Тихие Клятвы (ЛП)

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Некоторые события в жизни настолько преображают человека, что он теряет дар речи. Когда шесть месяцев назад мой отец убил мою мать, я не могла выговорить ни слова. Ничто из того, что я могла сказать, не помогло бы мне понять или уберечь меня от опасности, поэтому я решила вообще ничего не говорить.

За последние шесть месяцев я не сказала ни слова.

Ни брату, ни лучшему другу. Даже наедине с собой в темноте.

Я не произнесла ни звука с тех пор, как очнулась в больнице после автокатастрофы, унесшей жизнь моей матери. Сначала я находилась в состоянии шока, переваривая случившееся и пытаясь осознать масштабы потери — мои мать и отец погибли в одно мгновение.

Может быть, отца и не было в той машине, но для меня он все равно был мертв.

Он организовал аварию, которая отняла у меня лучшую часть моего мира. Мою маму. Мое сердце. Без нее в моей душе образовалась зияющая дыра.

В разгар моей душевной тоски, страх и ярость кипели под моей поверхностью. Все это было направлено на одного человека. Того самого человека, который должен был стать моим утешением и убежищем. Я так разозлилась на отца, что боялась того, что могу сказать. Что он услышит обвинения и разочарование, которыми были наполнены мои слова, и поймет, что я знаю правду.

Поэтому я не смела открыть рот.

Синяк на шее от ремня безопасности и предположения врачей о возможной травме дали мне прекрасное оправдание. Мой отец был слишком счастлив принять мое молчание. Он вернул меня домой, в жизнь, которую я больше не узнавала. Жизнь под замком.

Дни превращались в недели, потом в месяцы.

Единственное время в день, когда я могла побыть одна за стенами отцовского дома, — это во время утренней прогулки за кофе. Каждое утро мне разрешалось ходить за кофе — разумеется, под присмотром. Умберто, головорез, которому было поручено следить за мной, после первых двух месяцев перестал ходить за мной внутрь по моим ежедневным поручениям. Он стоял снаружи и разговаривал по телефону, пока я сидела за столиком со своим завтраком и размышляла о том, как вырваться из лап мафиозной жизни, которую я теперь ненавидела.

Я бы сбежала, если бы все было так просто, но так не бывает. Проблема заключалась в моем младшем брате. Я не могла его бросить, но уговорить его пойти со мной было бы непросто. Он боготворил моего отца. Всегда боготворил. Даже если бы отец разрешил нам остаться вдвоем без присмотра, убедить Санте было бы непосильной задачей. Эта дилемма мучила меня каждый день. Я ждала подходящего случая, но после шести месяцев постоянного наблюдения я с каждым днем все больше беспокоилась, что шанса не представится.

— Привет, Ноэми. Как обычно? — Добрый пожилой джентльмен за стойкой помахал рукой, когда я вошла. Утренняя команда кофейни знала меня по имени, хотя я никогда с ними не разговаривала. Только один раз мне пришлось написать объяснение своему молчанию, что было облегчением. Они отнеслись ко мне с пониманием и сделали все, что нужно.

Я улыбнулась и кивнула. Расплатившись на кассе, я заняла место как можно дальше от двери и достала свою книгу. Мой телефон прослушивался, поэтому я редко им пользовалась, даже чтобы развеять скуку. Раньше я никогда не любила читать, но в последнее время это стало моим любимым развлечением. Я была всего на нескольких страницах главы, когда позади меня раздался мужской голос.

— Тебе не следует придерживаться столь очевидного распорядка дня. Неужели никто никогда не говорил тебе об этом?

Я не видела его, но знала, что комментарий был адресован мне. Хотя характер его замечания должен был бы меня насторожить, именно соблазнительная манера его глубокого голоса касаться моей шеи, заставила мой позвоночник напрячься.

Медленно, я повернулась, чтобы посмотреть на мужчину, который сидел позади меня, и попыталась вспомнить, как дышать, когда мой взгляд столкнулся с самыми синими глазами, которые я когда-либо видела. Глубокий синий цвет так сиял, что гипнотизировал, как те рыбы на дне океана, которые отвлекают свою добычу яркими огнями, прежде чем проглотить ее целиком. Даже тень, отбрасываемая его выдающимися бровями, не могла заглушить богатство цвета.

Прошло целых двадцать секунд, прежде чем смысл его слов прорвался сквозь мое оцепенение и вернул меня к рациональному мышлению.

Откуда он узнал, что я соблюдаю распорядок дня?

Я бы наверняка заметила, если бы этот человек был постоянным посетителем кафе. Даже без его завораживающих глаз, он был не из тех, кого можно забыть. Овеянный атмосферой власти и привилегий, его присутствие требовало внимания и уважения. Возможно, даже страха. Это было видно по угловатому разрезу его челюсти и властной манере поведения. Он был прекрасным хищником, и он наблюдал за мной. Почему? Как долго? И почему я этого не замечала?

Раздосадованная, я повернулась обратно и решила игнорировать его, не зная, что еще можно сделать.

— Но опять же, возможно, не все так предсказуемо.

Мои глаза зацепились за страницу. Я должна была знать, что такой мужчина, как он, не примет отказа.

— Кажется, что каждая книга, которую я вижу в руках женщины, — это роман, создающий в их головах нереальные ожидания идеальной сказочной жизни. Но ты ведь читаешь не это?

Моя книга была об убийстве. Таинственный роман, чтобы занять мои мысли, а не зацикливаться на проблемах. Я любила романтику, как и все девушки, но мне нужно было что-то более мрачное и захватывающее. Что-то более соотносимое с состоянием моей жизни.

Не зная, чем еще заняться, я достала блокнот, который всегда держала при себе. Я планировала написать записку, объясняющую, что не могу говорить, в надежде, что это положит конец нашей встрече, но другие слова материализовались у меня сами собой.

Разве разумно ожидать, что мужчины окажутся порядочными людьми?

Я не могла поверить, что вступаю с ним в разговор, даже когда подталкивала к нему блокнот.

Смятение, которое, как я ожидала, он проявит из-за отсутствия словесного ответа, так и не было продемонстрировано. Вместо этого меня встретила волчья ухмылка.

— Ожидать порядочности от кого-либо, будь то мужчина или женщина, неразумно. По моему опыту, мы не так уж сильно отличаемся от наших доисторических предков, как нам хотелось бы верить.

Я подняла бровь и нацарапала свой ответ.

Говори за себя.

Я ничего не могла с собой поделать. Что — то в его лице качнуло чашу весов моего самообладания после нескольких месяцев идеальной сдержанности.

Тень приглушила бирюзовые блики в его глазах. — Поверь мне, я такой и есть. Во мне нет абсолютно ничего порядочного.

Потрясенная резкостью его ответа, я уставилась на него, когда он поднялся со своего места. Ожидая, что он уйдет, я снова удивилась, когда он подошел к стойке, чтобы забрать мой кофе и бублик. Я была настолько поглощена нашим обменом мнениями, что не услышала, как бариста назвал мое имя.

Незнакомец поставил передо мной еду, поднес большой палец к своим идеальным губам и пососал кусочек сливочного сыра, в то время как его глаза цвета кобальта пригвоздили меня к месту.

— Приятного завтрака, — пробормотал он, а затем небрежно ушел.

Я была совершенно ошеломлена после одной из самых странных встреч в моей жизни. Помимо странной темы нашего короткого разговора, он и глазом не моргнул на отсутствие у меня вербальной коммуникации. Как будто он уже знал об этом. Но как? Знал ли он, кто я?

Я вдруг стала корить себя за то, что не спросила его имени. Мой взгляд вернулся к его удаляющейся фигуре, когда он прошел через дверь кафе, а затем снова появился за окном магазина. В одно мгновение Умберто оказался один на один с мужчиной, бросая ему вызов с такой же энергией, как разъяренный носорог.

Видел ли Умберто, как мужчина разговаривал со мной? Нет, потому что если бы он видел, то сразу же вошел бы и вступил с ним в схватку. Если не это, то почему он был так зол? Мой тюремщик был отвлечен, и я уверена, что это добавило ему раздражительности, но все же было необычно, что он был так настроен.

Все мое тело напряглось, когда я наблюдала за схваткой этих двоих. Умберто был огромен, но незнакомец, казалось, ничуть не волновался. Если бы мне пришлось гадать, я бы сказала, что защищаться от разъяренных головорезов — для него обычное дело. Он был воплощением холодного безразличия, что, казалось, только еще больше разозлило Умберто.

Сторожевой пес моего отца усмехнулся, подняв руку, чтобы ткнуть пальцем в грудь мужчины. Прежде чем он успел нанести удар, кулаки мужчины, казалось бы, из ниоткуда, нанесли серию ударов, таких жестоких и молниеносных, что Умберто упал на землю, как свинцовая гиря. Он даже не успел нанести ни одного удара.

Незнакомец плюнул на своего бессознательного противника, а затем мгновенно вернулся к безмятежной пассивности, как будто последних десяти секунд и не было. Он пригладил свои черные волнистые волосы твердой рукой, повернулся и пристально посмотрел на меня, прежде чем исчезнуть в глубине улицы.

Как будто мне нужна была еще одна причина ненавидеть жизнь с мафией, в которой я родилась.

Безжалостные амбиции и бессердечное неуважение ко всем, кто попадался им на пути, были врожденными качествами всех мафиози. Я не знала, кто этот незнакомец, но он был таким же плохим, как и все остальные. Может быть, даже хуже.

Во мне нет абсолютно ничего порядочного.

Я вздрогнула от вспомнившихся слов, а затем поспешила на улицу, чтобы проверить, как там мой неудачливый телохранитель. Умберто лежал на холодном тротуаре Нью-Йорка. Впервые за шесть месяцев у меня появилась редкая возможность ускользнуть и раствориться в городе. Я могла бежать. Поехать к кузине и все ей рассказать.

А как же Санте? Какого будет ему?

Одинокий. Брошенный. Я не могла этого сделать. Не было смысла притворяться, что бежать без него — это вообще вариант.

Сделав глубокий вдох, я опустилась на корточки и похлопала Умберто по щеке, тряся его до тех пор, пока он не проснулся с серией невнятных ругательств.

— Чертов щенок. Куда он делся? — Он оглядывал улицу вдоль и поперек.

Я не обратила внимания на его вопрос и помогла ему подняться на ноги. Он вытер окровавленный нос тыльной стороной рукава, и я ушла, чтобы собрать свои вещи в магазине. Я бросила недоеденную еду и проигнорировала любопытные взгляды всех присутствующих в кафе. Я была далеко не единственной, кто наблюдал за разворачивающейся сценой.

— Давай убираться отсюда, — проворчал он, как только я вернулась на улицу. Его голос был приглушен, и я невольно задумалась, не сломан ли у него нос. Не то чтобы это имело для меня значение. Как один из лакеев моего отца, он, вероятно, заслуживал гораздо худшего.

Я последовала за ним к машине, с любопытством разглядывая таинственного незнакомца и слегка разочарованная тем, что меня лишили привычного кофе. По крайней мере, утро не было скучным, это уж точно.

— Господи, Берто, — воскликнул мой брат, когда мы вернулись домой. — Что, черт возьми, с тобой случилось? — Санте осмотрел меня, чтобы убедиться, что я не пострадала, а затем вернул свое внимание к моему окровавленному охраннику.

Умберто только хрюкнул и потопал в сторону ванной.

Я достала свой блокнот и объяснила.

Просто небольшая стычка на улице.

Санте покачал головой. — Этот парень никогда не мог отступить. Такой вспыльчивый.

Я ухмыльнулась, находя забавным, что он считает себя намного взрослее. В свои семнадцать лет он вряд ли был воплощением логики и здравых решений. На самом деле, после смерти нашей матери его переменчивые подростковые эмоции стали еще сильнее. Мне было неприятно наблюдать за его изменениями — отчасти потому, что раньше он всегда был таким милым, но также потому, что пережитые трудности усилили его желание пойти по мафиозным стопам моего отца. Он видел власть и престиж, но не замечал уродливых аспектов этой работы.

Мафия превращала людей в монстров. Она высасывала всю их человечность и оставляла их души безнадежно изуродованными. Я не могла придумать ничего более ужасного, чем превращение Санте. Но он боготворил нашего отца и мафию. Он не хотел слушать то, что я хотела сказать. Я бы сразу рассказала ему правду о том, что произошло, если бы думала, что он мне поверит. Если бы я думала, что это спасет его.

Я хотела помочь своему младшему брату, но мне пришлось бы искать другой способ. Я не слишком продвинулась в решении этой конкретной проблемы, но, по крайней мере, я убедила его не бросать школу. Я доказывала в своих записках, что мама была бы убита горем, если бы он ушел до окончания школы. Он неохотно согласился посещать выпускной класс через месяц, когда начались занятия. Это была маленькая победа, но все же победа. И пока я не выиграю войну, я буду продолжать молчаливую борьбу с влиянием отца. Это было то, чего хотела бы моя мама — то, что она сделала бы, если бы он не убил ее.

Грустно улыбнувшись Санте, я подняла голову вверх, чтобы показать, что направляюсь в свою комнату, и скрылась наверху. Оставшись одна, я плюхнулась на кровать и подняла руку, чтобы посмотреть на книгу, которую все еще держала в руках. Я изучала небольшой надрыв на обложке твердой книги, хотя мой разум был занят мыслями о паре пленительных синих глаз.

Это было так типично, что такой мужчина, как он, насмехался над идеей романтики. Он, вероятно, сомневался в существовании чего-либо, чего не испытал сам, например, сочувствия и сострадания. Такой мрачный, узкий взгляд на мир. Если бы не искра тепла, которую я почувствовала под его ледяным синим взглядом, я бы поклялась, что этот человек безнадежно оторван от человечности.

В дверь постучали, вырвав меня из раздумий и заставив выронить книгу. Мой отец, Фаусто Манчини, самый влиятельный капо в семье Моретти, стоял в дверях. В течение многих лет он был скорее именем, чем реальным присутствием в моей жизни. Мама, Санте и даже наш повар были большей частью моей жизни, чем он. Его отсутствие вызывало во мне чувства покинутости и обиды, когда я была моложе. Теперь, когда у меня было шесть месяцев его тиранического внимания, я благодарю Бога, что отец игнорировал мое существование так долго раньше.

— Я должен уехать из города на следующие два дня. Я не хочу слышать, что ты хоть на шаг переступила черту. — Его едкий голос висел в воздухе вокруг меня, как ядовитый газ, отравляя мои внутренности.

С тех пор как я покинула больницу, у меня не было ни дня отдыха от его зловещего присутствия. Мысль о двух днях вдали от него заставила мое сердце трепетать от предвкушения.

Он, должно быть, почувствовал мою реакцию, потому что уголки его глаз напряглись. — Не пытайся, Ноэми. Плохие вещи случаются с теми, кто бросает мне вызов. — Он шагнул ближе в мою комнату. — Я думаю, ты знаешь это, не так ли? — Он изучал меня, а я пыталась выровнять дыхание, хотя мои легкие сжались от его намека. Это был первый раз, когда он дал понять, что подозревает, что я знаю правду. Почему сейчас? Потому что он уезжал из города и хотел убедиться, что я буду вести себя хорошо?

— Я видел, как ты смотришь на меня, — продолжал он. — Тебе не нужно говорить ни слова, чтобы я мог прочитать твои мысли. — Его глубокие глаза цвета красного дерева опустились на руки, когда он небрежно оценивал состояние своих ухоженных пальцев. — Два дня. Я буду наблюдать. — Он бросил на меня последний взгляд, прежде чем уйти.

Его не слишком завуалированная угроза была излишней, потому что он был прав. Я точно знала, что он сделал, и я уже была напугана до смерти. Если бы он подумал, что есть хоть какой-то шанс, что я расскажу кому-то о его поступке, он убил бы меня в одно мгновение.

Я не могла понять, что моя мама видела в нем. Неужели он всегда был таким бессердечным? Возможно ли, чтобы кто-то был таким милым, как мой брат, и превратился в такого жестокого человека?

Мой желудок сжался от такой возможности.

Это разбило бы мне сердце — сидеть и смотреть, как Санте превращается в нечто неузнаваемое.

Они не все такие плохие, как отец.

Правда. Дядя Джино был вполне приличным. Казалось, он заботился о тете Этте, маминой сестре-близняшке. Но если бы ему пришлось выбирать между женой и своими амбициями, что оказалось бы на первом месте? Я не была уверена, и это говорило о многом. Ни один из членов семьи, с которыми я выросла, не мог ответить на этот вопрос однозначно. Конечно, они были достаточно дружелюбны на встречах, но могли быть и пугающе холодными.

Я не хотела ставить свою жизнь на ответ на этот вопрос. Я не хотела участвовать в мафиозном мире.

У меня не было ни своих денег, ни очевидного выхода, но я не сдавалась. Возможность появится, и я буду готова, когда она появится.