Террористка Иванова

Глава 3

— Вот и хорошо, — сказала Полина. — Теперь сюда никто лишний не войдет. И не выйдет. А если кто постучит, ты, капитан, спрашивай кто, понял? И если это Пилюгин — я сама подойду к двери с бутылкой.

— А если он не придет? — спросил Тулегенов.

— Как это не придет? — От неожиданного вопроса женщина даже поперхнулась дымом. — Ты же сказал, он обязательно придет!

— Ну, сказал. А может и не прийти. Он — начальник, перед нами не отчитывается. У него другие дела могут появиться. Что тогда делать будешь, госпожа террористка? — Тулегенов смотрел на Полину с видом победителя.

Полина долго молчала, курила, но ее глаза по-прежнему внимательно следили за операми, перескакивая с одного на другого, и рука все так же сжимала револьвер.

— Может, все-таки договоримся по-хорошему, Полина Ивановна? — заговорил Голубев. — Оставляете сумочку и револьверчик и спокойно уходите. А мы даем честное слово, что не будем заводить уголовного дела… это в наших силах. Правильно говорю, товарищ капитан? — Голубев посмотрел на Тулегенова.

— Думаете, я вам поверю? Ошибаетесь, ментяры позорные! — Ярость клокотала в голосе Полины. — Вместе здесь взорвемся! На мелкие кусочки вас разнесу, поняли?

— Ты же Пилюгину отомстить хотела? — проговорил Тимонин. — Мы-то при чем?

— А при том! Вы за него мне ответите! Считайте, Пилюгину повезло, а вам нет! Что молчите, офицеры? Не нравится вам такая перспектива?

— Конечно, не нравится, — простодушно согласился Голубев. — Мы же не похожи на чокнутых, а, Полина Ивановна?

— А раз не похожи, то сидите и молите Бога, чтобы Пилюгин пришел, — прошипела Полина. — Я же звонила вам в два часа дня? Тебе звонила, капитан, как тебя? Тулегенов? Спросила: мне очень нужен майор Пилюгин, могу я поговорить с ним? И ты ответил: Пилюгина сейчас нет, будет через час. Я спросила — это точно? Точнее не бывает, майор Пилюгин никогда не опаздывает. Было так, капитан?

— Было, ну и что?

— Вот теперь за базар и отвечай!

— Я же правду сказал… — Тулегенов поднялся и шагнул к столу, за которым сидела Полина. — И вообще, почему мы должны отвечать за Пилюгина?

— Не подходи! — Полина направила на него револьвер.

Тулегенов остановился, сжав кулаки, молча посмотрел на женщину, прохрипел:

— Отдай револьвер!

— Как же, разбежалась… — усмехнулась Полина. — В отличие от вас я за базар отвечаю. Как сказала, так и сделаю. Мне это сделать легче, чем вам. У вас у всех — будущее, жены, невесты, у Пилюгина жена второго ребенка родить собралась, а у меня — сын калека… и мужа нету теперь… какое у нас будущее?

— Мать-отец есть? — спросил Голубев.

— Мать умерла в прошлом году от рака. Отец дальнобойщиком был… заснул за рулем и трейлер свалился в пропасть. Даже труп не нашли… десять лет назад… — Щека у женщины нервно дернулась. — Брат сидит третий год, еще три осталось… Сыну десять лет, однорукий… Вот и все, что у меня есть. Как видите, на разных планетах живем, и мне умереть совсем не страшно…

— А может, все-таки лучше жить? — сказал Деревянко. — О сыне позаботиться… тем более что калека… Теперь самое время о сыне думать.

— Заткнись! — взвизгнула женщина. — Я лучше майора застрелю! Сын меня поймет и простит! А если попытаетесь меня схватить, я брошу сумку на пол — тогда всем кирдык!

— Какая вы кровожадная, гражданка Иванова, — покачал головой Деревянко.

— Госпожа, сколько раз говорить можно? — яростно посмотрела на него Полина.

— Но вы же гражданка Российской Федерации?

— В гробу я видела твою федерацию. Мне от твоей федерации одни гадости в жизни достаются. И хватит об этом — слушать противно.

— Ну, а не придет он? — вдруг спросил Тулегенов.

— Кто? — не поняла Полина, но тут же спохватилась, поискала в пачке сигарету, не нашла и нервно смяла пачку. — Ты за него переживаешь или за себя?

— За всех нас переживаю.

— Я уже тебе сказала, капитан. Если он придет — убью его одного, не придет — все на тот свет отправимся. Других шансов у меня нет.

— Вы сумку лучше на стол положите, Полина Ивановна, — сказал Деревянко.

— Зачем это?

— Да вы так ручками размахиваете, чего доброго спихнете ее на пол — и всем кирдык, как вы говорите. Раньше времени кирдык получится… — Деревянко изобразил на лице улыбку.

Полина еще раз взглянула на него, потом осторожно левой рукой подняла сумку и осторожно поставила ее на стол. Потом схватила пустую пачку из-под сигарет, вновь помяла ее в пальцах и бросила на стол. Правая рука продолжала сжимать рукоятку револьвера. Теперь ствол его почти упирался в сумку.

Неожиданно зазвонил телефон.

— Капитан, возьми трубку, — сказала Полина. — Но если ты хоть полслова скажешь про меня, я сразу стреляю.

Тулегенов медленно подошел к столу, за которым сидела Полина, и взял трубку:

— Капитан Тулегенов слушает… Да, товарищ подполковник. Нет, срочных вызовов пока нет, работаем на месте. Пилюгина нет. Должен скоро быть, ждем. Так точно, Вадим Леонидович, сразу же. Слушаюсь. — Он положил трубку, взглянул на женщину.

— Между прочим, меня скоро искать начнут, — сказал Деревянко. — И сюда придут. Я же сказал своим в отделе, куда пошел.

— Ничего, места тут всем хватит, — ответила Полина и вновь схватила пустую пачку, потискала в пальцах и бросила на стол.

Тулегенов вынул сигареты.

— Курить хочется? Кури…

— Спасибо. — Женщина одной рукой достала из пачки сигарету, щелкнула зажигалкой, сильно затянулась. Револьвер она продолжала держать направленным на сумку с бутылью.

Вновь зазвонил телефон, на этот раз мобильный. Оперативники вскинули головы.

— Это мой, — сказал Тулегенов.

— Никто разговаривать по мобильным не будет, — сказала женщина, дымя сигаретой.

— А вдруг это Пилюгин звонит? — спросил Голубев.

— Ну и что? Позвонит и придет.

Мобильник смолк. Некоторое время все сидели в тягостном, напряженном молчании. Оперативники переглядывались, но сказать друг другу ничего не могли, косились на Полину, дымившую сигаретой…

Это действительно звонил Пилюгин. С дочерью Галкой они сидели на открытом воздухе в кафе под полосатым тентом. Галка с удовольствием ела мороженое, перед Пилюгиным стояла чашка кофе и пепельница. Он курил и слушал по мобильнику длинные гудки.

— Не отвечают твои сослуживцы? — спросила Галка, поедая мороженое.

— Странно, Галчонок, ни один не отвечает. И в отделе телефон молчит. Что за дела?

— Пятница — они все по домам давно разбежались, — улыбнулась девочка.

— Ты меня просто пугаешь своей проницательностью.

— Вырасту — пойду в милицию работать.

— А на «фабрику звезд» не пойдешь?

— Ну, я же не полная крейзи, — поморщилась Галка.

— И манекенщицей не хочешь? Даже если пригласят? — искренне удивился Пилюгин. — Ты меня пугаешь, Галчонок.

— Стану опером. Мне это больше нравится.

— То-то ты все время детективы читаешь, — усмехнулся Пилюгин.

— Потому что интересно. Так что придется тебе меня в свой отдел взять.

— Господь милостив — он не допустит этого… Ну, разбежались работнички — ладно, но почему мобильники молчат?

— Чтобы ты их не доставал в свободное от работы время. Надоел ты им, значит. Неужели это не понятно, папка? Ты меня удивляешь. — Галка укоризненно посмотрела на отца.

— Я бы с тобой согласился, Галчонок, но раньше-то отвечали… Нет, видно, что-то случилось. Наверное, на вызов полетели. Но почему все? Сразу несколько вызовов? Но почему все-таки мобильники не отвечают? — вслух размышлял Пилюгин, отпивая глоток кофе. — Ладно, Галчонок, отвезу тебя домой и придется в отдел заглянуть.

— Я лучше с тобой.

— Кому лучше? — спросил Пилюгин.

— Мне. Надоело торчать одной дома. И детективы читать надоело. Я не буду тебе мешать.

— А может, дома посидишь? Телевизор… в интернет сползай, початишься там с кем-нибудь, а? Или в игры поиграешь, — неуверенно предложил Пилюгин.

— Не хочу, надоело. Ты, между прочим, обещал меня в зоопарк свозить.

— Ну, ты даешь, Галина Михайловна, — покачал головой Пилюгин. — Зоопарк скоро закроется. Поедем в воскресенье с утра, лады?

— Опять обманешь… — вздохнула Галка. — Тогда сейчас с собой бери. Тебе что, скучно со мной?

— Что ты, Галчонок, очень весело, — поспешно заверил дочку Пилюгин и вновь набрал номер на мобильнике: — Алло, это майор Пилюгин беспокоит. Вера, это ты?

— Я это, я, Пилюгин, — с легким раздражением отвечала молодая женщина. — А где мой благоверный? Куда ты его услал, он даже по мобильному не отвечает.

— Да никуда я его не посылал. Звоню в отдел, звоню ему — не отвечает.

— Значит, по бабам пошел, — заключила Вера. — Или поддает где-нибудь с товарищами по службе.

— Когда это он у тебя по бабам ходил, Вера? Наверное, и впрямь поддают где-нибудь, гады — у Голубева и Тимонина мобилы тоже не отвечают. Ну, я им по первое число выдам!

— А ты матери Тимонина не звонил? — спросила Вера. — Он ей всегда отзванивает, если что… Через каждые полтора-два часа — мамуля, у меня все в порядке, не волнуйся. Позвони ей. Кажется, ее зовут Марина Сергеевна. Потом мне перезвони.

— Хорошо, — ответил Пилюгин и отключился. В ту же секунду мобильник зазвонил. Пилюгин тихо чертыхнулся:

— Алло! — послышался женский голос. — Товарищ Пилюгин, это вы? Вас беспокоит мама Игоря Тимонина…

— Это я, Марина Сергеевна, здравствуйте. Вы, наверное, сыном интересуетесь? На звонки не отвечает?

— Ну да! Звоню, звоню. У нас торжество сегодня, вся семья его ждет. И брат его приехал, и сестра с детьми…

— А что за торжество? — спросил Пилюгин.

— Ну, как же! У деда день рождения! Семьдесят исполнилось. Вы его никуда не услали, товарищ Пилюгин?

— Никуда не услал, никуда. Приедет он на день рождения. У него в телефоне, наверное, батарейка села. — И Пилюгин, отключив мобильник, пробормотал: — Детский сад какой-то… ну куда они все подевались?

— Ну подумайте, Полина Ивановна, чего вы добьетесь, если убьете Пилюгина? — горячась, спрашивал Тулегенов.

— Я отомщу за мужа, — ответила Полина.

— Простите, Полина Ивановна, его нет в живых! Я понимаю ваше горе, но ему, вашему мужу, теперь все равно, отомстите вы за него или нет.

— Зато мне не все равно.

— Лучше о сыне подумайте!

— Уже подумала. Не пропадет… ему по инвалидности пенсию платить будут.

— Да какая вы мать после этого? — возмутился молчавший до сих пор Деревянко.

— Заткнитесь, я вам сказала! На себя лучше посмотрите, уроды!

Опера сидели каждый за своим столом, и только Деревянко примостился у стола Голубева и смотрел, как старлей раскладывает на экране компьютера пасьянс.

Вернее, они делали вид, что заняты пасьянсом — на самом деле напряженно слушали разговор. Тимонин рисовал на листе бумаги чертиков и тоже слушал.

— Вот подумайте, Полина Ивановна, подумайте — если бы ваш муж был жив, да? Ну, предположим такое. И вы бы сказали ему, что хотите отомстить за него ценой своей жизни. Застрелить мента, который его посадил, и погибнуть самой… потому что сесть на пожизненное — все равно что погибнуть.

— Почему обязательно на пожизненное? — вдруг возразила Полина. — Могут и лет пятнадцать-двадцать дать… а может, и десять?

— Не дадут, не надейтесь! В лучшем случае — пятнадцать. Это что, разве не смерть? Только медленная.

— Пусть медленная смерть… — медленно проговорила женщина.

— А если Пилюгин не придет, вы взорвете всех нас и себя?

— Вас и себя… взорву…

— Но ведь Пилюгин тогда останется жив! — крикнул Тулегенов. — Тот, который посадил вашего мужа, которому вы хотели отомстить, останется жив, а вы погибнете… А сын в детском доме расти будет! Ну, и чего вы добьетесь? Кому хуже сделаете?

— Вам всем, — медленно отвечала женщина. — Наконец-то за свой беспредел ответите.

— Да кто ответит-то? Пилюгин как раз и не ответит!

— А ты весь такой белый и пушистый? Тебе отвечать не за что? Или ему, — она ткнула рукой в сторону Голубева, а потом — в Тимонина и Деревянко. — Им тоже не за что отвечать?

— Может, и есть за что, — обозленно ответил Голубев, — только не тебе спрашивать.

— А почему бы и не мне? Раз уж так получилось.

— Железная логика, — развел руками Голубев. — Против лома нет приема!

— У вас и против лома приемы находятся, — парировала Полина.

— Это какие же приемы? — спросил Тулегенов.

— А то ты не знаешь! — хмыкнула Полина. — Деньги!

— Какие еще деньги?

— Любые! Зеленые, синие, красные — лишь бы деньги. Вы за них мать родную в тюрьму засадите и любого вурдалака от тюрьмы отмажете.

— Ты… — Тулегенов задохнулся от злости, вскочил со стула, сжав кулаки. — Я тебе за такие слова…

— Ты сиди, сиди, капитан, не дергайся, — остановила его Полина, направив на капитана револьвер. — А то раньше времени на тот свет отправишься.

Тулегенов молча посмотрел на вороненый ствол револьвера, медленно сел. Голубев, Тимонин и Деревянко напряженно молчали, готовые ринуться на женщину. После паузы Голубев сказал хрипло:

— Не обращай внимания, Керим, она тебя провоцирует.

— Больно надо, — усмехнулась Полина. — Ишь, как обиделись! Будто взяток никогда не брали. Тоже мне, целки… обхохочешься…

Вновь зазвонил на столе служебный телефон, и все опять встрепенулись. Полина достала из пачки сигарету, щелкнула зажигалкой. Телефон прозвонил несколько раз и замолк.

— Так-то лучше… — сказала Полина и посмотрела на часы. — Что-то не идет ваш начальник. — Она выпустила густую струю дыма. — Ну, тем хуже для вас…

Вдруг в дверь постучали, кто-то громко проговорил:

— Эй, кто-нибудь там есть?

Все в комнате молчали. В дверь еще раз постучали, потом по коридору раздались удаляющиеся шаги. Стало тихо.

Витька Иванов сидел на лавочке во дворе своего дома и ждал. Чего ждал, он и сам не смог бы сказать. Ему уже было ясно, что мама не появится.

В песочнице копошились совсем маленькие детишки, и несколько бабушек сидели на лавочках вокруг. В отдалении высокий мужчина в джинсах прогуливал темно-желтого эрдельтерьера в наморднике. Витька посмотрел на собаку и вдруг увидел перед собой огромную оскаленную пасть черного ротвейлера, белые, как сабли, клыки и черные, словно стволы пистолетов, глазища, в которых плескалась ярость, услышал собачий рык и собственный истошный крик… И от этого крика Витька пришел в себя, вскочил со скамейки и быстро вышел со двора на улицу.

— Да что за черт, куда они могли все провалиться? — недоумевал Пилюгин, вертя в руке мобильник. — Но в отделе должен же кто-то быть? Кто сегодня дежурит? Голубев? Корнеев? Нет, Корнеев в отпуске… что за хрень получается, не пойму… Нет, надо лететь в отдел…

Галка в это время выбирала на открытой витрине разные сорта жвачки, оба кулачка уже были полны пакетиков. Пилюгин схватил дочку за руку, потащил к кассе.

— Ну, пап, я еще вишневую взять хотела, ты же обещал…

— Галка, потом, мне на работу срочно надо. — Пилюгин заставил дочку высыпать из кулаков все упаковки жвачки перед кассиром. Девушка быстро сосчитала, улыбнулась:

— Семьдесят восемь рублей.

Пилюгин торопливо отсчитал десятирублевки.

В машине Галка усердно жевала жвачку и глазела по сторонам. Потом сказала решительно:

— Значит, сегодня ты меня обманул — в зоопарк мы не пошли. Думаешь жвачкой и мороженым откупиться? Не выйдет.

— Я тебе еще что-нибудь куплю, Галчонок. Диски с «Ментами» восьмой и девятый вышли. Хочешь?

Они подъехали к зданию райотдела. На служебной стоянке были два милицейских «уазика», «форд», две «тойоты-камри» и небольшой автобус с зарешеченными окнами. В «тойоте» дверца была приоткрыта и за рулем дремал сержант, надвинув фуражку на глаза.

Пилюгин выдернул ключ зажигания:

— Галчонок, посиди в машине, а? Я скоро. И сразу домой поедем.

— А по дороге заедем и «Ментов» восемь и девять купим, — договорила Галка.

— Точно, — улыбнулся Пилюгин. — Из машины никуда. Я быстро.

Пилюгин решительно направился к подъезду райотдела. И тут ему наперерез бросился Витька:

— Товарищ майор! Товарищ майор!

Пилюгин остановился.

— А-а, это ты? Едва вспомнил тебя… Ну, как рука-то? Болит?

— Ноет… — смущенно ответил Витька.

Пилюгин грустно посмотрел на кожаный колпачок, прикрывавший искалеченную кисть руки.

— А протез сделать нельзя?

— Да можно, наверное… только очень дорого…

— Понимаю, — вздохнул сочувственно Пилюгин. — А здесь ты чего нарисовался?

— Вас ждал… — Витька смотрел в сторону.

— Зачем?

— Мама… я боюсь, она за вами пошла…

— Что это значит — за мной? — переспросил Пилюгин.

— Она хочет убить вас… револьвер с собой взяла… Она мне говорила: «Я его все равно застрелю».

— Когда говорила? — перебил Пилюгин.

— Много раз говорила.

— А откуда у нее револьвер?

— Это папин револьвер… именной…

— Из которого он в Муравьева стрелял? Н-да-а… а мы его так и не нашли тогда. И отец твой сказал, что в Яузу его выкинул. Значит, сохранил? Лопухнулись мы…

— Она записку мне оставила — вот. — Витька достал из кармана джинсов свернутый листок, протянул майору.

Пилюгин прочитал записку и взглянул на Витьку:

— Тебя как зовут, забыл…

— Витя.

— И куда, думаешь, пошла твоя мама? И как ее зовут-то?

— Полина Ивановна. Она сюда пошла, я думаю… Она же не знает, где вы живете. И я не знаю, а то бы я сразу к вам домой поехал.

— Молодец, правильно сделал, что сюда пришел. — Пилюгин оглядывался по сторонам, словно ожидал увидеть Полину. — Ты давно здесь?

— Ну… больше часа, наверное.

— И мама не появлялась?

— Нет, не видел… Может, она уже туда прошла?

— Куда?

— В милицию, — Витька мотнул головой в сторону здания. — К вам.

— Думаешь? — Пилюгин тоже оглянулся на подъезд. — Н-да, вполне возможно, что она давно уже в отделе сидит… вот почему телефоны молчат — она их могла в заложники взять… Да нет, бред собачий… опытные опера, с пушками… и чтобы баба, одна, ну, пусть и с револьвером — нет, не может такого быть — они же не лохи какие-нибудь… Ну, блин, дела пошли — хоть плачь, хоть смейся… — мучительно размышлял вслух майор и все оглядывался по сторонам, смотрел на окна на втором этаже.

Витька молчал, опустив голову.

— Ладно, пойдем, — Пилюгин взял Витьку за руку, но тот неожиданно уперся:

— Куда? — он смотрел на майора испуганными глазами.

— Вон моя машина стоит. Посидишь в ней, а я пока в отдел схожу. Пойдем-пойдем, не бойся.

И Витька повиновался. Пилюгин открыл дверцу машины, подтолкнул на свободное сиденье мальчика, сказал:

— Галчонок, я тебе другана привел, хороший мальчик. Вы посидите вместе, хорошо?

Галка внимательно посмотрела на Витьку, продолжая размеренно жевать жвачку. Витька тоже посмотрел на нее, сказал негромко:

— Здравствуй.

Галка не ответила, отвернулась с величественным видом.

— Я по-быстрому, — сказал Пилюгин, захлопнул дверцу и пошел к подъезду, на ходу набирая на мобильнике номер.

Галка посмотрела на кожаный колпачок на руке Витьки, спросила:

— Что у тебя с рукой?

— У меня ее нету, — хмуро ответил Витька. — Ее собака откусила.

— Что-о? — вытаращила глаза Галка. — Как это откусила?

— Очень просто… у нее знаешь, какие клыки были? Во! — Витька пальцами показал, какие большие клыки были у собаки.

— Вре-ешь… — выдохнула Галка. — Покажи.

Витька покорно снял колпачок, размотал повязку, и Галка увидела вместо кисти обрубок с длинным красным шрамом на конце.

— Ух ты-ы… — вновь изумленно выдохнула Галка. — Кошмар какой… Как же ты теперь без руки?

— Как видишь… — Витька стал заматывать повязку, у него плохо получалось, и Галка вмешалась:

— Дай помогу… — Она взяла бинт, ловко намотала его на обрубок, завязала, и Витька натянул кожаный колпачок.

— Порядок, — сказал Витька. — Спасибо.

— Не болит? — спросила Галка.

— Нет… только снится часто.

— Кто снится?

— Рука… я пальцами во сне шевелю, будто они снова выросли.

— Отпа-ад… — прошептала Галка. — Чума-а… А как же… Она бросилась на тебя, да? Ты ее дразнил?

— Да я ее и не видел. Она из тумана выскочила и — на меня.

— Страшно было?

— Страшно… Я закричал, когда она бросилась. — У Витьки и теперь глаза были большими и черными от страха.

— А собаку что, усыпили?

— Ее мой папа застрелил, — с некоторой гордостью сказал Витька. — Прямо в голову ей. Наповал.

— Жалко… я люблю собак…

— Она мне руку откусила! Меня тебе не жалко?

— Собака не виновата, — очень рассудительно сказала Галка. — Хозяин виноват. Все собаки очень добрые.

— Есть и злые, — возразил Витька.

— Если хозяин злой, то и собака будет злая.

— Откуда ты знаешь?

— В книжке про собак прочитала. Папу уговариваю щенка купить — пока не получается. Но я его все равно дожму… — Галка протянула Витьке жвачку: — На, пожуй.

Витька выковырял из упаковки две белые подушечки, положил в рот и стал жевать.

В комнате оперативников зазвонил служебный телефон, и все вновь уставились на него. Полина посмотрела на Голубева.

— Это он… майор звонит. Возьми трубку и скажи, чтобы топал сюда.

— Сама скажи, — ответил Голубев.

— А что? И скажу! — Полина взяла трубку и тут же услышала голос майора Пилюгина:

— Эй, кто там на проводе? Голубев, ты? Почему трубку не берете — звонил сто раз. Почему мобильники ни у кого не отвечают? Что у вас там происходит? Кто у телефона?

— Я у телефона, Полина Иванова, мужа которой ты упрятал в тюрьму, майор, и мой муж там помер. Вспомнил, Пилюгин? Мне тебя до смерти увидеть хочется. Так что приходи поскорее, мы тебя тут все с нетерпением ждем. А если не придешь, то… — Полина вдруг протянула трубку Голубеву. — На, объясни ему, что будет, если он не придет.

Голубев взял трубку. Полина потверже уперла ствол револьвера в сумку и положила палец на спусковой крючок.

— Голубев слушает, товарищ майор. Да, Полина Иванова здесь. Не знаю, как она прошла к нам, не знаю. Да, револьвер… и если бы только револьвер, товарищ майор. У нее с собой еще бутылка нитроглицерина!

— Какого нитроглицерина? — закричал Пилюгин, стоя в нескольких шагах от подъезда в райотдел, и пот выступил у него на лбу. — Откуда он у нее взялся? От сырости? А может, она этот нитроглицерин из-под крана на кухне набрала? Она вас на понт берет, а вы поверили! Опытные опера! Или кто вы? Чайники? Как взорвала? При вас взорвала? И что? Каплю? Ну, понял я, понял… Подожди, Голубев, я сейчас… — Пилюгин достал из кармана платок и промокнул взмокший лоб.

Из подъезда выходили милиционеры, некоторые с недоумением оглядывались на Пилюгина. Один капитан спросил:

— Случилось чего, Пилюгин?

— Что? Нет, нет, ничего… это я со своими базарю…

— А-а, а то вид у тебя… Ну, ладно…

Пилюгин отошел подальше от подъезда, снова заговорил в трубку:

— Так, я понял. Чего она хочет? Меня? Понял, понял… За что? У нее крыша поехала, Голубев. Никак эту бутыль у нее отобрать нельзя? А вы пробовали? Понимаю… Давно так сидите? Тяните время, тяните! Она устанет так сидеть, понимаешь, устанет! В туалет захочет, в сон потянет… А я сейчас спецназ вызову… Что значит не надо? У тебя чего, Голубев, тоже крыша поехала?

— Ну-ка, дай я ему скажу, — потребовала Полина, и Голубев послушно протянул ей трубку.

— Надеешься, что устану, да? В туалет захочу? Бдительность притупится? Не надейся, Пилюгин, я этого не допущу. Я не буду ждать, пока ты спецназ организовывать будешь. Я тебе даю еще час. Если ты сюда не придешь один и без оружия, я взорву всех твоих оперов. Да, и себя, конечно. Нет, Пилюгин, тебе этого не понять — как это можно так с собой покончить? И не напрягайся, все равно не поймешь. Твои подчиненные погибнут, а ты жить останешься — трусом! И твои сослуживцы, и начальство — все будут знать, что ты трус, понял? И жена твоя будет знать, кто ты на самом деле. И дети твои вырастут и узнают, что их папаша — трусливая шкура! Своих товарищей подставил, чтобы свою шкуру спасти! — Она вся вздрагивала от ярости, и палец на спусковом крючке нервно дергался. — Тут так рванет, Пилюгин, что не только твои подчиненные пострадают — тут весь этаж разнесет! Так что приходи, тогда твои ребята смогут спокойно уйти… У тебя час есть, товарищ майор! — и Полина швырнула трубку на аппарат, яростными глазами посмотрела на оперов. Опера молчали, смотрели на Полину.

— Поняли, что я сказала? Час у него есть. И у вас — тоже… — Она выудила одной рукой сигарету из пачки, щелкнула зажигалкой, продолжая сжимать в другой руке револьвер, приставленный дулом к черной сумке.

Пилюгин выключил мобильник и сунул его в карман. Он стоял, словно оглушенный, ничего не соображая. Медленно он добрел до своих «Жигулей», тяжело уселся на заднее сиденье, откинулся и закрыл глаза.

— Что с тобой, папа? — спросила Галка. — Заморочки на работе?

— Да… — едва слышно ответил Пилюгин, не открывая глаз.

— Большие?

— Да.

— Что будем делать? — строго спросила Галка.

— Подожди, Галчонок… дай сообразить, в какую задницу я попал…

Галка и Витька послушно молчали, жевали жвачку. А Пилюгину вдруг вспомнилось…

— …Я полагаю, майор, после всего, что произошло, он не будет ходить на свободе? — спросил Муравьев, вальяжного вида, холеный мужчина лет сорока пяти, в дорогом костюме и очках в золотой оправе.

— Так он и так арестован, — не понял Пилюгин.

— Я хочу сказать, чтобы его до суда не выпустили под подписку о невыезде.

— Ну, это как прокурор с судьей решат. Мое тут дело десятое.

— Не так, майор, не так. Если вы сделаете соответствующее представление, его оставят в тюрьме до суда. Поймите меня правильно, я только недавно выписался из больницы, так что второго покушения на мою жизнь мне не нужно… И вообще, мне хотелось бы, майор, чтобы следствие шло побыстрее и, как говорится, со всей пристрастностью. Чтобы этот сумасшедший чеченец, то бишь герой чеченской войны, получил на всю катушку, вы меня понимаете?

— Суд решать будет, уважаемый…

— Но решение суда будет зависеть от выводов следствия и заключения прокуратуры. Вот мне и хотелось бы, чтобы на суде прокурор потребовал максимального срока наказания. И я готов соответствовать… стимулировать, так сказать…

— Каким это образом?

— Обыкновенным, майор, самым банальным… — Муравьев сунул руку во внутренний карман пиджака, вынул конверт и положил перед Пилюгиным. — Здесь десять тысяч долларов. Столько же пообещайте… ну, вы, я уверен, знаете, кому надо пообещать. Я, конечно, тоже знаю, но мне хотелось бы, чтобы это сделали вы, майор. Я уверен, у вас надежней получится. Да и дело-то совсем не сложное… преступник должен получить по заслугам, только и всего.

Пилюгин смотрел на пухлый конверт и молчал. Муравьев терпеливо ждал.

— Деньги, конечно, хорошие, но вы лучше заберите их, — наконец сказал Пилюгин и закурил сигарету.

— Почему? — искренне удивился Муравьев.

— Потому что я взяток не беру, — улыбнулся Пилюгин. — Такой вот, знаете ли, оригинал.

— Но… — начал было Муравьев, но Пилюгин перебил с улыбкой:

— Возьмите, возьмите деньги, господин Муравьев…

А несколькими днями позже его вызвали к начальству.

— Здравствуйте, Герман Федорович. — Пилюгин вошел в кабинет, остановился перед столом, за которым сидел моложавый, с седыми висками генерал.

— Здравствуй, Пилюгин, здравствуй. Присаживайся. Как с убийством балкарца?

— Стараемся. Есть одна зацепка, проверяем. — Пилюгин сел в кресло. — Если все срастется — сразу выйдем на заказчика.

— А продавец?

— Пока неизвестен.

— Когда будет известен?

— Когда — точно сказать не могу. Надеюсь на ребят — Голубев и Тулегенов должны вернуться из Нальчика. Очень надеюсь, что они привезут наводки на тех, кто продавал взрывчатку со склада. Тогда найти заказчика — дело одного дня.

— А убийца?

— Думаю, заказчик и убийца — одно и то же лицо. Что-то у них не срослось, вот он и решил убрать курьера.

— Ладно, дело твое. Незамедлительно информируй. Из ФСБ был человек — хотят взять дело себе.

— Ну, ну — они любители на готовенькое, — усмехнулся Пилюгин.

— Да нет у тебя ничего готовенького! Ладно, информируй. Теперь с этим дурацким делом… Покушение на убийство… из-за собаки… ну, мальчишку покусала…

— Ах, это, — улыбнулся Пилюгин. — А что там вас встревожило? Дело почти закончено. Думаю, этого майора держать под стражей ни к чему — пусть до суда под подпиской ходит. Я в представлении напишу свои соображения.

— Зачем? — спросил генерал.

— Что зачем? — не понял Пилюгин.

— Зачем его выпускать под подписку? Чтобы он еще одно покушение совершил?

— Да нет, Герман Федорович, ничего он больше не совершит. Вообще-то, достойный мужик. Две войны в Чечне прошел, ранение, контузия, награды есть. Больной к тому же.

— Чем больной?

— Сердце. Ему операцию надо делать. Шунтирование. Его поэтому и комиссовали вчистую. Только операция эта кусается — тридцать тысяч баксов стоит.

— Врачи в тюрьме его осматривали?

— Зачем? Я медицинское заключение читал.

— Ну читал, ну и что? Не знаешь, как такие заключения делаются? Первый день в угрозыске работаешь? — генерал был чем-то недоволен и не скрывал этого. — Этот… как его? Ну, пострадавший?

— Муравьев.

— Вот-вот, Муравьев… Короче, мне сам замминистра, Степан Гаврилович, звонил. Уж не знаю почему, но он в курсе этого дела, усекаешь?

— Усекаю…

— Выходит, у этого Муравьева солидные связи. Так что ни о какой подписке о невыезде и речи быть не может.

— Но у него там… обследование медицинское назначено… — Пилюгин растерялся. — Человек действительно на волоске висит. Сердце — штука такая, раз — и нету…

— Слушай, Пилюгин, ты в адвокаты, что ли, записался? За этого преступника горой. Что-то раньше ничего подобного за тобой не замечал. Короче, до суда твой… как его?

— Иванов.

— Твой Иванов будет сидеть в СИЗО, и никаких разговоров. У меня все. Свободен, майор.

— Меру пресечения определяю не я, Герман Федорович, а судья, — не отступал Пилюгин.

— Ты только дурочку не валяй, а? — опешил генерал. — Судья определяет меру пресечения, исходя из твоего представления. От тебя именно такое представление и требуется. Если замминистра по этому поводу позвонит мне повторно, то пеняй на себя.

— Понял… — нахмурился Пилюгин и направился к двери.

— А ну стой, — сказал генерал. — Что ты так из-за этого бывшего майора распереживался?

— Бывших майоров не бывает, товарищ генерал. Да и не из-за майора я! Мне этот козел Муравьев… что мы, как бобики, а? Какой-то баксовый туз нажал, а мы сразу хвостами виляем? Мы-то сами кто после этого?

— Хм… н-да… — закашлялся Герман Федорович. — Считай, я твоих слов не слышал. Что поделаешь, Пилюгин, мы люди подневольные. Кто кого ужинает, тот того и танцует… Ладно, иди к чертям, надоел!

Майор усмехнулся и вышел, тихо и плотно закрыв за собой дверь…

…Пилюгин замычал, будто ему сделалось невмоготу, замотал головой, но воспоминания не оставляли его. Галка уже смотрела на отца с испугом. Витька молча сопел, смотрел в окно. А Пилюгин мотал головой и глаз не открывал…

— …Ну что же, Александр Иванович, следствие подходит к концу — дальше суд будет решать, виновен — не виновен, сколько дадут — я свое дело сделал.

— В лучшем виде, — усмехнулся Александр Иванов.

— Как здоровье-то? — непривычно сочувствующим тоном спросил Пилюгин.

— Тебя это волновать не должно.

— Эх, Иванов, смотрю на тебя — ну, ни грамма раскаяния, — вздохнул Пилюгин.

— Нету раскаяния, что поделаешь.

— Ни о чем не жалеешь?

— Почему? Жалею… — пожал плечами Александр. — Жалею, что не замочил эту скотину.

— Если бы замочил — другой разговор с тобой был бы. Лет на пятнадцать потянул, не меньше.

— Мне все равно, сколько сидеть. Скорее всего, недолго…

— На амнистию надеешься? Или на условно-досрочное?

— На небесную амнистию, — Александр показал пальцем в потолок. — Болезнь у меня, сам знаешь, майор… сердце едва фурычит…

— Знаю, — нахмурился Пилюгин. — На зоне всякие болезни лечат… А когда тебе исследование должны делать?

— Да тебе-то что? Теперь уж не будут…

— Почему?

— В СИЗО с аппаратурой они не поедут, — усмехнулся Александр. — Ладно, перебьюсь. Мне не привыкать.

— Я представление напишу — может, судья и под подписку тебя выпустит, — уводя глаза в сторону, проговорил Пилюгин. — Сам я эти дела не решаю…

— Не выпустит под подписку, и ты сам это знаешь, майор, и не надо тут передо мной сочувствующего изображать…

…Пилюгин открыл глаза, слабо улыбнулся:

— Что, заснул я, да, Галчонок? Долго спал?

— Ровно семь минут. Что делать будем?

Пилюгин ладонями сильно потер лицо, встряхнулся и открыл дверцу машины:

— Ладно, пойду. Вы подождите меня, добро?

— Времени много, пап, и я есть хочу. И Витя тоже есть хочет.

— Потом вместе и поедим. Я скоро. Ну, пойди отцу навстречу, Галчонок, тут заморочки случились и надо срочно разобраться, а то может быть плохо…

— Кому плохо? — спросила Галка.

— Ему… — Пилюгин кивнул на Витьку, — мне, маме, тебе… еще одной маме… всем! — и он вылез из машины, хотел было идти, но вдруг задержался, наклонился к открытому окну, и выражение лица у него стало другое — напряженное и даже несчастное. — Слушай, Галчонок, если я задержусь… ну, если что-нибудь случится…

— А что может случиться? — перебила Галка. Состояние отца мгновенно передалось ей, и она тоже с тревогой посмотрела на него. — Ну, говори, папка!

— Могут возникнуть непредвиденные ситуации. Короче, если что-нибудь со мной случится, ты тогда звони бабушке. Чтобы она прислала за тобой… и вот за этим пацаном дядю Лешу или тетю Таню. Поняла?

— Поняла. А что может случиться? — снова спросила Галка.

— У тебя телефон бабушки в мобильнике записан?

— Записан. А что может случиться?

Пилюгин не ответил, захлопнул дверцу и зашагал к подъезду райотдела.

Витька и Галка смотрели ему вслед.

— Там мама моя сидит, — вдруг сказал Витька.

— Где сидит?

— Ну, в доме этом. В милиции. Она его убить хочет…

— Убить хочет? — удивленно и недоверчиво переспросила Галка. — Что ты несешь, Витя?

— Она много раз говорила: «Я его убью».

— Кого?

— Твоего папу…

— За что?! — крикнула Галка.

— За то, что он моего папу в тюрьму посадил, — пробурчал Витька, опустив голову.

Галка еще больше вытаращила глаза, у нее просто голова пошла кругом:

— Мой папа не сажает в тюрьму. Мой папа ловит преступников. Он начальник убойного отдела, понял? Он убийц ловит! Значит, твой папа убийца, что ли?

— Нет, — замотал головой Витька. — Он не хотел убивать… он только ранил…

— Кого ранил?

— Хозяина собаки, которая мне руку откусила.

— Каждое слово из тебя вытягивать нужно! Что теперь делать-то? Папа же ничего не знает, надо его предупредить. — Галка хотела открыть дверцу, но Витька остановил ее:

— Он знает. Я ждал его у входа и сказал, что мама револьвер из дома взяла.

— Откуда у вас револьвер?

— Папу наградили именным оружием.

— За что наградили?

— За боевые действия в Чечне.

— А мой папа знаешь, как стреляет? Я в тир с ним ходила — из десяти девять раз в десятку! — с гордостью сказала Галка.

— Мой папа тоже хорошо стрелял, — хмуро ответил Витька. — Только его больше нету.

— Как нету? Куда же он подевался?

— Он умер…

— Как умер? Ты же сказал, мой папа его в тюрьму посадил? — оторопела Галка.

— Он в тюрьме и умер… У него сердце было очень плохое. Ему операцию надо было делать — шунтирование называется. А у нас денег таких не было. Тридцать тысяч баксов…

— Фу ты! Я уж подумала, ты скажешь, мой папа его убил, — сказала Галка.

— Я так не думаю, так моя мама думает.

— Она что, больная, твоя мама? Если твой папа от сердца умер, то почему его мой папа убил?

— Не знаю, почему она так думает, — ответил Витька, — а ей говорил, а она все равно… Она говорит, если бы твой папа его в тюрьму не посадил, мы бы денег на операцию насобирали. Мама хотела квартиру на меньшую обменять… с доплатой…

— Господи, что же теперь делать? — спросила Галка, посмотрев из окна автомобиля на подъезд в здании райотдела. До него от стоянки было метров пятьдесят.

Оперативники по-прежнему томились в заложниках. Полина посмотрела на часы, висевшие над дверью, усмехнулась:

— Не идет ваш начальник — кишка тонка. Конечно, куда легче других подставить.

— Дура ты, Полина Ивановна! Прости, конечно, за грубое слово, но другого не придумаешь — дура, и голова у тебя опилками набита, — сказал Голубев. — Заварила ты кашу и, небось, теперь сама не знаешь, как из этого дерьма выбраться.

— Я уже сказала вам, как мы все вместе из этого дерьма выберемся, — ответила Полина, никак не прореагировав на «дуру». — Я заварила — я и отвечу. Всегда за себя отвечала, за чужие спины не пряталась и жизнь никому не ломала.

Она достала из пачки последнюю сигарету, а когда стала прикуривать, Деревянко вдруг вскочил, метнулся к двери и рванул за ручку. Но он позабыл, что дверной замок был блокирован. Капитан дернул собачку вниз, распахнул дверь и выскочил в коридор, но Полина успела вскинуть револьвер и выстрелила.

Пуля ударила Деревянко в спину. Он резко выпрямился, сделал еще два шага и рухнул на пол.

— Ты что творишь, стерва! — заорал Голубев, вскакивая.

— Сидеть! — заорала Полина и тоже вскочила. — Всех тут положу, только рыпнитесь!

Опера стояли в полном столбняке, не в силах шевельнуться. Полина, держа их на мушке, подошла к двери и захлопнула ее.

Пилюгин заглянул в окошко дежурного:

— Ребята в отделе?

— Да вроде никто не выходил…

Майор стал подниматься на второй этаж и тут услышал выстрел. Он рванулся наверх, перепрыгивая через две ступени.

До Галки и Витьки, сидевших в машине, тоже донесся глухой звук выстрела.

— Ой, что это? Ты слышал? — Галка посмотрела на Витьку.

— Стреляли вроде… — Витька напряженно смотрел на здание. — Может, показалось?

— Двоим сразу не может показаться.

Пилюгин вбежал в коридор и увидел лежащего на полу капитана Деревянко. Перед ним на корточках сидел следователь Борис Степанович Ляпунов.

Деревянко лежал на спине, запрокинув голову, глаза были закрыты. На левой стороне груди было выходное отверстие от пули — рваные окровавленные края рубашки топорщились в разные стороны.

— Что с ним? Кто стрелял? — Пилюгин грохнулся на колени, наклонился над Деревянко.

— Из твоей комнаты стреляли, — приглушенно ответил Ляпунов. — В спину. Пока дышит. Я уже вызвал «скорую». Что у тебя там происходит?

Из двух комнат выглянули сотрудники, оба молодые парни, спросили почти одновременно:

— Что случилось? Кто стрелял?

— Ну-ка, помогите… — Ляпунов приподнял Деревянко за плечи.

Пилюгин и еще двое сотрудников бросились помогать. Они отнесли его в соседнюю комнату, осторожно положили на кожаный диван.

— Сквозная… — выдохнул один из сотрудников. — И то хорошо. Аптечка где-нибудь есть? А-а, черт, платки носовые дайте — хоть кровь остановить.

Деревянко тихо застонал и открыл глаза.

— Ну что, живой? Терпи — сейчас врачи будут, — сказал Пилюгин.

— Стрельнула-таки, ну и стерва… — чуть шевелил губами Деревянко. — Я думал, не станет…

— Молчи, молчи… дыши потихонечку… — сказал следователь.

— Там баба моих ребят в заложники взяла! — Пилюгин вылетел в коридор, а навстречу ему уже торопились два врача в белых халатах и санитары с носилками. Майор молча указал им на открытую дверь.

У своего кабинета Пилюгин замер, опустив голову. Рука поднялась, чтобы постучать, но остановилась. Он прислушался, но за дверью было тихо.

Из комнаты вынесли Деревянко. Врач шел рядом с носилками, держа его за руку, и приговаривал на ходу:

— Нормально… держись, капитан, все будет нормально…

Следом за врачами из комнаты вышли следователь и еще один сотрудник. Ляпунов закурил, посмотрел на стоящего перед дверью Пилюгина:

— Выживет… А протокол когда составим?

— Да подожди ты с протоколом, — сказал сотрудник. — Тут как бы еще одного трупа не было…

Пилюгин оглянулся на него и резко постучал в дверь.

— Это ты, майор? — после короткой паузы ответил голос Полины.

С первого этажа поднялись дежурные — лейтенант и сержант. Они громко стучали ботинками по полу.

— Что случилось, товарищ майор?

Пилюгин поднял руку, делая знак, чтобы все молчали, и громко ответил в дверь:

— Да, это я, гражданка Иванова! Я пришел! Майор Пилюгин! Открывайте!

За дверью молчали.

— Какая Иванова? — удивился лейтенант. — Там же ваши ребята, товарищ майор… Сейчас Деревянко пронесли… кто его ранил-то? Ну, дела пошли! Как в цирке!

— Заткнись… — прошипел Пилюгин.

— Может, спецназ все-таки подождать? — тихо сказал следователь, — хотя можно и навредить… В таком деле бабы опаснее мужиков — у них стопор не работает.

— Какой стопор? — спросил дежурный лейтенант.

— Инстинкт самосохранения у баб в таких ситуациях начисто отсутствует… А протокол все равно нужен. — Ляпунов часто и сильно затягивался, и сигарета почти мгновенно превратилась в маленький окурок. Он достал из пачки новую, прикурил от окурка.

Пилюгин со злостью посмотрел на следователя и проговорил громко:

— Ну, что же ты, Полина Ивановна? Думала, я испугаюсь? Нет, я пришел. А ты открыть боишься.

— Не спеши, майор, на наше свидание, успеешь, — ответила Полина. — Ты… — Она стволом револьвера ткнула в сторону Голубева. — Подойди и открой дверь. И не торопись выходить. Я скажу, когда можно… — она повернула лицо к двери и почти закричала: — Сейчас дверь откроют! Ты бросишь в комнату свою пушку, майор! Ты хорошо меня слышишь?

— У тебя пистолет с собой? — шепотом спросил Пилюгин следователя.

— В кабинете…

— Принеси скорей.

Ляпунов метнулся в свою комнату, и тут же раздался голос Полины:

— Что ты молчишь, майор? Пушка твоя при тебе?

— При мне, при мне! — ответил Пилюгин.

Следователь подбежал, протянул Пилюгину пистолет. Тот сунул его сзади под рубашку за ремень брюк, на секунду закрыл глаза, утер пот с лица и глубоко вздохнул…

Галка и Витька видели, как из подъезда санитары бегом вынесли носилки с лежащим на них человеком. Рядом с ними бежали двое врачей. Они быстро погрузились в машину, захлопали дверцы, и «скорая» с места рванула, выруливая на улицу.

— Ой, — произнесла Галка. — Кого это увезли?

— Ты выстрел слышала? — спросил Витька.

— А это точно был выстрел?

— Не знаю… похоже, выстрел… Может, мама в твоего отца стреляла. А может, твой папа в мою маму стрелял…

— Дурак! — крикнула Галка. — Что ты говоришь, дурак?!

— Да не кричи ты… — засопел Витька. — Мне самому страшно.

— А вдруг и правда стреляла? — прошептала Галка и, сжав кулачки, взвизгнула: — Я ее тогда… я убью твою маму!

— А я твоего папу убью! — зло ответил Витька. — Если это он стрелял! — И он открыл дверь машины, стал вылезать, но Галка вцепилась ему в плечо:

— Убежать хочешь? Так я тебя и пустила! Папа велел, чтобы ты тут сидел! Вот и будешь сидеть! — она втащила его обратно и захлопнула дверцу.

— Сильная, да? Захочу, я с тобой одной рукой справлюсь!

— А ты попробуй! Меня папа приемам научил — я тебя в два счета скручу, понял?

— Ментяшка, — сказал с презрением Витька.

— Дурачок однорукий, — парировала Галка.

— Что-о? — Витька вытаращил глаза и вдруг бросился на Галку, размахивая руками. Галка нисколько не испугалась и стала отвечать. Они сцепились и пыхтели в машине, стукаясь головами и локтями о дверцы, руль и ветровое стекло…