Тиран

— Если ты действительно непоколебим в вопросе выпивки, может, тебе стоит подумать об установлении лимита?

— Запомню, — ответил он и начал двигаться к матери. Я наблюдала, как он использовал ту же технику присвоения бокала, что и со мной. Мама стрельнула в него взглядом, и когда никто не смотрел, неожиданно ущипнула его за руку так сильно, что было видно, как отец поморщился.

В одном я была уверена — такая жизнь превратит меня в яростную суку.

— Шампанское, мэм? — спросил знакомый голос позади меня. Я обернулась, и мои глаза оказались на уровне черной рубашки и желтого, как школьный автобус, галстука-бабочки с розовыми полосками. Я посмотрела на поднос, который этот парень держал в руках, и могла поклясться, что видела разноцветные татуировки на запястьях.

А потом затаила дыхание.

Преппи?

Мои руки задрожали.

В тот миг, когда я собралась поднять глаза и посмотреть на лицо официанта, динамики заскрипели из-за проверки микрофона. Я прикрыла уши и повернула голову в сторону отца, поднимавшегося на сцену, построенную слегка в стороне от домика Таннера у бассейна.

Сенатор стучал по микрофону и давал стоявшему внизу сцены человеку распоряжение настроить микрофон, а когда я снова повернулась к официанту, его уже не было. Осмотревшись вокруг, я увидела несколько человек в таких же черных рубашках и желтых бабочках, все держали одинаковые подносы с шампанским с розовыми пузырьками.

Мне мерещится. Разум и тело просто-напросто отрицают фарс моей жизни.

— Мамочка! — детский голосок донесся из толпы. Сэмми подбежал и крепко вцепился в мою ногу. Я улыбнулась и подняла его на руки, придержав на бедре движением, которое показалось мне очень естественным. Надин, преследовавшая его в этой толпе гостей, появилась рядом, запыхавшись.

— Твой малыш очень и очень резвый, — сказала она, опустив руки на колени. — Не позволяй этим коротеньким ножкам одурачить тебя. Он действительно быстро двигается! Или так, или я потеряла форму. Хотя возможно и то, и другое, — пропыхтела Надин. Она сменила свою обычную футболку поло и штаны цвета хаки на застегнутый на пуговицы черный топ и черные брюки. Вместо ортопедических кроссовок на ней была пара черных лакированных балеток с круглыми носами.

— Потрясающе выглядишь, Надин, — сказала я. Она закатила глаза, таким образом ответив на комплимент.

— Безумно рада, что надела черное, — сказала она, обмахиваясь. — Потому что я потею так, словно мы находимся в центре ада рядом с самим дьяволом.

Дьяволом я считала Кинга. Но была уверена, что в этом аду его нет. Я взглянула на сцену и убедилась, что дьявол голосовал за республиканцев и носил костюмы от Хьюго Босс.

— Мамочка, Надин не смогла меня поймать! — вскрикнул Сэмми. — Я быстлый! Быстлый как это! — Он поднял красный Корвет размером со спичечный коробок и поводил им по воздуху.

— Да неужели? А ты хорошо себя вел с мисс Надин? — спросила я, взъерошив его идеально причесанные волосы, отчего его естественные кудряшки ожили, а смех вырвался из его груди и прорвался через маленькие зубки.

— Неа, — ответил он, все еще глядя на машинку. Кудряшки упали на лоб.

— Вот так лучше, — сказала я, убрала их и прижалась своим носом к его носику. Я была слишком занята Сэмми, когда Надин прочистила горло. Посмотрев на нее, я заметила, что множество гостей побросали свои занятия и смотрели на наше общение с сыном.

Отец вернулся к микрофону, тем самым привлекая к себе внимание, и люди повернулись к нему. Мама послушно стояла слева от него, рядом с длинным американским флагом. Он начал свою речь с приветствия гостей на мероприятии и упомянул, что деньги от анонимного аукциона и пожертвований, полученных на протяжении вечера, пойдут на благотворительные цели.

— Что я пропустил? — спросил Таннер, протиснувшись сквозь толпу, чтобы встать рядом со мной и Сэмми. — Эй, малышня! Дай пять! — Сэмюель поднял ладошку и Таннер прислонил к ней свою. — Хорошо, малыш, в этом ты уже преуспел.

— Не сильно. Он только начал, — сказала я.

Сенатор сделал паузу и окинул толпу взглядом. Он взял карточки с кафедры и положил их в карман рубашки.

— Я приготовил все эти заметки. Хотел поговорить с вами о кампании и о том, чего мы собираемся достичь на протяжении нескольких следующих месяцев. Но прямо сейчас не могу этого сделать. — Публика зашепталась, а кто-то даже выкрикнул «Почему?», чего сенатор, видимо, и ждал.

— Не секрет, что семья и традиционные американские, христианские ценности одни из самых важных для меня, именно их я придерживаюсь на протяжении этой кампании. — Толпа зааплодировала, но он поднял руку, прося тишины. — Но как вы знаете, семья не всегда предсказуема. Вы не сможете ее контролировать, — сказал он. — И как вы все уже знаете из сплетен, или из недавних газет, несколько лет назад я стал дедушкой.

Это было впервые, когда я услышала, что он называет Сэмми не только моим сыном. «Дедушка» — это не совсем то название, которое я ему бы дала.

— Моя дочь Рэйми и ее парень Таннер решили вступить в отношения, к которым не были готовы в юном пятнадцатилетнем возрасте. Я не оправдываю их действия или их поведение, но многие из вас не знают, что Таннер был болен…

— О, Боже мой, он расскажет им все, — прошептала я, прикрыв рот. Таннер схватил меня за руку и удержал.

— Я не удивлен, — пробурчал он. — Ты действительно считала, что он позволит им думать, что мы всего лишь два возбужденных подростка, трахающихся под одной крышей? Подобное попадет под слишком строгое обвинение. Теперь он будет винить мою болезнь. Для него это искусство. Больше, чем твои наброски для тебя. Он создает эмоции, варианты. Говорит то, что им нужно думать, без возможности выйти и высказаться. Если подумать, то это даже красиво.

— Ты не кажешься расстроенным, — ответила я. — Скорее впечатленным.

— Я не огорчен. Он прав. Это мы. Ничего, что касается нас, никогда не расстроит меня, Рэй. Кроме того, это самая честная вещь, прозвучавшая из его уст за весь день, — сказал Таннер и посмотрел на сцену с интересом, от которого мне стало некомфортно.

— Мы думали, что потеряем его, — продолжал сенатор. Моя мать потянулась за носовым платком, который один из охранников передал ей, и промокнула уголки глаз.

— Хороший ход, мама, — прошептала я.

— Врачи говорили одно и то же… что нет надежды. Они сказали его родителям, Чаку и Рене, сделать последние приготовления. — Сенатор поискал их в толпе и кивнул. — Рад видеть здесь вас обоих, — сказал он с улыбкой, когда нашел их. — Мы готовились к смерти лучшего друга моей дочери. — Толпа ахнула. Он кормил их с ладони, и толпа подпрыгивала, чтобы съесть еще хотя бы кусочек. — Это было страшно, особенно потому что мы с Марго хорошо знали родителей Таннера и всегда думали, что наши сумасшедшие детки вырастут, поженятся и заведут свою собственную семью. — Глаза сенатора затуманились. Ему стоит дать статуэтку «Эмми». Мама подошла к нему и промокнула его глаза носовым платком. Нет, им стоит дать «Оскар». — Простите за это, — сказал он, шмыгнув носом. Затем замолчал на минуту, прежде чем посмотреть в толпу. — Деяния Божьи не лишены юмора. Вы никогда не узнаете, каков его план. Чак и Рене оставили надежду стать дедушкой и бабушкой. Наши сердца болели за дочь и будущее, которое для нее больше не было возможно. В день, когда Таннер узнал, что его дни сочтены, они с моей дочерью приняли решение, с которым я не согласен и которое не поддерживаю. Но теперь я вижу это как часть большего — великий Божий умысел, который мы, как его последователи, не имели никакой возможности понять. Это решение привело мою дочь и Таннера в офис ко мне и моей жене. Они рассказали мне о беременности, и я открыто расплакался. Моя родная дочь. Дочь, которую я растил с четким пониманием ценностей семьи Прайс и верой в них, пришла ко мне и сказала, что ослушалась меня и закона Божьего. Лишь позже бессонной глубокой ночью на меня снизошло. Это и есть Божий умысел. Они подарят Чаку и Рене внука, которого те и мечтали получить, и это дало мне причину. Причину обратиться к каждому врачу не только в этой прекрасной стране, но и во всем мире, чтобы увидеть, смогу ли я спасти надежду своей дочери на будущее, на ее собственную семью.

Половина публики стояла со слезами на глазах, а Таннер наклонился к моей шее.

— Это все звучит намного лучше, чем «моя дочь занялась сексом из жалости с больным парнем без презерватива». — Отец кивнул и бросил на нас взгляд, словно знал, что эти слова адресованы ему.

— С помощью доктора Рейнольдса в Теннесси нам удалось спасти Таннера от смерти. — Публика снова начала аплодировать, и сенатор вновь поднял руку. — Я испытываю чувство гордости, говоря, что у Таннера полная ремиссия и признаки лейкемии, которая чуть не отняла его у нас, до сих пор не появились. — В этот раз он позволил толпе аплодировать. — Поднимитесь сюда, вдвоем. Принесите Сэмюеля. — Сотни пар глаз повернулись в нашу сторону, и у нас не было выбора, кроме как пройти к сцене. Сэмюель хлопал в ладоши вместе с публикой и смеялся. Я отдала бы все, чтобы оказаться в таком же сладком забвении, как он.

Мы встали рядом с моей матерью, которая показательно забрала у меня Сэмми и придержала его у бедра, как и я. Она повернулась к толпе и помахала, пока Сэмми повторял за ней, чтобы раззадорить их еще больше.

— Вы еще не знаете о самой радостной части, — сказал сенатор, жестом попросив толпу замолчать. Он был дирижером, а они — оркестром, игравшим под каждый его взмах. Это был великолепный финал, потому что мне было известно, что произойдет дальше, но не было ни единой возможности остановить это. — Сегодня утром на маленькой церемонии, в окружении семьи и их сына, моя дочь и Таннер Редмонд поженились. — Аплодисменты от сотни или около того людей оглушили. Сенатор прокричал в микрофон поверх толпы. — Поэтому я хотел бы воспользоваться этой возможностью и представить вам миссис и мистера Редмонд, а также их прекрасного сына, моего внука, Сэмюеля. Пусть Бог благословит этот союз. — Он подошел, взял мое лицо в ладони, тем самым притянув в объятье, от которого у меня скрутило живот.

— Ты ублюдок, — сказала я. — Это не должно было стать достоянием общественности или политическим инструментом. — Я была удивлена, хотя понимала, что этого стоило ожидать. Сенатор заботился в первую очередь о кампании, во вторую — о спонсорах, и только в третью — о последователях.

— Это политический инструмент. Все это, — сказал сенатор. — Ты. Я. Таннер. Сэмюель. Твоя мать. Все ради высшего блага. — Я думаю, что он поверил в это дерьмо. Затем сенатор меня отпустил и обнял Таннера. И если на моем лице было презрение, то Таннер широко улыбался и выглядел, словно наслаждался, принимая поздравления в честь нашего брака.

Я полная дура.

Внезапно меня окатило волной дикой злости. Я не могла дышать. Была зла на себя, на сенатора и на Кинга из-за того, что он оставил меня с Таннером, из-за того, что ничего мне не объяснил.

Мои руки задрожали, а глаза заволокла красная пелена.

Сенатор помахал толпе. Затем Надин подошла к сцене, взяла Сэмми, ерзающего на незнакомых руках матери, и показала мне, что собралась уйти назад в дом. Я кивнула. У Надин было отлично развито чувство понимания того, когда дерьмо должно достичь вентилятора, и я была рада этому.

Потому что дерьмо только что достигло вентилятора.

Я сделала шаг между отцом и Таннером и вместе с ними начала махать толпе. Сенатор посмотрел на меня с подозрением, а Таннер до сих пор улыбался, словно только что выиграл в лотерею и принимал огромный чек.

— Жарковато здесь, вам не кажется? — сказала я, наклонившись к отцу, который нахмурил брови, а затем поправил костюм, когда понял, что выражение его лица видят все.

— Это Флорида, летом здесь всегда жарко, — сказал Таннер прежде, чем его глаза расширились от понимания. — Не смей, — предупредил он, но я уже не слушала.

— Если захотел выставить меня напоказ, то тебе придется показать все полностью.

Я разыграла шоу, словно обмахиваюсь от жары, а затем расстегнула кардиган и сняла его. Мой отец не нашел в этом ничего необычного. Он был прав. Это Флорида, лето. Здесь было жарко. Но он не знал о том, что скрывал кардиган. Настало время увидеть. Я держала его в руках, когда услышала вдох позади меня, предположительно от моей матери.

— Не смей, — повторил Таннер, но в этот раз в его словах была слышна злость. Я заметила стул и повернулась к отцу.

— Можно положить кардиган туда? — спросила я.

— Что ты задумала, Рэйми? — спросил он обеспокоенно.

— Ничего, папочка, — ответила я. Повернувшись спиной к толпе, я наклонилась и повесила кардиган на стул.

Татуировка Кинга была выставлена на всеобщее обозрение публики.

Никто не мог ничего сделать. Отец мог бы прикрыть мою спину, но это выглядело бы так, словно он не одобрял это, но все стало бы только хуже. Я повернулась и посмотрела на них взглядом, который говорил, что со мной шутки плохи. Махнув последний раз толпе, которая громким шепотом обменивалась между собой сплетнями, словно кучка бешеных сук, я покинула сцену.

Прошла по дорожке к задней части дома, не желая иметь дело ни с кем, кто мог бы пристать ко мне по пути в дом.

— Какого хера это было? — спросил Таннер, догнав меня у дуба. — Что это было, Рэй? — повторил он.

Я остановилась и повернулась к нему лицом.

— Это я и мое нежелание быть той, кому наступают на горло! Ты сказал, что даешь мне время. Однако выражение твоего лица сказало, что ты уже думаешь, что это по-настоящему. Но этого не будет, Таннер. Не со мной. Я не готова. Возможно, когда-то у меня были к тебе чувства, вообще-то, я знаю, что когда-то любила тебя, но мне непонятно, была ли это романтическая любовь. Мне нравится то, что ты добр к нашему сыну, я чертовски уважаю тебя за все пройденное и ненавижу то, что являюсь источником твоей боли. Но я не хочу быть с тобой сейчас. Не тогда, когда мое сердце принадлежит другому.

— Чего ты ждешь от меня, Рэй? Сожаления из-за того, что я счастлив быть твоим мужем? Потому что мне не жаль. Не жаль, что я женился на тебе по какой бы там ни было причине. Ради всего святого, ты — любовь всей моей жизни, и всегда ею была. Мы давно были вместе. Поэтому я ухватился за возможность сообщить об этом миру, потому что это должно было случиться. — Глаза Таннера смягчились, и он сделал шаг ко мне и сжал мою руку.

— Нет, Таннер, — произнесла я и освободила руку. — Не надо.

Он проигнорировал меня и наклонил голову к шее, притягивая меня к себе. Затем мягко прижался своими губами к моим, а я просто стояла и позволила этому случиться. Его губы были мягкими и теплыми, дыхание прохладой отдавалось на моей коже. Я представила, что Таннер действительно был тем, кого я хотела, но вместо того, чтобы вспомнить чувства к нему, злое лицо Кинга заполнило мой разум. Таннер открыл рот, и я неохотно последовала за его движением, наши языки танцевали. Как же я хотела, чтобы вернулись воспоминания. Хотелось почувствовать то же, что и он чувствовал ко мне. Во время нашего поцелуя его руки скользнули на мою талию, но я чувствовала, что все это было… ошибкой. Запредельной.

Я толкнула его в грудь, но он застонал в мой рот и сжал еще сильнее. Потом попыталась еще раз, и когда он не поддался, укусила его. Таннер тут же отпрянул, прикрыв рукой окровавленную губу.

— Ты рушишь все то, что я к тебе чувствую. Не превращай в херню все воспоминания о нас.

— Я превращаю все в херню? — засмеялся он. — ТЫ разрушила все, когда ушла с Никки. Ты просто не смогла ее отпустить. Я сотни раз говорил не впутывать ее бардак в свою жизнь, но нет же, тебе нужно было вытащить ее. Ты поставила ее выше семьи, уйдя с ней и навредив сама себе этим исчезновением. Это ты все разрушила в ту ночь. Не я. Я пытаюсь спасти нас, пока ты чертовски настроена и дальше рушить нас! Так что пошла ты к чертям, Рэй! Ты разбила мне сердце, когда ушла. И искромсала его на кусочки, когда вернулась. Не знаю, кем ты себя возомнила, но ты не та Рэй, которую я знал. Эта особа передо мной? Я ненавижу ее сейчас, — бросил Таннер. Затем развернулся и унесся в темноту.

Я открыла рот, чтобы позвать его, но не знала, что сказать. Ему было больно, а мне больше не хотелось причинять кому-то боль. После своего возвращения я только и делаю, что принимаю неверные решения одно за другим. Было глупо с моей стороны показать всем тату. Меня обуяла злость. Но это не давало ему право относиться ко мне так, словно я была товаром, который он мог купить, обменять… или на котором мог жениться.

Так или иначе, это я.

Глава 19

Доу

Я закрыла дверь в свою комнату и прижалась к ней лбом. Слово «опустошение» даже близко не описывало мои чувства. Кинг был мертв, а я потеряла единственного друга, потому что поступила глупо, подумав, что смогу использовать брак как инструмент для получения того, чего так отчаянно хочу.

Семью. Настоящую семью, которую выбрала сама, как Кинга и Преппи.

Я закричала от отчаяния, сжала кулаки и колотила ими в дверь до тех пор, пока не устала с ней сражаться. И терла губы, пока не истребила с них вкус Таннера.

— Сними свою е*аную одежду, — прорычал глубокий голос.

Понимание окутало меня словно статическое электричество.

Я ахнула и отвернулась своим залитым слезами лицом от двери. Могло пройти сотни лет без его голоса, но мне никогда не забыть, кому он принадлежал.

Кинг появился из угла комнаты, и тень, падающая от его тела, тянулась за ним словно одеяло.

— Ты знаешь, что я не повторяю дважды, но для тебя сделаю исключение, щенячьи глазки. — Он остановился передо мной и посмотрел вниз, его глаза горели от похоти и ярости. — Сними свою е*аную одежду.

— Ты жив, — прошептала я под гулкий грохот моего сердца о ребра.

Мне это мерещится?

— Сейчас ты ощутишь насколько я жив. — Он двинулся ко мне. — Мы с тобой общаемся лучше, когда я нахожусь внутри тебя, а мне многое нужно высказать. Поэтому вместо херни в стиле «вопрос-ответ», которая не приведет нас, мать ее, ни к чему, давай сделаем это по-другому.

— Я думала, что ты мертв. — Моя грудь вздымалась от страха и желания. Кожу покалывало, а соски затвердели.

— Ты скорбела, когда язык того мальца был в твоей глотке? — Кинг потянулся к моей руке и поднял палец, на котором было кольцо Таннера. — Скорбь — причина, по которой ты носишь это?

Я вырвала палец из его хватки и положила руки на его грудь. Мне хотелось толкнуть его, но это прикосновение изменило мои планы, я не смогла.

Не захотела.

Вместо этого сжала его рубашку в кулаках. Облегчение, которое я почувствовала от осознания того, что он жив, заменило злость.

— Я думала, что ты мертв, — пришлось мне повторить.

Кинг заговорил в мои волосы, а его дыхание подарило мне тепло.

— О, малышка. Я очень даже уверен, что смерть не смогла бы удержать меня от тебя.

Я вдохнула, втянув в себя запах сигарет и ветра. Скучала по этому узнаваемому аромату так же, как и по его обладателю.

— Не думала, что увижу тебя снова. Я ходила в МК Медведя. Именно его отец рассказал мне о твоей смерти.

Кинг медленно покачал головой.

— Он об этом пожалеет. — Кинг прищурил глаза. — Как и ты, — сказал он так медленно и таким глубоким голосом, что его слова достигли самой моей сердцевины.

— Что?

— Ты правда думала, что от меня будет так легко избавиться? Ради Бога, бл*дь, я до сих пор помню, как это — быть в тебе. Думаешь, мне удастся забыть? Думаешь, не пытался неделями убедить себя, что это всего лишь мой член скучает по тебе? Потому что я скажу тебе, что ничего не сделает меня счастливее, чем возможность избавиться от этой боли. Прямо сейчас. — Кинг ударил себя в грудь сжатым кулаком. — Иногда я просто хотел забыть все, но не получилось. И не получится. Потому что я не хочу когда-либо тебя забывать. Меня устраивает эта боль, потому что она напоминает о том, что ты была реальной. — Я прикусила губу так сильно, что почувствовала привкус меди во рту.

Говоря все это, Кинг надвигался на меня, и я пятилась в тень до тех пор, пока моя спина не вжалась в комод. Он прижался руками к стене по обе стороны от моего тела, захватив тем самым меня в ловушку, и наклонился таким образом, что наши глаза оказались на одном уровне.

— Я не знаю, почему ты так стойко держишься, щенячьи глазки, но твое тело буквально кричит о том, что ты все еще моя. — Кинг вдохнул мой запах, а я его. Он закрыл глаза и провел носом вдоль линии моей нижней челюсти. — Ты любишь его? — зарычал он, укусив меня за шею.

— Да, — призналась я. Кинг отстранился в недоумении. Поэтому мне пришлось пояснить. — Это никогда не было той любовью, которой он хотел. Я любила его как лучшего друга, и никогда так… — наши глаза встретились, Кинг явно ждал ответа. — От тебя неделями не было никаких новостей, и вот ты неожиданно появляешься, пробираешься в мою комнату и требуешь, чтобы я сняла с себя одежду в день, когда я… — Но закончить предложение я не могла, потому что не хотела, чтобы оно стало реальностью.

Потому что Кинг был жив.

А я была замужем.

­— Вышла, мать твою, замуж, — закончил Кинг за меня. Его ноздри дрожали. Он развернулся с сжатыми кулаками, словно искал то, что можно ими ударить. Схватился за голову в отчаянии. — Я наблюдал за всей этой катастрофой из машины. Мне все известно.

— Святое дерьмо! — выкрикнула я.

Кинг презрительно прорычал.

— Кажется ты забыла, кто я, бл*дь, такой, малышка! По-моему, самое время тебе напомнить. — Он прижался ко мне бедрами. — Я — мужчина, который взял тебя против твоей воли и приковал наручниками к моей же е*аной кровати. Я — тот, кто хотел тебя, и поэтому, бл*дь, оставил себе. — Он приподнял бровь. — Ты правда думаешь, что у тебя есть выбор, когда речь идет о тебе как о моей собственности?

Кинг поднял меня на комод и толкнулся между моих ног, заставив их раздвинуться. Он удерживал мои запястья за спиной, тем самым прижимая меня грудью к себе. Платье поднялось вверх по бедрам. Кинг заправил прядку волос мне за ухо и наклонился, его губы остановились на расстоянии вдоха от моих. В комнате становилось жарко. Я не могла дышать. Мне нужно было… не знаю, что.

— Больше никаких вопросов.

Я открыла рот, чтобы поспорить.

— Прекрати нахрен болтать, — зашипел он.

Кинг поднял меня с комода и понес к большому зеркалу, висевшему на двери шкафа. И встал позади меня. Он был на голову выше и на сотню фунтов тяжелее, поэтому разница между нами казалась очевидной как никогда. Его темные джинсы и майка резко контрастировали с моим светлым крохотным платьем. Моя бледная кожа сильно отличалась от его загорелой. А светлые волосы бросались в глаза на фоне его черных. От этого вида мои колени подогнулись. Отражение в зеркале делало нашу разницу очевидной, но помимо этого оно помогало понять, насколько мы подходили друг другу.

— Ты видишь это? — спросил Кинг у нашего отражения, пока руками обнимал меня за талию. — Видишь, как чертовски восхитительно мы друг другу подходим? — Он стащил кардиган с моих плеч и позволил ему упасть на пол. Повернул меня и схватил небольшое зеркало со стола, вытянул его передо мной таким же образом, как и когда показывал тату клиентам.

— Видишь это? Что там написано? — спросил он, указав на сделанное им тату, которое я показала всем, наплевав на Таннера и своего отца.

— Там написано, что я не хочу возвращать свою невинность. Что снова и снова хочу наслаждаться ощущением ее потери. Это цитата Ф. Скотта Фитжеральда, — ответила я.

— Нет. — Он подтолкнул меня в затылок, изменив ракурс. — Скажи мне еще раз. Посмотри на корону, приглядись к лозам. Что написано на этой херне?

— Кинг, — прошептала я. — На ней написано «КИНГ».

Глава 20

Кинг

— Ты моя. Всегда была, — произнес я, не ощутив ни капли вины.

Малышка посмотрела в зеркало широко распахнутыми глазами, продолжив всматриваться в татуировку с моим именем.

— Ты вписал свое имя в мою татуировку, — сказала она, до конца не веря в произошедшее.

Наши взгляды в зеркале пересеклись.

— Пометил тебя при первой же возможности. Жалею лишь о том, что не сделал ее больше, иначе тот парень не полез бы к тебе своими е*аными губами.

— Это не его вина, — ответила она с такой злостью, словно метала в меня взглядом кинжалы.

Как же меня бесило то, что она его защищала. Он мог называть себя ее мужем или кем угодно, но я понял все, когда ее дыхание ускорилось от моего приближения. Понял, когда она провела языком по губам, чтобы увлажнить их, как в ожидании меня затвердели ее соски под тканью короткого и горячего как ад платья. Дело было не только в физическом контакте, воздух вокруг нас потрескивал от практически ощутимой связи. Я почти мог почувствовать ее на своем языке.

И хотел попробовать языком ее. Хотел погрузить лицо между ее ног и ощутить, как она ерзает под моим ртом, царапает мою голову своими ногтями до тех пор, пока не кончит.

Я был чертовски тверд, и мне пришлось использовать весь свой самоконтроль, чтобы не нагнуть ее над комодом, не задрать платье и не трахнуть мою девочку до потери сознания.

Я провел пальцами по ее губам, и она раскрыла их. Эти красивые розовые губки сделали бы меня твердым в одно мгновение, если бы мой и без того жесткий член не упирался в джинсы.

— Мне и так хотелось перерезать горло сенатору за то, что он проделал с Макс. Тем более после того, как я увидел его здесь в костюме, кричавшем о его превосходстве, и в смехотворных часах а-ля «член клуба», а после услышал, как он объявил всем о твоей сраной свадьбе с кем-то помимо меня. Еще мгновение, и я был готов выпустить в его голову всю обойму своего пистолета, а затем перезарядить и сделать то же самое с головой того парня.

Возможно, мои слова и были грубыми, но олицетворяли собой истину.

Я забрал зеркало у своей малышки и положил его на комод.

— На секунду мне показалось, что все, что между нами происходило, было миражом. — Я развязал бант на шее и позволил платью упасть на пол, показав скрытый под ним бежевый комплект белья, состоящий из трусиков и лифчика без бретелек. Это был стандартный повседневный набор, но моя девочка смотрелась в нем так же, как и в трусиках с отверстием на промежности и плеткой в руках, эффект был бы такой же, потому что она была самой сексуальной женщиной, которую я когда-либо видел. Мой член забился в агонии, когда я медленно рассматривал ее тело.

— Меня остановил твой взгляд, — сказал я.

— Какой взгляд? — спросила она и повернулась ко мне лицом.

— Взгляд, не суливший ничего хорошего. И я оказался прав. Потому что ты сняла свой свитер. И показала всем татуировку. — Я пробежал пальцами от основания ее шеи к ягодицам.

— Всего лишь показала им, что не являюсь обезьянкой, и несмотря на условия сделки, плясать под их дудку я не собираюсь, — ответила она, не в силах сдержать волнение от того, что смогла поставить их на место.

— Ты показала им больше, чем это, — сказал я, обойдя вокруг нее. Закончив оценивать ее тело, по которому так сильно скучал. Впитав ее образ. — Ты показала им, что принадлежишь мне. — Я снова встал позади нее и провел рукой между ее ног. Трусики уже промокли. Она закрыла глаза, пока я ласкал ее через материал. — Но важно другое, — произнес я, ускорив движения, отчего ее рот открылся, когда она потерялась в удовольствии от моих прикосновений. — Ты показала мне, что до сих пор моя.

Я развернул малышку и набросился на ее губы. Она вздрогнула от моего прикосновения.

— Даже не пытайся найти аргументы, чтобы начать спорить со мной, щенячьи глазки. Время споров закончилось. Прямо сейчас я, мать твою, скажу тебе, что твои дальнейшие слова не имеют значения. Ничего из сказанного тобою не изменит этого. Я заклеймил тебя и не стану извиняться за это дерьмо.

— Я должна объяснить… — начала она, но я прервал.

— Мы можем поговорить позже. Мне нагнуть тебя и трахнуть как животное, чтобы напомнить, чья это киска? — сказал я, прикусив мочку. А затем грубо перевернул ее на живот. Толкнул между лопаток, чтобы она нагнулась над кроватью и оперлась на локти. Я расстегнул ее лифчик и позволил ему упасть на кровать. Стянул с нее трусики одной рукой и бросил их на пол. И не мог отвести взгляда от самого потрясающего вида моей девочки, обнаженной и готовой для меня. Расстегнул ремень и снял джинсы, пока она вставала на локти и колени. Залез позади нее на кровать и снял майку, чтобы касаться ее кожа к коже. Она подняла голову, и я коснулся губами ее уха.

— Тебе напомнить, кому ты принадлежишь, малышка?

— Да, — выдохнула она. Я направил член к ее входу и грубо толкнулся внутрь, минуя сопротивление ее тугой киски. Каждый сантиметр ее жаркого центра напоминал мучительную комбинацию пытки и наслаждения.

Я замер, полностью войдя в самую что ни есть великолепную киску. Теплую. Влажную. Готовую.

— Скажи, что скучала по этому, — сказал я. Доу простонала и прижалась маленькой круглой попкой ко мне, попытавшись заставить меня двигаться, но я оставался непреклонным. — Нет, детка. Пока не скажешь мне то, что я хочу услышать.

— Я… — Я вознаградил ее медленным вращением своих бедер, и она застонала в подушку.

— Ты что? — спросил я, снова замерев без движения.

— Я скучала… — Еще одно вращение бедрами, но на этот раз я добавил небольшой толчок. — Я скучала…

— По кому ты скучала? — спросил я.

— По тебе. Я скучала по тебе! — ответила она.

И в этот момент я потерял контроль. Потянулся вперед и одной рукой схватил ее за горло, а второй придержался за кровать. И вбивался в нее с силой безумца, коим и являлся на тот момент.

— Я тоже скучал по тебе, детка. Так чертовски сильно. — Снова и снова я вколачивался в нее, словно вновь пробивал себе путь в ее жизнь. — И то, что я сейчас внутри тебя. Одно это уже сказало все, что мне нужно было знать. Я не оставлю нас. Не сейчас. И никогда впредь.

Малышка застонала, сжав киску вокруг моего члена. Мне пришлось замедлиться, чтобы не кончить в нее в ту же секунду.

Тень за открытым настежь окном привлекла мое внимание, заставив повернуть голову в ту сторону, я увидел пару глаз, смотревших на нас снаружи. Возможно, он был уверен, что спрятался за ветками и листьями, но как лев может учуять самцов поблизости, так и я точно знал, кто это был.

Таннер.

Я мог остановиться в тот же миг. Вытащить из нее свой член. Прикрыть нас обоих. Или, по крайней мере, закрыть окно к чертям собачьим.

Но я не сделал ничего из вышеперечисленного.

Наклонившись к моей девочке, я провел языком по ее шее, заставив стонать мое имя снова и снова. Она не знала о зрителе.

— Кому принадлежит эта киска? — спросил я, посмотрев в напуганные глаза незваного гостя.

— Тебе. Всегда. Это всегда был только ты, — выдохнула она. Ее киска снова сжалась вокруг моего члена, и я начал борьбу за контроль. Потому что еще не закончил. Этот малец должен без сомнений запомнить, что эта девочка принадлежит мне.

Она — моя.

— Люблю тебя, малышка. Безумно, — произнес я, вбиваясь сильнее и сильнее. — Ты любишь меня? — спросил я, убеждаясь, что коснулся чувствительного комочка нервов на передней стенке ее киски, от чего она закричала.

Я соскучился по ее е*аным крикам.

— Да. Так сильно. Я чертовски сильно люблю тебя! — сказала она. И ее накрыл оргазм, от которого она начала стонать все громче и громче, поэтому пришлось заглушить ее крики подушкой, чтобы их не услышали все присутствующие в доме.

Но кое-кто все-таки их услышал.

Когда я почувствовал покалывание у основания позвоночника, в моей голове зародилась идея, от которой меня словно пленили первобытные инстинкты. Эти мысли мешали мне думать о чем-то другом.

Я дважды толкнулся в нее и вытащил член из ее тугого жара. Сжал его в руке и показательно излился на ее голую спину. Доу упала на живот от истощения, но я не закончил. А посмотрел в окно прямо туда, где так неудачно прятался Таннер. Провел руками по созданному мною беспорядку, размазывая его по спине и попке, тем самым помечая ее как мою. А затем дернул ее за волосы к себе и положил два покрытых спермой пальца в рот своей малышки.

Она застонала и жадно обхватила их.

Мое послание было четким и ясным.

Таннер встал на ветке, больше не пытаясь скрыть своего присутствия. И продолжал смотреть еще в течение долгого времени, пока, наконец, не повернулся и не спрыгнул с дерева.

Щенячьи глазки, так же как и Таннер, знала, кому она принадлежала.

И точно не ему.

Глава 21

Доу

Кинг лег на меня, вжимая в матрас, пока мы оба переводили дыхание. Его вес был неподъемным, но мне не хотелось двигаться. Я боялась пошевелиться, потому что думала, что это сон. Но просыпаться не хотелось.

Кинг сел и откинулся на изголовье кровати, притянув меня к себе.

— Теперь можно рассказать тебе, почему? — спросила я, все еще переводя дыхание.

Кинг кивнул.

— Мне показалось, что ты мертв, — начала я. — И я запаниковала, потому что от тебя долгое время не было новостей. А затем поехала к клубному дому Медведя в надежде, что получится передать тебе сообщение. Отец Медведя сказал, что ты умер. — Кинг сжал меня, попытавшись утешить и побудить продолжить разговор. — И я соскучилась по тебе. Так сильно, — слеза скатилась по моей щеке от воспоминания о той ужасной новости. Он наклонился вперед и остановил слезу губами, поймав ее прежде, чем у нее хотя бы появился шанс достичь челюсти. — Мне захотелось увидеть Макс.

Кинг замер.

— Что? Ты видела Макс? — спросил он в неверии.

Я кивнула.

— Да. И она такая красивая. У нее твои глаза и улыбка. Она дала мне это, — я вытянула руку, чтобы показать ему пластиковый фиолетовый браслетик, и Кинг провел пальцами по нему, словно рассматривал драгоценности королевы. — Тогда и приняла решение, что она должна быть со мной. Я захотела удочерить ее.

— Детка… — прошептал Кинг.

Я стерла еще одну слезу с другой щеки.

— Мне необходимо было увеличить свои шансы. Сенатор сказал, что матерям-одиночкам редко дают разрешение. — Я повернулась, чтобы посмотреть ему в глаза. — Я не могла этого допустить. И сделала бы все. Ради нее. Ради тебя. Но если быть честной, то все это делалось по большей части ради меня, потому что она — часть тебя, а мне хотелось иметь кусочек тебя рядом с собой всегда, — и рассмеялась. — Поэтому и пришлось сделать все возможное.

— Ты вышла замуж за Таннера… ради меня, — сказал Кинг. В его голосе больше не было злости. И осуждения. В его голосе звучало восхищение. Он потянулся и нежно взял мое лицо в ладони, а потом поцеловал меня. Если раньше наши поцелуи в основном были полны жара и страсти, то этот был полон нежности и любви. Кинг медленно отстранился, смотря на меня так, словно что-то искал.

— И ради себя, — напомнила я. — Ненавижу, что говорю это, но я влюбилась в нее быстрее, чем в тебя.

Кинг рассмеялся.

— Я люблю тебя. Никогда не говорил этого никому, кроме Макс. С момента твоего появления на моей вечеринке это была только ты. — Он поцеловал меня снова, а затем прижался лбом к моему. — Только ты. — Это было именно то, что мне нужно было услышать. Тепло распространялось в моей груди, и я почувствовала, как колотится сердце, пока красивый мужчина боготворил меня своим взглядом.

— Никогда не любила его. Хочу, чтобы ты это знал, — сказала я, напомнив Кингу то, что он так хотел услышать. — Я вспомнила его, но это была не любовь. Во всяком случае, не для меня.

— Ты любила его достаточно, чтобы позволить трахнуть. И сделать ребенка, — заявил Кинг. В его голосе не было горечи, и, несмотря на то, что это не было вопросом, он ждал ответа.

— Таннер был болен, — сказала я. — Смертельно. Мне казалось, что это позволит ему почувствовать настоящую любовь, но сейчас я понимаю, что это было только дружбой. Он, возможно, не протянул бы до окончания школы или выпускного, или… Ну знаешь, не встретил бы девушку. Это была моя идея, — я покачала головой. — Но у нас родился Сэмми. Какими бы молодыми и глупыми мы не были, какой бы дурой я не была, жалеть об этом я не буду, — и положила руку на его грудь.

Кинг захохотал.

Мне нравился его смех, но в этот момент злость начала переполнять меня.

— Что смешного ты в этом нашел? — зашипела я, сев и пристально на него посмотрев.

Кинг потянулся и прижал меня обратно к себе.

— Потому что, щенячьи глазки. Я чувствовал, как закипает моя кровь от мысли, что ты собираешься описать то, как трахалась с другим. Но вместо этого моя сладкая девочка говорит мне, что преподнесла свою девственную киску другу. — Кинг потерся носом о мою шею. — Самый сладкий трах из жалости, — сказал он, взорвавшись смехом. Я схватила подушку и ударила ею Кинга по голове. Но он перехватил ее и отбросил на пол, схватив меня за бедра и усадив на себя.

— А теперь говори, где тебя, бл*дь, носило весь месяц? — потребовала я, злясь на него за то, что он был живой и находился здесь. А затем скрестила руки на груди. Он убрал их с дороги и провел губами от уха до сосков, от чего моя голова откинулась назад. Я толкнула его голову, чтобы он откинулся назад и ударился об изголовье.

— То дерьмо с Эли. С ним покончено, — сказал Кинг с облечением. Он опустил свои руки на мою талию. — Не все прошло гладко, щенячьи глазки. Он нашел нас первыми. Началось такое дерьмо, что тебе лучше не знать. Медведю досталось.

— Что с ним случилось? — спросила я, почувствовав панику.

Кинг сжал мои бедра, чтобы привлечь внимание.

— Он жив. Исцеляется. Пожизненных увечий ему не нанесли, но после того, через что ему пришлось пройти, не думаю, что он останется в здравом рассудке надолго. Есть предел того, что может выдержать мужчина. Медведь пережил очень многое, а потом еще немного. Те ублюдки пытали его. — Челюсть Кинга окаменела, а пальцы до боли впились в мои бока.

Мое сердце болело за них обоих.

— Но теперь все позади, — сказал Кинг и обхватил мою щеку ладонью. — Могу признаться, что пару минут я думал, что не выйду оттуда живым, но я сейчас здесь и хочу увезти тебя домой.

— А что с Сэмми? — спросила я.

— Могу поговорить с Таннером, если хочешь, — предложил Кинг. — Объяснить ему, что мы хотим забрать Сэмми. Как ты скажешь.

Он хотел увезти Сэмми домой с нами.

Я покачала головой.

— Думаю, что мне самой стоит поговорить с Таннером. Я все это разрушила, мне и исправлять.

Кинг кивнул.

— Хорошо. Буду здесь завтра ночью с фургоном. Собери вещи. И вещи Сэмми тоже. Если Таннер не поступит благоразумно, то дай мне знать.

Кинг потянулся к джинсам и достал телефон.

— Вот. Он твой. В нем забит только мой номер. Любые проблемы — звонишь мне. Захочешь, чтобы я приехал раньше, и я буду здесь.

— Так просто? — спросила я, почувствовав, что жизнь преподнесла мне второй шанс. Каким-то образом так и было. Потому что Кинг был жив, и я по-прежнему принадлежал ему.

— Не-а. Не все так просто. Ты скажешь ему, что хочешь аннулировать брак, и сделать это нужно было уже вчера. Если он хотя бы подумает раскрыть свою пасть, то направишь его ко мне, — Кинг прижался ко мне губами и глубоко вдохнул. — В этом мире я мало во что верю, щенячьи глазки. Но знаю, что наше место рядом с друг другом.

— Ты не веришь в Бога? — спросила я.

— Нет, малышка. Единственная моя вера — это ты.

Кинг ушел после того, как я уснула в его руках. Утренний свет наполнил мою комнату, и я перекатилась в кровати, чтобы избежать его лучей. А когда, наконец, открыла глаза, то увидела кое-что на ночном столике, от чего сердце в груди затрепетало и заболело. На лице растянулась смехотворно широкая улыбка. Я тут же полюбила ее. Она была такая же, как и та, что он оставил для Грейс в коридоре долгие месяцы тому назад. На моем прикроватном столике поверх телефона, оставленного мне Кингом, стояла крохотная керамическая статуэтка белого кролика.

Глава 22

Доу

В то утро, когда ушел Кинг, я чувствовала себя воодушевленной и подавленной одновременно.

Он вернулся. Живой, и я была так благодарна, что во вселенной кто-то был ответственен за сохранность этой жизни. Но при таком раскладе я подводила Таннера. Не только тем, что совершила роковую ошибку, выйдя за него замуж, но и тем, что пока он помогал мне вспоминать, я иногда позволяла ему сидеть близко ко мне на диван и держать меня за руку.

Это была моя вина. Во всем, что касалось Таннера, была моя вина и я снова собиралась причинить ему боль.

Мне нужно было поговорить с ним, еще оставалась надежда, что каким-то образом он поймет. Я ополоснулась в душе и надела пару спортивных шорт. Схватила майку из мягкого хлопка и надела ее. Вскрикнула от прикосновения ткани с сосками, словно это терка для сыра, а не мягкий хлопок…

Какого черта мои соски настолько…

Я подбежала к календарю на письменном столе и начала лихорадочно считать в уме, но с дрожью в руках и головокружением даже самое простое математическое сложение оказалось невозможным.

Отодвинула калькулятор и достала листок бумаги. Может, выразив проблему словами, мне удастся в ней разобраться.

Частая тошнота

+

Отсутствие месячных в этом месяце, а, может, и в прошлом тоже

+

Гиперчувствительные соски

+

Секс с Кингом в воде у лодочного домика

+

Отсутствие каких-либо контрацептивов

=

ТВОЮ. МАТЬ.

Глава 23

Доу

Я нашла Таннера сидящим на крыше лодочного домика.

— Знаешь, начинаю думать, что именно ты заставил сенатора не сносить это ржавое корыто, — обратилась я к нему. — Ты всегда здесь.

Он обернулся. В его глазах отражалась не только грусть, там было что-то еще. Нечто такое, чего я не могла понять.

— Сэмми хотел увидеть тебя, но мы долго добирались, поэтому он устал, и Надин предложила уложить его спать. Я подумала, что рано или поздно ты сюда вернешься.

Таннер вздохнул.

— Знаешь, это, наверное, мое самое любимое место во всем мире. Мы втроем постоянно здесь пропадали, когда были детьми.

Единственное, что я могла сделать для него сейчас, это выслушать. Потому что последние несколько месяцев он делал для меня то же самое.

— Хочу извиниться за вечеринку. Это было ошибкой. Я был не прав. — Он положил руки на голову и выдохнул. — Мне не стоило подыгрывать сенатору хотя бы потому, что я знал, что ты была против. — Таннер поднял глаза к небу и закрыл их, словно собирался с мыслями. А затем повернул голову в моем направлении. — Я просто хотел быть настоящим. Меня занесло. Прости, Рэй.

— Тебе не нужно извиняться. Такое чувство, словно мы только и делаем, что просим друг у друга прощения.

— Наверное, потому что так и есть. — Он спрыгнул с крыши. Встал передо мной, засунув руки в карманы джинсов. — Я знаю, почему ты здесь.

— Знаешь?

— Ты уезжаешь, — сказал Таннер, переступая с ноги на ногу.

— Да, ты прав, — ответила я. — Никогда не чувствовала, что принадлежу этому месту, и вместе с воспоминаниями приходит понимание, что для меня это будет наилучшим решением.

— Он жив. Ты возвращаешься к нему, — сказал Таннер. Это был не вопрос. Утверждение.

— Откуда ты знаешь? — спросила я.

— Видел его вчера ночью.

Я прикусила губу.

— Да, возвращаюсь к нему.

Таннер покачал головой и уткнулся лбом в ладони.

— Думаю, это все меняет.

— За последние полгода я уяснила, что понятие семьи многогранно. То, что мы не вместе, вовсе не означает, что мы не можем быть семьей, Таннер. Семья — это то, что ты сам в нее вкладываешь, чем ты хочешь быть.

— Это не правда, потому что я хочу, чтобы ты была моей семьей, — сказал он, потянулся за моей ладонью и приподнял ее, словно хотел изучить. Таннер был готов смотреть куда угодно, только не в глаза.

— Это возможно. Я буду присутствовать в твоей жизни. Только не так, как ты думаешь, — пришлось напомнить ему.

— Я думаю, что он приедет за вами обоими? — спросил Таннер. — Если ты, конечно, волшебным образом не научилась водить машину.

— Тебе стоило сказать мне об этом раньше. Я пыталась завести мамину машину, и единственное, что смогла сделать, это повернуть ключ, после чего поняла, что это все, на что я способна. — После этих слов я посмотрела на него с вопросом в глазах. — Ты слишком спокойно воспринимаешь это, Таннер.

Парень обнял меня и опустил подбородок на мою макушку, тем самым прижав мое лицо к своей груди.

— Я люблю тебя, Рэй, — сказал он. Из моих глаз полились слезы. Таннер был хорошим другом, и мне будет его очень не хватать, но я не хотела скучать по Кингу.

— Держи, — сказала я, сняла кольцо со своего пальца и вложила его в руку Таннера, после чего сжала его пальцы вокруг этого символа.

— Бл*дь, — сказал Таннер, его глаза заблестели. — Так это все станет еще более настоящим, да? Ты действительно уезжаешь?

— Думаю, да, — ответила я.

Таннер разжал пальцы и изучил кольцо, прежде чем спрятать его в карман.

— Я могу попросить тебя об услуге? О последней перед твоим отъездом?

— Конечно, — ответила я.

— Поцелуй меня.

— Таннер, не могу… — начала спорить я.

— Всего один раз, Рэй. Прощальный поцелуй. Дай мне понять, что это конец. — Таннер посмотрел на меня большими каштановыми глазами, которые я помнила по своим снам. Я знала, что это было единственным воспоминанием, оставшимся у меня. Они были такими выразительными и практически склонили меня на сторону Таннера, умоляя меня уступить парню и поцеловать его.

— Один быстрый поцелуй, — согласилась я, мечтая поскорее покончить с этим. Было видно, как разрывается его сердце, и из-за этого чувство вины усилилось. У меня был шанс показать ему, что это конец, поэтому я решила им воспользоваться.

— Никогда не думал, что у меня будет последний поцелуй, — прокомментировал Таннер, шагнул вперед и взял мое лицо в ладони.

— Ты очень настойчивый. И очень властный.

Это всего лишь Таннер. Он всего лишь хочет попрощаться.

— Меня не просто так называют Тираном, — ответил Таннер, наклонившись настолько близко, что я смогла почувствовать прохладное дыхание на щеках, прежде чем его губы мягко коснулись моих.

Не верь Тирану. Именно это сказала мне Никки, когда появилась у моего окна.

А затем это произошло.

Сначала словно маленькие разряды молний, пронзавшие мой мозг. Мерцающие искры света, словно флуоресцентная офисная лампочка, которая пытается не погаснуть. Затем мой мозг превратился в площадку для карнавала, на которой резко включили свет, музыку, карусель и все остальное.

Мое воспоминание.

Понимание всего.

Таннер отстранился в тот момент, когда вернулось очень четкое воспоминание, буквально пронзившее мой мозг.

Память показала картинки другой стороны Таннера.

Сэмми отказывался закрывать глазки, пока не услышит от меня минимум три сказки. Он смотрит на меня своими покрасневшими щенячьими глазками и трет их тыльной стороной ладошки. Сын прилагает максимум усилий, но, несмотря на это, проигрывает битву со сном. Спустя три истории и две песенки мой мальчик засыпает, сжимая свое любимое одеяльце с мотоциклами всех видов, которые только существуют.

— Сладеньких снов, — говорю я и целую его в лобик.

После чего как можно тише закрываю дверь и сталкиваюсь с Надин в коридоре. Она несет корзину с уже сложенным бельем.

— Рэй, почему бы тебе не сходить к Таннеру сегодня? Я возьму радионяню к себе в комнату. Вы уже давно не проводили время вдвоем. Будет полезно вспомнить, что вы тоже все еще дети.

— Ты уверена? — спрашиваю я. Надин права. Я могла бы больше времени проводить как ребенок. Но между уходом за Сэмюелем и волнением за Никки на что-либо другое времени почти не остается. Я скучаю по Таннеру. Мы уже долго не зависали вместе.

— Конечно, — отвечает Надин. — Я могла бы устроить музыкальный фестиваль в этом коридоре, но Сэмми даже не пошевелится. — Это правда. Он часто просыпается в том же положении, в каком засыпал.

Благодарю Надин и бегу переодеваться, не жалея времени на то, чтобы выглядеть более похожей на девочку-подростка и менее на мамочку, которая провела день, пытаясь выяснить, как в волосах Сэмюеля оказались раскрошившиеся стержни цветных карандашей.

У нас с Таннером были планы на эту субботу. Он только что переехал в домик у бассейна возле дома его родителей. И собирался приготовить мне ужин. Обещал, что все планы будут воплощены в жизнь. У нас не было секса с тех пор, как мы зачали Сэмюеля. Наши жизни стали такими запутанными, а мы были так молоды, поэтому и решили подождать. Но я, наконец, готова, и суббота была выбрана тем самым днем.

Но на тропинке к домику Таннера мое мнение изменилось.

Сегодня тоже прекрасный день.

Звоню Таннеру, но никто не берет трубку. Затем отправляю ему сообщение, но он не отвечает. Когда подхожу к его дому, то замечаю, что в домике у бассейна горит свет. Это вызывает улыбку. Возможно, он заснул за книжками. Представляю, как залезу в постель и прижмусь к нему, но тут я слышу голос.

Злой голос.

— Что я говорил тебе о похождениях к ней? — спрашивает Таннер. Я никогда не слышала, чтобы он повышал голос, поэтому мне кажется, что это не он. Тихо приближаюсь к углу дома и аккуратно заглядываю в окно. И понимаю, что голос принадлежит Таннеру. Он ходит вперед-назад перед кроватью, руки сжаты в кулаки.

— Ты сказал не ходить, — отвечает женский голос. Я сразу узнаю его, несмотря на то, что он едва ли громче шепота.

Никки.

Поднимаюсь на мыски и вижу, что она сидит на углу кровати Таннера, спрятав голову в ладонях. И выглядит даже хуже, чем на прошлой неделе, когда я видела ее в последний раз.

Что она делает у Таннера?

— Если тебе что-то необходимо, то ты должна приходить ко мне. Но вместо этого ты пошла к ней, и теперь мне приходится выслушивать, как ее терзает тот факт, какой е*аной наркоманкой ты стала, а спасти тебя у нее получается. Знаешь, насколько сильно меня заботит то, что ты стала наркоманкой? Ни капли. Мне абсолютно насрать. Бесит, что Рэй расстраивается из-за этого, и в течение трех следующих лет мне не удастся засунуть в нее свой член, потому что она хочет подождать.

— Ты же все равно не соблюдаешь целибат, придурок, — отвечает Никки, глядя на него снизу-вверх сквозь пряди своей грязной челки.

— Нет, мне нравится твоя развратная задница! — кричит Таннер, огибает кровать и встает перед ней.

— Что ты для меня приготовил? — спрашивает Никки, протягивая к нему заметно дрожащие пальцы.

Таннер поднимает руку, и его ладонь со свистом обрушивается на щеку Никки, от этого удара она отлетает назад на кровать.

— Ты, бл*дь, вообще слушаешь меня? — шипит он.

Я понятия не имею, кого вижу в окне. Это не тот Таннер, которого я знаю, и он бьет Никки, которая мне тоже мало знакома.

Кто, мать их, эти люди, и куда делись мои друзья?

Никки стонет, но не произносит ни слова.

— Если ты помешаешь мне оказаться по самые яйца в Рэй в эту субботу, то я перережу тебе глотку. Поняла меня? — Таннер забирается на кровать и толкает Никки вниз, садясь ей на плечи. Затем вытаскивает маленький пакетик из кармана рубашки и машет им в воздухе. Никки оживает, словно ей вкололи адреналин. Она пытается выхватить пакетик, но Таннер убирает его из ее зоны досягаемости. — После, — произносит он и прячет то, что находится в его руке, обратно в карман.

После чего наклоняется вперед и упирается руками в изголовье кровати, пока Никки расстегивает его штаны. Но я больше не хочу смотреть. Это как фильм ужасов. Но я не могу оторвать взгляд. Когда Никки вытаскивает член Таннера из штанов и берет его в рот, мой желудок сжимается. Я отворачиваюсь в сторону, и меня тошнит на траву.

— Какого черта это было? — спрашивает Таннер. Никки выпускает его, но он хватает ее за затылок и начинает насаживать ее рот на свой член. Глаза Никки слезятся, она давится каждый раз, когда он толкается в нее. — Разве я разрешил тебе остановиться?

Я беззвучно плачу, становясь свидетелем происходящего с двумя людьми, в которых больше ничего не осталось от детей, с которыми я выросла. Девочка, которая была мне как сестра, и парень, за которого мне хотелось однажды выйти замуж, разрушают все, что я знала о них. Знала о дружбе.

Все было ложью.

Абсолютно все.

— Так не пойдет, — произносит Таннер, выходя из горла Никки, а потом переворачивает ее на живот и достает что-то из заднего кармана. — Давай проверим, как сильно растянута твоя задница, осталась ли она до сих пор такой же тугой, как в двенадцать лет.

Святое дерьмо.

Вся моя жизнь была ложью.

И этот монстр — отец моего ребенка.

Я не могу дышать. Желудок снова сжимается. Никки задирает кусок ткани, едва прикрывавший ее задницу, до талии и показывает отсутствие трусиков. Таннер раскатывает по своему члену презерватив, грубо хватает ее за бедра и резко толкается в нее. Никки вскрикивает, сжимая простыни в кулаках.

— Я преподам тебе этот гребаный урок, шлюха. Тебе нужна доза? Значит, ты приходишь сюда и сосешь мой член, принимаешь меня в задницу как сейчас, а взамен получаешь то, что хочешь, а я получаю то, что, по мнению моей будущей жены, она никогда мне не даст.

Вот и все. Больше не могу терпеть. Желчь поднимается по моему горлу. Я отворачиваюсь, чтобы уйти, но внезапно чувствую головокружение. С глухим стуком падаю на колени и упираюсь руками в дом. Пытаюсь услышать признаки того, что меня заметили, но ничего подобного не замечаю. Снова встаю и с трудом начинаю переставлять ноги. Каждый шаг — мучительная пытка. Три квартала до дома кажутся невыносимой прогулкой по пустыне, которую невозможно пересечь. Я успеваю сделать лишь пару шагов, когда слышу за спиной голос.

С трудом разворачиваюсь и теряю равновесие, падая на траву. Поднимаю глаза вверх и замечаю возвышающегося надо мной Таннера.

— Ты… ты монстр, — произношу я, используя все оставшиеся силы, чтобы отползти подальше от парня, которого, как мне казалось, я любила всего пару минут назад.

— О, Рэй. Ты и понятия не имеешь.

— Ты в порядке, Рэй? — спросил Таннер, когда я резко отпрянула от него и вытерла рот тыльной стороной ладони.

— Да, все хорошо, — солгала я. — Мне пора уходить, нужно упаковать вещи. — Я нервно теребила край рубашки в руках. А затем нацепила фальшивую улыбку и сделала шаг назад.

— Ты уверена, что все нормально? — спросил Таннер, шагнув ближе ко мне.

Я вскинула руку вверх.

— Конечно. Меня просто поглотил шквал эмоций, — ответила я и попыталась отойти подальше. — Сенатор еще не в курсе моего отъезда, хотя ему все равно.

— Он уехал. Дома осталась только Надин, — напомнил Таннер.

— Тогда мне нужно ему хотя бы позвонить, так ведь? — тон моего голоса предательски повысился.

Почему из меня такая паршивая лгунья?

— Сэмми скоро проснется. Иди, пакуй вещи, я отвезу вас, — предложил Таннер.

— Нет. В этом нет необходимости. Кинг…

— Ой, да брось, — сказал Таннер, приближаясь ко мне. — Ты же сказала, что мы до сих пор семья, помнишь? Из-за совместной поездки не случится ничего страшного.

Уже случилось.

Я споткнулась в месте, где док переходил в мягкий грунт, и упала на задницу.

— Такая неуклюжая. — Самостоятельно встать я не успела, потому что Таннер быстро добрался до меня и резко поднял с песка.

— Держу тебя, — сказал он, но когда наши взгляды встретились, я увидела Таннера из моего воспоминания. Потом сделала успокаивающий вдох.

— Спасибо, — сказала я и начала стряхивать песок с ног. — И да, ты прав. Отличная идея о совместной поездке. Только дай мне время привести себя в порядок и собрать вещи Сэмми.

Таннер улыбнулся и убрал прядь волос мне за ухо. Даже самые маленькие волоски на моей шее встали дыбом, но причина была не та же, что с Кингом. Нечто ледяное скрывалось за его словами. Даже навязчивое.

Зловещее.

Глава 24

Доу

Соседского мальчика больше не было. После поцелуя он превратился в монстра из моего прошлого. От нахлынувших воспоминаний меня начало трясти.

— Я сбегаю домой и возьму грузовик. Встретимся на крыльце у главного входа в твой дом минут через тридцать.

— Тридцать минут. Да, — кивнула я. Слабо махнула рукой, повернулась и побежала к дому, и снова чуть не упала, споткнувшись о порог за стеклянной дверью. Меня качало, пока я поднималась в свою комнату. Оказавшись наверху, я с такой силой дернула ящик комода на себя, что почти вырвала его, а носки и телефон, подаренный мне Кингом, полетели через всю комнату. Я подняла телефон и нажала клавишу быстрого набора. Прошло несколько гудков.

— Давай же, возьми трубку, — взмолилась я, нервно постучав пальцами по ковру. Но никто не ответил, поэтому мне пришлось положить телефон в задний карман. Я собиралась найти рюкзак и забросить туда несколько необходимых вещей, но после осмотра комнаты не нашла ничего нужного.

Мне ничего не было нужно. Для меня имели значение только Сэмми и Кинг. И один из них спал в комнате, расположенной дальше по коридору. Попробую позвонить Кингу еще раз после того, как заберу Сэмми.

— Надин! — выкрикнула я, выйдя в коридор. Снизу были слышны звуки гудения холодильника и вращения барабана стиральной машины. — Надин! — повторила я. — Мне необходимо, чтобы ты подогнала машину. Объясню по дороге, мне нужно уехать немедленно!

Я открыла дверь комнату Сэмми. Повернула ручку так тихо, как смогла, и закрыла ее за собой с тихим щелчком. Надеюсь, Надин услышала меня и уже подготавливала машину. Я на цыпочках подошла к колыбельке Сэмми.

После чего нагнулась над перилами кроватки, ожидая увидеть спящего человечка с волосами, разбросанными в разные стороны и сжимающего свое одеяльце с изображением мотоциклов.

Но Сэмми там не было.

Колыбель была пуста.

Включился свет, и каждый волосок на моей голове и руках встал дыбом.

— До чего же слабым оказался этот сраный прощальный поцелуй, — раздался голос, напугав меня и заставив подпрыгнуть и врезаться в гору игрушек Сэмми, которые тут же начали мигать и проигрывать музыку.

— Таннер. Я думала, ты встретишь нас у крыльца? Где Сэмми? — Я попыталась спрятать грусть в голосе. При падении назад я приземлилась на что-то мягкое и неподвижное. А когда повернулась и посмотрела, что это было, то встретилась взглядом с неестественно застывшей Надин. Ее глаза не были сфокусированы, она смотрела прямо перед собой в никуда. Рот был приоткрыт, словно она была застигнута врасплох.

Мертва.

Надин была мертва.

— Какого черта ты сделал?! — закричала я. Таннер встал с кресла-качалки — моего обычного места для укачивания Сэмми. — Где, черт побери, мой сын?!

Он опустился передо мной на колено и улыбнулся. Но это была не та белоснежная улыбка, которую я видела прежде. За этим угрожающим взглядом и выражением лица в целом скрывался не тот идеальный мальчик.

— Ты целовала меня так, словно я был самым важным человеком в твоей жизни, — сказал он, потянулся вперед и провел большим пальцем по моим губам. Я отшатнулась от него, но он схватил мой подбородок и дернул на себя. — Ты любила меня, — выплюнул Таннер.

— В какой-то момент, наверное, любила, — я покачала головой, а затем солгала. — Но не помню этого.

Таннер отстранился и в наказание влепил мне пощечину.

— Лгунья! — Боль была такая, что у меня застучали зубы, и зазвенело в ушах. — Никакого «наверное» быть не может! Мне известно, что ты вспомнила. Хочешь узнать, как я догадался?

— Где Сэмюель? — снова спросила я. — Дай мне встать, Таннер! — попытка опереться на ноги была безрезультатна.

— Нет! — закричал Таннер, схватил меня за плечи и прижал к полу. — Ты будешь лежать здесь, пока я, бл*дь, разговариваю с тобой. Повторю свой вопрос. Хочешь знать, откуда мне известно про то, что ты вспомнила? — зашипел он сквозь стиснутые зубы.

Я медленно кивнула, решив сдаться и подыграть в его адской игре «вопрос-ответ».

— Потому что, Рэй, я почувствовал твой страх. Ощутил, как задрожали твои губы под моими. И единственная причина, по которой это могло произойти — воспоминание о нашей последней встрече.

— Ты имеешь в виду ночь, когда я застукала тебя, трахающего Никки? Ночь, когда узнала, что это ты даешь ей наркотики? Бьешь ее? Ту е*аную ночь ты имеешь в виду?! — кричала я, приподнявшись с пола. Злость и ярость выливались из меня. Таннер прижал мои запястья к бокам и рассмеялся мне в лицо.

— Да, ту самую ночь, — он потянулся к моему горлу. — Но я называю это ночью твоего убийства. По крайней мере, мне именно так казалось.

Он сжал мое горло, перекрыв воздух, но затем случилось неожиданное. Это началось как вспышка белого света, после которой последовал каскад из обрывков воспоминаний той ночи, когда я потеряла память.

Таннер стоял надо мной, нанося удар за ударом по моему лицу и телу, а Никки кричала, прося его остановиться.

Я чувствовала себя так, словно меня протащили по шершавому бетону и бросили. Взгляд сфокусирован на задней части ног Таннера и том, как он уходит обычной походкой.

Ощущение того, как в поисках признаков дыхания под мой нос подносят палец. Сказанные шепотом слова извинений от Никки.

Синие и красные огни, мигающие на расстоянии. Сирена, звучащая все громче и громче по мере приближения ко мне.

Последние слова Никки перед тем, как ее худая фигура снова исчезает.

Укладывание меня на носилки, и крики людей вокруг.

А затем более позднее воспоминание, уже через несколько недель после того, как я проснулась в больнице. То, которое могла теперь рассмотреть с другой стороны.

Я просыпаюсь и открываю глаза, вижу Никки, стоящую надо мной. Она хмурит брови в смятении.

— Рэй?

— Хм? Извини, мы знакомы? — В течение нескольких секунд я думаю, что она из моего прошлого, но затем выражение ее лица становится раздраженным, почти холодным.

— Нет, ты меня не знаешь… Но лежишь на моей гребаной лавке.

И после этого все стало на свои места.

Почему тогда Никки не сказала мне, кем я была на самом деле. И зачем мы отправились на вечеринку Кинга в ту ночь. С какой целью она сказала, что защита байкеров станет решением всех наших проблем.

Все это время она не врала мне.

Никки пыталась меня защитить.

Поэтому меньшее, что я могла сейчас сделать — это бороться, чтобы защитить себя.

Поэтому подняла колено и со всей силы ударила Таннера между ног. Когда он потянулся вниз, чтобы прикрыть свои яйца, я так сильно ударила его голову своей, что раздался треск. Кровь, теплая и густая, затекла в уголок моего глаза. Мне удалось встать на шатких ногах.

— Ты е*аная сука! — завыл Таннер. Я схватилась за колыбельку Сэмми и поднялась на ноги, сделала несколько шагов и уже почти добралась до двери, однако этого оказалось недостаточно.

Таннер успел схватить меня за лодыжку, и вместо следующего шага я приземлилась подбородком на ковер, прикусив язык. От этого в моем рту появился привкус меди.

— Было бы лучше, если бы ты меня любила, но страх тоже подходит. — Таннер перевернул меня на спину. Я ударилась головой о плинтус, а щекой прижалась к комоду Сэмми. И закачалась из стороны в сторону, пытаясь приглушить звон в голове.

— Ты всего лишь е*аный возбудитель для члена, Рэй. Мне лишь однажды удалось трахнуть тебя, но тогда я был больным пятнадцатилетним мальчишкой. И решил, что общий ребенок свяжет нас вместе, сблизит. Думал, что тогда ты начнешь пускать меня в свою киску на регулярной основе. Вот почему я проколол презерватив в тот день. У меня был шок вселенских масштабов, когда все наконец-то вышло. И поверь, что тебе повезло. Ты оказалась единственной, кто был достоин выносить моего ребенка… потому что я заставил Никки избавиться от него. — Таннеру хватает наглости подмигивать при этом. — Но даже тогда, нося моего ребенка, ты не надела кольцо. И потом тоже не надела. Сказала, что у тебя планы. Планы, в которых ты… — Таннер показал мнимые кавычки в воздухе, — не знала, буду ли я для тебя кем-то большим, чем друг и отец твоего ребенка, — повысил он голос, рассмеялся и покачал головой. — Что ж, святоша Рэй, можешь на меня рассчитывать, это звучит чертовски шикарно.

— Пошел ты, — выплюнула я. — Слезь с меня! Больной на голову монстр!

— Теперь ты это осознаешь! Давно пора! Знаешь, как утомительно притворяться тем, кем я не являлся? Е*аный соседский парнишка? Мне удалось сделать невозможное — понравиться твоему отцу! Он даже не разозлился, когда ты от меня залетела! Представляешь, как тяжело это было?

— А твои родители знают, что ты моральный урод? — бросила я, пытаясь оказать сопротивление. Затем осмотрелась вокруг, но не нашла ничего, что можно было бы использовать в качестве оружия.

— Лучше не знать. Им плевать на меня даже в большей степени, чем сенатору на тебя.

Таннер задрал мою майку, и я пнула его ногой в попытке сбросить с себя, но он сжал мои колени вместе и оседлал меня, обездвижив тем самым ноги.

— Вот для чего мне нужна была Никки. Она позволяла наполнять все свои дырки с двенадцати лет. И когда мы начали экспериментировать с наркотиками, это было похоже на выигрыш в лотерею, потому что за дозу эта сука позволяла мне делать все, что угодно. Резать ее, жечь, душить, связывать до тех пор, пока запястья не начинали кровоточить.

Никки.

Я вспомнила. Как она появлялась с этими отметинами на своем теле в моем доме. И всегда находила причину повреждений. То порезалась о гвоздь в лодочном домике. То наткнулась на дверь. То ее лягнула лошадь у двоюродной сестры. Никки всегда была неуклюжей. У нее даже не было парня, которого можно было подозревать. А ее родители были образцовой семьей.

Не было ничего, что заставило бы меня усомниться в ее словах, но я видела знаки, что было что-то не так.

И подвела ее.

Подвела, потому что была слишком занята своей идеальной жизнью и не замечала происходящего с ней. Я поморщилась, вспомнив все те разы, когда жаловалась ей на Таннера. О том, какой внимательный он ко мне был. Как заботливо вел себя с Сэмми. Она была единственной, с кем я могла поговорить о своей жизни.

— Тебе стоит поблагодарить Никки, потому что из-за нее у тебя было личное пространство. По этой причине я был таким идеальным парнем. Она принимала все то, что я хотел дать тебе. Но этой е*аной шлюхе нужно было пойти и все испортить. Когда я поволок тебя в ту аллею, она побежала за помощью. — Таннер закатил глаза. — И когда они не нашли твое тело, а Никки перестала приходить за дозой, я понял, что ты до их пор жива, а эта пи*да с тобой. И вы обе прячетесь от меня. — Таннер улыбнулся порочной и злобной улыбкой, сжал ладони на моем горле, словно играя в свою извращенную игру с удушением. — Но в итоге я поймал Никки в сраном мотеле. И когда она не сказала, где ты… — он посмотрел в сторону, потерявшись в воспоминаниях. Его лицо покраснело. Лоб наморщился, словно парень злился. На шее вздулись толстые вены. Таннер снова обратил внимание на меня и так сильно сжал мое горло, что я больше не могла дышать. — Я убил эту шлюху. — Он резко отпустил мое горло, и я попыталась наполнить легкие воздухом.

— Пошел. Ты, — прохрипела я, как только мне хватило на это сил. Таннер убил Никки. Она не умерла от передозировки. Мой отец не убивал ее. Нет, ее убил соседский парень.

Мой парень.

— Думаю, мне нравится твой страх, это делает мой член твердым, — Таннер схватил меня за руку и прижал к своей жесткой эрекции, спрятанной под шортами. — Может, я ошибался, и это тебя стоило трахать в задницу, — сказал он, хватая мою грудь и впиваясь ногтями в нежную плоть. Я попыталась не реагировать. Не кричать. Глупо тратить энергию на то, что не даст результата.

Я научилась этому, борясь с Кингом.

— Думаешь, ты внушил мне страх? — рассмеялась я, покачав головой из стороны в сторону. — Мне известно все о настоящем страхе. О таком дерьме, от которого ты попросту обмочил бы свои шорты. Думаешь, я тебя боюсь? Подумай хорошенько. Я знаю, как выглядит самый главный кошмар, и он намного больше тебя, у него зеленые глаза и множество татуировок.

— Ты говоришь о том гребаном преступнике? — с горечью спросил Таннер. — Тот ублюдок заплатит за все, что сделал со мной в ночь вечеринки.

Что ему сделал Кинг на вечеринке?

— О, он не рассказал тебе? — спросил он. — Я пришел к твоему окну, чтобы преподнести очередное фальшивое извинение всемогущей Рэй Прайс, но увидел вас двоих. — Мои глаза заслезились. — Тот ублюдок знал о моем присутствии, поэтому устроил шоу, трахнув тебя на моих глазах и заставив сказать, что ты любишь его. — Таннер согнулся, словно его должно было вот-вот стошнить, но сделал глубокий вдох и продолжил. — Он кончил тебе на спину, буквально втирая себя в твою кожу, словно ты принадлежала ему! — Таннер схватил мою голову с обеих сторон и начал бить меня затылком о ковер, будто хотел донести до меня значение сказанных им слов. Снова, снова и снова, пока у меня в глазах не начало двоиться и расплываться. Два взбешенных Таннера кричали на меня, слюна вылетала из их ртов, пока они продолжали вбивать мою голову в пол. — Но ты не принадлежишь ему! Ты не его, бл*дь, Рэйми! Не его! Ты моя! — рычал Таннер. Потом замахнулся кулаком и ударил меня прямо в живот.

Весь воздух покинул мои легкие. Резкая боль ударила по позвоночнику. Я повернулась на бок и сложилась пополам, обнимая живот. И молилась, чтобы он не отнял жизнь, которую создали мы с Кингом.

— Теперь ты боишься меня, сука?!

— Хватит! Прекрати! Я… — удалось прохрипеть мне, после чего я замолчала. Глаза Таннера широко распахнулись. Его грудь поднималась и опускалась. Он не моргал. Его рот был открыт, но из него не выходило ни слова. Затем Таннер понял, что я хотела сказать, потому что встал с пола и ударил ногой комод, от чего радио-няня Сэмми и все содержимое столика для смены подгузников полетело вниз, мне на голову.

Он пересек комнату и встал надо мной, глядя с такой яростью, что мне стало жарко. Я поморщилась, когда Таннер нагнулся, но его интересовало нечто, лежавшее на полу.

Телефон, данный мне Кингом. Порочная улыбка заплясала на его лице. С гортанным рыком он поднял ногу.

Последнее, что я увидела, был его каблук.

Последнее, что почувствовала, — удар по моему лицу.

Глава 25

Кинг

— Поэтому я и решила, что не умру, — объявила Грейс, подав мне пиво. С момента нашего возвращения из конспиративного дома было заметно, насколько сильно она изменилась. Двигалась с большей легкостью. На ее коже появился легкий румянец, исчезли мешки под глазами.

— И ты можешь решать такие вопросы? — спросил я, сделал глоток пива и поставил бутылку на стол. Грейс подошла, взяла ее и переставила на лежавшую на столе подставку, о существовании которой я забыл.

Почти уверен, что если вернуться в мой дом и обыскать его сверху донизу, то ни одной подобной подставки там не найдется.

— Да. Могу. — Грейс потянулась и положила руку на мое предплечье. — Ты так много пережил, мой мальчик. Я не хочу, чтобы ты волновался еще и по этому поводу. Кроме того, я, ребятки, вам нужна. Это же очевидно. Поэтому и не собираюсь умирать. Я остаюсь.

— А что говорит доктор о твоих планах на дальнейшую жизнь? — спросил я, снова взяв пиво. Теперь, когда Эли больше не является угрозой и горизонт чист, я могу вернуть свою девочку домой и расслабиться.

— О, да что он знает? Я чувствую себя прекрасно, и это главное. Возвращаться к нему неделю за неделей и тратить впустую свою жизнь, чтобы слушать его рассказы о том, сколько мне осталось? Абсолютно бесполезно. Поэтому я решила, что никуда не пойду, и все.

— Честно говоря, — начал я, — если кто-то и может избежать встречи с Создателем только потому, что решил жить... Полагаю, это будешь ты. — И это правда. Грейс была не просто старушкой с изобилием керамических кроликов. Она являлась сильной личностью, с которой приходилось считаться, и если ей захотелось использовать эту силу для борьбы с лодочником, готовым переправить ее на тот свет, то кто я такой, чтобы спорить?

— Значит, мне больше не нужно приносить тебе травку?

— А вот этого я не говорила, — пропела Грейс. — Мне нужно быть рядом с тобой как можно дольше, особенно сейчас, когда у моего мальчика будет малыш. Бабуля Грейс уже приготовила свою шляпу со сладостями, и хочу тебя предупредить, что после того, как ты ее наденешь, снять будет очень тяжело.

— У малыша есть папа, Грейс. Я просто буду его… — Я замялся. Никогда не давал статус нашим с Доу отношениям. Она была просто моей. Поэтому при необходимости сказать это вслух, возникла такая заминка.

— Типа приемного отца, — предложила Грейс. Ее губы вместо улыбки сложились в прямую линию. Она оторвала этикетку с бутылки и произнесла: — Я сожалею о Макс. Мне хотелось бы сделать все возможное. Сама бы ее удочерила, если бы это было возможным.

Я кивнул. Вчера ночью, перед тем, как уйти от Доу, я сказал ей, что подписал отказ от прав на Макс. Я мог бы бороться за нее. Но она заслуживала лучшего, а не битву, из-за которой ей пришлось бы жить в приемных семьях до восемнадцати лет. Я надеялся, что однажды она решит найти меня и позволит объяснить, что причина моего отказа не в том, что она мне не нужна, а в том, что я очень сильно любил ее.

— Ты можешь стать его отчимом, если решишься жениться на девушке, — сказала Грейс.

— Не могу. Она уже замужем, — напомнил я ей.

— Сейчас — да. Но это не навсегда. И если у тебя мозги работают хотя бы наполовину от возможного потенциала, то ты должен понять, что брак — это не просто комичная зарисовка. Если у вас двоих есть хотя бы небольшая часть того, что было у нас с Эдмондом, то лучше не затягивать с решением. Тебе нужно держать ее крепче и никогда не отпускать.

— Она подросток.

Грейс покачала головой.

— В этой девушке нет ничего незрелого, кроме возраста. Она уже прожила две жизни. Думаю, тебе нужно убедиться, что жизнь номер три стоит того.

— Таков план.

— Итак, когда ты ее заберешь? — нетерпению Грейс не было предела.

— Сегодня вечером, — сказал я, скрыв улыбку, которая угрожала появиться на моем лице. За весь прошлый год я помню так мало своих улыбок, что с легкостью могу сказать их количество, так же, как и то, что все они появлялись благодаря моей девушке.

В кармане завибрировал телефон, оповестив о входящем текстовом сообщении. Я собирался проигнорировать его, но потом вспомнил, что на всякий случай дал этот номер малышке. Затем вытащил его из кармана и взглянул на экран. Пропущенный звонок, от нее.

— Черт, — выругался я. Даже не почувствовал вибрацию и не слышал звонка. Щенячьи глазки отправила сообщение.

Это был ее номер.

Я нажал на иконку.

Увиденное заставило мое сердце замереть, а кровь закипеть.

На экране было изображение сломанной, окровавленной и избитой версии моей малышки. Волосы, закрывающие ее лицо, были красными. Она сидела на стуле с широко раскрытым ртом и была привязана. Ее челюсть была сдвинута в одну сторону, словно малышку многократно били. Одежда была разорвана и свисала на ее теле.

Затем я заметил, что это было видео.

— Что это, черт возьми? — вырвалось у меня вслух. Грейс встала за моей спиной, чтобы понять причину происходящего. Я нажал на воспроизведение, и ужасная сцена, которую была принята мной за простое фото, превратилась в видео.

Щенячьи глазки, которую снова и снова бил кулаком мужчина. Она кричала, плакала, и умоляла о том, чтобы ее прекратили избивать. Она уже не двигалась, но удары продолжались. Их наносили сжатой в кулак рукой, с безвкусными золотыми часами с красным ободком из бриллиантов.

Сенатор.

Пришло еще одно сообщение. Оповещение появилось поверх воспроизводимого видео.

«ЛОДОЧНЫЙ ДОМИК. 11 ЧАСОВ ВЕЧЕРА.

ОДИН. БЕЗ ОРУЖИЯ. ИНАЧЕ ОНА УМРЕТ».

Глава 26

Кинг

Самое страшное чувство в мире — понимание того, что ты не можешь помочь человеку, которого любишь. Ее криков от причиняемой боли и вида того, как она истекает кровью из-за нанесенных ударов, вполне достаточно для того, чтобы свести любого нормального человека с ума.

А я с самого начала не отличался особым благоразумием.

Сенатор, возможно, и хотел моей смерти, но мне и в голову не могло прийти, что он способен причинить вред собственной дочери. Я причинял людям боль. И будучи отцом, я бы в первую очередь позаботился о безопасности своей дочери, чтобы никому и в голову не пришло обидеть ее.

Надежда, что сенатор соблюдал негласный кодекс чести преступного мира, рухнула, я недооценил силу его желания разрушать жизни.

Я отправлюсь за ней, и не имеет значения, удастся ли мне остаться в живых. Плевать, даже если он прострелит из пушки мою голову, лишь бы это спасло Доу. А если я все еще буду дышать, то убью сенатора, но перед этим он вынесет боль и страх, которых еще не испытывал.

Забавное случается, когда вы боитесь худшего. Некоторые люди поддаются панике и становятся беспомощными из-за подобной ситуации. Другие остаются и сражаются, даже если выхода нет.

Тюремный психолог называл это термином «борись или умри».

А я тот еще долбаный борец.

Всегда был им, начиная с детской площадки и заканчивая тюремным двором.

Я должен был появиться там в одиночку, но это не означало, что мне не понадобится помощь. Мой взгляд упал на телефон. Восемь вечера. Слава Богу, у меня еще было время, сейчас дорога каждая секунда. Я позвонил Медведю. Ответа не было. Ударил кулаком по рулю и прислонился к нему лбом. Конечно, нет. Он стал еще более двинутым на голову после того, как Эли с ним так дерьмово поступил. Медведь, вероятно, свихнулся окончательно и в данный момент по самые яйца был погружен в киску «Пляжных Ублюдков». Я поднял голову и прямо перед собой увидел дорожный указатель на Корал Пайнс.

Это было знаком свыше.

Потому что в Корал Пайнс я знал того, кто мог мне помочь.

Шины скользнули по мокрой траве. Я помчался по склону к единственному человеку, который моментально придет на помощь.

Нет, к тому, кто мог убить в одно мгновение.

* * *

Джейк Данн был наемным убийцей. Или, по крайней мере, являлся им до женитьбы. Но немногие знали об этом. На первый взгляд он казался очередным чисто выбритым парнем с пляжа, но его татуировки и поведение говорили о другом.

Джейк Данн был живым воплощением ангела смерти.

Я сам узнал об этой части его жизни от нашего общего знакомого, который нас познакомил в тюрьме. Голландец по имени Джейк Морденар. Убийца.

Как тонко подмечено.

Я подъехал к его небольшому жилищу и даже не успел по-настоящему осознать абсурдность того, что Джейк Данн живет в домике с маленькими розовыми ставнями и качелями во дворе.

Тут же выскочил из грузовика, поднялся по ступеням парадного входа и постучался в дверь.

— Минуточку! — раздался женский голос. Я постучал громче. — Одну гребаную минуту! — снова закричала она.

Дверь резко распахнулась, и появилась небольшая рыжая девушка, которая собиралась что-то сказать, как будто знала, кто ждет на крыльце, но затем она подняла глаза и закрыла рот.

Она не ожидала увидеть меня.

— Полагаю, что ты здесь не для того, чтобы проверить состояние сделанной тобой татуировки, — сказала она, решительно скрестив руки на груди и прислонившись к дверному косяку. На ней были маленькие шорты для бега и облегающая майка, не скрывающая факт отсутствия на ней лифчика.

— Мне нужен Джейк, — сказал я. Хотелось отодвинуть ее в сторону и ворваться в дома, чтобы найти его, но Эбби была единственной, кроме его дочери, о ком Джейк действительно заботился. И если я сделаю то, что хочу, то шанс получить его помощь ничтожно мал, а моя жизнь закончится на дне болота.

— Ага, так я и подумала. Он за домом. — Она посмотрела на мою грязную одежду. — Обойди там, — сказала девушка и показала на угол дома. Я развернулся, но ее слова заставили меня задержаться. — Ты в порядке?

— Нет. Совсем не в порядке. Моя девушка в беде, — честно ответил я. У меня не было времени для игр разума. Не было времени ни на что. Только время до одиннадцати вечера, чтобы придумать, как спасти свою девушку.

— Я отведу тебя. — Эбби вышла на крыльцо, закрыла за собой дверь и повела меня к берегу моря, где сидел Джейк. Рядом с ним стояла бутылка «Короны», между губ была зажата сигарета. Розовая удочка в стиле Барби находилась в руках.

— Малыш, я куплю ей настоящую удочку, потому что этим дешевым куском дерьма даже нельзя подсечь. Я знаю, что она ей нравится из-за цвета, но, бл*дь, Боже, этой штукой не поймаешь даже самую маленькую рыбку.

— Джейк, — сказала Эбби, после чего парень поднял глаза и заметил мое приближение. — Ему нужна твоя помощь.

Джейк сделал глоток пива и отложил удочку.

— Посмотри это видео, — сказал я и бросил ему свой телефон.

Эбби встала рядом с ним, и они в полном молчании уставились на экран. Девушка выглядела испуганной, а Джейк никак не среагировал, зато я ощутил, словно еще одна частичка меня умерла.

— Тебе нужен солдат. Это не мой профиль, — сказал Джейк.

— Если я верну ее, а ублюдок все еще будет жив, то ты можешь забрать его себе. Сделать все, что захочешь, но итог будет только один — он должен перестать дышать.

Джейк сморщил нос.

— Не-а, мужик. Не могу отнять это у тебя. От подобной жажды мести у тебя не только закипает кровь, но и встает член.

Джейк бросил мне телефон, я зашел в галерею и выбрал фотографию, сделанную одним прекрасным утром. Она была нужна только для моего ненормального удовольствия, без умысла, что может пригодиться для чего-то другого. После чего я поднял телефон и показал ему экран.

— У тебя также может быть это, — сказал я.

— Джейк, — обратилась Эбби, подталкивая его бедром. Его взгляд прилип к экрану, зрачки расширились до размера блюдец. — Джейк, — снова сказала она, уже сильнее толкая его.

Он посмотрел на нее, а затем повернулся ко мне.

— Хорошо. Я сделаю это. Тем более, что моя девушка смотрит так, словно я не получу секса в этом столетии, если не соглашусь на это. И так как я, черт возьми, снова пытаюсь заделать ей ребенка… — Джейк прижал руку к спине Эбби и улыбнулся. Между ними была глубокая связь, и, несмотря на то, что он забирал жизни ради удовольствия, в его взгляде читалось почтение.

Словно он поклонялся ей.

Джейк отвел взгляд от своей жены, и я увидел, как его глаза изменили синий цвет на черный. Его голос прозвучал по-другому, более глубоко. Вибрировал сильнее.

— У тебя есть солдат, — сказал он, выдувая дым через нос в ночной воздух, как огнедышащий дракон.

— Принесу тебе куртку, — сказала Эбби и убежала домой. Джейк проследил за ней взглядом до того момента, пока она не исчезла за раздвижными стеклянными дверями.

— Твоя девушка? — спросил Джейк, вернув мне телефон, на экране которого было лицо Доу крупным планом. — Она что-то в этом роде? — Он указал на место, где исчезла Эбби.

— Как что?

— Она лучше тебя, но по какой-то глупой причине не понимает этого?

— Типа того, — прозвучал мой ответ.

Джейк бросил свою сигарету в розовое ведро с надписью: «ПАПОЧКА, БЛОСАЙ СВОИ ПЛОТИВНЫЕ СИГАЛЕТЫ СЮЮЮЮДА, СТОБЫ У ТЕБЯ НЕ ПОЛТИЛИСЬ СУБЫ».

— Просто запомни мои слова, что когда все это закончится, и ее сердце все еще будет биться, а легкие качать воздух, сделай все дерьмо законным. Женись на ней. Заделай ей ребенка. Все, что можешь, чтобы привязать ее к себе на всю жизнь, как бы эгоистично это не было.

Эбби вернулась и вручила ему кожаную куртку.

— Ключи в кармане, — сказала она. Джейк подошел к ней и схватил за затылок, прижавшись к ее лбу своим.

— Проверь Джи. Скажи ей, что папочки не будет некоторое время. — Он коснулся подвески на ее ожерелье, а Эбби накрыла его руку своей. Через минуту они расстались, Джейк надел куртку и направился к передней части дома.

— У меня грузовик, — сказал я, когда мы дошли до подъездной дорожки.

— В сообщении сказано, что тебе нужно быть там к одиннадцати?

— Да.

Джейк покачал головой.

— Я возьму свой байк. Проедусь немного. Очищу разум.

— А я съезжу в клуб, поищу Медведя. Не могу дозвониться до него. Встретимся у меня через час, — сказал я и повернулся к грузовику.

Джейк закурил сигарету. Оседлал свой байк и повернул ключ, оживив тем самым двигатель. Попрощался резким рывком подбородка в мою сторону и поехал вниз по дороге к трассе, подняв белую пыль в черный ночной воздух и набирав скорость.

Я посмотрел на свой телефон.

Девять вечера.

Два часа.

Два часа до того момента, как я увижу свою девушку.

Живой или мертвой.

Глава 27

Кинг

Когда я подъехал к клубу, то увидел худого проспекта, охранявшего ворота. Маленький говнюк, которого они назвали Тором, встал с потрепанного барного стула и начал их открывать. Я припарковался рядом с байком Медведя, оставил ключи в замке зажигания и не стал закрывать дверь.

— Кинг! — окликнул меня Тор. Когда я обернулся, то увидел, что этот тощий парень бежал от ворот ко мне. — Остановись! — крикнул он и встал передо мной, переводя дыхание и положив руки на колени. Тор поднял указательный палец.

— У меня нет времени ждать, пока ты снова научишься дышать, малыш. Какого черта ты хочешь? — резко выпалил я.

— Я забыл. Мне больше нельзя пускать тебя. Тебе запрещено здесь находиться, — сказал Тор.

— Кто это, черт возьми, сказал?

— През. Сказал, что ты не один из нас, поэтому больше не можешь появляться здесь, а я выкурил косяк и облажался, чертовски облажался. Он убьет меня к чертям собачьим.

— А что твой долбанный ВП думает об этом приказе? — спросил я, скрестив руки на груди. Глаза парня широко распахнулись из-за того, что я пристально посмотрел на него.

— Не знаю, мужик. Он заперся в своей комнате, впуская к себе только шлюх «Пляжных Ублюдков». И выходит только затем, чтобы взять очередную бутылку или купить дурь у Волка. Ни с кем не разговаривает. Но серьезно, тебе нужно уйти. През грохнет меня, но в худшем случае я никогда не получу свою нашивку!

— Чего ты боишься больше? Смерти? Или отсутствия нашивки?

— Второе, конечно, — фыркнул Тор, сморщив нос.

— Тупой говнюк, — пробормотал я и направился к комнате Медведя.

— Серьезно, мужик, если ты не повернешь назад, то я буду вынужден выстрелить в тебя, иначе През меня прикончит.

— Так, мать твою, пристрели меня! — выкрикнул я через плечо.

— Бл*дь, мужик! — застонал он. — Только недолго. И чтобы никто тебя не видел! БЛ*ДЬ!

«The Lynyrd Skynyrd», грохотавшая из комнаты Медведя, сменилась на Джонни Кэша, и в минимальный промежуток тишины между песнями я услышал легкую суету внутри, словно звук мебели, передвигаемой по полу. Я постучал кулаком в дверь.

— Медведь, тащи свою чертову задницу сюда. — Оглянувшись, я не заметил никого, кроме нескольких сучек «Ублюдков» на балконе с другой стороны двора, которые подмигнули и поманили меня к себе. Мне пришлось снова постучать в дверь. Мне до сих пор не открыли, поэтому я прошел в конец коридора к старой пустой лифтовой шахте и дернул за разрушенную стену, вырвав достаточно большой кусок бетона, чтобы выполнить задуманное. Затем подошел к комнате Медведя с другой стороны, замахнулся и запустил этот кусок в его окно.

Внутри раздался женский крик, когда я шагнул через оконную раму, пригнувшись, чтобы не пораниться об острые осколки. Медведь лежал на кровати. Обнаженный, на нем был надет только жилет, а источником крика оказалась сидевшая на нем миниатюрная азиатка.

— Пошла нахрен отсюда, — прозвучал мой приказ. Девушка спрыгнула с Медведя и опустила вниз по своему телу клочок материала, едва державшийся над грудью и плохо прикрывавший ее задницу. Она пробежала мимо меня, на ходу схватила пару туфель с прозрачной платформой и пятнадцатисантиметровыми шпильками и вылетела за дверь.

— Тебе нельзя здесь находиться, — сказал Медведь. Синяки на его лице были такими жуткими, словно его избили всего пару часов назад. Двигался он не лучше.

— Ага, Тор сказал мне тоже самое сразу после того, как впустил.

— Мы тут управляем чертовым кораблем, — Медведь расстроенно выдохнул и провел рукой по грязной гриве светлых волос. — И я должен стать капитаном этого СС под названием «Пиз*ец», который тонет быстрее, чем сраный «Титаник». — Прозвучал сигнал тревоги. Звук приглушенных голосов достиг комнаты Медведя.

— О, сигнал тревоги, — сказал Медведь. — Кавалерия на подходе. — Он перевернулся на бок и вытащил сигарету из пачки, лежавшей на тумбочке. Зажег ее и откинулся на кровать, после чего снял презерватив и бросил его в мусорное ведро.

— Папаня сказал, что мне больше нельзя с тобой играть, — засмеялся Медведь, сделал глоток из бутылки виски, которую поднял с пола рядом с кроватью.

— Я так и подумал, когда он перестал отвечать на мои звонки. Когда мы были в терках с Эли. — Медведь вздрогнул от упоминания этого имени. — И мне насрать, что думает твой старик прямо сейчас, потому что у нас дохера проблем и нет времени, поэтому прячь свой гребаный член и садись в грузовик. Расскажу все по дороге.

— У нас всегда были проблемы, — пробормотал Медведь. — Что, черт возьми, нового в этот раз? — Он перекинул ноги через край кровати и потер глаза руками.

— Вот что нового, ублюдок, — сказал я и бросил ему телефон.

— Ты проделал весь этот путь сюда, практически сорвал с моего члена прекрасную азиатскую киску, и, скорее всего, лишил Тора нашивки из-за того, что захотел показать мне свой новый телефон? — спросил Медведь, растягивая слова. Он поднял сигарету над полом и стряхнул пепел прямо на ковер. Нетронутая пепельница стояла меньше чем в метре на маленьком столике рядом.

— Посмотри видео, — сказал я язвительным тоном. Медведь посмотрел на меня и щелкнул по экрану. Подсветка телефона позволила мне увидеть выражение его лица в момент просмотра видео, и оно говорило само за себя. Я сделал несколько глубоких вдохов, чтобы задвинуть подальше желание протянуть руку и задушить что-то, что угодно, или кого-то.

КОГО УГОДНО.

Медведь наблюдал за ситуацией, воспроизводимой гаджетом в его ладони, и по мере того, как приходило понимание происходящего, его поведение менялось. Тело стало жестким, плечи напряглись, а глаза смотрели в одну точку. Сначала он нахмурил брови, находясь в замешательстве, но к моменту завершения видео его кулаки были сжаты от гнева.

— Если она небезразлична тебе, тогда подними задницу, засунь свой член в штаны и сядь в долбаный грузовик. — Медведь встал с кровати и поднял штаны. Подошел к комоду, оттолкнул его от стены и открыл отверстие в гипсокартоне. Пошарил внутри и достал два пистолета, затем убедился, что они оба заряжены, прежде чем положить их в кобуру под жилетом.

— Пойдем, мать твою, — сказал он, надев сапоги, стоявшие у открытой двери в крошечную ванную. Завязывать шнурки никто не собирался.

Медведь оттолкнул меня в сторону и вышел из комнаты первым, пошел к задней лестнице, противоположной той, по которой я пришел. Топот сапог, поднимающихся по лестнице на другом конце внутреннего двора, эхом отдавался под непрочными навесами.

— Что, послал к чертям все установленные мною правила, мальчик? Ты все равно ни одно из них не соблюдаешь. — Чоп стоял у подножья лестницы. — На тебя были возложены большие надежды. Но как, черт возьми, мне передавать молоток вице-президенту, который не уважает своих братьев, Президента и законы, по которым мы живем?

— Можем поспорить обо всем этом дерьме позже, папаня, — небрежно бросил Медведь. — Девушка Кинга может сыграть в ящик примерно через час, если мы не доберемся до нее, поэтому мы с тобой можем поговорить по душам после того, как я удостоверюсь, что этого не случится.

— Опять в беде? Девушка выглядела испуганной, когда приезжала сюда несколько недель назад, — сказал Чоп, выпятив нижнюю губу наружу.

— Она была здесь? — спросил Медведь, сделав шаг к Чопу. Пара человек прикрывала его сбоку, а когда увидели мое приближение, то приоткрыли свои жилеты, показывая, что вооружены.

Но я, черт возьми, тоже стоял не с пустыми руками.

— Да, она была здесь. Хотела поговорить с Медведем, — подхватил Волк, стоявший рядом с Чопом. Его руки исписаны цветными татуировками Джека Потрошителя, а также проституток разных степеней расчленения, за убийство которых тот стал известен. Только больной ублюдок захочет нанести такое дерьмо на свою кожу, но работа была проделана хорошая.

Одна из моих лучших.

— Почему никто не сказал мне, что она меня искала? — спросил Медведь, его грудь вздымалась от гнева.

— Во-первых, потому что мы были в режиме изоляции, пока ты занимался хрен знает чем с вот этим, — он махнул рукой на меня. — И, во-вторых, потому что я отдал такой приказ. Это все еще мой клуб, — сказал Чоп. — Истина в том, что она не относится к делам клуба, сын. Девушка не является нашей старухой и не приезжает сюда, чтобы сосать чей-то член. Поэтому я послал ее.

— Да, а еще соврал ей о моей смерти, — вмешался я, почувствовав прилив ярости.

Чопу хватило наглости рассмеяться.

— И что такого, мать твою? Я сказал ей, что вы оба мертвы.

— Пошел ты! — взревел Медведь и набросился на отца. Если бы моя малышка не была в опасности, то я бы послал осторожность к чертям и вырубил бы их. Байкера за байкером. Но это был не мой бой, и даже если бы это было не так, то у меня все равно не было времени для этого.

— Это не тебе решать.

— Нет, мне! Это именно то, чего ты, кажется, не понимаешь! Каждое решение, что затрагивает интересы клуба, принимаю я! Я, мать твою, Президент, но ты, по-моему, забыл, что в наши дни означает этот титул! Мне хочется передать тебе гребаный молоток, но ты плюешь мне в лицо каждый раз, когда отвергаешь его.

Медведь отказался стать Президентом?

Я схватил Медведя за плечи прежде, чем ему удалось добраться до Чопа. Он избавился от меня, но остановился. Я оглянулся на стоящих рядом байкеров, которые наблюдали за развернувшимся противостоянием.

— Большинство из вас я знаю всю свою долбанную жизнь, — сказал я. — Знаю вас, ублюдки, дольше, чем большинство из вас знают друг друга. Но никогда не просил вас об особых услугах. Ни о чем, что не вернул после в десятикратном объеме. Но моя девушка приходит сюда в поисках помощи, и вы отворачиваетесь от нее, потому что През разозлился, что я не принял нашивку, когда был ему нужен? — Я покачал головой и посмотрел на Чопа. — Если так ты относишься к тем, кого знаешь десятки лет, тогда я принял правильное решение, мать твою. Ты злишься на меня из-за того, что на твоем пороге пролилась кровь? Злись. Но это оказалась не твоя гребаная кровь. А моя. Моего друга. Моей семьи. Поэтому можешь взять свое самодостаточное братство и пойти трахнуться с ним. Мне известно, что такое настоящее братство. — Я в последний раз взглянул на мужчин вокруг себя. — Когда кто-то из вас когда-либо нуждался в чем-то, я никогда не закрыл дверь своего дома у вас перед носом. Преппи знал, что такое братство. Медведь знает, что такое братство. Ты? — Я указал на Чопа. — Не знаешь ни черта.

— Тебе лучше следить за своим гребаным языком, мальчик, — прошипел он в ответ и указал на Медведя. — Во что бы не ввязалась эта девушка, это не твоя проблема и не наша. И он тоже. — Чоп повернулся ко мне. — У тебя была возможность стать «Пляжным Ублюдком», мальчик. Много шансов. Но ты не захотел этой жизни. И отвернулся от возможности получить преданность и защиту этого клуба. — Чоп повернулся к Медведю. — Но ты все еще относишься к нему так, словно он ходит в проклятом невидимом жилете! — Чоп осмотрел меня с головы до ног так, словно я вызывал у него отвращение, а потом повернулся к сыну. — Он не заслуживает твоей преданности, мальчик. Твои братья могли встретиться со своим Создателем, а ты либо не понимаешь этого, либо тебе насрать, и, честно говоря, я, бл*дь, даже не знаю, что меня злит больше! — Чоп встал почти вплотную к Медведю. Они без малого соприкасались плечами, глядя в голубые глаза друг друга, оба выпятили грудь и сместили центр тяжести в одну сторону.

— Айзек был здесь, потому что кто-то из клуба впустил его. Один из наших братьев, из тех людей, которым я должен быть предан, убедился, что отморозок оказался здесь, чтобы убрать нас всех. Не только Кинга или Преппи, но и меня. Кто бы ни позволил ему войти, он был одним из наших братьев, и этому человеку было насрать на то, что конечным результатом могла стать пуля в моем черепе. — Чоп открыл рот, чтобы высказаться, но Медведь еще не закончил. — И не смей, мать твою, говорить со мной о преданности. Просто спроси маму. О, подожди, ты же не можешь. Она же, бл*дь, мертва из-за тебя.

— Ты неблагодарный сукин сын, — Чоп сморщил нос, словно собрался выдохнуть огнем.

— Сомневаешься в моей гребаной преданности этому клубу!? Я принял пулю за тебя. Убивал без вопросов. И был предан на сто пятьдесят процентов с того дня, как надел этот жилет. Это тебя нужно проверить, папаня, — Медведь сделал шаг назад. — Преп и Кинг были большей семьей для меня, чем ты когда-либо. И если действительно хочешь поговорить о преданности, тогда давай сделаем это. Потому что, если бы Преп все еще был здесь, я бы принял за него ту пулю. И с радостью отдал бы за него свою жизнь. А теперь девушка Кинга в беде, может быть, уже мертва, и я, ни секунды не думая, поменялся бы с ней местами только для того, чтобы ему не пришлось жить без нее.

Чоп сделал еще один шаг вперед, они фактически соприкоснулись лбами с Медведем.

— Я говорю не о них. А о твоих гребаных братьях.

— Как и я, черт тебя дери, старик, — ответил Медведь, обошел отца и направился к воротам. — Как и я. — А затем он кивнул мне. — Пойдем, черт возьми.

— Это твое решение, мальчик, — крикнул его отец. — Но если ты уйдешь прямо сейчас, то тебе придется оставить жилет здесь. Я чертовски серьезно.

Не колеблясь ни секунды, Медведь снял с плеч жилет и поднял его, обнажив голую грудь и двойную кобуру, которая скрывалась под ним.

— Мне подходит, папаня. Потому что это дерьмо здесь? — Медведь оглянулся на балконы, которые теперь были полны зрителей. — Все это должно быть семьей, но как бы сильно мне этого не хотелось, ее нет. И уже чертовски долгое время.

— Единственная твоя настоящая семья — это я, мальчик, — прошипел покрасневший Чоп и сосредоточился на жилете в руке Медведя.

— Вот где ты ошибаешься, старик. Неважно, носишь ли ты этот долбаный жилет или нет, Кинг — мой брат. А если ты не можешь уважать мою семью... — Медведь посмотрел на заполненный байкерами балкон. Затем подошел к сломанному пластиковому стулу, опасно прислоненному к испорченной стене. Бросив последний взгляд на клочок кожи, который был центром всего в его мире, он положил свой жилет на стул. — Тогда я не могу уважать твою.

— Идем, мужик, — обратился я к Медведю. С пятнадцати лет я был с «Пляжными Ублюдками». Достаточно долго, чтобы понять, что нужно уводить отсюда Медведя, и чем быстрее, тем лучше. Не только потому, что у малышки заканчивалось время, но и из-за понимания того, что как только выходил срок в должности проспекта и ты получал нашивку, становясь братом, не было шанса, что тебе удастся уйти.

Нельзя отказаться от своего жилета.

Тебя или хоронят в нем… или без него.

Если без него, то твоя смерть не будет связана с естественными причинами.

Я обязан был вывести Медведя отсюда быстрее, чем они вспомнили бы об этом.

Глава 28

Кинг

В десять пятьдесят пять вечера Медведь, Джейк и я лежали на животах под высокими корнями мангровых зарослей за лодочным домиком, который находился в поле нашего зрения.

Именно там сенатор пытал мою девушку.

Там он и сдохнет.

— Еще раз. По плану вы ждете десять минут, — сказал я. — Независимо от того, что услышите или увидите. Я не могу рисковать жизнью малышки из-за того, что не сыграл по правилам этого психопата. — Джейк и Медведь кивнули в знак согласия. — Мне также нужно убедиться, что вы оба знаете, чем все закончится. Если вы войдете, и выбор встанет между мной и ней, то вы выбираете ее. При любом раскладе это она.

Всегда выберу ее.

Я с треском размял пальцы на руках.

— Ничего не сделаю, пока не буду уверен, что в итоге она выйдет оттуда невредимой, — сказал я.

Джейк оглянулся на лодочный домик и кивнул.

— Согласен.

— Не проблема, — сказал Медведь. — Если ты не выберешься, то я позабочусь о твоей девочке.

— Джейк, — обратился я. — Если мне не удастся выбраться, то выстрели этому ублюдку в голову.

Я встал и пошел к домику.

— Понял, — ответил Джейк.

— Какого хера? — Медведь толкнул меня в плечо. — Ты не можешь вывалить на него подобное дерьмо, мужик. Он воспринимает тебя буквально.

Все настолько плохо, босс. Джейк не понял бы сарказма, даже если бы он укусил за его хитрую задницу, вмешался Преппи.

— Хорошо. Потому что я, черт возьми, не шучу, — было моим ответом.

— Пора, — сказал Джейк и проверил обойму в своем пистолете.

У меня перед глазами была Доу, лежавшая в моей постели, обнаженная и наполовину укрытая простыней, она смотрела один из фильмов 90-х, которые так любила, а потом обернулась, чтобы посмотреть на меня и убедиться, что я не пропускаю ни одной важной для нее части.

А также была картина умоляющего о пощаде сенатора, взывающего к моему милосердию. Я снова размял костяшки пальцев и передал Медведю свое оружие.

— Черт, да.

Наконец-то пора забрать мою девочку раз и навсегда.

Что бы ни случилось, без нее я не уеду.

Глава 29

Доу

Я понимала, что находилась в полубессознательном состоянии, и, несмотря на все старания, проснуться не получалось. Не удавалось даже открыть глаза. И я абсолютно не чувствовала рук. Было такое ощущение, словно я плыву в невесомости. На мгновение показалось, что прозвучал голос отца.

— Рэйми, Рэйми, проснись, — проговорил он. Но я не могла ответить. Потому что уплывала все дальше и дальше, и до меня доносились лишь отголоски его мольбы. А потом отдалилась настолько, что перестала слышать и это.

Мне исполнялось девять. Это был день моего рождения. Мама вышла и выставила меня дурой перед всеми моими друзьями. Она снова напилась и только что закончила рассказывать, что никому не нужна толстая жена, поэтому никто не должен есть мой торт. Она ушла в дом, пока Надин заканчивала нарезать торт на кусочки, но никто из моих друзей не взял ни кусочка. Выбранная нами песня закончилась, и если до этого мы по очереди выбирали треки, то после никто не встал, чтобы поставить новую песню.

Мой отец появляется у задней двери. Он одет в костюм. Я всегда видела его только в такой одежде. Не думаю, что он носит что-либо еще. Даже пиджак снимает очень редко. Однажды мы отправились на ярмарку, где он выступал с речью в поддержку будущих фермеров Америки, и там снял пиджак. После чего передал своей ассистентке, и она держала его в руках как корону королевы Англии. Рукава рубашки были закатаны. Это так сильно меня озадачило, что после окончания речи я спросила отца, не заболел ли он.

А он рассмеялся и взъерошил мои волосы так, что они начали торчать во все стороны, а потом упали на лицо. В то утро моя мать настояла на выпрямлении моих локонов, и во время процедуры мне обожгли кожу головы. По ее словам я должна была выглядеть как точная копия идеального политического образца.

— Так лучше, — сказал он, прежде чем сбежать со сцены к ожидающим его представителям прессы.

Мой отец открывает дверь, ведущую на задний двор. В руке у него большой букет желтых роз. Предполагаю, что они для моей матери, но большинство ночей они даже не спят в одной комнате. И прошло уже несколько месяцев после последней ссоры, а ни один из них так и не потрудился извиниться. Они больше не ругаются.

Просто игнорируют друг друга.

Лучше бы они ссорились. Потому что в этом случае они хоть как-то общаются, пусть и напряженно.

Я сижу на краю бассейна в тишине, пока Надин пытается поднять настроение моих одноклассников и друзей, а отец улыбается и подходит ко мне.

— С днем ​​рождения, Принцесса, — произносит он и вручает мне цветы.

— Это мне? — спрашиваю я, убирая челку с глаз.

— Ну, это же твой день рождения, не так ли?

— Да, — отвечаю грустным голосом, потому что чувствую себя побежденной.

— Теперь тебе девять, а это уже немало. Хотел купить тебе еще одну мягкую игрушку, но решил, что цветы станут гораздо более подходящим подарком для такой молодой леди, как ты. — После этих слов отец вдохнул аромат цветов, а затем резко отстранился, закрыл глаза и начал кашлять. Я хихикнула. — Люди всегда говорят, что они пахнут очень хорошо. Но я думаю, что их запах ужасен. — Он рассмеялся, увидев мою улыбку, и вручил мне букет. — Но, тем не менее, они для тебя, моя милая девочка. — Зеленая оберточная бумага стала скользко в моей влажной руке, которая оказалась недостаточно большой, чтобы обхватить стебли. Отец отдал мне цветы, но сумел поймать их прежде, чем они упали в бассейн. После чего вновь протянул мне букет, и я вдохнула аромат цветов, но не закашлялась. Тут же решила, что запах роз — мой любимый.

Я полюбила эти цветы.

— Почему все на вечеринке выглядят так, словно только что попытались сбить ослика, а тот лягнул их? — спрашивает он. Я смотрю, как мои друзья молча сидят за столом. Не хочется рассказывать, как мама полностью испортила мою вечеринку, но мне и не приходится, потому что открывается раздвижная стеклянная дверь, и она выходит в черном бикини и широкополой шляпе. Бокал по-прежнему у нее в руке, только на этот раз он наполнен до краев.

— Марго, — произносит мой отец предупредительным тоном.

— Что? — громко шипит она.

Отец встает, хватает мою мать за локоть и ведет ее обратно в дом. Его челюсти плотно сжаты, и могу сказать, что он разговаривает сквозь зубы, почти не шевеля губами.

— ЛАДНО! — Доносится из дома сопровождаемый грохотом крик. Проходит несколько минут, но он не возвращается на улицу. Я просто сдаюсь и собираюсь сказать друзьям, что им пора домой, пока все не стало хуже. Но дверь открывается, и мой отец выбегает из дома. Не в костюме. Не в пиджаке. Не в галстуке. Нет. Мой отец. Сенатор до мозга костей. В черных купальных шортах. И все.

Без рубашки.

Мой. ОТЕЦ. Без рубашки.

— БОМБОЧКА! — кричит он, прыгает с края бассейна и взлетает в воздух, прижимая колени к груди, после чего врезается в воду, посылая брызги через край, образовавшаяся волна окатывает меня и стол для пикника, за которым сидят мои шокированные друзья.

Но после этого поступка все хохочут.

— Теперь посмотрим, у кого получится лучший всплеск, — говорит мой отец, вставая на ноги и стряхивая воду с черных волос. — Надин, мы с тобой будем судьями. Победитель получает дополнительный торт!

— Мама сказала, что мы не должны его есть. Потому что от него толстеют.

— Ну, твоя мать может... — Он закрывает рот, переводит дыхание и продолжает. — Она сказала это, потому что не любит торты. Но она многое теряет. Кроме того, все же знают, что калории торта, съеденного в день рождения, не учитываются. Это же элементарно. Правильно, ребята? — спрашивает он. Мои друзья оживляются и начинают кричать. Отец садится на бортик, свесив ноги в бассейн, пока мои друзья выстраиваются в очередь, чтобы продемонстрировать свою лучшую бомбочку.

— Рэйми, ты первая. Покажи класс! Семья Прайс известна во всем мире своими навыками делать бомбочку, поэтому не подведи меня!

Я прыгаю первой и выныриваю из воды под аплодисменты и возгласы.

— Видите? А что я говорил, ребята? Это у нее в крови!

После окончания соревнования ассистентка моего отца заходит к нам через боковые ворота и сообщает о предстоящей телеконференции, на которую он опаздывает. Произнеся очередное поздравление и поцеловав меня в макушку, отец затягивает полотенце вокруг талии и уходит.

Я смотрю в сторону стола, за которым мои счастливые друзья уплетают торт и спорят о том, у кого был лучший всплеск. Розы стоят в центре стола, а старое, выкрашенное в серый цвет, ведро служит им в качестве временной вазы.

Сегодня лучший день в моей жизни, и хотя мой отец стал его частью менее чем на час, это было самым запоминающимся временем, которое мы когда-либо вместе проводили.

Потому что этот час не касался политики, ценностей, кампании, моей мамы, нашей светской жизни и всего того, что обычно было на повестке дня… Он был посвящен только мне и моему дню рождения.

— Твой папа действительно прыгнул в бассейн! — восклицает Никки, кладя большую ложку мороженого на свой третий кусок торта.

— Знаю, — шепчу я, все еще не веря в произошедшее. Никто, кроме Никки и Таннера, не знает, что это не нормальное поведение для моего отца.

— Мне бы хотелось, чтобы мой отец был больше похож на твоего, — говорит Стефани, накручивая прядь вьющихся рыжих волос на палец. — Потому что он самый лучший.

Со стороны дома я мельком замечаю отца, выходящего из гаража в его стандартном костюме с галстуком, но прежде чем сесть в ожидающий его автомобиль, он поворачивается и ловит мой взгляд. После чего машет и посылает мне воздушный поцелуй. Я ловлю его в воздухе и прижимаю к щеке. Он улыбается мне в последний раз, прежде чем нырнуть в машину.

— Да. Мой отец самый лучший, — соглашаюсь я. И в тот день впервые в моей жизни я говорила серьезно.

— Рэйми, проснись. Проснись! — Мне удалось открыть лишь один глаз. Другой опух настолько, что мне не удалось поднять веко. Головокружение мешало мне сосредоточиться на отце, который встал на колени и склонился надо мной. Я попыталась поднять руки, но они оказались связаны. Посмотрела вниз и увидела искусно переплетенные узлы.

— Папа? — позвала я, все еще думая, что это воспоминание. Но когда капля пота с моего лба упала на предплечье, я поняла, что это реальность.

— Кто, черт возьми, сделал это с тобой, Рэйми? — спросил отец с искренним беспокойством в голосе. Он взял меня за запястья и попытался развязать немыслимо сложные узлы.

Я открыла рот, чтобы заговорить, но язык ощущался тяжелым, сухим и толстым. Мне удалось лишь застонать.

— Все будет хорошо. Я помогу тебе.

Мне нужно было предупредить его. Рассказать ему о Надин.

— Таннер, — прохрипела я. — Таннер.

— Где Таннер? — спросил отец, продолжая попытки распутать веревки. — Это он сказал мне приехать сюда. Прислал сообщение с текстом, что произошел какой-то несчастный случай. Я взял машину у секретаря и примчался сюда. И где Сэмюель? — Меня полностью вернуло в настоящее упоминание имени моего сына. Я села, и комната закружилась. — Папа, иди и найди Сэмми. Пожалуйста. Не беспокойся обо мне. Просто отыщи моего сына! — умоляла я. Слова звучали искаженно, но понятно.

Отец отпустил мои связанные запястья, обнял за плечи и поднял меня с пола. Когда я оказалась в вертикальном положении, то поняла, что мы находились в лодочном домике.

— Папа, Сэмми... из-за Таннера... Надин, — начала я снова, но перечень имен никоим образом не складывался в предупреждение, которое я пыталась передать.