Почему-то тесты всегда делают жизнерадостных цветов, словно это огромное счастье – залететь от опасного любовника.
Этот был розовым.
С двумя четкими ярко-малиновыми полосками.
Я перестала дышать.
Беспокойство возникло еще вечером, но я решила подождать, пока уйдет Андрей… Беременна. Я уткнулась носом в колени. Верх фланелевой пижамы съехал с плеча.
Что я ему скажу?..
Я ощутила себя маленькой девочкой, которая оказалась ночью в лесу. Мы знакомы две недели. Слишком мало для серьезных отношений. Сама сказала: все безопасно – и в первый же месяц такая новость. Представив выражение его глаз, я чуть не заплакала.
Он решит, что я вру.
Или пытаюсь повесить на него чужого ребенка.
Мужчины недоверчивы.
Я сжала губы, сглотнула, чувствуя боль в горле, и вышла из ванной. Телефон лежал на кухонном столе. Белый стол, черная ваза, ветка душистой мимозы…
Цветы принес Андрей. Вчера.
Не знаю, придет ли сегодня – он никогда не предупреждал, а если позвонить, телефон всегда оказывался отключенным. Сначала эти игры, напоминающие тайный роман, были интересными. Но к чему прятки, если он неженат – а я точно знаю, что нет?
Подумав, я набрала его номер: отключен.
Со вздохом упала за стол, вкопавшись пальцами в волосы. Прислушалась к смятению внутри, не понимая – что делать. Ах, мамочка, как бы я хотела, чтобы ты обняла меня и дала совет…
Мама умерла два года назад, пьяный ублюдок сбил ее на переходе. Год я жила у тети, затем приехала покорять столицу. Это мамина мечта, чтобы я стала художницей. Она желала мне счастья, карьеры, самореализации – всего того, чего не было у нее. Но было главное – она безумно меня любила.
Как мне ее не хватает…
Я повернула браслет на запястье – бабочкой вверх. Андрей снял мне хорошую квартиру в центре: уютную, светлую. С теплым полом и красивым видом из окна. Место еще лучше, чем у Валеры. Вещи я пока не перевозила – не набралась смелости сходить за ними к бывшему… У нас все только началось. Почему всегда так? Что за несправедливость? Только жизнь стала налаживаться, как вдруг все летит кувырком.
Меня мотало между отчаянием и надеждой. От розово-зефирных фантазий, в которых он сделает предложение, услышав о беременности, до черного реализма, в котором в лучшем случае отправит на аборт, а то и просто вышвырнет. Зачем ему проблемы…
Некоторые девушки не говорят. Тайком делают аборт и все идет, как прежде. Моя подруга так сделала. Ей тоже было девятнадцать, и чадо в ее будущие карьерные планы не вписывалось. Она всегда была решительной и знала, как поступить.
А я не смогу притвориться, что все хорошо.
Просто не смогу.
Вспоминала сильное тело в шрамах, пустые глаза Андрея, его мягкую улыбку, и пыталась представить, нужны такому мужчине дети или нет, на самом деле зная ответ.
Он пришел вечером, около семи.
Открыл своим ключом, к этому моменту, прокрутив в голове тысячи вариантов развития событий, я испытала обреченную радость, что все, наконец, разрешится. Я ему скажу – и будь, что будет.
– Лена, – он появился на пороге кухни.
– Привет, – я робко встала из-за стола, не зная, как начать.
Андрей мрачно привалился к косяку, рассматривая меня. Отстраненный. В расстегнутом пальто, за ремнем сегодня оружия не было. Несколько раз он приходил вооруженным, но я не задавала вопросов. Линии худого лица были жесткими: четко проступили скулы, подчеркнув впалые щеки. Рот прямой, без выражения, уставший. Когда он не улыбается, то пугает – не специально, просто становится видна его внутренняя темнота. Мне очень нравилось его лицо. Горький рот. Его глаза. Я могла разглядывать его часами. Но в пустом взгляде Андрея растворялись мои фантазии и мечты. Разбивались о камни.
У меня екнуло сердце. Я не хочу тебя терять.
Не хочу…
– Ты такая красивая, – устало прошептал он.
Я с самого утра ходила в бежевой пижаме, распущенные волосы просто перекинула вперед, и на мне ни грамма косметики. Мне кажется, у него что-то случилось. Андрей такой задумчивый, погруженный в себя. До этого он так на меня не смотрел – как на тихую гавань.
– Я ненадолго, – он вошел в ванную, зашумела вода. – Сегодня не смогу остаться.
Я уронила голову, радуясь передышке. Даже начать не могу. Слова путаются. «Андрей, мне жаль, но я беременна», – начала я про себя. Сейчас он выйдет, и я скажу. Я его не боюсь…
Скрипнула дверь ванной.
– Это что? – тест я оставила на краю раковины, и сейчас Андрей держал его в руках. – Это твое, Лена?
Я так испугалась, что не смогла издать ни звука.
– Ты беременна?
– Да, – слова обожгли мне горло.
Темные глаза не изменились. Бархатисто-мягкие в глубине, но чем дольше я в них смотрела, тем сильнее понимала, что это притворство.
Андрей очень жесткий человек.
Он не удивился, не испугался, и не обрадовался – никак не отреагировал на новость. Словно она не имела к нему отношения. Какая-то девушка забеременела от полузнакомого парня, сотни таких историй, ему-то что?
Пока он молчал, я тысячу раз на осколки рассыпалась.
– Ты сказала, что предохраняешься. Как так, Лена?
– Это бывает, – я нервно облизала губы. – Стопроцентных способов нет…
Меня тошнило от жалкого лепета, который я издаю. Сейчас он скажет: сама виновата. Он предлагал таблетки после страстного соития в наш первый раз. Это я убедила, что все будет отлично.
Андрей начал рыться в карманах.
Сейчас даст денег.
Добавит: давай, красотка, решай свои проблемы сама, у нас была случайная связь. Для таких мужчин дети и беременность – женская забота…
Вместо денег Андрей достал пачку сигарет. Сунул сигарету в здоровый угол рта и жадно прикурил, словно долго был без дыма, как без воздуха. Глубоко затянулся, и клубы поплыли по комнате. Я старалась не кашлять, и ждала, ждала любой реакции. Он думал. И вдруг рассмеялся, но смех был невеселым, больным. Таким жутким, что я подобралась.
– Моя девочка… – я вздрогнула, когда он подошел, в глазах была чудовищная усталость от жизни. Он погладил щеку ладонью. – И чего ты от меня теперь ждешь?
Не знаю. Зачем девушки приходят с этой новостью к отцу ребенка? Поступить порядочно, выслушать его сторону.
Но мне кажется, он знает про розовые облака в моей голове.
Над ними он и смеялся.
– Тебе всего девятнадцать, – у него уставший голос. – Ты не знаешь, кто я. Я не могу иметь детей, не могу дать тебе то, чего ты хочешь и чего несомненно заслуживаешь.
Андрей подошел к столу, из кармана все-таки появились деньги.
Он положил их на край.
Когда он вернулся, я с каменным лицом смотрела мимо. Просто поняла – взгляну в глаза, непременно заплачу, а я не хочу реветь, как дура, не хочу, чтобы он знал, что разбивает мне сердце.
– Лучшее, что ты можешь сделать – аборт. Все быстро пройдет. Лет через десять, когда все поймешь, ты скажешь мне спасибо. Прости, девочка, – он поцеловал мои безжизненные, уже чуть солоноватые губы и вздохнул. – Наверное, сегодня придется остаться с тобой.
– Не утруждайся, – сдавленно ответила я.
Кончики пальцев, которыми он гладил мне лицо, стали влажными.
– Завтра сходим к врачу, я помогу. Ничего страшного, Лена, это решаемая проблема. Не плачь, девочка… Не расстраивайся.
Хуже всего, что он начал утешать, а не просто сунул деньги и ушел. У многих в моем возрасте была такая история: нежданная беременность, ненадежный парень, аборт… Он считает: ничего страшного.
Я отстранилась и ушла в ванную.
Завтра он отведет меня к врачу. Ему не нужны проблемы. Даже не знаю, что хуже – жесткая прямота или мягкость, которой он прогибает не хуже. Поддержать хочет или убедиться, что проблема будет решена? Умылась, смывая едкие слезы разочарования.
Значит, зернышко жизни во мне пробудет до завтра. А потом? Как он это видит? После аборта все пойдет, как было? Я живу, здесь, на его территории, в вечном ожидании звонков и встреч? У аборта есть побочное действие, о котором не предупреждают. Легкость из отношений после него уходит навсегда. И доверие к мужчине тоже.
Я спряталась в спальне, чувствуя себя разбитой. Села на кровать в темноте. Почему именно с ним? С Валерой ни разу не было осечек. Почему именно с ним, сейчас, когда я не готова? Что мне делать, мамочка…
Андрей остановился на пороге. Свет падал с кухни, лицо в тени. Зато меня он хорошо видел. Ему мои чувства не понравились.
– Ложись спать, – поцеловав в лоб, он ушел на кухню.
Я легла и укрылась приятно пахнущим одеялом. Мне так нравилось наводить здесь уют. Сейчас он курит на кухне, я слышу, пьет – о чем думает? Он как-то испугал меня ночью – дернулся сквозь сон и проснулся, весь вспотевший, как от кошмара. Подавил крик. Я проснулась от его сдавленного, болезненного мычания. Он ушел на кухню курить, а я по глупости пошла за ним. У него глаза были сумасшедшие, он меня даже не узнал. Тогда сложилось впечатление, что я только одну его сторону знаю. А он как оборотень, у него две личины.
Чуть позже Андрей тихо лег ко мне.
Я лежала спиной, притворилась спящей, надеясь, что приставать не будет.
Ворочалась до утра. Вспоминала маму, мысленно просила совета, я знаю, как бы она поступила. Но какой бы выбор ни сделала я, она бы никогда меня не осудила – она действительно любила меня большой и светлой любовью, от которой даже сейчас я ощущала тепло и на глаза наворачивались слезы…
Я встала в семь. Андрей дернулся – он чутко спит, как волк, и я положила руку ему на плечо.
– Спи, сейчас вернусь, – прошептала я. – Мне нужно в аптеку.
– Я сам…
– Не надо. Ты не знаешь, что покупать. Мне нужны таблетки.
Тихо надела джинсы и мягкий кашемировый свитер, который он мне подарил. Вернее, я купила на его деньги. Помедлив, забрала то, что Андрей положил вчера на стол, взяла телефон. Перевернула браслет, рассматривая бабочку с сияющими бриллиантами. Я полюбила этот браслет… Вздохнула и пошла за плащом.
На дне шкафа валялась полупустая спортивная сумка.
Я нахмурилась – раньше ее здесь не было. Присев на корточки, расстегнула молнию. Внутри смена одежды, перчатки, какой-то пакет… Из него выкатились патроны. Я взяла один: желтоватый, с вершинкой, окрашенной в черный цвет. В боковом кармашке паспорт с фото Андрея внутри. Худой, веки полуприкрыты и общее впечатление, что он глубоко болен. От паспорта пахло новым документом.
Александр Воронин.
Тридцать семь лет. Родился в Калуге. Регистрация в Санкт-Петербурге, отметок о браке или детях нет. Тридцать семь? Почему имя другое? Я вернула паспорт обратно, пальцы напоролись на что-то в кармашке. Кольцо. Абсолютно гладкое, похоже на обручальное. Я все сложила, и тихо застегнула сумку.
Кто он такой, черт возьми? Кто отец моего ребенка?
Набросив коричневый плащ, я вышла, ежась от раннего утра. Почему-то утром всегда зябко. Шла вдоль тротуара, мимо сияющих витрин, сунув руки в карманы. Свежий воздух остудил голову и обиды.
Так бывает, это жизнь.
Я остановилась напротив витрины с дорогими игрушками. Прекрасные фарфоровые куклы смотрели на меня нарисованными глазами.
У меня таких красивых кукол не было.
Мы небогато жили.
Но я бы никогда не упрекнула в этом маму. У меня было счастливое детство и столько светлых воспоминаний. Я прислонилась лбом к нагретой витрине и вздохнула. Куклы и запах сладкой выпечки из кондитерской рядом, напомнил другие запахи детства: гвоздичных духов мамы, лисьего воротника пальто, которое она носила. Я любила мамочку… Она воспитала меня одна.
Я так боялась повторить ее судьбу, но все-таки повторила: в девятнадцать лет забеременела без мужа. Как она. Один спортсмен приехал к нам на соревнования, вспыхнул бурный роман… Даже о беременности не сказала – не успела, он уже уехал.
Но она меня оставила и никогда об этом не жалела.