Тень прошлого

Глава 17. Полина.

Я дважды пробуждался этой ночью и брел к окну, и фонари в окне, обрывок фразы, сказанной во сне, сводя на нет, подобно многоточью, не приносили утешенья мне. Иосиф Бродский.

Просыпаюсь от яркого солнечного света.

Где я? Кто я? Что со мной произошло?

Поднимаю взгляд вверх. Белый потолок. Пару кварцевальных ламп. Поворачиваю голову вправо. Белые стены, часы. Пытаюсь пошевелить рукой, но что то тягучей болью разрезает внутри. Смотрю на руку, капельница. Я в больнице?

Хотя даже не так. Я В БОЛЬНИЦЕ! Твою мать!

Воспоминания как кинопленка, начинают врезаться в память. Прикрываю глаза.

Мы едем по пустой трассе, разговариваем на отдаленные темы. Про роды, шевеления, врачей. Говорим о поставленном диагнозе, рак. Не думая о плохом. Только о хорошем. Как перед машиной резко появляется лось. Огромный, живой лось! Рома резко дергает руль влево, затем вправо. Нас заносит, и машина не поймав опору, скользит по льду. Нас перекидывает пару раз, после чего машина оказывается в кювете.

Единственное что я успела подумать, и произнести. Это молитва. Чтобы все было хорошо, моя девочка не пострадала.

Непроизвольно тянусь руками к животу.

Резко распахиваю глаза и таращусь на пустой живот. Его нет!

- Нет, нет, нет! – бормочу как в бреду – нет, нет!

Осматриваюсь по сторонам, никого. Ни души. Даже кювеза с младенцем нет.

На седьмом месяце, я не смогла сохранить мою малышку. Нет, нет! Этого не может быть. Это какой то бред! Мне это просто снится. Сейчас я проснусь и все встанет на свои места.

Щипаю себя за ногу. Сжимаю руки в кулаки, так что на ладонях остаются лунки от ногтей. Это не сон. Нет, так не может быть.

Ну что я сделала в этой жизни не так? За что я страдаю? Почему именно так я заглаживаю свою вину?!

За что? За то что воспитала чужого ребенка – как своего? Или за то, что помогала приютам с бездомными животными? Или за помощь детским домам? За что??

Срываю капельницу, прикладываю ватку. Встаю, на ватных ногах двигаюсь к двери. Открываю дверь, выхожу в хол. Обводу взглядом пространство, врачи, медсестры бегают туда сюда, не обращая внимание на меня. Это сейчас к лучшему.

На негнущихся ногах прохожу первую дверь, вторую, десятую. Слышу крик из палаты. Подхожу ближе и наблюдаю картину.

- Я ненавижу тебя, слышишь? – душераздирающим голосом, вопит девушка – это все из-за тебя! Из-за тебя мой сын погиб! Слышишь?

- Малыш, успокойся, - мужчина подходит к больничной койке, пытаясь приобнять девушку – тебе нужно отдохнуть.

- Это все из-за тебя! Все! – вопит со слезами на глазах – ты виноват, ты! – отталкивает от себя мужские руки – если бы ты сразу мне поверил, если бы дал денег на обследование! Этого бы не случилось.

- Мы не спасли бы его – уверенно заявляет мужчина – он бы все равно погиб!

- Нет! – вскакивает с кровати девушка - Ты себя слышишь? – тычет пальцем ему в грудь – ты слышишь, что ты сейчас несешь?

- Малыш, - тихо произносит он – тебе нужно поспать.

Дальше что происходит, я уже не вижу. Силой заставив себя отлипнуть от стены, прохожу дальше. По щекам кататься соленые слезы, быстро их смахнув, иду к ресепшену.

- Добрый день! – произношу охрипшим голосом.

- Добрый день! – блондинка поднимает взгляд на меня – Полина Михайловна, вы зачем встали? Вам сейчас лежать положено!

Обогнув стойку, девушка хватает меня под руку и подталкивает в спину.

- Что с моей малышкой?

- Я сейчас доведу вас до палаты – уже не таким строгим тоном, произносит – и позову вашего лечащего врача, хорошо?

- Хорошо, - киваю в ответ – а с Ромой?

- Все хорошо, час назад пришел в себя. Переломов и травм нет. Отделался легким испугом.

Я конечно рада за Рому, но сейчас не могу этого показать. Пока я не узнаю что с ребенком, я вообще сделать ничего не смогу. Ведь мы здесь, в хорошем состоянии, после этой аварии. А моя малышка, неизвестно где. Даже думать о плохом не хочу. Хочу чтобы моя малышка была здорова.

Господи, если ты есть, помоги! Я тебя прошу.

Дойдя до моей палаты, медсестра помогает лечь, укрывает меня и выходит.

Пока её нет, я все думаю. А если бы мы не отвлеклись от дороги? Если бы не болтали без умолку? Какой бы тогда исход был? Ведь может тогда, Рома успел затормозить и мы поехали дальше? От таких мыслей становится только хуже. Ведь во всем виновата я сама. Сама много говорила, отвлекла водителя и по моей вине, мы находимся сейчас здесь!

- Добрый день, Полина Михайловна.

В палату заходит известный мне врач. Лучший в своей профессии, детских реаниматологов. Тут моё сердце замирает, ведь если он тут, значит, с моей малышкой не все хорошо.

Но скорее это и понятно, родится почти на восьмом месяце, слишком рано. Но выходить можно! Я это читала. Значит надежда сейчас есть. Только вот почему моё сердце так и зависло в мертвой агонии?

- Павел Сергеевич! Добрый день!

- Поль, - мужчина берет стул, ставит рядом с кроватью – я сейчас скажу, а ты попробуй принять это, хорошо? Иначе я приглашу психолога.

- Лучше сразу психолога. – мои глаза начинают бегать по лицу Павла, руки пробивает крупная дрожь.

- Хорошо. – он достает телефон из кармана, набирает номер – Вениамин? Зайдите пожалуйста в двести четвертую. – сбросив вызов, смотрит на меня – сейчас подойдет.

Павла я помню еще с малых лет. Этот добрый доктор, жил по соседству с нашей семьей, когда еще была жива мама. Как я начинала болеть, родители сразу обращались за помощью к Павлу, тот же в свою очередь приходил, осматривал меня и назначал лечение. Так же у мужчины двое детей, с которыми мы играли каждый летний день. Зимой же выходили не так часто, больше сидели в детских комнатах, перебирая разные игры. В то время, как родители с теплым глинтвейном, собирались у камина и обсуждали новости.

- Звал, Палыч? – в палате появляется седовласый мужчина, сорока лет.

- Будь рядом, на всякий.

- Понял. – мужчина подходит ближе ко мне, наливает стакан воды и достает футляр с таблетками – я готов.

- Поль, сейчас постарайся без истерик, хорошо?

- Она жива? – с большой надеждой в голосе, произношу вопрос.

- Ты попала к нам без сознания, с обильным кровотечением. Была большая отслойка плаценты. Тебе сделали экстренное кесарево сечение, обнаружив зеленые воды. – с каждым произнесенным словом, мужчина режет меня без ножа – в таких условиях малышу нельзя жить, ты должна это понимать. По шкале апгар. – 1/1. Шансов у ребенка не было. Мы перенесли твою малышку в реанимацию под ивл, но спустя три часа, малышка скончалась. Приношу свои искренние соболезнования.

С последними словами, срываются слезы из глаз. Мы были так близко. Почти восемь месяцев рядом. Я помню каждый пинок, каждое прикосновение маленькой ручкой к моему животу. Помню как малышка икала, я смеялась над этим и снимала на память. Помню как меня потянула в два часа ночи на шашлык, я села в машину и поехала в магазин. После чего разбудила Рому. Недовольный, злой и не выспавшийся, он жарил мне сочный шашлык! Помню каждое узи, милую улыбку, большие глазки. Помню как узнала пол. И на втором скрининге мне сообщили, что срок беременности больше, чем заявлено в карте.

А сейчас, я должна прощаться со своей девочкой? Должна забыть все эти моменты? Но я ведь так не смогу. Совсем не смогу. И что делать дальше, я совершенно не знаю.

Ведь эта малышка была единственным звеном, которое еще соединяло и напоминало о Максе. Эта малышка была тем, что оставил мне Максим после себя, а я так глупо не смогла её сберечь.