Три подруги и разбитое зеркало

Глава 9

– Что ты задумал? – вырвалось у меня.

– Ничего такого, – спокойно повернулся он ко мне, – чему бы ты смогла помешать. Так что, нервничать и беспокоиться не имеет никакого смысла.

Перемены в нем невозможно было не заметить. И пусть мне регулярно приходилось сомневаться и задаваться вопросом, а знала ли я вообще настоящего Макса, всё же хотелось верить, что невозможно притворяться полностью. Невозможно создать новую личность с нуля. Любая роль всегда имеет под собой в основе самовоспроизведение. Сколько ни старайся, а истинная натура вылезет наружу, проступит как ржавчина из-под слоя неправильно нанесенной краски.

Макс присел на край кровати, желая быть поближе ко мне, а я наоборот – отползла подальше, уткнувшись лопатками в металлическую спинку кровати.

– Тебе нравится комната? – любезно улыбнувшись, начал он, обведя рукой пространство вокруг.

– Нет, – честно выдала я.

Его присутствие нервировало так, как нервирует затяжная реклама или песня с назойливым мотивом, повторяющимся снова и снова. В какой-то момент начинает казаться, что в мире больше не существует другой музыки, и конкретна эта заполнила собой всё.

– Почему? – он был искренне обескуражен моим ответом. Ждал, что я кинусь ему на грудь с благодарственным воплями?

– Потому что я не декоративный хомячок, чтобы меня в клетке держать, – с яростью зашипела я на него.

– Я знаю, что ты не хомячок, – не меняясь в лице, ответил Макс. Сделал одно стремительное движение и оказался рядом со мной, так близко, что я ощутила движение его груди, вздымающейся в такт потяжелевшему дыханию. – Ты – моя любимая женщина, ты та, которую я буду ждать у алтаря.

Он скользнул взглядом вниз по моему лицу, сосредоточившись на губах. А вскоре к взгляду присоединились и руки. Его пальцы аккуратно притронулись к моей щеке, будто бы пробуя, будто не веря, что я здесь и я – настоящая.

– Я что, похожа на призрака? – невольно сорвалось с моего языка. – Ты так на меня смотришь…

– Не могу поверить, что ты рядом. Полностью в моей власти… Наконец-то.

Я попыталась отодвинуться, но сзади была стена, а спереди – он, весь какой-то чужой, массивный…

– Ты меня боишься? – он провел пальцем по линии челюсти, остановившись на подбородке и начал поглаживать его, немного растерянно, немного задумчиво.

– Тебя это удивляет? – мне стало смешно, но это был больной смех с горьким привкусом потери.

Хотелось плакать. Я вновь погружалась в так ненавистное мне ощущение… беспомощности. Чувство, которое я ненавидела больше всего на свете. Чувство, которого я больше всего боялась. Я так много сделала, чтобы избавиться от него, но оно по-прежнему оставалось со мной. Так было в детстве, так продолжалось и сейчас.

– Это приводит меня в ярость, – с губ Макса сорвался смех, тихий и зловещий, словно крадущийся под руку с чем-то, что готово было рвать, грызть и выгрызать.

– Рада, что тебе весело, – а вот мне было совсем не до веселья. Наоборот, покрывающейся потом кожей я чувствовала, как подбирается паника.

– Диаманта, – с наслаждением, как будто прокатывая мое имя по языку проговорил Макс. Ласково так, нежно. Ничего подобного я в жизни от него не слышала. Было всё – насмешки, подколки, споры, ссоры. В последнее время угрозы и даже, как показали недавние события, насилие, но чтоб вот так, с придыханием глядеть, будто на мне весь мир клином сошелся, будто он готов был убить всех, лишь бы я жила… Такого я никогда не видела, и более того – никогда не хотела увидеть. Не любила я подобную одержимость, потому что… фанатики – они самые опасные.

На всякий случай попыталась состряпать вежливую улыбку, чтобы как-то стабилизировать ситуацию, но неожиданно добилась обратно эффекта.

В глазах Макса мелькнуло то, что я никогда раньше не видела.

В нем.

Но видела в кое-ком другом.

Невольно отшатнувшись, я дернулась в сторону. Проехалась попой по шелковым простыням, которые были такими скользкими, что хоть санки доставай, и едва не грохнулась с кровати. Макс сориентировался мгновенно. Рванув вперед, он в последний момент подхватил меня под спину, останавливая падение.

Мы замерли.

Я – у него на руках, словно большая игрушка, вцепившись в воротник тонкого светлого пуловера. Он – нависший надо мной, словно утес над морем. И так же, как и каменная гряда останавливает движение воды, он остановил меня.

Глаза Макса вспыхнули и засияли, подобно небольшим солнцам, вот только эти солнца слепили голубым. Цвет был таким ярким и таким насыщенным, наполненным огромной силой, что я закрыла лицо ладошкой, а когда убрала её, на меня глядело человеческое лицо с двумя вертикально вытянутыми змеиными зрачками, демонстрируя чужую личность и чужую волю.

– Не отводи взгляд, – приказал он и в его голосе послышалась далекая мелодия, навевавшая мысли о давно истлевшем и обратившемся в прах древнем городе, который ныне – лишь пара десятков строк в учебниках по истории. – Смотри внимательно.

Дрожь ужаса прокатилась по телу.

– Значит, – с трудом вымолвила я, еле размыкая челюсти. – Морин недалеко уехала?

– Верно, – величественно кивнул Макс. – Она меня предала. И поплатилась за это…

– Где она? – мои руки помимо воли стиснулись, отчего ткань под пальцами угрожающе затрещала.

– Мертва, – равнодушно проронил Макс, приближая свое лицо к моему. Но пугало не это. Пугало то, что он смотрела на меня, а ощущение было будто заглядывает в самое сердце и видит то, кто до него никто не видел.

Я еще не успела начать воспринимать Морин как часть своей семьи, а уже потеряла её.

Стало грустно. Она не должна была умереть. И всё же её больше не было, потому что в словах Макса, а может быть и самого Змея, который теперь сидел в моем бывшем друге, я не сомневалась.

– И что? Вы теперь мыслите вместе или по отдельности? – я не могла не задать этот вопрос, слишком давно хотела получить на него ответ.

– Когда как, – качнул головой бывший друг и ловко переложил меня на подушки, лежать на которых было несравнимо удобнее, чем болтаться в воздухе на одной лишь мужской руке. – Иногда вместе, а иногда по отдельности.

– А идея покромсать меня на куски принадлежала Максу или Змею? – прямо спросила я.

Взгляд его потемнел и наполнился чем-то очень нехорошим. Прикоснувшись к моему плечу, где кожа вокруг разреза до сих пор была красной, припухшей, вздутой, он нежно пробежался кончиками пальцев по кровавой корке.

– Мне жаль, что пришлось причинить тебе боль. Мне невыносимо видеть раны на твоем теле. Я этого не хотел… ни один из нас не хотел. Но ты не оставила нам выбора.

– Выбор был, – выплюнула я ему в лицо. – И ты выбрал неправильно!

Его пальцы, лежащие на моем плече, с силой сжались, вспарывая не успевшую зажить плоть, которая была повреждена не просто абы каким клинком, а серебряным. И возможно даже заговоренным.

Застонав, я попыталась оттолкнуть его от себя, но это было всё равно, что пытаться бороться с Годзиллой.

Решив повторить предыдущую неудачную попытку, я согнула правую руку в локте, отвела назад и замахнулась, метя Максу в кадык. Одновременно левой попыталась перехватить его запястье, чтобы выкрутить в болевом приеме.

В какой-то момент мне даже показалось, что всё получилось. Ровно до той секунды, когда он легко перекинул меня через себя, мы еще раз перекатились на постели, широта которой позволяла играть на ней не только в такие игры, но даже в прятки, и упал сверху, вздернув мои руки вверх.

Я задрожала с прежней силой, сама поражаясь такой реакции.

– Тебе страшно, – словно прочитав мои мысли, произнес Макс с улыбкой, которую можно было бы назвать загадочной и даже где-то сочувствующей, но всё портил внимательный и безоговорочно жестокий взгляд. – Но это всего лишь эмоция. И это пройдет. Со временем ты успокоишься, привыкнешь и увидишь во мне то, что и должна видеть.

– И что же я увижу? – мои зубы громко стукнули.

– Свою судьбу. Ты увидишь во мне мужчину. Своего мужчину, – он провел рукой вдоль виска, поправляя мои волосы и наслаждаясь каждым прикосновением. – Мужа и повелителя. В твоем мире останусь только я. А все остальные, даже Князь, исчезнут. Будем только мы. Ты и я. Это то, чего я хочу больше жизни. И я готов отдать всё, что имею – за любовь. Твою любовь. Весь мир – за одно твоё «люблю». Не плохой обмен, правда? Я сделаю всё для того, чтобы ты принадлежала мне. Не только телом, но и душой, сердцем, мыслями. Даже если мне придется действовать жестко, даже – если потребуется нарушить все правила и сломать всё, что построено. Победа любой ценой – вот, что мне нужно. Любой другой исход – не возможен.

– А что насчет меня? – обрывая глухой всхлип, спросила я, отворачиваясь от него. – О моих желаниях ты не хочешь спросить?

– А зачем? – вскинул он брови. – Я знаю, какой ответ ты дашь мне сейчас. В вопросах нет смысла. Но однажды я все-таки спрошу. В нужный день и в нужный час ты ответишь «да».

Больше слушать я не могла. И прибегла к тому единственному, что еще имелось в моем распоряжении.

К моей магии.

Перед мысленным взором проступили необъятные, безграничные лазурно-бирюзовые просторы, преисполненные свободой. Свобода чувствовалась в каждом всплеске волны, в каждом вздохе ветра, в каждом солнечном луче, которые золотыми стрелами пронизывали водную гладь.

Я увидела стайку знакомых дельфинов, резвящихся недалеко от берега, соревнующихся в изящности прыжков. Заметила, как на дне, словно учуяв моё присутствие, выбрался из песчаного холмика пестрый морской звездочет. Услышала вскрик чайки, метнувшейся вниз как раз в тот момент, когда у поверхности вильнула хвостовым плавником какая-то рыба.

И я начала призывать силу. Я потянулась к ней, как тянутся в объятия матери – с радостью и надеждой, рассчитывая на защиту. Я уже чувствовала вкус соли на губах, шум прибоя в ушах и ласковый шепот стихии. Я отвергала её и не раз. Но она неизменно принимала меня обратно, как принимают блудную дочь, вновь стучащуюся в родные двери. Дочь, которой позволяли искать свою дорогу и совершать собственные ошибки, зная, что она справится. Зная, что путешествие – не только путь из дома, но и домой. Потому что для этого и нужен дом – чтобы было, куда возвращаться и после долгих лет отсутствия отмечать, насколько узкими стали двери и низкими потолки.

– Я готова оказаться на дне, – зашептала я под успокаивающееся биение сердца. – А ты готов?

Обхватив Макса ногами за талию, я вместе с ним нырнула в воду, которая стояла перед моими глазами.

Но… случилось не то, что я ожидала.

Острая боль прокатилась по коже, вонзаясь, ввинчиваясь в каждую клеточку тела. Я будто вспыхнула. И горела.

Я горела и сгорала заживо.

– Не смей! – прорвался сквозь мой собственный крик вопль Макса. – Не смей призывать магию!

И то ли он меня затряс, то ли я сама по себе затряслась, но кровать под нами заходила ходуном, как при землетрясении. Хотя я точно знала, что никакого землетрясения не было. Катаклизм был внутри меня. В какой-то момент боль достигла своего пика и показалось, будто меня сейчас разорвет.

А потом всё закончилось. Просто в один момент. Боль отступила, как будто кто-то дернул стоп-кран несущегося на меня поезда. И железный состав, жутко взвыв тормозными колодками, подчинился, остановившись за секунду до столкновения.

Я открыла глаза и сквозь пот, стекающий со лба вниз по лицу увидела склонившегося надо мной Макса. Его рука лежала на моей груди. С пальцев срывались ярко-голубые, переливающиеся сталью искры, которые едва появившись, быстро исчезали внутри меня. Моя кровеносная система светилась, как если бы я проглотила небольшую луну и она, подсветив меня изнутри, обнажила сосуды, вены, артерии. Вся я в этот момент выглядела как переплетение нитей различной толщины, длины и яркости.

– Ты не должна была этого делать, – цедя ругательства сквозь зубы, рыкнул Макс. – Здесь всё защищено серебром и не простым. Его создала для меня Морин.

– Которую ты убил, – простонав, напомнила я.

– Другие не важны, – холодно проронил он. – Важна лишь ты.