Трах-тебе-дох. Рассказ второй. Аморилес

Глава 7. То, к чему прикладывают руку

В городе мы расстались. Мне надо было три с половиной часа плавать, а ей уйти по служебным делам. Так она мне сказала. И пока я плаваю, наматываю свои километры, которые мне безжалостно намерил тренер. Сказал, что я сачок и должна отработать план подготовки к соревнованиям, то я все время глазами на балкон. Нет! Не видно ее там. И уже в конце тренировки, когда я, как всегда, стала чувствовать, что потею в воде. Да, да! Не смейтесь. Именно так! Я на десятом километре, своего кросса в бассейне, замечаю ее. Как же я обрадовалась! И не понимаю того, что она меня не может заметить. В воде, все мы в ней одинаковые. Я радостно и с какой-то нахлестнувшей на меня волной этой радости, легко делаю на воде всех моих соперниц. Касаюсь, стенки бассейна первой и получаю от тренера заслуженную похвалу.

— Не, пойму тебя! То, ты бросаешь, то плаваешь так, что уже надо оформлять тебе первый разряд. Так что не вздумай, мне? В субботу соревнование и ты должна этот свой взрослый, спортивный разряд ручками вымахать! Поняла? Алка? Ты меня слышишь? И кого ты там увидела? Я, например никого парня не вижу! Одни девки и военная какая-то?

Я вылезла и специально, шапочку сняла. Волосы растираю полотенцем, но так, что бы она меня увидела. И она приветливо машет рукой! У меня мурашки по коже.

После тренировки идем с ней вместе, рядом. Уже темнеет, но мне все не хочется с ней расставаться, и я иду рядом, слушаю ее приятный, чуть хрипловатый голос. Она рассказывает о себе. Я ее не внимательно слушаю. Просто мне приятно отмечать то, как она козыряет, красиво, а иногда кивает своей гордой головкой. Я смотрю на нее сбоку и вижу ее грудь, отчетливо выступающую под светлой, кремовой, форменной рубашкой и от того, что я вижу, у меня все время мурашки по телу. Потому, что я представляю все время ее голое, обнаженной тело, которое я тогда не запомнила, а теперь, мне кажется, что я его уже видела. Особенно эту ее выступающую вперед, полную и высокую грудь.

Она замечает. Мне неудобно, но она, мне кажется, теперь специально выпячивает ее, каждый раз, когда козыряет.

Хоть и стараюсь внимательно слушать, но все равно многое пропускаю. Только запомнила, что она из деревни и не так, как другие ее сверстницы, она все же закончила десять классов. Мать у нее осталась и живет там же, а отец давно уехал в город и фактически бросил семью. Денег не пересылал, сейчас она это делает и мать сказала, что нашел там какую-то блудливую бабу. С ней и живет. А потом она мне рассказала, как в армию попала. Сказала, что ей свезло. Еще бы! Из деревни, да в армию и не куда-нибудь, а на флот! Пока она рассказывала, я поняла, что этим своим нынешним положением она очень гордится. Я тогда еще подумала. Странная, какая-то? Подумаешь, старшина? Вот если бы офицером, тогда бы другое дело! А то, старшина и не первой, а второй статьи!

Я, надо сказать, что особенно даже не вникала, как да, что. Как она оказалась тут. Меня все больше стал волновать вопрос. А как у нас дальше пойдет? Что же за всем этим знакомством последует?

Пришли на автостанцию. Ждать надо еще полчаса, и она предлагает перекусить.

— Тут рядом! Неплохая забегаловка. А если хочешь, то можно и заказать себе что-то. Винчика, например. Ты, как? А давай, за знакомство, по стопочке!

Я конечно отнекиваюсь. Еще бы. Ведь я еще ни разу и никогда. Только шампусика на Новый год. И то, самую малость, и в кругу семьи. А тут? Нет, говорю. Мне нельзя, хитрю. Мол, я же в форме должна быть в субботу соревнования.

Она живо интересуется этими соревнованиями, уточняет, расспрашивает. Но все равно затянула меня в это кафе и заказала, что то, типа сосисок, а себе стопочку. Так она сказала. Но я-то вижу, что не стопочку, а целых пол стакана. А потом еще и еще.

Потом в автобусе едем и сидим вместе. Я все время ощущаю ее ногу и мне приятно, что и она ее не убирает, а все время прижимает к моей. Всю дорогу она расспрашивала меня, кто, да что. Кто мама, кто папа. И где служат. Узнала, и удивилась, что мама, оказывается, тоже служит и вместе с отцом. Она еще позавидовала и сказала, мне что, вот бы и rq так. Потом расспрашивала о школе. Как я учусь, в каком классе. Сказала, что уже в девятом классе, хотя только должна была перейти в него и учится на следующий год. Наврала ей, для солидности. Хотя мне и, правда, уже пятнадцать исполнилось и скоро шестнадцать, этим летом.

Пока ехали, стемнело. Мы сидели с ней в конце автобуса и пока были люди, то она никак и ни в чем себя не проявляла. Только ногу свою к моей все время прижимала приятно. А когда, перед самой конечной, после поселка, автобус опустел и все, кто ехали до конца, остались сидеть впереди нас, она ко мне полезла. Сначала руку свою положила мне на коленку. И принялась ее поглаживать. А потом, вроде бы, как что-то потеряла и наклонилась. Меня аж в жар бросило. Как она ловко и умело ко мне под платье своей рукой подлезла. Раз! И я чувствую, что ее рука уже у меня сверху, там, где ноги и живот. Автобус тряхнуло, и я невольно ноги раздвинула. Раз! А ее рука уже между моих ног! Горячая, ищущая, теребящая. Я не знаю, как вести себя. Глазами по сторонам. Озираюсь, боюсь, что нас кто-то заметит. А она все там и пальцами своими ко мне лезет, лезет! Как то больно, все. Цепляет волосики и все никак у нее не удается под трусики залезть. Делает больно! Я даже вскрикиваю. Она тут же руку выдергивает и выпрямляется. А в автобусе не заметили. Все как сидели, так и сидят. И только, как я увидела, что водитель в зеркало смотрит с интересом и видно пытается узнать. И что же мы там делаем?

Вышли. Отошли, а она меня в темноту какую-то тянет и перегаром в лицо дышит.

Я невольно поддаюсь. Ведь если кто увидит, кто узнает? Я-то чувствую, что так нельзя и потом, так грубо и по пьянке. Она уже перегораживает мне проход. Лезет ко мне целоваться и все. Алочка! Алла!

Ели отталкиваю ее. Освобождаюсь от ее назойливых похотливых рук. Она отстает и руками шарит по телу. Все норовит груди трогать, а потом опять лезет к низу живота.

— Не надо! Пусти! Слышишь? — Все настойчивее протестую я.

Она не понимает, я это чувствую, и опять ко мне. Нагнулась и хочет зачем-то ко мне под платье залезть лицом. Я невольно ногой. Раз и двинула.

— У, у, у!!! Больно! — слышу ее недовольный и обиженный голос.

— Ты мне больно сделала! Кажется, ты мне губу разбила.

— А ты не лезь! Что тебе от меня надо? — Говорю ей. Не вижу, а только ощущаю ее присутствие рядом.

— Ну, я пошла! Пока! — Наконец вырываюсь из ее рук и устремляюсь в темноту к огням нашего военного городка, к проходной.

— Алла! Алла! Погоди! Слышишь!

Но я уже ускорилась и легко ухожу от нее. На проходной, приветливо машу рукой, прапорщику, который из папиной ТЭЧ, он служит с ним вместе.

— Что-то ты поздно, сегодня?

— А, ничего, задержалась на тренировке. В субботу соревнования! Ну, пока!

— Передай отцу, что я завтра с утра не буду, отдохну после смены. Слышишь!

Утром мать, как всегда, будет меня и дает наставления. Я ее слушаю лениво и все никак не могу отделаться от того, что мне ее указания кажутся такими далекими и такими не нужными. Ведь я же уже взрослая. Я уже встречаюсь C ней, между прочим, встречаюсь со своей женщиной! А ты мне о трусиках, да магазине и еще о чем-то. Все, я ее и не слушаю. Она обиделась и уходит с отцом. Дверью хлопнула с обиды. А у меня, это время самое лучшее. Это мое время для наслаждений!