Тень и душа

Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления!

Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения.

Спасибо.

Сьюзен Фанетти

"Тень и душа"

Серия: МК Ночная банда Южная Калифорния (книга 2*)

Автор: Сьюзен Фанетти

Название на русском: Тень и душа

Серия: МК Ночная банда Южная Калифорния_2*

Перевод: Afortoff, Елена Курак

Редактор: Екатерина Лигус

Вычитка: Екатерина Лигус, Eva_Ber

Обложка: Таня Медведева

Оформление:

Eva_Ber

* Т.к серия довольна объемная, а книги про разных героев, истории которых в дальнейшем не переплетаются, было решено, что переводить будем только самые интересные из них. Книгу можно читать как отдельную историю.

Аннотация

Майкл «Демон» Ван Бюрен — инфорсер¹ МК «Ночная банда Южная Калифорния». Он человек терзаемый свои прошлым, чудовищем, скрывающимся в его душе. Он не хочет ничего кроме любви и семьи, чтобы быть хорошим отцом своему маленькому сыну, чтобы у того был дом. Но его жизненный опыт изменил его, и он отчаялся когда-либо даже получить на это шанс.

Демон познакомился с Фейт Фордхэм, когда они были юными. Будучи дочерью заместителя Президента по безопасности клуба, Фейт смотрела на проспекта², как на романтического героя, и ей было всё равно на мнение отца, свой возраст и на то, что она заходит дальше дозволенного. Очарованный ею, также как и она им, Демон поддался импульсу, проигнорировав опасности любви к находящейся под запретом дочери заместителя Президента клуба по безопасности.

Всё закончилось единственным возможным путём. Они были разлучены и потеряны друг для друга. Потеряв всё.

Десятью годами позже, Фейт возвращается домой, где никогда не жила, и Демон ещё более полон тьмы, чем когда-либо прежде — тоже там.

Примечание: в книге присутствуют откровенные сексуальные сцены и насилие.

«Я люблю тебя тайно, на грани души и тьмы…»

Пабло Неруда, сонет 17

Глава 1

Фейт (Прим.: в дословном переводе — вера, верность) увидела, как Биби входит через автоматические двери в отделение неотложной помощи. Она сидела и наблюдала, в то время как более взрослая женщина целенаправленно вышагивала мимо изогнутого стола регистрации. Она была привычно одета в аккуратные расписные узкие джинсы, невысокие ботинки и кожаную куртку, которая, скорей всего, была наброшена поверх свитера с v-образным вырезом. Её шоколадного цвета со светлыми прядями волосы длиной до плеч, как всегда, находились в идеальном порядке. Даже в час ночи Биби Эллиот выглядела так, как будто направлялась на встречу.

Фейт Фордхэм, напротив, была одета в древние угги, белые спортивные штаны и гигантскую чёрную худи, оставленную одним из ее парней, и она даже не могла вспомнить, когда в последний раз просто мыла голову.

Она не могла слышать разговор, но по спине Биби могла понять, что та вот-вот взорвётся, так что она встала и сделала несколько шагов в сторону стола.

— Биб. Я здесь.

Секретарша, или как там её, тут же была забыта, когда Биби крутанулась на пятках.

— Фейт! Милая! — она раскинула руки и пересекла комнату ожидания. Фейт встретила её на полпути и позволила себя крепко и с радостью обнять. Она постоянно общалась с Биби все эти годы — раз в несколько месяцев или около того, но в реальности не видела её… черт возьми. Десять лет.

— О, милая! Ох, мне так жаль. Так вернуться домой. Твоя мама в порядке? Ты в порядке? Что, чёрт возьми, произошло?

Ни на один из этих вопросов не было простого ответа, так что Фейт просто отстранилась и взяла Биби за руку.

— Давай присядем.

Пока Биби вела её к пустому ряду потрепанных пластиковых стульев (поздней ночью в середине недели в отделении скорой помощи было довольно тихо), она успела спросить:

— Что случилось, милая?

— Я пока не знаю. Они забрали её на какие-то анализы.

— Разве они не позволили тебе пойти с ней?

Фейт глубоко вздохнула и встретилась с Биби глазами.

— Я не смогла, Биб. Это всё… мои мысли мчатся со скоростью света. И она орала, а они надели на неё удерживающие ремни, и я просто…

Она резко прервалась, понимая, что собирается разрыдаться. Биби по-прежнему сжимала её руку. В ответ Фейт сжимала её руку так сильно, как только могла. Она выучила это ещё будучи ребёнком — когда так делаешь, можно заставить слёзы высохнуть. Это работало, и случались в её жизни времена, когда она сжимала себя до синяков, пытаясь не потерять самообладание.

— Я не видела её почти десять лет, Биб. Я даже не знаю, что мне теперь следует делать, — она сжала руку лучшей подруги своей матери. — Спасибо, что приехала.

— Ох, Боже мой, Фейт. Конечно же, я буду здесь. Без вариантов, — Биби одарила Фейт тем самым взглядом, что она хорошо помнила с самого детства. Он означал, что Биби с головой погрузилась в проблему, и облегчение, которое ощутила Фейт, практически открыло кран со слезами. — Давай начнём с того, что произошло, и посмотрим, что можно сделать.

— Мне позвонили. Я думаю, что перед тем как Сера перевелась в Токио, она указала меня как лицо для экстренной связи мамы. Я не знаю, почему не тебя.

— Это должен быть член семьи, милая. Кровный родственник.

Фейт кивнула, это имело смысл.

— Хорошо. Так или иначе, мне позвонили, сообщив, что её доставили в отделение скорой помощи, и мне необходимо быть здесь. Её сбила машина. Она кинулась прямо под колёса.

— О, Боже!

— Думаю, все еще хуже. Водитель только что стартанул от знака «Стоп», поэтому у неё сломана нога, несколько синяков и царапин, но не это самое ужасное. Худшая часть в том, что она была полностью обнаженная на улице и совершенно не в себе. Она всё ещё в абсолютном бреду… или была, пока они не ввели ей снотворное. И они не знают, почему так. Твою мать, лучше бы Сера занималась всем этим.

Полное имя Серы — Серенети (Прим.: в дословном переводе — спокойствие, безмятежность), но она решила быть просто Серой, когда училась в седьмом классе. Сера была старшей из двух сестер и относилась к типу «борца за добро». Она была гордостью и радостью их матери. Фейт же устраивала мятежи с тех самых пор, как научилась говорить «нет», предпочитая ремонтную мастерскую мотоциклов школе, да и в принципе, что угодно. Так она обрела своё место в сердце отца. Пока они оба не разорвали его на части. Мать тоже. Возможно, мать даже больше всех постаралась. А, возможно, и нет. Когда мысли Фейт возвращались к тому времени, она всегда по-разному возлагала вину и понятия не имела, кто истинный виновник.

Но пыль осела, когда Фейт переехала — одна и подальше от руин своей жизни и от своей семьи.

Биби слегка тряхнула её.

— Ладно, заниматься придется не Сере. А тебе. И мне. Мы всё вместе выясним, хорошо?

Фейт кивнула.

— Окей. Я думаю… Я думаю, мы просто подождем. Ты останешься?

— Я никуда не уйду, детка. Я прямо здесь.

Биби обняла её и притянула к себе. Это было самое большое проявление семейной привязанности, чем Фейт ощущала за все последние годы, и у неё снова перехватило горло.

Она сидела, положив голову на плечо Биби в течение нескольких минут, найдя успокоение в этом материнском объятии. А затем произнесла мысль, которая действительно начала крутиться в её голове, как водоворот.

— Она не узнала меня.

Биби успокаивающими круговыми движениями гладила Фейт по руке. После этого заявления она остановилась, и они обе моментально застыли.

— Из того, что ты сказала мне, милая, следует, что она не многое понимала. Не затягивай себя в эту трясину. Твоя мама помнит тебя. Она скучала по тебе всё это время. Я знаю.

Но от этого Фейт лучше не стало.

~oOo~

На стене висел телевизор с включённым каналом, проигрывающим эпизод за эпизодом сериал «Закон и порядок». Звук был выключен, но сериал был с субтитрами. Фейт прислонилась к Биби и уставилась в телевизор, но, на самом деле, не обращала внимания на то, что происходит на экране. Мысли возвращались к одному и тому же, так что она выкинула их из головы до тех пор, пока они не изменятся.

Биби опять начала поглаживать её руку, но, так или иначе, они обе сохраняли молчание и не двигались, но каждый раз, когда задние двери в смотровую открывались, они обе поворачивали в ту сторону головы. В течение долгого времени, по крайней мере, не менее пары часов никто, кого бы она смогла узнать, не выходил. И так никто и не появился в поисках неё.

А затем, доктор, который пригласил Фейт следовать за ним в отделение рентгенологии или куда бы там они не увезли её мать через эти двери, осмотрел комнату и направился к ней.

— Мисс Фордхэм.

Биби уже взяла её за руку, вероятно, ощутив в позе Фейт, что настало время им подняться на ноги, что они и сделали.

— Да, здравствуйте. Как она?

На вид доктор был молодым, примерно возраста Фейт. Он невысокого роста и одутловатый, но у него было доброе лицо и ласковая манера общения. Скорей всего, он был высококлассным специалистом экстренной медицинской помощи, куда поступали отчаявшиеся люди, которые нуждались в успокоении и дружеском участии.

— Сейчас она спокойно спит. Почему бы вам не пройти со мной, тогда мы сможем присесть и конфиденциально переговорить.

— Эм, хорошо. Может… может Биби пойти с нами? Она лучшая подруга моей мамы.

Он тепло улыбнулся.

— Конечно. Следуйте за мной.

Доктор (Фейт ранее пыталась прочитать его имя, вышитое на халате) провел их через раскачивающиеся двойные двери, а затем увёл в сторону. Там располагалась небольшая комната с удобным диваном и парой обитых материей стульев. Цветовая гамма помещения была синей и бледной серой, стены были увешаны распечатанными умиротворяющими морскими пейзажами, а также коробки с бумажными салфетками располагались на всех трёх небольших столиках рядом с сиденьями.

«Боже, — подумала Фейт. — Это комната смерти». Она остановилась на середине пути.

— Подождите. Она… Вы же сказали, что она просто спит, верно? — она понятия не имела, как себя почувствует, если её мать умерла. И эти мысли были с ней в течение очень долгого времени.

Доктор (Рейд, нет Рейдл — вот как его имя) указал на диван.

— Да, она спит. Пожалуйста, садитесь.

Они сели.

— Мы хотели бы госпитализировать вашу мать. Пока мы не ввели ей успокоительные препараты, она была взволнована и дезориентирована, и результаты исследований, которые мы получили, пока не раскрыли нам причину происходящего. В её организме нет никаких наркотиков, если не принимать во внимание те, что мы ей ввели. Её показатели жизненно важных функций в порядке, даже если немного зашкаливают из-за стресса. Единственные признаки травмы — это результат несчастного случая. Она вела себя странно в последнее время?

Фейт опустила взгляд. Носки её старых замшевых угги были вытерты до блеска и потемнели. Она уставилась на эту картину износа. Её мозг всегда искал образцы и формы, и она почувствовала себя немного более сосредоточенной, когда часть её, которая хотела все систематизировать, сделала попытку разглядеть что-то на пальцах своих ног. «Медведь, — решила она. — Медведь на санках».

— Я не знаю, — ответила она.

Откуда ей было знать?

Затем заговорила Биби.

— Нет, не думаю, доктор. Я видела её несколько недель назад, и она была в порядке.

— Никаких провалов в памяти, необъяснимого гнева или каких-нибудь других вспышек?

— Нет, — хотя Фейт уловила что-то негативное в тоне её голоса. Она повернулась и наградила Биби взглядом, но в свою очередь в ответ получила заверяющую улыбку. — Ничего необъяснимого. Она была немного расстроена. Мы поговорим об этом позже, милая. Тут нечего обсуждать.

Доктор Рейдл перевел взгляд от Биби к Фейт, а затем кивнул.

— Окей. Хорошо, я назначил консультацию невропатолога — доктора Томико. Она хотела бы провести полный осмотр, так что, возможно, мы сможем найти причину того, что могло вызвать всё это. Без признаков злоупотребления наркотиков или алкоголя — это или что-то физиологическое, или психологическое. Мы бы хотели исключить любые физиологические причины, прежде чем приступим к исследованию психологических.

Её мать всегда была высокочувствительной и склонной к драматизму, но она не была безумной.

— Если она не сумасшедшая, то тогда что это могло быть?

Он покачал головой.

— Предположения на данном этапе преждевременны. Давайте дождемся результатов анализов. Доктор Томико переговорит с вами утром и введёт в курс дела. Пока мы собираемся перевести её в отделение неврологии и обеспечить ей комфорт и спокойствие. Часы посещения, безусловно, давно закончились, но если вы хотите остаться с ней здесь, пока её не переведут, то можете это сделать.

Фейт начала качать своей головой, но сидящая сбоку от неё Биби произнесла:

— Да конечно, благодарим вас, доктор.

Решительная настойчивость в её голосе остановила возражения Фейт и склонила к согласию. Фейт кивнула.

Доктор Рейдл улыбнулся и встал.

— Отлично. Она по-прежнему находится в палате №3. Вы можете оставаться, пока она там. Она не проснётся, но вы сможете побыть с ней.

~oOo~

Марго Фордхэм по-прежнему была красива, даже с синяками и царапинами, со спутанными светлыми волосами. Ей было пятьдесят шесть, и она была на несколько лет моложе Биби, но никто из них так и не стал седой или слишком морщинистой. Или жирной. Они относились к женщинам такого типа, которые намеревались держать себя в руках всегда, вероятно, до самой могилы.

Так что было тяжело видеть её бледной, немощной и зафиксированной ремнями на белых больничных простынях.

Её нога была загипсована выше колена и подвешена на удерживающим устройстве, немного приподнимающем её над узкой кроватью или каталкой, или чем там ещё. Фейт и Биби встали рядом, держась за руки и смотря вниз на мирно спящую мать Фейт.

Она кричала, проклинала и умоляла, когда Фейт вернулась чуть ранее этой ночью. Они пытались спокойно сообщить ей, что здесь находиться её дочь. Она успокаивалась на мгновение, спрашивая:

— Сера? Серенети? Где моя деточка?

Когда же она увидела Фейт, то произнесла:

— Это не мой ребенок! — и стала ещё более безумной.

Фейт предположила, что это справедливо. Но от этого ожидание стало еще более тяжелым. Сера даже не подтвердила, что приедет домой. Она хотела, чтобы Фейт «держала её в курсе дела». Ну и ладненько.

— Из-за чего она злилась на Рождество?

— Хмм? — голос звучал, как будто Биби глубоко погрузилась в свои мысли.

— Ты сказала, что она была расстроена, но это не неожиданно. Как так вышло? Ты сказала «дела клуба»?

— О, — вздохнула Биби. — Да. Клуб… в кое-каком деле сейчас. Твоя мама выяснила это в Рождество, и она была этому не рада.

Фейт никак не отреагировала на идею, что клуб снова занимается преступной деятельностью (насколько она поняла, Биби именно это имела в виду). Клуб уже не был таким, каким его знала Фейт в детстве. Этот клуб был вне закона всю её жизнь. Её всеми уважаемого отца, включая её маму, — все звали Блю, и он был заместителем Президента по безопасности (Прим.: формально третье лицо в клубной иерархии), насколько она знала. Но он умер — был убит при выполнении каких-то дел клуба, и тот клуб тоже умер. Теперь те мужчины, которые звались братьями её отца, носили другие патчи. Теперь они были «Ночной Бандой». И Фейт не была их частью. Даже если бы они всё ещё носили патчи её отца, она оставила эту часть своей жизни в ту же минуту, как ей исполнилось восемнадцать.

Буквально — она собрала манатки и свалила в полночь в день её рождения. К тому моменту, как её семья проснулась тем утром, она уже была на пути к Сан-Франциско.

Почему это заботит её? Блю умер более пяти лет назад. Она не понимала, как вообще клуб, членом которого даже не являлся её отец, мог повлиять на психическое состояние её матери.

Но Биби схватила её за плечо и заставила повернуться к себе лицом. Выражение её лица говорило о том, что она практически в ярости.

— Мы — семья твоей мамы, Фейт Энн. Она переехала сюда, в Мэдрон, чтобы быть поближе к нам. Она — часть нас. Как и ты, и твоя сестра. Я знаю, что ты это понимаешь. Где-то глубоко внутри понимаешь, что ты по-прежнему часть нас, а мы — часть тебя. Патч не имеет значения. Это семья. И твоя мама была расстроена, что всё снова может стать более рискованным для её семьи.

Фейт не нравилось то, как чувство вины наполнило её желудок кислотой. Она была пострадавшей стороной. Но, в любом случае, одной из них. Даже если и не хотела забыть и простить, но уж это было её прерогативой. Но Биби снабдила её большой порцией вины, и, стоя у больничной кровати матери, Фейт попалась на крючок.

Открылась дверь, вошла медсестра.

— Сейчас мы переведём её наверх. Палата № 562. Часы посещения начинаются с восьми утра.

Фейт и Биби отошли в сторону и наблюдали, как её мать вывозят наружу. Затем они стояли в опустевшей палате травматологии, которая казалась странно огромной в отсутствие кровати.

И Фейт осознала, что ей некуда пойти. Ехать обратно за рулём в Венис Бич только для того, чтобы вернуться утром, казалось безумием. Но она не могла остановиться в доме матери (она даже не знала, где он). А мысль о комнате в мотеле сегодня вечером заставила её сжаться от одиночества.

Она повернулась к Биби.

— Я могу поехать к тебе домой? — Биби позволит ей, она знала это наверняка.

Но выражение на её лице выражало дискомфорт и стало практически паническим.

— О, милая, я…

Тогда и Фейт тоже ощутила панику.

— Пожалуйста? Я просто рухну на диван на пару часов. Обещаю, что не помешаю, и уберусь рано утром.

Она не ожидала, что будет нежеланным гостем в доме Эллиотов.

— Всё не так, милая. Ты знаешь, я бы с удовольствием пригласила тебя остаться, и у нас достаточно места. Просто… о, чёрт. Милая… всё сложно.

Что бы ни произошло с её матерью, это было плохо. Быть посреди всех этих семейных воспоминаний и чувствовать себя абсолютно окруженной ими — было ещё хуже. Но Биби, которая говорила ей «нет», — это было просто невыносимо.

Но она справиться с этим. Фейт сглотнула и попыталась улыбнуться.

— Эй, нет. Всё в порядке. Я просто найду номер. Видела мотель рядом со съездом, по которому добралась сюда.

Биби покачала головой.

— Фейт, послушай. Я не говорю тебе «НЕТ». Но ты должна знать… Демон, Майкл там. Он живёт с нами. Уже несколько месяцев.

Внезапно все те мысли, что хотели обрасти форму, умерли. Мозг Фейт стал городом-призраком. Она глупо уставилась на Биби, и только одно слово в её голове прокручивалось как перекати-поле.

Майкл.

Майкл.

Майкл.

Биби подняла и сжала свои руки.

— У него… у него есть маленький мальчик, милая. Такер. Ему два. Хус и я помогаем им.

Майкл. У него есть ребенок. Майкл с ребенком живет у Биби и Хусиера. Его ребенок.

Майкл являлся другой пострадавшей стороной — причиной, из-за которой она не виделась со своими родителями, с тех пор как ей исполнилось восемнадцать. Даже ещё более пострадавшей, чем он сам знал.

Прошло так много времени с того момента, когда она видела его. С того момента, как ей было семнадцать. С половиной.

— Фейт?

Она сделала над собой усилие, чтобы собраться и натянуть улыбку.

— Это было давно, Биби. Если ты нормально к этому отнесёшься, то и я тоже.

Биби одарила её долгим изучающим взглядом. Затем вздохнула.

— Тогда ладно. Какого чёрта. Мы живем в интересное время.

Она обняла Фейт и повела через отделение скорой помощи.

Фейт шла следом, потерявшаяся в своих воспоминаниях.

Воспоминания

Фейт

Несколько мужчин стояли рядом со своими байками, когда Фейт припарковалась на парковке «Cali Classics Custom Cycles» (Прим. название мастерской по ремонту байков). Она увидела своего папу и дядю Хусиера, разговаривающих друг с другом. Они стояли у своих байков, держа в руках шлемы. Он посмотрел на неё, как будто что-то произошло.

Она посигналила, и все мужчины помахали ей в ответ. Пока она парковалась, к двери подошёл отец и открыл её.

— Ну, привет, котёнок. Не знал, что ты собиралась сегодня приехать, — он протянул руку, она приняла её и с радостью позволила притянуть себя в быстрое объятье. Он пах так же, как и всегда, тем запахом, который у неё всегда ассоциировался с отцом — кожей, табаком, моторным маслом и под всем этим был намек на лосьон после бритья «British Sterling».

— Звонил Поппи и сказал, что у него для меня есть коробка, — она просмотрела над капотом своего автомобиля на мужчин, ожидающих её отца. — Вы уезжаете, — это был не вопрос, а просто наблюдение (было совершенно очевидно, что так оно и было). — Мама знает?

— Она где-то с Биби. Я оставил ей сообщение, — он подарил Фейт робкую усмешку. — Думаю, ты предупредишь её за меня. Я вернусь завтра.

— Папа! — это означало, что сегодня вечером дома будут только Фейт и её мать, а это ужасная комбинация. С тех пор как год назад Сера уехала в колледж, их мать вдруг вспомнила о существовании Фейт и решила, что той по-настоящему недостает материнского воспитания. Без отца в качестве буфера, обе — и Фейт, и мать — будут ссориться до изнеможения.

Но отец не обратил на неё никакого внимания. Его глаза были сосредоточены в области между двумя широкими чёрными полосами по центру капота автомобиля.

— Что за херня, Фейт Энн?

Как и всегда незамедлительная реакция на осуждение у Фейт была одна — агрессия. Пока он наклонялся ближе, чтобы рассмотреть, она скрестила руки на груди и уперлась пятками в землю.

— Это маркер. Я собираюсь покрыть им всё.

Её папа обернулся и уставился на неё, выражение его лица менялось от шока до гнева и так по кругу. Она думала, что где-то там промелькнула краткая вспышка гордости, но, возможно, это было всего лишь её желанием.

— Ты знаешь, как, бл*дь, долго я работал над этой проклятой штукой?

Да, знала. Она наблюдала за ним много раз. Фейт не слишком интересовалась механикой, но очень интересовалась формами, образами и тем, как они совмещаются, так что она любила наблюдать за своим отцом и всеми его братьями, когда они работали, даже если сама и не хотела учиться тому, что они делали.

Этот «Эль Камино» 1970 года (Прим.: одна из моделей марки «Шевроле») — белый с чёрными полосами на капоте, находился в гараже примерно в течение четырёх лет. Она и понятия не имела, что он восстанавливал его для неё на шестнадцатилетие (это произошло пять месяцев тому назад), когда обнаружила его стоящим на поездной дорожке с большим оранжевым бантом.

Это был лучший подарок во всём мире.

Несколько недель назад она прогуляла школу и сгоняла на машине в Сан Педро со своими лучшими подружками — Беттани и Джоли. Они припарковались на утёсе, и, сидя на капоте, пили из бутылки персиковое бренди, которое Беттани стащила из буфета своей бабушки. А Фейт разрисовывала ручкой Bic белые чаки Джо (Прим. модель кедов брэнда «Конверс»). Она посмотрела вниз между ног и увидела: белое пространство между чёрными полосами — оно было таким красивым сверкающим чистотой холстом.

У неё была парочка маркеров в рюкзаке. Так что они все вместе разрисовывали это белое пространство. А затем, позже, Фейт снова вернулась к этому, соединяя и формируя линии в искусство граффити. С тех пор она заполнила практически всё пространство. Теперь она работала над крышкой багажника. Просто так. До тех пор, пока не найдёт новое место для своих творений.

В конечном счете, она достанет маркеры по металлу и распишет чёрные полосы золотом и серебром.

Лицо её отца наконец-то успокоилось.

— Бл*дь, котёнок. Это финишное покрытие заняло где-то две недели.

Теперь, когда он не сходил с ума, она ослабила свою оборонительную позу, схватила край его жилета и улыбнулась.

— Я знаю, папа. Я так сильно люблю «Данте», — так она назвала свой автомобиль. Она понятия не имела почему, но для неё он был Данте. Так же, как был именно «им» (мужского рода). — Но это то, как я делаю его своим, а не твоим. Пожалуйста, не злись.

Он посмотрел на неё сверху вниз, его карие глаза прищурились, и она поняла, что он смирился с этим. Наконец, он вздохнул.

— Твою мать хватит удар.

Фейт усмехнулась.

— Я делала это несколько недель. До сих пор никто даже не заметил. Она не обращает на меня никакого внимания, пока не звонят из школы. Ей вообще плевать, чем я занимаюсь.

Её отец покачал головой.

— Это неправда, котёнок. Твоя мать любит тебя. Она хочет, чтобы ты была хороша во всём, — прежде чем Фейт смогла вставить насмешливый комментарий, который мать заслуживала, он просмотрел над крышей «Данте». — Я должен идти, котенок. Прости за сегодняшний вечер. Веди себя хорошо ради своего старика сегодня, ладно?

— Быть хорошей тяжело, — она надула губы.

Он засмеялся и поцеловал её в щеку.

— Как будто я не знаю. Люблю-люблю тебя.

— Люблю-люблю тебя. Будь осторожен.

Он подмигнул и удалился. Фейт наблюдала, как мужчины завели свои большие «Харлеи» и выехали с парковки в ревущем грохоте чёрного дыма.

Потом она развернулась и направилась в ремонтный бокс, зная, что именно там найдёт Толстого Джека.

Пока шла, она увидела незнакомого парня, бегущего по Глайд Стрит прямо к заправке Диаса. Молодой, ужасно симпатичный, высокий, худощавый, с лохматыми белокурыми волосами. Его рабочий комбинезон был завязан вокруг талии, и белая самая обыкновенная футболка в выгодном свете подчеркивала его замечательные мускулистые руки. И на нём был жилет проспекта, который сначала она не заметила. Её папа ничего не говорил о том, что взяли нового проспекта, но с тех пор, как в её жизни появился «Данте», она больше времени проводила дома, чем в клубе, так что, возможно, она просто пропустила новости. И если он был проспектом, значит, ему, по крайней мере, двадцать один. И это на пять лет больше, чем ей. Но это мелочи.

Она вздохнула. Да, всё верно. Видимо, ей суждено умереть девственницей. Нецелованной и нетронутой. Её отец позаботится об этом. И дядя Хус, и Поппи, и любой другой мужик в чёрной коже.

— Тащи свою тощую задницу сюда, коротышка, — проревел Толстый Джек через проём, и симпатичный белокурый проспект, который только что стоял на Глайд, повернулся, выглядя так, как будто посчитал, что именно его звал Джек. Он увидел Фейт, и их взгляды на какую-то долю секунды пересеклись. О, проклятье. Он был намного больше, чем просто симпатичный. Но затем он отвел взгляд и вернулся к той дерьмовой работе, какой бы ни занимался.

Она вздохнула и прогулочным шагом направилась к мастерской Толстого Джека.

— Привет, Поппи. Что у тебя есть для меня?

Мужик, который во всех отношениях был её единственным дедом, несмотря на отсутствие у них кровного родства, подарил ей быстрое объятье и поцеловал в щёку.

— Сначала дай честное слово, что ты оставишь этого парня в покое. У него и так достаточно проблем и без тебя.

Фейт подумала, что это было до смехотворного несправедливо. Она никогда не приносила проблем парням в клубе. Она выросла с членами клуба. Она едва даже замечала их, околачиваясь рядом, и не думала, что у них когда-нибудь появится проспект, который будет стоить еще одного взгляда (безусловно, до этих самых пор она особо-то и не приглядывалась).

— Что? Я просто заметила факт его существования. Ничего больше.

— Я стар и толст, мисси. Но не слепой. Если бы ты была мультяшкой из «Луни Тюнз» (Прим. «Безумные мотивы» — комедийный мультсериал), твои глаза вывались бы наружу на милю вперёд. И тут без вариантов. Ты — малолетка, а ему необходимо постоянное место проживания. Дом. Так что держи свои новые маленькие сисюли при себе.

Ладно, это странно и немного грубо получить такой выговор от Толстого Джека, особенно о её сиськах, как будто он заметил их существование. Она знала, что они были довольно симпатичными, хотя и не спешили быстро вырасти. Она думала, что эти её новые сиськи не были огромными, но и не совсем как у подростка. И он точно был не тем, кого бы она выбрала, чтобы он заметил это.

Хотя всё станет ужасно устрашающим, если кто-нибудь где-нибудь заметит, что она хочет, чтобы их заметили. Не то чтобы это когда-нибудь произойдёт. Она была довольно-таки уверена, что её отец замолвил словечко по всему Лос-Анджелесу, что любой мужик, у которого даже просто появятся нечестивые мысли о его маленькой девочке, умрёт кровавой смертью.

Она знала это наверняка, потому что собиралась получить аттестат об окончании средней школы, даже не держась с парнем за руки. Её отец позаботился об этом в первый день девятого класса, когда привез её в школу на байке позади себя, а весь грёбаный клуб ехал колонной позади них. Затем они все сидели на своих проклятых байках, в своих проклятых жилетах, нацепив проклятые чёрные солнцезащитные очки, с их проклятыми татуированными руками, скрещенными на груди, и ждали, пока не зазвенит звонок.

С таким же успехом её отец просто мог запереть её в стальной коробке. Ни один парень не хотел с ней даже просто поболтать. Они паниковали, если их назначали в одну группу с ней по подготовке проекта. Даже если появлялся новый мальчик, не знающий, кто она такая, с которым возможно она один раз захотела бы пофлиртовать, то кто-нибудь обязательно говорил что-нибудь ему, и она опять оказывалась там — одна в своём защитном поле из агрессивных байкерских угроз.

Они не делали ничего подобного, когда Сера пошла в среднюю школу. Но тогда Сера была членом математического кружка, кружка Организации Объединенных наций, членом студенческого совета и всякое подобное дерьмо. Она была горяча, но не заинтересована. И, в любом случае, Фейт думала, что она не привлекала тех мальчиков, от которых их отец чувствовал необходимость защищать их.

Очевидно, он был убежден, что Фейт надо защищать. Было бы круто узнать, что он, оказывается, прав.

Пока Толстый Джек уткнулся носом в двигатель байка, Фейт украдкой бросила ещё один взгляд на проспекта. Диаз орал на него, и лицо парня вспыхнуло, становясь ярко-красным. Затем он кивнул и слился в направлении, указанном ему Диасом. Фейт почувствовала жалость к нему. Проспекты приравнивались к дерьму, так это всё работало, но всё равно, от этого ей было не по себе. Он так сильно покраснел.

— Как его зовут?

Толстый Джек тяжело вздохнул и грохнул гаечным ключом по верстаку.

— Майкл. Пока он просто Майкл.

Майкл. Хорошее имя. Она надеялась, что он не сделает чего-то такого, чтобы стать обремененным каким-нибудь отвратительным дорожным именем. Она знала, как её отец, рождённый Аланом, стал Блю. И это отвратительно. Имя было связано с неправильным использованием кольца для члена и посещением отделения скорой помощи, и она бы многое отдала, чтобы никогда не слышать эту рассказанную по пьяни историю.

— Коробка под столом.

Фейт крутанулась, чтобы лицезреть, как Толстый Джек подарил ей резкий указывающий взгляд с высоко приподнятой одной густой белой бровью. Она усмехнулась, потянув его за длинную бороду.

— Остынь, Поппи. Блин. Давай уже посмотрим, что там.

Она села на корточки и закопалась в открытой коробке, в которой когда-то находилось моторное масло. Сейчас внутри неё был настоящий клад — разные виды шестерёнок, цепей, шайб и кто знал, чего ещё, и многие из них были ржавыми.

— О, вау! Фантастика! Спасибо, спасибо!

Она встала и обняла его, а он подарил ей одно их своих фирменных медвежьих объятий, отрывая её от пола и отклоняясь назад так, чтобы она растянулась на его большом животе.

Затем он опустил ее вниз и потянулся, щёлкнул позвонками.

— Я становлюсь слишком старым для этого, даже с таким мелким дерьмом, как ты, — он кивнул на коробку. — Сделай мне что-нибудь крутое.

— Обязательно, Поппи. Это будет наикрутейшим.

Фейт ни на йоту не заботило то, как можно создать двигатель, работающим таким способом, как ему предназначено. Но она думала, что те части, что заставляли его работать, очаровательные и красивые. В них она видела другие вещи, нежели просто части двигателя, тормозные колодки и что там ещё. Она видела людей. Или деревья. Или закаты. Или просто формы, большие, сложные и странные. Дома, на полу гаража, она разберёт коробку и подождёт, пока на неё снизойдёт видение того, что они ей покажут.

У неё есть паяльник. Но она хотела, чтобы когда-нибудь у неё появился сварочный аппарат. Большой промышленный сварочный аппарат.

Она снова присела на корточки и ухватилась за коробку, но когда попыталась поднять её, у неё это получилось сделать только до уровня колен. Коробка оказалась более тяжелой, чем она ожидала.

— Мля! Тяжелая!

Толстый Джек рассмеялся.

— Она забита металлом, дурында.

Он посмотрел вниз на коробку, и Фейт увидела, что он понял, что также не способен поднять её. Когда-то он был большим и сильным, но сейчас ему уже за семьдесят. Он всё ещё гонял по дорогам, и у него был пачт вице-президента, но он был, как там он сказал ранее, «слишком стар для этого дерьма». Он вздохнул, а затем заорал:

— Проспект! Тащи свою задницу сюда!

Новый проспект (Майкл, напомнила себе Фейт) вошёл через дверь, которая вела в клабхаус, и поспешил к ним.

— Да, Джек?

Ох, у него приятный голос. Мягкий и в то же время глубокий.

— Это Фейт. Она младшая дочь Блю. Возьми эту коробку и положи в её автомобиль. А затем тащи свою худую задницу сюда.

Майкл снова встретился глазами с Фейт, а затем также быстро отвёл их в сторону. Подняв коробку, как будто она наполнена пузырьками, а не запчастями, он произнёс:

— Конечно. Показывай дорогу.

Толстый Джек подарил Фейт ещё один многозначительный взгляд. Она закатила глаза и поцеловала его в щёку, а затем направилась к «Данте» с Майклом на хвосте. Он даже не побеспокоился окинуть её взглядом, так что, если честно, она не имела ни малейшего понятия, на какое такое мощное колдовство намекал Джек, думая, что она может втянуть этого парня в неприятности.

— Можешь положить её на заднее сиденье. Спасибо.

Майкл затолкнул коробку на край сиденья «Данте», прямо позади водительского места.

— Классная тачка.

— Спасибо. Мой папа восстановил её для меня.

— Блю, да?

— Ага. Именно он.

Он кивнул.

— Окей. Увидимся, — на полпути к мастерской он остановился. — Что это здесь? — он указал на центр капота «Данте».

Она пожала плечами, но так как он не смотрел на неё, то не смог бы это увидеть, так что она произнесла:

— Просто кое-что, что я хотела сделать. Полагаю, в конечном счете, я разрисую его полностью таким образом.

— Выглядит здорово. Получится классно. Есть такие серебряные маркеры. Ты могла бы использовать их на полосах.

Фейт внимательно посмотрела на него. Его левое ухо было проколото (с простым толстым кольцом с шариком в месте соединения).

— Ага. Это именно то, о чём я думала.

Он повернулся и наконец-то по-настоящему посмотрел на неё. Его глаза были сумасшедшего интенсивного синего цвета. Её мать обожала эти глупые романы, типа тех романтических дамских романов с эротическим подтекстом, где все женщины — девственницы с совершенным высоким бюстом и кожей цвета алебастра, втиснутые в мили тяжелой парчи; а все мужчины — пираты или разбойники с большой дороги, которые на самом деле являлись переодетыми дворянами, этакими непослушными вторыми сыновьями герцогов или графов, или кого там ещё. Фейт знала об этом, потому что в младшей школе она прочитала примерно все эти книги, после того как украдкой вытаскивала их из коробки под кроватью своих родителей, и пожирала истории в углу позади своей собственной кровати так, как будто они были лучшим и наиболее извращённым видом порно. Для её двенадцати лет именно этим они и являлись.

Еще до того, как выросли её сиськи, у неё уже шалили гормоны, и было несколько фантазий о том, чтобы стать одной из тех полногрудых девственниц, к которой бы приставал лихой разбойник.

У всех героев и героинь в тех книгах цвет глаз был как драгоценные камни — нефрит или изумруд, аквамарин или аметист. Даже в двенадцать она думала, что это слишком тупое описание для цвета глаз. Она никогда не видела ни одних настоящих глаз, которые бы отдалённо выглядели как изумруды, и она была абсолютно уверена, что настоящие глаза физически не могут быть цвета настоящего аметиста.

Её собственные глаза были сверхъестественной комбинацией коричневого, синего и зелёного — то, что её мать называла «цвета лесного ореха». Самый близкий самоцвет, на который они могли бы быть похожи, это склизкие, покрытыми морскими водорослями камни на пляже.

Но глаза Майкла были точной копией цвета лазурита. Да, именно так. Это была её история, и она придерживалась правил романов.

Он улыбнулся. И хотя Фейт понятия не имела, какой мистической властью она могла бы обладать над кем угодно, но в этот момент она сама была полностью околдована.

Она улыбнулась в ответ, и в течение бесконечных секунд они просто смотрели друг на друга.

Затем он отвёл взгляд и момент ушел.

— Увидимся, — снова произнёс он и на этот раз развернулся, и уже не останавливался на пути к мастерской. Фейт смотрела ему вслед, пока он шёл обратно.

Она знала, что он никогда не прикоснётся к ней. Никогда ни один мужчина не сделает этого до тех пор, пока её отец будет маячить где-то в пределах видимости. И уж конечно ни один мужчина в клубе не подойдёт к ней, даже если бы она была совершеннолетней. Но если бы кто-нибудь когда-нибудь и решился, то она понимала, что хотела, чтобы это был он.

Майкл.

Глава 2

— ПА! ПА! ПАПАПАПАПАПАПА! ПА!

Глаза Демона распахнулись из-за воплей сына, усиленных радио-няней, стоящей на тумбочке около кровати. На самом деле, ему не нужна была радио-няня, так как его комнату от комнаты Такера разделяла лишь ванная, но Биби купила её, и он чувствовал себя лучше, когда та была рядом.

Не парясь, чтобы надеть рубашку, Демон, спотыкаясь, бросился через сквозную ванную (Биби называла это «апартаментами Джека и Джилл» (Прим.: две одинаковые по размеру спальни, разделенные ванной комнатой, предназначенные для супругов, ночующих в раздельных комнатах), но он не знал почему) в комнату своего сына. Он стоял в своей кроватке, лицо покраснело от рыданий. В комнате сильно пахло мочой и потом.

Бл*дь. Ещё один ночной кошмар. Что же творилось в этой двухлетней голове, что заставляло это происходить? Что он уже мог увидеть?

Демон знал, какие ужасы мог увидеть и испытать приёмный ребёнок. Он знал это из первых рук и очень даже близко. Но Такер был вне той семьи уже на протяжении нескольких недель, и Сид — старуха Мьюза, которая была социальным работником и некогда патронажным сотрудником службы опеки Такера, сказала Демону, что его первое размещение было благополучным. Второе же было здесь — с семьей. До тех пор, пока Демон сам не сможет получить полную опеку.

Худший дом Такера был с его собственной гашишной наркоманкой матерью. Если он и видел что-то, что могло травмировать его маленький разум, то только с ней.

Увидев своего отца, Такер поднял ручки и усилил вопли. Демон подошёл к нему и взял на руки, крепко прижимая к себе, игнорируя влажность, просачивающуюся из пелёнок Такера и впитывающуюся в его пижаму. Как только он взял сына на руки, вопли перешли в икающие всхлипы, и Такер опустил свою голову на плечо отца.

— Эй, эй, Парень-мотор. Всё в порядке. Па здесь.

Он думал, что будет «папой» или «папочкой», но Такер называл его «Па». С тех пор как Такер вообще едва заговорил, и Демон не собирался пытаться изменить это.

— Па, — вздохнул его сын.

— Плохие сны, приятель? — Такер кивнул, его потные завивающиеся волосы прижались к голому плечу Демона. Его небольшое тельце всё ещё мучали икающие всхлипы.

— Окей. Давай отнесём тебя в ванну и приведём в порядок.

Он отнёс Такера в ванную и поставил на пол, затем открыл кран и закрыл пробку ванной, когда температура воды стала нормальной. Такер занял себя, доставая из шкафчика под раковиной пластмассовые лодки, резиновых уток и других животных.

— Давай, парень, снимем с тебя это.

Такер покачал головой, даря своему отцу решительный взгляд. Его глаза были всё ещё влажными от слез, но тяжелые всхлипы постепенно прекращались. Кошмар остался позади.

— Ло-Дки.

Он делал ударение на букве «д». Его логопед работал с ним над чётким произношением звуков в словах или что-то типа этого.

Мысль о том, что его ребенку необходимо заниматься ещё и со специалистом-логопедом, наполняла Демона горечью. Нет, специалисты и раньше не сделали ничего для него, кроме как усложнили его жизнь. А ведь всё это с самого начала не было прогулкой по грёбаному парку. Но новый патронажный сотрудник социальной службы Такера — Рекс — сказал, что это «настоятельно рекомендуется». И Биби, которая официально являлась законным опекуном Такера, сказала ему, что тот действительно не говорит так, как ему следует говорить в этом возрасте, и что выполнение рекомендаций социального работника в случае Демона поможет получить единоличную опеку.

Итак, два раза в неделю Биби или Демон отвозили Такера, чтобы «пойти поиграть с мисс Кейти». И Демон думал, что, возможно, это реально помогает. Так или иначе, в настоящий момент в словарном запасе Такера стало больше слов. А иногда он выдавал даже небольшие предложения.

Он выключил кран и добавил пару капель лавандового масла, которое пахло странно, но уж точно не плохо, и к тому же Биби говорила, что оно помогает успокоиться после ночного кошмара. Размешивая масло рукой в тёплой воде, он произнёс.

— Ладно. Неси сюда свои лодки.

Такер усмехнулся ему, и сердце Демона сделало ту вещь, которую делало только, когда его сын смотрел на него так, — как будто он был хорошим парнем. Как будто Такер любил его. Как будто он доверял ему.

Демон был уверен, что не заслуживает этого. Он знал, что его любили: Биби и Хусиер, его братья, его сын. Он придерживал глубоко в себе это знание и любовь, что чувствовал ко всем ним. Но большинство людей, даже те, кто любили его, продолжали сохранять оттенок настороженности во взгляде. Он точно знал, что заслуживает этого. У него были проблемы с самоконтролем, когда он становился излишне эмоциональным. Но, по крайней мере, только один раз он физически причинил боль человеку, о котором действительно заботился: маме Такера. И к тому времени, когда он причинил ей боль, им вообще было плевать друг на друга. Но всё же он практически убил её.

Не имело значения, что она точно знала о том, что многократно давила на все его «красные кнопки». Не имело значения, что она сделала это только для того, чтобы ему нагадить, и то, что к тому времени она ненавидела его так сильно, что желала отведать вес его кулаков только для того, чтобы упасть. Он избил её практически до смерти, и это было той самой причиной, из-за чего он сидел на полу в ванной в «апартаментах Джека и Джилл» в доме Биби и Хусиера, по сути, нянчась со своим собственным сыном.

Люди, которые любили его, знали, на что он способен. Так что их любовь была с оттенком предосторожности.

Такер был единственным человеком в его жизни, который когда-либо смотрел на него с абсолютным доверием.

НЕТ. Неправда. Был ещё один человек. Но не очень долгое время. И он вообще не заслуживал того доверия.

Но он заслужит доверие своего сына. Чтобы ему не пришлось сделать, он будет сильным и непреклонным, спокойным и держать себя в узде ради своего мальчика. Он сожрёт свой пистолет, прежде чем навредит Такеру… или позволит снова кому-нибудь ещё когда-нибудь сделать это.

И именно из-за этого он снова причинит боль матери Такера (и на этот раз нарочно), если она когда-либо снова встретится на его пути. Она исчезла сразу же после того, как служба опеки забрала от неё Такера, и это было ещё одним «шикарным ходом», который могла сделать эта сука.

~oOo~

После того, как он вымыл Такера и себя, Демон позволил ему поиграть в ванне, пока сам вернулся в спальню и перестелил кроватку. Он скомкал испачканную пижаму и постельное бельё и бросил на пол в ванной. Он закинет их в стиралку, как только Такер снова окажется в кроватке.

Масло лаванды, как предполагалось, успокаивает, и Такер действительно был спокойным и счастливым, пока Демон сливал ванну и заворачивал его в полотенце, но сна у того не было ни в одном глазу. Сейчас была середина ночи, а Демону необходимо утром открыть мастерскую по ремонту байков. С тех пор как он снова отошёл от преступной деятельности, он нёс длинные смены в «Virtuoso Cycles».

Они делали всё, чтобы он не сунул свой нос, куда не надо. Думая, что он обожал преступную жизнь и нуждался в том виде освобождения, что она приносила, ведь он был в бешенстве и ярости, когда клуб проголосовал отойти от дел. Теперь эта жизнь должна остаться позади. Теперь ему необходимо сосредоточиться на своём ребенке. Он должен был держаться в стороне от драк. Он не мог позволить себе снова быть арестованным, и он абсолютно точно не мог позволить снова всему повториться.

Все они его поняли, так что теперь он практически управлял мастерской по ремонту байков. И делал примерно половину выручки своих братьев. Но это того стоило, если это означало, что, в конце концов, он сможет получить полную опеку и убрать на хрен из их жизни службу опеки.

Как только Такер был одет в чистый памперс и пижаму, Демон отнёс его на кухню.

— Ты хочешь немного молока, Парень-мотор?

Тёплое молоко, казалось, усыпляло Такера. И почти в три часа ночи Демон готов был сжульничать.

Такер кивнул, и Демон принялся за работу: снял маленькую кастрюлю со стойки, висящей на кухонном островке Биби, и вылил туда всё молоко из маленькой коробочки, проделывая это, удерживая Такера на бедре. Он начинал понимать, почему женщины, казалось, всегда выставляли вперёд бедро, когда держали ребёнка. Они делали выступ. Бёдра Демона не срабатывали таким образом, поэтому он поддерживал рукой попку своего сына, а Такер держался за него руками и ногами.

Когда Демон включил газ под кастрюлей, Такер напрягся, его синие глаза широко распахнулись.

— Нет, это! Горячо! Горячо! — произнёс он с долей решимости в голосе. Он тряхнул рукой, как будто только что прикоснулся к горячему, а затем подул на свои пальцы, раздувая щёки.

Демон улыбнулся и поймал эти пальцы в свою руку, поднёс к губам для поцелуя.

— Правильно. Плита горячая, да? Только взрослые могут прикасаться к ней.

Пару недель назад Такер прикоснулся кончиками пальцем к горшку на плите. Биби примерно на секунду опоздала, чтобы остановить его. И всё закончилось пузырями на подушечках трёх пальцев, а Демон был в ужасе от того, что Рекс или мисс Кэйти, или кто-нибудь ещё воспользуется этим как причиной, чтобы забрать его от Биби и Хусиера. Рекс спросил об этом случае, но не внёс его в дело. Иногда дети травмируются.

И Демон почувствовал себя лучше, когда даже такая фантастическая мама, как Биби, однажды смогла облажаться.

Пока он наливал подогретое молоко в одну из кружек-непроливашек Такера, он заметил кусочек бумаги на столешнице — под магнитным блокнотом Биби, который хранила сбоку холодильника для составления списка покупок. На нём она написала: «Пришлось уехать. Могу отсутствовать до завтрака. Если так, позвоню. Хотя не волнуйся. Люблю тебя, Би».

Демон положил записку обратно и закончил готовить молоко для Такера. Это было немного странно, что Биби уехала посреди ночи, но не совсем необычно. Она всегда была в каждой бочке затычка. Скорей всего, она кого-то выручала. Он усмехнулся. Возможно, принимала роды или что-то ещё. С Биби могло быть что угодно.

Хотя, задумавшись над этим, он замедлился, пока давал чашку Такеру. Как давно беременна Райли? Вроде семь месяцев или вроде того, подумал он. На текущий момент, Барт не так уж давно отошел от большинства клубных дел. Проклятье, Демон надеялся, что уход Биби с этим не связан.

Такер заворчал от расстройства и протянул руку.

— Моко!

— Прости, приятель. Вот оно. Пойдём, посмотрим телевизор. Хочешь «Тачки»?

Он покачал головой.

— «Минс!»

«Гадкий я». Он отнёс сына в гостиную и уселся на ультра-удобный секционный диван Биби и Хусиера. У них был большой телик, размещённый над камином, и сложная система домашнего кинотеатра, которая наполняла встроенный книжный шкаф с одной стороны. Он включил мультик и откинулся назад с сыном, пристроившимся на его груди, и лениво посасывающим из своей кружки тёплое молоко. Демон вытащил из ящика дивана плед и укрыл их обоих. И выключил лампу на столе позади них.

Они были одни в целом доме. Беспорядочное свечение телека было единственным светом в комнате. Его сын спокойно лежал на его коленях, одной рукой удерживая чашку у рта, другой рассеяно пощипывая штанину пижамы Демона. Он пах детским шампунем и лавандой. Они оба так пахли.

В такие мгновения как эти были единственными, когда Демон чувствовал настоящее спокойствие.

~oOo~

Такер посапывал, его наполовину выпитое молоко было позабыто менее чем через тридцать минут сначала мультика, но Демон не спешил относить его назад в кроватку. Он любил этот мультик, он был забавным и довольно милым. Намного лучше, чем некоторые другие любимые мультики Такера… и некоторые телешоу, которые заставляли Демона хотеть вырвать свои глазные яблоки.

Но это был больше чем просто мультик, которым он наслаждался, он смотрел его примерно сотню миллионов раз. Демон чувствовал тепло и счастье рядом с посапывающим сыном. Несомненно, всё это сведёт на нет его работу, но он мог бы просто закрыть свой правый глаз и поспать пару часиков.

Он дремал, пока не услышал щелчок и писк открывающейся автоматической двери гаража. Биби дома. Дверь в гараж вела из гостиной, так что Демон оставался на месте, зная, что он будет первым, кого увидит Биби, когда зайдёт внутрь.

Потребовалось немного больше времени, чем он ожидал, чтобы дверь открылась… достаточно долго, чтобы он просчитал, как переложить на диван, не разбудив при этом, лежащего на нём Такера, для того чтобы он мог выйти и убедиться, что ей не нужна помощь. Но затем дверь открылась, и вошла Биби.

Она щёлкнула выключателем около двери, зажигая свет, над камином слегка освещая комнату. Затем она увидела его и остановилась в дверном проёме, её рука по-прежнему оставалась на ручке двери, и она просто уставилась на него.

Он поднял свою руку, помахал ей и улыбнулся. Низким голосом он произнёс:

— Шшш. У Такера был кошмар. Хотя сейчас уже всё в порядке.

Однако Биби просто стояла там, где была, ничего не говоря… и это вообще не было на неё похоже. Она даже удерживала дверь за собой, как будто думала о том, чтобы повернуть вспять.

— Тебе нужна какая-нибудь помощь, мама? — спросил он, продолжая говорить ровным низким тоном. Биби вздохнула, а затем расправила плечи, как будто собиралась встать перед расстрельной командой или что-то типа того.

— Нет, детка. Я привела домой друга, Деми.

— Окей…

Ему стало любопытно, почему Биби так странно себя вела. В голове мелькнула мысль, что Биб привела домой мальчика-игрушку, пока Хусиер в пробеге, но он откинул эту чокнутую мысль прочь.

Она полностью открыла дверь, а затем зашла в комнату.

Женщина зашла вслед за ней, ещё даже более неохотно, чем Биби. Он подумал, что это женщина, хотя, возможно, это всего лишь девочка. Она была миниатюрна, весом не более пятидесяти двух или пятидесяти трех килограммов, одетая в мешковатые треники и огромное худи, и в эти чертовы уродливые эскимосские угги, которые носили многие цыпочки. У неё были тёмные волосы, связанные в какой-то растрёпанный узел сзади.

Он не видел её лица, поскольку она уставилась на эти уродливые носы сапог.

А затем подняла взгляд. Потребовалось, возможно, три с четвертью секунды, чтобы Демон действительно рассмотрел эти грёбаные великолепные глаза, которые когда-то давно смотрели на него с абсолютным доверием. К тому времени, как первая секунда закончилась, мир вокруг него рухнул.

— Привет, Майкл, — произнесла она. Этот красивый сладкий голос сломался на его имени. Ох, бл*дь. Ох, бл*дь. Е*ать, е*ать, е*ать, е*ать.

Забыв, что сын спит на его коленях, Демон подпрыгнул, опомнившись как раз вовремя, чтобы поймать Такера, прежде чем он бы упал на пол. Е*ать!

Такер проснулся и начал плакать.

— Нет, Па! — завопил он, когда Демон попытался перевернуть его и устроить на своём плече. — Нет!

Биби наконец-то начала двигаться и подошла к ним.

— Я возьму его, милый. Я уложу его опять спать. Хорошо?

Такер обернулся на прикосновение Биби и протянул к ней ручки. Уставившись на Фейт (грёбаный ад — Фейт стояла прямо здесь), Демон выпустил своего сына, и Биби унесла всё ещё плачущего мальчика из комнаты и дальше вниз по коридору.

А затем Демон остался один на один в комнате с Фейт Фордхэм.

Бл*дь, господи Иисусе. Он не знал, что делать.

Возможно, и она тоже. Она не двигалась. Дверь гаража по-прежнему была открыта.

— У тебя прекрасный сын.

Она говорила нерешительно, застенчиво, и её голос снова сломался. Е*ать, как сильно болит его сердце. Прошло десять лет, но этот промежуток времени ничего не значил. Ничего. Он чувствовал себя таким же вывернутым наизнанку и сломанным, как той ночью, когда с его жилета сорвали Лос-Анджелесский патч и лишили дома. Единственного дома, что у него когда-либо был.

Как такое могло быть? Как десятилетие просто могло исчезнуть? Как всё это время не смогло смягчить всё эти вещи, чтобы можно было их легче перенести?

Она закрыла дверь и сделала несколько шагов в его сторону… а он отступил на один шаг назад. Если она подойдёт ближе, если прикоснётся к нему, если он прикоснётся к ней, то время реально повернётся вспять. Он мог чувствовать это. Они снова окажутся там, где он видел её в последний раз… он, подвешенный в мастерской, и ее обращенные к отцу крики, умоляющие остановится, просто остановиться.

Мать Фейт держала её за плечи и заставляла смотреть. Он пытался не потерять её из виду, зная, что это было их концом.

Весь клуб наблюдал за тем, как всё пошло ко дну.

— Майкл.

Она сделала ещё один шаг. Он снова отступил… и его икры врезались в другую сторону секции дивана. Он, бл*дь, в ловушке. Если он не броситься наутек и не сбежит, его поймают в ловушку.

А она продолжала наступать, уменьшая расстояние между ними. Десять шагов — десять лет.

Именно так всегда всё было между ними — он пытался отступить, зная, что они не правы, а она не позволяла ему, зная, что он хотел того же, что и она, зная, что он не способен сопротивляться.

Но тогда она была просто подростком. Он же был мужчиной. Неважно, было им по пять или по пятьдесят. Она была ребёнком — дочерью одного из его братьев. Он был ответственен за то, чтобы делать всё правильно, но он этого не сделал.

Сейчас она уже стояла прямо перед ним, ее лицо отражало муку и борьбу — зеркальное отражение того, что он чувствовал в своём собственном сердце. Затем она положила руки на его грудь, и он осознал, что на нём нет рубашки. Он почувствовал себя полностью обнаженным, выставленным напоказ и голым. Её прикосновение ощущалось столь же интенсивным, как если бы она собрала все нервные окончания в свои руки, а его член немедленно ожил, став таким твёрдым и болезненным. Он понимал, что это слишком очевидно из-за того, как нелепо спереди натянулись его штаны, но её глаза не покидали его, и по-прежнему больше они нигде не соприкасались, кроме её рук на его груди.

— Майкл.

Он не мог вспомнить, говорила ли она что-либо ещё, чем это одно слово, с тех пор как зашла внутрь… что было намного больше, чем произнёс он. Не было никаких слов, которые он мог бы произнести.

Он получил имя Демон, пока всё ещё оставался проспектом, прежде чем он и Фейт пересекли роковую черту, но она никогда не назвала его никак иначе, кроме как Майкл. С тех пор как он в последний раз видел её, единственными людьми, которые действительно когда-либо звавшие его Майкл, были законники — адвокаты, социальные работники и полицейские. Он вырос, съеживаясь, когда слышал это имя, поскольку это всегда означало, что какой-нибудь бюрократ засунет свой кулак глубоко в задницу Демона.

Хотя, когда она произносила его имя — это было так по-домашнему. Ох, бл*дь.

Её руки переместились, мягко заскользив вниз, оборачиваясь вокруг его талии, оставляя за собой горящую дорожку из его нервных окончаний.

Ему необходимо сбежать. Сердце так сильно стучало, что зрение расплывалось, а мысли в голове вопили и шумели, не поддаваясь расшифровке. Он был прав: в момент, когда она прикоснулась к нему, всё вернулось. Десять лет просто исчезли. Он чувствовал себя точно так же, как и тогда… запутавшийся, извиняющийся, испытывающий боль и влюбленный.

Потерявший, бл*дь, всё.

Неправильно. Все это так, бл*дь, неправильно. Ему необходим ясный рассудок.

Вместо этого он обхватил её лицо руками и поцеловал.

Она тут же открылась ему, вжимаясь своим телом в его, прижимая ближе так, что его эрекция сильно вдавилась в её живот. Она захныкала, и этот звук пронзил его сердце и сжал. Он застонал, обнял её, оторвал от пола… она была такой же лёгкой, маленькой, ощущалась точно так же, как он помнил — так правильно. Его язык исследовал её рот, находя его таким знакомым. Боже. Боже.

Он почувствовал соль на их языках.

Из-за того, что она плакала.

И он тоже.

Он отодвинул её от себя и оттолкнул, а затем сделал то, что ему следовало сделать раньше. Бросился наутек и сбежал.

Не оглядываясь назад, он прошел через холл к комнате Такера. Биби как раз выходила.

Она подарила ему острый взгляд, а затем подняла руку к его лицу и вытерла влажность с его щеки.

— Ох, ребёнок, — прошептала она. — Ох, мой дорогой.

Слова так и не вернулись к нему, так что он просто посмотрел вниз на неё.

— Он спит, малыш. Ты тоже должен немного поспать, — она заскользила рукой вокруг его шеи и притянула к себе его голову. Он не сопротивлялся. Она поцеловала его в щёку. — Я люблю тебя, Деми. И чтобы не произошло, всё будет хорошо. Мы разберемся с этим вместе.

Он выпрямился. Не так всё это сработало в прошлый раз. Но ничего не ответил.

В последний раз погладив его по обнаженной руке, Биби направилась назад в гостиную. Демон вошел в комнату сына и закрыл дверь. Затем запер её. Он запер и дверь ванной тоже.

В течение долгого времени, он стоял у кроватки, наблюдая за мирным сном своего сына. Он пытался заставить себя вспомнить тот покой, что он ощущал, смотря мультик, уютно устроившись под одеялом со своим маленьким мальчиком. Но его разум хотел вспоминать только Фейт. Он не должен был её целовать. Этот поцелуй ощущался как ещё одна точка невозврата. Какого хрена он не мог лучше себя контролировать? Какого хрена этот всегда не правильный порыв брал бразды правления в свои руки? Какого хрена он чувствовал всё (ВСЁ) так, бл*дь, тяжело?

Через некоторое время, когда наконец-то победила сонливость, которая соответствовала его эмоциональному истощению, он сел на пол и схватил большую плюшевую собаку Такера. Используя её как подушку, свернулся калачиком сбоку кроватки и попытался уснуть, потерявшись в воспоминаниях о первом разе, когда его губы прикоснулись к её губам.

Воспоминания

Майкл

Майкл вышел под горячий солнечный свет весеннего дня Лос-Анджелеса. Нет, теперь он Демон. Ему необходимо научиться думать о себе именно так, хотя он не был уверен, что чувствует по поводу этого имени. Он думал, что оно офигенное, хотя и появилось из издевательств. Хотя в клубе никому не нужно знать об этой части.

Могло быть и хуже — другого проспекта, который носил жилет всего лишь нескольких недель, уже звали «Крапер» (Прим. в дословном переводе «толчок», «сортир») из-за того, что он застрял в передвижном туалете. И это было намного хуже.

Хотя Демон был чертовски уверен, что парень собирается слиться. Он казался значительно старше своих тридцати и слишком много скулил о количестве работы, которую приходилось делать проспектам. Демон знал, надо просто заткнуться и делать всё, что нужно.

Он вырыл большую могилу в лесу пару ночей назад и бросил туда три сильно воняющих полуразложившихся тела. Без малейшего понятия о том, кем они были или из-за чего умерли. Он не спрашивал. Хусиер сказал копать, так что он копал.

Он был проспектом не более трёх месяцев, и это были три лучших месяца в его грёбаном жалком подобии жизни. Впервые за всю жизнь у него был дом — место, где он по-настоящему мог спать ночью, без того, чтобы быть постоянно начеку от всего дерьма, что могло на него свалиться. Место, где, когда он просыпался утром, люди улыбались ему, говорили «привет» и кормили завтраком. Несомненно, ему также приходилось хоронить тела и чистить мерзкие туалеты, или делать любую другую работу, какую они только могли придумать, чтобы она смогла обеспечить ему патч. Но также он видел, что нравится им. Он чувствовал их привязанность к себе. Они проявляли её, посмеиваясь над ним.

А когда он слетел с катушек на той гребаной вечеринке пару недель назад, они уладили это за него и начали называть его Демоном, смеясь над тем, как его лицо становиться огненно-красным, как пожарная машина.

Так что да, Демон — это хорошее имя.

Но прямо сейчас он зае*ался. Хусиер был в ужасно херовом настроении из-за чего-то, и Демон понимал, что тот ищет причину, чтобы кому-нибудь надрать задницу. Теперь он стоял на парковке со списком необходимых запчастей для любимого проекта по восстановлению Хусиера. Больших запчастей. Не просто гаек и болтов. Но клубные фургон и грузовик U-Haul (Прим. грузовик без бортов) — оба исчезли. У Демона был только его маленький боббер (Прим. небольшой мотоцикл с низким рулём). И он понятия не имел, как, бл*дь, предполагается, что он сможет привезти эти запчасти с автомобильной разборки. Или почему Хусиер даже просто доверил ему такую работу. Казалось, все было сделано так, чтобы он облажался.

Возможно, он сможет арендовать грузовик U-Haul? Нее, без вариантов. Он на нуле. Плюс он не думал, что чуваку двадцати одного года кто-то даст в аренду даже побитый грузовик.

Так что он просто стоял там, а яркое солнце било ему по голове. Великолепный день буквально надсмехался над ним.

— Ты прилип к жвачке или что-то типа того?

Он узнал голос, что раздался позади него, и словил выброс адреналина. Фейт — дочь Блю. Он думал о ней слишком, бл*дь, много, и независимо от того, как сильно он пытался избегать её, он продолжал находить способы пересекаться с ней. Она была милой и саркастичной, и такой симпатичной (длинные тёмные волосы, большие красивые глаза, такого цвета, который, кажется, менялся каждый раз, когда он ее видел). Она была маленькой и изящной, с симпатичными небольшими сиськами… БЛ*ДЬ. Е*ать, прекрати это!

Она была дочерью члена клуба. Она была дочерью ё*анного заместителя президента по безопасности. Ей всего шестнадцать лет. И он застрял между необходимостью свалить на хер и оставаться милым с ней. А безумное желание к ней перебивало всё остальное.

Он никогда прежде по-настоящему никого не хотел. Секс не был той штукой, о которой он много думал до недавнего времени. Фактически, именно о нём он старался и не думать. Обычно, когда он думал о нём, его посещали несчастливые мысли.

Он попал в систему опеки, когда ему было два года, и у него никогда не было постоянного местожительства дольше, чем на нескольких недель. К тому времени, когда ему исполнилось семь, у него был такой длинный перечень аббревиатур, приложенных к его делу, что ни одна семья не хотела приближаться к нему.

ОВР — оппозиционно-вызывающее расстройство (Прим. расстройство, вызывающее, непослушное, провокационное поведение у детей младше 9-10 лет, часто направленное против родителей, воспитателей или учителей).

СГДВ — синдром гиперактивности с дефицитом внимания (Прим. полиморфный клинический синдром, главным проявлением которого является нарушение способности ребенка контролировать и регулировать свое поведение, что выливается в двигательную гиперактивность, нарушения внимания и импульсивность).

СНС — синдром навязчивых состояний (Прим. психическое расстройство хронического, прогрессирующего или эпизодического характера, характеризуется развитием навязчивых мыслей, воспоминаний, движений и действий, а также разнообразными патологическими страхами).

ПРЛ — пограничное расстройство личности (Прим. расстройство личности, характеризующееся импульсивностью, низким самоконтролем, эмоциональной неустойчивостью, нестабильной связью с реальностью, высокой тревожностью и сильным уровнем десоциализации).

БР — биполярное расстройство (Прим. психическое расстройство, которое проявляется в виде аффективных состояний — маниакальных (или гипоманиакальных) и депрессивных, а иногда и смешанных состояний).

ХД — хроническая депрессия.

Ему были диагностированы все эти заболевания. И он понятия не имел, были ли они все или вообще их не было у него.

Но никто не хотел такого ребёнка.

Ну, конечно же, в то время он не понимал этого. Он выяснил это, когда стал постарше и увидел своё дело. В то время он просто был ребёнком, которого никто не хотел. Так что он рос в детских домах. И даже несколько лет в колонии для несовершеннолетних.

Откровенно говоря, нет большой разницы между ними.

В каждом из этих мест он постоянно боролся за свою жизнь. Всегда и везде находился кто-то больше и сильнее, чтобы так или иначе подавить его. Пока он сам не стал достаточно большим и сильным, чтобы сопротивляться и побеждать.

Так что секс не был тем, в чём он был сильно заинтересован. Как только он стал жить самостоятельно, он старался избегать всего этого.

Но затем он нашёл клуб. К тому времени, как он стал проспектом, он понял, что в такой жизни были вещи, с которыми ему придётся иметь дело. Он не хотел начинать этот путь в клабхаусе, рядом с людьми, которых знал. Так что он накопил денег и купил себе целую ночь с проституткой.

Она была довольно хороша и по-настоящему терпелива. Это была ночь, когда он потерял свою девственность, и неважно, было ли так на самом деле или нет. Это случилось около четырёх месяцев назад.

С тех пор ему стало комфортно с девочками в клабхаусе. Он даже начал думать, возможно, становится нормальным, и теперь по поводу секса у него были только позитивные мысли. Как проспект, он получал объедки, но и с ними ему было хорошо. Он просто пытался смириться со всем этим так, чтобы никто не узнал, что именно это он пытается сделать.

Фейт, младшая дочь Блю, стала первой девушкой, которую он впервые в жизни по-настоящему захотел. И это было неправильно, неправильно, неправильно, неправильно. Как голова на копье — так неправильно.

— Майкл? Ты здесь?

Она по-прежнему звала его Майкл. В настоящий момент она стала единственной, кто так делал. Он не поправлял её. Ему это нравилось.

— Ага, прости. Как жизнь? — он пытался сохранить свой голос беспечным. — Разве ты не должна быть в школе?

— Короткий день, — она подошла, чтобы встать к нему лицом. Фейт была одета как обычно: джинсы, высокие сапоги и аккуратная футболка, которая не достигала пояса джинсов с низкой посадкой. Как несправедливо. Он желал, чтобы его член вел себя как паинька. Он же проигнорировал его. — Почему ты стоишь посередине парковки? Выглядишь, как будто завис и застыл.

Он улыбнулся, и она улыбнулась ему в ответ, её глаза мерцали светом и цветом.

— Прости. Просто пытаюсь кое с чем разобраться.

— Какие-то проблемы, чувак? — она засунула руки в передние карманы, от чего ее джинсы сползли еще ниже. Демон поднял взгляд и кинул взгляд на парковку и бульвар Ла Сиенега.

Понимая, что ему необходимо её отшить, отослав прочь, он произнёс:

— Хус дал мне список запчастей для починки, но фургона нет. Как и грузовика.

Фейт фактически подпрыгнула.

— В «Собери-части»? Я обожаю это место! Мы можем взять Данте!

Это была ужасная идея. Нужно было бы, чтобы тормоза завизжали в его голове. Лучше столкнуться лицом к лицу с Хусиером, когда тот выяснит, что ему пришлось ждать, пока не вернётся фургон, чем выехать с парковки с маленькой девочкой Блю и направиться в Долину.

Демон понимал, что это правда. Однако, что заставит человека остановиться, прежде чем он сделает что-нибудь глупое, когда его тормоза не сработали. У него был стопор, который говорил ему, что это — глупо, и стопор говорил, что ему следует остановиться, но тот стопор, что мог бы его остановить, был к чёрту сломан. Иногда было похоже, что вся его жизнь проигрывалась как на экране, а он просто сидел, бессильно наблюдая, пряча глаза за растопыренными пальцами.

— Это будет здорово… если тебе, конечно же, не нужно быть в каком-нибудь другом месте.

— Я свободный человек. И «Собери-части» лучше, чем гребаный Диснейленд. Давай сделаем это!

Она бросила ему свои ключи, он поймал их. И они вместе направились к Данте.

Она пока больше не расписывала маркерами свой автомобиль… насколько он мог судить по боковому зеркалу и всему заднему бамперу. Она говорила ему, что сделает это, когда на неё снизойдёт вдохновение, и когда она увидит, что всё именно так, как и должно быть. Несколько человек расписались на машине, и он заметил, как потом она обрисовала подписи, чтобы дополнить их к тому замыслу, что возник у нее в голове.

Он действительно думал, что это круто. Как о чём-то, что он мог бы сделать, если бы у него был подобный талант… просто увидеть что-то и повторить это, следуя за импульсом. Обычно это сулило ему лишь неприятности. Но у Фейт был талант, так что её импульсы превращались в искусство.

Его же только становились мусором.

~oOo~

«Собери-части» было кладбищем старых автомобилей, которое позволяло людям рыться в хламе на свой страх и риск. Вы могли рыться в нём, заезжая так далеко на территорию, насколько позволяло ваше транспортное средство, и просто копались в барахле. Здесь была расплывчатая структура: Форды в одной стороне, «Чеви» (Прим. имеется виду марка Chevrolet) в другой, различные байки сбоку, и так далее. Но, главным образом, вы просто разбирали мусор, стремясь найти нужные запчасти. Иногда приходилось копаться под ветхими грудами ржавого металла, иногда приходилось взбираться на вершину этих груд. Случалось, что запчасть, которая была нужна, лежала тут прямо на земле, как будто была специально положена туда только для вас.

Заполучив желаемое, вы возвращались в переднюю часть свалки, где барак из гофрированного железа был переделан в офис, и в магазин, и торговались по поводу цены на вашу добычу. У Клуба был счет, так что всё, что требовалось Демону, одетому в свой жилет, просто сказать, что запчасти для Хусиера, и нужно выставить счет.

Он нашел всё, что требовалось Хусиеру… или был в этом уверен. Некоторые из запчастей были немного тяжелыми, но зато они были оригинальными, именно теми, за которыми его послал Хус. Все было погружено в Данте. Хотя теперь Демон был на грани сердечного приступа из-за того, что Фейт взбиралась по корпусу старинного «Плиммута Фьюрри», который взгромоздился на вершину груды из старых кузовов машин. Даже с учетом того, что она взбиралась и двигалась, ничто не пошевелив, вся конструкция выглядела довольно неустойчиво. Тем не менее, если она получит травму… или того хуже… в его смену, ну, в общем, ему будет лучше заползти в один из этих ржавых корпусов, ожидающих дробилки, и просто подождать смерти вместе с ним.

Она бегала по свалке больше двух часов, ведя себя так, как будто каждая куча барахла была самым лучшим аттракционом в мире. У неё с собой была всякая причудливая дерьмовая всячина, которую она собиралась включить в тот же счет… она сказала, что делала так время от времени, и Демон надеялся, что это правда. Он знал, что она намеривалась с этим делать. Она делала вещи из хлама. Как скульптуры или что-то типа этого. У Блю, Хусиера, Толстого Джека — у них всех были такие штуки, которые она сделала, зависая с ними.

Они выглядели довольно круто. Он в действительности не видел в барахле или скульптурах, которые она творила из него, того же, что видела она, но было круто, то, как она видела вещи. Он так не мог. И ещё более круто было то, что она заставляла хлам принимать форму, которую она видела в своей голове.

Он взглянул вверх на гору из барахла — она была там, а он пытался проигнорировать вид её симпатичной задницы. Она полулежала на Fury, пытаясь дотянуться до чего-то, и выглядела как кто-то, кто собирался умереть в фильме ужасов. Одна из тех в «Пункте назначения». Эта мысль заставила его почувствовать тошноту.

Он знал, что если ещё раз заворчит на неё, чтобы она соблюдала осторожность, то она специально сделает что-нибудь сумасшедшее. В последний раз, когда он что-то сказал, она буквально повисла вверх тормашками на решетке, что торчала из груды железа. Ему пришлось опереться о Данте на несколько минут после этого зрелища.

— Фейт, пошли. Мне надо возвращаться. Хус сдерет с меня шкуру.

Это была правда — они пробыли здесь несколько часов.

Она взглянула вниз на него.

— Ты такая заноза. Ладно-ладно. Здесь ручка переключения. Я не могу её достать. Дай мне ещё пару минут, чтобы попытаться, — она заворчала от усилия. — Твою мать! — она сильно пнула по Fury от расстройства, и в тот момент Демон был чертовски уверен, что-то зашаталось.

— Фейт!

— Ещё… один… Ага! Есть! Получилось! Смотри — блестит! — она повернулась, чтобы показать ему, держа в руке чёрную ручку (ничего особенного, просто пластмассовый шар). А затем она завизжала. — Ой! Твою мать, ой!

Вся кровь Демона отхлынула вниз, а потом резко ударила ему в голову.

— Фейт?

— Мои волосы… я за что-то зацепилась. Твою мать! Ой-ой-ой! — она бросила набалдашник от ручки переключения передач, тот подпрыгнул и покатился вниз по груде металла, как катализатор «Машины Руба Голдберга» (Прим. это устройство, которое выполняет очень простое действие чрезвычайно сложным образом — как правило, посредством длинной последовательности взаимодействий по «»).принципу домино

Руб Голдберг… «Пункт назначения»… Демона сейчас стошнит.

— Не двигайся! Нахрен замри! Я иду!

Не замечая того, что он в два раза больше её и, вероятно, сделает всё только хуже, он направился наверх на гору металлолома. Он двигался быстро, но так аккуратно, как только мог, и он сумел залезть к ней на Fury, наполовину лежа лицом к лицу с ней. Она оставалась молчаливой и неподвижной, делая так, как он сказал.

Её «конский хвостик» зацепился за ржавые останки трансмиссии. Своими руками он дотянулся до её головы и стал освобождать её пряди так нежно, как только мог. Её волосы были похожи на шёлк.

Она пахла как грязь, ржавчина и масло. Но также и как какой-то цветок.

Она была ребёнком. Ребёнком, ребёнком, ребёнком. Ребёнком. Ребёнком Блю.

Когда её волосы оказались на свободе, она счастливо вздохнула, а затем захихикала.

— Ты только что спас меня. Я чувствую себя как Рапунцель.

— Кто это?

— Рапунцель? Принцесса из сказки с длинными-предлинными волосами. Она была заперта в башне, и принц поднялся по её волосам, чтобы спасти её. «Рапунцель, сбрось свои волосы».

Он лишь уставился на неё, не зная, о чём она говорит, но его это не особо парило. Её глаза были такими красивыми. Он подумал, что сегодня они были главным образом синими.

— Ты не знаешь, кто такая Рапунцель?

Он пожал плечами, а её глаза стали грустными. А вот это ему вообще не понравилось. Он не хотел, чтобы она грустила из-за него. Грусть — проявление жалости, а он не нуждался в её жалости из-за того, что не знал какую-то глупую принцессу из сказки. Жизнь не была глупой сказкой, и если она так думала, то она была такой же глупой, как и Рапун… как бы там её ни звали.

— Ты спускаешься первой. Я следом. Соблюдай осторожность.

Её единственным ответом был кивок.

Когда они благополучно спустились на землю рядом с Данте, у них был неуклюжий момент, когда он всё ещё был взбешён и чувствовал необходимость защищаться до конца, не понимая от чего, но также он видел, что она понимает его чувства.

Затем она растянула губы в дебильной улыбке и нагнулась к земле. Когда она вернулась в нормальное положение, в руках у неё была ручка.

— Ага! Круто! — она вытерла её о свою футболку. — Видишь? Сверкает!

Она выглядела такой милой и гордой собой, что его плохое настроение рассеялось, и он рассмеялся. Затем она поцеловала кнопку. Наблюдая за тем, как её полные губы обхватили этот кусок пластика, Демон почувствовал непреодолимое желание, что пересиливало любые запреты, даже те, что у него были. Он заскользил рукой по её подбородку, обхватывая её голову, наклонился и поцеловал её.

Прежде чем его губы даже достигли её, она ответила ему. Её руки легли на его бедра, а тело немного прогнулось, прильнув к его. И именно её язык, а не его, начал двигаться первым, заскользив по нижней губе. Е*ать, он никогда прежде за всю свою жизнь не был таким твёрдым. Его тело действовало сугубо на физическом уровне, а его язык, одолев её, толкнулся ей в рот. Он никогда не целовал никого так, он даже не обращал никакого внимания, что он или она делают. Всё, что он осознавал, это только ощущения: то, как стучит его сердце, её горячая шелковистая кожа под его руками, то, как выгибалось её тело, как будто принадлежит ему.

То, что он желал намного большего.

Затем она отстранилась… всего лишь на дюйм, но этого было достаточно, чтобы он стремительно обрёл здравый смысл, задвинутый до этого в дальний угол его мозга.

— Бл*дь. Прости.

Но она схватила его за жилет.

— Не извиняйся. Пожалуйста, не сожалей.

Он внимательно посмотрел ей в глаза и попытался разглядеть то, о чём она думала. Он думал, что смог бы увидеть. Он думал, что разглядел доверие и желание. Но она была намного лучше него. Даже если она не была неприкасаемой, она была вне пределов его досягаемости.

— Мы не можем…

Она вздохнула и подняла взгляд в чистое синее небо.

— Я знаю. Знаю. История всей моей грёбаной жизни… — её глаза встретились с его. — Но это был мой первый поцелуй, так что не жалей. Если ты будешь сожалеть, это разрушит все воспоминания.

— Твой первый…? Ты никогда…?

— Не-а. И это было необыкновенно. Так что не жалей, ладно?

Он улыбнулся.

— Окей.

Он больше не сожалел. Вообще-то он был даже горд. Но ему было грустно.

~oOo~

Когда они вернулись на территорию клуба, фургон уже вернулся… а вместе с ним и члены клуба, что были на выезде. Включая Блю. Примерно в это же время, как Демон припарковал Данте и пересёкся с Фейт у задней части автомобиля, чтобы вручить ей обратно ключи, к ним подошёл Блю. Он проигнорировал Демона и улыбнулся дочери.

— Привет, котёнок. Где Вы двое были?

— Мы ездили в «Собери-части». Майклу необходимо было достать кое-какие запчасти для Дяди Хуса, а фургона не было, так что я позволила ему воспользоваться Данте. И я также достала кое-какие милые материалы для себя. Я включила их в счёт. Всё же в порядке с этим, да?

— Сколько?

— Примерно за всё двадцать долларов.

— Да, всё в порядке.

Он повернулся и закричал в открытые ворота:

— КРАПЕР! ИДИ СЮДА И ПОМОГИ ДЕМИ ЗАТАЩИТЬ ВНУРТЬ ЭТО ДЕРЬМО!

Крапер вышел, двигаясь намного медленнее, чем бы стал Демон, и они вдвоём разгрузили Данте и перенесли в мастерскую запчасти для Хусиера. Когда они всё закончили, Демон начал было двигаться обратно, чтобы сказать Фейт до свидания, но Толстый Джек крепко схватил его за руку.

— Стой на месте, парень. Не делай всё ещё хуже.

Предупреждение Джека прозвучало с угрозой. Так что Демон сглотнул и остался на месте, наблюдая, как Блю обнял Фейт и отправил восвояси. Он наблюдал, как его дочь уезжает, стоя на парковке, пока Данте не скрылся из вида.

Затем он повернулся и направился обратно к воротам, двигаясь быстро, его голова и плечи были выдвинуты вперёд как у разъяренного быка. Демон сжал колени и встал ровно. Чтобы ни собиралось сейчас произойти, он справиться с этим.

Блю схватил длинную тяжелую отвертку с рабочего стола, пока проходил мимо и с ней пошёл прямо на Демона. Однако Демон держался. Когда Блю потянулся и схватил его за горло, потянув назад до тех пор, пока не нагнул над верстаком Толстого Джека, он шёл, не сопротивляясь, но также, не издавая ни звука. Когда Блю прижал этот инструмент к мягкой нижней части его подбородка, практически проткнув. Демон сдержался и продолжал удерживать свой взгляд на Блю.

— Это моя маленькая девочка. Если ты прикоснёшься хоть к её волоску, я отрежу твой член и прямо им трахну тебя в задницу. Затем запихну его тебе в глотку, пока ты не задохнёшься. Я понятно излагаю?

Демон почувствовал тошноту, головокружение, ярость и страх. Его лицо горело, так горело, что он понимал — это означает, что оно пылает как свёкла. Он чувствовал, что все в боксе наблюдают за ними, а также пришли люди из клабхауса, и что сейчас они с Блю устроили представление для широкой аудитории.

Но всё, что он сделал, это кивнул. Его глаза твёрдо смотрели на Блю, отвертка опасно врезалась в плоть, он поднял голову и дважды опустил её, подтверждая, что да, Блю говорил чётко и понятно.

Он осознал. Фейт не предназначена для таких, как он.

Глава 3

Фейт не спала. Возможно, она немного подремала, больше погружаясь в воспоминания, чем во сны. Но в течение нескольких часов, прошедших с того момента, как Майкл развернулся и опять бросил её, и тем моментом, как небо достаточно посветлело, чтобы назвать это время утром, Фейт, в основном, плакала.

Когда Биби вернулась в комнату, то много не говорила. Она просто обняла её, а затем показала комнату, где можно поспать, пожелала ей спокойной ночи, снова обняла и оставила одну наедине с зашкаливающими эмоциями.

Так много всего полетело в тартарары. И так внезапно. Она размышляла об этом прошлым утром, проснувшись в своём лофте в паре кварталов от набережной Венис Бич, как в любое обычное утро самого обычного дня. Перед тем как спуститься в «Slow Drips» за кофе и хрустящей булочкой с черникой, побродить по солнышку, превращающему февраль в такой, какой он мог быть лишь в Южной Калифорнии, а затем возвратиться в лофт, чтобы поработать над одним из её текущих проектов.

Её жизнь. У неё была своя собственная жизнь. В целом, довольно неплохая. Ничего особенного, но полностью её.

Теперь же, двадцать четыре часа спустя, всё это, все те годы её милой хорошей жизни, ощущались как мечта, та, что разлетелась на кусочки и развеялась, пока она сидела в больнице.

Хотя она и выросла с Хусиером и Биби, считая их своими вторыми родителями, а Коннора — практически братом, хотя провела в их доме примерно столько же времени, как и в доме своих собственных родителей, спальня, в которой она сейчас сидела, была чужой для неё. Она никогда не была в этом доме. Она никогда не была в этом городе. Она никогда не знала этот клуб. Она никогда не знала эту жизнь.

За годы её отсутствия многое изменилось. И всё же, так или иначе, они сумели втянуть её обратно в её прежнюю жизнь, ту, которой больше даже не существовало. Это не имело смысла, поэтому она чувствовала себя дезориентированной, как будто пол под её ногами раскачивался: как в Доме смеха на ярмарке, где каждая комната кренилась в разные стороны.

Майкл был здесь. Майкл. Он отвернулся от неё и оставил одну, но он был здесь, не ушёл далеко.

Майкл.

Конечно, она знала, что он вернулся. Биби никогда много о нём не говорила, а Фейт никогда напрямую и не спрашивала, но она достаточно почерпнула за время их случайных бесед за все эти годы. Она узнала, что его позвали домой из изгнания с выводом из чаптера «Кочевников» и предложили ему обратно патч Лос-Анджелесского чапта вскоре после того, как её отец был убит. Она не знала деталей. Но после того как её отец умер, а она была в Сан-Франциско и приняла решение никогда больше не возвращаться, она предположила, что клуб не видел более никаких причин оставлять Демона не у дел.

Она действительно была настроена никогда не возвращаться. Почти два года назад, получив огромные комиссионные, что привели её обратно в Южную Калифорнию, она почувствовала себя в безопасности, вернувшись, поскольку клуб, который она знала, умер. Территория взорвана, а сам клуб переформирован в совершенно другой МК как новый чаптер. Они переехали на пятьдесят миль на Восток. И эти пятьдесят миль разделяли её достаточно от многих людей. Так что Фейт довольствовалась своей анонимностью.

И так и оставалось. Оставалось. Так и должно было оставаться. До вчерашней ночи.

Она почувствовала запах кофе, так что натянула назад свои угги и вышла в странный дом Хусиера и Биби.

Она обнаружила Биби на кухне вместе с маленьким мальчиком Майкла, сидящим на высоком стульчике за столом для завтрака (по крайней мере, этот стол был ей знаком). У мальчика была миска с хлопьями на подносе, и он играл с ними больше, чем ел, выстраивая из них линию вдоль всего бортика подноса. Время от времени он поднимал кусочек еды и клал себе в рот, используя два пальца, чтобы зажать колечко из овсяного зерна, а затем, высовывая язык, так что суметь положить его на кончик языка.

Он увидел, что она смотрит на него, и замер, его глаза увеличились.

Он действительно был красив. У него были глаза Майкла. Волосы более тёмные, больше светло-коричневого, чем цвета бледного золота, как у его отца, но очевидно он был сыном своего отца.

И тут она ощутила болезненный укол: Майкл выглядел по-другому, нежели она его помнила. Годы сильно сказались на нём, даже если ему было всего лишь тридцать два — морщины вокруг его глаз были глубокими. Светлые волосы практически пропали — нет, не выпали, но были полностью сострижены, местами налысо. И он стал намного больше, чем был. Она знала молодого человека со стройным сложением и неразвитой мускулатурой. Его тело было красиво скроено, но не пугало. Теперь же он был практически дважды шире и больше. Вчера ночью его грудь была обнажена, и он походил на гладиатора, его руки и туловище покрыты мускулами, плечи — косая сажень с развитыми трапециевидными мышцами.

На его животе и груди виднелись рваные шрамы — они выглядели старыми, но незнакомыми для неё.

И у него было намного больше татуировок — на руках полностью набиты рукава, бо́льшая часть груди забита, все татуировки сложные и цветные. Когда он отвернулся от неё, она увидела слово «Банда», выбитое на плечах тяжелыми черными буквами. Когда она знала его, у него была выбита только кандзи (Прим. японский иероглиф) — «сила» — поверх его сердца, а после того как он заработал свой патч, на левом бицепсе появился изгибающийся чёрно-белый скорпион. Она не увидела этих татуировок вчера ночью. Скорей всего, он перекрыл скорпиона, но то, что и иероглифа силы теперь не стало, заставляло её грустить.

Она улыбнулась его красивому мальчику.

— Ну, привет, мистер.

Биби повернулась.

— Утро доброе, милая. Это Такер. Так скажи: привет мисс Фейт.

Такер просто смотрел, его язык всё ещё был высунут, на нём балансировало зернышко хлопьев.

— Так? Ты хороший мальчик?

Он повернулся к Биби, пряча язычок. «Cheerio» прилип к его подбородку. Он кивнул.

— Тогда будь вежливым. Скажи привет мисс Фейт.

— Привет, — прошептал он, и закрыл своё лицо руками. Она сделала то же самое, закрывая своё собственное лицо. Она не знала, почему, но просто почувствовала, что так надо сделать.

И это было правильное решение. Такер широко распахнул свои руки и усмехнулся, его глаза засветились.

— КУ-КУ! — заорал он, а затем захихикал как маленький маньяк.

Проклятье, он действительно восхитителен. Сердце Фейт заболело, и она моргнула, прежде чем то, что ощущалось внутри, защипало в глазах и превратилось во что-то большее.

В этот момент подошла Биби с яичницей-болтуньей, половинкой тоста и половинкой кусочка бекона на небольшой тарелке в форме самолета. Она поставила всё на поднос, прямо на вершину инсталляции из хлопьев, над которой трудился Такер.

— Ты хочешь молоко или сок, Так?

— Моко, пож-та.

— Что за хороший бабушкин мальчик. Вот молоко, — Биби повернулась к Фейт. — Хочешь позавтракать, милая? Свежесваренный кофе, жареный бекон и у меня много яиц.

Фейт подхватила кусок бекона с тарелки и тут же принялась его клевать. Она не думала, что сможет сесть за стол с этой маленькой семьёй и уютно позавтракать.

— Нет, спасибо. Я просто съем это и выпью кофе. Я хочу добраться до больницы к моменту, когда начнутся часы посещения, — затем она задала вопрос, который выжигал ей мозг. — Майкл сейчас подойдёт?

Биби налила чашку кофе для Фейт. Она остановилась и позволила ей повариться в собственном соку в течение секунды, прежде чем ответила.

— Нет, милая. Он рано встал этим утром.

— Избегает меня.

— Много всего вывалилось на него, Фейт. Ты же знаешь, какой он.

Она поставила графин обратно и вручила кружку Фейт.

— Я знаю, каким он был.

— Он такой же, каким и был… на самом деле, он даже хуже. В этом мальчике много тьмы. Он борется с ней, но также есть в нём нежность, даже практически праведность. Но сам он не всегда побеждает. А теперь он действительно знает, какой ущерб может причинить, если потеряет контроль над собой. Мы все знаем. Так что он бежит, прежде чем теряет его. Ты не можешь давить на Демона. Позволь ему прийти за тобой. И тогда посмотрим, что будет.

— Он знает?

В течение нескольких секунд Биби просто смотрела на неё, даря ей тот оценивающий взгляд, который Фейт слишком хорошо помнила.

— Он не знает ничего из того, что ты сказала, что не хочешь, чтобы он узнал. Это было очень хорошим твоим побуждением. И по-прежнему остаётся. Я думаю, знание о большем он не выдержит. Так что когда ты будешь разговаривать с ним, подумай об этом, прежде чем начнёшь вскрывать старые раны.

Фейт ненавидела этот тон голоса Биби. Тайна, которую они разделяли, не была её виной. Этот ущерб нанесли ей (и Майклу), а Биби говорила так, как будто, так или иначе, виновата была Фейт. Ладно, нахер это.

Она оттолкнула практически полную чашку с кофе через столешницу обратно к Биби и бросила оставшуюся часть бекона, который рвала на кусочки.

— Я собираюсь помыться и поехать в больницу. Могу я воспользоваться одной из ваших ванных?

Биби немного заколебалась, прежде чем ответила:

— Конечно, детка. Ванная напротив комнаты, где ты спала. В шкафу есть новые зубные щетки, дезодорант, шампунь — всё, что может понадобиться. Мы практически как гостиница. Ты вернёшься и остановишься здесь?

Когда она проснулась, то думала, что хочет остаться. Находиться здесь с семьёй и так близко к Майклу. Но теперь, чувствуя боль и желание обороняться (а также учитывая то, что её бросили), хотя это и было глупо, она не была уверена. Она думала, что ей в скором времени необходимо будет вернуться в лофт и собрать кое-какие вещи. Похоже, ей, возможно, потребуется остаться в Мэдроне, по крайней мере, на несколько дней. Она подождёт до того момента, пока не узнает, что будет с её матерью, прежде чем примет это решение.

— Эм, я не знаю. Думаю, что я всё решу после того, как узнаю, что происходит с мамой. И захочет ли она, чтобы я была рядом.

— Захочет, детка. Поверь мне, — Биби сжала ей руку. — Скажи мне, когда решишь что-либо. Я приеду в больницу сегодня днем, пока Так будет на занятиях у логопеда.

— У логопеда? — она посмотрела на симпатичного счастливого маленького мальчика, который клал хлопья сверху яичницы, располагая их аккуратно одно на другом. — Сколько ему?

— Два с половиной, и он только начинает говорить. Он также поздно начал ходить, но справился с этим. У него было неважнецкое начало жизни, так что мы помогаем ему преодолеть этот поворот.

У Фейт было много вопросов об этом маленьком мальчике и обстоятельствах, произошедших с Майклом и Такером, из-за которых им пришлось жить здесь с Биби и Хусиером, но это были вопросы, которые она хотела задать Майклу, а не кому-то ещё.

Она надеялась, что он предоставит ей этот шанс. Ему не нужно сбегать. Ему не нужно больше отступать — больше нет. Возможно, те десять лет ощущались как ничто, но значили очень много — или могли бы, если он сейчас захочет того же, что она, так же, как когда-то требовал, чтобы она хотела.

~oOo~

Когда Фейт приехала спустя несколько минут после начала часов посещений, её мать бодрствовала, но была тревожной (хотя и в здравом уме). Она всё ещё была привязана к кровати, и, тем не менее, было ещё более болезненно видеть её в ремнях, когда её глаза были ясными и смотрели на неё с явным узнаванием.

Сначала она стояла в дверном проёме и просто наблюдала. Её мать смотрела в сторону окна. Дикое, безумное состояние, в котором она находилась вчера вечером, ушло, и она больше не выглядела безумной. Теперь она выглядела, как простая маленькая стареющая, но по-прежнему симпатичная женщина, с которой произошёл несчастный случай. Её сломанная нога подвешена. Медсестра, должно быть, потратила много времени, чтобы расчесать её светлые волосы.

— Мам?

Её мать повернулась на звук её голоса, и Фейт знала наверняка, что она полностью в уме и узнала её. Но не улыбнулась. И она вообще не выразила каких-либо эмоций.

— Где Сера?

Прошло практически десять лет, с тех пор как Фейт последний раз разговаривала со своей матерью, и всё же первым человеком, о котором думала её мать, была сестра Фейт. Но ей плевать. Она уехала не просто так, а по многим причинам. Она даже не любила свою мать. Но это по-прежнему жалило.

— В Японии, мама. Она перевелась. Помнишь?

— Конечно, я помню. Я же не идиотка. Почему она сейчас не здесь?

Потому что карьера для Серы была самой важной вещью в её жизни, и та вообще намного больше не любила их мать, чем Фейт. Сера была очевидной фавориткой Марго, а Фейт всегда не дотягивала до сестры, но быть фаворитом, как выяснила Фейт на своей собственной шкуре, это нести особый вид багажа, и Сера была счастлива отбросить всё это прочь. Существовала причина, из-за которой она поступила в институт на другом краю страны, а также причина, из-за которой она согласилась на работу в международной компании. Фейт даже не знала, планировала ли Сера вообще возвращаться домой.

— Япония далеко. Я не знаю, сможет ли она добраться сюда.

Фейт по-прежнему стояла в дверном проеме. Она не чувствовала достаточно доброжелательности, чтобы зайти внутрь комнаты, но также не чувствовала того, что может уйти.

— Я могу что-нибудь для тебя сделать?

— Они не отпустят меня, пока не проведут ряд тестов. Они даже не освободят мои руки. Я не знаю, что произошло.

— Тебя сбила машина.

— Это я знаю. Они мне сказали, и именно так я себя и чувствую. Я не понимаю, почему ничего не помню. Я не знаю, почему они меня привязали. Ты дала им разрешение на всё это дерьмо?

Фейт кивнула.

— Я думаю, именно поэтому они хотят провести тесты… чтобы выяснить, что произошло вчера вечером.

Часть её требовала, чтобы она поведала матери, как та вела себя вчера вечером — совершенно в бреду и голая, но эта её часть была злобным обиженным ребенком, и Фейт запихнула её подальше.

— Круто, это просто здорово. Показываешься здесь из небытия и фактически получаешь меня зафиксированную. Спасибо за это, — мать вздохнула. — Тогда мне нужны кое-какие вещи из дома. Позвони Биби и попроси привезти сумку. Я знаю, что с ней ты разговаривала.

Она слышала то, каким тоном её мать произнесла слово «с ней», но проигнорировала.

— Биби была здесь со мной прошлой ночью. Сегодня она опять приедет. Ей нужно позаботиться о Такере, так что будет позже.

Наконец-то Марго посмотрела на свою дочь с чем-то напоминающим интерес. Её синие глаза алчно заблестели.

— Ты видела маленького мальчика? Знаешь, чей он?

В этом момент Фейт вспомнила всю ненависть, что однажды почувствовала к этой женщине. Ту, что она чувствовала, когда та вцепилась своими когтями в плечи Файт и рычала в ухо, чтобы она «Смотрела». «Смотри, маленькая шлюшка, смотри, что ты сделала. Смотри». И ту, что она ощутила через несколько недель после той ночи, в день, когда её родители сделали кое-что ещё ужасней, и она обрела полную уверенность, что уедет при первой же возможности, когда освободиться из-под гнёта матери и отца и всей той жизни.

— Да. Знаю, он — Майкла.

Лишь тогда её мать немного улыбнулась. Это была не жестокая улыбка, но полная удовлетворения, и по-своему это было более жестоко.

И по-прежнему Фейт не могла заставить себя развернуться и убраться на хрен отсюда.

— Я могу привести сумку для тебя. Ты всё ещё используешь ту небольшую лягушку для запасного ключа? — она может узнать адрес у Биби, не хотелось спрашивать об этом у матери.

Марго покачала головой.

— Я не хочу, чтобы ты появлялась у меня дома. Позвони Биби.

— Мам…

— Уходи, Фейт. Иди, позвони Биби, а затем просто оставь меня одну. Ты знаешь, как это делать.

Поскольку больше она не могла ничего сделать, Фейт вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. Биби была неправа. Её мать вообще по ней не скучала.

~oOo~

Она ушла из палаты, но не смогла уйти из больницы. Это глупо. Она просто должна вернуться в Вайнис Бич. Она не нужна здесь. Но сегодня они проведут обследование и смогут объяснить то, что произошло, и почему, во имя всего святого, жизнь Фейт перевернули вверх тормашками и хорошо потрясли.

Так что она сидела в комнате ожидания около поста медсестры и ждала. Она пролистала какие-то старые журналы. Поиграла в телефон. Прочитала и ответила на какие-то электронные письма — смутные напоминания о той хорошей жизни, что у неё была. И томилась. Она потратила много времени на томление. И когда томление стало невыносимым, она сжала руки.

Она позвонила Биби и рассказала ей о том, что хотела Марго. Биби ответила:

— Нахер, это. Я заберу тебя, и мы отправимся в дом вместе. Я больше не буду участвовать в этой херне ни секунды.

Фейт согласилась, так как не было больше ни одной причины, из-за которой ей бы понравилось ехать в личное пространство матери, зная, что там она нежеланна. Может, она сможет покопаться в её ящиках. И, возможно, передвинет несколько безделушек. Просто так, со злости.

Она сообщила медсестрам за ресепшеном, кто она такая, и попросила дать ей знать, если появятся какие-нибудь новости. Дважды она видела, как санитары выкатывали её мать на кровати и везли к лифтам, и дважды видела, как её возвращали обратно. Но никто не подошёл к ней, чтобы что-нибудь рассказать. Через некоторое время она прекратила обращать внимание на то, что происходит вокруг неё. Она скрестила руки, вытянула ноги и позволила своему разуму погрузиться в размышления.

Так что она была удивлена, услышав знакомый мужской голос.

— Неужели это моя девочка?

Она подняла взгляд и увидела Хусиера (только значительно более седого), его борода была длиннее, и живот немного больше, но это по-прежнему был её дядя Хус, который стоял и улыбался ей.

— Это моя девочка. О, ты всё такая же красотка. Встань и обними меня, — он протянул ей свои руки. Фейт встала и позволила себе упасть к нему в объятья. Эти руки по-прежнему были сильными и твёрдыми. Она уткнулась лицом в его шею и почувствовала бороду своей щекой. Ощущение, словно снова оказался дома.

— Ты в порядке, малышка?

Она покачала головой.

— Я понимаю, детка, понимаю. Хотя всё будет хорошо. Я обещаю. Есть какие-то новости?

Ещё один качок головы. Она не хотела говорить. Она не хотела рассказывать, что её мать выставила её вон из палаты. Она просто хотела находиться там, где сейчас.

Желанная.

— Ты ждешь новостей?

Она кивнула.

— У меня есть время, пока Бибс не приедет сюда, и тогда я займусь Таком. Не возражаешь, если я посижу с тобой это время и пожду?

И тогда Фейт снова разрыдалась.

Глава 4

— Майкл, ты меня слышишь? Майкл? Демон?

Демон моргнул и вернул своё внимание к стоящему перед ним человеку. Финдли Беннетт — даже имя парня сильно попахивало богатеньким мудаком. Демон не выносил его, особенно если учесть, что тот был высокомерным адвокатом, помогающим ему получить полную опеку над Такером, и делал это абсолютно бесплатно.

А поскольку он делал это бесплатно, то мог превратить всё это в какое-то подобие зверинца. Парень уже побывал во всех Лос-Анджелесских утренних новостных шоу, рассказывая о правах отцов и используя Демона и Такера в качестве примера. Он хотел привести их на эти шоу вместе с собой, но сначала хотел привлечь для него каких-то мудаков, занимающихся «подготовкой сотрудников средств массовой информации», а этого реально и точно не произойдёт.

Он знал, что должен быть благодарен, и фактически так оно и было. Сид помогла ему, сделала так, чтобы этот парень взялся за их случай, и он получил классного успешного адвоката, чтобы побороться за своего мальчика. Это было хорошо. Это была удача, обычно у Демона была самая хреновая удача во всём мире. Но он чувствовал недоверие и презрение, когда этот парень разговаривал с ним, и Демон ненавидел это.

Но оно того стоило. Получить Такера — это стоило многого, всего, но, тем не менее, ему это не нравилось.

Хотя не это было причиной его сегодняшнего рассеянного внимания. Сегодня все, о чём он мог думать, была лишь Фейт.

Он всё утро бродил как мертвец, и не просто из-за того, что он покинул дом с первыми лучами солнца, раньше, чем кто-нибудь зашевелился, и на многие часы раньше, чем ему нужно было быть в мастерской.

Если ли бы он так не сделал, то, вероятно, закончил тем, что вломился в комнату к Фейт. А ему необходимо обрести здравый смысл, прежде чем он сделает что-либо, имеющее отношение к ней. Он не доверял себе. Вчера вечером, он был сражен ударом старой волны желания и потребности, которую он, казалось, подавил давным-давно, но за прошедшие десять лет та стала только сильнее, даже если он и не осознавал этого. Если же он потеряет свой контроль, то может причинить ей боль. Даже если она и чувствует то же что и он, даже если она хочет того же, он по-прежнему может причинить ей боль.

Кроме того, не имеет значения, чего они хотят. Он и тогда не был хорошим, а прошедшие десять лет не сделали его лучше. Он видел и делал вещи, которые никогда не должны коснуться её. Тьма в нём стала темнее, а неправильность сильнее.

Он должен оставаться в стороне. Подальше. И он должен прекратить думать о ней. Если он не может обрести немного контроля над собой, чтобы просто сфокусировать свои мысли на том, что прямо перед ним, тогда нет ни единого шанса, что он сможет находиться рядом с ней.

В поисках обретения контроля в глубоком дыхании, Демон выдохнул и заставил себя сосредоточиться на своём адвокате.

Обычно ему приходилось ехать в шикарный офис Финдли-зови-меня-Финн в самый центр Лос-Анджелеса для их встреч, но сегодня парень без предупреждения объявился в мастерской, так что сейчас они сидели в офисе демонстрационного зала, Финн в своём сшитом на заказ костюме и Демон в промасленном рабочем комбинезоне.

— Извини. Нет, не уловил.

Финн вздохнул.

— Это хорошие новости, Майкл.

Ага, только адвокаты и мудаки звали его Майклом.

И Фейт. Он выкинул её имя из своей головы. Во всяком случае, попытался.

— У моего детектива есть серьёзная зацепка о местоположении Дакоты, — начал Финн.

Это привлекло его внимание. Дакота. Мать Такера. Демон не хотел больше её видеть.

— Я говорил тебе, что не хочу, чтобы её нашли. Я убью её, если снова увижу. Что скорей всего полностью испортит дело, разве ты так не думаешь?

— А я ответил тебе, что если мы найдём её, это может нам помочь. Это ускорит твоё дело. И если она всё ещё такая же катастрофа, какой была, когда Такера забрали, со всеми свидетельствами в его деле о том, как часто первый социальный работник закрывал глаза на нарушения, и с твоим впечатляющим списком за последние четыре или пять лет, это будет сильным наглядным примером для твоего дела, — он улыбнулся масляной адвокатской улыбочкой. — Если же, конечно, ты уверен, что сможешь воздержаться от её убийства, пока мы не выиграем, — улыбка исчезла. — Кстати, это шутка.

Демон наклонился вперёд и протянул руку. Она была покрыта чернилами, но если достаточно близко присмотреться, то можно разглядеть кое-что. Так что он поднял свою руку к лицу Финна.

— Ты видишь это, прямо на внутренней стороне моего локтя?

Финн посмотрел.

— Шрам, да? Да, я вижу его. Это сделала Дакота?

— НЕТ. Я получил его тогда, когда мне исполнилось девять. Ожоги от кончика сигары. Три из них — аккуратным маленьким рядком, — он опустил руку. — У Такера один такой же на подошве ноги.

— Я знаю. Они занесли это в его дело, когда его забрали.

«Они» в этом случае — это Сид. Она получила дело Такера, когда первый социальный работник — этот кусок дерьма, — который торговал безопасностью ребенка Демона ради поездочек в тупой пи*де Коте, уволился. Сид забрала Такера во время её первого посещения. Именно так Демон и Мьюз (да и весь клуб) познакомился с ней.

— Он получил его, не будучи со мной. И Кота не курит сигары. Так что она позволила какому-то ублюдку, с которым спала, так поступить с моим ребёнком. Ты хоть представляешь, как болит такой ожег? Кто, бл*дь, знает, что ещё мой мальчик видел или прочувствовал с ней. Он просыпается с криком четыре или пять ночей в неделю. А ему даже нет ещё трёх. Так что я убью её, если когда-нибудь снова увижу. Я не собираюсь возвращаться в тюрьму и чертовски уверен, что это не поможет Такеру, так что мы все выиграем, если она останется, нахрен, подальше отсюда.

Финн закрыл открытый перед ним файл и снова вздохнул.

— Майкл, я уважаю твою страсть. Я знаю, что ты любишь своего мальчика. Я уверен на сто процентов, что он должен остаться с тобой и что с тобой, в свою очередь, несправедливо обращались практически всегда. Но мне нужно, чтобы ты позволил мне быть твоим адвокатом для того, чтобы я давал тебе советы, к которым ты прислушаешься. Ты будешь выглядеть лучше, чем хуже будет выглядеть она. Давай найдём Дакоту и посмотрим, как она. Давай просто посмотрим. Если она может стать полезной для твоего дела, то давай используем её. Если не сможет, то мы оставим её в покое. Думаю, что ты сможешь контролировать себя ради этого, не так ли?

Демон слегка улыбнулся. Финн понятия не имеет. Свой основной контроль Демон постоянно ощущал, возможно, лишь наполовину. И это в хороший день, когда всё было спокойно. Попадись в поле его зрения женщина, которая издевалась над его ребенком, и нет… он не думал, что сможет контролировать себя. Тем более, с тех пор как эта пи*да хотела засадить его.

Первое время она ему нравилась, он был вполне уверен, что поначалу и он нравился ей. Он вообще много «не ходил на свидания». Обычно он придерживался девочек клуба, поскольку это проще. Но иногда ему становилось одиноко из-за желания большего, чем просто трах. Однажды у него кто-то был, просто на один краткий миг, но достаточно долгий, чтобы узнать покой от такой связи. Так что иногда ему было одиноко.

Через год или около того, после того как ему позволили вернуться домой, у него были проблемы с адаптацией. Клуб переехал (и стал другим), и он боролся с пребыванием в одном месте после стольких лет разъездов с «Кочевниками». Он начал думать о том, о чём раньше практически не думал, и начал чувствовать себя даже ещё более одиноким. Так что, когда Кота подошла к нему в баре и начала разговор, он был открыт, чтобы слушать.

Им было хорошо какое-то время. Они постоянно зависали вместе, но ничего серьезного. Ему и в голову не приходило пометить её своими чернилами — это был не их случай. Она была стриптизершей, и он нормально к этому относился. Как-то он подрался из-за неё с несколькими чрезмерно возбужденными клиентами, которые засели в засаду после закрытия, и она стала называть его своим телохранителем. Она была полна энтузиазма в те ночи.

Но он был идиотом, поскольку не знал, что она использовала его всё это время. Он не понял этого, пока она не добралась до него полностью. Она воспользовалась его слепотой. А затем начала блядовать ради получения дозы. И он покончил с этим, оставив её с её пороками.

Тогда она попыталась использовать клуб, чтобы его шантажировать. Она ничего не знала о клубе, он никогда не говорил о том дерьме. Но он открылся ей во время их хороших времён и рассказал о своём детстве. То, что он никогда не рассказывал никому, даже Фейт. Секреты и позор, что испытал. И Кота говорила ужасные вещи той ночью, обещая раскрыть все эти старые шрамы, чтобы причинить ему боль сейчас, заставить его клуб, его семью увидеть всю его неправильность, чтобы он потерял то, что только что вернул назад.

Всё это было только для того, чтобы вытянуть из него побольше денег, чтобы получить следующую дозу. Он помнил только то, что произошло после этого. Помимо того, что помнил её смех где-то в середине этого, и её рот наполненный кровью, и он помнил, что ей было плевать на всё, кроме того, как получить следующую дозу. Она была под кайфом, угрожая ему.

Той ночью, пока он сидел под замком, в отделении неотложной помощи она выяснила, что беременна.

Она отказалась выдвигать обвинения. Его выпустили, и он отправился навестить её в больнице, принести свои извинения за то, что причинил ей боль. Она рассказала ему о ребёнке и сказала, что он от него. Демон не знал, почему просто поверил ей, но поверил. Он привёл её к себе домой в трейлер и попытался помочь ей слезть с наркоты. Он пытался и пытался, но терпел неудачу за неудачей. Но он застрял с ней, находя её снова и снова в каком-то притоне, её живот рос всё больше и больше, а Демон пытался выяснить, как удержать её подальше от неприятностей, но так и не получил ответ.

Такер родился с зависимостью его матери. Сначала у него было несколько тяжёлых недель. Но в первое мгновение, когда глаза мальчика встретились с его собственными, Демон понял как непреложный факт, что он смотрел на своего сына. И он познал целенаправленную любовь впервые в своей жизни.

Управление по делам семьи и детей не забрало у неё Такера, несмотря на зависимость, которую она с ним разделила. Её поместили в программу амбулаторного лечения, а Такеру назначили социального работника, и их отправили домой. Кота съехала из трейлера Демона сразу же и забрала его мальчика, чтобы съехаться с подружкой.

Тогда началась его борьба за то, чтобы быть отцом своему сыну, и она до сих пор продолжается.