— Привет!
Я знаю, где застать мою жену в столь ранний час — разумеется, на кухне.
Дорогу япомню, но по пути всё равно оглядываюсь заинтересованно, будто первый раз иду по собственному дому. Мне нравится разглядывать собственными глазами и оценивать то, к чему Адам давно привык.
Его дом мне нравится. Как и его машина, и жена, и любовница.
Многие смертные думают, что истинное зло предпочитает обитать во мраке, в сырых подземельях, затхлых подвалах или, на крайний случай, на кладбищах. А истинное зло обожает роскошь и уют.
Не верите? Тогда вы явно не вхожи ввысшее общество.
Но я сейчас не об этом, а о нашем доме.
Здесь светло, уютно, просторно. Это именно дом, а не просто стены и мебель. Но в том, разумеется, нет заслуги самого О'Нила. Ну, разве что, финансово поучаствовал. А свила это гнёздышко, конечно же, Онора.
Она сейчас на кухне. Я улавливаю её присутствие на расстоянии, вместе с божественным ароматом свежей выпечки. И иду на запах, как на звук волшебной флейты.
Кажется, сегодня на завтрак медовые блинчики, которые так любят мои дети.
Я-Адам их тоже люблю, хоть и не говорю об этом никогда, не считаю важным благодарить жену за завтрак или ужин.
И вот я вхожу и говорю: «Привет». Так просто, будто не пропадал всю ночь неизвестно где. То есть, конечно, известно. И подозреваю, что не только мне.
Онора с грохотом роняет сковороду на плиту, резко оборачивается и пару секунд изумлённо смотрит на меня. Я успеваю за эти мгновения оценить её с ног до головы…
Что ж, не такая маняще-сладкая, как Ита. Более сдержанная, серьёзная, закрытая. Более… взрослая. Нет, нет, не старая, а именно взрослая. Онора младше мужа на пять лет, и выглядит на свой возраст. Она ухоженная, элегантная, стройная. Тщательно следит за собой, за своей одеждой, прической, кожей, фигурой.
Как следит и за этим домом, и за двумя детьми-погодками. Эта женщина — истинная леди. В былые времена она, наверняка, была хозяйкой какого-нибудь поместья или замка.
Я снова ни черта не понимаю. Что такие женщины находят в ничтожестве, тело которого я взял поносить?
Я смотрю на жену с искренним восхищением.
Она на меня с недоверчивым изумлением и растерянностью. Явно не ждала…
— Адам… ты же… — даже голос Оноры звучит ошеломлённо. Но она тут же берёт себя в руки: — Привет!
— Рейс отменили, — пожимаю я плечами. — Непогода, туман… Прождал всю ночь вылет, но самолёт так и не поставили. Пришлось звонить партнёрам… извиняться и… переносить встречу.
Она пристально смотрит на мою помятую одежду и не менее помятое лицо в свежих ссадинах. Я сам его оценить не успел, но, полагаю, следы вчерашней драки никуда не исчезли, а стали лишь краше.
Онора кивает и отворачивается обратно к плите.
Детям на завтрак нужны блинчики, а не скандал.
Впрочем, не представляю мою жену скандалящей. Она точно не будет закатывать истерику, скорее уж молча соберёт чемодан и уйдет, хлопнув дверью, обдав меня напоследок волной ледяного презрения. Или выставит за дверь меня самого. Имущество у нас общее, но я всё-таки работаю на её отца…
Вообще, Адам — рисковый парень! Изменять женщине, от которой зависит всё в твоей жизни… это не только идиотизм, но ещё и какой-то извращённый вид экстрима.
— А что у тебя с лицом? — сдержанно интересуется Онора, таким невозмутимым тоном, словно предлагает мне выпить чашку чая.
При этом она продолжает жарить блинчики. И я, не удержавшись, подхожу ближе и утаскиваю с большого блюда самый верхний, самый горячий. Он жжёт пальцы, губы и язык, но я упрямо жую. Мне хочется мурчать от удовольствия. Как же вкусно!
Но вместо этого я продолжаю врать на ходу, сделав максимально виноватое лицо:
— Прости! Я… вчера так психанул из-за этой задержки вылета, что решил немного выпить… прямо там, в аэропорту… исключительно, чтобы расслабиться… Но… кажется, не рассчитал и здорово перебрал. Да ещё и сцепился там с одним нахалом, который... тоже сильно перенервничал.
Она поворачивается ко мне, смотрит исподлобья, будто решает поверить мне или просто огреть сковородой.
— Прости! — вздыхаю я, изображая искреннее раскаяние. — Знаю, что выгляжу свински. Но я сейчас схожу в душ, побреюсь и постараюсь вернуть себе человеческий облик. Ну а, это… Может, замаскируем мои ссадины под боевые шрамы? Как думаешь, образ побитого жизнью рыцаря годится для Хэллоуина?
— Хэллоуина… — растерянно повторяет за мной Онора. И я вижу, как прямо на глазах меняется выражение её лица.
— Ну да… сегодня же Хэллоуин… Во сколько там у нас мероприятие? Я ещё успею в душ?
— У нас? — снова недоверчиво переспрашивает жена. — Ты… что… хочешь сказать, что поедешь с нами?
— Ну, разумеется, Нора! Раз уж само провидение вмешалось и отправило меня домой вместо командировки, как я теперь могу пропустить такое событие? Конечно, я еду с вами. Но… после душа. Так… сколько у меня времени?
— Достаточно, — она улыбается, кажется, всё ещё не веря тому, что я говорю. — В три. Начало в три. Ой!
У Норы даже блинчик успел немного подгореть, пока она переваривала свою новую реальность, в которой муж сам, без уговоров, вызвался поехать с детьми на школьный праздник.
— Отлично, — подмигиваю я. — Тогда можно выехать пораньше и заскочить в кафе, поесть мороженое. Раз уж у нас сегодня праздник…
— А тебе не нужно на работу? — осторожно уточняет Онора.
— Нет, я же как бы должен быть в командировке… Значит, у меня выходной. Все дела наверстаю завтра. А сегодня я только твой! — я уже на пороге посылаю Норе воздушный поцелуй и добавляю с влюблённой улыбкой: — Будь добра, свари мне пока кофе!