– Мне плевать, что случилось с твоим дедом.

– А потом он сошёл с ума, – продолжил Кебади, взирая на подрагивающее в руке перо. – Назвал себя первым святым свидетелем и до самой смерти не проронил ни слова. Когда он умер, я нашёл под его периной дневник. Другой бы подумал – каракули ребёнка, а это начертал слепой человек. Больной рассудок не давал ему покоя… Дневник всегда лежал у меня в столе. Я не боялся, что его украдут. Кому нужны каракули? Я пытался разобрать почерк деда, но у меня не получалось. И сейчас этот дневник, который забрал ваш Тезар, мне дороже итога всей моей жизни. – Летописец направил на Адэра опустошённый взгляд. – Если вы можете, если это в ваших силах, верните его.

Адэр запрокинул голову. Серый потолок в паутине мелких трещин, на лампах пыльные плафоны, воздух вокруг них подёрнут туманной дымкой. Как же хочется напиться…

– Сколько тебе лет, Кебади?

– Семьдесят шесть, мой правитель.

– Почему ты до сих пор здесь? Среди гор никому не нужных бумаг. Почему не обзавёлся семьёй и не живёшь как обычный человек?

– Мои жена и дети умерли во время мора. И я давно уже не верю в Бога. Я потерял всё, чем живёт обычный человек.

Адэр опустился на стул:

– Если дневник твоего деда не уничтожили, я верну его.

Кебади скупо улыбнулся:

– Я вам верю.

Адэр закинул ногу на ногу:

– Почему Великий закрыл древние народы в резервациях?

– Я помню нескончаемые вереницы климов и ветонов. Помню крики и плач людей. Помню разрушенные дома. Помню растерзанного озверевшей толпой ориента всего лишь за то, что он принёс на базар рыбу. Но я не помню объяснений Великого, почему он это сделал.

– Завтра я поеду к морскому народу. Расскажи мне о нём.

– Ориенты считают себя детьми Бога моря.

– Они легко идут на контакт?

– Если вы скажете, какую цель преследуете, мне будут легче ответить.

– Нет, Кебади, не скажу.

Летописец вернул перо на краешек чернильницы. Вытащил из ящика стола книгу, приложил руку к сердцу, затем пару секунд подержал ладонь на кожаной, потемневшей от времени обложке без надписи. Его действия напоминали ритуал, чем-то похожий на религиозный. Но Кебади сказал, что не верит в Бога…

Протянул Адэру:

– Почитайте на досуге.

Адэр наугад открыл книгу и чуть не задохнулся: в лёгкие хлынул хрустально-чистый воздух. Таким он может быть только высоко в горах, под облаками, но сейчас ледниками и водопадами пахли пепельные, покрытые записями на незнакомом языке листы со следами сотен, а может, тысяч пальцев.

Адэр перевернул страницу, вдохнул необузданный жар костра и невольно вжался в спинку стула – почудилось, что пламя лизнуло подбородок.

– Что с вами, – прозвучал обеспокоенно голос летописца.

– Чем она пахнет?

– Бумагой, мой правитель. Старой бумагой.

Адэр посмотрел на рукописный текст, графически он сильно отличался от предыдущего. Перевернул ещё страницу и зажмурился от удовольствия: так может благоухать только женщина на пике оргазма, у этого аромата нет названия, но мужчина ни с чем его не спутает. Буквы, точно крылья птиц, создавали иллюзию полёта фраз, и казалось, что строки находятся в еле заметном движении.

– Что это? – спросил Адэр, немного придя в себя.

– «Откровения Странника», Священное Писание древних народов Дэмора.

Адэр открыл книгу посередине – в нос ударил запах свежевскопанной кладбищенской земли – и тотчас захлопнул. Почему именно кладбищенской? Он никогда не был на кладбище. С любой похоронной процессией доходил до ворот и незаметно исчезал. Нет, был… Сестра рассказывала, как он, годовалый мальчуган, не задумываясь, шагнул в могилу вслед за гробом матери. Надо же… Боль утраты забылась, а запах горя – нет.

Адэр поймал на себе озабоченный взгляд. Осторожно положил книгу на угол стола:

– Спасибо, Кебади, но я не смогу прочесть.

– «Откровения» написаны на четырёх языках. Словари взял советник Исаноха. Но у нас нет словаря морун. И никогда не было.

– Я вряд ли найду время на их изучение, – сопротивлялся Адэр, с опаской поглядывая на книгу.

– Сколько языков вы знаете, мой правитель?

– Девять, несмотря на то, что у меня плохая память на имена и даты. Учителя-иностранцы отлично с ней поладили.

– Знаете тикур, вард?

– Конечно.

– Язык ветонов из той же группы, хотя алфавит и произношение многих слов сильно отличается. Тез – ваш родной язык. А шер и рóса знаете?

– Рóса чуть хуже. В Росьяре я редко бываю.

– Это неважно. Сейчас везде говорят на слоте.

– Для изучения языков важно! В Маншере проходят грандиозные скачки. По их правилам участники и гости обязаны говорить только на шер. Хочешь не хочешь, а язык будешь знать. – Адэр потёр лоб. Через месяц состязания, а его скакуна там не будет.

Голос Кебади вернул его в архив:

– Очень интересно.

Адэр улыбнулся:

– В Партикураме ежегодно проводят шикарный бал-маскарад. Общение только на тикуре. Их язык превосходно передаёт чувства. А Росьяр славится оперой, у них самый певучий язык. К сожалению, открытие сезона, куда приглашают королей и наследников престолов, приходится на день рождения моего отца.

– Язык климов в одной группе с тез, шер и рóса. С ним вам будет легче всего. А сложнее всего с языком ориентов. Похожей речи нет.

– А язык морун?

Кебади достал из ящика фланелевую тряпочку и снял очки:

– Когда они говорят, поёт душа. У каждого она поёт по-разному.

– Расскажи о них, – сказал Адэр тоном, каким обычно просят открыть окно в жарко натопленной гостиной.

– Они живут за долиной Печали, на полуострове Ярул.

Адэр еле сдержался, чтобы не ударить кулаком по столу. Сидит перед ним старик с глазами крота и гнёт себе цену! Каждое слово приходится выуживать.

– Говорят, они подчиняют себе мужчин.

Забыв протереть стёкла, Кебади водрузил очки на нос:

– Почему-то никто не говорит, что мужья морун – однолюбы, способные беззаветно любить и хранить верность, но каждый скажет, что моруны их подчинили.

– Нет дыма без огня.

– Незамужние моруны ищут свою половинку, а когда находят – две половинки становятся одним целым и уже никогда не расстаются.

– И как в сказке, живут они долго и счастливо и умирают в один день.

Кебади прищурился, словно даже в очках не мог разглядеть Адэра:

– Вы недалеки от истины.

– Я хотел найти здесь летописца, а нашёл сказочника. – Адэр поднялся. Немного помедлив, взял книгу. – Будет время на очередную сказку – прочту.

– Почему вы не спрашиваете о проклятии морун?

– Впервые о таком слышу, – проговорил Адэр и направился к пологу.

– Малика – простая девушка. Её враги, или ваши, непременно будут пугать вас проклятием.

Адэр обернулся:

– Оно существует?

– Скорее да, чем нет. Но вам не стоит беспокоиться. Проклятие настигает того, кто убивает моруну или овладевает моруной против её воли.

– Что происходит с насильником?

– Он сходит с ума.

– А с убийцей?

– Вымирает весь его род.

Войдя в кабинет, Адэр бросил на стол книгу и уставился в окно. Если то, что сказал Кебади, то, о чём предупреждал Трой, правда… Даже если это вымысел, нужны ли ему за спиной лишние пересуды, которых и так хватает? Не проще ли выгнать Малику и забыть о своей ошибке?


***

Он шёл по коридору флигеля, в котором обитала челядь, и колотил в двери. Из комнат выглядывали перепуганные слуги и тут же ныряли обратно.

– Что здесь происходит? – прозвучал старческий голос из глубины коридора. – Мой правитель?..

Адэр приблизился к старику. Вытаращив глаза, Мун попятился в комнату, споткнулся о домотканый половичок. Потеряв равновесие, завалился на узкую, застеленную клетчатым одеялом кровать. Панцирная сетка резко ухнула и подкинула старика.

Комичность сцены слегка охладила жар мыслей. Пока Мун приходил в себя, Адэр закрыл дверь, поставил перед кроватью стул с потёртым дерматиновым сиденьем и осмотрелся.

Комнатка была крохотной, как в домике для кукол – такой он подарил племянницам на Новый год. Чудный домик с чудной мебелью, здесь же «чудно» пахло нищетой. Раздвижной стол, в центре вышитая крестиком салфетка. Малика вышивала? Вряд ли. Тяжело представить её с шитьём в руках. Бельевой шкаф на две створки и настоящий раритет – сундук, обитый тонкими листами бронзы. На вытянутом поперёк, как в подвале, окне – ситцевая сборчатая занавеска, к верхнему углу пришпилена бабочка из выгоревшего бисера. Детская поделка Малики? Верится с трудом. Она, скорее, лазала по деревьям, пока кто-то вместо неё нанизывал бисер на леску.

Над кроватью булавкой приколот потускневший от времени рисунок – море, лодка и солнце. Рисовала Малика. Странно, откуда такая уверенность? Может, потому что на море шторм, а лодка наперекор здравому рассудку идёт под парусом? Или потому что лодка на гребне огромной волны достает до алого солнца?

– Мой правитель… – еле слышно произнёс Мун. – Я провинился?

Старик сидел на краешке постели, сцепив худые пальцы. Острые колени, выпирающие из льняных штанин, мелко тряслись. Смуглое лицо приобрело землистый цвет.

– Почему ты в замке? – спросил Адэр.

– Я не понимаю вас…

– Как ты, ориент, оказался в моём замке?

– Нас с Маликой приютил наместник. Это было двадцать лет назад.

– Почему ты покинул резервацию?

– Я покинул земли ориентов задолго до Указа Великого.

Адэр поставил ногу на край кровати и облокотился на колено:

– Ты пришёл в замок, уже зная о законе.

– Нам некуда было идти, – с неожиданной злобой сказал Мун. – Я никому не был нужен с плачущим ребёнком на руках. Меня отовсюду гнали. Отовсюду. И только наместник нас пригрел.

– Что произошло с её родителями?

Старик потупил взгляд.

– Я твой правитель, Мун! Отвечай правителю!

– Когда родилась Малика… – прозвучал бесцветный голос.

– Ты хотел сказать – Эйра.

Мун вскинул голову:

– Вы знаете? Это она вам сказала?

– Рассказывай.

– Эйре суждено было стать следующей верховной жрицей морун.

– Почему этого не произошло?

Старик сложил ладони перед грудью:

– Поклянитесь, что ничего ей не скажете.

– Ты в своём уме?

– Молю вас!

Адэр уселся на стул, посмотрел на рисунок. Что он теряет? Выслушает очередную сказку, вышвырнет из замка Малику со стариком и забудет о них.

– Обещаю.

Мун уронил руки на колени:

– Я всегда говорил Эйре, что её отец умер от болезни. Я был рядом с ним с первого и до последнего дня. Менял пелёнки, учил ходить. Его первое слово было «Мун». Пока мы жили среди ориентов, не было старика счастливее, чем я. Но он полюбил моруну. Ориенты ополчились, и нам пришлось перебраться за долину Печали. С тех пор я не видел счастливее человека, чем он. – Мун окинул комнату невидящим взглядом. – Мы ждали рождения Эйры, у морун первой рождается девочка…

– Почему скрыли настоящее имя? – спросил Адэр.

– Я расскажу по порядку. – Старик набрал полную грудь воздуха. – Когда мы уходили от ориентов, оставили все вещи. Среди них был жемчуг.

– Откуда у бедных ориентов жемчуг?

– Его ловили наши предки. Он перешёл к нам по наследству.

– Ладно, – кивнул Адэр. – Продолжай.

– Мой мальчик надумал сходить к ориентам за жемчугом, чтобы сделать жене подарок на день рождения дочери. По дороге мы остановились на ночлег в одном городке. Зашли в трактир перекусить. Там, как назло, проходили торги – продавали невинность десятилетней девочки. Бедное дитя дрожало, как осинка на ветру, а вокруг слюнявые губы, похотливые глаза…

Мун достал из кармана платок:

– Мой мальчик не выдержал и заступился за ребёнка. Нас выволокли на улицу. Меня повалили на землю, и двое сели сверху. А его били. Били долго. Ногами, палками, какой-то цепью. Я кричал, звал на помощь, пока был голос. Потом просто хрипел. Мимо шли люди. Я тянул к ним руки. Они уходили…

По морщинистым щекам потекли слёзы. Мун прижал платок к лицу:

– Я принёс его тело к морунам. В ту же ночь родилась Эйра. Прошло три года. Три года молчания, одиночества и ненависти. Однажды ночью я проснулся от того, что кто-то толкал меня в плечо. Малика… так звали маму Эйры… Малика стояла передо мной, прижимая к себе Эйру. Я без слов последовал за ней. Мы прошли через долину Печали. Добрались до злополучного городка. «Здесь?» – спросила она. Я кивнул. Здесь, на маленькой площади перед грязным трактиром умер мой мальчик. Мы сняли комнату. Ночью отправились в трактир. Притаились в тёмном уголке. Она осматривала зал, а я указывал…

Мун обхватил себя за плечи:

– Весь день она играла с Эйрой и впервые за три года смеялась. Но её глаза… они до сих пор стоят передо мной. Глаза мёртвого человека.

– Достаточно, Мун.

– Вечером она уложила Эйру и подсела ко мне. «Мун! Что ты хочешь ему передать?» Я умолял её покинуть этот проклятый город. Ползал у неё в ногах. Целовал ей руки. Но она ушла. Её не было всю ночь. Я бегал от окна к окну, выходил на улицу, смотрел в чёрное небо. Утром пришёл страж и повёл меня на опознание.

Адэр порывисто поднялся:

– Довольно!

– Я узнал её с трудом. Страж зачитал мне протокол с места преступления. Очевидцы рассказывали, что она успела вонзить нож в двух добропорядочных граждан. – Старик надрывно рассмеялся. – Знал бы он, что такое «добропорядочность». На неё кинулись все, кто был в трактире, и уволокли на задний двор.

– Хватит, – сказал Адэр и направился к двери.

– Почему вы уходите? – прошептал Мун.

– Всё, что мне надо, я услышал.

– Вы спросили, почему мы здесь. Так найдите в себе силы дослушать до конца.

Адэр прислонился спиной к двери и уставился на рисунок.

– Я скитался с Эйрой в поисках угла и случайного заработка, – продолжил Мун. – Ночевал на сеновалах, в подворотнях. Нас отовсюду гнали. Эйра всё время плакала и звала мать. Я забрёл сюда случайно, хотел в саду провести ночь. Но Эйру услышали. Наместник велел выделить нам комнату и привести лекаря. Доктор спросил, как зовут ребёнка. А Эйра возьми и позови маму: «Малика». Так имя к ней и прилипло. Потом я отрабатывал расходы наместника. Так и остался.

– Почему ты не вернулся к морунам?

– Я… я боялся, что они заберут у меня Эйру. Они моруны, а я ориент. Зачем им я? Без Эйры мне незачем жить.

Адэр подошёл к окну, посмотрел на пустую аллею. На ветках кустарника покачивалась стайка пичуг. Стоило одной птахе сорваться с места, как вспорхнули остальные. Миг, и серое оперение растворилось в ярко-голубом небе; лишь далёкий дружный щебет напоминал об их невидимом присутствии. Стадное чувство… закон толпы…

– Убийц наказали? – спросил Адэр.

– Не знаю. Мне даже не разрешили похоронить Малику. Я забрал Эйру и ушёл.

– Как называется город?

– Зурбун, мой правитель.

Адэр открыл дверь и, переступив порог, оглянулся:

– Разговора не было.

Мун вскочил и согнулся в три погибели:

– Да, мой правитель.

Адэр закрыл за собой дверь и с облегчением выдохнул. Мать Малики прожила без мужа три года, и была бы жива до сих пор, если бы не решила отомстить. Её убили… один человек, пять или десять… какая разница? Убийцы не побоялись проклятия. А значит, всё, что рассказали Трой, Лаел и Кебади – чистой воды страшилка для доверчивых глупцов.


***

Страж возился с колесом, отпуская под нос ругательства. Малика сидела в тени камня и пыталась вспомнить, где видела этого человека. Темноволосый. Правильные, строгие черты лица. Брови, точно крылья ворона. Светло-серые, как сталь, глаза.

– Сейчас получится. Ещё немного, и встанет как надо, – говорил он в перерывах между воспоминаниями о самках собак и их потомстве.

– Ты впервые меняешь колесо? – спросил в сотый раз маркиз Мави Безбур.

– Не впервые. Уж больно крепления мудрёные, – в сотый раз ответил страж и принялся перечислять части тела человека.

Он ругался тихо, не говорил, а выдыхал фразы, но предательский ветерок доносил их до ушей Малики. Она бледнела, краснела, однако камень, за которым можно было спрятаться от жгучего солнца, поблизости был единственным.

Вышагивая вокруг автомобиля цвета гнилой вишни, Безбур похлопывал в ладони. Он уже жалел, что высадил водителя – тот два раза чихнул, пока машина катила по аллее, – понимал, что однозначно опоздает на важную встречу, и злился на нестерпимую жару. Маркиз давно скинул пиджак, снял галстук, едва не до середины груди расстегнул рубашку. На гладком лице без единой морщинки блестел пот.

– Если пойти сейчас, успеем вернуться в замок засветло, – сказала Малика.

– И бросим машину? – возмутился маркиз.

– Здесь никто не ходит. Что с ней случится?

Маркиз опёрся руками на капот и, отскочив от автомобиля, подул на ладони:

– С ней – ничего, а я вряд ли дойду.

Заткнув подол длинной юбки под пояс и сбросив с ног лаковые туфли, Малика вскарабкалась на горячий камень. На горизонте темнел замок. Если помахать – никто не увидит. Уже хотела спрыгнуть, как краем глаза заметила грязно-розовое пятно. Человек? Человек… Идет медленно и что-то тащит.

Малика приложила ко лбу ладонь козырьком:

– Вельма?..

– Готово! – с гордостью произнёс страж и принялся складывать инструмент в ящик.

Малика соскочила с камня:

– Маркиз Безбур! Прошу вас, давайте чуть-чуть вернёмся. Там служанка. С ней что-то не так.

Это была действительно Вельма. Платье пыльное, в разводах от пота. Из-под повязки на голове выбились белокурые локоны. Некогда беломраморное лицо покрылось красными пятнами. Глядя на затормозивший автомобиль, Вельма выпустила ручку дорожного сундука, который перед этим тащила волоком по земле. Поправила рукава, сползшие с чудно-округлённых плеч.

Малика выбралась из салона:

– Ты куда идёшь, Вельма?

– К тётке в гости.

– В такую-то жару. Нашла время.

Маркиз высунулся из окна:

– Малика! Ещё минута, и можно никуда не ехать.

Она открыла дверцу:

– Садись, Вельма.

– Нельзя подбирать всех подряд, – сказал Безбур. – А вдруг она больная?

– Это личная служанка правителя, – ответила Малика и попросила стража поставить сундук в багажник.

Вельма забилась в уголок кресла и закрыла глаза. Машина полетела по бездорожью. На каждом бугорке руки Вельмы безвольно соскальзывали с коленей, она вновь укладывала их поверх платья и сидела неподвижно до следующего бугорка.

– Вельма, – прошептала Малика. – Где живёт твоя тётка?

– В городе.

– В каком городе, Вельма? В Порубежье много городов.

– В самом большом.

– В Ларжетае?

Вельма коротко кивнула.

– Ты не говорила, что у тебя есть тётка, – не унималась Малика.

– Я забыла, – еле слышно сказала Вельма и отвернулась.

Янтарное солнце клонилось к охристо-жёлтой земле. Ветер, врываясь в открытые окна, дышал в лицо мелкой пылью и нестерпимым жаром. Покачиваясь на переднем сиденье, маркиз посапывал, а Малика смотрела в спину стража и пыталась вспомнить… Вдруг он бросил взгляд на её отражение в зеркале заднего вида. Обычный любопытный взгляд, но блеснувшая в глазах сталь заставила Малику вжаться в кресло. Бурнус… из бандитского лагеря. Он точно так же сверкнул глазами, перед тем как её ударить.

– Как тебя зовут? – вмиг охрипнув, произнесла Малика.

– Драго, моя госпожа, – пробилось сквозь надрывный стук сердца в ушах.

– Драго… ты ветон? – спросила она и увидела в зеркале, как напряглись скулы на непроницаемом лице.

– Почему молчишь, Драго?

– Ветон. Наполовину. Мой отец переселенец из Бойварда.

Малика потёрла ладонью грудь, пытаясь отогреть застывшую душу. Это не Бурнус. Не он. Бурнус был чистокровным ветоном. У чистокровных ветонов чёрные волосы, а у стража тёмно-каштановые.

– Твои родители живут в резервации?

– Нет. Мать умерла, отец женился на переселенке из Маншера. Он боялся, что меня «закроют» и записал добровольцем в армию Тезара. Я служил с Криксом.

– Ты очень похож на одного человека.

Драго скупо улыбнулся:

– Ветоны все чуть-чуть похожи друг на друга. – Выдержав паузу, сказал: – Говорят, вы всю жизнь провели в замке.

– Это так.

– Я не видел там ни одного ветона. Как вы догадались?

Малика пожала плечами:

– Догадалась.

– А вы правда моруна?

– Правда.

– Но вы обычная женщина.

– Ты ожидал увидеть у меня копыта или хвост?

– Простите. В детстве наслушался сказок.

– Это хорошо, Драго. Ты знаешь, с кем имеешь дело.

Глядя в зеркало, страж кивнул.

– И я знаю, – произнесла Малика и чуть тише добавила: – С кем имею дело.

Драго уставился на дорогу.

Поздно вечером автомобиль покатил по окраине столицы. Ярко горели фонари, которые слегка притухали после полуночи. По улицам двигался поток машин, по тротуарам прогуливались шумные компании и влюблённые парочки. А Малика неотрывно смотрела на Вельму. Прильнув носом к окну, пассия Адэра разглядывала светящиеся витрины магазинов и вывески кафе и ресторанов.

– Куда ехать? – спросил страж.

– Вельма, где живёт твоя тётка? – поинтересовалась Малика.

– В большом доме, но я не могу заявиться к ней в таком виде.

– Сейчас прямо, Драго. Я скажу, где свернуть.

Через полчаса страж затормозил перед трёхэтажным зданием со спиралевидными колоннами и массивной лепниной под крышей. По бокам лестницы и вдоль фасада стояли чёрные ажурные шандалы с сочно-зелёными лампами в форме свечей. В их свете стены гостиницы переливались изумрудным шёлком. Окна были тёмными, кроме узкого окошка возле двери.

– Не знаю, как внутри, но снаружи просто превосходно, – отозвался Безбур.

– Спасибо, маркиз, – улыбнулась Малика. – Гостиница пока что не работает, все комнаты свободны. Останетесь?

– Нет, Малика. Надеюсь, меня ещё ждут. Я заеду за вами завтра вечером.

Драго вытащил из багажника поклажу, избегая смотреть на Малику, и быстро сел за руль, будто боялся, что маркиз передумает брать его с собой.

Проводив взглядом машину, Малика взяла чемодан и схватилась за ручку сундука:

– Вельма, понесли.

Пассия Адэра с неподдельным страхом смотрела на двух чёрных собак, лежащих возле двери.

– Вельма! Бери сундук! – прикрикнула Малика.

– Не укусят?

– Они мраморные.

– А как настоящие.

– Идём, Вельма!

– Я забыла деньги в замке. Я не смогу заплатить за ночлег.

– Это моя гостиница.

Вельма вытащила глаза:

– Правда?

– Правда, Вельма. Пошли!

Они не успели подняться по ступеням, как из здания выскочил Таали:

– Недавно вспоминал вас, Малика, и вы тут как тут! – Втащил в вестибюль сундук, бережно опустил на сверкающий паркет. – И как я выглянул в окно? А лёг бы спать, не услышал…

– Это всё-всё твое? – спросила Вельма, озираясь.

– Да, Вельма, моё, – ответила Малика.

– На днях должны привезти ковры и занавеси… – начал Таали.

– Даже не верится, – произнесла Вельма и, раскинув руки, закружилась. Повязка, стягивающая волосы, соскользнула, белокурые локоны упали водопадом на плечи и спину. – Какая красота!

С улыбкой глядя на девушку, Таали почесал ребро ладони:

– Мебель завезли, но не успели расставить.

– Завтра поговорим, Таали. Иди домой. – Малика подхватила чемодан и направилась под центральную лестницу.

– Так я ж сундук дотащу, – прозвучал голос Таали. – Негоже девицам такую тяжесть таскать. И паркет поцарапаете.

Кутаясь в плед, Малика вслушивалась в невыносимую тишину. За стеной спала беспробудным сном причина её нестерпимых мук. Порочная страсть Адэра к Вельме изводила Малику сильнее, чем его безразличие, а порой презрение к ней, к своему старшему советнику. Каждую ночь она ждала, когда лопнет первая сердечная струна. Первая… Сколько их – Малика не знала. Тайна морун обнажается и умирает с последней струной. Пока Вельма будет гостить у тётки, можно спать спокойно, только уснуть не получается.

Вдруг стало холодно. Казалось, что голова изнутри покрывается инеем. Малика прижала руки к вискам и выгнулась от прострела в груди, словно в неё вонзили раскалённый прут. Раскрыв рот, учащённо задышала, пытаясь остудить пылающие лёгкие.

У него другая!.. В постели Адэра другая…

Кровь разносила по телу жгучую боль. Боль пережёвывала каждую клеточку. Каждая клеточка умоляла прекратить пытку огнём.

Малика потянулась к графину с водой. Вот здесь… на тумбочке… Издалека донёсся звон стекла. Чёрт… В голове вновь забегали колкие мурашки. Малика успела закусить уголок подушки и, прижимая колени к груди, взвыла.

На лоб легла ледяная ладонь.

– Малика! Ты заболела?

Она мотнула головой и вновь выгнулась. Яркий свет резанул по зрачкам.

– Я сбегаю за доктором.

– Свет…

– Малика, где живёт доктор?

– Свет… убери…

Раздался щелчок выключателя, в глазах потемнело.

– Боже! Что делать?

– Воды…

– Я за доктором.

– Не надо… воды…

Губ коснулось стекло. Малика торопливо глотала холодную воду.

– Малика! Мне страшно!

– Сейчас пройдёт… это сон… – стуча зубами о стакан, прошептала она и захлебнулась водой: пылающий прут проткнул горло.

Стук каблуков доносился со всех сторон и отдавался в голове звонким эхом. Скрип оконной рамы чуть не разорвал ушные перепонки.

– Сядь! – из последних сил крикнула Малика, и боль вдруг отступила.

Или Адэр устал за день, или девица не понравилась… Руку сжали чьи-то прохладные пальцы.

– Ты вся горишь.

– Мне приснился кошмар, – прошептала Малика и ухнула в бездонную яму.


***

Тёплый луч скользнул по щеке и заставил открыть глаза. На окне колыхалась занавеска. Возле кровати сидела Вельма, утопая в глубоком кресле, и с тревогой всматривалась Малике в лицо.

– Ты приходила ночью?

Вельма кивнула.

– Я тебя испугала?

– Мне тоже иногда снятся плохие сны. Я просыпаюсь, засыпаю опять. А потом ничего не помню. А ты помнишь?

– Мне приснилось, как я умираю.

– Нет, – покачала Ведьма головой. – Мне такие кошмары не снились. Я бы такое запомнила.

– Тебе надо идти.

– Я тебя не оставлю. Побуду с тобой до вечера.

– Малика! Я пришёл, – раздался из коридора голос Таали.

– Скажи, чтобы подождал, – проговорила Малика. – И надень другое платье.

Вельма выбралась из кресла, провела руками по кружевной юбке:

– Я надела его полчаса назад.

– Мне не нравится слишком открытая грудь.

– Всем нравится, а тебе – нет.

– И не нравится, что оно просвечивает.

– Ну, знаешь ли… мы не в замке.

– Или ты сменишь платье, или отправляйся к тётке! – сказала Малика и, когда Вельма, горя негодованием, удалилась, с трудом поднялась с кровати.

Она обошла все комнаты, придирчиво осматривая каждый закуток. За спиной ни на минуту не прекращался разговор. Таали красноречиво описывал картину, которая предстала перед ним, когда он впервые переступил порог гостиницы. Вельма ахала, охала и без устали нахваливала работу строителей.

Здание было полностью отремонтировано, но мебель, укрытая белыми чехлами, ещё загромождала коридоры и залы.

– Не успели расставить, – произнёс Таали, опережая вопрос Малики. – Мои ребята хотели растащить её по комнатам, художники взбунтовались. Видите ли, сами хотят заняться обстановкой номеров.

– Не противься.

– На этой неделе должны привезти картины и ковры, – продолжил Таали, возникнув из-за плеча Малики. – Вам надо купить посуду и всякую дребедень, которую любят дворяне. В слониках, пастушках и шкатулочках я ничего не понимаю.

– Пастушками пусть займутся художники.

Таали шлёпнул себя по лбу:

– Совсем забыл. Бумагомаратели требуют цветы.

– Какие бумагомаратели?

Таали забежал вперёд и услужливо распахнул перед Маликой и Вельмой двери гостевой залы:

– Мазилы. Замучили меня со своими цветами. Я их из пальца выдую? – Потёр мочку уха. – Тут работы осталось всего ничего: там подмазать, там подкрасить. Отделочниками командует мой брат.

– И что? – спросила Малика, учуяв недомолвку.

– Найдите мне замену. Мои ребятки на другом объекте спину гнут, а я с тюбиками воюю. Руки плачут по кельме. – Таали похлопал себя по животу. – Бурдюк вырос.

– Я думала, ты поможешь мне с делами в гостинице.

– Так всё, что я мог, я уже сделал. А больше я ничего не могу.

– Хорошо, Таали. Дай мне неделю, – сказала Малика и, осмотрев гостевую залу, направилась на первый этаж.

Стоило ей выйти из гостиницы, как уши заполонил шум большого города: сигналили машины, лоточники нахваливали пирожки и мороженое, ватаги детей со смехом бегали по площади.

Вельма с озадаченным видом спустилась вслед за Маликой с лестницы:

– Странно, ночью мне показалось, что она зелёная.

На самом деле гостиница была перламутровой, как внутренний слой жемчужницы, сейчас она искрилась в лучах солнца золотом. Если вечером на шандалах заменить зелёные светильники красными, здание запылает будто огромный костёр.

Малика посмотрела через плечо и печально улыбнулась: для неё все краски размыты, словно разведены грязной водой. Она никогда не познает всё великолепие разноцветного мира, потому что полюбила человека, который никогда не будет ей принадлежать.

Сидя на летней площадке кафе и потягивая сок лесных ягод, Малика украдкой поглядывала на Вельму. Солнечные ожоги на лице девушки побледнели и легли ровным загаром. Коралловые красиво очерченные губы, слегка заострённый нос, капризно изогнутые брови и небесно-голубые глаза. Вилар говорил, что Вельма – жалкое подобие Галисии. Интересно, какая она?

– Я ведь тоже могла каждый день гулять по этой площади, – проговорила Вельма, ковыряя вилкой котлету. – И угораздило меня родиться в тайге.

– Ты надолго к тётке?

– Не знаю. Как будет принимать.

– Почему ты о ней не рассказывала?

– У меня было время на рассказы?

Малика отставила бокал:

– Доедай быстрей. У нас много дел.

Они побывали в нескольких магазинах посуды, договорились о доставке, и только после посещения банка Малика чётко знала, куда теперь им идти. Зарин по секрету поведал, кто занимался подготовкой и проведением торжества, посвящённого двадцатилетию открытия отделения «Ювелибанка» в Порубежье.

Открыв дверь со скромной табличкой: «Организация праздников», Малика и Вельма вошли в светлую комнату. Возле окна – столик, окружённый мягкими креслами на низких ножках. На полу пушистый ковёр в тон нежно-лиловых стен.

Из смежной комнаты появилась невысокая смуглая девушка, посмотрела с немым вопросом и расплылась в ослепительной улыбке:

– А я вас знаю. Вы Малика, хозяйка гостиницы. Кстати, почему такая красивая гостиница и до сих пор без названия?

Малика не успела ответить, как очутилась в кресле с фотоальбомом в руках. Вельма уселась рядом.

– Йашуа, – представилась смуглянка и расположилась в кресле напротив. – Необычное имя. Зато не забывается.

Малика открыла альбом.

– Посмотрите, какие гостиницы. Доброго слова не стоят, а названия… – Йашуа забавно сморщила нос. – «Император», «Звезда»… Какую будем готовить вывеску?

– «Дэмор».

Йашуа склонила голову к плечу. Из глаз цвета морской волны исчезло веселье.

– «Дэмор»?

– Да. И только так.

– Хорошо. Пусть будет убежище морун.

– Вы знаете, как переводится это слово? – удивилась Малика.

– Конечно. Я вам никого не напоминаю?

– Неужели ориентка?

Йашуа улыбнулась:

– Ориентом был мой дед. Извините, Малика, но я не буду смотреть вам в глаза. Хорошо?

Малика кивнула и отложила альбом:

– Вообще-то я пришла к вам по другому поводу.

Беседа затянулась до вечера. Вельма, глуповато улыбаясь, наматывала на палец поясок платья. Малика не обращала на неё внимания. Вниманием завладела Йашуа: её глаза таинственно мерцали, плавные движения гибких рук завораживали, а низкий грудной голос уносил в Смарагд.

Посмотрев на настенные часы, Малика вскочила:

– Бог мой! Вельма! Мы опаздываем. Йашуа! Ради бога простите, но нам надо идти. Вы поняли, что я хочу. Подумайте, а я приду к вам через неделю.

В вестибюле гостиницы их встретил Таали. Оказывается, приезжал страж, сказал, что маркиз передаёт свои извинения и просит быть готовыми к отъезду завтра в полдень.

Вельма хлопнула ладонями себя по бёдрам:

– Ну вот, зря бежали.

– Я провожу тебя к тётке, а Таали поможет донести сундук. Да, Таали?

Распорядитель кивнул:

– Конечно!

Вельма схватила Малику за руку:

– Я тебя не оставлю! А вдруг опять ночной кошмар, а ты одна.

До самой темноты они просидели на лавочке в парке. Вельма молчала. Молчала и Малика. Вернувшись в гостиницу, вошла в спальню и заперла дверь на ключ. Больше никто не будет свидетелем её слабости.


***

Впервые Макидор, оппонент Адэра в дискуссиях о моде, услышав о том, куда собрался правитель, без пререканий принёс любимые сапоги, льняные штаны и рубаху свободного покроя. Зато Исаноха нарядился, как на званый ужин. Едва они отъехали от замка, советник развязал галстук, а немного погодя расстегнул верхние пуговицы на шёлковой сорочке.

Машина охраны катила впереди, огибая кусты и камни. Солнечные лучи отскакивали от ветрового стекла и слепили глаза. Была ещё одна причина, вынуждающая Адэра держать дистанцию: пыль, поднимаемая широкими колёсами. Расстояние между автомобилями не спасало. Изнывая от жары и духоты, Адэр то и дело сплёвывал слюну и вытирал платком лицо, шершавое от песка.

Исаноха не выдержал. Снял пиджак и швырнул его на заднее сиденье.

– Вы специально так оделись? – спросил Адэр. – Вы же знаете, куда мы едем.

– Жаль, что единственного человека, который мог бы вас остановить, нет в замке, – проговорил советник.

– Кто этот человек? Крикс Силар?

– Малика.

– Как я понял, к ориентам вы не пойдёте, – усмехнулся Адэр.

Исаноха вскинул брови:

– В резервацию? Нет уж, увольте.

На это Адэр и рассчитывал. Ему не нужен был свидетель переговоров с Йола – он нуждался в попутчике, который знает хоть что-то о морском народе.

– Я вам прямо сказал, что мне не нравится ваша идея, – вновь подал голос Исаноха. – Изучение лучше начинать с более цивилизованных народов. Например, с клана тезов.

– В этом «клане» я прожил двадцать пять лет, – хохотнул Адэр.

– За время колонизации численность тезов перевалила за пять миллионов. У клана четыре сотни селений и пять городов. Их главный город – Зурбун.

Адэр посмотрел на Исаноху:

– Зурбун?

– Да, мой правитель. Что вас удивило?

Адэр стёр со лба пот:

– Название. Где-то слышал. – И направил взгляд на машину охраны; она снизила скорость.

На горизонте небо приобрело цвет морской волны. Доносились крики чаек, и ощущалось мерное дыхание моря, придающее воздуху ни с чем не сравнимый запах.

Исаноха высунул руку из окна и подставил ладонь горячему ветру:

– Орэс ошибался, когда говорил о двух столпах власти. Третий столп – ваши бывшие соотечественники. Они ваша сила, а не морской народ. Ориентам нельзя доверять. У них иная система ценностей. Они отвергают всё, что идёт вразрез с их мировоззрением. Интересы страны их совершенно не интересуют. Наряду с ними стоят климы и ветоны. Эти три народа двадцать лет назад разругались в пух и прах. Великий не зря закрыл их в резервациях.

Адэр объехал гряду камней и заглушил двигатель. Выйдя из автомобиля, посмотрел на стражей. Один – кряжистый, среднего роста – рылся в багажнике машины охраны.

Второй – тонкокостный, гибкий как гимнаст – склонился над краем обрыва:

– Тридцать метров.

– Тридцать? – переспросил первый страж, покачивая в руке моток верёвки. – Лайс! У нас только пятнадцать.

Адэр приблизился к кромке склона. Пенные волны лениво накатывали на белый песок. Над водой сварливой стаей носились чайки. В полумиле от берега стояли на якоре две утлые рыбацкие шхуны. Лагерь ориентов находился напротив парусников, но с того места, где остановились машины, он не был виден: обзору мешал скальный обломок. Это даже к лучшему. Не хотелось выступать перед ориентами в роли неумехи-скалолаза.

Исаноха подошёл к Адэру. С опаской глянул вниз:

– Во владениях маркиза Безбура есть спуск к морю.

– Знаю. До его владений пять миль. Жалко времени.

– Мой правитель, можете подойти? – крикнул «гимнаст» и указал на выступающие из склона камни. – Я попробую спуститься.

– Хочешь на этот раз свернуть шею себе? – проворчал его приятель.

Расстановка слов в реплике навела Адэра на мысль, что «гимнаст» уже сворачивал кому-то шеи. Следующая мысль успокоила: местные стражи в большинстве люди необразованные и не умеют строить фразы правильно.

«Гимнаст» снял сапоги и сбросил вниз.

– Лайс! Ну, ты и балбес! – воскликнул крепко сбитый приятель. – Зачем сапоги кинул?

– Так я точно спущусь. Сапоги-то памятные. Матушка дарила. – Лайс сделал на конце верёвки петлю, затянул на запястье. – Так, Ютал. Верёвку не натягивай и не дёргай. Если повисну, не тащи. Понял?

Ютал кивнул:

– Совсем перегрелся. Что тут непонятного?

Лайс распластался по земле. Вонзил растопыренные пальцы в растрескавшуюся от жары почву и свесил с края ноги. Спустился ещё чуть-чуть. Звучно втянул в себя воздух.

– Что там? – спросил Ютал.

– Камни горячие.

Адэр с интересом наблюдал за кошачьими движениями Лайса, как он цепляется пальцами за выступы, как ищет ногой опору, как замедленно вытягивает руки, держа вес тела.

– Верёвке гаплык! – крикнул Ютал.

– Понял, – отозвался Лайс, зубами ослабил петлю на запястье и высвободил руку.

Наконец спрыгнул на берег, издал гортанный крик, разбежался и вдруг совершил прыжок через голову с переворотом тела в воздухе. Адэр присвистнул от восторга.

– Гимнаст, – с неподдельной гордостью сказал Ютал. – В цирке работал, пока шею не свернул.

Адэр оглянулся на стража. С довольного лица вмиг схлынула краска. Сообразив, что сболтнул лишнее, Ютал принялся суетливо сматывать верёвку.

Адэр снял сапоги и сбросил с обрыва.

– Мой правитель! – вскричал Исаноха. – Я вам не позволю!

Адэр выхватил из рук стража петлю:

– Подгони машину поближе.

– Мой правитель! – визгливо произнёс Исаноха. – Вы можете скинуть меня, как сапоги, но я не разрешу вам совершить непоправимую ошибку.

– Вашей единственной непоправимой ошибкой, Исаноха, было согласие стать моим советником.

Пока Ютал привязывал верёвку к буксировочной проушине, Исаноха вышагивал взад-вперёд, поигрывая желваками на высоких скулах.

Адэр затянул петлю на запястье, ещё раз посмотрел с обрыва вниз. Может, действительно поехать в поместье Безбура? Пять миль сюда, по песку, столько же обратно. По дороге можно искупаться. Когда он последний раз плавал в море? Да никогда. Прилюдно плескаться – положение не позволяло. Вдали от пронырливых глаз – только яхта, с которой он боялся нырять и стыдился перед друзьями спускаться по лестнице. Боязнь высоты объяснял аллергией на соль. Когда ещё ему представится возможность побороться с этим страхом? Ущелье Испытаний не в счёт – там не было выбора.

Полный любопытства взор Лайса, стоявшего на берегу, пружинистые шаги Исанохи за спиной и забота, с какой проверял Ютал петлю на запястье, перевесили чашку весов в пользу схватки с высотой.

– Скоро не ждите, – сказал Адэр и лёг на землю.

– Я не могу на это смотреть, – проговорил Исаноха, сел в машину и громко хлопнул дверцей.

Спускаясь лицом к скале и борясь с неприятным брожением в желудке, Адэр цеплялся взглядом за скудную траву, чудом выросшую в узких разломах, и старался не замечать бегающих по отвесной стене ящериц. Несколько раз нога соскальзывала с камня, по телу прокатывала волна колючего озноба. По спине струился пот, на ладонях и стопах саднили раны от острых выступов.

– Мой правитель, снимайте петлю, – раздался сверху голос Ютала. – Верёвка закончилась.

– Лайс, сколько ещё? – крикнул Адэр, пытаясь утихомирить дрожь.

– Немного. Метров десять, не больше.

Адэр упёрся лбом в камень и закрыл глаза. Сейчас есть выбор. Когда он высвободит руку, выбора не будет. Позади бóльшая часть пути, пройденного почти без сучка и задоринки. Минуту назад всё вокруг благоухало свежим бризом с примесью запахов иссушенной зноем земли и разгорячённой солнцем скалы – теперь в воздухе разливалась противная горечь. Неужели вера в петлю на запястье могущественнее веры в себя?

Спрыгнув с последнего выступа, Адэр рухнул на песок и вытер лицо полой рубашки. Посмотрел вверх – он сделал это! Возможно, стражу спуск дался намного легче, без бешеного сердцебиения и судорог в мышцах… Возможно, для него схватка с высотой – привычный риск, но для отпрыска Великого – подвиг.

Адэр перевёл дух и, оставляя следы на песке, побрёл по берегу, прилизанному пенными волнами.

Первыми заметили незнакомцев дети. Запищали и разбежались, как испуганные тенью орла цыплята. Женщины побросали деревянные половники в котелки, бурлящие над кострами, и ринулись вслед за детворой: кто-то в самодельные шатры из парусины, кто-то в тёмные пещеры. Старики поднялись с перевёрнутых лодок. Сидя возле натянутых между жердинами сетей, молодые мужчины отложили иглы и катушки с нитью. Их загорелые, обнажённые до пояса тела напряглись и взбугрились силой.

От порыва ветра на верёвках хлопнули одеяла, костры прижались к земле, пламя заметалось из стороны в сторону, зашипело.

– Нам не рады, – тихо проговорил Лайс, шагая рядом с Адэром. – У меня под левым рукавом охотничий нож в чехле. Это так, чтобы вы знали.

– У меня под рубахой. Сзади. Но ты этого не знаешь.

Лайс кивнул:

– Могила.

Адэр приблизился к крайнему шатру:

– Мне нужен Йола.

– А ты кто такой? – спросил старик и поднял с песка весло.

Его примеру последовали остальные старики.

– Перед вами правитель Порубежья Адэр Карро, – произнёс Лайс.

Адэр поёжился под буравящими взглядами.

– Правитель, говоришь? А нам откуда знать, что ты не врёшь? – раздался чей-то звонкий голос.

– Вы спасли моего друга, маркиза Бархата, и помогли моим людям обезвредить банду в «Провале», – сказал Адэр. – Об этом знает только правитель.

– Я затыкал уши горным воском, который дал нам Йола, – добавил Лайс.

– Йола уплыл в другой лагерь. Будет ближе к ночи.

– Я подожду, – проговорил Адэр. Сел на перевёрнутую лодку спиной к ориентам и подставил лицо солнцу.


***

В окно врывался шум проснувшегося города. Малика приподняла руку и уронила на подушку. Тело не слушалось. Мысли мелькали и безвозвратно исчезали.

– Давайте-давайте, царапайте паркет, – послышался из коридора недовольный голос. – Царапайте, пока хозяйка не видит. А потом она спросит: ты куда, Таали, смотрел? И что ей ответить?

В дверь постучались.

– Малика! Ты нам нужна, – прозвучал голос Вельмы.

– Сейчас. – Она с трудом села. – Я сейчас…

Прохладный душ не помог. Насилу одевшись, Малика вышла из комнаты и оказалась в окружении художников. Тяжело дыша и не понимая, о чём они говорят, смотрела на клетчатые рубахи и шапочки с помпонами и думала, что должно быть какое-то средство, приводящее в чувства после безумных ночей Адэра. Таали, видимо, сообразил, что ей плохо. Взвалил на себя обязанности переговорщика и порой только поглядывал на хозяйку, ожидая кивка или одобряющей улыбки. Наконец «тюбики» разбрелись по коридорам, громко споря и покрикивая друг на друга. Таали побежал на третий этаж – там что-то грохнуло.

– Опять кошмар? – спросила Вельма.

– Долго не могла уснуть, – Малика посмотрела по сторонам. – Чем займёмся?

– Цветами.

– Какими цветами?

– Я послушала художников. Они правы. Здесь не хватает цветов. Зря Таали с ними спорит. Нам нужен человек, который будет привозить цветы. А ещё лучше – тот, кто их выращивает.

– Этим займётся Йашуа.

– До чего же ты упрямая! У Йашуа дел невпроворот, а ты хочешь ещё и цветы на неё повесить. – Вельма горячо зашептала Малике на ухо: – Я познакомилась с одним художником…

Малика отшатнулась:

– Вельма!

– Что – Вельма? Он предложил мне позировать. Обещал хорошо платить.

– Личная служанка правителя не может быть натурщицей.

Вельма поправила кружева на лифе платья:

– Я так ему и сказала.

– Скоро за мной приедет маркиз. Шла бы ты к тётке. Таали тебя проводит.

– Я разузнала у художника, где можно заказать цветы.

– Боже… опять ты со своими цветами. Я могу не успеть вернуться до полудня.

– Это недалеко, – упорствовала Вельма. – Мы мигом, туда и обратно. Идём!

Столичным жителям пройти десяток кварталов – плёвое дело, но Малике, которая ходила только по коридорам замка и аллеям в саду, казалось, что дом цветовода находится на окраине вселенной. Вельма сникла, отводила глаза и покусывала губы.

Малика сначала ворчала, потом сжалилась над девушкой:

– Вельма, прекрати себя корить. Если пойдёшь быстрее, мы успеем.

Прохожий подсказал, как сократить путь. Малика и Вельма двинулись по едва заметной тропе, петляющей между заброшенными строениями, пару раз повернули и упёрлись в дом с двумя окнами, смотрящими на улицу. В углу двери был нарисован букет роз. По обе стороны от дома тянулась изгородь из высоких кустарников с листьями, похожими на монеты.

– Точно здесь? – спросила Малика.

– Точно! – Вельма указала на рисунок. – Это он нарисовал.

– Кто?

– Кто-кто? Мой художник. Ты сегодня как замороженная.

На стук никто не откликнулся. Малика закрутилась на месте. Забраться в такую даль и зря!

– Наверное, он в саду, – предположила Вельма.

Малика прошла вдоль изгороди.

– Хозяин, – крикнула она, потеряв надежду что-либо рассмотреть сквозь густые заросли. – Хозяин, вы дома?

– Иду, – послышался звонкий голос.

– Я же говорила, – рассмеялась Вельма и взбежала на крыльцо.

Через минуту дверь дома распахнулась. Малика невольно залюбовалась хозяином: жизнерадостное лицо, глаза, зелёные как трава, выдавали мягкий нрав.

Держа перед собой вымазанные землёй ладони, молодой человек, широко улыбнулся:

– Прошу вас, проходите. – И придерживая плечом дверь, посторонился.

Пока хозяин бряцал за стеной умывальником, Малика осматривала комнату. По всем признакам, в доме жил холостяк. Лампочка под потолком засижена мухами, которые явно умерли своей смертью – от жары и духоты. На израненном ножом столе, рядом со стопкой журналов по цветоводству – одинокая чашка с отбитой ручкой и тарелка с куском чёрствого хлеба. В углу чугунная печка, на плите засохшая молочная пенка. На вешалке мужская куртка. На полочке у зеркала нет даже расчёски. В передней стене ещё одна дверь, обитая дерматином.

– Я Лилан.

Малика оглянулась. Прижимаясь крепким плечом к дверному косяку, хозяин вытирал полотенцем руки.

– А я Малика.

– Хозяйка гостиницы? Наслышан-наслышан, – сказал Лилан и устремил взгляд ей за спину.

– Я Вельма, – послышался томный голос.

Малика едва не скорчила гримасу. Стóит встретить красивого мужчину, как Вельма сразу забывает о скромности и гордости.

– Чем обязан? – спросил Лилан.

Малика коротко поведала о цели визита, надеясь, что хозяин скажет, что они ошиблись адресом или откажется от её предложения, и они уйдут – от Вельмы за спиной исходил уже нешуточный жар и смущал Малику, будто это она, а не пассия Адэра, истекает порочным соком.

Лилан бросил полотенце на стол, чем вызвал улыбку (точно так же один из наместников бросал маленький мяч в корзину для мусора), и открыл дверь, обитую дерматином:

– Прошу.

Если бы кто-то сказал Малике, что за изгородью из неряшливых кустов находится настоящий цветник, она бы не поверила. Лилан не был похож на садовников из замка Адэра. Высокий, в белой рубашке с подвернутыми рукавами, он напоминал поэтов, которых она видела в городском парке.

Лилан обвёл цветник рукой:

– Выбирайте.

Наслаждаясь воцарившимся в душе покоем, Малика брела между клумбами. Вдыхала пьянящий аромат, притрагивалась к нежным лепесткам и жалела, что не видит их настоящего цвета. Заметив чертополох под забором, вспомнила о маркизе Безбуре и заторопилась обратно.

Представшая взору картина заставила спрятаться за розовым кустом. Склоняясь над Вельмой, Лилан что-то нашёптывал ей на ушко, не зная, куда деть руки. То прятал их за спину, то опирался на стену дома. Не удержался и за локоток притянул девушку к себе. Вельма смущённо отвела глаза, закусила губу.

Малика покашляла. Лилан отскочил в сторону и принял равнодушный вид.

– Лилан, с вами будет вести дела Йашуа, – сказала Малика. – У меня, к сожалению, нет на это времени. Я скажу вам её адрес.

– Я знаю. Иногда я помогаю ей украшать залы.

Пройдя через комнату, Малика распрощалась с Лиланом, а когда вышла на крыльцо, услышала, как за спиной тут же закрылась дверь. В растерянности потопталась под окнами. Сжала кулаки. Ну и пусть! Пусть остаётся. Таали выкинет сундук и не пустит Вельму на порог.

Вельма догнала её за несколько домов до гостиницы.

– Малика! Посмотри, – произнесла она, запыхавшись. – Мне впервые подарили цветы.

Взглянув на пёстрый букет, Малика пожала плечами. Надо же быть такой дурой! Стоит кому-то шепнуть на ушко ласковое слово – и Вельма согласна на всё.

– Ты можешь хоть раз за кого-то порадоваться? – обиделась Вельма.

– Я рада за Лилана.

– Почему ты такая злая?!

Малика поднялась по мраморной лестнице, открыла перламутровую дверь:

– Чтобы через пять минут твоего духу здесь не было!

До приезда маркиза оставалось не более получаса. Малика привела себя в порядок и, пытаясь перебить мысли о Вельме, ещё раз подсчитала предстоящие расходы.

В вестибюле переминался с ноги на ногу Таали. Увидев Малику, поспешил ей навстречу:

– Когда вас ждать?

Она отдала ему чемодан:

– Через неделю.

– Ваша подружка остаётся?

Малика развернулась на каблуках и, горя негодованием, устремилась в комнату Вельмы.

Она сидела на сундуке, прижимая к себе букет. Подняла заплаканные глаза:

– У нас с Лиланом ничего не было.

– Мне всё равно.

– Он поцеловал меня, потом попросил подождать. И принёс вот это. Я не могла уйти. Он был в цветнике. Просто так уходить неприлично.

– Вельма! Мне всё равно.

– И у меня нет никакой тётки.

– Я знаю.

– Откуда?

– Догадалась.

Вельма уткнулась носом в цветы:

– Я сбежала из замка.

Малика опустилась на край кровати:

– Как сбежала?

– А вот так. Написала правителю записку и ушла.

– Вельма, что случилось?

Девушка зарылась лицом в букет.

– Тебя кто-то обидел? Вельма! Не молчи! Из-за кого ты сбежала?

– Из-за правителя.

– Что случилось?

– Мне очень плохо… – Вельма всхлипнула. – Я давно хотела с тобой поговорить, но не решалась. Думала, ты будешь смеяться.

Малика перебралась на сундук, обняла девушку за плечи:

– Не буду. Обещаю.

– Мне стыдно.

– Если не хочешь, не говори.

Вельма подняла голову:

– Он никогда не называет меня по имени. Я для него – «эта служанка», собака, которую можно погладить и прогнать. Иногда я боюсь его. Просыпаюсь ночью, а он стоит у окна и скрежещет зубами. Это так страшно. Порой думаю: «А если не идти к нему? Может, не вспомнит?» Но он посылает за мной стража. А сам садится на подоконник и сидит до утра. И глаза у него как у затравленного зверя. Так и сверкают.

– Зачем он тебя зовёт? – спросила Малика.

– Не знаю. – Вельма опустила голову ей плечо. – Может, ему скучно?

Откровение девушки озадачило. Адэр и раньше не блистал галантностью и сдержанностью, а последнее время вёл себя и вовсе непредсказуемо. Какие думы его гложут, лишая сна и последних крох выдержки? Малика прижала ладонь к сердцу. На месте Вельмы или другой несчастной девушки может оказаться она, и никого не будет рядом, чтобы заступиться за правителя. Пора уходить… Но сколько дней без него она сможет прожить?

Из коридора донёсся голос Таали:

– Малика! За вами приехали.

– Иду.

– Можно мне остаться в гостинице? – спросила Вельма. – У меня совсем нет денег, но я продам платья. Я тебе заплачу. Позже.

– Мне ничего не надо, Вельма, кроме твоего обещания.

Девушка чуть не подпрыгнула:

– Всё, что угодно, Малика!

– Если тебе захочется мужчину, ты соберёшь вещи и уйдёшь.

– Навсегда?

– Навсегда, Вельма.

– Клянусь!

– Мне не нужны клятвы. Просто пообещай. Пообещай мне, моруне.

– Так это правда, что о тебе говорят?

– Кто говорит?

– Все. На кухне, в прачечной. Все. – Вельма сжала Малике руку. – Но я им не верю. Я-то знаю, какая ты добрая… Почему ты дрожишь?

– Я не дрожу.

– Дрожишь, Малика! Я чувствую.

Малика высвободила ладонь:

– Обещай или забирай свой сундук и уходи!

Вельма кивнула:

– Обещаю, Малика. Обещаю!

Вслед за Таали она вышла из гостиницы и указала на сверкающее как солнце здание:

– Это Дэмор, Таали. Убежище морун. Моё убежище. Если кто-то его осквернит, спрошу с тебя.

Вложила распорядителю в руку кошелёк, забрала чемодан и спустилась с лестницы.


***

Лагерь ориентов ожил. Чужаки сидели на перевёрнутой лодке спиной к хозяевам. Они не боятся предательского удара сзади, а значит, и морскому народу нечего бояться. Мужчины продолжили чинить сети. Старики заняли места на лодках слева и справа от непрошеных гостей. Женщины вернулись к котелкам. Дети высунулись из пещер и шатров. Безмолвной стайкой метнулись в одну сторону, в другую. Немного осмелев, уселись на мелкий и вязкий, как пластилин, песок и уставились на Адэра. А он вслушивался в мёртвую тишину за спиной, вдыхал солёный ветер, плечом чувствовал плечо Лайса и до рези в глазах всматривался в зыбкий горизонт.

Ждать пришлось недолго. Йола вынырнул в нескольких метрах от берега. Детей как волной смыло. Выйдя из воды, старик потряс седыми космами. Отжал низ холстяных штанин. Раскинул сухощавые руки, покрутился на месте, подставляя солнцу утратившее упругость тело. Подскочивший юноша помог ему надеть рубаху и повязать на голову белый платок.

Йола подошёл к Адэру и поклонился:

– Мой правитель…

– Мне сказали, что ты вернёшься к ночи.

Старик указал на склон:

– Йола увидел, как спускались люди.

– Надо поговорить.

– Гостям надо пообедать.

– Не будем терять время. – Адэр хлопнул ладонью по днищу лодки. – Садись, Йола.

– Правитель уважает обычаи морского народа?

Адэр нехотя поднялся, а когда повернулся к лагерю лицом, опешил. Между шатрами были расстелены домотканые полотна. На них стояли глиняные блюда с печёной, вареной и вяленой рыбой. На блюдах поменьше горкой лежали куски чёрного хлеба. Видимо, дующий с моря ветер прижимал запахи к скале, раз он их не ощутил.

Йола и гости подсели к полотну. Места возле «столов» заняли все ориенты. Было понятно, что люди обедают большими семьями: рядом со стариками теснились дети и молодёжь. И странно… никто не разговаривал.

Из чёрного зева пещеры тянуло приятной прохладой. Шум волн звучал чётче, чем возле моря. Адэр выбирал из рыбы кости и пытался сосчитать, сколько людей в лагере, но постоянно сбивался. Навскидку ориентов было намного меньше, чем он ожидал увидеть.

– Где твоя семья? – спросил Адэр.

Йола обвёл рукой вокруг себя:

– Вот.

– У тебя есть дочь или сын, есть внуки?

– Ориенты – сёстры и братья.

Адэр отодвинул тарелку. Перед ним поставили черепяную плошку с водой и протянули жёсткое полотенце. Такая же плошка появилась перед Йола.

Старик помыл руки и встал:

– Теперь поговорим.

Они расположились на днище перевёрнутой лодки. Лайс опустился на корточки, набрал полную горсть песка, принялся мять в кулаке.

Адэр посмотрел через плечо. Женщины и дети словно испарились. Мужчины скучились возле склона, надеясь, что ветер донесёт до них разговор старейшины с чужаком.

– Йола, – произнёс Адэр. – Ты очень хитрый, я знаю. Но тебе меня не перехитрить.

Йола оглянулся на соплеменников:

– Тот, кто понимает слот – идите в море.

Старик с реденькими седыми волосами и ещё трое молодых мужчин бросились в воду. Поплыли на глубину, размашисто вскидывая руки.

– Возможно, ракшады захотят напасть на Порубежье, – начал Адэр и заметил, как насторожился Йола. – Я сказал – возможно.

– Ракшад, которого забрали люди Крикса.

Адэр кивнул:

– Да, Йола. Всё из-за него. Он очень знатный человек и сейчас находится в моём замке. Больше я ничего не могу сказать.

– Йола не просит.

– У меня нет армии.

– Йола в курсе.

– Я не знаю, на что решится хазир. Не думаю, что он пойдёт на Порубежье войной. И ошибиться не хочу. Надо, чтобы твои люди день и ночь, не смыкая глаз, смотрели на горизонт и сообщили в замок, если появятся корабли. – Адэр повернулся к старику. – Ты понял, что я сказал?

– Йола не дурак.

– Мне надо, чтобы твои люди не дали высадиться ракшадам на берег, пока я не приведу своих людей. Понятно?

– Йола слушает.

– Собственно, я всё сказал.

Жмурясь от солнца, Йола потёр кончик носа:

– Всё?

– Да, Йола. Всё.

– Люди вашего отца сожгли наш трёхмачтовый корабль, – проговорил старик без акцента и коверканья фраз. – Мы это слишком поздно поняли и потеряли много друзей. Нам хватит трёх фелюг. По фелюге за мачту.

– Ты со мной торгуешься?

– Нет, мой правитель. Вы сказали, что вам надо. Я говорю о том, что надо морскому народу.

– У меня нет фелюг.

– Хорошо. По берегу раскиданы двенадцать лагерей ориентов. Они разделены землёй, которая принадлежит важным людям. Мы вынуждены плавать друг к другу. Летом – приятно. Зимой, особенно в шторм – невозможно. Я главный старейшина всего морского народа. Я должен знать, как живёт мой народ.

– Кто вам мешает жить зимой вместе?

– В лагерях мало пещер, а палатки мы убираем. Зимой здесь сильные ветра.

– Так. И что?

– Отдайте нам весь берег.

Хохотнув, Адэр похлопал старика по колену:

– Ну ты и шутник.

– А я не шучу.

– А я не могу забрать землю у дворян.

Йола потёр кончик носа:

– Хорошо. Нам нужен хлеб, фрукты, овощи, посуда, капроновая нить, одежда, молоко и творог детям…

– Думаешь, я не знаю, что вы тайком ходите в селения?

– Вы не дослушали до конца. Больше всего нам нужна свежая кровь. Когда вы спросили, где моя семья, я сказал вам правду – все ориенты связаны кровным родством. Мы – вымирающий народ, мой правитель. Пока мы изгои, к нам никто не придёт, и мы никому не нужны.

– Вы не любите чужаков.

– Не любим. Но сейчас у нас с детьми совсем плохо. В этом году мёртвым родился каждый второй ребёнок. Отмените Указ о резервациях.

– Так быстро дела не делаются.

– Вы ждёте, пока мой народ вымрет?

– Я ничего не могу дать вам, кроме благодарности.

Старик встал:

– Йола понял правителя. Йола посоветуется с народом. – И позвал ориентов из моря.

– Ну и жук… – пробормотал Лайс, отряхнув ладони.

Мужчины уселись на песок вокруг старейшины. Йола долго говорил на своём языке – скорее всего, пересказывал разговор с правителем. Потом умолк. Ориенты как воды в рот набрали. Йола подождал, взмахнул рукой. Юноша побежал в пещеру, вернулся с книгой в картонном переплёте. Разглядеть надпись на обложке не удалось. Когда Йола приложил ладонь к груди и опустил на книгу, Адэр невольно сжался – «Откровения Странника»…

Старейшина открыл книгу наугад: разломил, как абрикос, на две неравные дольки. Прочёл молча. Немного помедлив, что-то сказал и жестом попросил Адэра подойти.

Ориенты потеснились. Адэр сел рядом с Йола. Лайс опустился на корточки за его спиной.

– Ваш ответ, – произнёс Адэр, глядя на раскрытую книгу и пытаясь унять неизвестно откуда взявшуюся дрожь.

– Для того чтобы вам протянули руку, надо протянуть руку первым, – сказал Йола. – Так написано в нашем Священном Писании. Вы этого не сделали, мой правитель.

– Отказывая мне, ориенты переходят на сторону Ракшады.

– В сторону. Ориенты будут стоять в стороне.

Адэр вскинул голову:

– Йола! Ты только что уничтожил свой народ!

Лицо старика стало похожим на восковой слепок.

– Мы мирный народ, мой правитель. Там, наверху, с нами всякое случается. Мы сами виноваты – нечего покидать свои земли. А здесь… Вы помните рассказ Муна. Вы знаете, как мы умеем воевать. Но с вами воевать мы не будем. И в тюрьмах гнить мы не будем. И наши жены не будут ублажать переселенцев за кусок хлеба. И наши дети не будут просить милостыню. Если вы пойдёте против нас, мой правитель, море станет нашей братской могилой.

Адэр поднялся, окинул ориентов взглядом – суровые лица, тела, как пружины. Они понимают слот!

– Вас уже нет. Секунду назад были, а сейчас здесь пусто, – сказал Адэр громко. – Но морской народ ещё может воскреснуть. Дверь ещё открыта. У вас есть время подумать, пока я её не закрыл. – И более не произнеся ни слова, покинул лагерь морского народа.

Он шёл по зыбкой границе между берегом и морем, не чувствуя ударов волн, пытающихся сбить его с ног. Не видел сиреневого неба на горизонте, не слышал тревожного крика чаек, не ощущал ядрёного запаха неминуемого шторма. Все чувства исчезли, непонимание происходящего истребило мир.

Подойдя к скале, Адэр даже не посмотрел вверх. Вскарабкался по выступам до верёвки, затянул петлю, выбрался на край обрыва и, глядя в мертвенно-белые лица Исанохи и Ютала, снял петлю с шеи.


***

Шелестя шинами, автомобиль летел по серой гладкой дороге. Торопиться было некуда – с новыми идеями и предложениями советники соберутся завтра утром, а потому маркиз Безбур приказал Драго поехать по дороге, ведущей в Тезар. Чистый воздух и вид за окном – раздольные селения, ухоженные поместья и колосящиеся поля – стоили того, чтобы провести в пути два лишних часа.

Автомобиль покатил по улице последнего на их пути городка, за которым начиналась пустошь. Разыгравшийся ветер приносил из степи горький запах полыни. Выпавшее из зенита солнце пронзало жгучими лучами лобовое стекло, покрытое тонким слоем клейких порошинок.

Безбур промокнул платочком лоб, вытер шею:

– Я не прочь выпить стаканчик холодного сока. Как вы на это смотрите, Малика? – И не дожидаясь ответа, велел стражу остановиться возле первого же приличного заведения.

Драго затормозил перед белокаменным домом на высоком цоколе. Перила крыльца и балясник крытой террасы оплетало ползучее растение с ярко-красными цветами.

– Посмотри, есть ли свободные места, – приказал маркиз стражу.

Тот выбрался из автомобиля, взлетел по ступеням и скрылся за балясником. Через минуту вернулся:

– На террасе два столика, мой господин. Внутри пять.

Маркиз открыл дверцу:

– Вы идёте, Малика?

– Я посижу, – ответила она и принялась разглядывать прохожих.

Не обращая внимания на пекло, по тротуарам важно топали главы семейств в сопровождении жён и детишек в белых панамках. Женщины держали над собой цветастые зонтики и обмахивались веерами. Весёлые компании шли почему-то в одну сторону и скрывались за поворотом. Вдруг оттуда появился мужичок на велосипеде: оранжевый костюм в золотую полоску, на голове колпак с колокольчиком, лицо разрисованное, как у куклы.

– Спешим, господа и дамы! Спешим! – кричал он, крутя педали. – Последний день страха и смеха. Спешим! Самый большой парк развлечений на колёсах закроется через пять часов. Спешим, господа! Последний день!

Малика проводила его взглядом и вышла из машины:

– Драго, ты был в парке развлечений?

Стоя на лестнице, страж облокотился на перила:

– Был.

– И что там?

Драго пожал плечами:

– Развлечения.

– Я пройдусь.

– Далеко не уходите. Скоро поедем.

Малика перебежала дорогу. Шагая за небольшим семейством, свернула на соседнюю улицу и не успела опомниться, как толпа подхватила её и потащила за собой. Вдруг поток остановился. По бокам толкались, сзади напирали, спереди ругались. Женщины, вытянув руки с зонтами, возмущались. Дети радостно пищали.

Малика подняла глаза. Впереди возвышалось непонятное здание, обтянутое выгоревшим брезентом. На длинных шестах трепыхались под ветром разноцветные флажки-треугольники и крутились флюгера в виде бронзовых чаек. Из здания доносились взрывы хохота и режущая слух музыка, состоящая из стука, звона и писка.

Работая локтями, Малика с трудом вырвалась из плена людей, разгорячённых давкой и изнывающих от духоты. Пробежала по завядшему газону, сняла туфли и забралась на скамью.

То, что она приняла за здание, оказалось сооружением из стоящих вплотную друг к дружке высоких повозок, крытых брезентом. Посередине виднелся узкий проход. О размерах парка можно было только догадываться.

– Можем сходить, посмотреть, – прозвучал голос Драго.

Малика покосилась на стража, сидящего на корточках в реденькой тени деревца с поникшей кроной. Спрыгнула со скамьи.

– Давно ты за мной следишь?

Драго поднялся:

– Маркиз встретил знакомого. У нас есть полчаса.

– Мы не успеем дойти даже до входа.

Драго вытащил из кармана жетон, закрепил на груди:

– Не отставайте, советник. – И устремился вперёд, выкрикивая во всё горло: – Дорогу стражу порядка! Дорогу, мать вашу так!

Толпа всколыхнулась, сжалась и лопнула, как переспевшая слива.

Драго двигался огромными шагами. Малика еле успевала за ним. В какой-то миг ей показалось, что люди сомкнутся за широкой спиной, и она останется одна, совершенно одна в людском море, которому нет до неё дела. Малика схватила стража за руку. Он бросил через плечо недоумевающий взгляд и сжал её ладонь.

Вход в парк был обнесён решёткой, подпёртой изнутри железными прутьями. Возле закрытой калитки стоял детина.

– В очередь, все в очередь, – раздавался его пронзительный голос. – Пускаю по десять человек.

– Считая детей? – спросил кто-то из толпы.

– Если на руках – считать не буду. Готовим деньги, господа.

– А деньги-то в машине, – прошептала Малика стражу на ухо.

Он ещё сильнее стиснул её ладонь и зычно крикнул:

– Дорогу стражу порядка! Расступись!

Через пять секунд толпа вдавила их в калитку. Драго был невысокого роста, но его мускулистая фигура, режущий взгляд и сверкающий жетон произвели должное впечатление. Детина открыл дверцу и тихо буркнул: «Выход с другой стороны». Драго кивком указал на Малику: «Она со мной». И они вошли в парк развлечений.

Крытые брезентом повозки образовывали внушительных размеров круг, дальняя сторона которого темнела в знойной дымке. Между разноцветными шатрами мельтешила разношёрстная публика, со смехом носилась детвора, за ней бегали няньки и мамки. Зазывалы в оранжевых костюмах размахивали руками, потешно разодетые люди жонглировали яблоками и початками кукурузы. Там и тут пиликали скрипки, звенели бубны, цокали тарелки и били барабаны. Возле входа возвышался столб с множеством указателей: «Молот», «Лабиринт», «Пещера», «Крысиные забеги», «Битва подушками», «Восковые люди»…

Драго почесал затылок:

– М-да… Надо пробираться к выходу. – Протянул Малике руку. – Можно?

Она вложила пальцы в горячую ладонь и попросила:

– Только не так быстро.

Со всех сторон вперемежку с какофонией, рождаемой музыкантами, неслись вопли, хохот, улюлюканье и свист. Рядом хлопала хлопушка – Малика подпрыгивала от неожиданности. С неба сыпалось конфетти – смеялась. Мимо проходили на ходулях клоуны – звучно втягивала в себя воздух.

– Я видел вас в зале Совета, – сказал Драго, когда Малика остановилась, чтобы посмотреть на попугая. – Я стоял в карауле.

Она постучала пальцем по клетке, попугай поднял хохолок.

– И что?

– Там вы совсем другая.

Малика улыбнулась:

– Там я важная глупая старуха. Самой противно. – Увидела вывеску на шатре. – Драго, что находится в комнате смеха?

– Зеркала, в которых ты выглядишь как урод.

– Это смешно?

– Наверное.

– Ты смеялся?

– Нет, – ответил Драго и потянул её за собой.

– А в комнате страха? – спросила Малика, заметив вывеску на вытянутой палатке.

– Там полумрак, и тебя пугают идиоты в уродливых масках.

– Тебе было страшно?

– Нет, – улыбнулся Драго.

– Врунишка! Ты боялся!

– Нет, Малика. Я чуть в штаны не наложил, когда вы взяли меня за руку.

Сбоку раздался звонкий голос:

– Человек-рыба! Человек-рыба!

– Кто это – человек-рыба? – спросила Малика.

– Да никто. На тебя надевают резиновый костюм с плавниками и скидывают в надувной бассейн.

– В чём интерес?

– Никакого интереса.

С другой стороны донеслось:

– Молот для настоящих мужчин. Подарок для детей. Не проходите мимо!

– Давай хоть что-нибудь посмотрим! – взмолилась Малика. – Я была в парке развлечений и ничего не видела. Это нечестно!

– Ну, разве что молот. Возле бассейна могут водой облить.

Люди толкались вокруг непонятного железного предмета, похожего на литую подставку для цветочного вазона.

– Наковальня, – прошептал на ухо Драго. – Только здесь, в центре, тарелка на пружине.

К наковальне был приделан стоячий шест с натянутой проволокой. Наверху, на металлической пластине, лежала плюшевая собака. На неё были устремлены восторженные детские взгляды, а главы семейств уговаривали ребятишек пойти покататься на пони.

– Один удар, и приз ваш, – подзадоривал публику зазывала, придерживая за рукоятку стоявший на земле молот.

Вперёд вышел человек с массивной фигурой, засучил рукава прилипшей к спине рубашки, поплевал на ладони. Толпа затаила дыхание. Мужчина напыжился, с трудом поднял молот и с размаху опустил его на наковальню. Чугунный шарик взлетел вверх по проволоке… и опустился, не достигнув середины шеста. Толпа разочарованно выдохнула.

– Ещё разок, папаша, – произнёс зазывала. – И вашему сынишке повезёт.

– Не повезёт, – прошептал Драго.

– Почему? – спросила Малика.

– Собака прикручена.

Зазывала, видимо, услышал его слова, или просто решил удержать приунывшую публику, которая уже начала расходиться.

– Приветствуем стража! – сказал он и захлопал в ладони.

Драго попятился.

– Куда же вы? Не стесняйтесь! – крикнул зазывала. – Покажите всем, какие в нашей стране стражи порядка. Или слабо?

Люди зашептались, захихикали.

– Драго, уходим, – еле слышно проговорила Малика.

А зеваки уже подпирали сзади, галдели и рукоплескали.

– Пока вы на службе, кто охраняет вашу даму? Подарите ей собаку, – пробивался сквозь гомон настойчивый голос.

Драго кивнул Малике и направился к наковальне. С трудом поднял молот. Лицо покраснело, на шее вздулись жилы. Публика замерла. Наковальня отозвалась на удар гулким стоном, шарик взметнулся по проволоке, замер чуть выше середины шеста и ринулся вниз. Зеваки засвистели. Драго взял Малику за руку и смешался с толпой.

На повозку возле выхода из парка был натянут холст: солнце, чайки, море, белый песок. Перед морским пейзажем на перевёрнутой прогулочной лодке сидела обнажённая до пояса смуглая девушка. От пальчиков ног до пупка переливался перламутром рыбий хвост – чешуйка к чешуйке. Длинные волнистые волосы стекали по плечам и по днищу лодки на землю, оставляя грудь открытой.

Малика споткнулась. Из-за спины возник толстяк с добродушным лицом и расплылся в улыбке:

– Фото на память?

Глядя на девушку, Малика покачала головой.

Фотограф повернулся к Драго:

– С вами она примет любую позу. У нас есть ширма. Нести?

– Идём, Малика, – прошептал страж.

– Уведи его, – попросила она.

Драго взял фотографа под локоть и отвёл в сторону. Склонившись к уху, что-то сказал. Толстяк пошленько хихикнул.

– Разве для этого рожала тебя мать? – произнесла Малика.

Девушка подняла бездонные глаза цвета морской волны.

– Ты позоришь свой народ, ориентка!

Девушка побледнела.

– Я не могу поверить, чтобы дочь гордого народа…

– Я отреклась от него, – перебила девушка и устремила взгляд в глубь парка.

Уже ступив в тень проёма между повозками, Малика резко развернулась и направилась обратно.

– Вы куда? – крикнул Драго и побежал за ней.

Она локтями прокладывала себе путь через толпу. Обходила шатры.

– Малика! Это не смешно! – возмутился Драго. – Если маркиз пожалуется Криксу…

Она схватила его за грудки и притянула к себе:

– Я старший советник! Ты подчиняешься мне, а потом уж Криксу.

Драго зыркнул по сторонам:

– Малика, на нас смотрят. – Разжал её пальцы, одёрнул рубаху. – Что вы ищете?

– Не знаю. – Она закрутилась на месте и, глядя на указатель, замерла. – Где человек-рыба?

Зазывалы указывали то вправо, то влево. Малика и Драго метались из стороны в сторону, пока не наткнулись на очередной столб со стрелками.

На самом солнцепёке, на приземистой тележке стоял высокий, в рост человека, стеклянный куб, заполненный доверху водой. В углу куба сидел, скрючившись, длинноволосый тощий мужчина, затянутый в резиновый костюм с плавниками. Красные стопы и кисти рук были покрыты волдырями.

Драго усмехнулся:

– Восковая кукла.

– Ты так думаешь?

– Конечно! Сами посмотрите. – Страж указал на два узких отверстия в кубе, снизу и сверху, закупоренные пробками. – Меняют воду и всё.

Малика прильнула лбом к стеклу, чтобы разглядеть лицо мужчины, и тотчас отпрянула:

– При какой температуре размягчается воск?

– Тридцать восемь градусов.

– Здесь намного больше.

Драго приложил к стеклу ладонь:

– Значит, я ошибся. Не из воска, из чего-то другого.

Люди огибали аквариум и уходили, а Малика не могла оторвать взгляд от худых как палочки рук и ног с длинными загнутыми ногтями.

– Малика! Прошу вас, пойдёмте.

– Зачем им кукла, на которую противно смотреть?

– Это парк развлечений. Люди здесь развлекаются.

– Глядя на уродов?

– Ну, лентяй! – раздался ворчливый голос. – Только отойдёшь, как он сразу валится спать.

Зазывала принялся бить по кубу молоточком. «Восковая кукла» переместилась в другой угол, рванула вверх, ударилась о стекло и распласталась на дне.

Зазывала продолжал стучать:

– Человек-рыба! Подходим! Человек-рыба!

Толпа прибывала. Каждое движение человека-рыбы встречалось дружными охами. Дети верещали и хлопали в ладоши.

Малика рывком развернулась:

– Над чем смеётесь? Он варится, а вам смешно?

Женщина притянула к себе девочку:

– Вы испугали ребёнка. Как вам не стыдно!

Публика заволновалась. Кто-то потребовал увести полоумную, кто-то выплюнул ругательства, кто-то начал барабанить кулаками по аквариуму.

Драго взял Малику за локоть:

– Ориенты вне закона.

– А ты?

Драго потащил Малику за собой:

– Хотите, чтобы вас разорвали? Это толпа! Толпа – зверь!

Она вырвалась. Расталкивая людей, понеслась, на бегу расспрашивая зазывал, где найти хозяина парка. Страж нёсся следом, выкрикивая: «Собачку не видели? Кто видел маленькую собачку? Посмотрите под ногами».

Малика взбежала по ступеням дощатого крыльца. Едва не сорвав полог, влетела в фургон под качающимся на ветру зонтом.

Стены и потолок обиты гобеленом. В стене напротив входа – открытое окно. Вместо сетки от мух – тончайшая ткань, через которую были видны лошади, взрывающие пустошь копытами. На полу, среди подушек, брошенных поверх бархатного покрывала, возлежал пожилой мужчина с нездоровым румянцем на впалых щеках, облачённый в шёлковый халат. Девушка, одетая в полупрозрачное платье, поглаживала его бледно-жёлтые ноги с фиолетовыми дорожками выпирающих вен. Возвышающийся за подушками верзила взмахивал большим, причудливой формы веером, прикреплённым к золотистой рукоятке.

Мужчина отставил запотевший стакан и устремил на Малику и Драго жалящий взгляд:

– Что надо?

– Вы хозяин парка? – спросила Малика.

Мужчина кивнул.

– Отдайте мне ориентов.

Хозяин поманил её пальцем. Малика приблизилась. Он вновь поманил пальцем. Она наклонилась.

Прикрыв глаза, хозяин глубоко вдохнул и на выдохе произнёс:

– Ты кто?

– Я? – Малика посмотрела через плечо и указала на Драго. – Я с ним.

– А он кто?

– Он страж.

– Верни им деньги за вход, и пусть гуляют, – сказал хозяин верзиле и откинулся на подушку.

Тот засунул руку в карман хозяйского халата.

– Нам не нужны деньги. Мы ищем беглецов из резерваций, – проговорила Малика.

Хозяин небрежным жестом приказал верзиле махать веером:

– В моём парке нет беглецов.

– Есть. Мы видели.

– Всё, что вы видели – моя собственность.

– А если я заплачу?

– С каких это пор ищейки стали платить?

– Я хорошо заплачу.

– Разве что натурой, милочка.

Малика опустилась на край покрывала. Перебирая пальцами скользкую ткань халата, направила руку к паху хозяина:

– Я очень хорошо заплачу.

Он стиснул её запястье. Маслено улыбаясь, притянул Малику к себе:

– Попробуй меня удивить, дорогуша.

Она высвободила руку:

– Удивлю. Даже не сомневайтесь.

Малика стояла в тени шатра, слушала весёлый гул толпы и считала минуты. Страж уже должен был добежать до машины, достать из чемодана кошелёк и вернуться. А его всё не было.

Загрузка...