Три сестры, три королевы

Philippa Gregory

THREE SISTERS, THREE QUEENS

Copyright © 2016 by Levon Publishing Ltd.

Originally published by Touchstone, a Division of Simon & Schuster, Inc.

© Кузовлева Н., перевод на русский язык, 2017

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

Замок Бейнардс,Лондон, ноябрь 1501

Я должна быть одета в белое и зеленое – как и полагается принцессе рода Тюдор. Я действительно считаю себя настоящей и единственной принцессой Тюдор, потому что моя сестра, Мария, еще слишком мала, чтобы появляться за столом к обедам и ужинам. Нянькам Марии я велела непременно показать ее нашей новой родственнице и только потом унести малышку в детскую. Нет никакого смысла усаживать ее за стол и позволять объедаться засахаренными фруктами. От тяжелой пищи у нее болит живот, а от усталости она начинает громко плакать. Ей всего пять лет, и ей еще рано присутствовать на подобных торжествах. А вот я – совсем другое дело, мне уже почти двенадцать. У меня есть своя роль в венчании, и без меня церемония будет неполной. Так сказала сама миледи, мать короля. Она, правда, говорила сама с собой и после тех слов добавила что-то еще, чего я не расслышала, но я точно знаю, что лорды Шотландии будут наблюдать за мной с пристальным вниманием, они должны убедиться, что я здорова и выросла достаточно, чтобы в скором времени вступить в брак. Я-то знаю, что я уже взрослая.

Все говорят, что я прехорошенькая, ладная, как уэльский пони, крепкая, как сельская молочница, и светлокожая и светлоглазая, как и мой младший брат Гарри.

– Ты следующая, – сказала она мне с улыбкой. – Говорят, что за звоном одной свадьбой всегда слышен звон следующей.

– Мне не придется уезжать так далеко, как принцессе Екатерине, – ответила ей я. – И я буду возвращаться домой с визитами.

– Конечно, будешь. – Слова бабушки звучали как обещание. – Ты выйдешь замуж за нашего соседа, и этот союз превратит его в доброго друга и союзника.

Принцессе Екатерине пришлось ехать издалека, из самой Испании, а из-за того, что у нас с Францией были не самые дружественные отношения, ей пришлось добираться морем, которое сейчас часто штормит. Ее корабль чуть не пошел ко дну. Я отправлюсь в Шотландию, чтобы стать королевой – женой короля, в большой торжественной процессии, от Вестминстера до Эдинбурга, а это почти четыре сотни миль. Я не поплыву на корабле, чтобы сойти с него больной от качки и промокшей до нитки. Я смогу путешествовать в Лондон в любое время, когда моя душа пожелает, а принцесса Екатерина больше никогда не увидит родительского дома. Говорят, что она разрыдалась, когда познакомилась с моим братом. По-моему, она повела себя возмутительно смешно и по-детски, как моя Мария.

– А я буду танцевать на свадьбе?

– Вы с Гарри будете танцевать вместе, – велит моя царственная бабушка. – После того как испанская принцесса и ее фрейлины продемонстрируют нам свои танцы, ты покажешь ей, на что способна английская принцесса, – хитро улыбнулась она. – И мы посмотрим, кто окажется лучшей.

Я возношу тихую молитву, чтобы лучшей оказалась я, а вслух произношу лишь:

– Басданс?[1] – это медленный танец для взрослых, который получается у меня очень хорошо, потому что больше похож на ходьбу, чем на танец.

– Нет, гальярд[2].

Я не возражаю. Никто не смеет возражать бабушке, потому что именно она решает, что будет происходить в каждом из королевских домов, в каждом дворце и замке, а моя мать, королева, просто со всем соглашается.

– Мне придется порепетировать, – говорю я.

Мне удастся уговорить Гарри на репетиции, если я скажу ему, что на нас будут все смотреть. Он обожает находиться в центре внимания и всегда стремится выигрывать скачки, побеждать на поединках и показывать рискованные трюки на пони. Он уже одного роста со мной, хотя ему всего десять лет, поэтому, если он не будет дурачиться, мы будем хорошо смотреться вместе. Мне очень хочется показать испанской принцессе, что я ничем не хуже ее, дочери Кастильской и Арагонской. Мои отец и мать происходят из родов Плантагенет и Тюдор, и эти имена блестят заслуженной славой. Ни к чему давать Екатерине повод думать, что мы благодарны ей за приезд. Лично мне и вовсе не радостно от появления еще одной принцессы при дворе. Это моя мать настояла на том, чтобы Екатерина навестила нас в замке Бейнардс еще до свадьбы. С ней прибывает вся свита, сопровождавшая ее из самой Испании, и мы принимаем их всех, что довольно расточительно, по словам моего отца. Они войдут в главные ворота как вражеская армия, одежда, речь и манеры которой во всем отличаются от привычных нам. А в центре их процессии стоит самая нарядная девушка, которую они все называют инфантой. И это тоже видится мне смешным, потому что она – принцесса и ей уже пятнадцать лет, а они, как мне кажется, называют ее малышкой. Я украдкой бросаю взгляд на Гарри, чтобы понять, скорчит ли он рожицу и станет ли, дразнясь, произносить «малышка», потому что именно так мы между собой шутим над Марией, но он даже не смотрит на меня. Он во все глаза смотрит на принцессу, словно видит перед собой нового коня, или прекрасный образчик итальянского оружейного искусства, или что-то другое, что полностью захватило его внимание. Я замечаю изменившееся выражение его лица и понимаю, что он пытается влюбиться в нее, словно рыцарь в прекрасную даму в балладах. Гарри обожает баллады, особенно про недосягаемых дам, томящихся в башнях, прикованных к скалам или заблудившихся в дремучих лесах, страдающих в пути из родного дома в Лондон. Екатерина произвела на него неизгладимое впечатление. То ли дело было в ее укрытом кружевами паланкине, то ли в ее образованности, потому что она говорила на трех языках, но в тот момент я ужасно сердилась и жалела, что не стою прямо возле него и не могу его хорошенько ущипнуть. Именно поэтому детей младше меня не допускали на официальные встречи и празднования.

Ее нельзя назвать безоговорочно красивой. Она старше меня на три года, но мы с ней одного роста. Ее волосы отливают медью и лишь немного темнее моих, и это тоже я нахожу неприятным: кому же захочется быть предметом сравнения с красивой женой брата? Однако мне не удается как следует рассмотреть волосы, потому что у принцессы на голове красуется высокое украшение и плотная вуаль. Она, как и я, оказывается обладательницей голубых глаз, но более светлых бровей и ресниц. Ей явно не разрешают их подкрашивать, как могу это делать я. У нее чистая бледная кожа, и даже я соглашаюсь с тем, что она достойна восхищения. Принцесса очень изящно сложена: ее и без того тонкая талия стянута корсетом так, что она, наверное, едва дышит, а на крохотных ножках красуются самые нелепые туфли, которые я когда-либо видела: шитые золотом носочки и золотые ленты. Не думаю, что бабушка когда-нибудь позволит мне носить золотые ленты, потому что подобное выставление богатства напоказ не что иное, как суета и тщеславие. Теперь я уверена в том, что Испания – очень тщеславная страна, значит, и принцесса тоже.

Старательно слежу за тем, чтобы мои мысли не отражались на лице, пока я внимательно рассматриваю ее. По-моему, ей крупно повезло, что она сюда попала, что именно на нее пал выбор моего отца, когда он искал жену для моего старшего брата Артура, что ей досталась такая невестка, как я, такая свекровь, как моя мать, и, самое главное, – такая бабушка, как леди Маргарет Бофорт, которая позаботится о том, чтобы Екатерина не забывала свое место, предназначенное для нее Всевышним.

Инфанта опускается в реверансе и целует мою мать, затем бабушку. Она следует давней традиции, но вскоре поймет, что в первую очередь она должна стараться угодить именно бабушке, а не кому-либо другому. Затем мать кивает мне, и я делаю шаг вперед, мы с принцессой одновременно опускаемся в поклонах и обмениваемся поцелуями в обе щеки. Ее кожа оказывается теплой, и я вижу, что она вспыхивает румянцем, а ее глаза наполняются слезами, словно она тоскует по собственным сестрам. Я награждаю ее строгим взглядом, таким, каким отец смотрит на тех, кто просит у него взаймы. Я не позволю своему сердцу проникнуться к ней симпатией из-за миленьких глаз и приятных манер. Пусть она не думает, что, появившись при английском дворе, заставит всех нас выглядеть толстыми и глупыми.

Ее нисколько не смутил мой холодный прием, и она спокойно отвечает на мой взгляд. Она родилась и выросла при дворе, вместе с тремя сестрами, и прекрасно знает о том, что такое дух соперничества. Что еще хуже, она смотрит на меня так, словно находит мой строгий вид не просто не отрезвляющим, а даже комичным. И тогда я понимаю, что передо мной не девочка, как одна из моих фрейлин, которая обязана мне угождать, и не Мария, которая должна слушаться каждого моего слова. Эта молодая женщина – равная мне, которая будет взвешивать все, что касается меня, и даже может мне перечить.

– Добро пожаловать в Англию, – говорю я по-французски.

– Я рада приветствовать свою сестру, – отвечает она по-английски.

Мать решает проявить доброту и расположение к своей первой невестке. Они начинают говорить на латыни, а поскольку я не понимаю их беседы, то просто сижу рядом и рассматриваю золотые ленты на туфлях инфанты.

Мать велит начинать играть музыку, и мы с Гарри запеваем английскую песню. Наши голоса звучат очень мелодично, и придворные подхватывают припев. Песня такая длинная, что постепенно начинают раздаваться смешки и придворные сбиваются с ритма. Екатерина не смеется. Она вообще выглядит так, словно никогда не дурачится и не веселится, как Гарри и я. Она сдержанная и официальная, что понятно, раз уж она родом из Испании. Я обращаю внимание на то, как она сидит: неподвижно, сложив руки на коленях, словно позирует для портрета, и мне приходит в голову, что такое поведение весьма подобает королеве. Кажется, мне стоит научиться сидеть так же.

Няньки приводят Марию, чтобы она тоже могла поклониться будущей родственнице, и Екатерина делает нечто немыслимое и возмутительно смешное: она опускается перед малышкой на колени, чтобы их лица оказались на одном уровне и она смогла расслышать тихий детский голосок.

Разумеется, Мария не понимает ни слова ни по-испански, ни на латыни. Но она просто обвивает шею Екатерины руками, целует ее и называет сестричкой.

– Это я твоя сестра, – поправляю я ее, дергая ее пухлую ручонку. – А эта леди – твоя невестка. Ты можешь сказать «невестка»?

Конечно, не может. Она пытается произнести незнакомое слово, и все вокруг начинают смеяться и говорить, что она очаровательна. Тогда я говорю, обращаясь к матери:

– Не пора ли Марии спать?

И все тут же понимают, как уже поздно, и мы все отправляемся провожать Екатерину в ее комнаты, словно она – коронованная особа, а не младшая дочь королей Испании, которой повезло выйти замуж на Тюдора и стать членом нашей знатной семьи.

Она целует всех с пожеланиями спокойной ночи, и когда касается своей теплой щекой меня, шепчет: «Доброй ночи, сестра», – с этим своим отвратительным акцентом и невыносимой снисходительностью. Отстранившись, она замечает мое недовольное лицо и вдруг рассыпается тихим смехом.

– Ого! – восклицает она и касается моей щеки, словно похлопывая ее, будто бы мое недовольство ее вовсе не побеспокоило. Передо мной стояла прирожденная принцесса, особа королевской крови, как и моя мать. Эта девочка станет королевой Англии, и я не решаюсь противиться ее прикосновению. Я понимаю, что она одновременно и нравится, и не нравится мне.

– Надеюсь, ты будешь хорошо относиться к Екатерине, – говорит мне мать, когда мы выходим из ее часовни на следующее утро.

– Если она не будет вести себя так, словно имеет право указывать нам здесь, как жить и что делать, – резко отвечаю я. – И словно она делает нам большое одолжение. Ты видела ее ленты на туфлях?

Мать смеется в искреннем изумлении.

– Нет, Маргарита, я не видела ее лент. Как и не спрашивала твоего мнения о ней. Я лишь высказала тебе свое пожелание, чтобы ты хорошо к ней относилась.

– Да, матушка, – говорю я, опуская глаза на украшенный драгоценностями молитвослов. – Надеюсь, я буду со всеми хорошо обходиться.

– Она прибыла издалека и привыкла к жизни в большой семье, – продолжила мать. – И ей очень пригодится друг, а тебе пойдет на пользу общество старшей девочки. Я выросла в семье, где у меня было много сестер, и с каждым годом я все больше понимала, как они мне дороги. Ты тоже можешь найти истинных друзей среди своих подруг, а в своих сестрах – хранительниц воспоминаний и надежд на будущее.

– Они с Артуром останутся здесь? – спрашиваю я. – Они будут жить с нами?

Мама кладет руку мне на плечо.

– Мне бы очень хотелось, чтобы они остались с нами, но твой отец считает, что им лучше уехать в имение Артура и жить в Ладлоу.

– А что говорит бабушка?

Мама слегка пожимает плечами. Это означает, что все уже решено.

– Она говорит, что принц Уэльский должен править Уэльсом.

– У тебя остаюсь я, – говорю я, накрывая ее руку своей. – Я буду здесь, с тобой.

– Я рассчитываю на тебя, – ободряюще говорит она мне.

Мне удается провести всего пару мгновений наедине с Артуром перед венчанием. Он идет со мной по галерее, и снизу до нас доносятся звуки музыки, гул голосов и смех танцующих людей.

– Тебе не обязательно так низко ей кланяться, – резко говорю я. – Ее родители совсем недавно взошли на трон, как и наш отец, и ей нечем так уж сильно гордиться. Она ничем не лучше нас, их род не древнее нашего.

– Ты считаешь ее гордой? – вспыхивает он.

– Безо всяких на то причин. – Я слышала, как бабушка говорила это маме, поэтому я знаю, что права.

Но Артур со мной не согласен.

– Ее родители покорили Испанию, отвоевали ее у мавров. Они – величайшие крестоносцы, а ее мать – королева – воительница. Они сказочно богаты и владеют безграничными пространствами мира. Разве этого недостаточно для гордости?

– Возможно, – неохотно признаю я. – Но мы – Тюдоры!

– Да! – соглашается он с легким смешком. – Но это никого не впечатляет!

– Как это не впечатляет?! Тем более теперь!

Мы больше не произносим ни слова, понимая, что на английский трон найдется множество претендентов: дюжины Плантагенетов, родственники по материнской линии, которые все еще живут при дворе или уехали прочь. Отец убивал кузенов моей матери в битвах, тем самым уничтожая наследников трона, а нашего кузена Эдварда он даже казнил два года назад.

– Так ты считаешь ее гордой? Она была груба с тобой?

Я поднимаю руки в жесте уступки, который использует моя мать, чтобы показать бабушке, что та взяла над ней верх.

– О, она даже не дает себе труда разговаривать со мной, она не интересуется своей сестрой. Она слишком занята, очаровывая нашего отца. Да и к тому же она едва говорит по-английски.

– А не может она просто быть стеснительной? Я вот точно робею.

– С чего бы ей быть стеснительной? Она же собирается замуж, разве нет? Она скоро станет королевой Англии, и твоей женой. Разве у нее есть причины не быть полностью и абсолютно довольной собой?

Артур смеется и обнимает меня.

– Неужели ты считаешь, что нет ничего лучше судьбы королевы Англии?

– Да, – просто отвечаю я. – И она должна это осознать и быть благодарной за эту судьбу.

– А ты станешь королевой Шотландии, – напоминает он. – Это тоже не мало, и тебе есть к чему стремиться.

– Да, и уж я-то не буду стесняться, тосковать по дому или страдать от одиночества.

– Тогда королю Якову несказанно повезет с такой счастливой невестой.

Это был самый прямой разговор, который я могла себе позволить, чтобы предупредить его о том, что Екатерина Арагонская смотрит на нас свысока. Я даю ей прозвище «Екатерина Арроганская»[3], и Мария слышит, как я называю ее так, поскольку часто находится возле взрослых и слушает все, что они говорят. Она тут же подхватывает это прозвище и смешит меня каждый раз, когда произносит его, а мама хмурится и быстро ее поправляет.

Свадьба роскошная, бабушка прилагает все усилия, чтобы весь мир увидел, как сильны и могущественны мы сейчас. Отец потратил целое состояние на неделю турниров, празднований и пиров, фонтаны, наполненные вином, жаренных на вертеле быков на рынке Смитфилд. А люди разрывают на части ковровую дорожку, чтобы у них дома был малый клочок великолепия Тюдоров.

Я впервые вижу королевскую свадьбу и поэтому самым внимательным образом рассматриваю невесту с кончиков ее великолепного белого кружевного арселе[4] до каблучков ее вышитых туфель.

Невеста очень хороша, я не могу этого отрицать, но я также не вижу никаких причин окружающим вести себя так, словно она – само воплощение красоты и истинное чудо. Ее длинные волосы отливают золотом и медью и спускаются ей почти до талии. Она изящна, как картинка, и рядом с ней я чувствую себя неловко, словно мои ноги и руки стали внезапно слишком большими. Я понимаю, что с моей стороны будет мелочностью и грехом плохо думать о ней только из-за этого, но я все же позволяю себе мысль о том, что было бы неплохо, забеременей она наследником Тюдоров поскорее. Тогда бы она отправилась в уединение на долгие месяцы.

Как только оканчивается пир, распахиваются двойные двери и в парадный зал вкатывается большой помост, влекомый танцорами, одетыми в тюдоровский зеленый. Помост выполнен в виде огромного, богато украшенного замка, внутри которого находилось восемь женщин. Прима-танцовщица была одета как испанская принцесса, а на каждой турели сидел мальчик из церковного хора, и все вместе они воспевали красоту принцессы. За замком следовала платформа в виде корабля, на мачтах которого развевались шелковые паруса нежно-персикового цвета, которыми управляли восемь рыцарей. Корабль пристал к замку, но дамы отказались танцевать, и рыцари осадили замок, устроив перед его воротами шутливые поединки, пока дамы не стали бросать к их ногам бумажные цветы и не спустились к ним. Замок и корабль отбыли, и танцоры стали танцевать.

Екатерина Арроганская аплодирует и благодарно кланяется отцу за такой тонкий подарок. А я так злюсь на то, что мне не позволили принять участие в этом представлении, что даже не могу заставить себя улыбнуться. Я ловлю на себе ее взгляд и преисполняюсь уверенностью в том, что она дразнит меня вниманием, которым одаривает ее мой отец. Она в центре всех событий, и эта мысль мне ужасно неприятна.

Затем настала очередь Артура. Он танцует с одной из фрейлин нашей матери, а после них мы с Гарри выходим, чтобы исполнить гальярд. Это живой, быстрый танец, с ритмом, чем-то напоминающим деревенскую джигу. Музыканты берут хороший темп, мы с Гарри составляем прекрасную пару и успели достаточно порепетировать. Мы не допускаем ни одной ошибки, и лучше нас никто не мог исполнить этого танца. Но в один прекрасный момент, когда я кружилась на месте с раскрытыми руками и приподнявшийся в танце край юбки открывал взглядам щиколотки, Гарри решил отскочить в сторону, чтобы сбросить свой громоздкий жакет и вернуться ко мне в одной развевающейся льняной рубахе. Отец и мать аплодируют ему, и он сам так светится мальчишеским азартом, что все внимание зрителей достается ему и в зале раздаются громкие похвалы в его адрес. Я не теряю улыбки, но ничего не могу сделать с переполняющей меня злостью, и когда мы соединяем руки в танце, я изо всех сил щиплю его за ладонь. Конечно же, я не удивлена тем, что он снова оказался в центре внимания, я ждала, что он выкинет что-нибудь в этом роде. Он и так с трудом протерпел весь день в тени своего старшего брата, Артура. Он сопровождал Екатерину к алтарю, но там был вынужден отдать ее другому и отступить в сторону, чтобы самому быть преданным забвению. А теперь, получив возможность выйти на середину зала после сдержанного выступления Артура, он сделал все, чтобы блеснуть. Если бы я могла наступить ему на ногу, то непременно сделала бы это, но потом поймала взгляд Артура, который мне заговорщицки подмигнул. Нам обоим пришла в голову одна и та же мысль: «Гарри всегда все сходит с рук, и всем, кроме матери и отца, уже давно понятно, что их младший сын избалован до неприличия».

Танец заканчивается, мы с Гарри кланяемся, рука в руке, и я знаю, что мы выглядим прелестно, как и всегда. Я бросаю взгляд на шотландских лордов, которые смотрят на меня очень внимательно. Ну, хоть им нет никакого дела до Гарри. Среди гостей из Шотландии был Джеймс Гамильтон, родственник короля, и ему должно быть приятно убедиться воочию, что я буду веселой королевой и достойной парой для его брата, короля Якова, который любит пиры и танцы. Я замечаю, как лорды быстро обмениваются репликами, и меня переполняет уверенность в том, что следующая свадьба, на которой определится моя судьба, будет уже совсем скоро. И я не позволю Гарри танцевать на ней и красть внимание гостей. А Екатерине придется убрать волосы под арселе, и это я буду стоять и приветствовать корабль с парусами из персикового шелка и благодарить танцоров.

Ни мне, ни Гарри не позволяют остаться до конца празднования и проводов принцессы в спальню с традиционным произнесением молитвы над супружеским ложем. Я считаю, что с нами напрасно обращаются как с детьми и что это несправедливо и оскорбительно. Бабушка отсылает нас в комнаты, и хоть я и смотрю на мать, ожидая, что она отправит Гарри и позволит мне остаться чуть дольше, она просто игнорирует мой взгляд и отворачивается. Бабушкино слово, как всегда, оказывается решающим, и все решения принимает она, мать же иногда раздает редкие послабления в наказании.

Мы раскланиваемся на прощание с королем, матерью и бабушкой и дорогим Артуром с его Екатериной Арроганской и отправляемся в свои комнаты, так медленно, как это возможно, не вызывая гнева старших. Мы покидаем ярко освещенные комнаты, залитые светом баснословно дорогих белых восковых свечей, в которых раздается музыка, и кажется, что она будет звучать всю ночь напролет.

– У меня будет точно такая же свадьба, – заявляет Гарри, когда мы поднимаемся по лестнице.

– До этого момента тебе придется подождать пару лет, – говорю я, только чтобы его позлить. – А вот я уже скоро выйду замуж.

Когда я возношу молитву перед своим аналоем, мне не удается ограничиться просьбами о долголетии и счастье Артура и напоминанием Всевышнему о том, что Тюдоры заслужили его милость и благосклонность, и я страстно молю о том, чтобы рассказы шотландских посланников сподвигли короля послать за мной не медля ни дня, потому что мне ужасно хочется свадебный праздник, такой же величественный и торжественный, как тот, с которого я вернулась, и такие же нарядные платья, как у Екатерины Арроганской. И туфли! У меня будут сотни пар туфель, непременно, и у всех будут вышитые носы и золотые ленты!