Глава 8

Благодаря самодисциплине Мэри Хортон благополучно отработала очередную неделю в «Констебль Стил энд Майнинг», словно Тим Мелвилл никогда и не входил в ее жизнь. Как обычно, она раздевалась перед тем, как пойти в туалет, эффективно исполняла обязанности личного секретаря Арчи Джонсона и устраивала разнос машинисткам, курьерам и клеркам, коих в ее подчинении находилось в общей сложности семнадцать человек. Но по вечерам она уже не блаженствовала в библиотеке, как раньше, а все время проводила на кухне, изучая кулинарные книги и экспериментируя с тортами, кремами и пудингами. Осторожно расспросив Эмили Паркер про Тима, Мэри получила представление о его пристрастиях в еде и собиралась к субботе приготовить разнообразные лакомства.

В один из будних дней во время обеденного перерыва она наведалась в мебельный магазин в северной части Сиднея, где купила очень дорогой стеклянный журнальный столик рубинового цвета и в тон к нему подобрала оттоманку с обивкой из кроваво-красного бархата. Поначалу, натыкаясь взглядом на эти два ярких пятна в гостиной, Мэри вздрагивала, но, попривыкнув, была вынуждена признать, что столик и оттоманка оживляют комнату. От жемчужно-серых стен внезапно повеяло теплом, и Мэри невольно подумалось, что у Тима, как и у многих слабоумных, от природы тонкое чувство прекрасного. Возможно, когда-нибудь она начнет его водить по художественным галереям и посмотрит, как он воспринимает произведения искусства.

В ту пятницу она легла спать уже поздно ночью: все ждала, что с минуты на минуту позвонит отец Тима и заявит, что он против того, чтобы его сын горбатился в ее саду в драгоценные выходные, – но тот так и не позвонил, а на следующее утро, ровно в семь, из глубокого сна ее вывел стук в дверь. На этот раз Мэри пригласила Тима в дом и предложила выпить чаю, пока она одевается.

– Нет, спасибо, я сыт, – ответил он с сияющими глазами.

– Тогда можешь переодеться в маленьком туалете рядом с прачечной. А я сейчас приведу себя в порядок и покажу, что нужно сделать в палисаднике.

Через несколько минут, бесшумно ступая, Мэри вернулась на кухню. Тим не слышал ее приближения, и, остановившись в дверях, она наблюдала за ним, вновь пораженная его красотой. Какая вопиющая несправедливость, подумала Мэри, что под такой совершенной оболочкой скрывается столь примитивное существо, но тут же устыдилась своих мыслей. Возможно, в этом и заключается raison d’être[2] его красоты: путь Тима к греху и бесчестью был прерван в пору невинности раннего детства. Если бы Тим развивался и взрослел подобно всякому нормальному человеку, то, наверное, и выглядел бы теперь совсем иначе – как подлинное творение Боттичелли: с его лица не сходила бы самодовольная улыбка, а в глубине ясных синих глаз таились искушенность и хитринка. Тим совершенно не походил на взрослого человека, разве что внешне.

– Пойдем, Тим, я объясню, что ты должен сделать в палисаднике, – наконец произнесла она, нарушая очарование мгновения.

На улице в листве каждого куста, каждого дерева визжали и вопили цикады. Мэри, глядя на Тима, зажала ладонями уши и поморщилась, затем решительно направилась к своему единственному оружию – шлангу.

– Цикады в этом году словно с ума посходили. На моей памяти такое впервые, – сказала она.

Шум уже немного стих, а с пышных олеандров на дорожку капала вода.

«Бриииик!» – просвиристел басом хормейстер, после того как все остальные умолкли.

– Ну вот опять! Хулиган! – Мэри подошла к кусту олеандра, что рос ближе остальных к крыльцу, раздвинула мокрые ветки и стала осматривать их. – Никак не удается его найти, – посетовала она, присев на корточки, и улыбнулась стоявшему сзади Тиму.

– Хотите поймать? – серьезно спросил он.

– Еще как! Он у них запевала, без него они немы.

– Сейчас достану.

Нагнувшись, Тим скользнул в листву, скрывшись в ней по пояс. Сегодня он вышел работать без ботинок и носков, поскольку в палисаднике не было бетонного покрытия, о которое он мог бы поранить ступни, и к его ногам прилипла сырая земля.

«Бриииик!» – пробасил самец. Видимо, он уже достаточно обсох и решил попробовать голос.

– Поймал! – крикнул Тим, выбираясь из куста. В правой руке он что-то прятал.

Мэри цикад никогда не видела: только иногда находила в траве их сброшенные бурые панцири, – поэтому с некоторой опаской придвинулась к Тиму, ибо, как и многие женщины, боялась пауков, жуков и ползучих холоднокровных гадов.

– Вот, смотрите! – с гордостью произнес Тим, медленно раскрывая ладонь, пока цикада, которую он придерживал за кончики крыльев указательным и большим пальцами, не показалась полностью.

– Брр! – содрогнулась Мэри и отшатнулась, даже толком не взглянув на насекомое.

– Мэри, да вы не бойтесь, – умоляющим тоном произнес Тим и, улыбаясь, нежно погладил цикаду. – Смотрите, какая она хорошая. Зелененькая вся, красивая, как бабочка.

Его золотистая голова склонилась над цикадой, и Мэри, глядя на него, почувствовала, как грудь внезапно сдавило от щемящей жалости. Казалось, Тим нашел взаимопонимание с насекомым, ибо оно лежало в его ладони, не выказывая ни страха, ни паники. А цикада, если не обращать внимания на ее марсианские антенны-усики и панцирь, как у ракообразных, и впрямь была прекрасна. Толстое тельце примерно два дюйма длиной, ярко-зеленое, как будто припудренное золотым порошком; глаза искрятся и блестят словно два больших топаза. На спинке – все еще сложенные тонкие прозрачные крылышки, испещренные, как древесный лист, яркими золотистыми прожилками, которые переливались всеми цветами радуги. И над цикадой, сидя на корточках, склонялся Тим – такой же чуждый и прекрасный.

– Вы же не хотите, чтобы я ее убил? – взмолился Тим. Его взгляд, обращенный на нее снизу вверх, вдруг наполнился печалью.

– Нет, – ответила она отворачиваясь. – Посади ее снова на куст, Тим.

К обеду он привел в порядок весь палисадник. Мэри дала ему два гамбургера и гору картофеля фри, а на десерт – приготовленный на пару горячий пудинг с джемом и горячим банановым кремом.

– Мэри, кажется, я все сделал, – заявил Тим, допивая третью чашку чая. – Эх, жаль, что вся работа выполнена. – Он смотрел на нее, не отрывая широко распахнутых глаз. – Мэри, вы мне нравитесь, – снова начал Тим. – Вы мне нравитесь больше, чем Мик, Гарри, Джим, Билл, Керли и Дейв. Вы мне нравитесь больше всех, не считая папы, мамы и моей Дони.

Она потрепала его по руке и ласково улыбнулась.

– Мне приятно это слышать от тебя, Тим. Ты очень любезен, но, думаю, это не совсем так. Мы с тобой очень мало знакомы.

– Жаль, что весь газон уже подстрижен, – вздохнул он, никак не отреагировав на ее замечание.

– Тим, трава имеет обыкновение вырастать.

– У? – Этот короткий звук, произнесенный с вопросительной интонацией, сигнализировал, что некие действия или слова были выше его понимания и надо сбавить обороты.

– А клумбы полоть ты умеешь так же хорошо, как стрижешь газон?

– Наверное. Папа мне всегда поручает эту работу.

– В таком случае не хотел бы ты по субботам приходить сюда и ухаживать за моим садом? Стричь траву, если нужно, высаживать рассаду, пропалывать клумбы, поливать кусты, подравнивать растения вдоль дорожек, удобрять почву.

Расплывшись в улыбке, он схватил руку мисс Хортон и стал трясти.

– С удовольствием, Мэри! Я буду каждую субботу приходить к вам и ухаживать за вашим садом. Обещаю, я буду ухаживать за вашим садом!

Уходя домой, Тим опять уносил в конверте тридцать долларов.

Загрузка...