Только моя

16

Хотя выражение лица Вулфа было довольно суровым, когда он входил в дом, вид жены, разливающей в миски суп, подействовал на него благотворно. Медленная, мужская улыбка, которой он одарил ее, снимая кожаные рабочие рукавицы, сказала Джессике, что он помнит, что произошло между ними на заре три дня назад и затем повторялось каждую ночь.

Принимая миску из рук Джессики, Вулф незаметно положил ладони на тыльную сторону ее пальцев. Поскольку здесь были другие люди, он не наклонился к ней для поцелуя. Однако ему очень хотелось это сделать, и по ее прерывистому дыханию он понял, что она хочет того же.

— Как поживает маленький мужчина? — спросил Вулф, поворачиваясь к Виллоу, чтобы губы Джессики не искушали его.

Виллоу занималась ответственным делом: она купала малыша, который, кажется, получал немалое удовольствие от теплой ванны и прикосновения материнских рук.

— Этан Калеб Блэк поживает отлично, — ответила с улыбкой Виллоу

— Этан, говоришь? Значит, определились наконец.

— Так звали отца Калеба.

— Традиция, — сказал Вулф. Он одобрительно взглянул на Виллоу. — А ты не слишком быстро поднялась и принялась за работу?

— Валяться в постели — удел больных. А я здорова.

Нахмурившись, Джессика оторвалась от противня с кукурузным хлебом.

— В Англии женщина соблюдает особый режим несколько недель после родов.

— Экие неженки, — отреагировал Вулф. В его голосе прозвучало нескрываемое отвращение к аристократам Великобритании. — И ведь бесполезные, как соски у борова.

Виллоу просто сказала:

— Чем дольше ты пролежишь в постели, тем слабее будешь, когда поднимешься.

— Ты выглядишь утомленной, — возразила Джессика.

— Я была бы еще больше утомлена, если бы не Калеб Он помогает мне во всем. — Она подняла малыша и, продолжая разговор, завернула его в мягкую фланелевую пеленку. — Этан и я славно поспали сегодня утром… Правда же, кнопка? А после ленча мы еще поспим.

Вулф молча покачал головой, но в этом чувствовалось скорее восхищение, чем несогласие.

— Калеб, должно быть, родился под счастливой звездой если встретил тебя. Даже под несколькими.

Джессика наклонилась над противнем с хлебом, положила на него чистое полотенце, чтобы не уходило тепло. Впрочем, это было не так уж и необходимо, но зато давало ей возможность скрыть лицо, пока она не сможет овладеть собой. Даже зная, что Вулф не хотел нанести ей обиду, она не могла не испытывать горечи.

Она начала надеяться, что Вулф признает их брак. После той ночи, когда Вулф узнал, почему она боялась замужества и родов, он стал ее заботливым и предупредительным другом. Он был также сдержанным, щедрым учителем древнего искусства любви.

Но сейчас Джессика поняла, что он не воспринимает ее в качестве жены. И, вероятно, не воспримет. Презрение к аристократам у него было глубоко в крови.

Джессика родилась среди аристократии. Вулф никогда не забывал об этом, даже в момент страсти к ней. Вот почему после трех ночей огненных ласк Джессика оставалась девственницей. Вулф пылал к ней страстью, как к женщине, но не верил, что она может быть ему верным другом.

Ветер бился о стены, сотрясая дом. Он свирепо швырял в окно частицы льда и песка. Мужчины перестали есть и обменялись тревожными взглядами.

Ничего не говоря, Вулф встал и вышел через заднюю дверь. Не обращая внимания на колючий ветер, он отошел от дома, чтобы взглянуть на небо над горными вершинами.

Хотя был лишь полдень, слышался вой волков, вышедших из лесу на охоту.

В течение некоторого времени Вулф молча наблюдал за природой. Когда он вернулся в дом, лицо его было бесстрастным, но глаза невеселыми.

Калеб подождал, пока Вулф сел.

— Ну? — спросил он негромко.

Поколебавшись, Вулф пожал плечами.

— Будет сильный снегопад.

Калеб пробормотал себе под нос несколько слов, которые Джессика предпочла бы не слышать. Она поставила на стол второй противень хлеба и новую миску супа.

— Говоришь, сильный? — переспросил Калеб.

— Будет сущий ад. — Голос Вулфа звучал спокойно и твердо.

— Тогда никто не поедет, кроме меня. В этой пурге легко заблудиться.

— Я начну собирать коров и телок, — сказал Рейф, как будто не слыша слов Калеба. — Мой бич пугает лошадей, зато очень нравится этим животным.

— Я поеду с дробовиком, — сказал Рено. — Слава богу, пока не очень много коров отелилось. Телятам будет безопаснее в утробе матери. Кобылы уже начали жеребиться?

— Нет, — ответил Вулф. — Моя стальная будет, наверное, первой. Ну, а за ней тут же пойдут другие. Если они начнут жеребиться в пургу…

Калеб прищурил глаза, но промолчал. Да и мог ли он найти такое слово, которое повернуло бы холодный северный ветер вспять?

— Если мы заарканим моего мустанга, — продолжил Вулф, — Измаил сможет увести остальной табун за собой.

— Я недавно пытался это сделать. Но эта твоя чертовка просто описывала круги возле меня, — пожаловался Калеб.

— Да, быстронога… И умна, очень умна!.. — Затем улыбка у Вулфа погасла. — Если не удастся поговорить с ней…

— Поговорить? — удивилась Джессика.

Калеб улыбнулся.

— По-чейеннски… Это самая загадочная вещь, которую я когда-нибудь видел. Вулф может подойти к мустангу, что-то сказать ему, и тот сразу же идет за ним, словно большая собака.

— Чейенны их так и зовут — Большие Собаки, — пояснил Вулф спокойно. Затем его голос изменился. — Если стальная не проявит благоразумия и мы не сможем подойти к ней, я вынужден буду оглушить ее пулей.

Джессика бросила полный сочувствия взгляд на Вулфа. Она знала, что стальная была его надеждой, основой будущего табуна.

— Я сделаю то, что должен сделать, — заявил Вулф.

На третий день пурги мужчины были до предела измотаны недосыпанием и многочасовыми верховыми поездками. Джессика без конца готовила жаркое, пекла уйму хлеба и готовила озера кофе. Все это она держала в горячем виде на кухне независимо от времени суток, потому что не знала, в какую минуту через заднюю дверь ввалится кто-нибудь из мужчин, продрогший до костей и голодный, как медведь после зимней спячки.

— Иди спать, — сказала Джессика, обращаясь к Виллоу.

— Ты на кухне с раннего утра, сейчас дело к вечеру. Ты ведь измоталась.

— Я чувствую себя отлично. Я сильнее, чем кажусь. И всегда была такой.

Виллоу заметила следы тревоги на лице Джессики и поняла, что ее беспокоит.

— С мужчинами все будет в порядке, Джесси. Они привыкли разъезжать по дикой стране.

В ответ Джессика лишь кивнула. Она не знала, рассказал ли Калеб жене о волках. Стая вышла охотиться на лошадей и коров, которые телились в самое неподходящее время. Не говоря уж о ветре. Он тысячами ледяных зубов впивался в кожу и отбирал тепло у всего живого…

Джессика знала обо всех этих проблемах, потому что Вулф рассказал ей больше, чем сам того желал, своими скупыми ответами и красноречивыми умолчаниями.

— Если бы прекратился этот проклятый ветер, — мечтала вслух Джессика.

— Да… Если бы… Сейчас хоть снегопад почти стих, — сказала Виллоу, подходя к окну. Она взяла в руки бинокль, направила его на пастбище и стала считать лошадей. Трудно было рассмотреть все в деталях через снежную завесу, но ей показалось, что в табуне есть потери.

— Ну как? — спросила Джессика, подходя к Виллоу.

— По крайней мере четырех кобыл не хватает.

— Измаил приведет их.

— Если они не ожеребились, — тихо заметила Виллоу. — Ни один жеребец не побеспокоит кобылу, если она отделилась от табуна, чтобы жеребиться. — После паузы она добавила: — Я заметила волков. Их стая снова движется к пастбищу.

На мгновение Джессика закрыла глаза, представив себе арабских красавиц, которых пригнали на домашнее пастбище. Даже жеребые и покрытые густой зимней шерстью, кобылы пленяли элегантностью форм и движений и очаровали Джессику. При мысли о том, что эти кобылы стоят на жестоком ветру, когда вокруг кружат голодные волки, ей стало не по себе. Кобылы были беспомощны во время родов и в течение некоторого времени будут так же уязвимы, как и жеребята, вытолкнутые из теплой утробы на замерзшую землю.

— Малыши, — прошептала Джессика.

Виллоу продолжала смотреть в бинокль.

— А мужчин не видно? — спросила Джессика.

— Нет. Они, наверное, прочесывают лес в поисках коров. Когда перед утром ветер сменился на северо-восточный, стадо ушло из Игл-Крик-Бэйсин.

Джессика с тревогой ожидала, пока Виллоу разглядит подробности. Наконец Виллоу энергично опустила бинокль. Джессика поняла, что нескольких кобыл все-таки не хватает.

— Я нигде не вижу стальную, — сказала после паузы Виллоу. — Наверное, у нее начались роды.

— Боже милостивый, — прошептала Джессика. — Мы не должны потерять ее сейчас. Вулф так обрадовался, что она подошла к нему, как будто поняла, что он хочет спасти ее.

Виллоу положила бинокль.

— Я покормила Этана несколько минут назад. Если он заплачет до моего прихода, ты только…

— Нет!

Резкий ответ озадачил Виллоу.

— Оставайся с ребенком, — сказала Джессика жестко. — На поиск кобыл отправлюсь я.

— Я не могу тебе это позволить. Там сейчас смертельно холодно.

— Вот потому ты и останешься с Этаном. Если что-нибудь случится с тобой, ребенок погибнет. Если со мной… — Джессика помолчала и без горечи окончила: — Никто другой от этого не умрет.

Виллоу так крепко сжала ладони, что побелели суставы.

— Джесси, ты не должна выходить. Ты не представляешь себе, что такое горный ветер, как мгновенно он унесет твое тепло.

— Я знаю, что такое мороз и ветер. Я видела, как овцы стоя замерзали в поле, а озера вымерзали до дна.

Глаза Виллоу расширились от удивления.

— Я не думала, что в Англии так холодно.

— Не в Англии. Это в Шотландии… У тебя найдется подходящая зимняя одежда?

— Джесси…

— Да или нет?

— В спальне… Я покажу тебе. — Виллоу улыбнулась. — Кое-что тебе будет знакомо: Калеб привез от Вулфа. Это было твое… Над передней дверью дробовик, возьми его. Я принесу патроны.

Через короткое время Джесси, облаченная в несколько слоев шерсти и оленьего меха и в меховую куртку с капюшоном, была готова к выходу. Вместо юбки на ней были брюки, в руках она держала дробовик. Карманы ее были набиты патронами.

Единственной лошадью в конюшне, которая еще не валилась с ног, был высокий черный мерин. Но он ни в какую не желал, чтобы его взнуздывали, седлали и тем более чтобы на нем выезжали. С первыми двумя задачами Джессика справилась, но мерин едва не сбросил ее, когда она попыталась сесть верхом. Все же он вынужден был подчиниться и неохотно вышел из конюшни, прижав назад уши. Джессика мысленно поблагодарила Вулфа за то, что он учил ее ездить на норовистых лошадях и приобщал к обязанностям конюха.

Не доезжая до пастбища, она увидела первую группу волков. Они принюхивались к ветру и так целенаправленно бежали вперед, словно им было заранее задано направление. Она последовала за ними, полагаясь на их инстинкт. Однако в реденьком лесу она потеряла их след. Ветер здесь был слабее.

Джессика собралась было сдаться и двинуться к пастбищу, когда услыхала лошадиное ржанье, в котором чувствовались и гнев, и страх. Она развернула черного мерина и направила его галопом, увертываясь от веток и хватаясь за выступ седла, когда лошадь проваливалась в припорошенные рыхлым снегом впадины.

Вначале Джессика увидела только волков. Затем она различила стального окраса кобылу, которая пыталась встать на ноги, чтобы достойно встретить окружающих ее хищников. Джессика схватила дробовик и выстрелила. Волки разбежались, но очень скоро опять стали окружать кобылу. Джессика стреляла снова и снова, быстро перезаряжая дробовик, хотя ей мешали неуклюжие рукавицы.

После третьего выстрела волки растворились в снежной поземке. Джессика спешилась и подошла к стальной Кобыла вздрогнула и осторожно обернулась, но она переживала последние родовые схватки и не сопротивлялась чутким рукам, которые помогли ей.

Как только жеребенок появился на свет, Джессика присела и взяла его на руки, чтобы мерзлая земля не забрала силы новорожденного. Очень скоро кобыла оказалась снова на ногах и стала с любопытством обнюхивать скользкое, влажное существо. Появился удивительно длинный, гибкий розовый язык, который начал энергично чистить жеребенка. Если на пути оказывалась рука или нога Джессики, кобыла вылизывала и ее.

Внезапно стальная задрала голову, и ее ноздри заходили. Она рванулась в сторону, но тут же возвратилась, ибо покинуть жеребенка она не могла. В ответ на это жеребенок попытался встать.

С помощью Джессики ему это удалось, но тоненькие ножки стали разъезжаться. Когда Джессика нагнулась к нему, сквозь свист пурги послышался грубый мужской голос:

— Какого черта ты здесь делаешь? У этой южной леди ума не больше, чем у гусыни!

Раньше чем Джессика успела сказать хотя бы слово, ее подхватили с земли сильные руки. В следующее мгновение ее глаза встретились с глазами совершенно разъяренного Калеба Блэка. В нем не было ничего ни от пылкого любовника, ни от нежного отца, ни от любящего мужа. Это был мрачный ангел справедливости с горящими глазами.

— Джесси?!

Она неуверенно улыбнулась, обнаружив, что не в состоянии говорить. Калеб выглядел откровенно грозным.

— Господи, — сказал он, все еще не вполне веря тому, что увидел. — Я смотрю: мерин Дьюс,[3] меховая куртка — и решил, что это Виллоу… А Вулф знает, что ты на этом дьявольском ветру?

Появление множества черных и серых волчьих теней освободило Джессику от необходимости отвечать. Она не успела перевести дыхания, как Калеб посадил ее на коня левой рукой, а в правой у него оказался револьвер. Выстрелы следовали один за другим так быстро, что их невозможно было сосчитать, и это стаккато вплелось в дикое завыванье ветра. Один волк остался лежать в сотне футов от них, остальные исчезли так же незаметно, как и появились.

Джессику поразила скорость и точность стрельбы. Но если судить по словам Калеба, сам он собою был далеко не так доволен.

— Черт побери! Как же я так промазал? Наверное, штук тридцать этих сукиных сынов сейчас здесь носится.

Калеб не ссадил Джессику, а просто перебросил ее на Дьюса, быстро перезарядил пистолет и направился к новорожденному. Кобыла настороженно прижала уши.

— Успокойся, косоглазая! Я собираюсь помочь твоему малышу, а не слопать его!

Ноздри кобылы раздулись. Она переступала с ноги на ногу, била хвостом и нервно заржала, увидев, как Калеб поднял жеребенка, укутал его и положил на колени Джессике.

— Вези его на конюшню. Стальной это не понравится, но она пойдет за ним.

— Еще, по крайней мере, трех кобыл не хватает в табуне, — сообщила Джессика.

С шипением произнеся под нос какое-то слово, Калеб надел рукавицы.

— Прямо тридцать три несчастья! Только уж очень своенравные кобылы жеребятся в такую погоду!

— Адресуй упрек очень своенравным жеребцам. Это результаты их летних шалостей, — возразила Джессика.

Калеб весело рассмеялся и хлопнул Дьюс.

— Давай, парень, езжай. Эти бойкие малыши — твоя наездница и новорожденный — могут быстро замерзнуть на таком ветру.

— Я не маленькая, — возразила Джессика, когда мерин двинулся в путь.

— Ты знаешь, Виллоу говорит мне то же самое с тех пор, как я встретил ее. Я не верил ей тогда, не верю и сейчас… Следи за Дьюсом. Он очень не любит ветер.

— Я это заметила… Я вернусь за другими новорожденными.

— Нет, это слишком опасно при таком ветре и обилии волков. Оставайся дома. Рено идет вслед за мной. Он займется поиском остальных кобыл.

— А как же с коровами? Они вам нужны не меньше, чем лошади… А большинство лошадей все же принадлежит Вулфу.

Калеб не ответил. Он быстро запрыгнул на высокую лошадь и через минуту скрылся в снежной мгле. За ним проскакал, повернув крупы к ледяному ветру, табун сгрудившихся от холода лошадей.

Оглядываясь на стальную, Джессика быстро доскакала до конюшни. Кобыла долго не желала входить внутрь, но наконец вошла, пугливо вздрагивая на каждом шагу. Джессика поставила кобылу и жеребенка в пустое стойло, подтащила бадью с водой и охапку сена и снова забралась на Дьюса.

Дьюс никак не хотел покидать убежища. Лишь после недолгой, но острой борьбы, в которой тоненькая Джессика оказалась сильнее, огромный мерин снова вышел навстречу ветру.

Далекие выстрелы подсказали Джессике, где найти Калеба. Когда она добралась туда, волки уже ушли. Высокий и широкоплечий, стоя спиной к ней, Калеб закутывал новорожденного жеребенка, перезаряжал револьвер и следил за возможным появлением голодных волков под покровом снежной завесы. Не обнаружив хищников, он зачехлил револьвер и нагнулся, чтобы поднять новорожденного. Эта кобыла была более ручная: Она лишь постоянно обнюхивала жеребенка.

Словно поняв, что внимание человека сосредоточено не на них, волки двинулись на него с трех сторон.

Джессика не успела окликнуть Калеба. Он выхватил револьвер и так же, как в первый раз, разрядил в мгновение ока всю обойму. Скорость его движений потрясла Джессику, хотя она уже это и видела.

Волки разбежались, оставив на снегу две темные тени. Калеб тут же перезарядил револьвер. Что-то услышав за спиной, он мгновенно повернулся и прицелился.

Джессика вспомнила, как Вулф говорил, что Рено и Ка-лебу не было равных, когда речь шла о скорости и шестизарядном револьвере.

— Вилли, черт возьми, как ты здесь очутилась и почему из всех лошадей выбрала Дьюса? — удивленно воскликнул Рено. — А Калеб знает о твоей глупости?

Когда Джессика подъехала поближе, ветер сдвинул ей капюшон. Длинные рыжие пряди выбились и огненно заполыхали на ветру при скудном предзакатном освещении.

— Джесси! Бог ты мой, а Вулф…

— Передай мне этого несчастного новорожденного, пока он не примерз к земле, — перебила его Джессика, устав выслушивать назидательные речи о том, что ее место дома у камина. — Вам не хватает рабочих рук.

Она торопливо убрала волосы под капюшон и туго натянула поводья. Рено тут же подбросил ей на колени кудрявого, черного жеребенка с белым носом. Едва не наступая Рено на пятки, подошла крупная поджарая гнедая.

— Ты уже стреляла из дробовика?

— Да.

— Ты перезарядила его?

— Меня учил охотиться Вулф. Как ты думаешь? — Лицо Рено озарилось улыбкой.

— Думаю, что перезарядила. У меня твой карабин. Хочешь поменяться?

— Не в пример Вулфу, я не могу стрелять одной рукой и с закрытыми глазами, — сказала Джессика. — По мне лучше дробовик. Здесь мне нужно только направлять его в нужную сторону и нажимать на спусковой крючок.

— Только обязательно делай это, Рыжик. Роды пахнут кровью, а ветер разносит запах и приводит в бешенство все волчьи стаи отсюда до перевала. Здесь бродит, поди, не меньше сорока или пятидесяти волков. Мерзкие твари! Одного застрелишь — на его месте трое появляются. — Он похлопал Дьюса по крупу. — Вези ее домой, Дьюс!

Дьюс весьма готовно направился к конюшне, сопровождаемый кобылой, которая по росту почти не уступала ему Новорожденный слегка побарахтался, затем смирился и лежал спокойно, несмотря на ледяной ветер. Как только Дьюс миновал редкие заросли деревьев, которые давали хоть какую-то защиту от ветра, на Джессику набросилась поземка, больно жаля льдинками незащищенную кожу лица. Мерин вращал головой и выгибал спину, словно намереваясь сбросить наездницу.

— Даже думать об этом не смей, — пробормотала Джессика, с помощью уздечки сдерживая волнение мерина.

Внезапно отовсюду появились волки.

Вскрикнув от неожиданности, Джессика отпустила поводья, подняла дробовик и выстрелила в черный прыгающий силуэт. Одновременно Дьюс лягнул задними ногами, а большая гнедая кобыла напала на ближайшего волка, принудив того к бегству. Кобыла повернулась задом к мерину. Тем самым лошади инстинктивно защитили свои наиболее уязвимые места — сухожилия, направив морды в сторону кольца врагов. Джессика не стала понуждать Дьюса скакать домой: она понимала, что лошадей загрызут раньше, чем они успеют добраться до спасительного загона.

Пока Дьюс крутился и копытами отбивался от волков, которые безрассудно бросались вперед, Джессике удалось выпрямиться, положить новорожденного на седло и перезарядить дробовик. Но положение оставалось очень серьезным.

Волков было слишком много.

Мрачное спокойствие овладело Джессикой, когда она готовилась к выстрелу. Она должна успевать перезаряжать за то время, пока волки осмелеют и снова приблизятся. Надежда остается лишь на то, что кто-то из мужчин услышит выстрелы ее дробовика и подоспеет на помощь.

Она нажала на спусковой крючок. Крупная дробь рассыпалась веером, словно град под ветром, и размела волков. Некоторые из них отпрыгнули в сторону, щелкая зубами и огрызаясь, как будто бы на них напали пчелы. Балансируя в седле, Джессика умудрилась довольно быстро перезарядить ружье.

Когда она приготовилась стрелять, новорожденный начал падать. Отчаянным усилием она водрузила его на место и прицелилась в волка, возглавлявшего нападение, — матерого самца, который почуял опасность и отпрыгнул в сторону, увидев наставленное на него дуло.

Но вот он бросился вперед, и Джессика попыталась вновь навести на него дуло. Внезапно он сделал сальто в воздухе и упал. Он так и не поднялся. Когда ветер донес до Джессики звуки ружейного выстрела, еще один зверь остался лежать на снегу.

Находясь возле опушки леса, Вулф отстреливал волков, которые были ближе всего к лошадям. Хотя он был страшно напряжен, он стрелял расчетливо, равномерно и точно, словно отсекая пулями хищников от их цели.

«Да их тут до чертовой матери, — думал он в промежутках между выстрелами. — И куда смотрит Калеб, позволяя ей выходить в такую адскую бурю?»

Внезапно волков не стало. Они снова пропали, растворились словно струйка дыма на сильном ветру.

Быстро перезарядив ружье, Вулф поскакал на луг. Он видел, что Дьюс галопом понесся в сторону конюшни, а всадница, низко пригнувшись в седле, удерживала жеребенка. За ними неотступно следовала одна из самых крупных лошадей Калеба.

Хотя Вулф и восхищался мужеством Виллоу, не испугавшейся ветра и волков, он предпочел бы, чтобы она оставалась в безопасности. Но дела были не слишком хороши, и требовались рабочие руки, даже если это всего лишь нежные руки женщины, созданные для того, чтобы качать колыбель, а не скакать с дробовиком и спасать новорожденных жеребят.

После заката солнца, холодный ветер наконец стих, что внесло некоторое успокоение среди людей и животных. Кобылы с приплодом находились в конюшне, коровы с новорожденными телятами были собраны в загоне, а мужчины объезжали остальную часть поголовья. Температура воздуха на глазах поднималась.

Подул совершенно другой ветер — легкий ветер с юга. Под его теплым дыханием к восходу луны снег начал быстро таять. Вулф поднялся в стременах и оглядел сверкающую землю. Он потянулся и сделал глубокий вдох; лишь сейчас он понял, насколько он устал.

— Иди домой, — отозвался Калеб из тени. — Худшее позади. Если животное умирает во время родов при теплой погоде, значит, оно настолько слабое, что его и спасать не стоит. Кроме того, мы сейчас так устали, что вместо волков можем перестрелять друг друга.

— Они ушли. Они теперь не придут до следующей такой бури.

Уверенность в голосе Вулфа произвела большое впечатление на Калеба. Он поднял голову, посмотрел на мужчину, которого считал своим братом, но не всегда понимал.

— А когда будет следующая такая буря? — полюбопытствовал Калеб.

— Мать моей матери видела ее в детстве. Твои внуки увидят ее, если проживут достаточно долго.

— Я надеюсь, у них будут друзья вроде тебя, которые помогут им.

— И жены вроде Виллоу, — тихо произнес Вулф.

Калеб не слышал этого. Он уже направил лошадь в сторону табуна, который охраняли Рено и Рейф. Вулф повернул к дому, где приветливо светились окна.

Отдавая себе отчет в том, что Виллоу очень устала, Вулф никак не ожидал, что дом будет полон дурманящих запахов вкусной еды. На плите стоял таз с теплой водой, а рядом лежало сухое полотенце с мылом. Он понял намек, улыбнулся и стал стаскивать с себя шапку, рукавицы, куртку, ботинки и, наконец, верхнюю и нижнюю рубашки. Он, как смог, помылся, наслаждаясь теплой водой, а затем с удовольствием растерся полотенцем.

Шелест женской юбки за спиной дал ему знать, что он уже не один в комнате. У него бешено забилось сердце при мысли о том, что сейчас он увидит Джессику и заключит ее в объятия. От нее всегда веяло чистотой и свежестью. А обнимать ее — как будто лежать среди роз в летний день.

Однако на сей раз на Вулфа пахнуло не розой, а лавандой. Улыбаясь, Виллоу протянула ему чистую рубашку.

— Если у тебя одежда так же грязна, как была у Калеба, то она может стоять вертикально. И даже сама стрелять, — пошутила она.

Вулф надел рубашку, оценив чистоту и мягкость фланели. Он посмотрел на жаркое, греющееся на медленном огне, на гору бисквитов и покачал головой в немом удивлении.

— Просто непостижимо, Виллоу! Нянчить новорожденного — и одновременно стирать для четырех мужчин, кормить их днем и ночью… А в промежутках еще спасать лошадиный приплод и отстреливать волков…

Виллоу удивленно посмотрела на него.

— Я согласна с тобой в отношении младенца и бисквитов, но в остальном ты заблуждаешься. Все остальное делала Джессика, в том числе и готовила. Спасение жеребят тоже ее заслуга, а не моя. Я лишь одолжила ей свою одежду и дробовик.

— Что ты такое говоришь?

— А то, что в пургу отправилась Джесси, а не я.

Глаза у Вулфа стали огромными, словно блюдца. Он сжал ее за плечи так сильно, что она поморщилась.

— Но ведь я собственными глазами видел, как ты скакала на Дьюсе, — сказал он твердо. — Я видел, как волк прыгнул на тебя, ты выстрелила и затем перезаряжала дробовик, пока Дьюс под тобой крутился, как бешеный. К тому же ты держала на коленях приплод, а я не знал, успею ли застрелить этого чертова волка или же он стащит тебя в снег вместе с жеребенком.

— Джесси! — предельно кратко ответила Виллоу. — Джесси, Джесси и Джесси!

Вулф отпустил Виллоу и бросился в их с Джессикой спальню.

— Если ты ищешь свою утонченную аристократку, — бросила вслед Виллоу будничным тоном, — попробуй заглянуть в конюшню.

— Что?!

— Джесси опасалась, что волки могут туда пробраться. Она знает, сколько надежд ты возлагаешь на кобылу стального окраса. Поэтому она и отправилась в пургу, когда я в бинокль увидела, что этой кобылы не хватает. Джессика и сейчас в конюшне с дробовиком. Она на страже будущего, так на ее месте поступила бы и я.

Вулф таращил глаза на Виллоу, не в состоянии поверить тому, что слышал.

— Я хотела отправиться, — продолжала Виллоу — Но Джесси не пустила меня. Она сказала, что если что-нибудь случится ей мной, то умрет Этан. А если что-то случится с ней, то не умрет никто.

— Маленькая дурочка!

— Разве? Она могла родиться аристократкой и получить аристократическое воспитание, но она вовсе не беспомощное маленькое украшение, как полагаешь ты.

Виллоу говорила уже сама с собой. Дверь за Вулфом захлопнулась, и он стремглав понесся на конюшню.