- Я все равно тебя отымею! Слышишь, с*чка!
Молодой хозяйский сынок Джамаль нагло стоит около решетки широко расставив ноги и жадным похотливым взглядом ощупывает меня.
- Пошел к черту! – тихо говорю пересохшими разбитыми губами.
- Да как ты смеешь, чертова шлюха?! – кидается он на клетку, точно разъяренное животное. – Бычара! Ключ дай! В***у эту тварь! А потом язык ей вырву! Псам отца скормлю!
- Джамаль, успокойся! Ашотджан приказал не трогать девку. Ни мне, ни кому другому.
- Ашотджан мой отец! А значит, ты тоже должен подчиняться мне! Открой, Бычара, делай, что тебе говорят!
- Джамаль, ей только почку вырезали. Пожалей девку, хоть немного!
- Почку вырезали! – сплевывает молодой ублюдок, - А дырку-то не зашили! Я ж ее в дырку долбить буду, не в почку!
Я прикрываю глаза. Не хочу ни видеть, ни слышать обоих козлов. Что Джамаль, наглый, противный, презирающий всех женщин на земле молодой говнюк, что Бычара… Это он сейчас немного проникся, а до того, как эти сволочи вырезали у меня почку для сестренки Джамаля тоже все пытался зажать по углам, присунуть свою дубину, но ему всегда что-то мешало.
Лежу и слушаю их мат. Сейчас я даже рада, что нас отделяет решетка. Иначе разорвали бы. И разорвут. Это – вопрос времени. Все время мне везти не может. И не изнасиловали меня до сих пор только потому что по началу готовили к трансплантации, а сейчас, через несколько недель после нее, и я, и дочка Ашотджана слишком слабы. Старый авторитет держит меня живой и относительно здоровой потому что Лале может стать хуже. Моя почка может не прижиться, и тогда у меня заберут вторую… И лишат жизни не только меня, но и моего бедного не рожденного ребенка…
- Смотри, заснула что ли, шалава! – Джамаль начинает бить камнем по решетке, поднимая дикий шум.
- Себе по башке ударь, тварь! – шиплю я сквозь зубы.
- Я щас тебе этим камнем через решетку в****у – рычит на меня сволочь.
Я слышу посторонний шум в подвале, где находится моя клетка. С удивлением раскрываю глаза. ОН! О боже, он пришел ко мне! Вновь пришел!
Подскакиваю со своего места. Инстинктивно хватаюсь за свежий шрам под широкой белой больничной сорочкой. Мне тяжело стоять, но сидеть я не могу.
- Еще раз увижу тебя рядом с ней, сам в***у, и не камнем, а кирпичом! – ревет, набычившись мужчина. – Усвистел, шакаленок!
И правда, Джамаль такая мелкая сошка, что даже не шакал, а шакаленок.
Если Джамаль и хочет что-то возразить, но от одного взгляда огромного мужчины съежился весь, поджал хвост и быстро удирает из подвала.
- Оставь нас, Бычара! – рычит мужчина на охранника.
- Лев, ты же знаешь приказ Ашотджана. Я не могу оставить девку!
- С Ашотджаном я договорился. Он дал мне пять минут.
Бычара нервно сглатывает решая сложную дилемму: если не пустить Льва, то он его просто по стене размажет, а если поверить Льву, то Ашотджан ему такое не простит.
- Не трать мое время! – рявкает Лев.
Бычара не выдержаивает тяжёлого взгляда. Да я сама еле выдержала его, когда впервые увидела настоящего отца своего ребенка воочию.
- Пять минут! – Бычара нервно тявкает время, удаляясь вслед за шакаленком.
С огромным мужчиной мы остаемся наедине. Я подхожу ближе к клетке. Хватаюсь за нее, потому что уже еле стою. А он подходит ко мне. Мы стоим очень близко друг к другу. Но между нами кованная железная решетка. Я знаю, что бледная и растрепанная. После операции я выгляжу далеко не на миллион долларов, а вот он выглядит. Высокий. Огромный. Сильный. В глазах черная беспробудная ночь. Его руки настолько накачены, что мощнее обоих моих ножек вместе взятых. Гигант. Силач. Отец моего ребенка…
- Он правда от меня? – смотрит на мой плоский живот, скрываемый сейчас полупрозрачной ночнушкой.
- Я говорила вам это, еще до того, как они забрали мою почку!
Лев осматривает меня с ног до головы, но не похотливо, как эти нелюди, а даже немного с… сочувствием. С трудом просовывает длинные пальцы со сбитыми костяшками сквозь решетку и гладит меня по щеке. Этого я уже не выдерживаю. Знаю, что плакать бесполезно. И даже вредно в моем положении, но слезы сами капают из глаз. Лучше бы он не проявлял ко мне никакой нежности. Если испытание грубостью Шакала и Бычары я выдерживаю на ура, то нежность… Это слишком.
- Как ты себя чувствуешь? – он отворачивается. Не может смотреть на мои слезы. – Они издеваются над тобой? Руки распускают?
- Я боюсь за ребенка, - тихо шепчу сквозь слезы.
- А ты уверенна, что он выжил после операции?
- Мне колют антибиотики. Говорят, что влияние на плод минимальное. Но я в таких условиях тут, - оглядываю маленькую грязную клетушку где сиротливо поместилась лежанка, да держатель для капельницы, - я боюсь за него… - я снова всхлипываю, вспоминая сколько страха натерпелась перед операцией, и сколько после. Ведь вполне возможно, что уже и нет у меня никакого ребенка…
- Что мне сделать для тебя, Алина? – впервые называет меня Лев по имени, и от этого хочется плакать еще горше.
- Мне нужно обследование. Грамотное. В клинике. – шепчу я, схватив его пальцы, держась за них как за единственный спасательный круг. – Возможно, наш ребенок еще жив. Возможно, мне нужна другая терапия, другое лечение. Пожалуйста, помогите мне. Ведь это и ваш ребенок. Хотя вы его не хотели и не планировали…
Я уговариваю его, готова на колени встать. Ради жизни своего малыша я готова абсолютно на все!
- Алина. – он осторожно забирает свои пальцы от меня. – Я поговорю с Ашотджаном. Но я не могу ничего обещать.
Азамат никогда не был добрым ко мне. Ни в начале наших отношений, ни уж тем более, в конце. Отец фактически расплатился мною, продав еще юной студенткой Азамату за долги.
Конечно, со стороны вся эта дикость была завуалирована богатой свадьбой на пятьсот человек, дорогими подарками. Азамат обвесил меня килограммами золота с бриллиантами, чтобы больше соответствовала его статусу… Но все это не отменяло факт того, что мою молодость, мою невинность продали за долги. И Азамат относился ко мне именно как купленной вещи, ни больше, ни меньше.
В первую брачную ночь он взял меня почти силой. Ни о какой подготовке речи не шло. Ни каких ласковых преддверий к дефлорации он не предпринимал. Только хардкор, без прикрас. Содрал с меня дорогое им же купленное свадебное платье, расшитое полностью кристаллами известного ювелирного бренда, поставил в догги-стайл, и вошел на сухую.
Хорошо, что мой первый раз был недолгим. То ли он так изголодался по женскому телу, то ли сказывался его немолодой возраст… Но все закончилось, едва начавшись. Прямо в меня закончилось. Дурочка. Тогда, больше всего на свете я боялась забеременеть от нелюбимого мужчины. Откуда же мне было знать, что у моего мужа проблемы со спермой? Естественным путем мы пытались зачать ему сына почти пять лет, но это все будет после.
А пока, сразу после того как он меня отпустил, я упала на дорогие, расшитые золотыми нитями шелковые простыни, прямо в лужицу собственной девственной крови и беззвучно зарыдала, глуша всхлипы подушкой. А муж… он просто вышел, не говоря ни слова. Будто резиновой куклой воспользовался, а не живой девушкой, собственной женой. Ни единого ободряющего, ласкового или утешающего слова. Ни-че-го. Я ведь для него резина. А с резиной, как правило, не ведут диалогов…
Муж вернулся под утро. Я к тому времени кое-как уснула, но ему было плевать на это. Сонной мне, он подогнул ноги к животу, чтобы ему было сподручнее, и снова резко вошел в меня. Десять фрикций и его семя оросило все внутри меня. О да! Его «любовь» ко мне редко когда длилась больше.
А я растерялась… другая бы в моем положении поставила бы его на место. Сказала бы ему, мол подожди мой дорогой муженёк, пусть у меня там подживет хоть немного, но я молчала. Наверно потому что интуитивно знала, что плевать ему на мои слова. А потому, сцепив зубы терпела небольшую возню, и противное кряканье, когда он достигал оргазма.
Ни о какой учебе теперь речи не шло. Азамат запретил мне посещать университет. Посадил дома. В золотую клетку, где у меня было все, о чем я, простой нищей девчонкой, могла только мечтать. У меня было многое. Все, кроме свободы. Был личный водитель и новенький джип последней модели. Азамат сжег мое водительское удостоверение в камине нашего загородного дома, коротко пояснив свои действия строчкой афоризма:
- Женщина за рулем, что обезьяна с гранатой.
На самом деле, он просто не хотел отпускать меня одну ездить по городу. Только с его собственным соглядатаем, ходившим за мной попятам.
Он даже моих подруг разогнал всех. Запретил видеться с ними, общаться по телефону и соц-сетям. Они не понимали, в какой заднице я теперь нахожусь, и обиделись на меня одна за другой.
Муж выдал мне карточку с практически неограниченными финансовыми возможностями. Но сообщение о любой покупке, даже о банальной выпитой чашке кофе в кафе торгового центра приходило лично ему. Я не покупала ничего недозволенного, а потому водитель просто отчитывался, где именно меня носило сегодня, и то, что он был в этот момент рядом.
Я думала, что своим примерным поведением постепенно усыплю бдительность Азамата и смогу сбежать. Ага. Как же! Какой же глупой и наивной я тогда была…
***
- Подъем! Быстро! – стучит по клетке Бычара.
Неужели я уснула и проспала всю ночь? Хотя возможно, ночь продолжается, ведь в узком окошке под потолком хмуро и темно.
- Вот, переоденься, приведи себя в порядок. Сегодня ты начинаешь работать!
Он открывает клетку и кидает мне комплект спецодежды рабынь. Светлую футболку и легкие брюки. Форма, почти как у медсестер в больницах.
- Поторопись! Ашотджан приказал начинать тебе со второго этажа. Элла заболела. Поэтому твой курорт заканчивается!
Элла, хорошенькая темноволосая девушка с черными глазами. Избили ее наверно, потому что рабыни просто так никогда не «болели». Интересно кто? Клиенты клуба, или свои же, охранники или даже Джамаль… Хотя нет, больше всего интересно, как я, еле стоящая на ногах после операции буду сейчас убирать помещение? Но никого мое состояние не волнует. Непослушание или плохое исполнение работы немедленно караются поркой, битьем, или другим наказанием. Люди Ашотджана скоры на расправу. И тяжелы на руку. Особенно наказывать рабынь любит Джамаль. В молодом говнюке все ярче проявляются садистские наклонности, он становится просто кошмаром для многих девушек.
***
Иду наверх. Жадно осматриваю все вокруг. Стены клуба оклеены дорогими рельефными обоями. Какая красота… в той клетке, где я провела почти два месяца своей жизни стены ободраны и облезлы донельзя. Я уже и забыла, что может быть иначе, что можно жить в красоте и комфорте…
Время, как я и предполагала, шесть часов утра. Несколько ночных посетителей еще в зале, откуда доносится музыка, запах алкоголя и сигарет.
Но мне нужно убирать второй этаж, там, где в номерах развлекаются хозяева и клиенты клуба. Обычно у них специфичные развлечения. И кровати все оборудованы цепями и прочей бдсм-атрибутикой.
С трудом поднимаюсь по ступеням… как я буду все это убирать, вообще непонятно. Я им больше не нужна? Видать, почка прижилась, раз меня полуживую подняли на работу.
Бычара ковыряется в телефоне. Он прикрикнул было на меня по началу, чтобы я зашевелилась, но потом понял, что кричи не кричи, это все равно бесполезно. Я еле шевелюсь не от лени, а от состояния, и охранник решил не тратить на меня свои нервы.
После чудесного утра в компании отца своего ребенка, я не то что еле хожу, я парю от счастья! Лев сделал удивительную вещь: вселил в меня надежду хоть на какое-то будущее!
Во-первых, он назвал ребенка «нашим»! Ведь это так! Он именно «наш», мой и его! И лучшего отца для своего малыша я и желать не могу! Во-вторых, он обещал, что отсюда можно выбраться! Нужно только запастись терпением! А уж я это могу! Сцеплю зубы, сожму кулаки, но выберусь отсюда! Ведь я нужна своему ребенку! Живой, и по возможности здоровой, нужна! А посему, лучше выключать психику и включать здоровый пофигизм на этих уродов. Тупо делать то, что они говорят.
Я принялась за уборку с удвоенной силой. Наоборот, лежа на лежанке, взаперти, в клетке, точно птица с оборванными крыльями, время не идет вообще! А тут оно летит! И отвлечься можно! Нет, физический труд просто необходим в моей ситуации, расхаживаться-то после резекции надо! Только нужно дозировать нагрузку. Тем более после операции.
Бычара заводит меня в номер, закрывает на замок, и через какое-то время появляется проверить, закончила ли я уборку, если да, то запирает в следующем номере, а если нет, ворчит, но не подгоняет. И откуда только в нем человечность появилась?
К третьему номеру я уже порядком устаю. Пот валит с меня градом, несмотря на то, что я не надрываюсь. Собираю раскиданные повсюду презервативы, тюбики от анальных и вагинальных смазок, бутылки от спиртного и бычки в пепельницах в огромный пластиковый мешок, перестилаю чистое белье на постелях, смахиваю пыль и орудую моющим пылесосом. Правда меня очень мутит, когда мою с хлоркой унитазы, но в целом, всё терпимо. Возвращаться в клетку не хотечется до ужаса. В номерах хоть какое-то разнообразие…
Интересно, Лев тоже провел сегодняшнюю ночь в одной из этих комнат? Один или с девушкой? Нельзя об этом думать, ведь при мысли о ком-то другом рядом с ним, мне сразу делалается грустно. Я ничего не знаю о нем. Возможно, у него есть любимая девушка, возможно, он даже женат! Такой красивый привлекательный надежный мужчина… о таком можно только мечтать! Но он скорее всего давным-давно прибран к заботливым женским рукам!
Как же так случилось, что его сперму случайным образом использовали вместо семени Азамата, и оплодотворили ею меня? У меня до сих пор нет ответа на этот вопрос. Азамат не захотел поверить в подмену. Да я бы и сама не поверила, случись это все не со мной! Причем, мой муж не поверил очень избирательно. У него не было ни единого доказательства моей измены, ведь я всегда была под замком, или под надзором его человека, а Льва в период зачатия нашего малыша вообще не было ни то что в городе, а в стране! Он был в Европе, и Шенген, красноречиво предъявленный моему мужу в загранпаспорте спас Льва от убийства.
И если Азамату пришлось признать под напором неопровержимых доказательств, что Лев не касался меня ни разу, то мне он не поверил на прочь. Знаю, это ужасно нелогично. Но сам факт того, что я забеременела от чужого мужчины взбесил его до такой степени, что я оказалась тут. В рабстве. В насильственном донорстве.
Подозреваю, что он просто решил избавиться от надоевшей игрушки, и моя беременность стала лишь предлогом. В подтверждение моим догадкам, ходят слухи, что он взял себе новую девушку, которой едва ли исполнилось девятнадцать лет! Наверно, уже успел жениться, потому что мое свидетельство о смерти, заверенное нотариально как полагается, уже лежит у Ашотджана в сейфе! Они выправили его, когда вырезали мне почку, оформив это так, будто берут орган у трупа. Поэтому для всего мира я умерла от несчастного случая, и единственная надежда для меня, это Лев!
Застываю с мокрой тряпкой в руках посреди комнаты. Вспоминаю сегодняшние прикосновения Льва. Его запах… Блаженно улыбаюсь. Его поцелуи, стиревшие мои слезы… его слова о нашем ребенке…
Ключ проворачивается в замке. Я раскрываю глаза, готовая вновь выслушать ворчание охранника. Но это не бычара, к сожалению…
Нагло посмеиваясь, прищурившись, словно обкурился, в комнату вваливается Джамаль!
- Ну что, сучка, попалась? – идет он прямо на меня. – Ща повеселимся!
***
Лев.
Еду домой. В голове пустой гул. Всю ночь не спал, околачивался в клубе. Пытался уговорить старого лиса, но все, как и говорил Алине, не так просто. Ее придурочный муж не оставит ее в покое, пока не сгноит в этой клоаке!
А я ведь тоже хорош! Не думал, не гадал, и умудрился в суп попасть, как тот индюк! И ведь дал зарок себе не сближаться с девушкой. Не мои это проблемы, не моя война! У меня что своих зае*ов мало? А Алина уже создает мне такие, что грохнут меня где-нибудь под мостом, и искать никто не будет. Вернее Тигран будет, чтобы и его грохнули. За компанию.
Черт! Бью по рулю, а рядом свистит гаишник.
Не свисти, бл*! Денег не будет!
Чуть опускаю стекло и сую ему пятитысячный «спецталон». Пусть идет в жопу! Пусть все идут! Я устал. Не спал. Голодный и злой!
В лифте еле стою. Глаза слипаются. На шестом этаже заходит Светка. Бывшая эскортница, а ныне любовница соседа-бизнесмена. Он то ли купил ей тут хату, то ли снял. В общем, захаживает она ко мне периодически. По-соседски, так сказать. Бизнесмен-то богатый, а член вялый. А Светка девка молодая, с аппетитами. Короче оба мы стресс так снимаем, периодически.
- Ле-ва! – подается она ко мне, призывно улыбаясь.
Обниматься лезет. Склоняет мою голову и шепчет в ухо, душА своим конфетно-карамельным запахом.
- Сто лет тебя не видела, Лёв, соскучилась вся, истосковалась! – и руками быстрей за НЕГО хватается.
А от меня до сих пор Алиной пахнет, и ее лицо несчастное перед глазами. Ее даже обнять страшно, такая она хрупкая и беззащитная в моих медвежьих объятиях…
Убираю быстрей Светины руки от ремня джинсов, мягко отставляю ее в сторону, хоть и бугай, но поведение самца гориллы не входит в паттерн моих правил по отношению к женщинам.
- Ко мне! – приказывает Джамаль, прикрывая за собой дверь.
Я стою, не шевелясь. Моментально вспоминаю о притаившемся в кармане подарке Льва. Ножик там, и эта мысль греет меня, придает мне сил.
- Оглохла, сучка? – оказывается он так близко, что я чувствую от него запах дорогого виски. Дешевый этот ублюдок не употребляет. – Так я тебе сейчас уши отрежу, все равно незачем!
Он и правда вытаскивает здоровенный солдатский нож, складной с красивой резной рукоятью. Приставляет мне его к горлу.
- Выбирай, ухо, а может палец? – ухмыляется молодой урод, хватая меня за мизинчик, - а может что-то еще? – кладет ладонь на грудь и грубо трет сосок через ткань футболки.
С отвращением выдерживаю грубую ласку. А может, обойдется все? Сейчас подержится за сиськи и отстанет? Потому что если сейчас применю ножик, то меня точно убьют. Смерть Джамаля мне никто не простит!
- Застыла, сучка? Боишься меня? Правильно делаешь! Я убью тебя! Но сначала… ножом он задирает низ моей футболки кверху. Немного карябает кожу, специально.
- Ох, них*я себе! – видит он огромный, плохо заживший шрам, пересекающий мой бок. – А может, вторую почку достанем, а красотка? – улыбается он как больной маньяк. – Прямо через него? Я могу! Я же хирург, бл*! Щас чиркну, и все наружу, да, сучка?
- Член себе чиркни! – не выдерживаю я.
Знаю, что зря это сказала, надо было терпеть. Он меня просто запугивал, духу бы не хватило что-то сделать, но слова вылетели и произвели соответствующий эффект.
- Ах ты стерва! – схватил он меня за шею, и потащил к кровати, - да я тебе щас язык твой поганый отрежу!
Он кидает меня на чистую, только что замененную простынь, сам наваливается сверху, прижимая меня всем своим телом. Шакаленок далеко не такой огромный и массивный как Лев, но все же он мужчина, и физически превосходит меня.
Вопреки угрозам, лезет он не за языком, а мне в брюки! Вот и повод законно изнасиловать пленницу – мол сама спровоцировала, сама виновата. Как же я его ненавижу! Не дамся ему, только не ему!
Кое-как добираюсь до кармана, пока он возится со своей одеждой.
Как там говорил Лев? Не размахивать? Бить прицельно? Лезвие очень маленькое. Несколько сантиметров не убьют мудака, но остановят. Он тем временем приспускает джинсы и вжимается в меня своим оттопыренным отростком в трусах. Вот он, шанс!
Я бью его ножом прямо в бедро. Всаживаю все лезвие до миниатюрной рукояти.
- Бл****ь!!!!! – визжит ублюдок на все здание. – Ты что наделала, сволочь? Тварь?!
Он отскакиевает от меня и в ужасе таращится на собственное, сочащееся кровью бедро.
- Бычара! Бычара, помоги! – истерически верещит ублюдок.
Как и все садисты, он очевидно панически боится собственной боли и крови, а посему, поглядев несколько мгновений на свое ранение, шакаленок закатывает глаза и противно шмякается на пол, как мешок с дерьмом.
Я все еще лежу на кровати, с задранной футболкой, и темнотой в глазах, нервное напряжение и страх тоже сказываются на моем состоянии. Я чувствую на боку непривычную мокроту и липкость. Скашиваю глаза прямо туда… Кровь на месте шрама! Все же швы разошлись, не выдержав нагрузки. В висках стучит от страха и паники.
В комнату влетает Бычара. Он что-то орет в телефон, сгибается над припадочным Джамалем. Комната быстро заполоняется людьми. На меня орут, кроют матом на чем свет стоит, но все это я слышу, словно в тумане. А потом и вовсе меркнет свет.
***
Прихожу в себя, медленно вспоминаю, все что было накануне. Я снова в своей клетке. В моей вене утоплена иголка катетера, а по системе капельницы вводится какой-то препарат. Шевелю свободной рукой по шраму. На ощупь он заклеен широким медицинским пластырем.
Рядом с моей клеткой развалившись на стуле сидит Бычара. Он реагирует на шум от моего шевеления и вытаскивает рацию.
- Очухалась! – коротко гавкает в нее.
Далее минут десять ничего не происходит, но потом в подвале появляются такие люди! Год бы их мои глаза еще не видели, этих людей! Старый лис и его шакаленок, который в отличие от меня бодро передвигается на обоих ногах. Эх, слабо я его пырнула…
- Дверь открой! – негромко приказывает Ашотджан Бычаре.
Бычара немедленно подрывается выполнять приказ шефа.
Я не желаю ни приветствовать обоих козлов, ни желать им здоровья, а посему молча смотрю вперед на грязную ободранную стену.
Ашотджан вальяжно входит в клетку и опускается на подобострастно подставленный Бычарой стул. Джамаль мыкается за ним, подходит ко мне и отвешивает звонкую пощечину.
- Сука!
- Сынок! – все так же негромко произносит старый бандит, - Нельзя бить лежачих. Это раз. Нельзя бить больных и слабых. Это два. Женщин, а особенно, лежачих под капельницей, и подавно. Это три.
- Да я ее вообще убью, эту тварь! – истерично выкрикивает придурок, - Ты видел как она мне нож в ногу всадила? А если бы горло вспорола?! Где вообще откопала его?
- Вот поэтому я и пришел с ней поговорить. – осаживает лис шакаленка. – Алина, - обращается он ко мне, и в его тоне не мелькает ничего хорошего. – Ты неподобающе ведешь себя на моей территории!
- Он полез ко мне! Изнасиловать хотел… - я тоже молчать в такой ситуации не собираюсь.
- Да кому ты нужна, насиловать тебя! – сплевывает говнюк прямо на пол. – Да мне любая даст! Ноги раздвинет, умолять будет! На тебя у меня даже не встанет!
Ага, не встанет. Вставал, еще как. Особенно утром!
- Алина. – вновь прерывает своего говнюка Ашотджан. – Мы все к тебе очень хорошо относимся все это время. Ты поделилась почкой с Лалой, и мы этому очень благодарны.
Поделилась, ага. Какой же он сволочь и лицемер!
- Мы создали тебе все условия для реабилитации, для восстановления, хотя могли бы сразу кремировать, ведь документ о смерти уже у меня на руках! Мы даже беременность твою сохранили, я обеспечиваю тебя лекарствами последнего поколения, чтобы не навредить плоду!
Прошло уже несколько дней. Все это время я пролежала под капельницей. Молодой врач с той частной клиники, где я лишилась почки, пряча от меня глаза за очками с сильными диоптриями осматривал мой шрам, обрабатывал его, и заклеивал по-новой. Ставил мне капельницу. Колол какие-то антибиотики.
Меня кормили и поили. Водили в душ, в один из номеров на втором этаже. Никто не трогал. И это радовало неимоверно! К исходу третьих суток, я чувствую себя лучше. Видимо у меня молодой и очень сильный организм, раз заживает все, как на кошке.
Что меня действительно омрачает, так это то, что я не вижу больше Льва с того утра. Наверно, его не пускают ко мне, а может, он больше не хочет меня видеть. Ну, зачем ему такая проблемная девушка? Да, я ношу ребенка от него, но он не желал его! Не планировал. И вообще, мужчины относятся к детям по-другому, чем женщины. Да он может заиметь ребенка от любой нормальной здоровой девушки, зачем ему я?!
А потом я вспоминаю его слова, его обещания, его слово мужчины, данное мне, и интуитивно чувствую, что нет. Он не бросит нас с малышом в этом подвале. Своим женский предчувствием я понимаю, что он борется за меня, просто соперники сильнее, враги коварнее…
- Я выйду, продышусь, Алин! – кидает мне Бычара, нормально все с тобой? За полчаса ничего не случится?
- Иди. – с огромной завистью отвечаю ему… сейчас бы тоже на свежий воздух. Хоть на пять минут! Но у меня нет такой роскоши.
- Если будешь хорошо себя вести, сникерс принесу, - вдруг улыбается мне Бычара, а я понимаю, что скорее всего он идет тра*аться с какой-то девкой, с той, что переписывается по телефону все время.
Бычару можно понять, молодой здоровый мужик, а вынужден день и ночь сторожить меня, аки пес на цепи. Да и куда я денусь из клетки? Ну, разве что мне может стать хуже и тогда некому будет вызвать доктора.
- Иди, со мной все хорошо! – отпускаю его.
- Ты – прелесть Алин! – его глаза светятся таким счастьем, что мне становится не по себе.
Ну вот теперь в подвале я совершенно одна. Пришел бы сейчас Лев! Знал бы, что мой конвоир убежит на свидание, и… и что? Что бы он сделал? Вытащил меня отсюда? Выкрал? Да нет, конечно! Если бы и помог мне сбежать, то только до ближайшего охранника! Вернее до его пули. Поэтому, не надо искушать судьбу!
Лев… при мысли о нем, о его прикосновениях, у меня все сладостно сжимается внутри. Я видела его всего три раза, и за все это время он не сделал мне ничего плохого! А в последнюю нашу встречу, даже спас от Джамаля. Ведь не дай он мне этот нож, шакаленок бы изнасиловал меня, без сомнения!
А как он прикасался к моим волосам! Обнимал меня! Он даже пахнет, как настоящий мужчина! Азамат никогда не вызывал у меня бури, подобного всплеска гормонов, как это смог сделать Лев за какие-то считанные мгновения.
Замечтавшись, дотрагиваюсь до своих губ. Он целовал их в уголок, куда затекали мои слезы. Приласкал самый краешек, прямо как я сейчас, повторяя его движения.
Интересно, каким любовником бы он был? Наверняка чутким! И страстным! И искренним! Не то, что все эти уроды… моя рука тянется вниз…
***
Лев… его образ полностью заполняет собой все мои мысли. Он сильный, я просто уверенна в этом. Он целовал бы меня глубоко, завоевывая мои губы, мой рот постепенно, заполнял бы своим языком, утверждая свои права на меня. Его мощное тело властно бы прижимало меня к себе и я бы чувствовала всю силу его желания…
В какой-то момент ему захочется большего и он с моих губ соскользнет ниже, приникнет к пульсирующей жилке на шее, зацеловывая, зализывая ее, так остро и эротично покалывая нежную кожу своей щетиной…
От жарких фантазий меня саму обдает жаром. Уже не могу спокойно дышать и лежать спокойно, тоже не могу. Моя рука тянется прямо вниз, под одеяло, к изнывающим, налившимся, точно спелые вишенки соскам. Я сжимаю их, и закусываю губу, чтобы из моей груди не вырвался стон.
Да, Так бы Лев и сделал. Несмотря на весь свой грубый брутальный вид, с моей грудью он был бы осторожен. Он приникнет к соску, и будет целовать его, остро дотрагиваться языком, пить его вкус, а я вцеплюсь в его короткий волос, чтобы ласкать, поощрять его движения. А потом он проделает то же самое со вторым соском, чтобы внизу у меня намокло все окончательно, готовое принять его огромную длину.
В какой-то момент он привстанет надо мною, чтобы снять с себя футболку. Его чистый мускусный запах затуманит мое сознание, а я потянусь потрогать его раскаченную грудную клетку, поросшую темным волосом. Руки у Льва огромные, заросшие, значит и ТАМ все должно быть таким, с мужской брутальной растительностью.
Я бы не спешила. Я бы изучала каждую мышцу его тела, ласкала бы, гладила этого огромного, опасного с врагами, но ласкового со своими, особенно с девушками, зверя. В какой-то момент ему бы захотелось еще большего. Тогда он, вновь приникнув к моим соскам и согрев их дыханием, насладившись их твердостью и упругостью, прочертил бы поцелуями дорожку вниз. Он бы щекотал нежную кожу живота своим дыханием и растительностью, а я бы покрывалась мурашками все это время. А потом бы он отодвинул резинку моих трусиков, прямо как я сейчас. Приспустил бы их вниз, а потом и вовсе бы снял.
Он бы приласкал мои бедра, там где кожа очень нежная и чувствительная. Моя рука вместо него проводит по бархатной коже… Как давно ее никто не ласкал! Я занималась кое-чем подобным, когда еще жила в доме Азамата, а тут в плену, мне было не до самоудовлетворения. Но сегодня, а особенно с образом Льва в мыслях мне остро не хватает разрядки. Я просто умру без нее. И я позволяю своим пальцам дотронуться до сочащихся складочек.
С этими фантазиями про Льва там просто потоп, и подушечки пальцев легко скользят по губкам, растирая смазку по горошине и малым складочкам. Я запрокидываю голову назад. Вновь вызываю в воображении образ Льва. Мои движения усиливаются. Одной рукой я закрываю себе рот, потому что ощущения настолько яркие, фееричные, что боюсь стонать в голос, а второй… нет, это уже не моя рука. Это Лев во мне. Он совершает сильные глубокие движения. Член его крупный, рельефный. У такого мужчины просто не может быть другого. Но он осторожен, чтобы не навредить мне.
Лев появляется в моем подвале, когда я уже совсем теряю надежду увидеть его еще раз. Он спускается вниз по ступеням, а Бычара молча открывает ему дверь моей клетки. Я сажусь на кровати, улыбаюсь ему.
- Привет, Алин, пошли! – протягивает он свою широченную ладонь.
Я дотрагиваюсь до него ледяными, дрожащими пальцами.
- Куда? – смотрю на него во все глаза.
Какой же он большой, надежный и самоуверенный. В хорошем смысле, уверенный в себе, как и должен настоящий мужчина!
- Я тебе кое-что обещал, и обязан это исполнить.
Ему нравится мое удивление. А у меня на лице не просто удивление, я будто бы живого деда Мороза увидела!
- Ашотджан… разрешил? – все еще не верится мне.
- Я договорился с ним, Алин, давай не терять время!
Лев перехватывает мои пальцы поудобнее, притягивает меня к себе.
- Ты сможешь идти, или мне лучше понести тебя?
- Нет, - пугаюсь я. – Сама пойду.
- Хорошо, - усмехается Лев.
Босыми ногами я нащупываю пластиковые резиновые тапочки. Лев смотрит на все это не отводя глаз. Я встаю. Моя белая полупрозрачная ночнушка едва ли достигает коленей. Лев внимательно оглядывает меня с головы до ног и хмурится. Не нравится ему такой вид. Мне больно и неприятно от этого, но сделать я ничего не могу.
- У тебя нет другого… кхм… платья? – как можно корректнее выражается он.
- Нет. – виновато опускаю взгляд, ненавидя в этот момент этот чертов балахон, практически саван, который болтается на моей исхудавшей фигуре, как мешок от картошки. И коленки выпирают из-под подола. И ноги в отвратительных тапках. Как же мне стыдно! Лев скорее всего думает обо мне с презрением, а я… представляла себе еще что он может меня возжелать! Меня. Ага! Искалеченную, изуродованную, бесправную рабыню. Такую только представлять в мужских эротических фантазиях, да!
- Тебе не дают другой одежды? – всё допытывается мужчина.
- Мне дают белье на смену, грязное тут же уносят. В клетке ничего не оставляют…
В подвале зябко. Особенно прохладно ступням в ледяной резине. Я подгибаю пальчики на ногах, и в это момент Лев переводит взгляд на них.
- Бл*ть! – ревет он и обрушивает мощный удар кулака о клетку.
Мы с Бычарой синхронно вздрагиваем. Звук в пустом подвальном помещении, усиленный эхом многократно имеет эффект разорвавшейся бомбы. Решетки клетки ходят ходуном, Бычара хватается за пистолет в кобуре, а я прижимаю руки к животу, стараясь на инстинктах прикрыть, сохранить самое дорогое, что осталось у меня в этой жизни, моего ребеночка.
Лев опирается на клетку, на то место, по которому лупанул кулаком. Опускает голову вниз, тяжело дышит. А потом, справившись с собой, решительно расстегивает кожаную куртку и закутывает меня в нее. Она настолько огромная, что туда бы без помехи поместились трое таких как я, а еще она очень теплая, и от нее умопомрачительно пахнет свежим вкусным парфюмом Льва и им самим.
- Пойдем! – уверенно он берет меня за руку и выводит из клетки.
Мне не верится, что я сейчас выхожу из этого ада, что вскоре, всего через пару ступеней, я наконец вдохну свежий воздух, напитанный чистейшим кислородом, а не затхлую вонь подвала, а потом пойду не на каторжную работу, нет, а в клинику поеду, с самым потрясающим из мужчин на свете, с тем, о ком думаю постоянно и представляю в своих самых жарких, самых запретных фантазиях!
Лев уверенно ступает вперед, ведя меня за собой за руку. Какой же он высокий! А спина в одной лишь футболке бугрится раскаченными мускулами, рельеф которых отчетливо виден даже из-под хлопка! Я так засматриваюсь на его мощную шею, на короткий стриженый затылок, в который мне отчаянно хочется зарыться носом и дышать, вдыхать, наслаждаться его умопомрачительным запахом… в общем я оступаюсь, но рука его не дает мне упасть. Он разворачивается и молниеносно берет меня на руки, как маленькую, а я затихаю на его груди и дышу этим чистым запахом морской свежести, мужественного мускуса и надежности. И я не хочу, чтобы это заканчивалось… Боже, как я этого не хочу!
Лев выносит меня на свет, а у меня глаза слепятся от солнца. День ясный, но прохладный, и мои голые ноги моментально покрываются встопорщенной кожей.
- У тебя мурашки, - замечает Лев.
А потом проводит пальцами по восставшим пупырышкам, пытаясь их пригладить, а у меня моментально все внутри простреливает сладким разрядом тока, заставляя напрячься низ живота. И соски тоже каменеют моментально, готовые порвать, расцарапать своей резиновой твердостью тонкую ткань ночнушки. Хорошо, что Лев надел на меня свою куртку и не видит всего творящегося со мной безобразия.
Еще не дойдя до огромного шикарного нового черного джипа, он щелкает брелоком сигнализации. Автомобиль, как большой породистый важный пес приветствует своего хозяина. Лев открывает переднюю дверь и усаживает меня в теплый, нагретый весенним солнцем, салон.
Господи! Когда я в последний раз ездила на автомобиле? Наверно, в прошлой жизни. Хотя так оно и есть.
А как пахнет в этом салоне! И я даже сейчас не о дорогом автопарфюме что расположился на приборной доске веду речь, не об аромате новой настоящей кожи, в которую затянуты удобные сиденья автомобиля, я сейчас о свободе! О да! Так, именно так пахнет моя свобода. Нагретой солнцем теплой кожей пахнет. Пахнет им самим, моим спасителем, сшибает его энергетикой и харизмой!
Лев убеждается, что села я нормально, захлопывает дверь. Обходит автомобиль, усаживается на водительское кресло.
- Пристегнись, - улыбается он мне.
Я ерзаю в поисках ремня, нахожу крепление и никак не могу справиться с ним. Тогда Лев тянется ко мне, на секунду оказывается сверху, немного прижав своей огромной массой, вжав меня в сидения. В нос бьет уже полюбившийся, столь обожаемый мною чистый мускус, так что голова идет кругом. Его губы оказываются так близко, что вытяни я свои, то могла бы попробовать их на вкус. Мозг моментально подсовывает жаркие картины моих фантазий с ним, и я заливаюсь краской. Но не только. Внизу все так же стремительно намокает. Блин, ну что такое? Он всего лишь пристегнул меня ремнем безопасности, а я уже вся потекла, хоть выжимай… Как самка озабоченная какая-то… Никогда в жизни, ни на одного мужчину, у меня еще не было столь мощной и столь однозначной реакции.
Лев наконец-таки справляется с ремнем безопасности и возвращается на свое сидение.
- Ты завтракала? – спрашивает он с нотками заботы в низком баритоне голоса.
- Да. – выдавливаю я, все еще пытаясь прийти в себя от такой невинной близости, как его вынужденные прикосновения.
- Можем заехать в кафе, чай выпить, - Лев берет с приборной панели очки-авиаторы, надевает их, глядя на меня.
Боже… вот так еще брутальнее! Ну казалось бы, куда дальше-то? Ан нет, этот мужчина умеет производить впечатление. Умеет удивлять.
- Меня, правда кормят эти дни. – кутаюсь я в его куртку сильнее.
Кафе это тоже из другой, далекой прошлой жизни! Я не надеялась уже выбраться из подвала на улицу, а мысль о том, что можно с таким умопомрачительным мужчиной просто так заехать в кафе и спокойно позавтракать сейчас мне кажется совершенно фантастичной.
- Хорошо, - Лев еще раз внимательно оглядывает мою полуголую фигуру. – Я включу отопление. Ты, кажется, все еще мерзнешь?
О нет, Лев, мне жарко. Мне очень жарко от того, что ты такой удивительный! Мне просто очень стыдно, что мое бесстыжее тело так остро реагирует на твою близость… а еще ты даришь мне удивительные мгновения свободы, если бы ты только знал, сколь многого они для меня значат!
- Насколько меня отпустили?
- Время есть. Не переживай.
А потом Лев совершает еще одно простое для остальных, но совершенно чудесное для меня дело. Он заводит мотор, включает авторадио, откуда сейчас играет хит того времени, когда я еще была юна и свободна, и выезжает из парковки страшного места, ставшего для меня пожизненной тюрьмой!
Мы едем на трассе уже несколько минут, а я не могу надышаться воздухом свободы. Не могу насмотреться на лес за окном. На дома и сооружения. И на него тоже не могу насмотреться. На огромного самоуверенного льва за рулем. Настоящего мужчины, что смог сдержать свое слово.
- Алин? – бросает он на меня быстрый взгляд.
- Я не могу поверить, что вы это сделали!
- Сделал. Я же обещал. А слов на ветер я стараюсь не бросать.
- Лев… что мне сделать для вас? – опять эти слезы. Ну почему рядом с ним я превращаюсь в маленькую девочку, которой хочется на ручки и поплакать? Ведь я же не такая!
Он убирает ладонь с руля, управляя машиной второй рукой и отыскивает мою дрожащую руку. Сжимает ее, переплетая наши пальцы.
- Выживи в этом аду. – говорит он, - И ребенка моего выноси. Нашего!
Лев
Бл*! У меня нет другого слова! Нет другого эпитета! Я – здоровый сильный мужик. Я могу выдержать все. Все, кроме ее затравленного взгляда. Хоть убейте, но я не могу смотреть на то как страдает маленькая хрупкая девушка! Дикая. Дикая и запуганная. Озирается по сторонам, будто на улицу впервые в жизни вышла! А как меня разглядывает настороженно время от времени! Наверняка тоже боится. Да уж, вид в зеркале у меня еще тот. Раскачался, как слоняра, а теперь не могу без этого. Без спортзала и без тренировок. Мышцы ноют без нагрузок. Но малышка может быть спокойной. Я ее пальцем не трону. Если сама, конечно не захочет. А до желаний ей, тем более таких, чувствую еще далеко.
Я не могу спокойно вести машину. Пахнет ею! На весь салон. Возбуждающе и очень красноречиво. Похоже у меня на нее аллергия. Сексуального характера аллергия. Перманентный стояк, называется. Хорошо, что на нее куртку свою накинул. Мало того, что она дрожала от холода в этой своей тонкой рубашке, так еще ее соски под прозрачной тканью так затвердели от холода, что я едва не спустил прямо в штаны! У нее чертовски соблазнительная округлая аккуратная грудь! А эти мелкие камешки сосков я бы ласкал и лизал до тех пор пока бы она от одной этой стимуляции не кончила! Черт, им что там, лифчики не выдают, уроды?! Чтобы легче было подобраться к телам рабынь, когда приспичит? У меня злости не хватает на всю эту кодлу. И власти нет, чтобы девочку эту несчастную забрать из ада насовсем!
Когда пристегивал ее ремнем безопасности, еле сдержался! Ее губки, пухленькие, несмотря на исхудавшее лицо, были так близко, что я едва не спустил уже второй раз за это утро. Не знаю, что со мной творится. Я же не Тигран. Это он е*ется день и ночь не зная сна и отдыха. Я в этом плане гораздо скромнее, но не рядом с Алиной!
Взял ее за руку. Почему бы не воспользоваться этим, когда она так близко? Да и нужно ее приручать потихонечку к нормальному человеческому отношению. Черт! и коленки ее рядом. Беззащитно выпирают из-под короткой ночнушки. Хочу положить руку ей прямо на них. Как я изнываю от этого желания! Но нельзя. Пока еще слишком рано! Не хочу ее пугать! Потому что я, похоже единственный человек в этом мире, единственный мужчина, которому она доверяет.
Обуреваемый этими мыслями я привожу девушку в центр города.
- Где мы? – озирается она по сторонам, испуганно и любопытно одновременно. – Это клиника?
- Нет, Алин. – улыбаюсь ей, - Это магазин. Мы сейчас пойдем и купим тебе одежду. Не в этом же саване по клинике ходить.
На лице Алины такой неописуемый восторг, словно она опять деда Мороза увидела. На самом деле, я привез ее в элитный бутик. Потому что посчитал, что он сейчас пустует, благодаря космическим ценам на тряпки. Но вести девушку в торговый центр где толпа народу и подвергать ее новому стрессу и стыду за внешний вид, я не собираюсь. Я не стеснен в средствах и вполне могу позволить себе подарить комфорт будущей матери своего ребенка.
- Я… - Алина опять улыбается сквозь слезы, - я думала об этом, но боялась попросить…
- Зря боялась! – отстегиваю на ней ремень безопасности, выхожу из машины, огибаю ее и открываю дверь своей дамы. – Хорошо, что я такой догадливый.
Но все равно, как бы я не хотел подвергать ее лишнему волнению, видно что ей не по себе находиться на улице в центре города одетой в хламиду и пластиковые тапочки. Я решительно беру ее за руку и веду в ближайшую дверь рядом с красиво-оформленной витриной брендового бутика.
- Чем могу помо… - выскочившая к нам на встречу красавица продавец-консультант запинается на полуслове во все глаза разглядывая мою Алину.
Алина же пунцовая от стыда, прячется за мной, как за каменной стеной.
Надо срочно спасать ситуацию, пока администратор не вызвала полицию, посчитав нас за сумасшедших наркоманов. Я демонстративно вскидываю руку, где на моем широком запястье болтаются швейцарские часы стоимостью во весь этот магазин. Консультант профессионально-заточенным взглядом проходится по фирменной футболке, джинсам, итальянской кожаной обуви и едва ли не выдыхает, расслабившись, приняв меня за настоящего клиента.
Я лезу в портмоне и роюсь там, невзначай показывая ей платиновую кредитку, да и несколько тысяч баксов постоянно ношу с собой, на всякий.
Девушка продавец уже глядит на меня почти влюбленными глазами. Я же легонько подталкиваю Алину вперед, приговаривая:
- Вот, обещал любимой шоппинг после операции. Пришлось украсть из больницы. Но чего не сделаешь ради любимой? – я кидаю нежный взгляд на ошарашенную Алину, - Так что передаю ее в ваши руки. Вы уж постарайтесь, доставьте Алиночке радость шоппинга.
- О да! – обалдело, едва ли не кончив от моих слов радостно произносит продавщица. Остальные девушки, так же скучающие от отсутствия клиентов подхватывают мою испуганную девочку под белы рученьки и уводят вглубь рядов с вешалками и манекенами.
Алина оборачивается на меня беспомощно, я же ободряюще улыбаюсь ей, садясь на диван. Сегодня у тебя будет настоящий день обычной девушки, малышка! Так что наслаждайся. Ты заслужила, после заточения в аду!
- Вам кофе черный, или с молоком? – влюбленным глазами смотрит на меня одна из консультантов.
- Черный. – не улыбаюсь ей. Наоборот смотрю тяжело, исподлобья.
Умею делать этот фирменный взгляд, чтобы не вешались всякие кошелки, когда я во всеуслышание заявил, что привел СВОЮ девушку, а не просто, подругу.
Девчонка убегает, а я оглядываю магазин. Алину уже увели в примерочную, а мне не хочется оставлять ее одну. Она долгое время провела в плену, не зная человеческого отношения. Может сейчас испугаться напора девушек, которым пофиг на клиента. Лишь бы впарить чего!
Поднимаюсь.
- Где примерочная? – спрашиваю у снова замаячившей девушки с чашкой кофе в руках.
- Идемте, я вас провожу.
Дверь в отдельную комнату приоткрыта. За ней мелькает полуодетая фигурка Алины.
Бл*ть! Она в охренном комплекте белья! Ну нельзя же так! Что она творит со мной, эта девчонка? Плохо соображая что делаю, лишь на одном древнем как мир инстинкте я делаю шаг, плотно закрывая за собой дверь.
В примерочных таких бутиков, которые посещают звезды и медийные лица, как правило нет камер, да если и есть, то в данную конкретную минуту мне похер. Потом разберусь!
Алина никак не может справиться с черным кружевным полупрозрачным бюстгальтером, а заметив меня и вовсе прекращает эту попытку. Прикрывает от меня свою грудь. Стыдливо. Невинно. Желанно.
Но все, что мне было надо, я уже увидел! И соски остро и беззащитно торчавшие из-под темного кружева, которое так резко контрастировало с ее нежнейшей молочной кожей. И трусики внизу тоже прозрачные! И волос там нет! Лобок аккуратный, чистый, гладкий. Это срывает мне последние тормоза.
Подхожу к ней близко, вплотную, потому что яйца налились спермой по самое не хочу, и лопнут сейчас, если немедленно не разрядиться. А член продерет джинсы! Потому что нельзя быть такой желанной! Нельзя, бл*! Потому что это п*здец полный и окончательный!
- Девушки сказали, что под наряды, которые мы выбрали, нужно белье…
- Что?
Какие нахер наряды? Какое белье? О чем она вообще?! Так, Лев, спокойно. Ты же не будешь набрасываться на несчастную запуганную девочку? Нет? Или да? Будешь, все-таки, скотина ты похотливая!
А может, все же будешь держать свои яйца в штанах? Какой ей сейчас трах, да еще в примерочной магазина, в общественном месте, считай? Она тебе что, шлюха? Вот так чтобы брать впопыхах, в углу зажимать? Пользоваться как одноразовой салфеткой, спускать в нее и идти дальше? Она мать твою, мать твоего ребенка, и ты не должен вот это все делать сейчас, что на уме у твоего младшего друга! Или должен?
- Помогите мне… - тихо шепчет она, разворачиваясь спиной.
Лифчик ей застегнуть просит. Что это значит? Она меня хочет? Нет, дебил. Она хочет, чтобы ты помог ей застегнуть лифчик, а не чтобы ты ее вы*бал хорошенько!
Теперь она придерживает чашечки одной рукой, а второй шарит у себя на боку, точно спрятать что-то пытается, прикрыть!
Эй, от меня нельзя ничего прятать! Я перехватываю ее ладонь и мягко завожу за спину. Ее сердце сейчас выпрыгнет от страха, я чувствую ее пульс и это заводит меня еще больше.
- Ну и чего ты там пыталась от меня скрыть? А? – скашиваю глаза вниз. Туда, где она трепыхалась, прикрывая. - Них*я себе!
Шрам! Он не просто большой, он пересекает половину ее туловища! Темный, набрякший, перевитый частыми крупными стежками.
Я отпускаю ее. Тут же отхожу к свободной от мебели стене. Надеюсь, она не из гибсокартона. Хотя мне пох*й! Размахиваюсь и впечатываю кулаком, выплескивая всю свою злость, агрессию, сбрасываю скопившееся напряжение.
- Бл*дь! Бл*дь!!! – реву как зверь. Словно у меня эту почку забрали. На живую, без наркоза вырезали! Взяли и вырвали, разворотив все внутренности.
Отдышавшись, поворачиваюсь к Алине. У нее слезы на глазах. И ужас. Доорался, придурок. Все-таки напугал ее. Поздравляю, урод!
Иду на нее решительно, тараном. Она пятится, пока не падает на софу, где продавщицы разложили выбранную одежду для нее. Упав, Алина сворачивается в клубок, словно беззащитный котенок.
- Он вам не понравился, да? – в ужасе шепчет она, прикрывая свой плоский животик, - он ужасен! Ужасен!… Но… пожалуйста, не бейте! Я говорила вам о шраме раньше. Или нет, не говорила. Да, дура я, знаю, надо было сразу сказать, чтобы вам не было так противно, но я… не думала, что вы решите взять меня… Но бить не надо пожалуйста, я потеряю ребенка…
***
- Кто же тебя бить-то собрался, глупая! – шепчу я в одурении, в очаровании ею. – Нет, зачем же такую красоту бить? Тебя любить надо, беречь, как хрустальную вазу!
Я возвышаюсь над ней, широко расставив ноги, склоняюсь, опираюсь на диван, заключая ее в полуобьятия. Если почувствую, что ей страшно или некомфортно, сразу прекращу. Надеюсь, что прекращу. Смогу ведь?
Ее губы манят меня. Пухлые. А лицо худое. Щек нет, только скулы торчат, и глазищи на пол-лица, и губы эти полураскрытые! Я дотрагиваюсь до них пальцем. Вздрагивает. Думает, ударить ее хочу, глупая! Нет, всего лишь приласкать. Глажу. Со всевозможно нежностью, на которую только способен, глажу внутреннюю часть губ, влажную и призывную поиметь этот сладкий ротик хотя бы языком.
Мое возбуждение уже не скрыть никакими джинсами. Она отчетливо видит вздыбленный бугор, который сейчас продерет мне штаны, а я чувствую болезненное распирание. Мне нужна разрядка. Иначе хана мне!
Я усиливаю ласкание ее губ, пробираюсь дальше, и она внезапно, то ли поощряя, то ли от неожиданности обхватывает его губами, дотрагивается языком.