ого! У дома целая делегация.

Настал мой черед всех распихивать. Из окна я и без трубы видела, что около дома стояли два черных автомобиля, но лишь добравшись до подзорной трубы, разглядела их владельцев – троих мужчин и женщину, одетых в одинаковые серые плащи, из-под которых выглядывали костюмы того же непримечательного цвета. Их лица также имели сероватый оттенок, словно они несколько лет не выходили на солнце. Осень выдалась дождливой и пасмурной, но не до такой же степени.

– Это люди в черном, – прошептал Коля. – Они явились за тобой, Света.

– С чего ты взял? – поинтересовалась Ксюша. – Они, кстати, в сером, так что ты не прав.

– Цвет значения не имеет, – настаивал Коля. – Ты вглядись в них. Они похожи как клоны.

– Люди в черном, клоны, – бормотала я, наблюдая за незнакомцами в подзорную трубу. – Почему вы решили, что они пришли по мою душу?

– Это очевидно, – сказала Ксюша. – Ведь их вызвала мама.

Я выпрямилась:

– И ты молчала?

– Не было подходящего случая сообщить тебе об этом.

– Теперь случай самый подходящий, – заверила я.

Ксюха достала гель для рук и выдавила немного на ладонь. Она всегда так делала, когда нервничала, и когда не нервничала тоже. Привычный ритуал показался мне до боли родным, и я едва удержалась, чтобы не обнять сестру. Сделаю это, и мы обе не отмоемся до конца наших дней.

– Утром мама не нашла тебя ни в одной из комнат (поверь, она обыскала каждую), – сказала Ксюша, протирая руки. – Тогда она позвонила в полицию и рассказала о тебе и твоем побеге. Ей ответили, что немедленно пришлют кого-нибудь, разобраться на месте. Я как раз шла рассказать вам об этом.

– Четыре человека на одну Свету? – сказал Коля. – Они ловят беглого рецидивиста или одинокого подростка?

Я снова наклонилась к подзорной трубе. Про себя я прозвала представителей соцопеки четверкой. Они действовали как слаженный механизм и воспринимались как единое целое. Так вот четверка и родители стояли на крыльце и о чем-то беседовали. Мама и папа выглядели взволнованными, четверка, напротив, сохраняла спокойствие. Их лица не выражали эмоций. Прямо роботы какие-то. Я рассмотрела каждого из них вплоть до незначительных деталей. Откровенно говоря, это оказалось самым скучным из моих наблюдений. Четверка была похожа между собой до мелочей. Цвет волос и глаз – и те совпадали. Не иначе среди требований приема на работу в полицию сказано, что берут исключительно темноволосых и сероглазых.

Родители пригласили четверку в дом. Это затрудняло слежку, но я не могла оторваться от окуляра. Присутствовало в этих людях нечто странное и смутно знакомое. Жаль, на Колину память нельзя было рассчитывать.

– Я видела похожие глаза прежде, – после нескольких минут мучительного раздумья меня озарило. – Вчера. У тети Вали.

– У тети Вали светло-голубые глаза, – сказала Ксюша.

– Именно! – встрепенулась я. – Вчера, когда все еще было в норме, мы с тобой, Коля, возвращались из школы и встретили тетю Валю, которая, как обычно, стояла на углу со своим лотком. Она поздоровалась с нами и предложила купить пирожки. Помнишь? – я вгляделась в лицо друга, но прочла на нем недоумение. – Неважно. Ты сказал, что она как-то необычно на меня смотрит, и я обернулась. Тогда я заметила, что у нее серые глаза, но не придала этому значение. Я забыла, что у тети Вали голубые глаза.

– Продавщица пирожков носит цветные контактные линзы, – то ли спрашивала, то ли утверждала Ксюша. – Зачем?

– А зачем кому-то стирать память всем, кто когда-либо меня знал? – я указала на родной дом, превратившийся в обитель зла.

– Ой! – Ксюха проследила за моим жестом. – Они идут сюда.

Сердце упало в район желудка и, не задерживаясь там надолго, провалилось к пяткам. Если четверка меня поймает, мне конец. Хорошо, если они доставят меня в отделение полиции, но я не была в этом уверена. Вдруг меня ждет заброшенный подвал или лаборатория для опытов? И тот, и другой вариант меня не устраивали.

– Спрячься в ванной, что ли, – Коля подтолкнул меня к двери. – Мы их задержим.

– Они обыщут дом, – сказала Ксюша.

– Возьми с собой рюкзак и куртку. Услышишь шаги на лестнице (я буду специально громко топать), вылезай через окно в ванной. Под ним проходит карниз и водосточная труба. По ней спустишься на землю. Я сам так не раз делал, когда сбегал из дома.

Я впитывала инструкции и кивала. Если уж Колька с его неуклюжестью не переломал себе все кости, слезая по трубе, то я и подавно справлюсь.

– Встретимся в кафе у заправки, – сказала Ксюша. – В семь ноль-ноль. До вечера спрячься где-нибудь.

– Может, все обойдется, – подбодрил меня Коля, уходя вместе с Ксюшей, и, кажется, сам себе не верил.