Триумф экстаза

Глава 1

5 марта 1841 года

Солнечный свет проникал сквозь пыльное окно и падал на шелковистые прядки волос спящей Эмили Барет. Ей исполнился двадцать один год.

Девушка провела рукой по лицу, потянулась и зевнула, приветствуя свежий, прохладный день. Где-то поблизости загорланил петух, и робкая улыбка изогнула ее пухлые розовые губы.

Внезапной вспышкой вернулась память, и Эмили резко села в постели. Во сне она забыла о своей боли, которая вдруг снова резанула ее, будто острая бритва. Бабушка Роза… умерла. Неужели прошла всего неделя, как ее бабушку опустили в могилу? Неужели прошло всего семь дней с тех пор, как она в последний раз вытерла ее горящий лоб? Бедная Розанна стала первой жертвой ненавистного Желтого Джека в этом сезоне. При воспоминании об этом злые слезы снова обожгли глаза Эмили.

Она поспешно вскочила с постели, набросила халат поверх ажурной ночной сорочки и подошла к окну. Приподняв клетчатую хлопковую занавеску, девушка посмотрела на грязные улицы Хьюстона. Жалкие лачуги сгрудились среди черной грязи, на их фоне выделялись несколько винных лавок.

В кои-то веки Эмили почувствовала себя отдохнувшей. Ночь прошла спокойно — без пальбы пьяных ковбоев. Неужели наконец-то наступил порядок в этом беспутном поселении?

Возможно, открытие три дня назад постоянно действующего храма способствовало установлению хоть какого-то порядка. Эмили бросила взгляд на новую пресвитерианскую церковь Джона Кальвина — белый оплот респектабельности в море хаоса и разврата, которая стояла с приоткрытыми дверьми и, казалось, призывала грешников к покаянию.

— Ох, бабушка, если бы ты дожила до этого дня! — прошептала Эмили, глотая слезы.

Девушка отвернулась от окна и подошла к туалетному столику. Проведя щеткой по густым золотистым волосам, она глубоко вздохнула и спросила, обращаясь в пустоту:

— Что мне делать?

Розанна зарабатывала им на жизнь своим искусством швеи, даже купила этот маленький, но элегантный домик. Она старательно обучала внучку и научила ее шить платья несложных фасонов. Но Эмили также проучилась в женской семинарии Хьюстона и получила квалификацию учительницы, но школ в приграничной зоне было мало. — Конечно, всегда требовались девушки в салуны и бордели… От этой мысли Эмили содрогнулась.

По крайней мере она была в безопасности и имела крышу над головой. По сравнению с тем, что им с бабушкой довелось испытать пять лет назад, во время войны за независимость, жизнь в Хьюстоне казалась сейчас передышкой в раю. Стянув локоны на затылке розовой атласной лентой, Эмили вспомнила, как они бежали из Гонсалеса, и того незнакомца в черном, который так грубо с ней обошелся. Как его звали? Бабушка несколько раз упоминала имя капитана, но Эмили забыла. «Кем бы он ни был, возможно, уже горит в аду», — с удовлетворением подумала девушка. Многие погибли на той войне…

Резкий стук в дверь прервал ее мысли. Кто мог прийти так рано?

— Мисс Эмили, откройте, пожалуйста!

Она узнала голос Падриака О'Брайена, президента Республиканского банка. Что ему надо в такое время? Придется его впустить, потому что он принялся колотить в дверь. Нахмурившись, Эмили быстро надела розовое платье из муслина и, застегивая на бегу пуговицы, бросилась открывать.

Распахнув дверь, она резко спросила:

— Что означает это вторжение, сэр?

Падди О'Брайен, лысеющий толстяк, вошел в гостиную и бросил бобровую шапку на кушетку.

— Простите меня за этот стук, милочка. Я думал, вы еще спите. — Потом повернулся к двери и крикнул: — Заходите, Дэвид, мальчик мой!

Эмили увидела молодого стройного мужчину. Несколько секунд этот джентльмен пристально смотрел на нее, пока лицо его не залила краска смущения. Затем он нервно откашлялся и произнес:

— С вашего разрешения, мисс.

Эмили смотрела в ярко-голубые глаза молодого человека, которому было, по-видимому, лет двадцать с небольшим.

— Можете войти, — снизошла она и обратилась к банкиру: — Итак, сэр? Изложите ваше дело.

— Милочка, — мягко упрекнул он, — вы знаете мое дело.

— Ничего подобного!

Банкир неловко переступил с ноги на ногу.

— Мисс Эмили, я говорил вашей бабушке три недели назад, что не могу больше давать вам отсрочку…

— Отсрочку! — в отчаянии прошептала Эмили. — Отсрочку от чего?

Воцарилось тягостное молчание. Наконец молодой человек справился с волнением и запротестовал:

— Послушайте, вы мне не говорили о том, что дом занят.

— Это ненадолго, сэр, — ответил банкир. И спросил Эмили: — Милочка, разве вы не знали, что ваша бабушка занимала у меня деньги?

— Нет! О чем вы говорите, Бога ради?

Банкир вздохнул и задумчиво погладил свои загнутые кверху усы.

— Успокойтесь, мисс Эмили. Я вам сейчас покажу. — О'Брайен вынул из кармана сюртука свернутый в трубочку лист бумаги. — Этот документ просрочен больше чем на месяц, милочка, и если у вас нет денег на оплату, то, боюсь, вам придется уехать.

— Уехать? — переспросила Эмили, не веря своим ушам. Она опустилась на кушетку и дрожащими руками развернула бумагу. Время остановилось, пока она читала:

«В первый день февраля 1841 года обязуюсь уплатить… сумму в триста долларов». Содрогаясь, она читала описание залога, которым был их дом. Внизу страницы стояла знакомая корявая подпись бабушки.

У Эмили закружилась голова. Триста долларов — и платеж уже на месяц просрочен! С таким же успехом это могли быть три тысячи! Теми несколькими золотыми монетами Соединенных Штатов, которые у нее имелись, никак нельзя было оплатить столь огромный долг, а накопленные ими техасские деньги практически ничего не стоили. Ох, почему бабушка не сказала об этом долге, не подготовила ее к такому повороту событий? Эмили считала их финансовое положение прочным, но, по-видимому, Розанна заложила дом под большие проценты, чтобы они могли выжить.

Девушка в отчаянии подняла глаза и вернула О'Брайену документ.

— По-видимому, дом принадлежит вам, сэр, — деревянным голосом произнесла она.

Банкир откашлялся и положил бумагу в карман.

— Милочка, мне очень жаль. — Затем повернулся к своему спутнику и объявил: — Это мистер Дэвид Эшленд, возможно, будущий владелец этого дома. Мистер Эшленд часто приезжает в Хьюстон за покупками для своей плантации и находит условия в отеле «Капитолий» не совсем… удовлетворительными.

Эмили не обращала внимания на мужчин, не замечала сочувствия в глазах будущего владельца ее дома.

— Пойдем, Дэвид, мальчик мой, — нервно продолжал О'Брайен. — Давайте все здесь осмотрим.

— Вы не возражаете, мисс? — застенчиво спросил мистер Эшленд.

— Какое это теперь имеет значение? — пробормотала Эмили. Мужчины вышли из гостиной, и Эмили почувствовала, как слезы жгут ей глаза. Но в душе было до странности пусто. До ее ушей доносились обрывки разговора из спальни.

— Постель из настоящего пуха… в окнах стекла, для нашего города это редкость.

Мужчины вернулись в гостиную.

— А в этой гостиной к тому же прекрасная мебель. Вот чудесное старое кресло-качалка. — И он толкнул ногой виндзорское кресло бабушки.

Эмили вскочила с кушетки, наконец поняв весь ужас положения, в котором она оказалась.

— Вы не получите бабушкино кресло! — воскликнула она, крепко ухватившись за его спинку.

И тут внезапно нахлынуло воспоминание о холодных, мокрых ветках платана. Любимое бабушкино кресло-качалка, бережно привезенное семьей из Джорджии, сохраненное во время кошмарного бегства из Гонсалеса, своим скрипом навевающее воспоминания о счастливых годах… Эмили холодно смотрела на обоих мужчин: нет, она не позволит отобрать его!

Видя ее возмущение, О'Брайен раздраженно всплеснул руками.

— Очень хорошо, милочка, забирайте это кресло, — уступил он и ядовито прибавил: — Забирайте все, что сможете унести. Но учтите, мисс Эмили, вы должны уехать.

Нарушив долгое молчание, Дэвид Эшленд спросил банкира:

— Но что эта девушка будет делать, любезный? Вы же не можете просто вышвырнуть ее на улицу!

О'Брайен пожал плечами. Но под возмущенным взглядом Дэвида Эшленда обернулся, задумчиво посмотрел на Эмили и как-то нехорошо ухмыльнулся:

— Да, она слишком симпатичная девчонка, чтобы ее просто выбросить на улицу. — И обнял Эмили за плечи. Она отпрянула от его тяжелой руки и неприятного запаха его тела, но Патрик крепко держал ее. — Не беспокойся, милая, Падди О'Брайен о тебе позаботится. Я дружу с Нелл Дули из Отеля для мужчин», а ей всегда нужны красивые девочки вроде тебя.

С криком отвращения Эмили все-таки вырвалась. В этот же момент Дэвид Эшленд подскочил к нему и грозно прикрикнул:

— Придержите язык, любезный, пока я его не вырвал!

— Бросьте, мистер Эшленд, этой девушке может грозить гораздо худшая участь, чем стать одной из девушек Нелли. К чему такое возмущение, мой мальчик? Или вы предпочитаете, чтобы она предложила вам себя вместе с домом?

Далее все произошло мгновенно. Дэвид Эшленд схватил банкира за воротник сюртука и стянул коричневую ткань у шеи так сильно, что толстяк стал брызгать слюной и задыхаться от страха.

— Убирайтесь отсюда, негодяй! — прогремел Дэвид. — Этот дом куплен! К концу дня деньги будут переданы в ваши жадные руки! А теперь удалитесь, сэр, пока у вас еще есть такая возможность!

Он отпустил О'Брайена, и тот пошатнулся, стараясь удержать равновесие. Банкир схватил свою шляпу и уже на пороге сердито оглянулся:

— Господи, мистер Эшленд! Я дал этой девчонке больше месяца! Я всего лишь деловой…

Дэвид сделал шаг к банкиру, и тот быстро ретировался, громко хлопнув дверью.

Молодые люди остались вдвоем. Дэвид Эшленд неловко переступил с ноги на ногу.

— Я… я… — неуверенно начал он. — Простите меня, мисс. Мне говорили, что я унаследовал вспыльчивость моего дяди. Надеюсь, я вас не испугал, но этот человек… он не джентльмен!

Эмили стояла, опустив глаза и крепко сжимая спинку бабушкиного кресла-качалки.

— Спасибо за то, что… заставили мистера О'Брайена удалиться. — И она робко улыбнулась.

Дэвид осторожно потрогал полированное красное дерево. Теперь он стоял так близко, что Эмили уловила свежий запах его мыла для бритья. Их взгляды встретились.

— Вам не о чем тревожиться, мисс. Никто не заберет это кресло и не выгонит вас отсюда. В вашем распоряжении столько времени, сколько вам нужно, чтобы уладить свои дела.

Эмили, опустив ресницы, прошептала:

— Благодарю вас, сэр.

Господи, как сказать совершенно незнакомому мужчине, что ей нечего улаживать, некуда идти? Эмили кивнула. В конце концов, мистер Эшленд не виноват. Он просто хотел приобрести дом, чтобы пользоваться им во время деловых поездок в Хьюстон.

Прежде чем уйти, Дэвид обернулся и посмотрел на склоненную голову Эмили. На мгновение ей показалось, будто мистер Эшленд собирается что-то сказать, но он промолчал.

Эмили упала в бабушкино кресло-качалку, голова раскалывалась. Дом ей больше не принадлежит. У нее ничего нет. Правда, будущий владелец оказался добрым человеком. Неужели ее выгонят на улицу и она вынуждена будет зарабатывать себе на жизнь в салунах и игорных домах? Эмили содрогнулась, вспомнив посещения их дома несколькими проститутками. Хотя Розанна и была набожной христианкой, она шила платья для некоторых наиболее знаменитых городских куртизанок. «Деньги не пахнут», — рассудительно говорила миссис Барет. Эмили помнила кричаще безвкусные шелковые платья, раскрашенные лица, запах дешевых духов… Неужели это ее судьба?

— Ох, бабушка! — вздохнула она. — Что со мной будет?

Дэвид Эшленд вошел в холл отеля «Капитолий» и сразу направился к железной печке. Он сел в глубокое кресло и протянул к огню руки. Господи, с каким удовольствием он уедет из Хьюстона! Хотя в «Капитолии» гордились отдельной гостиной и столовой для благородных постояльцев, ему до смерти надоело сталкиваться здесь с грязными грубиянами. Он скучал по Бразос-Бенду, по его элегантной простоте. И он нужен дяде.

И еще кое-кому нужен здесь — Эмили Барет.

Дэвид достал из кармана сюртука свернутую бумагу на право владения собственностью Баретов. Он купил этот дом, но что ему делать с девушкой?

Можно, конечно, отдать ей этот документ. Деньги для Дэвида не имели значения. Но решит ли возврат дома ее проблемы? Все равно эта девушка останется одна в Хьюстоне и будет зависеть от прихотей негодяев.

Дэвид нахмурился. Как он может оставить здесь девушку? Сильная и одновременно беззащитная, Эмили затронула какую-то струнку в глубине его души. У нее лицо ангела: изящный носик, высокие скулы, сверкающие, как алмазы, голубые глаза, обрамленные темными ресницами. И держится с большим достоинством.

Да, мисс Барет — настоящая леди, обладающая гордостью, достоинством, красотой. И, как джентльмен, он не мог бросить леди в беде.

Внезапно Дэвид щелкнул пальцами: надо увезти Эмили в Бразос-Бенд! Тут он нахмурился. Как можно просить утонченную молодую леди уехать на уединенную хлопковую плантацию и жить там вместе с двумя мужчинами?

Точнее, как он может просить девушку жить в одном доме с дядей Эдгаром? Дэвид мрачно покачал головой. Да его дядя способен напугать кого угодно.

Тем не менее, возможно, все не так плохо: в последнее время он заметил, что дядя стал чаще разговаривать, иногда даже смеяться, снова появились его самоуверенность и цинизм. Вполне возможно, что присутствие красивой леди взбодрит дядю Эдгара, который заточил себя в доме, забыл старых друзей, даже Сэма Хьюстона. Возможно, Эмили сумеет вернуть к жизни Бразос-Бенд.

По крайней мере Дэвид мог заверить девушку, что она не останется на плантации без компаньонки. В конце концов, есть же экономка, и скоро вернется Мария.

— Мария! — громко прошептал Дэвид, и глаза его заблестели.

Мария! Конечно, почему же он не подумал о Марии раньше?

Глава 2

6 марта 1841 года

На следующий день, услышав стук, Эмили открыла дверь и увидела на крыльце мистера Эшленда. Бросая вызов грязным улицам, молодой человек нарядился в светло-бежевый сюртук, а его кремовые брюки были заправлены в блестящие коричневые сапоги.

— Доброе утро, мисс Эмили. Могу я с вами поговорить?

— Конечно. — Ей приятно было видеть этого красивого мужчину, но она чувствовала себя измученной после бессонной ночи и, не удержавшись, добавила: — Насколько я понимаю, дом теперь все равно ваш.

Дэвид Эшленд покраснел и прошел в гостиную.

— Вы не должны беспокоиться по этому поводу, мисс.

Эмили жестом показала ему на канапе.

— Располагайтесь, пожалуйста, сэр, — сказала она, усаживаясь в кресло-качалку Розанны и расправляя вокруг себя голубую юбку в клетку.

Дэвид смущенно заговорил, сидя на краешке канапе в противоположном конце комнаты.

— Вы сегодня выглядите необычайно хорошенькой, моя доро… то есть мисс Эмили.

Она одарила его грустной улыбкой.

— Сэр, изложите ваше дело ко мне.

Дэвид встал, заметно нервничая, и подошел к окну.

— Мне пришло в голову, мисс Эмили, что я, возможно, могу найти выход из вашей… э… ситуации. — Он забарабанил пальцами по подоконнику. — Теперь, когда я купил ваш дом, мне представляется, что вы нуждаетесь в покровителе. — Дэвид повернулся к ней и выпалил: — Эмили, как вы отнесетесь к тому, чтобы уехать к нам в Бразос-Бенд?

— Прошу прощения, сэр? — чопорно переспросила она. Дэвид поторопился объяснить:

— В Бразос-Бенде вместе со мной и моим дядей живет еще девушка семнадцати лет, которой очень пригодилось бы ваше общество и руководство.

При этих словах лицо Эмили смягчилось, однако она молчала, тщательно обдумывая его слова. Дэвид откашлялся и ринулся вперед:

— Собственно говоря, Мария сейчас в отъезде, но скоро вернется. Эта девушка — сирота и последние шесть лет живет у нас. Меня подолгу не бывает дома, а дядя, ну, дядя предпочитает общество самого себя. Я пытаюсь объяснить, что Марии, к сожалению, не уделялось должного внимания. Она все еще в основном говорит по-испански.

— Понимаю, — пробормотала Эмили, нахмурив брови. — Вы говорите, что сейчас она в отъезде?

Дэвид кивнул и прикусил губу.

— Меня очень тревожит судьба этой девушки. Она жила одиноко и была погружена в себя, поэтому несколько месяцев назад я записал Марию в отличный пансион для девочек в Накогдочесе. В начале января я ее туда отвез. Однако… как раз перед отъездом в Хьюстон я получил письмо от начальницы пансиона. Кажется, Марию… исключили.

Эмили подалась вперед в кресле.

— Исключили? Но почему?

Выражение лица Дэвида стало настороженным, и он ответил довольно туманно:

— Эмили, этой девочке действительно нужна ваша помощь. В голосе Дэвида звучало отчаяние, которое тронуло и испугало Эмили. Откинувшись назад, она уточнила:

— Значит, сэр, если я вас правильно поняла, вы предлагаете мне место компаньонки этой молодой леди?

Дэвид Эшленд подошел, придвинул поближе к Эмили стул и сел.

— Нет, Эмили, я не предлагаю вам место компаньонки, — мягко поправил он. — Я предлагаю вам место в нашей семье.

Эмили высоко подняла изящно очерченные брови:

— Но почему, сэр?

Дэвид откинул со лба русые волосы.

— Мне очень трудно это объяснить, Эмили. Достаточно сказать, что, как джентльмен, я чувствую свою ответственность за вас. — Словно в доказательство, Дэвид показал акт о покупке. — Вы можете получить этот дом обратно, Эмили, если пожелаете. Но подумайте хорошенько, дорогая. Хьюстон — дикий, опасный город. Вам не кажется, что было бы лучше жить в семье, в подобающей, элегантной обстановке?

Глядя на бумагу в руках Дэвида Эшленда, Эмили Барет еле сдерживала слезы. Этот молодой человек был так мил, так добр.

— Вы хотите сказать, что готовы вернуть мне дом? — прошептала она недоверчиво. — Но, сэр, если вы его купили, значит, он вам самому нужен.

— Да, я действительно часто приезжаю по делам в Хьюстон. Но это второстепенная проблема, Эмили. Мы сейчас обсуждаем ваше будущее, куда вам лучше всего податься. И мне кажется, что скромной воспитанной леди будет лучше в Бразос-Бенде.

Эмили прикусила губу.

— Но, сэр, такое положение вряд ли может быть постоянным…

— А почему бы и нет? — возразил Дэвид. — Наш дом, несомненно, постоянный. Кроме того, позднее вы можете решить выйти замуж, завести собственную семью. Эмили улыбнулась дрожащими губами.

— Вы все хорошо продумали, сэр, и я тронута вашей добротой, но… Вы уверены, что меня охотно примут в этом… Бразос-Бенде? Молодая девушка, о которой вы говорили, может не захотеть иметь компаньонку. И вы говорите, что ваш дядя предпочитает одиночество…

— Глупости! — возразил Дэвид и махнул рукой. — Бразос-Бенд нуждается в женской заботе, Эмили.

Мисс Барет с восхищением посмотрела на Дэвида. Как соблазнительно его предложение! Но ведь у нее есть гордость.

— Мне не нужна ваша благотворительность, сэр, — сказала она, глядя в пол.

Дэвид решительно покачал головой:

— Это не так, Эмили. Это вы сделаете нам одолжение, если станете другом Марии, если привнесете в наши жизни нечто особенное, прекрасное. — Глядя на опущенную голову Эмили, он добавил: — И нет никакой необходимости торопиться, дорогая. Я пробуду в Хьюстоне еще неделю, поэтому обдумайте все хорошенько.

— Хорошо, сэр. Ваше предложение очень великодушное, но довольно неожиданное. Можно, я дам вам ответ через несколько дней?

— Конечно.

Эмили проводила Дэвида Эшленда до двери и искренне поблагодарила за визит.

— Эмили, вы не возражаете, если я буду наведываться к вам, пока нахожусь в городе, и проверять, все ли в порядке?

Ее прекрасное лицо озарила теплая улыбка. В грустных голубых глазах на мгновение вспыхнула радость.

— Сэр, это доставит мне удовольствие.

Глава 3

12 марта 1841 года

Черный открытый экипаж плавно скользил по техасской прерии, устланной ковром полевых цветов.

Над головой висело яркое полуденное солнце. Эмили сидела рядом с Дэвидом и наслаждалась красотой прохладного весеннего дня. Звонкий топот копыт и напоенный ароматом цветов воздух успокаивали, и она размышляла о событиях прошлой недели.

Эмили решила ехать с Дэвидом Эшлендом в Бразос-Бенд. Она бы еще, наверное, долго сомневалась, если бы четыре ночи назад не проснулась от шума на крыльце. Со всевозрастающим ужасом она слушала, как двое пьяных ковбоев спотыкались и ругались, споря друг с другом о том, кому достанется «эта девчонка Барет, которая теперь живет одна».

К счастью, их третий спутник, должно быть, менее пьяный, уговорил дружков пойти вместе в заведение Нелл Дули, но весь остаток ночи Эмили дрожала от страха.

На следующий день Эмили рассказала Дэвиду об этом происшествии. Он предупредил шерифа и настоял на том, что будет ночевать на кушетке в кухне.

Конечно, после случая с ковбоями Дэвид и думать не желал о том, чтобы оставить ее одну в Хьюстоне, и Эмили нехотя согласилась с ним. Бедный Дэвид, наверное, совсем измучен, думала она сейчас. В последние три дня надо было собрать припасы, найти того, кто присматривал бы за домом в Хьюстоне, уложить вещи, так что у Эмили почти не было возможности рассмотреть молодого человека, который сидел рядом.

Сейчас девушка его рассмотрела и нашла, что он очень привлекателен в белой хлопковой рубахе и темно-коричневых брюках. Эмили восхищалась его светлыми, как пшеница, волосами, худым красивым лицом, тонкими загорелыми руками, которые крепко держали поводья. Все надежды Эмили — даже сама ее жизнь — теперь были в этих руках.

Она оглянулась назад, на фургон, запряженный волами, который тащился следом. Молодой негр неустанно погонял быков, выкрикивая команды на непонятном языке, но животные, казалось, прекрасно его понимали. В фургоне с провизией находился сундук Эмили, где лежало постельное белье, кружевное и вышитое нижнее белье и атласное подвенечное платье, которое бабушка Роза сшила ей три года назад. «У молодой леди все должно быть готово», — торжественно заявила бабушка. Эмили снова бросила взгляд на Дэвида, вспомнив его слова: «Позднее вы можете решить выйти замуж…»

Наденет ли она когда-нибудь это платье?

В двадцать один год у Эмили не было возлюбленного, и подруги даже дразнили ее старой девой. Она вспомнила нескольких молодых людей из их прихода. Обычно они приходили в гости только один раз и больше не возвращались. Бабушка упрекала ее: «Ты отталкиваешь их своей суровостью, детка». Но Эмили ничего не могла с собой поделать: она холодно относилась к мужчинам после той встречи с капитаном в Гонсалесе.

Однако Дэвид начинал возвращать ей веру в них. С тех самых пор как Эмили его встретила, она ожидала, что это наваждение исчезнет, и Дэвид исчезнет или, еще хуже, вступит во владение домом и ее выбросит на улицу. Но он ничего такого не сделал. Он был во всем похож на героя девичьей мечты.

Все сложилось как нельзя лучше. Эмили приобрела настоящего друга, даже спасителя, в лице Дэвида Эшленда, и скоро у нее появится новый дом, новая семья. Вся жизнь стала похожа на сон. Перед отъездом из Хьюстона Дэвид настоял на том, чтобы купить отрезы шелка, бумазеи, набивного ситца и канифаса. Он отмахнулся от ее протестов «Вы теперь член нашей семьи, Эмили!» и приобрел еще атласные туфельки и сумочки к ним, прогулочные башмаки из кожи, шляпы от солнца и с козырьком. Да еще извинился за то, что не смог достать подходящие по размеру готовые платья. Эмили рассмеялась и заверила его, что хорошо владеет иголкой.

Словно для того, чтобы это доказать, она сшила дорожное платье из красно-желтого ситца и сейчас надела его вместе с ярко-желтой шляпкой от солнца. Эмили чувствовала себя немного виноватой, покупая вместе с Дэвидом такую роскошь столь скоро после похорон бабушки, но она знала, что практичная бабушка Роза не захотела бы, чтобы внучка долго носила траур.

К счастью, небеса, кажется, одобряют их путешествие, заметила про себя Эмили. Обычно в марте в прибрежной прерии льют непрерывные дожди и все заливы переполняются и затапливают дороги. Но весна пришла раньше и была мягче, чем обычно.

Услышав проклятие из едущего позади фургона, Эмили прервала долгое молчание:

— В Бразос-Бенде много рабов?

— Около пятидесяти, — ответил Дэвид. — У нас свыше двух тысяч акров занято хлопком. Дядя довольно умело ведет хозяйство. Но я хочу ему чем-нибудь помочь…

— Вот как? — с любопытством спросила Эмили. Несколько секунд Дэвид смущенно молчал, потом пожал плечами, словно собираясь с духом:

— Мне следует предупредить вас, Эмили, что дядя Эдгар не… не такой, как мы. В последние пять лет он не покидал Бразос-Бенда, не интересовался тем, что происходит за его пределами.

— Правда? — спросила Эмили и прикусила губу. — Он не умалишенный, нет?

— Нет, конечно, нет, Эмили! — быстро ответил Дэвид. — Но он отказался от многообещающей политической карьеры и бросил всех своих друзей. Это очень печально.

— Вы уверены, что он будет мне рад?

Дэвид кивнул.

— Пусть это вас не тревожит, дорогая. Половина поместья принадлежит мне. Дядя вряд ли сможет вас прогнать.

Несмотря на заверения Дэвида, Эмили почувствовала страх перед этим странным родственником.

— А какова причина такого поведения вашего дядюшки?

Дэвид вздохнул.

— Я мало о чем могу вам рассказать. Только то, что дядя пережил ужасные страдания. Через несколько лет после того, как наша семья перебралась сюда из Англии, он нашел моих родителей, убитых индейцами чероки. Мою мать убивали очень медленно. Мы с дядей были на рыбалке, когда это случилось…

Эмили дотронулась до его руки.

— Ох, Дэвид, мне так жаль! — попыталась она утешить его; все ее тревоги исчезли при виде страданий Дэвида.

— Но мы с дядей хорошо поладили. Это было в тридцать третьем году, когда мне было всего тринадцать лет. Дядя заменил мне отца и взял на себя дела поместья, превратив его в самую преуспевающую хлопковую плантацию в верховьях Бразоса. Все было бы прекрасно даже сейчас, если бы не Оливия и дети… — Голос Дэвида замер, лицо помрачнело.

— Оливия? Дети? — повторила сбитая с толку Эмили.

— Дядя женился на Оливии Райс в тридцать четвертом году. Он вернулся домой после битвы при Сан-Ясинто в тридцать шестом году и с Оливией поссорился. Она убежала вместе с их маленькими близнецами. Дядя бросился в погоню, Оливия не справилась с лошадьми, и ее карета… опрокинулась в Бразос. В это время бушевало половодье, надежды не было никакой.

Дэвид отвернулся и энергично дернул поводья. Теперь Эмили преисполнилась сочувствия. Неудивительно, что дядя Дэвида стал отшельником: несомненно, нет слов, чтобы описать боль этого человека. Она думала, что страдала, но потерять любимую жену, двух маленьких детей, и все в одно мгновение… Бедный, милый Дэвид! Оливия, наверное, была ему как мать в годы его юности.

— Вы не знаете, почему они поссорились, ваш дядя и Оливия?

Дэвид метнул быстрый взгляд на Эмили.

— Нет! — коротко ответил он и снова дернул поводья.

Эмили почувствовала себя так, словно получила пощечину. Дэвид еще ни разу не отвечал ей так резко. Отныне она должна принимать во внимание его вспыльчивость, унаследованную от дяди, как он сказал ей в Хьюстоне. О Господи, она уже боится встречи с этим странным дядей Эдгаром!

Они остановились, Дэвид сказал, что надо проверить повозки, через несколько минут вернулся.

— Для вас, миледи, — объявил он, вынимая из-за спины букет цветов.

С низким поклоном Дэвид преподнес Эмили огромную охапку синих колокольчиков, золотистой ястребинки и черноглазого гибискуса.

Это было идеальное предложение мира.

Глава 4

15 марта 1841 года

Эмили Барет стояла в одиночестве на навесной палубе «Красавицы», всматриваясь в водовороты коричневых вод реки Бразос. Порывы прохладного утреннего ветра развевали ее голубую шелковую юбку.

Эмили и Дэвид уже больше суток плыли на маленьком пароходике «Красавица», мучительно медленно, с трудом яро-двигавшемся при помощи боковых колес против течения к городку Вашингтон-на-Бразосе. Все время их путешествия ландшафт сохранял приятное однообразие: желтые глинистые берега, украшенные цветущими деревьями и полевыми цветами. Тихий плеск колес убаюкивал, его монотонность успокаивала.

Они хорошо провели ночь, несмотря на спартанскую обстановку. В каждой каюте стояли стул, умывальник и кровать, прибитая к стене гвоздями, к которой был прикреплен сыромятными ремнями матрас из луговой травы. Однако белье оказалось чистым, а в маленькой столовой подавали аппетитные оленину и бекон, кукурузные лепешки, сладкий картофель и черный кофе.

— Вы рано поднялись, моя дорогая, — приветствовал ее Дэвид.

Эмили обернулась и вовремя спохватилась, чтобы не выдать охватившую ее радость.

Дэвид подошел к поручням и тоже стал смотреть на бурлящую воду.

— Вы сегодня замечательно выглядите, — заметил он. — Голубой цвет вашего платья так идет к вашим глазам. Дядя найдет вас очаровательной.

Эмили действительно хотела понравиться дяде Дэвида, так как чем сильнее она узнавала об этом человеке, тем больше ей становилось не по себе при мысли о предстоящей встрече с отшельником, который так разочаровался в людях. Не сочтет ли он появление Эмили наглым вторжением и не велит ли вышвырнуть ее вон? Если это произойдет, станет ли Дэвид защищать приглашенную им леди. Или подчинится диктату дяди? Она содрогнулась при этой мысли.

— Вам холодно, дорогая? — спросил Дэвид. — Сегодня утром немного свежо, так что лучше бы вам выпить горячего кофе.

Взяв Дэвида под руку и подобрав юбки, Эмили спустилась с ним вниз по трапу в обшитую дубовыми панелями столовую, где уже сидели капитан и трое плантаторов в черных сюртуках.

Капитан Трей Портер встал, чтобы приветствовать красивую молодую пару; его узловатые руки разгладили воображаемые морщинки на сюртуке с медными пуговицами.

— Мисс Эмили, вы согреваете это прохладное утро, — галантно провозгласил он, склоняя рыжую голову над ее протянутой рукой.

— Сэр, — обратился он к Дэвиду и пожал ему руку.

Несмотря на грубую мебель, стол украшал тонкий английский фарфор. Эмили поспешила выпить дымящийся кофе, который поставил перед ней негр-стюард. Но не успел Дэвид развернуть свою салфетку, как один из джентльменов продолжил спор, разгоревшийся вчера вечером.

— Я продолжаю утверждать, мистер Эшленд, что этого слабоумного Адамса следовало расстрелять как предателя! — заявил некто по фамилии Холлингшед.

Казалось, эти слова лишь слегка позабавили Дэвида.

— Кого же он предал, сэр? Адаме является гражданином Соединенных Штатов, а не суверенной республики Техас. Кроме того, он имеет право на собственное мнение.

Холлингшед покачал седеющей головой:

— Этот человек ничего не понимает в рабстве, потому что мечтает уничтожить его. Полагаю, Адаме хочет заставить нас освободить пустоголовых негров и смотреть, как они скачут вокруг костров, пока хлопок гниет на корню. Хорошо же будет выглядеть этот Джонни, если урожай хлопка погибнет и ему нечем будет прикрыть свою голую задницу!

Эмили, которая все время слушала, не поднимая глаз от тарелки, теперь тайком бросила взгляд на нефа, прислуживающего за столом. Как бесчувственно со стороны Холлингшеда высказываться подобным образом в присутствии раба! Эмили никогда не задумывалась над проблемой рабства, но теперь, намазывая маслом кукурузную лепешку, размышляла над судьбой несчастных африканцев, которые душой и телом принадлежали другим людям. Седеющий одетый в белое слуга, казалось, был глух и равнодушен к оскорблениям Холлингшеда, разнося бекон на кобальтово-синем блюде. Но что должен чувствовать человек, находящийся в собственности другого человека?

— Мистер Холлингшед, примите во внимание присутствие дамы, — предостерег его капитан Портер.

— Я настаиваю, чтобы вы учли совет капитана, — резко произнес Дэвид.

Но Холлингшед продолжал как ни в чем не бывало.

— Неужели этот глупый янки не понимает, что освобождение чернокожих повлечет за собой анархию? — Он стукнул кулаком по столу и воскликнул, брызгая слюной: — Нельзя удержать черных зверей в узде без цепей и кнута!

Дэвид, едва сдерживая гнев, процедил сквозь зубы:

— Возможно, вам будет интересно узнать, сэр, что на плантации, которой я владею вместе с дядей, дела идут успешно и без подобных орудий пыток.

— Я знаю об этом, мистер Эшленд. Ваш умалишенный дядюшка потерял над ними всякий контроль, и я удивлен, что чернокожие еще не разворовали весь дом! — И, презрительно фыркнув, Холлингшед добавил: — У вашего дяди не больше ума, чем у ниггеров!

Дэвид вскочил, но не успел ничего сказать, как Холлингшед вдруг громко взвизгнул.

Эмили уткнулась лицом в салфетку, скрывая свой смех, потому что слуга «случайно» пролил довольно много обжигающего кофе Холлингшеду на колени. Плантатор стремительно вскочил, лихорадочно вытираясь полотняной салфеткой.

— Ты, черный болван! — завопил он, лицо его налилось кровью, он оттолкнул протянутую слугой салфетку.

— Простите, сэр, — жалобно протянул слуга, смиренно уставившись в пол. — Мы, негры, такие глупые, сэр, и неуклюжие.

— Ты смеешься надо мной?

— Нет, сэр, — ответил негр, не поднимая глаз.

На мгновение воцарилось тягостное молчание, затем Холлингшед встал и покинул столовую.

Оставшаяся компания разразилась громким смехом.

— Думаю, мы все согласны с тем, что мистер Холлингшед получил по заслугам, — подытожил капитан и похвалил слугу: — Хорошо разыграно, Лукас.

Эмили показалось, что она заметила на лице негра, собирающего тарелки, легкую улыбку.

— А теперь, джентльмены, — продолжал капитан, — могу я предложить вам перейти к менее болезненной теме, чем рабство?

— Хорошо, — согласился джентльмен из Хемпстеда. — В отеле «Капитолий» говорили, что Сэм Хьюстон снова собирается баллотироваться в президенты. Я, например, собираюсь его поддержать.

Эмили Барет рассеянно слушала мирную беседу мужчин и с откровенным восхищением смотрела на Дэвида Эшленда. Он был таким смелым и красноречивым в недавнем споре! Как долго можно себя обманывать? Она начинает влюбляться в этого молодого человека! Никогда еще не встречался ей такой достойный мужчина, как Дэвид. Возможно ли, чтобы мистер Эшленд хоть когда-нибудь ответил на ее чувства? Несомненно, он симпатизирует ей, иначе почему выручил ее из затруднительного положения, пригласив в Бразос-Бенд.

О, если бы они с Дэвидом могли пожениться, как это было бы чудесно! Эмили представила себя женой молодого плантатора и грустно улыбнулась. Став хозяйкой поместья, она могла бы вернуть в Бразос-Бенд благородное общество и дала бы понять старому Эдгару, что не собирается потакать его мизантропическим наклонностям! Или, еще лучше, уговорила бы Дэвида построить собственный дом, и как можно скорее.

Эмили вздохнула, мечтая об изысканных приемах в саду, роскошных обедах, играх в гостиной. Да, она стала бы для Дэвида прекрасной женой. И могла бы удовлетворить все его желания.

Желания… Мысли о замужестве напомнили Эмили об одной деликатной проблеме — о том глубоком, темном желании, которое мужчина испытывает к женщине. Эмили почувствовала, что краснеет при одной мысли о супружеской близости. Будет ли Дэвид настаивать на своих супружеских правах? Возможно ли, чтобы этот сдержанный молодой человек заставил ее совершить с ним тот болезненный, вульгарный акт, который когда-то описывала бабушка? «Христианский долг жены!» — так называла это бабушка Роза. Долг, в самом деле! Как это мужья и жены не умирают от стыда во время его исполнения? Но мужчины и женщины должны совершать этот акт каждый день, иначе у них не будет детей — так объяснила бабушка. А беременность… привела ее мать к гибели!

Ох, зачем она сейчас об этом думает? Кроме того, Дэвид слишком учтив, чтобы силой заставить ее что-то делать, если они поженятся.

— Дорогая, вы побледнели!

Эмили подняла глаза и увидела склонившегося над ней Дэвида.

— Здесь становится немного душно. Джентльмены, прошу нас извинить, — сказал мистер Эшленд.

Она молча встала, и Дэвид отвел ее на верхнюю палубу.

— Эмили, вас тревожит встреча с дядей Эдгаром?

Девушка глубоко вдохнула прохладный весенний воздух и, стараясь скрыть смущение, посмотрела на своего спутника.

— Мне действительно страшно его разочаровать, — призналась она.

Дэвид широко улыбнулся:

— Это невозможно. Хотя, должен признать, у дяди ужасный характер. Но вы так деликатны и добры, Эмили, что я и представить себе не могу, будто вы можете его спровоцировать. И пусть вас не вводят в заблуждение его манеры — у дяди золотое сердце!

Золотое сердце! Эмили вспыхнула от возмущения и, так как Дэвид только усугублял ее страхи, поспешно сменила тему.

— Расскажите мне поподробнее о Бразос-Бенде.

— С чего начать? С истории, наверное. Дядя Эдгар и мои родители, Чарлз и Амелия Эшленд, эмигрировали из Англии в тысяча восемьсот тридцатом году. В то время мне было всего девять лет. Как вы знаете, Техас тогда еще находился под контролем мексиканцев. Дядя и мой отец получили права владения на двадцать семь тысяч акров земли вдоль реки Бразос. Конечно, теперь, после смерти моих родителей, мы с дядей являемся равноправными владельцами Бразос-Бенда и когда-нибудь оформим раздел собственности.

— Как чудесно! — вырвалось у Эмили. Но, заметив изумление на лице Дэвида, уточнила: — Но практично ли производить такой раздел?

— Да. Дядя управляет плантацией очень хорошо, тогда как я… — Дэвид покраснел от волнения. — У меня есть своя мечта!

— Какая?

— Только небольшая часть поместья, низинные земли, пригодна для выращивания хлопка. Лонгхорны — тысячи животных — свободно бродят по менее плодородной прерии без присмотра. Можно заработать целое состояние, собирая их в стада и перегоняя в Новый Орлеан.

Эмили с новым любопытством смотрела на оживленное лицо Дэвида. Она не могла представить элегантного Дэвида в костюме ковбоя. Таких персонажей ей часто доводилось видеть на улицах Хьюстона, и Дэвид казался ей слишком благородным, чтобы пополнить их ряды. Однако, напомнила она себе, именно этот молодой человек вышвырнул банкира О'Брайена из ее гостиной.

— Но что произойдет после того, как вы продадите всех лонгхорнов? — спросила она.

Дэвид рассмеялся:

— Всех собрать невозможно. Я продолжал бы пасти стадо, может быть, вложил бы деньги в разведение новой породы. Мне также хотелось бы заняться фермерством, то есть когда я построю свой собственный дом.

— Собственный дом? — переспросила Эмили. — Как это чудесно! И когда?

Дэвид пожал плечами, глядя на хижину под красной крышей на берегу.

Эмили решила не настаивать и попросила рассказать о других обитателях Бразос-Бенда.

— Дайте сообразить, — задумался Дэвид, потирая подбородок. — Эвис Жеруар, экономка. И конечно, Мария Рамеро, воспитанница дяди. Как я вам уже говорил, она скоро вернется домой из школы.

Эмили прищурилась, перехватив восхищенный взгляд Дэвида. Что за девушка эта Мария, если при одном упоминании о ней лицо Дэвида светлеет? И отчего он не хочет говорить о причинах ее исключения из школы?

— Ах да, Мария, та девушка, с которой я должна подружиться, — пробормотала Эмили. — Расскажите мне о ней, прошу вас. Каким образом у вашего дяди появилась эта… воспитанница?

— Семь лет назад ее отец пришел на плантацию в поисках работы. Я хорошо помню тот день: Мария выглядела жалко, была одета в лохмотья и ни слова не говорила по-английски. Кажется, ее мать умерла при родах, а потом отец таскал девочку за собой из города в город, он был пьяницей и дебоширом.

— Какая жалость!

— К счастью для Марии и ее отца, это случилось, когда еще была жива Оливия. Жена моего дяди вспомнила, что этот человек когда-то работал на ее семью в Хемпстеде и обладал особым даром общения с животными. Она уговорила моего дядю нанять Рамеро и поручить ему конюшню. Увы, этот человек через год исчез, бросив Марию. Конечно, после этого мы взяли девочку в свой дом, а вскоре услышали, что ее отца зарезали в одном из борделей Хьюстона.

— Как это ужасно для Марии! Но со стороны вашей семьи очень благородно было принять ее в дом.

— Да, — кивнул Дэвид. — В другом месте ее бы не приняли. Я хочу сказать, что другие семьи в округе ее бы, без сомнения, выгнали. Вы ведь знаете о глубоко укоренившейся ненависти между техасцами и мексиканцами.

На лице Эмили промелькнуло выражение боли:

— Мексиканцы действительно убили моего отца, хотя я бы никогда не стала винить за это Марию. Собственно говоря, я о таких вещах никогда и не думала. В Хьюстоне живет не так много мексиканцев.

Дэвид грустно рассмеялся:

— Вы не спрашивали себя почему? Эта проблема родилась десятки лет назад, когда белые начали колонизировать штат, который прежде очень долго принадлежал мексиканцам и индейцам. После войны мстительные техасцы преследовали мексиканцев, сгоняли с их земель, даже хладнокровно убивали. Но только не мой дядя. Ведь он многое повидал в Сан-Хасинто.

Эмили знала об ужасной бойне, которую устроили мексиканским солдатам во время битвы в Сан-Хасинто, и не имела желания выслушивать подробности.

— По крайней мере ваш дядя принял Марию. Это свидетельствует в его пользу. Кстати, когда эта девушка вернется домой? Вы поедете за ней в Накогдочес?

Дэвид покачал головой:

— Слава Богу, начальница, миссис Фергюсон, организовала для Марии сопровождение. Она едет в компании пастора и его жены, которые переезжают в Хьюстон. Они втроем отправятся в дорогу на следующей неделе, и Мария будет дома к концу месяца. Я знаю, вы с ней прекрасно поладите. Разница в возрасте между вами не так уж велика, а Мария такая… красивая.

Слушая Дэвида, Эмили ощущала все большую неловкость. Неужели между ним и Марией и правда что-то есть? Без сомнения, он очень предан этой юной леди. Не намерен ли Дэвид жениться на ней?

— Я с нетерпением жду встречи с Марией, — пробормотала Эмили. — Скоро ли мы приедем на плантацию?

Дэвид посмотрел на береговую линию, вдоль которой росли начинающие покрываться листьями платаны.

— Если повезет, через полчаса. Мы уже плывем мимо земель плантации.

Воцарилось молчание, прерываемое лишь пением птиц и мерным, успокаивающим плеском колес идущего против течения парохода. Эмили страстно надеялась, что ее внешность, ее манеры понравятся дяде Дэвида и Марии. Она мысленно представила себе большое зеркало, в котором отражается молодая пара на верхней палубе белого парохода. Молодой человек красив, его светлые волосы искрятся на солнце. Рядом с ним стоит молодая женщина в своем лучшем платье.

Эмили твердо решила, что пора получше узнать Дэвида Эшленда. И она попросила рассказать о его обязанностях на плантации.

— В данный момент у меня их почти нет, — признался Дэвид. — Я довольно часто ездил в Хьюстон и Галвестон, улаживая финансовые и юридические вопросы нашего хлопкового бизнеса. Оставаясь все время на плантации, как дядя, мало что можно сделать. Пока меня не было, наши дела запутались.

— О да, вы говорили, что отсутствовали несколько лет. Где же вы были?

Дэвид улыбнулся:

— Простите, Эмили. Я забыл сказать вам, что недавно окончил Университет Уильяма и Мэри, где изучал право. Дядя твердо решил, что я должен получить образование, так как он отказался от кресла в палате лордов, когда мы эмигрировали.

«В палате лордов», — повторила про себя Эмили. Перспектива встречи с «лордом Эшлендом» пугала ее все больше!

Проследив за взглядом Дэвида, она увидела на берегу всадника. Черный арабский скакун нес на себе могучего мужчину, одетого во все черное. Даже на расстоянии нескольких метров можно было разглядеть дикий блеск его глаз, непокорные черные волосы, летящие по ветру, смуглое, почти демоническое лицо…

— Дядя! — радостно закричал Дэвид.

Всадник обернулся в седле и, посмотрев на парочку, сдержанно отсалютовал хлыстом и так же быстро, как появился, исчез среди деревьев.

Дэвид не отрывал глаз от всадника и поэтому не заметил, как побледнела Эмили. Видение было таким мимолетным, что ей на мгновение показалось, будто это обман зрения.

Под пронзительный вопль пароходного свистка Эмили отвернулась, прижав руки к груди, словно пытаясь удержать в ней свое трепещущее сердце.

Это был он! Он! Он! Тот страшный человек из Гонсалеса!

Эдгар Эшленд!

Глава 5

15 марта 1841 года

Прямо за поворотом реки Бразос «Красавица» уткнулась носом в песчаную косу. Матросы сновали взад и вперед по сходням, сгружая товары и загружая лес.

В странном оцепенении Эмили смотрела с верхней палубы, как двое людей внизу погрузили ее старенький сундук в запряженную волами повозку, поджидавшую их на берегу. Она крепко вцепилась в грубые деревянные поручни и смотрела на крутой береговой склон, прорезанный узкой дорогой, которая вела к землям Бразос-Бенда.

Паника, охватившая ее при виде Эдгара Эшленда, перешла в полное отчаяние. Эмили не боялась того, что капитан ее узнает, вряд ли из-за этого он бы прогнал ее с плантации. Но как можно жить в одном доме с таким зверем? Эмили пыталась прогнать страшные воспоминания о смуглых руках, вцепившихся в ее волосы, о безжалостных губах, впившихся в ее губы, о том, как унизительно была переброшена этим мужчиной через седло.

Воздух вокруг был едким, полным дыма. Эмили потерла слезящиеся глаза, огляделась в поисках Дэвида и увидела его внизу, руководящего разгрузкой.

Видимо, почувствовав ее взгляд, он запрокинул назад светловолосую голову и крикнул:

— Спускайтесь к нам, Эмили. Мы готовы сойти на берег.

Они вдвоем спустились по сходням на пристань. Кабриолет, запряженный двумя серыми в яблоках конями, уже ждал их. Когда Дэвид помогал Эмили сесть в коляску, она чуть не упала. Колени ее подгибались, как у новорожденного теленка.

— Как вы себя чувствуете, дорогая? — озабоченно спросил Дэвид, садясь рядом.

— Чудесно, — заикаясь, ответила Эмили, крепко вцепившись в кожаное сиденье. — Просто чудесно.

Дэвид дернул за поводья, и кони стали подниматься по крутой глинистой дороге. За ними потащилась повозка, запряженная быками, в которой сидели Джейкоб и двое негров с плантации, пришедших встретить их. По крайней мере, утешала она себя, Эдгар Эшленд не встретил их у парохода, и содрогнулась, представив себе хмурого дядю Эдгара, одетого в черное, с хлыстом в руке.

Когда кабриолет поднялся на холм, Эмили обернулась и увидела, как «Красавица» отходит от берега. Пронзительный свисток парохода перерезал нити, связывающие ее с прошлым.

Обе упряжки проехали густой лес, и душный, сладкий запах наполнил душу Эмили грустными воспоминаниями о прежней жизни в Гонсалесе. Лошади огибали гигантские узловатые корни и пни, торчащие посреди дороги. Над головой весело щебетал птичий хор, полосы солнечного света падали сквозь увешанные мхом ветви, бросая призрачные отблески на путешественников. Вскоре они выехали из-под растущих вдоль реки деревьев в усыпанную цветами прерию.

— Смотрите! — воскликнул сидящий рядом с ней Дэвид. Эмили проследила за взглядом Дэвида до вершины холма, поднимавшегося на несколько сотен ярдов, и увидела величественный дом из розового кирпича.

— Бразос-Бенд, — гордо объявил Дэвид. — Разве он не великолепен?

— Великолепен! Он… он… — Но Эмили от восхищения ничего не могла сказать.

Таких величественных сооружений просто не существовало в Техасе: двухэтажное, с греческими колоннами, словно перенесенное из глубин Юга, где родилась Эмили.

— Позвольте мне кое-что вам рассказать о нем, — рассмеялся Дэвид. — Бразос-Бенд построен в тысяча восемьсот тридцать втором году, прямо перед… прямо перед тем как были убиты мои родители. Кирпич привезли из Мексики, и клали его мексиканские мастера. Греческие колонны доставили морем из Англии. Дом обошелся в кругленькую сумму, но в те годы дела на рынке хлопка обстояли хорошо и поместье процветало.

Слушая эти сведения, Эмили рассматривала плантаторский дом. Двухэтажное здание венчала крыша из щепы и окружала веранда. Над массивной парадной дверью, по обеим сторонам от которой тянулись симметричные ряды окон со ставнями, был устроен навес на уровне второго этажа. Все внешние детали из дерева выглядели недавно побеленными, и даже издалека стекла в окнах сверкали на солнце. Лужайка перед домом была покрыта ковром цветов, на ней росли редкие кедры, а внешний периметр украшали цветущие олеандры и азалии.

Впечатляющий вид дома лишь ненадолго отвлек Эмили, которая все больше и больше боялась встречи с лордом Эшлендом. Как хозяин поместья отнесется к тому, что Дэвид привез чужую женщину, без гроша в кармане, в его богатое поместье?

Лошади медленно поднимались на холм, Эмили Барет неумолимо влекло в жизнь Эдгара Эшленда.

Отведя взгляд от дома, она попыталась унять тревогу, вдыхая пряный аромат диких цветов, омытых утренней росой. Немного успокоившись, она стала анализировать свой страх перед Эдгаром Эшлендом. Их встреча в Гонсалесе была так коротка, и возможно, его безжалостность была оправданной, учитывая ту опасность, которая им тогда грозила. В мирной обстановке этот человек вряд ли таскает девушек за волосы. Эмили даже рассмеялась при этой мысли.

— Ты довольна? — спросил Дэвид. Эмили прикоснулась к его руке.

— Я очень рада.

Но через несколько минут, когда они вышли из кабриолета, Эмили готова была проглотить собственные слова. Внутри у нее все сжалось, а сердце готово было выпрыгнуть. Девушка заметила, что трое негритят расселись на ветвях большого ореха и оживленно болтали, наблюдая за приехавшими. Эмили охватило безумное желание тоже залезть повыше на дерево, и она несколько истерично хихикнула, вообразив, как взбирается на дерево, путаясь в пышных нижних юбках.

Эмили нетвердым шагом поднялась на крыльцо и вздохнула с облегчением, увидев в дверях старого негра, который пригласил их войти.

— Добро пожаловать домой, мистер Дэвид, — радостно приветствовал их слуга. — С кем это вы? — спросил он, глядя на Эмили черными, как эбонит, глазами.

— Дэниель, мисс Эмили Барет будет жить с нами. Сообщи, пожалуйста, дяде, что мы приехали.

Негр широко улыбнулся:

— Благослови вас Бог, мистер Дэвид! Вы привезли домой златовласого ангела. Теперь здесь снова воцарится радость! — Он обратился к Эмили: — Добро пожаловать, дитя!

— Спасибо, Дэниель, — улыбнулась Эмили.

Дэвид рассмеялся, глядя, как старик поспешно удаляется, крича на бегу:

— Мистер Эшленд, быстрее сюда! Вы должны это увидеть, сэр!

Эмили вцепилась в руку Дэвида, оглядывая великолепный холл. В нем было десять футов в ширину и сорок в длину; дубовые двери отшлифованы песком и отполированы до блеска, гладкое дерево обшитых досками стен покрашено в белый цвет. Мебель была сделана из темного палисандра, с позолоченными краями и мраморными крышками столов. Слева вела наверх подвесная изогнутая лестница, ее перила блестели от воска. Лучи солнца, падающие сквозь витражи над входной дверью, играли на натертом полу. Здесь поддерживали образцовый порядок: свежие цветы стояли в нескольких хрустальных вазах, а турецкие коврики, казалось, только что выбили.

— Вам нравится дом? — спросил Дэвид.

— Просто дух захватывает, — пробормотала Эмили с почтением, отвела взгляд от двойных дверей, ведущих в желтую гостиную, и увидела слева библиотеку с множеством книг на полках вдоль стен.

На мгновение она забыла о своих тревогах.

— Я вижу, племянник, ты привез себе подружку для игр.

Эмили обернулась, увидела стоящего на лестнице Эдгара Эшленда и замерла в оцепенении.

Мужчина был крупнее, чем она его запомнила. Высокий, с широкими и прямыми плечами; его белая полотняная сорочка открывала густые черные волосы на груди. Темные брюки при движении обтягивали мускулистые ноги, а блестящие черные сапоги властно стучали по деревянным ступенькам.

— Добро пожаловать, племянник, — произнес он низким, звучным голосом, пожимая руку Дэвиду. — Добро пожаловать, мисс… э… — Хозяин имения оглядел Эмили, и странный огонек промелькнул в его карих глазах.

Эмили не отвела взгляда. Неужели он побледнел? Неужели узнал ее?

— Дядя, позволь представить тебе мисс Эмили Барет.

Эдгар выгнул черную бровь, глядя на племянника, затем с нескрываемым подозрением стал рассматривать гостью. Но когда его взгляд остановился на ее молочно-белой груди, губы Эдгара изогнулись в насмешливой улыбке.

— Скажи, Дэвид, с какой целью ты привез к нам в дом мисс Барет? — спросил он, не отрывая глаз от скромного выреза на ее платье.

Залившись краской под этим бесстыжим взглядом, она плотно запахнула накидку.

— Я подумал, что Эмили будет идеальной компаньонкой для Марии.

Эдгар запрокинул голову и рассмеялся:

— Компаньонкой для Марии? Последнее, что нужно нашей маленькой примадонне, — это компаньонка. Хотя гувернантка — старая дева с длинным хлыстом была бы очень полезна своенравной девице, ведь она просто живьем глотает своих немецких учительниц. — И снова взглянул на Эмили с циничной усмешкой. — Наверное, будет забавно наблюдать за этими резвыми котятами. Посмотрим, который из них первым выцарапает другому глаза: шелковистый черный или этот золотистый комочек пуха.

Эмили прикусила губу, потрясенная невыносимым самомнением мистера Эшленда, и старалась сдержаться, чтобы не послать его к черту. Но Эдгар подошел к ней, взял ее руки в свои, отчего накидка снова приоткрыла грудь, на которую он тут же нагло уставился и рассмеялся.

— Я забыл о хороших манерах, милочка, — произнес он мягким, успокаивающим тоном, наклонился и быстро поцеловал ее в губы. — Добро пожаловать, моя дорогая, ты очень хорошенькая.

Теперь Эмили вынуждена была посмотреть в пугающую глубину глаз Эдгара Эшленда. Она не помнила этих глаз или, так как в то время была перепуганной шестнадцатилетней девчонкой, не разглядела пожирающего взгляда капитана. Его темно-карие, почти черные глаза, казалось, проникали в самую душу. Эмили почувствовала себя в ловушке. Какая наглость — поцеловать ее в губы! Следовало дать ему пощечину, и все же в нем было нечто завораживающее, какой-то пугающий животный магнетизм. Губы Эмили все еще ощущали прикосновение его усов, а сильные смуглые руки продолжали крепко сжимать ее ладони. Эмили хотелось стряхнуть их демонстративно, грубо, но она напомнила себе, что находится в его доме, и чопорно произнесла:

— Рада познакомиться, сэр.

Эдгар рассмеялся:

— Готов держать пари, что так оно и есть.

Эмили пристально всматривалась в его дерзкие глаза, спрашивая себя, означают ли эти слова, что он ее узнал. Господи, она совсем забыла, что капитан так красив, что у него широкое лицо, прямой нос, высокие скулы. Его черные волнистые волосы на висках тронула седина. Один угол чувственных, полных губ под усами изгибался вниз. От него пахло кожей и табаком.

— Дядя, мне кажется, Эмили устала, — заметно нервничая, вмешался Дэвид.

Эдгар кивнул и отпустил руки Эмили.

— Эвис! — позвал он.

Тотчас же появилась высокая черноволосая женщина. Дэвид кивнул креолке, а Эдгар махнул рукой на Эмили и сказал:

— Эвис, это мисс Эмили Барет, новая компаньонка мисс Марии.

Пара черных глаз бесстрастно оглядела Эмили. Затем женщина повернулась к Эдгару.

— Пардон, месье Эшленд?

— Новая компаньонка мисс Марии, — нетерпеливо повторил Эдгар. — Будьте добры, отведите мисс Барет в голубую комнату.

— Но, месье, эта комната рядом с…

— Черт побери, Эвис, я что, должен повторять все по два раза?

Эмили чуть не подскочила от внезапно резкого тона. Так вот что такое «ужасный характер» дядюшки Эдгара.

Креолка опустила глаза.

— Как пожелаете, месье.

Эдгар Эшленд мрачно улыбнулся:

— Вот так гораздо лучше, Эвис. — С рассеянным видом он повернулся к Дэвиду: — Теперь, племянник, я хочу услышать все подробности о твоих делах в Хьюстоне. Пройдем со мной в кабинет.

— Я — Эвис Жеруар, мадемуазель, — обратилась экономка к гостье, когда мужчины ушли. — Позвольте проводить вас в вашу комнату.

Эмили вздохнула. По крайней мере ее не вышвырнули вон — пока. Она повернулась к экономке.

Креолка оказалась красивой женщиной, единственным недостатком на ее совершенном, с классическими пропорциями лице был слегка длинноватый нос. На вид ей, как и Эдгару, было тридцать с небольшим; черные волосы, аккуратно стянутые в узел на затылке, еще не тронула седина. Она была одета в черное платье, которое освежали лишь белый воротничок и белый кружевной чепчик. Экономка смотрела на мисс Барет враждебно.

— Это было бы чудесно, благодарю вас, — ответила Эмили и последовала за Эвис вверх по лестнице на третий этаж, где спальни были расположены по обеим сторонам широкого коридора.

Открыв вторую дверь слева, креолка впустила ее в большую, приятную комнату, где все было выдержано в прохладных голубых тонах.

— Как красиво! — воскликнула Эмили, увидев изящную кровать под балдахином, кушетку, обитую тканью с золотым шитьем, блестящий чиппендейловский комод и туалетный столик красного дерева.

— Эту комнату обставляла мадам Оливия, — холодно заметила Эвис. — Она выбрала цвета для каждой комнаты в доме.

«Оливия — это покойная жена Эдгара», — вспомнила Эмили.

— Вам что-нибудь нужно, мадемуазель?

Эмили подошла к кровати, потрогала бледно-голубое связанное крючком покрывало и вдруг почувствовала страшную усталость.

— Спасибо, ничего не нужно. Думаю, я отдохну перед ленчем.

— Ленч будет через час, мадемуазель, — сообщила экономка и вышла из комнаты.

Со вздохом облегчения Эмили сняла шляпку и накидку, затем заползла под противомоскитную сетку и упала на подушку. О, этот ужасный человек! Что же теперь делать? Узнал ли он ее? Откровенная чувственность мелькнула в глазах Эдгара. Неужели он ее возненавидел? Наверняка ее дни — нет, часы — в этом доме сочтены! Вряд ли Дэвид сможет противостоять своему дяде-диктатору?

Эмили содрогнулась. Ее ожидания не оправдались. Воображение рисовало старого бородатого фанатика с диким взглядом, который мало говорит и держится особняком. И вдруг она увидела красивого и высокомерного Эдгара Эшленда — того ужасного человека из Гонсалеса!

— Дядя Эдгар! — с сарказмом воскликнула Эмили.

Эдгар Эшленд выглядел слишком молодым, слишком полным сил, чтобы быть чьим-то дядюшкой! То, как он рассматривал ее, вовсе не свидетельствовало о том, что он оплакивает свою жену! Эмили не доверяла этому мужчине: если он не отошлет ее прочь, то, вероятно, потащит к себе в постель! Ведь, по словам Дэвида, у дяди уже пять лет не было женщины. Что за странный человек!

Мрачный, непредсказуемый! О, как она сможет жить с Эдгаром Эшлендом в одном доме? Нет, надо было остаться в Хьюстоне…

Хьюстон — вот решение! Она убедит Дэвида отвезти ее назад! Но как? Эмили нахмурилась, сцепив руки за головой. После того случая с ковбоями Дэвид не позволит ей жить одной в доме бабушки. Нет, если они с Дэвидом и вернутся в Хьюстон, то только мужем и женой.

Мужем и женой! Эмили посмеялась над своими глупыми мечтами. Но она, кажется, полюбила Дэвида, и ничего так не хотела бы, как стать его женой. А испытывает ли этот молодой благородный человек к ней те же чувства?

Эмили знала, что леди не подобает спрашивать о чувствах джентльмена.

Она стиснула зубы. Что ж, ей придется забыть о гордости и самой сказать Дэвиду о своей любви. Может быть, он просто застенчив и нуждается в том, чтобы его подтолкнули в нужном направлении.

Обдумывая план действий, Эмили решила скорее остаться с Дэвидом наедине и предложить ему вернуться в Хьюстон после того, как они поженятся. В конце концов, он изучал право и может открыть там свою контору.

Мисс Барет нахмурилась. А как же юная мексиканка, которой она должна помочь? Услышав от Дэвида трагическую историю Марии, Эмили уверилась в том, что девушка отчаянно нуждается в ее покровительстве и дружбе. Справедливо ли оставлять это дитя в когтях Эдгара Эшленда?

Эмили тяжело вздохнула, поняв, что решить этот вопрос она сейчас не в состоянии. Вероятно, позже придумает, что можно сделать для благополучия девушки, а сейчас надо отдохнуть перед серьезным разговором с Дэвидом. Она закуталась в мягкое покрывало, чувствуя себя очень уставшей и какой-то опустошенной после встречи с Эдгаром Эшлендом. Ничего, скоро она окажется в Хьюстоне, в домике бабушки Розы.

Бабушка Роза! Слезы потекли по щекам Эмили, слезы вины, решила она, вины за то, что она недостаточно сильно любила бабушку и почти не оплакивала ее последние несколько недель. Эмили потребовалось много лет, чтобы смириться с гибелью родителей, а о недавно умершей Розанне она почти не вспоминала. Неожиданно всплыли слова бабушки: «Теперь ты — мой долг, Эмили». Любовь может жить после смерти, а долг?..

— Теперь я сама обязана о себе позаботиться, бабушка, для тебя я больше ничего не могу сделать, — прошептала Эмили, и на ее залитое слезами лицо опустилась черная вуаль сна.

Глава 6

15 марта 1841 года

Над ней склонилось лицо. Черные, дьявольские глаза смеялись. Сильные руки обвились вокруг нее. Губы прикоснулись к ее губам.

Она обняла его за шею, приоткрыла губы. Она погибла…

Эмили проснулась, рывком села, в страхе огляделась вокруг. Потом прерывисто вздохнула, испытывая облегчение, оттого что это был всего лишь сон. Поднесла ладонь к губам. Странно, она почти ощущала его прикосновение…

Какая наглость — вторгаться в ее сны!

Она открыла двери на веранду. Полуденный ветерок мгновенно освежил ее, принес аромат жимолости и жужжание пчел. С такой высоты открывался чудесный вид на плантацию: уходящие вдаль цветущие лужайки, хозяйственные постройки за ними, вдалеке аккуратные ряды зеленого хлопка.

Заметив, что солнце стоит уже высоко, Эмили вспомнила про ленч. Но в ридикюле не оказалось щетки для волос, а ей так необходимо было поправить прическу и переодеться. Однако ее сундук еще не подняли наверх.

Эмили как могла разгладила смятое платье и прическу и спустилась в гостиную, где нашла одного Дэвида. Он встал.

— Ты выглядишь отдохнувшей, Эмили.

— Да, я немного вздремнула. — Эмили улыбнулась, окидывая взглядом гостиную и прилегающую к ней столовую.

— Оливия называла ее желтой комнатой, — сказал Дэвид.

— Это очевидно, — рассеянно ответила Эмили.

Снова Оливия! Какую же власть имеет умершая женщина над теми, кого покинула? Очевидно, немалую, так как дом сохранился в том виде, в каком она его оставила. Как и голубая комната, желтая представляла собой этюд в одном цвете с оттенками от теплого огонька свечи до шафранного. И все же она была почему-то лишена индивидуальности.

Хватит этих лирических отступлений, побранила себя Эмили! Она должна не упустить случая и поговорить с Дэвидом!

— Дэвид, мы можем на минуту присесть?

— Конечно!

Он взял ее под руку и подвел к массивному креслу, а сам сел напротив. Их разделяло всего несколько футов, но это расстояние казалось непреодолимым. Эмили рассматривала ножку кресла в виде когтистой лапы, сжимающей шар, и вдруг сказала:

— Дэвид, кажется, мне здесь не рады.

— Ерунда, Эмили, разумеется, тебе рады. Что заставляет тебя так думать?

Эмили подняла на него глаза и прикусила губу.

— Поведение твоего дяди.

Дэвид нахмурился, сосредоточенно обдумал ее утверждение, затем мягко объяснил:

— Эмили, пусть его манеры тебя не пугают. Ты должна привыкнуть к нему, дорогая, поскольку меня часто не будет дома. — Дэвид помолчал, нервно ослабил узел шейного платка. — По правде говоря, я снова должен уехать через два дня. Дядя только что получил письмо из Галвестона: сгорел один из наших складов хлопка. Я не собирался оставлять тебя так скоро, дорогая, но мне необходимо лично уладить это дело.

— Ох нет, Дэвид, ты не можешь… с ним наедине! Нет, Дэвид! Ты должен отвезти меня домой!

— Но, Эмили, теперь твой дом здесь.

— Никто не голоден? — раздался громкий голос. — Или вы предпочитаете поесть в Хьюстоне?

Эмили обернулась и увидела Эдгара Эшленда, небрежно прислонившегося к двери в столовую и рассматривавшего их с насмешливым высокомерием. Как много он слышал? Очевидно, достаточно.

Эмили почувствовала, как в ней шевельнулось какое-то странное незнакомое чувство: первобытное, запретное желание, которому она не могла найти названия. Этот черный дьявол отталкивал ее и одновременно притягивал жутким, пугающим образом.

Дэвид вскочил и поспешно ответил:

— Разумеется, Эмили не собирается никуда ехать. — Он предложил ей руку и прибавил: — Пойдемте к столу, дорогая.

Эмили была шокирована тем, что Эвис Жеруар сидит за столом вместе с членами семьи. И еще больше была поражена предложенным пиршеством — свежие фрукты, за которыми последовало рагу из утки, горячее, острое, вместе с горой дымящегося риса.

Дэвид весело болтал с Эмили и делал комплименты экономке по поводу стряпни, тогда как его дядя не обращал ни на кого внимания, демонстративно медленно пробуя каждое блюдо. Когда Эвис подала пирог с орехами, Эдгар резко встал и все сразу замолчали.

— Прошу вас, продолжайте ваши разговоры, — насмешливо произнес он и направился к двери.

Однако он остановился за стулом Эмили и дотронулся пальцем до одного из ее медово-золотистых локонов, водопадом спускавшихся по спине.

— Хорошенькая, — лениво пробормотал он и игриво дернул за локон. — Возможно, мы тебя оставим у нас.

Оскорбленная такой фамильярностью, Эмили обернулась, но сражаться было уже не с кем — Эдгар исчез. «Как груб и безжалостен этот человек!» — с раздражением подумала она, желая найти утешение у Дэвида, но тот беззаботно рассказывал Эвис о новом сорте риса, который привез ей из Хьюстона.

Эмили сердито встала из-за стола, подошла к окну и увидела мчащегося вдаль всадника: только мелькали копыта да развевались полы его черного сюртука. Черный конь. Человек в черном.

Охваченная жуткими воспоминаниями, Эмили в гневе крикнула Дэвиду:

— Это тот же самый конь?

— Прошу прощения? — растерянно переспросил он.

Ее глаза холодно следили за исчезающим в лесу всадником.

— Тот же самый конь, — повторила она надтреснутым голосом. — Это тот же конь, с которым он был на войне? Ало… Аполлион?

— Аполлион… тот же конь… Эмили, что за странный вопрос! Откуда тебе известно, что дядя был на войне?

— Ты мне рассказывал! — резко ответила Эмили, впившись ногтями в бархатную штору.

— Вот как! Ну… нет, того Аполлиона убили у Сан-Хасин-то, вместе с Сарацином Хьюстона.

— Того Аполлиона! А этого как зовут?

— Тоже Аполлион, по-моему.

— И что означает это имя?

— По-моему, дьявол.

— Ну конечно.

Эмили вернулась к себе в комнату. Заметив на туалетном столике свою щетку для волос и флакон духов, она поняла, что ее сундук уже распакован.

Эмили открыла платяной шкаф и нашла все свои платья аккуратно развешанными. Ее внимание привлек ярко-красный атлас, и она со смехом достала кричаще безвкусное платье. А это как сюда попало?

О, она так спешила покинуть Хьюстон! Наверное, не удивилась бы, узнав, что уложила заодно и ночной горшок!

Эмили подошла к зеркалу и приложила пошлый наряд к себе. Платье, отделанное красными перьями, с глубоким вырезом и прозрачными рукавами, могло бы украсить самую дорогую проститутку Хьюстона. Но тут среди клиенток бабушки прошел слух, что у нее желтая лихорадка. Глядя на свое отражение, Эмили вспомнила слова Эдгара Эшленда: «Хорошенькая… может быть, мы оставим тебя у нас». Черт бы побрал этого человека! Нельзя терять время, нужно убедить Дэвида согласиться с ее планами, иначе она рискует остаться здесь на милость черного дьявола!

Эмили провела всю вторую половину дня то нервно шагая по комнате, то пытаясь сосредоточиться на одной из книг, привезенных из Хьюстона, и очень обрадовалась, когда ближе к вечеру служанки принесли ей ванну. Потом она надела свое самое скромное платье — белое, полотняное, с ручной вышивкой и высоким воротничком, отделанное голубой лентой и кружевом. Затем высоко подняла волосы, заколов непокорные локоны, надеясь произвести впечатление строгой, неприступной матроны. Сегодня вечером очень важно, чтобы Дэвид увидел ее сдержанность, зрелость и изящество, но еще важнее спрятать все, на что мог бы глазеть его отвратительный дядя!

Эмили достала свое самое ценное сокровище — бабушкину золотую брошь с сапфирами. Несколько секунд она разглядывала булавку в виде сердечка, окруженного крохотными голубыми камешками. Затем взяла хрустальный флакон для духов и нанесла несколько капель розовой воды на виски и шею.

Этот розовый флакон был единственной оставшейся у нее вещью, принадлежавшей когда-то Камилле Барет. Эмили представила себе высокую француженку с выступающими скулами и черными волосами. Она ясно помнила щедрость, любовь матери, сложнее было вспомнить ее манеры, интонацию, хотя французский акцент Эвис Жеруар казался девушке знакомым до боли.

Эмили закрыла глаза, вспоминая отца. Голубые, яркие глаза сверкали на смеющемся лице, окруженном ореолом золотистых волос. Неужели он действительно погиб при Аламо?

Эмили открыла глаза и вздохнула. В течение нескольких лет после войны ее мучили сны о демонах и горящих деревнях. Но в последнее время стала видеть прошлое как бы со стороны, словно она, ее родители и мертворожденный братик, бабушка были всего лишь персонажами какой-то пьесы.

А Эдгар Эшленд — герой или злодей этой драмы? Правда, он спас ее от неминуемой смерти. Но его роль в этой пьесе навсегда останется олицетворением жестокой реальности. Вернутся ли к ней опять ночные кошмары теперь, когда страшный капитан снова вернулся в ее жизнь?

Эмили вздрогнула и прогнала воспоминания, она вышла из комнаты, поспешно спустилась по лестнице и, влетев в гостиную, столкнулась нос к носу с Эдгаром Эшлендом.

Сильные руки легли ей на плечи.

— Полегче, малышка, — шутливо произнес он; его карие насмешливые глаза озорно блестели.

Сердце ее громко стучало, пока несколько мгновений Эмили смотрела на это красивое лицо. Ощущение его крепкого тела возбуждало и пугало.

Эмили опомнилась и застыла.

— Отпустите меня! — возмутилась она, но голос ее сорвался.

Эдгар рассмеялся:

— Конечно, милочка. — Он отошел к чайному столику и налил вина в два бокала; затем не спеша вернулся к Эмили, протянул ей бокал и насмешливо предложил: — Выпей со мной, малышка.

Как он красив, этот негодяй! Одет в темно-коричневый бархатный сюртук и светло-коричневые брюки. Сорочка из накрахмаленного белого полотна с кружевной манишкой и манжетами. Жилет из золотистого атласа и черный шейный платок дополняли наряд.

— Я… я не употребляю спиртного, сэр, — выдавила из себя Эмили.

Подняв широкую черную бровь, Эдгар приказал:

— Пей. — В его небрежном тоне чувствовалась сталь. Эмили взяла бокал и чуть не подавилась первым же глотком вина. Крепкая жидкость обожгла горло, и она постаралась сдержать слезы. Еще ребенком ей иногда позволяли пригубить отцовский бокал с вином, но этот напиток был намного крепче и гуще. Она предусмотрительно велела себе пить его осторожно и медленно.

— Добрый вечер, Эмили.

Ярко-голубые глаза Дэвида смотрели серьезно, а лицо было непривычно напряженным, когда он внимательно посмотрел на Эмили. Казалось, Дэвид был чем-то поражен.

Эмили почувствовала, как стало теплее на душе с приходом Дэвида.

— Рада видеть тебя, — пробормотала она. — Мне весь день тебя недоставало.

Если Дэвиду и понравился ее дружеский тон, то он не подал виду, а с довольно мрачным видом прошел и налил себе бокал вина.

— Мне не нравится твоя прическа, Эмили, — медленно произнес он, не оборачиваясь. — Ты просто сама на себя не похожа.

Эмили невольно поднесла руку к заколотым на затылке локонам.

— Но, Дэвид…

— Дорогой племянник, ты ведешь себя невежливо по отношению к нашей гостье, — рассмеялся Эдгар. — Признайся, эта девушка прелестно выглядит.

Дэвид обернулся и снова пристально посмотрел на Эмили. Потом пожал плечами и сухо произнес:

— Прости, Эмили. Я сказал это не подумав.

Она с недоумением смотрела на Дэвида, но прежде, чем успела что-либо ответить, Эдгар взял ее за руку и повел в столовую.

Они обедали втроем, без Эвис Жеруар. Обед был роскошным: черепаховый суп и рагу из стручков бамии, потом рисовый пудинг под соусом из виски. К каждому блюду подавались разные вина, и, несмотря на принятое решение пить осторожно, Эмили к концу обеда почувствовала легкое головокружение.

Она изо всех сил старалась завязать с Дэвидом беседу, но молодой человек так ни разу и не улыбнулся. Зато Эдгар, словно компенсируя молчание племянника, был необычайно весел и расспрашивал Эмили о их путешествии из Хьюстона. Ей казалось, что родственники поменялись характерами.

После обеда Эмили перешла вместе с мужчинами в гостиную пить кофе. Она уже поняла, что ей нельзя идти на риск и затевать свой серьезный разговор сегодня. Может быть, завтра…

Пока Дэвид и Эдгар курили сигары и сетовали на слишком сухую весну, Эмили подошла к фортепьяно. Это был великолепный инструмент с гнутыми ножками и пюпитром в виде резных завитков, на котором стоял открытый сборник вальсов Шопена. Эмили перелистала ноты и нашла знакомый вальс. Ее пальцы невольно пробежались бесшумно по клавишам из слоновой кости.

— Поиграй для нас, милочка, — насмешливо произнес бархатный голос.

Эмили подняла голову и увидела рядом с собой Эдгара.

— Откуда вы знаете, что я умею играть?

— Это видно по твоим прикосновениям к инструменту.

— Я играла на фортепьяно сто лет назад, в школе, — усмехнулась она и тут же начала играть вальс.

У инструмента оказался глубокий, богатый звук, и девушка получила большое удовольствие от игры после такого долгого перерыва. Вальс наполнил комнату щемящими, немного печальными звуками. Эмили забыла о присутствии мужчин. Когда она закончила игру, их аплодисменты заставили ее сильно покраснеть.

— У тебя талант, дорогая, — заметил Эдгар. — Но вальс предназначен для танцев, а мы не можем танцевать, пока ты играешь. — Он поднял ее на ноги, обнял за талию и бросил племяннику: — Сыграй для нас.

Эмили в изумлении перевела взгляд с дяди на Дэвида.

— А, — рассмеялся Эдгар, — ты еще не знаешь… э… всех талантов моего племянника! — Нахмурившись, он настойчиво произнес: — Ну, племянник, не стой там как столб, вальс, пожалуйста!

И не успела Эмили сообразить, что происходит, как Эдгар закружил ее под прекрасную музыку. Она чувствовала, что уносится в мечту, и весело смеялась. Во время более медленного рефрена он притянул ее к себе поближе и прошептал на ухо:

— Как ты красива, малышка! Нам повезло, что ты приехала в наш дом.

Музыка… вино… Эмили плыла в сильных объятиях демона…

Звуки затихли. Они мгновение стояли как зачарованные. Затем Эмили опомнилась, оттолкнула Эдгара и посмотрела на него снизу вверх с удивлением и страхом. Но он лишь саркастически усмехнулся и низко поклонился.

— Дэвид, я… мне лучше пойти спать, — нетвердым голосом объявила она, чувствуя, что комната плывет вокруг нее.

— Конечно, дорогая, позволь мне проводить тебя наверх, — Мягко произнес он и взял ее под руку.

Эмили вошла к себе, спотыкаясь, и без сил упала на кровать. Комната бешено кружилась перед глазами. Борясь с тошнотой, она с трудом подошла к туалетному столику, побрызгала в лицо водой, сурово отчитала себя за то, что выпила так много. Эмили взяла книгу и села на кушетку, твердо решив лечь спать с ясной головой. Но свет от лампы отбрасывал призрачные тени на страницу, буквы стали расплываться и меркнуть…

Внизу, в библиотеке, мужчины беседовали за бокалом бренди еще около часу.

— Я так и не получил ответа на свой вопрос, племянник: зачем ты привез сюда эту девушку? — спросил Эдгар, перекинув ноги через подлокотники кресла.

Сидящий на кушетке Дэвид наклонился вперед и объяснил:

— Я уже говорил тебе, дядя, что она была в отчаянном положении, а Мария…

— Понятно, — перебил его Эдгар. — Теперь скажи мне настоящую причину.

Дэвид нахмурился, глядя на янтарную жидкость в своем бокале.

— Разве сегодня вечером ты не понял? — настаивал Эдгар. — Скажи, ты увлечен этой девушкой?

Дэвид поднял хмурый взгляд:

— Я считаю этот вопрос… несправедливым, дядя. Достаточно сказать, что я не мог бросить ее одну в таком диком городе, как Хьюстон.

Губы Эдгара изогнула хитрая улыбка, он задумчиво потер подбородок.

— Мы, конечно, оставим девушку у себя. Дэвид вздохнул с облегчением:

— Хорошо. Остается надеяться, что Мария тоже приветливо встретит Эмили.

Эдгар махнул рукой.

— Не заботься о Марии. Думаю, мы можем найти лучший способ занять мисс Барет.

Дэвид в недоумении поднял одну бровь. Эдгар, заметив его реакцию, усмехнулся:

— Если тебя эта девушка не интересует, я буду считать ее своей добычей.

— Что?

— Мне она нравится, — просто сказал Эдгар и опустошил свой бокал.

Глядя, как дядя снова подходит к буфету и наливает себе бренди, Дэвид ощетинился.

— Но это так… так неожиданно!

— Не так неожиданно, как тебе кажется, — рассмеялся Эдгар, поднося бокал к губам. — О, что я мог бы проделывать с этой девушкой!..

Дэвид с ужасом смотрел на Эдгара:

— Но, дядя, я даже предположить не мог, что ты способен… применить насилие к молодой женщине! Мария уже давно здесь…

— Мария — ребенок, — проворчал Эдгар, возвращаясь к своему креслу.

— Она не… ей уже семнадцать лет…

— А мне, Дэвид, мне тридцать три, я вдвое старше Марии. Но я нахожу твою мисс Барет гораздо более зрелой и…

желанной.

Дэвид, не веря своим ушам, покачал головой:

— Дядя, ты пять лет провел в добровольном заточении на этой плантации! Месяцами не разговаривал ни с одной живой душой. Я думал, что тебе уже не хочется ни с кем общаться.

Отпив из бокала, Эдгар задумчиво произнес:

— То, чего я хочу от мисс Барет, не требует долгих разговоров.

Дэвид поперхнулся бренди.

— Черт побери! Если ты так низко пал… тогда я не уеду в Галвестон и не оставлю Эмили в твоих когтях!

— Правда? Даже если наш склад сгорел дотла?

— Правда, — твердо ответил Дэвид. — Я уеду только в том случае, если ты заверишь меня, что добродетели мисс Барет ничего не угрожает, пока меня не будет.

Услышав это драматичное заявление, Эдгар так расхохотался, что на глазах его выступили слезы.

— Добродетель Эмили, в самом деле! Ты говоришь, что ей двадцать один год, и она жила в Хьюстоне? — Он помолчал, хмурясь. — Да ладно, Дэвид, не вскакивай! Я не собираюсь «применять насилие», как ты деликатно выразился.

Дэвид снова откинулся на спинку кушетки с облегченным вздохом, в то время как дядя несколько нетвердой походкой снова направился к буфету.

— По-моему, ты ей нравишься, глупышке, — заметил Эдгар, наполняя бокал. — Когда ты уедешь, это изменится, пусть даже я буду скучать по тебе, племянник.

Дэвид нахмурился.

— Дядя, ты уже собираешься нарушить свое обещание?

— У меня нет намерения силой навязывать себя этой девушке. — Он задумчиво улыбнулся. — Но есть другие способы, племянник, есть…

Дэвид изумленно уставился на Эдгара.

— Тебя не обескураживает то, что ты ей не нравишься? Хозяин Бразос-Бенда быстро опрокинул в себя бренди, и его глаза заметно потемнели.

— Нет, племянник. Это делает игру еще интереснее.

Эмили проснулась, голова раскалывалась от боли. Она не была вполне уверена, но ей показалось, что в соседней комнате хлопнула дверь.

Девушка неуверенно встала с кушетки, голова все еще кружилась. Влажное платье прилипло к телу. Наверное, она задремала на какое-то время, решила Эмили, и налила себе воды из фарфорового кувшина, залпом выпила стакан и переоделась в прозрачную ночную сорочку. Ей все еще было жарко, и она открыла дверь на веранду. Прохладный, напоенный ароматом цветов ветерок хлынул в комнату.

Эмили, покачиваясь, пошла к лампе, от воды у нее почему-то снова закружилась голова. Она уже собиралась погасить лампу, как вдруг какой-то шорох привлек ее внимание.

Эдгар Эшленд вошел в комнату с бокалом бренди в руке.

Потрясенная, Эмили оцепенела. Она не подозревала, что веранда соединяет ее комнату с его спальней.

— Сэр, вы забываетесь.

Эдгар Эшленд, пошатываясь, вступил в круг света и ухмыльнулся.

— Невозможно, — пробормотал он, его глаза блестели от чрезмерного количества бренди. — Невозможно забыть.

Эмили скрестила на груди руки и открыла было рот для резкого ответа, но тут Эдгар швырнул свой пустой бокал через всю комнату. Он ударился о камин и разбился на тысячу звенящих осколков. От этого яростного и неожиданного поступка в висках Эмили снова запульсировала тупая боль.

Кроша стекло подошвами сапог, Эдгар подошел к ней и оторвал ее руки от груди.

— Невозможно забыть! — страстно повторил он, не сводя глаз с ее груди под тонкой тканью. — Оливия — ведьма! Почему она не оставит меня в покое? Я бы заплатил по-королевски ради того, чтобы дотянуться до нее и втоптать в грязь!

Эмили охватил ужас. Глаза Эдгара стали безумными, а руки держали ее стальной хваткой. Она била его кулаками в грудь, умоляя:

— Прошу вас, пожалуйста, отпустите меня. Вы пьяны. Внезапно Эдгар оттолкнул ее. Она споткнулась и чуть не упала.

— Я пьян? Эдгар Эшленд, лорд этого королевства, пьян? Предупреждаю тебя, девка, берегись: если ты опорочишь имя Эшленда, я прикажу тебя высечь!

Эмили решила не возражать пьяному и покорно произнесла:

— Простите, милорд, я сказала это не подумав. Но сейчас слишком поздно, чтобы навещать леди в ее будуаре.

Несколько мгновений Эдгар с подозрением смотрел на нее. Потом приветливо улыбнулся и поклонился:

— Никогда еще никто не произносил более справедливых слов. Мисс Барет, желаю вам спокойной ночи.

С достоинством выпрямившись, Эдгар пошел к двери, однако на пороге обернулся.

— Но, дорогая, — пробормотал он хрипло, — разве мне не положен поцелуй на сон грядущий?

Насмешливая улыбка Эдгара говорила о том, что ей не удалось его провести. Эмили бросилась к двери, увы, сильные руки поймали ее, а горячие губы мгновенно впились в ее рот.

Это был долгий поцелуй — медленное и упорное насилие. Эмили боролась с ним, но его жесткие губы заставили девичьи губы разжаться, и язык властно исследовал сладкую глубину ее рта.

Его объятие стало более крепким, поцелуй еще более настойчивым. И с Эмили произошло нечто необъяснимое: внезапно она стала тонуть. Ее руки сами поднялись, обвились вокруг шеи Эдгара. Его руки спустились ниже и прижали ее бедра к твердому мужскому естеству. Неведомое прежде, отчаянное желание пронзило ее, словно кинжал. Она ненавидела Эдгара Эшленда и желала всем существом. Эмили готова была позволить этому дьяволу овладеть ею, делать с ней все, что угодно, только бы унять незнакомую мучительную боль во всем теле.

Наконец поцелуй закончился. Эдгар с триумфом и нежной насмешкой посмотрел на раскрасневшуюся, задыхающуюся девушку. Он прикоснулся к прозрачной ткани ее ночной сорочки, обводя контур одного напряженного соска, потом второго. Эмили стояла неподвижно, когда тот же смуглый палец прошелся по ее губам. Глаза Эдгара держали ее в плену, словно гипнотизируя.

Эмили безумно, до боли желала его. И демон это знал!

Он наклонился и быстро, нежно поцеловал ее.

— Терпение, любимая, — произнес Эдгар предостерегающе.

И Эмили услышала его тихий смех, эхом разносившийся по веранде.

Глава 7

16 марта 1841 года

Эмили окутывал покров сна. Приглушенные звуки с трудом просачивались в ее сознание: шаги в коридоре, пение птиц, шепот в соседней комнате. Но веки все еще смыкал сон.

Внезапно зазвонил колокол. Она села на кровати, но голова закружилась, и Эмили снова упала на подушку. Мгновенно всплыло воспоминание.

Черный капитан! Эдгар Эшленд! Этот ужасный, высокомерный, завораживающий человек! Как он посмел! Как она позволила ему прикоснуться к себе!

Эмили откинула простыню и села, вцепившись в край постели, чтобы сохранить равновесие. Наверное, она все еще была пьяна, когда наглец вошел ночью в комнату, если она позволила ему… позволила ему…

Эмили поднесла руку ко рту.

На губах сохранилась его отметина, синяк, след страсти. Его поцелуй, жестокий, как изнасилование.

Если бы Эдгар отнес ее на кровать и довел дело до конца, она не могла бы чувствовать большего унижения.

Эмили содрогнулась. Этот человек был очень странным, он пугал ее, а как он говорил о своей покойной жене! Нет-нет, надо покинуть этот дом как можно скорее!

Эмили встала и, пошатываясь, подошла к открытому окну. Ее голова раскалывалась от перезвона этого упрямого колокола!

— Замолчи, черт побери! — крикнула она, захлопывая окно. Колокол замолчал. Как по волшебству. Эмили невольно усмехнулась. Рабы, наверное, буквально приплясывают, , отправляясь в поле под этот неумолкающий звон, думала она, пока плескала воду себе в лицо.

Закончив туалет, Эмили собиралась выйти из комнаты, когда услышала топот копыт. Она вышла на веранду и увидела, как всадники удалялись галопом через поле голубого люпина. Эдгар и Дэвид.

— Прелестно! — саркастически пробормотала она. — И когда же я теперь поговорю с Дэвидом?

Эмили завтракала в столовой одна. Она сделала глоток крепкого кофе, и голова начала проясняться.

Бесшумно вошла Эвис Жеруар. Неужели эта женщина всегда носит черное? Дэвид рассказал, что экономка овдовела незадолго до того, как приехала сюда из Нового Орлеана четыре года назад. Не может быть, чтобы эта женщина все еще носила траур! Черный цвет почему-то придавал ей зловещий вид.

Эвис открыла крышку глиняного горшка и положила в огромную миску кашу, которая напоминала размоченную и размятую кукурузную лепешку. Эмили героически боролась с тошнотой. У нее возникло странное ощущение, что экономка знает о ее плохом самочувствии сегодня и с удовольствием мучит Эмили.

— Приятного аппетита, мадемуазель, — пожелала ей Эвис, обильно полила кашу сливками и вышла из столовой.

Через пару часов Эмили уже чувствовала себя гораздо лучше. Она стояла на веранде, когда увидела возвращающегося с поля Дэвида, и тут же бросилась вниз.

— Доброе утро, Эмили! — весело приветствовал он, проходя мимо и обдавая ее запахом кожи и конского пота. — Хорошо спала?

Эмили грустно рассмеялась, но не ответила на вопрос.

— Дэвид, пожалуйста, можем мы поговорить наедине?

— Конечно, дорогая. Давай сядем в гостиной. Эмили покачала головой:

— Нет, не здесь. Нельзя ли пойти на прогулку или поехать в коляске?

Дэвид убрал со лба спутанные волосы и согласился без всякого энтузиазма:

— Ну, наверное, можно. Надень шляпку, дорогая, а я скажу конюху, чтобы запрягал лошадей.

Эмили очень обрадовалась наконец-то представившейся возможности поговорить с Дэвидом наедине. Полчаса спустя они уже ехали вместе в коляске. Эмили глубоко вдыхала пьянящие ароматы весны и чувствовала, как напряжение покидает ее.

Дэвид завтра покинет поместье, и ей во что бы то ни стало надо уехать вместе с ним, любым способом. Следует ли рассказать о поведении его дяди прошлой ночью и даже еще раньше, в Гонсалесе? Поверит ли Дэвид ей?

Вот в чем таилась трудность: Дэвид считал Эдгара своим отцом. Возможно, лучше рассказать Дэвиду о своих чувствах, не упоминая об угрозе дяди, разве что без этого нельзя будет обойтись…

Коляска остановилась, вернув Эмили к действительности. Она увидела большой мраморный памятник и вопросительно взглянула на спутника.

— Оливия, — объяснил он, спрыгнул вниз и подал ей руку. — Это то самое место, где…

Эмили спустилась на землю и внимательно посмотрела на Дэвида. Он явно был в смятении.

— Зачем ты привез меня сюда?

— Рано или поздно ты и сама бы его обнаружила. Эмили подошла к высокой заостренной стеле и вслух прочитала надпись:

— «Оливия Райс Эшленд — любимая супруга Эдгара — и сыновья-младенцы Эдгар и Чарлз. Утонули 26 апреля 1836 года».

Эмили замолчала, ее взгляд опустился к подножию монумента. Она молча читала эпитафию, и ее охватил смертельный холод.

— Такие грустные слова, — прошептала она. — «Гибель мечты»…

— Слова моего дяди, — с каменным лицом произнес Дэвид. Эмили прикоснулась к мрамору — холодному как лед. С одной стороны от памятника проходила дорога, с другой — невозмутимо текли воды Бразоса. Глядя на крутые глинистые берега, Эмили представила себе покрытых пеной, взбесившихся коней, из-за которых погибли молодая женщина и двое маленьких детей. Она содрогнулась.

Сегодня течение Бразоса было спокойным; но эта река бывает очень опасна.

— Где они… Я хочу спросить, они здесь не похоронены, правда?

Дэвид обернулся к ней, глаза его странно блестели.

— Нет. Все, что осталось на память о них, этот памятник и река.

В глазах Дэвида горели боль и ненависть, когда он смотрел на спокойно текущую внизу реку.

— Бразос — как женщина, — с горечью прошептал он. — Нет, как шлюха. Нежная, манящая, несущая смерть.

Эмили была поражена. Неужели это произнес мягкий, застенчивый Дэвид? Она не удивилась, если бы так сказал Эдгар Эшленд, но не Дэвид! Какая же жестокая обида таилась в его душе!

Услышав, как ахнула Эмили, он извинился:

— Прости меня, Эмили, я забылся. То, что я сказал, непростительно.

При виде его смущения у Эмили сжалось сердце.

— Ты не должен извиняться. Природа жестока. Дэвид взял ее под руку и предложил:

— Давай осмотрим хлопковые плантации.

Через несколько секунд, когда они снова выехали на дорогу, сердце Эмили глухо забилось: галопом на коне приближался Эдгар Эшленд! Дэвид помахал ему, но, к счастью, дядя только кивнул и промчался к дому.

Дэвид повернул упряжку на узкую тропинку, вьющуюся через поля. Вскоре Эмили отвлеклась от своих тревог, глядя на ровные ряды хлопка, тянущиеся вдаль до бесконечности.

Несколько десятков рабов прореживали и пропалывали растения высотой всего в несколько дюймов.

— Я не знала, что это поместье такое большое, — заметила Эмили.

— Большое! — рассмеялся Дэвид и погнал коней по тропе. — Ты видела лишь часть наших владений. Оглянись: все, что ты видишь до самого горизонта, это земли Бразос-Бенда!

Полдюжины лонгхорнов паслись на усыпанных цветами лугах.

Эмили как завороженная смотрела на пятнистых животных.

— Они прекрасны, — пробормотала девушка.

Поняв ее намек, Дэвид повернул коней и съехал с тропы в прерию. Да, он не преувеличивал, когда говорил, что лонгхорнов здесь тысячи. Подумать только, она может разводить таких экзотических животных вместе с Дэвидом! Эмили откинулась на кожаное сиденье, про себя репетируя то, что сейчас ему скажет.

Дэвид остановил коляску на вершине холма, спрыгнул на землю, расправил свой коричневый сюртук и помог спуститься Эмили. Они стояли в центре круга из громадных дубов, словно на обширной сцене, окруженные завесой из зелени.

— Как здесь красиво! — прошептала Эмили, срывая темно-лиловый колокольчик.

— Я часто приезжаю сюда, — сказал Дэвид, обводя взглядом мирный пейзаж. — Когда-нибудь построю на этом холме собственный дом.

Эмили, набрав побольше воздуха, спросила:

— А когда ты построишь собственный дом, начнешь собственное дело по разведению скота, разве тебе не понадобится жена, Дэвид?

Он покраснел до самых корней русых волос.

— Эмили, я даже не думал…

— Знай, если понадобится, — очертя голову выпалила Эмили, — я хотела бы стать твоей женой.

Дэвид в смущении покачал головой:

— Эмили, ты сама не знаешь, что говоришь.

Она почувствовала, как горят ее щеки, но решительно сделала шаг вперед и взяла Дэвида за руку.

— Нет, знаю! Я… я люблю тебя, Дэвид!

Он отбросил руку Эмили, словно ее прикосновение обожгло. Странные чувства затуманили его густо-синие глаза, и Дэвид произнес напряженным, дрожащим голосом:

— Эмили, если бы я… искал жену, то и надеяться бы не смел взять в жены такую красивую девушку, как ты. И хотя для меня большая честь, что ты так высоко меня ценишь, но боюсь, у меня нет намерения жениться… никогда.

Эмили ушам своим не верила.

— Но почему? Ты так много для меня сделал, и я думала… думала, что небезразлична тебе!

Дэвид смущенно переступил с ноги на ногу, глядя на траву под ногами.

— Ты мне действительно небезразлична, дорогая, но не так, как ты думаешь. Я всегда буду твоим другом, Эмили. Но женитьба… женитьба двух людей может означать катастрофу.

— Что ты имеешь в виду? — озадаченно спросила Эмили. — Ты говоришь о своих родителях? Или о твоем дяде и Оливии?

Дэвид грустно покачал головой:

— Это я не имею права обсуждать, дорогая. Эмили, пожалуйста, примирись с тем, что мне не нужна жена, и не расспрашивай больше ни о чем.

— Нет! — возразила Эмили, повышая голос. — Ты должен объяснить мне все подробнее!

— Не могу.

Цепляясь за свою надежду, она стала умолять его:

— Тогда по крайней мере увези меня отсюда, Дэвид. Отвези меня завтра же в Хьюстон!

Дэвид с сочувствием посмотрел на нее:

— Я уже думал о такой возможности, Эмили, но ты должна быть здесь, чтобы встретить Марию, когда она вернется домой. И кроме того, просто не подобает оставлять тебя в Хьюстоне одну.

— Не подобает? — оскорбленная, воскликнула Эмили в гневе. — А подобает оставлять меня здесь одну — с ним?

— С ним?

— С твоим дядей!

— Эмили, мой дядя — джентльмен…

— Твой дядя — старый похотливый развратник! — гневно воскликнула Эмили, глотая слезы ярости.

— Эмили, как ты можешь говорить… — Дэвид был очень обижен.

Она отвернулась, чтобы не показать своих слез.

— Отвези меня домой!

Дэвид помог Эмили выйти из коляски перед домом. Затем пробормотал, что ему надо проверить упряжь в конюшне, и уехал.

Эмили ворвалась в дом, ногой закрыла за собой дверь, и сморщилась от острой боли, пронзившей щиколотку.

— Хорошо покаталась, милочка? — раздался насмешливый мужской голос.

Эмили сердито посмотрела на стоящего в прихожей мистера Эшленда.

Эдгар не торопясь подошел к ней. На его лице не было и следа вчерашнего похмелья; он был одет в белую, расстегнутую на груди сорочку и темные брюки.

— Где Дэвид?

— Ушел считать упряжь или что-то в этом роде, — холодно ответила Эмили.

Эдгар от души расхохотался.

— В таком случае могу предположить, дорогая, что ты не сумела накинуть упряжь на моего племянника?

Эмили залилась краской от столь возмутительной бесцеремонности и молча пошла к лестнице. Но Эдгар схватил ее за руку:

— Минуточку, Эмили. Мне надо с тобой поговорить.

— Отпустите меня!

— Нет, милочка, — твердо возразил он, — а если будешь вырываться, я заставлю тебя замолчать способом, который действует лучше всего, как я заметил.

Эмили замерла.

— Ладно! — прошипела она. — Я выслушаю. Только уберите от меня свои грязные руки!

Эдгар рассмеялся, но отпустил ее.

— Очень хорошо, перейду прямо к делу. Дэвид завтра уезжает… И оставляет нас здесь вдвоем — наедине.

Эмили передернуло от его взгляда, но она ничего не ответила.

Эдгар обаятельно улыбнулся:

— Я хочу сказать… я бы посоветовал тебе немедленно выйти за меня замуж, поскольку после прошлой ночи у тебя очень мало шансов не оказаться в моей постели.

Эмили даже дышать перестала от изумления.

— Какой самонадеянный, самодовольный…

— Спокойнее! — рассмеялся Эдгар. — В конце концов, я поступаю честно, делая тебе предложение, а не просто тащу в постель, что мог бы легко…

— Легко?! — взвизгнула Эмили. Он нахмурился.

— Успокойся, женщина! Если ты когда-нибудь смотрела на себя в зеркало, то можешь не надеяться на то, что останешься старой девой. А поскольку Дэвид тебе отказал…

— Откуда вам известно, что Дэвид мне отказал? — повысила от возбуждения голос Эмили.

— Видишь, ты это признала! Ты видела поместье, дорогая. Все мое состояние станет твоим, когда ты станешь моей женой.

Совершенно сбитая с толку, Эмили покачала головой:

— Но зачем вам жена? Все эти годы вы оставались в одиночестве…

— Мне нужна жена, чтобы делить со мной постель, рожать мне сыновей. Ты хорошо понимаешь, что именно я хочу сказать, дорогая, или тебе недостает образования?

— Да, я понимаю, хорошо понимаю, и можете убираться к дьяволу, сэр! — сквозь зубы процедила Эмили.

Эдгар с улыбкой покачал головой:

— Слава Богу, у Дэвида хватило ума тебе отказать. Ты за час сделала бы из него котлету!

Эмили в отчаянии топнула ногой.

— Я могу идти, сэр?

Он задумчиво погладил усы, глядя на разгневанную девушку.

— Возможно, мне следует подсластить свое предложение. Очень хорошо, если ты согласишься. Я же обещаю, что не стану настаивать на брачных отношениях до тех пор, пока ты сама не будешь готова.

— Сэр, я не хочу за вас замуж ни при каких обстоятельствах и ни на каких условиях!

— Нет, ты хочешь, Эмили, — уверенно возразил он, и в глубине его темно-карих г м s вспыхнула страсть.

Эмили попятилась, пытаясь придумать резкий ответ, но бой дедушкиных часов отвлек ее внимание.

Эдгар тут же обнял ее и притянул к себе.

— Скажи «да», милочка, до того, как часы перестанут бить, или я возьму назад свое предложение и затащу тебя в свою постель, станешь ты моей женой или нет!

Эмили посмотрела в темные, насмешливые глаза.

— Ну, вы…

Эдгар поцеловал ее, заглушая протесты. У Эмили перехватило дыхание, она снова была окружена прежним необъяснимым колдовством. А часы безжалостно били, неумолимо втягивая ее в дьявольские сети Эдгара Эшленда!

Его губы скользнули к ее уху.

— Скажи «да»! — настаивал он. — Покажи этому негодяю Дэвиду! Скажи «да»!

— Нет! Нет! — простонала она, но ее жалобный голос снова утонул в его губах.

— Скажи! — прорычал он. — А не то, клянусь Богом, я возьму тебя прямо сейчас — прямо сейчас! — И его пальцы сжали ее грудь.

Глаза Эмили стали неправдоподобно огромными.

— Нет! — воскликнула она. — Вы не можете…

Тогда Эдгар поцеловал ее еще крепче. Она барабанила по его плечам, потом кулачки разжались, в горле замерло рыдание…

Эмили сознавала, что идет ко дну: его близость потрясала, сокрушала. Она не могла ни думать, ни дышать, когда черный капитан обнимал ее вот так!

— Скажи, что выйдешь за меня, скажи «да»! — словно гипнотизируя, повторил он.

Бой часов смолк. Эдгар отстранился в ожидании.

— Да! — услышала Эмили чужой задыхающийся голос. — То есть да, если вы обещаете, обещаете…

Его глаза вспыхнули.

— Конечно, милочка. Ты можешь прийти ко мне в постель, когда пожелаешь.

Эмили настороженно посмотрела на него, стараясь отдышаться и успокоить лихорадочное биение сердца. «Уж не сошла ли я с ума? — в отчаянии подумала Эмили. — Почему я должна ему верить?»

И все же разве есть у нее иной выбор в данный момент?

— Значит, договорились, — уверенно заявил Эдгар. — Сегодня после обеда пошлю Дэвида за священником.

— Сегодня! — воскликнула Эмили, отталкивая его.

— Ну, тогда завтра, — с готовностью согласился Эдгар. — Но учти, тогда это будет рано утром, потому что Дэвид уезжает в полдень.

Эмили хотела возразить, но вдруг услышала хриплый женский голос:

— Месье, ленч подан.

Эмили резко обернулась и увидела в дверях гостиной экономку, которая холодно смотрела на них.

— Спасибо, Эвис, — ответил Эдгар, беря будущую жену под руку.

В каком-то оцепенении она позволила Эдгару отвести себя в столовую. Когда все трое сели, Эмили стала рассеянно ковырять вилкой в тарелке, обдумывая все случившееся за несколько последних минут.

На этот раз нельзя было винить во всем вино! Какой демон безумия овладел ею, если она согласилась выйти замуж за Эдгара Эшленда? Даже ради того, чтобы избежать немедленного изнасилования!

— Эвис, — небрежно произнес Эдгар, отрезая кусок мяса, — мы с мисс Барет утром поженимся, поэтому после обеда покажи ей дом, пожалуйста.

«Боже мой, а он не теряет времени зря!» — в панике подумала Эмили, и глаза ее стали большими, как блюдца. С трудом сделав выдох, она перевела взгляд с потрясенной экономки на безмятежно улыбающегося Эдгара.

— И еще, Эвис, на столе нет хлеба, а Ханны что-то не видно, — заметил Эдгар. — Окажи любезность, сходи на кухню и принеси хлеба. — Он подмигнул Эмили. — Мне что-то очень захотелось есть.

Эвис, пробормотав «Да, месье», вышла из столовой, а Эмили уронила вилку и замигала, глядя на Эдгара.

Эдгар Эшленд медленно встал и обошел стол. Эмили изучала мясо на тарелке, но загорелый палец приподнял ее подбородок, заставив посмотреть Эдгару в глаза.

— Уже передумала, Эмили?

— Я… ну…

— Эмили, ты мне дала слово, — сурово произнес Эдгар. — И запомни, дорогая: не советую меня сердить, это опасно.

После ленча Эвис Жеруар повела ее по дому. Она не пустила Эмили ни в одну из комнат членов семьи, но показала три спальни для гостей наверху, а также кабинет и библиотеку внизу.

Затем экономка вывела девушку через черный ход, и они по заросшему травой двору прошли к кухне.

— Я поражена, мисс Жеруар. В доме — и вообще везде — безукоризненный порядок.

— Благодарю вас, — чопорно ответила Эвис, и неприятная улыбка тронула ее тонкие губы. — Прежде чем мы вернемся в дом, мадемуазель, позвольте поздравить вас. Кажется, вместо гувернантки вы теперь стали новобрачной. Как это удачно.

В тоне женщины слышалась явная издевка. Эмили пристально взглянула на Эвис Жеруар и лукаво ответила:

— Благодарю вас за… добрые пожелания, миссис Жеруар.

— По правде говоря, мадемуазель, должна вас предупредить, что угодить месье Эшленду необычайно трудно, как вы сами скоро увидите.

— Вы говорите на основании личного опыта, миссис Жеруар?

Лицо экономки застыло, как маска.

— Извините, мадемуазель, у меня еще много дел. — И Эвис Жеруар быстро ушла в дом, оставив Эмили во дворе одну.

«Что за ведьма! — возмутилась Эмили. — Пожалуй, стоит выйти замуж за Эдгара только для того, чтобы добиться ее увольнения!»

Она собиралась войти в дом, когда увидела одинокую фигуру, приближавшуюся со стороны конюшни.

— Дэвид!

Он замедлил шаги. Но Эмили это не смутило, она бросилась навстречу; на этот раз она ничего не станет скрывать и расскажет, что задумал его дядя! Тогда Дэвиду придется отвезти ее домой, в Хьюстон!

Они встретились под огромным орехом-пекан с голыми ветвями.

— Что случилось, Эмили? — спросил озадаченный Дэвид. Ее широко раскрытые голубые глаза смотрели умоляюще, она вцепилась в его руку и выпалила:

— Теперь он хочет на мне жениться!

— Ты имеешь в виду дядю?

— Конечно, твоего дядю! Вчера ночью он явился в мою комнату и поцеловал меня, а теперь говорит, что я должна выйти за него замуж, иначе возьмет меня силой!

По лицу Дэвида разлился румянец, он нахмурился и взял девушку за руку.

— Эмили, ты не должна позволить дяде запугать себя. Я знаю точно, что у него нет намерения заставить тебя силой…

— Дэвид, послушай меня! — в отчаянии воскликнула Эмили. — Именно силой он заставил меня дать согласие на этот брак!

Дэвид в растерянности покачал головой:

— Но дядя обещал, что ты будешь с ним в безопасности…

— Ты мне не веришь! — перебила Эмили, стряхивая его руку. — Ты собираешься меня предать!

Дэвид в отчаянии развел руками:

— Эмили, что же делать? Я не могу оставить тебя одну в Хьюстоне! Дорогая, я обдумаю твое положение, находясь в отъезде, найду для тебя выход…

— Будет слишком поздно! Твой дядя уже… уже добьется своего! Положение таково, что я… что он силой не затащил меня в постель только потому, что я дала обещание выйти за него замуж!

Дэвид прищурился.

— Эмили, просто скажи ему, чтобы он отстал, а я поговорю с дядей до отъезда…

— Ох, ну и черт с тобой! — в гневе воскликнула Эмили и топнула ногой. — Ты ничего не желаешь понимать! Я считала тебя сильным и галантным, а ты совсем не такой! Ты слабый и глупый и ты… я тебя презираю!

Голос Эмили дрожал, в глазах стояли слезы. Дэвид протянул ей руку, но она отпрянула.

— Убирайся с глаз моих! — задыхаясь, крикнула Эмили. — Я… я выйду за него замуж! Так тебе и надо!

Глава 8

17 марта 1841 года

Эмили стояла на веранде возле своей комнаты и смотрела, как ласковые лучи солнца медленно освещают спокойный ландшафт внизу. Хотя утро еще только наступило, она уже была одета в серое, как перья голубя, платье из хлопка, аккуратно расчесанные волосы падали каскадом золотистых локонов на плечи.

Она металась в постели всю ночь, пытаясь найти выход. Даже думала о том, чтобы убежать из этого дома куда глаза глядят, но понимала, как глупо было бы пуститься в дорогу ночью по незнакомой местности.

Наступившее утро не принесло ей облегчения, решение не было найдено. Однако внешний вид Эмили не отражал бушевавших в ее душе чувств.

Что ей делать?

Рискнуть и бежать без гроша в кармане? Или остаться и выйти замуж за Эдгара Эшленда? По крайней мере в Бразос-Бенде у нее будет дом. Но какой ценой? Она совсем не верила Эдгару Эшленду, особенно теперь, когда Дэвид должен был уехать.

Дэвид! Сердце сжалось при мысли о том, что он ее покидает. Правда, Дэвид заявил, будто не хочет, чтобы она вышла за Эдгара, но все равно и пальцем не желает пошевелить, чтобы помешать своему дяде взять ее силой. Ну что ж, так ему и надо, если она выйдет замуж за Эдгара!

Выйти за Эдгара! При этой мысли Эмили снова задрожала. Когда вчера девушка «приняла» его предложение, она была слишком испугана, растерянна и не могла полностью оценить все последствия. Но ночью, долгой и беспокойной, у Эмили было достаточно времени, чтобы представить себе свою будущую жизнь с этим мрачным и грубым, непредсказуемым человеком. Она обернулась и посмотрела в темные, задернутые шторами окна на другом конце веранды, окна, видимо, его комнаты.

Эдгар обещал, что не будет претендовать на свое супружеское право, пока она сама этого не захочет.

Но можно ли полагаться на его слово? Эмили уже имела возможность почувствовать, какой он сильный и страстный. Сколько пройдет времени, пока он не устанет от этой игры и грубо не овладеет ею в своей темной, пугающей комнате?

Жена родила ему близнецов… Эмили вдруг охватила страшная паника.

Она покинула веранду. Мысли ее путались, вспомнилась смерть во время преждевременных родов матери в Гонсалесе. На какое-то страшное мгновение Эмили испугалась, что заболела. Но слабость прошла, а паника осталась. Что же ей делать?

«Беги! — казалось, она слышит этот крик. — Беги! Уходи! Просто беги!»

И девушка повиновалась и, подгоняемая внутренним голосом отчаяния, двинулась по темному коридору. Она понятия не имела, куда идет, знала только, что надо покинуть этот дом…

Эмили сбежала по лестнице словно одержимая и, не оглядываясь назад, направилась к двери, но тут чья-то рука схватила ее за плечо.

— По-моему, ты идешь не в том направлении, милочка!

Эмили не дыша взглянула на Эдгара. Да, это был он. Стоял рядом, полностью одетый, подбоченясь, и смотрел на нее с циничным любопытством.

Губы его кривила улыбка.

— Неудивительно, что ты с утра несколько рассеянна, милочка, поскольку сегодня день нашей свадьбы. Столовая в этом направлении, дорогая. И лучше нам позавтракать, так как Дэвид говорит, что священник скоро прибудет.

Глядя на этого дьявола во плоти, за которого ей предстояло выйти замуж, Эмили перевела дыхание и вспомнила его вчерашние слова: «Не советую меня сердить…»

Она покорно взяла под руку Эдгара Эшленда и, не проронив ни слова, пошла с будущим мужем в столовую.

— Мы начинать, герр Эшленд?

Пастор Хайнц Фриц стоял у окна в гостиной, и луч утреннего солнца окружал нимбом его лысую голову. Толстый пастор улыбнулся собравшимся и через очки в черепаховой оправе устремил взор в молитвенник.

Эмили в атласном подвенечном платье смотрела на полевые цветы, которые держала в руках. Несколько минут назад Эдгар удивил ее, преподнеся букет из колокольчиков. Теперь он стоял рядом, торжественный и потрясающе красивый в черном бархатном костюме и белоснежной сорочке с пышным жабо. И Дэвид здесь же — предатель! — с подобающе серьезным видом. В нескольких футах за ними сидела Эвис Жеруар, ее черные глаза бесстрастно наблюдали за церемонией.

Эдгар взял Эмили за руку и торжественно произнес:

— Мы готовы, пастор.

Сердце Эмили глухо стучало, когда она смотрела на смуглые пальцы Эдгара, крепко сжимавшие ее бледную руку. «Что ты делаешь? — надрывался ее внутренний голос, когда пастор монотонным голосом на ломаном английском начал службу. — Выходишь замуж за Эдгара Эшленда? Догадываясь о последствиях, ты выходишь за этого жуткого человека!»

Принять окончательное решение заставил ее сегодня после завтрака Дэвид. Он отвел Эмили в сторону и снова настоятельно убеждал не спешить вступать в брак с его дядей. Но когда она спросила: «Ты отвезешь меня обратно в Хьюстон?», — Дэвид лишь печально покачал головой. Эмили ушла одеваться к церемонии, бросив ему: «Я тебя ненавижу!»

Но действительно ли она его ненавидит? Эмили посмотрела мимо жениха на Дэвида — высокого, красивого и такого грустного и серьезного! Сердце ныло из-за того, что он ее предал, оставил в трудную минуту. Но смертельный удар Дэвид нанес раньше, когда отверг ее любовь, ранил ее гордость, и этого она не могла простить, так как была очень гордым человеком. Эмили сейчас испытывала даже некое злорадное удовольствие от сознания того, что поступает вопреки совету молодого человека. Она выйдет за его дядю и тем самым отомстит Дэвиду. Но хочется ли ей этого на самом деле?

Эдгар сжал ей руку, и Эмили стала слушать пастора. Каким все казалось нереальным! Даже обряд венчания, который проходил в гостиной, а не в церкви! И все только потому, что Эдгар Эшленд отказывался покидать Бразос-Бенд долгих пять лет. Почему же день его свадьбы должен отличаться от остальных?

Пастор замолчал, и Эмили поняла, что все смотрят на нее и ждут ответа. Избегая хмурого взгляда Эдгара, несчастная прошептала пастору Фрицу:

— Простите?

Пастор напомнил слова клятвы, и она одеревеневшими губами повторила их.

Не успела Эмили опомниться, как золотое кольцо с сапфиром было уже на ее пальце. Эдгар сказал, что это кольцо принадлежало его матери. И сразу мелькнула глупая мысль: «Неужели у него была мать?» Но тут Эдгар обнял ее и откинул с лица прозрачную шелковую вуаль. Он целовал ее медленно и основательно, прижимая к себе крепко до неприличия.

Наконец отпустил ее. Эмили стояла, не шевелясь и сердито глядя на него. Эдгар улыбнулся и прошептал ей на ухо:

— Я же не давал слова не целовать тебя, дорогая.

Все пожали друг другу руки, губы Дэвида прикоснулись к ее щеке. Потом подали шампанское. Немецкий пастор произнес тост за жениха и невесту, радостно улыбаясь, и попросил прощения, что не успел достать «подарок для новобрачной».

Все быстро разошлись: пастор уехал в деревню, Дэвид отправился на пароход, Эвис вернулась к своим делам. Эмили оказалась наедине со своим мужем, который смотрел на нее с откровенным восхищением.

— Поздравляю, миссис Эшленд, — прошептал он. — Ты очень красивая новобрачная.

Эмили не ответила, и он взял ее за руку, в глазах его светилась нежность.

— К сожалению, у меня тоже есть неотложные дела. — Он поцеловал ее в лоб. — Позднее, дорогая.

И ушел. Эмили осталась в гостиной, покинутая всеми невеста с букетом полевых цветов в руках.

Значит, теперь она замужем. Вот так обыденно просто, так холодно.

Эмили вышла, даже не заметив, как уронила колокольчики и растоптала их атласными туфельками.

День тянулся мучительно медленно. Она вернулась к себе, переоделась и ждала, сама не зная чего. Эдгара за ленчем не было.

Эмили почти ничего не ела, молча сидя вместе с Эвис за столом. Потом Эмили ничего не оставалось, как вернуться в свою комнату, где она безуспешно попыталась развлечься чтением книги. Тишина начала действовать на нервы.

Ближе к вечеру ее тоску развеяло появление Эвис Жеруар и молодой негритянки.

— Месье Эшленд решил, что вам понадобится камеристка, мадам, — сообщила экономка.

Девушку звали Холли, ей было девятнадцать лет, и у нее оказался веселый, покладистый характер. Холли была ниже ростом, более коренастая, чем Эмили, и носила голубое платье из хлопка, как у остальных рабов, и такого же цвета тюрбан, удерживающий ее кудрявые черные волосы.

Она помогла Эмили принять ванну и надеть скромное белое платье с ручной вышивкой. Затем Эмили долго сидела у туалетного столика, пока Холли осторожно укладывала ей блестящие золотистые локоны.

— Вы не откроете сегодня свою грудь, миссус? — спросила рабыня, широко улыбаясь.

Эмили нахмурилась, глядя на отражение Холли в зеркале.

— Почему я должна открыть грудь, Холли?

Рабыня хихикнула, сверкнув молочно-белыми зубами.

— Ну, сегодня ведь такая ночь, миссус! — прощебетала она. — Сегодня мистер Эшленд женился на вас, и ночью он получит от вас все, чего пожелает!

Брови Эмили взлетели.

— Холли, ты говоришь о делах, которые тебя совершенно не касаются!

Рабыня смиренно опустила шоколадно-карие глаза.

— Да, мэм.

— И он не получит от меня все, чего пожелает!

Но позднее, когда Эмили в гнетущей тишине обедала наедине с Эдгаром, она начала сомневаться в истинности своего решительного ответа Холли. Разве можно верить Эдгару Эш-ленду? Этот человек просто не сводил с нее глаз, хотя Эмили надела самое скромное платье, дабы остудить его пыл!

Они разговаривали, только передавая друг другу блюда. Эмили выпила бокал вина, чтобы успокоиться, и проглотила кусочек фрикасе из цыплят. Темные глаза мужа, глубоко посаженные, гипнотические, следили за каждым ее движением.

— Почему вы так на меня смотрите? — в конце концов резко спросила она.

Эдгар усмехнулся:

— Придется привыкнуть к внимательному взгляду супруга, миссис Эшленд. Это ведь не запрещено законом.

Глядя на его красивое лицо, на высокие скулы, чувственный рот, черные вьющиеся волосы, блестящие при свете лампы, Эмили почувствовала, как ее сердце стремительно падает вниз. Она взяла себя в руки и возразила:

— Нет, не запрещено. Но неприлично! Эдгар расхохотался.

После ужина они прошли в гостиную, и Эмили застенчиво спросила, можно ли ей уйти спать.

— Что, так рано?

— Вчера ночью я долго не могла уснуть, — с несчастным видом ответила Эмили, опустив глаза.

— Только не говори, что нервничала, как невеста перед свадьбой, — усмехнулся Эдгар, но, увидев ее лицо, залившееся румянцем, улыбнулся и прибавил: — Тем больше оснований утомить тебя побольше, чтобы ты крепко спала в эту ночь.

Эмили с гневом взглянула на него, но Эдгар уже отвернулся, сел на кушетку и сказал:

— Сыграй мне что-нибудь на фортепьяно.

Эмили неохотно повиновалась, сыграла ноктюрн и два вальса. После этого опять спросила, можно ли ей уйти к себе.

Теперь Эдгар сидел с бокалом бренди в руке, а второй бокал и графин стояли перед ним на столике.

— Ах, в какое романтичное настроение привела меня твоя чудесная музыка, дорогая, — капризно произнес он и, похлопав ладонью по кушетке рядом с собой, пригласил: — Выпей со мной перед сном.

— Сэр, моим обязательствам перед вами существует предел! — устало возразила Эмили, не желая уступать.

— Действительно существует, миссис Эшленд. Но если зрение мне не изменяет, мы в данный момент находимся не в спальне. Поэтому будь добра!

Эмили нахмурилась, пересекла комнату и села рядом с ним. Эдгар наклонился и налил ей бокал бренди. Эмили сделала глоток, сердито глядя на него.

— Тебе идет, когда ты дуешься, милочка, — выдохнул он, обнимая ее за талию.

Нижняя губа Эмили задрожала под откровенно страстным взглядом мужа.

— Эдгар, пожалуйста! — умоляюще произнесла она, пытаясь оттолкнуть его.

— Перестань ерзать! — приказал он, прижимая ее к себе.

Эмили не рискнула возражать и позволила его руке остаться на талии. Так они сидели молча, потягивая бренди. Прохладный, напоенный ароматом цветов ветерок вливался в открытые окна. Ей стало уютно сидеть с Эдгаром рядом, бренди согревало, наплывала дрема. Но вдруг она щекой коснулась грубой шерсти его сюртука и резко выпрямилась.

Эдгар взял из ее руки опустевший бокал.

— Ты выпила достаточно, — мягко сказал он. — Ты и правда устала, не так ли, дорогая?

И повел ее из гостиной к лестнице. Эмили чуть не споткнулась на первой ступеньке, Эдгар подхватил ее на руки, а она была слишком сонная, чтобы протестовать.

— Ты придешь в мою постель сегодня ночью, Эмили? — хрипло спросил он, щекоча усами ее ухо.

Она замерла на его руках и с вызовом шепнула, глядя на Эдгара сквозь полуопущенные веки:

— Нет!

Он вздохнул и отнес Эмили в ее комнату.

Холли испуганно вскочила со стула. Эдгар с тоской перевел взгляд с раскрасневшегося лица жены на ее прозрачную белую ночную сорочку, разложенную на кровати, и крепко поцеловал Эмили в губы.

— Уложи миссис Эшленд в постель, — приказал он и ушел.

Глава 9

17 марта 1841 года

Эмили проснулась в темноте от того, что чьи-то сильные руки приподняли ее с постели.

— Что вы делаете? — возмутилась она, узнав в лунном свете Эдгара.

Крепко прижав ее к себе, он вышел на залитую серебряным светом веранду.

— А как ты считаешь, что я делаю, дорогая? — мягко спросил он. — Я несу тебя к себе в постель, чтобы раздеть и заняться с тобой любовью.

Он пересек пятно лунного света, подошел к кровати и положил ее на прохладные простыни.

В голове у Эмили по-прежнему плавал туман после сна и бренди, но она запротестовала:

— Вы же обещали! Когда я буду готова!

Ее муж без улыбки развязывал пояс своего черного бархатного халата.

— Я решил, что ты уже готова.

— Нет! — вскрикнула она, пытаясь встать.

Взгляд ее глаз стал безумным при виде обнаженного Эдгара. Не успела Эмили спустить ноги с кровати, как Эдгар схватил ее за плечи.

— Лежи смирно! — хриплым голосом приказал он, опускаясь на нее сверху.

Несмотря на страх и злость, ее охватила дрожь, когда она почувствовала сквозь тонкий батист ночной сорочки его горячее сильное тело.

— Вы… вы обещали! — слабым голосом повторила она. Эдгар нахмурился, глядя на нее с мрачной решимостью.

Сильные руки сжимали ее так крепко, что всякое сопротивление было бессмысленно.

— Твоя наивность меня изумляет. Ты ведь не надеялась, что я буду играть в монаха, давшего обет безбрачия. Кроме того, наша маленькая сделка была с самого начала аннулирована, так как ты дала согласие уже после того, как часы перестали бить.

— Но это же нечестно!

— Нечестно и незаконно — жене отказывать мужу в своих услугах, — мгновенно возразил он.

Эдгар уткнулся лицом ей в шею. Эмили попыталась оттолкнуть его, но он бормотал:

— Как, по-твоему, я могу устоять, дорогая? Ты такая прелестная, такая сладкая.

И начал умело расстегивать пуговицы на ее сорочке.

— Нет! Нет! — протестовала Эмили, колотя в его грудь кулачками.

В черных глазах над ней вспыхнуло раздражение.

— Тихо! — приказал Эдгар и накрыл ее рот своими губами.

Его руки пригвоздили ее к постели. Эмили пыталась сохранить над собой контроль, но бренди и всепобеждающее мужское начало Эдгара действовали неотвратимо. Наконец ей удалось прервать его поцелуй.

— Нет, отпустите меня!

— Ни за что! — прорычал он, приподняв подол ее сорочки. Руки Эдгара уверенно заскользили по ее обнаженному телу и задрали сорочку к самой шее. Его твердые пальцы сжали девичьи запястья, а темные глаза жадно впитывали прелесть ее нагого тела. В глазах Эмили закипели слезы унижения и бессилия.

Его тело было горячим и сильным, жесткие волоски щекотали нежную кожу, но самым провоцирующим была его твердая, увеличившаяся мужская плоть, которая прижималась к животу Эмили, отчего все в глубине у нее предательски задрожало от желания получить удовлетворение.

— Я мечтал об этом мгновении с тех пор, как впервые увидел тебя, Эмили. Ты ведь знаешь, что я овладею тобой сейчас! Неужели надо превращать такое прекрасное событие в нечто уродливое?

— Будь ты проклят! — прошипела в ответ Эмили, раздираемая противоречивыми чувствами.

Она ненавидела этого человека, понимая, что ее полное поражение неизбежно!

Наверное, он заметил в ее глазах борьбу со страстным томлением, так как торжествующе улыбнулся и нежно поцеловал Эмили; его язык раздвинул припухшие губы и смело проник в рот, исторгнув стон.

Эдгар был неумолим и целовал непрестанно, пока наконец она не начала таять, прижимаясь к нему и почти рыдая от этой сладкой пытки.

— Пусть это произойдет, любимая, — настойчиво произнес Эдгар.

Но это уже происходило! От его поцелуев кружилась голова, и Эмили, не сознавая того, что делает, стала отвечать на них. И уже не протестовала, когда губы Эдгара скользнули к ее груди. Движения его языка вызвали такое возбуждение, о котором она никогда и не подозревала. Но когда большая горячая ладонь легла на ее лоно, Эмили инстинктивно сжалась.

— Не надо, дорогая, — предостерегающе произнес он. Эдгар не принуждал ее силой; он облокотился на локоть рядом с ней и кончиками пальцев стал описывать окружности по ее гладким, нагим бедрам, неумолимо двигаясь к запретному месту между ними. Эмили прерывисто дышала под невыносимо возбуждающими прикосновениями, а его глаза, ставшие теперь почти черными от страсти, пожирали каждый дюйм ее шелковистого тела. И она тоже не могла оторвать взгляда от его мускулистого смуглого торса. Когда в конце концов рука Эдгара скользнула между ее ног, у нее вырвалось рыдание:

— О Боже! — И Эмили отдалась на его волю…

Его пальцы иногда причиняли боль, но такую сладкую боль! Она простонала его имя.

Он потянул ее ладонь к своей восставшей плоти. Но Эмили отняла руку, не уверенная в себе.

— Не бойся, дорогая! Вот, милая, почувствуй, как сильно я тебя хочу.

От этих слов все ее тело пронзила дрожь желания. Она повиновалась, и Эдгар застонал от ее робкого прикосновения.

В последний момент Эмили ощутила страх, осознав, что эта пульсирующая плоть скоро вторгнется в крохотное лоно, которое сейчас так мучительно-приятно ласкали его пальцы.

Эдгар навис над ней, и Эмили невольно напряглась.

— Нет, пожалуйста…

— Расслабься! — хриплым голосом приказал он и решительно развел в стороны ее бедра.

На секунду он застыл, громадный, похожий на демона, его смуглое лицо четко вырисовывалось в свете лампы. «О Господи! — подумала Эмили. — Почему я не сопротивляюсь? Почему не могу?»

Но мысли ее спутались, когда Эдгар начал свое яростное наступление на ее нежную плоть.

— Перестань, ты мне делаешь больно!

— Только на этот раз, дорогая. Я первый, — с благоговением пргашептал он.

Эмили выгибалась, стараясь спастись от его вторжения, но, сама того не понимая, только возбуждала его еще сильнее. Тут Эдгар потерял над собой контроль, его руки скользнули под нее, удерживая на месте, и… Тело Эмили перестало принадлежать ей. Слезы брызнули из глаз, и его губы заглушили ее крик боли.

— Прости меня, дорогая, прости, — выдохнул он, осыпая поцелуями ее лицо.

И стал двигаться в ней медленными, уверенными толчками. Не было спасения от этого горячего стержня, такого твердого и безжалостного внутри ее. Эмили казалось, что она разорвана пополам, но потом наступило странное отрешенное состояние. Она инстинктивно расслабилась и выгнулась под ним дугой.

Эдгар обезумел.

— Да, дорогая, да! — кричал он, стирая поцелуями слезы с ее лица, а потом вдруг замер.

Они лежали молча, переплетясь скользкими телами. Постепенно сознание Эмили стало проясняться, и тяжесть победы Эдгара навалилась на нее, стала ужасным напоминанием о ее позорной чувственности. Эмили казалось, что она была унизительно использована, ей нарочно сделали больно. Сна как не бывало, она была совершенно холодной и трезвой.

Эмили толкнула его в грудь.

— Я тебя придавил? Я сделал тебе больно, дорогая? — с сочувствием ласково спросил он.

Эмили села и заметила на простыне капли крови.

— Ты… ты меня ранил! — с упреком воскликнула она. Эдгар сел рядом и нахмурился.

— Дорогая, я не ранил тебя. Кровь — это доказательство твоей девственности. Неужели никто не объяснил…

— Этого мне не объясняли! — резко ответила Эмили и покраснела; она прикусила губу, стараясь сдержать слезы унижения. — Ты… ты нарушил свое обещание, ты сделал мне больно, и я… ненавижу тебя!

Эдгар был потрясен.

— Дорогая, мне показалось, что ты тоже меня хочешь.

Эмили внутренне сжалась, когда Эдгар так грубо напомнил о ее ужасной уязвимости, но она все-таки ответила с вызовом:

— Ты… ты воспользовался минутой слабости, напоил меня бренди! И я… мне это совсем не понравилось! Я ухожу от тебя, как только наступит утро!

Теперь Эдгар рассердился не на шутку, его темные брови грозно сошлись на переносице.

— Черта с два! Ты моя жена, Эмили! Я тебе никогда не позволю уйти!

— О, оставь меня в покое! — задохнулась она и уткнулась в подушку.

Эдгар встал, подошел к лампе и задул ее.

— Эмили, обещай мне, что не будешь пытаться убежать, — потребовал он, возвращаясь в постель.

— Конечно, я пообещаю! — с сарказмом воскликнула она, швыряя в него подушку. — Я сдержу свое обещание — точно так же, как и ты!

Эдгар схватил ее за руку, но она вырвалась и натянула простыню.

— Не поворачивайся ко мне спиной! — приказал он. Эмили не обратила на его слова внимания. Простыня тут же отлетела в сторону, и Эдгар рывком прижал ее к своей груди.

— Я не потерплю в своей постели холодную маленькую сучку! — прорычал он.

Эти слова прозвучали как пощечина.

— Сучка?! Значит, такой я была под тобой только что? Убирайся к дьяволу, бессердечный хам!

И в гневе замахнулась на него, но Эдгар перехватил ее руку и попросил:

— Перестань, дорогая. Прости меня за то, что я ранил твое самолюбие. Ты была божественна подо мной.

Эмили замерла. Эти откровенные слова задели за живое. Как смеет этот неотесанный мужлан думать, будто ей не наплевать, угодила она ему или нет!

— Избавь меня от своих… своих оценок!

В ответ он тихо рассмеялся, и Эмили снова обезумела от ярости. Она дралась, как дикая кошка, но все было бесполезно. Эдгар крепко прижимал ее к себе, а она вырывалась и рыдала, пока не иссякли силы.

Скоро миссис Эмили Эшленд уснула в крепких объятиях своего мужа.

По привычке Эдгар проснулся перед рассветом. Тихо побрился и оделся.

Потом остановился у кровати и долго смотрел на Эмили. Первые янтарные лучи утра освещали ее хорошенькое личико, окруженное медово-золотистыми волосами.

Она емуяоставила удовольствие. О, еще какое удовольствие! Ощущение ее тела, упругого и теплого, было божественным. В его чреслах вспыхнул огонь, и Эдгару захотелось разбудить жену, поцелуями заставить покориться…

Но он этого не сделал: достаточно причинил ей боли ночью. Теперь надо действовать медленно, ухаживать за ней, иначе Эмили всегда будет смотреть на него со страхом и отвращением.

Он погладил залитые солнцем локоны. Эмили нахмурилась во сне, и он убрал руку, чтобы не разбудить жену.

Возможно, она еще тогда покорила его, думал Эдгар, когда он поцеловал Эмили в Гонсалесе. Какой злючкой тогда была эта девчонка! Как он восхищался ее мужеством, ее упрямой силой. Как сожалел, что пришлось так грубо оторвать несчастную от могилы матери, чтобы отвезти в безопасное место. Стоит ли ей говорить, что он помнит? Если Эмили его не помнит, это может быть благословением. Нет, лучше оставить все как есть.

Какая она чудесная! И принадлежит ему. Полностью. Ни один мужчина не прикасался к Эмили до него, и никогда ни один не прикоснется! Эдгар Эшленд научит ее удовлетворять его желания, отдавать себя, ничего не утаивая.

А что он даст ей взамен?

В этом-то и трудность. Эдгар отчасти вел с ней игру, жестокую игру с прошлым! Он знал, что неизбежно в своих мучениях потянется к Эмили и причинит ей боль.

Порой, когда прошлое настигало его, он терял самообладание. Неужели эта невинная женщина станет его ненавидеть?

Он поцеловал ее в лоб и прошептал:

— Бедняжка! Пускай ты будешь меня ненавидеть, если не можешь иначе, но я должен тобой обладать снова и снова.

Эмили вцепилась в простыню, будто вдруг замерзла. Эдгар вздохнул, поднял упавшее на пол тяжелое бархатное покрывало, заботливо укутал спящую жену. Затем подошел к туалетному столику и взял кольцо с ключами.

Эмили придет в ярость, узнав, что ее заперли. Но разве у него есть выбор? Может ли он рисковать ее потерять?

— Прости меня, дорогая, — виновато пробормотал Эдгар и тихо вышел из спальни.

Глава 10

18 марта 1841 года

Эмили проснулась, когда комнату уже заливал солнечный свет. Она сладко потянулась, но почувствовала тупую боль. И мгновенно хлынули унизительные воспоминания.

Эдгар Эшленд! Она оглядела незнакомую спальню — красные бархатные шторы, темную мебель, — его комнату.

Да, это произошло. Такого она себе даже не представляла. Брак был закреплен. И она… она… она позволила овладеть собой! Она рыдала, спала в его объятиях!

Эмили сердито отбросила покрывало и схватила ночную сорочку, чтобы прикрыть наготу. Набросив халат, она покинула его комнату и через веранду вернулась к себе. «Надо одеться и немедленно убираться отсюда ко всем чертям!» — лихорадочно стучало у нее в висках.

Эмили, сбросив халат и сорочку, посмотрела на свое обнаженное тело в зеркало. Изменилась ли она? Да! Будь все проклято, каждый дюйм ее тела светился!

«Так вот что чувствует женщина, когда спит с мужчиной», — с горечью подумала она. Кожа на лице и груди порозовела от прикосновений колючей бороды. Эдгар опалил ее, словно дьявол, оставил свою метку.

Эмили быстро оделась и, присев у туалетного столика, стала яростно расчесывать золотистые локоны.

— Предательница! — прошипела она своему отражению. — Как ты могла ему позволить делать такие вещи, ведь ты любишь Дэвида!

Завершив туалет, Эмили бросилась к двери. Она еще не знала, куда поедет: возможно, попросит слугу подвезти ее до деревни, повидать пастора Фрица…

Заперто! Попыталась еще раз — бесполезно! Сбитая с толку, Эмили бросилась через веранду в его комнату. И здесь дверь заперта.

Боже милостивый, этот монстр арестовал ее!

Внезапно засов отодвинулся. Она в ужасе попятилась, но в комнату вошла Эвис Жеруар с завтраком на подносе.

Эмили лихорадочно соображала, глядя, как экономка невозмутимо сервирует чайный столик. Быстро приняв решение, Эмили бросилась к двери.

— На вашем месте я бы не пыталась, мадам, — невозмутимо произнесла Эвис. — В коридоре ждет Джейкоб.

Эмили застыла, потом медленно обернулась и с недоверием посмотрела на Эвис. Но та прошла к двери, даже не взглянув на нее.

Эмили схватила экономку за руку:

— Минуточку, миссис Жеруар! Эвис осторожно высвободилась.

— Чего-нибудь желаете, мадам?

— Да, желаю! — с сарказмом передразнила ее Эмили. — Действительно, желаю, миссис Жеруар! Объяснений! Объяснений этому… этому тюремному заключению!

Экономка пожала плечами:

— Ваш муж объяснил, что у вас лихорадка и склонность к опасным фантазиям.

— К опасным фан… Я выгляжу больной, мисс Жеруар?

— Мадам, вы очень раскраснелись.

— Раскраснелась? Если кто и болен, так это чертов лунатик, за которого я вышла замуж!

Эвис слегка прищурилась.

— Месье Эдгар вполне владеет своим рассудком. Это ваше поведение нас тревожит. Боюсь, вы впадаете в истерику, мадам. Вы дрожите, вам следует лечь в постель, эти сезонные лихорадки могут быть очень опасными.

Экономка вышла, Эмили услышала, как в замке повернулся ключ, как глухо стукнул засов, решив ее судьбу.

Она снова выбежала на веранду, с надеждой посмотрела на кусты внизу. Земля была в добрых пятнадцати футах, а лозы жимолости выглядели слишком хрупкими, чтобы выдержать ее вес. Эмили спрыгнула бы, но можно сломать ногу. Тогда уж точно надо будет забыть о побеге.

Она в плену у этого демона, Эдгара Эшленда. Он солгал ей, лишил девственности, запер в спальне и сказал слугам, что его жена обезумела от лихорадки! Негодяй явно получает удовольствие, мучая других! Неужели он удовлетворит свою похоть, только когда доведет ее до гибели, как Оливию?

Эмили вернулась в голубую комнату и бросилась на кровать.

Через некоторое время экономка вернулась вместе с улыбающейся Холли, которая несла ведро с водой.

— Месье Эшленд сказал мне, что вы хотите принять ванну, — сообщила Эвис.

Не оценив добрых намерений мужа, Эмили покраснела от стыда. Неужели Эдгар всему дому сообщил, что спал с ней?

— Вы думаете, мне разумно будет купаться, миссис Жеруар? — прошипела Эмили. — Учитывая мое слабое здоровье, я могу простудиться и умереть.

Эвис равнодушно пожала плечами:

— Было бы жаль, мадам.

Хотя Эмили и была в ярости, ванна доставила ей божественное удовольствие. Она свирепо терла себя, жалея, что нельзя вот так же смыть воспоминание об Эдгаре. Потом Холли помогла надеть зеленое с белым платье и настояла на том, чтобы причесать ее.

— Мне нравится прикасаться к вашим ангельским волосам, — сказала негритянка.

Эмили неохотно уступила рабыне. Сегодня утром она тоже чувствовала себя рабыней, поскольку обе были заперты в комнате. Так узник радуется сокамернику.

Причесывая ее, Холли с улыбкой спросила:

— Мистер Эшленд заставил вас уступить, миссус?

Эмили подавила первое желание нагрубить бестактной служанке и с горечью признала свое поражение.

— Чем же вы недовольны, миссус? — удивилась Холли. — Вы ведь можете ходить, правда? Мой Джейкоб всю первую ночь не оставлял меня в покое, так что на следующее утро я даже двигаться не могла!

Эмили вскочила, и ее наполовину уложенные волосы снова рассыпались по плечам.

— Холли! — ужаснулась она.

Но негритянка только рассмеялась.

— Могло быть гораздо хуже, миссус. Радуйтесь тому, что мистер Эшленд укрощает вас осторожно.

«Укрощает меня? — подумала Эмили, едва сдерживая злые слезы, и вынуждена была согласиться: — Да, он меня укрощает!» Холли нахмурилась и упрекнула хозяйку:

— Садитесь, миссус, мне придется начать все сначала.

Эмили молча повиновалась. Она смотрела в зеркало, как негритянка укладывает волосы, на ее огрубевшие коричневые руки, на приветливое, доброе лицо. Эмили отчаянно нуждалась в друге.

— Холли, ты понимаешь, что меня… обманом вынудили вступить в брак с мистером Эшлендом?

Негритянка была в недоумении:

— Интересно, почему вас заперли в этой комнате, миссус? И что значит «обманом вынудили»?

— Ну, мистер Эшленд обещал, что не будет силой навязывать мне свое общество, если я выйду за него замуж, а после того венчания, ну… он мною воспользовался.

Холли уронила золотистый локон и, смеясь, прикрыла черной рукой рот.

— Ох, этот мистер Эшленд тот еще тип, миссус!

— Но, Холли, он поступил нечестно! Девушка пожала плечами:

— В этой жизни "все нечестно, миссус.

Эмили повернулась к рабыне и умоляюще посмотрела на нее:

— Холли, помоги мне. Давай убежим вместе! Негритянка попятилась, глаза ее, казалось, побелели от страха.

— Миссус, вы меня до смерти пугаете! Бежать! Меня выпорют до потери сознания, а вас… — Девушка сделала многозначительную паузу. — У мистера Эшленда очень вспыльчивый характер, миссус!

— Я знаю, — вздохнула Эмили.

День тянулся медленно и мучительно. Эмили металась по комнате, чувствуя себя животным, запертым в клетке. Холли молча наблюдала и слушала, как она бушевала и проклинала Эдгара. Говорила, что он лишенный чести безумец, что ненавидит его.

Эти тирады сначала приносили Эмили облегчение, потом стали столь же утомительными, как и четыре стены комнаты. Она не проявила интереса к ленчу, который Эвис принесла, а потом унесла нетронутым.

Ближе к вечеру Эмили вспомнила об отрезах материи, которые Дэвид купил для нее в Хьюстоне. Хотя воспоминание о его предательстве вызвало желание швырнуть эти подарки с балкона вниз, она поняла, что ткани позволят ей хоть чем-то заняться.

С помощью служанки Эмили выкроила два платья: одно из хлопка в зелено-желтую полоску, второе из розового канифаса. Она с грустью подумала о том, что Эдгар, вероятно, будет единственным человеком, который увидит ее изделия. Однако сидеть с иглой, наметывать и шить было очень приятно.

Вечером Эвис принесла ужин. «О Господи! — подумала с грустью пленница. — Как быстро летит время! Вскоре это животное вернется и потребует… потребует…»

Несмотря на все свои страхи, она обнаружила, что умирает с голоду, и с удовольствием съела помидоры, фаршированные цыпленком, и свежий хлеб. Эмили отказалась переодеваться в ночную сорочку, несмотря на протесты Холли, решив, что и пальцем не пошевелит, чтобы помочь Эдгару Эшленду изнасиловать себя!

Очень скоро экономка вернулась и увела Холли. Оставшись в одиночестве, Эмили села на диван с книгой, пытаясь отвлечься от напряженного ожидания.

«Несомненно, Эдгар придет в ярость от того, что я не у него в спальне, — думала Эмили. — Но если этот дьявол думает, что я подчинюсь ему, как обыкновенная шлюха, то пусть убирается к черту! Сегодня я совершенно трезвая и полна решимости сражаться с ним не на жизнь, а на смерть!»

Ждать долго не пришлось, так как вскоре двери веранды открылись и в комнату вошел ее муж.

Он стоял, широко расставив ноги в сапогах, его стройный силуэт вырисовывался на фоне угасающего заката. На лице Эдгара появились усталые морщинки, что делало его неулыбчивое лицо еще более суровым.

— Добрый вечер, миссис Эшленд, — тихо произнес он. — Пора в постель.

Эмили покачала головой, ее глаза метали голубые искры.

— Ваша самонадеянность меня поражает, мистер Эшленд, — с насмешкой ответила она. — Вы считаете, что если женились на мне, то можете обращаться со мной жестоко, запирать меня, как содержанку…

— Это ведь ты пригрозила, что убежишь, Эмили! Мне бы не пришлось тебя запирать, пообещай ты быть послушной женой!

— Женой! — вскипела Эмили. — Тебе не нужна жена! Тебе нужна любовница в постели…

— Вот именно! — твердо ответил он. — Жена! Эмили отшвырнула книгу.

— Ты понятия не имеешь, что такое жена! Ты ничего не знаешь о нежности, о сострадании! Ты просто похотливый кабан!

Эдгар подошел к ней и рывком поставил на ноги.

— Если вы уже закончили льстить моему самолюбию, миссис Эшленд, ложитесь в постель и я вам покажу, что именно должны делать жены!

Она оттолкнула его и топнула ногой.

— Не имею ни малейшего намерения подчиняться вам, сэр!

Несколько секунд он стоял, свирепо глядя на Эмили, его лицо было искажено гневом. Потом презрительно усмехнулся:

— В самом деле, дорогая? Тогда будь добра, объясни мне, что произошло вчера ночью.

Этот вопрос застал ее врасплох, она залилась краской, но потом опомнилась и резко бросила:

— Очень просто! Я закрыла глаза и представила себе, что ты — это Дэвид!

Эдгар дернулся, будто его ударили. В одно мгновение он схватил ее и стал трясти до тех пор, пока у Эмили не застучали зубы.

— Ты пожалеешь, что произнесла эти слова, бесчувственная дрянь! — И потащил ее к кровати.

— Это правда! — кричала Эмили, отбиваясь. — Я люблю Дэвида! И всегда буду любить!

Внезапно он отшвырнул ее от себя. Эмили ударилась о кровать и, ошеломленная, сползла на полЛовя ртом воздух, она увидела его сжатые кулаки, почерневшие глаза, жилку, пульсирующую на виске.

— Дорогая, — произнес он удивительно спокойно, — тебе не следовало этого говорить. — И медленно двинулся к ней.

Эмили вскочила, увернулась от него и, схватив белую вазу в золотых листьях, бросила ее в Эдгара. Он увернулся, и ваза разбилась о стену.

Эмили отбежала в угол. Но Эдгар, как ни странно, казалось, забыл о ней, глядя на осколки фарфора.

Ярость на его лице сменилась болью. Через секунду грозный муж встал на колени, собрал осколки и с грустью смотрел на них.

— Фарфор из Шантийи, — пробормотал он. — Мой брат Чарлз привез эту вазу из Англии, ей нет цены.

Глядя на него, стоящего на коленях с драгоценным осколком в руках, Эмили поняла, что совершила ужасную, непоправимую ошибку.

— Эдгар, прости меня — мне очень жаль!

Он поднял на жену взгляд, полный ярости. Молниеносным движением Эдгар вскочил и бросился к ней. Эмили вскрикнула, но пол уже уходил из-под ее ног.

Эдгар бросил ее на кровать, потом упал сверху, вдавив жену в матрас с такой силой, что, казалось, у нее сейчас треснут ребра. И овладел ею сразу, без всякого чувства.

Сначала было больно, потом, защищаясь, плоть ее уступила. Но рана, нанесенная женской гордости, была невыносимой. Эмили отвернула лицо в сторону, стиснула зубы, думала о том, как она его ненавидит, и приказывала себе не отвечать ему.

Он замедлил движения и повернул ее лицо к себе. Эмили увидела во взгляде Эдгара горькую решимость. Она попыталась высвободиться, но не смогла; и тогда закрыла глаза, чтобы не видеть его…

Он сделал быстрое, сильное движение, которое заставило ее застонать, и торжествующе улыбнулся. Эмили дернулась вперед, и невольно помогла ему, одновременно вскрикнув:

— Ненавижу…

Жестокие губы заставили ее замолчать, и Эдгар завершил свое нападение так быстро и с такой силой, что через мгновение Эмили уже забыла, что ненавидит его.

— А теперь, миссис Эшленд, не пойти ли нам в постель? — спросил Эдгар, застегивая пуговицы на брюках.

Эмили была в ужасе. Господи, так презирать его и не сметь противоречить. Она молча опустила подол платья, встала с кровати и пошла вслед за ним в его комнату.

Эдгар сел на диван и пристально посмотрел на нее:

— Иди сюда. Она колебалась.

— У тебя упрямый, своенравный характер, дорогая. Неужели мне следует причинить тебе боль еще одной демонстрацией… силы?

Эмили подошла. Он взял ее за руку и усадил рядом с собой. Эдгар сердито вздохнул, видя в каждом движении жены вызов.

— Почему ты так меня сердишь? Ведь никто, кроме тебя самой, не виноват в том, что сейчас произошло!

— Никто! Разве я сама себя принудила к этому браку? Сама заперла себя в комнате?

Он в отчаянии взмахнул руками.

— Эмили, я отвечаю за твою безопасность и не могу позволить тебе бродить по лесу! Ты теперь моя жена и должна с этим смириться!

— Нет, я никогда не смирюсь! — вскипела она и вскочила на ноги, сжимая кулаки. — Ты мне солгал, и ты нарушил слово! Я считаю, что никогда не выходила за тебя замуж, никогда!

Эдгар рывком усадил ее обратно.

— Черт побери, я всего лишь воспользовался своим законным правом! Брачные отношения осуществились, твое возмущение несколько запоздало!

— О, как ты отвратителен! — воскликнула она, пряча лицо в ладони, чтобы скрыть слезы ярости.

Он молча наблюдал за ее борьбой с гневом. Потом осторожно прикоснулся к ее плечу.

— Эмили, не можем ли мы начать все сначала? — мягко спросил он. — Я не хочу принуждать тебя силой и не хочу запирать тебя.

— Конечно, мы начнем все сначала! Как только ты вернешь мне девственность!

— Дьявол! — простонал он.

По спине Эмили пробежал холод, когда он схватил туфельку и снял ее.

Эмили испуганно смотрела, как Эдгар снял с нее вторую туфлю, потом стянул чулки. Встал, поднял ее на ноги и повернул кругом. Она почувствовала, как его ловкие пальцы расстегивают пуговицы на платье. Эдгар стянул ситцевое платье и бросил его на диван.

Потом снова повернул Эмили и резко втянул воздух, увидев плавные изгибы ее тела под тонкой тканью сорочки. В глазах его вспыхнуло желание.

— Дорогая, у тебя кожа словно атлас, — благоговейно прошептал он.

Эмили невольно вздрогнула. Потому что внезапно он стал совсем другим. Горькая решимость покинула его лицо. Почему-то таким Эдгар ее пугал еще больше. Она могла понять его гнев и бороться с ним. Но как противостоять отчаянному желанию, горящему теперь в его глазах?

Эдгар вынул шпильки из ее волос; Эмили, глядя в пол, чувствовала легкую дрожь его пальцев. Локоны рассыпались по плечам, и она услышала его глубокий вздох.

Эдгар вдруг застонал, крепко прижал Эмили к себе, зарылся лицом в ее волосы, горячо прошептал:

— На этот раз я не причиню тебе боли, дорогая. На этот раз ты будешь умолять меня взять тебя.

— Нет!

Он дернул завязки на ее сорочке.

— Пожалуйста, — простонала Эмили, отстраняясь. Эдгар отпустил ее.

— Ложись в постель, дорогая.

Вся дрожа, она подошла к кровати, заползла под покрывало и натянула его до самой шеи. Боже, как ей хотелось бежать отсюда! Но куда?

Она услышала, как Эдгар задул лампу — теперь комнату заливал серебристый лунный свет. Он отбросил покрывало и прижал ее к себе, напряженную, сопротивляющуюся. Эмили хотела выцарапать ему глаза, но не могла вынести даже мысли о том, чтобы снова подвергнуться насилию. Поэтому на лежала, застыв в его объятиях, приказывая себе думать о чем угодно, только не о крепком горячем теле, прижавшемся к ней.

Кажется, Эдгар разгадал этот план сопротивления, потому что начал наступление очень медленно. Он гладил ее шею, плечи, спину, отчего по всему телу пробегали волны дрожи. Он пощекотал мочку уха языком и успокаивающе нашептывал что-то.

Прошли долгие минуты, и Эмили обнаружила, что, сама того не замечая, расслабилась. Она была измучена, ей хотелось обо всем забыть: об унизительной ночи, о невыносимом напряжении этого дня, о жестокости его насилия. Хотелось закрыть глаза, провалиться в темноту в надежде, что все это исчезнет, как дурной сон…

Но поцелуи Эдгара были жадными, разрушительными, расслабляющими. Его ладони, возбуждая, скользили по ее телу, а губы, лаская, следовали за ладонями.

— Нет, нет! — застонала Эмили, но ее короткие, прерывистые вздохи опровергали эти протесты.

Медленная пытка продолжалась. Эмили почувствовала, что слабеет, что хочет его. И вдруг забыла, кто она, кто он. Все ее существо окутало восхитительное томление.

Эдгар перевернул ее на спину, и тут в ней снова взыграла гордость, заставляя отказываться от того, чего желала больше всего. Она замерла и сжала бедра.

— Эмили, откройся для меня, — хриплым голосом потребовал он. — Я ведь сказал, что не причиню тебе боли, девочка.

Что-то взорвалось вдруг в Эмили: хотелось самой причинить ему боль, чтобы помешать причинить боль ей.

— Нет, ты сделаешь больно! — вскричала она. — И я закричу, пусть все услышат, что Эдгар Эшленд может овладеть женой только силой, потому что… потому что ты мне отвратителен!

— Черт побери! — взревел Эдгар, стукнув кулаком по матрасу. — Мне следует тебя изнасиловать, маленькую хладнокровную лицемерку!

Если бы Эмили сама не страдала от мучительного желания, то посмеялась бы над ним, показывая свое торжество. Но как она ни ненавидит Эдгара, победа не доставит ей удовольствия, если… она сейчас же его не получит.

Оба лежали в напряженном молчании. Затем Эдгар повернулся к ней, облокотившись на руку, а его горящие, как угли, глаза в залитой луной комнате пожирали ее.

— Что ты за ведьма! — пробормотал он. — Ты меня мучаешь, женщина, а я всего лишь хочу пробудить тебя для самого большого из всех возможных наслаждений.

Он прикоснулся кончиком пальца к ее соску. Эмили невольно застонала.

— Признайся, что хочешь меня, Эмили.

— Никогда! — ответила она, дрожа от гнева и желания. Эдгар вздохнул.

— Знаешь, что ты со мной делаешь, Эмили? — тихо спросил он. — Знаешь, каково это, лежать на тебе, входить в тебя…

— Нет! Не надо! — воскликнула она с отвращением и стыдом, зажимая ладонями уши.

Он рывком отдернул ее руки.

— Клянусь Богом, ты меня выслушаешь! — прорычал он и навис над Эмили. — Знаешь, каково это столько лет провести без женщины, а потом получить тебя? Это — рай, Эмили. Твоя кожа словно атлас, губы у тебя сладкие и податливые, а когда я беру тебя…

— Нет! Прекрати!

— Когда я беру тебя, ты такая теплая и упругая вокруг меня. Вчера ночью, когда ты приподнялась мне навстречу…

— Перестань! Перестань!

— Ты знаешь, как меня остановить! Вчера ночью, когда твои бедра выгнулись вверх, навстречу мне, — безжалостно продолжал он, — ты стала горячей и влажной, нежной, как бархат…

— О Боже! — простонала Эмили, забыв о гордости. — Будь ты проклят! Возьми меня! Возьми!

Какое-то мгновение Эдгар смотрел на нее, не веря своим ушам. Потом осторожно лег сверху.

— Дорогая, — прошептал он, содрогаясь.

И Эмили открылась для него, все ее существо жаждало завершения. Но Эдгар еще долгие секунды дразнил ее, пока она не потеряла самообладание и не опустила руку вниз, но он перехватил ее.

— Скажи: «Я хочу тебя, Эдгар», — прошептал он.

— Пожалуйста, — жалобно умоляла она.

— Скажи!

— Ладно! Я хочу тебя! — задыхаясь, выдавила Эмили.

— «Эдгар», — поправил он.

— Я хочу тебя, Эдгар!

— Так-то лучше, — выдохнул он и в тот же момент овладел ею.

Боли не было, только горячие толчки плоти, приводящие в восторг. Эмили потеряла всякое представление о времени и пространстве, наполняясь неутоленным желанием.

Он подвел ее к пропасти, к новому, волшебному ощущению, подержал у этого края до тех пор, пока Эмили полностью не расслабилась, а потом рухнул вместе с ней в эту бушующую бездну первобытного освобождения…

Она еще долгие мгновения льнула к Эдгару, слишком потрясенная, чтобы нарушить очарование. А затем вспомнила: он снова победил. Эмили сжалась и оттолкнула его прочь.

— Нет, Эмили, я не позволю меня охладить! После того, что мы вместе испытали этой ночью!

И его губы заглушили ее рыдания.

На рассвете Эдгар Эшленд уже был одет и снова стоял у кровати, глядя на спящую жену. Боже, он чуть было не потерял ее! Сначала Эмили довела его до безумия колкостями о своих чувствах к Дэвиду. Потом, когда бросила в него вазу, ужасная картина изувеченных тел Чарлза и Амелии мгновенно ослепила Эдгара. Он впал в неудержимую ярость и изнасиловал свою жену, сделал ей больно.

У него было такое чувство, будто он взял маленькую птичку и медленно, яростно сломал каждую хрупкую косточку.

Однако он отвоевал Эмили, пробился сквозь ее защиту, наполовину уговорами, наполовину силой. Господи, как она была хороша!

— Ангел, — прошептал он, и глаза его затуманились. Молодая, невинная, она полностью отдалась ему. Эмили еще не научилась сдерживаться, изображать те чувства, которых не испытывает. Она была бесхитростна, дарила все. Неужели Эдгар Эшленд ее испортит? Неужели научит обманывать его, ненавидеть его?

Чего он от жены хочет? Ослепительная правда потрясла Эдгара: хочет, чтобы она его любила! Но сможет ли он полюбить в ответ? Не слишком ли поздно? И потом, черт побери, Эмили все равно любит Дэвида!

— Что я наделал? — тихо простонал он. Завлек красивую, честную девушку в этот брак, чтобы удовлетворить свою похоть, чтобы согреть свою постель в раю, вдали от всего мира. Он ни секунды не думал об Эмили как о личности, не задумывался о ее ладеждах и мечтах. Это была игра — жестокая и беспощадная.

Опасная игра. Часть его души хотела наказать Эмили, уничтожить в ней женское начало. Другая часть не могла ни забыть, ни простить того, что было в его прошлом.

Страстное желание владеть ею обернулось против него самого. Если он не сможет контролировать в себе зверя, то погубит ее добрую, прекрасную душу.

А это убьет и его.

Глава 11

19 марта 1841 года

Утром она проснулась и увидела, как Эвис Жеруар и Холли переносили ее одежду и вещи в комнату Эдгара. Эмили стала протестовать, но безуспешно.

После ухода экономки Эмили обнаружила, что двери с веранды в ее бывшую комнату заперты на засов, и стала жаловаться Холли на жестокость Эдгара, но тут вернулась Эвис и увела служанку, заявив, что на кухне нужна ее помощь. Таким образом, Эмили провела почти весь день в одиночестве, размышляя о том, что произошло за эти две ночи. В ней снова проснулись гордость и ярость. Хватит и того, что ненасытное животное сломило сопротивление ее тела! Теперь Эдгар отнял у нее комнату, втягивая еще глубже в свою паутину и заманивая в ловушку!

В ловушку из своей комнаты, из своих объятий. В ловушку из плотских чувств, которые овладели предавшим ее телом. Она ненавидела Эдгара и желала, но больше всего ненавидела себя за то, что уступила ему!

Эмили пыталась выстроить планы мести, но так ничего и не придумала. Она устала, разнервничалась, хотела поспать, но мысли все время возвращались к тому моменту, когда Эдгар вернется вечером в эту комнату и подвергнет ее новой пытке. Какой на этот раз?

Эмили достала из шкафа одно за другим свои платья. «Что больше всего понравится его величеству?» — с издевкой гадала она. И тут на глаза ей попалось красное одеяние, прихваченное в Хьюстоне по ошибке. С тихим, горьким смехом Эмили осмотрела кричаще красный атлас, глубокий вырез, отделку из перьев, прозрачные рукава.

— Ладно. Лучше здесь, чем на улицах Хьюстона.

Она разглядывала себя в зеркале, довольная результатом своей работы. Платье сидело идеально, оставляя почти открытой грудь, что придавало Эмили распутно-соблазнительный вид. Лицо было ярко раскрашено губной помадой, которую она когда-то купила в Хьюстоне во время очередного бунта против бабушки. Для завершения наряда Эмили вплела в локоны, уложенные на макушке, несколько алых кистей с бархатных штор и удовлетворенно рассмеялась.

Эдгар обращался с ней как с потаскушкой. «Посмотрим теперь, как ему понравится этот маленький сюрприз».

В комнату вошла Эвис Жеруар и чуть не уронила поднос с едой. Эмили едва удержалась от смеха при виде непривычного изумления на всегда каменном лице Эвис.

— Я… я принесла ваш чай, мадам, — заикаясь, сказала она, поставила поднос и вышла, тихо прикрыв за собой дверь.

Эмили замерла. Уж не обманывает ли ее слух? Она не услышала звука задвигающегося засова!

Эмили подбежала к двери: да, открыта! Она бросилась было из комнаты, но тут же передумала и вернулась к туалетному столику.

— О дьявол! — простонала она, глядя на свое жуткое отражение в зеркале. — Я не могу выйти из дома в таком виде! — Быстро смочила край салфетки и начала тереть губы и шеку, но краска поддавалась с трудом. — Проклятие! — прошипела она и топнула ногой.

Тут Эмили услышала топот копыт и бросилась на веранду. О Господи, это он! Остается лишь надеяться, что Эдгар не сразу поднимется наверх!

Она снова стала стирать румяна со щек. Секунды, минуты летели. Значит, надо бежать в таком виде! Или упустить свой шанс?

Выбора не оставалось. Эмили открыла дверь и прокралась в коридор. Никого! Она на цыпочках спустилась по лестнице, пробежала коридор внизу и выскочила наружу.

Прохладный весенний ветер приветствовал ее, бегущую вниз по центральной лестнице Бразос-Бенда. Но на лужайке Эмили остановилась как вкопанная, заметив приближающуюся коляску.

О нет! Что, если это Дэвид? Однако она взяла себя в руки и поспешила дальше. «Кто бы это ни был, ему придется увезти меня отсюда», — в отчаянии решила Эмили.

Через несколько мгновений коляска остановилась, и она увидела полного мужчину в черной сутане.

— Пастор Фриц! — воскликнула Эмили, глядя на его красное лицо.

Глаза на его круглом лице готовы были выскочить из орбит, пока толстяк выбирался из экипажа.

— Гутен таг, фрау Эшленд. Я привез потарок тля нофобрачная. Этот феер принатлежал моя матери.

Эмили поблагодарила и взяла веер, лихорадочно озираясь по сторонам.

Что за безумие? Одета как проститутка и беседует с пастором о свадебных подарках, когда в любой момент может появиться ее разъяренный муж…

— Вы не отвезете меня в деревню? Пастор Фриц озадаченно покачал головой:

— Что фы говорить, фрау Эшленд?

— В деревню! В вашем экипаже.

Пастор несколько мгновений хмурился, обдумывая ее слова. Потом, казалось, понял и хлопнул в ладоши.

— А, ф горот, фрау Эшленд! Начинаю понимать! Так фот потшему ваше лицо есть красный! У фас лихорадка, та? Фам нужен доктор?

— Да! Да! — воскликнула Эмили, хватая его за руку. — У меня сильный приступ лихорадки! Все что угодно! Просто отвезите меня в деревню! Сейчас же!

— Да-да, — согласился пастор, энергично кивая головой, и помог Эмили сесть в экипаж.

Потом застонали лружины, и он сел рядом. Толстяк тихо прищелкнул языком, и упряжка гнедых коней с грохотом повлекла коляску вниз по усыпанному колокольчиками склону.

— Вы не можете ехать быстрее? — спросила Эмили. Пастор Фриц с сочувствием кивнул.

— Ах, фрау Эшленд, поюсь, фам очень плёхо. — И энергично дернул поводья. — Побыстрее, мои красафцы!

Эмили раскрыла кружевной веер и стала рассматривать перламутровые лучики и медальон на шелке, где были нарисованы обнявшиеся мужчина и женщина. Заметив, что мужчина напоминает ей Эдгара, она вздрогнула и стала нервно обмахиваться веером.

Это просто безумие! Она даже не подумала о том, что будет делать в деревне. И какое зрелище они собой представляют: служитель Господа, сопровождающий дочь дьявола! Несмотря на страх, Эмили едва не рассмеялась. Но когда пастор начал напевать «Милостью Божьей», она истерично захихикала и разразилась судорожным смехом.

Пастор Фриц с сочувствием сжал ее руку.

— Педная фрау Эшленд. Фы явно не ф себе. Мы доставим фас в деревню, храпрая леди.

Только они успели свернуть на Ривер-роуд, как Эмили услышала приближающийся топот копыт. Сердце ушло в пятки. Через несколько секунд подтвердились наихудшие опасения.

— Эй, стойте! — раздался голос ее мужа.

— Нет! Пожалуйста! — задохнулась Эмили, но пастор Фриц уже натянул поводья.

— Гутен таг, герр Эшленд! — крикнул он мрачному как туча Эдгару.

Тот соскочил с коня и подошел к коляске со стороны пастора, потом заглянул в экипаж, увидел Эмили, и его лицо побелело.

— Что это такое, черт побери? Пастор везет мою жену на панель?

К счастью, смысл этого выражения не дошел до улыбающегося немца.

— Фы фолноваться за жену, герр Эшленд? У нее отшень сильный приступ лихорадка, ей необходим доктор?

— Я очень хорошо понимаю, что нужно моей жене, — ответил Эдгар, обходя коляску.

Он бесцеремонно вытащил Эмили. Их взгляды встретились.

— Не заставляй меня устраивать сцену! — прошипела Эмили. — Я поеду с пастором Фрицем в деревню!

Эдгар железной хваткой сжал ей запястья, наклонился и спокойно прошептал на ухо:

— Ты никуда не поедешь, дорогая. Ты же не заставишь этого милого старика защищать твою… э, довольно сомнительную добродетель? Он проиграет, как ты понимаешь.

Эмили со злостью оттолкнула его.

— Вы отфезете свою жену к доктор, герр Эшленд? — спросил пастор.

Эдгар обернулся, крепко обхватив Эмили за талию:

— Я о ней позабочусь, пастор. Всего доброго, сэр. Пастор жизнерадостно кивнул и протянул Эмили веер, который она оставила в коляске.

— Фы забыли презент, фрау Эшленд. Надеюсь, фаше здоровье скоро поправляться.

— Спасибо, пастор, до свидания, — пробормотала Эмили с застывшей улыбкой на лице.

Когда экипаж пастора загрохотал по дороге, Эдгар повел ее к Дполлиону, вскочил на него и, протянув руку, сурово посмотрел на нее.

Эмили перевела дыхание и дала ему руку; Эдгар посадил ее перед собой.

Не видя его лица, она спросила, заикаясь:

— Ч-что ты собираешься делать? Эдгар невесело рассмеялся:

— То, что мне следовало сделать еще раньше, дорогая, — произнес он убийственно мягким голосом. — Собираюсь выбить из тебя строптивость. Когда я закончу, мадам, это размалеванное лицо покажется вам белым по сравнению с вашей шкурой.

— Нет! — вскрикнула Эмили и, царапаясь, попыталась спрыгнуть с коня.

— Сиди тихо! — приказал Эдгар, пытаясь одновременно справиться с женой и успокоить Аполлиона, который испуганно заржал из-за этой драки.

Но Эмили сопротивлялась, будто дикая кошка. Они как раз достигли развилки дороги, когда Аполлион встал на дыбы и сердито зафыркал. Не обращая внимания на команды Эдгара, арабский скакун помчался к реке, на песчаную косу.

Эдгару удалось остановить коня лишь в нескольких футах от края обрыва. Он спрыгнул на землю и сдернул вниз сопротивляющуюся Эмили.

— Черт бы тебя побрал, женщина, успокойся!

Она колотила кулачками в его грудь и даже укусила его в плечо.

— Матерь Божья! — воскликнул он в ярости. — Строптивая дрянь! Раскрасила физиономию и играешь в потаскуху, да? Я тебя вылечу!

Он быстро подошел к краю косы и с силой швырнул свою брыкающуюся, вопящую жену в реку.

Эмили мгновенно погрузилась в холодную, стремительно несущуюся черноту. Ярость превратилась в ужас, когда она поняла, что песчаное дно внезапно ушло из-под ног. Подводное течение затягивало ее все глубже, намокшая юбка путалась в ногах.

Несчастная с огромным усилием вынырнула на поверхность, легкие ее разрывались, но она втянула воздух и закричала:

— Я не умею плавать!

Увидела лицо Эдгара — белое от паники, и ее снова потащило на глубину. Чернота поглотила Эмили…

Она снова оказалась в Гонсалесе. Взрывались дома, вокруг паника. Но звуки становились все глуше и глуше. Она тонула! Вдруг рядом оказался Эдгар, он удерживал ее под холодной, черной водой реки…

Эмили очнулась от звука собственных рыданий. Она медленно подняла тяжелые веки. В воздухе плавал Эдгар — чудовище с двумя головами, одной белой, другой черной. Эмили стало страшно, но вот зрение прояснилось. Перед ней в свете лампы стояли Эдгар и Холли.

— Ч-что случилось? — чуть слышно спросила она. Эдгар в тревоге бросился к жене:

— Дорогая, дорогая, ты пришла в себя! Ты несколько часов бормотала что-то невнятное. Я думал… я опасался… что ты слишком долго пробыла без воздуха и потеряла рассудок…

— Вы нас так напугали, миссус, — перебила его Холли, — все время кричали и метались!

Эдгар сердито посмотрел на рабыню, и Холли испуганно выбежала вон из комнаты, закрыв за собой дверь.

Он сел на кровать и взял жену за руку. Ее рука безвольно лежала в его ладони — Эмили слишком устала, ей было все равно.

— Ты пытался меня утопить. На его лице отразился ужас.

— Дорогая, нет, я никогда не хотел причинить тебе зла! — Эдгар прилег рядом с ней и зарылся лицом в ее волосы. — Прости меня, любимая, прости.

— Простить? Тебе все равно, прощу я тебя или нет. Ты… ты меня ненавидишь.

— Нет, дорогая, нет! — возразил он, и лицо его исказила мука. — Я не тебя ненавижу. Я ненавидел… то, как ты выглядела. Я злился потому, что ты меня покидаешь.

— Поэтому и решил меня утопить?

— Я ничего не решал! Ты сбежала, и я обезумел от гнева. Потом я увидел тебя в этом тошнотворном наряде, а ты еще и сопротивлялась! Просто ничего другого не успел придумать, чтобы заставить тебя прекратить со мной драться и смыть эту проклятую краску с твоего лица. И опомнился только, когда увидел, как ты барахтаешься в воде… — Голос его задрожал и замер.

Слабыми руками она оттолкнула его.

— Жаль, что я не утонула!

— Нет! — задохнулся Эдгар, сдернул с нее одеяло и крепко обнял.

Эмили почувствовала, что она раздета и совершенно беззащитна.

Пуговицы его рубашки впились в ее обнаженную грудь.

— Я тебе докажу, что ты хочешь жить, Эмили. Я хочу почувствовать, что ты меня простила. Сейчас же.

Эдгар стал покрывать поцелуями ее лицо. Она безвольно покорилась, больше не было сил сопротивляться.

Щеки были мокрыми. От ее слез? Или от его? Какое это имело значение?

— Пожалуйста, Эдгар, я так устала…

Его руки, его губы скользили по ее телу, его голос шептал:

— Прости меня, любовь моя, но я должен… я должен…

Глава 12

20 марта 1841 года

Эмили проснулась и увидела Эдгара в противоположном конце комнаты. Он стоял обнаженный, лицо его было намылено. Их взгляды встретились в зеркале. Эдгар замер, держа бритву у подбородка, и посмотрел на нее с нежностью.

— Доброе утро, — произнес он.

Какое-то мгновение Эмили улыбалась. Потом хотела приподняться, но вздрогнула от боли, которую вызвало это движение. И вспомнила все. Она отвернулась.

Ей было больно. Она чувствовала себя разбитой после вчерашней борьбы с Эдгаром и черным течением Бразоса. Как он мог так поступить с ней? Эмили задрожала, вспомнив о том ужасном мгновении, когда он бросил ее в реку и тьма поглотила ее…

Потом она вспыхнула при воспоминании о более сильном унижении: вчера ночью снова позволила ему заниматься с ней этим!

Эдгар овладевал ею с мягкой беспощадностью до тех пор, пока она не ответила, рыдая от страсти и прижимаясь к нему…

— Ты в порядке, дорогая?

Эмили обернулась и увидела, что Эдгар стоит рядом. Он наклонился и осторожно взял ее лицо в свои ладони.

Она замерла, чувствуя себя полностью в его власти. Не собирается ли Эдгар снова унизить ее?

— Пожалуйста, я чувствую себя разбитой… после всего, — еле слышным голосом умоляюще произнесла Эмили.

Он нахмурился, потом нежно поцеловал ее в лоб.

— Любимая, если бы я мог все исправить. — Он удрученно вздохнул, встал и взял свою одежду, лежащую на кровати. — Тебе нужно посидеть в ванне с горячей водой.

«О да, словно ванна с горячей водой все исправит!» — со злостью подумала Эмили, но ничего не сказала, опасаясь его гнева. Испугавшись того, что Эдгар может передумать и вернуться в постель, она встала и набросила халат.

«И почему только он так чертовски красив?» — с раздражением спрашивала Эмили себя, рассматривая резкие черты его лица, его мускулистую грудь. Если бы Эдгар был уродливым, с лицом, покрытым шрамами и с большим животом, ей легче было бы устоять!

Эмили настороженно наблюдала за тем, как он застегивает сюртук. Но когда муж пошел к двери, доставая из кармана ключ, ярость поборола голос рассудка.

— Пожалуйста, запри меня, — язвительно попросила она. — Так ты поступал и с Оливией?

Эдгар резко обернулся, лицо его побелело. Она знала, что попала в больное место, но уже не могла остановиться и безжалостно продолжала:

— Ты ее тоже запирал, Эдгар? Твоя первая жена тоже сбежала при первом же удобном случае? Оливия предпочла смерть в бешеных водах Бразоса твоим ненавистным объятиям?

Она выпалила эти злые слова не задумываясь. Потом увидела его лицо. «Господи! — в отчаянии подумала Эмили, — что я наделала?» Она еще никогда не видела его в таком гневе. Эдгар схватил ее и стал трясти, пока ей не показалось, что голова сейчас оторвется. Потом занес кулак, и Эмили, невольно закрыв лицо руками, замерла, ожидая удара. Но его не последовало.

— Будь ты проклята, женщина!

Эдгар бросился к двери, толкнул ее сапогом и сломал замок.

— Доброе утро, Дэниель.

Сморщенный старый слуга казался потрясенным, когда Эмили быстро прошла мимо в пустую столовую, села и развернула салфетку. Наконец-то она одержала победу над этим ужасным человеком! Эмили была уверена, что причинила ему боль. Если Эдгар испытал хотя бы каплю тех страданий, которые успел причинить ей, то она может быть удовлетворена.

Эмили наливала себе кофе, когда в столовую вошла Эвис Жеруар. На ее обычно невозмутимом лице отразилось изумление при виде миссис Эшленд.

— Вы вышли из своей комнаты, мадам! — вырвалось у нее. Эмили высокомерно посмотрела на экономку:

— В самом деле, миссис Жеруар! Вы считаете нормальным, что меня держат взаперти, как зверя в клетке?

Глаза женщины широко раскрылись, но она быстро справилась с собой.

— Я… я сейчас принесу ваш завтрак, мадам.

Через несколько минут Эвис вернулась с дымящейся тарелкой. Эта женщина могла бы даже выглядеть привлекательной, если бы не суровое выражение лица и не мрачная одежда.

— Желаете что-нибудь еще, мадам? — спросила экономка, подавая Эмили корзинку с булочками.

— Вы можете идти, миссис Жеруар, — беззаботным тоном ответила Эмили.

Глаза креолки странно блеснули, и она тихо вышла из столовой.

Эмили улыбнулась. Она уже научилась втыкать колючки в шкуру этой черной кошки! Что ж, старая ведьма того заслуживает!

Эмили завтракала и размышляла о странном поведении Эдгара. Сначала чуть было не утопил ее, потом занимался с ней любовью, умоляя о прощении. Кто он — человек или демон? Или и то и другое?

Ответ довольно прост. Сумасшедший! А она, ненавидя черного капитана, безжалостно дразнила его и довела до применения насилия. О, что за ужасающая неразбериха!

Если она останется здесь, то рано или поздно Эдгар ее убьет. Это он вчера ясно дал понять. Эмили знала о силе гнева этого человека, но сегодня утром опять раздразнила его, и он почти… почти…

Она бросила салфетку, аппетит пропал. Выбор, стало быть, невелик. Надо улучить момент и сделать свой ход.

Эмили вышла в холл и чуть не столкнулась со своим суровым мужем. Подняв одну бровь, он молча пошел дальше по коридору.

«О Господи! — подумала Эмили. — Неужели я его еще больше рассердила тем, что покинула спальню?»

Она осторожно пошла следом. И нашла его в кабинете; Эдгар сидел спиной к ней за письменным столом и перебирал бумаги. Эмили постояла, наблюдая за ним и прислушиваясь к скрипу вращающегося кожаного кресла.

Затем, словно почувствовав спиной ее взгляд, он повернулся и встал.

— Что-нибудь желаете, мадам?

— Я… ну… поскольку ты сломал замок на двери, я решила, что тебе все равно…

— Все равно, дорогая? — перебил Эдгар.

— Я решила, что ты не станешь возражать, — быстро продолжила она, — если я выйду из твоей спальни.

Он лукаво улыбнулся одним уголком рта, но глаза его оставались холодными.

— Моя дорогая, должен ли я понять это так, что ты пришла спросить у мужа разрешения покинуть нашу комнату?

Снова униженная, Эмили опустила ресницы и не ответила. Эдгар подошел к ней, обошел вокруг, словно огромная крадущаяся кошка. Через секунду он закрыл дверь.

Эмили подняла глаза и встретила его стальной взгляд. — Что теперь задумал этот негодяй?

— Позволь мне развеять твои страхи, дорогая, — тихо пробормотал он. — Ты можешь свободно бродить по всему дому. Рано или поздно я собираюсь овладеть тобой в каждой из комнат этого дома.

Эмили попятилась. Эдгар медленно надвигался на нее, взгляд его был напряженным и решительным. Почувствовав спиной шершавое дерево стенной панели, она поняла, что убежать не удастся.

Эдгар, казалось, наслаждался ее неловким положением, прижался к ней всем своим твердым телом, пригвоздив ее к стене. Его мужской запах захлестнул ее. Его взгляд обжег ей лицо.

— Ты не похожа на Оливию. Или похожа?

«О Боже, что он имеет в виду?» — подумала Эмили. Но тут почувствовала его руку на своей груди, и из ее горла вырвался тихий стон — стон страха, смешанного с неистребимым желанием.

Эдгар рассмеялся тихим и горьким смехом.

— Ты уже готова при одной мысли об этом, не так ли, дорогая? — И, внезапно отпустив ее, вернулся к письменному столу. — Беги отсюда, женщина. Твоя похоть мешает мне работать.

Его слова ударили Эмили, как плеть.

— Чудовище! — прошипела она. — О, я убегу! Прямо в Хьюстон. Даже если мне придется проделать весь путь пешком!

Она рванулась к двери, но сильная рука схватила ее за плечо.

— Сядь!

— Нет! — крикнула она, пытаясь ударить его.

— Сядь, или я не отвечаю за последствия! — пригрозил он, сжав запястья; Эдгар подтащил ее к кожаному дивану и силой усадил на него. — Ты ничему вчера не научилась, Эмили? Неужели я должен держать тебя взаперти?

— Разве тебе не наплевать на то, что я тебя ненавижу? — крикнула она в ответ.

На его виске вспухла и запульсировала вена. Он сжал кулаки, но сказал тихо и спокойно:

— В постели ты поешь другую песню, дорогая. Лицо Эмили горело.

— И ты стыдишь меня этим?

Эдгар сел рядом, поднял ее голову за подбородок, заставив встретиться с его сердитым, полным страсти взглядом.

— Мне не нужен твой проклятый стыд, Эмили. Я хочу, чтобы ты забыла о своей глупой гордости и отдалась мне так, как ты того сама желаешь — без остатка.

— Нет! — возразила она, вырываясь. — Я никогда тебя не желала! Ты заставил меня выйти за тебя замуж! Я хочу только уехать, и как можно скорее!

— Уехать? — прошипел он. — Куда? Ты должна быть мне благодарна за то, что я дал тебе дом.

Эмили вскочила, но он тут же рывком вернул ее на место.

— Черт возьми, женщина, у тебя есть мозги? Брось все эти разговоры о том, чтобы отправиться бродить по дорогам! Ты не понимаешь, что в лесах индейцы? Что рабы недавно заметили их неподалеку отсюда?

От этих слов холодок пробежал по ее спине.

— Я… не думала… — заикаясь, проговорила она. Он нахмурился.

— Да, ты вообще мало думаешь, Эмили! Тебе следует знать, что солдаты Ламара согнали чероки с их земель. А оставшиеся не склонны шутить. — Эдгар замолчал, внимательно наблюдая за ее реакцией. — Ты понимаешь, что тебя могут убить?

— Тебе же это безразлично!

Она вскочила и бросилась к двери. Но Эдгар догнал ее.

— Знаешь, что чероки сделали с родителями Дэвида, с Чарлзом и Амелией?

— Избавь меня от ужасных подробностей!

— Избавить тебя? Ты предпочла бы испытать подобное на собственном опыте?

Под его жестким взглядом у Эмили задрожали губы.

— Моему брату Чарлзу повезло, — продолжал Эдгар хриплым шепотом. — Его скальпировали — убили быстро. Но Амелию убивали не спеша. — Он сделал многозначительную паузу.

Эмили содрогнулась.

— Пожалуйста, не надо. Я тебе верю.

— Неужели, дорогая? — Эдгар прижал ее к себе, не позволяя вырваться. — Амелию изнасиловали. Жестоко, много раз изнасиловали. Ей по одному отрезали пальцы, перебили ноги…

— Нет! Нет! Перестань! — вскрикнула Эмили, зажимая ладонями уши.

Эдгар отвел ее руки и крепко сжал их.

— Ее скальпировали, и в какой-то момент во время этих издевательств она, к счастью, умерла. Судя по выражению, застывшему на ее лице, это продолжалось долго.

Из глаз Эмили хлынули слезы. Однако он все равно безжалостно продолжал:

— Они также убили нескольких рабов, которые бегали недостаточно быстро. Потом попытались сжечь поместье. К счастью, разразилась гроза, и это спасло дом. Когда мы с Дэвидом вернулись с рыбалки и нашли их тела… Меня много лет потом преследовало во сне лицо Дэвида.

Хватка ослабела, словно что-то внутри Эдгара умерло. Он отпустил ее и отвернулся.

Эмили выбежала в коридор, но муж снова оказался рядом.

— В Хьюстон не сюда, дорогая.

Со сдавленным криком Эмили отбросила его руку и, спотыкаясь, побежала наверх.

Эмили вернулась в комнату Эдгара и остановилась, прижавшись спиной к двери, из ее закрытых глаз лились слезы. Она не могла видеть его комнату, его кровать.

Негодяй! Сначала поставил в вину ответ ее тела на его ласки, потом мучил страшным рассказом о зверствах индейцев. Она ненавидит Эдгара, ненавидит!

Внезапный порыв ветра пронесся по комнате, в лицо ударило приторно сладким ароматом. Эмили открыла глаза, и… увидела зеркало и мокрое пятно на середине ковра.

Она пронзительно закричала от ужаса и отвращения.

Прошло всего несколько секунд, как в комнату влетел перепуганный Эдгар.

— Какого черта… — И осекся.

Они оба, онемев, смотрели на обрывки красного платья, разбросанные по полу. Флакон для духов ее матери из розового хрусталя лежал, разбитый, возле туалетного столика, и удушающий аромат розовой воды растекался от мокрого пятна на ковре. Но глаза Эмили были прикованы к разбитому зеркалу, на котором красовалось слово «шлюха», выведенное ее помадой.

Она круто обернулась к Эдгару и истерически закричала:

— Это ты сделал! Ты! Я видела, как ты спускался после завтрака по лестнице! Ты разбил флакон моей матери!

— Эмили… я… как ты могла подумать…

— Не лги мне, трус! Как ты мог мучить меня там, внизу, все это время, зная… зная… — Она задохнулась от рыданий.

Эдгар опустился на колени, взял осколок розового хрусталя и пробормотал:

— Я понятия не имел, что этот флакончик так много для тебя значит.

Эмили с горьким торжеством смотрела на него сверху:

— Вот ты и признался! Он значил… он много для меня значил! Как для тебя твоя проклятая ваза!

— Ты думаешь, за то, что ты разбила вазу, я…

— Да! Да! А теперь убирайся с глаз моих! Убирайся!

— Хорошо, я уйду! Думай что хочешь, но я докопаюсь до правды. А когда узнаю, кто это сделал, тебе не понравится та цена, которую я потребую за то, чтобы тебя простить!

Через несколько минут в комнату вошла Холли. Бурно выражая свое изумление и негодование, она убрала комнату и вместе с Дэниелем вынесла из комнаты разбитое зеркало.

Увидев Эмили, выходившую из комнаты с охапкой платьев, она воскликнула:

— Что вы делаете, миссус?

— Перестань болтать и помоги мне, Холли. Я переношу свои вещи обратно в свою комнату!

Холли вращала глазами от ужаса.

— Нет, мэм!

Эмили пришла в ярость от ее непослушания.

— Холли, разве ты не видела, что сделал мистер Эшленд? Перестань спорить и займись делом!

Холли попятилась, ее пухлая нижняя губка задрожала.

— Нет, мэм. Мистер Эшленд выпорет меня до смерти, если я прикоснусь к этим вещам!

— Дьявол! — простонала Эмили вслед убежавшей девушке.

Она сама перенесла все обратно в голубую комнату, убрала в шкаф и стала ждать, понимая, что Эдгар вот-вот ворвется и устроит ужасную сцену. Но на этот раз она скорее умрет, чем подчинится ему!

Какой наглец! Он силой вовлек ее в этот брак, посадил под замок, силой овладевал ею, чуть было не утопил ее. Затем разбил единственное вещественное напоминание о ее покойной матери! А завершил унижение, разорвав в клочки платье и написав на разбитом зеркале «шлюха».

И еще имеет наглость отрицать, что сделал это! Как он мог? Слово «шлюха» — то самое слово, которым он назвал ее, когда увидел в красном платье, — с головой выдавало Эдгара!

И последним ударом было его заявление о том, что потребует от нее платы за свое прощение. Как же невыносимо самомнение этого человека! «Пока жива, я никогда, никогда, ни за что не попрошу у него прощения!» — злилась, распаляя себя, Эмили.

День тянулся мучительно медленно. После ленча она сняла платье и прилегла в одной сорочке подремать.

Ее разбудила Холли:

— Мистер Эшленд не пришел на обед, миссус, поэтому я принесла вам еду сюда. — Служанка вздохнула и обеспокоенно прибавила: — Я рада, что уйду из этого дома, когда он вернется сегодня вечером домой, миссус!

Эмили равнодушно клевала ветчину с рисом.

— Тебе повезло, Холли. Хотела бы я иметь счастье ночевать сегодня не в этом доме.

— Миссус, вы точно собираетесь спать в этой, а не в его постели?

— Да, Холли.

Рабыня в ужасе широко раскрыла глаза:

— Миссус, мне страшно, увижу ли я этот дом целым завтра утром! И вас тоже!

Наступила неотвратимая ночь, Эмили легла в кровать, но лишь беспокойно вертелась с боку на бок. Наконец ее одолела дремота, сквозь которую она услышала приближающиеся шаги. Значит, зверь наконец вернулся…

Дверь с грохотом распахнулась, и Эмили подскочила на постели. Перед ней стоял Эдгар.

— Вылезай из постели!

Он поставил свечу на столик. Черты его лица расплывались в колеблющемся свете, что придавало ему зловещий вид. Эмили устало посмотрела на него:

— Тебе обязательно ломать все двери в доме? Он ответил до странности спокойным голосом:

— Ты предпочитаешь, милая, чтобы я переломал все кости в твоем красивом теле? Вылезай!

— Нет!

Он сделал к ней шаг и зарычал:

— Матерь Божья, женщина! Я же сказал, что не я разбил твою драгоценную бутылку!

— Я тебе не верю!

Эдгар бросился на нее. Эмили увернулась и спрыгнула с кровати.

— Хватит! — взвизгнула она, увидев его почерневшие глаза. — Сдаюсь!

Эмили выбежала на веранду и влетела в его комнату. Забралась в постель, натянула до подбородка одеяло и отвернулась лицом к стене.

Эдгар дотронулся до ее спины, и она застыла как мертвая.

— Если ты ко мне прикоснешься, — тихо сказала она, — я себя убью.

— Что?

— Я говорю серьезно! Я себя убью! Найду способ! Он долго молчал, потом тяжело вздохнул:

— Ладно. Твоя взяла. Сегодня я не стану навязывать тебе свои ласки. Но попомни мои слова, Эмили. Если ты снова покинешь мою постель, я лишу тебя удовольствия покончить с собой!

Утром Эмили сидела у туалетного столика и смотрела в зеркало, которое Дэниель принес из ее бывшей комнаты. Эдгар помог ей надеть зеленое с белым платье и ушел.

Обычно Холли уже ждала в коридоре, когда они просыпались, но в не это утро. Эмили вынуждена была стерпеть помощь Эдгара, вздрагивая всякий раз, когда его руки щекотали спину, пока он застегивал пуговицы на платье.

Эмили была обессилена и нервничала в это утро, ее волосы сильно спутались после беспокойной, бессонной ночи. Она уже привыкла к тому, что Холли причесывала ее, и с нетерпением ждала прихода негритянки, чтобы спуститься вниз к завтраку.

— Черт бы побрал эту девчонку! Куда она подевалась? — выругалась Эмили, швыряя в сторону щетку для волос.

Словно по волшебству дверь приоткрылась, и Холли робко вошла в комнату. Ее кожа цвета какао была очень бледной.

— Простите меня, миссус, — смиренно сказала она, — но меня все утро накачивали.

— Что делали? — изумилась Эмили и встала.

— Конечно, миссус. Джейкоб накачивал меня своим семенем.

Эмили залилась краской, услышав столь интимное откровение служанки.

— Вы этим недовольны, миссус? — неуверенно спросила девушка.

Бледнея при мысли о собственном таком же будущем, Эмили ответила:

— Разумеется, я довольна, Холли, если ты довольна. Мои поздравления.

Внезапно колени Эмили подогнулись, и она села. Холли весело улыбнулась, беря в руки щетку. Но госпожа не видела улыбки служанки, потому что воображение унесло ее на месяцы вперед.

Долго ли она сможет находиться в постели у Эдгара и не позволять ему прикасаться к себе? Как скоро ее предательское тело невольно отдастся ему? И что тогда? В ней появится ребенок, история повторится. Она содрогнулась, вспомнив умирающую во время родов мать. Сколько ей еще будет везти? А что, если уже не повезло?

Эмили стиснула зубы, глядя на свое мрачное отражение в зеркале. Она ему больше не уступит! Она победит и найдет способ навсегда покинуть Бразос-Бенд!

Глава 13

3 апреля 1841 года

Прошло две недели. Дни становились длиннее, теплее, а Эмили все еще ничего не придумала. После унизительного разговора с Эдгаром в его кабинете она поняла, что просто так уйти было бы опасно и глупо, и решила подождать возвращения Дэвида, чтобы с его помощью покинуть Бразос-Бенд.

Эдгар упорно настаивал, чтобы жена спала в его постели, но не делал никаких попыток заняться с ней любовью. Подразумевалось, что муж оставит ее в покое при условии, что Эмили будет спать рядом с ним. Ночи были длинными и мучительными, супруги засыпали, повернувшись друг к другу спинами. Под глазами у Эмили появились темные круги, так как сон каждую ночь ускользал от нее.

Поверил ли Эдгар ее угрозе покончить жизнь самоубийством или нет, она не знала. Но Эмили была благодарна за то, что он не пытался снова применить силу. Однако, к ее огорчению, муж вовсю использовал сложившуюся ситуацию: ложился спать нагим, громко храпел всю ночь, иногда во сне клал руку на ее бедро или грудь. По утрам долго брился голым, и Эмили старательно отводила взгляд от его красивого тала. Но часто их взгляды встречались в зеркале, и Эдгар смеялся, заставляя ее краснеть от стыда.

Ей очень не хотелось признаваться в этом самой себе, но муж постепенно брал верх над ней. Ее тело скучало по его объятиям, по его теплу. В эти дни Эмили узнала, что не беременна, и ее подмывало бросить ему в лицо эту новость. Затем с отчаянием поняла, что на самом деле ею движет подленькое желание заставить его исправить положение! Как далеко она зашла, если готова позабыть о своем страхе зачать ребенка ради того, чтобы удовлетворить свою похоть!

Эдгар больше не заговаривал о разбитом флаконе духов, несмотря на свое обещание найти виновного. Эмили часто спрашивала себя, не безумен ли он, и страшилась его приступов насилия, избегала мужа как только могла.

Теперь она свободно ходила по дому, играла на рояле, читала книги из богатой библиотеки, много шила. Но ей недоставало общества людей. Мария Рамеро все еще не приехала, и Эмили уже спрашивала себя, не случилось ли чего, ведь Дэвид сказал, что девушка должна вернуться к концу марта.

Когда становилось невмоготу сидеть дома, Эмили совершала длительные прогулки по поместью. К удивлению, Эдгар не пытался остановить ее, лишь предупредил, что заходить в лес опасно.

В одно особенно приятное весеннее утро Эмили вернулась в дом с букетом голубых колокольчиков и столкнулась в холле с Эвис Жеруар.

— Мадам Эшленд, в гостиной ждет посетитель, а я не могу найти месье Эдгара. Вы не хотите поговорить с этим НО джентльменом?

Эмили обрадовалась. Посетитель! Кто-то приехал навестить их в этом Богом забытом месте!

— Конечно, я встречусь с этим джентльменом, миссис Жеруар.

Мужчина стоял, глядя в окно. Он был почти таким же высоким, как Эдгар, но более мощного сложения. Его кудрявые волосы были ярко-рыжими. Изумрудно-зеленый бархатный сюртук и белые брюки, заправленные в блестящие черные сапоги, выглядели кричаще.

Он обернулся и… был потрясен. Гость явно не ожидал увидеть молодую женщину.

Эмили всматривалась в его веснушчатое лицо и блестящие зеленые глаза. Он был приблизительно одних лет с Эдгаром, возможно, чуточку моложе.

Посетитель тихо присвистнул, нарушив молчание.

— Господи! Откуда, черт побери, ты взялась? — Он внимательно оглядел Эмили с головы до ног, ухмыльнулся и спросил: — Эти цветы для меня, дорогая?

Его голос, низкий и звучный, был полон насмешливого презрения. Рассердившись, Эмили едва удержалась, чтобы не запустить ему в лицо букет, и выбежала из комнаты с твердым намерением приказать Дэниелю прогнать наглеца.

Но посетитель последовал за ней в холл.

— Мисс! Мисс, пожалуйста, простите меня за эти слова. Пожалуйста, я не хотел вас обидеть!

Эмили обернулась и настороженно посмотрела на незнакомца. Тот искренне продолжал:

— Примите мои извинения, леди, я не знал, что у Эдгара тут появилась женщина…

— Жена, — высокомерно поправила его Эмили. Джентльмен улыбнулся, продемонстрировав ровные белые зубы.

— Будь я проклят! Старина Эдгар верен себе! Должен отдать ему должное.

Эмили с достоинством леди сделала вид, что не расслышала, и поинтересовалась:

— Пожалуйста, скажите, по какому вы делу, сэр.

Посетитель почесал рыжую голову и озадаченно поднял одну бровь.

— Боюсь, я испортил все дело, миссис Эшленд. Можно, мы начнем все сначала? — Он официально поклонился, выпрямился и протянул руку: — Аарон Райс, к вашим услугам, мадам.

Эмили с подозрением разглядывала его. Аарон Райс улыбнулся ей дружелюбной, заразительной улыбкой. Она мгновение поколебалась, потом пожала ему руку.

— Очень хорошо, мистер Райс. Прошу вас пройти в гостиную.

Они сели, и Эмили снова спросила мистера Райса о его деле.

— Собственно говоря, я разыскиваю вашего мужа, потому что у него есть нечто, принадлежащее мне. — Аарон скрестил длинные ноги и откинулся на спинку стула. — Точнее, это принадлежит моим родителям. Портрет Оливии.

— Портрет Оливии? — повторила пораженная Эмили. Аарон рассмеялся коротким, сухим смехом.

— Разве вы не знаете? Нет, конечно! Зачем бы Эдгар стал вам рассказывать обо мне? Миссис Эшленд, я — брат Оливии.

— Брат Оливии Эшленд! — воскликнула Эмили. Аарон нахмурился:

— Вы все-таки знаете об Оливии, правда? О первой жене Эдгара? О той, которую он загнал в реку?

От этих слов по спине Эмили пробежали мурашки.

— Вы не слишком высокого мнения о моем муже, не так ли, мистер Райс?

— Леди, вы — его супруга, не так ли?

Эмили подавила смешок: джентльмен был прав.

— Расскажите мне об этом портрете, — попросила она, уклоняясь от ответа.

— Ну, я уже почти все вам рассказал. Он принадлежит моей семье.

Эмили задумчиво нахмурилась:

— Я осмотрела весь дом, мистер Райс, но не могу припомнить, чтобы видела такой портрет. Может быть, я его не заметила.

Аарон рассмеялся:

— О, вы бы его заметили. Нет, я уверен, что его убрали на чердак или еще куда-нибудь. Зачем Эдгару держать при себе столь… э… печальное напоминание?

Эмили задумчиво посмотрела на рыжеволосого джентльмена:

— Скажите, мистер Райс, если этот портрет принадлежит вашей семье, почему он здесь?

— А вы умны, моя красавица. Получилось так, что мои родители заказали портрет художнику из Хьюстона. Это был подарок Эдгару и Оливии на первую годовщину свадьбы.

— Понятно, — пробормотала Эмили. — Значит, портрет все-таки является собственностью моего мужа?

Аарон прикусил губу и сердито вскочил.

— На кой черт он нужен Эдгару? Мои родители стары, миссис Эшленд. Для них он теперь значит гораздо больше, а для Эдгара это всего лишь холст и краски!

Несмотря на резкие слова, Эмили почувствовала к этому человеку симпатию.

— Пожалуйста, сэр, присядьте. Мне не нравится, когда на меня кричат. Давайте попробуем обсудить все спокойно.

Аарон сел, лицо его залилось краской.

— Простите меня за мою вспышку, миссис Эшленд. Просто нам так недостает Оливии. Зачем Эдгару хранить ее портрет? Ведь у него теперь есть вы.

Эмили нахмурилась; в тоне этого человека слышался какой-то скрытый намек.

— Кстати, почему вы ждали пять лет и лишь сейчас приехали за портретом?

— Я несколько лет жил в Вашингтоне, округ Колумбия, миссис Эшленд, лоббировал в пользу Сэма Хьюстона.

— Но мистер Хьюстон уже три года не президент! — возразила сбитая с толку Эмили.

— Сэм не забыл своей мечты о власти, хотя он сейчас и не на посту президента. Когда его изберут снова, в Вашингтоне произойдут большие события. Я собираюсь пробыть дома всего несколько месяцев, чтобы организовать его кампанию. Между прочим, — продолжал Аарон, похлопав себя по карману сюртука, — у меня письмо от Сэма. Не знаете, где ваш муж и когда он вернется?

Эмили пожала плечами.

— Несомненно, он ездит по плантации и возвратится к ленчу, а может, и позже. Попытайтесь еще раз приехать к вечеру. Но я буду рада передать мужу это письмо, мистер Райс.

— О нет! — поспешно ответил Аарон. — Я собираюсь вручить Эдгару это письмо лично, дабы быть уверенным, что он меня выслушает.

Эмили вздрогнула. Очевидно, эти двое были непримиримыми врагами.

— Вы недолюбливаете моего мужа, мистер Райс?

Аарон горько рассмеялся:

— Лучше сказать, что мы оба забыли о братской любви.

Эмили встала.

— Я расскажу мужу о вашем визите, мистер Райс. Если портрет вашей сестры находится здесь, я, конечно, не стану возражать против того, чтобы вы его забрали. Но решение должен принять мой муж.

Аарон тоже встал и взял со столика свою шляпу.

— Я на несколько недель остановился у друзей в Вашингтоне-на-Бразосе, миссис Эшленд. Скажите Эдгару, что я вернусь, возможно, сегодня же.

Это посещение встревожило Эмили. Она поднялась к себе, некоторое время пыталась заняться шитьем, но никак не могла сосредоточиться.

Портрет Оливии! Новый поворот драмы! Она пыталась представить себе первую жену Эдгара Эшленда. Вспомнила мистера Райса и вообразила себе портрет его сестры — с кремовой кожей лица, блестящими зелеными глазами и рыжими волосами. Сильно ли любил ее Эдгар? Была ли она так же привлекательна, как ее брат? И так же вспыльчива?

«Какой ты была, Оливия Эшленд?» Она это узнает! Возможно, портрет действительно находится на чердаке, как предположил Аарон Райс. Шансов мало, но почему бы не попытаться?

Эмили направилась к двери в конце коридора, которая вела на чердак. Она преодолела узкую винтовую лестницу и вошла в душную, жаркую комнату, заполненную сундуками и поеденной молью мебелью.

Пыльный столб света просачивался сквозь грязное слуховое окно, освещая серебристые нити паутины. Найти что-либо среди этого беспорядка было сложно. Но тем не менее Эмили начала переставлять веши в поисках портрета. Пот струйками стекал по спине, она часто чихала от пыли, но упрямо продолжала искать.

Эмили уже готова была отказаться от своих планов, но тут увидела за сундуком сверток из муслина. Отодвинув тяжелый сундук, она долго сражалась с бечевкой, которой был обвязан муслин. Затем, к своему великому огорчению, обнаружила, что ткань вокруг свертка зашита. Эмили распорола шов внизу и начала стаскивать муслин и вынимать вату, подложенную под него. Показался край позолоченной рамы.

Сердце ее быстро забилось, когда она увидела медную табличку с надписью «Оливия». Постепенно открывался женский торс в изумрудно-зеленом бархатном платье с пышными рукавами, схваченными бантами у локтей. Вот стало видно декольте, отделанное тремя желтыми розами. «Оливия и должна была носить зеленое, — подумала Эмили, — как и ее брат! Зеленый цвет прекрасно оттеняет рыжие волосы».

Сгорая от нетерпения, Эмили взглянула на лицо Оливии и воскликнула:

— О Боже!

Она словно смотрела на себя в зеркало.

Эмили в гневе металась по комнате.

Что за дьявол этот Эдгар? Теперь понятно, почему Аарон Райс смотрел на нее с таким изумлением! Только сейчас Эмили поняла иронию его слов: «Зачем Эдгару хранить ее портрет? Ведь у него теперь есть вы».

— У него есть я! Чудовище! — прошипела она сквозь стиснутые зубы. — Считает, что я бесчувственная, меня можно использовать, как племенную кобылу, которая возродит его безумное прошлое? Неужели он ожидает, что я рожу ему близнецов?

Эмили схватила стакан для бритья и вдребезги разбила его о стенку.

— Лунатик! Животное! — в гневе крикнула она. Словно вызванный ее словами, Эдгар влетел в комнату:

— Эмили, ради Бога, что опять…

— Ты! Ты! — взвизгнула Эмили и бросилась на него.

На лице Эдгара появилось выражение ужаса, он удерживал жену на расстоянии вытянутой руки от себя, а она пыталась его ударить. Наконец, потеряв терпение, он рывком прижал ее к себе и завел ей руки за спину.

— Ну, мадам? Объясните свою безумную выходку!

— Безумную! Это ты безумен!

Эдгар оттолкнул ее прочь, и Эмили упала на кровать.

— Никогда не говори мне этого!

Не обращая внимания на реакцию мужа, она вскочила и крикнула:

— Это правда! Как ты посмел так поступить со мной! Ты хотел, чтобы я заменила тебе Оливию!

— Что?

— Да! Я видела портрет твоей первой жены и знаю, что очень похожа на нее!

Он пошатнулся и отступил назад, словно получил пощечину. Лицо его превратилось в каменную маску.

— Как ты нашла портрет Оливии?

— Я… я… — заикаясь, ответила Эмили. — Здесь был мистер Райс, и…

— Аарон! Какого черта ему здесь нужно?

— У него для тебя письмо, он еще вернется. Ему нужен портрет Оливии!

— Неужели? — с сарказмом усмехнулся Эдгар. — И вы были так добры, что принесли ему этот портрет, мадам? Вот почему у вас все лицо в пыли, вы рылись на чердаке?

Эмили невольно поднесла руку к лицу. Потом топнула ногой.

— Не об этом разговор! Конечно, мне стало любопытно после его визита! А твой… твой драгоценный портрет остался на чердаке! — Она сжала кулаки. — Но как ты мог сыграть со мной эту жестокую шутку? Женился на мне, зная, что я похожа на Оливию!

Эдгар бесстрастно взирал на ее гнев.

— Ваше сходство — это всего лишь совпадение, Эмили.

— Я тебе не верю, чудовище! Почему ты на мне женился так… так быстро, если не потому, что я на нее похожа?

На виске Эдгара запульсировала вена, лицо его потемнело.

— Ты заблуждаешься, Эмили. Я женился на тебе, чтобы уложить к себе в постель.

Это грубое замечание показалось невыносимо обидным. Слезы обожгли ей глаза, а ярость уступила место острой боли.

Наблюдающий за ней Эдгар прерывисто вздохнул, его взгляд смягчился.

— Ты совсем не похожа на Оливию. Никто не может быть такой, как она.

И эти слова резанули по сердцу. Он сказал, что женился на ней лишь ради удовлетворения собственной похоти, а теперь ее унижает рассказом о том, что никто не может заменить ему потерянную любовь. Будь он проклят!

— Это даже хорошо, что ты видела портрет. Рано или поздно ты узнала бы о сходстве с Оливией. И давай забудем об этом.

Но Эмили, погруженная в собственные горестные мысли, не желала забывать.

— Я не нужна тебе, Эдгар, — с горечью обвинила она его. — Ты все еще любишь Оливию, не так ли? И находишь меня несоответствующей!

Несколько мгновений Эдгар с любопытством разглядывал ее, и улыбка медленно тронула его губы.

— Ну, Эмили, мне кажется, что ты ревнуешь!

— Это смешно! — негодующе воскликнула она.

Эдгар медленно приблизился к ней, в его глазах снова горело желание.

— О, дорогая, как я ждал этого мгновения! Ты хочешь, чтобы я занялся с тобой любовью. Правда?

Эмили, заливаясь краской, повернулась к нему спиной. Портрет был забыт, так как снова возникла угроза. По спине поползли предательские мурашки. Эдгар обнял ее за талию и прижал спиной к своей груди. Эмили застыла в его объятиях и подавила стон, когда усы защекотали ей ухо.

— Прелестная, сладкая женушка, — шепнул он, и его ладони легли ей на грудь.

— Ты скучала по моим объятиям, не правда ли? Как и я скучал по твоему шелковистому телу подо мной. Я был к тебе недостаточно внимателен. Твоя демонстрация ревности требует страстного ответа.

Эмили задрожала, когда его губы скользнули в ложбинку на ее шее. Но упрямая гордость одержала верх.

— Я… я не ревную, — слабым голосом возразила она.

Эдгар повернул Эмили лицом к себе, обжигая взглядом ее дрожащие губы.

— Неужели, дорогая?

И поцеловал. Беспомощный крик поражения замер у Эмили в горле.

Она сдалась, и ее руки обвились вокруг его шеи. О, как приятно было его обнимать! Да, она хочет его, прямо сейчас, чтобы его твердое, нагое тело лежало на ней, погружалось в ее плоть! Она прогонит все его воспоминания об Оливии! Она покажет ему, что такое настоящая, живая женщина!

Поцелуй закончился. Эдгар отстранился и нежно улыбнулся.

— Какая бурная реакция, любимая, — мягко поддразнил он и пошел к двери. — Да, полагаю, ты заслужила достойную награду. — А на пороге многозначительно добавил: — Сегодня ночью.

И оставил Эмили в одиночестве оплакивать свое полное поражение.

Глава 14

3 апреля 1841 года

Эмили стояла на верхней веранде, оглядывая Бразос-Бенд, и обдумывала все, что произошло. Ее реакция на поцелуй Эдгара заставила остро ощутить свое поражение: она отказалась от попыток подавить в себе женское начало. Сегодня ночью муж будет заниматься с ней любовью, и Эмили станет принимать его ласки со страстью любящей супруги.

Любящей? Она любит Эдгара Эшленда! Все это время Эмили считала, что любит Дэвида, а любила Эдгара — Эдгара!

— О Боже, — громко простонала она, осознав правду. Когда это произошло? В его объятиях только что, или в самый первый раз, когда он занимался с ней любовью, или в тот день, когда она приехала в Бразос-Бенд и смотрела, как Эдгар спускается по лестнице?

Еще важнее понять, почему она его любит? Конечно, он великолепный мужчина, но это объясняет лишь физическое влечение. Нет, должно быть нечто скрытое под его высокомерием, что заставляет ее любить Эдгара. Но что?

Его боль? Неужели она в глубине души знала, что Эдгар не хотел быть жестоким, что делал ей больно из-за собственных страданий? Эмили знала, каково видеть разрушения войны, смотреть, как умирают любимые люди. Хочет ли она исцелить мужа, научить его любить?

Любить! Сможет ли Эдгар Эшленд когда-либо полюбить ее, а не причинять боль?

Удрученная, Эмили вернулась в спальню и посмотрела на себя в зеркало. Отражение не оставляло сомнений: так сиять может только влюбленная женщина. Она любит Эдгара Эшленда, и если останется здесь, ее сердце одержит победу над рассудком. Этот человек умен, он воспользуется ее чувствами и разобьет ей сердце, а она будет все это терпеть, потому что потеряла волю с ним бороться! И добровольно будет ложиться с ним в постель, рожать ему детей, и возможно, умрет при родах, как ее мать…

— О! — в отчаянии воскликнула Эмили, отворачиваясь от зеркала. — Этого не должно произойти! Просто не должно!

Она могла бы стерпеть такое прежде, когда думала, что ненавидит его. По крайней мере тогда у нее еще была гордость. Теперь она стала беззащитной рабыней безумца! Безумца, который хочет возродить в ней умершую женщину. А если она не сможет сыграть ту роль? Ведь Эдгар уже сказал, что она совсем не такая, как Оливия. Как скоро он устанет от этой игры и выбросит ее, как сломанную игрушку?

Слезы струились по лицу Эмили, слезы печали о том, чего не может быть. Никогда. Оставался лишь один выход, несмотря на риск.

И на этот раз она не должна, не смеет потерпеть поражение!

Эмили шла по Ривер-роуд. Она все еще находилась на земле Бразос-Бенда, но за долгие часы ходьбы прошла уже немалое расстояние от дома лорда Эшленда.

Острый камень впился ей в подошву. Эмили остановилась, сняла туфлю и молча выругала себя за то, что не надела башмаки для прогулок. Еще большей глупостью было то, что она не взяла лошадь! В приступе смехотворной гордости она оставила свое обручальное кольцо и решила, что ей не нужно ничего, принадлежащего Эдгару. И теперь Эмили очень жалела об этом решении.

Сегодня лес был угрожающе тихим. Она несколько раз останавливалась и прислушивалась, но слышала лишь пение птиц. Скоро земли Бразос-Бенда закончатся! Эмили считала, что Эдгар не будет преследовать ее за пределами плантации, так как он целых пять лет не покидал своего поместья!

Если повезет, то к ночи можно добраться до Вашингтона-на-Бразосе. Там она пойдет к пастору Фрицу и заручится его помощью, чтобы вернуться в Хьюстон. Эмили хотела продать бабушкину брошь, чтобы оплатить проезд. Но что произойдет, когда она вернется домой? Если Дэвид живет в доме бабушки? Ничего, когда Дэвид узнает, как вел себя его дядя, он обязательно поможет ей.

Эмили остановилась, внезапно почувствовав беспокойство. Оглянулась — никого, прислушалась — тишина. Она отругала себя за то, что позволила разыграться нервам, и продолжила путь.

Теперь она была уверена, что Эдгар угадал ее чувства сегодня утром. Поэтому и объявил, что ночью овладеет ею. Теперь он знал, что угроза покончить с собой была чистой бравадой.

Эмили на мгновение представила, как им было бы хорошо в объятиях друг друга. Будет ли ей лучше с Дэвидом, чем с Эдгаром?

— Конечно! — вслух упрекнула она себя. — Какими бы случайностями ни грозило будущее, уйти от этого зверя — самое правильное решение из всех принятых мной!

И снова Эмили остановилась, словно ждала, что ее резкие слова заставят Эдгара материализоваться перед ней. Но не увидела никакого движения и не услышала ни звука. Она всмотрелась в густое переплетение ветвей деревьев и кустов и, убедившись, что непосредственная опасность ее не подстерегает, осторожно вошла в лес.

Приведя себя в порядок и вернувшись через несколько секунд на дорогу, она ужаснулась, увидев того, кто ее там ждет. Матерь Божья, откуда он взялся?

Эмили попятилась, он не двигался, но смотрел в упор свирепыми черными глазами.

Эмили не знала, то ли бежать — и тогда он погонится за ней, будто огромный медведь, — то ли стоять неподвижно и заставить его отвести взгляд. Растущая паника определила ее поступки. Эмили стала продираться сквозь густой подлесок и, убегая прочь, в последний раз краем глаза увидела его: он стоял неподвижно, явно не торопясь преследовать ее.

Ветки и лианы цеплялись за одежду; волосы, усыпанные листьями, в беспорядке падали на лицо. Она зацепилась за ветку на земле, упала и закричала, так как в лодыжку вонзилась колючка. Но Эмили все же поднялась и снова пустилась бежать. Вдруг раздался треск, и от невыносимой боли она упала на кучу гниющей листвы. Эмили скривилась и потрогала ногу: видимо, все-таки подвернула лодыжку.

Она разрыдалась в ожидании неизбежного.

Долго ждать не пришлось. Через несколько мгновений она почувствовала его присутствие на маленькой поляне. Эмили закрыла глаза.

Ее схватили за волосы и поставили на колени.

— Делай свое дело! — крикнула она. — Ради Бога, делай свое дело!

На его лице не дрогнул ни один мускул, когда он снова бросил ее на землю. Ярко блеснул металл, подтверждая его кровожадные намерения.

Странно, казалось, он склоняется очень медленно. Оцепеневший мозг Эмили запечатлел в памяти мельчайшие детали внешности дикаря, который собирался ее убить.

Его лицо было широким, бронзовым от загара, с высокими скулами и крючковатым носом, раскрашенным красной и желтой краской. Черные волосы, украшенные птичьими перьями, ниспадали до талии. Его твердое коричневое тело было обнажено, не считая набедренной повязки и мокасин.

Она очень хорошо рассмотрела блестящие медные браслеты на его запястье. Эмили подняла глаза и увидела бело-голубые бусы, висевшие у него на шее.

— Красиво… — бессмысленно прошептала она.

И тут мир взорвался. Повсюду кровь — на ее лице, на шее, на груди. Страшный дикарь повалился на Эмили.

— Мама! — крикнула она, отчаянно пытаясь вспомнить ее лицо, но не сумела.

Вместо матери над ней склонилось лицо мужа. Дрожащим шепотом Эмили произнесла:

— Я люблю тебя, Эдгар…

Она качалась на волнах прибоя. Прохладная вода ее успокаивала. «Наверное, это рай. Я рождаюсь снова, меня крестят в раю…»

— Эмили, открой глаза! — приказал чей-то хриплый голос.

Она медленно, нехотя повиновалась. Перед глазами плавал туман. Не может быть… Нет, так и есть! Она все еще жива, ее держат сильные руки. Он собирается ее утопить!

— Нет! Нет! — закричала Эмили, брыкаясь.

Он отпустил ее ноги, но крепко держал за талию. Босые ступни нашли опору на каменистом дне реки. Истерично крича, Эмили отбивалась, пока смуглая рука не дала ей пощечину.

— Эмили, это я! Ради Бога, я твой муж!

Наконец слова проникли в ее затуманенный мозг. Она изумленно вскрикнула, узнав Эдгара, и, рыдая, упала ему на грудь.

Они сидели, обнимая друг друга, очень долго.

— А… индеец? — спросила она.

Эдгар поднял ее на руки и понес на берег.

— Он умер, дорогая. Вот почему я принес тебя к реке. Ты вся была в его крови после выстрела.

Она содрогнулась.

— Я д-думала, что меня скальпировали.

Он ничего не ответил, только еще крепче прижал ее к себе.

Отойдя от реки, Эдгар опустил Эмили на землю под огромным ореховым деревом. Острая боль пронзила правую лодыжку, когда она попыталась опереться на ногу. Немного успокоившись, Эмили внимательно посмотрела на мужа. Но не увидела на его лице даже намека на то, что он чувствует.

Эдгар стал расстегивать ее платье.

— Что ты делаешь? — заикаясь, спросила она.

— Даю твоему платью высохнуть, дорогая, пока буду оценивать повреждения, — мрачно ответил он.

— Повреждения? — задохнулась она, дрожа; неужели она какой-то предмет багажа, который оценивают на предмет ущерба? — А мы не можем поехать домой?

— Нет. Надо еще уладить кое-что.

Эмили чувствовала себя совершенно беззащитной, стоя перед ним в прозрачной сорочке. Эдгар разложил платье на ветвях кустарника. Потом осмотрел синяки на ее теле и поврежденную щиколотку.

— Будешь жить, ты просто подвернула ногу. — Эдгар снял сюртук и разложил его на земле под деревом. — Садитесь, миссис Эшленд, — тихо сказал он. — Нам надо кое-что обсудить.

Его мягкий тон встревожил Эмили. Он вытащил из-за пояса револьвер, положил его на траву и сел рядом с ней.

— Ты боишься, что появятся индейцы? Эдгар пожал плечами, глядя на револьвер.

— Это им надо бояться меня, дорогая. Кроме того, у Аполлиона пугливый характер, и он чует чужих, особенно индейцев.

Но Эмили продолжала тревожно оглядываться, скрестив руки на полу прикрытой груди.

— Как… как ты меня нашел?

— Я обнаружил, что ты исчезла, и поехал следом. Издалека я увидел, как черокй пошел за тобой в лес, и погнался за ним, остальное ты знаешь.

За его словами последовало напряженное молчание. Эдгар достал из кармана ее обручальное кольцо.

— Ты кое-что забыла, дорогая?

Эмили с трудом перевела дыхание. Его глаза отказывались отвечать на ее вызов. Она потянулась за кольцом, но Эдгар бережно взял ее руку и надел кольцо на средний палец.

— Твоя истерика уже прошла, Эмили? — тихо спросил он.

— Да, — ответила она, почувствовав ярость, скрытую за этими тихими словами.

— Ты уверена, вполне уверена, что с тобой все в порядке? Эмили кивнула.

— Хорошо. — Молниеносным движением Эдгар схватил ее, поставил на колени и тряс до тех пор, пока она чуть не потеряла сознание. — Ты меня до смерти напугала, женщина! Никогда, никогда больше так не делай!

И швырнул ее на землю.

— Ты… ты сделал мне больно!

— Больно! — вскричал он, гневно глядя на нее сверху вниз. — Больно! Ты представить себе не можешь, какую пытку я вынес, когда увидел, что дикарь пошел за тобой в лес? Матерь Божья, Эмили, я мог потерять тебя — навсегда!

— Тебе это безразлично!

— Мне… безразлично… — задохнулся он, не веря своим ушам. Эдгар упал на нее, осыпая страстными поцелуями, и впился в ее губы с яростью собственника, чуть не потерявшего свое сокровище.

— Ты предпочитаешь этому смерть? — не помня себя выдохнул он. — Да?

Его нетерпеливые руки рванули сорочку у нее на груди, его губы властно сомкнулись на розовом соске. Она тихо застонала.

— Почему ты покинула меня, Эмили? Скажи!

Она отвернулась, но Эдгар сжал обеими ладонями ее лицо.

— Почему, Эмили? Неужели ты так меня боишься? У нее задрожали губы.

— Да! Я тебя боюсь!

— Боишься… чего именно ты боишься, дорогая?

— Боюсь того, что ты можешь заставить меня почувствовать, и…

— И?

— Я боюсь… — она покраснела, — что ты сделаешь мне ребенка.

Глаза его сделались холодными. «О Боже, я его обидела! — подумала она. — Я этого не хотела».

Сердце Эмили умоляло ее сказать Эдгару правду о том, что она его любит, но страшится родов. Однако упрямая гордость заставляла молчать, глядя, как лицо любимого темнеет от гордости и гнева.

Эдгар вздохнул. Потом медленно стянул с нее сорочку и лег сверху. Его голова склонилась к ее груди, руки сомкнулись под поясницей.

— Неужели это так ужасно, любимая, родить от меня ребенка?

— Нет, Эдгар, пожалуйста, — умоляла она, когда поняла его намерения.

Эдгар не обращал на ее слова внимания, его губы неумолимо спускались по ее животу все ниже.

На мгновение Эмили охватила паника, потом восторг — сладостная боль вокруг лона распускалась, словно почки на ветвях деревьев над ними. Желание доводило до безумия, и она запустила пальцы в его волосы, забыв обо всем, кроме жара, пылающего в ней.

— Эдгар, я тебя хочу, — задыхаясь, прошептала она, срывая с мужа рубашку.

Он отстранился и ласково посмотрел в ее горящие страстью глаза.

— Даже если это означает зачать от меня ребенка?

— Да… я немного боюсь, но… да, я хочу от тебя ребенка.

— Дорогая, не бойся. Скоро ты поймешь, что все правильно.

Все ее существо жаждало быть наполненным его горячей плотью.

— Пожалуйста, Эдгар…

— Да будет так, любимая… — И овладел ею.

Эмили была в восторге от удивительного ощущения слияния их тел. Глядя друг другу в глаза, полные благоговения, на этот раз оба взлетели на вершину экстаза.

— Дорогой… — выдохнула она, и это слово почему-то показалось ей ничего не выражающим.

Его глаза совсем потемнели и светились нескрываемым обожанием.

— О Боже, Эми, не покидай меня больше, — простонал он. — Прошу тебя, не покидай меня.

Эмили растаяла. Уменьшительное «Эми» коснулось ее слуха, как сладчайшая ласка. «Эдгар хочет, действительно хочет, чтобы я осталась с ним!» — ныло ее исстрадавшееся сердце.

Она без оглядки принимала его, вся открываясь навстречу его мощным, обжигающим толчкам. Эмили захотела взять в себя всю его жажду насилия и излечить его измученную душу.

— Да! Да! — крикнула она, и слезы восторга брызнули из ее глаз.

«Да-да, это правильно, только так правильно!» — ликовало ее сердце. Только это сладкое безумие и могло завершить день, в который она чуть не лишилась жизни, не лишилась его любви!

— Ты моя, Эмили, моя! — страстно шептал Эдгар.

— Господи! — крикнула Эмили, и весь ее мир сосредоточился в одном самом прекрасном мгновении, в одном самом дорогом человеке.

Глава 15

3 апреля 1841 года

Они ехали домой молча. Эмили сидела на коне впереди Эдгара. Предвечерние солнечные лучи проникали сквозь ветки и обливали влюбленных мягким, ласковым светом.

Слова были не нужны; они наслаждались теплом после любви под ореховыми деревьями. Эмили про себя снова переживала чудесные мгновения, когда они были одним целым, вспоминала каждое прикосновение, каждое слово. «Ты моя, Эмили, — говорил ей Эдгар, — моя…»

Она отдала ему себя без остатка, не оставила себе ни частички гордости, ни частички своей души. Знает ли Эдгар — а как он может теперь не знать? — что она его любит? Казалось, его глубоко потрясла возможность потерять ее. Будет ли он теперь добрым и любящим, впустит ли ее в свою жизнь? Или снова укроется за маской высокомерия?

Эмили смотрела на величественный особняк из розового кирпича, и в ее сердце зародился страх. Они встретились в лесу, на ничейной земле, мужчина и женщина, отдающие себя друг другу на равных. Но что ждет их по возвращении? Не слишком ли много горьких воспоминаний таят в себе стены Бразос-Бенда?

Они вошли в холл и столкнулись с взволнованным Дэниелем.

— Слава Богу, мистер Эшленд! А мы боялись, что миссус погибла! — Престарелый негр повернулся к Эмили. — С вами ничего не случилось, дитя?

— Со мной все в порядке, Дэниель, — с улыбкой ответила Эмили.

— Дэниель, скажи конюху, чтобы занялся Аполлионом, — приказал Эдгар. — Позже мне понадобятся двое парней, чтобы поехать в лес для… погребения. Один чероки пытался снять скальп с миссис Эшленд. — Эдгар крепче обнял жену за талию. — Пойдем, дорогая. Я отведу тебя наверх.

Дэниель закивал головой:

— Да, сэр. Мистер Эшленд, сэр, я не успел сказать, что вас ждет один джентльмен…

— Ну, Эшленд, все еще гоняешься за индейцами, да? — прозвучал насмешливый голос.

Эдгар отпустил Эмили, они вместе обернулись и увидели Аарона Райса, небрежно прислонившегося к двери в гостиную. Его улыбка не могла погасить злобного взгляда, которым он наградил Эдгара.

Эмили посмотрела на мужа: лицо побелело, на виске запульсировала жилка.

— Аарон Райс! — прошипел Эдгар. — Какого черта ты делаешь в моем доме? Убирайся, пока я не…

Эмили схватила мужа за руку.

— Эдгар, нет, пожалуйста…

Он сбросил ее руку, и Эмили в страхе отпрянула. Эдгар посмотрел жене в глаза, молча прося прощения. Затем обнял ее и кивнул дворецкому:

— Сезон змей, Дэниель. Проводи, пожалуйста, нашего гостя в гостиную и принеси ему сочную крысу. Я займусь этим джентльменом после того, как отведу жену наверх.

Даже не взглянув на ухмыляющегося гостя, Эдгар повел Эмили вверх по лестнице. В спальне он внезапно стал целовать жену с такой страстью, что у нее дух захватило.

— Никогда не бойся меня, — приказал Эдгар.

— Ты… ты меня напугал своей яростью, — заикаясь, ответила она, избегая его взгляда.

Эдгар взял ее лицо в ладони и посмотрел Эмили в глаза.

— Дорогая я знаю, что прежде был жесток с тобой. Не знаю, сможешь ли ты меня когда-нибудь простить. Но запомни мои слова: я больше никогда не причиню тебе боли. Ты поняла? Никогда!

Он снова страстно поцеловал ее, отстранился и, окинув взглядом собственника, спросил:

— Что для тебя значит Аарон? Почему ты его защищаешь?

— Защищаю? Эдгар, я просто не хочу видеть, как ты с ним дерешься! Мне очень не хочется, чтобы ты его убил и тебя за это повесили…

— Правда, дорогая? — с улыбкой перебил Эдгар. Эмили и не заметила, как Эдгар расстегнул корсаж ее платья.

— Докажи, — пробормотал он, прижимаясь губами к ее шее. — Покажи мне, что он ничего для тебя не значит. Сейчас же.

Эмили стало жарко.

— Эдгар, прошу тебя, я не могу, ведь он ждет внизу…

— Подождет! — И губы Эдгара скользнули ниже. Эмили застонала от мучительного томления, разлившегося по всему телу.

— Эдгар, пожалуйста, сначала избавься от гостя!

Он отстранился и с ласковой усмешкой посмотрел на жену.

— «Избавься от гостя!» — повторил Эдгар. — Вот уж это я сделаю с удовольствием! Раздевайся и жди меня в постели, — приказал он и вышел из комнаты.

Эмили стояла неподвижно, тяжело дыша. Потребовалось все ее самообладание, чтобы не сорвать одежду с мужа! Но она была рада, что сдержалась.

Ей хотелось, чтобы проблема с портретом Оливии была решена. «Разве я не должна была что-то сказать Эдгару, перед тем как он спустился вниз?» Эмили бросила взгляд на кровать, и в ушах зазвенели его последние слова. Серебристый покров романтики, которым Эдгар ее окутал, растаял. Тяжело вздохнув, она застегнула все пуговицы на платье.

Эдгар вошел в гостиную и холодно обратился к Аарону Райсу:

— Кажется, у тебя есть для меня письмо. Аарон усмехнулся и задержал взгляд на кресле.

— Ты не собираешься предложить мне сесть, Эшленд?

— Нет, ты здесь не задержишься. — Эдгар повелительно протянул руку. — Письмо, пожалуйста.

Аарон пожал плечами и достал конверт из нагрудного кармана.

— Это от Сэма, — сказал он и небрежно развалился в кресле с подголовником.

Эдгар взглянул на бывшего родственника с ледяным равнодушием, потом отошел к окну, вскрыл конверт. Сосредоточенно нахмурившись, прочел письмо, аккуратно сложил его и спрятал в нагрудный карман.

— Скажи Сэму, что он делает мне честь своей просьбой, но ответ будет «нет». Жаль, что ты не остаешься, Райс. Всего хорошего.

Аарон Райс вскочил на ноги.

— Минуточку, Эдгар!

Эдгар обернулся, его лицо потемнело от гнева.

— Ты что, не понимаешь простого английского языка, Райс? Позволь сказать прямо: тебя в этом доме не хотят принимать!

Ничуть не смутившись, Аарон небрежно расстегнул сюртук и положил большие пальцы рук в карманы жилета.

— Почему ты ведешь такое затворническое существование, Эдгар?

— Это тебя не касается, черт побери!

Аарон присвистнул, затем ухмыльнулся и тоже подошел к окну.

— Можно было ожидать, что к этому времени ты займешь высокий пост, дорогой братец. — И насмешливо добавил: — Учитывая твою деятельность во время Войны за независимость и твою карьеру в Англии, лорд Эшленд.

— Я не твой брат, и я больше не лорд, — с горечью ответил Эдгар. — Что касается войны и политики, то я сыт по горло мужеством и милосердием техасского образца, проявленными в сражении при Сан-Хасинто. Но зачем я все это тебе объясняю, «братец»? Ты ничего не смыслишь в войне, поскольку все это время где-то прятался.

Аарон густо покраснел.

— Довожу до твоего сведения, что я путешествовал по Европе. Мама…

— Твоя мама не хотела, чтобы ее кудрявый мальчик испачкался в бою, — перебил его Эдгар. — Не могу сказать, что осуждаю ее. Битва — это мужское занятие.

Аарон сжал кулаки:

— Ты… ты…

— А теперь убирайся, — приказал Эдгар и направился к двери.

— Не спеши так! — возразил Аарон, овладев собой и догоняя его. — Я не уйду, пока ты не вернешь мне портрет Оливии!

Эдгар остановился, спина его окаменела. Он повернулся, испепеляя взглядом назойливого гостя.

— Оливия! Как ты смеешь произносить ее имя!

— Тебя мучает совесть, братец? — уколол его Аарон. Эдгар прыгнул на него, как пантера, и схватил за ворот сюртука.

— Убирайся, скользкий ублюдок, пока я не затолкал этот проклятый портрет тебе в глотку!

Эдгар отпустил обидчика, и тот покачнулся, потирая шею.

— Отдай портрет, — потребовал Аарон, повышая голос. — С твоей стороны жестоко держать его у себя. Тебе ведь было наплевать на Оливию!

— Ты сам роешь себе могилу, Райс.

Эдгар достал из-за пояса пистолет и хладнокровно взвел курок.

Глядя на черное дуло, Аарон с трудом перевел дыхание.

— Послушай, Эшленд, ты ведь не собираешься… не собираешься…

Раздался оглушительный грохот, за спиной Аарона во все стороны брызнули осколки оконного стекла.

— Господи Иисусе! Ты сумасшедший, Эшленд, сумасшедший! — И Аарон бросился вон.

Эдгар Эшленд спокойно взвел курок снова. Его глаза стали черными: казалось, он пребывает в ином мире.

Услышав шаги, Эдгар поднял пистолет и прицелился. Эмили вскрикнула, на мгновение застыла и выскочила из гостиной.

Он побелел от испуга, в ужасе глядя на пистолет в своей руке. Дрожащими пальцами Эдгар разрядил его, положил на полку над камином и бросился из гостиной.

Он нашел Эмили рыдающей на кровати, схватил ее и крепко обнял.

— Нет, дорогая, нет! — задыхаясь шептал Эдгар.

Она отбивалась, брыкалась, словно испуганный жеребенок.

— Отпусти! Ты хочешь меня убить… убить!

Он пригвоздил ее руки к постели и навалился всем телом.

— Нет, Эмили! Я не хотел тебя убивать! Я хотел застрелить Аарона! Я думал, что это он… О Господи, я мог тебя… — Голос его оборвался, Эдгар отвернулся и отпустил ее.

Волосы Эмили в беспорядке рассыпались по плечам, залитое слезами лицо выражало ужас.

— Аарона! Ты собирался убить… Господи, Эдгар, нельзя же просто так убивать людей!

— Этот ублюдок заслуживает смерти! Подумать только, приехал просить портрет Оливии!

Глаза Эмили стали круглыми и большими, как блюдца. Она в изумлении смотрела на мужа.

— Ты собирался убить его из-за портрета?

— Аарон не имел права… — начал было возражать Эдгар.

— Не имел права! — воскликнула Эмили, голос ее судорожно взлетел вверх. — А как насчет моих прав? Как. по-твоему, я себя чувствую, когда ее портрет в доме? Боже мой, я не могу в это поверить! Ты действительно собирался убить человека из-за какого-то холста! Почему бы тебе просто не отдать портрет?

Эдгар вскочил с кровати:

— Потому что он мой, а не его!

— Именно так я и думала! Ты все еще любишь свою драгоценную Оливию! И не хочешь ее отпустить!

Эдгар сжал кулаки, стараясь взять себя в руки.

— Эмили, ты говоришь о том, чего не понимаешь…

— Я не буду делить тебя с ней! — крикнула Эмили.

— А я не позволю тебе распоряжаться мной!

Долгие секунды они в ярости смотрели друг на друга. Потом Эдгар схватил ее за руку.

— Хватит препираться, черт возьми! Пошли в постель, женщина. Скоро я услышу из твоих уст, кто принимает решения в этом доме!

Эмили сбросила его руку.

— Только тронь меня, и я… я…

— Ты себя убьешь? — с издевкой подсказал он. — Думаю, это не так, дорогая. Сегодня я убедился, что тебе очень хочется жить.

Это едкое замечание выбило ее из равновесия, и секунду Эмили смотрела на мужа, потеряв дар речи. Потом опомнилась и набросилась на него с кулаками.

— Тогда тебе придется меня изнасиловать! Эдгар прищурился и попятился.

— Эмили, ты хочешь сказать, что после всего, что произошло сегодня, ты мне отказываешь просто из-за портрета…

— Да!

— Значит, ты ставишь мне ультиматум?

— Да! Я буду спать у себя в комнате до тех пор, пока портрет находится в доме!

Она подумала, что сейчас муж ее ударит, так силен был его гнев. Но вместо этого Эдгар повернулся к ней спиной. Долгие мгновения Эдгар молчал, потом тихо заговорил:

— Эмили, почему ты не доверяешь моему суждению по этому вопросу? Я обещаю, что… серьезно подумаю об этом.

Но Эмили не была настроена на компромисс.

— Нет!

Эдгар выглядел очень усталым, в глазах его стояла печаль.

— Хорошо, Эмили, делай как знаешь. Ты скоро увидишь, что только наказываешь саму себя. Наслаждайся своей чистой, одинокой постелью.

Таких обидных слов она не ожидала.

— А ты… ты можешь наслаждаться своими нездоровыми воспоминаниями об Оливии! — безжалостно ответила Эмили. — Мне не будет одиноко! Я тебя всегда ненавидела и… и я все еще люблю Дэвида!

И бросилась вон из его спальни.

Глава 16

4 апреля 1841 года

На следующее утро в Бразос-Бенд приехала Мария Рамеро.

Эдгар в это время был на плантации, и Эмили, услышав издалека грохот повозки, запряженной волами, вышла на крыльцо, чтобы встретить путешественников. После вчерашних душераздирающих событий она чувствовала себя подавленной и надеялась, что встреча с Марией поднимет ей настроение.

Тяжело груженный крытый фургон остановился. Первым спрыгнул на землю худой мужчина средних лет и помог сойти своей полной, одетой в черное жене. Затем из закрытых занавесками глубин фургона появилась Мария Рамеро.

На девушке было желтое ситцевое платье, оттеняющее блестящие черные как смоль волосы, которые падали волнами ей на плечи. Она бьша среднего роста, стройная, смуглый оттенок кожи выдавал присутствие мексиканской крови, а ярко-зеленые глаза свидетельствовали, возможно, о предках из Кастилии. Лицо девушки было красивым: высокие скулы, прямой, изящный носик и полные губы.

Увидев на крыльце незнакомую женщину, Мария опустила густые черные ресницы и с подозрением, искоса, пристально посмотрела на нее.

— Добро пожаловать! — дружелюбно обратилась Эмили к' приехавшим, сначала она повернулась к худенькому мужчине в черном костюме с воротничком пастора, протянула ему руку и пробормотала: — Вы, наверное, достопочтенный…

— Джон Уэсли Прескотт, — ответил тот гулким, звучным голосом, пожал руку Эмили и указал на даму: — Моя жена, Уинифрид Рут. Нам поручено доставить вам девочку Рамеро.

Эмили несколько шокировало, что достопочтенный Прескотт говорит о Марии, словно это некий груз, который надо завезти по дороге. Но, сохранив самообладание, она пожала руку миссис Прескотт.

— Рада с вами обоими познакомиться. Я — миссис Эш-ленд.

Услышав это, Мария Рамеро быстро подняла глаза;

— С возвращением домой, Мария, меня зовут Эмили, — мягко сказала она, тепло улыбнувшись девушке, несмотря на то что та молча и холодно смотрела на нее. — Я уверена, что это для тебя неожиданность, Мария, но пока тебя не было, я… ну, мы с мистером Эшлендом вступили в брак.

Юное лицо Марии стало еще более напряженным.

— Вы вышли замуж за Дэвида? — почти прошипела она с сильным мексиканским акцентом.

— Нет-нет, — возразила Эмили, сбитая с толку и шокированная злобой, прозвучавшей в голосе девушки, — я вышла замуж за твоего опекуна, мистера Эдгара Эшленда.

Девушка ничего не ответила, продолжая в упор смотреть на Эмили. Видимо, тот факт, что Эмили вышла замуж за Эдгара, понравился девушке не больше, чем предположение, что она могла стать женой Дэвида. Стремясь избежать дальнейших неприятностей, Эмили обратилась к пастору с супругой:

— Прошу вас, достопочтенные мистер и миссис Прескотт, выпейте с нами чаю. — Она бросила взгляд на восьмерых понурых быков, запряженных в фургон. — Я прикажу конюху накормить и напоить вашу упряжку.

Прескотты приняли приглашение Эмили, и несколько минут спустя все четверо сидели в гостиной и ели пирожки с рисом. Разговаривали в основном Эмили и миссис Прескотт, так как достопочтенный Прескотт оказался неразговорчивым. Мария осведомилась о том, где Дэвид и Эдгар, и, после того как узнала, что Дэвид в отъезде, а Эдгар на плантациях, села в кресло и упорно отвергала все попытки втянуть ее в беседу.

— Мы так благодарны вам за то, что вы привезли Марию домой, — сказала Эмили, передавая пожилой женщине еще один горячий пирожок. — Надеюсь, ваше путешествие прошло без помех. Мы ожидали вас еще неделю назад.

— О, надеюсь, дорогая, что вы не слишком беспокоились, — добродушно ответила та. — Мы действительно задержались на несколько дней, так как навещали нашу дочь в восточном Техасе. Мег живет с мужем в маленьком поместье среди леса. Мы так о них тревожимся, ведь там идет война с чероки. Но Мег и Томас живут прекрасно, и скоро у нас с Джоном появится первый внук.

— Поздравляю, — ответила Эмили и улыбнулась достопочтенному Прескотту, но этот человек с резкими чертами лица только мрачно посмотрел на нее, прихлебывая чай.

— Итак, насколько я слышала, вы, должно быть, новобрачная, миссис Эшленд, — весело продолжала миссис Прескотт. — Когда вы с мистером Эшлендом поженились?

— Семнадцатого марта, — ответила Эмили.

— Новобрачная, как это восхитительно! — воскликнула миссис Прескотт, хлопая маленькими, пухлыми ладошками. — Не правда ли чудесно, Джон?

Мистер Прескотт только буркнул что-то, прожевывая свой пирожок. А Мария внезапно спросила:

— Можно мне уйти, сеньора? Я очень устала. — Глаза ее были холодными, как зеленый лед.

Эмили была огорчена, однако улыбнулась:

— Конечно, дорогая. Я позже приду тебя проведать.

Девушка не ответила, встала и вышла из комнаты, высоко подняв голову. Эмили вздохнула. Наверное, гордости Марии был нанесен чувствительный удар. Еще бы, вернуться домой и найти там незнакомую женщину, которая вышла замуж за ее опекуна и распоряжается хозяйством! Но все же было невежливо не поблагодарить Прескоттов за то, что довезли ее до дома, и даже не попрощаться с ними. Эмили извинилась за Марию.

— Мы понимаем, дорогая, — ответила миссис Прескотт и с сочувствием улыбнулась.

— Миссис Прескотт, нам тоже пора ехать, — с важным видом произнес достопочтенный пастор, допивая чай.

Он встал. Обменявшись понимающими взглядами, обе женщины также поднялись и вслед за пастором вышли из гостиной. На крыльце Эмили еще раз их поблагодарила.

На лице миссис Прескотт промелькнуло обеспокоенное выражение. Наконец она спросила:

— Эта девочка Рамеро — вы ведь будете за ней присматривать, не так ли, дорогая?

— Что вы хотите этим сказать? — Эмили нахмурилась.

— Боюсь, эту девочку что-то мучает, она слишком уединяется. За всю дорогу почти ни слова нам не сказала. О, она послушный ребенок, всегда помогала по хозяйству. Но нельзя понять, о чем эта девочка думает. Никогда.

— Я это уже заметила, — печально подтвердила Эмили. — Мария — сирота, и у нее была довольно трудная жизнь. Поэтому, полагаю, неудивительно, что девушка замкнута и не смогла прижиться в школе.

— Знаете, Марга рассказала мне, почему эту девочку исключили из школы. Я не уверена, следует ли мне говорить вам, миссис Эшленд. Это может выглядеть как передача чужих суждений о девочке.

— Но это поможет мне лучше понять Марию, — убедительно возразила Эмили.

Миссис Прескотт прикусила свою пухлую нижнюю губку, затем кивнула.

— Марга рассказывала мне, что ученицы без конца мучили Марию. Но то, что эта девочка сделала… — женщина покачала головой и про себя хихикнула, — это преступление против природы, миссис Эшленд.

Эмили стало вдруг холодно.

— Что случилось?

Пока миссис Прескотт колебалась, ее муж нетерпеливо окликнул ее.

— Уинифрид, мы должны ехать. Дьявол никого не ждет!

Миссис Прескотт кивнула мужу, потом повернулась и быстро, импульсивно, обняла Эмили.

— Нет покоя усталым путникам, дорогая. Спасибо за гостеприимство. Но все же присматривайте за этой девушкой, миссис Эшленд.

Так Эмили и не успела расспросить ее подробнее.

Эдгар вернулся к ленчу, равнодушно поздоровался с Марией, запечатлев на ее лбу целомудренный поцелуй. Втроем сели за стол, и Эмили показалось, что она заметила, как в зеленых глазах Марии мелькнула тоска при взгляде на своего красивого опекуна. К сожалению, Эдгар мало обращал внимания на них обеих, а попытки Эмили втянуть девушку в беседу снова оказались безуспешными.

Мария рано ушла из-за стола, а Эмили не сдержалась и стала выговаривать Эдгару:

— Ты мог бы по крайней мере проявить к девочке некоторый интерес! Ее ведь не было три месяца.

— Да? Полагаю, то внимание, которое ты уделяла девочке, было принято ею с согревающим душу энтузиазмом.

— Ей нужно внимание не от меня! — парировала Эмили. Эдгар откинулся на спинку стула и многозначительно прошептал:

— Возможно, мне тоже нужно внимание не от нее.

Эмили почувствовала, как кровь прилила к щекам, но не дала сбить себя с толку.

— Может, ты хоть раз перестанешь думать о собственном удовольствии и подумаешь о положении этой девушки? Мария вернулась домой и увидела, что в нем хозяйничает незнакомая женщина. Разве в тебе нет ни капли сочувствия к этой девочке?

На этот раз Эдгар казался изумленным.

— Ну, я… собственно говоря, Эмили, я совсем не думал об этом…

— О, черт с тобой! — с отвращением произнесла Эмили, бросая салфетку и поднимаясь из-за стола. — Мне следовало знать, что ты слишком занят собой, чтобы обращать внимание на несчастную девушку. Я сама ею займусь!

Эмили поднялась наверх и постучала в комнату Марии. Так как девушка не ответила, Эмили постучала еще раз.

— Мария, пожалуйста, это Эмили.

В конце концов она повернула ручку и, обнаружив, что дверь не заперта, вошла в комнату.

Комната была красивой, в бледно-желтых тонах и обставлена темной блестящей мебелью из розового дерева. Молодая девушка, сидящая на позолоченном бархатном стуле у окна, казалась изящной статуэткой. Мягкий свет просачивался сквозь прозрачные занавески за ее спиной и обманчиво окружал голову медным ореолом.

— Вам что-нибудь нужно, сеньора? — недовольно спросила Мария.

— Я беспокоилась о тебе.

Ответа не последовало. Эмили прошла через комнату и присела на край кровати напротив Марии.

— Наверное, тебе было неприятно вернуться домой и узнать, что твой опекун женился.

Девушка пожала плечами.

Нервно теребя желтое клетчатое покрывало, Эмили продолжала:

— Собственно говоря, Мария, сначала я приехала сюда, чтобы стать твоей компаньонкой. Дэвид привез меня сюда…

— Дэвид привез вас сюда?

Взглянув на полное негодования лицо девушки, Эмили чуть не вздрогнула.

— Ну да, Мария. Дэвид заботился о тебе. Он считал, что мы с тобой можем подружиться.

— Где Дэвид вас нашел? — с подозрением спросила Мария.

— В Хьюстоне, — спокойно ответила Эмили.

Она рассказывала о своей семье, о встрече с Дэвидом и приезде на плантацию. Потом, между прочим, рассказала о своей свадьбе с Эдгаром, опуская низменные подробности.

Эмили говорила и все больше ощущала неловкость, так как Мария, казалось, ее не слушала. Мексиканка уставилась в пространство, сильно наморщив лоб. Потом внезапно щелкнула пальцами и перебила Эмили.

— Это из-за вас Дэвид меня отослал из дома! — обвиняюще произнесла она, и в ее зеленых глазах полыхнула ненависть. — А я-то гадала, почему он так часто ездит в Хьюстон! — Повернувшись к Эмили, она ткнула в ее сторону пальцем и с горечью произнесла: — Это все время было из-за вас, это с вами он ездил встречаться!

Эмили была поражена, она не могла поверить, что подобные слова срываются с уст юной девушки.

— Нет, Мария, это неправда. Как я уже объяснила, я познакомилась с Дэвидом всего месяц назад…

— Лгунья! — прошипела девушка. — Вы хотели получить его только для себя, правда? Поэтому убедили отослать меня прочь!

— Мария, ты говоришь ерунду, — терпеливо пыталась объяснить Эмили. — Дэвид послал тебя в школу ради твоего же блага. Кроме того, между мной и Дэвидом ничего нет. Я замужем за Эдгаром…

— А, да, приехав сюда, вы узнали, что у сеньора Эдгара больше денег, и выбрали его.

Эмили в растерянности покачала головой и умоляюще воскликнула:

— Мария, послушай, пожалуйста…

— Нет! — с презрением прервала ее девушка, гордо выпрямившись. — Покиньте мою комнату, сеньора. Разве мне теперь отказано в уединении?

Эмили вздохнула и встала.

— Что бы ты ни думала, Мария, я вовсе не хочу от тебя избавиться, и я действительно хочу стать тебе другом.

В ответ девушка подошла к двери и широко распахнула ее, с презрением глядя на Эмили.

Эмили вышла и вздрогнула, когда дверь с грохотом захлопнулась за ее спиной. А она так надеялась на дружбу с Марией! Увы, первая же ее попытка сблизиться закончилась катастрофой.

И все же, несмотря на враждебность Марии, Эмили чувствовала к ней симпатию, так как понимала, что девушка, наверное, изголодалась по любви, если пришла к такому несправедливому, возмутительному выводу насчет нее.

Как же найти подход к этой девушке?

Эмили остановилась на площадке, обдумывая этот вопрос. Наверное, когда вернется Дэвид, он сумеет помочь ей лучше понять Марию. И так много надо узнать о мексиканке. Почему ее выгнали из школы? Насколько она испорчена?

Спускаясь по лестнице, Эмили нахмурилась, вспомнив предостережение Уинифрид Прескотт: «Присматривайте за этой девушкой, миссис Эшленд».

Глава 17

23 апреля 1841 года

Дэвид Эшленд вернулся в Бразос-Бенд в одно не по-весеннему прохладное дождливое утро. Он вошел в прихожую, дрожа от холода. Старый Дэниель взял у него пальто и настоял на том, чтобы молодой человек согрелся у камина в гостиной.

Дэвид заметил Эмили, сидящую в кресле и хмуро разглядывающую шов на ткани, лежащей на коленях.

— Эмили?

Она вздрогнула и укололась иголкой. Бросив шитье, Эмили подняла на Дэвида удивленные голубые глаза.

— Значит, ты вернулся, — пробормотала она, не находя в своей душе никаких нежных чувств. Нет, поняла Эмили, она его не любит. И возможно, никогда не любила.

— Эмили, дорогая, как ты? — заметно нервничая, спросил Дэвид.

Ей захотелось вскочить и выцарапать ему глаза за то, что он ее бросил здесь. Но долгие недели отчуждения в отношениях с Эдгаром так измучили ее, что, к своему ужасу, Эмили почувствовала, как слезы навернулись ей на глаза при взгляде на его доброе красивое лицо. Вопреки всякой логике она встала и бросилась в его объятия.

Тут Дэвид чихнул, нарушив молчание. Эмили отстранилась, вытирая слезы.

— Подойди к камину, Дэвид. Видит Бог, я не испытываю к тебе добрых чувств, но и не хочу, чтобы ты умер от лихорадки по моей вине.

Он послушался, протянул руки к огню и оглянулся через плечо на Эмили.

— Дорогая, Мария уже вернулась домой?

— Да. Больше двух недель назад.

— И как она?

— О, эта девушка почти так же мила, как твой любимый дядя, — сухо ответила Эмили.

— Дорогая, что ты имеешь в виду? Эмили, ты выглядишь недовольной. Неужели у вас с дядей все так плохо?

— Плохо! — фыркнула Эмили, садясь в свое кресло. — Нет, Дэвид, все совсем не плохо! То есть если не считать, что твой дядя бросил меня в реку и чуть не утопил! Не считая того, что он разбил флакон духов моей матери, что брал меня силой — и не один раз! Нет, здесь все просто чудесно!

Лицо Дэвида исказилось от ужаса и недоверия:

— Господи! Мой дядя… так поступал?

— Да! Я чуть не умерла от его жестокости! Во имя Господа, Дэвид, зачем ты привез меня сюда? Ты же знал, что я похожа на Оливию!

Его лицо побелело.

— Как… откуда ты узнала…

— Приезжал Аарон Райс, требовал портрет Оливии, и я… нашла его.

— Понимаю. — Дэвид тяжело вздохнул и потер виски.

— Ты знал, что я на нее похожа?

Дэвид медленно подошел к креслу напротив Эмили и тяжело опустился в него.

— Полагаю, в тебе с самого начала было нечто неотразимое, Эмили. Но я действительно не увидел сходства, пока мы не приехали сюда и ты не подняла волосы наверх, как… как это делала Оливия.

Эмили подняла брови:

— Значит, вот почему ты был так потрясен! Тебе, должно быть, показалось, что ты увидел привидение! Я только сейчас вспомнила, что твой дядя начал преследовать меня в тот самый вечер. Даже противно думать об этом!

— Думать о чем? — озадаченно спросил Дэвид.

— О том, что твой дядя женился на мне, потому что я похожа на Оливию! Эдгар помешан на ней и, когда приехал Аарон, отказался отдать ему портрет Оливии.

Дэвид нахмурился.

— Не могу сказать, что меня это удивляет, Эмили. Дядя всегда враждовал с Райсом.

— И виноват в этом, несомненно, не дядя! — язвительно бросила Эмили. — Этот человек — животное, он со мной такое делал, Дэвид… — Ее передернуло от отвращения.

Дэвид наклонился вперед. Его лицо отражало искреннее сострадание.

— Эмили, я глубоко сожалею, что мой дядя так с тобой обошелся…

— Сожалеешь! Настолько ли глубоко, чтобы отвезти меня обратно в Хьюстон?

Дэвид густо покраснел.

— Ты знаешь, что я не могу этого сделать, Эмили.

— Почему же? Объясни!

Дэвид беспомощно развел руками:

— Эмили, будь благоразумной. У тебя нет средств на жизнь, нет защитника, кроме дяди…

— О, он великолепно меня защищает!

— Кроме того, ты теперь его жена. Я не могу просто так увезти тебя, против желания мужа. Если бы ты получила его согласие на отъезд, тогда я мог бы увезти тебя куда пожелаешь. Со временем все может наладиться, Эмили, — сделал Дэвид неуклюжую попытку ее утешить.

Она вскочила и подошла к окну, стараясь успокоиться. Дождь теперь лил как из ведра.

— Твой дядя меня ненавидит, потому что я напоминаю ему Оливию, и еще ненавидит за то, что я никогда не стану Оливией. Это… это безнадежно.

— Прости меня, — прошептал он. — Мне так грустно видеть тебя несчастной, Эмили. Но теперь я вернулся. И останусь до тех пор, пока не буду уверен, что дядя ведет себя как джентльмен.

При этих словах Эмили расхохоталась ему в лицо.

— В таком случае ты никогда не уедешь! — И из глаз ее брызнули злые слезы.

Дэвид прикусил губу, вид у него был крайне смущенный.

— Я сделаю все, что смогу, чтобы тебе стало лучше, дорогая. И возможно, мы сумеем добиться каких-то сдвигов с Марией. Скажи, какой она показалась тебе после возвращения домой?

Эмили беспомощно развела руками:

— Дэвид, к ней невозможно подступиться. Видит Бог, я пыталась с ней подружиться. Я объяснила ей, как вышло так, что мы с твоим дядей поженились, но она немедленно сделала из этого совершенно абсурдные выводы. Вбила себе в голову, что из-за меня ее отослали из дому, и теперь меня за это ненавидит.

Светлые брови Дэвида взлетели вверх.

— Ты шутишь!

— Боюсь, что нет, — грустно ответила Эмили. — Я рассказала Марии, что мы с тобой познакомились в Хьюстоне месяц назад, но она решила, что это ложь, что мы встречались там давно и я тебя уговорила избавиться от нее.

Дэвид смотрел на Эмили, словно пораженный громом.

— Но это же не имеет никакого смысла. Ты замужем за дядей…

— О, боюсь, эта девушка решила, будто я пытаюсь украсть у нее вас обоих. — Эмили устало опустилась в кресло. — Ревность не признает доводов разума, Дэвид. Я несколько раз пыталась объяснить Марии правду, но она каждый раз не желала меня слушать. В некотором смысле ее можно понять. Она приехала домой и обнаружила, что теперь я здесь хозяйка.

Дэвид устремил взгляд в окно, в отчаянии качая головой.

— Кажется, я все испортил. Мне казалось, что пансион немного развеет замкнутость Марии, поможет ей наладить отношения с другими девушками ее положения. — Он рассеянно провел рукой по волосам. — Возможно, этот шаг был чрезмерно решительным: монастырская школа, вероятно, была бы лучшим выбором. Господи, я уже ничего не знаю.

— Не суди себя слишком строго, Дэвид. Ты сделал все, что мог, но эта девушка постоянно чувствует себя в опасности. Не твоя вина, что она неверно истолковала твои благие намерения.

— Ты права, Эмили. Ущерб уже нанесен, во всяком случае, поэтому я полагаю, мы должны выйти из положения с наименьшими потерями. — Он прикусил губу. — Но есть один момент… Думаю, лучше не упоминать о неудаче Марии в школе.

— О, поверь, я и словом не обмолвилась, — заверила его Эмили. — Я не собираюсь делать ничего, что еще больше бы настроило ее против меня. — Она пристально посмотрела на Дэвида. — Но что произошло в пансионе? Почему Марию исключили?

Он побледнел, но ничего не ответил.

— Привет, Дэвид.

Они обернулись и увидели стоящую в дверях Марию. Взгляд девушки был прикован к Дэвиду. Она была одета в изящное, отделанное кружевами платье цвета слоновой кости. Ее смоляные кудри были высоко уложены, подчеркивая классические черты лица.

— Мария! Как приятно видеть тебя, дорогая! — воскликнул Дэвид.

Он пересек гостиную, обнял девушку и поцеловал ее в лоб. Мария застенчиво смотрела на Дэвида, который просто сиял, глядя на девушку.

— Мария, входи и присоединяйся к нам, — весело пригласила Эмили.

Девушка увидела Эмили, и на ее юном лице застыло вызывающее выражение.

— Сеньора Эшленд, я вас не заметила, — ровным голосом проговорила она.

«Да, ты замечаешь только Дэвида», — подумала Эмили и повторила приглашение:

— Входи, согрейся у камина, Мария.

— Мне не хочется мешать, сеньора, — ответила девушка с ненавистью в голосе.

— Ты вовсе не мешаешь, Мария, — терпеливо сказала Эмили. — Собственно говоря, мне нужно заняться делами, так что вы с Дэвидом…

Голос ее замер, так как Мария вышла, не дослушав. Эмили и Дэвид обменялись растерянными взглядами.

Дни мучительного одиночества кончились; Эмили снова находилась в обществе Дэвида. Если Дэвид не помогал дяде на плантации, то проводил с ней каждую свободную минуту, словно стараясь возместить обиды, причиненные Эдгаром. С благодарностью принимая дружбу Дэвида, Эмили вскоре забыла о его предательстве. Они вдвоем совершали длительные прогулки в коляске, любовались зелеными побегами хлопка, подсчитывали комбинации всех цветов радуги на шкурах лонгхорнов.

Эмили часто приглашала Марию поехать вместе с ними, но каждый раз девушка холодно отказывалась.

Хотя Эдгар Эшленд не запрещал Эмили проводить время с Дэвидом, мрачный муж всегда, казалось, находился тут же, за углом или за следующим поворотом дороги, — на хмуренный, молчаливый, глядевший на них ледяным взором. Эмили игнорировала холодность мужа и думала о том, как убедить Дэвида отвезти ее назад в Хьюстон.

Так проходили дни. А ночами, лежа в одиночестве на своей просторной кровати, она мучилась несбыточными мечтами. Несмотря на странное поведение Эдгара, она все еще любила его. Но как, как пробить стену, которую он воздвиг вокруг себя?

По ночам ее душа стремилась к этому мужчине, а тело ныло от желания, которое он зажег. Эмили уже знала, что если Эдгар только коснется ее, она погибла…

К счастью, мужа она видела очень мало, избегала его как могла. Но особенным мучением стали трапезы: Эмили и Эвис вежливо поддерживали беседу с Дэвидом под мрачными взглядами Эдгара и Марии.

Все это изменилось одним ясным апрельским утром. Эмили спускалась по лестнице и услышала звонкий, серебристый голос, напевавший что-то по-испански. Она на цыпочках вошла в библиотеку и увидела Марию.

— У тебя красивый голос, Мария.

Девушка резко обернулась, взметнув вихрь желто-зеленых юбок, лицо ее зарумянилось.

— Спасибо, сеньора, — ответила она довольно холодно. Эмили заставила себя улыбнуться, не собираясь отступать.

— Ты никогда не говорила, что умеешь петь, — благожелательно заметила она и взяла девушку за руку. — Пойдем со мной в гостиную, и я буду аккомпанировать тебе на рояле.

Эмили повела упирающуюся Марию по коридору.

— Это всего лишь песня, которой меня научил мой отец, — протестовала девушка.

— Да, но это очень красивая народная мелодия, передаваемая из поколения в поколение. О чем эта песня?

Девушка на мгновение нахмурилась, потом нехотя ответила:

— Эту песню пели во время мексиканской революции, она о танцевальном зале.

Эмили села на вращающийся стул у фортепьяно; Мария смотрела на нее все еще с подозрением. В зеленых глазах девочки промелькнуло тоскливое выражение, когда Эмили подняла изящные руки над клавишами.

— Я слышала, как вы играете, — пробормотала она задумчиво. — Мне… мне тоже хотелось бы так играть.

— Значит, ты должна научиться, — заверила ее Эмили и в восторге от того, что вызвала наконец у Марии интерес и внимание к себе, настойчиво попросила: — А теперь спой мне эту прелестную песню.

Девушка колебалась, но когда Эмили повторила вступление, еще более решительно ударяя по клавишам, Мария запела.

Когда ее голос затих, неожиданно раздались аплодисменты восхищенного Дэвида.

— Браво! — воскликнул он, переводя взгляд с одной на другую. — Я знал о твоих способностях, Эмили, но, Мария, дорогая, ты прятала от нас удивительный талант.

Мария покраснела и опустила черные ресницы.

— Спасибо, Дэвид.

Эмили сочувствовала мексиканке. Она понимала, что девушка очень стесняется в присутствии Дэвида и отчаянно боится быть им отвергнутой, особенно после того, как неправильно истолковала попытку молодого человека отослать ее в школу. Они оба — и Мария, и Дэвид — нуждались в том, чтобы их подтолкнули в нужном направлении!

Воспользовавшись случаем, Эмили заявила:

— Дэвид, Мария хочет научиться играть на фортепьяно. Поскольку ты играешь гораздо лучше меня, то просто обязан давать ей уроки, ты согласен?

Дэвид вспыхнул:

— Ну, я… конечно…

— Разве ты не свободен по утрам в это время? — настаивала Эмили.

Дэвид смущенно взглянул на Марию, которая продолжала внимательно рассматривать ковер.

— Ты бы этого хотела, Мария? — спросил он.

— Да, Дэвид, — прошептала та, — если это не… не причинит неудобств.

Дэвид просиял:

— Мне будет только приятно, если мои навыки не заржавеют. — Он подошел к шкафчику и, перебирая стопку бумаг, забормотал: — Посмотрим, где-то здесь у меня были записаны основные гаммы и аккорды…

Улыбнувшись, Эмили на цыпочках вышла из гостиной.

Так началась дружба Дэвида и Марии. Они встречались каждое утро и занимались музыкой, наполняя Бразос-Бенд песнями. Иногда Эмили жалела о проявленном великодушии, так как у Дэвида оставалось меньше времени для нее самой. И теперь, когда Эмили установила хрупкое взаимопонимание с Марией, она не смела восстановить ее против себя, проводя слишком много времени с Дэвидом, которого девушка просто обожала.

Вскоре благодаря посредничеству, Эмили молодые люди стали почти неразлучны. Кроме совместных утренних уроков музыки, они катались верхом и по вечерам. Иногда Эмили замечала их с верхней веранды. Дэвид приглашал Эмили присоединиться, но она не хотела мешать влюбленным и проводила все дни в одиночестве.

Как обычно, Эдгар заговаривал с ней только в случае необходимости, и казалось, не замечал ее усилий по ведению домашнего хозяйства. Она читала, гуляла, играла на рояле и постепенно сходила с ума от одиночества.

За неделю до того как Дэвид должен был вернуться в Хьюстон, Эмили пришла идея заново отделать дом. Если у нее нет выбора и надо здесь остаться, то она изменит дом по своему вкусу! Дэвид привезет ей материалы.

Эмили обошла дом, делая заметки, а затем отправилась искать Эвис Жеруар. И нашла ее за составлением меню в маленькой комнатке позади столовой, которую экономка использовала в качестве кабинета.

— Вижу, вы составляете меню на следующую неделю. Можно мне посмотреть?

Не обращая внимания на ее протянутую руку, Эвис Жеруар собрала в стопку листки и пробормотала:

— Вы не должны думать о подобных мелочах, мадам. Для этого есть я, не так ли?

Эмили нахмурилась:

— Для меня, как для хозяйки дома, это не мелочи. Я намереваюсь сама составлять меню некоторых трапез.

— Вы поэтому меня искали, мадам? Из-за меню?

Эмили откинула назад голову. Вопрос Эвис напомнил ей о том, зачем она искала эту женщину.

— Нет, не поэтому, миссис Жеруар. Я хотела бы заново отделать дом. Мне понадобится двое сильных парней, чтобы двигать мебель, а после того как мистер Дэвид вернется из Хьюстона, мне понадобится еще одна девушка, чтобы помочь Холли шить шторы и чехлы.

— А что говорит ваш муж насчет этих планов, мадам?

Глаза Эмили гневно вспыхнули.

— Что вы имеете в виду?

— Мне отдает распоряжения месье Эшленд, мадам.

Эмили забарабанила кончиками пальцев по столу.

— Вы хотите сказать, что не выполните мою просьбу?

— Только с одобрения вашего мужа, мадам.

Эмили вскочила:

— Вы, самонадеянная старая… вы будете выполнять мои указания, миссис Жеруар, или я позабочусь о том, чтобы вас уволили!

Экономка стояла, со злостью глядя на Эмили.

— Вы уверены, что это в вашей власти, мадам? — спросила она с несвойственной ей резкостью в голосе.

Эмили вздернула подбородок и прикусила губу.

— Конечно, уверена! Как вы смеете не подчиняться мне, миссис Жеруар! Последствия будут… в должной степени суровыми! Разве вы забыли, что я — жена мистера Эшленда?

— Нет, мадам, — ровным голосом ответила Эвис. — Я не забыла.

Эмили, громко хлопнув дверью, помчалась по коридору к кабинету Эдгара.

«Будь проклята эта женщина! У этой Жеруар душа как у озлобленной кошки и такие же острые когти!»

Несмотря на свой гнев, Эмили остановилась у двери кабинета, напомнив себе, что уже больше трех недель не разговаривала с мужем серьезно. Что, если Эдгар подумает, будто она пришла, чтобы… нет, черт побери! Она не позволит этому пугалу Эвис Жеруар бросать ей вызов!

Эмили постучала и, услышав резкий ответ, медленно вошла, но, помня о своем последнем визите в кабинет мужа, оставила дверь распахнутой. Эдгар встал, на его лице отразилось приятное удивление, в карих глазах светилась нежность, которую тут же сменила привычная насмешка.

— Ну, миссис Эшленд, что я могу для вас сделать? — спросил он, направляясь ей навстречу.

— Оставь дверь открытой, — попросила Эмили. Он ногой захлопнул дверь и цинично заметил:

— Ты переоцениваешь свое очарование, дорогая.

Эдгар не спеша вернулся к письменному столу, сел на вертящийся стул и откинулся на спинку, закинув ноги в блестящих черных сапогах на стол. Затем показал рукой на кожаный диван:

— Садись, пожалуйста, дорогая.

Эмили сжала кулаки и заскрипела зубами, придя в ярость от его холодной насмешки. Нет, она не даст ему разозлить себя настолько, чтобы забыть о цели прихода. Эмили подошла к дивану, села и выпалила:

— Я хочу, чтобы ты уволил Эвис Жеруар! Эдгар от души рассмеялся:

— Неужели? Как забавно! Могу я спросить почему?

— Я… я не могу добиться никакой помощи от этой женщины! — объяснила Эмили, заикаясь. — Поскольку я — хозяйка дома…

— А ты хозяйка, дорогая? — перебил Эдгар, раздевая ее взглядом. — В последний раз, когда я заглядывал в спальню, моя кровать была пустой.

Эмили вспыхнула до корней волос.

— Ты… ты знаешь, что я имею в виду, — пробормотала она. Эдгар рассмеялся.

— Прошу продолжать, миссис Эшленд.

— Я хочу заново отделать дом, а Эвис говорит, я должна получить… твое согласие.

Эдгар равнодушно махнул рукой:

— Согласен. Делай все, что пожелаешь, только не разрушай дом до основания.

— Но мне нужна помощь слуг, а Эвис мне отказывает! Эдгар снял ноги со стола, встал и подошел к ней:

— Если ты, как ты выражаешься, хозяйка дома, то научись справляться с Эвис. — Он сел рядом с Женой. — Что у тебя за глаза, дорогая. Словно голубые бриллианты. Потрясающие.

Не обращая внимания на его лестные слова и обжигающий взгляд, Эмили нервно продолжала:

— Но ты по крайней мере поговоришь с ней, поставишь ее на место?

Эдгар смуглым пальцем поднял ее голову за подбородок, заставляя посмотреть в его горящие глаза.

— Нет, но в твоей власти, дорогая, заставить меня передумать.

— О! — Она вскочила как раз вовремя, чтобы увернуться от приближающихся губ Эдгара, и бросилась к двери. — Ты отвратителен!

Эмили уже схватилась за дверную ручку, но он мгновенно оказался рядом. Его губы коснулись ее уха.

— Господи, какая ты сладкая! Эмили, дорогая, пойдем наверх, — прошептал Эдгар умоляющим голосом.

На мгновение ее окутали восхитительная покорность и нежность. Она почувствовала на губах его теплое дыхание. Но Эмили опомнилась и толкнула Эдгара в грудь.

— Ты избавишься от портрета? Если нет, тебе придется меня изнасиловать!

Эдгар отстранился, лицо его снова потемнело от гнева.

— Опять этот чертов портрет! Эмили, я не хочу, чтобы ты заменила Оливию, это все исключительно твое воображение! У меня совсем другие причины не отдавать этот портрет Аарону!

— Да? Ты все еще ее любишь! — крикнула Эмили.

— Господи Иисусе! — прошипел он, отступая и сжимая кулаки. — Почему ты так испытываешь мое терпение, женщина?

— Эдгар, почему ты не хочешь меня отпустить? На этой неделе Дэвид возвращается в Хьюстон и…

— Отпустить тебя! — пробормотал Эдгар. — Отпустить тебя с Дэвидом! Если ты хочешь, чтобы я тебя изнасиловал, только заговори об этом еще раз!

Вскрикнув в бессильной ярости, Эмили выбежала из кабинета.

Глава 18

8 мая 1841 года

Позднее Эмили разыскала Марию. Она решила, что отрез золотистого канифаса, который Дэвид купил ей в Хьюстоне, очень пойдет мексиканке, и собиралась предложить сшить ей платье. Бедная Эмили все еще надеялась преодолеть пропасть между ними.

— Ты не видел Марию? — спросила она Дэвида в гостиной.

— Видел, дорогая. Мы вместе только что вернулись с прогулки, и она еще на конюшне приводит в порядок коней.

— Она чистит коней? — переспросила Эмили, изумленно поднимая одну бровь. — Странное занятие для молодой девушки.

Губы Дэвида тронула лукавая улыбка:

— У Марии просто дар обращаться с животными, Эмили. Но как странно, что ты это сказала. Оливия говорила точно так же.

— Оливия?

— Да. Семь лет назад, когда отца Марии наняли старшим конюхом, девочка все время проводила с ним. Но Оливия положила этому конец, заявив, что конюшня — не место для десятилетнего ребенка, что Мария может увидеть у животных нечто… — Дэвид смутился, — неподобающее.

Эмили невольно рассмеялась:

— Это вполне возможно. Но интересно то, что Оливию волновало благополучие девочки.

— Да. Она на какое-то время привязалась к Марии, покупала ей платья и куклы, учила девочку говорить по-английски и тому подобное.

— Как это мило с ее стороны. Но ты сказал — на время? А потом отношение Оливии изменилось?

Дэвид несколько секунд непонимающе смотрел на Эмили. Потом вдруг щелкнул пальцами.

— Господи, я только что вспомнил! Сегодня по почте пришли важные бумаги, и мне нужно немедленно показать их дяде. Ты меня извинишь?

— Конечно. — Эмили, нахмурившись, смотрела вслед Дэвиду, который быстро удалялся по залитому солнцем коридору.

Почему-то она подозревала, что молодой Эшленд солгал ей насчет срочной корреспонденции, для того чтобы избежать расспросов насчет Оливии. Озадаченная, Эмили пошла к конюшне. Ветхая дверь со скрипом открылась, и косой солнечный луч упал на посыпанный сеном пол. В воздухе висела густая пыль, и Эмили поморщилась от резкого запаха. Вдруг она услышала испанскую мелодию и двинулась вдоль длинного ряда загородок, заглядывая в каждое стойло. Но видела в них лишь коней, жующих сено и зерно.

— Мария? Это Эмили.

Пение оборвалось, и деревянная дверца стойла распахнулась.

Девушка, одетая в черный бархатный костюм для верховой езды, в упор смотрела на Эмили, сурово сдвинув брови.

— Да, сеньора?

Эмили сделала глубокий вдох и улыбнулась.

— Я хотела с тобой поговорить. Можно, я зайду к тебе на минутку? — Эмили недоверчиво взглянула на крупного гнедого. — Если конь не будет возражать.

К ее удивлению, Мария рассмеялась.

— Коппер — просто ягненок, сеньора. Не бойтесь, мы вас не обидим.

Эмили с уважением посмотрела на девушку.

— Знаешь, лошади меня немного пугают, а тебя нет?

Мексиканка пожала плечами, она стала чистить щеткой бок крупного животного, бормоча тихо непонятные испанские слова, которые, казалось, успокаивали Коппера.

— Что вы хотите мне сказать, сеньора? — спросила Мария, не глядя на Эмили.

— У меня есть красивый отрез золотистого канифаса, Мария. Я подумала, что из него выйдет для тебя хорошенькое платье.

— Какая вы добрая, но не затрудняйте себя, сеньора. Сеньор Эдгар обеспечивает меня всем необходимым.

Эмили почувствовала, что ничего не добьется от этой девушки, однако расправила плечи и решительно продолжила:

— Это я понимаю, Мария. Просто Дэвид купил мне отрез, но он идеально для тебя…

Мария внезапно обернулась и уставилась на Эмили, ее зеленые глаза стали жесткими, полные губы крепко сжались.

— Я не нуждаюсь в благотворительности, сеньора! Эмили готова была ударить себя за то, что ляпнула такое, не подумав.

Глядя, как мексиканка чистит Коппера, она стала свидетельницей мгновенного преображения: глаза девушки, такие жесткие всего за несколько секунд до этого, теперь смягчились, и она снова что-то принялась нашептывать коню.

Эмили предприняла новую попытку:

— У тебя талант в обращении с лошадьми, Мария. Дэвид мне сказал, что тебя научил этому отец.

— Да, сеньора.

— И еще он сказал, что Оливия Эшленд была к тебе когда-то очень добра. Это правда?

— О да, сеньора Оливия была ко мне добра. Однажды, вскоре после того как мы сюда приехали, пригласила меня жить в большом доме. Она говорила, что мой отец ни на что не годится, только пьет и играет на гитаре всю ночь напролет. Но она не понимала…

— Не понимала чего? — спросила Эмили, пораженная тем, что мексиканка позволила ей заглянуть в свое прошлое.

Мария взглянула на Эмили, но казалось, ее глаза видят сцену из далекого прошлого.

— Что музыка меня утешала, сеньора. Еще много лет после ухода моего отца я плохо спала.

Мария снова отвернулась и начала яростно тереть скребницей Коппера, видимо, ругая себя за то, что разоткровенничалась. Сердце Эмили защемило от жалости к этой одинокой девочке. Почему отец бросил этого красивого ребенка? Даже захотелось обнять Марию, сказать ей, что у нее есть друг, но Эмили знала, что девушка резко воспротивится любому проявлению любви. Годы отверженности заставили Марию выстроить прочную оборону от внешнего мира.

— Мне очень жаль, Мария, — в конце концов произнесла Эмили. — Я уверена, ты очень скучаешь по своему отцу. Но у него прекрасная дочь, которой он бы гордился, я уверена. Отец передал тебе чудесный дар обращения с животными.

Эмили показалось, что взгляд девушки несколько смягчился. Развивая свой успех, она добавила:

— Я также заметила, что ты искусная наездница, Мария.

— Спасибо, — последовал осторожный ответ.

— Я немного завидую тебе. Видишь ли, я выросла на ферме и ездила верхом только на старой рабочей лошади. Я бы очень хотела… то есть мне было бы очень приятно, если бы ты научила меня ездить верхом.

Мексиканка коротко рассмеялась, повесила щетку Коппера и проверила запас воды и зерна.

— Эту честь я предоставлю вашему мужу, сеньора Эшленд. Он может приревновать, что его молодая жена проводит так много времени вдали от него.

Это замечание больно задело Эмили, но она постаралась не потерять терпения.

— Я не согласна с тобой, Мария. Думаю, мой муж будет доволен, если мы познакомимся с тобой поближе.

Мария невесело рассмеялась, выпрямилась и безразлично посмотрела на Эмили:

— Вы не слишком хорошо знаете сеньора Эдгара. Эмили нахмурилась:

— Что ты имеешь в виду?

— Сеньор Эдгар принадлежит к тем мужчинам, которые хотят, чтобы женщина их ждала. Он и с сеньорой Оливией так себя вел.

Эмили ошеломило это неожиданное откровение.

— Ты хочешь сказать, что Эдгару не нравилось, когда Оливия проводила время с тобой?

— С кем угодно, сеньора. На свете нет более ревнивого человека. Сеньор Эдгар заставил сеньору Оливию отказаться от развлечений, потому что не мог видеть рядом с женой никого другого.

Эмили слушала ее с жадным любопытством.

— Но наверняка Оливии это не нравилось. Наверняка она пыталась…

— О, она пыталась, сеньора! Вы не поверите, узнав какие схватки происходили между ней и вашим мужем. Иногда по ночам их крики доносились до нашей хижины. Я думаю, сеньор Эдгар ее бил.

— Ты хочешь сказать… но, Мария, у тебя нет доказательств…

— Сеньора Оливия мертва, не так ли? — перебила Мария, и в ее глазах мелькнуло зловещее торжество. — А сеньор Эдгар в то время был с ней, правда?

Эмили, завороженная словами Марии, была не в состоянии ответить.

— Подумайте об этом, сеньора, — настойчиво посоветовала в заключение Мария. — Я бы не советовала вам позволять сеньору Эдгару видеть, что вы проводите много времени со мной или с Дэвидом. Терпение вашего мужа небезгранично.

Эмили молчала. Ее худшие страхи насчет Эдгара оказались обоснованными. Мария явно боялась этого человека и имела на то веские причины.

Погруженная в тревожные мысли, Эмили вышла из стойла и вслед за Марией машинально пошла по длинному коридору, ведущему к двери.

— Вы хотите посмотреть на мою Пелигру? — Мария распахнула калитку в стойло и внимательно осмотрела заднюю ногу красивой, шоколадного цвета кобылы. — Она оцарапалась о куст ежевики, и я должна приготовить еще немного мази, делать которую научил меня отец.

Эмили с улыбкой смотрела, как Мария подошла к лошади и с обожанием что-то зашептала, обняв ее за мускулистую шею.

— Заходите, сеньора, поздоровайтесь с Пелигрой, — подзадорила мексиканка.

Эмили вошла в стойло. Лошадь нервно всхрапнула и начала бить копытами землю. Но Мария продолжала тихо шептать успокаивающие испанские слова на ухо Пелигре, гладя ее гриву. И вскоре лошадь успокоилась.

— Вам ничего не грозит, сеньора, — заверила девушка Эмили. — Арабские скакуны — нервные создания, но она к вам привыкнет.

Эмили бочком подошла к Пелигре, и, как и обещала ее хозяйка, высокое, царственное животное вело себя миролюбиво. Эмили нерешительно протянула руку и потрогала шершавый, теплый бок животного. Пелигра не вздрогнула, и Эмили, почувствовав себя более уверенно, сказала:

— Наверное, мне пора возвращаться. Но помни, что в любое время я готова помочь тебе сшить новое платье, Мария. Между прочим, ты умеешь шить?

— Не очень хорошо, сеньора.

Девушка повернулась и снова забормотала что-то, обращаясь к лошади, произнося гортанные иностранные слова.

— Ну если тебе не нужно платье, можно сшить новый костюм для верховой езды… — Эмили вскрикнула и отскочила назад.

Пелигра вдруг занервничала, стала храпеть и бить копытами о пол.

Эмили отпрянула к стене, так как кобыла приходила все в большую ярость.

— Господи, Мария, пожалуйста…

Но девушка стояла неподвижно, непримиримо глядя на Эмили, а беснующееся животное уже нависло над перепуганной женщиной. Та закричала, закрыла глаза и прижала ладони к лицу, будто это могло спасти ее от острых копыт Пелигры!

Послышался глухой удар, потом все вдруг стихло. Эмили медленно открыла глаза и увидела потрясенного Дэвида. Напротив него стояла Мария, положив руку на гриву Пелигры. И девушка, и лошадь выглядели совершенно спокойными, словно ничего не произошло.

Дэвид вошел в стойло, настороженно глядя на лошадь.

— Эмили, Мария, с вами все в порядке?

— Мария… лошадь… пыталась меня затоптать, — сказала Эмили хриплым голосом; наконец ей удалось отдышаться, и страх перерос в гнев. — Мария, почему ты спокойно смотрела и не вмешалась? — прошипела она.

Мексиканка равнодушно пожала плечами:

— Пелигра застала меня врасплох, сеньора. Наверное, я запаниковала и не могла сообразить, что делать.

— Пока не появился Дэвид! — уточнила Эмили. — Тут ты действовала быстро!

Девушка не ответила, ни тени смущения не мелькнуло на ее спокойном лице.

— Эмили, дорогая, давай вернемся обратно в дом, — нервно откашливаясь, попросил Дэвид.

Она мгновение колебалась, гневно глядя на Марию. Потом сердито вздохнула:

— Хорошо, Дэвид. Я хочу оказаться как можно дальше отсюда!

Ответом ей была лишь злобная улыбка Марии. Эмили набросилась на Дэвида, когда они шли к дому.

— Это было ужасно! Она просто стояла и смотрела, как лошадь нависла надо мной! Я не знаю, что бы произошло, не появись ты.

На лице Дэвида отражались самые противоречивые чувства.

— О чем ты говоришь? Мария объяснила, что она запаниковала…

— Черта с два! Она наслаждалась каждым мгновением моего ужаса, пока ты не пришел! Кстати, почему ты пришел, Дэвид? Ты не доверяешь Марии и поэтому не хотел оставлять ее наедине со мной?

Дэвид бросил на Эмили быстрый и странный взгляд:

— Конечно, доверяю. Я пришел за Коппером: дядя попросил меня проверить работников на северной плантации.

Эмили внимательно наблюдала за Дэвидом, отметив, как напряжено его худое красивое лицо.

— Дэвид, ты мне многого не рассказываешь, — упрекнула она.

Дэвид тяжело вздохнул:

— Да, наверное, Мария меня действительно немного удивила.

— Каким образом?

— Просто странно, что она позволила кому-то подойти к Пелигре — при данных обстоятельствах.

Эмили резко остановилась и схватила Дэвида за руку:

— При каких обстоятельствах?

— Пелигра всегда вела себя непредсказуемо, а теперь, когда носит жеребенка… Дядя повязал ее с Аполлионом. Но я уверен, Мария знала что делает…

— Разумеется, знала! — саркастически усмехнулась Эмили. — Скажи, а что означает имя Пелигра?

Дэвид уставился на свои сапоги.

— Это… это по-испански «опасность», — пробормотал он. Эмили застонала и в отчаянии махнула рукой.

— Дэвид, пожалуйста, не будь глупцом! Ты выгораживаешь эту девочку, и это только наносит ей — и мне — вред. Я хочу, чтобы ты рассказал, почему Марию исключили из школы.

— Эмили, по-моему, тебе этого не нужно знать…

— Расскажи!

Лицо Дэвида вытянулось, и он печально кивнул:

— Хорошо, Эмили. В своем письме миссис Фергюсон объяснила, что одна из девочек безжалостно донимала Марию. И Мария… Однажды ночью остригла волосы этой девочке.

— Господи помилуй! — выдохнула Эмили.

Глава 19

9 мая 1841 года

Старинные часы в холле Бразос-Бенда пробили два. Всюду было тихо и темно, только в библиотеке горел огонек.

Эдгар Эшленд сидел на обитом вышитым шелком диване, закинув скрещенные ноги на стол. Его сюртук был расстегнут, шейный платок сбился набок.

— Черт бы побрал эту женщину! — пробормотал он в десятый раз и сделал большой глоток обжигающего бренди из хрустального бокала. — Не пускает меня в постель! Смеет диктовать свои желания мне, джентльмену и господину! Будь прокляты ее глаза, маленькая дьяволица!

Он, покачиваясь, подошел к буфету. Поставил бокал рядом с полупустым графином и ухватился за край буфета, чтобы удержаться на ногах.

— С тебя на сегодня хватит, дорогой Эшленд, — сказал он себе и двинулся обратно к дивану.

Эдгар рухнул на него, закрыл глаза и впал в эйфорию! Эмили в нарядном желтом платье, ее прекрасные глаза смеются; она, обнаженная, в его постели, ее руки тянутся к нему, зовут…

Эдгар рывком сел. Господи! Как эта девчонка сумела так его околдовать? Ведь ничего подобного к ней не чувствовал, когда женился: Эмили была всего лишь хорошенькой девчонкой для постели. Или причины таились глубже? Как насчет ее сходства с Оливией? Неужели воспоминания о первой жене повлияли на его решение заключить брак с Эмили и на его поведение после женитьбы?

Забавно: теперь, видя Эмили, он вовсе не думал об Оливии. Он хотел только Эмили — очаровательную, наивную, безмятежно прекрасную. Но могла ли она полюбить его? Черт, неужели опоздал? Эмили утверждала, что любит Дэвида…

Так ли это? Эдгар вспомнил тот день, когда убил чероки, и ее шепот: «Я люблю тебя, Эдгар». Возможно ли такое — правильно ли он расслышал? «Нет, — ответил он сам себе с горьким смехом. — Тогда эта женщина от страха обезумела. Если и в самом деле произнесла эти слова, то они ничего не значили».

Эдгар застонал, закрыв лицо руками.

Нет, она никогда его не полюбит. Что он только с Эмили не делал: насиловал, держал взаперти, бросал в реку! Как она может его простить? Как можно надеяться заставить ее понять его замешательство, его мучения, его вину?

Он вспомнил, как чуть не утопил ее. Эмили с криками погружалась в темную воду реки, звала на помощь…

«Ты негодяй! — задохнулся он. — Ты проклятый ублюдок! Бросить женщину — собственную жену — в Бразос! На этот раз нет никакой войны, чтобы оправдать твое безобразное поведение!»

Война! Одна мысль о ней вызвала головокружение. Эдгар рухнул в кресло у камина. Тогда он тоже был жестоким с Эмили. Жестоким без необходимости, несмотря на опасность. Он вспомнил, как девушка стояла на коленях в грязи, вцепившись в крест на только что засыпанной могиле, могиле ее матери. А где ее отец? Где он тогда был, воевал? Нет, Дэвид сказал, что отец Эмили погиб у Аламо всего за несколько дней до того, как она потеряла мать!

— Бедная девочка! — простонал Эдгар.

Эдгар начал составлять из известных ему фактов историю жизни Эмили. Она потеряла родителей, потом ее уволок грубый солдат — Эдгар Эшленд. Она потеряла бабушку, потом ее принудил к замужеству отшельник — Эдгар Эшленд. Затем она подверглась жестокому обращению, и снова виновник — Эдгар Эшленд! Как же Эмили должна его ненавидеть! Как должна его бояться! Неудивительно, что дважды пыталась убежать. Если бы у него осталась хоть капля порядочности, он бы ее отпустил! Отпустил!

Но Эдгар не мог! Будь проклята его душа, он не мог легче было бы приставить пистолет к своему виску!

Эмили просила позволить ей вернуться в Хьюстон вместе с Дэвидом, которому она очень нравится и который не одобряет поведения дяди.

Черт бы побрал этого парня! Они с Эмили и так слишком дружны, чтобы ее муж оставался спокойным. Но что Эдгар мог сделать — вышвырнуть племянника из дому? Это привело бы к еще большему отчуждению Эмили. Кроме того, парню принадлежит половина поместья, и Дэвид будет защищать свои права. И будь все проклято, он, Эдгар, любит его! Он обещал себе сделать все, что в его силах, для мальчика после гибели Чарлза и Амелии.

Нет, он никогда не заставит Дэвида уехать. Но какая же это пытка видеть Эмили и Дэвида вместе! Сколько еще пройдет времени, пока она уговорит Дэвида увезти ее отсюда? Сколько пройдет времени, пока его собственное поведение убедит Дэвида увезти ее?

А как насчет Аарона Райса, который скоро снова будет шнырять тут? Если он хоть сколько-нибудь знает Райса, негодяй не оставил мысли завладеть портретом Оливии и для этого использует все средства.

— Портрет! — простонал Эдгар. — Мне следует сжечь проклятый холст!

Но и это ничего бы не решило, только оттолкнуло бы всех… На каждом шагу его ждало поражение. Он не мог уступить Аарону, не мог выполнить просьбу Эмили, не пожертвовав своей гордостью. А он очень гордый человек.

Значит, надежды нет? Он никогда не вернет Эмили? Никогда не ощутит тепло ее тела, не познает нежность ее любви?

Если бы он только лег с ней в постель, то, может быть, сумел бы сделать ее своей женой. Он знал ее тело — каждый изгиб и впадинку… Если бы он погрузился в его глубину!..

Эдгар вспомнил, как они лежали под гигантским деревом у реки. Их любовь была страстной и закончилась такой кульминацией, какой он прежде не испытывал. Все защитные барьеры были разрушены, мужчина и женщина стали одним целым, одной душой…

Да! Надо еще раз заставить Эмили сдаться! Тогда он никогда больше не выпустит ее из своей постели, никогда больше не позволит ей отдалиться от него.

— Господи! — застонал Эдгар и встал. — Я ее получу! Видит Бог, я ее муж и получу ее! Сейчас же!

Он вышел, шатаясь, в темный коридор и ощупью добрался до лестницы. Он заглушит ее протесты объятиями, поцелуями заставит сдаться. И будет обладать женой до тех пор, пока она не пообещает принадлежать ему — навсегда!

Эдгар, спотыкаясь, прошел по верхнему коридору. Но, добравшись до комнаты Эмили, остановился. «Лучше действуй осторожно, старина», — предостерег он себя и приоткрыл скрипучую дверь, тихо снял сапоги и на цыпочках подошел к кровати. Эмили лежала на животе, ее сорочка сбилась вокруг талии, открывая длинные ноги и соблазнительные изгибы бедер. Водопад локонов, отражающих лунный свет, рассыпался по спине.

Эдгар осторожно повернул ее к себе; Эмили тихонько застонала. Он наклонился и поцеловал ее, ощутил сладость ее губ и начал тонуть…

Эмили проснулась и оцепенела, попыталась крикнуть, но он закрыл ей рот поцелуем, она сопротивлялась, и Эдгар поцеловал крепче, безжалостно разжимая ее губы. Но Эмили не сдавалась, не уступала. Ее тело под ним было негибким, словно мертвое…

Эдгар отпустил ее руки. Она хватала ртом воздух, рыдала, крупные слезы текли по ее лицу.

— Эмили, позволь мне, — прошептал он. — Дорогая, пожалуйста, позволь…

Но она продолжала рыдать, безвольно раскинув руки…

Божья матерь, она его боится! И не чувствует к нему ничего, кроме страха! Эдгар встал и вышел из комнаты, в ушах звенели безутешные рыдания, на губах остался вкус слез.

Он добрел до своей комнаты и рухнул на кровать. Эмили его боится, ненавидит его! Ничего не осталось, нечего спасать! Сейчас он пойдет вниз, зарядит пистолет и вышибет себе мозги.

Почему? Почему? Потому что ее любит! Он ее любит! И сам уничтожил все шансы завоевать любовь Эмили.

Теперь он умрет, сейчас же. Господи, как хочется умереть! Но Эдгар не мог пошевелиться, ноги будто окаменели.

— О Господи, Эмили, я люблю тебя, — задыхаясь, прошептал он. — Что я наделал? Что я наделал?

Глава 20

9 мая 1841 года

Эмили снисходительно улыбнулась, расправляя вокруг себя розовые юбки.

— Нет, Дэвид, ты должен не просто вручить этот список продавцу, — с упреком возразила она.

Дэвид почесал голову и в замешательстве посмотрел на лежащий перед ним список. Они с Эмили провели последний час в гостиной, читая длинный перечень того, что ей хотелось приобрести или заказать в Хьюстоне.

— Господи, Эмили, хорошо, если мне удастся не перепутать все указанные тобой цвета. Ты не должна слишком многого от меня ожидать, когда речь идет об оттенках ткани…

Эмили с ободряющей улыбкой накрыла ладонью руку Дэвида.

— Я совершенно уверена, что ты привезешь мне именно то, что я хочу!

Глядя на руку Эмили поверх своей, он покраснел, улыбнулся ей в ответ.

— Доброе утро, сеньора Эшленд. Доброе утро, Дэвид. Увидев в дверях Марию, Эмили поспешно отпустила руку Дэвида.

Сегодня девушка выглядела холодной, чужой и прекрасной. На мгновение глаза Марии встретились с глазами Эмили — открытый и решительный вызов. Хотя в глубине души Эмили ощутила укол страха, но ничем не выдала своих чувств. Будь она проклята, если позволит этой девчонке запугать ее! Пора Марии примириться с тем фактом, что Эмили теперь — член семьи, а не непрошеная гостья, которую можно довести и заставить уехать.

Мария отвернулась первой и, кивнув Дэвиду, сдержанно произнесла:

— Я выучила музыкальные термины, как ты хотел, Дэвид. Не пора ли нам начать урок?

Дэвид был явно смущен.

— Ах да, наш урок, Мария. Боюсь, дорогая, я должен извиниться. Мне уже нужно ехать на пристань, не то я пропущу «Красавицу».

— Понимаю, — ответила Мария с нотками горечи в голосе и, бросив взгляд на Эмили, презрительным тоном уточнила: — Поскольку вы с сеньорой Эшленд были все утро заняты очень важными делами, у тебя не осталось для меня времени?

— Мария, — искренне предложила Эмили, — я буду рада помогать тебе с уроками музыки до возвращения Дэвида.

Зеленые глаза мексиканки метали молнии. Она нетерпеливо постукивала носком атласной туфельки по полу.

Понимая, что только еще больше разозлила девушку, Эмили добавила:

— Ты могла бы удивить Дэвида своими успехами, когда он вернется домой.

Мария прищурилась и холодно согласилась.

— Ну, племянник, могу я претендовать на минуту твоего времени, или ты слишком занят флиртом со всеми женщинами, которые встречаются на твоем пути?

Все трое обернулись и увидели Эдгара, стоявшего в дверях. Сердце Эмили забилось в горле: Эдгар был так красив, что каждый раз, когда она смотрела на него, это было новое и потрясающее ощущение. Если бы только он был так же прекрасен душой, как телом!

Первым заговорил Дэвид:

— Доброе утро, дядя. Что вам угодно?

Эдгар медленно отвел взгляд от Эмили и повернулся к нему.

— Я составил длинный список припасов, которые нам понадобятся в ближайшие месяцы.

— Пойдем со мной в кабинет, племянник.

— Конечно дядя. Мне тоже надо обсудить с тобой кое-что перед отъездом. — Дэвид многозначительно взглянул на Эмили. — Вы нас простите, леди?

Мужчины собрались уходить, но тут Эдгар обратился к Марии:

— Ты попросила Дэвида привезти тебе красивую материю на платье, котенок? — Он усмехнулся и подмигнул ей: — Расцветаешь и превращаешься в очень красивую женщину, дорогая. Мне будет приятно видеть тебя в новых красивых платьях. Мария покраснела и опустила ресницы.

— Спасибо, сеньор Эшленд.

А Эдгар уже шел к кабинету, громко наставляя Дэвида:

— Не забудь, племянник, несколько отрезов ткани для Марии. И не обращай внимания на цену.

Эмили вскочила. Это что — наказание за отказ прошлой ночью? Он унизил жену, практически раздевая взглядом свою воспитанницу. Никогда прежде Эдгар не называл ее «котенком» Какая наглость — просить Дэвида не жалеть расходов на покупки для Марии и ничего не просить привезти жене!

— Сеньора, думаю, что приму ваше великодушное предложение насчет уроков музыки, — сказала Мария. — Наверное Дэвид будет очень доволен моими успехами. — И ядовито заметила: — Как и сеньор Эдгар. Вы слышали, он теперь считает меня взрослой женщиной.

Выпустив на прощание эту стрелу, Мария грациозно выскользнула из комнаты. Эмили сжала кулаки, сдерживая желание догнать девушку и удавить ее.

Она заметалась по комнате, шепча самой себе:

— Я должна помнить, что Мария сирота. Я должна помнить что она была вынуждена жить с Эдгаром Эшлендом! — Эмили остановилась рядом с чайным столиком, топнула ногой. — Но я тоже! Я тоже!

Звон разбитого стекла прервал ее мысли: она случайно смахнула на пол хрустальную вазу. Мелкие осколки покрывали ее туфли, крупные, острые куски лежали рядом.

— Дьявол, — застонала Эмили. — Куда же я теперь поставлю колокольчики?

Глава 21

9 мая 1841 года

Эмили сидела на крыльце Бразос-Бенда. День угасал. Вечерний ветерок приносил восхитительный аромат кедра и жимолости.

День после отъезда Дэвида был пугающе тихим. Некоторое время она с тревогой думала о том, как поведет себя Эдгар теперь, когда ее «защитник» уехал. Посадит снова под замок?

Ее страхи несколько утихли за ужином: Эдгар был в прекрасном настроении, смеялся и флиртовал с Марией, словно у них была какая-то общая тайна. Эмили шокировала и такая необычная веселость, и то, что муж совершенно не обращал на нее внимания.

Не то что минувшей ночью. В который раз она переживала жуткое мгновение, когда проснулась от того, что его губы впились в ее рот, а его тело придавило ее. Тогда она зарыдала от ужаса. Она боялась его, особенно после вчерашних предупреждений Марии насчет Эдгара.

— Эмили!

Она чуть не подпрыгнула в кресле-качалке при звуках низкого, повелительного голоса мужа, стоявшего рядом и с неодобрением глядевшего на нее сверху вниз.

Эдгар сел рядом.

— Я ищу тебя по всему дому и уже подумал, что ты решила соблазнить еще одного краснокожего, желающего лишить тебя твоих золотистых волос.

Эмили настороженно смотрела на него.

— Я всего лишь сидела в этом кресле, Эдгар. Едва ли это можно считать преступлением.

— Ладно, не сердись, — ответил он, понижая голос. — Но в дальнейшем, Эмили, очень прошу тебя сообщать мне о своих действиях.

Она вскочила, ее глаза метали голубые молнии.

— О, ты невыносим! Должна ли я спрашивать у тебя позволения каждый раз, когда собираюсь погулять или принимать ванну?

Он ухмыльнулся:

— Конечно. Может быть, я захочу присоединиться к тебе — в ванне.

Откровенные слова мужа заставили Эмили густо покраснеть. Услышав его смех, она резко повернулась и пошла к двери.

— Сядь, — тихо приказал Эдгар.

Она взялась за ручку двери, но его большая смуглая ладонь накрыла ее руку.

— Ты предпочитаешь сидеть у меня на коленях?

Стиснув зубы, Эмили вернулась в кресло. Долгие секунды они молча сидели, прислушиваясь к скрипу кресел и пению птиц. Затем Эдгар вынул из кармана сюртука сигару. Эмили смотрела, как огонек спички осветил лицо, сделав его черты резкими, почти грозными.

Через некоторое время Эдгар рассмеялся.

— Мы похожи на старых супругов, — заметил он. — Какими мы станем, дорогая, лет через двадцать пять? Будем сидеть на этом же крыльце? Посмотрим. Мои волосы к тому времени совсем поседеют, а твои останутся такими же золотыми и шелковистыми. Конечно, на лужайке будет резвиться целая куча внуков.

Эмили окинула мужа ледяным взором:

— Ты делаешь слишком много предположений.

— Я ожидаю многого. Ну не надо кусать губы. У меня нет планов изнасиловать тебя немедленно, дорогая. Я заверил моего племянника сегодня утром, что ты в полной безопасности.

Эмили не смогла удержаться от шпильки:

— Возможно, Дэвиду следовало больше беспокоиться насчет безопасности Марии.

— Марии? — невинным тоном переспросил Эдгар. — Какое она имеет ко всему этому отношение?

— Эдгар, если в тебе осталась хоть капля чести, не шути с привязанностью этой девушки. Она пережила достаточно!

— Дорогая моя, не имею понятия, о чем ты.

— Не имеешь понятия, в самом деле! — возмутилась Эмили. — Ты целый день флиртуешь с этой девушкой, заводишь ее…

Эдгар рассмеялся:

— Ты ревнуешь!

— Я… я не ревную! — заикаясь от возмущения, ответила Эмили. — Если ты играл в подобную игру, надеясь пробудить во мне ревность, то тебе это не удалось! Я просто друг Марии и не позволю использовать ее таким, как ты!

На виске Эдгара забилась жилка. Эмили с удовлетворением поняла, что ее выстрел достиг цели.

— Использовать! — прорычал он. — За какого же человека ты меня принимаешь?

— За человека, который вполне способен соблазнить семнадцатилетнюю девушку, если ты этого еше не сделал!

Эдгар схватил ее за руку:

— Ну, мадам, если вы обо мне такого низкого мнения… возможно, надо оправдать ваши ожидания!

— Отпусти меня! — хрипло прошептала она, и ее глаза твердо встретили его взгляд.

Как ни странно, Эдгар тут же отпустил ее и отвернулся, мрачно уставившись вдаль и крепко закусив зубами сигару. Но когда через несколько секунд Эмили попыталась тихо уйти, он твердо произнес:

— Останься.

Сердито вздохнув, она села на место.

— В самом деле, Эмили, я думал о том, что ты сказала в тот день, когда Мария вернулась из школы. Ты права. Я не обращал внимания на эту девушку, а теперь просто пытаюсь приободрить ее.

Эмили пристально посмотрела на мужа, удивленная его неожиданно серьезным тоном.

— Возможно, твоя цель и такова, Эдгар. Но помни, что эта девушка изголодалась по любви. Ты должен быть осторожен с ней, так как она может неверно истолковать твои намерения. Этой девушке нужны друзья ее возраста.

Эдгар нахмурился.

— Дэвид поместил Марию в школу, и ты знаешь, что результат оказался катастрофическим. Скажи, пожалуйста, что бы ты предложила?

— Мы должны начать вывозить ее в общество и приглашать к себе гостей…

— Как это мило, — раздраженно перебил ее Эдгар и встал. — Ты идешь наверх, Эмили?

— Скоро приду, — ответила она с некоторым вызовом в голосе.

Эмили сидела неподвижно и напряженно. Затем почувствовала, как его усы пощекотали ее ухо.

Неужели начинает мерещиться? Неужели ей показалось, что она услышала его шепот:

— Прости меня за вчерашнюю ночь.

Эмили спала беспокойно, снова снились кошмары. Она в отчаянии искала мать среди развалин и пожаров Гонсалеса. Появился Эдгар на черном коне, который поднялся над ней на дыбы. Всадник спрыгнул вниз, схватил ее и потащил к реке. Потом бросил ее в воду, и она стала тонуть… тонуть в холодной, бурлящей тьме…

Но на этот раз, как ни странно, Эмили была не одна: она держала на руках младенца! Сердце ее разрывалось, она прижимала к себе своего крохотного мертвого братика, а чернота затягивала их все глубже…

— Эмили!..

Она села, крича и задыхаясь. Она рыдала до тех пор, пока не поняла, что находится в безопасности, в собственной постели.

— Эмили, что с тобой?

Фигура Эдгара вырисовывалась в лунном свете, льющемся с веранды. Он был голым до талии. Лицо в тени, а волосы отливали серебром.

Он был настоящий, не чудовище. Эмили протянула руки и всхлипнула:

— Обними меня.

— Любимая, если я подойду к тебе, ты знаешь, что произойдет, — хрипло сказал он.

— Да. Пожалуйста, обними меня.

Эдгар бросился к ней и обнял ее. Эмили обвила руками его шею и прижалась к нему, ощущая твердую силу его могучего тела.

— Твоя ночная сорочка совершенно мокрая, дорогая. Что случилось? Почему ты так дрожишь?

Эмили, все еще дрожа, опустила голову ему на плечо. Он ласково погладил ее по голове и губами коснулся ее уха.

— Ночной кошмар, дорогая? Боже мой, ты кричала так, будто кто-то ошпарил тебя кипятком. Ты мне не расскажешь, любимая?

Эмили отодвинулась и замерла.

— Нет. Я не могу. Я хочу забыть. Пожалуйста, заставь меня забыть.

Он прерывисто вздохнул:

— Господи Иисусе, не нужны нам эти слезы, любимая. Ты предназначена для поцелуев, а не для слез. Да, дорогая, забудь.

И его рот накрыл ее губы.

«Это должно было случиться неизбежно», — так думала Эмили, когда Эдгар снял с нее ночную сорочку и крепко обнял. Поцелуй закончился, и он уткнулся лицом в ее шею.

— Господи, Эмили, я и забыл, какая ты сладкая, какая нежная…

Но она не дала ему закончить: ее язык скользнул между его гладкими зубами, и она услышала, как Эдгар тихо застонал.

Как чудесно было снова оказаться в его объятиях после стольких недель отчуждения и горечи, после ночного кошмара!

Ей захотелось полностью раствориться в нем, забыть обо всем. И они вместе пришли к блаженному насыщению, которое может дать лишь полное самоотречение, полное забвение себя.

Они уснули, не разжимая объятий.

Эмили проснулась в темноте, осторожно отвела его руку. Потом встала, накинула халат и на цыпочках вышла на веранду.

«Почему мне вздумалось с ним сражаться? — спрашивала себя Эмили. — Разве не всегда все заканчивалось вот так, все споры решало его сильное тело?»

Она вздрогнула, когда теплые руки обвились вокруг ее талии.

— Не пугайся, любимая, — прошептал Эдгар, и его ладони легли ей на грудь. — Снова не можешь уснуть?

— Нет… наверное, я просто взволнована. Эдгар покрепче прижал ее к себе.

— Я сегодня не сделал тебе больно? Иногда я забываю о своей силе, — прошептал он, властно проводя руками по ее телу. — Мне хочется сделать тебя полностью моей, и я забываю, что могу причинить тебе боль.

Это неожиданное честное признание согрело Эмили, хотя от его смелых движений она снова задрожала.

— Ты расскажешь мне, что тебе приснилось, дорогая? Эмили отрицательно покачала головой. У нее задрожали губы.

— Возможно, со временем ты начнешь мне доверять, — сказал Эдгар. Но его голос звучал грустно.

— Я просто… сейчас не могу, Эдгар. Это слишком больно.

— Бедная малышка. Тебе пришлось многое пережить, да? Наверное, тяжело потерять родителей, а потом бабушку.

Эмили отстранилась.

— Откуда… откуда ты знаешь?

— Дэвид мне рассказал. Я хочу знать о тебе все, Эмили. О твоей семье, о твоем детстве.

— Зачем?

— Так ли трудно поверить в то, что я начинаю любить тебя? — спросил он с оттенком горечи.

Эмили молчала.

— Пожалуйста, Эмили, расскажи мне о своем прошлом, о воспоминаниях, которые заставляют тебя кричать во сне. Это может нас сблизить, дорогая.

— А ты расскажешь мне о своем прошлом? Теперь замер Эдгар.

— Это другое дело.

— Вовсе не другое! Ты хочешь, чтобы я стала ближе и все же не говоришь о том, что мучит тебя. Ты пытаешься убить меня всякий раз, когда я упоминаю имя твоей первой жены.

Эдгар отстранился и дрожащими руками схватил ее за плечи.

— Эмили, когда ты мне поверишь? Я больше никогда не причиню тебе боли, никогда! — С тяжелым вздохом он отпустил ее. — Разве между нами нет ничего общего, дорогая?

«Мне все равно, я люблю его!» — воскликнуло ее сердце, и Эмили прошептала:

— Есть, есть.

Она обвила руками его шею и потянулась к его губам. Эдгар, казалось, был удивлен, затем страстно ответил на ее поцелуй.

— Ох, леди, — прошептал он ей на ухо, — может, для этого у меня пока нет слов, но я чувствую, как ты близка мне.

От этих слов на глазах Эмили выступили слезы. Он подхватил ее на руки.

— Вернитесь в мою постель, миссис Эшленд. Там ваше место.

Это случилось в тот момент, когда Эмили оторвала голову от подушки: накатила такая сильная тошнота, что она в полумраке с трудом встала с постели и бросилась к умывальнику.

Через несколько секунд приступ прошел, и она почувствовала на своем плече ладонь Эдгара. Ее лицо залилось краской от того, что он увидел ее в таком состоянии.

— Позови Холли! — попросила Эмили хриплым голосом.

— Дорогая, позволь мне помочь тебе…

— Пожалуйста!

Эдгар отпустил ее. Она услышала звук открывающейся двери, тихий приказ помочь госпоже и его удаляющиеся шаги.

Холли привела ее в порядок, потом отвела обратно к кровати.

— Миссус, вы ждете ребенка? — спросила она, широко улыбаясь.

Сердце Эмили сильно билось, когда она села на кровать. Конечно, это ответ — Эдгар сделал ей ребенка! Она была так занята последнее время и даже не заметила, что все сроки месячных прошли. Эмили подсчитала недели, и ее охватила паника. Да, беременна, и этим объясняется тошнота. А ночные кошмары?

Эмили дрожала. Холли закутала ее в одеяло.

— Теперь поспите еще, миссус. Вам теперь необходимо очень много спать.

Слеза скатилась по щеке Эмили. Она содрогнулась, вспомнив свой сон: пожар и смерть.

— Разве вы не рады, миссус? — озадаченно спросила Холли.

— Я умру, — равнодушно ответила Эмили.

— Умрете? Что это за разговоры? Вы порадуете мистера Эшленда прекрасным сыном. Вы не умрете, это так же верно, что это не мой ребенок. Теперь отдохните, миссус. Больше никаких разговоров о смерти.

— Сын, — повторила Эмили печально и вспомнила, как видела во сне у себя на руках крохотного младенца. Брата? Нет — собственного ребенка!

— Бедный мой малыш! — зарыдала она в подушку!

Эмили чувствовала себя совершенно разбитой, проведя все утро в постели. Она сидела у туалетного столика, когда Эдгар вошел в комнату и встретился с ней взглядом в зеркале.

— Тебе следует лежать в постели, — мягко упрекнул он. — Ты больна.

Эмили встала и мрачно сообщила:

— Я беременна.

Он улыбнулся:

— Я так и подумал. Но разве это так ужасно, любимая?

Эмили не ответила. Ее ногти впились в шторы из красного бархата.

Эдгар подошел и обнял ее за талию. Его губы скользнули по ее шее.

— Теперь ты подаришь мне моего сына, — прошептал он. Эмили обернулась, оттолкнула мужа и посмотрела на него, не веря своим ушам.

— Твоего сына?

Он рассмеялся.

— Ну, должен же родиться или мальчик, или девочка, ты не согласна, дорогая? Кроме того, — пошутил он, — теперь дело сделано. По крайней мере тебе пока нечего бояться в этом смысле. Кто знает, может быть, ты станешь получать больше удовольствия от наших любовных игр…

— Больше удовольствия? Ты хочешь сказать, что планируешь продолжать спать со мной теперь, когда добился своего? — В ее голосе зазвучали истерические нотки. — Но я ведь забыла. Ты хочешь продолжать, чтобы… чтобы потренироваться на мне, так как рано или поздно от меня потребуется возместить тебе потерю обоих!

Эдгар озадаченно нахмурился:

— Эмили, о чем ты говоришь, я не понимаю.

Она заметалась по комнате, не обращая внимания на удивление мужа.

— Теперь я должна родить тебе твоего сына! — негодовала она. — Мне следовало быть умнее, когда ты сказал, что женишься на мне для того, чтобы я делила с тобой постель и рожала тебе сыновей! Я должна возместить тебе потерю твоих сыновей, так же как должна заменить Оливию!

Эдгар схватил ее за руку.

— Остановись, Эмили, ты не знаешь, что говоришь!

— Нет, знаю! — бушевала она. — Я не стану Оливией! Я не верну тебе твоих сыновей. Я… я… я рожу девочку!

Эдгар крепко схватил ее за плечи, на его лице отразилось отчаяние.

— Послушай меня, Эмили, я и не хочу, чтобы ты была Оливией!

Она топнула ногой.

— Нет, хочешь! Ты даже не смог избавиться от ее портрета! Ты все еще ее любишь! — Ее глаза блестели от слез, желудок сжал спазм, но она судорожно продолжала: — Я убегу и рожу девочку, а тебе будет все равно!

Лицо Эдгара выражало ужас:

— У тебя истерика. Тебе следует лечь в постель.

— Нет! — рыдала она, стараясь оттолкнуть его прочь. — Я от тебя ухожу! Я не подарю тебе сына! Ни за что!

— Стой спокойно! — зарычал он.

Эмили рыдала, но подчинилась. Он расстегнул ее платье и стянул его через голову.

— Думай что хочешь, — твердо заявил Эдгар, усаживая жену на постель, — но я не позволю тебе впадать в истерику и болеть. — Он укрыл ее одеялом до подбородка. — Ты бледная, как эта простыня. Потом у тебя поднимется температура!

Эмили вцепилась в простыню и посмотрела на полного мрачной решимости мужа.

— А тебе не все равно?

— Нет!

— Это из-за сына, который тебе нужен!

— Мне нужна ты!

Эдгар сел рядом и посмотрел ей в глаза:

— Ты должна оставаться в постели весь день, слышишь? Я сейчас позову твою служанку и сдеру с нее шкуру заживо, если Холли позволит тебе хотя бы сесть. Ты понимаешь?

— Да, — слабым голосом ответила Эмили и, внезапно обессилев после этой бурной сцены, отвернулась в надежде, что он уйдет.

Но Эдгар наклонился и прошептал:

— Когда ты почувствуешь себя лучше, избавься от этого проклятого портрета.

Пораженная, Эмили подняла голову, но увидела лишь закрывающуюся дверь. Правильно ли она его расслышала?

Глава 22

12 мая 1841 года

Эмили сидела в гостиной и хмуро смотрела на записку, лежавшую у нее на коленях. Три дня назад она послала слугу в Вашингтон-на-Бразосе. Не желая дать Эдгару возможность передумать, она написала Аарону, что тот может приехать за портретом сестры.

Эмили откинулась на спинку дивана и прочитала в десятый раз ответ, присланный Аароном.

«Моя дорогая миссис Эшленд!

Я очень рад услышать, что ваш муж снизошел до согласия вернуть портрет моей сестры его законным владельцам. Очень мило с вашей стороны пригласить меня в свой дом, чтобы забрать его. Я с нетерпением жду визита к вам в назначенный день и час.

Ваш покорный слуга, Аарон Эванс Райс».

Эмили положила записку на столик и забарабанила пальцами по гладкому красному дереву. Она ничего не сказала Эдгару, опасаясь его реакции. В конце концов, он чуть не убил этого человека, когда тот приезжал в прошлый раз. Поэтому она предложила Аарону приехать днем, зная, что Эдгар скорее всего с ним не столкнется и портрет навсегда исчезнет из дома.

Но как быть с памятью об Оливии?

Эмили прикусила губу. Если бы только она могла знать, что в действительности чувствует Эдгар! Кроме его слов о том, что она может избавиться от портрета, муж ни разу не упомянул об Оливии. Действительно ли Эдгар начинает любить ее, Эмили, или ему нужен ребенок, которого она носит в себе, — замена потерянным сыновьям?

Беременность вызывала смешанные чувства. Первобытное удивление от сознания того, что она носит в себе человеческую жизнь, маленькое чудо. Но в глубине сознания таились воспоминания о гибели матери и страх, что эта история повторится. И еще подозрение в отношении Эдгара: не использовал ли он ее, чтобы заново пережить прошлое?

Но самый большой страх сосредоточился на самом ребенке. Будет ли он похож на Эдгара? Будет ли их ребенок столь же непредсказуемым, столь же склонным к насилию, как ее муж? Время от времени Эмили всерьез сомневалась в его рассудке.

Когда-то она пошла бы на все, чтобы убежать от Эдгара, но сейчас, особенно с тех пор как он согласился расстаться с портретом, ей уже не хотелось его покинуть. В конце концов, она любит своего мужа, несмотря на все недостатки.

Эмили начали открываться его нежность, забота. Ночью, после того как стало известно о беременности, Эдгар поразил ее тем, что предложил прекратить занятия любовью до родов. Она сама себя удивила тем, что подошла и обняла его за шею со словами:

— У меня нет никакого желания мириться с твоим плохим настроением следующие несколько месяцев.

При этом воспоминании Эмили улыбнулась. Тогда она чувствовала себя такой счастливой! Но позже сомнение снова проникло в ее душу: действительно ли он не хотел причинить ей вред или его забота направлена только на драгоценную жизнь внутри ее? Ей хотелось, чтобы Эдгар любил их обоих как живых людей, а не как персонажей пьесы, которую он восстанавливал. Часы в холле начали бить, напоминая о том, что приближается час, назначенный для визита Аарона. Больше нельзя откладывать это неприятное дело: она должна пойти на чердак и принести портрет Оливии Эшленд.

Эмили медленно поднялась на чердак. Портрет лежал там, где она его оставила, обертка была разбросана вокруг.

Эмили опустилась на колени, собрала муслин и вату и посмотрела на холст. Сейчас прежнее потустороннее ощущение не возникло. С некоторым облегчением она поняла, что ее сходство с Оливией Эшленд было не таким уж большим.

Выражение лица у первой жены Эдгара было непримиримым, на губах играла старательно изображенная, застенчивая улыбка. Овал лица уже, чем ее собственное, черты резче, нос длиннее, брови тоньше и более вызывающе изогнуты.

Самое большое сходство Эмили с Оливией придавали цвет волос — ярко-золотистый — и удивительно темные брови и ресницы. Но глаза у Оливии были другими — глубокого, черно-синего цвета. «Почти такие же черные, как воды Бразоса», — подумала Эмили с содроганием и вздохнула. Ее собственное лицо казалось почти детским по сравнению с лицом искушенной, зрелой женщины, улыбающейся с холста и обещающей надежно хранить все свои тайны.

— Узнаю ли я когда-нибудь, что произошло между тобой и Эдгаром? — спросила Эмили, обращаясь к портрету. — Почему ты убежала от него, Оливия?

Ответом ей было недоброжелательное молчание.

— Иди к черту! — обиделась Эмили и взялась за разбросанные по полу обертки. Чихая от пыли, она обложила портрет ватой и натянула сверху муслиновый чехол. — Прощай, Оливия!

Эмили рухнула на диван, ловя ртом воздух и с отвращением глядя на сверток, прислоненный к стене гостиной. Портрет оказался тяжелым, глупо с ее стороны было самой тащить его два пролета вниз по лестнице. Эдгар наверняка снова бы запер ее, если бы узнал, что она так надрывалась.

Эдгар! Она провела на чердаке гораздо больше времени, чем собиралась. Аарон опаздывал, а муж мог скоро вернуться к ленчу.

Эмили, уставшая и обеспокоенная, встала как раз в тот момент, когда слуга ввел в гостиную Аарона Райса.

— Моя дорогая миссис Эшленд, как вы прекрасно выглядите сегодня! — приветствовал ее гость.

— Доброе утро, мистер Райс, — ответила она холодно. — Я ценю ваши дружеские комплименты, мистер Райс, но наша встреча должна быть… краткой. Портрет вон там, завернут и приготовлен для вас.

Аарон критическим взором посмотрел на сверток.

— Я позову Дэниеля, чтобы он помог вам погрузить его. Аарон встал и с любопытством посмотрел на Эмили:

— К чему такая поспешность, миссис Эшленд? Я же только что приехал.

— Не хочу быть невежливой, но…

— Но вы не хотите, чтобы Эдгар узнал о моем визите, — закончил он.

— Да, — призналась она.

Аарон медленно подошел к Эмили. Указательным пальцем приподнял ее голову за подбородок.

— Значит, вы влюбились в старину Эдгара, да? — спросил он, и странный огонек блеснул в глубине его изумрудных глаз.

Она почувствовала его дыхание с сильным запахом виски и с отвращением сморщила нос, пораженная тем, что от человека может пахнуть спиртным в такой ранний час.

— Не думаю, что вас касаются мои отношения с мистером Эшлендом, сэр.

Аарон опустил руку, тревога в его глазах сменилась циничной насмешкой.

— С Эдгаром у вас ничего не выйдет, вы это знаете. Вы отсылаете домой портрет Оливии. Но можете ли вы отослать домой память о ней?

Эмили постаралась справиться с нарастающим гневом.

— Сэр, вы злоупотребляете моим гостеприимством. Аарон несколько протрезвел.

— Простите, леди, вы слишком привлекательная молодая женщина, чтобы вас обижать — в любом смысле. Примите мои искренние извинения.

Эмили в отчаянии развела руками.

— Хорошо. Но пожалуйста, возьмите портрет и уходите! Гость не обратил внимания на ее просьбу и придвинулся поближе.

— Слишком привлекательная, — повторил он, и глаза его снова вспыхнули странным блеском. — Господи, как вы на нее похожи! Вы, конечно, поняли, что Эдгар вас всего лишь использует. Вам нужен мужчина, который сможет оценить ваше очарование. Такой мужчина, как я! Позвольте увезти вас отсюда, Эмили!

Потрясенная, Эмили смотрела на Аарона Райса. Его лицо пылало решимостью, он, кажется, всерьез сделал свое возмутительное предложение. Возмутительное? Всего несколько недель назад она с огромной радостью ухватилась бы за возможность уехать отсюда!

Эмили сжала кулаки и сурово ответила:

— Сэр, вы ведете себя непростительно! Будьте добры забрать портрет и удалиться!

— Нельзя винить за попытку, — хихикнул он. — Господи, какая вы красавица! Дорогая, вы меня просто с ума свели, совершенно!

Несмотря на наглость этого человека, Эмили чуть не улыбнулась. По крайней мере Аарон прямо говорил, чего хочет, он не хитрил и не впадал в ярость, как часто делал Эдгар.

Аарон вздохнул:

— Ну, полагаю, больше у меня нет причин задерживать вас, миссис Эшленд. — Но, протянув руку к портрету, он помедлил, снова щелкнул пальцами, потом обернулся, широко улыбаясь. — Клянусь Юпитером, я забыл поблагодарить вас дорогая.

В два шага Аарон оказался рядом с ней и рывком прижал ее к своему полному телу, Эмили была так шокирована, что оцепенела.

— Аарон, тобой овладело тайное желание переспать с покойной сестрой? — спросил насмешливый голос.

Они отпрянули друг от друга и увидели Эдгара.

Эмили в ужасе пыталась что-то сказать, но лишилась дара речи.

Лицо Аарона стало красным, как его волосы, он в ярости стиснул кулаки.

— Клянусь Богом, Эшленд, я убью тебя за это!

— Интересные слова из уст мертвеца.

Аарон бросился на него; Эмили вскрикнула и закрыла лицо руками. Эдгар же хладнокровно увернулся от него, и Аарон вылетел в холл. Услышав грохот упавшего кресла и разбившейся вазы в холле, Эмили подавила истеричный смех.

Аарон ворвался в комнату со смертельно бледным от ярости лицом. Но Эдгар снова ловко уклонился от его ударов и свалил Аарона прямым ударом в челюсть.

Эмили закрыла глаза и зажала уши. Муж убьет Аарона, в этом она была уверена. А потом убьет и ее.

Внезапно наступила тишина. Эмили приоткрыла глаза. Аарон лежал на полу лицом вниз. Она взглянула на мужа. Кровь капала из уголка его рта, в глазах читалось жестокое обещание.

— Ты… убил его?

Эдгар бросил на нее свирепый взгляд и не ответил.

— Дэниель! — прогремел он.

Старый негр вбежал в комнату с белыми от ужаса глазами, и Эдгар дернул головой в сторону портрета.

— Возьми собственность этого… джентльмена и отнеси в его коляску.

Эмили скрипнула зубами, увидев, как муж ткнул сапогом в живот Аарона. Тот застонал. Эдгар грубо поднял его на ноги и зарычал:

— В следующий раз, Аарон, не рассчитывай на столь снисходительное обращение! — И входная дверь захлопнулась.

Эмили услышала тяжелые шаги Эдгара, выбежала за ним с криком:

— Эдгар, подожди!

Эмили положила ладонь на его руку. Эдгар стряхнул ее и с убийственной язвительностью осведомился:

— Дорогая моя, у тебя склонность к самоубийству? — И вошел в кабинет, захлопнув перед ней дверь.

Глава 23

12 мая 1841 года

Эмили сидела под кедром и обрывала лепестки лютика. Хотя солнце уже опустилось к горизонту, стояла душная жара — признак быстро приближающегося лета. Эмили мрачно смотрела на увядающие цветы и сожженную траву: дождь был очень нужен. Эдгар и без того пребывал в плохом настроении, теперь он еще будет нервничать из-за урожая хлопка.

Теперь приближалась ночь, и после той ужасной сцены утром Эмили боялась того, что произойдет, когда муж придет в их комнату. Она была сердита, слишком сердита и не хотела оставаться с Эдгаром наедине. Муж говорил с холодной ненавистью, будто она нарочно соблазняла Аарона Райса! И даже намекнул, что готов ее убить!

Эмили выбросила стебель цветка и сорвала новый. С таким трудом завоеванные отношения погибли, как нежный цветок, который она сейчас теребила.

Эмили отряхнула траву с юбки и пошла в дом. Горячий воздух обвевал ее лицо. Губы пересохли и потрескались. Да, скоро лето, и предстоит выдержать долгую осаду жары.

Войдя в прихожую, Эмили услышала из гостиной, как кто-то барабанит на рояле.

Она на цыпочках подошла к двери. Мария, сосредоточенно хмуря брови, с энтузиазмом начинающего музыканта громко извлекала фальшивые ноты.

— Можно, я помогу тебе, Мария? — предложила Эмили.

Девушка подскочила и схватилась тонкой смугло-медовой рукой за грудь.

— Вы напугали меня, сеньора!

Эмили невольно рассмеялась, глядя на ее искренний испуг.

— Прости меня. Ты атакуешь гаммы с таким пылом. Скажи, пожалуйста, почему ты так интересуешься музыкой?

Девушка пристально посмотрела на Эмили и пробормотала после короткой паузы:

— Мой отец был талантливым музыкантом, сеньора. Он играл на гитаре.

— Понимаю, — ответила Эмили. — Мы должны достать тебе гитару.

На короткое мгновение в зеленых глазах вспыхнула радость. Но она тут же опустила ресницы.

— Твой отец когда-нибудь выступал с гитарой?

— Да, сеньора. Иногда, когда не мог найти работу с лошадьми. В Сан-Антонио я танцевала под его гитару и собирала монеты, которые нам бросали.

Эмили представила себе, как гордая юная мексиканка в лохмотьях вынуждена была подбирать монеты, которые бросали к ее ногам пьяные мужчины.

— Мария, как я уже говорила, мне было бы приятно помочь тебе в занятиях музыкой, пока Дэвид в отъезде. И у тебя красивый голос — позволь мне аккомпанировать, а ты попрактикуешься в вокале.

На лице Марии снова появилась маска.

— Возможно.

Услышав, как хлопнула входная дверь, обе застыли. Мрачный Эдгар Эшленд. Не обращая внимания на женщин, устремился к буфету, и со звоном достал из него графин с бренди и бокал и покинул гостиную так же внезапно, как и вошел.

Эмили встала и двинулась было за ним, но, услышав, как щелкнул замок в его кабинете, опустилась, ослабев, на диван. Внезапно перед глазами рассыпался фейерверк серебряных искр, голова закружилась, казалось, она сейчас упадет в обморок.

Теплая ладонь легла ей на руку.

— Эмили, что случилось?

Она подняла глаза и увидела сидевшую рядом Марию, с любопытством смотревшую на нее. Девушка никогда раньше не называла ее по имени, и на душе у Эмили потеплело.

— Ничего, Мария. У меня просто на секунду закружилась голова. Видишь ли, я беременна.

— А, понимаю. Вы не очень крепко держитесь на ногах. Я позову сеньора Эдгара, чтобы он отнес вас наверх.

Эмили с трудом поднялась.

— Нет, Мария. Ты не должна его беспокоить. Он на меня сердится.

Мария подняла черные брови, шокированная тем, что Эмили сказала о гневе мужа.

Эмили пошатнулась, и Мария поддержала ее.

— Сначала присядьте, сеньора, а то вы действительно упадете в обморок.

Они сели, и Эмили объяснила:

— Мой муж рассердился на меня, потому что сегодня приходил Аарон Райс. Эдгар вошел как раз в тот момент, когда он пытался меня поцеловать.

— Вам повезло, что вы остались живы, сеньора! — воскликнула Мария.

— Эдгар сказал мне то же самое, — мрачно пробормотала Эмили в надежде на сочувствие. — Но я не виновата, Мария. Аарон бесцеремонно навязывал мне свои ухаживания…

— Вы обладаете большой властью над ним, сеньора, — перебила Мария с понимающей улыбкой.

— Тогда в следующий раз, когда приедет мистер Райс, ты с ним сама справляйся!

К ее изумлению, девушка рассмеялась. Эмили подавила возглас удивления: когда Мария улыбалась, она была просто неотразима. Ее лицо светилось, а в зеленых глазах сверкали искры.

— Мария, ты такая хорошенькая, когда улыбаешься! У тебя совершенно очаровательные ямочки. Да, думаю, я пошлю тебя к Аарону в следующий раз, и посмотрим, как ты справишься с ним!

Мария рассмеялась низким, мелодичным смехом. Эмили почувствовала свою близость к ней; эта сцена остро напомнила ей то счастливое время, которое она провела с подругами в школе Хьюстона.

Но через секунду Мария нахмурилась.

— Меня совсем не интересует сеньор Райс, сеньора.

— Знаю… я пошутила, — ответила Эмили.

И чуть было не выпалила: «Ты влюблена в Дэвида, да?» — но вовремя спохватилась. Возможно, лучше быть с ней на равных и постараться успокоить некоторые страхи Марии.

Эмили глубоко вздохнула и внезапно призналась:

— Мария, я влюблена в Эдгара.

Девушка пристально посмотрела на нее. Начала было что-то говорить по-испански, но прикусила губу. И наконец сказала:

— Если вы все еще хотите помочь мне с музыкой, сеньора, может быть… может быть…

Эмили беспокойно ворочалась в постели, понимая, что ночь идет к концу и что ей и маленькой жизни внутри ее непременно нужен отдых. Но Эдгар не пришел в спальню, и Эмили не могла уснуть.

Если бы только муж поговорил с ней! Даже ссора разрядила бы напряжение, возможно, все встало бы на свои места. Но это молчаливое пренебрежение ее убивало. Эмили не знала, как до него достучаться, чего ждать дальше. Почему-то она расплакалась. Почему она в последнее время так легко возбуждается?

Внезапно молния осветила комнату, и прогремел близкий удар грома. Словно дождавшись именно этого момента, вошел Эдгар. Он ногой захлопнул за собой дверь и задул свечу, которую держал в руке. Эмили услышала, как он сел, как его сапоги с глухим стуком упали на пол. Блеснула молния, осветив холодным колеблющимся светом его лицо. Эмили вздрогнула от раската грома, но этот звук не заглушил шум крови в ушах.

Эдгар пересек комнату и остановился. Серебристый свет мягко осветил его великолепную наготу, но нисколько не смягчил суровые черты лица.

Эмили знала, что он ее не видит: кровать была под балдахином. Но неужели Эдгар не слышит, как лихорадочно бьется ее сердце?

Матрас прогнулся, когда он опустился рядом. Эдгар грубо схватил ее, крепко прижал к себе и требовательно поцеловал. Эмили смирилась с его грубым поцелуем, зная, что сопротивление его только разозлит.

— Ты получила удовольствие от своего маленького флирта с Аароном сегодня? — хрипло прошептал он.

Эмили задохнулась:

— Я не флиртовала…

— Молчи! — приказал он, целуя ее.

Дождь громко застучал по крыше над их головами. Эдгар отодвинулся и посмотрел на Эмили. Она смахнула слезы, губы ее горели от его поцелуя.

— Конечно, я проявил нерадивость, если мои любовные объятия заставляют тебя искать удовлетворения у других, — безжалостно продолжал он. — Это я собираюсь исправить, и немедленно!

Он разорвал ее сорочку и поцелуем впился в грудь. Его руки стиснули ее талию так сильно, что Эмили испугалась.

— Эдгар, пожалуйста, не делай мне больно!

Он внезапно обмяк, отпустил ее и сел на край постели, сжав голову руками.

— Господи, Эмили, я вовсе не хотел делать тебе больно! Но я именно это и сделал, не так ли? Я сделал тебе больно, а в действительности я хочу… хочу…

Он встал, подошел к окну и закрыл его. Затем придвинул стул, сел и поднял брюки.

Эмили понимала, что должна отпустить его. Он был демоном и пришел, чтобы сжечь ее тело своей плотью, чтобы поглотить ее. Она должна его отпустить.

Эмили встала, уронив на пол разорванную сорочку, подошла к нему и замерла между его коленями. Эдгар смотрел пристально и насмешливо.

Она протянула руку и потрогала его там, где он был более всего уязвим.

— Дорогой, скажи мне, чего ты хочешь. В ответ он с силой дернул ее вниз, к себе на колени… Эмили на мгновение почувствовала холодок страха. И все же она доверилась ему, позволила делать то, что Эдгар хочет… Она глубоко вдохнула аромат его пахнущего бренди поцелуя, стала гладить сильную шею, широкие плечи…

Да, она готова умереть ради Эдгара, пусть любовь поглотит ее! И Эмили отдалась ему вся, до капельки!

После совершенно удивительного слияния она прошептала:

— Гроза прошла.

Он засмеялся и погладил ее по залитым луной волосам.

— Да, любимая, действительно прошла. Сладчайшие воспоминания проплывали в полусонном сознании Эмили.

— Скажи, что ты моя, — прошептал Эдгар.

— Я твоя, поверь мне.

— Я тебе верю. Я тебе верю…

Эмили проснулась с улыбкой. Комнату заливал солнечный свет. Она чувствовала себя совершенно расслабленной, ее не мучила обычная утренняя тошнота. Эмили села, лениво потянулась и тут увидела мужа, который вытянулся в ванне рядом с кроватью.

Эдгар усмехнулся и провел губкой по мускулистой руке.

— Какая ты соня, дорогая моя! Как ты могла спать под весь этот грохот, не могу понять: служанки ходили туда-сюда с ведрами. Но с другой стороны, это сон удовлетворенной женщины. Так, любовь моя?

Она встала и с обидой посмотрела на мужа, надевая халат.

— Ты украл мою ванну. Почему ты не уехал на плантации?

— Сегодня утром меня одолела лень. Кроме того, зачем зря пропадать этой божественно теплой воде? — Эдгар улыбнулся ей. — Как ты прелестно надуваешь губки, дорогая. Иди сюда, поцелуй меня.

— Но ты весь мокрый!

Он послал ей воздушный поцелуй и лукаво улыбнулся:

— Мокрый, мыльный и очень скользкий. Интересное состояние, ты согласна, дорогая?

— О, какой ты испорченный! — воскликнула Эмили, но подошла поближе.

— Любопытно, дорогая? Так присоединяйся ко мне! Эмили залилась краской.

— О, я не могу! Это было бы… я хочу сказать, это разврат!

— В таком случае я согласен на поцелуй.

Эмили осторожно наклонилась над ванной и прикоснулась губами к его рту. Но Эдгар схватил ее, и она упала в воду рядом с ним.

— Эдгар, как ты смеешь! Что, если слуги…

— Они не посмеют!

— Посмотри, что ты сделал с моим халатом…

— Да, дорогая, он весь мокрый и прозрачный на груди. Господи Иисусе, какая женщина!

— Не бросай его на ковер! Теперь там будет пятно, я должна… Эдгар, прекрати! Это грешно, это… оох!

— Извини, любимая. Я тебя предупреждал, что я скользкий.

Глава 24

18 июня 1841 года

Весна миновала, наступило лето, жаркое и душное. Весь конец мая шли сильные дожди, и побеги хлопка пышно разрослись. Июнь принес жару и сильные грозы.

Эмили расцвела. Дни тошноты миновали, щеки порозовели, живот слегка округлился. Казалось, энергия ее не имеет границ.

Во многих отношениях они с Эдгаром не стали ближе; но теперь муж обращался с ней мягко. Они не стали друзьями или близкими людьми, зато были любовниками!

Эдгар познакомил ее с радостями любовных утех, о существовании которых она даже не подозревала. Вся ее гордость и притворство исчезли. Слова казались лишними — любовные объятия говорили обо всем. Эмили поняла, что пока следует удовлетвориться лишь их близостью в постели. Возможно, когда появится ребенок…

Что произойдет после рождения младенца, часто гадала Эмили? Что, если родится девочка? Будут ли разрушены фантазии Эдгара? Или это окончательно приведет его к краю пропасти, к безумию?

Несмотря на доброе отношение к ней Эдгара, страх все еще гнездился в уголках ее сознания и иногда Эмили вспоминала о прежних жестокостях мужа. Он редко повышал теперь голос, но иногда она видела в его глазах жестокость, готовую выплеснуться из-за малейшего пустяка.

Теперь Эмили часто виделась с Марией; между ними устанавливалось хрупкое взаимопонимание. Каждый день они встречались в гостиной и разучивали гаммы. Потом Эмили играла на рояле, а Мария пела испанские песни.

Однажды утром после урока музыки Эмили решилась расспросить мексиканку о ее прежней жизни.

— Несколько недель назад ты упомянула о Сан-Антонио, Мария, — начала она. — Вы с отцом долго там жили?

Мария расправила оборку платья и насторожилась.

— Мы с папой там прожили… около года.

— Понятно. Мои родители однажды возили меня в Сан-Антонио, когда мы жили в Гонсалесе. Мне понравился этот город с его испанской атмосферой. Скажи, в какой части города вы жили с отцом?

— В самой старой — Ла-Виллите, сеньора. Мой отец и я работали у сеньоры Бустаманте, играли музыку, пели и танцевали, — грустно улыбнулась Мария. — Иногда днем, когда папа спал, я ходила в собор у площади. Сестры были ко мне добры: они научили меня читать и молиться Деве Марии.

— Я рада, что ты с ними там встретилась, Мария. Но скажи, твой отец тоже был добр к тебе?

Глаза молодой девушки потемнели:

— Он делал все, что мог, но он был мужчиной и не мог заменить мне мать, сеньора.

Эмили нахмурилась, почувствовав, что Мария не хочет рассказывать ей о своем прошлом.

— Знаешь, Мария, у нас с тобой много общего. Я думаю, мы могли бы помочь друг другу. Видишь ли, я тоже сирота. Моего отца убили у Аламо, а когда моя мать узнала об этом, у нее был шок и она умерла от выкидыша. У тебя похожая история. Твоя мать, то есть Дэвид рассказал мне…

— Что моя мать умерла во время родов? — спросила Мария, повысив голос и подавшись вперед в кресле. Ее зеленые глаза странно заблестели, и она прибавила: — Скажите, сеньора, вас пугает беременность?

Холод сжал сердце Эмили от этих слов мексиканки. В глазах ее было нечто пугающее, что заставило живо вспомнить тот день, когда она осталась с Марией в конюшне…

— Мария! Как ты можешь… это жестоко!

К ее удивлению, в глазах девушки мелькнуло раскаяние.

— Вы правы, сеньора. Я прошу прощения. С моей стороны нехорошо вас пугать, но жизнь иногда бывает очень жестокой.

Эмили собиралась продолжить доверительный разговор, но ей помешал мужской голос:

— Что может быть приятнее для усталого путешественника, чем встреча с двумя прекрасными дамами!

Девушки обернулись и увидели Дэвида. Он вошел и расцеловал обеих в щеки.

— Что здесь происходило в мое отсутствие?

Эмили ждала, что ответит Мария, но девушка смотрела на Дэвида затуманенным взором, и в ее темно-зеленых глазах читалось откровенное восхищение.

— Мы с Марией занимались музыкой, — сказала Эмили. — Вот послушаешь и порадуешься ее успехам.

— Хорошо. Я нашел для тебя сборник нот в Хьюстоне, Мария, все песни на испанском языке.

— О, спасибо, Дэвид! — воскликнула Мария, хлопая в ладоши. — Не могу дождаться, когда увижу их. Я очень соскучилась по чтению.

Эмили растерянно нахмурилась:

— Но в библиотеке полно книг!

У Марии вытянулось лицо, она опустила глаза.

— Я не читаю по-английски, сеньора. Сестры научили меня читать только по-испански. А другая школа… там, боюсь, я не научилась ничему.

Наступило неловкое молчание, потом Эмили быстро сориентировалась и заявила:

— Значит, мы должны немедленно это исправить. Дэвид, теперь, когда ты вернулся, можешь снова взять на себя уроки музыки, а я научу Марию читать и писать по-английски.

Дэвид широко улыбнулся Марии:

— К вашим услугам, сеньорита.

День прошел в большом волнении. Припасы из Хьюстона прибыли, и Эмили весело перебирала обивочные ткани, которые привез Дэвид для отделки дома. Но теперь возникла новая проблема: уже не удавалось избежать конфронтации с Эвис Жеруар. После того неприятного разговора Эмили больше не делала попыток управлять домашним хозяйством, однако сейчас ей надо было добиться сотрудничества с экономкой.

После обеда Эмили нашла ее в кабинете за столовой и сразу же приступила к делу:

— Миссис Жеруар, я планирую заняться отделкой дома. Хочу также поставить вас в известность, что мы с мистером Эшлендом ждем ребенка. Нужно подготовить детскую и сшить одежду для новорожденного.

При упоминании о ребенке Эвис вздрогнула, но вежливо сказала:

— Поздравляю вас, мадам.

— Спасибо, миссис Жеруар. — И Эмили прибавила, чтобы окончательно заставить ее понять ситуацию: — Мой муж сказал, что я могу делать в доме все, что пожелаю. Если у вас возникнут сомнения, побеседуйте с ним сами.

— В этом нет необходимости, мадам. Месье Эдгар уже разговаривал со мной.

Хотя это сообщение ее удивило, Эмили не собиралась терять завоеванные позиции и деловито продолжала:

— Кроме того, миссис Жеруар, отныне я буду проверять меню сама. Мы будем встречаться с вами в этой комнате каждый понедельник утром, если вы не против. — Эмили встала. — До конца дня я буду в гостиной. Вы можете прислать тех слуг, о которых я говорила раньше.

— Да, мадам.

Эдгар вернулся с плантаций, тепло поздоровался с Дэвидом, но его отношение к Эмили внезапно стало решительно холодным, особенно после того как он с равнодушным видом посмотрел на роскошные подарки, привезенные ей Дэвидом. Во время обеда Эдгар хранил мрачное молчание, хмурился, когда все трое весело болтали. Несколько раз Эмили ловила брошенный украдкой взгляд мужа, который, казалось, пронизывал ее насквозь. Один раз она весело улыбнулась в ответ, но Эдгар лишь нахмурился и одним глотком опустошил бокал бренди. Он раньше всех встал из-за стола и унес с собой графин с бренди.

Дэвид наклонился через стол к Эмили:

— Что-нибудь случилось? Дядя почти не притронулся к еде.

Эмили прикоснулась к его протянутой руке. Однако, заметив, что Мария смотрит на них, надув губы, заверила Дэвида, что все в порядке. Она поднялась, но Дэвид остановил ее:

— Дорогая, не могли бы мы на минутку зайти в библиотеку? Я весь день хотел с тобой поговорить.

Они сели в уютной библиотеке на диван.

— Я размышлял о том, Эмили, что я с тобой сделал, оставив тебя с дядей. Это было совершенно безответственно. Вероятно, мне следует исправить свою ошибку и отвезти тебя обратно в Хьюстон.

Эмили грустно улыбнулась. Какая ирония! Совсем недавно она молила Бога о том, чтобы услышать эти слова. Теперь это потеряло всякий смысл.

— Но у меня больше нет желания возвращаться в Хьюстон, Дэвид. Я люблю твоего дядю.

Дэвид нахмурился еще сильнее, и Эмили с тревогой всмотрелась в его напряженное лицо. Неужели он тоже испытывает сомнения насчет Эдгара? Может быть, вопрос насчет «грубого обращения» с ней Эдгара не такой глупый, как ей сначала показалось.

— Дэвид, Мария как-то сказала мне, что у твоего дяди была склонность к насилию. В отношении Оливии. Девушка даже считает, что Эдгар бил свою первую жену. Это правда?

— У Марии богатое воображение, дорогая. Ты не должна обращать внимание на подобные глупости.

— Глупости? Как ты можешь называть это глупостями, когда сам только что выяснял, не был ли Эдгар груб со мной? Меня этот вопрос не может не волновать, потому что… — Эмили сделала глубокий вдох, — потому что я жду от него ребенка.

Дэвид улыбнулся, но из его голубых глаз тревога не исчезла.

— Поздравляю, дорогая, — тихо сказал он. — Надеюсь… полагаю, что этот будущий ребенок станет для всех нас добрым предзнаменованием.

Дэвид хотел по-братски поцеловать Эмили в щеку, но тут прогремел низкий голос:

— Убери свои руки от моей жены, племянник!

В дверях появился мрачный Эдгар. Мария стояла на шаг позади него с торжествующей усмешкой на лице.

— Дядя, я всего лишь поздравлял Эмили с будущим ребенком…

— Великолепно. А теперь убирайся от нее прочь! — Эдгар, сжимая кулаки, остановился в шаге от Дэвида. Затем повернулся к Эмили и угрожающим тоном произнес: — Мадам, мне нужно поговорить с вами наедине в вашей спальне.

К изумлению Эмили, Дэвид встал между ней и Эдгаром и решительно ответил:

— Сэр, вы пьяны. Я не могу позволить вам причинить вред Эмили или ребенку…

— Ни моя жена, ни наш ребенок — это не твое дело, племянник! — зарычал Эдгар. — Теперь отойди в сторону, а не то я размажу тебя по стенке!

Эмили была поражена яростью Эдгара, от которой кровь стыла в жилах, а также стойкостью его племянника, который пытался ее защитить. Понимая, что сейчас дело дойдет до рукоприкладства, она встала и положила ладонь на руку Дэвида.

— Дэвид, все в порядке. Мы с Эдгаром разберемся. — Посмотрела на мужа и добавила: — Твой дядя не обидит меня.

Эмили заметила, как при этих словах лицо Эдгара смягчилось.

— Хорошо, Эмили, если ты уверена… — пробормотал Дэвид.

— Я уверена. — Она вышла из гостиной вместе с Эдгаром и заметила в коридоре мексиканку Марию. — Спасибо, Мария, — ядовито прошептала Эмили, но девушка ответила ей невинным взглядом.

В спальне Эдгар сразу налил себе бренди и одним глотком опустошил бокал.

Увидев почти пустой графин, Эмили не сдержалась:

— Должна признать, у вас был сытный ужин, милорд. Эдгар не обратил внимания на ее слова. Поставил пустой бокал на столик и приказал:

— Раздевайся.

— Ты не имеешь права…

— Я имею все права! Это ты предлагала то, что по праву принадлежит мне, сначала Райсу, а теперь Дэвиду! Ну, миссис Эшленд, сегодня ночью ваш муж получит свою законную долю ваших милостей, которые вы так щедро раздаете другим!

Эдгар остановился в нескольких дюймах от нее. Эмили, разозлившись, топнула ногой и воскликнула:

— Это неправда! В следующий раз ты обвинишь меня в том, что я пыталась соблазнить пастора Фрица!

Он невесело рассмеялся:

— Несомненно, ты была одета как раз для этой роли в тот день, когда пыталась удрать вместе с ним. Кстати об одежде: повторяю — раздевайся.

— Будь ты проклят! — прошипела она, дрожа от ярости. — Ты со мной весь день не разговаривал, потом чуть не убил Дэвида за совершенно невинное проявление братских чувств, а теперь имеешь наглость приказывать мне лечь с тобой в постель!

— Вот именно! Ты ведь пришла сюда вместе со мной, правда? Дорогая моя, тебе следует уже знать: глупо приходить в спальню, если ты собираешься мне отказать в чем-либо.

С этими наглыми словами он расстегнул свою рубашку и сбросил ее. Эмили невольно почувствовала холодок возбуждения, глядя на его перекатывающиеся мускулы.

Он сел на кровать, снял сапоги и ехидно спросил:

— Тебе нужна помощь, чтобы раздеться?

Эмили прикусила губу, борясь с противоречивыми чувствами. О, Эдгар невыносим, когда так с ней обращается! Но ее взгляд неудержимо притягивало к себе его великолепное тело. Господи, ну почему ему нужно делать это так грубо?

С сердитым выражением лица Эмили разделась под обжигающим взглядом Эдгара. Она взяла из комода прозрачную ночную сорочку.

— Это тебе не понадобится, — заметил Эдгар. — Подойди ближе.

— Эдгар, почему ты сегодня не обращал на меня внимания? — рискнула спросить Эмили. — Ты ревнуешь к Дэвиду?

— А у меня есть причины?

Эмили слегка улыбнулась, рассматривая напряженное, мрачное лицо мужа.

— Ну, мистер Эшленд, я и в самом деле начинаю думать, что вы ревнуете!

Однако Эдгар не улыбнулся. Он схватил ее за руку и потянул к себе на постель.

— Я повторяю вопрос: у меня есть причины тебя ревновать?

Эмили смотрела на него снизу, завороженная отражением света лампы в его непроницаемых карих глазах.

— У тебя нет никаких причин ревновать, — пробормотала она.

Но Эдгар продолжал хмурить брови.

— Ты его все еще любишь? — спросил он.

Эмили не ответила, наслаждаясь его отчаянием. Кончиками пальцев она обвела его подбородок. Эдгар схватил ее за руку.

— Черт возьми, Эмили, не лукавь со мной! Я хочу знать, любишь ли ты Дэвида!

Теперь его глаза стали почти безумными от страсти, и Эмили решила покончить с этой опасной игрой:

— Когда-то я так думала. Но теперь — нет, я не люблю Дэвида.

Ей хотелось сказать, что она любит его, Эдгара, но слова почему-то замерли на губах. Эмили все еще опасалась, что муж использует ее любовь, что он в глубине души все еще хочет ее уничтожить.

Эдгар тяжело вздохнул, посадил Эмили на себя верхом, стянул с нее через голову сорочку и швырнул ее на пол. Его обжигающий взгляд медленно скользил по ее телу, пока Эмили не стало казаться, что она сейчас сойдет с ума…

Эмили хотела отстраниться от него, сменить свое очень уязвимое положение, уйти от безжалостного, пронзительного взгляда. Но она желала той полной интимности, которой так боялась.

— Ты говоришь, что у меня нет причины ревновать, — прошептал он. — Так докажи это.

И она, не колеблясь, доказала.

Глава 25

29 июня 1841 года

Коляска с тремя пассажирами медленно ползла по направлению к Вашингтону-на-Бразосе. День обещал быть жарким: солнечные лучи обжигали даже сквозь навес из ветвей над дорогой. В горячем воздухе стоял густой аромат летних трав.

Эмили бросила взгляд на молчаливых спутников. Мария сидела рядом с ней, скромно сложив на коленях смуглые руки. На девушке было пурпурно-сливовое платье, которое они с Эмили только что сшили.

Дэвид взглянул на Эмили и быстро и застенчиво улыбнулся ей, его голубые глаза заметно потемнели. Потом он отвернулся и пощелкал языком, подгоняя лошадей.

Дружеский взгляд Дэвида не остался не замеченным Марией. Она прикусила розовую губку. Эмили подавила вздох и стала обмахиваться кружевным веером, подаренным ей пастором Фрицем. Она считала, что веер потерялся в тот день, когда Эдгар бросил ее в реку, но недавно обнаружила его в ящике для белья. Значит, Эдгар послал за безделушкой кого-то в тот же день. Поймет ли она когда-нибудь этого человека?

Эдгар также поразил ее вчера тем, что согласился отпустить в церковь. Эмили решила, что пора им выехать из поместья и познакомиться с некоторыми городскими жителями, и, волнуясь, пошла к Эдгару с этой просьбой. Он не стал возражать, но отказался сопровождать их, и в его глазах ясно читалось неодобрение.

Неодобрение — это его трудности, решила Эмили. Пусть он остается отшельником, если хочет, но несправедливо ожидать от остальных, особенно от Марии, чтобы все подражали его мизантропии.

Эмили снова посмотрела на юную спутницу. Она дала Марии бежевые перчатки, но сейчас заметила, что девушка не надела их, а привязала к тесемке своего ридикюля. Возможно, это был вызов? Ведь Мария вела себя более холодно с тех пор, как вернулся Дэвид, и в тот же вечер попыталась поссорить ее с Эдгаром.

Эмили улыбнулась: учитывая невероятно страстную ночь, которая последовала за предательством Марии, наверное, надо быть благодарной девушке. Хотя девушка, несомненно, планировала более неприятный конец своей маленькой интриги. Эмили ни на минуту не забывала слова Марии: «Вы боитесь беременности, сеньора?» Ей тогда показалось, что в глазах мексиканки блеснула злоба, словно страдания Эмили доставляли ей удовольствие.

Эмили многого не знала о Марии, и не могла ей доверять, но в одном была уверена: следует быть очень осторожной с этой девушкой. Эмили снова вспомнила ужасное происшествие в конюшне, а также то, почему Марию исключили из школы, и поняла, что от этой неуверенной в себе, загадочной юной особы ожидать можно всего. Даже того, что она решится причинить вред невинному, не рожденному еще младенцу, чтобы причинить боль ей, Эмили.

Эмили вздохнула и постаралась избавиться от своих неприятных и беспокойных мыслей.

Вскоре они добрались до городка Вашингтон-на-Бразосе, который состоял из нескольких хижин и немногих деревянных строений. Улица, мощенная спиленными деревьями, резко обрывалась на западном берегу Бразоса.

Они остановились перед маленькой бревенчатой церковью. Подобрав юбки, женщины пошли с Дэвидом по пыльному церковному двору к широкой лестнице. Эмили улыбнулась, увидев цветущие бархатцы вокруг побеленного здания.

Когда они вошли в церковь, все с любопытством стали их разглядывать. Молодые люди сели впереди как раз в тот момент, когда пастор поднялся на кафедру. С улыбкой кивнув Эмили, круглолицый пастор Фриц обратился к собравшимся. Глядя на этого человека, Эмили постаралась заглушить воспоминания о своей последней встрече с пастором, о том дне, который закончился кошмаром.

Эмили пыталась получить удовольствие от пения гимнов, но в переполненном помещении было душно и тесно. Скамьи твердые, с такими прямыми спинками, что, казалось, они наклонены вперед; прозрачные шкуры, которыми были затянуты окна, почти не спасали от жары и жирных, жужжащих мух. Эмили обмахивалась веером, мечтая поскорее оказаться снаружи, в тени раскидистого дерева.

Наконец служба закончилась, и они втроем подошли к коляске, когда их остановила худая, седеющая женщина в черном шелковом платье.

— Добрый день, мистер Эшленд, — обратилась она к Дэвиду. — Пастор Фриц сообщил нам, что в Бразос-Бенде состоялось венчание.

Приподняв шляпу в знак приветствия, Дэвид ответил:

— Миссис Элдер, позвольте представить жену моего дяди, миссис Эмили Эшленд, и мисс Марию Рамеро.

Миссис Элдер протянула Эмили костлявую ладонь:

— Здравствуйте, миссис Эшленд. Я — Грейс Элдер. Что-то сразу же не понравилось Эмили в этой женщине, возможно, ее скрипучий голос.

— Рада познакомиться с вами, миссис Элдер, — пробормотала она.

Грейс наклонила голову в сторону Марии и спросила:

— Это ваша горничная, дорогая?

Эмили стиснула зубы и, сделав глубокий вдох и выдох, объяснила, что мисс Рамеро — воспитанница ее мужа. Грейс Элдер пожала плечами и продолжила допрос:

— А где сегодня ваш муж, миссис Эшленд?

Прикусив губу, Эмили сурово напомнила себе, что ей придется некоторое время жить в этой общине и не стоит грубить этой любопытной старой курице!

— Мой муж дома, миссис Элдер, — чопорно ответила она. — А где мистер Элдер?

Эмили заметила промелькнувшее в пронзительных серых глазах пожилой женщины раздражение.

— Мистер Генри был еще в постели, когда я уходила сегодня утром. Они с нашим гостем — мистером Райсом — вчера легли поздно… э… они изучали Священное Писание.

Эмили подавила смех при этом потрясающем сообщении. Где бы Аарон ни находился, она была уверена, что вчера ночью он не изучал Библию!

— Вы знакомы с Аароном, дорогая? — продолжала Грейс Элдер. — Он рассказал нам о своем визите в Бразос-Бенд и о вашем поразительном сходстве с первой женой мистера Эш-ленда. Моя дорогая, для вас это должно быть испытанием — жить с таким человеком! Я просто не могла поверить в то, как он обошелся с бедным Аароном. Все обстояло совсем иначе, когда была жива Оливия. После… трагедии мы пытались поддерживать отношения с Эдгаром Эшлендом, но наши усилия были тщетными. Не думаю, что ваш муж когда-нибудь оправится после потери Оливии и малышей. Наверное, вина за содеянное убивает его. Вы согласны, дорогая?

— Леди, нам надо ехать домой, — вмешался Дэвид, увидев, как Эмили побледнела и решительно стряхнула руку Грейс Элдер.

Когда они уже сидели в коляске и направлялись домой, Эмили взорвалась:

— Старая ведьма! Как она смеет совать нос в чужие дела! Дэвид мрачно кивнул:

— Ты поступила мудро, что не стала с ней связываться, Эмили. Люди здесь живут уединенной, скучной жизнью. Многие вдовы готовы на все ради небольшой сплетни. Грейс Элдер могла бы настроить против тебя многих. Будь с ней осторожна.

Эмили со злостью захлопнула веер.

— Да, у нее на языке яд. Но я не позволю этой старой сплетнице унижать меня и оскорблять Марию!

Мексиканка, которая за все утро не произнесла ни слова, холодно посмотрела на Эмили и ядовито заметила:

— Если мне понадобится ваша помощь, сеньора, я вас попрошу!

И без того уже расстроенная и уставшая, Эмили почувствовала, что ее симпатия к Марии тает как снег, и в отчаянии сердито упрекнула девушку:

— Иногда ты ничем не лучше испорченного ребенка! Пораженная, Мария промолчала.

Эмили ожидала, что Эдгар будет сердиться, когда они вернутся домой, и приготовилась к очередному скандалу. Но муж удивил тем, что улыбнулся и обнял ее.

— Ты выглядишь такой хорошенькой, — шепнул он, нежно целуя жену в щеку.

Ближе к вечеру Эдгар снова поразил ее, пригласив пойти погулять, и они, держась за руки, спустились к реке. И хотя шли молча, Эмили была рада, что муж захотел провести с ней время вне спальни.

Они сели под ветвями огромного платана; Эмили посмотрела на воду: сегодня река, серебристо-серая в предвечернем свете, была величава и спокойна.

Эмили почувствовала на себе внимательный взгляд Эдгара.

— Ты довольна сегодняшней поездкой? — спросил он. Эмили осторожно взглянула на мужа. Он прислонился к стволу дерева, обхватил руками колени, легкий ветерок развевал его волосы. Сердце Эмили затрепетало под его откровенно оценивающим взглядом.

— Поездка была приятной, — ответила Эмили. — Поедешь с нами в следующий раз?

Эдгар пожал плечами, нахмурился и внезапно спросил:

— Ты сегодня видела Аарона Райса?

— Конечно, нет! Почему ты спрашиваешь? — возмутилась Эмили и подумала: «Неужели Мария опять строит козни?»

— Нелегко забыть, как этот скользкий тип держал тебя в своих лапах. Я часто жалею, что не разорвал его на куски.

Эдгар произнес эти слова небрежно, но в глазах его горела убийственная решимость, и по спине Эмили пробежал холодок.

— Ты сидишь слишком далеко, дорогая. Иди поближе. Эмили осторожно придвинулась ближе к Эдгару, расправив вокруг себя желтые юбки.

Эдгар обнял ее за талию.

— Останешься здесь со мной в следующий раз? — прошептал он ей на ухо.

Желание мужа порадовало Эмили, но она слегка отстранилась, демонстрируя свою независимость.

— Я хочу познакомиться с людьми из общины. Эдгар задумался, играя ее золотистыми локонами.

— И что — они такие необычные или забавные?

— Нет, — призналась Эмили. — Но я все равно поеду туда. Это важно для Марии. И мы должны начать принимать гостей в нашем доме, приглашать людей ее возраста.

Эдгар поднял ветку и сломал ее.

— Посмотрим.

Некоторое время они сидели молча, прислушиваясь к звукам окружающей их природы. Потом Эдгар очень тихо произнес:

— Я боялся, что ты уедешь и никогда не вернешься. Эмили была потрясена откровенностью мужа.

— Почему ты тогда меня отпустил?

— Я не могу держать тебя в оковах.

— Одно время ты пытался это делать, — напомнила Эмили. Его рука замерла.

— Ты все еще боишься меня?

— Я… не знаю.

— Дорогая, тебе снятся кошмары, и ты не хочешь о них рассказывать.

— Я… мне они не снились с тех пор, как… — Она прикусила губу, чувствуя румянец на щеках.

— С тех пор, как мы снова занимаемся любовью? Эдгар приподнял ее голову за подбородок, и их взгляды встретились.

— Значит ли это, что моя Эмили счастлива со мной? Или ты и правда собиралась меня покинуть?

— Куда бы я пошла? — спросила она. — Кроме того, у нас теперь есть нечто общее…

Эмили отвернулась и поморщилась. Ей не нравилось думать о рождении младенца. Эта мысль наполняла ее страхом и живо напоминала о последнем ночном кошмаре.

Рука Эдгара скользнула на ее живот.

— Ты хочешь этого ребенка, который растет в тебе?

— Я… я… какая теперь разница?

Эдгар нахмурился, в голосе его послышалось раздражение:

— Эмили, ты увиливаешь от ответа! Почему бы тебе не сказать, о чем ты думаешь?

— А ты почему мне не говоришь? — парировала она, раздражаясь.

С сердитым вздохом Эдгар встал и протянул ей руку:

— Пошли домой. Я должен знать, Эмили, ты довольна жизнью со мной?

Она улыбнулась, глядя на его напряженное лицо.

— Я останусь с тобой, Эдгар. Я думала сегодня в церкви о том, как было бы хорошо обвенчаться там.

Его брови взлетели вверх.

— Неужели?

— Наша церемония была такой поспешной и короткой. Получается так, будто я и не выходила за тебя замуж.

Он нахмурился, притянул Эмили к себе и погладил ее живот.

— Даже с этим ты все еще чувствуешь, что мы не женаты?

Эмили кивнула:

— Даже с этим. Ведь мы произнесли наши клятвы не в церкви, не перед лицом Господа.

Они некоторое время шли молча, вечерняя тишина ласково обволакивала их. Наконец Эдгар сказал:

— Я понятия не имел, что ты настолько религиозна, дорогая.

— Мне недостает моей церкви в Хьюстоне. Знаешь, новое здание закончили строить всего за несколько дней до того, как я уехала из города. Но я так и не увидела новой церкви, как и моя бабушка.

— И поэтому ты сегодня поехала туда?

— Да. Но в Вашингтоне-на-Бразосе все совсем не так. Прихожане другие, пастор Фриц совсем другой. — Она грустно улыбнулась. — В Хьюстоне нашим священником был огромный швед с кудрявыми серебряными волосами и гулким басом. Его милая маленькая жена играла на пианино громко и фальшиво… — Эмили рассмеялась. — Я часто думала, не предложить ли ей брать у меня уроки игры на фортепьяно. Да, наверное, я по ним скучаю, и по нашим друзьям из общины, таким деятельным, как пчелки.

Нахмурив брови, Эдгар смотрел на заходящее солнце. — Вижу, дорогая, что у тебя есть потребности, которые я не смогу удовлетворить, — удрученно заметил он, глядя, как меркнущий свет окружает голову Эмили медным ореолом.

Она привстала на цыпочки, чмокнула его в подбородок и шепнула:

— Ты должен помнить, Эдгар, что удовлетворяешь самую важную из моих потребностей.

Он с любопытством смотрел на жену. Эмили перестала дышать, ожидая, что скажет муж.

Но Эдгар просто сжал ее пальцы и повел вверх по склону к дому.

Они не задали друг другу никаких вопросов.

И не получили никаких ответов.

— Нет, не убивайте его! Не убивайте! — кричала она. Эмили проснулась в темноте, обезумев от ужаса; кто-то тряс ее за плечи.

Она узнала Эдгара, из ее горла вырвался сдавленный крик облегчения.

— О, дорогой… дорогой! — воскликнула Эмили, обвила руками его шею и прильнула к нему.

Эдгар выпрямился, посадил ее к себе на колени.

— Ну-ну, — утешал он, гладя ее по спине, — тебе снова приснился кошмар, да, дорогая?

Эмили застыла, вспомнив ужасный сон.

— Это ты виноват со всеми твоими сегодняшними расспросами!

И сразу же почувствовала, как напряглась его грудь при этом несправедливом обвинении.

— Прости меня, — сказала она дрожащим шепотом. — Я не права. Просто я так испугалась… Я думала, этот сон больше не вернется.

— Ты должна рассказать его мне, — мягко, но настойчиво сказал Эдгар. — Тогда, возможно, сон больше не вернется.

Эмили было очень страшно, но она чувствовала себя слишком уязвимой, чтобы отказать ему, и дрожащим голосом выпалила:

— Это было ужасно, Эдгар, хуже всего! Там были пастор Фриц и эта старая сплетница из церкви…

— Кто?

— Грейс… как ее там! И люди из Вашингтона-на-Бразосе и из Гонсалеса. Они меня хотели убить, и моего ребенка тоже!

Эмили судорожно зарыдала, а обнимавшие ее руки замерли.

— О нет, любимая! Бедняжка! Ты действительно так боишься из-за ребенка?

— Да! Да!

И Эмили, плача, открыла ему свою душу, рассказала, как была свидетельницей смерти матери в Гонсалесе и о своих страхах, с тех пор как узнала о своей беременности; о сне, в котором она и ее ребенок были мертвы. Но умолчала о зловещей роли самого Эдгара во всех этих событиях.

Эдгар слушал ее с сочувствием. Когда Эмили закончила, он тихо вздохнул.

— Господи, а я все это время думал, что ты боишься меня! — Он ласково вытер слезы с ее лица. — Эмили, послушай. Ты здоровая женщина и не умрешь. И ребенок тоже. Я этого не допущу. Ты понимаешь?

— Да, — с дрожью в голосе ответила Эмили.

Глядя в глаза любимому, она почти верила, что если Эдгар Эшленд сказал, что не позволит ей умереть, значит, так и будет.

Он прижался губами к ее волосам.

— Выбрось этих демонов из головы, любимая. И помни: я буду здесь всю ночь, чтобы держать их в узде. А теперь ты должна поспать и видеть сны такие же прекрасные, как ты сама. — Он погладил ее по щеке. — Закрой глаза.

Эмили со вздохом опустила длинные ресницы и, положив голову мужу на грудь, постепенно успокоилась.

— Позволь мне увезти тебя в путешествие, любимая, — шепнул Эдгар. — Просто расслабься и ни о чем не думай.

Она лежала в его сильных объятиях покорная и тихая. Убаюкивающим голосом Эдгар стал рассказывать ей об Англии — об уходящих вдаль холмах, о каштанах и лаврах, об утренних туманах и созвездиях в ночном небе.

Под звуки его спокойного голоса, окутанная его теплом и заботой, Эмили вскоре уснула, и ей действительно снились прекрасные сны.

А Эдгар все сидел, прижимая ее к себе; с выражением глубокой тревоги на лице смотрел он на жену и гладил залитые лунным светом волосы.

Глава 26

2 июля 1841 года

Яркое солнце висело посреди безоблачного неба, заливая лучами всадника, скачущего вверх по склону на гнедом коне.

Дэвид Эшленд остановил коня у крыльца, взбежал по ступенькам и приказал Дэниелю:

— Позови конюха. Скажи, чтобы как следует вычистил Коппера, сегодня утром он одолел большое расстояние.

Дэвид поспешил в столовую, и все, кто сидел за ленчем, с любопытством посмотрели на него.

— Дядя, — начал он взволнованно, — на нашей земле появились переселенцы! Их дюжины две или больше, они строят на моих холмах свои хижины и шалаши.

Эдгар Эшленд приподнял брови и улыбнулся.

— Ну, этого мы допустить не можем, правда? Что это за люди?

— Мексиканцы, пять или шесть семей, насколько я могу судить. Наверное, они поселились там во время моей последней поездки в Хьюстон.

— А ты сообщил этим людям, куда они незаконно вторглись? — спросил Эдгар.

Дэвид прикусил губу.

— Ты же не можешь ожидать от меня, дядя, чтобы я справился с ними в одиночку. Я вернулся домой за подкреплением.

— За подкреплением! — сердито вмешалась Мария. — Почему ты предположил, что эти люди — головорезы и воры, Дэвид? Они не доставят тебе хлопот, я уверена, что мексиканцев выгнали с их земель!

Все смотрели на Марию, пораженные ее внезапной вспышкой.

— Но, Мария, — запротестовал Дэвид, — это наша земля, а не их. Я не позволю им разбить лагерь на моих холмах!

Мария мрачно уставилась на свою салфетку.

— Ты планируешь в будущем устроить на этой земле ранчо, племянник, не так ли? — заметил Эдгар.

Мария резко вскинула голову, ее глаза метнули молнии в Эдгара и Дэвида.

— Земля, земля! У вас ее так много! Почему же такой шум вокруг одного холма?

— Мария, Дэвид прав, — терпеливо объяснил Эдгар. — Сегодня это холм, а завтра займут все поместье. Мы не можем игнорировать такие вещи.

— Дядя прав, Мария, — подтвердил Дэвид. — И кроме того, почему ты защищаешь их? Это они нарушили закон, а не мы.

Девушка гордо подняла голову и посмотрела на Дэвида:

— Это мой народ. Кто другой защитит их?

Эмили вдруг захлопала в ладоши, щеки ее разрумянились.

— Дэвид, у меня есть идея. Поскольку ты хочешь разводить лонгхорнов, почему бы тебе не нанять этих людей себе в помощники?

Мария улыбнулась и поддержала Эмили:

— Да, Дэвид, это именно то, что ты должен сделать! Прошу тебя, не прогоняй их!

— Но я понятия не имею, что они за люди, — возразил Дэвид.

— Так давай выясним, — предложил Эдгар, — только после ленча. Может, ты не заметил, но Эвис уже сердится на нас, потому что на столе все остывает. Итак, племянник, если хочешь, умойся и приходи к нам. Мы поедем в прерию сегодня после ленча.

Коляска в сопровождении трех всадников ехала по дороге, вьющейся среди хлопковых плантаций. Дэвид правил парой серых, с обеих сторон от него сидели дамы в шляпках. Эдгар с двумя рабами следовали верхом за коляской, к их седлам были прикреплены ружья.

Вскоре группа свернула с дороги и поехала напрямик через прерию. Скоро Эмили увидела поселение, раскинувшееся на склоне холма. Там стояло несколько шалашей, вокруг сновали цыплята, свиньи и маленькие дети в домотканых одеждах.

Двое мужчин вбивали в землю шесты. Неподалеку женщины рубили тростник для крыши. Еще одна женщина готовила мясо на открытом очаге, а старший мальчик молол маис.

Мексиканцы при их появлении прекратили работу. Их черные глаза вопросительно смотрели на приближающихся.

Из-под навеса вышел мужчина. Он казался старым и усталым, но его прямые плечи и гордая походка говорили о нем как о человеке с большим достоинством. Мужчина снял сомбреро, открыв черные с серебряной сединой волосы.

— Добрый день, сеньоры и сеньориты, — заговорил он низким, мелодичным голосом. — С кем я имею честь разговаривать?

Эдгар Эшленд вышел вперед и протянул руку мексиканцу. Тот какое-то мгновение казался удивленным, потом быстро пожал его руку.

— Я — Эдгар Эшленд, владелец поместья. А кто вы такой, сэр?

Старик с достоинством выпрямился.

— Я — дон Лоренцо де ла Пенья. — Он повел рукой вокруг себя. — Мои спутники — это моя семья и несколько человек, работавших в нашем поместье возле Рио-Гранде.

— Понимаю, — задумчиво ответил Эдгар, поглаживая усы. — Говорите, у вас есть земля в южном Техасе?

— У меня была земля, сэр, — печально ответил дон Лоренцо. — После войны нашу землю отобрала группа головорезов. Они убили моего старшего сына и нескольких наших работников. С тех пор мы путешествуем все дальше на север, пытаясь найти землю и снова осесть. Мы надеялись обосноваться здесь и разбили лагерь.

Эмили и Дэвид тревожно переглянулись, а Эдгар твердо сказал:

— Эта земля не свободна, сеньор де ла Пенья. Она принадлежит мне и моему племяннику. Вам следовало бы навести справки, прежде чем разбивать этот лагерь.

Де ла Пенья мрачно улыбнулся:

— Власти не особенно склонны давать нам информацию о свободных землях. В большинстве городов нас просили, если не вынуждали, уйти.

Эдгар нахмурился, но ничего не ответил. Дон Лоренцо вздохнул:

— Не беспокойтесь, сеньор Эшленд. Я — человек чести. В отличие от некоторых я не краду землю у других. Моя жена и еще несколько человек сейчас больны лихорадкой, но как только они будут в состоянии отправиться в путь, мы уедем.

Эдгар многозначительно посмотрел на Дэвида:

— Ну, племянник? Дело за тобой.

Дэвид, видя молчаливую мольбу в глазах Марии, неуверенно вышел вперед.

— Сеньор де ла Пенья, вероятно, мы что-нибудь придумаем. Я собираюсь построить ранчо на этих землях. Наверное, я смогу предоставить вам и вашим спутникам работу.

Старик прищурился.

— Я всю жизнь прожил как землевладелец, сеньор. И хотел бы им умереть.

— Сочувствую вам, — ответил Дэвид. — Но вы провели в поисках земли уже сколько? Пять лет? Возможно, вам пора ненадолго осесть и скопить денег.

— В ваших словах есть правда, сеньор.

— С вашей помощью, де ла Пенья, я мог бы в первый раз перегнать скот в Новый Орлеан уже этой осенью.

— Мне надо подумать, сеньор Эшленд. Я не привык принимать поспешные решения.

— Конечно. Значит, можно ожидать ответ завтра? Дон Лоренцо кивнул.

Показав рукой на восток, Эдгар спросил:

— Между прочим, де ла Пенья, кто там на холме?

— Чероки, — ответил мексиканец. — Они пытались украсть наше… — он улыбнулся, — ваше мясо, сеньор.

— Этот поступок свидетельствует о том, что они обленились, не так ли? — пошутил Эдгар. — Немногие индейцы, еще оставшиеся в этих краях, обычно нас не трогают, если мы не попадаемся им на пути. Но в прерии все обстоит иначе. Мы так до конца и не исследовали наши земли.

— Это неправильно, сеньор, — сурово ответил де ла Пенья. — Землю, как и хорошую женщину, следует хорошо обрабатывать.

Эдгар подмигнул жене, затем обратился к Дэвиду:

— Прислушайся к словам опытного мужа, племянник.

На следующий день Дэвид, Эмили и Мария вернулись в лагерь мексиканцев. На этот раз за их коляской следовала запряженная волами телега, полная припасов. Эмили спросила Эдгара, не возражает ли он против того, чтобы отвезти немного еды и тканей поселенцам, и муж снова удивил ее, когда поцеловал в лоб и ответил:

— Конечно, любимая, что пожелаешь. Какая ты заботливая! Только держись подальше от тех, кто болен лихорадкой.

Когда обе повозки остановились у лагеря, навстречу вышли детишки, которые с любопытством смотрели на сокровища в телеге. Эмили стало их жаль до слез: маленькие оборвыши нуждались в новой одежде и хорошей пище.

Джейкоб и еще один негр начали складывать припасы рядом с хижиной.

Дон Лоренцо вышел вперед, хмуря брови.

— Что это? Нам не нужна ваша благотворительность, сеньор.

— Независимо от того, решите вы остаться или нет, — ответил Дэвид, — вы не можете работать или путешествовать на голодный желудок.

Женщины тоже подошли поближе и радостно затараторили по-испански, щупая отрезы ткани, мешки с кукурузой, горшочки с мясом.

Дон Лоренцо раздраженно щелкнул пальцами и приказал замолчать трещащим женщинам.

Затем повернулся к Дэвиду:

— Мы устали от кочевой жизни, сеньор Эшленд, и будем работать у вас — какое-то время. Стоимость припасов должна быть удержана из нашей платы.

— Как пожелаете, — с уважением ответил Дэвид. — Насколько я понимаю, вы принимаете решение за остальных?

Де ла Пенья с достоинством выпрямился:

— Да, сеньор. Я здесь главный.

— Понимаю. Значит, вы будете моим надсмотрщиком.

— У себя на ранчо я имел трех надсмотрщиков, сеньор. Дэвид вздохнул:

— Времена изменились, де ла Пенья. Приходите к нам домой сегодня после ленча, и мы обсудим наше дело. — Дэвид огляделся вокруг. — Вы можете строить жилье где захотите, кроме той поляны наверху.

— Ах да, сеньор, — глубокомысленно ответил де ла Пенья. — Когда мы приехали на это место, я сказал своей жене, донье Элене, что там когда-нибудь будет построена асиенда. Я прав, сеньор?

Дэвид улыбнулся:

— Да. Думаю, мы с вами прекрасно поладим, сеньор де ла Пенья.

— Я так рада за Дэвида, — сказала Эмили мужу той ночью в их спальне. — Дон Лоренцо де ла Пенья может запугать кого угодно, но Дэвид прекрасно с ним справился. Ты бы видел, как сияли глаза Марии, когда она смотрела на твоего племянника.

Эдгар усмехнулся:

— А наша малютка Мария, кажется, положила глаз на Дэвида.

— С твоей стороны так мило позволить нам отвезти им припасы, Эдгар. Мы разговаривали с женщинами, то есть говорила больше Мария, — и просто не поверишь, какие лишения и жестокое обращение пришлось пережить этим людям. Они пришли в восторг от самых простых вещей, привезенных нами.

Эдгар медленно раздевал жену, его рука скользнула вниз по гладкой ткани ее сорочки и погладила живот.

— Ты располнела от моего семени, женщина. — Он рассмеялся, увидев, как Эмили покраснела. — Ты никогда не избавишься от своей застенчивости, дорогая? Нет, и не надо. Видела бы ты свое лицо, такое оживленное и нетерпеливое. Сердце мое радуется, когда я вижу тебя такой счастливой.

Она обвила руками его шею.

— Ох, Эдгар, я и правда счастлива, правда! — выдохнула она. — Если бы только… — Она посмотрела на него снизу.

Ей хотелось сказать; «Если бы только ты любил меня так же, как я люблю тебя». Но слова застыли на губах.

— Да? Что ты хочешь сказать, дорогая? Эмили вдруг отскочила от него. Эдгар нахмурился.

— Любимая, что такое? Ты себя плохо чувствуешь? Эмили стояла неподвижно, широко открыв глаза и рот, и держалась рукой за живот.

— Он шевельнулся, Эдгар! Мой малыш шевельнулся внутри! Вот! Потрогай!

Эдгар положил ладонь на небольшой холмик ее живота. Его глаза светились от счастья.

— Да, я чувствую, словно крохотная птичка бьется под моей рукой.

По щеке Эмили скатилась слеза.

— Мой ребенок жив и здоров.

— Конечно, любимая. Как может быть иначе?

— Но я так боялась, что он мертв… Эдгар прижал ее к себе:

— Дорогая, не надо так говорить!

Эмили умоляюще смотрела на него с напряженным лицом.

— Эдгар, если я умру, позаботься о моем ребенке. Он нахмурился и обхватил ее лицо ладонями.

— Черт возьми, Эмили, ты не умрешь! Ты будешь жить и заботиться о нашем ребенке. Понимаешь?

Глубоко внутри ее снова началось движение, похожее на дрожь.

— Мой ребенок жив, — радостно воскликнула Эмили. — Как приятно чувствовать, что он шевелится внутри меня!

Эдгар рассмеялся. Тронув пальцем кончик ее носа, он ласково спросил:

— Ты уже начала готовиться к появлению младенца? Эмили обернулась, надевая бледно-голубую батистовую сорочку.

— О да, мы с Холли уже несколько недель заняты шитьем, а старый Ибен уже мастерит колыбельку. — Она завязала пояс голубого халата и протянула Эдгару руку. — Пойдем посмотрим комнату, которую мы готовим для детской. Я хотела сделать тебе сюрприз.

— Мне бы очень хотелось увидеть эту комнату, дорогая.

Они вместе прошли по коридору в бывшую комнату для гостей. Эдгар зажег фонарь и оглядел детскую с веселенькими обоями и занавесками.

— Вот это да, вы с Холли славно потрудились, — с восхищением заметил Эдгар и, открыв верхний ящик комода, достал крохотное полотняное платьице, сшитое идеально ровными голубыми стежками. — Подумать только, что это существо может надеть такую крохотную одежку, — сказал он, качая головой и складывая платье.

— Нет, ты помнешь его, — рассмеялась Эмили.

Кладя платьице рядом с остальными, Эмили нахмурилась, увидев неровный край ткани, торчащий из глубины ящика. Потянув за ткань, она вытащила что-то постороннее, но тут же бросила его.

— О Боже! Откуда это здесь?

Они с Эдгаром в ужасе смотрели на маленькую куклу с фарфоровой головой, ее лицо было гротескно изуродовано, туловище порвано и порезано, набивка торчала из оторванной руки. Не оставалось сомнений, что игрушку нарочно садистски изуродовали. Казалось святотатством, что кто-то мог сделать такое с куклой, но то, что ее положили в ящик для вещей младенца, делало этот символ еще более жутким.

— Это… это отвратительно! — воскликнула Эмили. — Кто мог совершить такое кощунство?

Глядя на куклу, Эдгар не отвечал, но вена, пульсирующая на виске, выдавала силу его гнева.

— Эдгар, ты что-то об этом знаешь, не так ли? — обвиняюще спросила Эмили. — Я вижу по твоему лицу, что ты знаешь, кто это сделал! Скажи мне!

— Эмили, не впадай в панику из-за старой, рваной куклы. Возможно, кто-то из негритянских детей случайно оставил ее здесь…

— Нет! — перебила Эмили, возмущенная его попыткой увильнуть. — Куклу нарочно изувечили и оставили в ящике с детским бельем, чтобы напугать меня! И ты знаешь, кто это сделал! Кого ты защищаешь, Эдгар? Свою любовницу? Или их здесь много?

— Эмили!

Но она попятилась от Эдгара, глаза ее были полны недоверия. Кто же в этом доме так ненавидит ее и не родившегося ребенка? Одной мысли о драгоценном младенце, которого может постичь та же судьба, что и куклу, было достаточно, чтобы Эмили почувствовала себя совершенно больной. Кто ее настолько ненавидит? Мария? Эвис?

— Ты кого-то покрываешь, Эдгар! Если только не ты сам это сделал!

Лицо Эдгара исказилось, он изумленно посмотрел на нее и умоляюще сложил руки.

— Эмили, ради Бога, что ты говоришь? Как ты могла подумать…

— Тогда почему ты не говоришь мне, кто это сделал и кто разбил флакон для духов моей матери? Ты знаешь, как я боюсь за ребенка, но иногда я думаю, что ты… я думаю… что ты меня ненавидишь, потому что я не могу быть Оливией… — Голос сорвался, и она горько расплакалась.

— Тихо! — мягко приказал Эдгар, обнимая ее. — Ты сама не знаешь, что говоришь.

Эмили прильнула к нему и всхлипнула:

— О Боже, Эдгар, ты прав! Я не знаю, что говорю! Наверное, я схожу с ума!

— Пойдем, любимая. Давай я уведу тебя отсюда.

Он задул лампу и повел ее назад в спальню. Через несколько минут Эмили лежала рядом с ним под одеялом, все еще дрожа и плача. Эдгар обнимал ее и гладил спину кончиками пальцев.

— Ты действительно веришь, что я мог сделать подобное, Эмили?

— Нет! Нет, конечно, нет!

— Ты знаешь, что значит для меня этот ребенок…

— Знаю. — «Мне только хочется, чтобы и я значила для тебя не меньше», — добавила она мысленно, а вслух сказала: — Мне не следовало так на тебя набрасываться, но когда я увидела эту ужасную куклу, подумала, что младенца тоже… вот так… Я испугалась.

— Знаю, Эмили. И я положу этому конец, поверь.

— Так ты знаешь, кто…

— Я сказал, что положу этому конец, Эмили. А пока ты должна просто доверять мне. Ребенок снова шевельнулся, любимая?

— Да.

Он положил ладонь поверх ее руки на живот.

— Наш ребенок жив, Эмили. И мы живы. Ты должна думать только об этом. Я собираюсь сейчас заняться с тобой любовью, — настойчиво прошептал он. — Безумной, страстной любовью, пока ты не забудешь обо всем остальном!

— Нет, я не хочу, после всего…

— Ты хочешь.

Он прижал ее к себе, словно желая защитить, его губы прижались к ней в жарком поцелуе.

Эмили застонала и страстно ответила на его поцелуй, заглушая собственные страхи.

— Да, я хочу! И всегда буду хотеть, да поможет мне Бог!