Третий — не лишний! (Юлия Владимировна Славачевская) читать бесплатно онлайн полную версию книги (ч. 2)

— Леди, — несчастным, тоненьким голоском сообщил он недоумевающей мне. — Вот ваш завтрак и одежда. Господа приказали выполнять любые ваши распоряжения, кроме возможности уйти из дома. Хозяева скоро будут, — и рванул из опочивальни с такой скоростью, как будто за ним черти по пятам гнались.

— Если это арест! — крикнула я ему вслед, радостно бросаясь к одежде. — То я против! А если охрана окружающей среды, то еще потерплю!

Вся вне себя от счастья, что могу прикрыть свою стройную обнаженность, наведалась в ванную комнату при спальне.

И даже умилилась. Вместо унитаза предлагался чуть ли не натуральный трон. Принцип действия системы не скажу, но противно не пахло.

В этом же закутке была ванна на медных львиных лапах и странная система водопровода. Пока я доперла какой кран нужно крутить и когда, то приняла контрастный душ, потом порадовала себя и всех, кто будет это убирать душем Шарко. Так что в сущности к концу обучения пользования местной сантехникой была мокрая и чистая.

— И каковы местные моды? — сунула я любопытный нос в стопку вещей. Там кстати обнаружилось мое личное нижнее белье, чистое и похоже даже отутюженное. Счастье, что не накрахмаленное.

Одевшись в предложенное, я вернулась в спальню и подошла к двери гардеробной. Там у них стояло вполне пристойное зеркало — оно было не стеклянное, но и не металлическое, с радужной каемкой по краям. Пожала плечами: опять неизвестные технологии?

Технологии там, или нет — ничто не помешало мне как следует рассмотреть свой новый внешний облик.

Из зеркала на меня смотрела русоволосая девушка, высокая и стройная. Костюм — полупрозрачная шелковая изумрудно-зеленая туника с шароварами и распашной внизу длинный то ли жилет, то ли кафтан, более темного зеленого колера. Высоту груди подчеркивает интересный крой нижней рубахи и удачно размещенное декольте кафтана без рукавов. Широкие манжеты и прозрачные рукава делают их тонкими и невесомыми. Очень удачно подчеркнута талия. Жаль ноги босые. Я пошевелила пальцами.

Что-то заставило меня перевести взгляд наверх и еще раз посмотреть себе в лицо.

— Мама! — заорала я, увидев во что превратились мои глаза. — А-а-а! — потерла зеркало. Все тоже самое! — А-а-а-а!

— Что случилось? — с топотом и грохотом в спальню ввалились обеспокоенные временные мужья со странными световыми указками.

Как только увидели, что я блажу в одиночестве — как лучи мгновенно исчезли, а рукоятки заняли места на поясах. Прикольные штучки. Мой старый приятель Максик, геймер и профессиональный бездельник, сказал бы — «световые мечи» и помянул Люка с Йодой!

— Магдалена! — повысил голос растрепанный и злой Филлипэ, пока Эмилио методично обследовал комнату, заглядывая в каждый угол. — Почему ты орешь?

— Вы что со мной сделали? — рявкнула я, подбоченясь.

— Э-э-эм? — удивился синеглазый. Тут подоспел благодушный Эмилио с наивным до пошлости замечанием: — Поимели?

— Это само собой, — сердито отмахнулась я. — Вы что с моими глазами сделали, извращенцы?

— Магдалена! — угрожающе нахмурился синеглазый. — Ты забываешься!

— Маруся! — парировала я, расправляя плечи. — А у тебя склероз!

— А глаза у тебя очень красивые, — умиротворяюще сказал Эмилио. — Век бы в них глядел.

— Форма — да! — безрадостно согласилась я. Указывая на пленочное зеркало, беспомощно спросила: — А цвет? Почему у меня они стали сиренево-голубые? Это заразно?

Мужчины переглянулись и заржали.

— Извини, дорогая, — выдохнул Филлипэ. — Мы забыли тебя об этом предупредить. Когда брак скрепляется, то цвет глаз у таких, как ты, меняется на цвет супруга или супруги. Помимо печати на руке, это как отличительная особенность.

— Капец, — я начала оседать, нашаривая за спиной кресло. Эмилио услужливо подставил мне искомое, но сначала сел туда сам. Так что я сидела у него на коленях. — Это что же получается? Мало того, что меня бессовестно поимели, заклеймили какой-то гадостью, так еще и это? А что от меня тогда останется?

— Очень многое, Магдалена, — заметил Филлипэ, присаживаясь на корточки и заглядывая мне в лицо.

— Имя — и то отобрали, — грустно сказала я. — И когда вы уже свалите?

— Куда? — насупился синеглазый в то время, как руки Эмилио сжались вокруг меня. — О чем ты говоришь?

— Ну, — зыркнула я на него, пытаясь разжать железную хватку на своей талии. — Вы же собрались уезжать. Я видела, как слуги пакуют вещи…

— Ты выходила из комнаты? — начал потихоньку звереть Филлипэ. — Голая?

— В простыне, — поправила я его, чувствуя, как по спине побежали мурашки страха.

— Как ты посмела! — вскочил на ноги синеглазый. — Как ты посмела, Магдалена, показать простолюдинам то, что принадлежит мне… нам?

— Маруся! — упрямо вякнула я и спряталась на груди у Эмилио.

— Неважно! — отмахнулся он от меня. — Ты не имеешь права демонстрировать свое неприкрытое тело никому! Запомни это, Магдалена!

— Ты пугаешь ее, — тихо сказал Эмилио, поглаживая мои волосы. — Так нельзя.

— Не имеет значения! — уперся Филлипэ. — Она должна понимать…

Я поняла, что это как биться головой о каменную стену. Мы не слышим друг друга. Это как говорить с глухими! Мы…

Нет, нас нет. Есть я и есть они. Разные, абсолютно несочетаемые. Секс — не основа для отношений.

Дрожа внутри от страха, я нашла в себе силы выпрямиться, взглянуть на разъяренного Филлипэ, и выдала очень четко:

— Я — Маруся, питекантроп недоделанный! Не можешь запомнить — запиши! Хочешь со мной трахаться — будешь называть меня Марусей! Понял?

— Ты мне угрожаешь? — склонился он надо мной.

Я оттолкнула Эмилио и встала, стараясь не показывать свой страх:

— Обещаю!

— Нам пора уезжать, — вклинился между нами Эмилио, — вы еще успеете выяснить отношения позднее. — Повернулся ко мне, смерил с интересом с головы до ног: — А ты темпераментная штучка!

— У нас нет отношений! — вякнула я, выглядывая из-за широкой спины аметистового.

— Ах, нет! — одной левой выудил меня из укрытия Филлипэ и впился в мои уста грубым, принуждающим к покорности поцелуем.

Я не успела сообразить, что делаю и укусила его за губу, почувствовав вкус его крови. Надрывно дзинькнуло рядом, будто порвалась невидимая струна. Все окутало маревом, от которого исказились очертания предметов. И так же резко все пропало.

— Это что было? — вытаращилась я, оглядываясь с изумлением. — Что это за новые магические штучки?

— Не знаю, — растерянно пробормотал мужчина, осторожно опуская меня на пол. — Но нам следует срочно отсюда убираться!

— Почему? — никак не могла я понять его логику. — Это же ваш дом?

— Мы его снимаем, — буркнул Эмилио, доставая из поясной сумки пару мягких кожаных сапожек и тонкие носочки. Посадил меня в кресло и обул, не обращая внимание на мое сопротивление и стремление к самостоятельности. — Наши дома далеко отсюда. И туда нам пока вход закрыт…

— Почему? — недоумевала я, в то время как остывший синеглазый потрогал пальцем припухшую губу, усмехнулся и притащил мне поднос с завтраком.

— Не хочу, — скривилась я, отпихивая еду. — Что-то мне нехорошо после всех разборок.

— Ешь, Маг… дорогая, — пригреб он меня подмышку и вместе с подносом перетащил на кровать, где начал, как ребенку, впихивать в рот кусочки свежей булочки с маслом. — Дорога предстоит длинная и поедим мы еще нескоро…

— На закате сюда придут маги, — предупредил Эмилио мой незаданный вопрос, в то время как я энергично работала челюстями, создавая видимость сотрудничества с агрессором.

Наш семейный командир попытался впихнуть в меня новую порцию. Я закашлялась.

На самом деле мне кусок в горло не лез. Не слишком приятная привычка, которая позволила мне в мои годы волей-неволей оставаться стройной.

А Фил ненадолго отвлекся от моего прокорма, поясняя:

— Мы будем должны показать им доказательства нашего союза. А они очень странные.

Мне стало нехорошо. Я вопросительно посмотрела на синеглазого мужа. Тот особой радости не излучал. Как и я.

— Дальше?

— В лучшем случае, — напрягся Филлипэ. — Нашу связь попытаются разорвать, а тебя просто отберут и закроют в подвалах магов. Будут ставить магические опыты. В худшем — уничтожат на месте, чтобы не допустить распространения неизвестной магии.

Эмо сунул мне руки чашку с травяным настоем:

— Мы не будет тобой рисковать, девочка, — пояснил он мне. — Что бы не случилось, но ты останешься с нами, под нашей защитой. Пока мы не выясним, что же происходит и не найдем способ от этого избавиться…

— А как же ваше проклятие? — влезла я, выхлебав чай и ловко увернувшись от нового куска булки. — Что с ним? И в чем оно заключается?

— То, что тебе нужно знать, — отрезал Филлипэ, — ты уже знаешь. Мы не можем заниматься сексом поодиночке. Остальное — не твоего ума дело.

— Уж конечно, — закатила я глаза. — Ведь у женщины в твоем понимании только одно место рабочее. И оно явно не сверху.

— Почему? — оскалился синеглазый. — Я еще не был между твоих губок. Но обязательно побываю…

— Если я тебе чего-нибудь не откушу, — фыркнула я и тут же получила вдогонку в рот кусок булки.

— Посмотрим, — загадочно усмехнулся синеглазый. Сунул поднос Эмилио и распорядился: — Проследи, чтобы она все съела. Я пойду проверю сборы. Не позднее, чем через час нам нужно выехать! — и вышел за дверь, одарив меня напоследок задумчивым взглядом.

— Почему ты так сопротивляешься? — присел рядом со мной Эмилио и начал намазывать маслом новый кусочек булки. — Тебе так плохо с нами?

— А как ты думаешь? — я повернула голову и внимательно на него посмотрела, отбросив напускную стервозность и наигранную веселость. — Ты думаешь, возможно стать счастливой после того, как тебя вырвали из привычного мира, продержали в клетке, потом продали с торгов как вещь? А-а-а, прости. Забыла, что после этого под угрозой смерти меня поимели два мужчины и не один раз. Причем, абсолютно игнорируя мое желание. Ты бы был счастлив в такой ситуации?

— Я мужчина, — сообщил мне Эмилио, как будто это все объясняло и подсунул мне под нос хлеб. — Ты не можешь сравнивать.

— Да? — криво усмехнулась я, сузив глаза. — А что еще я не могу? Или проще спросить, что могу? Согласно кивать и раздвигать ноги? Так?

— Удел женщины быть рядом с мужчиной, — никак не мог понять меня аметистовоглазый. — Это заложено природой.

— Согласна, — кивнула я. — Но с мужчиной, которого она выбрала сама. Сама, понимаешь? Не под угрозой или обстоятельствами.

— Так не бывает, — не поверил мне Эмилио, настойчиво пытаясь меня накормить. — Это противоречит всем законам общества.

— Твоего общества, — фыркнула я. — Не моего!

— Чем тебе плохо, котенок? — нахмурился мужчина, когда я отвела его руку с бутербродом. — Мы будет о тебе заботиться, ты ни в чем не будешь знать отказа. У тебя будут слуги, драгоценности, наряды…

— И не будет меня, — грустно сказала я, понимая, что достучаться не удастся. — Понимаешь, клетка, даже золотая, все равно остается клеткой. А вы еще и крылья мне подрезать норовите. И лапки бантиком связать!

— Маленькая, — посмотрел на меня Эмилио, как на несмышленыша. — Что ты будешь делать с этой свободой? Куда ты пойдешь в этом мире?

— Ты прав, — искривила я губы. — Мне некуда идти. Все незнакомое и чужое. И от этого очень погано и тоскливо.

— Что тебе нужно, чтобы быть счастливой? — попытался он еще раз запихать мне в рот еду.

— Любить, — удержала я его руку и заглянула в непонимающие глаза. — И быть любимой.

— Это сказки, — убежденно сказал мужчина, осторожно снимая мою руку со своей. — Женщине нужен дом и дети для счастья.

— Ты видишь в женщине только тело, — отвернулась я от него. — А как же сердце, которое тоскует? Душа, которая болит? Как с этим поступить?

— Женщина всегда драгоценна, — тихо сказал Эмилио. — Женщина, способная подарить детей, — драгоценна вдвойне. А ты для нас… вообще бесценна…

— Эмилио, — резко повернулась я к нему. — Неужели ты не хочешь, чтобы женщина выбрала тебя сама? Именно тебя, потому что без тебя она не может жить. Потому что каждый вздох не рядом с тобой дается с трудом. Потому что ты — это ты.

— Я не понимаю тебя, — нахмурился он, действительно недоумевая. — Ты сейчас говоришь загадками. Для меня все это звучит дико.

— Я сейчас говорю то, что загадка только для тебя, — слабо улыбнулась я. — Ты просто не знаешь каково это, когда женщина сама дарит тебе поцелуй, а не ты крадешь его в постели.

— Что ты имеешь ввиду? — замер он. — Я не совсем тебя понимаю.

Я придвинулась ближе, взяла в ладони его лицо и легко, осторожно коснулась чуть дрогнувших губ, дразня, изучая и провоцируя.

Эмилио застыл, как громом ударенный, лишь приоткрылись губы и опустилась на аметистовые глаза завеса густых ресниц.

— Нам пора ехать! — раздался от двери громкий голос.

Я отпрянула, обернулась. В дверях стоял Филлипэ, бешено сверкая синими глазами и раздувая ноздри.

— Мы и так задержались! — рявкнул он, подходя и бросая взгляд на так и не опустевший поднос. — Ты что, так и не смог ее накормить?!!

— «Ее» зовут Маруся! — вскочила я, наливаясь таким же бешенством. — И не смей со мной разговаривать в третьем лице!

— Магдалена! — отбросил синеглазый поднос в сторону. — Ты — Магдалена!

— А ты Просто Филя! — сообщила я ему. — И таковым и останешься!

— Не провоцируй меня, — предупредил сатанеющий Филлипэ. — Пожалеешь!

— А то что? — раздула я ноздри. — Ударишь? Или…

— Ваши вещи, лорды, — открытую дверь ввалились рыжик с белобрысиком. Углядели дивную сценку «кто кого переишачит» и попятились.

— Вон! — бросил Филлипэ, начиная успокаиваться. Как у него все быстро.

Слуги быстренько свалили барахло на кровать и сбежали, топоча по лестнице подкованными сапогами.

— Нам действительно пора, — оттаял наконец мистер Фрост по имени Эмилио. Может, мне его чаще целовать, чтобы обезвредить? Или к этому может наступить привыкание?

И меня начали одевать в четыре руки, не слушая никаких моих протестов. Для начала сверху надели длинную тунику из плотного темного материала с разрезами до бедер. После заплели косу и сверху замотали голову куском красивой переливчатой ткани, тоже темной.

На этом два мумитолога-бальзамировщика не успокоились и моя грозная физиономия скрылась под шелковой полумаской. Сверху этот пук одежды прикрыли плащом.

— Я спарюсь, — предупредила я двух заботливых наседок мужского рода.

— Это когда приедем, — деловито пообещал мне Филлипэ, надевая свою маску и плащ. — Ты еще пощады у нас попросишь.

— Кто о чем, — вздохнула я, направляясь к двери. — А лысый о расческе.

Тут меня мгновенно подхватили на руки и потащили вниз.

— То есть своими ногами я теперь ходить не могу? — снова вскипела я. — Вперед-назад они теперь не работают? Только в стороны?

— Поверь, дорогая, — прошептал мне на ухо Филлипэ, крепко прижимая к себе. — Ты очень устанешь это делать.

— Надейся! — фыркнула я.

Мы спустились. Меня поставили на пол и попросили:

— Драгоценная, подними ручки и расставь пальчики.

Звучало по-дурацки. И я решила посмотреть, что из этого выйдет. Вышло еще отпаднее. Они таким образом на меня перчатки надели.

Вот стою я, дура дурой, с поднятыми руками, растопырив пальчики и раздумываю: им сейчас «лялечку» показать или на будущее сюрприз заныкать? Так ничего и не решила. Зато повеселилась от души. Потому что кто-то очень в себе самоуверенный снова схватил меня на руки и получил растопыренными пальчиками прямо в глаз!

— Магдалена! — рявкнул синеглазый, отстраняясь. — Ты специально?

— Не-ет, нарочно, — хихикнула я. — А команды опускать руки не было. Мне же теперь только по команде жить полагается? Да, лорд-прапорщик?

— Магдалена поедет со мной, — поставил нас в известность Филлипэ, когда мы подошли к лосям с лосеводами.

— Магдалена пусть едет, — согласилась я с подобострастием. — А Маруся поедет одна.

— А мелким слова не давали, — прижал меня к себе синеглазый, подходя к своим рогам.

— Чтобы не мешали большим глупости молоть? — невинно поинтересовалась я, делая круглые глазки.

— Пусть она поедет со мной, — предложил Эмилио. Широко улыбнулся: — Чтобы вы не поубивали друг друга в дороге.

— Нет! — гаркнул синеглазый прямо мне над ухом. Вот носорог!

Я начала выкручиваться у него из рук и высматривать что-то по сторонам.

— Что ты ищешь? — недовольно спросил мужчина, взгромождаясь на свое ездово-показательное средство передвижения.

— Песочницу, — с готовностью ответила я.

— Зачем? — удивился Эмо, вскакивая на своего громадного зверя. Тот довольно пофыркивал, дожевывая приличный кусок черного хлеба с солью, подаренный хозяином.

Очень удачная и своевременная реплика! Филя промолчал, видимо уже привык к моим вывертам и ждал какой-то подлянки.

— Драться совочками лучше всего в песочнице, — охотно пояснила я. — Во-первых, много подручного материала для выведения противника из строя. Во-вторых, хорошо маскировать то, что осталось.

— Твой язык, да бы по назначению, — поделился несбыточной мечтой Филлипэ, усаживая меня спереди. — Такая была бы радость.

«Сказал волк зайцу!»

— Масяня, — повернулась я к нему. — У меня язык идет в комплекте с зубами в противовес вашей редиске!

— Ты доиграешься, — предупредил меня синеглазый.

— Я?!! — выкатила я ни него невинные глазки. — Если тут кто-то и играет, так это вы, ребятки.

— Почему? — вмешался Эмилио, очень ревниво отиравшийся рядом.

— Все очень просто, — обрадовалась я. — За что хватается при опасности женщина? — они нахмурились и промолчали. Пришлось отвечать: — Нормальная взрослая женщина при опасности хватает самое ценное — детей, документы и деньги. А мужчины… по моим личным наблюдениям, — оговорилась я. — Тащат всякие абсолютно лишние предметы обихода: мечи, лосей и собственное достоинство.

— Это ты что имеешь ввиду? — обиделся Филлипэ. — Если ты о проклятии…

— Не-а, — фыркнула я. — Я о гипертрофированном чувстве, которое вы несете впереди себя, и при этом играете в живые игрушки…

— Я догадываюсь, куда ты клонишь, — заявил мне синеглазый, включая на своем рогатом левый поворотник, то бишь поворачивая животину налево и трогаясь в путь. — Но тебе придется с этим смирится.

— Да-да, — повернулась я к Эмилио и подмигнула. — И тебе тоже.

Полуденная жара уже начала спадать, но в плотных слоях одежды, да еще прижатой к жаркому торсу мужчины, было неудобно. Впридачу ко всему очень мешала маска. Я уже извертелась, пытаясь ее снять или хотя бы оттянуть.

— Магдалена! — прикрикнул на меня Филлипэ. — Сиди смирно, а то…

— А то что? — заинтересовалась я, находя себе новое развлечение.

— А то увидишь, — буркнул он.

— А куда смотреть? — закрутила я головой. — Где мне уже выдадут зрелищ?

Уж не знаю, чтобы он мне ответил, но мы подъехали к городским воротам.

Мужчины остановились около пропускного пункта. Оттуда вывалился молоденький стражник, подтягивая сползающие штаны, и загляделся на нас, приоткрыв рот. Смазливый подбородок был опушен еле видной, только начинающейся пробиваться щетиной. Совсем зеленый парнишка, практически подросток.

— Открывай, — велел Филлипэ, не удосуживая такую мелочь даже взглядом.

— Не могу, великие лорды, — замялся стражник. — Мне для начала бы на ваши руки посмотреть и на ручку вашей девушки…

— Это леди! — рявкнул Эмилио, непонятно чем оскорбленный.

— Хорошо, высокие лорды, — шмыгнул носом парнишка. — Пусть будет леди…

— Она не будет, — гаркнул синеглазый, сжимая меня. — Она — леди!

— Замечательно, великие лорды, — порадовался за них стражник. — Ну леди…

— Как ты смеешь обращаться так к ней! — разгневался Эмилио. — Слово «ну» не для нашей леди!

— Добро, высокие лорды, — не стал спорить хлопчик, пока я уже давилась от смеха, уткнувшись в широкую грудь Филлипэ. — Леди должна тоже показать…

Тут его чуть не забодали лосями.

— Ладно-ладно, высокие лорды, — примирительно сказал парнишка с крыши караулки. — Но неосмотренными я вас выпустить не могу! Вдруг она у вас неподтвержденная?

— Что значит — «неподтвержденная»?!! — завелся Эмилио. — Что ты себе позволяешь, холоп?

— Так пусть ручку покажет, — гнул свою линию парнишка. — И всех-то делов…

— Моя жена! — зашипел Филлипэ, начиная шариться у себя на поясе, в поисках меча. Но ему не повезло, вернее — очень повезло, но не сразу, поскольку вместо меча ему попадалась моя вещевая «капуста», а потом он и вовсе до моего седалища добрался и забыл, что, собственно, хотел донести в народные массы.

— Наша жена! — принял эстафету ругани Эмилио. — Никогда не покажет такому, как ты, даже кусочек своей кожи!

— Где мой гидрокостюм? — взгрустнула я, разглядывая парнишку.

И поскольку мы с ним оказались практически на одном уровне, только под ним была крыша караулки, а подо мной лось и рука Филлипэ, то парнишке было достаточно хорошо видно меня.

— Открывай ворота! — ярился Эмилио, направляя лося к караулке.

— Не могу! — сопротивлялся стражник. — По уставу не положено. Пусть уж лучше меня на рога поднимут, чем маги на дыбу!

— Посмотри на цвет глаз леди, — промурлыкал Филлипэ, оглаживая мой филей, и приходя в благодушное настроение. — Надеюсь, этого тебе достаточно?

— А-а-а… Э-э-э… — уставился он на меня, краснея, в то время как я зеленела от злости, а Эмилио бледнел от ярости.

Чую, сейчас мне покажут «мой меч — голова с плеч!» в натуре. Разыграют реалити-шоу.

— Простите, высокие лорды! — откуда-то нарисовался еще один стражник. Уже постарше и, видимо, больше хотящий жить: — Молодой он еще, не научился разбираться. Что приказали, то и делает.

Естественно. Сам приказал и смылся, не желая связываться с благородными. Зато когда мальчишка проиграл схватку с более сильным и родовитым противником, сразу явился для получения мзды.

— В следующий раз не прощу, — мрачно предупредил Эмилио, с непонятным выражением поглядывая на занимающегося мной друга.

Ворота, наконец, открыли и мы выехали из города.

Филлипэ остановился, потому что нас уже догонял обоз.

— Встретимся на хуторе, — приказал он, пока рыжий и белобрысый передавали обоим аристократам поводья еще одной пары лосей, навьюченных вещами.

Слуги слаженно кивнули и испарились. А мы потрюхали по бездорожью. Оказывается, лосям дорога вовсе не нужна.

А кому-то не помешало бы проложить эту дорогу между двух слипшихся извилин! Какая часть мозга отвечает за потенцию? Правильно…

— Эмилио! — взвизгнула я, когда меня в очередной раз нащупали. — Пожалуйста, свали во-о-он в те кусты рядом и представь, что это дверь!

— Ты этого не сделаешь! — набычился Филлипэ.

— Тогда держи свои руки при себе, — спокойно заявил Эмилио.

— Постараюсь, — помрачнел синеглазый и демонстративно от меня отстранился. — Тогда не притрагивайся ко мне, Магдалена! — предупредил он меня.

— Маруся, — нахмурилась я. — И не подумаю! Если мне будет нужно тебя соблазнить, то я это могу сделать и без помощи рук.

— Так не бывает, — уверенно заявил мужчина. — И раздеться тебе тоже не удастся.

— Глупый, — коварно усмехнулась я и мысленно представила себе свой любимый интернет-магазин дайверского снаряжения. И тот исключительный гидрокостюм за полторы тыщи евро, на который я уже не один год роняла обильную слюну.

Теперь слюну начал ронять Филлипэ.

— Что происходит? — недоумевал Эмилио.

Я отвела от на все готового синеглазого свой обожающе-манящий взгляд и подумала об улучшенном облегченном акваланге за семь с половиной сотен евриков и крутых ластах. Эмилио сдался без сопротивления под вожделеющим призывом.

Когда они оба потянулись ко мне, я встряхнулась, вспомнила, где и с кем нахожусь, и что они сделали с моим предыдущим гидрокостюмом, и озверела:

— Если вы, гады, еще и полторы тыщи в печке спалите, то я вам Коперника воочию покажу!

Коперника они не знали, но знакомиться с ним почему-то не захотели. Зато притихли оба и поехали молча, думая каждый о чем-то важном. Ну-у, мне так казалось, поскольку оба супили брови и мрачнели.

Примерно через пару часов мои ноги, бока и попа начали вопить непрерывный «SOS» и требовать, чтобы их прекратили так жестоко эксплуатировать. Сначала я их игнорировала, потом начала вынужденно прислушиваться, как слуги народа перед выборами. И даже собралась удовлетворить просьбу, когда Просто мрачный Филя соизволил сообщить мне:

— Через полчаса остановимся на ночлег.

Итак, выборы уже прошли. И можно было игнорировать вопящий мышечный электорат, хотя я подозревала, что мне это отрыгнется падением мышечного тонуса.

Вскоре мы действительно выехали к стоянке, расположенной на лугу вблизи леса. Судя по всему на этом месте ночевали уже не в первый раз, поскольку было отчетливо видно кострище и под небольшим деревянным навесом лежали защищенные от дождя дрова.

Филлипэ нехотя передал меня Эмилио, после чего вытащил из поклажи скатанное одеяло и расстелил под деревом, напоминающим сосну. И меня на него усадили, в два голоса приказав:

— Сиди тут!

Я хмыкнула и легла. Они фыркнули, помялись и пошли готовить место для ночлега.

Лосей распрягли, подкормили чем-то вкусненьким и отпустили погулять на ночь. Те радостно ломанулись в лес и чем-то захрустели. Следом за этим мне вручили бутылку с травяным настоем и кусок хлеба с сыром, чтобы мне было чем себя занять, пока они рубили лапник и разжигали костер.

Если честно, я так ухайдакалась, что практически вырубалась, еле-еле шевеля челюстями. Так и заснула сжимая в руке на две трети недоеденный бутерброд.

Сквозь дрему чувствовала, как меня переместили на другое место. Вскоре с двух сторон ко мне привалилось две самоходных печки.

— По сучь… щучьему веленью, — пробормотала я, придвигаясь ближе к теплу. — По моему хотенью…

— Спи, котенок, — ласково поцеловали меня в макушку.

Проснулась я от холода и одна. Села, подтянув на себя одеяло и огляделась. Темно, чуть потрескивает уже практически прогоревший костер. Вокруг танцуют причудливые тени, отбрасываемые колышущимися от легкого ветерка ветвями деревьев. Где-то неподалеку слышатся негромкие голоса.

Я встала. Поскакала на месте, пытаясь согреться. Похлопала по себе руками. Помогало слабо. Завернувшись в одеяло, подошла к костру и протянула к тлеющим углям озябшие руки.

Голоса все еще бубнили. И тут меня разобрало любопытство.

Очень осторожно, чтобы не хрустнуть веткой и не привлечь к себе внимание, я пошла за звуки. Вскоре увидела два темных силуэта, стоявших друг напротив друга, и затаилась.

— Что с тобой происходит, Филлипэ? — спросил Эмилио. — Я тебя не узнаю. Ты стал непохож на человека, которого я знаю всю свою жизнь.

— Если бы я знал! — гневно отозвался тот, протягивая руку к ближайшей ветке. — Я сам не могу понять, что лишает меня самообладания и приводит в такое бешенство. Как будто что-то или кто-то внутри меня живет по своим правилам. Меня это начинает беспокоить.

— Не ты один это испытываешь, — тихо признался Эмилио. — Иногда мне кажется, что я все бы отдал… — и замолчал, сбившись.

— О чем ты, друг? — осведомился синеглазый, отрывая от ветки листочки.

— Трудно объяснить, — признался Эмилио. — Все так странно. Необычно. После того, как мы заполучили проклятие, наша жизнь постоянно катится под откос. А сейчас все только ускорилось.

— Ты тоже чувствуешь что-то непривычное к Магдалене? — напрягся Филлипэ.

— А ты? — вопросом на вопрос ответил собеседник.

— Не спрашивай, — скрипнул зубами тот. — Если бы я мог, то… Ты не понимаешь, — повернулся он к другу. — Я так хочу ее постоянно, что схожу с ума. Хочу обладать во всех смыслах. Второй день все мысли только том, как взять ее. Как вбиться в это податливое тело. Почувствовать ее под собой. И чтобы я был с ней только один. Это безумие.

Я прикрыла ладошкой рот.

— Это проклятие, — согласился Эмилио. — Я испытываю тоже самое. Мне сегодня целый день хотелось оттолкнуть тебя, отобрать ее. Забрать добычу для себя одного.

Я схватилась за голову. Такого поворота я не ожидала. Вот так номер! Сбесились!

— Нас всегда учили заботиться о женщине, — продолжил Эмилио. — Ублажать, предупреждать, беречь и лелеять. Удовлетворять мелкие прихоти. Брать на себя ответственность. Но я не только хочу заботиться о Магдалене, я жажду, чтобы она принадлежала мне целиком со всеми ее выходками, дерзкими словечками и скрытыми помыслами.

Я закусила губу, ужасаясь от открывающихся перспектив. Может, это кого-то и должно восхищать, но меня пугало до дрожи в коленках.

— Ты тоже не понимаешь, о чем она думает? — поинтересовался Филлипэ.

— Нет, — мотнул собранными в хвост волосами Эмилио. — Ее мысли непредсказуемы. И это хуже всего…

— Нам нужно как можно быстрее найти способ снять это чертово проклятие и любой ценой освободиться, — решительно заявил Филлипэ после короткого молчания. — Так дальше продолжаться не может.

— Согласен, — тихо сказал друг. — Но знаешь, что…

— Что? — поднял на него взгляд собеседник.

— Когда мы снимем проклятие, — медленно сказал Эмилио, осторожно взвешивая каждое слово. Наклонил голову и посмотрел прямо в лицо приятелю. — Я не отдам тебе ее просто так. Я буду сражаться за нее даже с тобой, Филлипэ…

Я больше не хотела ничего слышать. И не хотела ничего знать. Это было страшно. Два самца сошлись грудь в грудь, выясняя, кому достанется самка. Вот только я не желала стоять между ними, быть той желанной самкой и ценным призом. Может быть потому, что я не олениха или лосиха, а человек?

Да, можно признаться хотя бы самой себе… Вернее, лишь самой себе… Я испытываю к ним симпатию и какое-то подобие признательности.

Но жить с ними я не хочу. Вот сейчас, в разговоре по душам, между близкими друзьями, отчетливо сквозила жажда обладания мной, как телом, как вещью, как существом женского рода. И никто из них — ни один! — даже не заикнулся о том, чтобы поинтересоваться, что же к ним чувствую я…

Сзади меня хрустнула ветка, и что-то ткнулось мне с правую лопатку. Я замерла от неожиданности, перебрав в уме все пересмотренные ранее детективы и боевики. По всему выходило, что меня сейчас брали в заложники.

Но похититель молчал, топтался на месте и хрустел. Может, немой? Не в смысле, чужой, а говорить не способен. Кто его знает, вдруг в целях конспирации рот платком заткнул.

Осторожно, чтобы не спугнуть и не вызвать к себе негативного отношения, я повернулась. И снова застыла от испуга.

На меня пялилась горящими желтыми глазищами здоровенная морда с громадными рогами.

Что делают в этих случаях неустрашимые героини романов и фильмов? Правильно! Пользуются оружием! И я тоже решила от них не отставать.

— Мама! — заорала я, ласточкой взлетая на нижнюю ветку дерева. Отдышалась и включила ультразвук, завизжав, что было силы.

Рогатое чудовище всхрапнуло, встало на дыбы и зацепило ветку, на которой я выводила свои соловьиные рулады. Естественно, не ожидая такого поворота, я свалилась прямо по центру этих развесистых украшений и вцепилась в них двумя руками, чтобы не попасть под голенастые ноги напавшего. Причем, орала я все так же громко и с выражением.

Уж не знаю, что там себе подумало это ужасное чудовище, но, гордо вздев голову, на которой угнездились я и рога, оно начало скакать, выкидывая коленца.

— Магдалена, — ко мне уже ломились защитники, вооруженные своими световыми мечами. — Ты где?

Какая, к дьяволу, Магдалена?!! Я тут, понимаешь, в первый раз в жизни попала на родео, а они ломятся по лесу за какой-то неведомой Маг… Это ж я!

— Кар-раул! — выдавила я из себя в перерыве между художественным визгом.

Страшилище вместе со мной поскакало на тревожные голоса мужчин, рыскающих в темноте. Их местонахождение я определила по мерцающим лучам. Нет, ну какая может быть маскировка при таком сигнальном оповещении?

— Вагорд? — удивился Эмилио, когда мы с похитителем нарисовались в поле его зрения. Вот интересно, как он его опознал? По габаритным огням? — Магдалена?! — еще больше изумился мужчина, когда узрел меня между рогов. — А ты тут что делаешь? Филлипэ, она тут!

— Сижу, — надулась я, понимая, что свалилась на лося. То есть расселась на рогах лосюх лосюхом и блажу, созывая народ, чтобы на меня такую красивую полюбовался.

Народ в лице сиренеглазого и любовался, засветив магический светильник, чтобы лучше видеть, как я тут удобно расположилась.

— Это я вижу, — сообщил мне Эмилио, протягивая ко мне руки. — А как ты туда попала?

— В туалет пошла, — выкрутилась я, пытаясь разжать сведенные судорогой пальцы.

— Что слу… — к нам наконец дошел заместитель Ивана Сусанина и согнулся от смеха. — Ха-ха! Как она туда попала?

— Пописать пошла, — невозмутимо ответил Эмилио, кусая губы, чтобы тоже не заржать.

— Да ну! — не поверил Филлипэ. — У нас теперь в туалет на вагордах ездят?

— А что? — обиделась я. — Нельзя? Может я исполнила свою заветную мечту! Кто-то рога носит, кто-то наставляет, а кто-то их высиживает!

— Магдалена, — давясь от смеха, попытался стащить меня с лося Эмилио. — Если ты уже все высидела — может, покинешь свое гнездо?

— Хотела бы, — пригорюнилась я, стараясь отцепиться от рогов терпеливого животного. — Но не могу. Похоже, чувство долга не позволяет.

Мужчины переглянулись и вдвоем вызволили своего драгоценного лося, избавив того от перелома шеи и моего присутствия.

— Пошли спать, авантюристка, — хмыкнул Филлипэ, таща меня на руках к месту ночлега.

— А в туалет? — нахмурилась я.

— Ты ж была, — ухохатывался Эмилио.

— И что? — еще больше нахмурилась я. — Это теперь дозировано?

Мужчины довод восприняли и отпустили меня в кустики по своим нуждам. После чего синеглазый снова сграбастал на руки и дотащил до постели.

— А теперь скажи, Магдалена, — вкрадчиво сказал он, усаживаясь рядом и заворачивая меня в одеяло. — Что ты успела подслушать?

— Я?!! — искренне возмутилась, поправляя волосы. — Ничего. А надо было?

— Хорошо, — присел с другой стороны Эмилио. — Ты не подслушивала. А что ты услышала, Магдалена?

— Магдалена ничего не слышала, — стояла я на своем алиби. — И вообще, мне холодно. Все чешется. И на попе у меня громадный синяк…

То, что сморозила глупость, я поняла сразу. Потому что надо мной снова закружился магический светильник и четыре руки полезли проверять, какого размера у меня синяк, задрав мне на голову все, что только можно было задрать.

— Действительно, — озабоченно констатировал Эмилио, исследовав холмистую местность. — Мало того, что синяк, так еще и потертости от верховой езды. Почему не сказала раньше?

— Когда? — буркнула я из одежного подполья. — Когда ела? Или когда спала?

— Сразу, — начал злиться Филлипэ, нанося заживляющую мазь. — Обо всех повреждениях ты должна сообщать нам сразу! Это приказ!

— Я вам ничего не должна! — рассердилась я, чувствуя себя отвратительно беспомощной. — И нечего тут дедовщину разводить! Думаете, справились двое на одну? Ненавижу вас! — заплакала от бессилия.

— Девочка, — меня аккуратно одели, перевернули и…

Я вырвалась, отодвинулась от них, и уткнулась в свои коленки, беззвучно всхлипывая.

— Почему ты так сопротивляешься своей судьбе? — с какой-то затаенной болью в голосе тихо поинтересовался Эмилио.

Я подняла зареванное лицо, разглядывая растерянных мужчин, стоявших передо мной на коленях и шмыгнула носом:

— Потому, что это не моя судьба!

— Но ты здесь, — пожал плечами непробиваемый Филлипэ. — С нами. Пора смириться. Могло быть гораздо хуже…

— Куда уж хуже, — вытерла я слезы протянутым Эмилио платком. — Или ты имеешь ввиду, что у вас тут принято многомужество?

— Нет, — отбросил за спину косу Филлипэ. — Это исключительный случай. Но тебя мог купить кто-то другой, сделать тебе ребенка, потом отобрать и перепродать следующему желающему. И так, пока ты сможешь рожать…

У меня от такой перспективы галопом побежали по спине ледяные мурашки.

— Какое зверство! — передернула я плечами. — Как так можно?!! Как можно ребенка от матери отобрать?

— У младенца будет другая мать, — Эмилио осторожно стер с моих щек слезинки. — Ребенок никогда не узнает, кто его выносил.

— И почему меня минует чаша сия? — прикусила я губу, начиная невольно кривить лицо от желания опять заплакать. Высказала: — Вы все еще можете меня обрюхатить, а потом продать.

— Не можем. И не будем, — переглянулись мужчины. — Сегодня утром у судьи мы подписали соглашение о пожизненном владении тобой, Магдалена, без права передачи или продажи третьему лицу.

— И с чего бы это вы меня осчастливили? — прищурилась я, переводя недоверчивый взгляд с одной невозмутимой физиономии на другую. — Какая пакость стоит за этим поступком?

— Почему ты видишь в нас только плохое? — скрипнул зубами синеглазый. — Чем мы тебя обидели?

— Перечислить? — услужливо предложила я. — Начнем с того, что вас двое!

— Хватит, — внезапно оборвал меня Эмилио. Взмахнул рукой в сторону лежбища: — Пора спать. Завтра снова в дорогу. У нас еще будет время договориться о некоторых моментах нашей семейной жизни.

— Я с безумцами не договариваюсь, — буркнула я, укладываясь и заворачиваясь в одеяло. Зло и обиженно: — Такой договор считается недействительным по законодательству любой страны моего мира. А на ваш мир мне по большому счету… э-э-э… начхать! — заткнулась, делая вид, что ушла на военные сборы.

Сзади улегся Филлипэ, притянувший меня к себе. Он совершенно бесцеремонно, как будто мы ни о чем до этого не говорили, уложил меня как ему было нужно, подсунув под голову свое плечо вместо подушки.

— Деспот! — прошипела я сквозь зубы.

— Заноза, — миролюбиво парировал он, подтыкая спереди одеяло.

Эмилио подбросил в костер дров и уселся около огня — как я предположила, для охраны.

Хотя я бы лучше их от меня охраняла! Потому что, зная свой характер, могу предположить следующее: в конце концов пружина моего терпения (правда, его нет, но это мелочи) закрутится до предела и тогда у меня окончательно сорвет резьбу. И вот в этот трагический момент рядом лучше не находиться: затопчу злобным мамонтом, вздев потом на бивни и буду таскать хладное тело, показывая всем желающим.

Построив немного планы мести, я уснула. Проснулась, когда Филлипэ начал осторожно вытягивать свою руку.

— Что? — сонно подняла я голову.

— Спи, котенок, — поцеловал он меня. — Я должен сменить Эмилио. Ты в кустики не хочешь?

— Опять под конвоем? — надула я губы. — Не пойду.

Синеглазый тяжело вздохнул и ушел. Вскоре рядом со мной улегся Эмилио, только спереди, и притянул меня к себе. Сопротивляться не было ни желания, ни сил.

— Бедная испуганная девочка, — нежно прошептал мужчина в мои волосы. — Позволь себе расслабиться.

— И получить удовольствие? — пробурчала я. — Это инструкция на случай нападения маньяка. Уже можно применять?

— Маленький напуганный котенок, думающий, что он большая и страшная кошка, — грустно сказал мужчина, поглаживая мою спину. — Когда ты перестанешь шипеть и выпускать свои коготки?

— Никогда, — уверенно сказала я, убаюканная лаской. — Я не умею сдаваться.

— А если? — не отставал он от меня. — Когда такое может случиться?

— Когда я сама тебя поцелую, — сообщила я ему, погружаясь в сон. — Но это вряд ли…

Утро началось с птичьего гомона и хруста пережевываемых лосями веток.

— Магдалена, — что-то пощекотало мне нос. — Пора вставать.

— Отстань, Николя, — пробормотала я, натягивая одеяло на голову. — Еще пять минут…

После этого меня вздернули вверх пред гневные очи двух цветов и под трубный рев:

— Кто такой Николя?!

— Муж, — окончательно проснулась я, вися на над землей, удерживаемая под мышки разъяренным Эмилио, рядом с которым наливался белым калением еще более злющий Филлипэ.

— Твой муж — я! — встряхнул меня сиреневоглазый. Он стоял, раздувая ноздри и, казалось, своим взглядом мог спалить целый лес. — Запомни это!

— А он? — ткнула я пальчиком в онемевшего от злости просто Филю.

— И он, — расширил круг моих супругов Эмо, потряхивая меня для утрамбовывания нужных сведений.

— В этом-то и проблема, — сморщила я нос. — Вас слишком много для меня одной. К тому же, старая любовь не ржавеет.

— Забудь о нем! — прошипел Филлипэ, стараясь меня отобрать и тоже потрясти. — Ты его больше никогда не увидишь!

— Это вряд ли, — скривилась я, болтая ногами в воздухе. — Такое в огне не горит и в воде не тонет. — Рявкнула: — И мне больно!

— Он маг? — нахмурился Эмилио, опуская меня на землю. Стал допрашивать: — Какой касты? Какие у него способности?

— Он — гад, — охотно поделилась я сведениями, откидывая с лица спутавшиеся за время сна волосы. — Расческа есть?

Филлипэ фыркнул, но выудил требуемое из вещевых мешков и встал мне за спину, расчесывая всклокоченную гриву.

— Так какие у него способности? — пристал ко мне как банный лист Эмо.

Ладно, сам нарвался!

— Ошизительные, — не стала скрывать я. — Врет, как дышит. Говорит, как слышит. Слышит, как любит. Палец в рот положи — и его не будет!

— Универсал, что ли? — нахмурился Эмилио, наливая из фляжки воду на платок и вытирая мне лицо и руки.

— Универсал, — кивнула я. Выпалила: — Еще какой! Все делает универсально, по принципу — все вокруг народное, все вокруг мое.

— Ты его любишь? — из-за спины напряженно поинтересовался Филлипэ, заплетая мне косу.

— Стра-а-ашно, — закусила я губу, чтобы не засмеяться. — Сплю и вижу! Так бы и задушила в объятиях. А откуда ты знаешь про любовь? Она же у вас не встречается по словам Эмилио.

— Слышал, как ты об этом рассказывала, — сообщил синеглазый, закрепляя косу и покрывая голову тканью.

— Подслушивал? — фыркнула я, вспоминая ночной допрос.

— Слышал, — не признался в нелицеприятном поступке Филлипэ. Наш человек! — Так что по поводу мифической любви?

— А что по поводу любви? — удивилась я, отпихиваясь от рук Эмилио, заботливо поправляющих на мне одежду. — Спасибо, но я пока сама в состоянии стояния!

— Не уходи от ответа, — появился перед моим взором синеглазый, с куском хлеба и сыровяленным мясом.

Все б мужчины так ко мне для допроса приближались — с веткой мира!

— Ладно, — вздохнула я, усевшись на одеяло и принимая еду и фляжку с травяным настоем. Вкус у него был очень приятный, близкий к горноалтайскому сбору: лабазник, бадан, золотой корень… что-то прекрасное и незабываемое. — Истина такова, что женщина любит ушами, а мужчина глазами. Уши развешивать я не собираюсь. Глазеть на мне не на что. Поэтому тему любви мы закрываем.

— А ты могла бы полюбить нас? — неуверенно спросил Эмилио, что-то высматривая в моем лице. Никак совесть искал. Зря. Я такие важные вещи с собой не ношу. Пачкаются быстро.

— Нафаня, — строго посмотрела я на него. — Сундук со сказками уже украли. Дыши ровно, — и занялась завтраком.

После того, как я расправилась со своей порцией, мне подсунули орехи в меду с добавкой семечек.

— Спасибо! — обрадовалась я вкусностям. Все же натуру сладкоежки долго в себе не зажмешь. Вылезет и сожрет все в пределах видимости.

— Ты практически ничего не ешь, — пожал широкими плечами под камзолом Филлипэ. — Может, хоть так что-то до желудка дойдет.

— Уел, противный, — хихикнула я, надкусывая плитку и довольно жмурясь. — А что вы там говорили про касты магов?

— В нашем мире, — пояснил Эмилио, гася костер и затаптывая угольки. — Поклоняются трем богам. Темный бог — Игори. Светлый Бог — Сольгри. И Хаос. Соответственно, и жрецы делятся на три касты. Правда, культ Хаоса сейчас пришел в упадок, но последователи у него все еще есть.

— Понятно, — переварила я информацию.

— Нам пора, — подошел Филлипэ, успевший подозвать и взнуздать вагордов. Сейчас те стояли груженные поклажей и дожевывали последние ветки, до которых могли дотянуться.

— У тебя есть сегодня выбор, — сказал синеглазый и вызвал у меня неконтролируемые позывы организма, как то икание, мотание головой и выпученный глаза. — С тобой все в порядке?

— Теоретически, — призналась я. — Так из чего мне выбирать?

— С кем ты сегодня поедешь, — пояснил мне Эмилио. — Со мной или Филлипэ.

— Одна, — тут же отреагировала я. — На вашем лосе я уже ездить научилась.

— Мы видели, — тактично скрыли улыбки мужчины. — Но выбора всего два.

— А расширить? Не? — надулась я. — Пора уже давать детям самостоятельность. Или вы всю жизнь будете за мной горшок на поворотах носить?

— Конечно, — без тени сомнения сообщили мне временные мужья. Или уже постоянные, в силу вчерашней бумажки?

— Тогда не облейтесь, — посоветовала я. — И если вопрос стоит таким образом, то мне сиренево-фиолетово кто из вас будет всю дорогу жмакать меня за задницу и тискать за грудь.

Мужья переглянулись и пошли играть в «эне, бене, дора, засади по помидоры». В результате я досталась Эмилио и тот почему-то цвел как подсолнух. Вообще-то, напрасно. Всегда можно выковырять семечки.

— Мужчины, — вопросила я, пока Филлипэ с громадной неохотой подсаживал меня к сопернику. — А кем я теперь вам прихожусь? После вчерашней цидулки? Временной женой или постоянной?

— Временной, но на постоянной основе, — Эмилио с довольной физиономией прижал меня к себе.

— Ты сам-то понял, что сказал? — уставилась я на него, чуть отодвинувшись. — Ты разве не знаешь, что временное — это самое постоянное?

— Это как? — подъехал к нам синеглазый.

— Не беременна — это временно, — процитировала я. — И беременна… тоже временно. Теперь понятно?

— Мда-а-а, — протянул Эмилио. — Твоя логика не поддается никакой логике.

— А ты по какой шкале меняешь? — поинтересовалась я. — Если той, что внизу, то она бракованная. Работает только в паре.

— Магдалена, — прикрикнул на меня Филлипэ. — Сейчас эта пара шкал покажут тебе твою высшую точку кипения.

— Молчу-молчу, — притихла я. — Ваши термометры в полном порядке. А два — так это про запас. А используем сразу, чтоб не пропадало. Все очень логично.

— Магдалена! — рявкнул синеглазый, призывая к порядку. — Я чем дальше, тем серьезней задумываюсь, что твой рот нужно держать постоянно занятым!

— Договорились, — кивнула я. — Держи, а я пока поговорю с умным человеком. Эмилио, скажи мне, друг любезный, куда меня забросила судьба? В какую чумовую бездну сподобило вляпаться меня?

Эмо окаменел и уставился на меня как на восьмое, девятое и десятое чудеса света. То есть мало ему явно не было.

— Что ты хотела узнать? — осторожно спросил он, пока Филлипэ, сделав мужественно-отрешенное лицо, усиленно обижался.

— Где я нахожусь, — вздохнула я. — Третьи сутки в этом мире и даже названия не знаю.

— А-а-а, — обрадовался Эмилио. — А зачем?

— Хочу быть образованной, — фыркнула я. — Ты вот, например, меня спросишь: «Не пойти ли нам в кровать, дорогая?» А я тебе: «Конечно, милый, в этом мире такая накаленная политическая обстановка, что ее просто необходимо спустить».

— Эмилио, — прошипел Филлипэ. — Выдай ей краткий курс по географии и устройству государства, пока эта накаленная обстановка не коснулась нас.

— Наш мир состоит из тридцати шести островов, — смирился сиреневоглазый с ролью учителя. — Каждый остров — это отдельное государство. Наша страна называется Тернеция.

— Тернеция, — повторила я, катая на языке название. — Красиво.

— Управляет страной Совет Дожей, — продолжил просвещать меня мужчина, не забывая, впрочем, оглаживать по заднице. — Когда военное положение, как сейчас, то полное руководство переходит к Дожу. Также как и окончательные решения по важным или спорным судебным процессам, не касающимся религии.

— Любопытно, — пробормотала я. — Очень похоже на Венецию. Дож у вас, как и у них, — должность выборная?

— Да, — подтвердил Эмилио. Сейчас он преобразился и выглядел гораздо старше и серьезней. — Никто не имеет наследственных прав на престол Дожей. Любая достаточно знатная аристократическая семья, обладающая достаточными заслугами перед государством, может выдвинуть своего представителя на трон после смерти последнего Дожа. Не зря они Совет Дожей.

— А член Совета Дожей, получается, наследственное звание? — допытывалась я.

— Да, — резко отозвался Филиппэ, забирая пальму исключительности в преподавании. Почему-то мне показалось, что эти сведения никакой радости ему не доставляют. Завидует? Знатностью в дожи не вышел?

— Ой! — подпрыгнула я, когда мужская ладонь особенно настойчиво сжала полупопие.

Филлипэ помрачнел и практически обуглился от ревности.

— У тебя такое зверское выражение лица, — заметила я, обращаясь к синеглазому. — Что на месте окрестного зверья я бы уже заранее падала замертво. На всякий случай.

— Я бы предпочел тебя одну, в любой позе, — процедил он сквозь зубы.

— От муравейника отказываюсь заранее и сразу! — оценив оказанную честь и способ расслабления, нахмурилась я. — Хоть я где-то и читала, что муравьиные укусы благотворно действуют на потенцию, но проверять на практике не будем. Потому как если ваши мужские «чуда» раздует еще больше…

— Магдалена! — рыкнул Филлипэ, поправляя одежду в стратегическом месте. Причем, именно то, что уже напряглось и увеличилось в размере.

— Так как называется столица Тернеции? — приникла я к Эмилио.

— Тирири, — выдохнул довольный мужчина. — Кроме столицы, у нас еще четыре крупных города: Аллола, Скалек, Семара, Азалемара.

— Красивые названия, — отметила я, полностью игнорируя мрачного, как грозовая туча, Филлипэ. — Города чем-то знамениты?

— Да, — просвещал меня Эмилио, все больше распуская шаловливые руки. — В Азалемаре главный храм Игори, темного бога. В Семаре главный храм Сольгри, светлого божества. В Аллоле до сих пор поклоняются Хаосу. А Скалек — торговый порт.

— Ага, — кивнула я, начиная ерзать. С умным видом попросила — Ты знаешь, мне бы надо в кустики и желательно одной.

— Делаем привал, — посветлел Филлипэ и направил лосей к подлеску.

Там сначала меня строем и при полном параде сопроводили в зеленые насаждения, потом временные супруги вдвоем, невзирая на мое возмущение, под мои гневные вопли осмотрели и снова смазали потертости чудо-мазью, от которой заживало все в считанные минуты. Когда мужчины, исполнив свои обязанности мужей милосердия, стали способны хоть немного слышать, мне вручили новый бутерброд и фляжку, присовокупив ко всему горсть изюма.

После быстрого перекуса меня подхватил довольный синеглазый и под ревнивым взглядом Эмо потащил к своему лосю.

— А теперь давай держать твой рот занятым, — начала я интервенцию. — Какие у вас сословия?

— Три, — ухмыльнулся синеглазый, который, судя по всему, сейчас на раз выдал бы мне все военные тайны, только чтобы держать меня в своих руках. — Низшее — это крестьяне и ремесленники. Среднее — это торговцы и зажиточные горожане. Высшая — аристократия.

— И как вы их различаете? — полюбопытствовала я. — Внешне? По одежде? По магии? По нашивкам и погонам? По фамилиям с приставкой «сэр», «фон» или «дэ»?

— Внешне, — охотно поделился Филлипэ, — отличаются только благородные. Все лорды обладают высоким ростом и мощным сложением. Это повелось издревле, еще когда слово «аристократ» значило «защитник», «воин». Но только знатнейшие из дворян, приближенные к Дожу или входящие в Совет Дожей, обладают необычным цветом глаз и имеют законное право носить маски.

— А незаконное? — В этом вопросе мне почудилась некоторая недосказанность.

— Незаконное… — вздохнул временный супружник. — Обычно носят наемные убийцы. И я сделаю все, чтобы тебе никогда не пришлось с ними познакомиться! — сказал как отрезал.

— Занятно, — прижалась я к временному мужу, вызвав у него невольную дрожь. — А скажи мне, милый, почему вы, такие все из себя красивые, воруете людей из других миров?

— Около столетия назад, — вздохнул синеглазый. — Что-то случилось, и у нас прекратили рождаться дети. Причем, во всех государствах. Но в нашем — особенно. Пары не могли зачать детей в течении долгого времени, и страна начала стремительно вымирать. Тогда маги и придумали способ как выжить…

— Угу, — хмыкнула я. — Видела я этот способ. «Халява» называется.

— Ты не понимаешь, — спел свою любимую песенку Филлипэ. — Нам было остро необходимо выжить. Тем более, обычно наши маги размещают ловушки только в местах, куда могут попасть исключительно тренированные и выносливые люди с высокой склонностью к риску. Мужчины, как правило, — покосился он на меня. — С хорошей выдержкой и устойчивой психикой.

— Я польщена, — хихикнула я. — Исключая определение меня как мужчины, все остальное — истинная правда.

— Я бы так не сказал, — влез Эмилио.

— И не говори, — посоветовала ему я. Развернулась к Филлипэ: — То, что вы благородно таскаете экстремалов — я поняла. А зачем вы их продаете?

— Ну, — чуть замялся синеглазый. — Во-первых, мощные магические ловушки достаточно дороги. Во-вторых, есть возможность заиметь детей не одной женщине, а многим…

— Быки-производители везде в почете, — поморщилась я. — Вы бы еще доильный автомат наладили и сперму по бутылкам разливали.

Синеглазый скривился:

— Если ты думаешь, что всем это нравится, то сильно ошибаешься. Если простолюдины могут поделиться иномирным мужем друг с другом, отдолжить на вечер и тому подобное, то каждый дворянин-мужчина с рождения ставится магами на учет для подбора подходящей иномирянки при вхождении его в определенный возраст. И некоторые жду годами, десятилетиями.

— Почему? — Вроде как ни купишь книжку, там каждый первый попаданец — обязательно женщина.

— Женщины попадаются крайне редко и считаются подарком судьбы, — тихо признался подъехавший Эмилио. — Их дозволено продавать только дворянам или аристократам.

— Наверное потому, что они не занимаются экстремальными видами спорта, — зло пробурчала я, отлично понимая, что эта песня про меня.

— Нет, — покачал головой Эмилио. — Совсем не поэтому. Почему-то наши маги не могут завлечь в ловушки женщин, даже расставив их в людных местах. Ваш пол как будто чувствует опасность и старательно избегает. Чтобы наше дворянство не вымерло, за одной-единственной женщиной приходилось отправлять в глухие места целые команды. Иномирянок друг у друга похищали, если дворянин слабее родом — отнимали насильно…

Я присвистнула. Хорошенькое дело! Влипла так, как невозможно представить нормальному человеку.

Филиппэ перехватил эстафету:

— За эти годы случалось многое. Без чужих женщин вымирали целые дворянские рода. С тех пор возникло правило и был издан закон: за похищение иномирянки — смерть. За малейший вред будущей матери детей — смертный приговор.

Взволнованный Эмилио:

— Если муж не смог отстоять свою жену-иномирянку, и ее похитили — смерть ему тоже! Значит, слаб, а, следовательно, недостоин.

— Так что если не хочешь попасть в жадные чужие руки и видеть небо только сквозь толстую железную решетку — пожалуйста, никуда не бегай, — подытожил Филлипэ.

Я с досады запыхтела паровозом и чуть на выдала ушами свисток. Так я и поверила! Макароны с ушей вилами отмотала, в сторонке штабелями сложила. Я смотрю, мне опять две утяжеленных версии Коленьки в нагрузку перепали: брешут — не краснеют! А врут-то как складно… Заслушаешься.

— Куда бежать-то? — нахмурилась я, пытаясь постичь трагедию мира. — Мне уже показали один выход — напрямую к палачу.

— Магдалена, — тихо сказал Эмилио. — Если бы они знали, что ты женщина, то тебя, скорей всего, увезли в столицу и там провели закрытые торги между самыми знатными и богатыми родами Тернеции.

Рука Филлипэ сжалась на моей талии, стискивая до удушья, будто боясь отпустить:

— Ты плохо понимаешь, девочка, — тихо-тихо, с надрывом сказал он. — Мы уже подходим к тому возрасту, когда должны обрести свою пару и создать семьи. Но после того, что случилось…

— Да, что случилось-то? — не выдержала я: изнывая от любопытства.

— Это уже как-нибудь в другой раз, — внезапно прервал разговор Эмилио. — Мы почти приехали.

И правда, впереди показались постройки. Загородное имение оказалось небольшим и довольно специфическим, чем-то средним между усадьбой и хутором. Как я поняла, нечто вроде охотничьей заимки, только с учетом характерной хозяйской гигантомании.

Мы проехали мимо лосиной фермы, потом миновали бобровую заводь и въехали в большой двор по которому бродили индюки, утки и гуси. В тени деревьев, вывалив лопатообразные языки, лежали собакообразные монстры.

— Ничего себе «собачки», — пробормотала я, разглядывая этих чудовищ.

— Это гаринарды, — пояснил Филлипэ. — Специально выведенная порода собак для охраны. Подчиняется только хозяину. Не имеет слабостей и обладает очень высоким интеллектом.

— Угу, — немедленно сделала я вывод. — На ступени эволюции стоит выше женщины.

— Колючка, — чмокнул меня в макушку синеглазый.

— Лысину протрешь, — буркнула я, все еще под впечатлением от рассказа. — Удобно вы все тут устроили. Лосей, если что — на выпас в лес. Индюков — туда же. Собачки… главное, чтобы эти крокодилы своих людей не ели! А коли сожрут десяток посторонних — никто и не заметит.

— Хозяйка, — хохотнул Эмилио, снимая меня около трехэтажного каменного дома. — Сразу всех по местам расставила.

Кроме каменной «хижины» (статус обязывает), здесь в отдалении стояла еще пара домов с соломенной крышей и загоны для скакунов и птицы.

Дальше осмотреться мне не дали, сняли с лося и понесли в дом.

— Теперь я секс-игрушка! — запела я песенку, болтая ногами в воздухе. — Домашняя зверюшка! И мне никто свободы не дает!

— До чего же ты голосистая, — неодобрительно заметил волокущий меня вовнутрь Эмилио.

— Это нервное, — заверила его я. — Послушай лучше! — и снова заблажила. — Жесткий трах сегодняшнего дня! Двое вас на одну меня! Ты не трожь меня, ты не трожь меня, дай поспать до завтрашнего дня!

— Наверное, я с тобой соглашусь, Филлипэ, — обратился к другу Эмо. — Когда она молчит, все гораздо проще.

— Тогда нужно сделать, чтобы она молчала как можно больше, — мрачно сказал синеглазый, кивая выбежавшим встречать хозяев слугам.

Нас приветствовали уже знакомые мне рыжик с белобрысым, три дородные тетки и молоденькая девчушка.

Филлипэ скинул плащ и маску на руки слуге и перехватил меня у Эмилио, пока тот раздевался.

— Ванна готова? — бросил он слугам.

— Пять минут, — быстро отреагировала одна из теток и смылась.

— Сейчас ты искупаешься, моя радость, — сообщил мне Эмо. — И твоя хандра пройдет.

— Конечно! — закатила я глаза. — Когда тебе наступает хана, то до хандры уже не доходит.

— Да что же ты за существо такое! — возмутился Филлипэ, поднимаясь вверх по лестнице со мной на руках. — Что бы с тобой не делали, ты всегда недовольна!

— А ты ничего не делай, — посоветовала я. — И увидишь результат.

— Давай так, — занес он меня в спальню с безбрежной кроватью. — Ты попробуешь смириться хотя бы на время и дашь нам шанс доказать, что все не так уж плохо.

— А потом? — посерьезнела я, не мешая ему стаскивать с меня одежду.

— А потом мы поговорим, — пообещал он. — Если, конечно, в этом будет необходимость. В большинстве случаев, женщины быстро привыкают и сразу успокаиваются.

— К тому же, — влез Эмилио, снимая с меня сапожки. — Ты, возможно, уже носишь ребенка.

— Надейся, — фыркнула я. — Но поход разумный, зная историю вашей страны. Хорошо, я попытаюсь быть…э-э-э… менее критичной. Но только одну неделю. А потом мы сядем и поговорим!

— Хорошо, дорогая, — закивали довольные мужчины, наивно полагая, что они меня обдурили. Счас!

— Высокие лорды, — поскреблась с другой стороны двери служанка. — Ванна готова.

— Приготовь халат для леди, — распорядился Филлипэ, стаскивая с себя камзол. — Добавь смену чистой одежды для нас — и можешь быть свободна. Да, и распорядись по поводу ужина.

— Как прикажут высокие лорды, — пропела женщина и зашлепала по лестнице.

Мужчины споро и слаженно стащили с меня все — от туники до штанов, и сами освободились от лишней одежды. После чего Эмилио подхватил меня руки и потащил из комнаты в ванную, которая располагалась на том же этаже в конце коридора.

Я честно придерживалась новых правил игры и по-партизански молчала, хотя и испытывала жуткое раздражение от навязанной мне роли, на которую согласилась по глупости и доброте душевной.

— Какая умница, — довольно сказал Филлипэ, отметив мою молчаливость.

Ванная поражала своими размерами. Особенно в глаза бросался каменный бассейн, размерами скорей напоминавший джакузи на пятерых, нежели ванну.

Синеглазый осторожно, как с хрустальной, снял с меня последнюю одежду, пока Эмилио проверял температуру воды. После чего меня опустили в горячую воду, где, судя по одуряющему аромату, уже были растворены пахучие масла.

— У нее опять потертости, — сообщил другу Филлипэ, залазя следом. — Надо не забыть потом полечить.

— Да, — кивнул тот, присоединяясь. — У Магдалены атласная нежная кожа…

Я скрипнула зубами. Создавалось ощущение, что меня здесь просто нет.

Мужчины нежно, но со знанием дела вымыли меня, скользя огрубевшими намыленными ладонями по груди, пощипывая соски. Отмывая и гладя распаренную кожу.

Эмилио притянул меня к себе спиной, заставив почувствовать вздыбленный член, и вымыл волосы, ополаскивая каждую прядку и игнорируя рвущийся в тело орган.

Филлипэ с таким же отрешением скользнул мне между ног, промывая складочки.

— Такая нежная, — с восторгом поделился он с другом. — Такая сладкая. Так бы и съел.

— У нас еще будет такая возможность, — хмыкнул Эмилио.

Я закатила глаза. Боже, на что я подписалась? Как мне, воспитанной на самостоятельности и независимости, выносить все это шовинистическое отношение? Надеюсь, что на неделю меня хватит. А там посмотрим.

Мужчины, наконец, закончили меня мыть и вынули из ванны, аккуратно промокнув воду мягкими полотенцами. Еще раз осмотрев мое тело, они смазали все на их взгляд проблемные места мазью и усадили меня на скамейку сохнуть, пока мылись сами.

Я рассматривала идеально сложенные мускулистые тела, по которым бежали струйки воды и начинала завидовать сама себе. Потом вспоминала, что они со мной творят и мгновенно разочаровывалась.

Так и захлебывалась слюной. Сначала от вожделения, а потом от злости.

Закончив омовение, временные мужья быстренько оделись. Практически полностью. То есть нижнее белье, брюки, рубашки и короткие мягкие сапоги. Мне же достался лишь длинный бархатный халат, отороченный кружевом. Который они с многообещающими улыбочками натянули на меня.

Так бы и стерла с их лиц эти плотоядные ухмылки! И желательно наждаком! Так, чтобы до первого этажа одни уши доехали!

— Жду не дождусь, — промурлыкал мне на ухо Филлипэ, приподнимая мою грудь на ладонях сквозь ткань. — Когда сниму с тебя это одеяние и заставлю кричать от желания.

Честное слово, мне нужно выдать даже не медаль за терпение. И не орден. Мне следует прижизненно отлить памятник в бронзе. Бюст. И подарить мне. Чтобы я этим бюстом одарила этих двух засранцев. По головам.

Меня в который раз подхватили на руки. На этот раз синеглазый. И под ревнивым взглядом Эмилио попер вниз.

Господи! Дай мне терпение, чтобы не откусить себе язык. Потому что он мне еще понадобится, когда я буду им рассказывать где, когда, сколько раз и в каких позах я видела такое к себе отношение. Конечно, я могу показать это и на пальцах. Но лучше совместить. И сделать все предельно ясно и красочно.

В столовой, оформленной светлыми панелями из полированного дерева, нас уже ждал обед, сервированный на гигантском столе. Все весьма изысканно. Фарфор, серебро, хрусталь, крахмальные салфетки.

При такой сервировке я ощутила себя девушкой в купальнике, случайно попавшей в шикарный ресторан вместо пляжного бара. Остро чувствовалось, что под шикарным халатом ничего нет, при практически полной одетости моих сотрапезников.

— А может… — открыла я рот, пока меня бережно усаживали на стул с высокой спинкой.

— Тс-с-с, Магдалена, — скользнули по моим губам пальцы Эмилио. — Хорошо воспитанные жены не разговаривают за обедом.

Судя по всему, хорошо воспитанные жены вообще не разговаривают! А в их черепной коробке гуляет эхо, потому что там после трепанации черепа нет мозга!

Я одарила обоих супругов злобным взглядом, ожесточенно жуя салфетку.

— Это плохое поведение, Магдалена, — отобрал у меня тренажер для вымещения злости Филлипэ и расстелил пожеванную салфетку на моих коленях. — Ты же хочешь соответствовать высшим стандартам нашего общества?

— Я… не… — Мне впихнули в рот орешков. — Кхе-кхе…

Вторая попытка:

— Я не… — В ход пошли курага, чернослив и дольки сухофруктов. Их мне скармливали в четыре руки. Что-то не то попало в дыхательное горло, и я, пока выкашливала, едва не посинела.

Тогда я в противовес чужому утверждению со слезами на глазах помотала головой. Напрасно.

— Какая замечательная восприимчивость к нашим устоям, — порадовался Эмилио, занимая место слева от меня. — Еще немного — и ты будешь идеальна.

Еще немного — и мне будет не для кого быть идеальной! Либо кого-то прибью, либо сама лопну от ярости!

— Согласен, — подтвердил Филлипэ, усаживаясь справа. — Лаской и убеждением можно достичь много. Лишь запастись терпением.

Счастливые! У меня это качество характера стремительно превращалось в мифическое.

— Подавайте! — крикнул синеглазый. И в столовую важно вплыл рыжик, несущий красивую супницу.

Слуга, чувствуя важность момента и явно гордясь предоставленной честью, медленно и печально наполнил наши тарелки ароматным, вкусно пахнущим варевом.

У меня активировался желудок и потребовал сейчас и немедленно. Я пошла у него на поводу и резво схватила ложку, готовясь начинать молотить обалденный густой суп.

Ложку у меня тут же отобрали.

Я начала звереть и уже открыла рот, чтобы выразить свой протест, как невозмутимый Филлипэ зачерпнул суп, чуть остудил его и поднес ложку к моим губам.

Я машинально проглотила, пытаясь сообразить — это они так изощренно издеваются или на самом деле так живут?

Если первое, то я отомщу. А если второе, то кто-то хорошо отомстил мне, когда направил меня в этот мир и вручил этим двоим. Потому что с целым миром мне не справиться. Хотя, если посвятить этому всю жизнь…

Меня накормили и промокнули губы свежей салфеткой, после чего мужчины утолили свой голод и началась новая перемена блюд.

На этот раз белобрысый принес большое серебряное блюдо с запеченной птицей и овощами. И вручил Филлипэ шикарный ножик размером с приличное мачете. Я тут же положила глаз на этот инвентарь и стала фантазировать, куда бы его приспособить.

И очень хорошо придумала. Особенно после того, как мне даже вилку не позволили взять в руки. Так пичкали: «Открой ротик, Магдалена!», «Пережевывай тщательнее, дорогая».

Под конец обеда я уже кипела от злости и мечтала сначала порезать двоих шовинистов на мелкие кусочки, потом пережевать со всей тщательностью. И выплюнуть, чтобы не засорять вредными канцерогенами свой организм!

— Ты сыта, драгоценная? — обратился ко мне Эмилио, заботливо промокая губы салфеткой. В то время как Филлипэ держал наготове хрустальный бокал с травяным настоем, пока кто-то очень жадный (два экземпляра в штанах!) глушил вкусно пахнущее вино.

— Да, — пробурчала я, вся из себя в раздумьях, что же нужно за столом держать руками. Мне, конечно, приходила в голову светлая мысль, окрашенная некоторым садизмом. Но применять я ее не спешила.

— Достаточно просто кивнуть или улыбнуться, — просветил меня синеглазый, поднося к губам напиток. — Хорошо воспитанные жены употребляют очень мало слов и в основном в постели.

«Хорошо воспитанная жена» после этого чуть не откусила от ярости кусок от бокала и не написала кровавыми письменами на каменных телах мужей лозунг современной феминистки «Врешь! Не пройдешь!».

С таким трудом подавив внутреннее восстание эмансипированной женской натуры, я скрежетнула зубами и мотнула головой.

— Какая умница, — погладил меня по голове Эмилио. Он не знал, что очень рисковал остаться без руки. Потом плеча, потом грудной клетки — и так до пяток. Но бобер во мне еще окончательно не проснулся, хотя был гораздо ближе, чем можно было вообразить.

— Ты готов? — поинтересовался Филлипэ у друга, подхватывая меня на руки и втаскивая на второй этаж.

— Уже давно, — хохотнул тот, неотступно следуя за нами.

И что-то мне все это не нравилось. Потому что в глазах мужиков горело предвкушение, которое меня пугало до чертиков.

Меня донесли до места использования, поставили на ковер и…

— Магдале-ена, — жарко шепнул Эмилио, начиная стаскивать с меня халат и намеренно касаясь там, где это совсем не требовалось.

— Хорошая, славная девочка, — проурчал Филлипэ, обхватывая сзади и прижимаясь носом в ложбинку за моей ушной раковиной.

Вырваться не было никакой возможности. Держали меня крепко-накрепко. Зажали своими телами, как тисками, и сейчас с упорством, достойным самых высокопородных ослов, закручивали гайки.

Мне вспомнился наказ шефа на работе, когда мы готовили заказ для клиента: «Изнасилуй, а потом уговаривай!». Что-то похожее на это происходило и сейчас.

Холодный страх пробежался мириадами игл по моему позвоночнику, потому что в аметистовых и кобальтовых глазах зажегся нездоровый азарт. Мальчики созрели до второго акта драмы. Пришла пора печальной саги про десантника Тузика и боевую подругу — грелку.

Потому что Эмилио, как фокусник, откуда-то выудил склянку с мазью и очень упорно подбирался туда, где еще не ступала нога… пардон, не проникал член.

Внутри меня сражались два чувства: огромный интерес к происходящему, сплавленный с огромнейшим искушением, и страх боли, переходящий в мышечный зажим.

— Магдале-ена… — этот низкий свистящий шепот поднял все волоски на моем теле дыбом. Жадные руки захватнически шарили по телу. Мои мужчины, оба, спустились на колени, раздевая меня внизу и в то же время целуя и лаская мой живот, бедра и ноги. Блин, и удрать сложно — и жить тяжело!

Я напряженно выдохнула, переступив с ноги на ногу.

Мужчины, отбросив в сторону уже ненужный халат, начали раздеваться сами, но по очереди, не выпуская меня из жадных рук. И, против обыкновения, в постель не спешили.

— Дорогая, — шепнул Эмилио, целуя мне плечи. — В спальне ты можешь говорить, что угодно и сколько угодно. Здесь не работают ни воспитание, ни приличия!

Я открыла рот, чтобы донести до них, как страшно далеки они от народа и что у них назревает кризис власти, но бдительный Филлипэ закрыл мне рот поцелуем.

Понятно! Говори все, что хочешь, но про себя. Мудрое решение.

— А теперь, милая говорливая жена, — прошептал мне в ухо Филлипэ, отрываясь от моих губ. — Давай на этот раз попробуем стоя, — и шагнул к стене, прижимаясь грудью к моей спине и касаясь кончиком своего орудия входа в лоно.

Пугающее начало. Перед глазами замелькали кадры немецкой порнушки. Я задергалась.

Эмилио опустился на колени и чуть отодвинул меня от стены, зажав руками мои бедра и целуя живот и лобок.

Пипец! Сейчас немного поиграют с добычей, прежде чем разыграется драма с двумя членами и одним актом: «Прощай, Маруся Климова! Два кола — и ни одного любимого!». Повторения на «бис» не будет по причине скоропостижной кончины одного из исполнителей!

Синеглазый прошелся пальцами по моей груди, вызывая стон удовольствия, и слегка перегнул, наклоняя вперед, а аметистовоглазый спустился поцелуями еще ниже, слегка раздвигая мои ноги и достигая клитора. Меня выгнуло дугой.

Этим воспользовался Фил и начал медленное вторжение. Через пару секунд я не выдержала и застонала, а вскоре и закричала. Просто контраст ощущений члена сзади и языка на клиторе спереди… убийственное сочетание.

Все начиналось тягуче-медленно, сладко до потери пульса.

— Бы… — начала я, но мою голову мгновенно уложил себе на плечо Филлипэ и припал к губам, самодовольно хмыкнув. Он прекрасно понял, о чем я хотела попросить, но даже и не подумал этого делать. Зато Эмо усилил нажим языка, заставляя меня стонать в рот синеглазого.

Я отстранилась от поцелуя и уперлась в стену руками, потому что ноги подкашивались и все вокруг плыло. Опустив голову, я увидела, как Эмилио вылизывает меня, рукой лаская свой возбужденный член. И начался второй раунд: «Умру ли от возбуждения, или оргазм уже не за горами».

Соски стояли и были чувствительными до безобразия. От нежных рук Филлипэ на них вниз текли интенсивные волны удовольствия, заставляя теснее сжимать таранящий меня пенис. Во рту пересохло. Внутри горел неугасимый пожар.

Я выгнулась, потираясь попкой о синеглазого, и прижала голову Эмилио к себе, запустив жадные руки ему в волосы. И мужики сорвались с катушек.

С предельно наглым, самодовольным смешком Филлипэ наклонился и поставил меня на четвереньки, а сам нагнулся надо мной, прикусывая загривок. Эмилио наоборот, встал, мягко тыкаясь мне в рот эрегированным пенисом.

После невероятно возбуждающего вида ласкающего самого себя Эмо отказаться ощутить его вкус я просто не могла.

И опять понеслась наша тройка по просторам чужой родины…

Бедная моя целомудренная натура, прощай. Ты была дорога мне как память. Я увязла в пучине разврата, и мне там понравилось!

Так что я, пожалуй, немного потону в этой трясине порока. И если не вернусь, то считайте — я пала в неравном бою с моралью.

Дальше мои мозги ушли погулять и в этой восхитительной оргии участвовало лишь мое тело.

Меня брали спереди и сзади одновременно, брали медленно и быстро, чуть входя или вколачиваясь на всю длину. Распаленные мужчины сворачивали и разворачивали меня всеми способами, как им только хотелось.

Входили и выходили из моего тела под любым углом, брали жестко и ласково, медленно и быстро, рывками. Мне было все равно. У меня перед глазами стоял ласкающий себя Эмилио и это напрочь срывало крышу. Такое чувство, словно я угодила в циклон, смерч, ужасную бурю!

Боли не было. Никакой. То ли за счет особенной смазки, которой мои мужчины намазывали этим вечером себя особенно тщательно, то ли за счет дикого, неимоверного возбуждения, которое выбросило у меня в кровь столько адреналина и прочих естественных обезболивающих, что их хватило бы на полк тяжелораненых — не знаю.

Признаюсь в одном: когда стоит волна возбуждения такой силы, анальный секс — это здорово! И пусть даже я потом еще пару дней не смогу нормально присесть, оно того стоило.

— Спи, сладкая, — наконец мужчины угомонились и зажали меня с обеих сторон. — Тебе понадобятся силы завтра.

Утром мне понадобились не силы, мне была нужна аптечка и желательно размером со Скорую Помощь. Болело все, даже то, что болеть не могло по определению. Только к сожалению, оно об этом не ведало и все равно болело.

— Сейчас тебе будет легче, — заверил меня Филлипэ, намазывая от макушки до пяток лечебным бальзамом.

Соврал. «Сейчас» не наступило даже через пару часов.

— Как ты себя чувствуешь? — волновался Эмилио, пытаясь запихать в меня масло, разведенное в сливках.

— Как будто меня изнасиловал поезд, — буркнула я, утыкаясь в подушку. — Причем, на мне отметились все вагоны, прихватив с собой рельсы и шпалы. А после того, как все это надругалось надо мной в особо извращенной форме, меня переехало паровозом!

— Не знаю, что такое поезд, — встрял Филлипэ. — Но давай я еще раз все смажу и помассирую.

— Хочешь, покажу? — подняла я лицо и злобно зыркнула на виновников моего нынешнего состояния. — Сначала раскатаю под пирожок, а потом спою песенку: «Дружок, хочешь я расскажу тебе сказку?»

— Ты просто устала, — убеждал меня Эмилио спустя пару часов, притащив мне мед, разведенный в сливках. — Тебе следует поесть и сразу полегчает.

Я одним глазом заглянула в чашку, получила гипергликемическую кому и жалобно простонала, давя на неизвестного им зверя — совесть:

— А мяса можно?

Тут возмутился отиравшийся рядом Филлипэ:

— Ты с ума сошла! В твоем состоянии нельзя есть такую тяжелую пищу!

— Почему? — закряхтела я, поворачиваясь, чтобы этот засранец посмотрел мне прямо в глаза и увидел в них свой приговор.

— Потому что, если ты больна — следует употреблять легкие продукты, — присел рядом Филлипэ. — А если беременна, то тем более нужно принимать питательные вещества.

— Диетолог с хреном, — пробурчала я, но военную тайну по поводу невозможности забеременеть не выдала.

— Хорошо воспитанные жены, — нравоучительно сказал Эмилио, уговаривая съесть меня творог, залитый сливками. — Не грубят, послушно открывают ротик и молчат, когда не находятся в кровати. Помнишь, о чем мы договаривались?

Я выразительно показала взглядом на то, на чем лежала.

— В кровати с мужем, — поправился мужчина, подсовывая мне стакан со сливками, от которых меня просто мутило.

Я тяжело вздохнула, мысленно убедила себя, что у меня разгрузочный день, легла на спину, сложила на груди руки и закрыла глаза.

Мужчины выдержали меня в такой позе минут пятнадцать. После чего попытались выкопать у меня сознательность:

— В твоем состоянии нужно есть! — убеждал меня Эмилио.

— Магдалена, ты обещала быть послушной, — напоминал Филлипэ.

Я не реагировала. Мне и так было хорошо. Еще бы мухобойку, чтобы прихлопнуть двух активно жужжащих рядом надоед — вот был бы кайф!

И я мужественно держалась дальше.

Через сутки у меня все отошло и перестало болеть. Зато заболели временные мужья. Как оказалось, идиотизм классический, параноидальный — не лечится. Поэтому я вздохнула и восстала с кровати к вящей радости мужа… мужей.

И дальше начался натуральный кошмар! Шесть дней непрекращающегося секса, во время которого меня крутили, как гуттаперчевую куклу, но, правда, не перебарщивая.

Все остальное время меня носили на руках, кормили, купали. Трижды в день выносили на лужайку дышать свежим воздухом. И все это молча! Потому что хорошо воспитанные жены не открывают рот, кроме как для орального ублажения мужа!

Капец! Я уже стала завязывать узелки на бахроме балдахина, чтобы воочию удостовериться, сколько осталось дней до окончания этой каторги.

Я ни разу не оставалась одна. У меня не было личного пространство и свободного от них времени. Если отсутствовал один, рядом обязательно отирался второй.

Меня гладили, ласкали и баловали, как домашнее животное.

Вечерами, сидя у камина, мужчины разговаривали между собой, передавая меня с коленей на колени.

К концу седьмого дня я окончательно озверела без всяких биологических добавок!

Утром следующего дня, я проснулась от того, что меня снова начали гладить и домогаться.

— Дорогая, повернись на бочок, — кто-то слишком правильный, с прекрасным знанием местного этикета для хорошо воспитанных жен, обладающий синими лупалками, которые я бы с громадным удовольствием выдавила голыми руками, решил, что вся моя жизнь теперь сводится к горизонтальной плоскости, и эту свою прогрессивную идею воплощал с фантастическим упорством и поразительной целеустремленностью.

— Счас! — рявкнула я. — Только шнурки поглажу, чтобы вас на них удавить!

— Какая муха тебя укусила, Магдалена? — нахмурился синеглазый, запуская свою руку мне между ног и тут же получая «Привет от Тайсона!». — Хорошо воспитанные…

— Я тебе не жена! — заорала я, кусаясь и царапаясь. — И никогда ей не буду! Поиграли и довольно!

— По моему, — заметил Эмилио, пытаясь меня скрутить и закончить начатое. — Ты точно беременная. Поскольку совершаешь совершенно неадекватные поступки!

— У меня мозг от вас беременный, — ярилась я, кидаясь в них подушками, тапочками, расческами и сапогами. — Вы меня мало того, что поимели во всех смыслах, так еще и издеваетесь?

— Магдалена, — осторожно начал Филлипэ.

— Маруся! — взвилась я. — Меня зовут Маруся!

— Магдалена, — призвал меня к порядку синеглазый, не обращая внимание на внесенную поправку. — Ты плохо себя ведешь! И будешь наказана!

— Филлипэ, это слишком сурово, — заступился за меня Эмилио. — Возможно, Магдалена носит ребенка, и мы должны дать ей некоторые послабления.

В свой список мести я включила и его, пообещав себе вскрыть ему черепную коробку маникюрными ножницами и покопаться в содержимом чайной ложкой.

— Ты прав, — согласился синеглазый. И начал приманивать меня: — Дорогая, сегодня прибудут твои наряды и драгоценности. Будь хорошей девочкой, иди сюда.

— Подавись ими! — пожелала я ему. — Или засунь туда, куда ты меня имеешь через день! Получишь незабываемые ощущения!

— Сладкая, — попытался урегулировать конфликт Эмо, потому что я уже выудила из кучи одежды один из световых мечей и сейчас маниакально искала, как он включается. — Положи, пожалуйста, казгази. Он все равно сделан под конкретную руку и не включится. Так что для тебя он бесполезен…

— А так? — фыркнула я, запуская этим казгази в него и попадая в лоб. Правда, он все равно испортил шикарный бросок и поймал на подлете. — По-моему работает, а?

— Ты сейчас все же будешь наказана! — рыкнул синеглазый, теряя весь свой сибаритский запал и вставая. — Прекрати вести себя как дешевка!

— А мне нравится! — заявила я, лихорадочно впрыгивая в штаны и натягивая тунику. — Это, может, мечта всей моей жизни!

— Что ты хочешь, маленькая? — занял позицию хорошего полицейского Эмилио.

— Вы обещали, что если я буду вести себя по вашим правилам неделю, — напомнила им я. — То после этого мы сядем и все обсудим!

— А что тут обсуждать? — переглянулись мужчины. — Все и так прекрасно.

— Бр-р-р! — поежилась я. — Прикопайте меня под кустиком!

— Не вздумай! — взбесился Филлипэ. — У тебя нет ни малейших прав делать что-то с собой!

— То есть со мной только вы можете что-то делать? — нехорошо прищурилась я. — И у меня нет абсолютно никаких прав в этом мире?

— А зачем они тебе, сладкая? — широко открыл аметистовые глаза Эмилио. — Все, что тебе нужно, мы обеспечим.

— Еще раз, — нахмурилась я, постигая размер подложенной мне свиньи. — Вы ведь не собирались со мной ничего обсуждать? Ведь так?

— Магдалена, — посмотрел на меня, как на несмышленыша, синеглазый. — Мы надеялись, что за это время ты привыкнешь и смиришься с нашими устоями. Все было так чудесно…

Я плюхнулась в кресло.

Ёкарный бабай с колотушкой в заднице! Вот это я влипла! А вот хрен вам! Русские феминистки сдаются только после того, как остынут, и то — только по причине невозможности отстаивать светлые идеалы независимости!

— Понятно, — протянула я, прикрывая лицо рукой, но не забывая подсматривать сквозь пальцы. — Я как-то сразу не поняла ваши благие намерения. Вы уж простите глупую никчемную женщину.

— Мы не сердимся, — заверил меня доверчивый Эмилио.

— В честь чего такая перемена? — нахмурился подозрительный Филлипэ.

— А что делать? — жалостливо провыла я. — Куда мне податься? Я ж неместная, и багаж у меня в печке спалили!

— Сегодня прибудут подарки, — напомнил Эмилио.

— Подарки! — захлопала я ладоши, оживая и надевая на лицо сладкую улыбку идиотки. А что? С волками жить — на четвереньках трахаться! — Как здорово! А можно сейчас принять ванну?

— Конечно, дорогая, — спохватился Эмилио, вспомнив о своих обязанностях. — С чем ты сегодня хочешь? С хвойным маслом или лавандовым?

Какая, нафиг, разница? Все равно вы мне всю эту лаванду хвоей обосрали!

— С хвойным, лапочка, — улыбнулась я еще шире.

Эмилио подхватил меня на руки. Я покорно позволила, доверчиво склонив ему на плечо голову.

— А переодеться? — напомнил нам синеглазый, кивком указывая на халат.

— Котеночек, — хлопнула я ресницами. — Давай сегодня изменим традициям? Представляешь, как будет прекрасно, когда ты осторожно трепетной рукой снимешь с меня эти штанишки?

Филлипэ сглотнул и пошел за нами.

Меня доставили по назначению. Эмилио погладил меня по голове и пошел готовить ванну, а Филлипэ приступил к обещанному раздеванию.

— Милый, — вдруг застыла я. — Ты не можешь сказать Эмилио, что я передумала? Мне кажется, будет лучше, если сегодня моя кожа будет благоухать лавандой. Как ты думаешь, драгоценный?

— Стой тут, — велел мне мужчина и направился из предбанника в ванную комнату.

— Как прикажет мой муж, — мурлыкнула я, строя ему глазки.

Но как только он скрылся за дверью, я заполошно метнулась за ним и заблокировала тяжелую дверь, сделанную из цельного дерева, кочергой.

— Сейчас я вам запахну! — прошипела драной кошкой. — И зацвету! — к кочерге добавилась скамья.

После чего я на всех парах рванула обратно в спальню.

— Действительно, — бухтела я, вешая на шею связанные наспех сапожки. — Чем я должна быть недовольна? Светло, тепло, и мужья не кусают. Только пользуются без оглядки на амортизацию!

В сапог отправился нож в кожаных ножнах, стыренный с пояса Эмилио.

— «Какой-такой павлин-мавлин, не видишь — мы кусяем?»[2] — передразнила я их, вылезая в окно. Дверь они, кстати, уже с завидным упорством долбили. Жалко, что не лбами. Может, хоть просветления достигли бы!

Кому нравится, тот может и дальше оставаться в статусе живой вещи, а я так не могу. Просто не в силах! Мужиков прибить не выйдет, их слишком много на одну женскую особь у нас получается, а самой загибаться неохота, хотя все к тому идет. Решила: двум смертям не бывать, а одной не миновать… если я срочно не сбегу отсюда!

Понятно, что далеко свалить не получиться, но шороха наведу и заставлю с собой поторговаться. Глядишь, может и договоримся до сносных условий тюремного секса.

Осторожно спрыгнула на крышу ближайшей постройки и осторожно пошла по коньку, балансируя, словно канатоходец.

— Магдалена! — рявкнули сзади. Я покачнулась. Рык был тут же задушен в зародыше.

Может, еще слегка покачаться? Вдруг количество желающих моего тела естественно уменьшится?

Я добежала до края и перемахнула на другую постройку, целенаправленно следуя к забору. Хоть я и женщина, и неспособна по мнению некоторых мыслить, есть, ходить и говорить, но подумать о собачках меня все же хватило!

За забор они не пойдут, а до забора я уйду по крышам.

— Магдалена! — долетел до меня рев Филлипэ, когда я уже добралась до ограды. — Когда я тебя поймаю…

Я повернулась. Две перекошенные физиономии маячили в открытом окне ванной комнаты. Но у них не было сарая! Я показала супругам международный жест, согнув руку в локте и похлопав по бицепсу. После чего спрыгнула вниз.

Пятки я, конечно, слегка отбила о землю, но бежать все равно смогла. И со всей доступной мне скоростью рванула в сторону заводи. Там и лес погуще, и вода рядом.

Вообще-то, я рассчитывала немного отсидеться где-то в засаде, а потом начать мелкий шантаж. Конечно, всегда существует возможность, что затея окончится провалом, но кто не рискует… того два оголодавших мужика во все дыхательно-пихательные пялят.

Я была уже практически рядом с присмотренным местом, как на меня из подлеска выскочил отряд мужиков в масках, числом человек тридцать. Навскидку. Времени пересчитывать у меня не было.

— Здрасте! — обезоружила я их сходу. У них же бабы не разговаривают.

И правда, застыли бойцы невидимого фронта. Прям видно, как под масками мозги шевелятся. И кто ж это к нам в гости намылился и, судя по оружию, явно не с подарками? И не на турнир по хоккею на траве сюда приехали. Хотя… может, биатлон?

В общем, мысль сработала быстро. Браво! Наемные убийцы.

— Извиняюсь, — развернулась я и рванула оттуда, придавая себе все возможное ускорение. Все же два или тридцать — существенная разница!

— Взять ее! — крикнул отошедший от культурного шока отец-командир.

И вся веселая гоп-компания со свистом, гиком и улюлюканьем погналась за мной.

— И почему мне кажется: — петляла я по подлеску, уворачиваясь от летящих в меня кинжалов. — Что это точно не мосты дружбы и не обмен опытом?..

Если бы не моя прекрасная физическая подготовка, врожденная способность ощущать опасность даже филейными частями тела и желание выжить любой ценой, быть бы мне утыканной кинжалами, как мишень для тренировок.

К тому же, команда явно обладала коллективным разумом, потому что мужики начали рассредотачиваться, чтобы взять меня в кольцо. Даже такой невеликий стратег, как я, и то допер до содержания маневра противника.

И выход у меня намечался только один — позорно сдаться. Но он не рассматривался мной, как прямо самоубийственный.

— Эмансипация жила, живет и будет жить! — проскандировала я, добегая до заводи и прыгая в воду. Безусловно, я рисковала, не зная ни глубины дна, ни рельефа.

Но счастье в этот раз было не близко, а совсем рядом. Поскольку нырнула я удачно и быстрыми энергичными гребками поплыла к камышам, рассчитывая отсидеться.

— Вернись, дура! — заорали браво на берегу. — Утопнешь! Лучше мы тебя сразу тихо прирежем!

— Чтоб у вас языки отсохли! — рявкнула я, срезая камышинку и ныряя.

Перед тем как я погрузилась, что-то снова тренькнуло.

Капец! Это музыкальное сопровождение или похоронный марш?

Вода была не очень прозрачной, и я скрытно переместилась в достаточно затененное место. Ну, все! Вода довольно теплая, во рту камышина. Если надо, опытный дайвер под водой пару часов как нефиг нафиг просидит без малейшей угрозы жизни или здоровью!

Я забурилась так минут на пятнадцать, а потом меня начала глодать одна крайне нехорошая мысль: ладно, допустим, я отсижусь, переплыву на другую сторону и тихонько скроюсь. А что будет с ребятами? Пришли-то явно за ними, а они не в курсе и ничего не знают!

Хорошо, допустим, на их заимке гуляет десяток или даже два собак. Пару помощников.

Но против тридцати киллеров — это просто смешно! Да и рванут ребята за мной, скорей всего, как есть, полуголыми и без оружия. И что дальше будет?

Ясно что — положат их там, вместе с челядью и собаками! И только я буду в том виновата!

При мысли о смерти мои временных супругов мне аж нехорошо как-то стало! Даже дышать стало с трудом, словно пропихивала внутрь загустевший, как кисель, воздух. Пришлось все-таки переплывать на ту сторону бобровой заводи, тихариться в кустах и начинать обходной маневр для спасения спасателей.

Надо сказать, маневр оказался на редкость своевременный.

Десяток громадных собачек— гаринардов устроил последнюю охоту Акеллы на лужайке перед домом, как раз там, где я перелазила забор, а мои женовладельцы, спина к спине, отбивались от превосходящих сил противника. Правда, с лазерными указками в руках. На лицах моих мужей беспросветное отчаяние и мрачное выражение людей, собирающихся задорого продать свою жизнь.

Браво в бодрящих носатых масках венецианского карнавала теснили их, используя какие-то странные искажающие зеркала. У них самих оружие было обычным, из металла, и ранило очень даже ощутимо: мои супруги получили множество мелких порезов. Я просто удивляюсь, как это при таком количестве мелких ран нет ни одной серьезной. А, вижу!

Скрещивание оружия со световыми мечами заканчивалось тем, что световые мечи отрезали лезвия шпаг! Правда, не сразу. Чем браво вовсю пользовались.

Но самое главное даже не то! По-моему, браво, будучи опытной и сыгранной командой, делали все, чтобы развести их в разные стороны и добить в одиночку. И это им даже почти удалось! Двое отвлекали Эмилио, трое — Филиппэ, а несколько уже приготовились метать в спину моим разъединенным защитникам, не имеющим никаких доспехов — на них и рубашек-то не было! — кинжалы.

— Вам кто, козлам, разрешил мое трогать! — У меня от злости аж пальцы на руках скрючились. — По шеям за такой произвол! Чтоб посмотрели на свои задницы своими же глазами!

Треньк! Треньк! Треньк! Треньк! Треньк!

Пятеро нападавших свалилось на землю замертво с неестественно вывернутыми головами.

— Это у меня что, где-то волшебная палочка заныкана? — нахмурилась я, рассматривая свои руки. — Или две? — перевела взгляд на побоище.

Отряд не заметил потери бойцов и наседал на моих эксплуататоров.

— Да чтоб вам крышу сорвало! — обозлилась я до красных точек перед глазами.

Треньк! Треньк! Треньк! Треньк! Треньк! Треньк!

С сарая сняло крышу и накрыло ближайшую кучку. Теперь из-под крыши торчали подергивающиеся ноги.

— Точно, две палочки, — удостоверилась я. Мысленно погладила себя по голове и почесала за ушком: — И одна выручалочка!

Остаток браво почему-то сильно озверел и берсерками попер на Филлипэ и Эмилио. И, что еще удивительно, мои супруги матерились почем зря, используя такие загогулистые выражения, что эльфу стало бы стыдно за скудный и убогий лексический запас! А нападающие молчали, как рыбы. Только сильно размахивали руками. И перли, как бронепоезд на запасной путь.

— Что ж вам все неймется! — раздула я ноздри. — Чтоб вас поленом отоварило!

Треньк! Треньк! Треньк! Треньк!

Свалившееся по недоразумению дерево смело последний ряд нападавших и уменьшило количество противников до семи.

— С этими мерзавцами вы и сами справитесь, — доползла я до упавшей крыши и села на краешек, бдительно присматривая за ногами, чтобы не выползли ненароком. И еще за боем приглядывала, чтобы носатые гады в масках не мухлевали и не поцарапали моих защитников больше положенного. — А то я снова вмешаюсь!

Противник оказался деморализован неожиданной подмогой с тыла. А что? Я как тот старый мудрый бык. Зачем бежать бездумно? Когда можно с умом зайти с тыла и поиметь? Вон уже сколько лежат, удовлетворенные.

Остаток браво Эмилио и Филлипэ вместе с собачками покрошили на конфетти, я еще и отдышаться от бега не успела. Одной правой. Вот что значит хорошее оружие и современные технологии!

— Магдалена! — увидели меня мужья. — Быстро иди сюда, зараза!

Это вместо благодарности?

— А то что? — вскочила я с крыши. — Договаривайте!

— Ты хоть понимаешь? — вызверился на меня Филлипэ, тыльной стороной ладони стирая со рассеченной щеки кровь.

— Пока нет, — призналась я. — И не хочу!

— Сей секунд! — заорал Эмилио, придерживая поврежденную левую руку. — Пошла в дом, в спальню!

— Лимит подвигов на сегодня исчерпан, — фыркнула я, разворачиваясь и пускаясь в бега. — Сезон секс-туризма закрыт!

И мы повторили забег до заводи. Только на этот раз было гораздо веселее. Я иногда специально притормаживала, чтобы лучше слышать, какие кары меня ожидают. Интересно все же. Когда еще местную Камасутру тебе вслух перескажут, да еще со всеми подробностями.

— Остановись! — крикнул Филлипэ, когда я уже стояла на самом краю опробованного до этого обрыва. Взволнованно: — Отойди от края, Магдалена. — Странно ровным и преувеличенно спокойным голосом: — Честное слово, отойди — и тебе ничего не будет!

— Не верю, — хмыкнула я. — Врешь неубедительно.

— Давай поговорим, котенок, — включился в запудривание мозгов сладкоголосый Эмилио. Тоже мне, птица-Сирин! — Мы можем решить все проблемы. Просто доверься нам. И мы все сделаем сами!

— А как насчет того, что увидеть во мне человека? — нахмурилась я, балансируя на краю.

— Солнышко, — страдальчески сдвинул брови Эмилио. — Зачем тебе это? Ты такая красивая женщина. Просто живи и наслаждайся жизнью…

— Да лучше утопиться! — рявкнула я и сиганула вниз.

— Магдалена! — два крика слились в один, пока я летела в воду. Вошла почти по стандартам, без брызг. Брызги подняли два бегемота, плюхнувшиеся следом за мной. Кто ж так прыгает? Битюги! Их бы к моему старому тренеру на месяц на перевоспитание!

В несколько гребков я отплыла на достаточное расстояние, при котором догнать меня будет трудно и вынырнула в камышах. Замаскировалась водорослями и кувшинками и со злорадным удовлетворением наблюдала, как два новоявленных головастика отращивают себе жабры.

— Она где-то тут! — уверенно твердил Филлипэ, пытаясь что-то разглядеть в мутной воде.

Золотую рыбку, что ли ищет? Три желания и разбитое корыто!

— Не вижу! — вынырнул, отфыркиваясь, Эмилио. — Может, нужно подальше отплыть?

— Ты соображаешь, что несешь? — окрысился синеглазый, делая движения, словно раздвигая воду. — Она же женщина!

О-па! Так это они меня на дне ищут? Круто! А я там сижу в обнимку с морской капустой и мирно веду беседы с бобрами, терпеливо дожидаясь, когда же меня найдут и сходу потащат в койку.

— Я все же поищу дальше, — сказал Эмилио, ныряя, но в противоположную от меня сторону.

Я не стала дожидаться, когда они пойдут прочесывать по азимуту. Срезала себе новую дудочку из тростника и засела под водой так, чтобы с берега не было видно.

Иногда все же выныривала, чтобы издалека полюбоваться, как кто-то собирает всех окрестных микробов на свои порезы и отчаянно синеет.

И совесть меня мучила ровно до того момента, как я вспомнила про их чудодейственную мазь, и куда и после чего ее на мне применяли. После этого совесть захлебнулась злостью и геройски погибла, не переплыв этот Рубикон.

— Ты плохо смотришь! — обвинил друга синеглазый минут эдак через пятнадцать. — Ныряй глубже!

Я хихикнула. Наивные. Где им с дайвершей тягаться! Я ж сколько себя помню в бассейн хожу, лет с шести. А уже с восьми стала плотно заниматься нырянием.

И пятнадцать минут под водой без маски выдерживают только трупы.

О-о-о! Какой кошмар! Они решили, что я утонула? Клево! И что теперь?

— Неужели мы не в состоянии найти одну! — бесновался Филлипэ, вылезая на берег, куда прискакали белобрысый с рыжиком, и притащили теплые одеяла и еду. — Одну хрупкую девушку!

— Да! — ответно огрызнулся Эмилио, принимая из рук слуги чашку с чем-то горячим. — Возможно, ее снесло течением.

Над водой звуки разносятся далеко и слышимость прекрасная. Я зажала себе ладонями рот, чтобы не хихикнуть. Потому что это…

— Это заводь! — заорал Филлипэ, начиная наворачивать круги возле разложенного костра. — Здесь нет течения!

— Значит, появилось, — сохранял видимое хладнокровие Эмилио. — Иначе куда она делась?

Как куда? Смылась.

Мужчин перевязали, переодели и накормили. До уложить спать дело не дошло, потому что они снова полезли в воду.

Мне, честно говоря, стало уже неуютно. Во-первых, холодновато. Во-вторых, голодно. И в-третьих, вместо совести восстала жалость и с упорством дятла долбила в душу.

Я уже почти созрела для эффектного появления и даже подобралась камышами поближе. Но тут мужчины сделали рокировку и загнали в воду слуг. На это я просто не могла не посмотреть. За последнее время, кроме качественной эротики, ничего зрелищного не было.

Нападение браво я не засчитываю. По времени это был трейлер к фильму.

Так вот, два поисковика шлепали около берега с сетью, пока два затейника рядом давали им указания в какую сторону грести. И я никак не могла взять в толк: почему они это делают, стоя в воде по колено?

Естественно, в том иле, который они подняли со дна, меня не обнаружилось. И это почему-то сильно обескуражило следопытов.

Окончательно замерзнув, я осторожно выползла на берег под плакучей ивой и с любопытством наблюдала за ними.

Когда мужья сообразили, что тут что-то не то и, видимо, сетью меня поймать не получится… Ячейки, наверно, редкие — просачиваюсь. В общем, они снова полезли в воду. Уже с другой сетью. И обеспечили всех рыбой на веки вечные. В заводи ее уже просто не осталось. Эти двое даже до бобров добрались и осмотрели их всех! Каждого в отдельности!

Тут я тоже как-то засомневалась — есть ли у бобров карманы, где можно меня заныкать. Списала все на стресс и потерю хорошо воспитанной жены. В итоге, бобры им ничего не сказали и были оставлены в покое.

Мужчины ныряли и ныряли до темноты практически без перерыва. Я так понимаю, среди наших ныряльщиков цены бы им не было. Сразу пошли бы на рекорд. Они вылазили, отогревались около костра и ныряли опять.

За это время их состояние увеличилось на три кинжала, один световой меч, один деревянный, поломанную лошадку и безразмерные женские панталоны.

Интересно, им никто не подсказал, что если я утонула, то завтра всплыву? Тут всплыла до этого погибшая совесть и загрызла меня насмерть, требуя прекратить издеваться на человеческим горем. Я поправила, что двумя. Совесть рыкнула, что это не имеет значения, и пора восстать из мертвых и сделать людям приятное. На что я резонно напомнила, как всю неделю делали приятное мне. После чего совесть заткнулась и пошла изобретать другие доводы.

А эти упорные все искали. Выбегали на берег, что-то на ходу перекусывали — и опять в воду. Они обследовали то место и ниже по течению. Час за часом.

Я согрелась, свернулась калачиком между корнями и придремала. Сказалось нервное потрясение и усталость. Пообещала себе, что вот чуть-чуть полежу и пойду сдаваться и изображать из себя сестру милосердия.

Куда ж мне от них деваться? Вроде как уже и своими стали. Заносчивыми, безапелляционными, категоричными, но в тоже время заботливыми и нежными. В чем-то даже родными.

Проснулась я уже когда начало темнеть, подскочив в испуге.

Боже! Сколько же я проспала? А как же?..

В свете костра мужики казались серыми от изнеможения. Эмилио оперся спиной на слугу, растирая ногу. Видимо, свело судорогой. Филиппэ сидел молча, с каменным лицом. Они сидели и молчали, трагическими глазами глядя на бобровую заводь.

Снова укусила совесть, напомнив внезапно, что за вещью так не убиваются — идут и новую покупают. Хотя, может, для них это проблема… Но все равно, так к вещи не относятся…

— Что будем делать? — Спросил Эмилио у друга. — Я не знаю, где уже ее искать…

— И я не знаю, — буркнул синеглазый. — Мы сами виноваты в том, что случилось. Видели же, что ей не нравится, и все равно не остановились.

— Я не смог, — вздохнул Эмо. — Сейчас, наверное, все бы отдал, только бы найти ее живой. Плохо мне, друг. Сердце щемит до боли.

У меня тоже защемило. Я выползла из укрытия и вошла в воду, намереваясь выплыть к ним.

Филлипэ внезапно достал нож, резанул себе запястье и стал капать кровью в костер, начиная быстро говорить:

— Честь своей клянусь, родом Азалемара, что не возьму другую жену…

— Остановись! — схватил друга за руку Эмилио. — Ты обрекаешь себя на целибат! Твой род прервется!

Филлипэ вырвался из захвата и продолжил:

— У меня есть, была и будет…

Я энергично плыла к берегу.

Эмилио вытащил свой кинжал и присоединился к другу:

— Честью своей клянусь, родом Семара, что не возьму другую жену. У меня есть, была и будет…

И они закончили вместе:

— Одна-единственная и имя ей… Маруся!

Пламя костра взвилось, разваливаясь на три огненных языка, каждый из которых указывал на нас. Два на мужчин и один отклонился в сторону заводи.

— Маруся! — закричал Эмилио, согнувшись, словно от боли.

— Маруся! — упал на колени около огня Филлипэ.

И в этот момент в воде скрутило меня. Пронизало такой острой и мучительной болью, что потемнело в глазах и выдавило из легких воздух. Я потеряла ориентацию и силы, начав уходить под воду.

— Помогите! — крикнула из последних сил и начала опускаться на дно, уже не состоянии сражаться за жизнь.

Бульк, бульк…

— Магдалена! — сквозь шум в ушах пробивался настойчивый голос Филлипэ. — Ты что творишь, заноза?

Хотела объяснить, но очень трудно говорить, лежа животом на твердом колене, когда тебе на поясницу давят сильные руки, а из тебя извергаются потоки воды.

Но мужественно выдавила:

— Кхе… о-у…

— Будем считать, что она извинилась, — пришел мне на помощь Эмилио, выдавливающий из меня последние кишки. — И осознала свою ошибку!

— Нет! — отдышалась я. — Не-е… кхе…

Меня перевернули, завернули в одеяло в четыре руки и начали по очереди тискать, прижимая к груди.

— Я тоже соскучилась, — прошептала, когда смогла пару раз вздохнуть.

— Тогда зачем сбежала? — резонно спросил слегка успокоившийся Филлипэ.

— Злая была, — честно ответила я, приникая к его плечу.

— А зачем вернулась? — поднес мою руку к губам Эмилио.

— Злая была, — не покривила душой.

— Так в чем разница? — поинтересовался синеглазый, усаживаясь вместе со мной у костра в то время как слуги мельтешили, готовя горячий чай.

— Большая, — попыталась я слабо улыбнуться. — Сначала я была злая на вас, а потом на себя.

Белобрысик принес чашку с дымящимся напитком, который со всеми предосторожностями влили в меня, одновременно согревая теплом тела.

— Спасибо, — прошептала я с благодарностью, начиная осоловело моргать. Веки сейчас весили минимум по тонне и держать их открытыми становилось все тяжелее.

— Пусть поспит, — донеслось до меня сквозь дрему. — Мотивы ее поступков мы выясним позднее.

— Спи, Магдалена, — поцелуй легким перышком коснулся моих губ.

— Маруся, — упрямо пробормотала я, окончательно вырубаясь из действительности.

Проснулась я от того, что меня… одевали. Мне казалось, что все как раз должно было бы наоборот. Судя по тому, что происходило до этого. Но нет, эти Гобсеки ныкали свое сокровище с моим спящим сознанием, заворачивая в несколько слоев ткани.

— А что происходит? — созрела я до выяснения.

Оказалось, созрела не только я. И не только созрело, но и норовило на меня рухнуть и погрести под грузом вины.

— Ты хоть понимаешь степень своей безответственности? — зарычал Эмилио, натягивая на меня сапожки.

— Понимаю, — кивнула я, соглашаясь. — Что такое степень я знаю. А что такое безответственность?

— Магдалена! — рявкнул Филлипэ, начиная заплетать мне косу. — Ты посмела нанести вред своему здоровью! И должна понести за это наказание!

— Мне уже страшно, — пробурчала я. — Впрочем, иметь рядом таких, как вы, — уже наказание для женской психики. Столько много и все мое.

— Не смей больше убегать! — злился Эмо, подступая ко мне с плащом. — Чем ты только думала?

— Мозгом, — поведала я ему, садясь, поддерживаемая синеглазым.

— А он у тебя есть? — фыркнул тот, приступая к заматыванию головы. — Что-то я уже в этом не уверен.

— Есть, — сморщила я нос. — Два. Один спинной.

— Видимо, им ты и думала! — пождал губы Эмилио, вставая передо мной и складывая на груди руки.

Кстати, оба были уже одеты по-походному.

— Возможно, — пожала я плечами. — Голове тоже нужно изредка отдыхать!

— Она у тебя на бессрочном отдыхе, — заявил Филлипэ, вставая рядом с другом.

Два таких соблазнительных обвинителя, что захлебнуться слюной и обзавидоваться. Это когда у кого-то. Или занять оборону в шкафу, если это твое.

— Это был твой последний побег, — сообщил мне просто дикий Филя с бешенством в темно-синих глазах. Мне показалось, или пятна ультрамарина на кобальтовом фоне стали ярче? — Ты будешь наказана!

Та-а-ак! Наступило время угроз.

— Дорогие мои мужья, — потупила я глаза и заковыряла одеяло. — Мне стыдно в этом признаваться, но я…

— Повтори, — напряженно попросил Эмилио.

— Что? — не поняла я, вскидывая взгляд и рассматривая двух напряженных мужчин.

— Повтори то, что ты сказала, — медленно произнес синеглазый, изучая меня ультрафиолетовой рентгеновской установкой.

— Мне стыдно в этом признаться… — послушно начала я сначала.

— Нет, — перебил меня Эмо. — То что ты сказала ДО этого!

— А что я сказала ДО этого? — хлопнула я ресницами, абсолютно не понимая о чем речь.

— Ты сказала, — рентген превратился в лазер. — «Дорогие…».

— А вы, что дешевые? — насупилась я. — А по виду не скажешь.

— Прекрати паясничать, Магдалена! — чуть не подпрыгнул до потолка Эмилио.

— Прекрати называть меня Магдаленой, — выдвинула я в ответ. — И я прекращу паясничать!

— Сейчас не время это обсуждать, — вдруг примирительно произнес Филлипэ и поставил меня в тупик. В такой позе я еще не стояла.

— Ее все равно нужно наказать! — раздраженно вмешался Эмилио. — Если бы она утонула, мы бы с тобой пожизненно в кулаки играли!

Филлипэ мгновенно скривился, видимо, представив себе этот брудершафт, и построжел:

— Мы обязательно выберем тебе наказание, драгоценная!

— Послушайте, — устало сказала я. — Мне действительно стыдно, что я заставила вас волноваться. Но мне бы хотелось объяснить…

— Дорогая, — раздул ноздри Эмилио. — Мы не нуждаемся в твоих объяснениях. Ты — женщина, и этим все сказано!

И тут у меня сорвало крышу! И резьбу, и гайки!

— Ах так! — подскочила я, забыв про усталость, разбитость и недомогание. — Значит, я для вас слабая никчемная женщина, способная только раздвигать ноги?