У нас дома никогда не было особенно тихо. Я с детства привык к тому, что младшие сестры и братья вечно дерутся, делят что-то, громко кричат, стучат мячом или хнычут. Просто во всем этом у меня хорошо получалось отключаться и не реагировать на посторонние звуки. Даже когда Серафимка ночью начинала ворочаться в соседней комнате, кряхтеть или всхлипывать, я просто поднимался с кровати, шел к ней, садился рядом, брал ее за ручку и тихонько нашептывал что-нибудь. Например, о теории взаимосвязанности или о звездном свете, идущем к нам сквозь миллиарды лет.
Фима сразу переставала капризничать и слушала меня. Или перебиралась ко мне на руки, и мы смотрели с ней вместе на звездное небо. Потом я недолго укачивал ее и укладывал обратно в кроватку.
Сейчас мысли о доме больно теснили грудь. А еще напоминали о том, что, возможно, я погорячился, когда так поспешно собрался и ушел из семьи. Ведь я скучал. Сильно. По беспорядку, по хаосу, по разбросанным всюду игрушкам и по вечно загруженной заботами маме. И даже по отцу немного скучал. И по его строгим наставлениям…
– И каждый раз у вас так? – спросил я.
– А? – Марли снял один наушник. – Ты что-то сказал?
Парень, лежа на кровати в цветастых брюках, темной толстовке и забавной черной шапочке с загнутыми в несколько раз краями, слушал музыку.
– Я говорю, часто у вас так?
– Как? – Он сузил глаза, превратив их в две тонкие черточки.
– Шумно, – ответил я, подставляя свой учебник под настольную лампу.
Антон уже преспокойно спал, а за стенкой так громко бахало, что у меня книга на столе подпрыгивала. Похоже, соседи решили устроить вечеринку.
– Это разве шумно? – отмахнулся Марли. – Вот начнется сессия, и они будут каждый сданный зачет и экзамен отмечать с таким размахом, что проще будет присоединиться, чем пытаться спать в наушниках. А в прошлом семестре эти придурки вообще приперлись ночью, вытащили нас, спящих, прямо на матрасах в холл, поставили рядом стаканы с водой, накрыли их кусочками черного хлеба и рядом повесили табличку «Объявляем голодовку». Я проснулся утром, а вокруг куча народу, и все ржут!
– Антоха мне не рассказывал…
– А кому ж приятно рассказывать о том, как ты лоханулся?
Я кивнул. Все верно.
– И что, нельзя ничего поделать? Почему комендант их не приструнит?
– Так он же почти глухой, не слышит. – Марли пожал плечами. – А если нажалуемся, то соседушки нам дверь заколотят гвоздями. Попробуй потом выйди.
– Понятно, – вздохнул я.
– А ты поднимись на этаж выше – к девчонкам. Там у них обычно тише.
– Спасибо. – Я встал, взял учебник и направился к двери. – Пожалуй, так и сделаю. Нужно готовиться, скоро зачет.
– Ага. – Марли подмигнул, вставил в ухо наушник и принялся кивать головой в такт ритму.
Я вышел и под доносящиеся из соседней комнаты шум голосов и музыку побрел наверх. Марли оказался прав: у девочек действительно гораздо тише. Коридор был пуст, и мне удалось вполне комфортно устроиться на подоконнике. Я сел, вытянул ноги, достал телефон. Проверил – пропущенных звонков от родителей не было. Спокойно достал книгу, открыл на нужной странице и погрузился в чтение. Или в сон…
– Исаев, это ты? Что ты здесь делаешь? Исаев!
– А-а-а! – заорал я, открывая глаза.
Демоны? Демоны! Один из них, с синим лицом и большими выпученными глазами, наклонился надо мной и тряс за плечо.
– А-а-а!
– А-а-а-а! – закричал в ответ демон визгливым женским голоском. И отшатнулся.
Розовая пижама с жирафом, плюшевые тапочки, пучок на голове… Кого-то этот демон в обличье Бабы-яги мне напоминал…
– Марина? – дрожащим голосом спросил я.
Савина покрутила у виска:
– Да! И что орать-то?
Я потер глаза, приподнялся, спустил ноги с подоконника:
– Что с тобой?
– Со мной? – переспросила девчонка.
– Ну да! – Я обрисовал в воздухе область возле своего лица. – Ты почему вся синяя?
– А-а-а, ты про это… – Синее лицо блеснуло широкой улыбкой. – Так у нас с девочками пижама-пати. Занимаемся, готовимся к зачету. Делаем маски для лица. Девичник, в общем.
Я провел ладонями по лицу, отгоняя остатки сна:
– Маски?
– Ага. Из голубой глины. А ты что здесь делаешь?
– Я… – Подхватив учебник, спустился с подоконника вниз. – Я тут живу. Временно.
– В женском крыле на подоконнике?
Я покраснел под ее заинтересованным взглядом.
– Нет. У Майкина. На матрасе под окном.
– Родители выгнали? – понимающе хмыкнула она.
– Сам ушел.
– Идем! – Маринка схватила меня за руку и потащила за собой.
– Куда?
– Идем-идем!
Уже через несколько минут мы сидели в комнате девочек на полу вчетвером: Ольга Еремеева, Настя Ежова, Марина Савина и я. Они в пижамах, я в своей обычной одежде. Единственное, чем мы не отличались, это масками на лицах. В знак посвящения в пижамный клуб мне тоже нанесли чудодейственную глину на лицо.
– Это точно глина, а не навоз? – скрещивая ноги на манер йога, спросил я.
Три пары строгих глаз моментально впились в мое лицо.
– Точно-точно!
– А то пахнет…
– Это эфирное масло, – успокоила Марина, – мы добавили пару капель для продления молодости кожи. Так еще Клеопатра делала.
– Ух ты, – удивился я, – вот Антоха обалдеет, когда узнает.
– Первое правило клуба! – напомнила Ольга, поднимая вверх палец.
– Никому не говорить о существовании клуба! – почти одновременно произнесли девочки.