Только ради любви

Глава 17

— О чем, черт возьми, ты говоришь? Какая рубиновая булавка?

— Сейчас покажу, — ответила Софи.

Она кинулась к двери и через три минуты появилась с небольшой резной шкатулкой в руках.

— Я уверена, вор искал то, что хранится у меня здесь. Но не нашел того, что искал, так как я брала шкатулку с собой в Харринггон-Чейз. Мама подарила ее мне очень давно, и я по каким-то сентиментальным соображениям всегда беру ее с собой, куда бы ни уезжала. Тут нет ничего ценного, так, несколько колец, серьги и разные побрякушки. По крайней мере я считала так до недавнего времени.

Сев напротив Айвеса, Софи открыла маленькую резную шкатулку и с победным выражением лица достала рубиновую галстучную булавку. И наконец сказала самое главное:

— Я нашла ее на верхней ступеньке лестницы в ту ночь, когда умер Саймон.

Даже Айвесу, не искушенному в таких делах, стало ясно, что квадратный кроваво-красный рубин стоил целое состояние. Его оправа тоже была необычной: окружавшие рубин бриллианты искусно обрамляли его, да и размер рубина делал эту булавку весьма запоминающейся.

— Ты нашла это? Когда? Три-четыре года назад? — спрашивал он, продолжая разглядывать булавку. — И никто не интересовался до недавнего времени?

Легкий румянец появился на щеках Софи.

— Никто не знал, что она находится у меня. Я не собиралась скрывать ее, если ты это подумал. Я намеревалась отыскать хозяина булавки, но ты должен понимать, что, когда умер Саймон, все пошло кувырком. Я была занята похоронами и стремилась поскорее покинуть дом Марлоу, поэтому мне некогда было думать о булавке, пусть даже очень дорогой. В ту ночь я просто положила ее в шкатулку, собираясь расспросить о ней на следующий день, но после смерти Саймона совершенно забыла об этом.

— Ты говоришь, что до недавнего времени никто не знал об этом. Осмелюсь предположить, ты сказала про нее Эдварду незадолго до его смерти, верно? — спросил Айвес, и его глаза заблестели от волнения.

— Да, однажды Фиби случайно рассыпала содержимое шкатулки, и мы нашли эту булавку.

— Итак, Фиби рассыпала шкатулку, и ты вспомнила про булавку, да?

— Верно. Я не знала, что делать, ведь прошло столько времени. Мне показалось весьма странным и даже подозрительным, что никто не упоминал о ее потере. Конечно, после смерти Саймона всем в доме было не до этого, но позже ведь можно было расспросить, как ты думаешь?

Айвес кивнул, и Софи продолжила:

— Если бы в булавке был страз, то объяснение могло быть одним, а если нет, то дело принимало совсем другой оборот. Поэтому я решила выяснить, настоящий ли в ней рубин. Он оказался настоящим. Узнав об этом, я решила отыскать того, кому принадлежала эта булавка.

Логичнее всего было начать с Эдварда. Но дядя сказал, что ему ничего не известно о потерянной драгоценности. Я даже показала ему булавку и спросила, не знает ли он, чья она.

Дядя утверждал, что никогда прежде не видел ее.

— Ты ему поверила?

— В тот момент мне показалось, что он говорит не правду, но я не могла понять причины его лжи.

Айвес снова откинулся на спинку софы и потер подбородок, продолжая разглядывать рубиновую булавку.

— Очень интересно! Если Эдвард узнал булавку и понял, что существует какая-то ужасная причина, по которой владелец скрывал ее потерю…

— Я уверена, что это именно так! — торопливо перебила Софи. — Думаю, именно тогда дядя решил шантажировать ее владельца. Мне кажется очень важным то, что булавка была найдена на верхней ступени лестницы. Может, это и глупо, но у меня тогда было ощущение, что в темноте холла кто-то прятался, когда мы ругались с мужем. Я согласна с тем, что обстоятельства, окружавшие смерть Саймона, кажутся весьма подозрительными, но ведь он сотни раз спускался и поднимался по этим ступеням и в более пьяном состоянии. Я не сталкивала его. Это сделал кто-то другой.

— И в тот момент потерял свою булавку от галстука, — .уточнил Айвес.

— Вполне возможно, — ответила Софи немного неуверенно, и ее щеки покраснели.

— Но если все так и было, то один тот факт, что булавка была найдена на верхней ступеньке, ничего не доказывает.

Если Эдвард не видел, как убили Саймона, то булавка, найденная тобой в ночь убийства, не является причиной того, чтобы начать шантажировать ее владельца. И еще. Если барон Сковилль видел настоящего убийцу, то почему ждал столько лет?

На этот резонный вопрос у Софи не было ответа, и ее прежняя уверенность стала угасать. Может, булавка и не имеет никакого отношения к смерти Эдварда?

— Мне кажется, твой дядя все это время не выжидал, он просто не видел убийцу. Однако имел подозрения, которые так и оставались подозрениями, пока ты не показала ему булавку.

— Но то, что она была найдена наверху лестницы, ничего не доказывает. — Софи была полна сомнений. — Я не думаю, что такого факта достаточно для шантажа, правда?

— Согласен. Но это не означает, что булавка не является важным звеном. Вполне вероятно, она сыграла существенную роль как в шантаже со стороны Эдварда, так и в его убийстве. Появление булавки подтвердило подозрения барона, поэтому он решился на шантаж, за что и был убит.

— А Агнес Уэтерби попыталась пойти по его стопам, и ее постигла та же участь, да?

Айвес кивнул.

— Всем известно, что Эдвард был болтлив, особенно спьяну. Может, он не раскрыл ей всего, но Агнес сама догадалась, начала шантаж — и ее постигла участь Эдварда.

Софи вздрогнула.

— И что же нам теперь делать?

— Если ты не возражаешь, я хотел бы показать булавку своему крестному. Может, он тоже узнает ее.

Роксбери был поднят с постели. Накинув роскошный малиновый халат, он принял Айвеса в элегантной гостиной, смежной со спальней. Скрывая зевоту, герцог опустился в кресло, обитое пурпурным бархатом, и усмехнулся этому сочетанию цветов.

— Я вырядился, словно шлюха в субботний вечер, да? — сказал он и неожиданно повеселел.

Айвес принял протянутую ему чашку кофе и улыбнулся.

— Даже я не мог бы сказать лучше, сэр.

Роксбери расхохотался и, выпив кофе, спросил:

— Ну, что там у тебя? Надеюсь, ты не ради смеха не спишь сам и вытащил меня из постели после бессонной ночи?

Выкладывай.

Улыбка исчезла с лица Айвеса, он достал рубиновую галстучную булавку.

— Мы с Софи считаем, что эта маленькая безделушка может иметь отношение к смерти Эдварда, а также Агнес Уэтерби. Думаю, булавка также связана с Лисом. Но сначала я хотел узнать вы никогда раньше не видели ее?

Роксбери повертел галстучную булавку.

— Весьма безвкусная и очень дорогая безделушка, но я не припомню, чтобы видел ее раньше. Надеюсь, ты не настолько глуп, чтобы говорить со своей женой о Лисе.

Айвес проигнорировал последнюю фразу и невозмутимо передал своему крестному все, что только что услышал от Софи.

— В ущерб своим отношениям с женой я продолжаю делать вид, будто я такой же отъявленный негодяй, как и ее первый муж. Понимая важность того, чем мы сейчас занимаемся, я не сделал ничего, чтобы разуверить ее в этом. Софи считает так же, как и я: эта булавка каким-то необъяснимым образом связана со смертью Эдварда. Если мои подозрения окажутся верными, то сейчас вы держите в руках приманку для Лиса.

Айвес устало откинулся на спинку кресла. Роксбери тоже молчал.

— Итак, — заговорил он наконец. — Расскажи мне, как ты рассчитываешь использовать эту вещицу в нашем деле?

Несмотря на усталость после бессонной ночи, Айвес встал и начал расхаживать по комнате.

— Давайте предположим, — начал он, — что эта дорогостоящая безделушка принадлежит Лису.

Роксбери удивленно приподнял бровь.

— Не слишком ли Притянуто?

— Может быть, — согласился Айвес. — Но не вы ли однажды сказали мне, что незадолго до смерти Марлоу он и Сковилль приблизились к опасной грани предательства, занимаясь продажей сплетен Лису? Помнится, я слышал, что Саймон Марлоу получал наслаждение от власти над людьми и для этого использовал любую возможность, только бы выведать чужие грязные тайны.

Роксбери снова кивнул и добавил:

— Слишком много людей говорили об этой его склонности.

— Не кажется ли вам, что Марлоу мог попытаться выявить личность того, кто покупал их сведения? Я думаю, он сумел это сделать. Может, даже намекнул Сковиллю о том, что разузнал. Они ведь были закадычными друзьями.

Морщинистое лицо Роксбери заметно оживилось.

— Это вполне вероятно.

— Давайте допустим, что Марлоу установил личность Лиса, а если подозрения моего отца верны, то нашими главными кандидатами являются Гримшоу и Коулмен, которые всегда были в свите Марлоу. Допустим, Лис был в гостях на домашней вечеринке, когда умер Марлоу…

— И во время этой пирушки Марлоу намекнул на то, что ему удалось узнать, — продолжил Роксбери. — И Лис убивает его.

— Случайно обронив при этом свою галстучную булавку, — добавил Айвес. — Софи нашла ее, положила в свою шкатулку и напрочь забыла о ней. А совсем недавно показала Эдварду и рассказала, где нашла ее.

— Как ты собираешься действовать? — спросил Роксбери.

— Логичнее всего начать с гостей, которые были на последней пирушке в доме Марлоу. Если мы узнаем, кто там был, то, вероятно, сможем исключить некоторых подозреваемых. У вас, наверное, есть идея, где можно раздобыть такие сведения, дабы не полагаться на память Софи?

— Ты же прекрасно знаешь, что в то время я присматривался к Марлоу и Сковиллю. Я прикажу Поднять старые отчеты. А теперь, если ты не возражаешь, я пойду спать. Советую и тебе поступить так же.

Айвес сразу же направился домой. Узнав, что Софи ушла на прогулку с друзьями, он лег в постель и тут же погрузился в глубокий сон.

Проснувшись через несколько часов, Айвес позвал камердинера. Он чувствовал себя несколько усталым, но после ванны и плотного завтрака был готов спуститься вниз и присоединиться к остальным членам семейства. Однако Эмерсон сообщил, что Софи нет дома: она обедает с Оффингтонами, а затем едет с ними в театр и вернется поздно.

Софи подражала образу жизни светских жен, но лорд Харрингтон видел в браке нечто большее, чем сладкие объятия в постели, и хотел разделить с Софи всю свою жизнь, а это означало не только проживание под одной крышей и встречи по мере необходимости. Айвес вздохнул, понимая, что, пока обречен играть роль беспутного мерзавца, у него нет шанса показать жене, о каком супружестве он мечтает.

Однако впервые после того, как Мид неожиданно исчез, у Айвеса появилась надежда, что охота на Лиса может увенчаться успехом. Вот только как использовать эту булавку?

Может быть, надеть ее самому? Кто-то наверняка узнает ее и поинтересуется, откуда у него эта вещица. Но что делать дальше? Айвес начал нервничать. Он был уверен, что кровавая булавка имеет отношение к убийствам и попытке ограбления, выведет его на Лиса, но никак не мог придумать способа, как использовать ее, чтобы не фигурировать самому и не вынудить шпиона бежать под защиту Наполеона.

Мрачная улыбка скользнула по лицу Айвеса. Оставался только один вариант: шантаж, но не ради денег. Всем известно, что он не испытывал недостатка в деньгах, но его могла привлекать власть. Власть, которой наслаждался Марлоу, возможность заставить кого-то плясать под свою дудку.

Ведь никто из новых знакомых в Лондоне не знал Айвеса настолько хорошо, чтобы удивиться его откровенному деспотизму.

У него был пример Марлоу: тот выбрал роль предателя не ради денег, и не деньги были главным фактором в его стремлении добиться значительного влияния. И если Айвес покажет, что у него такие же склонности, как у Марлоу, то почему бы Лису не поверить в это? Чем больше Айвес размышлял над таким вариантом, тем больше ему нравилась эта идея.

Понимая, что его отсутствие сегодня за карточной игрой может вызвать кривотолки, особенно в связи с внезапным отъездом полковника, Айвес отправился в игорный дом и не удивился, встретив там Гримшоу, Коулмена и других. Но был неприятно поражен, когда среди этих пропитых физиономий увидел Персиваля Форреста. Персиваль был не слишком весел. Он больше был похож на человека, у которого умер близкий друг, или на того, кто проиграл сражение. Догадавшись, что было причиной такого настроения, Айвес вздохнул. Обстановка, похоже, серьезно осложнялась.

Поприветствовав всех, кто сидел за карточным столом, Айвес воспользовался шумными разговорами и, отойдя в сторону, тихо поинтересовался у Форреста:

— Мне казалось, ты оставил развлечения подобного рода.

В голубых глазах Персиваля сверкнул гнев.

— А мне казалось, я знал тебя достаточно хорошо, и потому не мог поверить, что ты связался с этими беспринципными негодяями! Ты что, потерял рассудок? Я ведь предупреждал тебя об этом. Господи, как ты оказался среди этих мерзавцев? Я не верил тому, что слышал в последнее время, да и сейчас отказываюсь верить собственным глазам.

Подумать только, я застаю тебя в таком месте, и ты на короткой ноге с этими уродами! Боже мой, Айвес, о чем ты только думаешь? Твои поступки совсем не характерны для человека, под чьим началом я служил, кем восхищался и кого уважал.

Понимая, что нужно как можно быстрее заставить друга замолчать, лорд Харрингтон оглянулся и с облегчением увидел, что на них пока не обращали внимания.

Сохраняя невозмутимое выражение лица, Айвес тихо попросил:

— Если ты любишь меня, приятель, пожалуйста, не надо выговаривать мне при всех.

Персиваль изумленно посмотрел на него, его брови сошлись на переносице.

— Что у тебя на уме? Разве ты не знаешь — эти люди не из тех, кто любит розыгрыши?

Айвес вздохнул. Как жаль, что Персиваль не выбрал другое место для выражения своей обеспокоенности. Заметив, что Гримшоу, прищурившись, наблюдает за ними, Айвес заставил себя рассмеяться и, решительно взяв друга за локоть, повел в другой конец комнаты.

— Я очень ценю твою заботу, но сейчас забудь о том, что ты хорошо знаешь меня. И не надо воспевать мои достоинства, ладно? Пожалуйста, сделай вид, что мое поведение не удивляет тебя.

— Какую игру ты ведешь, Айвес?

Продолжая сохранять на лице спокойную улыбку, Айвес сделанным безразличием окинул взглядом сидевших. Гримшоу все еще наблюдал за ними. Черт, надо немедленно принимать решение!

Посмотрев на Персиваля, он еле слышно сказал:

— Я сейчас ничего не могу сказать тебе. Это слишком опасно. Но если хочешь, приходи завтра утром в дом Роксбери и я объясню тебе все, что смогу. И вероятно, даже воспользуюсь твоими талантами. — Айвес повелительно посмотрел на своего бывшего лейтенанта. — А пока держи рот на замке и забудь о моих добродетелях.

Глаза Персиваля вспыхнули от волнения.

— Господи, сэр, как здорово снова быть в одном строю с вами! Это имеет какое-то отношение к войне с Бонапартом?

— Сейчас ничего не могу сказать. Но предпочитаю, чтобы ты не видел, как я погружаюсь здесь в пучину порока.

Форрест кивнул и попрощался. Айвес смотрел ему вслед и увидел, какая у лейтенанта вдруг стала легкая походка. Он был уверен, что кто-нибудь обязательно заметит такую перемену в настроении Персиваля, и не ошибся.

Когда Айвес снова присоединился к игравшим, Коулмен поинтересовался:

— Что, интересно, вы сказали Форресту? Он сначала посинел от негодования, а через минуту буквально выпорхнул отсюда.

Айвес пожал плечами.

— Говорили о моем долге. Он думал, что я.., не собирался отдавать его, а я просто совсем забыл об этом. Эти долгие ночи в компании таких негодяев, как вы, очень плохо влияют на мою память, как видите.

— Вы служили вместе с ним, верно? — спросил Гримшоу. — И были его командиром, если не ошибаюсь?

— Верно, имел такое удовольствие.

— Форрест казался таким приятным парнем. Когда он вышел в отставку, то был среди нас, — равнодушно заметил Коулмен, изучая свои карты. — Потом, похоже, его привлекла респектабельность и он стал таким скучным. — Карие глаза Коулмена остановились на Айвесе. — Не думаете, что с вами может случиться то же самое?

— Сомневаюсь! Спросите кого угодно — я никогда не бываю скучным, — беспечно парировал Айвес и осушил стакан вина.

Дьюхерст и Коулмен фыркнули от смеха, но Гримшоу не поддержал общего веселья. Настороженно глядя в смуглое лицо Айвеса, он пробормотал:

— Ловко вы все перефразировали, но мне кажется, милорд, вы умны во вред себе.

Не обращая внимания на прозвучавшую в голосе Гримшоу враждебность, Айвес пожал плечами и вызывающе улыбнулся.