Третий шеар Итериана

Глава 38

За время отсутствия Тьена ничего не изменилось.

Да он и не ждал этого. Почти.

Разумом понимал, что случившегося не исправить, но не мог, стоя у двери в спальню, запретить себе верить в невозможное.

— Я вернулся.

С порога выглядело так, словно Софи спит, и он простоял там почти минуту, теша и мучая себя надеждой, что сейчас, вот сейчас, она отзовется на его голос. Но нет…

Подошел.

Снова лег рядом. Притянул к себе остывшее тело. Привычно подставил плечо под сделавшуюся тяжелой голову. Пригладил защекотавшие шею волосы.

— Я все правильно сделал?

Некому было ответить, но он знал, что правильно.

— Я не стану таким, как он. Никогда. Потому что у меня есть ты. Даже сейчас есть.

И всегда будет.

В памяти. В сердце. В спокойных и ясных глазах Люка, в шкодливой улыбке Клер…

Когда-то он думал, что если ее не станет, не станет и его. Но Софи не исчезла бесследно, она навсегда осталась частью своего маленького мира и оставила этот мир ему. Он не имеет права уйти, в небытие ли, в безумие ли, и бросить этот мир на произвол судьбы. Судьба неоправданно жестока порой — теперь он понимает это, как никто.

— Я только не знаю, как сказать им. Но я придумаю что-нибудь…

Наверное, он все же сошел с ума. И проявлялось это вовсе не в том, что он лежал в обнимку с трупом, да еще и разговаривал с ним. Не в поцелуях, нежных и в этой нежности совершенно противоестественных. Не в том, как, создавая иллюзию ответной ласки, клал себе на лицо холодную руку с неподвижными пальцами и, закрывая глаза, позволял ей медленно сползать, будто гладя его по щеке… Хотя нет, и в этом, конечно, тоже. Но больше всего сумасшествие его проявлялось в том, что сейчас, после криков и слез, после неуслышанной Огнем мольбы, после разговора с Генрихом, он был спокоен и рассуждал трезво и взвешенно.

Его горе было так велико, что он даже не пытался с ним справиться. Позволив себе утонуть в своей беде, он не захлебнулся, а опустился на дно. И там, на дне, он мог жить, думать и строить планы. Его душа не страдала от боли, она сама стала болью. А боль не способна чувствовать самое себя…

— Придумаю. Я же волшебник. Сказочник. Я сочиню для них самую лучшую сказку и сделаю ее реальностью. Я смогу… Но сначала мне нужно сказать им…

Рассказать Люку и Клер, что их сестры больше нет. Все равно, что заново пережить ее смерть.

Тьен боялся, что не выдержит этого.

Боялся, а значит, его помешательство не было таким уж сильным и необратимым, и он никак не мог решить, хорошо это или плохо. Сходить с ума совсем ему не хотелось, но если бы можно было остаться на дне…

— Однажды в Итериане мне довелось провести ночь в селении сиринов. Это такие люди-птицы… Точнее, они выглядят как люди-птицы, но вообще-то ничего людского в них нет. Сирины — дети стихий, один из младших народов воздуха. Но я не об этом… Мне отвели для ночлега комнату в доме молодой семьи. У них было двое детей. Девочка постарше — наверное, как Клер сейчас, только с крыльями и птичьими лапками. А мальчик — совсем маленький птенчик. Ночью он несколько раз просыпался, мне казалось, что это из-за меня: дети чувствуют чужаков… Он просыпался, и тогда мать брала его на крыло и укачивала. Пела колыбельную. У сиринов красивые голоса. А слова простые были, я запомнил. Только голос у меня не очень, я же не сирин. Но я тебе все равно спою…

Простые слова. Хорошие. О любви, что защитит и согреет в ночи. О том, что завтра наступит новый день, и солнечный свет разгонит сумрак тревог. О том, что счастье — это отражаться в родных глазах.

Но голос у него, и правда, не годится для песен. Низкий и хриплый, а то вдруг срывается на писк, почти на плач. И в очередной раз взяв слишком высокую ноту, он умолк.

Лежал в тишине.

Перебирал тонкие пальчики — ломкие веточки, на одной из которых болталось внезапно ставшее слишком большим бриллиантовое колечко.

Прокручивал в голове разговор, которого всем сердцем хотел бы избежать.

«Люк, Клер, я должен сказать вам…»

Должен, но даже мысленно не мог закончить ни одну из начатых фраз.

Но он сумеет найти слова.

И потом…

Потом — это еще слишком далеко, чтобы пытаться представить, каким оно будет. Главное, чтобы было. Потом.

Только не думать лишнего.

Не стараться понять, почему и за что.

Ответы на такие вопросы находятся легко, и если не запретить себе размышлять об этом, вскоре их наберется несколько сотен. И виновных в случившемся окажется больше, чем один старый безумец. Если искать, выяснится, что каждый хоть в чем-то да виноват, потому что сказал что-то или сделал, чтобы в итоге все получилось так, как получилось. И получится, что все вокруг — враги…

Он не желал доживать остаток жизни, будь то один день или несколько веков, в окружении врагов.

А сейчас… Сейчас и друзья ему были не нужны…

Но они, друзья, об этом не знали.

Фернана шеар почувствовал, едва тот распахнул калитку и ступил во двор. Мог бы и раньше, но слишком отрешился от всего творившегося за пределами своего маленького мира.

И флейм его тоже почувствовал, иначе, возможно, Тьен смалодушничал бы и заставил его поверить, что в доме никого нет…

— Этьен, я тут… — Фер осекся, взглянув в глаза открывшему ему двери хозяину. — Что случилось? На тебе лица нет.

— Есть, — шеар потрогал заросшую колючей щетиной щеку. — Входи.

Ничего не объясняя он направился вглубь дома, а Фернан шел за ним и уже должен был ощутить эманации недавней смерти.

Тьен вошел в спальню и молча присел на кровать рядом с тем, что больше не было его девочкой, но напоминало ее так сильно, что трудно было удержаться от того, чтобы вновь и вновь касаться бледного лица, волос, рук…

— К-как? — флейм замер посреди комнаты.

— Генрих, — не глядя на него, ответил шеар. — Он не забыл Итериан.

— Но я же…

— Не нужно. Ты ни в чем не виноват.

Нельзя искать виноватых, перебирать возможные причины. Ничего уже не изменить.

Наверное, Фер это понял. А может, и нет. Но в любом случае молчал он долго.

Потом осмелился спросить:

— Где он?

— Жив, если ты об этом. И будет жить столько, сколько ему еще положено… Или сколько сам пожелает.

Снова затянувшееся молчание.

Если не задаваться пустыми вопросами, выходило, что и говорить уже не о чем.

— Я должен сказать Люку и Клер, они скоро придут.

— Если хочешь, я…

— Нет. Это моя семья, Фер. Я должен сделать это сам.

Фернан подошел ближе. Стоял молча, по плечам ободряюще не хлопал, не бормотал бесполезных соболезнований. Стоял и смотрел на них. На Тьена. На Софи… На то, что было когда-то Софи…

— Нужно закрыть ей глаза, — выговорил наконец.

— Да. Но не сейчас. Сейчас нельзя.

Если закрыть ей глаза, будет казаться, что она просто спит. И он может случайно поверить в это.

— Хорошо, — не спорил флейм.

Подтянул к кровати стул и сел.

Ни о чем не спрашивал больше, но был рядом.

Возможно, его присутствие даже помогало… в чем-то… Тьен не понимал, в чем, но был благодарен.

Он снова утратил счет времени, и не знал, сколько прошло времени, прежде чем снова заскрипела калитка, послышались быстрые шаги и хлопнула громко входная дверь.

— Софи! Тьен! Дедушка Генрих! Идите сюда. У нас карась!

— Я выйду, — сказал шеар, но не Феру, а бездыханному телу на кровати.

А затем уже Феру:

— Побудь здесь, пожалуйста. Я сам.

Карась был всего один, и не карась даже — карасик величиной с ладошку. Зато живой. Плавал большом жестяном ведре, иногда всплескивая хвостом воду.

Небогатый улов, но радость Клер не имела пределов:

— Тьен, смотри! Мы поймали карася!

Люк тоже улыбался. В успех рыбалки он с самого начала не верил, но с друзьями повидался, наплавался, бросив на берегу удилище, сестренка опять же довольна.

— Клева нет, — пожал он плечами.

— Все равно не с пустыми руками пришли, — махнула на него Клер. — А где дедушка Генрих?

Ничего странного в том, что она спросила сначала о Лэйде, а не о Софи, это ведь Генрих провожал их и давал советы, и перед ним в первую очередь она хотела похвалиться уловом.

— Он… — Тьен задумался лишь на мгновение, — уехал.

— Скоро вернется?

— Нет. Так получилось… Помнишь, я говорил, что у нас большое семейное дело? Пока вас не было, принесли телеграмму, и отцу пришлось спешно собираться, чтобы успеть на поезд. Они там ничего не могут без него решить. Папа просил извиниться, что не удалось попрощаться…

— Но он же приедет опять? — спросила с надеждой Клер.

— Конечно.

Не приедет.

Пришлет несколько открыток. К Новому году — подарки. Пару писем.

Затем, когда почта начнет приходить совсем редко, а Генрих станет почти чужим, принесут еще одну телеграмму…

Клер и тогда все равно расстроится, но лучше уж так.

— А где Софи? Софи, иди смотреть нашего карася!

— Тише… Софи…

Он представил, как улыбка сейчас сползет с лица девочки, как замрет на месте, не веря его словам Люк…

— Она спит. Не нужно шуметь.

— Спит? — удивился мальчик. — Днем?

— Да. Приболела немного …

— Что с ней? — встревожился Люк.

— Ничего страшного, просто нужно отдохнуть…

— Просто отдохнуть? — плутовато прищурилась Клер.

— Да, — шеар терялся под ее лучистым взглядом. — Так бывает…

Бывает, что не хватает сил сказать правду. Даже когда понимаешь, что любая ложь бессмысленна.

— Ну-ну, — улыбнулась девочка. — Бывает. У Денизы, это моя школьная подруга, мама тоже приболела прошлым летом. Тоже уставала и спала целыми днями. А весной у Дэни появился братик.

Отвернувшись, Тьен стиснул зубы и крепко зажмурился…

— Нет, — сказал он, когда через несколько секунд снова был в состоянии говорить. — Это не тот случай. Просто… Софи отдыхает. Так что тише тут…

Быстрым шагом он вернулся в спальню и обессиленный опустился на пол рядом с кроватью. Закрыл лицо руками и просидел так минут пять, пока не заставил себя встряхнуться.

— Фер, хочу попросить тебя. Уйди незаметно и раздобудь билеты в цирк… Цирк приехал, я видел афиши. Свозишь детей на представление, потом погуляете немного, там должны быть передвижные аттракционы…

— А когда мы вернемся, Софи снова будет спать? — уточнил флейм с укором. — Этьен, так нельзя.

— Можно. Нужно. Когда они узнают, рядом должен быть кто-то сильный, кто-то, кто сумеет поддержать и найти нужные слова, а я пока на эту роль не гожусь. Понимаешь?

— А если, — начал Фер с опаской, — ты никогда не будешь готов?

— Буду. Я все уже решил. Но с детьми поговорю завтра. Пусть до утра Софи остается для них живой.

Из комнаты он вышел всего раз, когда Клер постучала, чтобы сказать, что приехал дядя Фернан и зовет их в цирк. Все остальное время провел в спальне.

Так же лежал на кровати, прижимая к груди безвольное тело, не окоченевшее лишь благодаря магии стихий. Так же разбирал спутавшиеся волосы…

— Ты всегда будешь со мной. И всегда будешь моей.

Он не думал ни о чем больше.

Незачем.

Все уже решено.

Завтра он поговорит с Люком и Клер. Скажет, что Софи умерла. Придумает другую причину, которую подтвердит любой из местных докторов.

Друзья, которых они не пригласили на свадьбу, придут на похороны.

Будут цветы, целое море цветов, еще больше слез.

Придется выслушивать сочувственные речи, искренние, но ненужные. Смотреть, как опускают в землю гроб…

Прощаться и жить дальше.

Он сделает все, чтобы дети недолго страдали от этой потери.

Нет, не станет забирать их чувства и боль, это то же самое, что отобрать у них Софи, но постарается, чтобы они как можно скорее вернулись к нормальной жизни. И когда это произойдет, когда Клер снова научится улыбаться, а Люк возьмет в руки гитару, он подарит им сказку. Отведет в Итериан.

Это тоже решено.

В конце концов, он — третий шеар Дивного мира и имеет право находиться там. Да и Холгер, наверное, не будет возражать, когда узнает.

Детям перемены, особенно такие, пойдут на пользу. А он… Раз уж вспомнил, что шеар, то, быть может, найдется дело, разобраться с которым под силу лишь обладателю дара четырех, чтобы было чем занять себя на какое-то время…

— Достойные порывы, но по ряду причин правителя вряд ли порадует твое решение. Вернее сказать, вызовет у него массу противоречивых реакций.

Тьен вскочил и сел на кровати, продолжая прижимать к груди тело Софи, а увидев говорившего, до крови закусил губу, не позволяя себе ни радостных от вспыхнувшей в душе надежды, ни возмущенных возгласов.

Огонь неспешно приблизился и, склонив к плечу голову, оглядел шеара и мертвую девушку на его руках.

— Надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, что это — всего лишь труп? Почти прах…

Как Тьен ни старался сдерживаться, не смог оставить без ответа неприкрытую насмешку в словах предвечного:

— Это — все что у меня осталось, потому что ты не посчитал нужным откликнуться на зов.

— На зов? Понимаешь, какая штука, Этьен. Мы крайне редко отзываемся на просьбы людей. Почти никогда. А когда ты звал меня, я слышал именно человека. Слабого, глупого, бессильного перед судьбой. Я не чужд сочувствия, но не испытываю жалости к немощным созданиям, невластным даже над собой. Но потом ты повел себя как шеар. С Генрихом, и позже тоже. И мысли твои — это мысли шеара. А с шеаром, пожалуй, мы могли бы договориться…

— Все, что угодно, — выпалил Тьен, не задумываясь, и тут же испугался, что его поспешность может показаться стихии признаком человечности, в худшем смысле этого слова.

— Сначала брось это, — приказал Огонь, брезгливо ткнув пальцем в мертвое тело.

Бросать Тьен ничего не собирался. Осторожно уложил на кровать и, подумав, накрыл покрывалом.

Медленно поднялся и подошел к Огню.

— Я слушаю.

Предвечный оглядел его с головы до ног:

— Интересный ты экземпляр, Этьен. Все-таки смешение кровей имеет некоторые плюсы. У тебя, в отличие от чистокровных шеаров, отсутствуют ложные ограничители. Ты чаще, чем они, принимая решения, полагаешься на собственный выбор, а, следовательно, реже избегаешь личной ответственности за совершенное. И эмоции ты научился контролировать, а не подавлять. Можно было бы сказать, что ты весьма близок к моему видению того, каким в идеале должен быть шеар… Но тьма, сам понимаешь, лишнее. Совсем лишнее.

— Занимаетесь выведением идеальных шеаров? — съехидничал то ли от волнения, то ли по привычке Тьен.

— Так, время от времени, — ответствовал Огонь легкомысленно. — Но вернемся к твоей проблеме. Хочешь вернуть свою женщину? Почему?

— Она мне нужна.

— Что ж, не буду обманывать, — проговорил предвечный неспешно. — Хоть твоя Софи и человек, вернуть ее будет ненамного проще, чем стихийника или шеара. Понадобится время.

Тьен кивнул, не спеша пока радоваться. Он и не надеялся, что для него сотворят персональное чудо, и он получит свою шеари немедленно. Главное, чтобы Огонь согласился. А он сумеет дождаться…

— Есть еще одно решение, — продолжило воплощение стихии. — Родилось спонтанно, но идея, мне кажется, неплоха. И ждать не придется.

— Что за идея? — поинтересовался шеар осторожно.

Во рту пересохло, руки дрожали… На миг закралась в голову мысль, что он сошел с ума окончательно и бредит, а на самом деле нет здесь никакого Огня и никто не вернет ему его Софи…

— Идея? — переспросил предвечный. — Да вот такая идея…

Он резко взмахнул пылающей дланью перед лицом Тьена, и тот зажмурился. А когда открыл глаза, оказалось, что он стоит на подоконнике распахнутого в ночь окна, в лицо дует холодный ветер с колючими крупинками снега, а внизу — покрытая корочкой тонкого льда река.

В следующее мгновение грянул выстрел…

Боль. Падение. Треск. Обжигающие объятия ледяной воды.

А затем вдруг — тишина и полное отсутствие каких либо ощущений. Блаженство…

…сменившееся вновь острой болью в груди и ноющей, тягучей — в оттаивающих от близкого тепла членах…

Тьен застонал и попытался открыть глаза, но отяжелевшие веки едва-едва разомкнулись. Неяркий свет, какое-то движение…

И опять темнота.

Он лежал на жестком полу, а рядом кто-то суетился, пыхтел, стягивал с него мокрую одежду, ворочал онемевшее от боли и холода тело, перевязывая рану, и от прикосновения маленьких ручек болело еще сильнее… душа…

Шеар, точнее, сейчас еще не шеар, а обессиленный от кровопотери и переохлаждения человек тщетно пытался пошевелиться, поймать эти теплые ладошки, прижать к растрескавшимся губам… Или хотя бы открыть глаза и увидеть ее. Живую…

Но, нет.

Лишь рот приоткрылся в беззвучном стоне: Софи…

«Да-да, малышка Софи, — послышался голос Огня. — Милая добрая девочка, подобравшая на улице подстреленного воришку. Я счел этот момент переломным в ваших судьбах. Понимаешь, раньше нельзя, потому что если что-то пойдет иначе и ты не получишь свою пулю, пропустишь знакомство с водой. А позже может быть уже слишком поздно…»

«Поздно для чего?», — спросил Тьен мысленно.

«Чтобы все исправить. Ты ведь не передумал?»

Нет, не передумал.

Все, что угодно, только бы она жила…

«Все? — переспросил Огонь. — Тогда слушай мой план. Сейчас ты — этот ты, который валяется тут с дырой в груди — уснешь. За ночь восстановишься. Ну, ты помнишь, как это было. А утром уйдешь. И никогда уже не вернешься в этот дом»

Никогда?

Дыхание, и без того слабое, перехватило. Боль с новой силой вгрызлась в тело и в душу…

«Ты же хочешь, чтобы она жила? — продолжал предвечный. — А я предлагаю устранить первопричину трагедии»

«Меня?»

«Тебя из ее жизни. Через несколько дней Софи оправится от вашей встречи. Через пару месяцев уже и не вспомнит. Вырастет. Встретит хорошего человека. Выйдет замуж. Родит детей. Ей ведь не придется годами ждать твоего возвращения, и в этом есть свои преимущества»

Есть. С этим сложно поспорить.

И оттого еще больнее.

Отказаться от нее? Никогда не чувствовать прикосновения ласковых рук. Не слышать ни голоса, ни даже легкого ее дыхания. Никогда уже не назвать своей…

«Я же не совсем бесчувственный, — успокоил предвечный. — Ты тоже забудешь ее, когда уйдешь. Ну, была какая-то девчонка, ну спасла, спасибо ей. И все. У нее своя судьба, у тебя — своя. Тебе еще две стихии освоить, потом Итериан ждет…»

Нет!

Если так — то нет, он не согласен.

Потерять ее — это одно. Но никогда не знать…

Нет.

Без Софи, даже без воспоминаний о ней, все изменится.

Абсолютно все.

А в первую очередь — он сам…

Но Тьен не спешил окончательно отказаться от этого плана. Все же он слишком шеар, чтобы решать одним только сердцем.

Возможно, Огонь прав, и так будет лучше для всех.

Или нет?

Бесчисленное количество вариантов. Нет счета ответвлениям новых, не проложенных еще путей.

Если завтра он уйдет навсегда, то не окажется спустя две недели в маленькой чайной в центре города. Не встретит господина Мориса. Не разживется револьвером. Не возьмет визитку…

Ланс никогда не станет коммивояжером и не столкнется в Ли-Рей с козырем…

Не будет трупов в горящей мастерской…

Весной в дом Софи придет бригада медиков, и Люку сделают обязательную прививку…

Но ведь это не все.

Манон не ответит на ухаживания нового соседа, и их дети никогда не родятся…

А Ланс? Что с ним станет после того, как Тьен все равно вынужден будет уйти в Итериан? Влезет ведь куда-нибудь рано или поздно…

А Клер?

Софи говорила, что малышка сильно болела, и на лечение пошли деньги, которые он, уходя, оставил. Что, если не будет никаких денег?

«Ладно тебе, — не выдержал ожидания Огонь. — Скажи уже честно, что не хочешь отпускать ее»

Сухие, шершавые от мороза губы девочки коснулись его лба…

«Не хочу!»

Превозмогая слабость, боль и тяжесть разделяющих их лет, Тьен открыл глаза. Увидел прямо перед собой встревоженное личико и, не сдержавшись, рванулся к ней, притянул к себе и успел поцеловать до того, как огненный вихрь закружил его и выбросил назад, в комнату, где лежало на кровати бездыханное тело.

А губы еще помнили живое тепло…

— Стоило попробовать, — проговорил Огонь.

— Не стоило.

Без нее все стало бы другим.

Он стал бы другим, не случись в его жизни тех трех месяцев рядом с ней.

И если бы он не помнил Софи все эти годы в Итериане и в других мирах, если бы не мечтал вернуться к ней, никогда не выбрался бы из той пустоты… В лучшем случае. А в худшем — тьма, которую он носил в себе, однажды вырвалась бы наружу, и некому было бы остановить ее…

— Ты рисковал, предлагая мне этот способ.

— Ничуть, — отозвался Огонь. — Я же знал, какова вероятность, что ты на него согласишься.

— И какова же?

Один из четырех насмешливо фыркнул в ответ.

Не такого поведения ждешь от великих стихий-прародителей, но сейчас Тьена почти не раздражали его издевки. И этот вариант — то ли проверка, то ли очередной эксперимент… Пусть что угодно говорит и делает, лишь бы вернул Софи.

— Верну-верну, — заверил Огонь. — Стал бы иначе тратить на тебя время?

Тряхнул языками пламени, изображающими у него волосы, и, словно торгаш, предлагающий последнюю цену, произнес:

— Три полных цикла. Тридцать шесть лет. Это минимальный срок, за который я успею заново собрать твоего человека.

— В точности т-такой, какой она была, без корректировки памяти или еще к-каких-нибудь изменений? — тщетно борясь с охватившим его волнением, дрожащим голосом уточнил Тьен.

— В точности такой же, и со всеми воспоминаниями, вплоть до злосчастной чашки кофе, — подтвердил предвечный. — Корректировки возможны, но по обоюдному согласию сторон. Ты же понимаешь, что подобный договор предполагает наличие неких обязательных условий? Так что со своей стороны можешь включить несколько пунктов.

— Н-не надо ничего…

— Не торопись. Подумай. А я пока назову свои условия.

К возвращению Фернана и детей, загулявшихся дотемна, Тьен успел привести в порядок комнаты и вернул первоначальный вид портрету в спальне Генриха. Немного похозяйничал на кухне.

— Проголодались?

Этот вопрос, как и улыбка и жизнерадостный тон шеара, немало озадачил Фера, но флейм привычно хранил спокойствие.

— Не-а, — замотала головой Клер. — Мы в кондитерской были. Пирожных налопались — до отвала!

— А Софи где? — немного обеспокоенно поинтересовался Люк. — Неужели еще спит?

— Еще? — усмехнулся Тьен. — Уже! Вы бы еще позже вернулись. Она весь вечер у плиты провозилась, вас ждала. Так что теперь — т-с-с-с! Марш по комнатам, чистить зубы и спать.

— Но Софи же ко мне зайдет перед сном? — протянула Клер. — Она всегда меня укладывает.

— А сегодня я уложу, — сказал шеар. — Даже сказку расскажу, если через пять минут будешь уже в постели.

Услыхав про сказку, малышка просияла и помчалась к себе. Конечно, по пути она сунет свой любопытный носик в спальню сестры и увидит в полутьме ее силуэт на кровати, а если решит окликнуть, услышит сонное: «Доброй ночи». Огонь забрал тело Софи, но Тьен составил взамен простенькую иллюзию…

— Как ты? — тихо спросил Фер, когда они остались одни в гостиной.

— Неплохо.

— Этьен, я понимаю…

— Не понимаешь, — покачал головой шеар. — Но скоро поймешь. Собирай наших, всех. Скажи, что мне нужна помощь.

Официально у него не было больше свиты, но Тьен надеялся, что, невзирая на произошедшее между ними, друзья не откажут. Одному будет сложно, да и детей не хотелось оставлять в эту ночь.

Фернан ни о чем больше не расспрашивал и тут же исчез. Наверное, подумал, что сам со свихнувшимся от горя шеаром не справится. Что же, тем скорее соберет команду.

Выждав немного, Тьен заглянул сначала к Люку, пожелал мальчишке спокойной ночи и направился в комнату Клер. Девочка уже лежала в кровати, до подбородка натянув покрывало.

— Сказку? И какую же ты хочешь?

— Волшебную и про любовь.

Другого ответа он и не ждал.

— Расскажу тебе о красавице и чудовище.

— Про чудовище? — малышка в притворном страхе округлила глаза. — Я же про любовь просила!

— А это про любовь.

Клер недоверчиво поморщилась:

— Между красавицей и чудовищем?

— Ну… — грустная улыбка мимо воли коснулась губ. — Она-то видела в нем прекрасного принца. И он стал им ради нее.

Во всяком случае, старался…

С поручением Фер управился быстро. И часа не прошло, как в комнате шеара, закрытой от других обитателей дома и всего остального мира пологом тишины, собрались стихийники. Сам Фернан, Лили, Эсея…

— Кеони сейчас в Бездонном, — оправдывался флейм. — Это закрытое место, да я и не сунулся бы в воду. Передал через караульных, но…

— Там строгие правила, — кивнул Тьен понятливо. Царапнуло, но после всего, что он пережил за этот день, не так остро. — Справимся и без Кеони.

Лили открыла рот, но он не дал ей ничего сказать:

— Соболезнования излишни. Я знаю, что Фер рассказал вам, но он не в курсе последних событий. Софи вернется.

Три пары глаз вперились в него с непониманием и тревогой.

— Вернется, — повторил шеар. — Я заключил договор с предвечными. Такой же, как Холгер много лет назад… И не смотрите так, я не сошел с ума!

— Мы этого и не говорим, — сказал осторожно Фер.

— Но думаете.

— Нет, — решительно ответила за всех альва. — Безумие я почувствовала бы.

Но горечь сожаления не исчезла из ее взгляда.

— Сколько? — спросила она коротко.

— Три цикла, — успокаивающе улыбнулся ей Тьен. — Не так уж долго.

Эсея облегченно выдохнула и тут же закусила губу. Фернан нахмурился.

— Нужно соблюсти определенные условия, чтобы все прошло как надо, — продолжил шеар, не обращая внимания на их обеспокоенность. — И я хотел попросить вас о помощи.

— Все, что в наших силах, — без сомнений ответила сильфида.

Остальные поддержали ее молчанием.

— Вам это под силу, — уверил Тьен. — Нужно проверить этот мир на наличие путешественников. Не думаю, что тут много чужаков, но все стихийники из Итериана или других миров, если таковые найдутся, должны уйти в течение ближайших шести часов. Это мой приказ, приказ шеара Итериана, и они не могут не подчиниться.

— А что потом? — поинтересовался Фер.

— Потом вы тоже уйдете. Так надо, поймете после.

Поймут, но помешать уже не смогут…

…К утру он знал, что в мире не осталось никого, кто не принадлежал бы этому миру изначально. Отправил друзьям короткое послание, которое станет доступно после того, как он закончит все приготовления. Сварил себе кофе. Выпил на террасе, наблюдая, как светлеет небо над городом. Зашел к Люку и Клер…

— Ну что же, — произнес негромко, выйдя на крыльцо. — Начнем.

Тот, кому предназначались эти слова, не мог не услышать.

Эллилиатарренсаи ожидала гнева правителя, криков, грома и молний…

Но Холгер молчал.

Долго молчал, а затем, едва шевеля губами, выговорил:

— Как ты допустила такое?

«Как ты допустил?» — хотелось выкрикнуть ей, но альва виновато отвела взгляд.

— Он не объяснил ничего, сказал, что условие предвечных — очистить мир от чужаков…

— Ты должна была прийти ко мне, как только узнала о Софи.

— Если бы ты не вел себя как дурак, узнавал бы о том, что происходит с твоим сыном раньше меня! — сорвалась она все-таки.

Наверняка правителю нашлось бы что ответить, но он не успел этого сделать: хлопнула дверь, и Эйнар, бледный, с горящими глазами, ворвался в кабинет отца.

— Это серьезно? — выпалил он с ходу. — Эсея сказала мне, но разве такое возможно на самом деле?

— Да, — вымолвил Холгер тяжело. — Ты же не смог пробиться?

— Я…

— Не нужно, — предупредил сына первый шеар. — Возможно, у тебя получится разорвать цепь, но… ты убьешь его этим. И его самого и его мир. Сейчас все еще слишком зыбко, а потом… Потом будет поздно что-либо изменить. Этьен стабилизирует систему, замыкает все жизненные процессы в мире на себя. Это как…

— Как в одной старой сказке, — едва слышно проговорила альва. — Но там был всего лишь замок.

— Уровень развития мира не позволяет локализовать отдельный населенный пункт, — пояснил отрешенно Холгер. — Почта, транспортное сообщение, торговые отношения… Можно, хоть будет и нелегко, заставить весь остальной мир забыть об этом городе, но позже придется как-то объяснять его возвращение. В первую очередь — самим горожанам. Предвечные не допустят возникновения подобных аномалий.

Насколько поняла Лили, этот вариант даже не обсуждался. Этьену поставили четкое условие: сохранить для Софи ее мир. И глупый мальчишка взялся за его выполнение едва ли не с радостью. Его шеари проснется в своем доме, в своем городе, в своем времени, годы не разлучат ее с друзьями, ее брат и сестра не забудут о ней и даже не повзрослеют. Идеальное решение…

— Он создает замкнутую систему, — нахмурился Эйнар. — Это значит, что в течение трех полных циклов мир будет существовать лишь за счет его жизненной энергии. А сам Этьен…

— Не сможет получать силу извне, — закончил за сына Холгер. — Когда связи полностью стабилизируются, его мир можно будет даже посещать. Но помочь твоему брату и поделиться с ним энергией никто не сумеет.

— Тридцать шесть лет, — прошептал наследник. — Предвечные ведь не потребовали бы такого, если бы не были уверены, что он продержится столько, да?

— Продержится, — сказал правитель уверенно. — А условие не идет вразрез с их первоначальными планами.

Когда-то четверо обещали ему, что его старший сын придет в Итериан, чтобы стать его спасением, уйдет, чтобы не стать погибелью, и вручит свою жизнь миру, который сам изберет. Лили знала об этом то ли пророчестве, то ли предупреждении, но, как и Холгер, лишь теперь поняла его смысл.

Чего она не понимала, так это спокойствия первого шеара. Ей хотелось наорать на него за эту холодную отстраненность, даже ударить — она позволила бы себе это… Но увидела его глаза…

Странные ощущения.

Тьен ожидал если не боли, то дискомфорта, внутреннего напряжения… А вместо этого почувствовал, как подгоняемая размеренными толчками течет по его венам кровь… и трава прорастает под кожей. А в голове поднимается и опускается солнце. И восходит луна…

Луна — вода. Приливы и отливы…

Когда-то он купил для Софи лунный камень. А отдал зачем-то другой девушке. Ну не дурак ли?

Приливов и отливов не будет. Луна не имеет больше власти над его миром. Он, а не ночная странница, управляет теперь водой.

И землей.

И воздухом.

Трава прорастала под кожей, и это было приятно и немного щекотно. Корни деревьев сплетались — судя по ощущениям, где-то в желудке…

Глупость какая: корни — и в желудке…

Миллиарды живых существ разом вздохнули, и их дыхание наполнило его легкие.

Промелькнули перед глазами лица. Все и сразу. Бешеный калейдоскоп…

И это только люди.

А ведь были еще звери. Птицы. Рыбы. Ползучие гады…

И мухи. Нужны ли ему мухи? Жуки, черви… Блохи на бродячей собаке?

Софи хотела собаку. Но лучше без блох…

Он лежал на земле в своем маленьком садике и прислушивался к миру внутри себя. И к миру вокруг.

Мир внутри слышался сильнее, а тот, что вокруг, постепенно затихал. Смазывался, как попавший под дождь акварельный рисунок.

Терял очертания город, заполненный призраками…

Призраками призраков…

Когда в очередной раз солнце взошло над ним и одновременно в нем, Тьен поднялся и вошел в дом.

Дом тоже был призраком. Карандашным наброском, тающим на листе бумаги…

Но стоило шеару коснуться стен, они становились четче. И пол, по которому он ступал… Яблоко, взятое им из вазы, мгновенно налилось соком. Хрустело на зубах.

Дети в своих комнатах — лишь тени. Но если осторожно погладить по щеке… Что ж, сможет смотреть на них хоть иногда, не будет так грустно…

И яблоки есть.

Книги читать — чем не занятие?

…Огонь появился как раз тогда, когда он читал на террасе. Вернее, пытался. Прочел лишь название, но не понял, что оно означает. Заглянул под обложку, и тут нагрянул предвечный…

— Неплохо справился, — похвалил он. — Как впечатления?

Тьен пожал плечами.

— Потом почувствуешь, — сказал Огонь. — Или не почувствуешь. Неважно. Главное, что условие выполнено. Остается ждать.

— Я жду, — Тьен откинулся на спинку плетеного кресла.

— Три цикла, — напомнил предвечный, будто он мог забыть.

Три так три. Книг в мире много. И яблок тоже.

— Ты так и не сказал, чего хочешь. Какие у тебя условия? Только в разумных пределах.

— Хорошо, — Тьен улыбнулся. — В разумных. Когда-то у Софи были длинные волосы, очень красивые… Она жалела, что подстриглась. Можно сделать так, чтобы когда она вернулась, волосы у нее снова были длинными, как раньше?

— Волосы? — переспросил Огонь. — И все?

— Это потребует дополнительного вмешательства. Нельзя ведь, чтобы окружающие заметили столь резкие перемены. Нужно сделать так, чтобы ее уже не помнили с короткой стрижкой…

— Да понятно все, — махнул на него предвечный, оставляя в воздухе огненный росчерк. — Но волосы, всего лишь волосы… Мне прямо-таки неудобно.

— Это твои проблемы, — заявил Тьен.

Пока солнце поднималось и садилось в его голове, он перебрал массу вариантов, и пришел к выводу, что предвечных все равно не переиграть. А Софи с длинными волосами лучше, чем со стрижкой, — настоящая красавица.

У каждого чудовища должна быть своя красавица…